Щит Нетона

Праздник Нетона

На рассвете лес огласился криками.

- Ваш самозванный царь помирает! - кричали глашатаи.

- Боги покарали его веселой болезнью!

- Сдавайтесь, бунтовщики! Царь Павлидий помилует тех, кто бросит оружие.

Воины Павлидия начали штурм. Их встретил град камней и стрел, но кое-где повстанцы дрогнули: что толку сопротивляться, если тот, на кого они надеялись, умирает от веселой болезни? В образовавшиеся бреши хлынули желтые нагрудники. Рубили наотмашь, не щадили и тех, кто побросал оружие. Ретобон сам повел в бой отряд, оставленный про запас.

- Не верьте желтым собакам! - кричал он, срывая голос. - Царь Эхиар жив! Клянусь Черным Быком!..

Кровавая сеча в лесу шла до полудня. Потом бой притих. Пронесся слух, что карфагенские корабли прорвались к гавани и осыпают причалы камнями и горшками с горючим снадобьем. И еще говорили, что гадирские воины перешли Бетис и устремились к мостам, ведущим в Тартесс.

Лес был полон встревоженных голосов, дымом костров, звоном оружия.

Солнце клонилось к закату, когда у шатра военачальника остановились носилки, богато изукрашенные серебром. Из носилок вылез Павлидий, хмуро глянул сквозь зеленое стеклышко на военачальника, упавшего ниц. Голос не повышал, но пообещал отделить голову военачальника от плеч, если тот не покончит до темноты с бунтовщиками. И еще тише добавил: «Или, может, ты ожидаешь поутру гадирских собак?» Нехорошо стало военачальнику от царских слов. Тут же разослал он гонцов по отрядам с грозным повелением возобновить бой и закончить его лишь тогда, когда последний бунтовщик будет поднят на копья.

И снова в лесу загремело оружие. Начальники остервенело гнали воинов вперед, чтобы быстрее сломить оборону повстанцев. Повстанцы отходили, оставляя поляну за поляной, цепляясь за чащобы, где легче можно было задержать противника. А задержать надо было во что бы то ни стало. Ретобон, понимая, что сражение проиграно, послал часть людей на берег - резать камыш, вязать большими пучками, готовиться к переправе на материк. Сам же он с кучкой от-^ борных бойцов отчаянно пробивался к дому Сапрония, чтобы вывести к берегу Эхиара. И уже пробились к опушке, уже увидели за деревьями белые стены - и поняли, что опоздали: перед домом суетились стражники в желтом, бухали тяжелым бревном в окованные медью ворота.

«Не пробраться», в отчаянии подумал Ретобон и велел возвращаться.

Задыхаясь от быстрого бега, Ретобон сквозь заросли камыша выскочил на берег. Переправа уже началась. Вцепившись в камышовые связки, бойцы наискось пересекали широкий рукав Бетиса. Ретобон остановился, поджидая Нирула. Тот ковылял, тяжело опираясь на копье, волоча раненую ногу.

- Быстрее! - Ретобон шагнул ему навстречу.

В камыше зашуршало. Замелькало желтое.

Ретобон рывком взвалил Нирула на спину и, увязая в песке, пошел к воде. Просвистели метательные копья. Ретобон ощутил, как вздрогнул Нирул. Послышался хриплый стон. Вода резанула холодом. Ретобон поплыл, загребая одной рукой и поддерживая другой неподвижное тело товарища.

- Он весь горит, - сказала Астурда и беспомощно взглянула на Горгия.

Лицо Эхиара налилось кровью, рвота сотрясала тело.

Горгий понимал, что возмущенная многими горестями кровь старика сгустилась, а печень не может ее вместить, и кровь распирает все естество. И он решился. Вынул кинжал, обтер лезвие полой, велел Астурде подать чашу. Затем обнажил костлявую руку старика, пригляделся к переплетению синих вен на сгибе,

- Держи его руку покрепче, - крикнул Диомеду.

Кончиком лезвия он осторожно надрезал набухшую вену. Брызнула черная кровь. Астурда поспешно подставила чашу.

Старик дернулся, застонал, но потом дыхание его стало легче, лицо посветлело. По знаку Горгия Астурда перевязала ранку.

Горгий поднялся на крышу, ноздри его сразу ощутили запах гари. Он осторожно выглянул. На поляне перед домом стражники в желтом теснили повстанцев, отжимали к лесу. У самых ворот шла яростная схватка. Горгий опрометью кинулся вниз.

