Сад Рамы

1

Николь танцевала вальс с Генри. Они были молоды и влюблены. Огромный бальный зал наполняла дивная музыка, ритмично двигались пары. Николь в своем длинном белом платье выглядела просто ослепительно. Генри глядел ей прямо в глаза и прижимал к груди, но при этом она ощущала себя совершенно свободной.

Отец стоял среди людей, толпившихся возле стен. Он прислонился к высокой колонне, футов на двадцать вздымавшейся над его головой к сводчатому потолку. Он улыбался и махал ей, а Николь танцевала в объятиях своего принца.

Казалось, вальс никогда не закончится. И когда прозвучала последняя нота, Генри, не выпуская ее рук, сказал, что хочет спросить о чем-то очень важном. И в этот момент отец прикоснулся к спине Николь. «Пойдем, — шепнул он, — пора, уже очень поздно».

Николь присела в реверансе перед принцем. Генри с неохотой выпустил ее руки. «Завтра, — сказал он. — Мы поговорим завтра». И послал ей воздушный поцелуй.

Солнце уже садилось, когда Николь вышла наружу. «Седан» отца поджидал ее. Мгновение спустя она оказалась на шоссе возле Луары уже в блузке и джинсах. Теперь она была много моложе, кажется, ей было четырнадцать, и отец гнал машину быстрее обычного. «Лучше не опаздывать, — проговорил он.

— Представление начинается в восемь часов».

Перед ними высился Шато-д'Юссэ, этот замок со своими башенками и шпилями вдохновил создателя Спящей Красавицы. Он находился в нескольких километрах от Бовуа — вниз по течению реки — и всегда был одним из любимых мест ее отца.

Каждый год в этот день здесь давали представление, инсценируя историю Спящей Красавицы. Пьер и Николь их не пропускали. И каждый раз Николь отчаянно надеялась, что уж на этот раз Аврора избежит укола коварного веретена, которое вот-вот погрузит ее в забвение. И плакала, когда Прекрасный Принц своим поцелуем пробуждал героиню от глубокого сна, подобного смерти.

Спектакль окончился, публика разошлась. Николь поднималась по круглым ступеням, что вели к башне, где предположительно погрузилась в забвение истинная Спящая Красавица. Девушка легко бежала по ступеням, опередив отца.

Комната Авроры оказалась как раз за длинным окном. Задержав дыхание, Николь разглядывала пышное убранство — кровать под балдахином, богатые резные шкафы. Вся спальня была белой. Само великолепие. Николь взглянула на спящую девушку и охнула. Там посреди кровати лежала она сама… Николь, облаченная в белое платье!

Сердце Николь отчаянно колотилось — она услышала, как отворилась дверь и чьи-то шаги направились к ней. Николь, не открывала глаз, пока его пахнущее мятой дыхание не коснулось ее лица. Наконец-то! — взволнованно подумала она. И он нежно поцеловал ее в губы. Николь казалось, будто ее несет самое мягкое из облаков. Всюду звучала музыка. Открыв глаза, она увидела улыбающееся лицо Генри — в каких-то сантиметрах от собственного. И она протянула руки навстречу ему, и он ответил страстным поцелуем, каким мужчина должен одаривать женщину.

И губы Николь ответили, ничего не скрывая; поцелуй говорил — вся она принадлежит ему. Но он отодвинулся. Ее собственный принц нахмурился. Он показал на ее лицо, медленно попятился и покинул комнату.

Она уже заплакала, когда сон ее нарушил далекий звук. Открылась дверь, впуская в комнату свет. Николь заморгала и сощурилась. Сложные, весьма тонкие пластиковые пружинки, только что охватывавшие ее тело, поспешно вытягивались в тросы по каждую сторону матраса, на котором она спала.

Николь пробуждалась очень медленно. Яркий сон не отпускал ее. Но горечь не оставила ее вместе со сном. Она попыталась справиться с отчаянием, напомнив себе, что это сновидение ничем не соответствовало реальности.

— Ты намереваешься целый день лежать здесь? — ее собственная дочь Кэти, спавшая по левую сторону от Николь, уже поднялась и склонилась над ней.

Николь улыбнулась.

— Нет, — ответила она. — Но скажу честно, голова у меня просто кругом идет. Я видела такой сон… Сколько же мы проспали на этот раз?

— Пять недель без одного дня, — раздался голос Симоны с другой стороны. Старшая дочь сидела, деловито расчесывая слежавшиеся за долгий срок волосы.

Николь глянула на часы (Симона была права) и села, зевая.

— Ну и как вы себе чувствуете, — спросила она у девочек.

— Полна энергии, — ухмыльнулась одиннадцатилетняя Кэти. — Я хочу бегать, прыгать, бороться с Патриком… Надеюсь, это последний долгий сон.

— Так говорил Орел, — ответила Николь. — Они надеются, что теперь у них хватит данных. — Она улыбнулась. — Орел говорил, что нас, женщин, понять трудно — в связи с бурными гормональными изменениями в течение одного месяца.

Встав, Николь потянулась и поцеловала Кэти, а потом обняла Симону. Несмотря на неполные четырнадцать лет, Симона ростом была почти с Николь. Заметная девушка — со смуглым лицом и мягким нежным взглядом. Она всегда казалась спокойной и невозмутимой, тем более рядом с мятущейся и нетерпеливой Кэти.

— А почему Элли не с нами? — с легким недоумением поинтересовалась Кэти. — Она тоже девочка, но пока совсем ничего не делает.

Николь обняла Кэти за плечи, и втроем они направились к двери и к свету.

— Ей только четыре года, Кэти, и, как сказал Орел, она еще слишком мала и не может дать им нужной информации.

В небольшой освещенной прихожей рядом с комнатой, в которой они проспали пять недель, все трое облачились в обтягивающие фигуру костюмы, надели прозрачные шлемы, а также шлепанцы, удерживавшие на полу их ноги. Николь внимательно проверила одежду девочек, однако можно было не тревожиться — дверь не открылась бы, окажись кто-нибудь из них неготовой к изменению среды.

Если бы Николь и ее дочери не успели уже один-два раза побывать во внешнем зале, они непременно постояли бы у входа несколько минут, внимательно разглядывая его. Перед ними простиралось просторное помещение длиной не менее сотни метров, шириной в пятьдесят метров. Усеянный световыми полосами, потолок над ними отстоял от пола метров на пять. С точки зрения землян, помещение представляло собой нечто среднее между операционной в крупной клинике и заводом, изготовляющим полупроводниковые приборы. Зал делился на прямоугольные секции, отведенные под различные операции, но ни стенок, ни каких-либо перегородок не было. Помещение бурлило активностью — роботы анализировали полученные результаты или готовились к новым измерениям. Зал окружали отдельные помещения, подобные тому, где Кэти, Симона и Николь проспали пять недель, подвергаясь неведомым экспериментам.

Кэти подошла к самому крайнему отделению слева. Эта небольшая комнатка располагалась в углу — на двух осях, перпендикулярных полу и стенам. На экране возле металлической двери неразборчивой клинописью ползли загадочные знаки.

— А мы не здесь были в последний раз? — спросила Кэти, указав на замкнутую комнату. — Это не здесь мы спали на той странной белой пене и полностью ощущали действие давления?

Этот вопрос прозвучал в шлемах матери и старшей сестры. Николь с Симоной кивнули и, присоединившись к Кэти, стали втроем разглядывать непонятные письмена.

— Ваш отец полагает, что они пытаются добиться, чтобы мы проспали весь период ускорения, который продлится не один месяц, — проговорила Николь. — Орел этого не подтверждает и не отрицает.

Хотя все три женщины уже подверглись в этой лаборатории четырем различным исследованиям, живых или разумных существ они в ней еще не видели, за исключением примерно дюжины механических инопланетян. Люди называли эти существа «кубико-роботами», поскольку во всем, кроме цилиндрических ног, позволявших им кататься по полу, эти роботы казались собранными из какого-то игрушечного строительного материала.

— Почему же мы так и не увидели Других? — спросила Кэти. — Здесь то есть. Заметили на одну-две секунды в Трубе — вот и все. Мы-то знаем, что они здесь, и испытания проходим не мы одни.

— Здесь все продумано очень тщательно, — ответила ее мать. — И если мы не видели чужаков, значит, нам и не положено их видеть, разве что ненароком.

— Но почему? Орел мог бы… — настаивала Кэти.

— Простите, — прервала Симона сестру, — похоже, к нам катит Большой Блок.

Самый крупный из кубико-роботов обычно находился в центре комнаты и из квадратного пространства контролировал все проводившиеся эксперименты. И в настоящий момент он как раз приближался к троим землянам по одной из дорожек, решеткой скрещивавшихся в зале.

Кэти отошла к отделению, находившемуся от них метрах в двадцати. Судя по экрану на внешней стенке, эксперимент внутри шел полным ходом. И вдруг она стукнула в стенку кулаком в перчатке.

— Кэти! — закричала Николь.

— Прекрати, — почти немедленно проговорил Большой Блок. Он был в пятидесяти метрах от них и приближался с поспешностью. — Этого делать нельзя, — произнес он на великолепном английском.

— Ну и что теперь со мной будет? — вызывающим тоном Кэти обратилась к Большому Блоку (пяти квадратным метрам поверхности), который, игнорируя Николь и Симону, направился прямо к младшей девочке. Николь бросилась защитить дочь.

— Теперь вы должны уйти отсюда. — Большой Блок возвышался над Кэти и Николь, стоя в паре метров над ними. — Ваше испытание закончено. Выход в той стороне, там, где вспыхивают огни.

Николь строго потянула Кэти за собой, и девочка не без сопротивления отправилась к выходу следом за матерью.

— А что они сделают, — упрямилась Кэти, — если мы останемся здесь до окончания этого эксперимента? Как по-твоему? Может быть, здесь сейчас сидит один из наших октопауков. Почему нам все-таки не позволяют встретиться с кем-нибудь еще?

— Орел ведь уже несколько раз объяснял, — в голосе Николь чувствовалось раздражение, — что на «этой стадии эксперимента» нам разрешат только «мимолетные» встречи с Другими, а не контакты. Твой отец время от времени спрашивал о причинах, и Орел всегда отвечал, что мы обо всем узнаем… так что постарайся избежать ненужной прыти, юная леди.

— Как в тюрьме, — возмущалась Кэти. — У нас здесь нет истинной свободы. И все по-настоящему важные вопросы каждый раз остаются без ответа.

Они вышли в длинный коридор, соединявший транспортный центр с лабораторией. Возле края бегущей дорожки их поджидала небольшая машина. Земляне сели, верх опустился и внутри зажглись огни.

— Поясняю, не дожидаясь вопроса, — снимая шлем, обратилась к Кэти Николь. — Эту часть пути нам видеть не позволяют, поскольку все, что можно увидеть снаружи, находится за пределами нашего понимания. Твой отец и дядя Майкл уже спрашивали об этом, когда проснулись после первого испытания.

— Значит, ты согласна с папой? — допытывалась Симона, после того как они в молчании проехали несколько минут. — И нас действительно с помощью долгого сна подготавливают к космическому путешествию?

— Похоже на то, — ответила Николь, — но полностью не уверена.

— И куда же они пошлют нас? — спросила Кэти.

— Представления не имею. На все вопросы относительно нашего будущего Орел отвечает весьма уклончиво.

Машина ехала со скоростью не более двадцати километров в час. Через пятнадцать минут она остановилась. «Крыша» отъехала сразу, как только все трое надели шлемы. Женщины опустились в главный транспортный центр инженерного модуля. Это было округлое помещение высотой метров в двадцать. Помимо дюжины самодвижущихся дорожек, уходивших внутрь модуля, в состав центра входили две большие многоуровневые структуры с отводными трубами. По ним из модуля в модуль перемещались оборудование, роботы и живые существа. Жилой, инженерный и административный модули — три огромных сферических комплекса — образовывали главные компоненты Узла.

Оказавшись внутри отсека, Николь и ее дочери из приемников внутри шлемов услышали голос: «Ваша труба на втором уровне. Пользуйтесь правым эскалатором. Отправление через Четыре минуты».

Разглядывая транспортный центр, Кэти покачивала головой. Видны были разное оборудование, машины, готовые отвезти путешественников к месту назначения, фонари, эскалаторы, станционные платформы. Но ничто не шевелилось. Не было ни роботов, ни живых существ.

— А что случится, — спросила она у сестры и матери, — если мы откажемся ехать туда? — Кэти остановилась посреди станции. — Все ваши планы рухнут?

— выкрикнула она, обращаясь к высокому потолку.

— Пойдем, Кэти, — нетерпеливо проговорила Николь. — Мне казалось, что ты покончила с этим в лаборатории.

Кэти тронулась с места.

— Но я так хочу увидеть что-нибудь новое, — пожаловалась она. — Я ведь знаю, что здесь не всегда пусто. Почему нас держат в изоляции? Или мы какие-нибудь нечистые?

— Ваш аппарат отправляется через две минуты, — раздался бесплотный голос. — Второй уровень справа.

— Разве неудивительно, что все роботы и управляющие способны общаться со всеми гостями на их собственном языке? — заметила Симона возле эскалатора.

— По-моему, это чистое уродство, — ответила Кэти. — А мне вот просто хочется, чтобы те, кто управляет этим местом, совершили бы хоть какую-то ошибку. Слишком уж все гладко. Ну хотя бы пусть заговорят с нами по-птичьи, а с птицами по-человечески.

Оказавшись на втором уровне, они прошли по платформе метров сорок, пока не достигли прозрачного, похожего на пулю аппарата размером с огромный автомобиль. Как всегда, он находился слева от платформы. Всего на ней было четыре пути — по два с каждой стороны. Все прочие были пусты.

Николь обернулась назад и поглядела в сторону транспортного центра: в ста двадцати градусах по дуге располагалась другая трубопроводная станция. Она связывала центр с административным модулем. Симона поглядела на мать.

— Ты уже там бывала? — спросила она.

— Нет, — ответила Николь. — Но клянусь — там весьма интересно. Твой отец говорил, что вблизи все показалось ему очень странным.

«Ричард не смог удержаться», — вспоминала Николь ту ночь, когда ее муж год назад отправился на «экскурсию» в административный модуль. Николь поежилась. Следом за Ричардом она вышла тогда в переднюю, попыталась отговорить, пока тот надевал скафандр. Он придумал, как обмануть дверь, но на следующее утро установили новую, более надежную систему, и Ричард не смог уже выбраться и оглядеться.

Николь в ту ночь почти не спала. Под утро световое табло известило ее, что в передней кто-то (или что-то) находится. Поглядев на экран, она увидела на нем странного птицечеловека, державшего на руках ее мужа в бессознательном состоянии. Такой была их первая встреча с Орлом…

Ускорение, придавившее их спины к сидениям, вернуло Николь к реальности. Они мчались из инженерного модуля и менее чем через минуту вылетели в длинный, очень узкий цилиндр, что связывал его с жилым отсеком.

По обе стороны осевой линии пролегало по паре путей. На густо-синем небе светился административный модуль. Кэти вынула свой маленький бинокль и сказала:

— Хочу приготовиться. Они всегда пролетают мимо так быстро.

Через несколько минут она объявила: «Едут», и все трое припали к правому борту аппарата. Вдали на противоположной стороне появился еще один аппарат. Буквально в мгновение он оказался рядом, и в течение секунды они могли проводить взглядом тех, кто направлялся в инженерный модуль.

— Ух ты! — воскликнула Кэти, когда встречный аппарат оказался сзади.

— Там были существа двух различных видов, — проговорила Симона.

— Восемь или десять всего, так?

— Одни были золотые, другие розовые… Сферы какие-то.

— И с длинными упругими щупальцами. Мама, по-твоему, какого они размера?

— Пять-шесть метров в поперечнике, — ответила Николь. — Много крупнее нас вместе взятых.

— Ух ты! — вновь повторила Кэти. — Вот это да! — в глазах ее виделось возбуждение. Девочке нравились ощущения, возникающие в теле при выделении адреналина.

«И я тоже так и не перестала удивляться, — подумала Николь. — Ни на миг за все эти тринадцать месяцев. Но разве нас везли в такую даль от Земли лишь для того, чтобы испытать, показать все это? И подразнить существованием разумной жизни в других мирах? Или же здесь кроется какой-то еще более глубокий смысл?»

На мгновение разговор в аппарате утих. Сидевшая между дочерьми Николь обняла их за плечи.

— Мои дорогие, знаете ли вы, как я вас люблю? — проговорила она.

— Знаем, мама, — ответила Симона. — И мы тебя тоже любим.

