Мысль об увольнении не покидала голову Данилы все утро. По пути на работу он думал о неминуемом возмездии за необоснованные прогулы. Сначала думал в метро, затем в холодном ржавом ПАЗике, любезно предоставляемом предприятием. Представлял крики начальника, переодеваясь в сырой вонючей раздевалке. Ждал свирепого окрика, складывая холодные котлеты в общий холодильник на импровизированной кухоньке в корпусе мастерской. Затем, обреченно потупив взгляд в пол, ждал позорного выговора от начальника на утренней летучке. Каждая новая фраза шефа заставляла Данилу вздрагивать, и затянувшаяся казнь уже начинала вгонять парня в священный трепет. Чем дольше говорил начальник, тем сильнее Данила ощущал весь ужас ситуации. С его периодическими проблемами и, мягко говоря, странным поведением ни в одной приличной конторе ему ничего не светило. А надо платить за жилье, надо питаться и как-то решать свою проблему. Без работы и без денег в Москве делать нечего. Когда все началось, самым лучшим и очевидным решением для Данилы было просто покинуть город. Парень на последние оставшиеся от стипендии деньги купил билет на поезд до Саратова и был готов навсегда расстаться с мечтой о жизни в мегаполисе. Но, чем сильнее он удалялся от своей проблемы, тем сильнее его захлестывали панические атаки. До отчего дома он все же добрался, но не смог пробыть там и недели. Мать, учительница математики в начальных классах, не могла взять в толк, что же происходит с ее сыном. Были и походы к психологам, и тесты на наркотики. Были даже попытки очищения заряженной водой местной ведуньи бабы Нюры. Но все было тщетно. Парень угасал на глазах и в какой-то момент начал напоминать безвольный овощ. Беспомощный, апатичный, немногословный, он сам себе толком не мог объяснить, что же все-таки происходит. В итоге он просто сбежал из дома и вернулся в Москву. В какой-то момент он понял, что поиски причины своего состояния надо начинать там, где все началось. Так что уехать Данила не мог. Его проблема от этого никуда не девалась. Более того, находясь в столице, рядом с источником своих панических атак, у него хотя бы был шанс их нейтрализовать, давая на короткое время передышку своему разуму. А вдали от большого города этой возможности у парня просто не было, и каждый новый день в режиме психической ломки мог стать для него последним. Ну или, по крайней мере, последним для его разума.
– Даня! – шеф, наконец, добрался до десерта. – В следующий раз предупреждай меня лично!
Данила растерянно взглянул на начальника, не зная, как интерпретировать его тон, слишком уж мягкий для выговора и чересчур спокойный для последующей ожидаемой фразы «ты уволен».
– Иван Михалыч, это я малого с панталыку сбил, – вмешался Саня, водитель «Волги». – На меня рейс свалился внезапно, а грузчики все разбежались, кто-то же должен был мне помочь на точке с куллерами…
– А куллеры таскать никого покрепче найти не смог? – бригада дружно гыгыкнула, поскольку Данила отнюдь не отличался богатырским сложением. – Ладно, – буркнул Михалыч, – в следующий раз оформляй бумаги! Малому-то за работу, поди, никто теперь не заплатит…
Начальник хлопнул в ладоши и, бросив свою каждодневную фразу «Ну, за работу, хлопцы!», удалился в административный корпус.
Все вокруг засуетились. Водители пошли к своим машинам, механики отправились за необходимым инструментом. Моторист Николай хитро подмигнул Даниле и жестом подозвал к себе.
– Ты на сегодня задание получил? – спросил моторист.
– Нет, – растерянно ответил Данила, – Михалыч про меня как будто забыл.
– Правильно, потому что я тебя к себе на сегодня выписал. Мы с тобой должны вон того дохляка перебрать. – Николай Степанович кивнул на груду металла, в силуэте которого Данила распознал мазовский движок. Данила кивнул.
– Дядь Коль, это вы Саню подговорили меня отмазать?
– С чего ты взял, щегол? – слесарь-моторист со стажем работы вдвое больше возраста Данилы опять хитро улыбнулся и пошел за инструментами.
– Просто мы с Саней не так давно знакомы, с чего бы ему меня выгораживать?
– А с чего бы мне тебя выгораживать?
– Не знаю, – Данила опять потупил взгляд. – А действительно, с чего?