- Надо уходить, - крикнул он. - Астурда, есть еще какой-нибудь выход из дома?

- Можно через погреб, - испуганно ответила женщина. - Это у задней стены сада.

Горгий с Диомедом приподняли старика с ложа.

- Оставьте меня, - ясным голосом сказал Эхиар.

- Сейчас в дом ворвутся люди Павлидия,- нетерпеливо сказал Горгий. - Они убьют тебя!

- Не все ли равно… Сегодня или завтра…

- Завтра праздник Нетона, ты хотел дожить до этого дня!

- Праздник Нетона?.. - пробормотал старик.- Праздник Нетона…

Он умолк. Опираясь на плечи греков, поднялся. Следом за Астурдой они вышли в сад.

Дом гудел и сотрясался от ударов: воины Павлидия, перебив охрану Эхиара, ломились в ворота. Было слышно, как они орут и обещают Эхиару казнь, какой еще не видывали в Тартессе.

Погреб был в дальнем конце сада, у самой стены, возле помойных ям. Астурда стала осторожно спускаться в прохладную темноту; натыкаясь на бочки и ящики, беглецы пересекли погреб и поднялись по крупным каменным ступеням к наружной двери. Потихоньку Горгий отодвинул скрипучий массивный засов, чуть-чуть приоткрыл дверь.

Здесь, на задворках, было тихо. Белела в сумерках тропинка, уходившая влево. Сразу за тропинкой начинался пологий откос. По этому откосу, цепляясь за кусты шиповника, они скатились в овраг. Прислушались. Диомед шепотом ругался, щупая ткань гиматия, разодранную кустом,- гиматий был новенький, просторный, не иначе как с плеча самого Сапрония. Горгий цыкнул на матроса. Покрутил головой, вслушиваясь в отдаленные звуки боя. Куда пойти? Как разыскать Ретобона в этом окаянном лесу, набитом стражниками? Может, лучше затаиться в овраге, в густом кустарнике, выждать, пока кончится бой и лес опустеет, а уж потом тайком выбраться… Выбраться, но куда?

Эхиар вдруг выпрямился, задрал голову к темнеющему нёбу - свалявшаяся борода торчала унылыми клочьями,- но звезд не увидел: низкие облака медленно плыли над Тартессом.

- В какой стороне море? - спросил Эхиар.

- Там, - сказала Астурда.

Старик встал, хватаясь за кусты, ноги плохо его держали, но все-таки он сделал несколько шагов.

- Погоди, - остановил его Горгий. - В той стороне идет бой, не слышишь разве?

- Мне нужно на берег. Я выведу вас в безопасное место.

Однако осторожный Горгий решил дождаться полной темноты. Ночь наступила быстро. В просвете меж облаков прорезался тоненький полуободок новорожденной луны. Горгию вспомнилось, как неудачно он соврал Литеннону по прибытии в Тартесс, что прошел Столбы безлунной ночью. С этого-то вранья и начались все мои горести, сокрушенно подумал он.

Овраг кончился. Горгий первым выбрался наверх, осмотрелся. Прямо перед ним, в пяти плетрах, чернела крепостная стена. Такая близость была опасна: с башен могли заметить дозорные.

Пока Горгий раздумывал, Эхиар с кряхтеньем выбрался из оврага и, согнувшись, опираясь на подобранный по пути сук, побрел направо, вдоль стены.

- Что стоишь? - шепнул он, проходя мимо Горгия. - Теперь я знаю дорогу, иди за мной.

Не прошли они и полусотни шагов, как сзади послышались голоса и звон оружия. Видимо, Павлидиевы воины, закончив сражение, направлялись в крепость через северные ворота. Пришлось залечь, переждать. На Диомеда напал кашель, и он давился, зажимал рот горстью.

Потом до самого берега густо пошли кусты. Встречный ветер донес до слуха беглецов звук воды, разбивавшейся о скалы. Здесь крепостная стена круто поворачивала на юг, вдоль берега. На повороте стены высилась угловая башня. Смутно доносились голоса стражников.

Берег здесь был высок и скалист. Повернувшись к башне спиной, Эхиар начал спускаться к узкой полоске песка у самой воды.