2

Воссоединение семьи прошло успешно. Бенджи приник к обожаемой своей Симоне в тот самый миг, когда она вошла в комнату. Кэти припечатала Патрика к полу буквально за минуту.

— Вот, — заявила она, — я по-прежнему могу с тобой справиться.

— Это случайно, — ответил Патрик. — Я стал сильнее, так что берегись.

Николь обняла по очереди Ричарда и Майкла, потом ей на руки запрыгнула маленькая Элли. Был уже вечер. После ужина по принятым в семье 24-часовым суткам прошло два часа, и Элли собиралась ложиться, когда вернулись ее мать и сестры. И отправилась спать, но сперва с гордостью показала, что теперь умеет читать слова «кот», «пес» и «малыш».

Взрослые позволили Патрику задержаться, пока он не ощутил усталости. Майкл отнес сына в постель и Николь уложила его.

— Как хорошо, что ты вернулась, мамочка, — сказал он, — я так скучал без тебя.

— Я тоже. По-моему, таких долгих отлучек больше не будет.

— Надеюсь, — ответил шестилетний ребенок. — Мне лучше, когда ты рядом со мной.

К часу ночи все уснули. Николь не ощущала усталости — в конце концов, она проспала пять недель. И минут тридцать прокрутившись в постели возле Ричарда, решила пройтись.

Хотя в самой их квартире окна отсутствовали, в маленькой прихожей возле входа было окошко, из которого открывался головокружительный вид на две остальные компоненты Узла. Николь вошла в прихожую, надела скафандр и стала перед дверью. Та не открылась. Николь улыбнулась. «Наверное, Кэти права, и мы здесь пленники». С самого первого дня стало понятно: дверь держат то открытой, то закрытой. Орел объяснил — это делается потому, что людям «не следует» видеть такого, чего они «не в силах понять».

Николь выглянула в окно. К транспортному центру приближался кораблик-челнок, во всем похожий на тот, что доставил их сюда тринадцать месяцев назад. «Интересно бы знать, какие удивительные создания приехали?

— подумала Николь. — И они тоже изумлены — не меньше чем мы когда-то».

Николь не могла забыть свои первые впечатления от Узла. Когда семейство оставило Вокзал, все были уверены, что до места назначения они доберутся не более чем за несколько часов. И оказались неправы. Расстояние, отделявшее их от ярко освещенного Рамы, постепенно увеличивалось, пока наконец огромный корабль через шесть часов не потерялся где-то вдали. Огни оставшегося позади Вокзала тоже потускнели. Все устали и вскоре заснули.

Разбудила всех Кэти.

— А я вижу, куда мы едем, — кричала она, не сдерживая возбуждения.

Кэти показала вперед через лобовое стекло аппарата — там один яркий огонек начинал делиться на три. И следующие четыре часа Узел медленно рос. Это было впечатляющее зрелище — равносторонний треугольник, в углах которого располагались светящиеся прозрачные сферы. Но какой величины! Даже пребывание на Раме не подготовило их к созерцанию столь величественного сооружения. Все три стороны, оказавшиеся транспортными магистралями между сферическими модулями, были длиной в полторы сотни километров. Диаметр сфер в вершинах составлял двадцать пять километров. Даже из космоса, издалека, люди могли видеть признаки деятельности на многих уровнях внутри сфер.

— А что с нами будет? — взволнованно спросил Патрик, когда аппарат изменил курс, направляясь к одной из вершин треугольника.

Николь взяла Патрика на руки.

— Не знаю, родной, — ласково ответила она. — Поживем — увидим.

Бенджи казался потрясенным. Часами он разглядывал огромный освещенный треугольник, повисший в пространстве. Симона время от времени подходила к нему, брала за руку. Когда аппарат уже приближался к одной из сфер, она ощутила, как напряглась ладонь брата.

— Не волнуйся, Бенджи, — подбодрила его Симона, — все будет в порядке.

Аппарат вошел внутрь сферы по узкому коридору и подошел к причалу. Люди осторожно оставили корабль, прихватив свои мешки и компьютер Ричарда. Аппарат исчез сразу же, как только они высадились, — быстрое его исчезновение встревожило даже взрослых. Но менее чем через минуту они услышали первый бесплотный голос, проговоривший без выражения:

— Добро пожаловать! Вы прибыли в жилой модуль. Двигайтесь прямо вперед и остановитесь перед серой стеной.

— Откуда исходит этот голос? — поинтересовалась Кэти. В ее голосе слышался страх, такой же, какой испытывали и все остальные.

— Отовсюду, — ответил Ричард. — Он над нами, вокруг нас, даже под нами.

— И все оглядели стены и потолок.

— А откуда они узнали английский? — спросила Симона. — Неужели здесь есть и люди?

Ричард нервно усмехнулся.

— Едва ли. Наверное, это место каким-то образом находилось в контакте с Рамой и сюда передали все основные алгоритмы. Интересно…

— Пожалуйста, следуйте вперед, — перебил его голос. — Вы находитесь в транспортном комплексе. Аппарат, который доставит вас в отведенное вам помещение, ожидает на нижнем уровне.

До серой стены они добирались несколько минут. Дети еще не бывали в невесомости. Патрик и Кэти подпрыгивали, крутились и кувыркались. Поглядев на вытворяемые ими трюки, Бенджи решил последовать их примеру. Однако не сумел сообразить, как с помощью потолка и стенок вернуться вниз на платформу. И к тому времени, когда Симона выручила его, ухитрился полностью потерять ориентацию.

Когда все семейство вместе с багажом оказалось перед стеной, в ней открылась широкая дверь, и они вошли в небольшую комнату. На скамье были аккуратно разложены специальные облегающие комбинезоны, шлемы и шлепанцы.

— Транспортный центр и большая часть помещений Узла, — монотонно пробубнил голос, — лишены атмосферы, пригодной для дыхания существ вашего вида. Эту одежду вам следует использовать всякий раз, когда вы будете выходить из собственного помещения.

Когда все оделись, дверь открылась уже в противоположной стене комнаты, и люди вступили в главный зал транспортного центра жилого модуля. Как оказалось позже, эта станция ничем не отличалась от расположенной в инженерном модуле. Как велел им Голос, Николь вместе с семьей спустилась вниз на два уровня, и вдоль округлой стенки люди отправились к ожидавшему их «автобусу». Он оказался вполне удобным и довольно светлым внутри, однако они ничего не могли видеть снаружи, пока в течение полутора часов их возили по лабиринту. Наконец, автобус остановился и крыша его поднялась.

— Теперь в коридор налево, — распорядился еще один бесплотный голос, когда все ввосьмером оказались на металлическом полу. — Через четыре сотни метров коридор разветвляется, вы направляетесь в правое ответвление и останавливаетесь перед третьим квадратом слева. Это и есть дверь в ваше помещение.

Патрик припустил в один из коридоров. «Неправильный коридор, — прервал его бег ровный голос. — Возвращайся к остановке, ваш коридор слева».

На пути от остановки до двери видеть было нечего. В последующие месяцы им часто приходилось пользоваться этим коридором, чтобы идти в тренировочный зал или на исследования в инженерный модуль, но вокруг были только стены, потолок да квадраты дверей. За всем здесь тщательно следили. Николь с Ричардом с самого начала не сомневались, что за этими дверями, по крайней мере за некоторыми, обитают загадочные создания, однако встретить Других им так и не довелось.

Николь и ее семья отыскали предназначенную для них дверь, вошли в помещение, сняли специальные комбинезоны и уложили их в шкафчики. Дети по очереди поглядывали в окно, удивлялись двум сферическим модулям и ожидали, пока откроется внутренняя дверь. Через какие-то минуты они впервые увидели свое новое жилье.

Все были в восторге. По сравнению со спартанскими условиями жизни на Раме здесь их ожидал истинный рай. У всех детей было по комнате, для Майкла предназначалось отдельное помещение в дальнем конце всей квартиры; спальня Николь и Ричарда с постелью королевских размеров находилась в противоположной стороне — у самого входа. Всего было четыре ванные, кухня, столовая, даже детская — специально для игр. Каждая комната была со вкусом и удобно меблирована. Общая жилая площадь составляла примерно четыреста квадратных метров.

Потрясены были даже взрослые.

— Как только они сумели все это сделать? — оказавшись подальше от детских ушей, спросила Николь у Ричарда в первый же вечер.

Ричард взволнованно огляделся.

— Могу только предположить, — ответил он, — что все наши действия на Раме фиксировались и передавались сюда — на Узел. Должно быть, они воспользовались памятью компьютеров и по хранящейся там информации определили необходимые нам условия жизни. — Ричард ухмыльнулся. — Кстати, если у них есть достаточно чувствительные датчики, даже здесь они могут принимать телесигналы с Земли. Невольно смутишься, узнав, что о нас судят по такому…

— Добро пожаловать! — перебил Ричарда новый бестелесный голос. Он опять доносился отовсюду. — Мы надеемся, что вы удовлетворены всем, что обнаружили здесь. Если нет, просим сообщить нам. Мы не имеем возможности постоянно следить за вашими словами, а поэтому для связи выделена специальная область. В вашей кухне на столе расположена белая кнопка. Мы будем считать обращенными к себе все слова, произнесенные после ее нажатия. Закончив сообщение, нажмите кнопку снова. Так мы…

— Один только вопрос, — бросившись в кухню, чтобы нажать кнопку, Кэти прервала голос. — Кто вы?

Ответ последовал после крохотной, секундной, задержки.

— Мы представляем коллективный разум, управляющий Узлом. Наша цель помочь вам, обеспечить привычный уют, предоставить все необходимое для жизни. Время от времени мы будем обращаться к вам с просьбой выполнить для нас кое-какие задания, которые помогут нам лучше понять вас.

Николь больше не видела причаливавший аппарат. Она так глубоко погрузилась в собственные воспоминания, что и думать забыла о новых пришельцах. Но теперь ей представились странные создания, выбирающиеся на платформу, слушающие обращенные к ним бесстрастные слова на своем языке. «Удивление, — размышляла она, — чувство, общее для всей мыслящей материи».

Глаза ее обратились к административному модулю. «Что там сейчас делается? — гадала Николь. — Это мы-то, горемыки, снуем между жилым модулем и инженерным. Но вся последовательность наших действий явно заранее предусмотрена. Но кем же? И зачем? Почему кто-то собрал все эти существа, построив для них целый искусственный мир?»

Ответов не было. Как всегда, эти вопросы создавали в Николь ощущение собственной незначительности. Ей захотелось вернуться, обнять кого-нибудь из детей. Николь про себя улыбнулась. «Вот тебе и истинная иллюстрация нашего положения в космосе, — подумала она. — Мы отчаянно нужны лишь своим собственным детям, а вообще — ничтожны, если поглядеть на себя честно. И требуется огромная мудрость, чтобы понять, что обе точки отсчета прекрасно согласуются между собой».

3

Завтрак получился праздничным. Земляне заказали настоящий пир у дивных поваров, готовивших для них. Создатели помещения предусмотрели в нем холодильник и несколько разновидностей печек, на случай, если гости решат сами готовить из сырых продуктов. Однако инопланетные повара (или роботы) готовили так хорошо и быстро, что Николь и остальным членам семьи почти не приходилось заниматься этим — они просто нажимали белую кнопку и заказывали.

— Я хочу лепешек на завтрак, — потребовала Кэти, оказавшись в кухне.

— И я тоже, и я тоже, — завопил прилипала Патрик.

— Каких лепешек? — осведомился голос. — В нашей памяти хранится информация о четырех типах лепешек: гречневых, сметанных…

— Пусть будут сметанные, — перебила его Кэти. — Три штуки, — она поглядела на братца и добавила: — Нет, лучше четыре.

— С маслом и кленовым сиропом, — крикнул Патрик.

— Четыре лепешки с маслом и кленовым сиропом, — проговорил голос. — И все?

— Еще яблочный сок и апельсиновый, — добавила Кэти, посовещавшись с Патриком.

— Через шесть минут восемнадцать секунд, — заключил голос.

Когда еда была готова, вся семья собралась в кухне вокруг круглого стола. Младшие дети рассказывали Николь о том, чем занимались во время ее отсутствия. Патрик особенно гордился личным рекордом в беге на пятьдесят метров, установленным им в зале. Бенджи старательно сосчитал до десяти, и все зааплодировали. Они как раз позавтракали и убирали посуду, когда у двери зазвонил колокольчик.

Взрослые переглянулись, и Ричард, подойдя к пульту, включил видеомонитор. Перед их дверью стоял Орел.

— Надеюсь, нас ждет не новое исследование, — мгновенно отозвался Патрик.

— Нет… нет, едва ли, — ответила Николь, шагнув к выходу. — Наверное, он хочет сообщить нам о результатах последних экспериментов.

Глубоко вздохнув, Николь отворила дверь. Сколько раз ни приходилось ей общаться с Орлом, уровень адреналина в комнате тут же подскакивал. Интересно почему? Может быть, ее пугали потрясающие знания этого существа? Или же полная его власть здесь над ними? Или же сам факт его существования?

Орел поприветствовал ее гримасой, которая у него, как убедилась Николь, означала улыбку.

— Разрешите войти? — вежливо осведомился он. — Я бы хотел переговорить с вами, вашим мужем и мистером О'Тулом.

Николь глядела на него — что, если это и вправду оно, мелькнуло у нее в голове. Орел был высокого роста — не менее двух с четвертью метров, и начиная от шеи тело его напоминало человеческое. Руки и торс были плотно покрыты перьями, небольшими и пепельно-серыми, за исключением четырех молочно-белых пальцев на каждой руке. Ниже груди тело Орла и по цвету было похоже на человеческое, однако структура внешнего слоя свидетельствовала, что такой цвет не являлся результатом попытки повторить натуральную человеческую кожу. Ниже груди волосы не росли, не было и признаков существования гениталий, суставов и больших пальцев на ногах; когда Орел шагал, возле его колен складывались морщинки, исчезавшие, как только он выпрямлялся.

Но лицо Орла просто завораживало. По бокам выступающего вперед серого клюва строго смотрели большие голубые глаза. Он говорил открывая клюв, и звуки безупречной английской речи выходили из электронной коробочки, укрепленной сзади на шее. Белые перышки на макушке контрастировали с темно-серым лицом, шеей и затылком — перья на лице попадались лишь изредка.

— Можно войти? — вежливо повторил Орел, когда Николь молча простояла на месте несколько секунд.

— Конечно… конечно же, — сказала она, отступая от двери. — Прошу прощения, но я так давно не видела вас.

— Доброе утро, мистер Уэйкфилд, мистер О'Тул. Здравствуйте, дети, — проговорил Орел, вступая в гостиную.

Патрик и Бенджи невольно попятились: из всех детей только Кэти и маленькая Элли не испытывали страха перед Орлом.

— Доброе утро, — ответил Ричард. — Что мы можем сделать для вас сегодня? — спросил он. Орел никогда не наносил визитов просто так, у него всегда была какая-то цель.

— Как я сказал у входа вашей жене, — ответил Орел, — я должен переговорить со всеми взрослыми. Может ли Симона с часок присмотреть за детьми, пока мы поболтаем?

Николь уже начала отправлять детей в комнату для игр, когда Орел остановил ее.

— Этого делать не нужно. Они могут оставаться в квартире, а мы вчетвером отправимся в конференц-зал на другой стороне коридора.

«Ух-ох! — подумала Николь. — Нас ждет нечто важное… Мы никогда еще не оставляли детей одних в этом помещении».

Она вдруг ощутила внезапную тревогу.

— Простите меня, мистер Орел, — проговорила она. — А с детьми ничего не случится? То есть, может быть, это к ним кто-то должен прийти или что-нибудь в этом роде?

— Нет, миссис Уэйкфилд, — деловито отозвался Орел. — Заверяю вас, с детьми ничего не произойдет.

В прихожей люди начали было натягивать скафандры, но Орел остановил их.

— В этом нет необходимости. Прошлой ночью мы переделали эту часть сектора; перекрыли коридор возле разветвления и создали повсюду земные условия. Вы можете выйти в коридор без специальной одежды.

В конференц-зале Орел заговорил, как только они уселись.

— С момента первой нашей встречи вы все время спрашивали меня о целях вашего пребывания здесь, я же уклонялся от прямого ответа. Теперь после завершения испытаний во сне — должен добавить, вы их успешно выдержали — я уполномочен сообщить вам информацию о вашем дальнейшем пребывании здесь. Мне также разрешено рассказать кое-что о себе. Как вы и подозревали, я не являюсь живым существом — во всяком случае, в рамках ваших понятий. — Орел усмехнулся. — Разум, управляющий Узлом, создал меня для взаимодействия с вами в тонких вопросах. Наши наблюдения за вами уже в самом начале показали, что вы с известными затруднениями реагируете на бесплотные голоса. Решение создать меня или нечто подобное мне, чтобы общаться с нашей семьей, было принято, когда вы, мистер Уэйкфилд, повергли весь сектор в хаос, пытаясь самовольно добраться до административного модуля. И мое появление должно предотвратить дальнейшие неправильные поступки.

— Теперь мы достигли, — Орел продолжил, лишь чуточку помедлив, — самого важного этапа вашего пребывания здесь. Космический корабль, называемый вами Рамой, сейчас находится в Ангаре, в его конструкцию должны быть внесены изменения. И вы, люди, теперь будете принимать участие в его перестройке, потому что некоторые из вас вернутся на этом корабле назад к Земле. Если принятый план окажется успешным, вы вступите там в контакт с другими людьми, но не увидите вашей родной планеты. Вы вернетесь на Землю, только если в базовый вариант плана будут внесены коррективы.

— Должен заметить, миссис Уэйкфилд, — к Земле летите не все вы, — Орел обращался прямо к Николь, — но лично вам предстоит проделать обратный путь. Это наше условие. Решайте всей семьей, кому сопровождать вас в путешествии. Если захотите, можете отправляться одна, а все остальные пусть останутся в Узле; можете взять с собой кое-кого из них. Однако вся семья не может возвращаться на Землю. Здесь в Узле должна остаться хотя бы одна пара, способная к производству потомства (назовем ее «репродуктивной»), которая могла бы предоставить информацию для нашей Энциклопедии, если вам, что маловероятно, не удастся вернуться.

— Узел в основном предназначен для описания форм жизни в этой части Галактики. Более всего нас интересуют виды, вышедшие в космос, и мы обязаны самым тщательным образом собирать на своем пути информацию о подобных существах. На выполнение этой программы мы уже потратили сотни ваших тысячелетий, используя методы, сводящие к минимуму риск катастрофических вторжений в жизнь разумных существ и с высокой вероятностью обеспечивающие получение нужной нам информации.

— В соответствии с принятой нами методикой мы высылаем разведочные корабли, привлекающие внимание космопроходцев, которых мы тут же идентифицируем и относим к определенному фенотипу. Повторный запуск космического корабля к той же цели необходим для расширения взаимодействия, при этом желательно захватить репрезентативную группу космопроходцев; такая программа не позволяет нам проводить на этой стадии подробные и длительные исследования.

Орел помедлил. Мысли и сердце Николь колотились едва ли не в унисон. У нее было столько вопросов. А почему это именно она обязана возвращаться? Позволят ли ей встретиться с Женевьевой? И что именно означает в данном случае слово «захватить»… отдает ли Орел себе отчет в том, что на Земле это слово несет в себе достаточно враждебный оттенок? И почему…

— Я думаю, что в основном понял вас, — первым заговорил Ричард. — Однако вы опустили несколько важных вопросов. Зачем вам вся эта информация о космических путешественниках?

Орел улыбнулся.

— В иерархию нашей информационной системы заложены три последовательных уровня. Допускать вид или личность к конкретной информации можно при условии выполнения определенных критериев. Вам как представителям своего вида я предоставил информацию второго уровня. И то, что первый же ваш вопрос подпадает под третий уровень, делает честь вашему интеллекту.

— Иначе говоря, все эти словеса означают, что вы не намереваетесь отвечать мне? — Ричард нервно рассмеялся.

Орел кивнул.

— А скажите, почему именно я должна обязательно возвращаться? — спросила теперь Николь.

— Тому есть много причин, — ответил Орел. — Во-первых, физически вы в наибольшей степени пригодны для обратного перелета. Во-вторых, наши исследования свидетельствуют, что ваша коммуникабельность окажется бесценной после завершения этапа захвата. Имеются и еще кое-какие соображения, но эти — самые существенные.

— И когда же мы отправляемся? — спросил Ричард.

— Это еще не установлено и отчасти зависит от вас. Мы известим вас, когда дата отбытия определится. Однако уже сейчас могу сказать, что вы стартуете не позднее чем через четыре месяца.

«Значит, скоро обратно в путь, — подумала Николь. — Но двоим придется остаться. Кому же…»

— И какая репродуктивная пара останется в Узле? — мысли Майкла следовали тем же путем.

— Прежде всего, это мистер О'Тул, — ответил Орел. — Не подходит только младшая девочка Элли (возможно, мы не сумеем сохранить вам жизнь и плодовитость до того возраста, когда она достигнет половой зрелости), но всякая другая комбинация нас удовлетворяет. Нам необходима высокая вероятность получения здорового потомства.

— Почему? — спросила Николь.

— Существует весьма малая, пусть и реальная, вероятность того, что ваше путешествие окажется неудачным. Тогда мы сможем располагать лишь оставшейся в Узле парой. Ваша раса особенно интересует нас, поскольку она достигла начальной стадии развития космических путешествий без помощи со стороны, как это бывает обычно.

Разговор мог бы длиться бесконечно. Однако, ответив еще на несколько вопросов, Орел поднялся и объявил, что беседа закончена. Людям он порекомендовал поскорее выбрать отправляющихся к Земле членов семьи, чтобы немедленно начать с ними работу. Именно они должны были определить облик «кусочка Земли внутри Рамы». И без дополнительных объяснений Орел покинул помещение.

Трое взрослых решили пока утаить на денек от детей самые важные моменты своей встречи с Орлом — надо было самим все обдумать и обговорить. Вечером, уложив их спать, Майкл, Ричард и Николь уселись переговорить в гостиной.

Начав беседу, Николь сказала, что чувствует себя беспомощной и сердитой. Невзирая на вежливое обхождение, Орел попросту приказал им собираться обратно. А как можно отказаться, ведь вся семья полностью зависит от Орла — или от разума, который он представляет. Угроз не было: они вообще излишни. Выхода нет — придется покориться воле Орла.

— Но кто же останется здесь? — вслух спросила Николь. Майкл сказал, что считает необходимым оставить одного взрослого. Его аргументы были убедительны. Взрослого и любую пару детей, пусть хоть Симону и Патрика, которым взрослый необходим для наставления и утешения. Майкл и вызвался остаться, учитывая, что он может и не дожить до конца перелета.

Все трое сошлись на том, что большую часть обратного пути они скорее всего проспят. Иначе зачем коллективный разум Узла все время усыплял их? Николь совершенно не хотела разлучать детей, которым предстоит критический период роста. И она сказала, что полетит одна, оставив в Узле все семейство. В конце концов, совершившим подобный перелет детям не суждено вести нормальную жизнь на Земле.

— Если я правильно поняла Орла, — проговорила она, — всякий, решившийся лететь обратно, может закончить свою жизнь космическим скитальцем.

— Трудно сказать, — возразил Ричард. — Но, с другой стороны, те из нас, кто останется здесь, наверняка не увидят других людей.

Ричард добавил, что собирается в путь: не только ради того, чтобы сопровождать Николь, но и чтобы вновь пережить приключения.

В тот первый вечер им так и не удалось достичь согласия относительно распределения детей. Но вопрос со взрослыми был решен. Майкл О'Тул остается в Узле. Николь с Ричардом отправляются в путешествие к Солнечной системе.

Потом Николь долго не могла уснуть. Она перебирала в голове варианты. Из Симоны явно получится лучшая мать, чем из Кэти. К тому же Симона прекрасно уживается с дядей Майклом, а Кэти не захочет расстаться с отцом. А кому быть супругом Симоны? Неужели им будет Бенджи, обожающий сестру, но неспособный даже к разумной речи?

Николь прикидывала и размышляла. По совести, каждый из вариантов не нравился ей. Она догадывалась о причине своего беспокойства. Но вопрос был решен; ей опять приходилось расставаться с любимыми, возможно и навсегда. Боль и призраки минувших разлук вновь посетили ее. Николь заранее мучилась, представляя себе будущее прощание. Снова перед ее умственным взором возникли образы матери, отца, Женевьевы. «Должно быть, такова жизнь, — рассудила она наконец в муках скорби. — Бесконечная последовательность мучительных разлук».

4

— Мама, папа, проснитесь, я хочу поговорить с вами.

Николь снился сон: она гуляла в лесу позади семейной виллы в Бовуа. Была весна, и все вокруг цвело… И она не сразу — через несколько секунд

— осознала, что Симона сидит у них на постели.

Приподнявшись, Ричард поцеловал дочку в лоб.

— В чем дело, моя дорогая? — спросил он.

— Мы с дядей Майклом вместе стали на утреннюю молитву, и я заметила, что он расстроен. — Ясные глаза Симоны обращались то к одному из родителей, то к другому. — Он мне все рассказал о вашем вчерашнем разговоре с Орлом.

Николь быстро села, вслушиваясь в слова Симоны.

— У меня было больше часа, чтобы обо всем тщательно поразмыслить. Конечно, мне еще только тринадцать лет, но, кажется, я нашла решение всей проблемы: как нам разделиться, чтобы все были счастливы.

— Дорогая моя Симона, — Николь потянулась к дочери, — не тебе решать подобные вопросы…

— Нет, мама, — мягко перебила ее Симона. — Пожалуйста, выслушайте меня. Моего решения вы, взрослые, не можете даже предвидеть. Только я могу предложить его. И оно будет наилучшим для всех.

Ричард нахмурился.

— О чем это ты говоришь? — спросил он.

Симона глубоко вздохнула.

— Я хочу остаться в Узле с дядей Майклом. Я стану его женой, чтобы Орел мог располагать «репродуктивной парой». Никому больше оставаться не обязательно, однако мы с Майклом рады будем взять с собой Бенджи.

— Чтооо? — выкрикнул Ричард. Он был ошарашен. — Дяде Майклу семьдесят два года! А тебе еще четырнадцати не исполнилось. Это невозможно, немыслимо… — и он вдруг умолк.

Зрелая юная женщина — его дочь — улыбнулась.

— Что может быть невозможнее Орла? Или того, что мы улетели на восемь световых лет от Земли на встречу с огромным разумным треугольником, теперь вознамерившимся отослать нас обратно?

Николь поглядела на Симону с восхищением и трепетом и молча крепко обняла дочь. На глазах матери выступили слезы.

— Все в порядке, мама, — проговорила Симона после того, как объятия разжались. — Когда вы оправитесь от потрясения, то поймете, что лучшего решения быть не может. Тебе и папе следует возвращаться — а я думаю, так будет лучше, — значит, или Кэти, или Элли, или мне придется оставаться в Узле и вступать в брак с Патриком или Бенджи, или дядей Майклом. Я обдумала все варианты. Мы с Майклом весьма близки, исповедуем одну и ту же веру. Если мы остаемся здесь и вступаем в брак, каждый из остальных может выбирать. Они могут либо остаться здесь, либо вернуться в Солнечную систему вместе с тобой и отцом.

Симона положила ладонь на руку отца.

— Папа, я понимаю, что тебе будет труднее пойти на это, чем маме. С дядей Майклом я еще ни о чем не говорила. Такое ему, конечно, и в голову не приходило. И если вы с мамой не поддержите меня, ничего не получится. Майклу сложно будет принять эту идею, даже если вы не будете возражать.

Ричард покачал головой.

— Симона, ты потрясла меня, — он обнял ее. — Позволь нам все обдумать. И, пожалуйста, не говори никому, пока мы с мамой не обсудим это.

— Обещаю, — ответила Симона и уже возле двери добавила: — Большое спасибо вам обоим. Я люблю вас.

Она повернулась и направилась по освещенному коридору. Длинные черные волосы опускались на плечи… «А ты стала женщиной, — подумала Николь, глядя на изящную походку дочери. — И не только физически. Ты созрела не по годам». Николь представила себе Майкла и Симону супругами и удивилась, обнаружив, что эта мысль не вызывает в ней сопротивления. «Учитывая все факторы, — сказала себе Николь, понимая, что, невзирая на все сложности, Майкл О'Тул будет очень счастлив, — твоя идея способна оказаться наименьшим злом».

Симона не отказалась от своего намерения, даже когда Майкл принялся усердно возражать против ее желания попасть, как он выразился, «в мученицы». Симона терпеливо объяснила ему, что кроме нее некому выходить за него замуж, поскольку Кэти, как известно, с ним несовместима. В любом случае Кэти пока была всего лишь девочкой, которой до полового созревания оставалось год-полтора. Или же он предлагает, чтобы она вышла замуж за кого-нибудь из своих единоутробных братьев и произошло кровосмешение? Нет, что ты, принялся оправдываться Майкл.

И осознав, что другого выхода нет, Майкл наконец сдался. Ричард с Николь тоже не стали возражать против этого брака. Ричард, конечно, свое одобрение спрятал за фразой «в этих необычных обстоятельствах», однако Майкл мог заметить, что отец Симоны, во всяком случае, отчасти принимает замужество своей дочери, несмотря на то, что жених годится ей в дедушки.

За неделю с участием всех детей было решено, что Кэти, Патрик и маленькая Элли предпримут обратное путешествие на Раме с Ричардом и Николь. Патрик не хотел оставлять отца, но Майкл О'Тул с присущим ему благородством настоял на этом, полагая, что шестилетнего сына, если он отправится со всей семьей, ожидает «более интересная и наполненная» жизнь. Оставался один только Бенджи, милый восьмилетний мальчик, но по уму трехлетка. Бенджи сказали, что ему будут рады и улетающие на Раме, и остающиеся в Узле. Он с трудом понимал, что ожидает семью, и, конечно, не был готов ни к каким решениям. Необходимость решать пугала его. Наконец мальчик расстроился и впал в глубокую депрессию. В результате все дискуссии о будущности Бенджи пришлось отложить на неопределенное время.

— Мы будем отсутствовать день, может быть, два, — обратился Орел к Майклу и детям. — Рама сейчас перестраивается на специальной верфи в десяти тысячах километров отсюда.

— Но я тоже хочу там побывать, — возмутилась Кэти. — У меня тоже могут быть идеи, как лучше устроиться в направляющемся к Земле корабле.

— Мы привлечем тебя, но попозже, — заверил Кэти Ричард. — Кстати, проектный центр располагается рядом, в конференц-зале.

Наконец, Ричард и Николь распрощались и в коридоре присоединились к Орлу. Они облачились в защитные костюмы и вышли в общую часть сектора. Николь видела, как возбужден Ричард.

— Ты ведь любишь приключения, так, дорогой?

Он кивнул.

— По-моему, еще Гете сказал, что все, чего хочет человеческое существо, может быть разделено на четыре составные части: любовь, приключения, власть и слава. И личность каждого определяется соотношением этих компонентов. Для меня приключения всегда числились первым номером.

Николь в задумчивости вошла следом за Орлом в поджидавшую их машину. Над ними закрылась крыша — и во время всего пути до транспортного центра они опять ничего не видели. «Приключения очень важны и для меня самой, а в юности я так мечтала прославиться. — Она улыбнулась. — Но теперь, конечно, на первом месте любовь… Люди станут скучны, если не будут меняться».

Они летели на кораблике-челноке вроде того, что когда-то доставил их в Узел. Орел сидел спереди, Ричард и Николь за его спиной. Одни только оставшиеся позади них сферические модули и транспортные коридоры попросту потрясали, не говоря уже о всем треугольнике в целом.

Теперь они направлялись в сторону Сириуса, доминировавшего в окружающем Узел пространстве. Вдали горела большая, еще молодая белая звезда приблизительно того же размера, что и Солнце, если поглядеть на него из пояса астероидов.

— А почему для Узла было выбрано именно это положение? — спросил у Орла Ричард примерно через час после начала полета.

— Что вы имеете в виду? — переспросил тот.

— Почему он располагается в системе Сириуса?

Орел рассмеялся.

— Мы здесь ненадолго, — ответил он, — и после отлета Рамы снова тронемся в путь.

Ричард был озадачен.

— Вы хотите сказать, что движется весь Узел? — обернувшись, он поглядел в сторону яркого треугольника. — А где же двигатели?

— Малыми установками снабжены все три модуля, однако ими пользуются лишь в аварийной ситуации. Перемещение между местами временных остановок осуществляется с помощью буксиров — они причаливают к сферам и обеспечивают необходимое изменение скорости.

Николь подумала о Симоне и Майкле и встревожилась.

— Куда же направится Узел? — спросила она.

— Скорее всего это еще не установлено, — ответил Орел. — Направление пути определяется стохастической функцией, учитывающей развитие самых разнообразных факторов. — И немного помолчав, он продолжил: — Когда наша работа в данной точке заканчивается, весь комплекс — Узел, Ангар и Вокзал

— перемещается в другое интересное для нас место.

Ричард и Николь молча переглянулись на заднем сидении. Они с трудом понимали значение слов Орла. Передвигался весь Узел! Трудно было поверить, и Ричард решил сменить тему.

— А какую расу вы считаете космоплавающей? — задал он вопрос Орлу.

— Ту, которая вышла за видимые пределы атмосферы родной планеты в лице своих представителей или разумных механизмов. Если у их планеты нет атмосферы или же эта планета вообще отсутствует, определение несколько усложняется.

— Вы хотите сказать, что разумные существа способны эволюционировать в вакууме? Неужели такое возможно?

— Атмосферный шовинизм, — ответил Орел. — Подобно всем на свете, вам кажется, что способы существования жизни ограничены привычными для вас условиями.

— А сколько космоплавающих рас населяет нашу Галактику? — помедлив, спросил Ричард.

— Именно на этот вопрос мы должны ответить, когда завершится наша работа. Вспомните: в галактике Млечного Пути более сотни миллиардов звезд. Чуть более чем у четверти их существуют планетные системы. Даже если только одна звезда из миллиона породит космоплавающую расу, в одной вашей Галактике их окажется двадцать пять тысяч.

Повернувшись, Орел поглядел на Ричарда и Николь.

— Число космоплавателей в Галактике, как и плотность их в любой конкретной области, относится к информации третьего уровня. Могу только сказать, что в Галактике существуют плотно заселенные зоны, где космоплавающие расы встречаются даже чаще, чем у одной звезды из каждой тысячи.

Ричард присвистнул.

— Здорово, — сообщил он Николь. — Получается, что породившее нас эволюционное чудо локального масштаба — вещь совершенно обычная во Вселенной. Конечно, мы уникальны, ибо едва ли этот процесс мог повториться где-нибудь еще во всех подробностях. Но нас выделяет способность, присущая лишь нашему виду, а именно: умение моделировать свой собственный мир, понимать его, составляя нераздельную часть, и этой способностью, выходит, наделены тысячи видов — ведь без нее они не смогли бы стать космопроходцами.

Николь была в смятении. Она вспомнила аналогичный момент, испытанный ею на Раме в фотоархиве октопауков. Тогда ей пришлось постигнуть невообразимые просторы Вселенной через информационный процесс. И теперь она снова поняла: вся совокупность человеческих знаний, все, что когда-либо могли испытать и понять отдельные люди, не более чем песчинка посреди огромного взморья, если назвать таким словом все познания разумных существ во Вселенной.

5

Их кораблик-челнок остановился в нескольких сотнях километров от Ангара. Это сооружение имело странную форму: днище было совершенно плоским, но стены и потолок вздувались пузырями. В Ангаре были три верфи — в каждом конце и Посредине, — снаружи похожие на купола. Над днищем они возвышались километров на шестьдесят-семьдесят. Между верфями крыша опускалась пониже — до восьми или десяти километров над уровнем основания, поэтому сверху Ангар напоминал спину какого-то трехгорбого верблюда, если можно представить себе подобное животное.

Орел, Николь и Ричард остановились, чтобы поглядеть на корабль-морскую звезду; по словам Орла, это судно прошло реконструкцию и было готово к следующему путешествию. Едва «морская звезда» появилась из левого горба, этот корабль, казавшийся небольшим по сравнению с Ангаром или Рамой, — впрочем, от его центра до конца любого из лучей было почти десять километров, — немедленно начал крутиться. Он держался километрах в пятнадцати и прямо на глазах наблюдателей его скорость вращения возросла до десяти оборотов в минуту. Как только вращение стабилизировалось, «морская звезда» двинулась влево.

— Итак, из всей вашей серии остался один только Рама, — проговорил Орел. — Огромное колесо, бывшее впереди всех на Вокзале, отправилось в путь четыре месяца назад. Потребовались минимальные переделки.

Ричард хотел задать вопрос, но сдержался. По дороге от Узла он успел убедиться, что Орел охотно делится лишь той информацией, которую им разрешено знать.

— Рама — дело другое, — продолжил Орел. — Столько сложностей, не знаем, когда и закончим.

Кораблик-челнок приблизился к правому краю купола, по поверхности которого — на отметке пять часов, если видеть в нем циферблат — замигали огни. Приглядевшись внимательнее, Ричард и Николь заметили, что там открылись маленькие дверцы.

— Вам понадобятся скафандры, — сказал Орел. — Чтобы создать в таком огромном сооружении переменные условия, потребовалось бы истинное техническое чудо.

Николь и Ричард оделись, пока их суденышко приближалось к причалу, весьма похожему на тот, что остался в транспортном центре.

— Вы меня слышите? — Орел опробовал систему связи.

— Прием, — отозвался Ричард уже из-под шлема. Они с Николь переглянулись и расхохотались, вспоминая дни, проведенные в качестве космонавтов экспедиции «Ньютон».

Орел вел их по длинному и широкому коридору. В конце его пришлось повернуть направо, и через дверь они вышли на просторный балкон, в десяти километрах над полом верфи, который даже немыслимо было представить. У Николь ослабли колени, когда она заглянула в эту гигантскую пропасть. Невзирая на невесомость, двое людей невольно испытали приступ головокружения. Они разом отвернулись и, поглядев друг на друга, попытались понять увиденное.

— Впечатляющее зрелище, — прокомментировал Орел.

«Какая колоссальная недооценка», — подумала Николь, прежде чем осторожно опустить глаза к вселяющим трепет просторам. На этот раз она вцепилась в перила ладонями.

На верфи под ними располагался весь Северный полуцилиндр Рамы начиная от шлюза, к которому причалил «Ньютон», включая Центральную равнину вплоть до берегов Цилиндрического моря. Но ни раманского Нью-Йорка, ни самого моря не было видно; похоже, верфь могла вместить целиком американский штат Род-Айленд.

Чаша и кратер северной оконечности Рамы оставались прежними, включая внешнюю оболочку. Эти сегменты Рамы находились справа от Ричарда, Николь и Орла. Впереди на поручнях платформы было размещено с дюжину телескопов с различной разрешающей способностью; они позволяли видеть три ребра того самого зонтика с тридцатью тысячами ступеней, по которым можно было спуститься или подняться на Центральную равнину Рамы.

Остальные участки Северного полуцилиндра были разобраны и лежали перед людьми отдельными, непосредственно не связанными частями, выдерживая тем не менее нужную ориентацию. Каждая деталь имела в поперечнике от шести до восьми квадратных километров, и ее края поднимались над полом, соответствуя изгибу обшивки.

— Так легче работать, — пояснил Орел. — Когда мы закончим сборку цилиндра, трудно будет внести или вынести инструменты.

В телескопы Ричард и Николь могли видеть, что на двух различных участках Центральной равнины работа кипит. Роботов, сновавших взад и вперед по полу верфи, нельзя было даже пересчитать. Сложно было понять, какие работы производятся внизу. Человечество не смело даже мечтать о подобных масштабах в технике.

— Я привел вас сюда в первую очередь для того, чтобы вы получили общее представление, — произнес Орел. — А потом мы спустимся пониже, чтобы ознакомиться с отдельными деталями.

Ричард и Николь, онемев, поглядели на него. Орел, усмехнувшись, продолжил:

— Если вы посмотрите внимательно и в уме сложите части, можете заметить, что два больших участка Центральной равнины (один вблизи Цилиндрического моря, другой простирается почти до начала лестницы) уже полностью очищены. Там идет сооружение новых конструкций. В промежутке между двумя этими областями Рама ничуть не изменился. Мы всегда следуем одному принципу: изменению подлежат только те области, которые будут использоваться в очередном полете.

Ричард просветлел.

— Значит, вы утверждаете, что этот космический аппарат находится в постоянном применении? И после каждого полета в конструкцию вносятся лишь необходимые изменения.

Орел кивнул.

— В таком случае тот конгломерат небоскребов, который мы называем Нью-Йорком, мог быть сооружен для решения какой-то прежней задачи, а потом его просто оставили, поскольку вносить изменений не потребовалось?

Орел ничем не ответил на риторический вопрос Ричарда. Он указывал на северную часть Центральной равнины.

— А там вы будете обитать. Мы только что завершили инфраструктуру — создали все «удобства», говоря вашими словами: водопровод, энергоснабжение, канализацию, обеспечили точный контроль за природными условиями. Далее проект допускает известную гибкость. Вот поэтому мы и привезли вас сюда.

— А что там за здание с куполом, к югу от расчищенного участка? — спросил Ричард. Он еще не перестал удивляться тому, что Нью-Йорк мог попросту остаться от одного из прежних полетов Рамы.

— Это центр управления, — проговорил Орел. — Там будет расположено оборудование, обслуживающее ваше поселение. Обыкновенно центр управления размещают под жилым районом в оболочке Рамы, но в вашем случае проектировщики решили разместить его на равнине.

— А зачем нужен тот большой район? — спросила Николь, указывая на область, которая должна была после сборки оказаться к северу от берегов Цилиндрического моря.

— Мне не разрешено объяснять вам его назначение, — ответил Орел. — Я удивлен уже тем, что мне позволено показать вам его. Обычно возвращающиеся от нас не имеют никакого представления о функциях областей корабля за пределами своих поселений. Номинально каждый вид должен оставаться в отведенном ему месте.

— Погляди на ту гору (или башню) в середине, — обратилась Николь к Ричарду, показав ему в другую сторону. — Она, должно быть, километра два высотой.

— Ага, и похожа на пончик, то есть в середине у нее пусто.

Они могли видеть, что внешние стены сооружения, вполне пригодного послужить обиталищем другому виду существ, поднялись уже на достаточную высоту. Внутренние части видны не были.

— А вы можете хотя бы намекнуть нам, кто или что там будет обитать? — поинтересовалась Николь.

— Пойдемте, — Орел отрицательно покачал головой. — Пора спускаться.

Ричард и Николь расстались с телескопами, бросив беглый взгляд на общие очертания собственного будущего жилья, много уступавшего по степени готовности обиталищу соседей, и следом за Орлом отправились по коридору. Через пять минут ходьбы они добрались до объекта, по утверждению Орла являющегося лифтом.

— Надежнее пристегнитесь к сидениям, — пояснил проводник. — Спуск будет быстрым.

Овальная капсула мощно и стремительно взяла с места, а менее чем через две минуты резко затормозила — они добрались до пола.

— Значит, эта штука перемещается со скоростью триста километров в час?

— спросил Ричард, быстро прикинув в уме.

— Если нет причин для спешки, — ответил Орел.

Следуя за ним, Ричард и Николь шагнули на пол верфи. Колоссальная равнина потрясала сильнее самого Рамы, поскольку едва не половина огромного космического корабля сейчас находилась вокруг них. Оба вспомнили восторг, который вызывали поездки в кресельном лифте на Раме или вид загадочных рогов, высящихся в Южной чаше за Цилиндрическим морем. Трепет и восхищение овладели людьми даже в большей степени, когда Ричард с Николь пригляделись к работе, кипевшей вокруг и над ними.

Лифт опустил их на уровень пола как раз возле одной из частей их будущего обиталища. Прямо перед ними оказалась оболочка Рамы. Выйдя из лифта, они промерили ее толщину шагами.

— Около двухсот метров, — сказал Ричард Николь, наконец ответив на вопрос, беспокоивший их с первых дней пребывания на Раме.

— А что будет размещаться под нами в оболочке? — обратилась Николь к Орлу.

Он поднял три из четырех пальцев, поясняя, что вопрос сей относится к третьему уровню. Люди рассмеялись.

— А вы полетите с нами? — чуть помедлив, спросила Николь у него.

— В вашу Солнечную систему?.. Нет, не могу. Хотя должен признаться — путешествие было бы интересным.

Орел повел их к месту, где производились особенно интенсивные работы. Несколько дюжин роботов трудились над большой цилиндрической конструкцией высотой метров в шестьдесят.

— Это главная установка полной очистки воды, — пояснил Орел. — Все сливы и стоки из вашей колонии будут направляться сюда. Очищенная вода возвратится обратно, а выделенный осадок направится на хранение для иных нужд. Эта установка будет герметически закрыта непроницаемой оболочкой. Используемая технология далеко превосходит ваши возможности.

Потом по лестнице они поднялись в само поселение. Орел затеял утомительную экскурсию. В каждом секторе он показывал землянам основные его особенности, а потом распоряжался, чтобы роботы транспортировали их в соседний.

— Что же именно вы хотите от нас? — через несколько часов осведомилась Николь, когда Орел намеревался перейти к следующему предмету обзора.

— Ничего особенного, — ответил тот. — Этот визит на Раму окажется для вас единственным. Мы хотим, чтобы вы ощутили размеры своего обиталища, на тот случай, если это потребуется при проектировании. В жилом модуле у нас есть модель в одну двадцатую долю величины, и всю остальную работу можно будет проделать прямо там. — Он поглядел на Ричарда и Николь. — Мы можем отправиться назад, как только вы пожелаете.

Опустившись на серый металлический ящик, Николь всматривалась в окружающую обстановку. Одних роботов во всем их разнообразии было достаточно, чтобы вызвать головокружение. Потрясение началось, едва они вышли на тот балкон, и к настоящему времени Николь буквально потеряла дар речи. Она показала рукой на Ричарда.

— Конечно, мне следовало бы попытаться осознать все, что мы видим, но подобные попытки, по-моему, не имеют большого смысла. Я полна информацией.

— И я тоже, — признался Ричард. — Никогда не думал, что может найтись нечто более удивительное и поразительное, чем Рама, но эта верфь превзошла все мои ожидания.

— Ну раз мы оказались здесь, — сказала Николь, — попробуй представить себе завод, где собирают подобные верфи. А еще лучше — сборочную линию для Узлов.

Ричард расхохотался.

— Подобная последовательность возрастает бесконечно. Если Узел действительно является машиной, то он, безусловно, находится на принципиально ином уровне сложности. Насколько я могу судить, Рама был создан именно здесь, он и управляется, должно быть, с Узла. Но что создало сам Узел и управляет им? Разумное существо, подобное нам, результат биологической эволюции? И существует ли оно в настоящее время — в ощутимой форме, — или же приняло иное обличье, удовлетворяясь тем, что его влияние ощущается в тех удивительных машинах, которые оно создало?

Ричард опустился возле жены.

— По мне, пожалуй, уже чересчур много. Довольно… Пора возвращаться к детям.

Николь коснулась его.

— Ричард Уэйкфилд, — объявила она. — Ты человек умный и знаешь, что я люблю тебя отчасти поэтому.

Мимо проковылял огромный робот, похожий на автопогрузчик, груженный рулонами листового металла. Ричард вновь удивленно покачал головой.

— Спасибо тебе, дорогая, — ответил он, помедлив. — Ты знаешь, что я тебя тоже люблю.

Они встали и, обратившись к Орлу, показали, что готовы отправляться назад.

Следующей ночью в своей спальне в жилом модуле Ричард с Николь не могли уснуть даже через полчаса после занятий любовью.

— В чем дело, дорогой? — спросила Николь. — Что-нибудь случилось?

— Опять сегодня туман накатил, — признался Ричард, — почти на три часа.

— Боже, — Николь села в постели. — Теперь все в порядке? Может, взять сканер и посмотреть, что показывает биометрия?

— Нет, — Ричард покачал головой, — мои приступы твоя машина никогда не замечала. Просто этот припадок меня очень расстроил. Я ощутил, насколько они лишают меня сил. Я едва жив и мало чем смогу помочь тебе с детьми, случись какая угодно неприятность. Я напуган.

— А как начался этот приступ?

— Все было как всегда. Я раздумывал о нашем путешествии к Ангару и о том, втором, поселении. Начал вспоминать какие-то разрозненные сцены из моей прежней одиссеи — и вдруг туман. Густой, непроницаемый. Даже не уверен, что смог бы узнать тебя во время первых пяти минут приступа.

— Мне очень жаль, дорогой.

— Словно бы кто-то контролирует мои мысли. И когда я пытаюсь припомнить что-нибудь конкретное, бам по мозгам — получаю предупреждение.

— А я, как закрою глаза, — проговорила Николь, — сразу вижу всех этих роботов, снующих внутри Рамы.

— И я тоже.

— Вместе с тем я не могу поверить в то, что видела нечто реальное, а не сцену из кинофильма или какой-то сон. — Николь улыбнулась. — Эти четырнадцать лет мы прожили совершенно невероятным образом, так ведь?

— Конечно, — ответил Ричард, поворачиваясь на бок, как он привык засыпать. — Кто знает… быть может, самая удивительная часть нашего путешествия еще впереди.

6

Голографическая модель Нового Эдема в масштабе 1:2000 была спроектирована в середине конференц-зала. Поселение землян на Центральной равнине должно было занять около ста шестидесяти квадратных километров, начинаясь как раз от северной лестницы. Предоставленный людям объем составлял полосу примерно двадцать километров вдоль оси цилиндра, шириной восемь километров и такой же высоты.

Впрочем, с моделью Нового Эдема в жилом модуле оперировать было куда легче. Она размещалась в одной большой комнате, а голографические проекции позволяли проектировщикам перемещаться среди различных структур. Изменения вносились с помощью компьютерных подпрограмм, реагировавших на голос Орла.

— Мы снова передумали, — сказала Николь, начиная третью марафонскую дискуссию с Орлом. Она обвела своей черной указкой группу сооружений в центре колонии. — Считаем, что не так уж здорово концентрировать все в одном месте, чтобы люди сидели на головах друг у друга. Мы с Ричардом решили, что в четырех углах прямоугольника следует разместить четыре жилых поселка вместе с магазинчиками. В центральном комплексе нужно оставить лишь сооружения, используемые всеми колонистами.

— Конечно, новая концепция полностью меняет организацию транспортного потока, которую мы обсуждали вчера, — добавил Ричард, — как и координаты парков, Шервудского леса, озера Шекспир и горы Олимп. Но в нашей концепции Нового Эдема можно использовать все исходные элементы. Вот поглядите на этот набросок — мы все лишь передвинули.

Орел, казалось, скривился, поглядев на своих помощников, и, помедлив секунду, принялся разглядывать карту в электронном блокноте Ричарда.

— Надеюсь, что новых крупных изменений не потребуется, — прокомментировал он. — Так мы далеко не уйдем, если каждый раз придется заново начинать проектирование.

— Простите нас, — извинилась Николь, — но мы не сразу осознали сложность поставленной перед нами задачи. И только потом поняли, что проектируем условия жизни примерно для двух тысяч человек… если число их будет уточнено в результате нескольких итераций, нам придется затратить дополнительное количество времени.

— Я вижу, вы опять увеличили число сооружений в центральном комплексе,

— проговорил Орел. — А зачем нужно здание, располагающееся за библиотекой и аудиторией?

— Для занятий спортом и отдыха, — ответила Николь. — Там будет трек, бейсбольное и футбольное поля, гимнастический зал и плавательный бассейн с трибунами почти на всех жителей. Мы с Ричардом полагаем, что атлетика станет весьма популярной в Новом Эдеме, поскольку многие рутинные обязанности будут выполнять биоты.

— Вы увеличили также площадь, отведенную под госпиталь и школы…

— Мы были чересчур консервативны в предварительных оценках, — вмешался Ричард, — и не зарезервировали достаточно места под те занятия, которые сейчас предвидеть нельзя.

Каждое из двух первых совещаний длилось около десяти часов. Поначалу Ричард с Николь только гадали, как скоро Орел сумеет учесть их замечания к проектным рекомендациям. Но к третьему совещанию ни скорость, ни точность этого синтеза уже не удивляли их. Однако инопланетный биот то и дело преподносил им сюрпризы, обнаруживая острый интерес к тонкостям, относящимся к области культуры. Например, он долго выспрашивал о смысле названия, данного землянами их колонии. Сперва Николь объяснила ему, что без названия нельзя, потом последовали вопросы. Орла интересовало значение слов «Новый Эдем».

— Мы всей семьей почти целый вечер обсуждали его, — пояснил Ричард. — Было несколько хороших предложений, связанных с историей культуры нашего вида. Главным кандидатом считалась Утопия. Аркадия, Элизиум, Парадиз, Конкордия и Бовуа также рассматривались достаточно серьезно. Но под конец все сошлись на том, что следует предпочесть Новый Эдем.

— Видите ли, — добавила Николь, — мифологический Эдем был началом, отправной точкой развития нашей западной культуры. Пышный, цветущий сад, созданный специально для людей всемогущим Господом, сотворившим всю Вселенную. Тот первый Эдем был полон жизни, но обделен техникой.

— Новый Эдем — это тоже начало. И он почти во всем противоположен библейскому райскому саду. Новый Эдем представляет собой технологическое чудо, лишенное жизни, — во всяком случае, первоначально, — за исключением нескольких человеческих существ.

Когда определились общие контуры колонии, оставались еще сотни деталей, которые следовало уточнить. Кэти и Патрику поручили проектирование парков для всех четырех поселков. Ни один из них не видел даже земной травинки, не говоря уже о цветке или высоком дереве, но кино они смотрели, фотографии тоже. В итоге дети смогли составить четыре различных проекта, со вкусом распланировав пять акров с мирными тропками в сторону каждого поселка.

— Но откуда мы возьмем траву? И цветы? — спросила у Орла Кэти.

— Их доставят люди с Земли, — ответил тот.

— Но как они узнают, что именно нам необходимо?

— Мы им сообщим об этом.

Кэти указала, что в проекте Нового Эдема отсутствует ключевой элемент, игравший некогда основную роль в разных историях, которые мама в детстве рассказывала ей на ночь.

— Я никогда не видела зоопарка, а в Новом Эдеме он будет?

И во время следующего совещания Орел в очередной раз изменил план, пристроив крохотный зоопарк на краю Шервудского леса.

Большую часть технологических деталей Ричард проработал вместе с Орлом. Николь специализировалась на жилых помещениях. Первоначально Орел предложил использовать одинаковые домики с одной и той же обстановкой. Николь расхохоталась.

— Вы явно не сумели узнать нас по-настоящему, — сказала она. — Людям необходимо разнообразие, иначе они начинают скучать. Если мы сделаем домики одинаковыми, их немедленно начнут перестраивать.

Но время было ограничено. А запрашиваемая Орлом информация заставляла их с Ричардом работать по десять-двенадцать часов в сутки. К счастью, Майкл и Симона с охотой приглядывали за младшими детьми. И Николь решила остановиться на восьми типовых проектах планировки и четырех видах модульной мебели. Вместе все это позволяло получить тридцать два различных сочетания. Внеся изменения во внешний вид домов в каждом из четырех поселков (детали пришлось оговаривать с Ричардом, но основную информацию предоставил искусствовед Майкл О'Тул), Николь наконец сумела создать жилье, отличающееся от прочих домов и не скучное на вид.

На обсуждение транспортной системы в Новом Эдеме Ричарду с Орлом хватило нескольких часов. Больше трудностей их ожидало в части управления погодой и конструкции биотов. В соответствии с первоначальным предложением Орла, легшим в основу всей инфраструктуры Нового Эдема, в каждых сутках было предусмотрено двенадцать светлых и двенадцать темных часов. Ясные, пасмурные и дождливые дни должны были сменяться регулярно и предсказуемо. Температура практически не изменялась в зависимости от места и времени.

Когда Ричард потребовал сезонных изменений в соотношении темного и светлого времени суток, а также более разнообразный погоды, Орел подчеркнул, что значительные вариации параметров воздуха над поселением потребуют куда более мощных «компьютерных ресурсов», чем были изначально заложены в проект. Орел также отметил, что придется перестраивать и перепроверять основные алгоритмы управления, в результате чего придется отложить дату отлета. Николь поддержала Ричарда в отношении погоды и времен года, пояснив Орлу, что истинно человеческое поведение — а именно его вы, то есть интеллект Узла, стремитесь наблюдать — определенным образом зависит от обоих факторов.

Наконец, компромисс был достигнут. Длина ночи и дня весь год будет соответствовать тридцати градусам земной широты. Погодные процессы в Новом Эдеме будут совершаться естественным путем в определенных границах — контрольные механизмы вступят в дело, только если параметры среды превысят предельные значения. Другими словами, температура, скорость ветра и количество осадков могли свободно колебаться в известных пределах. Однако в двух вопросах Орел проявил непреклонность: ни молний, ни льда не будет. Если вдруг дойдет до обоих атмосферных явлений, вносящих «новые сложности» в расчетную модель, система управления должна автоматически выправить погоду.

Орел первоначально намеревался сохранить все виды биотов, использованных на двух Рамах. Ричард вместе с Николь постарались убедить его, что раманские биоты, в особенности многоножки, богомолы, пауки, крабы и так далее, едва ли приемлемы для людей.

— Космонавтов, высаживавшихся на оба Рамы, нельзя считать средними людьми. Скорее напротив. Нас специально учили использовать сложнейшие аппараты, и тем не менее некоторые биоты пугали даже нас. Ядро обитателей Нового Эдема составят люди более простые, им будет куда сложнее примириться с разгуливающими по всему поселку металлическими пугалами.

После нескольких часов обсуждения Орел согласился изменить облик обслуживающих роботов. Например, мусор должны теперь собирать роботы, во всем похожие на обычные земные мусорные машины, только без водителей. Строительные работы при необходимости будут поручены роботам, также оформленным под механизмы, выполняющие подобные же функции на Земле. Таким образом, облик машины оказывался привычным, и порожденные ксенофобией страхи можно было уменьшить.

— Ну а как поступим с повседневными нуждами? — поинтересовался Орел в конце долгой встречи. — Мы предполагали, что можно в больших количествах использовать говорящих гуманоидных биотов, чтобы освободить вас от нудной работы. И уже потратили достаточно много времени на совершенствование конструкции.

Ричарду идея понравилась, однако Николь колебалась.

— Очень важно, — сказала она, — чтобы эти гуманоидные биоты были абсолютно идентифицируемыми. Даже самый маленький ребенок должен отличать их от человека.

Ричард усмехнулся.

— Ну это ты фантастики начиталась.

— Нет-нет, это очень важно, — запротестовала Николь. — Могу себе представить, сколько человекоподобных биотов могут наделать в Узле. Куда до них тем имитациям, что мы видели на Раме. Не отличимые от людей машины будут пугать землян.

— Значит, следует ограничиться определенным количеством типов, — произнес Ричард, — чтобы по внешности можно было догадаться о роде занятий. Теперь ты довольна?.. Стыдно будет не использовать все возможности такой невероятной технологии.

— Быть может, этого будет довольно, — ответила Николь. — С обличиями роботов можно будет познакомить всех за один короткий инструктаж. Однако следует исключить любую ошибку.

Через несколько недель интенсивного труда основные решения были приняты, и Николь с Ричардом вздохнули спокойнее. Теперь они могли вести более или менее нормальную жизнь — вместе с детьми и Майклом. Однажды вечерком их посетил Орел и объявил всей семье, что испытание Нового Эдема близится к завершению: в основном проверяются возможности новых алгоритмов, их способность контролировать среду в широком диапазоне параметров.

— В частности, — продолжал Орел, — мы установили газообменные устройства (или ГОУ) там, где будут расти земные растения: в Шервудском лесу, парках, вдоль берегов озера и по склонам горы. ГОУ действуют подобно растениям, они поглощают углекислый газ и выделяют кислород в количестве, эквивалентном действию вашей растительности. Они предотвращают накопление углекислого газа, который за длительные периоды времени способен резко снизить эффективность алгоритмов погодной регуляции. Работа ГОУ требует известных затрат энергии, которую нам пришлось взять из выделенной на потребности колонистов. Однако, когда растения подрастут, ГОУ можно будет снять, возвращая избыток мощности.

— О'кей, мистер Орел, — проговорила Кэти, как только он закончил. — Все мы хотим теперь знать, когда состоится отлет.

— Я хотел сообщить вам об этом на Рождество, — ответил Орел, и в уголке его рта сложилась морщинка, подозрительно напоминающая улыбку, — а до него еще два дня.

— Пожалуйста, скажите, мистер Орел, — поддержал сестру Патрик.

— Ну… хорошо, — согласился птицечеловек. — Ориентировочно работы в Ангаре будут завершены 11 января. Мы рассчитываем, что вы погрузитесь на корабль и покинете Узел через два дня, утром 13 числа.

«Всего три недели, — подумала Николь, и сердце ее дрогнуло: разлука стала реальной. — Но сколько еще нужно сделать. — Она огляделась — в другом конце комнаты Симона и Майкл сидели рядышком на кушетке. И среди прочего, красавица моя, приготовить тебя к венчанию».

— Значит, мы поженимся на твой день рождения, мама, — сказала Симона. — Мы ведь давно решили, что обряд следует совершить за неделю до отлета всех остальных членов семьи.

На глаза Николь невольно нахлынули слезы. Она опустила голову, чтобы дети не заметили их. «Я не готова к прощанию, — думала Николь. — Не могу даже представить себе, что уже никогда больше не увижу Симону».

Николь решила уклониться от участия в общесемейной игре, затевавшейся в гостиной. В качестве предлога она сослалась на какие-то просьбы Орла, однако на самом деле ей просто нужно было побыть одной, чтобы распланировать последние три недели своей жизни в Узле. За обедом Николь постоянно думала о том, что еще предстоит сделать. Она была уже близка к панике. Николь опасалась, что ей или не хватит времени, или она что-либо позабудет. Но переписав все оставшиеся дела и назначив срок исполнения, Николь чуть расслабилась: ничего невыполнимого не обнаружилось.

В частности, Николь записала в блокноте заглавными буквами следующую фразу: ЧТО ДЕЛАТЬ С БЕНДЖИ?? Она сидела на краю кровати, размышляла о своем умственно отсталом старшем сыне и ругала себя за то, что отложила вопрос на самый последний момент. Тут в дверь постучали… удивительное совпадение.

— Ма-мочка, — очень медленно произнес Бенджи, как обычно с широкой и невинной улыбкой. — Можно с тобой поговорить? — подумав, он добавил: — Сейчас.

— Конечно, дорогой. Входи и садись на постель.

Бенджи сел рядом с матерью и тесно прижался к ней. Потом поглядел на руки и нерешительно начал. Он явно был очень расстроен.

— Ты, дядя Ричард и осталь-ные де-ти уле-тают очень да-леко и на-долго,

— сказал мальчик.

— Правильно, — деланно бодрым тоном ответила Николь.

— А па-почка и Си-мона оста-нутся и по-женятся?

Это был скорее вопрос. Подняв голову, Бенджи дожидался ответа. Когда она кивнула, глаза его сразу наполнились слезами, а лицо искривилось.

— А что будет с Бен-джи? — спросил он. — Что мне тог-да делать?

Прижав к себе его голову, Николь поплакала вместе с сыном. Рыдания сотрясали все его тело. «Он все понял, — подумала она. — С самого первого разговора. Он ждал и боялся, что никому не нужен».

— Ты можешь выбирать, дорогой, — сумела сказать Николь, оправившись от своих чувств. — Мы будем рады взять тебя с собой. А твой папа и Симона будут счастливы, если ты останешься.

Бенджи смотрел на мать, словно не веря ей. Николь повторила — уже помедленнее.

— Ты меня не об-маны-ваешь? — переспросил он.

Николь энергично замотала головой.

Бенджи улыбнулся и отвернулся, погружаясь в молчание.

— Тут не с кем будет иг-рать, — проговорил он наконец, не отводя глаз от стены. — Симоне надо быть с па-почкой.

Николь была удивлена точными аргументами. Сын словно бы ждал.

— Тогда летим с нами, — пригласила Николь, — с дядей Ричардом, Кэти, Патриком, Элли… Мы все тебя очень любим и рады будем тебе.

Бенджи повернулся и поглядел на мать. Слезы вновь побежали по его щекам.

— Я буду с тобой, ма-мочка, — сказал он, положив голову на ее плечо. «Он давно решился, — Николь прижала к себе ребенка. — Он умнее, чем мы думаем. И пришел лишь для того, чтобы убедиться, что нужен нам».

7

— …Господи, позволь мне даровать счастье этой удивительной юной деве, на которой мне предстоит жениться. Пошли нам в дар разделенную любовь, дай возрасти в познании Тебя… Прошу Тебя, во имя Твоего Сына, которого Ты послал на землю, чтобы показать нам свою любовь и отпустить наши грехи. Аминь!

Майкл Райан О'Тул, семидесяти двух лет от роду, развел молитвенно сложенные руки и открыл глаза. Он сидел за столом в своей спальне. О'Тул посмотрел на часы. «Еще два часа, — подумал он, — и я женюсь на Симоне». Майкл бросил короткий взгляд на изображение Иисуса и небольшой бюст св.Микеля Сиенского на столе. «Потом будет пир, брачный — для нас — и в честь дня рождения Николь. А после него я заключу этого ангела в свои объятия. — Сама собой вырвалась следующая мысль: — Боже, прошу Тебя, не дай мне разочаровать ее».

