С любовью, Луна! (СИ)

Глава 8

— Надя-а-а-а! — раздался сдавленный голос Славика слева от меня, — Она сидит с детьми. На земле! Надя, на земле! И играет! — истерично продолжил зять, а мне захотелось засмеяться.

— Слава! — о, это моя Надюха. Гаркнула, и все замерли. Даже я, за стенкой. — Она моя сестра. Мы живём в её доме. И если она приехала на день рождения к Поле, пусть делает что хочет. — на последних словах, что-то громыхнуло, то ли в мойку кинули что-то железное, то ли запустили по столешнице.

— Надя-а-а-а-а! — опять взвыл Славон, и я уже не выдержала.

— Славон! — громко произнесла и только после вышла из-за угла, попадая в кухню-столовую. Ничего так! Красиво. — И где же мой бокальчик? Я там жду-жду, а ты всё не идёшь. — и с каждым моим словом, Славик становится всё бледнее и бледнее, теряя всю браваду на лету.

Эх, Слава, что же Надюха в тебе нашла? Вот Пашка мой хоть и зараза, но отпор всегда мог дать мне. А ты…

И опять защемило в груди. Я хочу проснуться! Я хочу домой. Мне это уже не нравится. Слишком реалистичный этот сон. Слишком!

— Вик… тут… это, — начал Славик, но в данный момент я хотела пообщаться с Надей.

— Да ладно, успокойся Слав. Ты знаешь что, пойди на улицу сходи. Посмотри, чтобы аниматоры не филонили. А я очень соскучилась за сестрой и хочу пообщаться. Хорошо? — и опять… Надя уронила нож, а Славик просто сел на задницу. И слава Богу, что за ним стоял стул. — Слав! — решила позвать чуть громче, может у него резкая глухота настала. — На улицу иди. — и головой указала в сторону двери. Вдруг он и направление забыл?

— Слава. — тихо проговорила Надя и только после этого, мужчина вернулся в наш мир и пошёл на выход, бросая в мою сторону взволнованные, нервные взгляды.

А я, стараясь не обращать внимания на всё это, пошла к холодильнику, по пути находя глазами хлебницу и место, где стоят доски и ножи.

Сделаю себе бутерброд что ли, а то так и усохну совсем. А у Нади здесь и ветчинка, и огурчики, и помидорчик, и даже сырок вкусный. А может мне горячий бутерброд забабахать? Давно таким себя не баловала.

Как только сделаю — у них сразу ножки вырастают, три пары. А мне остаётся только облизать тарелку и помыть её.

И пока я это всё делаю и кручу в голове воспоминания, на кухне расползается неприятная такая тишина. Звенящая даже. Но приделом становится резкий всхлип.

Поворачиваю голову в сторону звука и смотрю на ревущую Надьку, которая уже затыка́ет себе рот салфеткой. Та-а-ак!

— Надя, что опять не так? — возмущённо начинаю говорить, но делать себе вкусняшку не перестаю.

— Викуличка-а-а-а-а! — зарыдала уже в голос сестра, да так, что и у меня всё внутри сжалось.

Да что же это такое? Что они все ноют и шугаются? Это кем я здесь являюсь, что все вокруг впадают в ступор от каждого моего действия.

— Надя. Родная моя, ну что опять не так, а? — подошла к сестре и обняла за плечи, упираясь головой в её голову сбоку. — Я же приехала в гости. Хочу побыть с вами. Пообщаться, в конце-то концов. А получаю только твои слёзы. Второй день подряд!

— Вика-а-а-а! Какие гости⁈ — ужа заорала Надя, резко вскакивая со стула и хватая меня за плечи. — Да ты дорогу сюда уже и забыла, наверное, за последние пять лет, как привезла нас сюда и всё. Ты больше в этом доме не появлялась! Так скажи мне, что случилось? Викуля, я всё пойму. Выслушаю. Пожалуйста, только не нужно так! — и опять слёзы, только уже уткнулась мне в шею, обливая всё своими слезами.

И что я должна сейчас сделать? Что ответить? Может сказать ей, что примерно так же мы ведём себя, только в реальности? Что это моя Надя «мёрзлая селёдка», которая близко никого не подпускает к себе. И только когда я хватаю детей в охапку и еду к ней, у неё просто выхода не остаётся и она развлекается с нами, оставляя свои рестораны!

Но я стою сейчас и глажу свою рыдающую сестру. И само́й плакать хочется! Неужели я вот такое создание бессердечное? Аж противно!

— Надюш. — тихо позвала сестру, замечая, что её всхлипы успокаиваются, — А давай пирог сделаем? Как в детстве. Помнишь?