Откуда в нем силы берутся, подумал Горгий, переступая вслед за стариком с камня на камень и поддерживая Астурду под локоть. Не иначе, бог Океана ему покровительствует.

Спустились. Горгий с наслаждением вдохнул запах моря, водорослей и выброшенной на берег рыбы.

Астурда стояла рядом. Ночное море ее пугало, и она обеими руками держалась за руку Горгия. Они не сразу заметили, что Эхиар исчез. У Горгия дух захватило при мысли, что океан унес старика. Да, так оно, наверно, и было, бог Океана взял его к себе, недаром старик так спешил сюда. Астурда тихонько заплакала.

- Может, по нужде отошел? - сказал Диомед. - Пойду посмотрю.

Он разглядел черные вмятины следов в плотном мокром песке: они вели к скалам, каменным мыском врезавшимся в море. Эхиар ползал по расщелинам, вид у него был такой, будто он что-то потерял и теперь разыскивает. На вопросы он не отвечал, только бормотал, как обычно, себе под нос. Вылез на самый край мыска - здесь шумела вода, разбиваясь о камни и обдавая брызгами.

Все-таки он не в себе, подумал Горгий, ведь свалится сейчас со скалы - и душа вон. Он пробрался к старику и потащил его назад. Отыскали меж камней место, достаточно защищенное от ветра и брызг. Некоторое время сидели молча, отдыхая. Горгий пытался представить себе, далеко ли отсюда до того рукава Бетиса, через который перекинуты мосты на материк. Там, как он помнил, - густые камышовые заросли. Нарезать камыш, сделать связки потолще - и переправиться на них на тот берег. А дальше? Уйти с Астурдой к этим… как их там… ну, к ее соплеменникам…

- Хозяин, - сказал Диомед.- Ты когда в Фокею вернешься, пойди на улицу Дикого Кабана, там дом стоит винодела Анаксилая. Может, знаешь?

- Знаю. А что?

- Ему в доме женщина прислуживает - Кайя. Ты ей скажи: мол, Диомед, матрос, кланяется и просит… и просит, чтоб вспоминала иногда.

- Перестань, - строго сказал Горгий. - Сам ей привет передашь.

- Нет,- Диомед замотал головой.- А если у тебя найдется десяток лишних оболов, ты ей купи, хозяин, украшение какое-нибудь. Очень она украшения любит. Скажи - от Диомеда…

Холодно было здесь, у моря. Астурда продрогла в легкой своей одежде, свернулась клубочком, прижалась к Горгию,

Ясное дело, надо идти по берегу в сторону, противоположную крепости, обогнуть холм - там, должно быть, и есть северный рукав Бетиса и заросли камыша. Горгий стал излагать свой план.

- Нет,- сказал Эхиар.- Скоро море отойдет, и я проведу вас в безопасное место.- И, помолчав, добавил: - Мы увидим все, а нас никто не увидит.

Истинно как царь сказал он это - не допуская возражений. Горгий и сам не понимал, что заставляет его подчиняться старику. Ладно, подумал он, может, и впрямь выведет в безопасное место?

Начинался отлив. Волны, набегая на скалы, уже не так высоко взметывали пенные гребешки. Вода отступала, обнажая камни и песок.

Эхиар поднялся, снова полез на каменный мысок. Бродил, пригнувшись, среди мокрых камней, отыскивал что-то. Со стороны крепости донеслось отдаленное протяжное завывание - это перекликались дозорные на сторожевых башнях.

- Идите сюда, - позвал Эхиар.

Они подошли к нему, оскользаясь на водорослях. Эхиар указал на один из выступов скалы. Велел сдвинуть огромный камень. Он был очень тяжел, не сразу удалось Горгию и Диомеду раскачать и свалить этот камень. Эхиар шагнул к открывшемуся в скале черному зеву.

- Идите за мной, - сказал он и полез в дыру.

Несколько скользких замшелых ступеней вели вниз, в кромешную тьму, в пронзительный, застоявшийся холод. Под ногами хлюпала, чавкала жижа. Медленно шли они узким лазом, то сгибаясь в три погибели, то с трудом протискиваясь меж сырых каменных стен. Впереди Эхиар, следом за ним Горгий, потом Астурда, крепко вцепившаяся в его руку, последним - Диомед. Подземный ход свернул вправо, стало суше и немного просторней, можно было идти в рост.

Так они шли час или больше, пройдя, по расчету Горгия, добрую дюжину стадий.