О'Тул поискал в столе и извлек из него маленькую Библию. Кроме нее у него не было настоящих книг. Остальное его чтение записано на небольших кубиках, вставлявшихся в электронный блокнот. Так что Библия являла собой нечто особенное. Память о той его жизни, которая осталась там, на далекой планете.

В детстве и юношестве эта книга повсюду сопутствовала ему. Майкл вертел переплетенный в черное томик и вспоминал. Он получил его еще мальчиком — в шесть или семь лет. Отец пришел в его спальню. Майкл играл в бейсбол на персональном компьютере и смутился — подобные моменты, когда серьезный отец заставал мальчика за игрой, всегда смущали его.

— Майкл, — произнес отец, — я хочу сделать тебе подарок. Твою собственную Библию. Это самая настоящая книга, из тех, что читают, перелистывая страницы. Мы надписали на обложке твое имя.

Отец протянул книгу, и маленький Майкл принял ее с негромким «спасибо». Кожаная обложка была приятна на ощупь. «Внутри этого тома, — продолжил отец, — содержатся самые лучшие наставления, которые человеку суждено получить. Читай ее — внимательно и часто. И строй свою жизнь в соответствии с ее мудростью».

«В ту ночь я положил Библию под подушку. Там она и осталась — на все мое детство. Даже в старших классах». Он вспомнил собственные махинации с книгой, когда сборная старшеклассников выиграла чемпионат города и направилась в Спрингфилд для участия в чемпионате штата. Тогда Майкл взял с собой Библию, но, конечно, не хотел, чтобы об этом знали его товарищи по команде. Читать Библию в кругу юных спортсменов не было принято, а он в то время еще не обрел необходимого самоуважения и боялся насмешек старших. Поэтому он придумал для Библии специальный кармашек внутри несессера и хранил ее там — в обложке — вместе с туалетными принадлежностями. В гостиничном номере в Спрингфилде, дождавшись, пока все соседи по комнате не отправились мыться, Майкл извлек Библию из укрытия и перепрятал под подушку.

«Даже взял ее с собой в свадебное путешествие. Катлин понимала это… она понимала меня всегда и во всем». Он вспомнил яркое солнце и песчаный берег рядом с их домиком на Каймановых островах, и тут же возвратилось острое чувство потери. «Как-то ты там сейчас, Катлин? — пробормотал он себе под нос. — Куда занесла тебя жизнь?» Умственным взором он видел ее хлопочущей возле их общей собственности — дома из бурого камня на Коммонвелс-авеню в Бостоне. «Нашему внуку Мэтту сейчас уже под двадцать, — подумал он. — Появились ли новые внуки? И сколько их, интересно?»

Сердце заныло сильнее, представилась вся семья: Катлин, дочь Коллин, сын Стивен и много-много внуков, собравшихся вокруг длинного рождественского стола — но без него. Наверное, на улице сыплет легкий снежок. «А Стивен читает молитву, — подумал он. — Он всегда был самым верующим из моих детей».

О'Тул качнул головой, чтобы возвратиться к настоящему, и открыл Библию на первой странице. Наверху листа дивным почерком было выведено: «Вехи жизни». Записей было немного, всего восемь… скупая хроника основных событий его жизни:

13-7-67 Женился на Катлин Мэрфи, Бостон, Массачусетс 30-1-69 Родился сын Томас Мэрфи О'Тул, Бостон 13-4-70 Родилась дочь Коллин Гэвин О'Тул, Бостон 27-12-71 Родился сын Стивен Моллой О'Тул, Бостон 14-2-92 Умер Томас Мэрфи О'Тул, Пасадена, Калифорния

Глаза Майкла остановились на записи о смерти своего первородного сына и мгновенно наполнились слезами. Он отчетливо помнил тот давний страшный день св.Валентина. Они с Катлин обедали в рыбном ресторане в порту Бостона, когда узнали эту новость. «Простите, что запоздал с десертом, — извинился молодой официант. — Я смотрел новости в баре. В Калифорнии — катастрофическое землетрясение».

Они испугались. Томми, их гордость и радость, с отличием закончив школу св.Креста, добился права изучать физику в Калтехе. Бросив обед, О'Тулы поспешили в бар. Там они узнали, что землетрясение произошло вечером в 17:45 по тихоокеанскому времени. Чудовищные колебания, возникшие в результате огромного разлома Сан-Андреаса, достигли перевала Кайон, и в сотне миль от эпицентра все было сметено с лица земли — люди, машины, строения, — словно лодки, застигнутые ураганом на море.

Майкл и Катлин всю ночь со страхом и надеждой слушали новости и вполне смогли осознать масштабы самого тяжелого из несчастий, обрушившихся на страну в XXII веке. Сила землетрясения достигла жуткой отметки по шкале Рихтера — 8,2 балла. Без воды, электричества, транспорта и средств связи осталось двадцать миллионов человек. Разверзшиеся пятидесятифутовые пропасти целиком поглощали крупные торговые центры. Непроходимыми сделались практически все дороги. Разрушения были значительнее и обширнее, чем если бы район Лос-Анджелеса поразило несколько атомных бомб.

Рано утром, еще перед рассветом. Федеральная чрезвычайная служба выделила телефон для справок. Катлин О'Тул выдала машине всю информацию — адрес и телефон Томми, название и адрес мексиканского ресторана, где он зарабатывал на карманные расходы, адрес и телефон его подружки.

«Мы прождали весь день и часть ночи, — вспоминал Майкл. — А потом позвонила Черил. Ей удалось каким-то образом пробиться в родительский дом в Пауэе».

— Мистер О'Тул, ресторан рухнул, — сквозь слезы произнесла Черил. — А потом начался пожар. Я говорила с одним из официантов, он выжил, потому что во время толчка оказался в патио note 13. Томми обслуживал столики возле кухни…

Майкл О'Тул глубоко вздохнул. «Не надо, — сказал он себе, стараясь не думать о смерти сына. — Не надо, — повторил он. Сейчас время радоваться, а не горевать. И ради Симоны я не должен сегодня вспоминать про Томми».

Он закрыл Библию и вытер глаза. Потом встал и направился в ванну. Побрился и принял горячий душ.

Когда через пятнадцать минут Майкл О'Тул снова открыл Библию, на сей раз с пером в руке, демоны, напомнившие о смерти сына, отлетели далеко. И тщательно вписал новую веху в перечень, остановившись взглядом на последних четырех строчках:

31-10-97 Родился внук, Мэтью Арнольд Ринальди, Толидо, Огайо.

27-8-06 Родился сын Бенджамин Райан О'Тул, Рама 7-3-08 Родился сын Патрик Эрин О'Тул, Рама 6-1-15 Женился на Симоне Тиассо Уэйкфилд

«Старик ты, О'Тул», — сказал он себе, поглядев в зеркало на редкие седые волосы. Несколько минут назад он закрыл Библию и вернулся в ванную, чтобы причесаться в последний раз. «И слишком стар для этой женитьбы». Он вспомнил то венчание, что было сорок шесть лет назад. «Я был тогда блондином, с густой шевелюрой. Катлин выглядела прекрасно. А какая была дивная служба! Я чуть не заплакал, увидев свою невесту в приделе».

Он вспомнил Катлин в подвенечном платье, под руку с отцом… это воспоминание уступило место другому, там тоже были слезы, но плакала жена. Она сидела рядом с ним в комнате для прощания… дело было на космодроме Кеннеди на Мысе Канаверал, перед подъемом на «Низкоорбитальную станцию-3», где собирался экипаж «Ньютона». «Береги себя, — проговорила она, на удивление пылко прощаясь с ним. Они обнялись. — Милый, я горжусь тобой, — шепнула она. — Я тебя очень люблю».

— Я тебя очень люблю, — так сказала Симона, когда Майкл начал допытываться, в самом ли деле она хочет выйти за него замуж, а если да, то почему. Мягкое лицо Симоны вытеснило из памяти сцену прощания с Катлин. «Симона, ты такая доверчивая и невинная, — размышлял Майкл о своей будущей невесте. — На Земле ты еще даже не достигла подходящего возраста и считалась бы девочкой».

Тринадцать лет, прожитых на Раме, разом промелькнули в его голове. Сперва вспомнились трудные роды, то счастье, которое он испытал, когда Симона подала голос и он поднес ее матери. А потом представил себе Симону постарше — лет шести, старательно изучающую катехизис под его руководством. В другом воспоминании Симона крутила с Кэти веревочку и скакала, распевая веселые песенки. Последним вспомнился семейный пикник на берегу Цилиндрического моря. Гордая Симона как ангел-хранитель держалась возле Бенджи.

«Да, когда мы прибыли в Узел, она уже была юной женщиной, — подумал генерал О'Тул, переключаясь на более близкую цепь событий. — Очень преданной, терпеливой и самоотверженной с младшими. И только Симона могла заставить Бенджи так улыбаться».

Все эти облики Симоны пронизывала общая тема. Майкл ощущал к своей невесте, еще не вышедшей из детского возраста, совершенно необыкновенную любовь: не те нежные чувства, которые испытывает обычно жених к своей невесте, а нечто похожее на обожание. Но тем не менее это была любовь, способная соединить столь неподходящую пару.

«Какой я счастливчик, — думал Майкл, одеваясь. — Господь явил мне столько своих чудес».

В мастерской на противоположном краю их апартаментов Николь помогала Симоне одеться. Не совсем подвенечное — в классическом смысле этого слова

— платье в то же время было белым, пышным, с бретельками и явно отличалось от повседневных нарядов, используемых обычно в их семействе.

Аккуратно вставив гребни в длинные черные волосы дочки, Николь поглядела на ее отражение в зеркале и произнесла:

— Ты у меня просто красавица.

Она глянула на часы, у них оставалось еще десять минут. Симона была уже совершенно готова, если не считать туфель. «Хорошо. Можно поговорить», — подумала Николь.

— Дорогая, — начала она, но слова на удивление не шли с языка.

— Что, мамочка? — Сидя на постели возле матери, Симона старательно надевала на ноги черные туфли.

— Когда мы с тобой на той неделе говорили о сексе, — начала вновь Николь, — мы не упомянули кое о чем. — Симона посмотрела на мать с таким вниманием, что Николь даже забыла, о чем собиралась сказать. — Ты прочла те книги, которые я тебе давала?.. — спросила она в мгновенном замешательстве.

Морщинки на лбу Симоны выдавали ее смущение.

— А как же, — ответила она, — мы вчера обсуждали это.

Николь взяла дочку за обе руки.

— Майкл — чудесный человек, — сказала она, — добрый, любящий, ласковый, но он стар. А когда мужчины стареют…

— Мама, я не понимаю тебя, — мягко перебила ее Симона. — Ты, кажется, собиралась поговорить со мной о сексе.

— Я хочу тебе сказать, — Николь глубоко вздохнула, — что с Майклом в постели тебе придется быть очень терпеливой и ласковой. Иначе может ничего не получиться.

Симона долго глядела на мать.

— Я догадывалась об этом, — спокойно проговорила она, — по твоему волнению и явной озабоченности на лице Майкла. Не волнуйся, мама, я не жду ничего нереального. Прежде всего наш брак заключается не ради сексуальных радостей. А поскольку у меня вообще нет никакого опыта, любое новое удовольствие обрадует меня.

Николь удивилась своей необычайно зрелой тринадцатилетней дочери.

— Ты у меня просто золото, — сказала она, ощутив приток слез к глазам.

— Спасибо тебе, — ответила Симона, обнимая мать. — Помни, — добавила она, — наш брак с Майклом благословил Господь. И во всех наших проблемах мы будем просить Бога о помощи. Все будет хорошо.

Внезапная боль стиснула сердце Николь. «Всего неделя, и я больше никогда не увижу свою любимую девочку». И она продолжала обнимать Симону, пока Ричард стуком в дверь не известил о том, что все их ждут.

8

— Доброе утро, — мягко улыбнулась всему семейству Симона. Все уже сидели за столом и завтракали, они с Майклом только что вошли под руку.

— Доброе утро, — ответил Бенджи, рот его был набит жареным хлебом и джемом. Он встал с места, обогнул стол и обнял любимую сестру.

За ним торопился Патрик.

— А ты сегодня поможешь мне с математикой? — спросил он у Симоны. — Мама говорит, что раз мы возвращаемся, мне придется серьезно взяться за занятия.

Майкл и Симона сели, мальчики тоже возвратились на свои места. Симона потянулась к кофейнику. В одном она в точности напоминала мать: по утрам — до кофе — она не сразу включалась.

— Ну как, закончился наконец медовый месяц? — спросила Кэти в обычной своей насмешливой манере. — В конце концов, уже прошло три ночи и два дня. Наверное, вы успели прослушать каждое классическое музыкальное произведение из памяти машины.

Майкл рассмеялся.

— Да, Кэти, — он тепло улыбнулся Симоне. — Мы сняли с двери знак «не беспокоить». Теперь мы хотим помочь вам в сборах.

— Сборы идут успешно, — отозвалась Николь, довольная тем, что после долгого уединения Майкл и Симона держатся так дружно. «Зачем я беспокоилась, — подумала она. — В иных вопросах Симона повзрослее меня».

— Мне хотелось бы, чтобы Орел более определенно охарактеризовал наше обратное путешествие, — пожаловался Ричард. — Он не говорит, сколько времени уйдет на дорогу, сколько мы будем спать… вообще ничего конкретного.

— Он говорит, что пока не знает, — напомнила мужу Николь. — Существуют «неконтролируемые» переменные, способные привести к многим вариантам развертывания событий.

— Ты ему всегда веришь, — отпарировал Ричард. — Подобная доверчивость…

Разговор их прервал звонок колокольчика. К двери отправилась Кэти, через некоторое время она вернулась с Орлом.

— Надеюсь, я не слишком помешал вам завтракать, — извинился птицечеловек, — но сегодня нам предстоит многое сделать. Я попрошу миссис Уэйкфилд последовать за мной.

Николь на дорожку отпила кофе и вопросительно поглядела на Орла.

— Одна? — спросила она, ощущая смутный страх. Ей еще не приходилось за все шестнадцать месяцев покидать их квартиру вдвоем с Орлом.

— Да, — ответил Орел. — Вы пойдете со мной одна. Для вас есть специальное задание.

— Можно десять минут на подготовку?

— Конечно.

Как только Николь вышла из комнаты, Ричард забросал Орла вопросами.

— Хорошо, — сказал он в конце концов. — Я понял, что в результате всех этих опытов вы смогли убедиться — мы можем без неприятных последствий провести во сне время ускорения и торможения. А как насчет крейсерского режима? Мы будем спать или бодрствовать?

— В основном спать, поскольку во сне мы можем задержать процесс старения и сохранить вас в добром здоровье. Но в программе до сих пор много неясностей. Возможно, вас придется несколько раз будить по пути.

— А почему нам этого не говорили раньше?

— Потому что решение еще не было принято. Сценарий вашего полета сложен и базовый план сформулирован только недавно.

— А я не хочу, чтобы процесс моего старения «задерживали», — сказала Кэти. — Я хочу быть взрослой, когда мы прилетим на Землю.

— Как я говорил вчера вашим родителям, — Орел обращался к Кэти, — важно, чтобы старение организма замедлялось, пока все вы будете спать. Мы не знаем точно, когда вы вернетесь в вашу Солнечную систему. Возможно, вам придется проспать пятьдесят лет…

— Чтооо? — ужаснулся Ричард. — Какие пятьдесят лет? Мы долетели сюда лет за двенадцать-тринадцать. Почему же…

— Я буду старше мамы… — с испуганным видом проговорила Кэти.

Из соседней комнаты появилась Николь.

— Что это за разговоры о пятидесяти годах? Почему путешествие будет таким долгим? Значит, мы куда-то залетим по дороге?

— Это очевидно, — сердитым тоном произнес Ричард. — Почему нас не предупредили заранее? Тогда мы иначе подошли бы к проекту поселка… Боже мой, пятьдесят лет, нам с Николь будет по сотне!

— Нет, не будет, — ровным голосом ответил Орел. — По нашим оценкам, вы с миссис Уэйкфилд будете стариться на один год за каждые пять или шесть лет, проведенные во сне. Для детей это соотношение составит один к двум, пока не прекратятся процессы роста. Мы опасаемся манипулировать с гормонами. К тому же пятьдесят лет это верхний предел, то, что в человеческой технике зовется допуском в «три сигмы».