– А с того, щегол, что мал ты еще и мне во внуки годишься. Вижу, проблемы у тебя, а говорить не хочешь. Парень ты толковый, башковитый, да и руки у тебя из того места растут. Нравишься ты мне. Жизни тебя научить хочу, только в толк не пойму, куда ты постоянно пропадаешь?
Данила не знал, что ответить. С детства его учили, что на добро добром отвечать положено, а тут такое дело, как объяснить? Да и кто поверит-то?
– Молчишь. Вот и я про то. Что-то тебя там держит, а отсюда ты не уходишь сам. Видать, работа тебе нужна. Но и там ты не можешь от дел отойти. Вот я тебя и жалею. Вижу же, не наркоман, не алкаш… Непонятный ты, но мне нравишься.
Николай загрузил Даниле в сумку необходимые инструменты и медленно пошел к двигателю.
– Не хочешь говорить ‒ не надо. А Сане пузырь поставь. У мужиков так положено.
Данила кивнул. Действительно, проставиться надо. Да и Николаю тоже надо бы что-нибудь подарить. Вот только не пьет он… Ладно, подумаем, решил Данила и принялся за работу.
Минут сорок ушло на то, чтобы скрутить с двигателя все болты и снять форсунки. Дальше Данила не знал, что нужно делать, и за работу взялся Николай. Старый мастер умело, буквально на ощупь, выбирал нужный инструмент и последовательно отделял от двигателя агрегаты и детали. Данила внимательно следил за работой Николая Степановича и с ходу угадывал все его желания. Куда положить ту или иную штуковину, где отмыть в солярке и приготовить к сборке деталь, а где сбегать на склад за новой. Парню нравилось работать с Николаем. В нём он чувствовал мудрость и какую-то серьезную школу жизни. В глазах старшего коллеги было что-то такое, что заставляло Данилу внимательно относиться ко всему, что он говорил. А говорил он иногда часами, не останавливаясь. Обо всем на свете мог говорить. Подкован Николай Степанович был практически во всех сферах жизни. Разве что за новомодными гаджетами не следил, а так знал все и обо всем.
Из всех работников транспортной компании, в которой трудился Данила, ему больше всего нравилось работать с двумя мастерами. С Николаем Степановичем парень работал нечасто, зато каждый раз узнавал для себя что-то новенькое, как по работе, так и о жизни. Чаще Данилу ставили в помощники к суровому слесарю Патрушеву. Огромный мужик с высеченными словно из камня руками своей силой приводил Данилу в священный трепет. Неясно было, то ли от природы этот великан был наделен такой силищей, то ли служба в десанте налила его мощью. От него Данила мог почерпнуть для себя крайне мало, Патрушев не был словоохотлив, но работу свою знал и к молодому парню относился снисходительно. Учил его суровый мужчина больше делом, нежели словами. Все показывал, но почти никогда не пояснял. Данилу это устраивало, поскольку Патрушева он побаивался. Причем страх этот пришел нежданно-негаданно. Однажды, придя на работу, Данилу подозвал к себе Николай Степанович и тихонько так предупредил: «К Патрушеву сегодня не подходи». Объяснять он ничего не стал, что сработало для молодого парня, как катализатор для его любопытства. И, естественно, Данила весь день крутился возле огромного хмурого мужика. То железку ему принесет, то ключ гаечный подаст. Ничего в поведении Патрушева в тот день Данилу не насторожило, ну разве что был он немного суровее, чем обычно. До полудня проработали спокойно. А на обеденном перерыве, когда вся бригада села перекусить в каморке рядом с раздевалкой, Патрушев молча подошел к холодильнику, достал из морозилки две бутылки водки и вот прямо так, за бутербродом с салом, в одного их выпил. Молча, размеренно, стакан за стаканом. Молодые работники, вроде Данилы, переглянулись, но ничего не сказали. Пить на работе строжайше запрещалось, но в коллективе быть крысой и бегать докладывать не полагалось. Так что, все промолчали. Старожилы же базы и вовсе вели себя как ни в чём не бывало. Будто каждый день сами так просто выпивают литр водки за обедом. Обед закончился, и все отправились по своим местам. Один только Патрушев остался сидеть в каморке. Данила никогда еще раньше не видел человека в таком подавленном состоянии. Хотя мозгами он