Рабен оглянулся. Горбатого крестьянина нигде не было. Рыцарь-изгнанник пожал плечами.

Громко разносилось эхо от ударов мечей, раздались приветственные крики.

- Ладно, неважно, - сказал Калар, и они вошли в зал, легко проскользнув в толпу.

Зал был еще больше, чем казалось на первый взгляд, и Калар предположил, что тут собралось около трех сотен рыцарей. Массивные колонны поддерживали изысканно расписанный сводчатый потолок, отделяя от основного пространства зала десятки альковов и боковых залов.

У западной стены, господствуя над залом, возвышалась платформа, на которой располагались статуи пяти древних воинов, сидевших на тронах с высокими спинками, покрытые толстым слоем пыли и паутины. Они сидели рядом под большим витражом из цветного стекла, на котором изображались они же при жизни. Витраж был подсвечен свечами, и Калар нахмурился при виде сцен отвратительных мерзостей и дикого варварства, изображенных в стекле. На этих сценах воины убивали мужчин, женщин и детей, вырезали их сердца и пили их кровь.

На платформе перед древними статуями был установлен алтарь со свечами. На нем стояла большая чаша из серебра и черного дерева, чьей форме было придано подобие извивавшихся змеев.

Рабен взял с подноса хрустальный кубок с кларетом, улыбаясь и кивая тем рыцарям, которых знал. Калар оглядывал зал, переводя взгляд с лица на лицо.

- Возьми выпить, - прошептал ему Рабен. - И постарайся выглядеть хотя бы не так неуместно.

Калар, понимая разумность совета Рабена, заставил себя успокоиться. Пробираясь сквозь толпу, они направлялись к возвышению со статуями, и Калар кивнул нескольким рыцарям, обратившим на него холодные взгляды. Они кивнули в ответ и отвернулись, не проявив интереса.

Калар и Рабен подошли к центру зала, где толпа гостей была более плотной. В самом центре пол опускался, образуя углубленный круг, примерно тридцати футов в диаметре. В это углубление спускались три круга ступеней, украшенных замысловатыми спиральными узорами.

В этом подобии арены сражались в поединке два рыцаря, а собравшиеся вокруг рыцари и их дамы наблюдали за дуэлью, аплодируя и одобрительно крича, когда кто-либо из соперников проводил успешный удар. Калар, проталкиваясь сквозь толпу, едва взглянув на сражавшихся, сосредоточил свой взгляд на человеке на противоположной стороне круга.

Меровех стоял, скрестив руки на груди, и увлеченно наблюдал за поединком. На голову выше любого из рыцарей в зале, герцог был облачен в рифленые доспехи старинного образца, из настолько темного металла, что они казались почти черными, а кромки доспехов были зубчатыми. Красивое и жестокое лицо Меровеха было белым, как чистейший мрамор. Казалось, он совсем не постарел с того времени, когда Калар последний раз видел его шесть лет назад. Его прямые и длинные белоснежные волосы спускались на спину.

- Здесь я тебя покину, - прошептал Рабен. - Желаю удачи.

Калар не обратил на него внимания, полностью сосредоточившись на герцоге. Рабен нырнул в толпу и исчез.

Медленно, словно охотник, выслеживающий волка, Калар приближался к своей добыче.


X


Тяжело дыша, Клод забежал за угол и прислонился к стене. Его сердце громко колотилось, и он на мгновение закрыл глаза, пытаясь перевести дух. Достав из-под рубашки крысиный череп, подвешенный на нитке, Клод поцеловал его и, прошептал молитву Ранальду, спрятал свой талисман обратно.

Оглянувшись за угол, Клод увидел, как по коридору прямо к нему идут два стражника, чьи движения были неспешными и удивительно синхронными. Каждый из стражников был вооружен большим двуручным мечом и с головы до ног защищен черными пластинчатыми доспехами.

Клод тихо выругался и побежал неуклюжей рысью, двигаясь настолько быстро, насколько позволяло его неровное дыхание и хромые ноги. Забежав в один из боковых коридоров, он пробрался в кладовую, доверху забитую пыльными бочонками и деревянными ящиками.

Он спустился уже на пять этажей в подземелья дворца. Знатные дворяне явно редко сюда заходили, и коридоры здесь были узкими, захламленными, и не имели таких богатых украшений, как на верхних этажах. Здесь распоряжались слуги герцога, хотя Клод видел, что их куда меньше, чем, как он предполагал, нужно для обслуживания такого огромного дворца.

Повернув за очередной угол, Клод вышел к кухням, которые казались полностью заброшенными. По полу шныряли крысы и пауки, все было покрыто толстым слоем пыли. Клод предположил, что этими кухнями не пользовались уже несколько десятилетий. Всего здесь было четыре кухни, соединенные арочными проходами, и в них имелось достаточно печей, чтобы приготовить пищу для целой армии.

Услышав позади топот латных сапог, Клод бегом промчался через кухни и направился сквозь целый ряд пустых смежных кладовых.

Перед ним оказались закрытые двойные двери. В нише рядом с ними стоял прогнивший стул и письменный стол. На стуле сидел скелет, его костяные пальцы еще держали перо. Клод заметил на столе книгу, вероятно, учетную, ее бумага пожелтела от времени. На страницах аккуратным почерком было что-то написано. Очевидно, это было рабочее место смотрителя кладовых, чьей работой было следить за поступлением и расходом продуктов. Клод когда-то работал в одном замке в Каркассоне, где здорово наловчился обманывать смотрителя кладовых. Это была отличная жизнь, и Клод не чувствовал ни малейшего сожаления, когда беднягу смотрителя повесили, обнаружив несоответствия с записями в его учетной книге.

Над скелетом, замершим на стуле, нависала темная тень, и когда Клод подошел ближе, тень вдруг приняла человекоподобную форму, и из неразличимого смутного силуэта превратилась в дородного человека с большими бакенбардами.

Призрак открыл рот, будто что-то говоря, но Клод не слышал ни единого слова. Казалось, привидение злилось, указывая на Клода призрачным пером и излучая холод смерти. Клоду совсем не хотелось проходить мимо этого неупокоенного духа, но он уже слышал позади топот сапог стражников.

Глубоко вздохнув и чувствуя, как кровь стынет в жилах, Клод бросился к двойным дверям. Призрак, казалось, еще больше разозлился, беззвучно крича на него и указывая на свою книгу. Двери не открывались, и Клод начал их трясти, пытаясь повернуть проржавевшие ручки. Оглянувшись через плечо, он увидел, что два стражника в черных доспехах идут к нему.

Призрак смотрителя, казалось, раскалился добела от ярости, издавая беззвучный рев. Он вышел из-за письменного стола, отделившись от своего скелета, и, паря над полом, полетел к Клоду. Горбун, дрожа от охватившего его ужаса, изо всех сил пытался открыть двери, но тщетно.

Призрак потянулся к нему. Клод пытался отскочить, но бежать было некуда, он оказался прижат к двойным дверям. Призрачная рука коснулась его лица, и Клод завопил. Словно ледяные иглы вошли в его кожу, и левая сторона лица онемела. Он увидел, что призрак смотрителя улыбнулся.

Внезапно двери поддались, сорвавшись с петель, и Клод ввалился сквозь них. В щепках прогнившего дерева извивались личинки и долгоносики, и Клод пополз, продираясь сквозь обломки.

Призрак смотрел на него из дверного проема. Его силуэт заколебался, словно мираж, и два стражника прошли прямо сквозь него.

Клод вскочил на ноги и побежал. Он проскочил несколько кладовых с пустыми полками, и других, увешанных крюками для мяса, пока не оказался в самом конце секции кладовых. Здесь над большим люком в полу был установлен тяжелый деревянный подъемный кран. На катушке механизма крана была намотана толстая ржавая цепь с тяжелым крюком. Прямо над краном располагался еще один люк, ведущий на верхние этажи дворца.

Через эти люки пополнялись кладовые дворца. Столетия назад притоки реки Грисмери были направлены под дворец, и баржи, нагруженные продовольствием, подходили с реки ко дворцу по широким туннелям. Бочки с вином, ящики с мясом и всевозможные прочие продукты со всей Бретонии и даже из-за ее пределов доставлялись по подземным речным каналам прямо во дворец, и дворянам Музильона не приходилось наблюдать за этой низменной суетой.

Клод завертелся на месте, лихорадочно ища глазами способ открыть люк, и наконец его взгляд остановился на ржавом рычаге в стене. Паук размером с его ладонь, плетущий затейливую паутину между рычагом и стеной, повернувшись, посмотрел на Клода множеством глаз, сверкавших во тьме. Клод смахнул его и схватился за рычаг.

Рычаг был старый и ржавый, им явно не пользовались много десятилетий. Он никак не поддавался, и Клод зажмурился от напряжения, пытаясь сдвинуть его. Упираясь одной ногой в стену, Клод согнулся и застонал от усилий. Рычаг не двигался.

Стражники неостановимо приближались, подняв свои тяжелые мечи. Они были уже менее чем в десяти ярдах от Клода.

- Давай же! - заорал Клод, лихорадочно дергая рычаг.

С ужасным визгом металла рычаг, наконец, сдвинулся, и Клод рухнул на пол. Раздался скрежет механизмов, и две створки люка открылись вниз, словно под ногами висельника. С грохотом створки ударились о стены вертикальной шахты, и в то же мгновение цепь с подъемного крана начала разматываться. Тяжелый крюк стал опускаться в темноту, грохот разматывавшейся цепи был оглушительным.

Снизу из шахты вылетела стая летучих мышей, визжа и царапаясь. Вместе с ними из тьмы вырвались самые деградировавшие из «детей» Дедушки Мортиса, с красными глазами и кожей, покрытой кровоточащими язвами и грязью. В шахту спускалась узкая лестница, ведущая к каналу в пятидесяти футах внизу, и по ней в замок бросились десятки истощенных крестьян-каннибалов, чьи глаза пылали безумием.

Стражник в черных доспехах разрубил одного из них почти надвое от плеча до бедра. Но бешеный поток одичавших крестьян накрыл обоих стражников, и они с грохотом рухнули на пол.

Цепь, дернувшись, остановилась и спустя некоторое время начала обратно наматываться на катушки, вращаемые зубчатыми шестернями и огромными противовесами за каменной стеной.

Клод лежал неподвижно, тяжело дыша, и смотрел, как каннибалы убивают двух стражников. По их шлемам били камнями, пока металл не вмялся внутрь, в щели в доспехах вонзали ножи. Наконец оба стражника перестали двигаться. Забрало шлема одного из них полностью деформировалось и оторвалось, и, увидев, что было под забралом, Клод поспешно отвернулся. Если эти доспехи и носил когда-то живой человек, эти времена давно прошли.

Цепь продолжала наматываться обратно, громко лязгая звеньями. Наконец появился тяжелый крюк. К нему были прицеплены четыре железных кольца, а к каждому кольцу - цепи меньшего размера, рыжие от ржавчины. На этих цепях из люка поднялась погрузочная платформа, а на ней стоял улыбающийся Дедушка Мортис, воздев руки, словно возносящееся божество.

Толпа грязных крестьян повернула стрелу подъемного крана в сторону от зияющего люка, и, наконец, платформа со скрипом опустилась на пол.

- Отлично, отлично! - воскликнул Мортис, сходя с платформы и потирая костлявые руки.

Он подошел к Клоду, все еще лежавшему у стены, и, осторожно подняв его на ноги, погладил щеку горбуна своей серой морщинистой рукой.

- Ты отлично справился, дитя мое, - сказал Мортис. - Твои прошлые грехи прощены.

Дедушка Мортис еще мгновение гладил щеку Клода, потом внезапно схватил его за горло. Костлявые пальцы крепко вцепились в глотку. Клод выпучил глаза, как рыба, вытащенная на сушу.

- Но даже не думай снова покинуть нас, - прошипел Мортис. - Твое место здесь, с нами, и больше я не потерплю неповиновения с твоей стороны!

Откуда-то издалека послышался бешеный рев, эхом разносившийся по нижним этажам дворца. На лице Мортиса отразилось восхищение, он отпустил Клода, и горбатый слуга упал на колени, пытаясь отдышаться.

- Внимайте, дети мои! - воскликнул Мортис, поднеся руку к уху. - Услышьте зов нашего возлюбленного господина!


XI


Калар с мрачной решимостью пробивался сквозь кричавшую толпу, не сводя взгляд с Меровеха. Не больше десяти человек отделяли Калара от края арены, и он упорно проталкивался сквозь давку, приближаясь к герцогу-альбиносу. Его рука сжимала эфес Меча Гарамона, покоившегося в ножнах у бедра.

На арене внизу раздался хрип боли, брызнула кровь, и толпа одобрительно взревела. Только Меровех никак не отреагировал, его лицо было холодным и отрешенным. Калар не обращал внимания на взгляды рыцарей и дам, проталкиваясь сквозь массу зрителей, ближе и ближе к мяснику, виновному в разорении замка Гарамон.

- Убей его! - закричала женщина с кружевным воротником вокруг тонкой шеи. Ее напудренные щеки раскраснелись, зрачки были расширены. Ее крик подхватили десятки других зрителей, жаждавших крови.

Теперь Калар был позади Меровеха, и продолжал пробиваться вперед, расталкивая толпу.

Герцог стоял один, высокомерный и отстраненный. Никто не подходил к нему ближе, чем на расстояние вытянутой руки, возможно, из уважения, но более вероятно, что из страха. Меровех был словно остров неподвижности в кипящем море людей, но это отнюдь не делало его менее угрожающим, напротив, сама его неподвижность была очень пугающей. Она отделяла герцога от всех, находившихся вокруг, возможно, даже больше, чем его алебастрово-белое лицо, заставляя его выглядеть нечеловечески и чуждо.

Калар не сводил взора с герцога. В его глазах пылала холодная ярость. Теперь он был лишь в нескольких ярдах от Меровеха, и лишь еще несколько секунд отделяли его от возможности свершить возмездие. Вся его сущность была полностью сосредоточена на этом, чувства обострились до непревзойденного уровня в предвкушении этого последнего боя.

Он чувствовал тошнотворно-сладкий аромат духов и масел придворных. Но этот аромат не скрывал смрад возбужденного пота зрителей, наблюдавших за жестоким состязанием. Он чувствовал металлический привкус крови в воздухе. Он слышал каждый вздох и видел каждую гримасу двух сражавшихся рыцарей, слышал скрип их сапог по рифленому полу арены, и резкий звон металла, ударяющего о металл. Он чувствовал привычную тяжесть Меча Гарамона под рукой.

Теперь Калар стоял прямо позади герцога. Все, что осталось сделать - выхватить клинок и пронзить злодея насквозь. Никто - ни Меровех, ни кто-либо из его рыцарей не сможет остановить Калара. Он уже начал вынимать из ножен Меч Гарамона, но одумался.

Убить врага ударом в спину, даже такое чудовище, как Меровеха, было низким, бесчестным поступком, который уронит честь Калара и в его собственных глазах и в глазах Владычицы. И, кроме того, Меровех был лишь одним из двух убийц, которые лишили жизни его племянника и разорили его замок. Прежде чем Меровех умрет, Калар должен узнать личность второго злодея, чтобы и над тем свершить возмездие.

Дуэль пришла к внезапному и жестокому финалу. Это был односторонний бой, один рыцарь явно лишь играл с другим. Наконец, устав от этой игры, он нанес сопернику мощный удар в шею. Побежденный рыцарь упал на одно колено, меч выпал из его руки.

Калар видел все это лишь краем глаза, его взгляд был сосредоточен на Меровехе.

Толпа взревела и затопала ногами. Калар услышал, как побежденный рыцарь просит пощады. Победитель повернулся спиной к нему, подняв меч и принимая одобрительный рев толпы. Побежденный опустил голову, признавая поражение. Из его раны лилось много крови, но она была не смертельной.

С нечеловеческой скоростью победитель внезапно крутнулся на месте, сверкнув клинком. Беззащитный рыцарь был обезглавлен, из обрубка его шеи ударил фонтан крови. Голова покатилась по полу арены, остановившись у нижней ступени. На посеревшем лице застыло изумление. Безголовый труп еще мгновение стоял прямо, истекая струями крови, потом рухнул вперед и застыл. Кровь продолжала хлестать из тела, наполняя канавки в полу арены. Толпа ревела, приветствуя победителя.

Скорость и жестокость бесчестного удара на мгновение отвлекли внимание Калара от герцога.

Взглянув на лицо победителя дуэли, Калар ощутил, как кровь стынет в его жилах.

Это был его брат Бертелис.


XII


В глазах Калара отразился ужас.

Бертелис стоял в круге арены, покрытый кровью. Его лицо было болезненно бледным, а на синеватых губах кривилась жестокая усмешка. Он опустился на колени перед Меровехом.

- В вашу честь, мой лорд, - сказал Бертелис голосом, от которого волосы на затылке Калара встали дыбом. Это был голос его брата - и одновременно нет, полный горечи и жестокости.

Меровех возложил руку на голову Бертелиса, словно в некоем темном благословении. Спустя мгновение герцог заговорил.

- Встань, - произнес он холодным и бесстрастным голосом.

Калар застыл на месте, глядя на своего брата.

Герцог расстегнул одну из своих изысканных кожаных перчаток, и снял ее, обнажив руку, белую, словно первый снег. Из ножен на бедре он вынул тонкий кинжал и, положив клинок в ладонь, сжал его пальцами и ровным движением выдернул кинжал из руки. Его кровь ярко блестела на клинке.

Спрятав кинжал, Меровех щелкнул пальцами, и ему поднесли кубок вина. Подняв свою бледную руку над кубком, герцог сжал ее в кулак, чтобы кровь стекала в вино. Когда кровь перестала течь, Меровех передал кубок Бертелису, который принял его с голодным взглядом.

- Весь Музильон чествует тебя, Бертелис, чемпион из чемпионов, - сказал Меровех.

Бертелис высоко воздел кубок, а потом выпил его содержимое. Он вздрогнул от удовольствия, его глаза были полузакрыты, когда он оторвал кубок от губ.

Калар издал стон ужаса, видя, как его брат пьет вино, смешанное с кровью. Это зрелище потрясло его до глубины души. Бертелис вытер рубиновую каплю с уголка рта. Герцог Меровех спустился в центр дуэльной арены. Он двигался с львиной грацией.

Бертелис всегда был высоким, на полголовы выше даже Калара, но Меровех возвышался и над ним. Повернувшись на месте, герцог оглядел собравшихся рыцарей. Его белое лицо и волосы резко выделялись на фоне черных доспехов, а красные глаза сверкали в свете факелов, как у волка. Разговоры в зале прекратились, и все собравшиеся подошли ближе к дуэльной арене, чтобы лучше слышать слова их повелителя.

- Сегодня знаменательная ночь, братья мои, - произнес Меровех, и его голос разносился по огромному залу. Герцог начал шагать по кругу арены, словно зверь в клетке. - Сегодня начнется рассвет новой эры в истории Музильона. Когда-то наше герцогство было самым могущественным во всей Бретонии. А теперь мы получили шанс вернуть былую славу - вы и я.

Калар почувствовал, что его так захватила речь Меровеха, что он был не в силах оторвать взгляд от герцога.

- Семьсот лет я спал, - продолжал Меровех. - И когда проснулся, то увидел, что Музильон стал лишь бледной тенью своего славного прошлого. Его оскверняют паразиты, его земли захватили соседи, и само его имя стало символом краха и отчаяния. Но теперь я вернулся. Теперь Музильон вновь вознесется к славе. И вы, братья мои, вознесетесь вместе с ним.

Меровех вернулся в центр арены и остановился. Калар чувствовал, как собравшихся охватывает неистовое восхищение.

- Каждый из вас проявил себя достойным, - сказал Меровех. - И теперь я дарую вам величайший дар из всех, что вы когда-либо получали. Сегодня вы станете словно боги среди людей, и вместе мы вернем то, что по праву принадлежит нам. Вся Бретония падет на колени перед нами, и ее земли станут красными от крови.

Словно по сигналу раздался скрежет древних механизмов, и купол дворца над головами собравшихся начал раскрываться, словно лепестки черной розы под полуночным небом. Тучи в небе разошлись, и серебристый свет Маннслиба наполнил обширный зал. В толпе зрителей послышались изумленные вздохи, но удивлялись они не механическому чуду и не свету серебристой луны. Нет, эти вздохи изумления предназначались второй луне: Моррслиб, сиявший колдовским зеленым светом, взирал на собравшихся, словно злобное око.

Меровех стоял, воздев руки к небесам, купаясь в зловещем изумрудном сиянии Моррслиба.

- Время пришло! - воскликнул герцог. - Приведите пленника!


Пленника, закованного в тяжелые заколдованные цепи и окруженного стражниками, тащили по залам дворца, выведя его из темницы глубоко в подземелье. Он ревел в дикой ярости, и оглушительное эхо его рева разносилось по нижним этажам. Его массивное тело являло собой массу ожогов, страшных шрамов и синяков - заслуга лучших пыточных мастеров герцога. Более двух десятков мускулистых тюремщиков с усилиями тянули толстые цепи, чтобы заставить пленника двигаться. Тюремщики носили на головах черные кожаные капюшоны, а сопровождали их дворцовые стражники - безмолвные, давно мертвые воины в черных пластинчатых доспехах.

Их атаковали из засады с сокрушительной силой и быстротой. Бой произошел на полпути по широкой мраморной лестнице, нападавшие набросились на охрану пленника одновременно сверху и снизу. Схватка была кровавой и жестокой, и за тридцать секунд завершилась. Пленник сам растерзал полдюжины своих тюремщиков, с бешеной яростью разрывая их на куски в фонтанах крови.

Дедушка Мортис осторожно подошел к пленнику, успокаивающе подняв руки, как человек приближался бы к раненому медведю. Когда Мортис посмотрел на истерзанную палачами плоть своего господина, его взгляд преисполнился жалости.

Шепча успокаивающие слова, Мортис мягко положил руку на огромное мускулистое плечо пленника. Тот с рыком резко повернул тяжелую голову, и Мортис отпрянул назад. Рык перешел в низкое глухое ворчание глубоко в груди, и Мортис снова положил руку на плечо пленника. На этот раз пленник принял его прикосновение.

- Все закончилось, - успокаивающе произнес Дедушка Мортис. - Все закончилось.

- Нет, - прорычал пленник, с трудом произнося слова. Его пасть была предназначена для того, чтобы кусать и разрывать, а не говорить. - Пришло время мести!


Калар увидел, что на порочном бледном лице Бертелиса отразилось то же предвкушение, что и у всех зрителей. Бертелис усмехнулся, оскалив клыки, острые словно иглы.

- Благословенная Владычица… - выдохнул Калар.

Словно услышав его слова, Бертелис резко повернулся. Мгновение его взгляд скользил с одного лица на другое, в поисках того, кто произнес эти слова, и наконец остановился на Каларе. Улыбка Бертелиса стала шире, он негромко рассмеялся. Не спеша достал он меч и пошел навстречу Калару. Рыцари и дамы, стоявшие вокруг Калара, отодвинулись от него, оставив его в одиночестве.

- Привет, Калар, - сказал Бертелис. - Какой приятный сюрприз.

- Что он сделал с тобой, брат? - спросил Калар.

- Ничего такого, чего бы я не желал, - ответил Бертелис с усмешкой, лениво потягиваясь, словно кот. - И знаешь, ощущения просто фантастические.

- Заканчивай скорее, - прошипел Меровех. - Время Соединения близится.

- Как давно я ждал этого, брат, - Бертелис поднял меч и целеустремленно двинулся к Калару по арене.

Калар неохотно извлек из ножен фамильный Меч Гарамона и шагнул вперед. Сняв со спины свой побитый щит, он закрепил его на левой руке.

- Так не должно было быть, брат, - сказал он.

- О, нет, - ответил Бертелис. - Именно так все и должно было быть.


Бертелис атаковал с такой яростью и скоростью, что Калару сразу же пришлось сражаться изо всех сил, отчаянно защищаясь, пока на него неистово обрушивались удар за ударом. С самого начала понадобилась вся его сосредоточенность, все фехтовальное искусство и весь многолетний боевой опыт, чтобы просто выжить в первые моменты схватки. Сила и свирепость каждого удара была такова, что Калара отбрасывало назад каждый раз, когда его меч встречался с клинком Бертелиса.

У Калара не было возможности даже помыслить о контратаке, а его левая рука онемела от сильнейших ударов по щиту. Он делал все что мог, чтобы уклониться от яростных атак Бертелиса, уходя с линии удара и отступая в попытке сохранить какое-то расстояние между собой и противником. Бертелис неумолимо продолжал атаковать, его меч снова и снова сверкал, подобно молнии, рассекая воздух. Если бы любой из этих ударов достиг цели, то стал бы смертельным.

Калар знал, что сейчас он несравненно лучший боец, чем был шесть лет назад, когда только принял клятву Поиска. Долгие годы в пути закалили его тело и душу, выковали его заново и отточили его боевые инстинкты до бритвенной остроты. Он был сильнее, гибче и быстрее, чем когда-либо, и был достаточно уверен в своей способности противостоять в бою любому человеку. Но сейчас он лишь с трудом выдерживал темп боя, который задавал Бертелис, и еще труднее было противостоять той невероятной силе и ярости, которой обладал сейчас его брат.

Калар и Бертелис тренировались вместе с детства, их обоих учил Гюнтер, старый мастер фехтования из Гарамона. В учебных поединках они были примерно равны, хотя было очевидно, что Бертелис более одарен из них двоих. Он был прирожденным фехтовальщиком, обладая превосходной силой, равновесием, скоростью и инстинктом. Однако Бертелис всегда слишком полагался на свои природные таланты, и в юности был довольно нерадивым учеником, заслужив немало суровых слов от Гюнтера. Калар, напротив, очень упорно работал над своим навыком фехтования, вставая на несколько часов раньше остальных обитателей замка, чтобы отточить боевые приемы и укрепить тело. Только после смерти Гюнтера Бертелис стал относиться к обучению с большей серьезностью, тренируясь с упорством, граничившим с одержимостью. И лишь тогда стал проявляться его истинный потенциал.

Теперь было ясно, что Бертелис далеко превзошел тогдашние ожидания, и поднял свой навык на абсолютно новый уровень, достигнув такой степени мастерства, с которой Калар не надеялся сравниться - и еще меньше надеялся соперничать. Искусство фехтования Бертелиса граничило со сверхчеловеческим, и Калар предполагал, что лишь очень немногие - разве что рыцарь Грааля Реол, упокой Владычица его душу - могли бы сравниться с ним. Быстрота клинка Бертелиса была несравненной, и Калару редко доводилось скрещивать мечи с тем, кто мог бить с такой силой. Было просто потрясающе, насколько далеко фехтовальное искусство Бертелиса продвинулось за эти шесть лет. Калар чувствовал себя словно ребенок, пытающийся сражаться с мастером.

Клинок с грохотом ударил по щиту, деформируя его, и Калар поморщился. Он направил выпад в шею Бертелиса, но тот отбил его с презрительной легкостью. Усмехнувшись, Бертелис шагнул назад, на мгновение позволив Калару перевести дыхание. Калар понял, что его брат сейчас играет с ним, как играл с предыдущим противником.

- А ты обленился, - сказал Бертелис.

- Сверни с этого пути, Бертелис, - произнес Калар. - Он приведет тебя лишь к проклятию.

- Ты толкнул меня на этот путь, брат, - ответил Бертелис. - Ты отвернулся от меня!

- И я воистину сожалею об этом, - сказал Калар. - Мои слова были сказаны необдуманно. Я был ослеплен горем. Я не имел в виду то, что сказал.

- Поздно извиняться, - усмехнулся Бертелис.

И Калар знал, что он говорит правду. В глазах его брата горело безумие, которого Калар никогда раньше не видел - кипящая, ненасытная ярость, угрожавшая пожрать его. Словно некий дикий зверь сидел внутри Бертелиса, управляя его движениями, как марионеткой.

- Ты больше не тот мой брат, которого я знал и любил, - произнес Калар. Его дыхание вырывалось резкими вздохами от невероятно напряженного боя. Но Бертелис казался ничуть не уставшим, и едва вспотел.

- Не тот, - согласился Бертелис. - Теперь я - нечто гораздо большее.

- Хватит! - прошипел Меровех с края арены. - Прикончи его, сейчас же!

Взгляд Калара мелькнул между дьяволом, который был когда-то его братом, и бледной фигурой герцога Меровеха. Внезапно он догадался.

- Это ты разрушил замок Гарамон, - сказал Калар, снова посмотрев на Бертелиса. - Это ты убил Орландо и Монкадаса, и перебил моих рыцарей.

- Я бы и тебя убил, - кивнул Бертелис, - если бы ты был там. Но теперь цикл будет завершен, и все связи с моей прошлой жизнью наконец-то будут разрублены.

- Ты больше даже не человек, - произнес Калар.

Бертелис улыбнулся в ответ, оскалив острые клыки.

- А ты быстро соображаешь, братец, - улыбка сошла с его лица. - А теперь ты умрешь.

Секунду братья смотрели друг на друга с разных сторон арены, и начали снова сближаться, подняв мечи.

Оглушительный рев вдруг раздался в огромном зале с такой силой, что от него задрожали окна в рамах. Калар ощутил, как эхо звука отдается в его костях, и поднял взгляд, на мгновение забыв о поединке.

Над залом на высоте тридцати футов возвышался изогнутый балкон, и на его мраморной балюстраде сидело чудовище.


XIII


Оно было огромным, раз в шесть больше человека, и выглядело, как некая ужасная горгулья, внезапно ожившая. Его сгорбленные плечи покрывала густая черная шерсть. Громадные когти оставляли в мраморе борозды, когда чудовище сжимало свои мощные руки, бугрившиеся мышцами. Оно снова взревело, подняв голову - и рев его был глубоко волнующим на некоем инстинктивном уровне - а потом обратило свой злобный взгляд на зал внизу.

Его большая голова являла собой жуткую смесь черт человека, летучей мыши и волка. Его губы растянулись, демонстрируя ряд ужасных клыков, а в могучей груди клокотало глухое рычание. Каждый из его клыков, выступавших из пасти, достигал в длину шести дюймов. Его глаза хищника пылали яростью и голодом, и взгляд их сосредоточился на фигуре герцога Меровеха внизу.

Чудовище взревело снова, из его пасти брызнула слюна - и бросилось вниз с балкона. Мощные мышцы ног толкнули его вниз с невероятной скоростью, а его огромные когтистые руки вытянулись вперед, развернув жилистые складки кожи от запястья до бедра, похожие на рудиментарные крылья.

Оно метнулось вниз, словно чудовищная хищная птица, бросающаяся на добычу, и по всему залу раздались крики и вопли. Калар услышал лязг оружия, крики боли и ужаса, и разглядел сквозь густую толпу силуэты покрытых грязью «детей» Дедушки Мортиса, с воем бросившихся в атаку. Словно взбесившаяся стая зверей, они накинулись на толпу в зале, и воцарился хаос.

Герцог Меровех бросился в сторону, уворачиваясь от атаки чудовища, и оно врезалось в пол с сокрушительной силой, отчего по мраморной поверхности от удара пошли трещины. Меровех ловко перекатился и вскочил на ноги, держа в каждой руке по мечу.

Толпа зрителей в панике бросилась на арену, разделив Калара и Бертелиса. Калар увидел, что его брат с маской ярости на лице пробивается к нему сквозь толпу. Какой-то рыцарь врезался в Калара, отбросив его на шаг назад, и сильный удар выбил из руки Меч Гарамона. Старинный клинок с лязгом упал на пол под ноги бегущих.

Калар, выругавшись, бросился за мечом. Кто-то споткнулся о него и упал, растянувшись. Несмотря на толчки и пинки, Калар не спускал глаз со священного меча. Наконец, он дотянулся до клинка Гарамона, его пальцы прикоснулись к рукояти, но под ногами охваченных паникой людей меч снова был отброшен в сторону, и на этот раз его не было видно в гуще толпы. Оглянувшись через плечо, Калар увидел, что Бертелис пробивается к нему, рубя рыцарей, дам и одичавших крестьян, оказавшихся у него на пути. Калар снова выругался.

Вскочив на ноги, Калар сорвал с левой руки щит, и, отбросив его, выхватил из ножен на спине полуторный меч.

Если бы он на долю секунды опоздал, то был бы мертв. Он едва успел блокировать удар Бертелиса, направленный ему в шею. От удара его отбросило на шаг назад, и Бертелис шагнул за ним, оказавшись в пределах досягаемости его более длинного меча.

Бертелис далеко превосходил его, и они оба знали это. Уверенный, что Калар не сможет сравниться с ним, Бертелис теперь сражался не столь неистово, и даже начал проявлять небрежность. Калар вскипел гневом; он намеревался наказать Бертелиса за такое высокомерие, но знал, что у него может быть только один шанс.

Они обменялись еще несколькими ударами, и Бертелис сделал выпад. Калар ловко уклонился, повернувшись, и клинок его брата прошел на волосок от его горла. Зарычав от усилия, Калар ударил тяжелой рукоятью меча по виску Бертелиса, вложив в удар всю тяжесть своего тела в доспехах.

Удар был отлично рассчитан и проведен, и должен был бы проломить череп. От удара голова Бертелиса мотнулась назад, но он не упал. Калар использовал выигранную секунду, чтобы вернуться в положение изготовки к бою, подняв меч и нацелив острие на Бертелиса.

По виску Бертелиса потекла струйка крови, но в остальном, казалось, что удар никак не подействовал на него. Прикоснувшись к ране, Бертелис слизал кровь с пальцев.

- За это твоя смерть будет болезненной, - произнес он.

Калар сделал выпад, и Бертелис уклонился. Повернувшись, Калар поднял меч и провел мощный диагональный удар сверху вниз. Бертелис парировал его и, поднырнув под клинок, внезапно схватил Калара за горло. Он двигался так быстро, что казался размытой тенью, сжав горло Калара железной хваткой, и его оскаленное лицо оказалось совсем рядом. Так близко он казался едва похожим на человека, его глаза горели неизмеримым голодом и безумием, кожа была почти прозрачной, а искаженное лицо преисполнено зверской жестокости.

- Кровь Орландо была такой сладкой, такой невинной, - прошипел он. - Она была словно нектар на моих губах, вкуснее, чем лучшее вино.

Бертелис поднял Калара, держа его за горло одной рукой, и отшвырнул прочь, словно ребенка. Калар врезался в одного из рыцарей Меровеха, опрокинув его, и они вместе рухнули на пол. Калар вскочил первым, и когда рыцарь набросился на него, с силой ударил локтем в лицо, мгновенно свалив его.

Калар подхватил с пола меч, но сапог Бертелиса наступил на клинок, сломав его пополам, и Калар откатился назад.

Один из рыцарей бросился на него с мечом. Калар уклонился, избежав смертельного удара, и всадил обломок своего меча в лицо рыцаря. Тот рухнул с придушенным криком. Другой рыцарь атаковал Калара сзади. Увернувшись, Калар схватил противника за руку, заставив его потерять равновесие, и толкнул его в сторону Бертелиса.

Не моргнув, Бертелис пронзил рыцаря насквозь, острие клинка вышло из спины несчастного. Выдернув из тела рыцаря меч, Бертелис отшвырнул труп в сторону.

Калар воспользовался этим мгновением, чтобы оглядеться и оценить обстановку. Атака одичавших крестьян Мортиса застала рыцарей врасплох, но они упорно отбивались, собираясь в небольшие группы, и поддерживая друг друга. Обе стороны несли тяжелые потери. На полу зала валялось множество трупов, и многие одичавшие крестьяне бросились пожирать мертвечину, не в силах сдержать голод при виде такого количества крови.

Калар увидел Мортиса, стоявшего на балконе, откуда прыгнуло чудовище, и наблюдавшего за творившимся в зале хаосом.

Огромный зверь и герцог Меровех сражались на возвышении, где сидели на тронах пять статуй, отдельно от хаотичного боя в зале.

Чудовище истекало кровью из десятка ран, но, казалось, эти раны совсем не замедляли его. Меровех кружился и вертелся как дервиш, уворачиваясь от ударов, которые разорвали бы его надвое, два меча герцога сверкали словно молнии. Он двигался со сверхъестественной скоростью, но чудовище, с которым он сражался, было почти столь же быстрым, несмотря на свои огромные размеры. Калар увидел, что монстр скользящим ударом все же задел Меровеха, и герцог, пролетев по платформе, словно тряпичная кукла, со страшной силой врезался в центральный алтарь с большой темной чашей.

Чудовище победно взревело и бросилось за ним, но Меровех быстро перекатился, избежав удара огромных когтей, похожих на клинки. Когда герцог вскочил на ноги, оба его клинка прочертили кровавые борозды по массивной груди зверя, и чудовище зашипело от боли.

Используя огромную лапу зверя как лестницу, Меровех легко подпрыгнул и вскочил на тело противника, повернув оба меча в руках так, что их острия были направлены вниз, как у кинжалов. Оттолкнувшись ногами от груди чудовища, герцог перекувырнулся в воздухе и всадил оба меча в шею врага.

Чудовище взревело. Оба клинка вонзились в его плоть по рукояти, и Калар видел, что их острия торчат сзади из шеи. Дотянувшись до мечей, монстр вырвал оба клинка и отшвырнул их, из ран хлынула кровь. Такой удар должен был оказаться смертельным, но чудовище лишь встряхнуло головой и, встав на четыре лапы, метнулось к герцогу Меровеху, оставшемуся без оружия.

- Твой повелитель сейчас умрет, - сказал Калар Бертелису.

- Думаю, нет, - ответил его брат. - Деградировавший варгульф не сравнится с ним.

Бертелис атаковал, выполнив ложный выпад сверху, а снизу нанес мощный удар, направленный, чтобы выпотрошить Калара. Заметив направление удара, Калар изменил защитную стойку, чтобы отбить его, но Бертелис мгновенно снова сменил угол атаки.

Бертелис резко повернулся на каблуке, его клинок ударил в плечо Калара, попав под наплечник. Удар пробил кольчугу и поддоспешник, а острие глубоко вонзилось в мышцы и достигло кости.

Едва Калар успел вскрикнуть, как Бертелис крутнулся обратно и снова всадил клинок в его тело. Острие вошло в мышцы бедра, попав в узкую щель под кирасой.

Калар задохнулся от боли, упав на одно колено, и обломок меча выпал из его рук. Бертелис возвышался над ним с окровавленным клинком.

- Прощай, брат, - произнес Бертелис, занося меч для смертельного удара.

Вдруг из толпы вырвался рыцарь, держа в каждой руке по мечу и крича во всю силу легких.

- Калар! - закричал Рабен, бросив ему один из мечей.

Калар поймал меч, его пальцы сомкнулись вокруг знакомой рукояти.

Рабен нанес удар Бертелису, держа меч двумя руками. Повернувшись, Бертелис блокировал удар одним из своих клинков и, упав на одно колено, рубанул слева направо по животу Рабена, рассекая его кольчугу и мышцы под ней. Вскочив, Бертелис ударом ноги отбросил рыцаря-изгнанника.

С рычанием Бертелис повернулся к Калару, но его глаза изумленно расширились, когда в его тело вонзился Меч Гарамона.

Калар был уже на ногах, и, зарычав от усилия, всадил меч еще глубже в тело Бертелиса.

Кровь хлынула из смертельной раны, а лицо Бертелиса становилось все более исхудавшим, словно вся влага была выпита из его тела. Черты лица по мере высыхания теряли человеческий облик, и все больше напоминали череп, полупрозрачная кожа вяла и сохла, губы ссыхались, обнажая страшные клыки. Калар шагнул назад, выдернув клинок, на лице его отразилось отвращение.

Меч Гарамона сиял аурой белого света, и Калар удивленно посмотрел на него. Кровь Бертелиса испарилась с меча, оставив клинок безупречно чистым. Мерцающее сияние было похоже на солнечный свет, и, несмотря на творившуюся вокруг бойню, Калар ощутил, как его наполняет спокойствие и уверенность.

Бертелис упал на колени, прямо в натекшую под ним лужу крови. Его кожа продолжала сохнуть, обтягивая череп, пока лицо окончательно не утратило человеческий облик. Руки иссохли до того, что стали похожи на птичьи лапы с когтями, на которых резко проступили синие и фиолетовые вены. Бертелис посмотрел на Калара. В глазах его горела ярость и ненависть, но был в них и страх. Он зашипел, оскалив клыки, словно загнанный в угол зверь.

Свечение, исходившее от меча в руках Калара, усилилось, теперь меч пылал чистым горячим светом, и кожа Бертелиса начала чернеть и покрываться пузырями. Он поднял руки, закрывая глаза - и руки тоже начали гореть. Из глотки его вырвался жалобный вой.

- Владычица, даруй ему покой, - прошептал Калар, сжимая Меч Гарамона обеими руками. Не раздумывая, он шагнул вперед и одним ударом обезглавил существо, которое когда-то было Бертелисом.

Рабен лежал поблизости на полу, держась за живот. Встретившись взглядом с Каларом, рыцарь-изгнанник криво усмехнулся.

- Спасибо, - сказал Калар.

Рабен хмыкнул.

- Это был твой брат? - спросил он, кивнув на труп Бертелиса.

- Нет, - ответил Калар. - Мой брат давно умер.


Раздавшийся рев боли и ярости привлек взгляд Калара к платформе со статуями. Огромный отвратительный зверь, которого Бертелис назвал варгульфом, лежал в луже крови. Его плоть была вся изрублена и изорвана, свисая кровавыми клочьями.

Герцог Меровех стоял перед ним с мечом в руках. Он тоже был ранен. Один из его наплечников был сорван, плечо под ним покрыто запекшейся кровью. Кирасу на груди прорезали четыре кровавых борозды. Как бы то ни было, Меровех оказался победителем, и Калар изумленно покачал головой. Неужели ничто не способно убить его?

Варгульф подобрал могучие лапы, готовясь к последнему прыжку, но Меровех не дал ему такого шанса. Отбросив меч, герцог прыгнул на врага, издав дикий крик, от которого кровь стыла в жилах. С ревом схватив огромное чудовище за голову, Меровех запрокинул ее, добравшись до горла врага.

Сверкнули клыки, и Меровех впился в горло варгульфа. Чудовище пыталось отбиваться, но его силы были уже на исходе. Несколько долгих секунд Меровех пил кровь, насыщаясь, прежде чем оторваться. Рот и подбородок герцога были измазаны кровью.

Меровех потянул огромную тушу варгульфа по платформе и подтащил ее к алтарю. Одной рукой герцог взял с алтаря чашу и поднял взгляд к небесам. Моррслиб теперь затмевал Маннслиб, словно страшный горящий зрачок в серебристой радужной оболочке. Явно удовлетворенный, Меровех снова вцепился в шею варгульфа. На этот раз он не пил кровь, а рвал плоть клыками. Из разорванного горла хлынула последняя кровь.


Дедушка Мортис пошатнулся, вцепившись в перила балкона, когда увидел, что его обожаемый повелитель мертв. Его «детей» истребляли внизу, их воля к борьбе испарилась, когда они тоже заметили, что их господина больше нет.

Шатаясь, Мортис отвел глаза от тошнотворного зрелища того, как Меровех осквернял тело его повелителя. Издав глубокий вздох, старик отвернулся.

И тут удар тяжелой шипастой дубины раздробил его коленную чашечку, и Мортис рухнул на пол с криком боли и ужаса.

Над ним стоял Клод, и старик воззрился на него.

- Пятнадцать лет я был твоим рабом, одним из твоих проклятых «детей», - сказал Клод. - Больше я им не буду.

Горбатый крестьянин плюнул в лицо Мортису, и старик поморщился. Это лишь еще больше разозлило Клода, он ударил шипастой дубиной в бок Мортиса. Ребра хрустнули, словно сухие ветки.

- Пятнадцать лет я воровал и убивал для тебя, старый мерзавец, - прошипел Клод. - Пятнадцать лет ты морил меня голодом. Сколько раз мне доводилось отведать твоего хлыста? Сколько костей ты мне сломал? