Санкция на жизнь

Глава 1 Парад звезд

Солнечная система X. Сфера нейтралитета. Радиус 1 от Точки перехода

Пальцы рук мерзли. Сенсорные перчатки полагалось надевать вместе с внешним каркасом скафандра непосредственно перед проходом в стартовую ячейку к машине. А здесь, в помещении внутреннего шлюза, уже вторые сутки немного сбоила система кондеров и температура держалась на пяток градусов ниже нормы.

До смены дежурных пилотов барража оставалось больше получаса, но доступ в жилые отсеки корабля для космонавтов закрывался за шестьдесят минут до вылета, а переборки к площадкам открывались тогда, когда решал начальник инженерной бригады. Что ж, таковы правила…

Цепочка с ключом слегка согревала кожу.

Двадцать граммов металла, позволяющие привести в действие сложнейшую систему зажигания истребителя, висели на шее у Стаса под промежуточным комбинезоном и напоминали о многочисленных стартах с Земли, других планет Солнечной, спутников, орбитальных пакгаузов и станций. Все как в старые добрые времена. Когда он еще работал на среднетоннажном «пеликане».

Только здесь не было тягомотины с командировочным удостоверением, зоны нудного «последнего карантина», предполетных досмотров и прочих гражданских проволочек. Пилот-истребитель получал медицинскую санкцию, после чего полностью подчинялся приказам командира эскадрильи и ведущего диспетчера из комплекса управления полетами малых единиц авианосца «Данихнов».

Неделя ураганных тренировок и учебных миссий была позади. Несколько пилотов не выдержали нагрузок и отсеялись. После того как Тюльпин с треском выставил их из учебки, неудачников никто больше не видел. Кстати, пострадавшего от командирского ботинка Руграно среди них не оказалось. После воспитательного генитального массажа он серьезно преобразился и зарекомендовал себя как дисциплинированный и толковый офицер. Видно, и вправду велика дидактическая сила удара по яйцам.

В течение трех последних дней Стас, Марек, Геннадий, Руграно и другие пилоты эскадрильи совершали боевые вылеты. Правда, задача для мазутов, как правило, ставилась элементарная: сопровождать барражирующие неподалеку от основных сил флота фрегаты и малые исследовательские станции. Лишь единожды их отправили вместе с линкором к ближнему радиусу Точки, и Нужному посчастливилось издалека наблюдать реальную стычку. Хотя: «наблюдать» – сказано громко. Их звено просто в течение минуты принимало обрывки брани в эфире на открытой дипломатической частоте и таращилось на показания радаров средней дальности локации. Корвет Игреков выскочил из перехода и, не дождавшись опознавания «свой – чужой», пальнул по автоматическому зонду Иксов. За что тут же получил перекрестный укол рентгеновскими лазерами от патрульных «Соларов» и закрыл бойницы. Обычное недоразумение.

Вообще, судя по официальным сводкам, в последнее время боевых столкновений между космическими силами двух Солнечных практически не случалось. Зато психологическое напряжение нарастало с каждой минутой. Обе стороны прекрасно понимали, что высшее командование космических держав, а также СКО и СКВП, затевают нечто масштабное.

Дипломатическую миссию со стороны Иксов? Контроль со стороны Игреков? Да. Пожалуй. Только за каким хреном тогда на границах сферы нейтралитета висят почти все боевые соединения?

А информация насчет того, что с динамикой Солнечных систем не все в порядке, постепенно продолжала расползаться от одного обитаемого кусочка пространства к другому. И хоть все СМИ на тот момент были на жестком поводке у силовиков, финансово-промышленных групп и правительств – слухи неумолимо ползли. До всеобщей паники было, бесспорно, далеко, но люди на планетах потихоньку начинали копошиться и делать то, что обычно делают, как только в воздухе повисает незримая пленочка абстрактного страха: запасать продукты, проверять надежность жилищ и средств передвижения…

— Тебе там понравилось? — неожиданно спросил Марек, не глядя на Стаса.

— Где?

— Там, у Игреков. На Земле, в Москве… Не знаю, где ты еще побывал.

Нужный покосился на чеха и нахмурился. Он привык, что пилоты втихую судачат о нем за спиной. Бессмысленно было скрывать, что он и есть тот Стас Нужный, который первым попал в чужое пространство.

— Двоякое ощущение, — честно признался он. — С одной стороны, их мир очень похож на наш: почти те же названия городов и улиц, имена людей. В общем – полным-полно очевидных совпадений. С другой… много вещей, которые совсем не похожи на привычные для нас: деньги, отсутствие санкций, иное отношение к жизни. Люди женятся и дружат просто потому, что им хочется. И столько, сколько хочется.

— Это же… — Марек поискал подходящее слово. — Неуютно.

Стас кивнул.

— Ты прав. Это неуютно.

— Тогда – зачем?

— Может быть… оно лишь для нас неуютно.

— Я не понимаю. Вот скажи, ты сумел бы полюбить женщину и жить с ней постоянно?

Нужный поежился. Стал быстро сжимать и разжимать кулаки: пальцы рук совсем задубели.

— Не знаю. Никогда не думал о таком, — соврал он. Соврал наполовину: думать-то он думал, а вот знать – действительно не знал.

— А дружить с одним и тем же человеком из года в год? — не унимался чех. — Ведь скучно же.

Стас промолчал. Слишком трудно теоретически рассуждать о том, что практически не случалось в его родном мире. Генетическая связь поколений, воспитание, социальные нормы – все это мешало думать о жизни Игреков непредвзято. Как только мысль перескакивала невидимый рубеж – автоматически включались некие защитные механизмы памяти. Они давили эту мятежную мысль с чудовищной силой.

— Так понравилось или нет? — повторил вопрос Марек, задумчиво почесывая бакенбард.

— А ты случаем не засланный курва-казачок? — усмехнулся Нужный. И осекся. Пристально посмотрел на чеха. Но тот, кажется, не уловил сути русской идиомы.

— Впрочем, ты можешь не отвечать, — сказал Марек. — Мне просто интересно, как…

— Упырятина, пообщаться захотелось?

Тюльпин умел входить тихо, но говорить при этом громко.

— Никак нет! — гавкнули пилоты разом.

— Тяга следующая, — на порядок тише проговорил каптри, застегивая промежуточный комбез под горло. — Штатное боевое патрулирование отменяется.

Он окинул взглядом личный состав на предмет обнаружения несанкционированной радости в глазах. Удостоверившись, что оной в наличии не имеется, продолжил:

— Командование приказало вскрыть красный конверт. Мы с вами, любезные касатики, идем в рейд к Игрекам. Десять минут назад официально началась военно-дипломатическая операция «Санкционер». Объединенный флот с нынешнего момента на военном положении. А посему для вас как для офицеров СКО начинают целиком и полностью действовать законы военного времени. Трибуналы и прочая бодяга, которая отражена в уставе. Вот такая вот тяга, господа мазутики.

Никто из пилотов не произнес ни единого звука. Лишь желваки заиграли на скулах.

Стас почувствовал, как зубы сами собой сжались, а внутренности похолодели и дрогнули, будто их пронзила харонская метель.

Сообщение Тюльпина оказалось жутким потому, что каптри произнес его слишком равнодушным тоном.

Слишком.

Так говорят не о дипломатии. Так говорят о войне.

Лязгнуло. На миг заложило уши от легкого перепада давления. Зашипели, открываясь, переборки внутренних шлюзов стартовых ячеек…

— Подойти к персоналу площадок, — скомандовал Тюльпин. — Надеть внешние каркасы скафов. Обозначить коннект с диспами. И по машинам, эскадрилья! Живо, живо, ненаглядные упырята! Не на учебке сопли жуете!

Их эскадрилья состояла из дюжины боевых единиц. Тюльпин разделил группу на четыре звена. Соответственно, по три пилота в каждом. Назначил ведущими Марека, Геннадия, Руграно и себя. Приказал во время рейда соблюдать клиновидное построение. И напоследок знатно обматерил всех подопечных – просто так, чтобы не расслаблялись…

Двенадцать стартовых ячеек в одном из множества боковых утолщений авианосца.

Двенадцать автоматических контрольно-тестовых комплексов, управляемых инженерами.

Двенадцать малых тактико-штурмовых истребителей «Янус».

Уже облаченный в скафандр, Стас взобрался по трапу к внешнему шлюзу своей машины. Он оглянулся на инженеров, копошащихся возле стойки шасси, и провел перчаткой по заиндевевшему шлангу подачи топлива. Иней покрывал не только патрубок, соединявший шланг перекачки с запорной муфтой, но и обшивку в радиусе полуметра – видимо, герметичность системы была слегка нарушена. Нужный чиркнул пальцем по замороженному сегменту, белесая пыль посыпалась вниз – температура тут явно была ниже минус сотни по Цельсию. Он воровато огляделся и торопливо накарябал на инее семь букв, которые давным-давно не видел на борту своего корабля.

— Здравствуй, Ренегат… — прошептал Стас. — Знаю, тебя так еще не называли. Впрочем, все это глупо, наверное…

«Стас, ты чего там бормочешь?» – раздался в наушниках голос Ильи Шато.

— Ничего. Все в порядке.

«Тогда забирайся и начинай тестировать системы. У тебя старт через десять минут. Я сегодня тебя поведу».

— Это хорошо, диспетчер.

Стас посмотрел на быстро исчезающую надпись. Буквы «р», «е» и «т» пропали, и теперь на обшивке осталось лишь «нега».

— Да уж, смешно, — одними губами проговорил Нужный.

Раздалось шипение, громкий щелчок, и топливный шланг отсоединился от корпуса, уползая в сторону. Стас проводил взглядом его круглый конец, похожий на раззявленную металлокерамическую пасть, и встряхнулся. Все, никаких больше сантиментов. Собранность, реакция, четкий расчет. Впереди – пилотирование одного из самых современных истребителей, поступивших на вооружение российского флота и отданных в распоряжение отдельного гвардейского авиакрыла, прикрепленного к «Данихнову».

Вообще-то Стас не совсем понимал штабистов, которые окрестили «Янус» малым истребителем. Машинка, конечно, уступала по размерам, скажем, стандартному «пеликану», но маленьким этот двадцатиметровый агрегат назвать мог только закомплексованный подросток. И то – исключительно из зависти.

Внутреннее пространство «Януса», как и у большинства кораблей подобного класса, условно делилось на два отсека: силовой и пилотный. Только здесь эти отсеки располагались не совсем обычно: пилотный – сзади, а силовой спереди. Кокпит, соответственно, находился практически в корме, но значительно выступал над воображаемой продольной осью. Фюзеляж по форме походил на тупоносый ботинок.

С первых дней эксплуатации за новой машиной укрепилось четкое прозвище: «дерьмовоз». И дело тут было не только в созвучиях и ассоциациях с официальным названием «Янус». Просто на борту у этой штуковины стояло столько орудий, что с ушами бы хватило для разгрома небольшого фрегата вместе с патрульным эскортом. Кто-то из офицеров, ознакомившись с ТТХ «Януса», ляпнул: «Да это ж целый ассенизаторский набор! Если сразу все вывалить – линкор можно по рубку говном завалить! Дерьмовоз какой-то, а не истребитель…» Вот и прилепилось прозвище.

А набор был и впрямь что надо.

Кроме пары обычных рентгеновских лазеров, на борту «Януса» были установлены подвесные рэки с восьмью увесистыми ракетами класса анти-М, боеголовки которых были начинены сверхплотным антивеществом – позитронами с исправленным, спараллеленным спином, — удерживаемым мощными электромагнитными полями. При попадании такого «сюрприза» в корабль происходила трехфотонная аннигиляция позитронов с ближайшими электронами, и любая цель превращалась в искореженный огрызок, фонящий гамма-квантами, словно эпицентр миниатюрного ядерного взрыва. Оружие страшное, но запрещенное всемирной конвенцией к применению на низких планетарных орбитах и возле массивных космических объектов по причине нестабильности процесса чистой трехфотонной аннигиляции – бахни такую штуковину в атмосфере, и не исключено, что начнется мощная цепная реакция. На всех ракетах класса анти-М стояли системы самоликвидации, которые срабатывали при пуске в любой среде, кроме глубокого вакуума. Антивещество в этом случае «сжигалось» направленным в центр заряда гравитонным потоком. Опасность состояла в том, что при выходе истребителя из строя удерживающие поля могли исчезнуть, и позитронный заряд детонировал прямо под задницей у пилота, превращая его вместе с машиной в кучку свободных g-квантов. Посему корабли с установленными на них ракетами класса анти-М автоматически превращались в летающие гробы. Зато крупные суда их боялись, как прокаженных. Ведь протарань такой камикадзе борт крейсера, и гигантская летающая крепость с пятидесятипроцентной вероятностью исчезнет в яркой вспышке раньше, чем командир поймет, что произошло. Чистая трехфотонная аннигиляция – это не игрушечки.

Но на этом не заканчивался перечень смертоносных побрякушек, установленных на «Янусах». В носовой части истребителей находился аппарат, генерирующий мощнейший направленный ЭМ-импульс, которым можно было при точном попадании на сравнительно небольшом расстоянии выводить из строя электронику малых машин противника. Какие неудобства может доставить электромагнитный импульс, Стас уже познал на себе во время судьбоносного «рождения» Точки. И мог утверждать со всей ответственностью: приятного в этом крайне мало.

А еще под небольшими треугольными крыльями висели две пушки необычной формы, расширенные концы которых направлены были почему-то не строго вперед, а под небольшим углом к носу корабля. Об их назначении никто из пилотов не знал. В технической инструкции и всех паспортных данных на «Янусы» неизвестные орудия обозначались как «калибрующие излучатели для пространственной ориентации истребителя». Сам Тюльпин не понимал, каково истинное назначение странных штуковин, потому как даже любому курсанту-первокурснику при взгляде на диковинные тубусы становилось ясно, что никакие это не элементы навигационной системы, а самые настоящие высокоэнергетические устройства или генераторы. А вот что они генерировали – оставалось для всего личного состава эскадрильи открытым вопросом. Все многочисленные схемы электрической и силовой проводки «Януса» на этих местах белели пустыми местами. А инженеры лишь разводили руками: мол, что делать – подписывали санкции о неразглашении информации.

Также «дерьмовозы» комплектовались различными системами защиты.

Тут были и целые ряды кассет с физическими и энергетическими ложными целями, и тепловые пушки для создания мнимых пройденных траекторий, и установщики помех на разных волновых диапазонах, и комплексы упреждения лазерных ударов, и нехилый арсенал отвлекающих световых ракет.

Но самым удивительным и… нерациональным во всем боевом оснащении «дерьмовозов» оказалось даже не это.

В бомболюках на каждой машине были установлены атмосферные вакуумные мины. Если что-то ненужное и могло иметься на борту пространственных истребителей – так это оружие для ведения боевых действий в плотной атмосфере. Дело в том, что, как и любая серьезная военная техника, «Янусы» хоть и считались самыми маневренными единицами российского флота, но все равно оставались узкопрофильными машинами, пригодными лишь для выполнения строго обозначенного ряда задач: орбитальный барраж, сопровождение крупных крейсеров и фрегатов, эскортирование особо важных дипломатических кораблей и защита авианесущего крейсера от истребительных соединений противника. Но уж никак они не были рассчитаны на атмосферные полеты. И посему – оставалось загадкой: на кой хрен в бомболюках навинтили вакуумные мины, которые использовались для поражения наземных целей… Может, командование разработало новую тактику: подобраться к вражескому флагману поближе, влететь в открытый шлюз и забросать экипаж взрывчаткой?…

Стас улыбнулся собственным домыслам, повернул ключ и вдавил красный рычаг разблокировки входного кессона. Заработали сервомеханизмы, пшикнула под ногами струя холодного пара, замерцал зеленый огонек стабилизации давления, и люк отошел в сторону.

За ним виднелась полупрозрачная перламутровая пелена.

В первый момент Нужный решил, что это обман зрения. Ибо не могло здесь быть никакой пелены! Он неоднократно забирался внутрь «Януса» на учебных миссиях и прекрасно знал, что должен увидеть за внешним люком: обмотки силовых кабелей по краям, запорные механизмы, толстый шланг, выходящий из гидравлического контроллера герметичности, сенсорную панель и наглухо задраенный внутренний шлюз.

Но никакой зыбкой пелены здесь быть просто-напросто не могло! Глюки, что ль? Не приведи вакуум, если у него так проявляются симптомы нервного истощения…

Стас крепко зажмурился и дождался, пока перед глазами не поплывут радужные пятна.

Спокойно. Все нормально. Просто организм переутомился за минувшую неделю, а мозг слишком много инфы через нейроны пропустил. Сейчас он разожмет веки и увидит самый обыкновенный шлюз, вделанный во внутреннюю обшивку.

Нужный открыл глаза и невольно отшатнулся.

Перламутровая пелена продолжала бессовестно дрожать в полуметре от него.

— Йопть, — не выдержал Стас через пять секунд. — Это что за…

— Силовое поле, — отозвался в наушниках невидимый Тюльпин, будто только и ждал, когда же мазут ругнется в эфир. — Истребители класса «Янус» имеют высокоэнергетический протекционный щит.

— Но… — Стас нахмурился. — Но почему нам ничего не сказали раньше? Ведь это совершенно новая технология, и пилоты обязаны быть в курсе, какое воздействие на…

— Заткнись, — оборвал его каптри. — Вот я тебе сейчас сказал. Теперь ты счастлив?

— Пока не знаю, — пробурчал Нужный. Он осторожно поднес руку в перчатке скафа к подрагивающей пелене. Мгновенно почувствовал, как кончики пальцев закололо, а суставы заболели, будто вместо суставной жидкости в них засыпали песка. Резко отдернул руку. — И как мне попасть внутрь? Эта фигня ведь как-то отключается, правда?

— Все вопросы к диспам, — отрезал Тюльпин.

— Шато, слышишь меня?

«Да, Стас. — В голосе у Ильи присутствовали легкие нотки растерянности, словно он сам только что узнал о поле. — Отключить протекционный щит снаружи… э-э… невозможно».

Нужный промолчал, не одарив диспетчера такой роскошью, как вопрос. В наушниках раздалось невнятное бормотание, потом Шато резко прикрикнул на кого-то и прокашлялся.

«Просто проникай внутрь фюзеляжа…» – сказал он наконец.

— Слушай, почему-то мне кажется, что слово «просто» здесь лишнее.

«Крестись, когда кажется… Протекционное поле управляется только изнутри корабля, — сердито ответил Шато. — Оно настраивается единожды на ДНК конкретного пилота и, по умолчанию, функционирует до тех пор, пока этот пилот управляет истребителем. После окончания рейса, когда космонавт покидает борт, генератор поля самоуничтожается. Система дурацкая и материально затратная, но исключает возможность доступа посторонних лиц во внутренний объем „Януса“ во время выполнения боевого задания».

— Не понял, — продолжая наблюдать за перламутровыми разводами, нахмурился Стас. — Посторонние лица прямо из космоса могут пожаловать? В обшивку постучать, что ль? Или на абордаж меня взять, подтянув крюками?

В наушниках кто-то фыркнул. Кажется, это был Геннадий.

«Ты не ерничай, пилот», — сухо сказал Илья.

— Держи масть, дисп, — тут же огрызнулся Нужный. — Будь здоров, не кашляй!

«Процесс пересечения границы протекционного щита болезненный даже для того человека, на ДНК которого он настроен. Съел?»

— Отставить неуставные разговоры, мазутня! — вмешался Тюльпин. — Забирайся в машину, ведомый один.

— И насколько этот процесс… болезненный? — с нехорошим предчувствием спросил Нужный, обращаясь к Шато.

«Я точно не знаю, но, видимо, будет очень больно, — ответил тот. — Синаптические связи нарушаются на короткое время, давление жидкости в суставных сумках и во внутренних органах слегка измениться может, капилляры кое-где полопаются…»

Стас покашлял. Просто чтобы произнести какой-нибудь звук. Потому что слова из глотки не лезли.

Нужный никогда не слыл трусом, но в тот момент ему вдруг стало жутко до дрожи. Что же такое создали военные для этой операции? Слишком много новых высоких технологий, диковинных даже для искушенных в таких делах вояк. Много недомолвок, а кое-где имеются явные несуразности. Вакуумные мины, невиданный протекционный щит, излучатели неизвестного назначения… Эти, так сказать… приспособления созданы не для дипломатического сопровождения, они – для штурма. И очень серьезного штурма. Только вот штурма… чего?

А стаж военного пилотирования у пилотов их эскадрильи – без году неделя, причем в прямом смысле слова…

«Стас, у тебя биометрика скачет, — сказал Шато. — Телеметрия показывает: пульс 115, температура тела 37 с лишним, давление выше нормы. Давай-ка успокойся, вдохни как следует и забирайся внутрь, у тебя старт через четыре минуты, а ты тесты не прогнал еще».

— Ведомый один, приказываю занять свое место и приступить к осуществлению процедуры старта. — За кажущимся спокойствием в голосе Тюльпина дрожала нарастающая ярость. — По возвращении из рейда – трое суток гауптвахты и суточное лишение санкции на сон лично от меня. Приступить к исполнению.

— Есть, — произнес Нужный и, глубоко вдохнув, шагнул в перламутровую ночь.

Это вовсе не было больно.

Просто на какое-то мгновение все ощущения исчезли, бросив сознание в бездну коллапса. Будто кто-то разом выключил свет, звук и выдернул из-под ботинок скафандра плоскость трапа. Бесконечно долгий миг Стас падал куда-то внутрь себя, сжимаясь в подобие геометрической точки.

А вот когда синапсы вновь «включились», стало больно.

Не просто больно – чудовищно, дико, невыносимо, адски больно…

Тело Нужного вздрогнуло и выгнулось дугой. Да, именно так: не Нужный вздрогнул и выгнулся, а его тело. Потому как оно в тот момент оказалось начисто отсоединено от сознания и воли…

Наплечник скафа упирается в рукоятку блокировки шлюза, ботинки судорожно скребут по полу, шлем разом становится тяжелым и неудобным.

Жжение. Будто кровь вскипает в жилах…

Ломота в костях, ногтях, зубах…

Неестественно долгий удар сердца отзывается целым фейерверком мук во всем организме…

Кажется, что из черепа выскребли мозг, а взамен серого вещества засыпали крупной стеклянной крошки…

И пытают… Пытают, выворачивая суставы…

Уже спустя секунду Стас почувствовал, как струйка мочи прыснула в спецбелье, а руки и ноги безвольно обмякли в каркасе скафа… Он приложил нечеловеческие усилия, чтобы напрячься и капитально не обмочиться.

В ушах звенел чей-то далекий голос, увещевавший о том, что ему необходимо занять свое место, перед глазами рывками расползались радужные пятна, бедро кололо от второго или третьего укуса инъектора, вгоняющего в мышечную ткань стабилизирующий раствор и адреналин-контроллер, грудь сдавил рвотный позыв…

Еще чуть-чуть, и Стас бы наблевал полный шлем.

— Твою мать, шкварки вы дырявые… — просипел он, хватаясь за кронштейн и поднимаясь с колен. — Да я ж мог дуба врезать, уроды подшконочные…

— Ни фига ж себе коврижки… Ну, конструктор этого сраного поля, блин… Vykou mi [Сделай мне минет (чешск.).], — вторя его проклятьям, прорычал в наушниках чех. — Да разве так можно с живыми людьми? Беспардонники!

— А ты, оказывается, знаешь русский лучше, чем я думал…

— Стас, Марек, вы закончили обсуждать особенности протекционного щита? — поинтересовался Тюльпин. Не дождавшись ответа, продолжил: – Хорошо. Тогда по местам, мазутня!.. Согласен, ощущение не из приятных. Но, поверьте мне, через минуту отпустит так же быстро, как проняло. Зато в бою будете чувствовать себя защищенными на девяносто процентов. В общем, как у черта в семенниках. Главное – вовремя выстрелить.

Нужный проморгался, со злой обидой оглянулся на перламутровую муть поля, перекрывшего кессон, и проковылял к центральному отсеку, где начиналась вертикальная шахта, ведущая в кокпит.

Уже сидя в кресле и перехлестывая себя пневморемнями, он обратил внимание на мелкие капельки крови, россыпью лежавшие на стекле гермошлема изнутри. Хлюпнул носом и, не выдержав, еще разок матюгнулся.

«Автономные контуры систем жизнеобеспечения и телеметрии скафандра синхронизированы с бортовыми, — пробубнил Шато. — Тестирование систем завершено. Готовность – минута».

Стас машинально водил взглядом по полупрозрачному виртуальному экрану, на который транслировались данные, поступающие с основных узлов истребителя. Корректировал короткими, точными командами расчеты курса в стартовом коридоре, трансферил диспам в навигационный комплекс «Данихнова», отмечал неточности, принимал коррективы… Нейросенсоры на кончиках пальцев получали и генерировали слабые импульсы, которые замыкали скрытые под обшивкой цепи, силовые контуры, пускали сервомеханизмы и магнитоиндукционные сферы – то есть приводили в действие одну из самых сложных машин, которые создавал человек за свой короткий век.

А где-то по другую сторону Точки перехода пилоты Игреков выводили из доков свои корабли…

Нужный вдруг почувствовал, как что-то меняется в мире. Словно не просто сошли со своих привычных галактических орбит две Солнечные системы, а вместе с этим сорвало некий графитовый стерженек с душ миллиардов людей. Как будто невидимые кусачки отхватили тонкую проволочку со свинцовым кругляшком пломбы, освобождая путь для серьезного маневра…

Он тряхнул головой, ощутив, как кожа на шее потерлась о воротничок комбеза. Поперек сонной артерии.

«Вниманию всех пилотов! Говорит командующий авианесущим крейсером „Данихнов“ адмирал СКО Дмитрий Скирюк, — раздалось в наушниках. — Подтверждаю санкцию на боевой рейд на сопредельную территорию Солнечной системы Игрек и начало операции „Санкционер“. Командирам эскадрилий и отдельного гвардейского авиакрыла ознакомиться с боевыми задачами и доложить о готовности личного состава по закрытому каналу».

«Ключ на старт», — скомандовал Илья Шато.

Стас вставил ключ в ромбовидную прорезь возле основного дисплея и повернул его на 90 градусов против часовой стрелки.

— Есть «ключ на старт».

На долю секунды вектор силы тяжести поменялся, и Нужного вновь замутило – это включились автономные компенсаторы ускорения истребителя. Где-то внизу убрались опоры шасси, из маневровых жидкостников коротко выстрелили голубоватые венчики плазмы, отправляя «Янус» в плавный полет через опустевший ангар стартовой ячейки к внешней переборке шлюза, которая уже разъехалась в стороны, словно стальная пасть, испустившая последний вздох.

А за ней медленно двигались звезды…

Стас сверил навигационные привязки и нахмурился, запрашивая данные относительно курса авианосца. По его прикидкам, «Данихнов» еще не начинал маневра для выхода из радиуса 1 сферы нейтралитета, и звезды никак не могли «двигаться». Они, по логике, должны были висеть неподвижно относительно геометрических осей авианосца…

Данные оказались верны. Но что же это в таком случае?

Нужный вывел перед собой изображение трехмерного радара ближней локации и в первый момент слегка зажмурился от призрачно-зеленой мешанины, возникшей перед глазами.

Центральному бортовому компьютеру потребовалось полсекунды, чтобы обработать прорву информации, поступившей с локационных сканеров. Вязь кривых перехлестнула все видимое пространство перед Стасом, и ему пришлось убавить яркость.

Это высветились траектории кораблей, находившихся в радиусе нескольких световых секунд от «Данихнова».

Сотни… нет, пожалуй, тысячи боевых единиц выстаивались в немыслимые пространственные каскады во всем ближайшем космосе. Истребители, корветы, боты, спутники, фрегаты, дипломатические яхты, линкоры, авианосцы, научные станции… Казалось, что здесь собрался весь флот сил космической обороны не только российского сектора, но Земли.

«Гравитонные ускорители в норме. Конденсация энергии для начального импульса проходит в штатном режиме. Реактор в норме, ингибиторно-каталитическая система в норме, гидравлика в норме, регенерация в норме, терморегуляторы в норме…»

Мириады огней двигались за анизотропными стеклами кокпита. За смягченным фильтрами, еле заметным маревом протекционного щита.

Вот проносится прямо вдоль борта авианосца звено «Соларов», а за ним чуть медленнее идет увесистый корвет с мерцающими по ребрам фюзеляжа габаритными огнями в паре с неуклюжим «пеликаном». Вдалеке видна яркая точка линкора, окруженная бледными сполохами активированной защиты. А чуть «левее» – если можно так выражаться в открытом космосе – в сопровождении искорок истребителей скользит чья-то роскошная яхта, похожая на кусочек темно-фиолетового тумана на фоне черно-звездного провала пространства…

«Внутренний объем герметичен, компенсаторы функционируют в активном режиме, система подачи первичного…»

Мириады сердец пульсируют в унисон с ритмом этого колоссального парада мощи человечества, которое населяет Солнечную X.

И вся космическая армада, словно электронно-механический рой трудолюбивых пчелок, движется прочь от плоскости эклиптики. К нулевому радиусу Точки.

Рой несет на своих крылашках, брюшках и жалах какую-то важную санкцию в соседний улей…

«Стас, ты это видишь?» – тихонько спросил Шато, рискуя получить втык от начальника смены за нештатные разговоры.

— Да, — негромко сказал Нужный. — Мы всей Солнечной решили переселиться к Игрекам, что ли?

Илья промолчал, и Стас внезапно испугался слов, которые, в общем-то, ляпнул в шутку.

Он перевел истребитель в автоматический режим и продолжил молча наблюдать, как за распахнутой переборкой внешнего шлюза «плывут звезды».

Приближаясь.

Глава 2 Грани империй

Солнечная система X. Точка перехода. Радиус 0

Космос обманчив. Здесь отсутствуют не только воздух и видимый в среде рассеянный свет, но зачастую и ощущение скорости.

Корабль может потихоньку «ползти», набрав полкилометра в секунду, или нестись офонаревшим болидом, перешагнув барьер в ноль двадцатую световой, а вокруг ничего не изменится. Если, конечно, рядом нет соразмерных тел, которые движутся с иной скоростью. Да и то не факт, что с борта идущего на ноль двадцатой крейсера будет заметна невооруженным глазом средних размеров станция, висящая на орбите планеты.

Скорости в космосе ощущаются в том случае, если они сопоставимы. И вот тогда становится жутковато…

Истребитель Стаса скользнул мимо кормового орудийного блока «Данихнова», держась за «дерьмовозом» ведущего, и мелькнувшая в каких-то ста метрах темно-серая поверхность залповых гасителей заставила его невольно дернуться вправо и прижаться каркасом скафа к ребру ортопедической спинки кресла.

Соблюдая клиновидное построение, они со вторым ведомым, которого звали Калнадор, рихтовали дистанцию и легли на стационарный барражный курс следом за ведущим – капитаном третьего ранга Тюльпиным.

— Переходим на гравитонники, — скомандовал каптри. — Коррекция и настройка фокус-зон.

Стас незамедлительно дал команду бортовому компьютеру и почувствовал, как корабль содрогнулся. Жидкостные ускорители вырубились, и где-то снаружи малиновые от высокой температуры сопла моментально остыли, сыпля в пространство перекаленной трухой верхнего рабочего слоя. Зато заурчал гравитонный ускоритель. Ненадолго, лишь чтобы скорректировать курс.

Чуть в стороне, в нескольких километрах от своей машины, Нужный заметил, как коротко мигнула лиловым глазком фокусирующая зона тюльпинской машины, оставив за собой невидимую струю смертельной G-аномалии.

— Я на гравитяге, — доложил Стас. — Шато, глянь у себя на мониторах. По моим – резервный контур накопителя сбоит.

«У меня нормально, Стас», — отозвался диспетчер.

— Всем командирам звеньев, внимание, — проговорил Тюльпин. — Мы выходим на радиусный барраж фрегата Militeuro-4 европейского дипломатического корпуса. Тяга такая: звенья Марека и Руграно ныряют перед охраняемым объектом, мои мазуты и Гена с архаровцами – в арьергарде.

«Твое расчетное время входа в точку три минуты, — услышал Стас голос Шато в наушниках. — Сейчас автоматика подправит курс, не дергайся».

Нужный обеспокоенно поглядел на навигационные кривые. Вывел на монитор данные тактических пакетов и задумчиво потрогал отключенные сенсоры-гашетки боевого джойстика.

— Илья, — спросил он, — почему мы ведем европейское судно? У них что, своих истребителей мало?

— Стас, заткнись и выполняй приказы. — Вместо Шато раздраженно ответил каптри. — С этой минуты никакой лишней болтовни.

Нужный подождал, пока маневровые двигатели автоматически отработают и скорректируют курс, а затем убрал трехмерную картинку и с помощью обыкновенной оптики приблизил изображение объекта. Теперь грушевидная туша фрегата виднелась практически прямо по курсу. Малые корабли охранения, конечно же, шли не точно в кильватере этой громадины, а чуть по сторонам, чтобы не угодить в мощную струю гравитонной аномалии, которая оставалась в хвосте маршевых движков.

Militeuro-4 на полном ходу несся в «проходной коридор» Точки. Рядом с ним шла крошечная яхта без опознавательных знаков, а сзади и спереди патрулировали «Янусы» тюльпинской эскадрильи. Звенья Марека и Руграно уже нырнули в зону перехода и исчезли с радаров.

Дежурные диспетчеры переговаривались в эфире на открытых частотах. До ушей пилотов долетали обрывки фраз:

«Семь четыре, вектор ноль пять один. Уступительные радиусы сдвинь».

«Got it. Attention! In sec fifty. Cargo shuttle…»

«Ну скомандуй, убери его. Там же от Игреков должен еще выйти патрульник!»

«Zero radius confirmed».

«Траверз нулевого радиуса пересек малый дэ-7 и средний эм-е-4. Гравитонники пассивны. Угрозы искривления нет. Вход через пятнадцать, интервал ноль пять сотых, ускорение ноль, сопровождение – русские „Янусы“. Шесть на шесть. Ведущие эскорт диспетчеры, скиньте привязки и расчетное время…»

Болтовня диспов немного успокаивала. Осталось совсем немного до перехода, а за ним – уже другая Солнечная, где нужно выполнять поставленные командованием задачи и санкции. Рейд обязательно пройдет успешно, не зря командование СКО так тщательно готовилось к нему. Будут достигнуты соответствующие дипломатические договоренности, урегулированы очередные конфликтные и спорные ситуации между Игреками и Иксами…

Эти мысли Стас заставлял себя думать.

А настоящие – текли где-то под ними. Морозно и страшно…

Операция «Рекрут», во время которой со всей системы были собраны лучшие специалисты в разных областях науки и техники. Затем – непродолжительная, местами скомканная подготовка и переподготовка. И почти сразу – начало операции «Санкионер».

Неожиданно. Резко. Вызывающе.

Силовики и управленцы многих стран санкционировали рейд небывалого размаха, в котором принимали участие корабли практически всех флотов. Бесспорно, у каждого государства имелись свои политические и экономические интересы на территории Солнечной Y, но складывалось ощущение, что всем этим управляет какая-то очень влиятельная и могущественная структура. Даже не СКО. Кто-то, стоящий на самой верхушке власти. Организация, которой оказалось под силу собрать воедино всю военно-космическую мощь Земли и колоний.

Только вот зачем?

Официальная версия: дипломатическая миссия, цель которой убедить Игреков в состоятельности и эффективности системы санкций, в успешности применения той надежной социальной модели, по которой давно живет родной мир Стаса.

Смешно.

Даже если предположить, что эта операция – нечто похожее на древние крестовые походы, когда с помощью силы иноверцам прививали удобную власти религию, все равно многое не сходится. К примеру, с какого перепугу собирать в кучу со всей периферии Солнечной всякую шелупонь, пусть даже умную? В крестовые походы ходили рыцари – обученные, благородные воины. Знать. Крестьян никто не отправлял на войну. Стало быть, и теперь, коли уж власти задумали провести широкомасштабную силовую акцию, им ничего не стоило просто мобилизовать весь личный состав СКО и нанести один или несколько умелых, точных ударов по Игрекам.

Этот рейд – не просто удар. Этот рейд – начало истребительной войны. Либо молниеносной, либо затяжной – как получится. Именно поэтому те, кто планировал операцию, собрали все силы: грубо выражаясь, всех, кто был способен держать в руках оружие и не пристрелить при этом соседа.

Нужный вдруг подумал: ведь он, как и другие пилоты, диспы, инженеры и прочие санкционеры, совершенно не знает, что в этот момент происходит на Земле. Лишь обрывки слухов, переброшенные через третьи уши от Луны к Марсу, и скудные информационные сводки русских и зарубежных СМИ, все каналы которых давно и надежно контролируются силовиками.

По большому счету, меньше чем за полгода его родная Земля превратилась в огромное авторитарное государство. Произошло то, о чем даже думать раньше не приходилось: ведь подобный расклад казался невозможным и бессмысленным.

Фактически, столкнувшись с Солнечной Y, живущей по несколько иным общественным и моральным законам, гигантская система санкций за считанные месяцы встала на грань падения в бездну анархии. Причем падения отнюдь не эволюционного, а самого что ни на есть революционного: с кровищей, народными соплями, залихватским уничтожением произведений своего и вражеского искусства и прочими сопутствующими ништяками.

Общество с каждым днем все глубже проникалось вольномыслием. А некоторые его представители даже сочувствием к Игрекам – и пропаганда СМИ, которые, в лучшем случае, выставляли тех первобытными варварами, не помогала. Люди оправились от первого шока знакомства с соседями-близнецами и стали постепенно задумываться над самым простым вопросом, известным еще с пещерных времен: а кто, блин, круче живет? Большая политика и высокопарные лозунги им были до фонаря. Ведь люди по нутру – существа примитивные и закону вселенской энтропии подвержены с кучей поправок на происхождение вида; они, в конечном итоге, оперируют наипростейшими категориями.

Целостность системы санкций оказалась под серьезной угрозой идеологического краха.

Махина, бесперебойно работавшая на протяжении многих десятков лет, налетела на другую махину, шестеренки у которой вертелись в противоположном направлении. И – бабах-ебымс! А при таких чудовищных столкновениях, как правило, уцелеть может только одна махина. Или же вообще – всё вдребезги…

Стас замер в пилотском кресле от нахлынувших мыслей. Он внезапно посмотрел на происходящее со стороны и содрогнулся от увиденной внутренним взором картины.

Жуткой и бессмысленной.

Его мир балансировал на грани катастрофы, перед которой ядерная зима или пандемия смертельной болезни – детские забавы. И бояться стоило уже сейчас, а не через десяток лет, когда Солнечные, если верить чудаковатому ботану Уинделу, столкнутся физически.

Его мир… Забавное словосочетание…

Только вот где он – этот пресловутый его мир?

Тот, который остался за плечами? В котором – детство и молодость, проведенные на светлых, чистых, правильных московских улицах?

А может – тот неухоженный свинарник, где все делается «от балды» и никто слыхом не слыхивал о каких-то там санкциях?

Может, тот мир, в котором он на короткий миг познал… любовь? Иначе зачем он туда возвращается? Возвращается с той самой минуты, как расстался с Верой. Рвется назад всем сердцем, мерно пульсирующий ком которого вдруг врезался в острое стекло и рассекся на лоскуты… Как мало, оказывается, было нужно, чтобы стереть из памяти и условных рефлексов тщательно прививаемое чувство непостоянности отношений. Насаждаемые в течение многих поколений правила очередных и внеочередных супружеств обрушились, стоило лишь единственный разочек вписаться сердцем в разбитое стекло.

О как. Все элементарно.

В мире санкций, где Нужный родился и вырос, очень не хватало разбитых вдрызг стекол…

«Стас, расчетное время входа в Точку минута, — проговорил где-то далеко-далеко Илья. — Что-то ты разнервничался. Успокойся, у тебя сердце сейчас из скафандра выскочит. После перехода я какое-то время не смогу тебя вести. „Данихнов“ появится в системе Игреков только через час… Ты уж будь там аккуратен».

— Ша-шкх… кгхм-хм… — Нужный прокашлялся. В горле пересохло. — Шато, ты чего меня лечишь, будто я первый день в космосе? Умерь отцовский пыл.

«Расчетное время входа – полминуты. Инерционный полет в пределах допустимого коридора. Все бортовые системы работают в норме», — сухо проговорил Илья после недолгой паузы.

Видимо, Стасу все же удалось окончательно его обидеть. Что ж – тем лучше: не будет рассчитывать на дружбу по возвращении. Наверное, это жестоко, но Нужный просто не мог дать Шато ни понимания, ни сочувствия – он давно перерос рубежи всех допусков взаимного соответствия.

Он выпал из системы.

Как разогнутая скрепка, которая больше не в силах была удерживать целый мир, готовый к переменам. Ведь на самом деле где-то глубоко внутри мир этот уже давным-давно стал иным…

На увеличенном оптикой изображении было видно, как корпус Militeuro-4 покрылся мельчайшей рябью и стал полупрозрачным. Ближайшее пространство во время прохода корабля сквозь Точку со стороны выглядело пугающе: искаженная метрика выгибала черты корпуса, превращая громаду фрегата в жалкий комочек пластика и стали, сминая его неведомой силой и бросая в другой уголок галактики.

«Фрегат прошел. Остаточное излучение в норме».

Нить, связавшая две Солнечных системы, натянулась на неуловимый миг, пропустив очередную порцию материи, и вновь ослабла.

«Теперь – яхта».

Еще одно короткое натяжение.

«Арьергард – через пятнадцать секунд, — пробормотал в эфир невидимый дисп. Шато больше не встревал, и Стасу от этого было немного легче, ведь он вовсе не имел к Илье личной неприязни. — Пилотам „Янусов“ – приготовиться. Борт JU-22-4, у вас недопустимые биометрические показания. Слышите меня, пилот? Говорит дежурный диспетчер российской боевой станции „Эфа“, пилот борта…»

В бедро кольнуло жало инъектора: видимо, медицинская система корабля все-таки решила вколоть порцию стабилизатора…

Нужный встряхнулся.

До Стаса наконец дошло, что дисп обращается к нему.

— Я пилот борта JU-22-4. У меня все в порядке, диспетчер.

«Ведомые, приготовиться к перестроению по схеме „кленовый лист“, — рявкнул в наушниках Тюльпин. — В пространстве Игреков будьте предельно внимательны. Возможны провокации и прямые атаки истребителей противника».

Стас ввел программу перестроения и приготовился к переходу.

«Спокойного вакуума, пилоты», — донеслось последнее напутствие диспа с «Эфы».

Уже когда секундомер обратного отсчета мелькнул перед глазами зелененьким нулем, и окружающий космос подернулся сеточкой едва заметных дисторционных волн, Тюльпин негромко произнес в ответ:

«А вот это, любезный, навряд ли».

И сумбур, хозяйничавший в мыслях Нужного на протяжении последнего часа, исчез.

Солнечная система Y. Точка перехода. Радиус 0

В наушниках тикало. Датчик радиации неторопливо отсчитывал свой размеренный ритм. Телеметрия показывала незначительное увеличение систолического давления, легкий гормональный шок и первичные симптомы самой обыкновенной простуды.

Простуда – это плохо. Не хватало еще в карантин по возвращении на «Данихнов» попасть…

Их эскадрилья вышла из переходного коридора на инерционном полете. Лишь после пересечения условной границы «нулевого радиуса» Тюльпин позволил врубить гравитонники для маневров. Параллельно шла перенастройка навигационных программ на новые звездные привязки: ведь корабли оказались мгновенно перемещены на пару десятков световых лет, и небесные координаты чуточку поменялись.

Местные диспетчеры в эфире не обозначились.

Это настораживало. Обычно диспы с обеих систем регулировали траффик в переходном коридоре и в пределах сферы нейтралитета…

Тюльпин вышел на связь с капитаном Militeuro-4 и уточнил курс, затем переправил коррекционные пакеты пилотам.

«Держите строй. Следуйте точно по курсу сопровождения: на шесть с половиной выше орбиты Марса, в пределах первого разделительного коридора. Следите за обстановкой в оба, особенно когда из сферы нейтралитета выйдем. И антирад сожрите, а то яйца отвалятся», — коротко скомандовал он в эфир.

Стас отстегнул шлем от горловины скафандра, снял сенсорные перчатки и положил все это справа от себя на теплый блок компрессора регенерации атмосферы. Вытащил из нагрудного гермокармана блистер с пилюлями, выводящими из организма радионуклиды, выдавил одну штучку на ладонь, отправил в рот. Запил минералкой из плотного полиэтиленового пакета с клапаном.

После прохода через Точку корабли слегка фонили в гамма-диапазоне, поэтому приходилось принимать штатные меры безопасности. А инъектор, встроенный в скаф, противорадиационные препараты не колол. Зато дозу антибиотиков от простуды Нужный получил, о чем свидетельствовали легкий укус в бедро и скупая строчка от бортовой биометрической программы на основном дисплее…

Без шлема все вокруг выглядело немного иначе. Наверное, оттого, что перед глазами не мельтешили зеленые мошки данных с виртуального экрана.

Стас с удовлетворением осмотрел просторный и удобный кокпит. Да уж, на старом добром «Ренегате» все было не в пример плачевнее. Здесь же, по пилотским меркам, — просто роскошь.

Кресло располагалось в левой части рабочего пространства. Внизу едва слышно шелестел регенератор, выдувая прохладную струю очищенного воздуха, рядом с ним в крепежных кронштейнах топорщился внешними кард-ридерами блок сервера, от которого в разные стороны тянулись интерфейсные кабели. Силовые провода были проложены под выпуклым защитным кожухом, его можно было снять для экстренной замены основных цепей в случае повреждения первого и второго контура. Чуть в сторонке, возле короба с кроссированными навигационными и коммуникационными парами, торчала дека с тремя десятками разноцветных предохранителей.

С одной стороны, подобная открытая архитектура электрики и дата-кабелей могла помешать в невесомости, если вдруг откажет компенсатор ускорения и запутаешься в проводах к чертовой матери. С другой – в аварийной ситуации пилот имел возможность без особых трудностей добраться до нужных цепей и соединений и устранить проблему.

На полукруглой центральной панели располагались лишь самые необходимые сенсоры и приборы: основной, навигационный и радарный дисплеи, клавиатура прямого ввода, тачпэд, яркие растровые полоски жидкостной и гравитонной тяги, сенсоры-гашетки боевого джойстика, переключатели, позволяющие устанавливать различные атакующие режимы, сектор управления защитой, тумблер активации компенсатора и красная сенс-пластина принудительного отключения протекционного щита. Последняя находилась под съемной стеклянной линзой, предохраняющей ее от случайного нажатия. Еще четыре тумблера за откидными защитными скобками, видимо, были резервными: в бортовой пилотно-инженерной инструкции для них не значилось конкретной функции.

Такой скудный набор приборов на центральной панели был обусловлен тем, что основная информация выводилась космонавту на виртуальный трехмерный экран, а управление и контроль над кораблем осуществлялись через нейросенсоры перчаток в автоматическом и полуавтоматическом режимах. Хотя, при желании, пилотировать можно было и полностью вручную, но точность выполнения сложных маневров в этом случае падала, а риск сбиться с курса или в лоскуты исполосовать окружающих струей аномалии Вайслера – Лисневского многократно увеличивался. И несмотря на то, что на учебке все пилоты обязательно пробовали летать на ручном управлении, Тюльпин перед началом рейда в приказном порядке запретил полностью отключать автоматику. Даже трибуналом пригрозил.

Стены и потолок кокпита были обшиты серым термопластиком, а пол – матовой рифленой сталью. В задней части находился люк, ведущий по вертикальной шахте к изолированному двигательному отсеку и входному кессону, а также несколько герметичных встроенных шкафов, в которых хранились инструменты, запасное железо и набор софта для компьютера, сменное нижнее белье, комбез, аптечка, огнетушитель, универсальный диодный фонарик, опечатанное табельное оружие, провиант и вода.

Всю переднюю стену занимал большой обзорный иллюминатор, выпуклым глазом специального трехслойного стекла смотрящий прямо по курсу. Где-то между слоев подрагивала перламутровая пелена защитного поля, но оптические фильтры убирали эффекты замутнения и рассеивания практически полностью. За иллюминатором виднелся небольшой фрагмент обшивки носовой части истребителя с углублениями, где были вмонтированы какие-то датчики, кругляшками многоуровневых клапанов и целым каскадом сопел маневровых жидкостных двигателей, покрытых иссиня-черной окалиной.

А дальше – господствовал космос.

Он плыл так близко за прозрачным стеклом, что, казалось, вот-вот продавит своей бездной хрупкую скорлупу человеческого кораблика и ворвется внутрь, дохнет морозным ветром бесконечности в самую душу живого существа, посмевшего подняться над уютным чревом атмосферы и бросить вызов колкому звездному крошеву.

Космос – коварный сосед.

Он умеет усыпить бдительность своей манящей глубиной, заворожить, затуманить рассудок, а в самый неподходящий момент вдруг решить все одним махом. И ему достаточно для этого единственной, несущественной на первый взгляд оплошности.

Космос не прощает ошибок даже самым внимательным и опасливым пилотам. А трусов и растяп он просто-напросто близко не подпускает к себе.

Быть может, Нужный именно потому и любил его. Ведь когда остаешься один на один с бездной – становишься чуточку свободнее. Это всегда страшно – стоять на грани. Но и такую цену можно заплатить за то, чтобы очутиться по ту сторону вечной мерзлоты, сотканной из ограничений и санкций.

Короткий звуковой сигнал заставил Стаса моргнуть. На ресницах осталась влага: он слишком долго смотрел не смыкая век в блестящую тьму, распростертую за обзорным стеклом. Глаза заслезились.

Вновь пикнуло.

Бортовая система локации сообщала о появлении новых объектов в пределах заданной зоны боевого патрулирования.

Обстановка на радаре ближнего радиуса стремительно менялась.

Стас вывел картинку на основной дисплей и удивленно уставился на сплошную линию, возникшую прямо по курсу. Точнее, это была не линия, а заполненный «шумом» сегмент в верней части экрана, словно спереди приближалось какое-то массивное космическое тело: спутник или планета.

Нужный нахмурился и дал команду компьютеру повторно произвести сканирование пространства на ближней и средней дальности по всем радиусам сферы с вариативным ограничением 1018.

Сегмент, заполненный, по мнению радара, плотной материей, никуда не исчез. Он даже словно бы… вырос. Но это было невозможно, ведь прямо по курсу не могло находиться тел таких размеров: Марс сейчас летел по своей орбите совершенно в другой стороне. Дальние сканеры совершенно четко лоцировали планету именно на том месте, где ей и положено было вращаться. А ближайшее соразмерное планете тело – комета Кила – приближалось со стороны Цефея, но до каменисто-ледяной бестии оставалось целых полторы световые минуты.

Стас прикинул масштабы тела, заслонившего уже пол-экрана, и ощутил неприятный холодок вдоль позвоночника. По всему выходило, что эту штуковину уже можно было наблюдать визуально.

Он медленно поднял взгляд и посмотрел сквозь стекло в космос.

Ничего. Обычное мерцание звезд, несколько движущихся точек ближайших союзных кораблей. И тьма.

Холодок вдоль хребта исчез.

— Ведущий, у меня неисправна система локации.

Тюльпин не ответил.

Зато откликнулся Калнадор.

«Стас, мой радар тоже глючит».

— Плотное тело с угловыми размерами Луны на расстоянии двух с хвостиком световых секунд? — быстро спросил Стас.

«Да».

— Плохо дело. Видимо, на всех «дерьмовозах» радарный софт полетел. А говорили еще, что надежнее машин и придумать нельзя…

«Отставить, — коротко приказал Тюльпин, наконец среагировавший на болтовню своих ведомых. — Система локации в норме. Вы не по дисплею смотрите, а шлемы нацепите и на виртуал гляньте».

Нужный удивленно поднял брови. Чем могут отличаться картинки на виртуальном экране и на обычном, кроме трехмерности?

Он пристегнул шлем, надел перчатки и неуловимыми движениями пальцев послал команду вывести изображение ближнего космоса…

Перед глазами вспыхнула зеленая пелена. Нужный тихонько выругался, жмурясь от мельтешения пятен, точек и штришков. Теперь то, что творилось за бортом прямо по курсу в паре световых секунд от их истребителей, уже не напоминало поверхность планеты или еще какую однородную твердую массу. Теперь создавалось ощущение, будто они на полной скорости мчатся в самую гущу гигантского скопления астероидов. Но и это было абсурдом, ибо Пояс Астероидов находился в миллионах километров отсюда, а по плотности даже самые насыщенные его части были разреженней в тысячи раз.

— Ведущий, здесь какая-то ошибка, — медленно произнес Нужный.

«У вас распознавание целей по признаку „свой – чужой“ включено? Или вы „на глазок“ определяете?» – сердито спросил Тюльпин.

Стас только теперь заметил, что в уголке трехмерного изображения призывно мигает ярлычок. Он молниеносно активировал пылающую красным иконку.

В воздухе замелькали строчки, отмечая вспыхивающим контуром одну зеленоватую точку за другой. Данные понеслись с такой скоростью, что сознание лишь фрагментарно успевало фиксировать поступающую информацию.

Строчки мельтешили, буквы перемежались с цифрами, контуры вспыхивали на сотую долю секунды и гасли в зеленой сыпи еще на протяжении минуты или полутора.

Затем появилась мерцающая алым надпись:

— Не надо, — вслух сказал Стас, словно компьютер мог его услышать.

Он продолжал обескураженно таращиться на число «3374».

Немыслимое число.

Так вот что система локации сначала вывела на дисплей как сплошной участок плотной материи… Армаду кораблей…

Стас мотнул головой и беспомощно поморгал.

Нет. Такого просто не может быть. Это же, по самым скромным прикидкам, соизмеримо с половиной всего объединенного флота их родной Солнечной Икс.

«Еб-ба…» – одиноким, тревожным эхом колокола разнеслось в эфире.

Это Геннадий не сдержался и выразил мнение, наверное, большинства пилотов, наблюдавших в этот момент за картиной, которая повергала в ужас самим фактом того, что ее можно было лицезреть на дисплеях и виртуальных экранах.

Нужный пересилил себя и посмотрел в обзорный иллюминатор, с каким-то детским испугом ожидая увидеть там полчища вражеских кораблей… Нет. Конечно, нет. Всего лишь воображение на мгновение разыгралось… За стеклом простирался привычный черно-звездный пейзаж. Расстояния, что по космическим меркам мизерны, для нашего глаза все-таки несопоставимо велики.

— Ведущий, а… они все… собрались… куда? — Стас не сумел выдумать вопроса умнее.

«К мерину под муда, — в своей обыкновенной манере откликнулся Тюльпин. Видно, каптри уже взял себя в руки и связался с капитаном фрегата Militeuro-4, который как-то разъяснил обстановку. — Всем внимание! Слушать мой приказ! Тяга такая… Встречным курсом идет крупное боевое соединение противника. Наше командование связалось с дипломатическим представителем Игреков, находящимся на флагмане „Мао“, который возглавляет объединенный российско-китайский флот, следующий по направлению к Точке. Их адмиралы не собираются вступать в силовой контакт с нашими космическими силами. Установка следующая: привести все системы в полную боевую готовность, но огонь не открывать без моей санкции. Командиры звеньев, усвоили задачу?»

«Так точно», — наперебой откликнулись Геннадий, Марек и Руграно.

— Разрешите вопрос, товарищ капитан третьего ранга? — Стас активировал лазеры и штурмовые ракетные системы. Программа превентивной обработки целей принялась лихорадочно отслеживать и просчитывать курсы кораблей противника в радиусе барража.

«Только спроси о чем-нибудь более серьезном, чем в последний раз. Потому что я понятия не имею, куда собрались все эти упыри. Пусть командование разбирается».

— Если я верно понял приказ, мы не должны менять курс?

«Ты верно понял».

— То есть… нам придется вот так вот запросто пролететь сквозь вражеский строй из трех тысяч боевых судов?

В эфире повисло ожидание. Видимо, не только Стаса волновала эта тема.

«Да. Фрегат и яхта, сопровождение которых является нашей основной задачей, пройдут через объем космоса, где будут двигаться соединения противника, — наконец ответил Тюльпин. Судя по заминке, он сам толком не понимал, что за идиотскую тактику избрало командование».

«Безумие какое-то, — сказал Марек. — Я, конечно, не крупный специалист в военной теории, но, по-моему, это полный бред. Вы представьте, как армии Наполеона и Кутузова встречаются на Бородине, раскланиваются и идут дальше друг сквозь друга. Я правильно по-русски выразился?»

«Правильней некуда», — проворчал Геннадий, уводя свое звено немного правее, чтобы заранее обогнуть шальной метеорит, с которым истребители пересекались по вероятным траекториям.

Нужный отслеживал на экране перемещение их эскадрильи и с ужасом понимал, что до лобовой встречи фрегата с армадой Игреков остается минут двадцать. И при этом большинство союзных кораблей, которые могли бы обеспечить серьезную огневую поддержку, оставались пока по ту сторону Точки. В том числе – родной «Данихнов».

«Все высказались? — надменно проговорил Тюльпин. — А теперь послушайте опытного человека, премногоуважаемые мазуты. Наполеон с Кутузовым гипотетически могли встретиться и пойти дальше, приподняв в знак уважения шляпы, или чего они там тогда носили… Хоть при Бородино, хоть в Альпах, хоть на копях Венеры. Но при одном условии. Кто-нибудь может мне сказать: при каком именно? Или я вас ничему не научил за прошедшую неделю, и все вы так и остались тупыми штатскими болванчиками? Ну?»

«Если они не успели получить все соответствующие санкции на ведение боевых действий?» – осторожно предположил Калнадор.

«Идиот. Храни вакуум твою дурью башку от шального когерента! Какие, на хрен, санкции? Им обоим Москва нужна была в тот момент, а не санкции! Ладно, тебе как уроженцу Марса я прощаю. Еще варианты? Руграно, ты лучше вообще сейчас молчи от греха подальше…»

Стас вдруг понял, к чему клонит каптри. И догадка, в первый миг показавшаяся такой простой и светлой, уже при втором осмыслении предстала в странном и угрожающе катастрофичном виде.

— Армии не вступают в бой лишь в том случае, если их интересы не пересекаются, — сказал он.

«Умничка, — невесело ответил Тюльпин. — Давай зачетку».

Представьте себе, что вы с тремя-четырьмя приятелями попали в толпу фанатов чужой футбольной команды. На ваших шеях туго намотаны шарфы любимого клуба, и скрыть принадлежность к иному лагерю болельщиков нет никакой возможности. Вы идете против движения этой толпы. И людей, бросающих на вас хищные взгляды, сдерживает не ограждение гостевого сектора и сотрудники ОМОНа, а только один абстрактный факт: сезон еще не начался. Нет ни побед, ни поражений. Мстить не за что.

Такое угнетающее чувство потенциальной незащищенности, быть может, страшнее, чем лобовое столкновение стенка на стенку с перевернутыми автобусами, сломанными ребрами и искрящими файерами на свежем газоне.

Кроме фрегата, который сопровождала эскадрилья Тюльпина, среди невероятно плотного по пространственным меркам строя вражеских кораблей находилось всего два союзных крейсера, несколько транспортов и дипломатических яхт, полсотни истребителей барража, десяток корветов и совершенно бесполезная в бою научная станция.

А еще очень напрягала гробовая тишина в транссолярном эфире.

Огромный российско-китайский флот Игреков молча пропускал через свое пространство жалкую кучку Иксов.

Либо это было одно из самых нелепых недоразумений в истории войн, либо кто-то о чем-то договорился на самом высоком уровне. И судя по тому, как озадаченно пожимали плечами адмиралы и руководители государственных служб космической безопасности, верным скорее всего оказывалось первое.

«А он правда исполинский», — восхищенно прошептал Марек, когда эскадрилья вместе с сопровождаемым Militeuro-4 оказалась заслонена от Солнца тенью «Мао».

— Флагман, что ж ты хочешь, — пожал плечами Нужный. — Насколько я знаю, один из самых больших кораблей в обеих Системах. Гравитонным зарядом с орбиты ка-ак шарахнет, и континент вроде Европы можно смело стирать с топографических карт.

«Действительно – целый континент?»

— Я ж не точно, приблизительно говорю. Может – больше, может – меньше. Не приведи вакуум, чтобы на практике кто-нибудь проверил.

«Согласно общемировой санкции совета Земли и всех планет Солнечной системы разработка, создание и испытание гравитонного оружия массового уничтожения запрещены», — выдал Калнадор.

— А кто говорит о массовом уничтожении? — хмыкнул Стас. — У них главный калибр – это «Надир-G». Комплекс гравитонного подавления сверхкрупных целей. Предназначен для обороны. К примеру, для нейтрализации соразмерных кораблей противника или плотной группы малых и средних истребителей и штурмовиков в случае прямой угрозы нападения. Только вот при желании… можно лечь на высокую стационарную орбиту, фокус-зоны к центру планеты направить и шкварнуть. Пол-атмосферы в космос сдует, а пяток километров поверхности расплавит. Вглубь.

«Ты бы язычок свой шаловливый в задницу засунул штопором», — посоветовал Тюльпин.

Каптри за последние несколько минут позволял подчиненным базарить в эфире на вольные темы, чтобы хоть как-то снять напряжение. Но столь хамские двусмысленные «озвучки» военных хитростей Тюльпин пресекал жестко.

Гигантские кормовые конструкции основного китайского линкора остались позади, и всей группе вместе с Militeuro-4 пришлось немного отклониться от курса, чтобы не попасть в здоровенную кильватерную G-аномалию.

Впереди уже виднелась туша российского крейсера в сопровождении снующих истребителей. А за ним – несколько фрегатов…

Стас с внутренним содроганием смотрел, как сотни искорок, составляющих одно из соединений флота противника, движутся между замерших светлячков-звезд. Это то, что было видно невооруженным глазом: радар показывал куда больше. И вся армада, похоже, направлялась к Точке перехода в его Солнечную. А навстречу шла такая же – только с маркировкой «X», а не «Y». И у той и у другой были какие-то свои, очень важные цели…

— Черт возьми! — вырвалось у Нужного само собой. — Флоты не собираются сражаться друг с другом! Но с кем же тогда они…

Договорить он не успел.

Его машина ушла в сторону так резко, что если бы не компенсаторы ускорения – лоскутки скафандра оказались бы набиты мясным фаршем.

Перед глазами замелькали целеуказатели, цвет которых в мгновение ока сменился с желтого на красный. Ближайший корвет Игреков тут же выпустил по машине Стаса целую «вязанку» ракет, и автоматика немедленно дала импульсы на движки для смены вектора полета и скорости, попутно из люков скользнули ложные цели и тепловые ловушки.

Нужный быстро сориентировался и вывел нижнюю часть корвета в перекрестье рентгеновских лазеров. Выстрелил, не задумываясь – пальцы, как на тренировках, сами метнулись к сенсору-гашетке боевого джойстика.

Где-то в невидимой дали мощнейшее когерентное излучение пробило брешь в броне среднего корабля Игреков возле силового отсека, заставив команду не на шутку запаниковать.

«Кто атаковал?! — заорал в эфир Тюльпин. — Отставить!»

— Веду ответный огонь, — отозвался Стас. Он даже удивился холодному спокойствию, с которым произнес эти слова. — Подтверждено нападение со стороны противника.

«Я вас всех урою! — сипло выкрикнул каптри. — Первым кто-то из наших ударил! Кто санкцию давал, кретины?…»

«Мой корабль быть под прице…» – Фраза Руграно повисла хрипом в наушниках.

Стас, следя, как автоматика выравнивает машину относительно навигационных линий основной сетки, отметил, что со стороны поврежденного корвета к нему рванули два истребителя класса «Сухарь». Машины, как объяснял Тюльпин на занятиях, в умелых руках легкие и верткие, хотя сильно устаревшие.

От перекрестного лазерного укола двух истребителей увернуться довольно трудно. «Сухари» выстрелили практически синхронно, и машину Нужного вертануло так, что казалось, будто «звездный дождь» косыми светящимися нитками царапнул по иллюминатору… Но несмотря на отчаянный маневр, один из смертоносных лучей все же достиг цели и полоснул по выпуклой носовой части почти перпендикулярно.

Нужный сначала понял, что произошло, а потом уже зажмурился…

Системы защиты взвыли, предупреждая о повреждении внешней обшивки и об опасности проникающего излучения. Телеметрия скафа бестолково сообщила о вредном количестве радиации. И…

И все.

Глубоких повреждений не было.

Неужто пресловутый протекционный щит спас?

Плевать! Главное – жив.

Стас медленно открыл глаза, чтобы увидеть, как мелькнули за иллюминатором сиреневые сопла – это в автоматическом режиме ушли две ракеты класса анти-М. Через секунду яркая вспышка, слегка смягченная анизотропным стеклом, вновь заставила его плотно сжать веки.

Стало быть – одна из ракет попала, что ли?…

«Отставить! — орал Тюльпин. — Эскадрилья отдельного гвардейского, мать вашу, авиакрыла „Данихнова“, отставить! Прекратить огонь! Мудни! Кто ж вам позволил… Всех ведь в пыль могли превратить…»

Каптри еще несколько секунд бормотал что-то о прекращении огня и последствиях эмоциональной несдержанности на войне, а потом так выругался, что на некоторое время в эфире воцарилась тишина.

Бой прекратился так же внезапно, как начался.

Наверное, вражеские пилоты получили не менее четкий и экспрессивный приказ от своих командиров.

Космос вновь миролюбиво заглядывал в иллюминатор своим чернильно-алмазным ситом.

Стас оглядел кабину истребителя, словно мог на глазок определить повреждения. Потом встряхнул головой и скользнул взглядом по информации на основном дисплее, просмотрел данные основных узлов и систем. Прислушался, как тикает счетчик Гейгера, перекликаясь с писком датчика, возвещавшего о неисправности во внешних клапанах системы регенерации. Значит, все-таки лазерный шлепок оставил неприятный след на корабле… Ну и пусть! Какой-то там клапан – фигня по сравнению с тем, что могло сделать прямое попадание, не будь их «Янусы» защищены с помощью новейшей технологии высокоэнергетического поля.

Теперь Стас был готов разом простить все муки, которые испытал, когда проходил сквозь перламутровую пелену в шлюзе…

Чуть слышно заурчали гравитонники, возвращая корабль на прежний курс.

«У Руграно нервы не выдержали. Взял и жахнул по одному их „Сухарю“ из рентгенов, вот и началась свалка, — сказал Марек спустя минуту, часто и неглубоко дыша в микрофон. — Итальянец, что тут скажешь».

«Три машины потеряли, — констатировал Геннадий. — Все его звено в прах развеяли антиэмками. Жалко. Хорошо хоть фрегат наш не подбили».

Несколько секунд в эфире тихонько перешептывались помехи. Слышалось чье-то учащенное дыхание. Звук сглотнутой слюны.

Затем Тюльпин хрипло проговорил:

«С боевым крещеньем, уроды».

Глава 3 Комета

Солнечная система Y. Предполагаемая траектория свободной кометы Кила. Сотовый гравитонный комплекс «Удар»

— Дети, рожденные в браке, — бракованные, — заявил Кордазян.

Лабур вздрогнул и резко обернулся. Он не слышал, как второй пилот вошел в рубку и остановился возле комингса. Егору вообще не нравилась эта скотская привычка – крадучись входить в помещение.

Кордазян чесал синеватый от сбритой щетины подбородок и щерился.

— Типа, каламбур? — сердито спросил Лабур.

— Ага, — сказал второй пилот, еще больше раззявив в улыбке пасть.

— И к чему это? — без интереса уточнил Егор.

— Просто так. Придумалось отчего-то.

Лабур вздохнул и вновь повернулся к приборной панели.

— Слушай, командир, ну чего ты такой злой? — не унимался Кордазян. — Я вот раньше много всяких притч знал. А теперь забыл.

— Вот и помалкивай. Скоро – второй накопительный: забирайся в кресло и коли седативин.

Лабур, следя за программой, контролирующей натяжение тросов, услышал, как второй пилот за его спиной засопел и хрустнул пальцами.

«Интересно, даст по башке или не даст?» – подумал Егор, внутренне напрягаясь.

Кордазян тихонько приблизился и встал рядом.

— Если такой умный, расскажи историю со смыслом, — попросил он, переставая улыбаться. — Потому как я тебе только что наврал: на самом деле я никогда не знал ни одной притчи. И плевать мне на них было. Летал всю жизнь в составе военного патруля от станции к станции, от Венеры к Земле и так далее. Участвовал в подавлении двух восстаний, изредка постреливал пиратов. А потом что-то переклинило у меня. Взял и порешил всю свою команду на корвете стамеской из бортового набора инструментов. До сих пор не понимаю: с какого перепугу так сделал? Может, какие-то гены предков проснулись в неподходящий момент, а может, просто наболело что-то, и сорвало крышку с черепа… Так и оказался здесь. А ты, я слыхал, не просто убийца. Ты вроде бы – идейный.

Лабур медленно повернул голову и посмотрел в большие, неподвижно-голубые глаза напарника.

— Хочешь, значит, историю со смыслом?

— Хочу.

— Ну хорошо, слушай. В юности, когда я только поступил в высшее летное, денег не хватало и приходилось по вечерам колымить на стройке в местном военном городке. Вообще-то по уставу такое возбранялось, но офицеры закрывали глаза на подработку курсантов, потому что понимали: жить хочется не только в казарме, но и в увалах, а стипухи хватает разве что на вялый подснежник для южно-сахалинской шлюхи.

— А меня в увольнительные почти не пускали. Шалил часто…

— Еще раз перебьешь, ни слова не услышишь. Так вот. На объекте тогда работал помощником прораба Анатолий Степаныч. Старожил училища, капитан ВВС, в быту – дядя Толя. Имелся у него грешок: любил поддать. А с бухлом, сам знаешь, в «летках» строго очень тогда было, даже для офицеров. Поэтому исхитрялся этот крендель, как только мог: то через КПП пронесет в целлофановых пакетах, которые к заднице приклеит, то у командования из штаба стибрит, то из казенной «авиационки» сольет. И вот однажды дядя Толя где-то урвал литровую бутылку хорошей амурской водки. В предвкушении аж светился весь день от счастья. А тут вдруг его под конец смены вызывают во внеочередное ночное дежурство. Погрустнел, плечи понурил, но долг исполнять пошел – служба есть служба. На следующий день в столовой я встречаю знакомца своего, Фимку Гамаюнова, который на объекте в утреннюю смену отработал. Он лыбится во всю харю, чуть ли не в голос ржет. Чего? — спрашиваю. Фимка и рассказывает сквозь гыгыканья… Оказывается, дядя Толя, перед тем как идти в ночное дежурство, заныкал свою драгоценную литровку в восьмиметровый сегмент газопроводной трубы, который давным-давно у нас на заднем дворе валялся один-одинешенек. Ну и утром, как только пост в дежурке сдал, прискакал на объект со стойким желанием исполнить то, что не удалось накануне, а именно: как он сам выражался, «возжрать водочки». И вот тут-то дядю Толю чуть кондратий не хватил. Ночью с вертолетов на задний двор сгрузили еще 560 точно таких же труб.

— В нижних надо было сразу смотреть, — не выдержал Кордазян.

— Он тоже так решил. Ринулся, да не тут-то было, — одними глазами улыбнулся Егор. — Каким-то образом при разгрузке перемешались все трубы, включая ту одну, заветную. Я тоже ржать начинаю, когда узнаю об этом. И что, — спрашиваю Фимку, — сейчас делает дядя Толя? Ищет до сих пор, — отвечает Гамаюнов, — лазает по куче, заглядывает поочередно в каждую дырку. А когда его прораб попытался полчаса назад снять, дядя Толя его послал на хер и заявил, что должен во что бы то ни стало найти эту трубу, даже если в ней одни осколки остались.

Кордазян как-то неуверенно усмехнулся, но почти сразу замолк. Нахмурился и поглядел на Лабура своими неподвижно-голубыми глазами.

— Ты же обещал историю со смыслом рассказать. А здесь только смешно чуть-чуть, но чего-то особого смысла я не догоняю.

Егор в последний раз проверил данные, поступающие с датчиков кронштейнов, на которых были закреплены концы тросов, и принялся натягивать легкий скафандр.

— А смысл очень простой, — наконец изволил он ответить Кордазяну. — Каждый из нас планирует что-то с вечера. Рассчитывает и надеется. А ночью кто-то вдруг – бац!.. и сваливает на все задуманное еще 560 труб. И приходится человеку либо смириться с таким прискорбным фактом, либо пытаться найти ту единственную, прощу прощения, дырку, в которую все надежды были вбуханы. А внутри, даже если найдешь, может запросто оказаться лишь горстка битого стекла.

Егор защелкнул перчатки, пристегнулся к креслу ремнями крест-накрест и положил на подлокотник инъектор с седативином.

Кордазян еще некоторое время почесывал чисто выбритый подбородок и смотрел на бывшего кавторанга: убийцу и саботажника, приговоренного к участию в испытательном проекте «Удар» и согласившегося разделить эту участь с другими одиннадцатью преступниками взамен смертной казни.

— Это и впрямь хорошая история. Со смыслом. Я запомню ее, — медленно проговорил Кордазян, неуклюже забираясь в свой скафандр. — А что же насчет тебя, Лабур? Ты нашел свою… единственную… среди кучи металлолома, наваленного кем-то ночью?

Егор снова улыбнулся одними глазами. И в зрачках отразился слепой космос.

— Нашел. Только там уже были осколки.

Полдюжины тяжелых истребителей «Хамелеон-12» замерли в вершинах воображаемой треугольной призмы. Их двигатели были отключены, орудия дезактивированы. К борту каждого «Хамелеона» крепился сегментированный титановый трос. Шесть таких сверхпрочных «нитей» тянулись к центру исполинской призмы и удерживали конструкцию, похожую на огромные пчелиные соты. Вокруг даже невооруженным глазом можно было заметить темно-лиловое марево гравитонной аномалии, преломляющей и рассеивающей звездный свет.

Каждая «сота» представляла собой сложнейшую систему силовых модулей, накопителей, поглотителей и электромагнитных камер наведения. Любой мало-мальски разбирающийся в военно-космической технике человек узнал бы в них фокусирующие зоны комплексов подавления «Надир-G», которыми комплектовались орудия главного калибра современных линкоров. «Надиры» превосходили по мощности комплексы предыдущего поколения «Радиант-G» в несколько раз.

Всего в нелепой на вид конструкции было двенадцать «сот».

Заряд направленной гравитонной аномалии каждого излучателя был способен превратить в пустое место все льды Антарктиды…

Используя совокупную импульсную энергию всей системы, высшие чины российско-китайского ведомства СКВП планировали уничтожить комету Кила, которая на скорости в одну двухтысячную световой относительно Солнца приближалась к плоскости эклиптики со стороны созвездия Цефея.

В этом и состояла основная задача проекта «Удар», который тщательно планировался на протяжении нескольких месяцев.

Комета не являлась угрозой ни для одной из населенных областей Солнечной Y, даже для Марса и его спутников, от которых должна была пройти относительно недалеко. Это было небесное тело, которое не вращалось вокруг Солнца по вытянутой орбите, как большинство известных комет. Кила летела себе откуда-то из дальнего уголка галактики и, по расчетам, не собиралась задерживаться возле желтой звезды. Она собиралась пронзить плоскость эклиптики, вильнув роскошным хвостом, и свободно уйти в свое бесконечное путешествие среди разреженного межзвездного газа, ибо скорость ее намного превышала третью космическую.

Кила обещала дивное зрелище. И вовсе – ничего плохого.

Но комете не повезло. Она оказалась не в то время не в том месте: в системе, населенной милитаристической цивилизацией, обреченной на затяжной конфликт с родственничками и болезненный коллапс.

Уничтожение Килы было событием исключительно показательным. Проект «Удар» задумывался как недвусмысленная демонстрация мускулов военным и чиновникам из Солнечной X.

В присутствии сторонних наблюдателей из космических держав обеих систем планировалось превратить бедную Килу в фейерверк элементарных частиц и каскады излучения путем гравитонного удара невиданной силы.

Для накопления столь мощного заряда необходимо было собрать практически весь российско-китайский флот Игреков, чтобы корабли могли сбросить свою энергию на сотовую систему «Удара», где она одним фокусированным пучком аномалии Вайслера – Лисневского должна была уничтожить тяжеловесную комету, несущуюся на скорости около 150 километров в секунду.

Да только вот не планировало командование, что со стороны свихнувшихся на своих санкциях Иксов пожалует не пара десятков крейсеров с сопровождением, а практически весь объединенный флот…

Поэтому в зоне безопасности предстоящей показательной акции царила напряженная атмосфера. Это – если очень-очень мягко выразиться.

Ой не сумели где-то на холодных пиках хребтов власти толком договориться сильные миров сих. Те, чьи мотивы лишены возвышенных и чересчур эмоциональных окрасов. Ой не смогли они к консенсусу прийти…

А ведь и с той и с другой стороны знали, что обе Солнечные с каждым мигом набирают скорость, мчась навстречу друг другу. Об этом уже судачили не только политики, военные и СБ, об этом уже вопили ученые, недоуменно балаболили СМИ и потихоньку перешептывались обычные люди, боязливо задирая головы к небу и ощущая неведомый страх, как в древние времена.

Страх еще не предстал во всей красе объективной информации и магии официальных сводок. Поэтому основная масса пока не верила. Но числа, в отличие от нас, не умеют врать. И эти бесстрастные числа астрономических наблюдений и расчетов уже вырвались на свободу из-под чуткого взора спецслужб, они уже прокладывали себе путь в сердца и умы самых обыкновенных людей из двух зеркальных Солнечных.

Числа в своей отрешенной манере повествовали о грядущей душегубке.

Приближался момент истины.

В мире или в войне ждать неминуемого конца света? Зловеще выступал на первый план этот простой с виду вопрос…

И каждый здравомыслящий человек мог дать на него простой с виду ответ.

Коротко пискнул сигнал минутной готовности.

Лабур открыл глаза, и мир вспыхнул феерией образов. Нужно было сосредоточиться, чтобы не потерять сознание во время последнего накопительного заряда, поступающего на «соты» от кораблей флота…

А побочные эффекты седативина давали жару.

Взгляд пытался зацепиться за какую-нибудь конкретную деталь, но то и дело срывался в беспорядочное блуждание и терял фокус. Стекло шлема… Неизлечимо красивый хвост Килы, до мерзлого ядра которой оставалось лишь дотянуться рукой и сжать его в кулаке, раздавить… Обиженные бледные строки специально перезагруженной «оси» бортовой машины, висящие в воздухе… Едва уловимое периферийным зрением движение руки напарника, сидящего в соседнем кресле…

— Тут даже не корреляция с индексом, — вдруг очень четко сказал Кордазян. Эхо дважды повторило его слова в наушниках шлема. — Тут самая обыкновенная линейная зависимость.

— В чем? — поддержал разговор Егор, чтобы не забыться.

— Если, по их расчетам, 12 «Надиров» достаточно для уничтожения Килы, то без особого труда можно посчитать, сколько хватит, чтобы дестабилизировать ядро Земли со всеми вытекающими. Или просто разнести планету на кварки.

Лабур с усилием сфокусировал взгляд на строке обратного отсчета. Число медленно, попиксельно сменилось с 35 на 34.

— Гордись, — сказал он, стараясь побороть надвигающуюся тошноту. — Только что ты придумал новую физическую единицу измерения. Надир.

— Горжусь, — ответил Кордазян. И тупо уточнил: – А что ею меряют?

— Мощность направленного гравитонного импульса.

— Слушай, а ведь – правда! Надо будет предложить командованию, когда очухаемся. Пусть передадут ученым, а вдруг приживется?

Егор вновь посмотрел на цифры, оставшиеся до активации накопителей. 2 и 3. Значит: 23. Как медленно идет время…

— Кстати, — озвучил он мысль, внезапно пришедшую на ум, — если следовать твоей теории линейной зависимости мощности гравиимпульса, требуемой для полного G-распада тела определенной массы, то, чтобы разнести звезду типа нашего Солнышка, нужно всего лишь… э-э… примерно…

— Нет, — колоколом отозвался в вакууме голос Кордазяна. — Видимо, все-таки придется коррелировать…

— Успеешь еще покоррелировать пару раз перед смертью!

Егору вдруг стало очень смешно от собственной площадной шутки. Он хотел было открыть рот, чтобы рассмеяться, но губы уже намертво слиплись. В мозгах зажужжало. На барабанные перепонки навалилась вселенская тяжесть. Глаза резанул нестерпимый свет, болезненный даже сквозь сомкнутые веки. Кишечник сжался в узел, а пищевод судорожно попытался вытолкнуть из себя несуществующую пищу…

Все шесть истребителей содрогнулись, словно тычинки цветка, по которому со всей дури пнули увесистым ботинком.

Это накопители комплекса «Удар» приняли в себя второй – и последний – заряд от сотен различных военных и гражданских кораблей. И русско-китайский флот Солнечной Y, отдав две трети энергии «сотам», повис обездвиженной в янтаре мухой.

Сильнейший электромагнитный импульс выбил всю электронику на «Хамелеонах», удерживающих драгоценную сердцевину в нужной пространственной ориентации. В самих «сотах» при этом полностью сохранялась целостность цепей, магнитных катушек, триодных схем и прочих сложных систем. Но управлять дистанционно заряженным комплексом было невозможно: радиоволны не проходили сквозь высоконапряженные поля, окружающие «соты». Именно из-за такого парадокса и нужны были живые люди для осуществления грандиозного замысла командования. Ведь именно они меняли сгоревшие компрессоры и реле, заливали новый электролит в аккумуляторы, «прозванивали» цепи, загружали операционки, рестартовали бортовые компьютеры «Хамелеонов-12», в общем: вручную делали рутинную работу, которая до сих пор не под силу даже самым умным машинам…

А затем им предстояло – с помощью нескольких точных отработок двигателями – подергать за тросы и подправить «соты» таким образом, чтобы гравитонный импульс невиданной силы попал по комете Кила, а не куда-то там еще.

Проще простого, скажет тот, кто не знает: на всё про всё у экипажей шести истребителей имелось чуть больше часа. Потому что после этого, по расчетам, должна была произойти боевая разрядка «сот». Автоматически.

Проще простого.

Связь между скафами заработала после замены больших твердотельных батарей на плечевых энергоблоках. Практически сразу после этого включился автономный внутренний обогрев и вентиляция.

— С неделю назад я видел на станции чувака, который ради научной ценности эксперимента добровольно пережил ЭМ-импульс подобной мощности без избирательного угнетения сильными седативными средствами структур мозга, регулирующих эмоции, — сказал Кордазян, осторожно отстегиваясь и всплывая над приборной панелью. — У него потом так интересно слюна по парадному кителю стекала.

— Не слишком ли ты умный для пилота-штрафника?… — морщась от головокружения, спросил Лабур.

— Я, прежде чем здесь оказаться, полгода в одиночке провел. Читал все, что перепадало от охранников: техническую литературу, медицинскую, немного математики и физики… — объяснил Кордазян. И с обидой в голосе добавил: – А вот обычной беллетристики с картинками, изверги, не давали.

Егор поморгал, приходя в себя после укола механического шприца, встроенного в предплечье скафандра. Раствор, нейтрализующий седативин, уже растекался по жилам.

Он тоже отстегнул ремни и, аккуратно подтянувшись к потолку, отсоединил ящик с инструментами.

— Ладно, хватит трепаться. У нас полчаса, чтобы привести машину в чувство.

Кордазян хотел привычным движением почесать выбритый подбородок, но пальцы в перчатке стукнулись о стекло шлема, и он чертыхнулся. Достал из широкого кармана светохимический стержень и переломил его. Рубка постепенно наполнилась зеленоватым мерцанием.

— Помнишь, о чем мы болтали, когда приход от транков был? — сердито спросил Егор, колыхая перед собой эластичный пакет с электролитом.

— Помню. Я изобрел новую единицу измерения.

— А про практическое применение сверхмощного гравитонного оружия?

Кордазян закончил отвинчивать кожух основного распределителя и чуть было не упустил в свободный полет отвертку. Вновь чертыхнулся.

— Между прочим, Солнце вовсе не обязательно уничтожать, — наконец откликнулся он. — Что-то ты разговорчивый стал, командир, а?

— А ты – неулыбчивый, — огрызнулся Лабур.

Кордазян немедленно осклабился.

Лабур нахмурился и замолчал.

Через минуту напряженной работы и пыхтенья в наушниках Егор все же поинтересовался:

— И что же еще можно сделать с Солнцем, по-твоему? Уж не столкнуть ли с курса, по которому некая неведомая сила тащит его к точке встречи с другим Солнцем?

— Слушай, командир, вот ты вроде умный мужик, хоть и сволочь порядочная, а таких вещей простых понять не можешь.

— Я не сволочь, — холодно сказал Егор, пробуя «прозвонить» цепь пусковых модулей главного реактора. — Я просто плохой человек.

— А это не одно и то же разве? — удивился второй пилот.

— Совершенно.

— Ну ладно, убедил. Я в твою мудреную философию вникать не собираюсь: она мне ни на какую дулю не спеклась. Я о другом толкую. Ты пойми: чтобы Солнце взорвать или с галактической или какой-то еще другой орбиты сместить, у обеих наших доблестных цивилизаций не хватит энергии еще по меньшей мере лет двести. Это с учетом того, что, если ученые не врут, осталось нам в лучшем случае – двенадцать.

— А что ж еще-то можно сделать с двумя звездными системами, которые вот-вот столкнутся? — хмыкнул Егор. — В параллельный мир отправить? Не смешно даже. Хватит, открыли вон проход в один такой… Так он на нас сразу понесся на всех парах.

— Знаешь, командир, я тоже после всего этого немного в мистику стал верить, но так и не научился ей доверять. Сказки – удел богатых воображением детей или бедных духом взрослых. Никому из нас не под силу погасить или сдвинуть Солнце…

— Сейчас обоссусь от твоей риторики.

— А вот превратить его в сверхновую – мы способны.

Егор замер посреди рубки вверх ногами и уставился на Кордазяна, как на сумасшедшего.

— Ты седативин себе точно колол перед активацией накопителей? — осторожно спросил он.

— Колол, колол, — отмахнулся тот. — Пока, конечно, мы можем сделать из Солнца сверхновую лишь в теории. Но если сегодняшние испытания увенчаются успехом – гонка вооружений может пойти такими темпами, что через несколько лет человечество… точнее, человечества будут обладать достаточно мощным оружием для реализации сего забавного плана. Время и обстоятельства всегда диктуют уровень и количество средств уничтожения, которые мы изобретаем и создаем. Неужели ты никогда не задумывался об этом, командир?

Лабур несколько секунд обескураженно молчал, стараясь найти изъян в логике напарника. Не найдя, спросил:

— Но какой смысл?

— Очень простой вероятностный расчет: если одна из двух интересующих всех нас звезд вдруг коллапсирует и вспыхнет сверхновой, это, возможно – подчеркиваю: возможно! — немного собьет ее с траектории движения…

— Бред. К тому времени, если ускорение не изменится, скорость станет уже такой, что даже незначительное отклонение рожденной сверхновой не спасет вторую Солнечную от гибели. К тому же, достигнув релятивистской скорости… Да что я распинаюсь, в самом деле. Здесь миллионы «но».

— Совершенно верно, — кивнул Кордазян, глядя на Лабура сквозь стекло шлема своими неподвижно-голубыми глазами. — Миллионы «но». И так тянет попробовать: «а вдруг?…» Не правда ли?

— Ты псих.

Егор тяжело выдохнул и вернулся к работе.

Кордазян чуть заметно пожал плечами, отвернулся и принялся уверенно ковыряться в магнитной катушке так, что Лабуру осталась видна лишь его спина и движущиеся локти на фоне заиндевевшего обзорного стекла.

После минуты тишины Егор услышал в наушниках тихий голос напарника:

— А теперь на секунду представь, что у Иксов уже есть такое оружие. Я ни в коей мере не утверждаю. Лишь трезво прогнозирую ситуацию.

Лабур промолчал.

— А вообще мне кажется, — после небольшой заминки сказал Кордазян, — мы ведем все эти дурацкие разговоры, вроде как чтобы о предстоящей смерти не думать. Не считаешь?

Лабур вновь не ответил. Он запустил реактор, и стало слышно негромкое воркование в резервуарах охлаждения. Собрался включить общее освещение и приступить к инсталляции программ на бортовой компьютер.

— Погоди, не включай свет, — остановил его Кордазян, прикрывая рукавом зеленоватое сияние, исходившее от светостержня. — Глянь-ка. Когда еще такую красоту увидишь…

Егор обернулся.

Зрелище было и впрямь масштабным, завораживающим. Комета уже приблизилась настолько, что можно было невооруженным глазом разглядеть светло-серое ядро, похожее по форме на гигантскую запятую. Солнечные и космические лучи разогревали его пока не очень сильно, и поэтому хвост только-только появлялся в кильватере несущегося небесного тела. Подсвеченные сбоку частички льда, растянувшиеся на многие тысячи километров, напоминали серебристую змейку.

Вблизи Кила оказалась даже изящнее, чем можно было себе представить. Очутившись здесь, совсем рядом, и созерцая неземное мерцание кометы, невольно замирало сердце, и хотелось думать о тех бесконечных просторах, через которые ей пришлось пролететь. Думать о месте, занимаемом крошечными человеческими цивилизациями в межзвездных безднах.

Что-то шевельнулось в душе Егора. Какое-то странное чувство, всплывшее из прошлого и повисшее незримым пятном в невесомости темной рубки истребителя. Это было что-то из детства или юности. Что-то захватывающее сердце и разум, как призрачный свет Килы.

Ему вспомнилась вдруг первая встреча с Верой. Перрон провинциального вокзала, поезд, прибывающий из столицы, он – в форме курсанта летного училища, и она – в белой блузке и брюках, которые совсем не сочетались со спортивной сумкой.

Ему вспомнились ее глаза в тот момент. Чистые, ждущие какого-то крошечного чуда…

Время стерло все. Они с женой уже очень давно не принадлежали друг другу. Любовь деградировала в ненависть – тихую и размеренную, словно осенний дождь. Капля света, похожего на свет кометы, была миллиарды лет назад раздавлена черной утробой космоса.

А глаза, ждущие чуда, так и стояли перед ним полупрозрачным призраком будущей трагедии…

Лабур резко подтянулся к панели общего управления электроснабжением и включил освещение. Рубка наполнилась бледным сиянием неона, вмиг стершим морок прошлого.

— Работать, — сказал он, ощущая, как в груди исчезает чувство потери. — Нужно работать.

Кордазян с сожалением вздохнул и отпустил ставший бесполезным бледный светостержень. Тот медленно поплыл прочь.

Прошло сорок с лишним минут. Наконец заработала дальняя связь. Лабур перебросился парой слов с экипажами остальных «Хамелеонов», а затем переключился на прием с флагмана «Мао», на котором правил бал командующий операцией Рух.

«Лабур, ты еще жив, сукин сын? Странно, — тепло приветствовал его контр-адмирал. — Видно, вакуум благосклонен к педрилам».

— Все бортовые системы на моем «Хамелеоне» функционируют в штатном режиме, — не обращая внимания на скотство командующего, доложил Егор. — Остальные машины, судя по докладам, тоже в порядке. Через минуту начинаем пространственную коррекцию «сот».

«Отставить, — тяжело вздохнув, скомандовал Рух. Лабур в глубине души был рад, что видеоизображения не было и он не видел дебильную физиономию своего главного ненавистника. — Приказываю перейти на закрытую внутреннюю частоту флота по коду 12-л».

Егор удивленно приподнял брови и покосился на Кордазяна. Тот лишь почесал подбородок и пожал плечами.

Лабур поменял частоту. Тут же щелкнул голограф, и над приборной панелью появилась фигура тучного мужчины с рассыпчатой копной седых волос. Он словно повис на фоне звездного космоса за обзорным стеклом. А комета как раз «пронзала» широкую, увешанную орденами грудь.

— Говорит глава СКВП России Леонид Тишин, — произнес мужчина, заставляя Кордазяна и даже Лабура невольно приосаниться. — Проект «Удар» вступает в завершающую стадию. На достижение нашей общей цели по показательному уничтожению кометы Кила и испытанию сотового гравитонного оружия потрачено много средств, времени и труда. Вы находитесь на самом острие иглы. Вы – преступники, которые выбрали почетную смерть при исполнении последнего долга, а не унизительную порцию снотворного в карательных камерах тюрем. Это делает вам честь, хоть как-то искупает грехи.

Кордазян протянул руку и коснулся плеча Лабура.

— Чего это он нам такую пафосную речь решил впендюрить? — шепнул он.

— Окрыляет на бессмертный подвиг и жаждет потом написать в честь нас оду, — так же тихо огрызнулся Егор.

— Слушай, ну чего ты такой злой, а? Недодрочил в карцере? — окрысился Кордазян.

— Заткнись.

Тишин продолжил.

— Через несколько минут «соты» разрядятся, не в силах сдерживать в своих накопителях такое количество энергии. Это будет самый мощный удар, который нанесет наше человечество. Это будет больше чем поток направленной гравитонной аномалии, это будет удар судьбы, который, возможно, положит начало новой эре в отношениях с Иксами.

Глава СКВП осекся, и даже на голограмме было видно, как сдвинулись его брови. В эфире повисло шипящее молчание. Никто из пилотов «Хамелеонов-12» не понимал, с чего вдруг столь высокой шишке вздумалось высказывать напутствия. Ведь их участь была давно решена, они фактически были уже мертвы.

Леонид Тишин поднял громоздкую голову и посмотрел прямо в глаза всем, кто его слушал. И Егор внезапно для себя отшатнулся от этого взгляда.

Что-то было не так.

Как выражался один его бывший сослуживец: «Кто-то где-то кого-то основательно наиппал».

— Экипажи «Хамелеонов», внимание! — ледяным тоном произнес Тишин. — В данный момент на ваши навигационные модули поступает информация о новых маневрах, воздействующих на пространственную ориентацию «сот». Приказываю подтвердить получение коррекционных данных контр-адмиралу Руху и немедленно приступить к выполнению необходимых отработок жидкостными двигателями. До разрядки осталось десять минут. Поможет нам всем бог.

Изображение исчезло. В голографе щелкнуло, и кулер внутри прибора затих.

По каналу ближней связи донеслась мудреная китайская брань пилота одного из истребителей. Затем кто-то другой озадаченно произнес:

«Чего это им в голову взбрело в последний момент?»

Кордазян как-то по-детски набычился в своем кресле и проворчал:

— Я не понял, мы по комете не будем стрелять, что ли?

Лабур вывел на главный экран полученные только что координаты новой цели. Он обалдело вытаращился на вязь кривых и чисел. Пробежал пальцами по клавиатуре, отсекая лишнюю информацию и оставляя главное: вектор атаки и координаты цели.

Егор уже понимал, что это за «цель»…

Кордазян глянул на упрощенную картинку и замер на несколько секунд.

— Ох ёпть… — Он аж поморгал, когда понял суть предстоящего маневра. А потом на его лице медленно стала проступать хищная улыбка человека, которому совершенно нечего терять. — А что… пожалуй, это они круто придумали. Сориентировались, так сказать, по ситуации.

По дальней связи прорезался Рух.

«Всем экипажам! Подтвердить получение кодированного пакета данных и его корректную дешифровку! Доложить о готовности бортовых систем к проведению предстоящего маневра!»

В эфир посыпались доклады, сопровождаемые крепкими словечками и восторженными ремарками.

— На связи командир экипажа тяжелого истребителя «Хамелеон-12», литера «Е», — бесцветным тоном проговорил Лабур. — Докладываю: трансферинг коррекционных пакетов прошел успешно, полученные данные загружены в центральный компьютер, все просчеты завершены. Мой борт готов приступить к маневрам.

«Включить зажигание, — скомандовал контр-адмирал дрогнувшим голосом. — Это момент истины, ребята. Или – или. Готовность шесть минут… Начать разворот „сот“.

Ресивер дальнего коннекта отрубился. Динамик умолк.

Лабур машинально занес палец над сенсором запуска движков. Судя по показаниям радаров, остальные пятеро истребителей уже начали разгон, медленно вращая исполинские «соты» вокруг нескольких осей и ориентируя их по-новому. Титановые тросы натянулись, выдерживая невероятную тягу.

— Ты чего ждешь, командир?

Егор вздрогнул, и палец невольно нажал на сенсор. Загудели камеры сгорания, воспламенилось топливо, заурчали сопла, выбрасывая в пространство плазму. Автоматически отработала программа выхода на курс.

Кордазян хмыкнул и поглядел за обзорник.

Звезды поплыли по замысловатой траектории, а Кила стала смещаться влево-вниз, если в космосе, конечно, можно было применять столь дилетантские понятия. На самом деле, бесспорно, сама комета с траектории никуда не сместилась; это «Хамелеон» совершил разворот и теперь с натугой волочил по своему вектору трос.

«Соты» совершили пол-оборота со смещением, и истребители стали тормозить комплекс, направив тягу против хода.

Спустя три минуты маневр был завершен.

За это время в эфире не прозвучало ни единого слова. Видимо, абсолютно все наблюдатели восхищались и ужасались зрелищу, которое теперь представляла собой вся система ближайших космических тел и боевых единиц флотов.

Комета неслась по касательной к обездвиженному русско-китайскому флоту Солнечной Y, а огромные «соты», увенчанные ниточками тросов с «Хамелеонами» на концах, направляли свои лиловые фокус-зоны точно на центральную ось пространственного расположения объединенного флота Солнечной X.

— О как! Эндшпиль! — отчаянно почесывая подбородок, провозгласил Кордазян. — Пиндец котенку.

Лабур посмотрел на него как-то рассеянно, с ощущением, что все это происходит не наяву.

На дальнем радаре было видно, как Иксы лихорадочно уводят свои корабли с линии атаки, но до разрядки оставалось всего ничего, поэтому их конвульсии были тщетны.

Егор отключил компенсаторы и почувствовал, как короткая тошнота невесомости подступила к горлу.

— Это еще зачем? — удивился Кордазян.

— За пивом.

— Слушай, командир я…

Лабур резко и сильно ударил напарника в нос кулаком – благо пилотские кресла стояли близко друг к другу. Голова Кордазяна мотнулась, и он отключился.

В космосе продолжала разворачиваться драма двух жестоких цивилизаций, столкнувшихся на территории под названием «жизнь». Неуклюже закладывал вираж какой-то линкор Иксов, в панике мельтешили искорки истребителей, распадались стройные ряды транспортов, корветов, фрегаты выжимали из своих маршевых все соки…

Егор активировал гравитонный двигатель своей машины.

По корпусу корабля прошла дрожь.

Тело мотнуло в кресле от небольшой перегрузки – ведь компенсаторы были отключены, чтобы вся энергия могла в нужный момент поступить на главный движок. Бортовая биометрическая система тут же предупреждающе просигналила о недопустимых действиях, которые могут быть опасны для здоровья и жизни экипажа.

Уверенными движениями пальцев Лабур перевел дальнюю связь на открытую транссолярную частоту и оглянулся на Кордазяна. Тот начал приходить в себя, хлюпая кровавыми соплями и часто моргая. Этого еще не хватало!.. Егор быстро всадил ему инъектор с седативином в запястье и впрыснул сильную дозу.

В рубке прогудел сигнал готовности к скорой разрядке «сот».

Лабур включил дальний коннект и проговорил в эфир на общей, нейтральной частоте Иксов и Игреков:

— Говорит разжалованный капитан второго ранга СКВП России Егор Лабур. — В горле засвербело. Он кашлянул и продолжил: – Я обращаюсь ко всем, кто меня слышит. Ко всем…

Кордазян ошалело смотрел на него неподвижно-голубыми глазами убийцы, продолжая беспомощно хлюпать носом. Конечности его не слушались, в голове взрывались цветные искры: седативин уже действовал.

— Миром правит страх, — сказал Егор, включая гравитонник на малую мощность. Спинка кресла будто ударила сзади от возникшего ускорения. — Всеми нами правит страх. Не любовь, не дружба, не политики и не учителя. Страх. А мы слуги. Клерки. Слуги самой большой системы под ханжеским названием «человечество», которой правит страх. Только посмотрите, какие разные полюсы этого всепоглощающего чувства существуют: страх перед пьяной шпаной в подъезде и страх перед гибелью двух населенных звездных систем. А теперь внимательно послушайте свое сердце, и вы поймете, что он одинаков.

Егор добавил мощности на маршевый, и Кордазян застонал.

«Говорит Леонид Тишин…» – донеслось из динамика.

— Помолчите, — устало сказал Лабур, вырубая прием. — Вы уже сделали свое дело. Позвольте мне сделать свое.

Звякнул сигнал минутной готовности к сотовому удару. Фокусирующие зоны «Надиров-G» уже не просто мерцали лиловым маревом предстоящего пространственного коллапса – они дрожали в дисторционных волнах, выгибающих корпуса «сот», словно пластилиновые фигурки.

По корпусу истребителя пробежала рябь, которую можно было почувствовать каждым нервом. Запахло озоном и плавленой пластмассой.

— И знаете, что пугает лично меня больше всего? — крикнул Лабур в эфир, ощущая, как мерзко покалывает кончики пальцев. — Вы считаете себя хорошими. Способными открещиваться своей якобы хорошей натурой от плохих целей, которыми полнится вся ваша жизнь. А я – просто плохой человек. И не скрываю этого… — Егор еще немного увеличил тягу. В позвоночнике несколько раз хрустнуло. — Я обыкновенный плохой человек, слышите?

Лабур с трудом вздохнул и обессиленно умолк.

На соседнем кресле дернулся Кордазян. Он с трудом разлепил пересохшие губы и прохрипел:

— Зачем?

«Сот» уже не было видно за лиловой завесой.

Истребитель трещал по швам. Воздух в рубке стал настолько озонирован, что дышать приходилось ртом, чтобы не отключиться от тошноты. Казалось, сам вакуум за обшивкой недоумевает: как над ним собираются поглумиться.

— Я хочу хотя бы раз сделать что-то по-настоящему хорошее.

Экраны на приборной панели пошли рябью.

Егор с трудом протянул руку и врубил гравитонник на полную.

В глазах потемнело. Он уже испытывал это чувство, когда завершал нелепую дуэль с Баюсовым.

Но теперь все было чуточку иначе…

«Хамелеон-12» под литерой «Е» рванулся так, что трос едва выдержал. Истребитель на глазах у сотен тысяч наблюдателей выворачивал конструкцию «сот» фронтальной частью в пустое от любых кораблей пространство. В сторону от всех на свете хороших людей.

Тишин безмолвно уронил на грудь голову с копной седых волос.

Рух просто стоял и смотрел, как на радарах меняется вектор атаки.

Кордазян уже умер от чудовищного ускорения…

Двенадцать «Надиров-G» разрядили невероятное количество энергии, накопленной в них для разрушения. Лиловая вспышка ослепила на мгновение всех даже сквозь надежные трехслойные борта кораблей. Космос изогнулся от боли, разрезанный гравитонной волной, словно скальпелем. В радиусе трех световых секунд вышибло всю электронику. Мощнейшую в истории обитаемых миров гравитонную вспышку зафиксировали на всех обсерваториях, а с Марса ее было видно невооруженным глазом…

Волна оказалась даже сильнее, чем ожидалось.

