Самый лучший комсомолец. Том пятый

Глава 24

— Сводишь? — ухмыльнулся дядя Семен, когда мы высадили учительницу у школы и поехали на студию.

— Вам обидно? — спросил я в ответ.

— Нам обижаться по должности не положено, — заметил он.

— Это же не ответ, — пожал я плечами.

— Так и ты не ответил.

Справедливо.

— Мне нравится, когда одинокие люди вокруг женятся, — признался я. — На свадьбах прикольно, а процент счастливых браков при моем опосредованном участии на удивление высок — одна осечка была всего, но исключения только подтверждают правило. Извините, я понимаю, что вам лет в три раза больше чем мне, и больше лезть не буду.

— Больше не лезь, — попросил он.

— Извините, — смутился я.

Стыдно.

— Потому что дальше я сам, — подмигнув в зеркало заднего вида, пояснил дядя Семен.

Студия у нас огромная, на десяток павильонов. В «информационном» третьем было многолюдно — для передачи столько персонала не нужно, просто здесь есть конференц-зал, в который мы с народом и отправились.

За столом, кроме меня и дяди Семена за моими плечами, три десятка разнополых (дамы в меньшинстве) выпускников журфаков, прибывшим сюда со всей страны, надеясь заслужить путевку в большую, может даже международную, журналистику. Уже разбиты на пары — репортер + оператор. «Конвас-автоматов» у нас полно, выдадим, с импортной пленкой картинку дают вполне пристойную.

— Доброе утро, товарищи, — начал я раздачу ЦУ. — Мы находимся в удивительном по красоте, но суровом краю. Жизнь здесь, благодаря Советской власти, несоизмеримо комфортнее, чем в царские времена, но превозмогать все равно приходится много и регулярно. На БАМе от вашего брата не протолкнуться, в Хабаровске и Владивостоке тоже с журналистикой все в порядке. Наш городок не то чтобы секретный, но трепаться о нем пока рано. Здесь вам работы нет, так что можете воспринимать Хрущевск, так сказать, базой. О необходимости постоянных командировок в далекие от большой цивилизации места при распределении сюда вас предупреждали, и вы, судя по всему, этого не боитесь. Так?

Народ покивал — не боятся!

— Замечательно, — одобрил я, поднялся со стула и пошел к доске школьного образца.

Вооружившись мелом, начал вещать:

— Наша текущая задача, товарищи — поставить на поток производство двадцати-тридцатиминутных документальных фильмов о жизни в глуши и суровых условиях. Не возбраняется указывать на проблемы — никого за это на пару тыщ километров севернее перемещать не станем, это я вам гарантирую.

Журналисты оживились.

— Цензором буду выступать я, — продолжил я. — А я очень уважаю объективность и диалектику. Репортажей из одних проблем и с посылом «как плохо жить в СССР быть не должно». Но и агиток нам не нужно — от вас я требую четкого следования главному принципу журналистики: объективности.

Крупно вывел «объективность».

— Теперь перейдем к конкретике. Я предлагаю вам разделиться на группы по следующим темам. Первая — «человек на карте». В этом цикле передач вам нужно выбрать главного героя или героиню, о жизни и работе которых будете рассказывать зрителю. О заводских рабочих, шахтерах, колхозниках, учителях и прочих товарищах, так сказать, «стандартного» уровня жизни Родина совершенно правильно репортажи регулярно снимает, это хорошо и правильно, но мы сделаем иначе, выбирая героев нестандартных. Например, в двухстах километрах на Запад от нас, — указал в окно. — Живет самый настоящий отшельник, который провел в тайге последние двадцать пять лет жизни.

— Тунеядец, стало быть, — прокомментировал журналюга под гогот коллег.

— Вовсе нет, — покачал я головой. — Он промышляет охотой, сдавая пушнину и мясо государство в обмен на соль, спички и керосин, значит вырабатывает полезную для Родины прибавочную стоимость. Более того — однажды он лично поймал в тайге и сдал милиции беглого зэка, за что получил наградные часы. Вот к этому замечательному человеку кому-то из вас придется съездить — катер под это дело мы выделим, пешком до него не добраться. Выделим и вооруженного проводника. Желающие?

Все дружно вытянули руки вверх и заржали.

— Огласите весь список, пожалуйста! — добавила веселья журналист женского пола.

Хохотнув, продолжил:

— В этот же цикл будет уместно добавить почтальонов, которые развозят почту по отдаленным поселкам. Они, как правило, оснащены автомобилями, поэтому покатаетесь с ними, поговорите с людьми — как им вообще живется, чего не хватает, какие планы на жизнь и так далее.

— Даже если у кого-то проблемы — испугаются сказать, — раздалось возражение из зала.

— А вы, извините, в самую глушь забираться пробовали? — спросил я.

— Только Подмосковье, — покачал он головой.

— Я бывал! — поднял руку другой журналист. — Чем дальше от городов, тем охотнее люди ругают власть на местах, из-за одного нашего репортажа даже обкома сняли.

— Вот! — обрадовался я и продолжил. — В эту же категорию идут репортажи об автолавках, которыми Советская власть помогает снабжать товарищей из отдаленных мест. Здесь так же — прокатиться с продавцом и шофером, поговорить с ними, поговорить с людьми. Если есть проблемы — поговорить о них с ответственными лицами с целью узнать о планах на их решения. Еще в этот цикл можно добавить сельских фельдшеров — некоторым из них приходится ездить к пациентам за десятки километров. В таких случаях обязательно упомянуть, что физически невозможно посадить по фельдшеру в каждой деревне на четыре дома — у государства столько врачей нет чисто физически, и я очень надеюсь, что все присутствующие это понимают.

Народ издал подтверждающий гул — понимают.

— За пошедшие в эфир фильмы этой категории авторы будут получать премию в пятьсот рублей на брата, — добавил я.

Народ оживился — нифига себе доходность, особенно если учесть, что зарплату никто не отменял.

— Это, так сказать, тариф «местный», на репортажи из мест радиусом полтысячи километров. До тысячи километров — шестьсот пятьдесят рублей. Репортажи с Колымы, Якутии, Камчатки и других наших северо́в — тысяча рублей. Отдельно оплачиваются ранения и травмы, и я очень надеюсь, что среди вас членовредительством промышлять никто не станет. Существует прямой риск для жизни, товарищи — здещние места полны волков, медведей и тигров. Если кого-то порвут, похороним с почестями, а родственникам будет выплачена компенсация. Этого я делать очень не хочу, поэтому, прошу вас, будьте осторожны.

Народ поежился.

— Зима почти наступила, поэтому оживилась логистика в местах, где в более теплые времена не проехать. Такие дороги называются «зимниками», и следующий цикл передач будет о товарищах водителях, которые по этим самым «зимникам» ездят. Цель — проехать весь маршрут с ними, акцентируя внимание на суровой красоте природы, опасности для жизни, стойкости характера и взаимовыручке. Сопроводительные документы и транспорт выдадим — по одиночке там никто не ездит. В эту же категорию уходят репортажи о свободных и необычных жителях Колымы — охотниках, легальных золотоискателях и тому подобное. Не возбраняется ездить в гости к коренным северным народам — репортажи о них наши граждане всегда охотно смотрят. Глумиться над шаманами не надо, но, если в первой части фильма мы показываем его и ритуалы, во второй части должен быть комментарий ученого, который расскажет о том, почему шаманская магия не работает. За фильмы этой категории, в связи с повышенной сложностью задачи, будет выплачиваться премия в размере тысячи рублей и пятисот инвалютных чеков.

Журналисты обрадовались еще сильнее.

— Еще не все, — одернул я их. — За десять пошедших в эфир документальных фильмов творческий коллектив получит по трехкомнатной квартире в московских «Сокольниках», либо такую же здесь, в Хрущевске — на ваш выбор. Силой никого не держим, но тарифная сетка за репортажи сохранится и после переселения в здешнее жилье. В Москве, извините, работу вам придется искать самим. На первое время, — подошел к сейфу, открыл замок и достал оттуда толстую стопку папок. — Сюжеты можно найти здесь. Стоп! — одернул бросившихся было разбирать вкуснятину товарищей. — По две на творческую группу, чтобы хватило всем. Дальше сюжеты нужно искать самим — журналист должен обладать профессиональным чутьем на интересное, иначе нам не по пути. В связи с этим вводим штрафные санкции — если за два месяца кто-то из вас не выдаст хотя бы двадцать минут пригодного к показу материала, получит более привычное назначение. Например — в газету районного значения, где будет сочинять статьи о битвах за урожай. Это почетно и важно, но, судя по тому что вы здесь, здоровыми амбициями и желанием проявить себя на качественно ином уровне никто не обделен. У меня всё, товарищи, желаю вам всем успехов и отсутствия травм.