Но вместо ожидаемого результата Надя просто каменеет в моих руках. Медленно отстраняется и, внимательно вглядываясь в мои глаза, проговаривает:

— Всё! Я пошла звонить родителям. Пусть они заканчиваю свои санаторные гулянки и едут сюда. Я больше не выдержу!

Она выскальзывает из объятий и уходит куда-то вглубь дома. А я, не придумав ничего лучше, иду готовить себе перекус. Желудок уже просто прилипает к позвоночнику!

А пока ищу тарелку, чтобы это всё подготовленное добро поставить в микроволновку, нахожу и бутылку коньяка.

Значит, живём! Может, хоть голова перестанет болеть? Хотя что-то мне не нравится эта боль. Не такая, как я привыкла испытывать.

И только пропищала микроволновка, только кусочек сочного, тягучего счастья поднимается из тарелки, как опять на всю кухню раздаётся вопль:

— Что ты делаешь⁈

— О Господи, Надя! — тяжело вздыхаю. — Как ты задолбала. Сядь лучше и поешь со мной, чем орать на всю!

— Вика! Вика-а-а-а! — подбегает ко мне сестра, — Ты же не ешь такое! Ты вообще питаешься исключительно ресторанной едой! Что с тобой Вик? Скажи мне! Я же твоя семья! Мы всё преодолеем! — Со мной, Надька, сейчас случится нервный срыв! — рыкнула на сестру, — И если ты не сядешь напротив, и не начнёшь есть, я тебя прибью. И молча, Надя, молча! — строго добавила, откусывая бутерброд и закатывая глаза от наслаждения, — Дай насладиться тишиной и вкуснятиной, которую не пытаются утянуть.

И мы поели. Тихо и не спеша. А главное, молча. Но взгляд сестры сканером гулял по мне, не давая полностью расслабиться. Ну и в конце концов я не выдержала.

— Надя, давай представим, что я потеряла память и мне нужно вспомнить последние… десять лет, скажем. — начала я спокойно, — И вот я хочу узнать у тебя: кто я такая? Расскажи мне. Ты же моя сестра, значит, должна хоть примерно знать, как я жила это время и что из себя представляю. — но судя по округлившимся глазам сестры и паники в них, я от неё ничего не добьюсь.

Вдох-выдох Вика! Вдох-выдох! Выход есть всегда, его нужно только найти.

— Вика, ты правда ничего не помнишь? — прохрипела Надя тихо.

— Да, Надь. Я ничего не помню. И вообще, в моём… мире, что ли, у меня есть муж Паша и трое детей: Ксения, Екатерина и Мирон. А тут я просыпаюсь и оказываюсь за хрен знает сколько километров от своего дома и оказывается, что до сих пор Степанова, а не какая не Лебедева!

Всё это я выдаю на одном дыхание, потому что уже у само́й начинают сдавать нервы! Задолбали все! Но смотря в глаза сестры, понимаю, что она не верит мне. Вот ни грамма понимания не проскакивает в её взгляде.

— Так. Ладно. — хлопаю по столу и начинаю подниматься. — Поехала я. У вас там праздник, а я отвлекаю тебя. Сейчас уберу и… что-то там было у меня на вечер, вроде. — добавляю уже тише, начиная убирать тарелку со стола.

— Что ты делаешь? — писком выдаёт сестра.

— Тарелку, блядь, в мойку убираю! — с психом отвечаю. — Я даже материться начала здесь. — добавляю тише. — Фух. Прости Надь. И… пока. Я поехала.

Выхожу из дома, оставляя в полном шоке сестру. Туфли даже не обуваю, просто беру в руки и иду по дорожке на выход. Где-то сбоку что-то разбивается и каждый мой шаг сопровождается полнейшей тишиной. Будто и нет здесь дюжины детей.

А уже когда я взялась за ручку, меня догоняет взволнованный голосок Поли:

— Тёть Вик, а ты ещё приедешь? — и смотрит своими глазками так внимательно.

— Конечно, родная. — отвечаю, опять приседая на уровень с племяшкой. — Сейчас только порешаю некоторые дела и приеду. Давай мы с тобой, на следующей неделе, поедем по магазинам, а? — и опять что-то где-то разбилось.

— Обещаешь-обещаешь? — подходя ближе и обнимая меня, шепчет Поля.

— Обещаю-обещаю. — отвечаю и целую в щеку.

Меня обнимаю крепко-крепко и через пару секунд уже уносятся, махая ручкой на прощание. И мне пора.

Пора! Пора дать дрозда этому непонятному мне миру, или сну, или хрен пойми чему!