Но она ударила в пустоту.

…А перед Егором вновь пылала комета с бирюзовым веером хвоста, раскинувшимся на просторах всей Вселенной. Что-то ему мерещилось в самом центре безжизненного светло-серого ядра. Кажется, это были глаза человека. Такие красивые и чистые…

Дождавшиеся чуда.

Глава 4 Операция «Санкционер»

Солнечная система Y. Земля. Россия

Современное бомбоубежище – само по себе вовсе не жуткое место, а вполне комфортабельное и уютное. Жутко здесь – другое…

Сидеть на удобных койках, пахнущих свежими простынями, поглядывать на уложенные в аккуратные стопки комплекты «химзы», трескать с разрешения сотрудника службы ГО казенную сгущенку и знать, что в это время на поверхности происходит нечто. Страшное и выходящее за пределы бытовых неурядиц и политических дебатов. Возможно – разрушительный ураган, наводнение, заражение окружающей среды после взрыва реактора АЭС… Или война.

Вот это – жутко.

Гриша положил валета на даму и сказал:

— Бито.

Дима удивленно посмотрел на него.

— Чего разнервничался?

— Я? Ничуть не бывало.

— А нафиг даму валетом кроешь?

Гриша уставился на разбросанные карты, будто впервые их увидал. Нахмурился. Забрал валета и бросил короля.

— Это вторжение, — негромко произнес он, переворачивая «бито» рубашкой вверх.

— Гриш, не суеверничай – ты же человек науки. На кой черт Иксам на нас нападать? Сейчас нужно совместно искать выход, думать, как избежать столкновения систем, а не стрелять друг в дружку. Сам посуди: это не тот случай, когда деньги зарабатывают или ресурсы делят.

— Значит, это не из-за денег. К тому же у Исков такого понятия до недавнего времени вообще не было.

— Войн без выгоды не бывает.

— Может, они решили от нас избавиться…

— И что это даст? Солнечную остановит?

— Тогда зачем нас сюда загнали? Тушенку на халяву пожрать, что ль?

— Тише ты! Предки услышат, опять паниковать начнут. Мне кажется…

Койка слегка толкнула ребят в задницы.

А через мгновение – загудело. Не где-то конкретно, а отовсюду. Словно в стены встроили резонаторы низких частот и включили все разом. Лопнула с противным хлопком и сыпанула стеклянной мелочью одна из ламп дневного света. Гул сделался громче, но в считаные секунды утих.

Некоторое время в бомбоубежище слышалось только неживое дыхание вентиляционной шахты.

А затем загомонили сразу пятьдесят глоток.

— Землетрясение!

— Господи, началось…

— Ничего не началось! Помолчи ты! Народ пугаешь.

— Уважаемый, а здесь стены надежные?

— А знаете что! Это Земля уже долетела до другой Земли, и они столкнулись! Значит, правду мне Тамара Сергеевна говорила! Точно! Мы все летим навстречу той варварской Земле!

— Земля, Земля, вот заладила! Помолчи, старая!

— Сейчас как обвалится все на хрен…

— Именно на твой и обвалится, накаркаешь!

— Японский городовой! Маш, ну-ка, иди сюда. Кому говорю, сюда иди! И не крутись, как юла!

— Спокойно, граждане! Перестаньте шуметь! Вы находитесь в безопасности!

— Ага, как же…

Сотрудник в темно-синей форме с большими желтыми буквами «МЧСГО» на спине призывно подолбил заскорузлой ладонью по столешнице. Дождался, пока люди утихнут, и подошел к стационарному терминалу связи – мобильники здесь не ловили сигнал.

— Дежурный? Это прапорщик Плиев, третья бригада штаба Промышленного района. Наш дом только что…

Прапорщик замолчал. Трубка долго что-то бормотала ему в ухо. Слышно было, как на том конце дежурный то срывался на крик, то переходил на совсем неразличимую бубнятину.

Двое солдат, приписанных к объекту, вытянули шеи, пытаясь уловить хоть что-то. Люди напряженно ждали, шепотом обмениваясь мнениями.

— Есть, — наконец сказал сотрудник МЧСГО. — Все понял. Так точно.

Он вернул трубку на место и еще несколько секунд стоял неподвижно. Затем обернулся, и Гриша обратил внимание, как под смуглой кожей щек играют желваки.

— Граждане! Внимание! — обратился прапорщик Плиев к жителям. — На поверхности не произошло ничего страшного. Министерством обороны совместно с ФСБ проводится антитеррористическая операция по ликвидации боевиков экстремистского бандформирования Ойголь. Нам с вами предписано… в целях безопасности… немедленно облачиться в общевойсковые костюмы химической защиты Л-1. Также каждому необходимо подобрать себе по размеру противогаз и потренироваться его надевать.

Объяснение происходящего звучало фальшиво даже для обыкновенных, насмерть перепуганных городских жителей.

— Война, — негромко сказал кто-то из дальнего конца помещения.

— Война? — тупо переспросила прапорщика мама Гриши.

— Доигрались со своими телескопами, — не к месту ввернул батя, хмуро глядя на сына. — Надо было давно вас выпороть.

— Никакой войны… — начал прапорщик, но в этот момент шарахнуло.

На этот раз дело не ограничилось гудением и лопнувшей лампочкой…

Пол ушел из-под ног людей. Загрохотало так, что, казалось еще немного, и барабанные перепонки можно будет вешать на брелок в качестве сувениров. Стены пошли трещинами и заметно покосились, а с потолка, срывая навесные панели, полетели крупные куски штукатурки. Один из них попал кому-то по голове и разбил в кровь.

Ругань, стоны и крики мгновенно наполнили весь объем бомбоубежища. Люди посыпались со своих коек, переворачивая ящики с провиантом, и бросились к стопкам «химзы». Толкаясь и доказывая право на первоочередность, все принялись расшвыривать упакованные костюмы в поисках своего размера.

— Обалдеть, — держась за поврежденное арматурой плечо, проворчал Плиев, — первый раз вижу, чтобы гражданские без пререканий и вопросов послушались предписания… Вот если б еще при этом не калечили друг друга – я бы поверил в человеческую рассудительность и вызвался добровольцем спасать мир. Солдаты, идите-ка сюда!

Оба пехотинца протиснулись сквозь толпу и козырнули.

— Наверху полный форзац, — сказал прапорщик. И добавил на тон тише: – Иксы совершили массированное нападение на страну, а может быть, и на всю планету. Штаб не исключает возможности десанта. Так что проверьте, надежно ли заперта дверь…

Солдаты встревоженно переглянулись и машинально поправили ремни автоматов на плечах.

— Согласен, — кивнул Плиев на их немой вопрос. — Сумасшествие какое-то. Но у нас есть четкий приказ: обеспечивать безопасность гражданских лиц, находящихся под этой сраной крышей. Которая, кстати, вот-вот рухнет… Ну, чего встали, как истуканы с острова Пасхи? Давайте, дверь на все запоры запирайте, и без моего приказа не открывать никому!

Дима и Гриша довольно шустро влезли в прорезиненные костюмы и подобрали себе противогазы. Затем они помогли разобраться с обмундированием родителям и вернулись на свои койки.

Паника постепенно угасала. Народ разбредался по местам, кое-как втиснувшись в спецкостюмы прямо в зимней одежде. Картина со стороны выглядела смешно и пугающе одновременно: множество пухлых резиновых гуманоидов, по инерции пихаясь и сквернословя, рассаживались на кровати с чистыми простынями и принимались вполголоса обсуждать вероятность немедленного конца света.

— Ну, что я тебе говорил? — торжествующе заявил Гриша, хотя у самого сердце с перепуга готово было вылететь через прямую кишку. — Вторжение!

Дима покусал губы и постучал ногтем по одному из глазных стеклышек противогаза. Ему было очень страшно не столько за себя – в возрасте пятнадцати лет человек еще не до конца адекватно оценивает уровень грозящей ему опасности, — сколько за растяп-родителей и Светку из параллельного класса, которая сейчас томилась в каком-то другом бомбоубежище.

— Гриш, — наконец сказал он, — а вдруг ты прав?

Они уставились друг на друга. В глазах обоих плясали искры страха и абсолютного непонимания, что делать дальше.

Лязгнуло железо. Это солдаты запирали толстую дверь на дополнительный засов.

— Сейчас бы сюда наш ноут с выходом в Инет, — сказал Гриша. Просто так сказал, чтобы не молчать.

— А я сигарету хочу, — отозвался Дима, покосившись на предков. Те были заняты своими разговорами.

— Сигарету?

— Ага. Никогда не курил, а теперь вдруг захотелось.

Снова громыхнуло. Ребята вздрогнули. С потолка упал большой кусок штукатурки прямо на коробку с тушенкой – картон порвался, и банки раскатились в разные стороны.

На этот раз люди не затараторили, а наоборот – притихли. Подняли головы к мерцающим лампам, будто могли услышать, что происходит наверху – возле их родного дома.

— Помнишь, как мы впервые Точки заметили? — спросил Дима шепотом. — Ты их еще хотел «погремушками» назвать из-за пульсации.

— Хотел. И забыл.

— А зря. Вон как затряслись.

Гриша внимательно посмотрел на Диму на предмет обнаружения шокового психоза, но приятель был в порядке. Он напялил противогаз и шумно посмеивался через него.

— Это была шутка, да, Диман?

— Вообще-то – да. Не смешно получилось?

— Нет.

— Ладно, извини. Мне просто до одури жутко, поэтому я и паясничаю.

Ребята помолчали.

— Как думаешь, кто кого? — спросил Гриша.

— Тебе объективно? Или обнадеживающий вариант?

— Объективно.

— Они нас, Гриша. Стопудово. И теперь остается только молиться, чтобы это была лишь социологическая миссия, а не что-то большее. Иначе нам крышка. У них идеология мощней нашего гнилья в десять раз.

— Ты сам-то не суеверничай…

Со стороны двери возник и стал быстро приближаться звук, похожий на частые, но тяжелые удары кувалдой по бетону.

Полсотни ртов замолкли на полуслове. Головы людей синхронно повернулись к обитому дерматином стальному полотну двери, висевшему на трех увесистых петлях и призванному защищать нутро бомбоубежища от негативных внешних воздействий.

Прапорщик Плиев сделал знак солдатам: приготовиться.

Долбление «кувалдой по бетону» прекратилось, и снаружи установилась тишина. Длилась она с полминуты, не больше. В это время никто из присутствующих не посмел проронить ни звука.

Один из солдат осторожно перевел предохранитель в режим одиночного огня. «Очередями можно так нарикошетить в этой консервной банке, что своих же, гражданских, потом придется от стенок отскребать», — резонно решил он.

В дверь мощно постучали.

Плиев вздрогнул и тихонько выругался.

— Может, там свои? — робко предположила мама Димы, сжимая и разжимая в руках варежки.

— Угу, пришли проведать, не скучаем ли, — огрызнулся Плиев и скомандовал одному солдату: – Ну-ка, подойди, послушай, чего там?

Пехотинец нехотя приблизился к двери и приложил ухо. В этот момент вторично постучали, и бедный солдатик с матюгами отлетел от дерматина, словно его утюгом по жбану звезданули.

— Слышно что-нибудь? — поинтересовался прапорщик.

— Так точно! — проорал оглушенный солдат. — Стучат!

— А не должны, — наставительно поднял палец Плиев. Подошел к двери и крикнул: – С вами разговаривает замначальника участка прапорщик МЧСГО Плиев! Назовите себя!

— Эвакобригада, — приглушенно донеслось с той стороны. — Открывай!

— Кто? — тупо спросил Плиев. Потом понял, что так его никто не услышит, и прокричал: – Из штаба не сообщали ни о какой эвакобригаде! Повторяю, назовите себя! Ведомство, звание и должность!

За дверью раздался отчетливый шелчок.

— Дурдом какой-то… — начал прапорщик.

Зашипело. Брызнули оранжевые капли. Бледно-розовый луч хлобыстнул из проема и пронзил насквозь все помещение бомбоубежища, не задев, однако, никого из людей. Взвизгнула какая-то девка, увидевшая, как ровненько луч обрубил «хобот» противогаза, брошенного на заслеженный пол.

Стальное полотно двери не просто слетело с петель, оно раскрылось внутрь раскаленным венчиком с обрывками паленого дерматина на остриях.

Причем все произошло настолько быстро, что за все это время Плиев успел лишь обернуться и открыть рот для возмущения, а солдаты передернуть затворы.

— Какого лешего? — возопил наконец прапорщик, вглядываясь в высвеченную снаружи пыльную завесу в образовавшейся дыре. — Солдаты! Огонь на поражение!

Загрохотали одиночные выстрелы. Они на протяжении доброй минуты крошили слух, перемежаясь с человеческими воплями и плачем детей. В замкнутом пространстве автоматные залпы напоминали по громкости пушечные. Люди инстинктивно пригнулись, прикрыли головы руками, а некоторые и вовсе рухнули вниз и полезли под койки.

Пули прошивали завесу из гари и пыли и звонко бились в коридоре обо что-то металлическое, но со странным призвуком – будто удар приходился по вязкой, а не упругой поверхности…

Неожиданно свет, исходящий снаружи, померк, и в помещение ввалился здоровенный мужик, силуэтом похожий на игрока в американский футбол в защитной форме. Толстые пластины на груди и животе, сферические наплечники, накладки на руках и ногах, ромбовидный шлем с респиратором и прибором ночного видения… и целая система сервоприводов, приводящая всю конструкцию в организованное движение.

Трескнуло еще несколько бесполезных выстрелов, и автоматы умолкли. Солдаты не рискнули продолжить тратить патроны на… это.

— Я сержант 14-го десантного подразделения казахского сектора СКО, — без предисловий начал вошедший, снимая шлем и опуская тупоносый ствол ручного рентгеновского лазера. — Объединенными силами космической обороны Земли Икс проводится выборочная эвакуация гражданского населения и военных с вашей планеты. Просьба оказывать содействие. Любое сопротивление будет пресечено, виновник наказан.

Заискрила проводка. Едкий запах горелой пластмассы распространился по помещению. Смачно всхлипнул ребенок…

— Тяжелый боевой скафандр, — шепнул Дима Грише на ухо. — Обалдеть! Я такие только по новостям видел. Да и то наши, а не иксовые…

— Я не позволю вламываться в помещение, находящееся под моей юрисдикцией, всяким интервентам, — выцедил Плиев, выхватывая у одного из солдат автомат и направляя на армированного десантника. — Ко всему прочему, сейчас на территории города введено чрезвычайное положение, а значит…

Никто не заметил, как лазерный луч пересек лицо и тело прапорщика. Его кровь просто мгновенно вскипела, глаза вспучились белесыми скорлупками, а из ушей брызнули мутно-серые фонтанчики.

Автомат стукнулся об пол. Плиев осел бесформенной грудой, на которой тлели желтые буквы «МЧСГО».

— Я предупреждал: любая попытка бунта будет пресечена, а зачинщик наказан. Солдат, опусти оружие, если не хочешь, чтобы повторилась неприятная процедура, — проговорил десантник.

Солдат колебался между верностью присяге и смертью всего секунду.

Второй автомат стукнулся о бетон пола.

Раздалось жужжание, скрежет и противный писк. В бордовом, остывающем от лазерного вскрытия венчике двери появился второй тяжеловооруженный военный и, не снимая шлема, махнул первому рукой: мол, живей давай!

— Следующим лицам предписано явиться в расположение 3-й эвакобригады ударного авианесущего крейсера «Данихнов»: Дмитрий Колодан, Григорий Вешнянкин. Согласны ли названные лица пойти добровольно?

Гриша почувствовал, как глотка наполнилась волглой слюной, а сердце мерзко пропустило удар. Он покосился на Диму, но тот, кажется, впал в глубокий ступор.

— Куда это… он-ни хотят забрать моего м-мальчика? — запинаясь, спросила мать Гриши, подергав мужа за рукав «химзы».

Тот только помотал головой из стороны в сторону, будто хотел отогнать от себя дурное наваждение. «Доигрались со своим телескопом… — колоколом дребезжала единственная мысль в его голове. — Пороть надо было. Ремнем поперек жопы».

— Колодан и Вешнянкин, приказываю подойти сюда, — поднимая ствол неказистого на вид ручного рентген-лазера, сказал десантник. — В противном случае мне придется начать проверку документов.

Гриша с Димой не шелохнулись. Они лишь часто дышали и старались, чтобы не было заметно, как дрожат пальцы.

— Григорий, не ходи, — пододвинувшись ближе, шепнул отец. Он медленно обхватил Гришу двумя руками за плечи, развернул, крепко-крепко прижал к себе. И вдруг заорал во все горло, срываясь на хрип: – Гри-го-рий! Не хо-ди!

После досадного инцидента возле кометы Кила, когда командование российско-китайского соединения противника совершило отчаянную попытку с помощью «сотового» гравитонного излучателя уничтожить основную ударную мощь флота, события разворачивались с потрясающей быстротой. Обездвиженные от потери энергии вражеские корабли были разбиты в пух и прах в течение часа. Вакуум еще не видел прежде такого масштабного, циничного и безнаказанного разгрома сотен боевых судов. Крейсера и фрегаты СКО расстреляли беспомощные куски стали, болтающиеся в пространстве; расчленили тело подлой жертвы, которая в последний момент чуть было насмерть их не загрызла ядовитыми зубами…

А затем объединенный флот разделился на несколько ударных групп, и каждая направилась в свою сторону для выполнения определенной задачи, санкционированной командованием. Эскадры ушли к Марсу, Венере, внешним планетам и к Земле.

Самая многочисленная – земная – группа на предельных скоростях достигла главной планеты Солнечной Y за пару суток, отплевываясь от попадающихся на пути небольших соединений противника. Авианосец «Данихнов» вместе с тремя десятками линкоров, крейсеров и кораблями сопровождения легли на низкие геостационарные орбиты и приготовились к отражению удара подходящих со стороны Луны сил Игреков. Вот-вот должна была решиться судьба последнего рубежа космической обороны Земли.

Меж тем – операция «Санкционер» продолжалась. Но теперь она приняла несколько необычную и жутковатую форму: к всеобщему изумлению, атаке подверглась сама планета. Командование объединенного флота, видимо, решило играть блицкриг до победного финала, поразив Солнечную Y в самое сердце. И для многих все еще оставалось загадкой: где же та миротворческая миссия, о которой велась речь? Где идеологическое нравоучение глуповатых, но задиристых соседей? Кто дал санкцию на атаку родной Земли Игреков?

Шла бойня, под губительные разряды которой попадали не только военные, но и мирное население. Уже на протяжении нескольких часов шла самая настоящая резня. Бескомпромиссная, жестокая, с неясным для обыкновенных исполнителей мотивом.

Подавление планетарной обороны более походило на битье квартирных тараканов из крупнокалиберного пулемета.

Наземная, морская и воздушная техника развитых стран Земли оказалась бессильна не перед орбитальными орудиями – до этого дело, конечно, не дошло, — не перед мощными кораблями поддержки, которые не входили в атмосферу, чтобы не перекромсать все вокруг гравитонными движками. И даже не перед полчищами десанта, падающего с небес, словно темный град, состоящий из капсул и пузатых транспортных носителей.

Все-таки даже самый современный, многочисленный и технически оснащенный флот не смог бы просто так взять и разбить военную мощь целой планеты, государства которой отбросили гордыню, временно отвергли международные конвенции о неиспользовании ядерного и гравитонного оружия и объединились против общего врага.

Все оказалось куда внезапнее и в то же время прозаичнее.

Оборона развитых стран спасовала перед несколькими сотнями… истребителей.

Это оказался именно тот фактор, который не смогли предсказать стратеги и тактики. И все военные прогнозы полетели к чертям в свете новой, неведомой доселе угрозы.

Дело в том, что в самом начале наземной фазы операции двуликий «Янус» обнажил свою обратную сторону. Хищную и неожиданную.

Эти истребители могли вести боевые действия в атмосфере. Причем на гравитонных ускорениях, но без страшной кильватерной струи Вайслера – Лисневского. А вдобавок ко всему – протекционный щит делал их практически неуязвимыми для огнестрельных, тепловых и когерентно-лучевых орудий противника. Пределом же скорости служила лишь точка плавления термостойкой обшивки при трении о воздух, ведь санкциры-конструкторы сумели перекроить компенсаторы: теперь они могли работать в GM-режиме и гасить ускорения в плотных слоях без возникновения энергетических аберраций, от которых создавался эффект вакуумного взрыва.

Никаких тебе перегрузок в атмосфере, которые раньше так напрягали все экипажи и пассажиров во время взлетов и посадок.

С неба упали архангелы смерти последней модификации, которых никто не ждал…

«Ложимся на курс сопровождения транспорта второй эвакобригады, — скомандовал каптри, поднимая машину на оптимальную высоту, выравнивая крен и тангаж. Стас обратил внимание, что левый борт тюльпинского „дерьмовоза“ был покрыт копотью и дымился. — Транспорт сейчас сходит с орбиты. Через четверть часа – приземлится в трехстах километрах севернее. Нужно расчистить плацдарм. Трансферю расположение частей ПРО и ПВО в том районе. Стас, ты возьмешь на себя аэродромы. Лови данные».

Нужный мельком глянул на виртуальную картинку и снова сконцентрировался на управлении. Вручную пилотировать такую громадину, как «Янус», ему приходилось лишь во время тренировочных миссий – Тюльпин тогда сам запретил в реальном космосе отключать автоматику. Но здесь, в атмосфере, нужно было работать ручками и только ручками, чтобы не терять в маневренности.

Воистину – безумие! Надо же! Он пилотирует пространственный истребитель в километре над поверхностью планеты без приоритетного контроля автопилота! Помнится, немногие асы в незабвенном «Трансвакууме» могли обычный шаттл вручную посадить. А тут – самая настоящая боевая машина! Мир точно сошел с ума.

Временами на Стаса накатывало ощущение, что все это происходит не наяву. Может, он сейчас на копях Харона? Валяется на своей шконке и видит красочный, извращенно-фантастический сон? Рядом Поребрик подтрунивает над Левой Чокнутым с верхнего яруса. А что, пожалуй…

В такие моменты окружающая картинка становилась логичной и простой. И можно было не думать о том, какой кошмар творится вокруг.

«Стас, Калнадор, приступить к зачистке аэродромов на прилегающей к месту посадки территории, — скомандовал Тюльпин. — Марек, со своим звеном следуйте за мной. Будем обрабатывать ракетные шахты. Сбор у транспорта через двадцать минут. Живо, мазутики, живо! Не на трене штаны полируете!»

Истребитель командира мелькнул опаленным боком и с ревом исчез в низких зимних тучах, оставив в воздухе мерцающий след от гравимагнитников. Где-то южнее раздались завывания движков тройки Марека. Несколько раз раскатисто грохотнуло: «Янусы» преодолели сверхзвуковой барьер.

Нужный легким движением пальца по одному из нейросенсоров, встроенных в штурвал, увеличил тягу маршевых. В силовом отсеке на носу корабля раздалось довольное урчание нагнетателей и компрессоров. Машина плавно двинулась вперед и, чуть приподняв корму, стала набирать скорость. Следом, будто привязанный, полетел «дерьмовоз» Калнадора.

Стас с легкой завистью поглядел на четкие кривые курса своего напарника. Чистый, оптимальный расчет – и заслуга в том не только бортового компа, но и человека. Уроженцы холодного Марса умели пилотировать получше выходцев с комфортабельной Земли – это Нужный подметил, еще работая в «Трансвакууме». Что-то у них в организме было этакое… Кажется, Илья Шато это называл «ген от неба».

Заснеженные поля проносились внизу с головокружительной быстротой. Все-таки в космосе нет настоящего ощущения полета – там пустота, отсутствуют ориентиры и привязки, относительно которых можно всей кожей прочувствовать реальную скорость. А вот здесь, над поверхностью, сразу становилось ясно, какой стремительностью обладают тупоносые «Янусы».

За бортом слышался гул рассекаемого воздуха. Истребитель шел на трех Махах, и пейзаж сливался в сплошное белесое полотно с пятнами деревушек и нитками трасс. Пару раз на радарах появлялись самолеты противника, но они не рисковали приближаться, ибо уже уяснили, что «дерьмовозы» – неблагодарные соперники в честном воздушном бою.

Дело в том, что на «Янусах», кроме обычных жидкостников и гравитонников стояли абсолютно новые двигатели на гравитонно-магнитной тяге. По динамическим и силовым параметрам они ненамного уступали гравитонным, но не имели кильватерной струи Вайслера – Лисневского, что позволяло применять их в атмосфере без риска превратить все вокруг в большую, фонящую всеми спектрами аномалию. Пара движков стояла в кормовом отсеке, а другая крепилась под небольшими крыльями. Это были именно те непонятные агрегаты с расширяющимся основанием, о назначении которых никто не догадывался до поры до времени. Лишь перед самым началом наземной фазы операции командиры эскадрилий получили санкции на активацию новейших движков.

И «Янусы» превратились в страшное оружие для атмосферных баталий. Никакие самолеты не могли противостоять им. Один истребитель мог уничтожить целое авиакрыло без особых усилий. Плюс ко всему «дерьмовозы» являлись отличной штурмовой силой для подавления наземных соединений противника…

Стас подкорректировал курс. За обзорным экраном стал виден далекий грозовой фронт, совершенно не характерный для сезона. Темно-лиловые тучи громоздились друг на дружке, складываясь в зловещие рельефные каскады. После смещения солярно-динамических характеристик, когда стало ясно, что Солнечные начали ускоряться, погодные катаклизмы случались на всех планетах, особенно – плотноатмосферных. Земля Игрек не была исключением: здесь, к примеру, в разгар холодного зимнего дня мог всандалить дождь, а в районе экватора частенько ударяли заморозки, повергая метеорологов в глубокое недоумение.

Грозовой фронт, подсвечиваемый вспышками далеких молний, остался справа.

Спустя несколько минут полета плотность поселков и городков увеличилась – машины Стаса и Калнадора приближались к Москве.

Нужный сбросил скорость до полутора Махов. Напарник тут же последовал его примеру.

— Выходим на первую цель, — сказал Стас, закладывая плавный вираж. — Приготовься к сбросу вакуумных зарядов. Впереди – зенитный заградитель. Нашему щиту по барабану, но внешнюю обшивку могут попортить, кое-какие датчики и маневровые сопла испоганить.

«Давай, я их электромагниткой отутюжу?»

— Да, валяй. А то лазерами можно персонал поубивать.

«Снявши голову…»

— Замолкни, масть. — Стас сжал зубы. Биометрика начинала шалить: увеличился пульс, давление поднялось. — Без тебя тошно.

Когда до зенитной батареи оставалось не более пяти километров, Калнадор ударил по радиолокационным станциям из электромагнитного излучателя. Мощный импульс вывел из строя электронику радарных обнаружителей, и можно было не опасаться, что установки залпового огня и стационарные лазерные турели нанесут даже минимальный вред «Янусам». Теперь аппаратура, определяющая воздушные координаты объектов, не действовала.

Миновав зенитный заградитель, Стас отметил на экране точку сброса вакуумных зарядов на проекции одного из подмосковных военных аэродромов. Красные треугольнички на трехмерном изображении сменились зелененькими – наведение было завершено. Нужный активировал заслонки бомбовых отсеков, ввел программу автономного управления задержкой взрыва, но запускать ее не спешил.

— Как думаешь, сколько людей загубим? — мрачно спросил он у Калнадора.

«Точно трудно сказать, — ответил тот. — Сотню, а может быть, и полторы. Весь обслуживающий персонал, пилотов, офицерский состав».

Стас глубоко вздохнул. Есть санкции и приказы, которые необходимо выполнять. Он – младший лейтенант российского сектора СКО, боец вооруженных сил своей Земли, который участвует в военной операции на территории противника.

Всё. Баста. Если теперь включить совесть – лучше сразу застрелиться. Никаких лишних рефлексий…

Звено атмосферных истребителей противника появилось на радаре ближнего радиуса. Но, в отличие от прошлых самолетов, эти «Миги-V» не собирались поворачивать обратно. Они врубили форсаж и устремились прямо на корабли Стаса и Калнадора.

— С ума сошли, что ли? — нахмурился Нужный, наводя лазеры на цели.

Машина Калнадора немного сошла с курса и с ревом пронеслась под «Янусом» Стаса, уходя левее и теряя высоту.

— Куда собрался?

«Знаешь, я, кажется, понимаю, что они задумали».

— Ну и?…

«Черт! Скорее сбиваем их!»

Стас заметил, как от самолетов противника отделились несколько ракет и, набирая скорость, помчались в его сторону. Три штуки он успел сбить рентгенами, а четвертая спустя пару секунд жахнула его в правый борт, обдав истребитель пламенем взрыва и ощутимо толкнув в сторону.

— Твою мать!

Нужный выровнял машину и ударил лазером по одному из приближающихся самолетов. Бледно-розовый луч рассек облака и достал «Миг», чиркнув его по крылу. Машина потеряла управление и закувыркалась в воздухе бешеным болидом. Пилот успел катапультироваться: его вместе с креслом вышибло через колпак кабины, и купол раскрывающегося парашюта стало относить в сторону. Через несколько мгновений самолет врезался в землю – на снегу вырос темно-бордовый шар, и взметнулось облако гари и пара.

— Один готов.

«Нас отвлекают ракетами, Стас!» – Калнадор увел свою машину еще левее.

— От чего?

«Японские летчики такое вытворяли! Их называли „камикадзе“!»

— Они что… таранить нас собрались?

«Да!»

— Безумцы…

Оставшиеся два истребителя сближались с «дерьмовозами» лоб в лоб с огромной взаимной скоростью.

— Думаешь, смогут пробить протекционный щит? — спросил Стас, дрогнувшими пальцами касаясь штурвала и колеблясь – уходить с курса или нет.

«Хрен знает! А вдруг?»

До «Мигов» оставалось около трех километров: несколько секунд прямого полета.

«Идиоты… — прошептал Калнадор. — Безумству храбрых…»

Он в последний момент дал форсаж и бросил свой истребитель круто вверх. «Янус» с удаляющимся гулом ушел носом в облака практически вертикально.

А Стас с какой-то отрешенностью смотрел на приближающийся фюзеляж вражеского «Мига», который медленно, словно при рапидной съемке в кинофильме, вырастал из молочных облаков. На Нужного вдруг навалилась апатия. Все на какие-то наносекунды стало безразлично. До лампочки.

— Будь что будет.

«Миг» тоже не свернул. Нервы у пилота, видать, были стальными…

Удар оказался чудовищным. Сопоставимые по массе истребители столкнулись на общей скорости около трех Махов.

В машине Стаса даже новейшие компенсаторы ускорения, работавшие в GM-режиме, не смогли полностью погасить страшный инерционный импульс, и его мотнуло в скафандре вперед. Благо, был пристегнут, иначе бы шарахнулся шлемом о приборную панель, а то и вообще вписался в обзорный иллюминатор…

На короткий миг все вокруг стало ярко-оранжевым от огня, выплеснувшегося на «Янус» из разлетевшейся вдребезги машины противника. Щит выдержал, но пошел перламутровыми переливами. В кабине противно загудело; коротнула и сыпанула искрами одна из распределительных панелей. Осветились красной сыпью индикаторы неисправностей: возникли какие-то проблемы во втором энергоблоке. Истребитель тут же потерял четверть мощности гравимагнитных движков, маршевая тяга упала.

— …твою налево в жопу стулом! — завершил потрясающую лингвистическую конструкцию Стас, открывая глаза и мотая головой в шлеме. Инъектор скафа уколол в бедро, вспрыснул стимулятор и адреналин-контроллер. — Калнадор, ты цел?

«Я-то цел, а вот твоя машина со стороны выглядит прискорбно!»

— Кто бы сомневался… Лоб в лоб грохнулись! Если б мне рассказал кто – не поверил, что можно выжить после такого… Где оставшийся придурок? Что-то у меня на радаре его самолета нет.

«Расслабься. Я его сбил… У тебя тяга, что ли, уменьшилась?»

— На четверть. Так что – не врубай форсаж, а то не угонюсь.

«Договорились. Заходим на цели?»

Стас помедлил.

— Да.

«Янус» Калнадора вынырнул из-за облаков, словно хищник, падающий на обреченную жертву. Истребитель поравнялся с машиной Стаса, и они вернулись на прежний курс. Снизили скорость до пол-Маха, чтобы система наведения могла точно определить момент сброса вакуумных мин.

Вдали уже показались заснеженные бетонные площадки аэродрома. На одну из взлетно-посадочных полос выруливал пузатый военно-транспортный «Руслан-Т». Его турбины натужно толкали огромную тушу, будто хотели спасти от неминуемой гибели. Мелькнул внизу целый ряд ангаров, накрытых белой масксеткой, и Нужный обратил внимание, что рядом с ними мелкими черненькими точками суетятся люди.

Никаких рефлексий. Это война, ведь так, младший лейтенант?…

В наушниках пискнул сигнал, подтверждающий готовность сброса зарядов.

Стас открыл бомболюки, выставил значение и запустил программу автономного управления задержкой взрыва. Плавно нажал на гашетку.

Компьютер показал, что вакуумная мина была активирована и ушла на объект.

Это война. Здесь политиканы бьются друг с другом резолюциями и прочей макулатурой, а цель, ради которой флот получил санкцию вторгнуться на чужую Родину и начать громить все вокруг, — остается понятна лишь избранным… Рядовым исполнителям должно быть на нее начхать. Или… не должно?

«Мой заряд ушел, — доложил Калнадор. — У тебя нормально?»

— Да, — после крошечной паузы отозвался Стас. — Нормально. «Дерьмовозы» забросали врага навозом со стопроцентным летальным исходом.

«А мне не смешно», — серьезно сказал Калнадор.

— Отрабатываем следующую цель. Прокладывай курс.

Стоит чуть-чуть приоткрыть заслонку, и совесть черным дымом ворвется в трахеи души. Она только этого и ждет.

Нужный заложил крутой вираж, разворачивая «Янус» в сторону Москвы. Им предстояло уничтожить еще два аэродрома, а затем прибыть к точке посадки транспорта. В самый центр мегаполиса…

Где-то сзади раздалось гнетуще слух и сознание завывание, а затем ухнуло.

Стас закрыл глаза. Он даже думать не хотел, во что превратила аэродром разорвавшаяся вакуумная мина Калнадора.

Фрегат Militeuro-4 завис в километре над МКАДом, беспощадно расходуя жидкостное топливо. Зловещим дирижаблем, выпрыгнувшим из далекого прошлого, смотрелся его темный корпус с каймой габаритных огней на фоне белесого неба.

Движение по Кольцевой дороге было перекрыто, и эвакуированные автомобилисты толпились на эстакадах, возле военных блокпостов. Отряды регулярной армии поспешно выводили мирное население из близлежащих районов города. На почтительном расстоянии кружили штурмовые вертолеты – атаковать боевой межпланетный корабль они даже не пытались.

Дело в том, что с орбиты только что принеслась весть о сокрушительном поражении остатков оборонных сил Земли Y, пришедших со стороны Луны.

Москве теперь нечем было ответить на такую наглую провокацию. Вторжение фрегата в воздушное пространство России осталось безнаказанным.

Большинство орудий ПВО и шахт ПРО было заранее уничтожено быстрыми «Янусами». Имелись сведения, что большие корабли объединенного флота также опустились рядом со столицами многих государств. Токио, Вашингтон, Дели, Париж, Берлин, Пекин, Стамбул, Тегеран, Варшава… Всего – более трех сотен крупных боевых судов вошли в атмосферу и зависли в опасной близости от столиц и городов-миллионников.

Это была беспрецедентная акция устрашения, вызвавшая панику среди гражданского населения планеты и растерянность, граничащую с отчаянием, у военных. Долго «висеть» на жидкостниках корабли таких размеров просто не могли, поэтому вероятных исхода было два: либо они через пять-десять минут стартуют обратно на орбиту, расходуя остатки топлива, либо включают гравитонники. И тогда – пиндец всему.

Теперь ни у кого не оставалось сомнений: это было массированное вторжение невиданного размаха и категоричной степени борзости со стороны Солнечной X…

— Они совсем рехнулись, — не выдержал Стас, глядя на силуэт фрегата. — Такое уже ни в какие рамки не лезет! Есть же определенные нормы ведения войн, конвенции всякие, в конце концов!

«Что он собрался делать? — спросил Калнадор. — Неужели гравитонники врубить? Ведь на жидкостниках не провисит и десяти минут, а сесть на пересеченной местности все равно не сможет!»

— Да таким макаром он полгорода в аномалию фонящую превратит! Это ж настоящее истребление!

«Еще бы!»

Нужный вывел свой «Янус» на прямой курс к точке сбора, координаты которой получил от Тюльпина. Пустынная лента МКАДа мелькнула под брюхом машины, и внизу потянулись жилые кварталы. Даже на относительно большой скорости было видно, как тугие потоки людей текут по улицам в разные стороны, обволакивая грузовые машины с брезентовыми кузовами.

— Если гравитонники включит, то никого эвакуировать не успеют, — озвучил Калнадор тревожную мысль Стаса.

— Без вариантов.

Спустя полминуты они были в точке сбора: над Моховой, около Александровского сада.

Из центра основную массу гражданских, видимо, успели выпроводить сразу после начала вторжения, поэтому здесь народу почти не было. Лишь на Манежке виднелись зеленые ряды военной техники да дежурили на перекрестках несколько патрульных джипов. У фонтана валялся перевернутый автобус с непонятной надписью «ОМОН».

А возле обгоревшей гостиницы «Националь», прямо на пересечении с Тверской, стоял угловатый транспортный шаттл. При посадке асфальт под ним расплавился, остановки, биллборды и столбы превратились в бесформенные груды пепла, в нескольких сожженных железных комках можно было узнать бывшие авто, а в потемневшей коробке с башней и гнутым дулом – танк.

На связь вышел каптри, черный от гари истребитель которого приземлился возле Библиотеки Ленина.

«Ведомый один, все цели уничтожены?» – спросил он.

— Так точно. — Стас осторожно завис над Александровским садом и уменьшил вертикальную тягу до минимума.

«После окончания эвакопроцедуры сопровождаем транспорт до выхода на орбиту. Соблюдаем построение по схеме „кленовый лист“. Предупреждаем возможные атаки истребительной авиации противника».

«Разрешите спросить? — раздался в эфире голос Марека. — Что за эвакопроцедура?»

Тюльпин не ответил.

Стас слегка развернул свою машину и уставился через обзорный иллюминатор на цепочку людей, которых под конвоем выводили через ворота – из Кремля к транспорту. Многие были в официальных костюмах. Кто-то размахивал руками и пытался что-то доказать неразговорчивой десантуре в тяжелой броне. Также Нужный обратил внимание на космическую яхту без опознавательных знаков, которую они эскортировали еще при прохождении через Точку вместе с Militeuro-4, висевшим сейчас над МКАДом.

«Обалдели совсем, — ошарашенно брякнул Геннадий в эфир. — Да они ж работников Кремля в заложники берут! Это что, типа, новая тактика захвата власти? Укради президента, займи его место…»

— Отставить, — оборвал его Тюльпин. Помолчал и добавил: – Они, кажется, их не в заложники берут. Они их… спасают.

В эфире довольно долго царила тишина.

Затем Стас осторожно произнес:

— Товарищ капитан третьего ранга, разрешите обратиться?

«Не разрешаю. Хотя… хрен с тобой, мазут. Обращайся, чего уж теперь».

— От кого наши войска спасают местный кремлевский планктон?

«Не от кого, а от чего, младлей. От будущего их спасают. — Тюльпин шумно вздохнул. — Всё! Отставить разговоры, упыри! Выйти на расчетную высоту для организации коридора сопровождения. Через минуту транспорт стартует. Фрегат уже ушел на орбиту».

«Значит все-таки на жидкостниках», — с явным облегчением обронил Калнадор, поднимая свой «Янус» над опустевшими «сталинками».

«Значит, на них. Аминь», — подвел черту Тюльпин.

Вспыхнувшие под дюзами ветви деревьев Александровского сада остались тлеть внизу. Стас поднял машину на полторы сотни метров и занял свое место в звене.

Перед глазами до сих пор стоял огонь, бросившийся оранжевым зверем в лицо во время столкновения с вражеским «Мигом». Этот огонь не добрался до плоти, но больно обжег дух Нужного.

Не должно так быть! Это ведь неправильно!..

У Стаса появилась очень неприятная догадка насчет слов своего командира. Он постепенно начинал понимать, от какого будущего сейчас спасают избранных жителей этой чужой Земли. Кусочки мозаики постепенно выстраивались на плоскости сознания в страшную картину. Все становилось на свои места.

Одна благородная цивилизация решила собрать человеческие сливки с другой перед тем, как полностью уничтожить ее… И тем самым дать призрачный шанс уцелеть самим себе в преддверии грядущей катастрофы.

Кто-то где-то что-то посчитал и вывел имена тех, кому дать санкцию на жизнь: нескольким тысячам или миллионам умных, здоровых, ценных, которых во что бы то ни стало нужно было избавить от будущего обреченных миллиардов.

Операция «Санкционер» близилась к чрезвычайно логичному концу.

А над Москвой запоздало ревели сирены воздушной тревоги.

Глава 5 Недобро и незло

Солнечная система Y. Высокая орбита Земли

В каюте Тюльпина было тесно и неприбрано. Парадный китель каптри висел на протянутой от верхней кромки кессона к зашторенному иллюминатору проволоке рядом с прищепленной растровой пленкой, незастеленная койка топорщилась комом казенного одеяла, на столике валялась перевернутая корешком вверх книга с аляповатой обложкой, но вполне армейским названием «Зона поражения-5». Вместо закладки использовалась старая мичманская лычка.

Тюльпин уселся на откидной стул напротив Нужного и принялся сосредоточенно набивать свою трубочку. Он на добрую минуту полностью ушел в это занятие и будто бы напрочь забыл о том, что находится в каюте не один.

Стас терпеливо ждал. Усталость навалилась на него после возвращения на борт «Данихнова» всеми своими жирными, вспотевшими телесами. Не помогли даже несколько часов, санкционированных командиром на гигиену, жрачку и сон.

Прикурив и попыхав, каптри наконец поднял проницательные глаза на Нужного.

— Что же ты вытворяешь, Стас?

— А что я вытворяю? — Нужный выдержал взгляд.

— Ты лохом не прикидывайся, ударник сельской самодеятельности! — гаркнул каптри, раздув в клочья душистое облако табачно-сакурного дыма. — На тебя тут ориентировка из КУПа пришла. Хорошо, что ведущим диспом твой дружок Шато был, а то бы не мне в руки кляуза попала, а санкциру, командующему полетами истребителей. Ну так что? Со мной будешь вопросы решать или хочешь, чтобы я тебя к безопасникам на ковер отправил? Они сюськаться не станут!

Стас медленно опустил веки, затем так же неторопливо поднял. Отпираться было бесполезно. Все действия пилота во время боевой операции фиксировались бортовыми системами корабля и сохранялись в логах, которые впоследствии тщательно изучались аналитиками. И он это прекрасно знал.

— Тяга такая, — не дождавшись объяснений, сказал Тюльпин, — ваша эскадрилья укомплектована из бывших гражданских. Причем у некоторых из них далеко не завидное прошлое. К примеру, открытие Точки и полгода на Хароне в качестве антисоца. И, навинчивая погоны на ваши снулые плечи, о сих фактах вовсе не забывали. Так что, любезнейший, либо ты сейчас мне все быстро и доходчиво объясняешь, либо катишься обратно в вонючие казематы толочь урановую руду.

— Товарищ капитан третьего ранга…

— Меня Сергеем зовут.

— Сергей… — Стас провел ладонями по лицу, словно стягивал налипшую грязную корку. — Сергей, я не умею и не хочу убивать невинных людей.

— Ой ты моя неженка, йопть, на нарах не добитая. А приказы нарушать ты умеешь, значит, мазут?

Нужный промолчал. Разговор наверняка писался.

— А пятиминутную задержку взрыва в программе автономного управления вакуумными минами, стало быть, ты научился ставить? Так, блин, самоделкин хренов?

— Я не изъявлял горячего желания палачом работать. Я, между прочим, по собственному желанию в последний раз нанимался грузы на «пеликане» по системе возить, а не… подвиги воинские совершать.

Тюльпин хищно оскалился. Вытолкнул языком сочный клуб дыма.

— Уважаемый, ты думаешь, нажимать на курок, стреляя в еще теплый труп, — это благороднее, чем живого человека на тот свет отправлять?

Каптри уколол в самое больное место. Стас прекрасно понимал, что выставленная им задержка взрыва на пять минут, а не на десять секунд не освобождает от греха.

— И все же, — выдавил он, — мне так… спокойней.

— Хотел в говне не замараться, садясь за штурвал боевого истребителя? Нет, любезный, замарался. По самые яйца. Все мы замарались. А будет санкция – с головой в сливную яму уйдем, понимаешь? Такая вот тяга. Клерки мы, Стас. Слуги. Хоть и не нанимались.

Нужный всмотрелся в лицо Тюльпина сквозь дымовую завесу.

— Не ссы, базар не пишется. — Каптри снова пыхнул трубочкой. — Вот что я тебе скажу, милейший. Ориентировку диспетчерскую я сейчас в шредер суну и логи на серваке подотру – благо полномочий хватает. Но тебя первым же транспортным рейсом отправлю в родную Солнечную. Официально будешь комиссован по неудовлетворительному состоянию здоровья с соответствующей медсанкцией. Мне в эскадрилье не нужны такие… шибко Нужные. Усек?

У Стаса в груди что-то заскреблось, готовое надломиться. От слов каптри стало очень неуютно. Словно по всей прошлой жизни полоснули скальпелем наискось.

— Свободен.

Стас встал.

— Свободен, — шепотом повторил он.

— Не понял? — вскинул голову Тюльпин, выколачивая пепел на край столика.

— Разрешите идти, Серг… товарищ капитан третьего ранга?

— Иди. И вот еще что, Стас. — Тюльпин, задумавшись, потрогал кончиком языка сначала левый верхний клык, затем правый. — Ты смотри мне… глупостей не наделай, поддавшись позывам тонкой душевной организации. Я ж не зверюга какой, зла никому не желаю. Отнюдь. Просто так уж получилось, что мы оказались не там и не тогда. Особенно – ты. Увы.

В каюте оседал дым, вновь обнажая тесноту и беспорядок. Лишь приятный запах дорогого табака с оттенком сакуры сглаживал впечатление.

Тюльпин энергично постучал трубочкой о край стола.

— Всё, младлей. Кругом! Шагом а-а-арш! И не забудь в дежурку ключ от своей машины сдать…

— Стало быть, ударник сельской самодеятельности? — злобно пробурчал Стас, оказавшись за комингсом. — В говне, стало быть, по самые яйца, да, товарищ каптри?

Он остервенело одернул китель и размашисто зашагал в сторону лифта. Если память Нужному не изменяла – лаборатория, в которой работал Уиндел, находилась на третьей палубе.

— Погоны, стало быть, на снулые плечи навинтили и веревочку от гильотинного ножа в зубы сунули! — срываясь на крик, высказался Стас.

Стоящий возле лифта офицер удивленно обернулся. Нужный подошел, уставился на него в упор и вызывающе уточнил:

— Вам тоже кажется, что я излишне эмоционально переживаю тяготы и лишения армейского быта?

— Позвать санкционера-медика? — отступив на шаг, поинтересовался офицер.

— Позовите санкционера-трупника! — хамски оскалившись, прокричал Нужный и, оттеснив офицера плечом, зашел в открывшийся лифт. — Вам на какую палубу?

— Я пешочком, пожалуй, прогуляюсь.

— Как пожелаете.

Стас вдавил кнопку с римской цифрой «III» так сильно, будто это она была виновата во всех его проблемах.

Двери бесшумно закрылись.

— Фраера мы, фраера – мозга нету ни хера, — пробубнил Стас, разглядывая свое отражение в зеркальной стене.

Исхудавшее лицо с темными кругами под красными от усталости глазами. Гладко выбритые щеки, подбородок с небольшой ямочкой, бледные сухие губы, острый бугорок кадыка. Человек как человек – разве что измученный от переутомления, — ничего особенного. Только вот взгляд… Тяжелый и озлобленный. Не полагается так смотреть молодому парню из благополучного мирка, рядовому дальнобойщику, обожающему в меру прожаренный стейк-рибай под красное сухое, имеющему двухкомнатную квартиру с балконом и просторным холлом и положительную матримониальную историю…

Третья палуба встретила Стаса длинным коридором с множеством стеклянных перегородок и дверей с номерами. Здесь находились лаборатории и научно-исследовательские центры, в которых работали ученые, собранные во время операции «Рекрут». Нужный понятия не имел, над чем трудились лучшие умы Солнечной, да, честно говоря, его это не особо и волновало.

— Вы имеете допуск?

Охранник на КПП подозрительно оглядел Стаса с головы до ног, словно просканировал его на предмет обнаружения взрывчатки или колбы с опасным вирусом.

— Мне необходимо поговорить с Жаквином Уинделом, — хмуро сказал Стас. — Он на этой палубе в «ящике» работает.

— А что вы желаете обсудить с… этим самым Уинделом?

— У меня появились сведения об угрозе, которая может поразить весь личный состав «Данихнова», — брякнул Нужный наугад. — Я должен срочно увидеть этого ученого! Или вы хотите, чтоб потом вас под трибунал отдали за саботаж?

— За какой еще саботаж? — растерялся на миг охранник.

— За провокационный! — рявкнул Стас, офигевая от собственной наглости и бредовости аргументов. — Немедленно проводите меня к Уинделу!

— Успокойтесь. Какого рода угроза, о которой вы говорите?

— Тотального.

— Вам стоит обратиться в карантинный комплекс. А я сейчас же поставлю в известность санкционеров-безопасников!

Охранник прикоснулся к микрофону и поправил наушник внутренней связи…

Бывает так, что человек делает что-то вопреки внутренней логике, чувству опасности и даже инстинкту самосохранения. Он просто делает это, не прибегая к помощи рассудка, а наоборот – обходя мимо мыслительные центры. Словно бы срабатывает какое-то реле внутри, переключая организм на другой режим. И в такие моменты человеку остается лишь безучастно наблюдать за тем, что вытворяют его конечности, движимые взбунтовавшимися сухожилиями и мышцами…

Нужный колебался не дольше секунды.

У офицера не была активирована силовая броня, и это сыграло Стасу на руку… Он схватил лежащую на столике возле сигнальных пультов армейскую «Рарию» и приложил охранника прикладом по затылку. Тук! Быстро, четко и без толики сочувствия.

Тело обмякло и осело тяжелой грудой на пол.

— Твою мать… — выдохнул Нужный, сообразив, что только что он совершил вооруженное нападение на офицера СКО при исполнении. Мозг будто бы кто-то полил из холодного душа. Сердце заколотилось, как птица в силке.

Стас затравленно обернулся: из лифта пока больше никто не выходил. Он поглядел вдоль потолков и с ужасом обнаружил пуговку камеры наблюдения.

— Поздно пить «Боржоми», — пробормотал он, выкручивая камеру из гнезда вместе с электронными потрохами. На сигнальном пульте вспыхнул красный диод вызова. Монитор терминала выплюнул на рабочий стол желтый ярлычок запроса с сервера.

«Седьмой, у тебя гарнитура сломалась, что ль? Чего не отвечаешь?» – донеслось из динамика.

Стас дрожащими пальцами стянул с вырубленного охранника наушник, вставил себе в ухо и, глубоко вздохнув, чтобы унять волнение, проговорил в микрофончик:

— Слышу хорошо. Видимо, был временный сбой.

«Паш, у тебя там все нормально?»

— Да, все спокойно.

«Камеру зачем отключил?»

— Порники гляжу! Чего, нельзя?

В наушнике заскрежетало. Нужный не сразу сообразил, что это был смех.

«Ты когда закончишь… — гыгыкнул невидимый собеседник, — камеру все ж включи. А то я санкциру-медику тебя с симптомами острого онанизма сдам».

— Пошел ты…

Стас отбросил гарнитуру и осторожно потрогал пульс охранника, так и не приходившего в себя. Жилка на шее того билась ровно, словно парень спал, а не получил хороший удар прикладом по башке.

Стас кое-как закинул ему руки за спину и стянул запястья фиксирующим пластырем из аптечки. Затем наспех замотал ноги и залепил обмякшие губы, между которыми повисла ниточка слюны.

Заглянув под столик, Нужный порылся среди пикантных журнальчиков марсианского издательства и целого вороха растровых пленок без маркировки. Нашел дежурный кейс с паспортной карточкой, военным удостоверением, тремя давно засохшими галетами и запасной обоймой. Подхватив добычу, он расстегнул китель и сунул автомат за пазуху: благо штурмовая «Рария» была компактная.

С казенным кейсом под мышкой и торчащим возле бедра прикладом Стас направился вглубь по коридору быстрым шагом, бросая взгляды на номера лабораторий. Он помнил, как во время последнего разговора Уиндел обмолвился, что «в их пятнадцатую дэшку определили нового ассистента, тупого, как зеркало телескопа».

13-Д… 14-Д… 15-Д.

Кажется, здесь.

Нужный подошел к двери и провел по магнитному кодеру паспортной карточкой оглушенного охранника. Раздался щелчок, шипение, и бронированное матовое стекло отползло в сторону. Стасу повезло, что допуск не нужно было подтверждать сканированием радужки или дактилоскопией.

Внутри помещение лаборатории было освещено призрачно-синим кварцевым маревом. Стас обошел высокие серверные стойки, тихонько сдвинул в сторонку монолитное пластиковое кресло с тонкой обивкой, чтобы пройти дальше. Тут он заметил в дальнем углу камеру и, стараясь не попасть в радиус наблюдения, протиснулся за стелажи с аппаратурой и инструментами. Задел какой-то ящик, и тот свалился на пол с таким оглушительным грохотом, что на мгновение у Нужного заложило уши.

Он стиснул зубы, чтобы не выругаться, несколько мучительных секунд постоял не двигаясь, а затем выглянул из-за стелажа.

Посреди лаборатории стоял мальчишка лет пятнадцати в допотопной «химзе». Растрепанный, грязный, перепуганный насмерть. Его образ настолько не соответствовал окружающей обстановке, что Стас поначалу решил было: привиделось.

Он поморгал, аккуратно достал автомат и направил ствол на пацана. Спросил шепотом:

— Новый ассистент?

Мальчишка отчаянно замотал головой.

— Работаешь здесь?

Снова энергичный отрицательный жест.

Нужный нахмурился, соображая, что делать дальше.

— Я сбежал, — вдруг хрипло произнес пацан.

Стас замер. Вгляделся в перекошенное от страха лицо, похожее в синем свете кварцевых ламп на карнавальную маску вурдалака.

Не похоже, чтобы врал.

— Сбежал, — повторил пацан, желая, видно, быть поубедительней.

— Я тоже, — ответил Стас после некоторого колебания.

— Значит, вы тоже из наших? — Мальчишка подозрительно прищурился. — А вас откуда эвакуировали? Из России?

— Нет, я не из ваших, — с трудом выдавил Нужный. — Я теперь, кажется, ни из чьих…

— Застрéлите меня?

— Совсем дурак, что ль? Ты как здесь оказался?

— Говорю же: сбежал. Нас с Диманом вытащили из бомбоубежища десантники, конвоировали на транспорт, а потом куда-то на станцию, или что это здесь у вас такое… Я и улизнул во время одного из кессонных переходов.

— Это ударный авианосец, а не станция, — машинально поправил Стас, опуская ствол. — Сейчас сюда охрана понабежит – камеру в углу вон видишь? Крышка нам.

— Меня зовут Гришей. А камеру я перенастроил уже, не волнуйтесь.

Стас хмыкнул, выходя из-за стелажа.

— Шустрый. Только нам это все равно не поможет. Я там на входе одного вырубил, но он с минуты на минуту очнется, разлепит пластырь и поднимет тревогу. Ты случайно не видел здесь никого, когда пришел?

— Я…

— Никого он не видел.

Стас и пацан синхронно подскочили от неожиданности.

Нужный развернулся и чуть было не пальнул очередью в вошедшего. Палец почти надавил на спусковой крючок, но вовремя остановился и расслабился.

— Уиндел, ты свихнулся? Я ж тебя мог изрешетить, ботан чертов!

— Это ты свихнулся, Нужный! Ты чего вытворяешь?

— Забавно. Я этот вопрос на протяжении последнего получаса уже во второй раз слышу… Ладно, Уиндел, хватит ломать комедию. Теперь мы с тобой живо смываемся отсюда на техническую палубу, и ты коротко и ясно рассказываешь, что за так называемая «эвакуация» происходит в Солнечной Y. Ать-два! Быстро, быстро потопали на техпалубу через вашу служебную лестницу!

— А ты не боишься, Стас, что я тебя возьму и сдам сейчас санкцирам? — не двигаясь с места, поинтересовался Жаквин.

— Не боюсь. — Нужный поставил «Рарию» на предохранитель и опустил ствол. — Я понял одну чудную штуку… В общем, никому ты меня не сдашь, а будешь помогать во всем и задницу подлизывать.

— Это какую такую штуку ты понял? — В призрачном свете ученый казался на десяток лет старше своего возраста. Его нескладная фигура совсем скособочилась.

— Я нужен тебе, Уиндел. Ведь я – скрепка, соединившая миры.

— Тихо?

— Да. Никого.

В длинном вентиляционном тоннеле мерцал дежурный фонарь, отбрасывая на глянцевито поблескивавшие трубы и полированные стены красные отсветы.

Стас опустился на теплый пол служебного помещения, положил автомат рядом с собой и вытер пот с лица. Рядом, тяжело дыша, упали Уиндел и пресловутый беглец Гриша. Пацан еще в лаборатории категорично заявил, что пойдет вместе с ними, потому что не желает угодить обратно в лапы толстокожей десантуре. На все возражения он отвечал сосредоточенным сопением и с завидным упорством демонстрировал средний палец. Стас жеста не понял, но смекнул, что пацан может оказаться полезен, если уж сумел за считанные минуты разобраться в электронной начинке и перенастроить камеру наблюдения. Он разрешил Грише держаться с ними, но пригрозил при первом же неповиновении пропустить через кессон по старой пиратской традиции.

Уиндел молча терпел присутствие юного незнакомца, всем своим видом, однако, демонстрируя, что он дюже против. Но в данный момент Нужному было глубоко плевать на мнение ботана. Чаша его терпения опрокинулась, и Стас жаждал объяснений.

— Рассказывай, — отдышавшись, сказал он. — Ты умеешь удивлять. Валяй.

— Тебя, как я понимаю, интересует истинный смысл выборочной эвакуации, — мрачно откликнулся Жаквин.

— Именно. — Стас обратил внимание, как Гриша навострил уши. — Отбираете «золотой миллион»?

Уиндел исподлобья зыркнул на Нужного и обреченно покачал головой.

— У меня складывается впечатление, Стас, что ты считаешь, будто это я всё выдумал.

Стас не ответил, прислушиваясь к щелчкам автоматики в бесчисленных реле системы управления огромным компрессором, установленном в центре помещения. Он боялся не разобрать за этим мерным потрескиванием звука приближающихся шагов. Вроде бы они избежали погони, но рано или поздно их с пацаном хватятся, установят личности и объявят в розыск.

— Пойми, — продолжил ученый, не дождавшись ответа, — никто ничего не выдумывал. Никто конкретно, улавливаешь? Это часть гигантского плана, масштабов которого нам с тобой не дано даже на одну сотую долю представить. Полностью этот план не видит скорее всего вообще никто.

— Какой план? Что ты мне мозги шлифуешь!

— План развития событий на время, оставшееся до критического барьера. До физического столкновения наших Солнечных. В каком-то смысле ты прав: фигурально выражаясь, отобрать «золотой миллион». По мнению санкциров-стратегов и политиков из некоторых стран нашей Земли, единственно возможный выход из создавшейся патовой ситуации – эвакуировать самых умных, одаренных, полезных и успешных людей из системы Игрек, а их Солнце превратить в сверхновую.

Какое-то время в помещении лишь пощелкивала автоматика компрессора. Из вентиляционной шахты мертвенно мигал дежурный красный маячок, вспыхивая зловещим бликом на впалой щеке Уиндела.

— Но зачем? — проговорил Гриша. — Уничтожить одну цивилизацию насильно, зная, что вот-вот обе сгорят по естественной причине… Это же бессмысленное варварство. Мы же все-таки люди, а не шакалья стая, живущая по «закону сильного».

Ученый не удостоил пацана взглядом. Он вообще старался избегать детей и подростков после страшной схватки с мальчишкой по имени Гарсия на Хароне.

— Есть небольшая вероятность, — сказал Жаквин, — что, становясь сверхновой, Солнце поменяет траекторию движения и столкновения удастся избежать.

— Но как? — подал голос Стас. — Как можно управлять процессами, происходящими в звездном веществе? Я не специалист, но для этого, кажется, ни у какого флота не хватит энергии.

— Хватит. Игреки уже проводили испытания сотового гравитонного оружия, которые чуть не обернулись трагедией для наших кораблей. Ты сам был тому свидетелем. Они хотели взорвать крупную комету. Мы… Не я лично, конечно, а группа ученых подсчитала, что объединенный ВПК нашей Земли способен создать установку, с помощью которой станет возможно дестабилизировать термоядерные процессы в звездном ядре и вызвать цепную реакцию, ведущую к катализированному превращению Солнца в новую и даже сверхновую. Вопрос времени и средств.

— А что же остальные… люди нашей системы? — дрожащим голосом спросил Гриша. — Сгорят в смертоносных лучах? На планете мои родители остались. Я не позволю…

Он замолчал, чтобы не заплакать от нахлынувшего отчаяния и бессилия. В ушах до сих пор звучал дикий крик отца в бомбоубежище, когда их с Диманом забирали десантники: «Гри-го-рий! Не хо-ди!»

— Все не так просто, как думают теоретики, — ответил Уиндел, вставая и прохаживаясь возле покрытых инеем труб. — На практике всегда обнаруживаются неучтенные факторы. Я уверен, что, вторгнувшись в вашу систему с целью нейтрализовать основной военно-космический потенциал и эвакуировать отобранных заранее людей, Солнечная Икс серьезно переоценила свои силы. Вспомните историю, любые ее вехи. Даже войны между странами не протекали молниеносно. Народ невозможно поработить нахрапом. Что уж говорить о целой цивилизации! Блицкриг прошел успешно, я не спорю. Но умные стратеги – а они у нас, поверьте, есть – прекрасно понимают, что скоро несомненно возникнет эффект маятника и обратный откат будет очень жесток. Все произошло слишком стремительно, как бы… э-э… в состоянии аффекта, но не сегодня-завтра ко всем нам вернется способность рассуждать логически, и вот тогда противостояние станет по-настоящему жутким. Осмысленным.

— Наши Солнечные системы движутся к точке начала координат, — медленно проговорил Стас, покосившись на Гришу. Пацан сосредоточенно оттирал штанину «химзы» и изредка шмыгал носом. — И скорее всего, если их не остановят люди, их не остановит никто и ничто. Но это не тот случай, когда действуют по принципу: жертвуй меньшим во имя спасения большего. Да и кто имеет право решать: где больше, а где меньше. Санкционеров-богов, по-моему, еще не существует.

— Ne m'entortille pas! La collision a commencée beaucoup plus tot que le mouvement. En collision ont entré les gent mais pas les planétes. Tu comprends? Leurs pensées, leurs sentiments. Pas le bien et pas le mal.[1]

Гриша перестал терзать свою штанину и удивленно уставился на Уиндела. А Стас лишь разочарованно махнул рукой. Иногда за такие детские выпендрежи ему хотелось засветить ботану сапогом меж бровей.

Жаквин знал, что его никто не поймет. Он просто хотел сказать эти слова для себя, поэтому и произнес их на другом языке.

Только он не мог предположить, что подросток Гриша с Земли Y сносно владеет французским…

— Недобро и незло, — криво улыбнувшись, прошептал Гриша. — Значит, теперь это называется так? Раньше были дьявол и бог, а теперь – недобро и незло, да?

Уиндел вздрогнул и впервые посмотрел в глаза пацану. Через некоторое время рассеянно покивал:

— Да, теперь, пожалуй, так. Ведь, в сущности – они очень похожи.

К этому моменту Стасу уже хотелось дать в морду им обоим. Он приподнял с пола «Рарию» и призывно постучал по заиндевевшей трубе прикладом. Несколько крупных кусков инея шмякнулись вниз.

— Ку-ку, я еще тут. Когда больше двух – по-французски не звенят.

Гриша хихикнул. А Жаквин оскорбленно поднял брови и отвернулся.

— Ну что, постепенно начнем паниковать? — Стаса от безвыходности и нелепости собственного положения разобрал какой-то неприличный азарт. — Поодиночке пойдем сдаваться санкцирам или всем отрядом?

— Естественное идентичное развитие двух цивилизаций невозможно, — каким-то холодным, чужим голосом проговорил Уиндел. — В эволюционной теории существует важный закон, именуемый «законом соответствия». Суть его в том, что изменение одного органа в живом организме неминуемо ведет к изменению других органов. То же самое происходит и на более высоких уровнях организации всего сущего: в племени, этнической группе, народности, расе. Не бывает так, что цивилизации похожи друг на друга, как две капли воды, а изменению подверглись за многие тысячелетия лишь два-три параметра. У нас есть санкции, у них – деньги. Мизерные различия для исторических масштабов. В истории все слишком сильно взаимосвязано и подчинено так называемому «эффекту бабочки». Не могли случайно построиться две Москвы, понимаете? Не могли случайно Гитлер со Сталином родиться в двух экземплярах в десятке парсеков друг от друга! Это бред сивого мерина! Подобный социально-исторический парадокс можно объяснить исключительно потусторонним влиянием.

— Эксперимент? — деловито спросил Гриша.

— Понятия не имею. Это для меня сейчас не важно, — отмахнулся Жаквин, продолжая расхаживать возле компрессора. — Важно другое. Если нечто или некто сумел устроить такое представление, то это нечто или некто несомненно чрезвычайно могущественно. А значит – разумно. В нашем ли понимании разума или на каких-то совершенно иных категориях сложности… плевать. Главное – с ним можно договориться.

— Вот бы знать, куда шагать, — язвительно вставил Стас.

— А вот «куда шагать», подсказать можешь именно ты и никто иной, — парировал Уиндел.

Нужный вопросительно уставился на ученого. Гриша отвалил челюсть.

— Ты оказался возле аномалии и открыл Точку. Раз, — загнул один палец Жаквин, переставая бродить туда-сюда. — Тебя протащили через нее обратно, и через некоторое время системы, миновав нулевую позицию, пришли в движение. Два. Ты выжил в харонском аду среди антисоцов и как бы волею случая оказался в эскадрилье истребителей поддержки, вторгшихся через Точку к Игрекам… — Ученый хлопнул в ладоши. — Три.

— А что «три»? — тупо спросил Стас.

— Если бы ты поменьше играл в разведчиков, снимающих часовых кустарным способом, то знал бы, что полчаса назад от местной марсианской станции обнаружения пришел сигнал о фиксации в районе Точки перехода нескольких кораблей неизвестной маркировки.

— Да мало ли…

— Ты не понял. Эти корабли не имеют ничего общего ни с нашими судами, ни с Игреками.

— У военных в запасе полно всякой секретной дряни, поверь мне!

— И эта секретная дрянь обладает эффектом мгновенного нуль-перемещения или телепортации? Что-то я о таком пока не слышал.

Стас умолк.

— Деза, — через некоторое время сказл он. — Просто-напросто кто-то пустил дезинформацию. Наверняка агенты внешней разведки Игреков. Сам же говоришь, что с их станции сигнал поступил.

— А санкционеры-аналитики проверили инфу и считают, что это никакая не деза, а корабли из Солнечной Z.

Вот после этих слов Нужный замолчал надолго. Он не знал, то ли ученый наконец спятил, то ли в который раз придется согласиться с его пугающими, но терпко веющими истиной словами.

Гриша, кажется, вообще забыл, как дышать.

Размеренное пощелкивание клемм в системе управления компрессором добрую минуту оставалось единственным звуком в помещении.

— Не замечаешь закономерности, Стас? — нарушил молчание Уиндел.

— Ты меня вконец запутал, — выдавил Нужный.

— А сколько бравады было, когда ты приперся ко мне в «ящик» со стойким намерением выведать всю правду-матку. Охраннику по балде дал. Не стыдно, коммандос недобитый? Что ж, изволь, вот она – правда… Ведь ты даже сам обмолвился в лабе, что не боишься меня, потому что, дескать, ты нужная мне скрепка, соединяющая миры, бла-бла-бла… Ну, елки-палки, ты же абсолютно точно сказал! Ты – связующее звено во всей этой громадной молекуле абсурда. И каждый твой проход сквозь Точку открывает какую-то новую грань исполинской конструкции. Понял?

