Сага о пришельцах из будущего. God, save England!

Глава VIII Смерть сегодня будет сытой

Ветерок обдувал вершину холма, отгоняя надоедливых мух и неприятные запахи. Полковник передернул плечами. Хваленная датская кольчуга нисколько не облегала тело, как считали в его время историки, а довольно-таки ощутимо давила на плечи. Тело прело от поддоспешника и чесалось от пота. Сэр Гораций с удовольствием скинул бы все эту тяжесть, оставшись в привычном мундире и снаряжении, но рисковать ранением от случайной стрелы не хотелось. Он посмотрел на стоящего рядом лейтенанта Роулинга, спокойно выставлявшего прицел своей винтовки, не обращая внимания на одетый доспех. Как многие офицеры, получившие фронтовой опыт, лейтенант предпочитал идти в атаку не саблей и револьвером, а с более мощным оружием. Сэр Гораций вздохнул. Вот что значит — молодость. Насколько легче все переносится в юности. Бошамп опять посмотрел на противоположный холм.

— О, вот первые норманны. Скорее всего — разведчики. Передайте команду лучшим стрелкам — уничтожить, — приказал он Роулингу.

Появившиеся на склоне Тэлхэмского холма два норманнских разведчика еще не успели пройти и десятка шагов, как над долиной прогремел никогда прежде не звучавший на поле боя грохот, напомнивший усиленный звук рвущегося полотна, в который слились шесть прозвучавших одним залпом выстрелов. Оба разведчика упали — один сразу, а второй — успев развернуться и сделать шаг назад. По рядам саксов пробежала волна удивления и испуга, многие крестились, некоторые вспоминали молот Тора и копье Одина. Одно дело слушать рассказы о помощи божьей и невиданном громовом оружии, присланном им для спасения Англии, чем занимались всю дорогу специально проинструктированные монахи из Питерборо во главе с самим аббатом. Совсем другое — услышать необычный шум воочию, и увидеть, как падают, словно пораженные невидимыми молниями воины, сраженные колдовским образом на недоступном любому человеческому оружию расстоянии. Но постепенно все внимание саксов привлек появившийся из-за деревьев отряд лучников. Норманны обступили трупы, загородив их от взоров англичан, а затем осторожно двинулись по долине вперед, к построившемуся в боевой порядок английскому войску, причем пара из них, как успел заметить Бошамп, отправилась с донесением к основным силам норманнов.

Пока норманнские лучники осторожно и неторопливо продвигались по долине, внимательно разглядывая стоящий на вершине холма строй англосаксов, прикрытый рвом и частоколом, из-за деревьев, блестя на солнце остриями копий и кольчугами, словно рыба — чешуей, появились остальные отряды норманнского войска.

— Все так, как я вам говорил, Ваше Величество, — обратился к Гарольду полковник, — легкая пехота и лучники впереди, за ними вперемешку конница и одоспешенная тяжелая пехота.

— Я вижу, что ты молвил правду, благородный тэн Хорейс. Они действительно хотят расстрелять нашу 'стену щитов' и разбить ослабленное потерями войско атаками конных и пеших воинов. Отлично придумано, клянусь Вотаном, — и король покосился на стоящего невдалеке аббата Леофвика, который вместе с дюжиной монахов из аббатства в Питерборо, отложив на время дубины и щиты, как раз в это время молил Господа о победе.

— Ничего, Ваше Величество, мы им сейчас покажем, насколько они ошибаются, — сэр Гораций сделал вид, что не обратил внимания на оговорку Гарольда. Впрочем, его уже охватывал боевой азарт и, рассматривая наступающую толпу, он прикидывал, как перераспределить огонь ружей и пулеметов, куда лучше всего ударить резерву при необходимости и где самое слабое место наступающих. Увиденное им грозное войско было, пожалуй, не страшнее племенного ополчения афридиев, несмотря на относительно лучшую дисциплину, и, если подумать, управление. Полковник припомнил, сколько битв выиграл Вильгельм, являвшийся одним из лучших полководцев этой эпохи, и кровожадно усмехнулся. Несмотря на происхождение от норманнских завоевателей, сэр Гораций был англичанином до мозга костей и мысль о победе над зарвавшимися предками 'лягушатников', которых он, несмотря на Антанту, недолюбливал, грела его душу.

Пока он размышлял, норманны неторопливо растекались по долине, не пересекая пока черту в триста ярдов, назначенную полковником, как рубеж открытия огня. Из-за этого, как отметил Бошамп, конница и пехота основных сил противника вынуждена была растянуться по склонам Тэлхэмского холма, что еще больше должно было затруднить ввод их в бой.

***

Командовавший отрядом пуатевенских лучников бакалавр Андрэ Фиц Макс с удивлением смотрел на лежащие перед ним трупы. Мертвые разведчики, два личных вавассора герцога, в акетонах и одетых поверх кольчугах, лежали перед сгрудившимися вокруг стрелками, с удивлением разглядывавшими неповрежденные доспехи, отсутствие каких-либо видимых глазом ран на одном, лежащем вверх лицом и громадную рану, словно вырванную лапой неведомого зверя, у второго. Особенно пугало выражение лица убитого, искаженное предсмертной мукой. Андрэ мысленно выругался, поняв, что еще немного, и он не только не сможет заставить своих бойцов тронуть убитых, но даже и не сдвинет отряд с места. Поэтому он подозвал десятника Хьюго и велел ему, прихватив с собой для верности еще одного воина, отправиться с донесением к герцогу. Остальным лучникам он приказал развернуться и, приготовившись к стрельбе, идти вперед. Но лишь когда отряд тронулся, он наконец понял, что же казалось ему неправильным в развернувшейся перед ним картине.

Андрэ еще раз осмотрел расположение войска англосаксов. Вдоль всей линии неприятельского войска тянулся вырытый ров. Выкопанную землю утрамбовали в виде дополнительной насыпи впереди и за рвом. В насыпи через определенные промежутки виднелись странные ямки, зачем-то оставленные англичанами. На задней насыпи, кроме того, стоял наспех сделанная плетеная стенка, похоже поставленная как защита от стрел. В центре строя противника развевался королевский штандарт с вышитым на нем воином, а рядом — значок в виде дракона, вокруг них располагались англосаксонские рыцари и воины. Склон холма и часть долины были очищены от кустарника и росшего в более болотистых местах камыша, вплоть до определенной, резко выделяющейся границы. Эта странность и бросилась ему в глаза, как теперь понял Андрэ.

— Гляньте, мессир, как прочно англы воткнули в землю свои значки, — сказал в этот момент, обращаясь к нему, сотник Одо, воевавший еще вместе с его отцом. — Когда отец мой сражался с королем Эдвардом под началом мессира Лонгвилля и короля Альфреда, у саксов все было так же. Ратники ихние со своими сеньорами встанут вокруг значков и ни туды, ни сюды. Хо, хо! Научим мы их новенькому, мессир. Не поможет им и их колдовство.

— Колдовство колдовством, Одо, а ты еще ничего не заметил впереди? Посмотри-ка, — и рыцарь показал сотнику замеченную им границу.

— Мессир, саксы на кой-то притоптали или скосили весь кустарник и камыш перед своим строем. Ради облегчения колдовства?

— А может им так легче напасть на нас, Одо? Нас видно хорошо будет, коль выйдем мы туда.

— Не-ет, мессир. Гляньте, как они укрепились. Не нападут они первыми, мессир, клянусь святым Дунстаном. Не таковы их привычки, мессир.

— Мыслю все же, задумали они коварство какое-то. Поэтому не велю двигаться дальше, на утоптанную землю. Стой! Приготовиться к отражению нападения! Луки наизготовку!

Пока рыцарь Фиц Макс и его отряд выдвигались для разведки вперед, переживали и пытались понять случившееся, остальные воины норманнского войска, готовясь к бою, надевали доспехи и шлемы. Де Гранмениль, оруженосец герцога, подавая ему кольчугу, поторопился и она упала. Все видевшие это встревожено переглянулись. Опять плохая примета! Первый раз это случилось еще при высадке, когда Гильом, прыгнув с борта 'Моры' поскользнулся и упал. Тогда ему удалось рассеять тревогу окружающих. И вот теперь — второй случай. А тут еще Роберт, окончательно расстроившись, подал герцогу шлем обратной стороной, Гильом же заметил это, только пытаясь надеть его. Но и теперь герцог не потерял присутствия духа. Быстро развернув шлем, он, засмеявшись, прокричал:

— Это добрый знак! Мое герцогство обернется королевством, как оборачивается сей час шелом на моей голове!

Наконец войско двинулось вперед, растекаясь по склонам холма и спускаясь в долину. Первыми шли стрелки, сразу за ними — спешенные рыцари, чьим коням не хватило места на кораблях, сержанты и вавассоры, выстраиваясь в боевом порядке. Рядом с ними неторопливо скакали конники, держа в руках копья и миндалевидные щиты. Бряцали оружие и доспехи, отсвечивали солнечными бликами оковки щитов, шлемы и кольчуги, трепетали на ветру покрытые разнообразными эмблемами и девизами вымпелы и знамена.

Наконец войска развернулись на равнине, причем передовые части инстинктивно остановились на границе очищенной от растительности земли. Казалось, всеми овладела нерешительность. Гильом окинул взглядом воинов, снова снял шлем и, выехав чуть вперед, обратился к войскам, ободряя их перед боем:

— Настал срок показать всю свою храбрость, мои воины. Сражаться — достойное дело для настоящих мужчин. Одержав победу, вы себя славой покроете и богатство добудете, а дрогнете в битве — погибнете иль будете влачить рабов существование у беспощадного врага, — голос герцога становился все громче и громче. — Нет нам пути назад! С одной стороны — неприятеля войско и враждебная страна, с другой — море и английские корабли отрежут нам путь к спасению! Негоже мужам бояться! Бейтесь так, чтобы ничто не заставило вас отступить — и близок тогда будет час, когда радость победы преисполнит ваши сердца! — Последние слова герцога дышали уверенностью. Рауль де Тессон, беспокойно пришпоривая своего коня, подъехал к Гильому, надевавшему, с помощью Роберта, шлем:

— Монсеньор, мы слишком задержались здесь и войска теряют уверенность, — отрывисто и недовольно сказал коннетабль. — Идемте, вперед!

Через несколько мгновений прозвучал приказ и, понукаемые командирами, шеренги стрелков двинулись вперед, а за ними — и все войско.

***

Наконец норманны решились и их ряды двинулись вперед. В авангарде, держась на расстоянии пары локтей друг от друга, развернутым наподобие стрелковых цепей строем, быстрым шагом, держа оружие наготове, шли лучники, арбалетчики, метатели дротиков и пращники. Полковник бросил взгляд на Гарольда, внимательно рассматривавшего в бинокль надвигающееся войско. Тот, словно почувствовав его взгляд, оторвался от окуляров и в свою очередь, повернувшись к Бошампу, произнес исторические слова:

— Начинайте ваш 'огонь', сэр Хорейс.

Дождавшись, когда последние лучники пересекут границу трехсотярдовой зоны, специально очищенной от мешающей прицеливанию растительности, полковник скомандовал: — Огонь!

Зазвучали дублирующие команды лейтенантов и из бойниц в окопе — передовом рве высунулись винтовки и пулеметы. Еще несколько секунд и грохот первого залпа расколол воздух над Сенлаком. За ним пророкотали несколько пулеметных очередей. Потом раздался еще один залп и на равнине перед холмом воцарился хаос.