понимал, что даже такого здоровяка, как его коллега, два пузыря могут в лепешку раздавить, но тут дело было явно не в выпитом. В каморку зашел Николай и буквально за шкирку вытащил Данилу из-за стола. Оттащил его к себе в слесарку и заставил железной щеткой отдраивать ржавый коленвал. Из слесарки, где работал Данила, было видно рабочее место Патрушева, вернее цех, где стоял разбортированный грузовик. Рядом лежали здоровенный лом и несколько ключей. Именно тогда Данила впервые увидел, на что способен этот великан. После двух бутылок водки, ни капли не опьянев внешне, Патрушев в одиночку заменил тяжеленную рессору. Голыми руками, молча. Просто так взял и выполнил работу, которую порой без мата и вспомогательных инструментов не могли сдюжить и трое крепких мужчин. В конце рабочего дня, после того как начальство уехало, молчаливого Патрушева увели с базы под руки трое мужиков. А Николай Степанович потом объяснил, что каждый год в один и тот же день Патрушев ведет себя именно так и не иначе. Пару лет назад, когда Николай сам только устроился на автобазу, он увидел этого огромного здоровяка точно в таком же состоянии и по неопытности решил разузнать, что к чему. Точно так же болтался возле него после обеда и даже предложил ему помощь. Но Патрушеву помощь была не нужна. Оказалось, в этот день он поминал сослуживцев, которых не смог вытащить из какой-то заварухи во время службы в Афгане. Долго в тот день десантник рассказывал Николаю о своей службе, и чем дальше углублялся в воспоминания, тем хуже ему становилось. Тогда дело не ограничилось двумя бутылками водки. Охмелев и разворошив воспоминаниями опасное осиное гнездо памяти, Патрушев устроил на базе целый погром. Дело дошло бы даже до рукоприкладства, если бы не дипломатический талант Николая. Каким-то непостижимым образом ему удалось успокоить здоровяка одной только беседой. Патрушев проспался и на утро был тише воды, ниже травы. А Николай Степанович с того раза сделал единственный вывод: человека в таком состоянии лучше не трогать вообще.
День близился к концу. Двигатель от Мурзика, как водители ласково называли машины минского автозавода, стоял разобранный и полностью готовый к повторной сборке. Изношенные детали были заменены, а более или менее пригодные были отмыты и насухо протерты. Форсунки продуты и готовы к установке. Весь следующий день Николай планировал потратить на сборку сложного агрегата и попросил Данилу, по возможности, не прогуливать. Парень виновато улыбнулся и по звонку, возвестившему конец рабочего дня, отправился переодеваться. День прошел более чем удачно. Данилу не уволили, более того, даже не влепили выговор. В прекрасном расположении духа, на том же стареньком ПАЗике парень добрался до метро. Через сорок минут он уже брел домой по тихим дворам своего района.
Возле подъезда, как всегда, сидели забулдыги и о чём-то громко разговаривали. Пара раздавленных пузырей, прикрытых пакетами, служили топливом для интенсивных споров. Из трех мужчин в форменных куртках работников метро Данила знал лишь соседа. Второй, довольно молодой парень, выступал его оппонентом в каком-то высокоинтеллектуальном диспуте. Третий же товарищ мирно посапывал, примостившись на краю лавочки. Солировал, естественно, Валера.
– Да я те говорю, ну не может он каждый день направо-налево спасать этих идиотов! – заплетающимся языком кричал он, пытаясь донести какую-то истину до собеседника.
– Ну, до этого же мог? – парировал оппонент, которого Данила не видел раньше. – Ты ж сам пел, как он, надысь, аж двоих с того света вытащил!
– Ну, вытащил, было дело… Даже видео в Юпубе есть…
– Воооот, а тут не пошел спасать....
– А если они через одного все сигать начнут? – кричал Валера, – Как он их, по-твоему, спасать должен?
– Ну, положим…
Данила подошел ближе и, уже уверенный, что речь идёт о нём, решил вклиниться в разговор. Мало ли чего полезного от Валеры можно будет узнать, про «Юпуб» же он ему сообщил в пятницу.
– Что случилось, шум-гам, а, Валер?
– Ооо, сосед… Садись, рассудишь! – весело заорал Валера. – Ты новость слыхал?
– Нет, – насторожился Данила, – какую?
– Воот, смотри! Серега говорит, что тот спаситель – крыса подземельная! Что ему дар Божий дан, а он, дескать, выбирать начал, кому жить, а кому умереть!
– А что не так? – поднял голову уже изрядно датый Серега. – Ты сам посуди, раз у человека чуйка на такие дела, а он кого-то спасает, а на кого-то забивает, то он кто? Правильно, кры-са! Не ему решать!
– А кому решать, если только он знает, как этих мудаков от смерти спасать?
Данила никак не мог вникнуть в суть спора.
– Валер, ты объясни толком, кто кого спасал, а кого не спасал? Я ничего не пойму!
– Ну да, – опомнился Валера, ‒ ты ж не знаешь. Сегодня-то опять одна дура…
– Что опять? Какая дура? – у Данилы по спине пробежал знакомый холодок.
– Опять сиганула…
– Кто?
– Ну, я те говорю! ДУ-РА! Сегодня. Опять сиганула под поезд, – смакуя новость, протянул Валера.
– А почему я ничего… – Данила осекся. Почему он ничего не почувствовал? Весь день на работе провел, и ни единого признака паники…
– А потому, что это закрытая информация, – не без гордости сообщил сосед. – И только доверенным лицам она была открыта…
Пьяный лепет соседа, поначалу казавшийся Даниле забавным, начинал бесить.
– Валер, ты можешь толком рассказать, в чем дело-то?
– Могу, могу, а ты чего так завелся-то? – Валера выразительно посмотрел на руки Данилы, которые крепко сжимали ворот его рубашки. Данила только сейчас осознал, что буквально вытрясывает информацию из соседа. Он разжал кулаки и осторожно поправил рубашку Валеры.
– Извини. Я…
– Да ты не ссы, живая она! От поди-ка, как переживает! Жива, в больничке уже, небось, лежит.
– Жива? Как? – Данила еще больше запутался. Кто-то бросился под поезд, выжил, значит.
– Жива, еще как. Они же, полоумные, все такие! Жест красивый напоследок сделать хотят! А по уму не знают, как сделать. Сиганула в центре платформы, да поезда не дождалась. Машинист прям перед ней состав остановил. Она только башкой о водосток шандарахнулась. Ну, её на носилки и в больничку!
– В какую?
– А мне почем знать? В местную, небось, – Валера от напора молодого соседа аж протрезвел слегка.
– На какой станции это было? – уже спокойнее спросил Данила.
– Да на нашей ветке, я как бы узнал еще? Витёк, сменщик мой, рассказал… На «Филевском парке», кажется.
Тут очнулся провалившийся было в себя Серега.
– Наливай, Валера… Мы так ни к чему не придем…
– Не, ну ты понял, даже малой тебе скажет, ты не прав…
Данила понял, что больше информации от пьяного соседа ему не выведать, и под громкие споры алкашей поспешил забежать в подъезд.
Как же так? Почему сегодня? Я же только в пятницу отработал? Почему ничего не почувствовал? Господи, сколько же вопросов… Данила зашел в квартиру и, не разуваясь, прошел в комнату. Закрылся, сел на кровать. «Думай! – приказал он себе. ‒ Ты ничего не чувствовал сегодня. Так? И, значит, ничего не должно было произойти. Так? А значит, Валера врёт. Всё просто. Просто напился до чертей и сказки сочиняет. Точно!» Но это оправдание Данилу не успокоило. Для посиделок с собутыльниками пьяному соседу вполне хватило бы и пятничных баек. Зачем ему на ровном месте придумывать несуществующую историю? Что-то тут не вязалось. А если Валера и впрямь слышал о новом суициде, пусть даже неудавшемся? Тогда почему чутьё Данилы ничего ему не подсказало? Может, всё наконец-то прошло? Парень тряхнул головой, уверенный, что о таком счастье лучше даже не заикаться.
Единственным выходом из этой ситуации было поехать на то самое место и попытаться его прощупать, как он обычно делал это на охоте. Зацепки есть ‒ есть место, есть конкретная станция. И если это произошло не позже трех часов назад, у Данилы вполне есть шанс что-нибудь почувствовать.
Мешкать было нельзя. Парень пулей выбежал из подъезда. Соседа со товарищами уже и след простыл. Видать, прогнали с лавочки местные бабки. Ничего, без него обойдусь. До метро минут пять, если бегом, а там всего две станции. Может, и повезёт.