— Я ничего не понимаю, — сказала Кэти, подходя к Орлу. — Так сколько же мне будет при встрече с человеческим существом, не являющимся членом моей семьи?

— В связи со статистической неопределенностью я не могу ответить на вопрос точно. Скорее всего ваше тело по развитию будет соответствовать первой половине третьего десятка лет. Это наиболее вероятный вариант, — Орел поманил Николь. — Это все, что я могу сказать. А теперь у меня дело к вашей матери. Мы вернемся вечером — к обеду.

— Как обычно, — ворчал Ричард, — вечно нам ничего не говорят. Иногда мне просто жаль, что мы проявили подобную готовность к сотрудничеству.

— Да, вы могли оказаться более сложными, — ответил Орел по дороге к выходу из комнаты, — и мы первоначально рассчитывали на куда меньшее стремление к сотрудничеству. Но, в конце концов, итог все равно был бы одним и тем же. Так вам самим приятнее.

— До свидания, — сказала Николь.

— До сви-дания, — проговорил Бенджи и помахал матери после того, как дверь закрылась.

Документ оказался длинным. Николь прикинула, что на прочтение вслух потребуется минут пятнадцать и уж не менее десяти.

— Вы уже прочли его? — осведомился Орел. — Нам хотелось бы как можно скорее приступить к «стрельбе». Так вы, кажется, говорите?

— Пожалуйста, повторите мне еще раз, что произойдет с этим видеоизображением, — попросила Николь.

— Мы передадим его на Землю за несколько лет до вашего появления в Солнечной системе.

— А как вы узнаете, что передачу примут?

— Для уведомления о приеме предусмотрен простой сигнал.

— А если он не будет получен?

— На этот случай предусмотрены запасные варианты плана.

Николь послание не понравилось. Она поинтересовалась, нельзя ли обсудить его дома с Майклом и Ричардом.

— Что вас в нем беспокоит? — спросил Орел.

— Практически все, — ответила Николь. — Оно какое-то неправильное. Мне кажется, что мною просто пользуются в каких-то целях, и, поскольку я не знаю, в каких именно, боюсь оказаться в предателях рода человеческого.

Орел поднес Николь стакан воды и сел возле нее.

— Давайте подойдем к вопросу логически, — проговорил он. — Мы вполне определенным образом сообщили вам, что нашей главной целью является сбор подробной информации о космических путешественниках, населяющих эту Галактику. Так?

Николь кивнула.

— Мы также соорудили внутри Рамы поселение на две тысячи землян и отсылаем вас и вашу семью за теми людьми, что отправятся в этот наблюдательный вояж. И эта видеопередача всего лишь извещает землян о том, что мы в пути и что две тысячи представителей вашего вида, оснащенные всеми необходимыми предметами вашей культуры, должны ожидать нас возле орбиты Марса. Что в этом плохого?

— Но текст, — возразила Николь, показывая на врученный ей электронный блокнот, — составлен крайне расплывчато. Я не говорю уже о том, что неясна судьба этих людей — понятно лишь, что о них будут «заботиться» и «наблюдать» за ними во время какого-то путешествия. Ничего не говорится о том, почему проводятся подобные наблюдения за людьми… ни слова об Узле и его управляющем интеллекте. Кроме того, общий стиль выдержан в угрожающих интонациях. Я должна сказать людям Земли, что, если Раму не будут встречать на орбите Марса, корабль приблизится к Земле и «заберет нужные образцы в менее доброжелательной манере». Заявление дышит враждебностью.

— Если вы хотите, можете ввести свои стилевые поправки, не меняя смысла, но я вынужден предупредить вас: мы обладаем огромным опытом в составлении таких сообщений. Оперируя с видами, подобными вашему, мы всегда достигали максимального эффекта при использовании не слишком конкретных формулировок.

— Тогда почему вы не разрешаете мне взять документ домой? Мы могли бы все обсудить с Майклом и Ричардом и смягчить по возможности тон.

— Потому что передачу следует подготовить сегодня. Мы готовы обсудить с вами любые поправки и будем работать, сколько потребуется. Но все должно быть закончено сегодня — до возвращения в семью.

Голос звучал дружелюбно, но смысл слов был абсолютно ясен. «Выбора нет,

— решила Николь. — Мне приказывают исполнять». Несколько секунд она глядела на странное создание, сидящее возле нее. «Этот Орел — просто машина, — сказала она себе, чувствуя, как нарастает гнев. — Он просто выполняет заложенную свыше программу… Стоит ли сердиться на него».

— Нет, — резко проговорила она, удивив отказом саму себя. Николь качнула головой. — Я не стану этого делать.

Орел не был готов к подобной реакции Николь. Наступило долгое молчание. Невзирая на возбуждение, Николь не могла заставить себя отвлечься от странного компаньона. «Что с ним сейчас происходит? — гадала она. — В мозгу его подключаются новые логические контуры более высокого уровня? Или же он сейчас получает сигналы извне?»

Наконец Орел поднялся.

— Что ж, — сказал он, — вы удивили нас… Мы не ожидали отказа.

— Значит, вы не обратили внимания на мои слова… Мне кажется, что вы или то, что командует вами, используете меня, объясняя по возможности меньше… Если вы хотите, чтобы я что-то делала для вас, дайте ответ по крайней мере на часть моих вопросов.

— И что именно вы хотите узнать?

— Я уже сказала, — не скрывая разочарования, ответила Николь. — Что за чертовщина здесь творится в действительности? Кто или что вы есть на самом деле? Зачем вы хотите наблюдать за нами?.. Кстати, раз уж зашла речь, зачем вам потребовалась эта репродуктивная пара? Мне никогда не нравилась идея расставания с семьей — наверное, следовало сильнее протестовать с самого начала. Если ваша техника настолько великолепна, что вы способны создать такие невероятные сооружения, как Узел, почему нельзя просто взять яйцеклетку и сперму…

— Успокойтесь, миссис Уэйкфилд, — проговорил Орел. — Я еще не видел вас такой возбужденной, а считал самой уравновешенной личностью во всей группе.

«И самой податливой, конечно же, — решила Николь. Она подождала, чтобы успокоиться. — Этот загадочный интеллект наверняка полагается на определенную вероятность того, что я буду кротко исполнять все приказы… ну что ж, вот я и надула тебя».

— Видите ли, мистер Орел, — сказала Николь, помедлив несколько секунд.

— Я не глупа. Я понимаю, кто здесь хозяин. Просто я полагаю, что мы, люди, заслуживаем, чтобы с нами обращались с чуть большим уважением. И наши вопросы вполне закономерны.

— А если мы дадим вам исчерпывающий ответ?

— Вы наблюдали за мной более года, — проговорила Николь и улыбнулась. — Неужели я зарекомендовала себя неразумной?

— Куда мы направляемся? — поинтересовалась Николь.

— Недалеко, — ответил Орел. — Возможно, так вас будет легче всего убедить.

Странный сферический кораблик едва вмещал Орла и Николь. Вся передняя его полусфера оказалась прозрачной. Возле окна, там, где сидел птицечеловек, располагался небольшой пульт управления. Во время полета Орел иногда прикасался к нему, однако в основном суденышко, похоже, повиновалось собственной воле.

Через какие-то секунды после того, как они заняли свои места, сфера скользнула по длинному коридору и, миновав несколько двойных дверей, погрузилась в полную темноту. Николь охнула — ей показалось, что они плывут в пространстве.

— Каждый из трех сферических модулей Узла, — проговорил Орел, — имеет полую сердцевину. Сейчас мы вошли в проход, ведущий к центру жилого модуля.

Почти через минуту впереди замаячили огоньки. Вскоре после этого суденышко выскочило из черного прохода в просторную полость. Сфера качнулась, повернулась и, полностью дезориентировав Николь, направилась во тьму — прочь от огней, изнутри покрывавших жилой модуль.

— Мы наблюдаем за всеми нашими гостями, за всеми происходящими с ними переменами — и быстротечными, и длительными. Как вы понимаете, мы располагаем сотнями разного рода датчиков внутри вашего обиталища. Но и сами стены представляют собой односторонние зеркала. Отсюда из сердцевины мы можем наблюдать за вами с иной, более широкой, перспективой.

Николь успела привыкнуть к чудесам Узла, однако новое зрелище ошеломляло. Вокруг, во тьме перемещались дюжины, наверное, даже сотни крошечных мерцающих огоньков — словно рой светляков в летнюю ночь. Некоторые парили возле стен, другие неторопливо пересекали пустоту. Третьи были настолько удалены, что казались неподвижными.

— Здесь у нас расположен большой центр обслуживания, — проговорил Орел, указывая на плотное скопление огоньков вдалеке. — Отсюда из центра можно быстро добраться до любого участка модуля, если возникнут какие-нибудь технические проблемы.

— А там что делается? — спросила Николь, постучав по окну: в нескольких сотнях миль справа от нее целая группа кораблей теснилась возле большой освещенной части жилого модуля.

— В этом месте проводятся активные наблюдения, — ответил Орел, — с помощью наших самых совершенных дистанционных устройств. Восточные апартаменты вмещают необычный вид, подобных ему в данном секторе Галактики еще не обнаруживалось. Многие из доставленных личностей умирают, и мы не можем понять почему. Мы пытаемся сейчас спасти их.

— Значит, не всегда все у вас получается по задуманному?

— Так, — согласился Орел. Освещенное светом извне лицо его улыбалось. — Вот потому-то и нужны дублирующие планы во всем их разнообразии.

— А как вы поступили бы, если бы люди немедленно не отправились исследовать Раму? — вдруг поинтересовалась Николь.

— Своей цели мы добиваемся различными способами, — не вдаваясь в подробности, объяснил Орел.

Кораблик мчался вдоль хорды в полной темноте. Вскоре к нему слева приблизилась подобная сфера только чуть большей величины.

— Не хотите ли встретиться с представителем одного из видов, примерно равного вашему по уровню развития? — спросил Орел. Он прикоснулся к пульту управления и кабина осветилась изнутри неярким светом.

Прежде чем Николь могла отреагировать, второй кораблик оказался рядом: передняя полусфера также была прозрачной. В бесцветной жидкости, наполнявшей это суденышко, плавали два существа. Они были похожи на огромных плащеносных угрей, и тела их извивались в жидкости. По оценкам Николь, длина их достигала примерно трех метров, а толщина — двадцати сантиметров. Во время движений черные плащи крыльями — приблизительно на метр — расправлялись.

— Тот, что справа, без цветных пятен, — проговорил Орел, — является искусственной разумной системой и исполняет роль хозяина, аналогичную моей. Другое же создание — космоплаватель.

Николь глядела на инопланетянина. Запахнувшись в плащ, он застыл в жидкости почти не шевелясь. Существо расположилось подковой, обратив к Николь оба конца своего тела. Из одного поднялась вверх цепочка пузырей.

— Оно говорит: «Здравствуй, какое ты интересное», — произнес Орел.

— А откуда вы это знаете? — спросила Николь, не в силах отвести глаз от причудливого создания. Обе оконечности его тела, ярко-красная и серая, теперь переплетались друг с другом, прижимаясь к окну.

— Мой коллега на другом кораблике переводит его речь и передает мне… Хотите что-нибудь ответить?

В голове Николь царила пустота. «Что сказать?» — размышляла она, разглядывая морщины и выступы на теле инопланетянина. На каждом конце тела было около дюжины различных черт, в том числе и пара белых вертикальных щелей на красной «физиономии». Не было ничего, имевшего хотя бы отдаленную земную аналогию. Николь молча глядела, вспоминая долгие разговоры с Майклом и Ричардом о том, что нужно спросить, если удастся переговорить с разумным внеземным существом. «Но подобной ситуации мы не могли даже представить».

За окном вновь потекли струей пузырьки.

— Наша родная планета образовалась пять миллиардов лет назад, — переводил Орел. — Двойные звезды достигли стабильности еще через миллиард лет. В нашей планетной системе четырнадцать планет, на двух из которых возникла жизнь. На нашей океанской планете разумны три вида, но в космос вышли лишь мы одни. Космические исследования мы начали чуть более двух тысячелетий назад.

Собственное молчание уже смущало Николь.

— Здравствуйте… здравствуйте, — нерешительно проговорила она. — Рада встретиться с вами… Наш вид занимается космическими путешествиями третью сотню лет. Мы являемся единственными разумными существами на планете, две трети которой покрыто водой. Тепло и свет она получает от одиночной стационарной желтой звезды. Наша эволюция началась в воде — три-четыре миллиарда лет назад, — но теперь мы обитаем на суше…

Николь умолкла. Инопланетное создание, развернувшись, приникло к окну. Теперь детали строения его тела видны были более отчетливо. Николь поняла: она встала и, приблизившись к окну, медленно повернулась, вытянула руку, пошевелила пальцами. Вновь появились пузырьки.

— А у вас есть альтернативное проявление? — перевел Орел через несколько секунд.

— Не понимаю, — ответила Николь. Представитель Узла в соседней капсуле задвигал телом и пустил пузыри, передавая вопрос.

— У нас проявлений два, — пояснил инопланетянин. — У моих отпрысков будут конечности, отличные от ваших, и они будут обитать на дне океана, строить дома, заводы, космические корабли, а потом произведут следующее поколение: таких, как я.

— Нет-нет, — наконец произнесла Николь. — У нас только одно проявление и дети всегда подобны родителям.

Разговор продлился еще минут пять. Оба представителя космоплавающих видов беседовали в основном на биологические темы. Чужака особенно впечатлял диапазон температур, в котором функционирует человеческий организм. Он объяснил Николь, что представители их расы погибают, если температура среды выходит за весьма узкие рамки.

Николь не просто заворожило описание водной планеты, поверхность которой покрыта почти сплошным ковром фотосинтезирующих организмов. Плащеносные угри (или нечто похожее) жили на мелководье, как раз под этим слоем, и использовали сотни обитающих в нем организмов практически для всего: пищи, строительных материалов, даже для родовспоможения.

Наконец Орел сообщил Николь, что пора двигаться дальше. Она помахала чужаку, все еще припавшему к окну. Он отозвался целой струей пузырей и расцепил оба конца своего тела. И через какую-то секунду капсулы разделяла уже не одна сотня метров.

Внутри движущейся сферы вновь стало темно. Орел молчал. Николь была возбуждена. В уме крутились мысли, она все еще пыталась придумать новые вопросы к чужаку, встреча с которым оказалась такой короткой. «Есть ли у вас семьи? А если есть, как уживаются столь различные создания? Можете ли вы общаться со своими детьми, обитателями глубин?»

В общий поток сознания скользнул новый вопрос, и Николь вдруг устыдилась. «Все наука, все клиника, — подумала она. — А нужно было спросить, каким они видят Бога… о жизни после смерти, об этике».

— Философская беседа в данном случае не могла состояться, — пояснил Орел, после того как Николь выразила неудовлетворенность собой. — Для подобных разговоров необходимо кое-что знать о собеседнике: едва ли можно обсуждать символы и тому подобные вещи.

«Но я должна была попробовать, — корила себя Николь. — Кто знает, быть может, этот подковообразный инопланетянин и сумел бы ответить на некоторые из интересующих меня вопросов». Размышления Николь нарушили человеческие голоса. Она вопросительно поглядела на Орла, а когда обернулась, оказалось, что сфера находится лишь в нескольких метрах от ее собственного жилья.

В спальне Майкла и Симоны зажегся свет.

— Это Бенджи? — Николь услышала, как дочь шепнула мужу что-то о еще нескольких днях.

— Я так тоже считаю, — согласился Майкл.

Николь видела, как дочь поднялась из постели, набросила халат и вышла в коридор. Включив свет в гостиной, Симона заметила умственно отсталого братца, свернувшегося в кресле клубком.

— Бенджи, что ты здесь делаешь? — ласково спросила Симона. — Тебе пора быть в постели. Уже очень, очень поздно.

— Я не могу уснуть, — с усилием ответил Бенджи. — Я вол-ну-юсь за ма-му.

— Она скоро вернется, — утешала его Симона, — скоро-скоро.

Ощутив комок в горле, Николь глотнула, и глаза ее увлажнились. Она поглядела на Орла, на освещенное помещение прямо перед собой, на кораблики, светляками маячившие над головой. Она глубоко вздохнула.

— Хорошо, — медленно произнесла Николь, — я готова, будем записывать послание.

— Я ревную, — сказал Ричард, — действительно ревную. Обе руки отдал бы за возможность переговорить с таким существом.

— Удивительно, — отозвалась Николь. — Я даже сейчас не верю, наяву ли все это произошло… Но еще более потрясает то, что Орел заранее знал, как я буду реагировать.