Лучники, арбалетчики и остальные норманнские легковооруженные пехотинцы падали, как кегли под ударами шаров. Уцелевшие бросали оружие и устремлялись назад, врезаясь в шеренги идущей за ними тяжелой пехоты и конницы. Пытавшиеся остановить их рыцари отстреливались лучшими стрелками норфолкцев, методично уничтожавшими любого, начинавшего командовать и, конечно же, при этом активно размахивать руками и кричать. Кто-то из норманнов все же сохранил голову, не растерявшись в этом аду, и приказал отвести потрясенные случившимся войска. Отход сопровождался еще несколькими залпами норфолкцев, упавшими убитыми и ранеными норманнами, страшными криками умирающих и брошенных раненых.

В рядах англосаксов царило ликование. Уже не обращая внимания на грохот стрельбы, они кричали: 'Ut! — Долой!', и в восторге размахивали мечами и топорами, порываясь атаковать бежавших норманнов. Их порыв сдерживали только стоящие среди них отряды хускарлов и частокол, достаточно высокий, чтобы не дать его перескочить с налета. Все же несколько сотен наиболее нетерпеливых сумели перелезть через него и помчались по склону в атаку на отступающих врагов. Некоторые из них даже успели добежать и ударить в спину бегущим, поспешно расступающимся и раздающимся в стороны пехотинцам. Первые зарубленные упали на землю, под ликующие крики саксов, но в этот момент земля дрогнула от ударов нескольких тысяч копыт.

В проходы между пехотинцами, а то и прямо сквозь не успевший расступиться строй своих воинов, топча и давя их без всякой жалости, устремились, горяча мощных боевых коней, отряды рыцарей, потрясая оружием. Выскочившие вперед кучки англосаксов были мгновенно забросаны копьями. Теперь на землю падали убитые саксы, часть из которых побежала назад. Остальные же, сплотив щиты, пытались сдержать атаку конницы. Большинство из обороняющихся были быстро затоптаны и вырублены. Но конники норманнов тоже понесли потери. Саксы сбивали воинов противника с лошади ударами длинных топоров и копий. Кое-где дело дошло и до скармасаксов. Поскакали в разные стороны раненые или потерявшие всадников лошади. Над полем боя кроме грохота выстрелов, воинственных криков саксов 'Долой!', поднялись, хватая за душу, душераздирающие крики тяжело раненых и умирающих людей и лошадей. Но слабое сопротивление небольших сил саксов никак не смогло задержать атаку нормандских рыцарей.

Лавина конницы мчалась вперед и вперед. Казалось, что на поле битвы нет ничего, способного ее удержать. Саксы невольно сплачивали ряды, с уважением поглядывая на продолжавших спокойно стоять во рву-траншее, прильнув к прикладам винтовок и пулеметов, норфолкцев, на стоящих рядом с ними и подающих команды офицеров. Переходя на все более быструю рысь, не сдерживаемая даже необходимостью подниматься вверх по склону, конница через несколько мгновений должна была врезаться в строй англичан. Но вот всадники достигли рубежа в сто пятьдесят ярдов. Тотчас же раздался дружный залп. На этот раз огонь винтовок слился со стрекотом пулеметов 'Льюис'. На поле боя вновь воцарился филиал ада. Рыцари, в блестящих кольчугах, грозно мчащиеся, сотрясая землю, вперед на врага грозно потрясая оружием, внезапно вылетали из седел, как куклы, сбитые ударом мяча. Их кони, словно налетев на невидимую стену, падали, переворачивались через голову, валились на спину, давя и калеча всадников. Впрочем, большинству наездников было уже безразлично, что происходит с их расставшимся с душой телом. Но были и неудачники, заживо придавленные тушами убитых коней или попавшие под копыта продолжающих скакать живых. Одна из лошадей, явно раненная еще при первом столкновении с саксами, с рассеченным брюхом, волоча по земле вывалившиеся из него кишки, таща за собой застрявшее ногой в стремени и тяжело подскакивающее на кочках тело всадника, добежала почти до самого рва. Сержант Уолтер, заметив ее, прицелился и прекратил мучения несчастного животного, первым же выстрелом попав точно в голову.

Ободрившаяся было и устремившаяся вслед за конницей норманнская пехота сначала в ужасе застыла, а потом дружно развернулась на сто восемьдесят градусов и побежала, бросая оружие и щиты. Всадники, разворачиваясь, также пытались отступить. Но кавалерист, вместе с лошадью — большая и удобная мишень, лучшая, чем пригнувшийся, убегающий подобно зайцу пехотинец, поэтому продолжавшие песню смерти винтовки и пулеметы легко находили свои мишени.

Полковник спокойно смотрел на развернувшуюся перед ним картину и размышлял, не пора ли контратаковать, тем более что удерживать нетерпеливых саксов становилось все труднее и труднее. В этот момент он заметил группу всадников, один из которых, приподняв личину шлема, кажется, что-то кричал, пытаясь перекрыть грохот боя. Собравшиеся вокруг тоже дружно кричали, стараясь обратить на своего предводителя внимание. Эти крики, похоже, достигали своей цели. Завидевшие происходящее норманны, пешие и конные, устремлялись к этой группе. Почти одновременно с Горацием всадника увидел и Гарольд, и, вскричав: 'Вильгельм! Долой!', забыв обо всем, устремился вперед. Как назло, никто из командовавших в окопах лейтенантов не обращал внимания на эту сцену, занятый уничтожением очевидных, маячивших перед глазами, целей. За Гарольдом побежали и стоявшие рядом с ним хускарлы, а завидев это — рванули вперед остальные отряды саксов. Полковник оглянулся. Черт возьми, сейчас начнется такая бойня! Невозможно пешим, пусть не потрясенным потерями, но уже разрушившим строй саксам устоять против конных норманнов. К тому же, перемешавшись с врагами, они перекроют директрису стрельбы норфолкцам. 'Господи, Боже мой! Не хватало только потерять короля в практически бескровно выигранной битве!' — мелькнула в голове Бошампа мысль. В этот момент он наткнулся взглядом на стоявшего рядом лейтенанта Роулинга, по прежнему сжимавшего в руке винтовку.