- Далеко еще? - спросил он.

Эхиар не ответил, и Горгий повторил свой вопрос громче. Ему вдруг показалось, что старик ведет их куда-то в Океан, откуда нет выхода,- ведь старик-то был не в себе. Но тут же он подумал, что ход заметно повышается, значит - не может вести под океанское дно. Тут Эхиар остановился, и Горгий с ходу налетел на него.

Эхиар шарил в темноте по стенам. Глухо прозвучал его голос: «Лезьте за мной,., сюда, вправо». Один за другим они пролезли на четвереньках в дыру и поняли, что подземный ход кончился. Теперь крутыми зигзагами шла вверх лестница, зажатая меж тесно сдвинутых каменных стен. Поднимались долго, Эхиар часто останавливался перевести дух, лица у всех были мокрые от пота.

- На небо, что ли, лезем? - проворчал Диомед.- Мне туда не надо…

Немного посветлело, стало легче дышать. И вот подъем кончился. Они вылезли на небольшую площадку, огороженную зубчатой стеной, над ними распахнулось ночное небо - безлунное и беззвездное, но все же показавшееся светлым после долгой слепой темноты. Тучи плыли над самой головой.

Подошли к стене, выглянули из-за каменных зубцов.

- Вот это да, клянусь рогами коровы Ио! - вырвалось у Диомеда.- В самую середку попали!

Внизу под ними была широкая храмовая площадь. Вот и серебряный купол храма, он вобрал в себя весь слабый свет ночи и тускло поблескивал. Мрачно чернела поодаль громада царского дворца…

Башня Пришествия - вот куда Эхиар привел их.

- Как же так? - изумился Горгий.- Мне говорили, что в эту башню нет хода.

- Верно,- откликнулся Эхиар.- Ход в башню известен только царям Тартесса.

Значит, ты всамделишный царь,- тихонько сказала Астурда.

Внизу, возле дворца и храма, расхаживали стражники с факелами. Им и невдомек было, что с башни Пришествия на них глядит важный государственный преступник. А если б они и знали - как достанешь? Близко ухо, а не укусишь.

Далеко на севере, за мостами, клубился в красном отсвете дым - что-то там горело. Видно, гадирцы перешли-таки Бетис, под самым Тартессом разбили лагерь. А на юге, если присмотреться, можно было различить в море тусклые огоньки - то, верно, горели факелы и плошки с маслом на карфагенских кораблях, осадивших Тартесс.

Спал великий город. Он разгромил восставших рабов, он двинет поутру свежие силы на га-дирские отряды, он попытается отбросить за Геракловы Столбы карфагенский флот - и опять поплывут его корабли тайным путем на Оловянные острова, на очень далекие Касситериды…

А он, Горгий, не спит, и душу его гложет тревога. Полжизни прошло, а он так и не знает ни семьи, ни собственного дома. Мотает его судьба по Ойкумене из конца в конец. Что нужно ему на чужбине, в очень далеком Тартессе? Всюду видит он вражду и кровь, ненависть и обман… Да что же это вы, милосердные боги, никакой жалости нет у вас к сыну человеческому?..

Он ощутил тепло прикосновения, легкая рука легла на его плечо. Астурда! Он притянул ее к себе, крепко обнял, зажмурил глаза, поднятые к небу. Одна только ты и осталась у меня, чужеземка…

Половину башенной площадки занимало какое-то сооружение. Диомед ходил вокруг него, трогал холодный металл, цокал языком - у Горгия перенял смешную привычку. Низко над головой шли тучи, и казалось, что не тучи, а башня плывет по океану ночи.

Хорошо, что Горгий перед уходом велел Диомеду припасти побольше гранатов. Теперь пригодились. Диомед развязал мешок, каждому дал по гранату. Мяли дивные плоды пальцами, высасывали терпкий кисло-сладкий сок, утоляющий и жажду, и голод.

- Зачем ты привел нас сюда? - спросил Горгий.

Эхиар ответил не сразу. Он отбросил выжатый гранат, прислонился спиной к стене.

- Вы мне больше не нужны,- тихо сказал он наконец.- Сейчас уже поздно, море скоро начнет прибывать… А завтра, в час отлива, вы уйдете. Сделай, как хотел. Нарежьте камыша и переплывите Бетис…

- А ты? - спросил Горгий.

