Сборник редких рассказов

МОЯ МАЛЕНЬКАЯ ЗАЗУБРЕННАЯ ГАРАНТИЯ БЕЗОПАСНОСТИ

Кузнец ужаса веселится по поводу потенциальных возможностей ледового топора

Это не та вещь, которая вдохновляет все эти детские стишки. Я смотрю на ледовый топор марки «DMM Predator» («Хищник») и думаю об убийстве. Я беру его из гаража, нахожу кусок деревяшки и загоняю в нее конец кирки, пытаясь не рисовать в своем воображении, как легко этот же самый наконечник проникнет в череп и пронзит мягкое серое вещество под ним. Это доставляет странное удовольствие. Как я думаю, именно поэтому все эти электрошокеры, банки с перцовым газом и метательные звездочки ниндзей, которые можно увидеть в окнах ломбардов, выглядят несерьезно. Этим топором можно нанести серьезные повреждения. По настоящему серьезные повреждения.

На кирке есть зазубрины, возможно для того, чтобы предотвратить выскальзывание из того, во что она была погружена, и когда я рассматриваю отверстия в дереве, я вижу, что они выглядят не как пробоины, как я ожидал, похожие на большие точки, которые рисуют дети, а как ромбовидные таблетки от кашля.

Глядя на эти дыры, я ничего не могу с собой поделать, и представляю себе человеческое тело, усыпанное ими. Я вижу, как топор входит в живот, в горло, в лоб. Я вижу, как он полностью, по свою 11-ю зазубрину, погружается в основание шеи или в глазницу.

О Боже, мне кажется, все американцы больны.

А может, мне так не кажется. Подобно множеству инструментов, которые приходят на ум – молотки, отвертки, дрели, буры и стамески – ледовый топор «Хищник» имеет определенную нездоровую притягательность, красоту с такой степенью жестокости, что более похоже на невроз. Но изучите его и вы увидите, что у топора нет бесполезных частей, начиная с грубо обтесанного черенка с петлей на ремне и кончая страшным верхним концом. Я не совсем уверен в назначении куска металла на нем, который выглядит как открывалка для бутылок Пола Баньяна, но я уверен, что у нее есть определенное предназначение.

Из этого я делаю следующий вывод: на самом деле, когда я держу топор в руках, я чувствую не столько возможность убийства, сколько притягательность смерти. Я чувствую, как он говорит мне об уязвимости человеческой плоти, а еще о гибкости и решительности человеческого разума: лежа на столе, он шепчет: «Если понадоблюсь, ты знаешь, где найти меня».

У меня нет планов заняться скалолазанием; у меня кружится голова, когда я взбираюсь на самый верх стремянки. Но я держу «Хищника» под кроватью. Почему бы и нет? Никогда не знаешь, когда может понадобиться хороший инструмент. Тот, что определяет разницу между жизнью и смертью.