— Роулинг! Правее ориентира два всадник! Уничтожить! — изо всех сил, стараясь перекричать грохот битвы, скомандовал полковник, одновременно отмахнув рукой сигнал стоящему за гребнем холма со своими конниками Гастингсу. Слава Богу, Роулинг все же расслышал команду.

Раздался громкий выстрел, за ним практически мгновенно — второй. Тем более, что устройство затвора винтовки Ли-Энфильд и десятизарядный магазин позволяли вести огонь так быстро, что немцы в боях четырнадцатого года часто принимали его за пулеметный. Гарри Роулинг, до войны — член добровольческого стрелкового клуба Нориджа, стрелять любил и умел. Да и расстояние, всего не более трех сотен ярдов, было для него пустяковым. Так что он бил из винтовки не хуже, если не лучше, большинства кадровых военных, то уже второй пулей поразил всадника точно в голову, прямо под поднятую личину шлема. Позднее он признавался, что попадание было случайным, он-то целился в грудь, но все относили эти слова насчет его скромности.

Едва получивший пулю в голову рыцарь рухнул с лошади, как часть окружающих его норманнов, из тех, кто уцелел, начала разбегаться. Но несколько десятков самых приближенных или храбрых попытались спасти тело убитого. Двое из них спешились, причем один сразу упал, получив пулю из винтовки Роулинга прямо в грудь. Тогда спешились еще несколько, подхватывая тело и стремясь забросить его на лошадь. В это время уже все саксы, уронив частокол и перепрыгивая через ров над головами норфолкцев, устремились вперед, в погоню за деморализованными, бегущими с поля боя норманнами. В первых рядах, гневно крича что-то неразборчивое, бежал сам Гарольд Годвинсон, еще не подозревающий, что уже получил вошедшее в историю прозвище — Феликс.

Этот отряд столкнулся с не успевшими ни отступить, ни атаковать первыми норманнами. Вокруг тела убитого герцога, свалившегося с лошади, на которой его пытались увезти, разгорелась кровавая схватка. Шесть или семь норманнских всадников, оставшихся в седле, устремились вперед, на атакующих саксов. Двоих сбили пули норфолкских стрелков. Еще один, получив прямо в грудь брошенную одним из хускарлов булаву, вылетел из седла, как кегля от удара шара. Трое оставшихся стоптали конями нескольких бегущих хускарлов, один из которых все же сумел ранить жеребца. Раненый конь, от боли встал свечой, поскользнулся на трупе и упал, сломав себе хребет и раздавив своего всадника. Один из оставшихся норманнов, сумел отбить удар и ранить одного хускарла, но второй достал его ударом меча, выбив из седла. На упавшего на землю рыцаря обрушились удары сразу нескольких дружинников. Оставшийся последним норманн пытался пробиться к Гаральду, но не успел даже достать кого-нибудь мечом, сбитый с лошади мощными ударами нескольких топоров. Один из ударивших попал в щит, топор скользнул и, продолжая движение, снес голову жеребцу.

Самопожертвование рыцарей не смогло спасти положение. Хускарлы и тэны в то же момент, когда был убит первый норманнский конник, настигли отступающую кучку врагов. Затрещали щиты под ударами, зазвенели мечи, упали первые убитые и раненные. Недолго продержался строй норманн против всё усиливающегося натиска саксов. Он развалился на отдельные сопротивляющиеся островки, быстро тающие, как льдины под напором горячей воды. Остальные же норманны бежали, уже не оказывая сопротивления, подгоняемые только стремлением остаться в живых.

Нагоняя бежавших, с вершины холма мчался импровизированный конный взвод лейтенанта Гастингса и несколько десятков саксов во главе с тэном Вулфриком. Впереди, на подаренном ему королем андалузском жеребце, скакал, размахивая саблей и крича от давно не испытываемого им восторга, на время вытеснившего рассудочное поведение профессионала, полковник сэр Гораций Бошамп, будущий эрл, с еще не прозвучавшим вслух прозвищем Миротворец.

Остальные норфолкцы, по команде офицеров прекратив огонь, выбирались из окопа, строясь в колонны к атаке и примыкая штыки к винтовкам. Несколько минут — и взводные колонны устремились вслед за преследующими убегающих норманнов англичанами. Лейтенанты, командовавшие взводами, отнюдь не спешили вперед. Обычным шагом колоны двинулись по полю битвы, выделяя людей для охраны захваченных пленных и раненых. Пытавшихся сопротивляться норманнских воинов добивали выстрелами и штыками.

***

Андрэ считал, что ему повезло. Едва он сделал несколько десятков шагов по этой проклятой очищенной от растительности равнине, как поскользнулся на торчащих корнях и упал. Падая, он расслышал странный оглушительный звук, похожий на усиленный звук рвущейся под сильным ветром парусины, и, не успел он встать, как рядом начали валиться пораженные неведомой силой его воины, убитые и раненые. Над головой рыцаря несколько раз прогудело нечто неведомое, невидимое, но явно опасное и он предпочел некоторое время отлежаться, раз уж так можно спастись от колдовства проклятых англов.

Но просто лежать и ждать, когда тебя найдут и прикончат было бы сущей глупостью, и Андрэ осторожно приподнял голову, полагая, что колдуны вряд ли заметят его за несколькими валяющимися впереди трупами. Тем более, что один из упавших, в котором рыцарь узнал сотника Одо, все еще бился в агонии.