- Я останусь здесь. Хоть я и не закончил свое дело… Нетон сжалился над последним царем Тартесса… позволил перед смертью увидеть праздник…

- О каком деле ты говорил?

- Тебе не понять.- Эхиар помолчал, а потом забормотал: - Еще немного… еще немного - и свершилась бы моя месть…

- Ну, не надо, дедушка, успокойся! - воскликнула Астурда.

- Он не слышит тебя,- сказал Горгий.- Боги затмевают ему разум.

Как только стало светать, Горгий поднялся, заходил по площадке, хлопая себя руками по груди. Голова была тяжелой от бессонья, зуб на зуб не попадал от холода. Астурда протянула ему гранат. Лицо у нее было бледное, глаза огромные, тревожные.

Эхиар не спал. Сидя на корточках, вертел в руках длинную черную палку,- откуда только он ее взял?

Медленно светлело небо на востоке. Над кварталами ремесленников поплыли дымы ранних очагов. Тусклой желтизной обозначились рукава Бетиса, обнимавшие остров. Горгий смотрел на гавань, пытался в слабом свете серенького утра различить среди десятков кораблей свой. Цел ли он?.. Странно и страшно было представить себе чужую команду на его палубе… Чужого человека в дощатой каютке…

Он обернулся, хотел позвать Диомеда: у матроса глаз зоркий, быстрее высмотрит. Диомед лежал, накрывшись с головой, возле непонятной махины, занимавшей полплощадки. Его била дрожь. Горгий тронул матроса за плечо.

- Попей сок граната, легче станет. Слышишь, Диомед?

Рыжая голова матроса высунулась из складок гиматия. На торчащих скулах красные пятна, в глазах пугающая тоска.

- Помираю, хозяин…

- Не дури! прикрикнул Горгий, а у самого сердце захолонуло.

Помял гранат, заставил матроса выпить сок.

Дождь перестал. Развиднелось и немного потеплело. Гелиос сегодня, вроде бы, не собирался взглянуть на Тартесс. Пасмурный день рождался, не праздничный.

- Теперь поспи, и полегчает тебе,- сказал Горгий.- А вечером уйдем из Тартесса.

- Нет,- прошептал матрос.- Вы с Астурдой бегите. А я уж здесь, к богам поближе…- Он опять накрыл голову мокрой от дождя тканью.

Эхиар, шаркая, вышел из-за махины, в руках у него была не палка, как раньше показалось Горгию, а стрела. Тут только Горгий заметил, что еще несколько черных стрел, бронзовых с виду, лежало у массивной стойки махины. Он поднял одну, подивился ее тяжести. Такая самому Гераклу была бы впору…

Повнимательнее осмотрел махину - и вдруг догадался. Погоди-ка, сказал он самому себе, да ведь это катапульта! Ну да, вот поперечные доски-перитреты с пучками веревок… Вот бронзовый желоб сиринкса… Почему-то он смотрит не вверх, а склонен к низу стены.

Немало видывал Горгий стрелометных машин на своем веку, но такую огромную увидел впервые.

- Для чего здесь катапульта? - спросил он Эхиара.

- Это орудие царского возмездия,- ответил тот, и по его голосу Горгий понял, что старик чем-то взволнован.- Плохо, плохо…- Эхиар озабоченно разглядывал обрывки веревок меж перитретов.- Все сгнило…

- А ты что, собираешься стрелять? - Горгий потрогал станок катапульты.- Ничего у тебя не выйдет. Она не поворачивается.

- Ей не нужно поворачиваться,- последовал странный ответ.- Катапульта нацелена навечно.

Горгий поднялся по ступенькам, вделанным в бронзовый антибасис - заднюю опору катапульты. Посмотрел в прицельную щель… Вот оно что! Опущенный сиринкс, оказывается, смотрит в квадратное отверстие в ограде. Катапульта и верно нацелена… Нацелена, как уразумел Горгий, на ступени храма… Нет, выше… Вон меж двух центральных колонн возвышение, за ним в храмовой стене ниша, закругленная сверху. Ну да, катапульта как раз на эту нишу нацелена…

- В кого ты хочешь стрелять? - спросил Горгий.

Эхиар сидел, прислонясь к стойке катапульты, руки были устало опущены, стрела валялась рядом.

- Ременные пучки сгнили,-сказал он.- Стрелять нельзя.

