Стас договорился встретиться с Региной в кафе. Ужасно нервничал, потому что на свидания не ходил уже давно. И даже в самой концепции «свиданий» ему теперь чудилось что-то очень тонкое, шалое, скверно натягивающееся на его дрябловатые, усталые недовзрослые сорок два. Одногодки Стаса работали директорами, устраивали детей в институты, покупали квартиры в новостройках, меняли машины. А он так и жил в оставшейся от родителей крошечной «двушке», по городу перемещался на автобусе и писал свою бесконечную игру.
С Региной Стас познакомился заочно – о ней все уши прожужжала бывшая одноклассница:
– Регинка классная, но ей с мужиками жутко не везет. Она как Бриджит Джонс. Постоянно клянется, что больше не спутается с говнюком, и тут же вляпывается в очередного козла. Не знаешь Бриджит Джонс? Ну и ладно. А Регинка – золото. Не красотка, если честно, но милая и простая. Вот как для тебя создана.
Не очень-то верилось, что на свете действительно есть созданная для него женщина. Отношения у Стаса случались, но прерывались быстро и со скандалами – избранницам не нравились его жизненные установки, отсутствие амбиций, нищета, странное хобби. На бывших он не злился – с тоской осознавал, что он непутевый материал для построения семьи, жернов на шею целеустремленной женщины. Стас пробовал читать книги по саморазвитию и работал с психологом. Тщетно – словно ему однажды со сбоем обновили прошивку в голове и новые апгрейды стали невозможны.
Одноклассница прислала Стасу фотографию Регины – та и вправду была не красоткой, но симпатичной, чуть полноватой женщиной c едва заметными ямками ветрянки на лице и маленьким, чуть вздернутым носиком. Регина на фото по-детски открыто и доверчиво улыбалась, и Стас вопреки всему тоже заулыбался, а потом влюбился.
Переписка в чате шла неловко: Регина отвечала медленно и с явной неохотой. Тогда неуемная одноклассница организовала им встречу в кафе.
Стас пришел на час раньше, сидел с букетом, нервно потягивая чай. Украдкой обнюхивал рубашку, проверял, не застряло ли чего между зубами, пытался как-то закрепить неряшливо спадающую на лоб прядь, разглядывал пальцы и корил себя, что не подстриг ногти. Но рубашка была в порядке, в зубах ничего не застряло – перед выходом он использовал ирригатор. Волосы лежали неплохо, ногти тоже казались нормальными. Стас понимал, что причина невроза кроется не столько в свидании, сколько в том, что сегодня он впервые за много лет не написал ни строчки кода.
К концу часа Стас уже надеялся, что Регина не придет.
Но Регина пришла, и выглядела она точно как на фото. Стас занервничал еще сильнее – он-то отправил карточку десятилетней давности, когда был в куда лучшей форме.
– Привет, Стас.
– Привет, Регина.
– Меня, кстати, все называют просто Реня. – Регина заулыбалась и глаза ее наполнились озорными искрами.
– Тогда привет, Реня, – исправился Стас.
Тоже улыбнулся и протянул букет, в душе абсолютно уверенный, что Регина посидит с ним пару минут, а потом сбежит по какой-нибудь надуманной причине.
– Спасибо. Извини, что я так тупо в чат писала, у меня просто дикая техническая безграмотность. Все эти кнопки, программы… С детства прямо отвращение ко всему компьютерному. Прикинь, мама лучше, чем я, всем этим пользуется.
– Понимаю.
Они чуть-чуть посидели молча, потом Стас сказал:
– А я вот «Бриджит Джонс» посмотрел.
– Ого.
– Я вообще не очень ромкомы. Просто Танька говорила, что ты как Бриджит Джонс, вот я и решил… Сам не знаю…
Он совсем растерялся, запутался, замолчал и приготовился к тому, что сейчас Регина полезет за телефоном, скажет, что ей срочно позвонила эта ее продвинутая компьютерная мама и вызвала по внезапным делам.
– Вот это я приплохела. – Регина закатила глаза. – Танька раньше всем втирала, что я на Дженнифер Энистон похожа, а теперь, видишь, до Бриджит Джонс меня раздула.
Стас прыснул, а потом принялся доказывать Регине, что она выглядит потрясающе. Они выпили по бокалу вина, перекусили, опять шутили и смеялись. Стасу давно не было так комфортно и легко.
И поздним вечером, когда они уже разошлись по домам, уговорившись встретиться снова, Стас сидел за компьютером, писал свой неумелый и неряшливый код, а перед глазами у него стояло милое курносое лицо.
Закончил к полуночи. Регина в игре получилась как живая. Реплики, обстановку и все остальное Стас воспроизвел максимально близко к реальности. Докодив, он запустил игру и еще раз пережил сегодняшний прекрасный вечер. Графика была примитивной, но сквозь буквы и значки Стас воочию видел маленький курносый нос и красивые губы.
Когда его персонажу, литере «С», пришло время уходить из кафе, он кликнул на символ героини, желая в последний раз перечитать умилительное описание. Особенно хотелось про заразительную улыбку и полные озорных искорок глаза. Но, когда Стас начал читать, ему сделалось нехорошо. Вместо всего того, что он так любовно сочинял, текстовое окно сообщало: «У женщины отсечена часть головы. На месте языка у нее огромный таракан. Она готовится к трапезе».
Компьютер Стасу купили в двенадцать лет.
На дворе стоял девяносто пятый год. Закипала, разбрызгивая из экранов телевизоров грозные слова «бомбы», «штурм», «сепаратисты», Первая чеченская война. Убили Влада Листьева. А Стаса перевели из огромной общеобразовательной школы, во дворе которой по ночам сражались на цепях и арматурах бандиты, делившие киоски, в малюсенький лицей на окраине города. И на первом же родительском собрании отцу сказали, что упор будет на информатику, поэтому дома обязательно должен появиться компьютер.
– Появиться он должен! – устало и раздраженно повторяла мама. – Это на какие, хотелось бы понять, шиши?! У меня уже два года как должно зимнее пальто появиться, но все что-то никак. Хожу в драном пуховике, как бомжиха.
– Без компьютера сейчас и правда никуда, – виновато отвечал ей отец. – Надо как-то поднапрячься и купить. Для школы же. – А потом, когда недовольная мама вышла из комнаты и принялась яростно намывать и без того сверкающие полы, шепнул Стасу: – А еще будем в игры играть. Я видал на работе, и это, сын, полное болоньезе!
Это ошарашивало: папа поддержал что-то далекое от взрослых дел, от ремонта дачи и от покупки зимнего пальто. Так Стас впервые осознал, какая всемогущая эта штука – компьютер.
Из семейного бюджета наскребли триста долларов. На новый «Пентиум», конечно, не хватало, пришлось обзванивать объявления в «Из рук в руки». Договорились со студентом, копившим на машину. Стас поехал с отцом – мама все еще оплакивала свое несостоявшееся пальто.
У студента было неприятное рыбье лицо с водянистыми глазами и мелкими желтыми зубами, обнажавшимися при каждой улыбке. А компьютер оказался стареньким 386DX, с процессором на сорок мегагерц, жестким диском в сто семьдесят мегабайт, МС-ДОСом и «Виндоус 3.11».
Квартира студента озадачила Стаса, привыкшего к стерильной чистоте их «двушки»: повсюду стояли пустые бутылки, у шкафа беспомощно болталась поломанная дверца, тонкие белесые обои свисали лоскутами, словно кожа на спине обгоревшего отпускника, по стенам бегали тараканы. Одного из них студент убил резким ударом кулака, а останки небрежно стер обрывком газеты. На костяшках осталась кровоточащая ранка, в которой Стас, едва не задохнувшись от омерзения, заметил еще подергивающийся фрагмент таракана с головой и несколькими лапками.
Однако, несмотря на всю эту неопрятную нищету, компьютер казался первоклассным: аккуратный системный блок цвета кофе с молоком, выпуклый чистый монитор, огромная клавиатура, издающая под порхающими пальцами студента звуки, похожие на стрекот пишущей машинки.
– Скажите, – спросил Стас, с трудом вспоминая услышанные на уроке информатики слова, – а «Бейсик» с «Паскалем» на компьютере есть?
– «Бейсик» встроен в ДОС, – ответил студент. – «Паскаля» нет, но это легко поставить. Вы малому для школы покупаете? – спросил он, повернувшись к папе Стаса, а потом неожиданно бросил выжидающий взгляд на заставленный разноцветными бутылками угол. Никого там не увидел и искривил зубастый рот.
– Да вроде того, – с легким оттенком сомнения ответил отец.
Студент вцепился в эту его неуверенность точно пиранья в окровавленную тушу:
– Понял, понял. – Он запанибратски подмигнул. – Игр у меня тут полно. «Дум», конечно. «Вульфенштейн», «Цивилизация», квесты. Малому понравится. Думаю, он и сам потом захочет игры делать. Еще есть «Ларри», ну это вам самому, без пацана надо, хе-хе. Там непутевый мужик себе бабу ищет…
Стас с отцом еле-еле затащили тяжеленные монитор и системный блок на пятый этаж. Возле своей двери крутился сосед. Он смерил компьютер взглядом:
– Компик взяли? Чё за агрегат?
– 386DX, сорок мегагерц, жесткий диск сто семьдесят, четыре мегабайта оперативки, – повторил Стас пока еще не совсем понятные, но уже намертво отложившиеся в памяти слова.
– Нда-а-а… – протянул сосед. – Ветошь.
Стас хотел возразить – он уже всей душой полюбил свой молочно-кофейный компьютер с выпуклым аквариумом-монитором, – но сосед убежал.
– Ты только матери не говори, как парень таракана кулаком раздавил, а то она точно на помойку все это выкинет, – шепотом попросил отец, пока они тащили компьютер по коридору.
Стас, конечно, согласился, но мама все равно потом долго отдраивала клавиатуру, мышку и системный блок ваткой со спиртом.
– Кто знает, в каких он там микробах стоял и какой сифилитик на нем игрался, – бурчала она. – Дизентерию за баснословные деньги покупают, а мать давай ходи всю зиму в осеннем пальто…
Компьютер поставили на стол в комнатке Стаса. И до поздней ночи они с отцом учились включать «Нортон Коммандер», копировать и удалять файлы, пользоваться «Виндоус». Когда тьма за окном стала совсем уж непроглядной, а ворчащая мама легла спать в большой комнате, они запустили свою первую игру – приключенческую «Легенду Кирандии». И Стасу показалось, будто он сам попал в сказку – стал принцем, по воле судьбы покинувшим дом и отправившимся исследовать загадочный огромный лес.
– Ну это вообще болоньезе! – восхищался отец.
Они все играли и играли, передавали друг другу мышку, смеялись и спорили, как решать головоломки. А когда уставший Стас уполз на кровать, отец запустил еще одну игру и заговорщицки прошептал:
– Я тут в этого «Ларри» попробую, пока спишь. Слушай, ну ты матери не говори про игры и все это, ладно?
Стас пробормотал что-то и провалился в сон, напоследок успев подумать, что теперь-то он бесповоротно взрослый – ведь у него с отцом появились общие секреты.
Когда Стас думал об отце, почему-то всегда в первую очередь вспоминал его дурацкую привычку называть понравившееся словом «болоньезе». Не молодежными «клево», «зашибись» или «офигенно», не «классно» или «балдеж» поколения постарше. Отец говорил только «болоньезе».
Стас иногда представлял себе, как спрашивает: «Пап, почему все-таки „болоньезе“?» Потом пытался придумать за него ответ и всякий раз заходил в тупик, но задать вопрос в реальности робел – отношения у них с отцом были не очень. И когда Регина объявила, что сегодня они будут есть болоньезе, Стас тут же с восторгом рассказал ей про папину причуду и, смеясь, попросил найти объяснение.
– Черт его знает! – Регина беспечно пожала плечами. – Время тогда безумное было, взрослые вообще чудили.