Внимательно посмотрев вперед, Андрэ увидел торчащие из рва в тех местах, где англами были оставлены ямки, отблескивающие металлом палки, на концах которых время от времени вспыхивал едва различимый в солнечном свете огонек, сопровождаемый уже звучавшим до того грохотом. 'Раны Господни! Это же бойницы, наподобие крепостных, только вырытые в земле вала!' — мелькнула в голове Андрэ несвоевременная мысль, но тут знакомо задрожала земля. До ушей рыцаря донесся слитый тысячекратно гул ударов копыт по земле, пронявший его до самой печени. 'Мне конец',- обреченно подумал де Мушкин. Побывав в нескольких сражениях, он уже давно не верил слышанным ранее россказням, что лошадь боится наступать на упавшего человека. Может быть в спокойной обстановке лошадь так и поступает. Но в пылу сражения боевой конь скачет, не разбирая дороги, и топчет все, попадающееся на пути. Андрэ видел, что бывает с людьми, попавшими под копыта атакующего конруа, и понимал, что он не успеет даже как следует прочесть молитву.

Все же он попытался хотя бы начать: — Pro nomine patris, — но тут раздался уже знакомый грохот и, — et fili, et spiritus sancti. — Андрэ уже произносил под нескончаемый звук сопровождающий английское колдовство, ужасающие крики раненых и умирающих людей и лошадей, грохот падающего друг на друга железа, и ломающихся щитов и копий. Едва он вытолкнул помертвевшими губами завершающее. — Amen, — как, чуть не раздавив его, в шаге от головы промчался и тут же рухнул рыцарь на гнедом жеребце. Слава Богу, конь упал на бок спиной к Фиц Максу, так что копыта еще дергающихся в агонии ног не задели Андрэ. Моментально сообразив, что судьба дает ему еще один шанс, бакалавр, опустив голову, чтобы не выдать себя англичанам, пополз как ящерица, прямо к лошади. Только уперевшись шлемом в седло, он облегченно вздохнул и перевернулся на спину, прислонившись к лошадиному трупу. То, что он увидел, стало еще одним потрясением этой битвы, запомнившимся ему на всю жизнь — прямо напротив него, шагах в пятидесяти, не более, гарцевал на своем боевом коне, временами оскальзывавшемся на трупах людей, герцог Гильом. Отбросив личину шлема, он кричал что-то неслышимое за грохотом сражения, похоже, собирая растерявшихся воинов на новую атаку. — … со славой! — донеслись до Фиц Макса непонятно каким капризом судьбы одолевшие шум последние слова герцога. Тут время, словно остановленное Иисусом Навином солнце, замерло. Прямо на глазах Андрэ на лице герцога внезапно открылась глубокая рана и из-под шлема вылетел фонтан крови. Увидев эту картину, Андрэ невольно приподнял голову. Тотчас что-то с силой ударило его по шлему, разрывая его завязки и сбрасывая его с головы. Фиц Макс потерял сознание.

Он очнулся лишь тогда, когда чьи-то руки грубо подняли его, а рядом прозвучали голоса, говорившие что-то на непонятном языке.

***

Бегущие с холма саксы невольно замедляли шаг, огибая валяющиеся на земле трупы, и казалось, что основная часть норманнов, даже пеших, успеет скрыться. Пока не везло отдельным неудачникам, либо раненым, либо одетым в доспехи. Саксы нагоняли их и били в спину, мало кто из убегавших в панике норманнов решался повернуться и встретить настигающую его смерть как подобает воину, сражаясь. И все же большинство, особенно всадники, мчалось вперед, опережая пеших преследователей и, похоже, имело шанс первым добежать до кораблей, оставленных в гавани Гастингса. Но тут сквозь устремившуюся вперед толпу воинов прорвались всадники саксов. Тотчас началось самое страшное, что может случиться в бою — преследование бегущего с поля врага конницей.

Вот мчащийся первым полковник Бошамп догоняет бегущего пешего сержанта или рыцаря. Медленно-медленно, словно во сне, перебирает ногами убегающий норманн, отсвечивают на солнце кольчужные кольца, шлем, который он не догадался или не успел сбросить, почему-то, несмотря на все завязки, ерзает по голове, заставляя поправлять себя рукой…

Четыре ноги жеребца несут сэра Горацио быстрее, чем две ноги испуганного беглеца и вот уже спина убегающего совсем рядом, рука полковника автоматически повторяет вбитое еще в училище движение, сопровождаемое коротким мысленным вскриком: 'Сабля! Он же в броне!'. Сразу же выясняется, что добрая шеффилдская сталь намного лучше средневекового норманнского железа, кольца лопаются и разлетаются, спина, вдруг покрывшаяся чем-то красным, резко пропадает где-то внизу. Сабля слегка дрожит в руке, а конь продолжает нести седока вперед. Полковника обгоняет один из саксов, на скаку размахивая огромным топором. Оказавшемуся у него на пути и вставшему на колени норманну не везет, забыв все данные перед боем наставления, о взятии как можно больше пленных, сакс ловко наносит удар и голова буквально взлетает над продолжавшим стоять телом. Но конь несет полковника дальше, вслед убегающим, поэтому он не видит, как обезглавленный труп, орошая все вокруг потоками крови вдруг заваливается вперед, прямо под копыта следующего за саксом всадника, который от резкого скачка испуганного коня в сторону чуть не вываливается из седла.

Не видит увлеченный погоней Бошамп и того, что один из конников вслед за убегающим конным норманном покидает дорогу и оба они на всем скаку влетают заросли тростника, покрывающие берег болота. Оно тут же начинает засасывать сначала коней, а потом и кричащих от осознания неминуемой смерти людей. Но увлеченные взаимной резней остальные не замечают этой трагедии, как и полковник, вместе со своим отрядом уже проскочивший прямо к бывшему лагерю норманнов у Гастингса.

