Рыжий хвост удачи

1

Летняя ночь. Совсем недавно прошумел дождь. Порывы ветра разогнали клочья туч и в небе засверкали хорошо промытые звёзды.

Сежкин шёл по влажной траве, по хлюпающему гравию парковой дорожки и, поглядывая на звёзды, размышлял о сложностях жизни вообще, и своего существования в частности.

В древности верили, что звёзды оказывают влияние на людей. По звёздам гадали, предсказывали судьбы, войны, мировые катастрофы.

Сежкин улыбался.

Свою судьбу он знал и без звёзд. Не было в этой судьбе ничего примечательного. У других бывали и взлёты, и падения, и стремительные возвышения по служебной лестнице, и неожиданные счастливые повороты, и крупные выигрыши в лотерею… У Сежкина ничего похожего никогда не было и не предвиделось.

Вскоре он вышел из парка, пересёк мокрое бетонное шоссе и перед ним возникла тёмная громада Центра.

До начала его дежурства оставалось пять минут.

В вестибюле Сежкин приветливо поздоровался со старичком вахтёром, похвалил тёплую погоду, затем впустил пропуск в щель автомата и быстро прошёл в машинный зал.

Виктор воспринял появление Сежкина с явным облегчением.

— Наконец-то! — сказал он. — Принимай дежурство, старина. Я исчезаю. У нас всё в порядке, правда, БЭВ капризничает, выдаёт какие-то закорючки на экранах, видимо, сказывается влияние грозы и магнитных бурь, остальные машины работают нормально. Спокойной ночи.

Виктор торопливо пожал Сежкину руку и вышел.

— Торопится, — проворчал Сежкин, — опять спешит. Все куда-то спешат. Один я не спешу. Мне и так хорошо.

И хотя на самом деле Сежкину было далеко не так хорошо, как хотелось бы, ночные дежурства в машинном зале Центра он любил.

Ночью в зале не было людской толчеи, не было бесчисленных вопросов, разговоров и различных пустяковых дел. Он был один, если не считать десятка вычислительных машин, мигающих разноцветными индикаторными лампочками и огнями экранов. Машины Сежкину не мешали, и можно было спокойно несколько часов посидеть в уютном кресле — помечтать, поразмышлять о тайнах мироздания и о себе. Правда, перед этим надо было осмотреть зал и проверить — всё ли в порядке. Каждый такой осмотр Сежкин проводил очень тщательно, замечая все мелочи, каждый сбой в работе аппаратуры. Он был опытным техником, любил свою профессию, а к машинам в зале испытывал даже что-то вроде привязанности. И хотя Сежкин прекрасно понимал, что вокруг него всего лишь в тысячи раз усложнённые арифмометры, ему казалось, что машины вокруг него живые, наделённые своими характерами, привычками м сознанием. Его бы не удивило, что они машины — по ночам сплетничают о людях, которые с ними работают.

«Вот взять хоть этот БЭВ, — размышлял Сежкин, осматривая экраны и клавиатуру вычислителя. — Электронно-вычислительная машина двадцать девятого поколения. Невероятно сложна. Самая дорогая модель Центра. Один из создателей БЭВов когда-то утверждал, что не удивится, если у машин этой серии появится однажды набор свойств, не запрограммированных конструкторами, своеобразное мировосприятие. Кстати, если это случится, подумал Сежкин, — то интересно, как будет воспринимать БЗВ окружающий мир: только через каналы „Ввод информации“ или ещё как-то? Возможно, БЭВ уже имеет определённое мнение о каждом человеке, который с ним работает, даже, например, обо мне, Сежкине. Машина со своим мнением — забавно!..»

Сежкин ещё раз проверил режим работы БЗВа и, не заметив отклонений, перешёл к следующей машине.

Окончив осмотр, он вернулся к своему столику и уселся в кресло. Теперь до утра он был свободен. Можно было помечтать, подремать и даже просто уснуть. Однако ощущения покоя не возникало. Мысль о машине со своим мнением продолжала вертеться в голове.

«Мнение машины обо мне, — размышлял Сежкин, — конечно, меня не должно интересовать. Другое дело, какого мнения обо мне люди? Впрочем, здесь нет секретов. И для себя, и для всех знакомых я — неудачник, мямля, рохля, недотёпа, разиня… Эпитетов можно подобрать сотню, и все они выражают одно: фатальное невезение и неумение ориентироваться в житейских ситуациях. В самом деле, чем я хуже других? Взять того же Виктора, институт вместе окончили, работаем одинаково, но его уже утвердили ведущим, а я всё хожу в старших техниках. А Юлия? Что она нашла в этом Генрихе? Красавец, одухотворённая личность? Ничего подобного! Физиономия добермана-пинчера, выпирающий живот, в голове три мысли, и те взяты напрокат в ближайшем кинотеатре. И опять-таки ему повезло, а мне нет! Где справедливость? Где удача? Не везёт — и всё! Неудачник! Никакие старания не помогут! — Сежкин задумался. — А собственно, почему не помогут?..»

Идея пришла неожиданно.

«А если применить технику? — подумал Сежкин. — Не умею ориентироваться… Житейские ситуации… Неудачник… Если Магомету трудно взбираться на гору, пусть его поднимает вверх канатная дорога! У меня же под боком чудеса кибернетики! Машины Центра загружены пока всего на пятнадцать процентов. Чем я буду загружать БЭВ ещё на десять — двадцать процентов, до этого никому дела нет. Никто этого даже не заметит. Вот составлю программу и пусть меня по жизни БЭВ везёт. Эта машина не ошибается! А научить БЭВ разбираться в житейских ситуациях легче, чем научиться самому!»

Ясно было, что для успеха задуманного необходимы: хорошо составленная программа, подробная информация о самом Сежкине, его знакомых, родственниках и вообще о человечестве, а также надёжная двусторонняя связь между машиной и Сежкиным. «По программе и накоплению информации никаких серьезнык трудностей возникнуть не должно, — думал Сежкин, — а вот как быть со связью? Общение в машинном зале сразу отпадает, связь нужна постоянная. Советы БЭВа могут понадобиться в любое время суток, в любой ситуации. Причём, подсказка машины должна быть незаметна для окружающих. Ясно, что радиосвязь тоже не подходит. Остаётся телепатическая связь, прямое воздействие на мозг».

Телепатические шлемы Сежкину были известны, изобретённые в начале ХХII века, они использовались в управлении роботами при монтаже в открытом космосе, но загвоздка заключалась в том, что шлем придётся применять в ином качестве. Ведь управлять-то будет не человек машиной, а машина — человеком. Возникала опасность превратиться в марионетку при электронном чудовище.

Подумав, Сежкин решил, что страхи его беспочвенны. Ведь БЭВ — всего лишь инструмент. «Если инструмент станет опасным, просто отключу связь, сниму шлем и дело с концом, — подумал. он. — А преимущества телепатической приставки огромны. Сразу решаются проблемы накопления информации и корректировки программы. Все знания об окружающем мире, — все мои чувства, — мысли машина сразу будет воспринимать и анализировать; лучшее тут же войдёт в информационный фонд программы, а худшее, просто ненужное, будет отброшено. Если идея верна, то через год мы с БЭВом перевернём горы!»