— Он предполагал, но, возможно, не надеялся уладить эту проблему с такой легкостью. Ты даже не заставила его объяснить, зачем нужна им эта репродуктивная пара…

— Нет, не так, — ответила Николь, пытаясь защититься. — Он объяснил мне, что процесс развития человека на стадии эмбриона исключительно сложен, поэтому даже они до конца не понимают всего, что дает ребенку мать, не знают, как зреет и развивается эмбрион…

— Прости, дорогая, — поспешно вставил Ричард. — Я не хотел сказать, что у тебя был выбор…

— Я почувствовала, что они хотя бы пытаются удовлетворить мои требования, — вздохнула Николь. — А может быть, я просто обманывала себя. В конце концов я сделала им эту запись — в том виде, в каком они требовали.

Ричард обнял Николь.

— Я же сказал, дорогая, у тебя не было выбора. Не кори себя.

Николь поцеловала Ричарда и села в постели.

— Но что, если все это им требуется, чтобы получше подготовиться к вторжению?

— Мы уже обо всем говорили, — ответил Ричард. — Их технологические возможности позволяют захватить Землю в любую минуту… если только она им понадобится. Орел и сам говорил, что, если бы они намеревались захватить нас и покорить, все можно было бы сделать куда более простым способом.

— А теперь кто у нас доверчивый?

— Я не то чтобы доверчив, я просто реалист. Не сомневаюсь, что благоденствие рода человеческого не числится среди важных тем, занимающих интеллект Узла. Но можешь не беспокоиться: своей передачей ты бед не наделаешь. Орел прав. Скорее всего ты облегчишь людям Земли «процесс выделения образчиков».

Они недолго помолчали.

— Дорогой, — наконец спросила Николь. — Как по-твоему, почему мы не направляемся прямо к Земле?

— Я полагаю, что мы сперва должны сделать где-то остановку. Может быть, им нужно прихватить образчики другого вида, находящегося на той же стадии развития, что и мы сами.

— И они будут жить в том втором модуле внутри Рамы?

— Так я считаю, — ответил Ричард.

9

Расставание было назначено на 13 января 2215 года, если считать по календарю, который Ричард вместе с Николь старательно вели после того, как Рама уклонился от удара ядерной фаланги. Конечно, эта дата ничего не говорила никому, кроме них самих. Ее можно было считать чисто условной, поскольку долгое путешествие к Сириусу со скоростью, составлявшей чуть более половины световой, замедлило ход времени внутри корабля, по крайней мере по сравнению с Землей. По оценкам Ричарда, время их отбытия с Узла по земному календарю приходилось на более поздние годы — 2217 или 2218. Он не мог рассчитать точную дату, поскольку не знал, как именно менялась скорость движения Рамы за все проведенные ими внутри него годы. Таким образом, Ричарду оставалось только аппроксимировать релятивистские соотношения, преобразующие их личное время в земное.

— Но земная дата для нас совершенно несущественна, — объяснил Ричард Николь. Они только что проснулись, наступал последний день их пребывания в Узле. — К тому же, — продолжил он, — можно не сомневаться, что возвращаться домой мы будем на очень высоких скоростях, а значит, когда мы окажемся на орбите Марса, разность времени возрастет еще больше.

Прежде Николь как-то не понимала все эти временные парадоксы — они полностью не отвечали ее интуиции — и, безусловно, не собиралась тратить на них силы в день расставания с Симоной и Майклом. Она знала, что прощание будет тяжелым, и намеревалась сохранить для этого все оставшиеся силы.

— Орел сказал, что придет за нами в одиннадцать, — сообщила Николь Ричарду, пока они одевались. — Я надеялась, что после завтрака мы сможем посидеть в гостиной, чтобы у детей была возможность проститься.

Завтрак прошел легко, даже приятно, но, когда все собрались в гостиной, каждый наконец вспомнил, что осталось только два часа до того момента, когда Орел заберет всех с собой, кроме Симоны и Майкла… разговор сделался натянутым.

Новобрачные уселись рядышком на кушетке, лицом к Ричарду, Николь и остальным четверым детям. Кэти, как всегда, была в жутком возбуждении. Она непрерывно говорила, перескакивая с темы на тему и стараясь избегать разговоров о скором прощании. Кэти как раз находилась в самой середине долгого монолога о совершенно диком сне, который видела в предыдущую ночь, когда ее повествование перебили два голоса, доносившиеся от входа в мастерскую.

— Проклятие, сэр Джон, — говорил один из них голосом Ричарда, — это наш последний шанс. Я хочу попрощаться. Идешь ты со мной или нет!

— Эти прощания, мой принц, душу из меня тянут. Я еще не настолько набрался, чтобы забыть про боль. Ты же сам говорил, что девица эта — чистый ангел. Как можно…

— Ну что же, значит, я иду без тебя, — сказал принц Хэл. И все семейство обратило взоры к крошечному роботу, вступившему в гостиную из коридора. За ним ковылял Фальстаф, останавливавшийся через каждые четыре-пять шагов, чтобы приложиться к фляжке.

Хэл остановился перед Симоной.

— Драгоценнейшая леди, — произнес он, преклоняя одно колено. Не могу подыскать слов, чтобы сказать, как мне будет не хватать вашего улыбающегося лица. Во всем моем королевстве не найти дамы прекрасней вас…

— Слова, — перебил его Фальстаф, опускаясь на оба колена возле своего принца. — Наверное, сэр Джон ошибся. Зачем мне общество этого сброда, — и он указал в сторону Ричарда, Николь и остальных детей, уже во всю улыбавшихся, — когда можно оставаться возле красотки, тем более что рядом с ней только старик? Помню, Долл Тершит… note 14 Пока пара 20-сантиметровых роботов развлекала семейство, Бенджи поднялся с места и подошел к Симоне и Майклу.

— Си-мона, — проговорил он, едва сдерживая слезы. — Мне бу-дет не хватать тебя. Я люблю тебя. — Бенджи на миг умолк, поглядел сперва на Симону, потом на отца. — Надеюсь, что ты и па-почка будете очень сча-стливы.

Встав, Симона обняла дрожащего младшего братца.

— Ах, Бенджи, спасибо. Мне тоже будет плохо без тебя. Но твой дух всегда будет рядом со мной.

Ее объятия совсем расстроили мальчика. Тело Бенджи сотрясалось от рыданий, и от его стенаний слезы немедленно набежали на глаза каждого. Патрик тотчас перебрался на колени к отцу, он спрятал распухшие глаза на его груди.

— Папочка… Папочка… — повторял мальчик снова и снова.

Даже хореограф не мог бы поставить столь прекрасного прощального танца: сияющая Симона, светясь сквозь слезы, вальсировала по комнате, прощаясь с каждым членом семьи. Майкл О'Тул сидел на кушетке с Патриком на коленях и Бенджи рядом с ним. Его глаза то и дело наполнялись слезами, когда очередной член семьи подходил к нему прощаться и обнимал в последний раз.

«Этот момент запомнится навсегда… Столько любви…» — сказала себе Николь, окинув комнату взглядом. Майкл держал на руках кроху Элли; Симона говорила Кэти, как будет ей не хватать их бесед. На миг даже Кэти не выдержала — она молча глядела в спину Симоне, возвращавшейся через комнату к мужу.

Майкл мягко снял Патрика с колен и взял протянутую руку Симоны. Они обернулись к остальным и опустились на колени, соединив руки в молитвенном жесте.

— Отец наш небесный, — строгим голосом начал Майкл и сделал паузу, пока все остальные, даже Ричард, опускались на колени возле них двоих.

— Мы возносим Тебе хвалу за то, что дал нам жить в любви и счастье единой семьей. Мы возносим Тебе хвалу за то, что явил нам чудеса творения Твоего во вселенной. И молим Тебя, если будет на то воля Твоя, хранить каждого из нас на дарованном Тобой отдельном пути. Мы не знаем, будет ли угодно Тебе возобновить ту дружбу и любовь, что возносила всех нас. Будь с нами повсюду, на любой тропе своего чудесного творения, и дай нам, Господи, соединиться вновь — в этом мире или в следующем. Аминь!

Зазвонил колокольчик. Пришел Орел.

Николь оставила дом, преднамеренно повторявший облик семейной виллы в Бовуа, оставшейся в невообразимо далекой Франции, и по узкой улочке направилась к станции. Она шла мимо домов, пустых и темных, и пыталась представить, как оживут они, наполнясь людьми. «Жизнь моя словно сон, — вздохнула она. — Кому еще из людей выпадала подобная участь?»

От домов с одной стороны от нее ложились тени — имитированное солнце ползло по дуге над головой. «Удивительный мир, — размышляла Николь, разглядывая дома поселка, расположенного в юго-восточном уголке Нового Эдема. — Орел был прав, когда говорил, что свой поселок люди не отличат от земного».

На короткий миг Николь представила голубой мир, океанскую планету, в девяти световых годах отсюда. Она вспомнила, как пятнадцать лет назад стояла возле Яноша Табори, когда «Ньютон» отрывался от «Низкоорбитальной станции-3». «Вон Будапешт», — проговорил Янош, указав пальцем на некую деталь земного рельефа, появившуюся в обсервационном окне.

Николь же отыскала Бовуа — во всяком случае, место расположения городка, — проследив течение Луары от Атлантического океана. «А мой дом там, — показала она Яношу, — возможно, отец и дочь сейчас смотрят в нужную сторону».

«Женевьева, — подумала Николь, как только воспоминание изгладилось. — Моя Женевьева. Сейчас ты — молодая женщина. Тебе уже почти тридцать». Николь медленно шла по улице от своего нового дома в земном поселке, расположенном внутри Рамы. Имя старшей дочери заставило Николь вспомнить последний разговор с Орлом во время перерыва в видеозаписи.

— Сумею ли я пообщаться со своей дочерью Женевьевой, когда мы окажемся рядом с Землей? — спросила Николь.

— Мы не знаем, — ответил Орел после недолгих колебаний. — Все зависит от того, как ваши собратья-земляне отреагируют на послание. Сами вы остаетесь внутри Рамы при любом ходе событий, но ваша дочь может оказаться среди тех двух тысяч, которые прилетят с Земли, чтобы поселиться в Новом Эдеме. Подобное случалось прежде — с другими космоплавателями…

— А что будет с Симоной? — поинтересовалась Николь, когда Орел договорил. — Увижу ли я ее?

— На этот вопрос ответить сложнее, — проговорил Орел. — Тут задействовано слишком много факторов. — Птицечеловек поглядел на расстроенную женщину. — Прошу прощения, миссис Уэйкфилд.

«Одна дочь осталась на Земле, другую придется покинуть в чужом искусственном мире почти в сотне тысяч миллиардов километров от первой. А я сама буду еще где-то, вообще неизвестно где». Николь ощущала невероятное одиночество. Она остановилась и огляделась. Перед ней оказалась округлая площадка в парке: скалы окружали осыпь, песочницу, гигантские шаги, карусель — идеальная площадка для игр, отведенная земным детям. Под ногами плелась сетка ГОУ… когда еще ее сменит завезенная с Земли трава.

Николь пригнулась, чтобы поглядеть на крошечные газообменники. Каждый из них был невелик — всего два сантиметра в диаметре. Несколько тысяч колонн и рядов, собранных из подобных предметов, высились по всему парку. «Электронная растительность, — решила Николь, — преобразующая углекислый газ в кислород. Чтобы мы, животные, могли выжить».

Умственным взором Николь уже видела этот парк — с травой, деревьями и лилиями в небольшом пруду; таким он получился на голографическом изображении, которое им показывали в Узле. И хотя она знала, что Рама возвращается к Земле, чтобы заполнить этот технологический рай людьми, ей трудно было представить детей в таком парке. «Я не видела людей, кроме членов своей семьи, уже пятнадцать лет», — думала она.

Оставив парк, Николь направилась к станции. Тут жилые дома, выстроившиеся вдоль узких улочек, сменялись рядком строений, которые будут служить магазинчиками. Конечно, сейчас в них было пусто, как и в расположенном против станции прямоугольном сооружении повыше, предназначенном под супермаркет.

Она прошла в калитку и уселась в ожидавший вагончик, как раз за кабиной, в которой находился робот с внешностью Бениты Гарсиа.

— Уже почти стемнело, — громко сказала Николь.

— Осталось восемнадцать минут, — ответил робот.

— Сколько ехать до сомнариума? — поинтересовалась Николь.

— Поездка до Главного вокзала займет десять минут, — ответила Бенита, отправляя поезд с юго-восточной станции. — Потом придется пройти минуты две.

Ответ был заранее известен Николь. Она просто хотела услышать чей-нибудь голос и, поскольку уже второй день проводила в одиночестве, предпочитала разговаривать с роботом-Гарсиа, чем сама с собой.

Поезд вез ее по юго-восточной оконечности поселка в его географический центр. По левую руку Николь открылись берега озера Шекспир, по правую — склоны горы Олимп, там ГОУ было побольше. Экраны мониторов внутри поезда показывали информацию о местности, время дня и расстояние от станции.

«Вы с Орлом хорошо потрудились над железной дорогой, — сказала себе Николь, подумав о своем муже Ричарде, теперь уже спавшем вместе со всеми остальными членами семьи. — Скоро и я присоединюсь к вам, приду в эту большую круглую комнату».

В сущности сомнариум представлял собой отделение госпиталя, расположенного в двухстах метрах от Главного вокзала. Сойдя с поезда и миновав библиотеку, Николь вошла в госпиталь и, пройдя по его длинному коридору, вступила в сомнариум. Каждому члену ее семьи отведено было спальное место, все покоились в продолговатых, похожих на гроб, устройствах, герметически изолирующих спящего от среды. Лишь лица виднелись под небольшими окошками. Как сказал ей Орел, Николь проверила данные о физическом состоянии мужа, двух дочерей и двух сыновей. Все было хорошо… никакого намека даже на малейшее отклонение.

Николь остановилась и с тоской поглядела на каждого из дорогих ей людей. Эта инспекция была последней. В соответствии с процедурой, раз все критические параметры укладывались в норму, теперь могла уснуть и она сама. Увидеться вновь им суждено через долгие годы.

«Бенджи, дорогой мой Бенджи, — Николь со вздохом поглядела на своего умственно отсталого сына. — Этот перерыв во времени будет тяжелее всего для тебя. Кэти, Патрик и Элли скоро догонят. У них острый и живой ум. Но ты — тебе будет не хватать этих лет, которые могли бы сделать тебя самостоятельным».

Ложа были прикреплены к округлой стене, словно бы кованной из железа. Расстояние от головы одной постели до ног другой составляло примерно полтора метра. Пустое еще ложе Николь располагалось посередине — у его головы был Ричард, за ним лежала Кэти; Патрик, Бенджи и Элли находились в ногах.

Возле Ричарда она несколько помедлила. Он последним отправился спать — всего два дня назад. В соответствии с просьбой на его груди в герметичном контейнере покоились принц Хэл и Фальстаф. «Любимый, три последних дня были просто великолепными, — сказала себе Николь, поглядев на бесстрастное лицо мужа за окошком. — На большее нельзя было и рассчитывать».

Они поплавали в озере Шекспир, даже покатались на водных лыжах, поднялись на гору Олимп и занимались любовью, едва только кто-нибудь из них обнаруживал желание. И потом всю ночь не могли расстаться друг с другом в большой постели своего нового дома. Раз в день они вдвоем проверяли состояние детей, но в основном обследовали полученные владения.

Это было волнующее, насыщенное впечатлениями время. Перед тем как Николь включила систему, погрузившую его в сон, муж на прощание сказал ей:

— Николь, ты — дивная женщина, и я тебя очень люблю.

Теперь пришел ее черед. Тянуть более было незачем. Она погрузилась в свое ложе, как делала это на тренировках во время первой недели, проведенной в Новом Эдеме, и нажала на все кнопки, кроме одной. Вокруг образовалась немыслимо уютная пена. На ложе сверху опустилась крышка. Нажатием последней кнопки оставалось подать усыпляющий газ.

Николь глубоко вздохнула. Ложась на спину, она вспомнила, как ей снилась Спящая Красавица… Это было в Узле, на одной из последних тренировок. Память ее обратилась к детским годам, к тем восхитительным воскресным дням, что проводили они с отцом на праздниках в честь Спящей Красавицы в Шато-д'Юссэ.

«Как хорошо так засыпать, — решила она, ощутив сонливость; усыпляющий газ уже сочился вовнутрь. — И думать, что тебя разбудит Прекрасный Принц».