И вновь была летняя ночь. И, совсем недавно прошумел дождь. В чёрном сверкающем автомобиле Сежкин возвращался с совещания. Ритмично работал мотор и убаюканный однообразием ночной дороги Сежкин дремал на заднем сиденье, когда его шофёр вдруг резко затормозил машину и съехал с мокрого шоссе на обочину.
Сежкин недовольно открыл глаза.
— В чём дело, Григорий? — спросил он.
Колесо проколото, — вздохнул Григорий, хлопая дверцей и обходя машину. — Минут десять подождать придётся, прогуляйтесь пока, я постараюсь справиться быстро.
Сежкин насупился.
Он не любил помех. Ритмичное функционирование управляющего дало сбой. Пришлось вылезти из машины и размять ноги. Сежкин прошёлся по тротуару, уселся на скамеечку и осмотрелся. При бледном свете фонарей сверкала мокрая трава на газонах, тихо звенели листья на тополях и капли дождевой воды одна за другой скатывались за воротник.
Поплотнее запахнув плащ, Сежкин посмотрел вверх. Порывы ветра уже разодрали тучи, над головой сверкали яркие весёлые звёзды.
И вдруг Сежкин вспомнил другую ночь, которая была много-много лет назад, и удивился. Оказывается, за все эти годы он ни разу не посмотрел в небо, на звёзды. У него просто не было времени оглядеться вокруг, повнимательнее присмотреться к тому, что его окружает, мир оказался совсем не абстрактным, а очень даже конкретным и зримым, полным непонятной ему, Сежкину, жизни.
Мимо проходили красивые молодые женщины и мужчины, они весело смеялись. Они смеялись просто так, для собственного удовольствия, не преследуя этим никаких скрытых целей, улыбались без тайного умысла. Это было непонятно и настораживало… И лишь Сежкину никто не улыбнулся, вокруг него было мокрое пустое пространство. Человечество, которое он привык делить на людей нужных ему и не нужных, важных и не важных, не нуждалось в Сежкине и не замечало его.
И Сежкин с ужасом сообразил, что его, Сежкина, давно уже и не существует, а есть просто белковая приставка к электронной машине, глупая, тщеславная кукла, всё своё существование подчинившая игре и давно уже не имевшая ни собственной воли, ни собственной жизни, ни собственных мыслей и взглядов.
Незнакомая, пронзительная боль сжала грудь управляющего, он покачнулся и медленно сполз со скамейки.
— Ой! Смотрите! Человеку плохо! — воскликнула молоденькая девушка, проходившая мимо.
Шофёр Григорий вылез из-за машины и неторопливо подошёл к своему начальнику.
— Надо бы «скорую» вызвать, — сказала девушка. — Я сейчас! Здесь за углом есть телефон!
Григорий почесал затылок, наклонился и расстегнул плащ, пиджак и рубашку Сежкина. Затем провёл рукой по груди начальника в том месте, где должно было быть сердце.
Что-то щёлкнуло. На ладонь Григория вывалилась небольшая стеклянная трубочка.
Григорий поднёс трубочку к глазам и прищурился на свет фонаря:
— Так и думал, предохранитель сгорел. Где-то в багажнике валялись запасные, сейчас заменим.
И направился к автомобилю.