На берегу, около вытащенных кораблей, царит хаос. Кто-то пытается стащить корабли на воду, кто-то бежит прямо по сходням на борт, не обращая в панике внимания, что корабль надо сначала столкнуть с берега. Моряки стоящих на якоре кораблей, не пытаясь даже подобрать столпившихся на берегу соплеменников, рубят канаты и разворачиваются к выходу из бухты. Некоторые рыцари, бросая оружие и коней, на ходу разрезая завязки доспехов, чтобы, сбросив их, вплавь добраться до качающихся на волнах кораблей, сулящих спасение от настигающих саксов. Несколько десятков воинов, первым добравшиеся до берега, успевают захватить лодки и сейчас усиленно выгребают всем, что попало в руки, пытаясь доплыть до уходящих судов.

Несколько десятков сержантов и вавасоров, возглавляемые носящим на щите знакомый Бошампу герб рыцарем, пытаются сбить строй. Они явно надеются задержать атакующих и дать время остальным, в панике пытающимся столкнуть в воду и погрузится на корабли, возможность уйти от погони. Едва увидев щит, полковник кричит так, что его слышит весь его небольшой отряд. — Этот рыцарь — мой! — и, пришпорив жеребца, устремляется в атаку. Рыцарь, видя несущегося на него конника с саблей, выставляет щит и наклоняет копье, за ним повторяют эти движения, слаженно и четко, выдавая опытных ветеранов, все воины маленького отряда.

Немного не доскакав до приготовившегося противника, полковник внезапно останавливает коня, а вслед за ним и все остальные всадники, за исключением двоих, самых горячих. Вместо палаша в руке Бошампа вдруг оказывается что-то маленькое, блестящее. Гремят выстрелы и рыцарь, выронив копье и щит, падает на землю, хватая руками ногу. Одновременно падают сбитые с коней ударами копий два не успевших или не захотевших притормозить всадника, сакс и сэндригемец, но строй отряда норманнов уже разбит. Кроме рыцаря первым залпом ранены и убиты еще несколько человек. Часть конников носится за растерявшими и разбегающимися пехотинцами, рубя и стреляя, а остальная часть мчится к сталкивающим с берега на воду корабли беглецам.

Но часть норманнов, осознав, что спастись не удастся, разворачиваются и контратакуют саксов. Всадники успевают отойти, потеряв еще двоих, а вот прибежавшим первыми легковооруженным ополченцам и лучникам не везет — на них обрушивается основной удар уцелевшей пехоты и конницы норманнов. Завязывается кровавая резня, исход которой не ясен. Все же большая часть французов старается спастись, а саксы подбегают не единым отрядом, а отдельными, растянувшимися в ходе погони, растерявшими всякое подобие порядка кучами. И опять исход боя решают норфолкцы. Сначала, собрав своих всадников с одного фланга, контратакует полковник. Непрерывно стреляя из револьверов, конники Бошампа отбрасывают запаниковавший фланг, заставив повернуться против себя самых смелых и настойчивых врагов. Те попытались отчаянно броситься на заметивших опасность и отступающих английских всадников, но в это время им на выручку успевает прийти отряд хускарлов во главе с доблестным Эдбертом. Пока хускарлы рубятся с отчаянно защищающимся отрядом нормандцев во главе с Шеф-де Фоконом, на побережье сквозь убегающих ополченцев прорывается отряд лейтенанта Гастингса с двумя расчетами 'Льюисов'. И как всегда весомый аргумент в виде пулеметного огня, решает исход боя. Только что отчаянно сражавшиеся воины в панике бросались на землю или пытались разбегаться, крича от страха. Саксы безжалостно уничтожают немногих сопротивлявшихся, остальных, обезоруживая, захватывают в плен. Огромные толпы пленных, с испугом поглядывая на охранявших их саксов и 'колдунов', потянулись к лагерю.

Так закончилась авантюра нормандского герцога, пытавшегося стать королем Англии. Битва закончилась, а история только начиналась. История, достойная стать сагой, более знаменитой, чем 'Сага о Бевульфе'.

К вечеру только группы кэрлов и гебиров, под наблюдением нескольких десятков хускарлов собирающих добычу и своих убитых, да вороны, пирующие на трупах остались на поле битвы. Все остальное войско собралось в лагере, где уже стояли готовые столы, уставленные вареным и пареным, верченным и крученным, пивом и захваченным у противника вином, стоялым медом и прочими разными закусками и запивками. За отдельным столом, стоящим на пригорке на виду у всех остальных пирующих, сидел король с братом Гиртом и самые отличившиеся воины, в их числе полковник Бошамп и лейтенанты Гастингс и Роулинг.

Единственной потерей в королевской семье стал в этой битве младший брат короля, Леофвайн. Его тело, завернутое в льняную ткань, передали монахам из Питерборо.

Но горевать о своих потерях саксы собирались потом, сейчас же предстоял победный пир. Некоторое время стоял шум и гам, пока все занимали места за длинными столами, затем он постепенно стих и Гарольд, встав, предложил всем вознести хвалу Господу за победу. Молитву, громогласно повторяемую всеми воинами, читал аббат Леофвик. Едва молитва закончилась, король поднял наполненный слугой кубок и крикнул:

— Пью за победу!

Громогласный клич: 'За победу!', вырвавшийся из тысяч глоток, потревожил даже клевавших падаль ворон, которые с громким недовольным карканьем взмыли в воздух. Но никто даже не глянул в ту сторону, так как перед столами специально выделенные воины пронесли и бросили перед королем штандарт, подаренный папой Вильгельму и еще десяток знамен и значков нормандского войска. Опять раздались приветственные крики всего войска, и снова полились в рога и кубки шипучее вино и пиво. Пили и закусывали все.