Игнорируя шум за спиной — до рукоприкладства не дойдет, за такое из Хрущевска сразу депортация — я покинул конференц-зал.

Одному из моих монтажеров удалось совершить почти чудо — по собственной инициативе он отыскал на кадрах хроники, в толпе, машущую флажком, радостную Александру Викторовну. Я не просил — просто он глазастый и с хорошей памятью, и при виде привезенной дядей Семеном учительницы вспомнил, что где-то ее видел. Я хронику не отсматривал, поэтому сам и не увидел. Быть мужику за такое премированным.

— Вот она я! — сидя по другую сторону от экрана, на который проектором транслировалась хроника, радостно ткнула пальчиком учительница. — Молодая такая, — улыбка погрустнела.

— Я бы вам больше двадцати не дал, — отвесил я комплимент.

— Спасибо! — поблагодарила она и опомнилась. — Ой, чего это я, у нас же не обо мне передача. Так вот, стою я там и думаю…

Она рассказала о чувствах в тот день, я скомандовал «стоп», КГБшник повез учительницу домой, а я направился в монтажку, где мы чуть-чуть доработали план. Все, дальше сотрудники всё сделают сами. Дождался дядю Семена, и мы по свежему, сияющему на солнышке снегу — распогодилось к обеду — отправились на станцию.

Здесь у нас, помимо отапливаемого вокзальчика для пассажиров, наличествует все потребное для разгрузки и погрузки вагонов. Китайское сырье прибыло минута-в-минуту, и в процессе выгрузки я выборочно потрогал шерсть — сухая, азиатские партнеры не рискнули обмануть важного соседа-ляованя. В порядке были и шкуры — уже выделанные и готовые к переработке в шмотки. Все это сокровище перегрузили на узкоколейку — полноценную ветку к промышленной зоне пока сочли избыточной, но летом, когда производства масштабируются, проложим обязательно.

Далее отправились в порт, масштаб которого поражает даже меня — не Владивосток, конечно, но строили сразу финальный вариант, способный обслуживать до пяти сухогрузов в сутки. Здесь тоже имеется узкоколейка, которую придется доращивать до ветки полноценной. Пейзаж — просто закачаешься, вдоль заснеженных, поросших кустами и деревьями, несет темные воды древний и стратегически важный Амур.

Баржа с хлопком как раз причаливала, и в порту царила суета. Это ведь наш первый коммерческий груз — до этого возили только стройматериалы и специалистов — поэтому народ воодушевлен. Когда судно причалило, мы вместе с дядей Семеном, директором порта Светланой Ивановной и местными торговиками, которые будут подписывать документы, поднялись на борт, где нас поприветствовали капитан, его помощники и сопровождающие груз торговики «чужие». Хлопок, понятное дело, прибыл из Узбекистана.

— Предлагаю провести выборочную проверку контейнеров из середины, — указал я на составленные в два ряда на палубе контейнеры.

Партия невелика — соточка тонн, но до прибытия хлопка из Индии перекантоваться хватит. Логистика пока не совершенна — доставлять будут морем и реками, но после вступления Монголии в дружную семью Советских народов можно будет заморочиться железнодорожным сообщением — через Китай и Монголию.

— Да чего там проверять, — поморщился «чужой» торговик. — У вас здесь стратегическое производство, мы же себе не враги. Долго, а нам вон те контейнеры еще в Хабаровск везти, — указал на пирамидку на носу баржи.

— Жесть вы подозрительный, товарищ, — приложил я его.

Мужик побледнел.

— Проверки — обязательны, — продолжил я. — Дядь Семен?

КГБшник понял правильно и помахал над головой рукой, призвав десяток сотрудников — мы же готовились!

Далее мы принялись заставлять торговика открывать опечатанные контейнеры. Повезло на третьем — хлопок оказался даже не влажным, а мокрым.

— Отсырел! — пискнул торговик.

— А вокруг контейнеры не отсырели, — фыркнула Светлана Ивановна. — Вы что, совсем охренели?

— Давайте поищем еще отсыревшие контейнеры, — предложил я.

Нашли еще два таких же.

— На глазок у нас тонны три недостачи, — прикинул наш торговик.

— Это очень печально, — вздохнул я. — Товарищ, вы как груз проверяли? — обратился к торговику чужому.

— Я не причем! — быстро сориентировался он. — Видите же, опечатано неделю назад, не мной, я просто сопровождающий.

— Накладные-то подмахнул, — заметил капитан — вот тут он и вправду не причем, не его зона ответственности.