Горгий посмотрел вниз, на площадь. Перед храмом суетились люди в черных одеждах. Раскатывали по ступеням ковер. Устанавливали треножники с курильницами. Выносили из боковых дверей храма какие-то деревянные колоды. Прошел к восточным воротам отряд стражников в желтом.

- Выпей… господин…- Астурда протянула Эхиару гранат.

Старик не шевельнулся. Он неподвижным взглядом смотрел на нее, и девушка смущенно отвернулась.

- Подойди ко мне, цильбиценка,- сказал вдруг Эхиар.- Сядь.

Он схватил ее за косы, Астурда испуганно вскрикнула, выставила перед собой тонкие руки.

- Не бойся. Твои волосы длинны и крепки. Отрежь их.

- Ни за что! - Астурда вскочила дикой кошкой, выдернула косы из руки Эхиара, отбежала к стене.-Не подходи: брошусь вниз!

Через восточные крепостные ворота по коридору, образованному двумя шеренгами стражников, тек народ на храмовую площадь - на праздник Нетона.

Стражники, тыча древками копий, теснили толпу подальше от храма, отжимали ее к башне Пришествия. Люди вытягивали шеи, глядя на торжественный выход высокорожденных.

Грянули приветственные крики: по ковру поднимался на верхнюю ступень царь Павлидий, в белой одежде с золототканными изображениями бога Нетона. Его сопровождали ближайшие придворные.

Младшие жрецы зажгли курильницы, в безветренное небо потянулись столбы благовонного дыма.

Павлидий поднялся ха возвышение, обернулся к толпе…

Площадь ликующе заревела:

- Щит Нетона! Щит Нетона, бога богов!

- Сла-ава царю Павлидию!

Тонкие губы Павлидия растянулись в улыбке. Щит, висевший у него на груди, был невелик, но тяжел, ремни врезались в шею, но Павлидий заставил себя стоять прямо. От щита шло тепло. Щит из голубого серебра всегда был теплым на ощупь - знак того, что он угоден Нетону.

Павлидий улыбался. Он мог себе позволить довольную улыбку. Бунтовщики разгромлены. Освободившиеся отряды, конные и пешие, двинуты на помощь воинам, сдерживающим гадирцев. Сегодня гадирцы будут отброшены за Бетис, их погонят на восток, за пределы Тартессиды; и если карфагеняне не успеют прислать им подмогу, то надо с ходу ворваться в Гадир. Надо, наконец, стереть с лица земли этот город - занозу в глазу великого Тартесса. А потом придется дать решительный бой карфагенскому флоту. Трудное это будет сражение. Добраться бы только до их кораблей, завязать рукопашную - и тогда тартесские чернобронзовые мечи и секиры сделают свое дело.

Нетон, бог богов, получит сегодня хорошую жертву - было бы странно, если бы, приняв ее, он не даровал своим верным тартесситам военной удачи.

Павлидий улыбался, глядя, как ликует народ Тартесса при виде святыни - щита Нетона, щита из голубого серебра. Пусть знают тартесситы, что их правители не сидят, сложа руки, что они неутомимо ведут Накопление, выполняют священные заветы предков.

- Слава-а тысячелетнему царству!

- Бог богов Нетон, помилуй нас!

Павлидий простер руки - шум на площади умолк. Павлидий стал выкрикивать слова молитвы - слова, которые люди не понимали, потому что принадлежали они древнему языку сынов Океана.

А когда молитва была сотворена, настал черед жертвоприношению. Из восточных ворот потекла длинная вереница оборванных, испуганных людей. Крепко привязанные друг к другу, они бежали, подгоняемые стражниками, на площадь, на расчищенное место между ступенями храма и толпой горожан. Сбились в кучу. Стражники отделили от них десятка три обреченных, связанных особой веревкой.

Снова заговорил Павлидий, и глашатаи зычными голосами повторяли каждое его слово. Это презренные бунтовщики, поднявшие оружие на великий Тартесс, сейчас их главари будут принесены в жертву Нетону, богу богов, а остальные - отправлены на рудник голубого серебра.

К деревянным колодам подошли палачи, поигрывая топорами.

Крики негодования слились в протяжный рев. Обреченные вжимали головы в плечи. Лишь один из них, долговязый, с изрытым оспой лицом, стоял прямо и спокойно. Он в упор смотрел на одного из царских приближенных - молодого, в лиловом гиматии с серебряными пряжками.