— Понятней некуда. — Стас взял автомат за ремень и поднялся. — Либо ты псих. Либо я.

— Вроде бы опытный пилот, — укоризненно глядя на него, покачал головой Уиндел. — Зрелый вроде бы человек, повидавший землю и космос. А до сих пор – радикальный максималист.

— Что ты от меня хочешь? — устало вздохнув, спросил Стас. Спорить с ботаном больше не оставалось ни сил, ни желания.

— Ты должен еще раз пройти через Точку. Возможно, это подарит нам ответ на загадку, которая таится в громадной системе солнечных координат.

— Замечательно, — кивнул Нужный. — Сейчас мы захватим «Данихнов», перебьем суперкорабли из новоявленной системы Зет и нырнем навстречу судьбе.

— Авианосец? Нет, что ты. Достаточно истребителя. Ты ведь, по слухам, неплохо управляешься с «Янусом»? Что касается суперкораблей, то они пока не проявляют никакой активности: ни агрессии, ни попытки вступить в контакт. Кажется, просто наблюдают. Так что не думаю, что какой-то мелкий кораблик вызовет у них желание пострелять из главного калибра, если таковой вообще имеется на борту.

Стас попробовал отыскать толику издевки в тоне ученого, но ничего не получилось.

— Ты серьезно, что ли? — наконец обронил он.

Жаквин кивнул. В его глазах появилось что-то просящее, пугливое, по-детски умоляющее, прямо как тогда, когда Нужный впервые увидел его за дверью своей квартиры с зонтиком в руке.

— Так вы – тот самый Станислав Нужный? — благоговейно спросил Гриша.

— Нам не угнать истребитель, Жаквин, — не обратив внимания на заискивания пацана, сказал Стас. — Это абсолютно, совершенно, критически, никоим образом, ни хрена невозможно.

— «Если системы не остановят люди, их не остановит никто и ничто». Это твои слова. Или – всего лишь красивый риторический пассаж?

Нужный ответил не сразу. Он долго вслушивался в щелчки автоматики, которые бились словно десятки странных – механических – сердец. «В говне по самые яйца», — крутилась фраза Тюльпина в его голове, не желая уходить…

— Мы попробуем осуществить твой безумный план, — неторопливо, подбирая слова, проговорил Стас. Тронул пальцем цепочку с ключом зажигания для истребителя, который так и не сдал в дежурку. — Но я хочу, чтобы ты понимал: я пойду в Точку с единственной целью: вернуться в свой мир и раствориться, исчезнуть в нем навсегда. Ну или хотя бы до тех пор, пока системы не сгинут в одной большой ядерной вспышке. Я просто вернусь домой. А уж какая там очередная часть мегаребуса при этом откроется – не мои проблемы. И запомни: если попытаешься мне помешать, я тебя пристрелю.

— Согласен, — быстро проговорил Уиндел.

— Но, прежде чем мы начнем претворять в жизнь твой идиотский замысел, я должен найти одного человека. И видит вакуум, если бы я мог мирно забрать ее с собой и комиссоваться по состоянию здоровья – не видать бы тебе моего Христового альтруизма и сподвижничества.

— Все-таки ты эгоистичное человеческое отродие, — печально улыбнулся ученый. — Не такие личности должны вершить судьбы миров, совсем не такие. Умеешь высокопарно рассуждать, даже иногда рефлексировать с самим собой и сопереживать другим, а как дело доходит до общего блага – боишься запачкаться в дерьме.

— Знаешь, я подчас крепко жалею, что вытащил тебя тогда – в штольне харонской – из-под завала.

— Вспомни, я тогда просил подарить мне смерть.

— Прекрасно понимая, что я не сделаю по-твоему. Зная, что многое в моем пути уже тогда было предопределено. Правильно?

— Не предопределено, отнюдь. — Уиндел по-старчески пожевал губами. — Ты просто оказался заражен опасным вирусом свободы, попав в чужой мир. Болезнь не сразу охватила тебя, она постепенно подтачивала организм – сеяла сомнения в сердце, подбрасывала крамольные задачки разуму. Ты всегда был склонен к вольномыслию, Стас. Вспомни свое прошлое, и ты поймешь – я чертовски прав. Ты, как и твой канувший в лету корабль… Вы всегда были чуточку ренегатами.

— Что ж, ты действительно прав. Во всем, кроме одного: корабль не умер на орбитальной верфи или в демонтажном цехе, где кучу железа пустили на запчасти и переплавку. Я вхожу на каждый новый борт и пишу пальцем на обшивке имя своего корабля. И он оживает. Только тебе, Жаквин, этого никогда не понять.

Щелчки клемм чеканили свой ритм. Фреон тягуче полз по трубам в систему охлаждения одного из многочисленных агрегатов в многоярусном организме авианосца. Красный отблеск облизывал стены вентиляционного тоннеля.

Стас проверил запасные обоймы, примотанные друг к другу пластырем. Перекинул ремень через плечо и сдвинул автомат на живот, в боеготовое положение.

— А теперь дай мне полный список эвакуированных с Земли Игрек.

Уиндел после небольшой паузы достал из кармана пиджака мини-компьютер. Повертел в руках и протянул Стасу.

— Так и думал, что ты не сможешь ее забыть, — пробормотал он. — Ведь очередных и внеочередных жен тебе всегда было мало. Тебе, как ни парадоксально, нужна была одна. — Ученый помолчал. — Она на «Данихнове», можешь не тратить время и не ковыряться в списках. Жилая палуба, каюты для консульств и представителей дипкорпусов.

То ли весь личный состав авианосца был слишком занят свежими обстоятельствами, связанными с появлением диковинных кораблей из системы Зет, то ли Стасу еще не успели присвоить статус военного преступника, но пока никто не обращал на них с ботаном ровно никакого внимания. Санкционеры всех сортов, пилоты и диспы, обслуживающий персонал, какие-то люди в строгих штатских костюмах – все куда-то спешили, обменивались скупыми мнениями по поводу новой потенциальной угрозы, обсуждали дальнейшие боевые задачи крейсера, о которых толком никому не было известно.

Стас с Жаквином сели в лифт вместе с несколькими взволнованными, обильно подкрепляющими жестами свои реплики мичманами и поехали наверх.

Гришу Нужный заранее отправил к внутреннему шлюзу, откуда открывался доступ к стартовым ячейкам, в одной из которых стоял его «Янус» – борт с маркировкой JU-22-4. Он подробно объяснил пацану, как добраться до инженерных отсеков, избегая постов охраны и не привлекая к себе лишнего внимания. Гриша умолял взять его с собой, потому что где-то на авианосце томился его эвакуированный приятель Дима, но Стас жестко отказал. Не хватало еще расхаживать по палубам в компании грязнющего пацана в «химзе». Они условились встретиться в длинном аппендиксном коридорчике возле карантинных боксов, куда обычно никто не захаживал, кроме уборщиков да электриков. Нужный с Мареком однажды перед патрульным вылетом обнаружили это замечательное местечко, где можно было скоротать полчасика перед стартовой процедурой и выкурить деникотиновую сигаретку… Гриша слезно просил, чтобы Стас вытащил из плена его приятеля Диму Колодана. Нужный обещать ничего не стал, но сказал, что «если вдруг представится возможность, он попробует». На том и порешили.

Лифт услужливо доставил Стаса и Уиндела на жилую палубу. Они вышли в просторный холл и уверенно двинулись в сторону офицерских секторов, в которых находились каюты для особых персон, в том числе консульские. «Рарию» Стас завернул в китель и нес в руке, оставшись в одной рубашке. В принципе офицеры имели право на ношение табельного оружия, даже автоматического, но лишние подозрения и косые взгляды сейчас ему были вовсе ни к чему.

Кивнув нескольким знакомым пилотам, Стас круто свернул в боковой коридор и потащил Уиндела за собой.

— Зачем сюда? Можно же – прямо! — заартачился было тот.

— Там пост. Даже если я еще не в розыске, все равно с оружием туда меня никто не пустит. Кстати, не факт, что мы вообще пройдем: наверняка там нужна особая санкция на посещение эвакуированных.

— Верно, я об этом как-то не подумал. Извини.

Они свернули в еще один побочный коридор, который оказался ýже и ниже первого. Пришлось идти гуськом, пригибая голову, чтобы не удариться о выступающие короба кондеров и металлопластиковые кронштейны с провисающими вязанками проводов.

— Держи. — Стас вернул ученому КПК с данными о пленных. — Поищи там этого… как бишь зовут товарища нашего Гриши?

— Колодана, что ли?

— Ага, его.

Жаквин сердито засопел, стараясь поспевать за Стасом.

— Надеюсь, ты не собираешься и его вызволять? — выдал он наконец.

— Если рядом окажется – возьмем. Если нет – не возьмем, — отрезал Нужный. — Ищи давай.

Уиндел, стараясь не споткнуться и не расшибить голову, принялся сбивчиво тыкать крошечным стилом в растровый экранчик компа. Через минуту он удовлетворенно кивнул.

— Есть такой. Дмитрий Геннадьевич Колодан, эвакуирован из России, с Земли Y. Неординарные способности в области математики, астрономии, астрофизики. О! Молодец, в свои-то пятнадцать лет играючи разобрался в моделировании вселенских войдов методом многих тел…

— Избавь от научных подробностей. Где он?

— По имеющейся информации, зарегистрирован у нас на «Данихнове», после чего отправлен на фрегат Militrus-12. Этот борт уже ушел к Точке транзитом через лунную эвакобазу. Поздно.

— Мда, жалко. Значит, Гришу придется с собой брать. Не бросать же пацана здесь… Черт знает, что его ждет, если поймают.

— Ты сбрендил? Вчетвером на истребителе?

— Эх, Уиндел, не видел ты этих пташек изнутри. Там целый симфонический оркестр квартировать можно! С инструментами и очередными супружницами… Стоп! — Нужный резко остановился, и Уиндел врезался в его спину. — Кажется, здесь техкоридор выходит в подсобку возле консульского сектора. Жди.

Жаквин дернулся было пойти с ним, но Стас состроил такую зверскую рожу, что ученый не посмел возражать. Он вручил Уинделу китель и перехватил поудобней автомат.

Осторожно, чтобы не наделать шума, Нужный приоткрыл заслонку и пробрался в подсобку, где нестерпимо несло хлоркой и машинным маслом. Он перешагнул через какие-то тряпки, пластиковые коробки с моющими средствами и приник ухом к тонкой наружней гермодвери.

Слышались далекие голоса. В какой-то из кают плакала женщина, а ее кто-то неумело утешал и бормотал неразборчивые комплименты.

Стас раньше бывал в этом секторе пару раз, когда пешком ходил с учебной палубы на жилую. Здесь был пост, но КПП располагался левее по коридору, а справа площадка упиралась в глухую стену с единственным всегда задраенным люком, рядом с которым располагался стеллаж с пожарным инвентарем и красная надпись светоотражающей краской: «Аварийный. Санкция на разгерметизацию лишь во время пожарной или боевой тревоги. Ключ-карта у дежурного по сектору».

Нажимая рычаг разблокировки, Стас до последнего момента боялся, что механизм не сработает при попытке открыть дверь подсобки изнутри. Или что заорет сигналка – все-таки консульский сектор. Но, видимо, санкцирам-конструкторам или испекции по флотской безопасности не пришло в голову, что кто-то из личного состава авианосца захочет выкрасть посла или приравненную к нему персону, пользуясь техкоридором.

Рычаг плавно ушел вниз, равно как и сердце у Нужного. Скрежетнуло, раздался короткий сигнал разблокировки, и дверь слегка отошла от прорезиненного края комингса.

Стас замер на несколько секунд, прислушиваясь, не идет ли кто со стороны поста. Затем, удостоверившись, что все спокойно, он приоткрыл дверь сантиметров на тридцать и протиснулся в светлый коридор, стены которого были обиты бежевым термопластиком, а пол и потолок стилизованы под дерево ламинатом. Через каждые пять метров в противоположной стене располагались двери. Всего их тут было восемь.

Начинать поиск стоило с самых безопасных кают, расположенных дальше всего от КПП, — чтобы, в случае успеха, шанс уйти незамеченным был выше.

Стас, держа автомат наготове, подошел к самой правой двери и потянул на себя. Закрыто.

Ясно. Значит, здесь никого нет, потому что, как поведал Уиндел, санкционеры не опускались до того, чтобы запирать пленников.

Следующие две каюты тоже оказались закрытыми. А вот четвертая по счету дверь свободно отворилась, впуская Нужного внутрь.

Просторное помещение было освещено приглушенным светом двух диодных ламп. На мониторе, вделанным прямо в небольшую барную стойку, светился геральдический знак российского сектора СКО, а под ним ярлычок ограниченного доступа в бортовую сеть. На журнальном столике стоял графин с водой и ваза с фруктами. Иллюминатора не было, зато всю стену украшало темное голографическое панно с помигивающим глазком ждущего режима. Что ж – уютно и со вкусом. Не под стать тесной каморке Тюльпина или жестким койкам в учебке. Видать, консулов и прочую дипломатическую дребедень на флоте уважают, и социальные санкции у них здесь – ого-го…

На большом, обитом шелкосодержащей тканью диване сидел мужчина с аристократичным лицом, облаченный в глаженые брюки, черные лаковые туфли и светлый пуловер. Он демонстративно отвернулся при виде вооруженного офицера и злобно рявкнул что-то на незнакомом языке.

Стас, не говоря ни слова, вышел, прикрыл за собой дверь и… нос к носу столкнулся с молодым охранником в лейтенантском мундире санкцира-спецназовца и, тяжелой кобурой на поясе.

Оба на миг офигели от такой встречи.

— Привет, — негромко сказал Нужный, выйдя из ступора. — Руки за голову заведи и встань на колени.

— Ты чо, офонарел, младлей? — так же тихо ответил лейтеха, отступая на шаг назад.

— В принципе да, — согласно кивнул Стас и щелкнул предохранителем «Рарии». — Говорят, этой штуковиной можно деревья косить. Руки на череп. Сам на колени.

Охранник сглотнул и послушно положил ладони на затылок. Опустился на пол.

— У вас здесь содержится эвакуированная гражданка России с Земли Y, работавшая ранее в органах госбезопасности. Кажется, у них это называется ФСБ… Имя – Вера. Я прав?

Лейтеха едва заметно кивнул, не сводя с Нужного ненавидящего взгляда чуть раскосых черных глаз.

— Ты в караулке – один?

— Один.

— Где камеры наблюдения?

— У КПП и в каждой каюте.

— Свиньи, подглядываете за людьми. Стыдно должно быть. — Стас укоризненно цыкнул зубом. Он специально напускал на себя побольше цинизма, чтобы заглушить страх. — Медленно поднимайся и веди к ней. Не геройствуй, и все разойдутся отсюда живыми.

Лейтеха встал и хотел было опустить руки, но Стас недвусмысленно клацнул предохранителем, переводя «Рарию» на режим ведения автоматического огня. Ладони охранника тут же взлетели обратно и словно бы приклеились к короткому ежику черных волос.

Держась в трех шагах сзади, Стас двинулся вслед за ним к одной из дверей, расположенных рядом с постом. Мельком покосился на камеру, покручивающую стеклянным глазком у потолка, и быстро отвернул лицо. Хотя бы топорных свидетельств собственного партизанского поведения не стоило оставлять для будущего расследования санкцирам-безопасникам…

Из первой каюты продолжали доноситься редкие всхлипы женщины, которую, видимо, пытался утешить горе-спецназовец.

Остановившись возле соседней двери, охранник сказал:

— Здесь.

— Отойди правее на два метра, встань лицом к стене, чтобы я тебя видел. Руки с затылка не убирать. А рискнешь потянуться к кобуре – положу на месте без предупреждения.

— Ты боевиков, что ли, насмотрелся, герой? — дерзко откликнулся лейтеха, но указания Нужного меж тем выполнил.

— Утухни.

Стас медленно сместился в сторону, не опуская нацеленного на него ствола. Толкнул дверь плечом, она открылась.

В этой каюте свет горел гораздо ярче, чем у чопорного мужика. Осколки разбитого графина лежали аккуратно сметенные в кучку, но еще не убранные. На мониторе наличествовали следы насильственного срыва растровой пленки подручными средствами, а в темной бархатистой линзе голографического панно торчала отломанная от журнального столика ножка.

Вера сидела на диване, поджав под себя босые ноги и нахмурив лобик.

— Вали вон, — проворчала она, как только открылась дверь.

Несколько секунд Стас стоял, пытаясь совладать со слабостью, охватившей все тело. Если бы в этот момент лейтехе пришло в голову обезоружить его, то это произошло бы без единого выстрела. Нужный, наверное, и не заметил бы, что у него из рук вырвали автомат.

Разом вспыхнуло у него в сердце все то, о чем он переживал с момента, когда последний раз видел ее, перепачканную в грязи, на обочине подмосковной дороги. А потом безумным калейдоскопом пронеслись перед глазами кусочки их мимолетного совместного прошлого: первая встреча на Неглинке, умопомрачительный секс у нее в квартире, лихая поездка на микроавтобусе, бойня посреди леса…

Словно кинопленку резко мотнули назад, сворачивая время и руша причинно-следственные связи…

— Привет, — сказал он.

Вера подняла голову. Удивленно посмотрела на него своими серо-зелеными глазами, слегка прищурилась, словно не узнавая. И вдруг ее взгляд будто бы кто-то усилил. Это сложно было сравнить с чем-то… Ее глаза стали видеть насквозь, словно их способность различать грани окружающего мира возросла на порядок…

«Это как… увеличивают резкость изображения на экране, или как… приближает телеобъектив фотокамеры», — рассеянно подумал Стас, встряхнув головой. Покосился на лейтеху, но тот продолжал смирно стоять лицом к стене и держать ладони на затылке.

Вера опусила ноги, нашарила ботинки и надела их, не отрывая диковатого взора от Нужного. Поднялась и подошла ближе, так и не произнося ни слова.

Он почувствовал, как от нее едва уловимо пахнет шампунем. Невольно оглядел русые волосы, собранные в пушистый хвост, провел взглядом вниз, по женственному лицу, длинной шее, полузабытым линиям фигуры, облаченной в серый хлопчатобумажный костюм без карманов с пришитой номерной биркой на груди.

— Тебя из тюрьмы, что ль, забрали? — удивленно спросил Нужный, чтобы разбить ставшее нестерпимым молчание. — Я так и думал, что не только у нас лагеря для антисоцов есть. Или… как они здесь называются?…

Она вместо ответа как-то растерянно, невпопад кивнула. И спросила, запинаясь:

— Ты… неужели ты все это время меня искал?

— Искал. — Слово сорвалось с губ само.

— У вас же… В вашем мире, насколько мне известно, совсем иные нормы отношения с женщинами. Очередные браки, матримониальные списки…

— Значит, что-то изменилось.

— А зачем ты… — она покосилась на охранника, — диверсию затеял?

— Потому что… — Стас поискал нужные слова. В голову лезла всякая пафосная труха. — В общем, я пришел за тобой. Я хочу забрать тебя и вернуться в нашу систему – там теперь безопасней, поверь мне. Но просто так тебя никто не отпустит. Поэтому я… — Нужный неопределенно пожал плечами. — Вот, собственно, и всё. А сейчас нам нужно срочно валить отсюда.

— Если я тебя обниму, это может закончиться плохо, — полувопросительно сказала Вера.

Стас взглянул на лейтеху. Парень был на взводе, хоть и старался тщательно это скрыть.

— Да, Вера. Немного позже… Эй, лейтенант, слушай меня внимательно. Ты мне отдаешь ключ-карту от аварийного выхода, что в противоположной стороне от КПП, свой интерком и пистолет. Сам заходишь в каюту, я тебя запираю, и мы уходим. Алгоритмика ясна?

— Да уж не дурак. Только далеко вам не уйти, младлей.

— А вот это пусть тебя не заботит… Вера, видишь ту открытую дверь? Загляни туда и крикни Уиндела, моего… э-э… напарника. Пусть выходит. Ждите меня у аварийного выхода. И тише, пожалуйста! Не приведи вакуум, сейчас остальные пленные заподозрят неладное и повыскакивают из своих кают. Нам нужно постараться уйти по-английски.

Вера понимающе кивнула и скользнула на цыпочках к подсобке.

— А теперь медленно снимай портупею с кобурой и бросай мне под ноги, — вновь обратился Стас к лейтехе. — Смотри, не вздумай даже прикасаться к застежке.

Охранник повиновался.

— Ключ-карту, — потребовал Стас, поднимая одной рукой увесистую кобуру и швыряя щурившемуся после полутьмы Жаквину, которого Вера уже выволокла в коридор.

Лейтеха бросил на пол пластиковый прямоугольничек.

— Снимай интерком с уха, выдергивай микрофон и заходи в каюту.

Охранник исполнил все требуемое. Перед тем как дверь за ним закрылась, он выцедил:

— А все-таки ты дурак, младлей.

— Знаю, — кивнул Нужный, проводя по кодеру пластиком и пробуя, надежно ли заблокирован замок.

Удостоверившись, что дверь заперта, он обернулся к Вере и Уинделу. Произнес, криво усмехнувшись:

— Ну что, партизаны, теперь осталась сущая ерунда. Захватить боевой истребитель и пролететь на нем сотню-другую миллионов километров, оставаясь, по возможности, незамеченными.

Из первой каюты выглянула заплаканная женщина, заставив Стаса резко вскинуть ствол «Рарии». Она подозрительно сдвинула бровки и, ничуть не пугаясь наставленного на нее оружия, спросила:

— А где тот приятный молодой человек, что так внимательно отнесся ко мне в момент слабости?

— В соседней каюте, — сердито ответил Стас. — Ковыряет ложкой подкоп в двигательный отсек.

Женщина, не поняв юмора, уточнила:

— То есть теперь мне придется самой делать себе коктейли?

После этих слов выдержка Стаса дала сбой. Он молниеносно метнул ствол вниз и дал короткую очередь в пол. Пластиковая крошка ламината разлетелась во все стороны, пули срикошетили в стену и с противными шлепками увязли в ней. Грохот оглушил всех пристутсвующих. Женщина бросилась на пол, визжа, как ультразвуковой генератор.

— Всем спасибо, все свободны! — заорал Нужный, отступая к аварийному выходу и увлекая за собой Веру. Ошарашенный Жаквин засеменил рядом, брезгливо держа в руках кобуру с пистолетом.

— Это, по-твоему, называется уйти по-английски? — обронила Вера, когда противный женский визг наконец поутих.

— В принципе… нет, — ответил Стас. В его глазах плясали сумасшедшие огоньки победы. — Впрочем, мне плевать. Я ведь нашел тебя. И теперь нам пора домой.

Глава 6 Последний рейс

Солнечная система Y. Высокая орбита Земли

Гриша ждал, где условились. Когда Стас вошел в коридорчик за карантинными боксами, он тут же вскочил с пола и спросил:

— Нашли Димана?

— Нет, его уже нет на борту. Отправили к Точке на одном из российских фрегатов.

Пацан поник.

— Ладно, не куксись. Найдется твой приятель, его же не на казнь повели, в самом деле, — поспешно вытаскивая из шкафчиков легкие технические скафандры, сказал Нужный. — Ты можешь лететь с нами.

— А куда вы?

— Домой. В Солнечную Икс.

Гриша помял в руках белоснежную ткань скафа, брошенного ему Стасом.

— Я не могу, — вздохнул он. — У меня здесь предки остались. Они с ума сойдут. А батя еще и выпороть грозился…

Стас внимательно посмотрел на него. Времени на сантименты совершенно не осталось: если они не воспользуются мизерным шансом забраться на «Янус» сейчас – во время штатной продувки стартовых ячеек, — то больше такого может и не представиться.

— Я здесь уже вне закона и подпадаю под действие военного трибунала, — пробормотал Нужный, покусывая в напряженном раздумье губу. — Единственное, что могу сделать для тебя, если решишь остаться, — порекомендовать найти капитана третьего ранга Сергея Тюльпина и передать ему лично от меня вот это…

Стас вновь отнял у Уиндела КПК и быстро начеркал стилом в блокноте быстрой записи: «Сергей, если ты не до конца превратился из солдата в клерка, помоги этому пацану вернуться к своим родителям. И вот еще что: извини, что не последовал твоему доброму совету и все-таки наделал глупостей. Твой бывший ведомый С. Нужный».

— Держи, — протянул он Грише КПК. — Не буду ничего обещать, но… вдруг сработает. Это действительно все, что я могу для тебя сделать. Каюта Тюльпина в офицерском секторе. И ты все же… это самое… скинь «химзу» свою замызганную, а то пригребут на первом же посту. Вот, техскафандр хотя бы надень – меньше в глаза бросаться будешь.

— Спасибо, — буркнул пацан, пытаясь разобраться с застежкой внутреннего комбеза.

Стас обернулся к Вере и Уинделу.

— А теперь слушайте внимательно. Каждую неделю в стартовых ячейках проводят профилактическую продувку вакуумом. Открывают на полчаса внешнюю заслонку. Уж не знаю, рассадника какой заразы они боятся, но факт идиотизма налицо… Естественно, в это время все санкционеры-инженеры, техперсонал и прочие лица покидают помещения ячеек и внутренние шлюзовые отсеки. По какому-то невероятному стечению обстоятельств очередная продувка должна начаться совсем скоро… Знаешь, Уиндел, в такие моменты я даже начинаю верить в собственную исключительность… В общем, как только в ячейке откроют внешнюю переборку, у нас будет минут пять до того, как диспы поднимут общую тревогу и отправят за нами в погоню лучших пилотов, с которыми я не так давно летал крыло к крылу. Пять минут – это в самом лучшем случае. Шанс выжить – процентов двадцать. Но зато в остальных восьмидесяти – нам уготована быстрая разделка рентгеновскими лазерами или ракета с антивеществом в кормовые стабилизаторы, потому что включить протекционный щит без соответствующей настройки спецов не удастся. Вот такой расклад.

— Но сначала нам надо попасть на борт? — подозрительно приподняв одну бровь, предположила Вера.

— О да, — кивнул Стас, фиксируя предохранительную скобу на горловине скафа. — Это как раз самый захватывающий параграф моего гениального плана.

— Знаешь, — шмыгнул носом Жаквин, — раньше я в основном боялся далеких, почти абстрактных вещей, ну вроде столкновения Солнечных систем. Но чем дольше пребываю рядом с тобой, когда ты в таком вот… нестабильном психическом состоянии… тем сильнее начинаю бояться вещей близких и очень реальных.

— Ты сам предложил угнать истребитель! — огрызнулся Нужный.

— Я думал, мы сделаем это как-то… цивилизованно.

— Не паникуй, теоретик. Ты еще не слышал о моей грандиозной задумке. Все пройдет цивилизованней некуда. — Стас помог Вере справится с подсоединением кислородных шлангов к шлему. — Ты, Уиндел, пойдешь первым…

— Это уже совсем не смешно! — окрысился ученый, шарахая в сердцах перчаткой об пол.

— А я и не смеюсь. Даже не улыбаюсь. Глянь, какое у меня мурло серьезное. И зря ты думаешь, что мое психическое состояние нестабильное. Оно на протяжении последней четверти часа очень даже стабильное, просто слегка аффективное. Наверное, меня та плаксивая тетка фразочкой про коктейли доконала. Так вот, кратко излагаю суть маневра…

Ни разу в жизни титулованный астроном Жаквин Уиндел не попадал в столь глупое и одновременно опасное положение.

Однажды в молодости в жилищнораздельном комплексе он забрел по рассеянности в женский туалет, где схлопотал по мордасам сумочкой. Глупо? Еще как! Потом, через много лет, он валялся придавленный плитой на «Хароне-зеро» в метановом аду возле остановленного конвейера после взрыва в забое. Опасно? А то ж!

Но ничто не могло сравниться с тем, что ученый собирался сделать теперь.

— Абсурд, — бормотал он, ступая по подсвеченному полу перешейка, ведущего к внутреннему шлюзу. — Самоубийство… Точнее – абсурдное самоубийство.

— Заткнись и сделай рожу понаглее, — посоветовал Нужный, идущий следом.

Когда они приблизились к переходному отсеку, сработали датчики движения и впереди предупреждающе замерцал алый огонек.

Остановились.

Стас взял Веру за руку и крепко стиснул ее пальцы через ребристую перчатку скафа. Почувствовал легкое ответное пожатие.

Переборка с шипением отошла в сторону, и навстречу им вышел худосочный мужик с нашивками инженерных войск на расстегнутом не по уставу кителе. В сопровождении плечистого санкцира-спецназовца в активированной броне.

— Я начальник инженерной бригады, — сообщил худосочный, недоверчиво разглядывая пожаловавшую троицу. — Доступ в ячейки запрещен, через несколько минут – штатная обработка вакуумом.

Больше всего Стас боялся, что в последний момент у ботана сдадут нервы и он начнет нести ахинею.

Но Уиндел, как ни странно, за считаные секунды преобразился и сыграл свою роль выше всяких похвал.

— Мы из бактериологической лаборатории 3-Б, — проговорил он начальственным тоном, не снимая шлема. — По имеющимся данным, на обшивку вверенных вам истребителей был занесен неизвестный вирус с Земли Игрек. Он может создать угрозу жизни и здоровью людей, находящихся на борту авианосца. Мы имеем санкцию, подтвержденную адмиралом Скирюком, на проведение осмотра борта JU-22-4 и анализа степени опасности ситуации. Вам должны были сообщить. Посторонитесь.

Жаквин довольно уверенно двинулся вперед.

Начальник инженерной бригады удивленно глянул на спецназовца, но тот лишь непонимающе пожал плечами. Жест в тяжелой броне получился неуклюжим и страшноватым.

В глубине ангаров прозвучал сигнал трехминутной готовности – до открытия внешней переборки осталось совсем немного времени.

— Нам ничего не говорили о вашем прибытии, — нервно застегивая китель, проговорил начальник инженеров. — К тому же здесь вот-вот откроют переборку! Вам нельзя…

— Вирус неисследован и, возможно, опасен, — подойдя к нему вплотную, отчеканил Уиндел. — Вам и всему обслуживающему персоналу необходимо срочно пройти карантинный контроль. Офицер, — обратился он к спецназовцу, явно накидывая тому пару званий, — немедленно проводите всех инженеров в изолятор.

Санкцир, воодушевленный обращением «офицер», соображал недолго. Он обернулся к начальнику и виноватым голосом сказал:

— Виктор Петрович, я обязан… следовать санкции адмирала.

— Да какой санкции?! — взбеленился тот. — Может, это вообще… дезертиры какие-нибудь! Может, они блефуют! Нам потом погоны вместе с башкой снимут!

— Ты пойми, Петрович, если мы какую заразу на борт пропустим, нам кое-чего посерьезней снимут, — весомо проведя стволом возле гениталий, сказал спецназовец.

— Эти машины через пространство прошли, прежде чем на «Данихнов» вернуться! А в открытом космосе никакая зараза не выживает, остолоп!

И тут Уиндел нанес решающий удар. Он хамски оттеснил худосочного начальника плечом и ввинтил:

— Родной мой, если бы ты хорошо учился, то знал бы, что споры некоторых известных растений выживают даже в глубоком вакууме. А здесь – вообще непонятно что! Может, почище чумы бубонной! Ну-ка, живо в карантин на дезактивацию и тщательное медобследование! И не мешайте нам работать.

«Либо сейчас, либо никогда», — решил Стас, волоча Веру за собой через шлюзовой отсек.

— Ибланы! — в чисто человеческом порыве милосердия возопил начальник, вырываясь из лап спецназовца. — Там через минуту распахнется внешняя заслонка! Вас же в космос вынесет!

— А мы уцепимся за что-нибудь, — пообещал Жаквин, глядя, как закрывается двойная дверь внутреннего шлюза.

Спустя секунду блокирующие сервомеханизмы шикнули и затихли. Теперь во всем просторном помещении стартовой ячейки слышалось лишь заунывное постанывание аварийной сирены.

— У нас секунд сорок! — крикнул Стас. — Если не успеем забраться в «Янус», окажемся за бортом! Без вариантов! Здесь воздух не откачивают! Автоматика просто открывает переборку! Вынесет махом!..

И все трое рванули к возвышающейся в центре ангара махине истребителя, словно заклейменные раскаленным железом в зад.

Взбираясь по трапу к переходному кессону, Стас хлопнул корабль по покрытой гарью обшивке и мысленно шепнул: «Извини, мне некогда написать на тебе название, Ренегат. В другой раз, лады?»

Ключ замысловатой формы, который он так и не сдал в дежурку, к счастью, подходил не только для активации движков «Януса», но и для разблокировки внешнего люка. Дрожащими пальцами Стас вставил его в ромбовидную прорезь, повернул против часовой стрелки до упора, вдавил рычаг разблокировки и с облегчением услышал лязг механизмов и шум отпорной гидравлики. Мигнул зеленый огонек стабилизации давления.

Люк пополз в сторону.

В ангаре тем временем громыхнуло, и раздался надрывный свист вытекающей в пространство атмосферы. Уши мгновенно заложило.

Стас, затравленно оглядываясь, втолкнул в открывшийся наконец шлюз Веру, за ней пинками загнал запыхавшегося Уиндела и, выдернув ключ, задраил люк.

— Уложились в норматив. Тридцать восемь секунд, — хрипло констатировал Уиндел и ухватился за стенку, чтоб не свалиться.

— Ты что, считал? — опешил на мгновение Нужный.

— Всегда мысленно отвлекаюсь на что-то несуразное, когда волнуюсь.

— А я думала, это только у меня такая проблема… — часто дыша, сказала Вера.

— Психи, — обронил Стас, запихивая их через второй кессон внутрь корабля. — Реальные такие психи…

Когда Стас активировал бортовые компенсаторы ускорения в GM-режиме, на мгновение возникла тошнотворная невесомость. Запустив реакторы, он без предварительного тестирования вывел компьютер в режим экстренного старта. Телеметрические системы гневно просигналили, что пилот находится на борту без специального полетного скафандра, но быстро утихли, когда Нужный шарахнул кулаком по сенсорам.

За обзорным иллюминатором уже сверкал космос – заслонка полностью открылась, впустив леденящую стихию пространства внутрь ангара.

Убирая шасси, Стас отметил, что на панели горит входящий сигнал вызова из диспетчерской.

