Сборник рассказов РиВ

Подземелья форта

Если я хоть что-нибудь понимал в фортах, то эта потерна вела из горжевой казармы в кофр, фланкирующий напольный ров. Сейчас я стоял перед черным проёмом в стене. Луч моего фонаря освещал узкий проход и ступени ведущие вниз. Над головой было несколько метров железобетона и земли, над которыми гуляли ветра.

Старый форт постройки последних лет Российской Империи покоился на высоте, которую венчал хребет, поросший травой. С этой вершины просматривались и, естественно, простреливались обе долины по сторонам хребта, сходившиеся в единую низину прямо перед фронтом форта. Эта низина густо заросла кривым лесом, сквозь который лежала дорога, ровесница форта, которая вела к пляжу. Именно на этот пляж и смотрели когда-то пушки форта, прикрывая десантно-опасный участок побережья.

Но форт так ни разу и не воевал. Наверное, это было самым лучшим исполнением его роли. Ни один враг не покусился на охраняемые фортом земли. Боялся. Но за лихие годы Гражданской войны на форте были и белые, и красные, и интервенты, и местные партизаны всех мастей и окрасов, от бандитского до возвышенно-романтического. Никому из них форт не был нужен. Но каждая сторона считала своим долгом занять его. Затем пришла Советская власть, и в форте на долгие семьдесят лет снова обосновались военные, отгородившись от цивильного мира забором из колючей проволоки. А сейчас форт пустовал. Военные его оставили. Предварительно вывезя или законсервировав оборудование. Потом сюда наведались чёрные сборщики металла и вырезали, выломали все металлические части подчистую. В лом пошла и проводка советских времён и ажурные чугунные перила царского периода. Осталась только арматура внутри железобетонных стен. До неё не добраться. Теперь же, когда я, движимый любопытством, добрался до старого форта, в его казематах царила апокалиптическая безнадёжность и запустение. Грязь и мусор, оставшиеся после военных, следы исчезнувших металлоконструкций, обшарпанные стены с радостными надписями о демобилизации, полуразвалившаяся будка КПП у въезда перед горжевым рвом. Последние годы военные использовали форт как склад. Об этом говорило то, что никаких следов чьего-то проживания в нем я не обнаружил. Обломки стеллажей и ящиков заполняли все помещения, куда бы я ни заходил – и казармы, и укрытия для противоштурмовых пушек, и полукапониры, и прочие помещения в массиве форта. Этими же обломками был усыпан и внутренний двор форта. А проход в потерну, перед которой я сейчас стоял, был заложен и снова обнаружился, лишь когда металлосборщики выламывали оборудование. Кладка в один кирпич была проломлена, а косяки бронедвери, закрывавшей вход в потерну, вырезаны автогеном.

Я стоял перед спуском, и во мне боролись разумный инстинкт самосохранения и не менее разумное любопытство. В конце концов, плюнув и пообещав в очередной раз самому себе не ходить в подобные экспедиции одному, я аккуратно протиснулся в потерну и стал спускаться по лестнице. По сторонам было темно. Сверху, из полукруглого потолка торчали ржавые остатки креплений проводки. Сборщики металлолома добрались и сюда. Как-никак, провода-то медные. Спуск в потерну был неглубокий. Пять ступеней, и далее под наклоном шёл прямой ход. Ширина и высота этого прохода были таковы, что здесь вполне свободно могли разойтись два человека. Замурованность входа сказалась самым лучшим образом на его содержимом – мусора здесь не было. Пройдя десять метров, я заметил, что проводка на потолке была целой. Видимо, сюда мародёры решили не соваться. Да и мне, наверно, не стоило. Не известно, в каком состоянии находятся перекрытия. Я вполне ожидал, что моя прогулка окончится у воды – ниже потерна будет затоплена и прохода не будет. Царское качество постройки внушало уважение, но время и природа неумолимы, и их невозможно остановить. Перемелют.

Но проход потерны был сух. В нём даже ощущалось слабое движение воздуха. А над головой был добрый десяток метров земли. Я шёл дальше. Стены были чистые. В основном. Местами они были опалены. Чёрные пятна сажи причудливо покрывали бетонные стены. Иногда они были как от обыкновенного костра на полу, а иногда прочерчены под потолком прямой линией. С потёками. Странно. Но не сверхъестественно.

Проход по моим прикидкам должен был быть длиной метров пятьдесят. И я решил идти до тех пор, пока это будет возможно. Только под ноги светил и смотрел внимательно, чтобы не провалиться в какой-нибудь люк, если такой попадётся. Но их пока не попадалось.

Продвигаясь так по потерне, я скоро заметил на гладкой стене выбоину. Затем ещё одну. Потом ещё. Выбоины были интересны тем, что имели схожесть с попаданием пули под малым углом к стене. А ведь в начале хода, у лестницы, стены были гладкие. Совершенно без выбоин. И больше нигде в форте я не обнаружил следов того, что в нём был бой. Здесь был тир? Зачем его делать так глубоко под землёй в тесном коридоре, когда вокруг форта много места для устройства стрельбищ?

Я пожал плечами и пошёл дальше. На стенах продолжали попадаться выбоины и следы пламени. По своим ощущениям, двигаясь почти в полной темноте, освещая фонариком себе путь, я прошёл где-то половину расстояния до рва. То есть надо мной сейчас должна была быть стрелковая позиция – вал с бруствером для пехоты. Никаких звуков не доносилось по потерне. Только лёгкое движение воздуха и мои собственные шорохи. Надо мной было более десятка метров земли. Коридор потерны был всё так же сух и чист. Только немного крошки от выбоин на полу. Тут луч моего фонаря выхватил из темноты вход в ещё один проход справа. Значит, потерна была не прямой, и здесь было ответвление, ведущее в другое боевое или подсобное помещение. Такое вполне вероятно, здесь самое защищенное от обстрела и глубокое место в форте. Но ответвление начиналось лестницей, уходившей вниз. Ещё глубже. Я посветил туда фонарём. Этот спуск был длиннее, чем в потерну из казармы. Пятнадцать-двадцать ступеней, и далее ход скрывался из виду, переходя в коридор.

Здесь в потерне, ведущей из горжевой казармы в кофр, точно стреляли. Выбоины, оставшиеся на стенке ответвления, поперечной основному направлению потерны, были уже от прямых попаданий пуль. Стреляли со стороны горжевой казармы, то есть откуда я шёл. Угол стены у ответвления был весь избит пулями и покрыт сажей. Под ногами бетонная крошка уже хрустела. Спускаться ещё глубже, в этот боковой коридор, я не стал и отправился дальше по потерне. Её стены дальше были также в выбоинах. Но скоро ход закончился, преграждённый бетонной стенкой. В стенке было небольшое, сантиметров десять в диаметре, отверстие – труба, уходившая вглубь стены. Из отверстия тянуло сквозняком. Тупик. Значит, я ничего не понимал в фортах. Но стена, которая перегородила проход, в отличие от гладких стен потерны была шершавой. На ней остались следы досок опалубки. Её явно сделали позднее, чем потерну. Потоптавшись перед стеной и посветив внутрь вентиляционной трубы, я повернул назад и вернулся к ответвлению бокового коридора.

Разочарование «успехами» моего похода в кофр толкнуло меня на спуск в боковой коридор. Спустившись ещё глубже по лестнице, я узрел перед собой целую броневую дверь! Сюда сборщики металла не добрались. Да и был ли здесь кто-нибудь до меня в последние несколько десятков лет? Но дверь, помимо того, что она была в наличии, была интересна ещё тем, что она была вся иссечена осколками или пулями, а её запоры, толстые стальные пруты, были выломаны и скручены с внутренней стороны. Наверху, на поверхности, было почти пасторальное, идиллическое умиротворение, но здесь – под землёй – что-то случилось, как будто силы ада, потревоженные строителями форта, пытались вырваться на поверхность. Но кого могли разбудить тут сезонные рабочие со среднерусской возвышенности? Былинного местного бога, которого, не называя его имени, поминают племена аборигенов?

В тиши подземелья, в темноте, в голову лезла всякая чертовщина, которая мистически истолковывала вполне материальные и обыкновенные вещи. Протиснувшись в полуоткрытую дверь, я оказался в помещении, которое было обыкновенным «предбанником». Здесь были остатки разломанного деревянного стола, над которым со стены свисал провод, по-видимому, телефонный. Электропроводка была в наличии, и под потолком висел жестяной конус абажура лампы. Стены были так же побиты. Больше здесь ничего интересного не было, и я прошёл в следующее за предбанником помещение.

