Сады Луны

Древнюю книгу берем мы —

ныне, когда и сам пепел давно уж остыл.

Эти страницы, что в масляных пятнах,

нам о Павших поведать способны легенды

и расскажут словами бесстрастными

об империи ветхой, чей очаг

уж почти совершенно угас…

Да, былое сиянье его или искры живые

ныне стали лишь отблесками воспоминаний

в потускневших навеки очах…

Что же тронет меня,

что оживит мои мысли,

когда Павших открою я Книгу

и вдохну глубоко я истории запах?

Слушай же эти слова,

дыханьем столетий рожденные,

ибо в сказаниях давних о нас говорится

и сие повторяется снова и снова.

Мы – история, вновь прожитая,

вот в чем мудрость таится,

Будет сие бесконечно, – и более ничего[1].

Мертв император!

И рука его правая – холодна и отрублена!

Но взгляни на уходящие тени:

сплетены, окровавлены и избиты,

утекают они прочь от взгляда…

Свободный от скипетра власти,

стекает свет с золоченого канделябра,

и очаг, что выложен самоцветами,

семь лет истекал, как кровью, теплом…

Мертв император!

И мертв его спутник, и узел разрублен.

Но взгляни на грядущее возвращенье —

дрожащая темень, изорванный саван —

то чад избирают в умирающем свете империи…

Услышь, как вновь зазвучит

сей плач погребальный;

пред солнца закатом

день вновь истекает багрянцем

на искалеченный край,

и в очах из обсидиана

месть семь отбивает ударов…