Король одного за другим вызывает самых отличившихся воинов, награждая их только что введенной Сенлакской медалью, деньгами, землями и крепостными. Медали еще нет, вместо нее героям вручаются украшенные скорописью листы пергамента с прикрепленной свинцовой печатью.

Наконец, вызывали и сэра Горацио.

— Волей Божьей пришедший на помощь нам и королевству Английскому благородный сэр Хорейс! Зная твое знатное происхождение и ценя твои подвиги на поле брани, решил я и Витанагемот приговорил, что место убитого эрла Аглаеки из Глостершира займешь ты, став и эрлом и ширрифом. А по личной просьбе твоей, границы эрлдома сего меняются. Посему местность сия называться отныне будет в честь героев Сенлака, эрла Бошема и его войска — Бошемшир! — объявил под громкие одобрительные крики король. Радовались, как казалось, все, но чествуемый герой успел уловить несколько очень злых взглядов. Если бы взглядом можно было убить, то сэр Гораций, уцелевший в битве, сейчас упал бы замертво.

'Ничего, посмотрим, кто кого' — подумал, принимая награды из рук короля, новоиспеченный эрл.

***

Согнанные в загородку, словно скот, ошеломленные случившимся, норманны слышали радостные крики пирующих саксов и сжимали от ненависти кулаки. Немногочисленные раненые сдерживали стоны, чтобы не радовать своим горем победителей. Успевшие отойти от впечатлений боя бродили, стараясь найти в этой толпе родных и друзей. Многие посматривали уже по сторонам, думая, как бы убежать. Но стоящая вокруг стража, необычно одетая, и направившая на пленных несколько больших трубообразных колдовских орудий, бдительно следящая за происходящим за оградой, мигом отбивала у самых храбрых мысли о сопротивлении и побеге. Стражники, регулярно меняясь, все также бдительно наблюдали, а у уставших и голодных пленников уже начинало бурчать в животе. Ныли полученные в бою раны и ушибы, горело от жажды горло.

— Неужто хотят они заморить нас жаждой и голодом, — переговаривались между собой пленники, когда к ограде подъехало несколько груженных телег. До стоявших ближе к ограде норамдских пленных донесся запах жаренного мяса. Стоящий у ворот воин достал какую-то странную трубу и крикнул в нее. Голос его имел колдовскую силу, донесшись до каждого норманна.

— Сейчас вас покормят и напоят. Походить по одному, брать то что дадут и отходить! Не толпиться, иначе последует наказание! — он опустил свою колдовскую принадлежность, переговорил о чем-то со свои начальником и вновь крикнул. — Графы, бароны, виконты и раненные подходят первыми и записываются у писарей! Желающие перейти на службу королевству английскому могут также записаться у писарей и будут тотчас же отделены от остальных пленных! Все понятно?! Не толпиться, подходи по одному!

Сначала не поверившие словам сакса начали было толкаться, стремясь пробиться вперед. Тотчас одно из колдовских орудий саксов плюнуло огнем, загрохотав, и над головами толпившихся словно промчалась стая разъяренных шершней, заставив испуганно дернуться в разные стороны, давя и топча упавших.

— Кто не понял? Еще одна такая давка и мы будем убивать всех непослушных! — снова прокричал сакс в свою колдовскую трубу. Теперь испуганные пленники жались, боясь обратить на себя внимание колдунов. Наконец кто-то решился и вышел первым. За ним другой, третий… еды и воды в больших баклагах хватило всем. Несколько десятков наемников согласилось послужить саксам и были уведены куда-то под конвоем нескольких солдат в колдовских одеяниях.

Съев доставшийся ему кусок мяса на лепешке, запив его восхитительно вкусной водой, Андрэ почувствовал себя намного лучше. Решив не торопиться и попытаться обдумать возможность перейти на сторону саксов, он в задумчивости брел по лагерю, не глядя по сторонам.

— Андрэ! — заставив вздрогнуть от неожиданного крика, к нему протиснулся уцелевший в бою Роберт де Гранмениль. В грязном, испачканном землей и кровью акетоне, с повязкой на голове, раненый, бывший оруженосец герцога радостно обнял друга.

— Ты жив! Как я рад, — сказал ошеломленный встречей Андрэ и тут же осекся, увидев, как лицо Роберта перекосила гримаса горя.

— Герцог, мой добрый господин… он убит! И мой дядя тоже. Проклятые саксы!

— Роберт, ну что теперь поделаешь. Такова воля Божья.

— Нет, не утешай меня, мой добрый Андрэ. Не воля Божья, а сатанинское колдовство помогло саксам победить нас. Если б не эти колдуны, — Роберт опасливо оглянулся вокруг, — и не их колдовские молнии, мы раздавили бы саксов своими конями. А так… большинство воинов, скакавших рядом со мной, погибло, не успев даже увидеть глаз этих саксонских трусов.

— Зря ты называешь их трусами, Роберт. Говорят, они храбро рубились на берегу.

— Ты видел это своими очами?

— Нет, мне рассказал знакомый рыцарь из Понтеи, друг моего отца.

— Не верю. Не могут трусы, побеждающие на расстоянии силой колдовства рубиться как настоящие воины.

— Конечно, ты можешь мне не верить, но можешь спросить у Шеф-де-Фокона. Если решишься, конечно. Он вон в том углу, сидит, ибо ранен. Его срубил один из этих колдунов, как говорят, каким-то чудным кривым мечом, прорубившим даже кольчатый доспех. А ведь именно Шеф-де-Фокон сразил младшего брата короля саксов в поединке у кораблей.

— Не верю, — теперь в интонации де Гранмениля уже не было прежнего скепсиса. — Так говоришь, брат короля Английского убит? Рад, что смерть господина моего отомщена. Жаль, что не я совершил сие.

— Не жалей о несбывшемся. Лучше подумай, что с нами сделают эти дикари?