Здесь царил разгром. Но давний. Он уже зарос паутиной, плесенью, покрылся пылью. В большом помещении на полу валялись опрокинутые стеллажи, металлические столы, некогда блиставшие никелированными крышками. Пол усыпан осколками стекла. Среди них попадались и целые реторты, колбы, мензурки, прочие склянки и даже стеклянные змеевики, с пятнами высохшего содержимого. Здесь была лаборатория – самое простое и естественное объяснение наличию здесь лабораторного оборудования. Может, получится найти здесь реликтовый микроскоп? Эта моя мысль материализовалась в пятне света, которое фонарь оставлял на полу разгромленного помещения. Микроскоп лежал на полу. Его корпус позеленел, окислился и был сплющен в тонкий блин. Только подставка и окуляр загнулись к верху в последний момент жизни прибора. Что здесь исследовали? И что разрабатывали? Расположение лаборатории под землёй говорило, что это было очень опасно. Или очень секретно. Немного пролить свет на это могла бы находка клочка бумаги с рабочими записями. Или хоть клочок от газеты, чтобы выяснить приблизительно время, когда тут велись работы.

У самого порога была россыпь гильз патронов трёхлинейки и помятый диск от ручного пулемёта «Льюис». Помещение было длинным. Стены также в выбоинах от пуль. Но следов пламени здесь не было. Под ногами хрустели осколки, крошка. Мне попалась металлическая дверь, сестра той, что была на входе в «предбанник». Эта видимо когда-то была между «предбанником» и лабораторным помещением, по которому я сейчас пробирался. Дверь была сорвана чудовищной силой. Толстые петли, на которых она висела в коробке, были оторваны. Вместо них остались только изогнутые обрывки металла. Ручки и запоры так же, как и на первой двери, скручены и выломаны. Обернувшись, я посветил назад, туда, откуда пришёл. Я прошёл уже половину лабораторного помещения – многокилограммовую металлическую дверь что-то вырвало и закинуло сюда.

В дальнем конце лаборатории стояли массивные столы. Тут уже не было склянок и стекла. Но было много металла. Слева у стены стоял верстак. На полу валялись мотки провода, проволоки, куски металла, трубки, шланги, детали приборов и механизмов. На стеллаже тут же у стенки лежали остатки противогаза. Соседний стеллаж был опрокинут на пол, и под ним лежала куча коробок, ящиков и жестянок, из которых рассыпались по полу разнообразные болты, гайки, шайбы, гвозди, металлические пластинки, керамические изоляторы, лампочки, прокладки, краны и так далее. В общем, вся та необходимая для работы мелочь, что обычно хранится в самых разнообразных мастерских во всем мире. А у стены напротив стояли высокие, под два метра высотой, цилиндры, соединённые толстым проводом по верхним своим торцам. Рядом на стене был пробитый пулей электрический щит и рубильник и также иссечённый пулями большой пульт с текстолитовой панелью. На панели были ряды сигнальных табло, ламп, гнёзд для штекеров коммутации. Боковую панель занимали амперметры и вольтметры. Перед пультом стояло кресло с проломленным сидением. Рядом с креслом на полу лежала сгнившая кожаная фуражка с красной металлической звёздочкой, и были разбросаны провода коммутации. Некоторые провода остались воткнутыми в гнёзда на пульте. Некоторые болтались воткнутые только одним штекером, другие обоими, соединив цепи в требуемой последовательности. Надписи на части измерительных приборов были сделаны на иностранном – значит, эти приборы выписывали из-за границы. Остальные надписи на пульте и металлических шильдиках к гнёздам и лампочкам были сделаны по-дореволюционному. Это не оставляло сомнений в том, когда была создана эта лаборатория.