«Взрослые…» – с улыбкой повторил про себя Стас. Его умилило, как непосредственно это прозвучало. Они ведь сейчас были уже куда старше, чем родители Стаса в тот год, когда в доме появился компьютер. Мама и папа поженились в восемнадцать, а к Стасу впервые переехала женщина – Регина – в его сорок два.
В тридцать родители думали, выглядели и говорили совершенно по-другому, как будто они слеплены были из иной, более взрослой материи. Лишь загадочное отцовское «болоньезе» рассыпалось в памяти шальными искрами и чуть-чуть ломало ощущение непоколебимой зрелости. Стас на пятом десятке чувствовал себя и мыслил так же, как и в двадцать, – только здоровье стало похуже и убыло волос. «Недовзрослый», – мысленно припечатывал он себя.
Съехались с Региной они очень быстро. Неудивительно – она тоже была из недовзрослых. В тридцать семь у нее не имелось жилья: Регина мыкалась по бойфрендам и друзьям.
– Я думаю, – откровенно говорила она, – Танька меня так ловко к тебе приклеила, чтобы побыстрее выселить. Но я у нее и правда подзадержалась, с полгода точно жила. Ее муж как-то спьяну нам тройничок предложил. Танька его табуретом ушатала, клянусь! В общем, тогда она и начала мне тебя продавать. Стас – компьютерный гений, добрее Стаса никого не знаю, Стас уважает женщин, Стас то, Стас сё…
Он уже знал, что главным аргументом в этой ангельской характеристике стал «компьютерный гений». Регина честно рассказала ему, что устала горбатиться за копейки и решила… заняться вебкамом. Но с компьютером она была на уважительное «Вы», а идти в «курятники», как окрестила вебкам-студии, она не хотела.
– Я уже для них, во-первых, старая! – смеялась Регина. – Во-вторых, не хочу никаких менеджеров, кураторов, как там у них эти электросутенеры называются? А то это уже какая-то проституция получается. А вообще куча козлов – моих бывших – видели меня голой бесплатно, теперь хоть деньги за это получу.
Стас воспринял эти откровения спокойно. Подрабатывая случайным фрилансом, он научился терпимости к источникам чужих доходов. Не воруют – уже нормально. Вебкам-трансляций он, конечно, никогда не организовывал, но сообразил, что уж это-то нагуглить несложно.
– Ну и переезжай ко мне, как раз одна комната пустует, – набравшись смелости, предложил он Регине.
И через три дня они уже перетаскивали ее вещи к Стасу. Танька, провожая их, прослезилась от радости и напоследок перекрестила в окно. Танькин муж, помогавший спускать баулы с этажа, выглядел насупленным и угрюмым – он до последнего лелеял фантазии о тройничке.
Жить у Стаса бесплатно Регина отказалась наотрез:
– Я подушку безопасности собрала как раз под такой случай. Буду платить за комнату. Не вздумай сопротивляться!
Стас, конечно, сопротивлялся. Регина клала ему деньги в карман, а он вынимал их и прятал в ее рюкзачок. Она засовывала купюры под его клавиатуру, а он доставал их и пропихивал в щель под дверью ее комнаты. Переводила на карту, а он тут же возвращал. Тогда Регина закатила скандал – кричала, что съедет, вернется к Таньке, согласится на тройничок с ее мужем или вообще станет бомжевать. И Стас вынужденно принял деньги.
В обычно унылой, серой, вечно холодной квартире как будто наступила весна. Регина порхала по комнатам, шутила, включала музыку и, мило фальшивя, подпевала. Рисунок на угрюмых обоях походил на голые ветки, но даже они расцвели россыпями солнечных зайчиков, когда Регина отмыла с окон многолетнюю грязь.
Со Стасом они жили в разных комнатах, и статус их отношений удачно описывался словами «все сложно»: парой себя не считали, сексом не занимались, завтракали вместе, иногда целовались и ходили по улице за руку. Стасу, по большому счету, этой «недовзрослой» любви хватало: от него ничего не требовали, было комфортно и никто не мешал с головой отдаваться его одержимости.
На второй неделе совместной жизни Стас рассказал Регине про свою игру.
Отец играл на компьютере лихорадочно и спешно: не успевал вникать и менял одну игру на другую, отдавал предпочтение всему яркому, быстрому, громкому. Он редко разбирался в правилах, никогда не проходил сюжеты до конца, с удовольствием пользовался читами и все бросал при первых же сложных задачах. Стас же, наоборот, старался вникнуть во все детали, сходить во все уголки мира, пройти всякий квест и уровень, пообщаться с каждым персонажем. Но этой вдумчивой манере вредил отец – он постоянно носил с работы дискеты с новыми играми, места на маленьком жестком диске вечно не хватало, поэтому то, к чему отец охладевал, безжалостно удалялось.
– Понимаешь, сын, я играю, чтобы расслабиться и очистить голову. На работе все… ну… так себе, – пояснял отец. – Мама твоя тоже, как бы сказать-то… требовательная и упрямая женщина. А тут я пострелял, полетал, и уже как-то нервишкам спокойнее.
В пользу для нервов верилось с трудом – отец психовал, когда у него что-то не получалось, колотил кулаком по столу. А еще очень злился, что на их устаревшем компьютере не работают современные игры.
Стас смутно понимал, что ярится отец не на пиксельных человечков и не на нехватку оперативной памяти, а на что-то куда как более реальное, происходящее за пределами выпуклого экрана. Иногда Стас, засыпая, посматривал то на монитор, то на согнутую спину отца, бормочущего под нос ругательства и яростно щелкающего мышкой, представлял свою грядущую взрослую жизнь и едва не захлебывался в накатывающих волнах необъяснимого страха.
На новый, девяносто шестой год отец купил старенький двухскоростной привод для чтения компакт-дисков и несколько забитых под завязку сборников: «200 игр на русском языке», «100 лучших игр всех жанров», «1000 игр – только хиты». На задних обложках этих дисков были напечатаны названия игр, и самые популярные выделялись курсивом и цветом. Отец, разумеется, играл только в них. А Стас, наоборот, зарывался в навалы архивов в поисках чего-то странного и необычного. Так он и наткнулся на «Роуг».
Сперва Стас даже и не понял, что это вообще игра: никакой графики, черные экраны, полоски из разноцветных символов. А потом сообразил, что за литерами и цифрами скрывается невероятный мир. Герой отмечался значком, монстры – просто заглавными буквами. В подземельях находились амулеты, зелья, кольчуги, посохи и ловушки – все тоже условно обозначенное символами и крючочками.
– Смотри, пап, вот это грифон! – Стас восторженно указывал на большую латинскую G, застывшую в подземной черноте. – А вот, гляди, хобгоблин защищает вход в сокровищницу.
– Какой еще гоблин? – удивлялся отец. – Это ж буквы. Давай лучше в «Дум». А если гоблинов хочешь, то в «Варкрафт».
– Да нет же, па, тут весь кайф в том, что мне… ну как это… Мне не навязывают! – Стас пытался объяснить отцу невероятную, невозможную, обезоруживающую красоту игры, но ему не хватало слов. – На экране буквы, да, но в голове одновременно как бы картины. И ты сам себе сочиняешь, как все выглядит! Это… ну, как читать лучшую в мире книгу, в которой ты сам все придумал.
– Да зачем придумывать? – недоумевал отец. – Я не придумывать хочу, а отдохнуть. Полетать, пострелять. – А потом, будто вспоминая, что он сейчас не с приятелем разговаривает, а с сыном, добавлял: – Нет, Стасик, ну если оно тебе воображение помогает развивать, то ты играй, конечно. Это дело хорошее. А старик твой лучше в машинки… Мне, кстати, на работе мужики говорили, что новая гонка вышла – «Нид фо Спид». Жаль, на нашей развалюхе не пойдет, а то там вообще полное болоньезе.
Позднее Стас узнал, что поразившая его прямо в сердце «Роуг» – первая ласточка целого жанра. Он и назывался в честь прародителя – «роуглайк», то есть «похожие на Роуг». Из ниоткуда – словно мокрица, самозарождавшаяся, в представлении средневековых естествоиспытателей, из сырости и тлена, – возник искаженный термин «рогалик».