— Не сейчас, ребята, — буркнул он, выруливая маневровыми жидкостниками. — Главное, чтобы топлива и окислителя хватило…

— Как мы попадем к Точке? — беспокойно спросил Уиндел. — Наверняка тяжелые суда нас собьют при первой возможности…

— Мы попробуем выйти за плоскость эклиптики и по длинной параболе зайти с противоположной стороны. Надеюсь, оттуда нас ждать не станут… А сейчас, будь добр, сядь сзади и не мешай. А то машину покромсают еще раньше.

Ученый умолк. Нужный выбрался из неудобного техскафандра и уселся в пилотское кресло.

— Ну, спокойного нам вакуума, — вздохнул он и потянул штурвал на себя, заодно резко увеличивая тягу.

Истребитель рванулся вперед, будто только и ждал оказаться в холодных объятиях космоса. Плазменные струи, выстрелившие из сопел, опалили стенки стартовой ячейки и часть внешней обшивки авианосца. Уже через полминуты Нужный перешел на гравитонники, давая форсажную тягу и уводя машину круто «вверх», прочь от орбиты Земли, за плоскость эклиптики.

— Из главного калибра они лупить не станут, а вот истребители сейчас вслед за нами пошлют, — вслух рассуждил Стас. — Но минут пять форы у нас есть – пока пилоты добегут до ангаров.

— Разве малые корабли не патрулируют такие крейсера, как «Данихнов»? — резонно уточнила Вера, расстегивая свой скаф.

— Сейчас дежурное звено находится на барражном периметре с другой стороны авианосца, это не меньше ноль-одной световой секунды от нас.

— Радует…

Стас нахмурился, глядя на экран радара ближнего радиуса.

— А меня такая мозаика не радует… — ткнул он пальцем в две яркие точки. — Это что еще за хрень?

Быстро пробежав по сенсорам, он вывел на дисплей распознавание целей по признаку «свой – чужой», жалея, что нет возможности работать с трехмерной картинкой, которую обеспечивала только конструкция шлема полетного скафа.

Две строчки замерцали перед Стасом, как приговор.

— Твою бабушку! Они два фрегата за нами отправили!

— Это очень плохо? — кашлянул сзади Уиндел.

— Это… — Стас обернулся и посмотрел на него с кривой ухмылкой. — Это хана, ботан. Учитывая, что у нас не работает протекционный щит. У этих дурынд на борту гравитонное оружие! А мы сейчас уходим за эклиптику, подальше от стационарных орбит, официальных трасс и скоплений кораблей, лишь упрощая им моральную задачу садануть нам в корму направленной аномалией Вайслера – Лисневского! Комментарии нужны?

— Ты бы с диспетчерами, что ли, поговорил, — дрогнувшим голосом предложила Вера. — А то вон как ближняя связь надрывается. И дальняя тоже замигала.

— Откуда тебе известно, что здесь замигало? — подозрительно прищурился Стас.

— Я же все-таки в разведке служила раньше, — пожала она плечами. — У нас еще в академии был краткий курс основ пилотирования. А различия между системой управления вашими кораблями и нашими не такие уж существенные. Так что датчик тяги от сигнала входящего вызова я отличить могу.

Стас нервно почесал подбородок и включил прием.

«…борт JU-22-4, ответьте! На связи ведущий диспетчер авианесущего крейсера „Данихнов“, — разразился динамик голосом Ильи Шато. — …борт JU-22-4, ответьте! В случае невыхода на связь в течение минуты мы будем вынуждены санкционировать ваше уничтожение!»

— Потише, Илюх, — отозвался Нужный, — я и так переутомился, а ты тут еще разшумелся.

«Нужный, ты вконец с катушек слетел? — возопил Шато. — Сейчас же выйди на любую стабильную орбиту, выруби движки и дезактивируй все орудия и системы защиты! В этом случае у тебя есть шанс на военный трибунал!»

— Не могу я, — сказал Стас. — Я, конечно, каюсь, что увел ценную машину у вас из-под носа, но… не могу. Мне нужно… исчезнуть.

«Куда исчезнуть?» – не понял Илья.

— Как бы тебе объяснить… — Нужный поискал слова, параллельно приводя все оборонные системы в полную боевую. — Из этой жизни исчезнуть. Выпасть из мира, в котором мы с тобой выросли и живем. Спрятаться от системы. Понимаешь? Больше я тебе сказать не могу. Извини. Хотя вот еще что… Когда-то давно я хотел стать твоим очередным другом. Но потом все поменялось… Ты себя не вини. Тут вовсе не в тебе дело.

«Стас, не дури… — начал Шато, но его кто-то отпихнул от микрофона, площадно матерясь. Через мгновение в кокпите раздался голос Тюльпина: – Я же просил, ведомый, не делай глупостей».

— Я вам передал послание, там все сказано.

«Получил я твое послание, поэт доморощенный, — огрызнулся каптри. — Тяга такая. Пацану я помогу. Но это все, что я могу сделать для тебя. То, что ты натворил, — немереный залет, боец. Это тебе не безобидные потасовки в офицерской устраивать… Через полминуты фрегаты выйдут на расстояние эффективного поражения. Командование решило не рисковать и не пытаться взять вас на абордаж. Санкционировано уничтожить корабль с диверсантами на борту. Прощай. Спокойного вакуума не желаю, сам понимаешь».

— Спасибо, — улыбнулся Стас. — Знаешь, капитан третьего ранга, а ведь ты – человек.

Динамик в ответ лишь посипел помехами.

Нужный отключил связь. Поставил гасители несущих радиочастот на максимум. Взглянул на радар. Зеленые точки приближались с заметной даже для глаза скоростью. Цифры, отображающие расстояние, бежали катастрофически быстро – все-таки по тяговой мощности «Янус» на прямых разгонных траекториях существенно уступал таким серьезным судам.

Рубку уже давно наполнял прерывистый сигнал тревоги: оборонка тщетно пыталась сбить с толку системы наведения противника – гравитонный конус орудий был слишком широк для ухода с линии атаки.

Оставалось десяток секунд до попадания в зону поражения и еще столько же на ожидание выстрела. Маневрировать уже не имело смысла.

Уиндел сокрушенно вздохнул и пробормотал:

— Жаль. Глупо как-то получилось.

Стас повернулся к Вере. Он не знал, что говорить в таких случаях, потому что таких случаев с ним доселе не случалось.

— Это смерть? — одними губами спросила она.

Нужный кивнул.

— Значит, уже можно тебя обнять…

Они так крепко стиснули друг друга, что у Стаса даже перед глазами на миг потемнело. А когда багровые круги растворились, в мозг вдруг стукнуло.

Такое очень редко бывает в космосе – чтобы очевидная вещь до последнего момента оставалась за кадром сознания. Обычно в пространстве все просчитано и неоднократно пересчитано, но в этот раз – наверное, из-за общей сумбурности бегства – самое простое решение не приходило Нужному в голову.

И тут – стукнуло…

Гравимагнитники!

Если врубить новейшие движки, предназначенные для полетов в атмосфере, и суммировать их мощность с мощностью обыкновенных гравитонников… есть вероятность уйти от преследования!

Считать и размышлять времени не было – счет пошел на секунды: системы защиты уже возвестили протяжным гудком, что боевые операторы фрегатов закончили наведение.

Стас резко отстранил Веру и бросился к пульту. На ходу он проорал через плечо:

— Оба! Ложитесь на пол! На спину! Упритесь ногами в противоположную стенку!

Он упал в кресло, точными движениями отщелкнул на панели предохранительные скобки и активировал зажигание на всех четырех гравимагнитниках. Истребитель тряхнуло. Блокирующая программа вывела на экран сообщение, что одновременное включение всех маршевых движков опасно для здоровья пилота, так как компенсаторы ускорения не переведены в усиленный режим.

— Момент истины, — сказал Нужный, закрывая глаза и выводя рычагом тягу на максимум.

Вся машина мелко завибрировала, в силовых контурах скакнуло напряжение, и проводка заискрила в стыке защитного кожуха. Через мгновение раздался невыносимый гул, и Стаса вжало в спинку кресла чудовищным ускорением. «Янус» мотнуло сначала в одну сторону, затем в другую. Шлемы от скафов и прочие незакрепленные предметы закувыркались по всему кокпиту.

Нужный открыл глаза, чтобы увидеть, как звездный хоровод скачет за иллюминатором в бешеном ритме.

А спустя секунду пространство вокруг подернулось призрачно-лиловой пленкой, в которой без труда можно было узнать гравитонную струю. Фрегат все же ударил главным калибром…

Запищал счетчик радиации сразу во всех диапазонах. Зубы заломило, мозг будто поместили в микроволновку, по шее прошла судорога, кончики пальцев стало покалывать. Стас застонал и рефлекторно врубил жидкостники, чтобы еще хоть на йоту увеличить тягу. Погасла подсветка на сенсорной панели, рябью помех подернулись все экраны и дисплеи, а в двигательном отсеке что-то засвистело, уходя в область ультразвука, и громко хлопнуло…

Но «Янус» выдержал. Он продолжал нестись вперед, ускоряясь и ускоряясь, как частица в полях синхрофазотрона. И с каждым мигом расстояние, разделяющее мятежный борт и преследовавшие фрегаты, становилось все больше.

— Зря ты сразу не выпустил ребят на истребителях, каптри, — чувствуя соленый привкус крови на искусанных губах, пробормотал Стас. — У них был бы шанс догнать… А теперь – уж не обессудь…

Позади раздался стон Уиндела и сухой кашель Веры. Им приходилось гораздо хуже в физиологическом плане, чем самому Нужному: оба валялись на стальном полу, жестоко приплюснутые к стенке ускорением в 5–6 жэ, которое не смогли погасить компенсаторы, не настроенные на такие безбашенные режимы полета.

— Потерпите чуток, родные, — прошептал Стас, успокаивая больше себя, чем их. — Еще чуток… Еще капельку.

Солнечная система Y. За плоскостью эклиптики

За обзорным стеклом мерцала звездная пыль. Неровными сгустками ее пересекал извилистый ручей Млечного Пути. Бесконечность космоса, словно огромное нечеловеческое око, глядело на людей, вновь покусившихся вторгнуться в ее святые владения.

Счетчик Гейгера изредка возвещал об остаточном гамма-фоне хрустящими щелчками. Моргала красная иконка на радарном экране. Надпись под ней напоминала об опасном удалении за пределы эклиптической плоскости Солнечной системы Y, а слишком умная навигационная система настоятельно рекомендовала изменить траекторию для возвращения в коридоры движения судов и предлагала несколько возможных вариантов расчета курса лично от себя.

Жаквин сидел на регенераторе, закатав штанину, и старательно штукатурил бактерицидной присыпкой рану на колене. Струя очищенного воздуха из раструба обдувала его худые лодыжки, заставляя колыхаться волоски. Раздраконенная аптечка лежала рядом.

Вера устроилась на подлокотнике пилотского кресла, подстелив под попу небрежно сложенный китель Стаса. Нужный одной рукой обнимал ее за талию, а другой – бездумно водил по тачпэду, глядя, как курсор на основном дисплее бегает туда-сюда.

— Это была самая безумная авантюра, в которой я когда-либо участвовал, — признался Уиндел, оглядывая запорошенное присыпкой колено. — Когда я… э-э… в теории… размышлял о том, как мы с тобой угоним корабль, даже не мог себе представить, насколько все окажется проблематичней.

— Какое-то невероятное везение, — нехотя согласился Стас. — Нам повезло даже в том, что «Янус» – один из немногих истребителей нового поколения, в конструкции которого не предусмотрено дистанционное управление с борта авианосца или станции. А то нас бы живо вернули восвояси без всяких агрессивных фрегатов.

— Где здесь дальняк? — спросил ученый, закончив обработку ссадины и опустив штанину.

— Не дальняк, а гальюн, урка недобитая, — машинально поправил Стас. — В центральный отсек спустишься, там увидишь кабинку. Смотри, не перепутай с высоковольтным распределительным щитком, а то до конца дней причинное место колом стоять будет и игривые молнии пускать в ответственные моменты.

Вера хихикнула.

— Плоский юмор – это твоя защитная реакция на пережитый стресс, — равнодушно прокомментировал Уиндел и удалился.

Воцарилось молчание.

Стасу до рези в глазах хотелось спать, но через четверть часа ему предстояло корректировать курс, поэтому он проглотил капсулу с амфетамином и теперь таращился на бегающий курсор, время от времени моргая, словно контуженый филин.

— Ты боишься? — спросила Вера, пересаживаясь на серверный блок и с трудом разворачивая пилотское кресло к себе.

— Боюсь, — тупо ответил Нужный, автоматически продолжая водить пальцем по тачпэду. — А чего конкретно?

— Будущего.

Он замер. Устало вздохнул и нежно коснулся ее мягкой щеки. Сказал:

— Я боюсь будущего. Этой глупой катастрофы, войны, солнечного коллапса… Но теперь я стал другим. И мне уже не страшно бояться. Вот такая вот неказистая фигура речи.

— И почему же… ты стал другим?

— Я нашел тебя. Понял, что мне больше не нужна очередная жена. Мне кажется, я сумел постичь нечто, не укладывающееся в рамки обычной для моего мира системы счислений… Это… — Стас неуверенно потрогал себя в районе солнечного сплетения. — Это где-то здесь.

Вера как-то странно посмотрела на него. Печально и в то же время немного укоризненно.

— Любовь? — тихо спросила она.

— А разве не так ведет себя человек в этом случае? — вопросом ответил Стас с нотками вызова в голосе. — Разве не ищет он другого человека среди коловерти событий и десятков планет? Разве не рвется его сердце сквозь… эту… бездну?

Вера осторожно, ласково отвела его вздрогнувшую ладонь от своего лица.

— Ты уверен, что правильно выбрал? А вдруг я стала случайностью, которой ты подсознательно ждал всю жизнь? Вдруг я – всего лишь случайность?

У Нужного внутри похолодело. Возникло давно забытое предчувствие, будто он покидает навсегда что-то близкое и родное. Он открыл рот, но так ничего и не смог произнести. Ему почему-то казалось, что все должно было случиться совсем иначе…

— Выслушай меня внимательно и не торопись с выводами. Просто выслушай, — спокойно и добродушно, как доктор пациенту, произнесла Вера. — Я знала Стаса Нужного еще до того, как ты его пугающим двойником ворвался в мою жизнь. Я знала и любила того, кто сгинул в плазме нелепой космической катастрофы, когда ты открыл Точку и впервые прошел через нее в нашу Солнечную. — Она сделала паузу. Потом продолжила: – Но ведь ты совсем не знаешь меня. Мы, в общей сложности, знакомы меньше суток…

— Мы знакомы гораздо дольше, — хмурясь, перебил Стас. — С того мгновения, как я увидел тебя на Неглинке по нынешний момент.

— Это ложное ощущение ожидания.

— Я ждал с самого рождения, — дрогнувшим голосом сказал Нужный. — Я взлетал на своем среднетоннажнике и каждый раз тайно желал, чтобы встретить там – во мраке космоса – что-то иное, не подвластное санкциям Земли. Я возвращался и все равно… смотрел на небо…

Стас почувствовал, как к горлу подкатил противный комок, и замолчал. Было больно. У него в сердце ломалось что-то с противным хрустом – словно из десны без наркоза выдирали только-только прорезавшийся зуб мудрости.

— Любимый… — улыбнулась Вера, заставив его вновь вздрогнуть в растерянности. Стас никак не мог понять, чего хочет добиться женщина, из-за которой он отрекся от всех догм и правил. — Я просто очень не хочу оказаться твоей первой случайностью…

— Я не…

— Подожди. Я расскажу историю, которая случилась со мной в юности. Не перебивай! Однажды я чуть ли не на последние деньги перед зарплатой купила курицу, чтобы на следующий день запечь ее в духовке к какому-то празднику – не помню уже точно… Замариновала ее и убрала в холодильник. Вечером к молодому человеку, с которым мы вместе жили, пришли в гости двое приятелей. Они порядочно набрались. Через некоторое время молодой человек из последних сил доковылял до комнаты, грохнулся на кровать и захрапел. Ну я пожала плечами – мол, бывает и так – и продолжила играть в арканоид на компьютере. Мне и в голову не могло прийти, что он не проводил приятелей, прежде чем плюхнуться спать… То, что в квартире есть кто-то еще, я поняла лишь тогда, когда с кухни донеслась заунывная песня на два нестройных голоса. Я перепугалась, осторожно прокралась по коридору и заглянула туда. Открывшаяся картина поразила меня до мозжечка. Приятели сидели за столом в обнимку над пустой стеклотарой и потихоньку, без фанатизма, выводили куплеты. Но самое страшное заключалось не в этом! Один из них – как сейчас помню, звали его Коля – держал в руке обглоданный сырой окорочок и время от времени подгрызал остатки мяса. Бедная раскроенная курица восстановлению, конечно, не подлежала.

— Ну и ну, — хмыкнул Стас. — Я, бывало, напивался, но… чтоб сырую курицу жрать! Это сильно.

— Бесспорно. Только суть истории не совсем комическая.

— Не понимаю…

— Каждый из нас планирует что-то с вечера. Рассчитывает и надеется. К примеру, маринует курицу, чтобы назавтра приготовить праздничное блюдо к столу. А ночью кто-то вдруг – бац!.. и обгладывает сырые окорочка… Судьба всегда все делает по-своему, понимаешь? Наши ожидания гораздо чаще не сбываются, чем наоборот. Наши мечтания, как правило, сильно разнятся с будущей реальностью.

Возникла пауза. Снизу загромыхал Уиндел, видимо, наконец разобравшийся с устройством судового гальюна.

— Я понял, — кивнул Стас. — Ты боишься, что так и останешься для меня сырой курицей.

— Хм. — Вера снова улыбнулась. — Сравнение, конечно, грубовато, но… что-то в этом роде.

— Знаешь, — Нужный почесал в затылке, — я, конечно, не искушен в моногамных причудах. Но уж точно не позволю какому-нибудь Коле кусать тебя за ляжки.

Вера рассмеялась.

Просто и тепло.

Она встала и обняла его за шею, нечаянно столкнув локтем мятый китель на пол. Уткнулась носом в ухо и громко задышала, роняя горячие слезы прямо за воротник.

— Не позволяй кусать… — прерывисто всхлипнув, шепнула она. — Уж будь добр.

И ощущение выдираемого из сердца зуба моментально улетучилось.

— Тебе надо отдохнуть.

— Да, обязательно посплю. Только курс сейчас подправлю, а то уйдем в пустоту. А доверять автоматике не хочется.

В кокпит вернулся Жаквин, громко бухая по полу ботинками.

— Я справился с этой сволочной системой слива и утилизации, — доложил он. — Все-таки практика чудовищным образом отличается от теории. Жуть!

Харон не терпел медлительности и рассеянности. Здесь нужно было действовать четко, без промедления и при этом просчитывать каждый шаг по мерзлому феррумитово-метановому грунту. В любой момент можно было сорваться в полукилометровую пропасть или угодить под невидимую картечь губительной харонской «метели».

Стас должен был добраться до космодрома, преодолев длинный путь по неширокому уступу между возносящимися ввысь скалами и опасной бездной. Он еще раз безнадежно постучал в железную створку шлюза. Тишина. Задраено наглухо. Обратной дороги нет.

Стас обернулся и посмотрел на извивающуюся по уступу узкоколейку. «Странно, — подумал он, — раньше казалось, что к космодрому нужно идти через ущелье, где по обе стороны утесы. А здесь почему-то с одной стороны – пропасть».

— Пасть-пасть… пасть… — откликнулось эхо.

Стас вздрогнул. Разве может быть эхо от мыслей? Тем более здесь нет атмосферы…

Он зашагал вперед, стараясь держаться подальше от края. Идти было легко – все же сила тяжести на Хароне много меньше земной. Над головой мириадами звезд вспучилось небо – стояла обманчиво тихая ночь. Вечная харонская ночь с яркой искоркой далекого Солнца, наличие которой лишь подчеркивало здешнюю тьму.

Через каждую сотню метров горели фонари, отбрасывая конусы мутного света на стылую землю и рельсы. Это вновь заставило Стаса насторожиться: каким образом может быть виден свет в безвоздушном пространстве? Мысль ударила в мозг и растворилась. Осталась чистая воля и стремление добраться до космодрома, чтобы успеть на последний рейс, отбывающий с опустевшего спутника Плутона.

Под ботинками скафандра противно, остро скрипел грунт, но это не удивляло Стаса – все-таки минус двести двадцать по Цельсию. Вот только как же он слышит сам звук скрипа? Не важно. Главное – успеть до начала «метели».

За поворотом в свете фонаря сидел на рельсе человек. Он не двигался, словно был мертв. Стас осторожно подошел поближе и потрогал его за наплечник скафа – человек медленно завалился на спину.

Стас отпрянул. За разбитым стеклом гермошлема виднелось его собственное лицо.

— Ты же должен быть сгореть при стокновении с астероидом, — сказал Стас. Тон получился виноватым.

— Дом-дом, дом… дом… — услужливо прокатилось эхо, исчезая во мгле пропасти.

Стас аккуратно взял тело под мышки, перетащил его ближе к скале и положил вдоль рельса.

И тут скафандр на его двойнике начал тлеть. Выглядело это пугающе, потому что огня не было: прорезиненная ткань, каркас, внутренние слои, комбез – все стремительно превращалось в прах… И вот уже труп, совсем голый, лежит на острых кусках породы, глядя опустевшими стеклышками глаз в звездную пыль.

Не оглядываясь, Стас побежал дальше. Казалось, что ритмичный рисунок огней космодрома отодвинулся от него, но так не могло быть: по прикидкам, он уже преодолел почти треть пути. А ведь последний рейс не станет ждать!

Стас побежал быстрее, но чем резче и пружинистей он двигался, тем сильнее его прижимало к поверхности Харона. Будто сила тяжести увеличивалась прямо пропорционально его скорости. Уже через пять минут он выдохся, и пришлось опять перейти на шаг. Притяжение сразу ослабло.

За поворотом, в неглубокой долине, вдруг показались припорошенные мельчайшими частичками породы строения взлетно-посадочного комплекса. Это было очень странно: несколько минут назад они казались такими далекими, и вот тебе на!

На овальной стартовой площадке в лучах мощных прожекторов стоял небольшой шаттл неизвестной Стасу модели, он напоминал тупоносый ботинок с кокпитом, выступающим над фюзеляжем, и небольшими треугольными стабилизаторами, под которыми висели гроздья орудий.

Боевой корабль? Откуда он здесь?…

Не важно. Главное – успеть попасть на борт, иначе он останется навсегда среди харонских пустошей.

Стас, превозмогая навалившуюся тяжесть, снова припустил рысью. Но через сотню метров уступ стал ýже: на нем еле помещались рельсы и шпалы, и ему пришлось двигаться осторожнее, чтобы не сверзиться в темный провал бездны, терпеливо ждущий слева.

Наконец Стас добрался до стартового стола. Он долго карабкался по настенной лестнице, чтобы попасть наверх, к кораблю. Перекладины были скользкими от лютого мороза, и поэтому он изо всех сил сжимал каждую из них, чтоб не сорваться.

Шаттл ждал. Вблизи он выглядел просто огромным – метров двадцать в длину. Вокруг никого не было: ни техников, подготавливающих борт к старту, ни беженцев, спешащих попасть внутрь. С неприятным тянущим чувством под ложечкой Стас заметил, что обзорные иллюминаторы рубки не освещены. Внешние габаритные огни тоже не горели.

Создавалось ощущение, будто шаттл вовсе не собирался взлетать.

Проверив запас кислородно-азотной смеси в баллонах скафа, Стас неторопливо приблизился к громаде корабля. Он с удивлением обратил внимание на то, что шасси были припорошены породой. Это могло значить только одно: шаттл стоит здесь очень давно.

Трап оказался придвинут к борту. Стас, придерживаясь за стальной поручень, поднялся к открытому внешнему кессону. Здесь его взгляд случайно упал на обшивку…

«Ренегат» – было накорябано на окалине.

Сердце пропустило удар. Стас собрался с духом и вошел внутрь. Тут царила кромешная тьма, не работало даже аварийное освещение. Он включил фонари, встроенные в шлем, и двинулся вглубь, по коридору. Через минуту сообразил, как попасть в кокпит, и поднялся по вертикальной шахте на верхний уровень.

Кресло пилота пустовало. Стас осмотрел смутно знакомую приборную панель, темные экраны, необычной формы маневровый джойстик и штурвал. Все выглядело целым, нетронутым. А покрытый легким инеем ключ зажигания с прицепленной цепочкой торчал в замке.

Он уселся в кресло, которое оказалось не слишком подходящим по форме к его скафандру; к тому же очень мешали баллоны с дыхательной смесью. Кое-как пристегнулся.

Еще раз оглядел рабочие панели, выдохнул и повернул ключ…

Корабль оставался мертв. Не замкнулись никакие цепи, не пробежала нигде пусковая искра, не выдали ни вольта аккумуляторы.

Зато снаружи, за обзорным стеклом, что-то неуловимо изменилось.

Стас, не обратив на это внимания, вернул ключ в исходное положение и снова крутанул его в замке. Пальцы сквозь многослойную ткань перчаток почувствовали щелчок, но не более.

«Как же? Как же так?» – лихорадочно подумал Стас.

— Так, так… — гулко ответило далекое эхо.

Стас хотел было встать и попробовать разобраться в схемах и узлах шаттла, чтобы найти неисправность, но лицо внезапно вспыхнуло от боли. Кожу будто бы укололи глубокими иглами одновременно в тысяче мест. Он вскрикнул и машинально дернул ладони к щекам, но перчатки стукнулись о стекло шлема.

Он медленно убрал руки.

Большой обзорный иллюминатор пошел ветвистыми трещинами. Сначала разлетелось внешнее стекло, затем по двум внутренним что-то заколотило с нечеловеческим остервенением.

А спустя несколько мгновений Стас увидел в лучах фонарей целый фонтан прозрачных брызг и почувствовал жаркие прикосновения ворвавшегося внутрь вихря. Его скафандр и тело пронзила сотня камушков, разогнанных до умопомрачительных скоростей. Они разбили вдребезги стекло, раскурочили аппаратуру, баллоны, датчики, в клочья разорвали кожу, мышцы, нервы, сухожилия, раскрошили кости. Страшная картечь нещадно прошила каждый сантиметр обшивки, словно для нее вообще не существовало препятствий.

Весь корабль за считаные секунды превратился в решето…

«Ведь таких крупных феррумитов в харонской „метели“ не бывает…» – скользнула последняя мысль.

— Бывает, — раскатисто захохотало эхо.

Последний рейс так и не ушел в черную высь…

Стас проснулся от собственного вскрика. Виски были покрыты холодным потом, форменная рубашка прилипла к влажной спине, сердце колошматилось, как бешеная птица в клетке.

Он поморгал, соображая, где находится, глубоко вздохнул и энергично растер ладонями лицо. Отнял руки, посмотрел на них, будто ожидая увидеть рваные раны от харонской «метели». Нет, все в порядке, целая, хотя и грязная кожа с дугообразными линиями жизни и прочей лабудой.

— Хорошо, что проснулся. Я хотел тебя разбудить, да сам задремал, — сонно пробормотал Уиндел, поднимаясь с расстеленного на полу брезентового чехла. — А чего ты орал-то?

— Сон, — успокаиваясь и молниеносно забывая подробности видения, ответил Нужный. — Полет проходит штатно?

— Вроде происшествий не было. Подруга твоя вон… спит еще. Мы уже недалеко от Точки.

— Сам вижу, — протирая глаза и оглядывая приборы, зевнул Стас. Он вдруг напрягся, посмотрев на радар ближнего радиуса. — Странный сигнал какой…

— Что за сигнал? — тут же встрепенулся Жаквин.

— Будто вот здесь, прямо на границе ближнего пеленга, волны слегка рассеиваются…

— Не отражаются и не проходят дальше беспрепятственно? — уточнил ученый.

— Точно. Постой-ка… — Стас покосился на него. — Ты откуда знаешь?

— Пока ты в звездные войны с вояками играл, я, между прочим, в «ящике» на «Данихнове» трудился и много чего выведал. Это корабль из предполагаемой системы Z.

Стас быстро вернулся к изучению поступающей информации. Ввел несколько запросов, уставился на цифры и кривые траекторий ближайших тел.

— Невозможно, — наконец сказал он. — В радиусе десяти световых секунд – лишь три наших патрульных корвета, одинокий корабль обнаружения Игреков и, собственно, Точка перехода.

— А ты не локаторам верь, а глазам, — посоветовал Уиндел, становясь рядом. — Можешь визуальную картинку на этот экран вывести?

— Жаквин, ты что, переутомился? — вскинул брови Нужный. — Здесь расстояния астрономические все-таки. Никакая оптика на этом истребителе не даст такого увеличения.

— Если только угловой размер объектов не соразмерный.

Стас внимательно посмотрел на ученого, но тот, по всей видимости, даже и не думал паясничать.

— Длина их кораблей три тысячи километров? — вкрадчиво поинтересовался Нужный.

— Нет, конечно, — улыбнулся Уиндел, — такие габариты противоречат законам рациональности и эргономики в судостроении. Ты просто меня невнимательно слушал. Я сказал: угловой размер объектов, а не кораблей.

— То есть как? А разве это не одно и то же?

— В их случае – нет.

Стас, чувствуя, что кто-то из них двоих явно теряет рассудок, все же вывел на основной дисплей максимально увеличенное оптическое изображение сектора пространства, где сканеры зафиксировали волновую аномалию. На экране возникла странная картинка: редкие точки ярких звезд, частые – тех, которые потускнее, сотни светлых крошек 15–20 звездной величины, и… правильный черный круг посередине. Выглядело это так, словно кто-то взял и вырезал из аппликации неба кусок через трафарет, оставив вместо него пустоту.

— Оптика барахлит, наверное, — проговорил Стас.

— Ничего у тебя не барахлит… — отмахнулся Уиндел, с азартом истинного «ботаника» глядя на изображение. — Красотища, а!

— Что же это, по-твоему? — неверным голосом спросил Нужный, отмечая, что к ним подошла заспанная Вера.

— Это их кокон.

— Какой кокон? — тупо переспросил Стас. — Они бабочки, что ль?

— Да нет, скорее всего тоже люди. По крайней мере, я уверен, что геном у них идентичен нашему – те же 23 пары червячков. Только вот по уровню технического развития ребята явно переплюнули наши Солнечные на пару-тройку сотен лет.

— Защитное поле, что ль? — не унимался Стас.

— Скорее – модифицированное пространство, в котором их корабль находится в полной безопасности. Радиус около двух тысяч километров. Но это лишь мои предположения, сам понимаешь – эмпирических данных пока нет. Красота-то какая! Когда еще увидишь такое!

— Ладно, чуть больше полугода назад мы и вообразить не могли, что существуют несколько Солнечных. Во Вселенной много чудес. Хотя, бесспорно, явление забавное. Интересно, на чем такая хрень у них работает?…

— Понятия не имею. Чтобы знать – «как?», сначала надо определить – «что?», — философски подметил Уиндел. — Кстати, толстокожий мой прагматик, ты можешь просчитать курс этой штуковины?

— Тут и считать нечего. Она движется… — Стас прикоснулся к паре сенсоров и глянул на появившуюся вязь кривых и мешанину чисел. Через миг его глаза в буквальном смысле слова полезли на лоб. — Она движется идеальным параллельным курсом.

— Параллельным с чем?

— Не с чем, а с кем! С нами! — выкрикнул Стас, плюхаясь в кресло. — Готовьтесь, сейчас буду снова увеличивать тягу!

— Это, типа, почетный эскорт? — подала голос Вера, садясь на пол и разбирая спутанные после сна волосы.

Ей никто не ответил.

До входа в Точку оставались считанные минуты…

Глава 7 Седьмой вариант

Неисследованная область пространства

Для каждого из нас есть свои точки перехода на иные уровни самопознания и восприятия жизни. У кого-то их одна-две: половое созревание да кризис среднего возраста. У других гораздо больше: встречи и разлуки, боль и счастье, первый прыжок с парашютом и нелепое падение в открытый канализационный люк, восторг и страх. У третьих такие изломы случаются чуть ли не каждый день, их путь усыпан мелкой радостью и недолгим разочарованием.

В целом, люди уравновешены в своем стремлении познать внутрений и внешний мир. Они проходят именно столько точек, сколько необходимо для достижения определенной гармонии. И очень немногие чувствуют тот момент, когда пройдена очередная точка, после которой вектор движения слегка или радикально изменился.

Мы слишком увлечены самим процессом ходьбы для того, чтобы успевать смотреть на каждый отдельный шаг со стороны. И, слава богу, это нормально…

Отключив надоевший счетчик Гейгера, Стас велел всем проглотить пилюли, выводящие радионуклиды из организма. Он проверил показания ближних радаров и с неудовольствием отметил, как чужой корабль, окруженный неведомым темным полем, появился из Точки практически следом за их «Янусом». Правда, черный шар стремительно погасил скорость и завис в пространстве, не пытаясь даже выйти ни на какую стабильную орбиту. Он словно бы… растерялся.

Нужный веерными реверсионными импульсами уменьшил скорость истребителя и включил аварийный маяк, чтобы патрульные соединения родного флота сдуру не расстреляли их, приняв за агрессивного противника.

На экране всплыло окно основной навигационной программы, которая должна была в автоматическом режиме перенастроиться на изменившиеся звездные привязки, характерные для системы небесных координат в Солнечной Икс. Пробежал ряд числовых выкладок, мигнул курсор, и появилось сообщение от центрального бортового компьютера.

У Стаса екнуло в груди. Неужели их по ошибке занесло в Солнечную Z? Не приведи вакуум!

Он повторно дал команду программе настроить привязки. Результат оказался тот же.

— Ни фига себе, — только и смог вымолвить он. Вгляделся в экран радара. — А где корабли-то?

— Какие корабли? — спросил Уиндел, выдавливая из блистера пилюлю антирада.

Стас помедлил, бегая пальцами по сенсорам. Потом удивленно проговорил:

— Да любые. По данным ближней и дальней локации, мы здесь одни. Не считая этого вот… черного шара Зетов.

— Выйди на связь с какой-нибудь марсианской станцией. С «Багрянцем», к примеру.

— Чтоб они нас на рудники отправили строевым шагом?

— Ну хотя бы запеленгуй их сигнал. Или «Эфу» найди.

Стас попробовал поймать сигнал на основной военной частоте СКО. Эфир откликнулся мягкой мелодией помех. Тогда он просканировал резервные частоты – пусто. Протестировал локационную систему – она работала в штатном режиме, без сбоев.

— Ничего, — пожал он плечами. — Антенны и трасферингово-ресиверные модули в порядке, но эфир словно вымер.

— Попробуй гражданские станции поймать.

Стас врубил широкополосный поиск по всем несущим радиочастотам. Через пару секунд компьютер настроился на слабый, упорядоченно модулированный сигнал и в динамике зазвучал незнакомый ритм, похожий на птичье щебетание.

— Откуда идет? — нагнулся над ухом Стаса Жаквин.

— От этих… Зетовцев.

Астроном возбужденно передернул плечами.

— Может, они хотят установить контакт?

— Не похоже. Это скорее всего их обычный фон. Он равномерно во все стороны исходит, а не направленным пучком. Меня другое беспокоит. И очень, знаешь ли, серьезно…

— Да уж, тут есть чему удивляться, — кивнул Уиндел. — Кораблей нет, сигналов нет.

Стас помотал головой, будто хотел стряхнуть морок, и вновь ввел команду на сенсорной панели. Сглотнув, выдавил:

— Либо основная и дублирующая системы навигации полностью неисправны, либо… — Он не решился продолжить.

— Ну, то, что мы не в Солнечной Икс, — это, по-моему, уже всем ясно, — усмехнулся Уиндел.

— Что «либо»? — спросила Вера с волнением.

— Либо… — Нужный еще раз ввел запрос и уставился на пустой экран. — Либо здесь нет… кхм… Марса.

— Ч-чего нет? — Вера тоже заглянула ему через плечо.

— Чего-чего – Марса.

— Невероятно…

— Это очень даже вероятно, — с ученым торжеством в голосе заявил Уиндел. — Почему в Солнечной Зет обязательно должны быть все планеты? Вовсе не должны.

Стас медленно развернул пилотское кресло на 180 градусов, заставив Веру посторониться, и как-то растерянно поглядел сквозь Уиндела. Затем сфокусировал взгляд и, криво улыбнувшись, пробормотал:

— А тут вообще нет планет, ботан. Сечешь?

У Жаквина отвалилась челюсть, а его неказистую фигуру мигом перекособочило еще сильней.

— Должен же был я когда-нибудь тебя удивить, — истерически хохотнул Нужный. — А то что ж – все ты мне научные сюрпризы приподносил. Вот, держи.

— Держу. — Уиндел подвигал бровями, жмурясь, как пожилой кот, лакнувший кислого молока.

— А еще хочешь? — почти весело спросил Стас.

— Ты меня пугаешь, — вставила Вера.

— Не, это я его пугаю. Ну что, хочешь еще ложечку?

— Давай, — согласно кивнул ученый.

— Солнца здесь тоже нет. Одинокий астероид в десяти световых секундах, и все. Здесь пусто. Мы в глубокой клоаке межвездного пространства. Съел?

— Где функция спектрального анализа? Ага, вижу. А угол обзора как перенастраивать? Понял. А вот этот ярлычок вызывает расчеты координат относительно заданных замкнутых инерциальных систем, верно? Данные тут вводить? — Уиндел закончил изучать навигационную программу «Януса» и торжествующе посмотрел на Стаса. — Фигня. Элементарщина. Я— то думал, у военных что-то посерьезнее стоит.

— Ты считай давай, Лобачевский-Кулибин! — огрызнулся Нужный.

Чувство беспокойства нарастало с каждой минутой. Их истребитель занесло неизвестно куда, а возле перехода, через который можно хотя бы попытаться вернуться в обитаемое пространство, висит этот пресловутый корабль, окруженный пугающим темным коконом. Да уж, дела…

— Как думаешь, почему нас выбросило не в расчетную точку? — спросила Вера, прижимаясь к Стасу.

— У этого гения, — он мотнул головой в сторону колдовавшего над клавиатурой Уиндела, — на этот счет была одна гипотеза. Мол, я скрепка, соединяющая миры. И каждый раз, проходя через Точку, я открываю какой-то новый кусочек сложной головоломки.

Вера погладила его по мокрым от пота волосам.

— Дооткрывались, блин! — в сердцах крикнул Стас. — Теперь, поди, до ближайшей планетной системы парсеков сто!

— Спокойно, Станислав Нужный, — не оборачиваясь, сказал Жаквин. — Ты бриллиантовый ключик для современной науки. Гордись и цени.

— Имей в виду, Уиндел, когда на борту закончится жрачка, тебя я съем первым!

— А меня, значит, второй?

— Нет! С тобой мы будем заниматься сексом до тех пор, пока сердце не откажет. По-моему, достойная смерть для бывшего успешного дальнобоя!

Стас замолчал, осознав, что начинает нести чепуху, и присел на разложенный брезент. Вера примостилась рядом с ним и положила голову на плечо. Так они сидели минут десять, а может, и все двадцать, не говоря ни слова. Слушая увлеченное бормотание ученого, совершающего сложнейший астрономический расчет, основываясь на данных топорного, по его же словам, навигационного оборудования «Януса».

— Готово! — наконец воскликнул Уиндел, победно взъерошив волосы. — Это фантастика!

— И где мы? — не обращая внимания на восторженное поведение ученого, поинтересовался Нужный. — Внутри черной дыры?

— Оставь сарказм благодарным потомкам… если они, конечно, появятся с учетом печальных обстоятельств сближения наших Солнечных систем…

— Где мы, ботан? — громко переспросил Стас, поднимаясь на ноги.

Уиндел вылез из кресла, кряхтя и стеная на неудобство ортопедической судовой мебели.

— Вы, конечно, помните мою гипотезу, которая благополучно стала теорией, о координатах сближающихся Солнечных, — утвердительно начал он. — По воображаемой оси абсцисс ускоряется наша система Икс. По оси ординат – ваша, Вера, система Игрек. Теперь еще появилось убедительнейшее предположение о третьей системе, движущейся под прямым углом к обеим предыдущим – по воображаемой оси Зет…

— Ты испытываешь мою к тебе толерантность? — раздувая ноздри, спросил Стас. — Где мы, черт возьми?!

— Мы… — Уиндел помолчал. И отнюдь не для драматизации речи. Было видно, что он сам до конца не верит в полученные данные. — Я, правда, два раза только успел перепроверить, бортовой комп не шибко мощный… В общем… Мы в начале координат.

В течение минуты тишину нарушало лишь басовитое ворчание системы охлаждения реактора в недрах корабля.

Затем Стас кашлянул и звонко хлопнул себя по лбу.

— Ну ебстить-колотить твою мать через кессон в вакуум без скафандра! Приехали.

Стас еще некоторое время предавался выделению брани через ротовое отверстие. Самозабвенно и виртуозно.

— Между прочим, — заметил Уиндел, когда он наконец поостыл, — то, что ты принял за астероид, — вовсе не астероид. У этой штуковины, болтающейся в десяти световых секундах, слишком правильная геометрия для небесного тела естественного происхождения: это идеальный цилиндр. К тому же каждому студенту аэрокосма известно, что астероиды движутся по орбитам. Ну или вообще… движутся. А этот – «висит». Во всяком случае, относительно нас и Точки. Внимательнее надо быть. Что ж ты так расслабился?

— Слезь с места пилота, — сердито сказал Нужный. — Я собирался домой, а попал черт-те куда. Ты мог меня хотя бы предупредить?

— О чем? — удивился Жаквин. — О том, чего не знал сам? Я же не бог, в конце концов.

— Кстати, о богах… — Стас дал половинную тягу на маршевые G-движки. — Если уж мы в так называемом «начале координат», а рядом находится космический объект явно искусственного происхождения… давайте глянем, что ли.

— Первая здравая мысль за последние полчаса, — просветлел Уиндел. — Возможно, именно в этом цилиндре кроется загадка сближения систем. Что там наш эскорт?

Стас глянул на экран ближнего радара.

— Ничего. Висит возле Точки.

— И хорошо, что висит, а не за нами пошел. Меньше проблем.

Нужный сосредоточенно вел «Янус» на ручном управлении, чтобы хоть чем-то отвлечь себя от тяжелых мыслей.

«Что ж получается? — назойливо крутилось в голове. — Я собирался попасть домой, стремился вернуться в свою Солнечную, исчезнуть в каком-нибудь отдаленном ее уголке, чтоб никто не нашел, разобраться в себе… А на самом деле – я давным-давно в глубине души перестал считать ее домом, раз нас бросило сюда. Куда же теперь возвращаться?…»

Протяжным сигналом компьютер возвестил о неисправности в бортовых системах нападения и защиты. Одновременно отрубились генераторы лазерных импульсов, модули наведения ракет и вакуумных бомб, ЭМ-излучатель, ложные цели, тепловые ловушки и прочая грозная начинка «Януса».

— Мы, как я понял, остались беззащитны? — уточнил ученый, вглядываясь в показания приборов и инфу на дисплее.

— А куда деваться, — хмыкнул Стас. — Видно, в местный храм с оружием не пускают.

Он плавно подвел истребитель к станции, погасил скорость и принялся облетать ее вокруг, подруливая маневровыми. Нужно же было найти стыковочный узел или какое-то его подобие…

Цилиндр выглядел совсем не страшно – он совершенно нормально смотрелся бы на стационарной околоземной орбите. И, честно говоря, Нужный не обратил бы на такой объект никакого внимания, приняв его за крупный метеоспутник или научно-исследовательскую станцию. Обрубок правильной формы диаметром метров пять и длиной около десяти ну никак не тянул на хреновину, способную срывать с галактических орбит звездные системы. Единственная необычная вещь, которая отличала его от земных кораблей и станций, — это странное значение альбедо обшивки. Цилиндр практически полностью поглощал видимый спектр света. Когда Стас направил на него носовые прожекторы, то в иллюминаторах появилось лишь еле заметное призрачно-серенькое пятно. Пришлось и дальше ориентироваться по радиокартинке.

В одном из оснований Нужный заметил углубление, наподобие вдавленного люка. Он прикинул диаметр и удовлетворенно отметил, что штуковина соразмерна внешнему переходному кессону «Януса». По крайней мере, можно было попробовать приспособить гибкий стыковочный рукав и попытаться проникнуть внутрь.

— Рискнем? — спросил он остальных.

Вера молча кивнула. Ученый энергично взмахнул руками и нетерпеливо угукнул, подгоняя Стаса.

— Ладно, — решился Нужный. — Мы за последние несколько часов вытворяем такие финты, что уже все равно: глупостью больше или глупостью меньше.

Он развернул машину бортом к основанию цилиндра и стал медленно сближаться, пилотируя в полуавтоматическом режиме управления. Компьютер отслеживал расстояние и пространственное расположение корабля, а сам Стас контролировал маневровые импульсы жидкостников.

Когда до цилиндра оставалось не больше трех метров, из краев углубления выскользнули тончайшие нити и впились в обшивку. Нужный вздрогнул и пожалел, что они заранее не надели скафандры.

Но система жизнеобеспечения даже не заикнулась о разгерметизации внутреннего объема «Януса». Нужный перестал дорабатывать маневровыми и убрал руки с сенсоров. Отодвинулся от штурвала. Все замерли, ожидая, что произойдет дальше.

Истребитель слегка качнулся.

«Нитей», впивающихся в обшивку по кругу, становилось все больше. Они уже представляли собой сплошную темную поверхность, видимо, идентичную внешнему покрытию самого цилиндра. Через некоторое время процесс самой странной стыковки на памяти Стаса завершился.

Зашлюзовые датчики давления, температуры, радиационного фона и состава атмосферы показали норму.

— Надо бы все-таки скафы надеть, — произнес Нужный, выбираясь из кресла и разминая мышцы. — Я как единственный офицер на борту обязан заботиться о безопасности экипажа. — Он подумал и добавил: – Даже в такой нелепой ситуации.

— Интересный коленкор. Ты, младший лейтенант, забываешь, что я тоже офицер и, кстати, старше тебя по званию, — напомнила Вера, улыбнувшись. — Хотя мы, конечно, относимся к разным ведомствам.

— И Солнечным системам, — кивнул Стас.

— Да вы оба уже давно лишены всех званий, санкций и воинских привелегий, дезертиры, — сварливо сказал Уиндел. — Так мне надевать скаф?

— Тьфу ты! Как хочешь… — махнул рукой Нужный. — Надоел.

Он достал из шкафчика табельный пистолет, проверил предохранитель, обойму, щелкнул вхолостую курком.

— Хм, а ручное огнестрельное оружие-то очень даже работает.

— Ты с кем воевать собрался? — вскинула брови Вера. — С теми, кто может звезды с орбит срывать? Лихо!

Стас засопел, но пистолет все же заткнул за пояс. Взял диодный фонарик, проверил аккумуляторы и двинулся к выходу.

— Пижон, — иронично стукнулось в спину.

Открывать запорные механизмы внешнего люка было жутковато, несмотря на то, что датчики показывали нормальные условия. Все-таки – в метре от него находился объект, созданный могучей внеземной цивилизацией. По крайнем мере, так хотелось думать, чтобы не скатиться в теологическую ересь.

Стас закрыл глаза и потянул ручку.

Сервомеханика тихонько заскулила. В глубине обшивки зашипело. И люк открылся.

В круглом переходном рукаве было светло, хотя Нужный так и не смог определить, откуда конкретно исходило это мягкое желтоватое сияние. Видимо, светилась поверхность стен.

— Вот он – контакт? — прошептала Вера.

— Есть ли здесь с кем контактировать – это вопрос открытый, — цинично отрезал Уиндел. — Стас, не тормози уже, а…

Нужный осторожно переступил комингс и поставил ногу на мерцающий полукруглый пол. До самого последнего момента его не покидало идиотское ощущение, что вот сейчас переход исчезнет и он с хриплым воплем провалится в холодный вакуум.

Пол оказался твердым, упругим.

— Ты ходить разучился? — ворчливо посетовал сзади ученый.

— Слушай, ботан, — раздраженно бросил через плечо Стас, — что-то ты слишком активный стал. Поумерь научный пыл.

— Не могу, — с наигранной виной в голосе признался Уиндел. — Аж мозги свело от исследовательского интереса. Ладно, извини…

Они вошли в стыковочную трубу и остановились перед темной поверхностью люка. Она оставалась непроницаемой и целостной и, кажется, не собиралась впускать никого внутрь. Стас осторожно поднес палец и потрогал металл.

— Холодный и гладкий. На ощупь напоминает сталь, — констатировал он. — И что теперь дела…

Договорить Нужный не успел.

Светло-голубые лучи сканера пробежали по проходу крест-накрест, ослепив на мгновение всех троих. Детекторы, видимо, были встроены в выпуклый наличник комингса.

Не успели гости толком испугаться, как в воздухе перед ними повисла молочная пелена с объемным контурным изображением трех моделей ДНК. Витые замысловатые узоры совершили полный оборот вокруг продольной оси и исчезли. Спектр освещения немного поменялся – с желтоватого на зеленоватый.

Переборка бесшумно распалась на сектора и разошлась в стороны, как лепестки диафрагмы в старинном фотообъективе.

— Так и дураком сделать можно, — запоздало проворчал Стас.

Он включил фонарик и посветил внутрь открывшегося помещения. Луч полностью утоп во мгле. Не было видно ни единой детали.

— Я могу первым пойти, — предложил Жаквин.

Стас лишь отмахнулся от него и медленно ввел руку с фонариком в темноту. Когда его ладонь пересекла условную внутреннюю границу цилиндра, там вспыхнул свет. Такой же зеленоватый и ровный, как в переходе.

От неожиданности Нужный отдернул руку. Свет тут же погас.

— Понятно. Реагирует на тепло, или датчики объема стоят.

— Иди уже, загородил весь проход – ничего не видать.

Стас вдохнул поглубже и шагнул вперед. Сердце стучало сильно и часто, отдаваясь гулкой пульсацией в висках. За люком ждал, возможно, самый таинственный и загадочный объект из когда-либо обнаруженных человеком. Те, кто построил эту штуковину, были могучей и, несомненно, разумной цивилизацией. Они покорили силы природы, не подвластные тщеславным людям со всей своей пресловутой техникой. Создатели цилиндра, возможно, устали от изучения естественных процессов, происходящих в космосе, и решили поставить эксперимент над другими существами, находящимися на более низких ступенях развития. Над заносчивыми и самоуверенными людьми. И не ведали они жалости или сострадания в нашем понимании не потому, что были бессердечны, а потому что их моральные нормы скорее всего оказались совсем иными. Они, быть может, просто хотели дать человечеству шанс познать иные грани бытия? А может – вглядеться попристальней в самих себя…

Стас ступил на упругий пол цилиндра, и мягкий свет вновь заполнил пространство.

Внутри практически ничего не было: длинный сферический коридор с довольно высоким потолком и утолщением в центре, наподобие шарообразной комнаты. Возле одной из стен, правда, имелось возвышение с плоскостью, на которой была изображена странная пиктограмма: светло-серый круг, разделенный на шесть равноценных секторов, слегка отличающихся друг от друга тоном окраски. А в центре круга – крохотная кнопка. Самая обыкновенная, не сенсорная, торчащая из поверхности металлическим цилиндриком.

— Скудная у них здесь меблировка, не находите? — риторически высказался Стас. — Я, честно говоря, большего ожидал от сверхрасы.

— Киборгов, гиперпереходов и витрин с волшебными палочками? — съязвила Вера, оглядывая помещение.

— У меня «умная» кухня в квартире выглядела более продвинуто, — парировал он.

Уиндел в это время обшарил весь цилиндр вдоль и поперек, остановился перед плоской «столешницей» с непонятным рисунком и принялся внимательно его рассматривать. Брови его все сильнее съезжались к переносице, взгляд становился напряженным. Ученый машинально грыз верхнюю губу.

— Ты понимаешь, что это? — спросил Нужный, машинально подмечая, как неловко ученый держит правую руку под наброшенным на плечи комбезом.

— Я догадываюсь.

— И как же эту штуковину включить?…

Уиндел почесал щеку и прикоснулся к одному из секторов круга.

В центре шарообразного помещения образовалась искусственная темнота. Это выглядело непривычно и пугающе: словно бы в радиусе метров двух в воздухе выключили свет…

Затем на черном фоне появилось изображение черточек и кружочков. Померцало немного, растворилось.

— Это… — Стас запнулся.

— Бинарный код. Единица в двоичной системе счисления, — подсказал Жаквин, глядя на возникшие квадрат, круг и треугольник. — А вот это десятиричная система. Смоти-ка, таблицу Пифагора объясняют…

В следующие несколько минут в темноте возникали арифметические и геометрические выкладки, усложняясь и ускоряясь. Наконец в воздухе повисла знакомая теорема Ферма.

— Тоже решили, — ухмыльнулся Уиндел. — Ладно, ликбез окончен. Валяйте, начинайте основную часть.

Вера со Стасом переглянулись.

— Ботан всегда так паясничает, когда начинает активно мыслить, — шепнул он ей на ухо.

И тут в темном шаре появилась система декартовых координат. Три пересекающихся под прямым углом прямых, схематичное изображение единичных отрезков и начала координат.

Стас невольно напрягся. Видимо, их догадки оправдались, и «Янус» оказался в точке пересечения векторов движения Солнечных. Теория Уиндела обрастала все новыми деталями…

— Что-то здесь не так, — негромко промолвил Нужный. — Тут же не три единичных отрезка изображены, а…

— Шесть, — закончил за него Уиндел. — Три плюсовых и столько же минусовых по осям Икс, Игрек и Зет. Итого – шесть.

Нужный почувствовал, как Вера прислонилась к его плечу, и обнял ее, аккуратно отодвигая от круга с кнопкой, будто тот мог укусить.

— Шесть Солнечных систем несутся друг к другу, — каким-то новым голосом – с нотками разочарования – проговорил Жаквин. — Переходы пока открыты лишь между тремя.

— Это невозможно, — покачал головой Стас. — Астрономы давно бы обнаружили сигналы…

— Откуда мы знали, что искать? — резонно заметил Уиндел. — И где.

В это время схематичная система координат моргнула, и вдоль осей полетели светящиеся шарики. Один из них постепенно укрупнился, превращаясь в желтую звезду средней величины. Затем по очереди были показаны планеты с крохами-спутниками.

И изображение исчезло, оставив пустой шар из мглы.

— И как же… оно… работает? — озвучила Вера вопрос, занимавший всех в последние минуты. — Ведь не просто так этот круг на шесть частей расчерчен.

Она протянула руку к «столешнице» и замерла в раздумье.

— Осторожно! — предупреждающе крикнул Жаквин. — Кажется, это не просто демонстрационный пульт! Это… система контроля или управления!

Вера отдернула кисть.

Уиндел подошел ближе, все так же неудобно подвернув правую руку под комбезом. И очень осторожно коснулся пальцем левой самого верхнего сектора.

Лепесток окрасился в зеленый. Остальные замерцали красным.

В темном «экране» замелькали объемные картинки.

Пирамиды. Тадж-Махал. Башни Кремля, на фоне которых кружился остроносый военный вертолет. Пустынная стрелка Манхэттена. Упорядочные камни Стоунхэнджа. Покинутая орбитальная станция в мерцании космоса, разгромленная флотом Иксов…

— Это же наша Земля, — прошептала Вера и приложила в отчаянии ладонь к губам. Даже ее гэбэшное прошлое и железные нервы не позволили остаться равнодушной при виде родной оккупированной планеты.

— Постой-ка, кажется, я начинаю понимать… — Стас коснулся следующего сектора.

И тот незамедлительно вспыхнул зеленым. Остальные – красным.

Перед ними замельтешили какие-то исполинские руины в оливковом свечении марсианской пустыни. Безликие мертвые города, с похожими друг на друга осыпавшимися строениями. Многокилометровые пропасти каньонов с неясными огоньками где-то в глубине…

— Это явно какая-то третья система. Не из наших. — Стас активировал следующий сектор и невольно поежился, глядя на изображение большого бракоразводного комплекса на Якиманке, в котором он неоднократно заключал и расторгал очередные супружеские союзы.

В темном шаре стали сменяться пейзажи ухоженных городов, широких автомобильных трасс, современных космодромов со знакомыми силуэтами «стекляшек» и «пеликанов», мелиорационные сети в обжитых пустынях, благоустроенные перевалочные базы на Луне…

Стас смотрел на калейдоскоп картинок, не касаясь следующего сектора. Смотрел до тех пор, пока шар-экран снова не стал пустым, а круг на «столешнице» не окрасился в изначальный светло-серый цвет.

Молчание длилось долго. Никто не хотел озвучивать очевидное.

— Значит, один из шести вариантов, — сказала Вера наконец. — Остальные – в расход.

— Мы вовсе не обязаны выбирать! — быстро возразил Нужный.

— Тогда рано или поздно кто-нибудь доберется сюда и выберет за нас, — ответил Уиндел. — Или погибнут все шесть Солнечных.

— А что это за кнопка в середке? Активатор, что ль?

Ученый рассеянно посмотрел на Стаса и пожал плечами. Но через секунду он встрепенулся и вытаращился на разлинованный круг, словно увидел на нем скорпиона.

— Это… это же…

— Опять озарило? — устало вздохнул Нужный.

Уиндел, не дав никому опомниться, вдавил кнопку.

— Ёпть… — вылетело у Стаса.

Ученый торжествующе держал палец на утопленной кнопке, которая окрасилась в ярко-красный цвет. Зато все шесть секторов при этом озарились зеленым.

В темном шаре появилось изображение цилиндра с пристыкованным «Янусом» на фоне пустынного звездного космоса.

Через минуту оно исчезло. Вместе с искусственным затемнением демонстрационного «экрана».

— Это седьмой вариант, — торжествующе провозгласил Уиндел. — Взрываем долбаный цилиндр и – та-дам! — один-ноль в нашу пользу.

Уничтожить объект можно было только изнутри. Кому-то суждено было остаться, чтобы положить конец смертоносному сближению систем и разрушить каналы связи, возникшие уже между тремя из них. После долгого препирательства Жаквин настоял на том, что запустить систему уничтожения должен он. Ни на какие возражения ученый не реагировал, все сильнее раздражался при попытках переубедить его и беспокойно поглядывал исподлобья то на Стаса, то на свои часы.

Нужный решил предпринять последнюю попытку образумить ученого.

— Что же станет с людьми Солнечных, если исчезнут Точки перехода? Ведь половина нашего флота останется возле Земли Игрек, а многие их… «избранные люди» – наоборот, окажутся в когтистых лапках санкционеров. Связь между мирами оборвется навсегда. Ведь межзвездные расстояния вновь станут непреодолимой бездной. Что станет с людьми, культуры, мораль и быт которых так внезапно перемешали?

— Да ничего особенного, — мрачно отозвался Уиндел. — Довольно скоро обе стороны поймут, что системы перестали ускоряться, что никакой обещанной катастрофы не случится. И всё постепенно вернется на круги своя – покачается маятник и остановится в своем вечном шатком равновесии. Ну, разве что возникнут новые формы расизма, да сумасбродные астрономы – вроде меня – будут время от времени отправлять душещипательные радиопослания несостоявшимся соседям. Благо, теперь им известно, в какую конкретно область космоса их адресовать.

— Отчего так быстро погас твой азарт первооткрывателя? — подозрительно прищурившись, спросил Стас.

— Я все-таки гораздо старше тебя, Нужный. И хоть мне свойственно гипертрофированное любопытство, как любому истинному жрецу науки, у меня есть устоявшаяся система приоритетных ценностей.

— Неужто – человеческих?

— Их самых.

— И тебе не интересно, что там, в остальных системах? Есть ли там жизнь? Какая она? Не верю. Зачем же тогда было устраивать весь этот спектакль с моим участием?

— Ты еще юн, Станислав. Не обижайся, это лишь делает тебе честь… Разве не ты недавно хотел спасти мир? А ведь, как ни смешно, это – благородное желание. Хотя, несомненно, излишне амбициозное… Вот я и подумал, что когда-то в жизни надо сделать выбор. И сейчас у меня вдруг возник шанс уберечь от катастрофы аж шесть миров. Не использую – потом жалеть буду.

— Какой еще выбор, Уиндел? Между познанием и спасением?

— Именно.

— Похоже на религиозные догмы Средневековья, тебе не кажется?

— Некоторые из них не были лишены здравого смысла. Отчасти, конечно… Обрати внимание: мы – люди – любое познание умудряемся использовать для уничтожения друг друга. Кстати, религия – не исключение. Ты уверен, что, открыв остальные миры, мы не спровоцируем очередных конфликтов? Я не уверен.

— И это говоришь ты – человек, покоривший тонкости астрономии и астрофизики, выдвинувший чертову уйму радикальных научных гипотез и решивший миллионы математических уравнений? Уиндел, даже мне кажется, что неделя-другая не сыграет роли. Мы можем вернуться и рассказать людям правду. А потом непременно…

Стас осекся. Ему в грудь смотрел ствол армейской «Рарии».

Сердцу моментально стало неуютно и как-то… прохладно.

Ученый неуклюже держал автомат, стараясь не делать резких движений, но вовсе не намеревался его опускать.

Вот, оказывается, почему он так неудобно поджимал правую руку под комбезом все это время. Кто бы мог подумать…

— Я считаю наш дальнейший спор лишенным смысла, — произнес Уиндел. Сглотнул. Кадык острым жалом пробежал по горлу туда-сюда. — Время, в течение которого можно спасти хоть одну жизнь, — уже бесценно. Помни об этом, Нужный. Ты отступил от своего прошлого, стал ренегатом, убежавшим из счастливого мира санкций, и нет судей, чтобы обвинить тебя в этом. Но не отступай от будущего. Кто знает, каким оно может быть… Ведь ты всегда смотрел на небо и ждал чуда, Стас. Оно произошло.

Нужный никак не отреагировал на проникновенную речь.

— Ты как эту бандуру на борт пронес? — только и смог выдавить он, одурело глядя на темную дырочку дула.

Жаквин не ответил. Вновь нервно сглотнул и попросил:

— Брось пистолет. Пожалуйста.

Стасу вспомнилось, как еще на Хароне Уиндел насмерть бился с Гарсией – пацаном-антисоцом. Вспомнились его глаза в тот момент. И сомнения испарились: если возникнет крайняя необходимость – тихий, благородный, немного застенчивый ученый выстрелит…

Нужный осторожно вытащил из-за пояса табельное оружие и отбросил к стене.

— У вас есть полчаса, чтобы покинуть эту область пространства, — сказал Уиндел. Старческая фигура в призрачно-зеленом свете казалась убогой пародией на человека. — Затем я уничтожу объект.

Стас еще некоторое время стоял, не шелохнувшись. Он никак не мог поверить, что ученый все-таки решился на этот шаг. Тишина сдавила все вокруг своими невидимыми тисками, проникла внутрь троих людей, посягнувших на то, чтобы обмануть саму Вселенную.

— Ступайте домой, — еле слышно произнес Уиндел, не в силах больше выдерживать эту скулящую тишину.

Нужный сделал шаг назад, увлекая за собой изумленную Веру. Не поворачиваясь к ученому спиной, попросил:

— Удиви меня еще разок. Я же знаю: у тебя припасено напоследок нечто особенное.

Уиндел вымученно улыбнулся.

— Ничего выдающегося, просто еще одна гипотеза.

— Поделись.

— Я, кажется, понял принцип действия Точек перехода. — Жаквин перехватил тяжелый штурмовой автомат поудобнее. — Это сверхпроводимость пространства. Вопреки законам релятивистской динамики, открытым еще Эйнштейном, между двумя точками космоса возникают некие… э-э… лучи, в которых пространство приобретает уникальное свойство сверхпроводимости – как бы теряет сопротивление. Подобно некоторым металлам и химическим соединениям при низких температурах. Когда-нибудь люди сумеют использовать это уникальное свойство, и оно откроет им совершенно новые горизонты Вселенной. Вот такая вот забавная гипотеза. — Ученый бросил взгляд на свои часы. — А теперь – валите отсюда. Время тикает. У вас осталось двадцать семь минут, я не шучу.

— Прощай, Жаквин, — обронил Стас. — Мне будет не хватать твоих сумасшедших гипотез.

Он обернулся и, волоча за собой Веру, исчез в переходном коридоре.

Ученый еще долго стоял, глядя, как закрываются лепестки люка-диафрагмы, и слушая, как в полном безмолвии через обшивку цилиндра передается легчайшая вибрация от маневровых жидкостников отчаливающего истребителя.

Когда эта почти человеческая дрожь исчезла, он выронил незаряженный автомат из ослабевших вдруг рук и произнес в пустоту:

— Если бы ты не отправился в тот злополучный рейс… Если б только послушал меня.

Неисследованная система

— Что ж, здесь хотя бы Солнце есть, — облегченно вздохнул Стас, глядя на навигационные приборы. — И Земля имеется вроде бы. Только вокруг не мой и не твой мир: привязки по звездам опять нестандартные.

— Это не самое страшное, — улыбнулась Вера, глядя на хрустальную россыпь звезд за иллюминатором.

…Отчалив от цилиндра, Стас врубил форсаж и направил «Янус» к Точке. Через некоторое время он с удивлением обнаружил, что корабль Зетов исчез и больше им никто не загораживает проход дурацким черным коконом неизвестной природы. До самой Точки они летели, не проронив ни звука – слишком пустыми и пафосными показались бы любые сказанные слова в тот момент…

— Что теперь? — спросила Вера, глотая пилюлю антирада. — Ты ведь и впрямь всегда смотрел на небо и ждал чуда. Оно произошло. Что дальше?

Стас не ответил. Он почувствовал всей кожей какое-то изменение в окружающем пространстве. Это было похоже на то предчувствие, которое охватило его в первый раз, когда он обнаружил аномалию за плоскостью эклиптики.

Он даже обернулся – так явственно уперся чей-то нечеловеческий взгляд между лопаток. Но сзади находились только разбросанные вещи, распахнутая аптечка и открытый проход к центральному отсеку.

— Показалось, что ли… — пробормотал он.

И в этот миг Точка, расположенная уже далеко за кильватерной струей Вайслера – Лисневского, исчезла с радаров.

Мгновенно.

Навсегда.

А спустя несколько долгих секунд первичная волна коллапсирующей аномалии догнала истребитель, вышибая всю электронику и слепя все экраны нестерпимо яркой вспышкой.

Погасли индикаторы на панели управления, лопнули несколько предохранителей, стих гул силовых накопителей, умолк основной реактор. Асинхронно заглохли движки, закручивая машину в невообразимый инерционный штопор. Компенсаторы ускорения отказали, и невесомость подбросила все незакрепленные предметы к потолку кабины…

Стас шарахнулся головой о спинку кресла и зашипел от боли. Он попытался открыть глаза, чтобы сориентироваться, но вновь зажмурился от призрачно-белого сияния. В иллюминаторе, несясь по кривой спирали, мелькала настоящая небесная феерия. Кружилась, конечно, не сама вспышка – это корабль крутило, словно щепку в мощном водовороте.

Слепящее сияние погасло лишь спустя полминуты.

Ухватившись за кронштейн, Нужный проморгался, отловил чертыхающуюся Веру, которая совершала затейливые пируэты по рубке, усадил ее в кресло и неплотно пристегнул ремнями.

Истребитель продолжал вращаться вокруг нескольких осей, создавая за обзорным экраном тошнотворный хоровод из звезд.

«Янус» несся к неизведанному миру, который теперь уже не был обречен.

Как, впрочем, и все остальные…

— Бум, — сказал Стас, сделав в воздухе жест, похожий на взрыв. — Система координат развалилась.

— Пришло время создавать новую, — отозвалась Вера.

Он кивнул, хотя она и не видела его из глубины кресла.

— Может, ты и права. Но сначала нужно срочно перезапустить модуль жизнеобеспечения. А то не дотянем даже до Марса.

— Так перезапускай. Чего ждешь?

Стас оттолкнулся от кронштейна и неторопливо полетел к ящику с инструментами. Все тело до сих пор было напряжено от болтанки, а нервы вытянуты в тонкие струнки от пережитого стресса. Хотелось успокоиться, принять душ, переодеться, выпить стакан красного сухого и долго-долго сидеть в кресле, ни о чем не думая.

Совсем-совсем ни о чем.

Даже о прошлом.

Стас выволок инструменты, запасные кислородные фильтры и замер возле выдвинутых ящиков в нелепой позе – вверх ногами. После некоторого колебания он все же задал один давно мучивший его вопрос:

— Ты умеешь готовить стейк-рибай?

Вера обернулась, насколько позволяли страховочные ремни. Удивленно приподняла брови и легкомысленно пожала плечиками:

— Стейк-рибай?… Милый, я даже не знаю, что это такое. Извини.

— Ура, — шепотом сказал Стас. — Ура.