Но самое неожиданное ждало меня в углу за пультом у противоположной стены. То, что я высветил, показалось мне на первый взгляд нелепым. Что делают здесь рыцарские доспехи? Это заставило меня подойти ближе и рассмотреть, что же это такое. То, что я увидел, не было похоже ни на одни доспехи, которые я до сих пор видел. И лежали они странно. Не грудой раздельных частей, а как единое целое, как цельный человек, который сидел в углу: левая нога вытянута, а правая согнута в колене, корпус привалился к стене, голова упала влево и вниз, руки свисают вдоль туловища до пола. Но размеры! Если эти «доспехи» встанут, то они будут метра два высотой. Я присел на корточки рядом. Нет, это были не доспехи. Голова была металлической, с жёлтым отблеском, высокий цилиндр с куполообразным верхом. А вместо лица было только небольшое, круглое, застеклённое окно. Как иллюминатор. За его исцарапанным стеклом можно было разглядеть линзу, как от объектива. В сочленениях между металлическими частями «доспеха» была видна грубая прорезиненная ткань. Местами она была прорвана, и можно было разглядеть, что под ней находятся провода, шланги, какие-то жилы, металлические детали. На груди цельного металлического панциря, являвшего собой торс, было рельефное изображение двуглавого орла Российской Империи. А на левом предплечии я разглядел клеймо Адмиралтейского Ижорского завода. И, как и стены лаборатории, весь этот металлический гигант был иссечён пулями. Но ни одной пробоины от них. Только вмятины и царапины. Все металлические части были из брони. Местами на ней сохранились следы пламени, в котором она побывала. Неужели это какой-то механизм, созданный на закате Российской Империи? Или это только такие доспехи для её солдат? Если последнее, то как их надевать?

Завалившаяся голова обнажила шею «доспехов». Прорезиненная ткань там была разорвана, и из разрыва торчало несколько перебитых проводов и трубок. А ещё в этом разрыве что-то виднелось. Это было нечто похожее на трос. Масса, состоящая из множества волокон. Часть волокон была белой, часть чёрной. Я дотронулся до этой массы. Она оказалась на ощупь мягкой, липкой, разлагающейся, гниющей в тепле пластмассой. Мне в нос ударила вонь тухлятины. Своим прикосновением я разрушил выветрившийся поверхностный слой волокнистой массы, и теперь наружу вырвался запах внутреннего гниения. Я резко встал. Почти подпрыгнув. Так неожиданно и сильно ударил запах. Стоя, я ещё раз осмотрел лежащее передо мной тело и только сейчас обратил внимание, что в левой руке у него зажат конец толстого силового кабеля с открытым разъёмом. А вот кисти правой руки не было. Вместо неё из бронетрубы-руки торчал, как кость, металлический стержень с поломанным шарниром на конце, оплетённый разлохмаченной волокнистой массой. Такой же, до которой я дотронулся на шее. Нет, это точно были не доспехи. Это был, скорее, механизм. Биомеханический, раз он гниёт, а не ржавеет. В то время, когда его создали, электричество только входило в быт людей. Электромоторы слабые, большие и ненадёжные. Автоматики как таковой нет. Зато всё это можно заменить природными материалами. Вырастить искусственные мускулы, или использовать от животных. А что за арифмометр управляет этим агрегатом? Это не может быть микроэлектроника. Аналоговая аппаратура? Но на какой элементной базе? Или…?

Если не то и не другое, то остаётся только биологический организм, который находится внутри металлической головы биомеханического агрегата. Но что это? Что?! И как? Слишком много вопросов возникает. Возможно ли такое? То, что я видел, было слишком явным и материальным до нереальности. Это опрокидывало устоявшуюся систему знаний и истории, развития науки и техники. Я поспешил ретироваться из этого невероятного подземного места на свежий воздух.

Выйдя на поверхность из казематов форта, я, на автомате, забрался на стрелковый бруствер и стал разглядывать открывающуюся с позиции панораму на низину и море за ней. Я не любовался, взгляд мой блуждал, наслаждаясь светом после тьмы, а в голове проносились сумасшедшие идеи по поводу увиденного. Быть может, где-нибудь глубоко в архивах лежит папка с документами относительно того, что я тут увидел.

Но увиденное ясно говорило мне, что тут была лаборатория, в которой ещё при царе начали создавать биомеханический агрегат для полей сражений Первой Мировой войны. А заканчивали работы над ним уже после революции. И вот при первом полном запуске механизма он вышел из-под контроля своих создателей. Сидевший на пульте инженер спешно выдёргивал штекеры, разрывая цепи коммутации во взбунтовавшемся биомеханическом агрегате. Но тот уже запустился и принялся громить лабораторию. Проломил бронедвери. Пытался вырваться из подземелья. Но его загнали обратно пулемётами, гранатами и огнемётами. Его энергия иссякала, он спешил зарядиться, чтобы продолжить то, для чего был создан. Он так и пал с обесточенным кабелем в руке, растратив всю свою энергию. Но лаборатория погибла. Работы закрыли. А вход замуровали.

Автор: KoyomiMizuhara

http://www.totemburg.ru/