— Ничего. Меня скорее всего обменяют за выкуп. Да и тебе может помочь твоя семья выкупиться из плена.

— Конечно, — Андрэ сразу поскучнел. Да уж, его семья за него и гроша ломанного не даст этим саксонским свиньям. Что же придется, значит выпутываться самому. Если подумать выбор невелик — саксы либо заставят их всех работать на каких-нибудь тяжелых работах, либо… либо придется идти к ним на службу. Непонятно только, зачем им, одержавшим столь убедительную победу, еще и норманнские воины. Но раз нужны — надо использовать этот шанс. Глядишь, с оружием в руках удастся и выбраться с этого острова и вернуться в родную Понтею. Если же такой возможности и не будет, то лучше уж носить тяжесть оружия, чем кирки или лопаты.

'[…] Результаты боя были ошеломляющими. Они показали, что победы англичан у Стэмфорд-бриджа, Гастингса и Бовилля закономерны. И если у Стэмфорд-бриджа действовало, если исходить из описаний имеющихся источников, еще старое ополчение, то у Гастингса уже основную роль играют войска нового стиля, полностью показавшие свои истинные возможности в бою у Бовилля.

Конечно, переход к новой системе комплектования произошел не сразу, одним из первых деяний Гарольда Счастливого после отражения норманнов была перепись населения и земель Англии, и административные реформы. Тогда же был полностью изменён принцип построения английского войска. В небытие ушла система ополчения, возглавляемого эрлами крупных провинций, лишь формально подчинявшимися королю. Теперь все тэны приносили присягу на библии и святых мощах на верность Короне и Королевству Английскому. […]

Изменилась и организация войск. Дошедший до нас список с именного указа короля Английского, называемый 'Assisa de Armis, habendis in Anglia ', позволяет установить, что эта организация появилась именно в правление короля Гарольда Феликса. […]

Наименьшей единицей войска стал взвод — 'платун' (platoon), воинский контингент, который выставлял средний манор (название происходило, по-видимому, от искаженного 'дворец' — palace). Командовал взводом воин, владевший усадьбой с разрешения короля, и обязанный за это королю службой. Считалось, разрешение на владение землёй — форма займа короля своему подчиненному за обязательную воинскую службу, поэтому командир взвода и назывался 'лен-тэн' (loan-than — тэн, занявший у короля землю в обмен на службу), или, как их называли переселенцы — норманны и французы — 'лен-тенант'. Титул "тэн" был для них тёмен и непонятен, а вот понятие "тенант" (иначе — арендатор коронной земли) вполне знакомо. Последнее слово, со временем превратившееся в 'лейтенанта' и стало званием командира взвода.

Взводы соседей объединялись в роты (company), которыми командовали главы местных танов, или, на варварской англосаксонской латыни — кап-таны (cap — принятое в то время сокращение слова caput-голова, глава). Основной тактической единицей 'Новой Армии' стал батальон — 'колонна' из нескольких рот — компаний (легионная структура была крупновата для пересеченной, лесистой территории Северной Европы). Командовал 'колонной', естественно, полковник ('колонель' — colonel). У него был главный ('майор' — от лат. главный) помощник, ответственный, в первую очередь, за поддержание порядка в лагере батальона.

Название 'легион', однако, продолжало использоваться англосаксами, но теперь оно обозначало крупнейшее оперативное соединение (отдельную 'армию'). Общее (генеральное) руководство такой армией осуществлял, естественно, генерал-легат (от латинского legatus generalis) которого, для краткости, стали называть просто 'генерал'.

Несколько легионов, действующих на одном направлении, сводились в одно соединение, получившее название старого ополчения — 'фирд'. Командовал фирдом старший из генералов, называемый на французский манер маршалом войска — 'фирд-маршал'. […]

Введение такой системы в Английском королевстве прошло тем легче, что еще в предыдущую эпоху стал складываться на местах механизм централизованного бюрократического управления через должностных лиц административных округов, подотчетных королю и действующих на основе письменных приказов за королевской печатью. […] Большое значение имела и привычка населения к уплате королевских налогов, так называемых 'датских денег'. […]

Эта организация 'Новой армии' была постепенно заимствована другими государствами Европы[…]'.

Шарль де Бац д'Артаньян (1815–1880 г.г.), фирдмаршал королевства Наварра. 'История войн и военного искусства' Бордо, 1875 г.

'Битва при Гастингсе (ранее именовалась битвой на холме Сенлак, Сенлакской битвой) — решающее сражение между войсками нормандского герцога Вильгельма Бастарда и английскими войсками короля Гаральда […] Накануне похода 1066 г, герцогство Нормандское уже добрых полвека испытывало ощутимый демографический и экономический подъем. Более того, после победы, одержанной при Вальc-де-Дюн в 1047 г. над своим соперником Ги Брионским, Вильгельм Незаконнорожденный смог реорганизовать и даже навести порядок в своем герцогстве. На собрании светских и духовных вассалов в Кане он в свою пользу провозгласил 'мир, который обычно называют перемирием Божьим' Те сеньоры, которые не собирались его соблюдать, принуждались к изгнанию и к возмещению причиненных убытков. Вильгельм увеличил количество феодальных пожалований за счет своего домена и грабежа церквей. Тем не менее, поход 1066 г. не был феодальным в прямом смысле этого слова: к нормандскому рыцарству присоединились добровольцы из Бретани, Фландрии и даже из более отдаленных мест (Шампани, Южной Италии). […] 'Первоначально битва сия именовалась битвой на холме Сенлак, но позднее стали именовать ее битвой при Гастингсе, по городу близ которого она свершилась. Ибо не личило как то название простого холма битве, которая историю трех великих стран определила' — поясняет Эдгар Достопочтенный в своей 'Хронике деяний Королей Англии'. […]'

Talbooth 'Encyclopedia Maxima mundi', vol. X, London, 1898 г.