И Тордул, ощутив на себе пристальный взгляд, забеспокоился. Он повел глазами - и встретился с ненавидящим взглядом Ретобона. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Тордул опустил глаза. Вдруг он встрепенулся, побежал, расталкивая придворных, вниз по ступеням храма, Он что-то кричал, но голос его тонул в реве толпы…

Горгий и Эхиар плели тугие пучки из длинных каштановых волос. Астурда сидела у стены и плакала, уткнув лицо в колени. Она стыдилась своих остриженных волос и голова ее была покрыта.

Не устояла, поддалась уговорам Горгия: у греков бывало, что молодые, не знавшие болезней женщины отдавали свои волосы для тетивы катапульт. Так вот всегда: мужчины дерутся, а женщинам - слезы…

Эхиар был необычно возбужден.

- Не плачь, цильбиценка,- говорил он, скручивая прядь волос.- Ты поклоняешься другим богам, но есть бог богов, и ему угодна твоя жертва… Ты увидишь сейчас… увидишь, как падет недостойный… Только истинным царям известно орудие возмездия. Бывало и в прошлом, что верховные жрецы пытались завладеть троном, и тогда мудрый царь поставил на башне катапульту… Раз в году верховный жрец подставляет сердце карающей стреле… ни о чем не ведая…- Хриплый смех вырвался у Эхиара.- Я хотел уйти в могилу вместе с Тартессом, но мне не удалось… не удалось накопить голубого серебра… Пусть так… Но зато я увижу, как падет недостойный… Павлидий - так его зовут? Ах-ха-ха-а…

От его лихорадочной речи, от жуткого смеха Горгию было не по себе. Сейчас он хотел лишь одного: пусть скорее выстрелит катапульта, пусть будет все, что угодно богам. Вечером он спустится на берег, и они с Астурдой уйдут… доберутся до гор… и пусть, пусть кочевая жизнь - только бы жизнь…

Четыре пучка волос попарно натянуты меж перитретов. Эхиар поднялся по ступенькам, нагнулся к прицельной щели.

- Ага, стоишь на месте… на правильном месте… Стрелу - сюда! - крикнул он Горгию.

Горгий повиновался. Положил тяжелую стрелу в желоб, зацепил спусковой крючок.

Снизу, с площади, доносился рев толпы. Горгий выглянул меж каменных зубцов. Море голов… Каких-то связанных людей тащат к деревянным колодам… Павлидий в белой одежде стоит перед нишей - той самой, на которую нацелена катапульта…

- Погоди! - крикнул Горгий Эхиару.-У него щит на груди! Это тот самый?.. Из голубого серебра?.. Его не пробьет стрела!

- Замолчи, грек! Не видишь разве, что у этой стрелы наконечник тоже из голубого серебра?

Горгий уставился на массивный тускло-серый наконечник стрелы. Так вот оно какое…

- Берись за ворот! Быстрее!

Горгий завертел рукоятку. Со звенящим скрипом закручивались пучки волос. Желоб со стрелой, оттягиваясь, пополз по бронзовому ложу сиринкса.

- Так! Ну, а теперь…

Безумный хохот потряс Эхиара. Он потянул рукоять. Крючок освободился, и вся сила, сжатая в пучках волос Астурды, рванула рычаги… Стрела понеслась вниз, к храму…

Горгий не видел мгновенного полета стрелы, но знал, что она сейчас с силой врежется в щит Павлидия. Пробьет ли?..

Последнее, что он увидел, было сияние солнца, небывало ослепительное… Будто Гелиос приблизил светлый лик к самой земле…

В заезжем дворе на берегу желтого Бетиса купец-массалиот потребовал у хозяина еще вина. Хоть был он уже пьян, хозяин не стал перечить: знал крутой нрав массалиота. И когда только уберется отсюда этот упрямый осел со своим товаром? Сидит, выжидает, пока в Тартессе станет спокойно. Одним богам ведомо, какого спокойствия ему нужно для торговли… и бывает ли оно на свете…

Тяжкий грохот - будто земля разверзлась - заставил массалиота выскочить из двери. Грохот шел со стороны Тартесса.

Массалиот мигом протрезвел от страха. Он выбежал на дорогу, теряя плохо привязанные сандалии, и во весь дух помчался прочь, прочь… подальше от Тартесса…