Мужик с возмущенным лицом потряс папкой с накладными:

— У меня так и написано — контейнеры с хлопком опечатанные, столько-то штук! У меня и полномочий-то таких нет — внутрь лезть! Товарищи, — голос потускнел, на глаза навернулись слезы. — Я пятнадцать лет на речных перевозках, верой и правдой… — голос дрогнул, и мужик замолчал, тихонько заплакав.

Отобрав накладные, наш торговик подтвердил:

— Не врет.

— Не вру! — шмыгнул носом «пришлый».

— Разгружайте, товарищи, — велел я. — Три тонны записываем в «усушку».

— Это же воровство! — опешила Светлана Ивановна.

— И я обязательно позабочусь о том, чтобы подобного больше не происходило, — пообещал я. — Совсем страх потеряли — стратегический город «кидать»! Пойдемте, дядь Семен.

Прихватив у капитана и торговика маршрутный лист, мы покинули баржу, добрались до портовой администрации, и я отзвонился в «службу безопасности», призвав экономического дядю Витю и силового дядю Петю, заодно отдав распоряжения подготовить самолет. Мои старые-добрые товарищи не будут против размяться. Далее позвонил домой:

— Алло? — ответила Вилочка.

На фоне бубнил телевизор — жива и здорова моя девочка, контент впитывает.

— Это я, — признался я. — Как твое здоровье, любовь моя?

— 37.5, фельдшер прописал таблетки и постельный режим, — отчиталась она.

— Хорошо, — одобрил я и пожаловался. — А меня тут на три тонны хлопка кинуть попытались.

— Непростительно! — отреагировала она.

— Верно! — подтвердил я. — Я в командировку, прививать честность на местах. Не знаю на сколько дней.

— Завидую, — вздохнула она. — Я буду скучать.

— И я буду, — согласился я. — Еще позвоню по возможности.

— Удачи!

— Выздоравливай!

Контейнеры до баржи добирались по железной дороге, и опечатаны были в Узбекистане. Придется туда лететь, причем обычным самолетом — погодные условия не дают задействовать мой любимый сверхзвук.

Дядюшки прибыли, я ввел их в курс дела, и мы поехали в воинскую часть. Миновав КПП, добрались до штаба и отправились прямо к товарищу полковнику.

— Здравствуйте, Виталий Андреевич, — войдя в кабинет, поздоровался я.

Помещение совершенно уставного вида, обезличенное — такой вот командир здесь, служака до мозга костей, специально такого отбирали. Единственное исключение — стена с благодарственными письмами и почетными грамотами за «образцовость», коих товарищ полковник за службу накопил немало.

— Здравствуй, Сергей, здравствуйте, товарищи, — поздоровался он с нами в ответ, выбрался из-за стола, пожали руки. — Ты концерт согласовать?

— Не, я по другому вопросу, — покачал я головой, усаживаясь на предложенный стул напротив полковника. — Мы тут хлопок получили, часть недобросовестные товарищи намочили для тяжести. Три тонны примерно недостачи. Мелочь, конечно, но…

— Но спускать нельзя, — кивком перебил он. — Чем я могу помочь?

— Взводом автоматчиков, для солидности и устрашения, — ответил я. — В Узбекистане, как и в других республиках, сейчас учения и через это спокойно, но я хочу чтобы спокойно было и мне.

— Когда? — уточнил он.

— Сейчас, — попросил я. — Чтобы нам до субботы вернуться успеть, к концерту.

Он снял трубку внутреннего телефона:

— Сидоров, собери взвод автоматчиков, — посмотрев на меня, пожевал губами и не без смущения ответил на неслышимый на меня вопрос собеседника. — Да, «Непоседа-2».

Мы с КГБшниками гоготнули — потешные инструкции на любой случай у всех городских силовиков давно готовы, но названия я не знал.

— «Два» — это самолетом лететь, — пояснил он, опустив трубку. — В место повышенной опасности. Учения учениями, но республики… — он поморщился.

— Придавим пару торговых хитрецов среднего ранга и поужинаем с товарищем Рашидовым, — пожал плечами я. — Он же не лично хлопок мочил, и будет рад поспособствовать искоренению преступности.

— Вертолет? — гостеприимно предложил полковник.

— Не, до Хабаровска-то двадцать минут, — покачал я головой. — На машинах поедем.

— Холодно, — заметил он. — В КУНГах поедете.

— В КУНГе уютно, — улыбнувшись, кивнул я. — Спасибо, Виталий Андреевич.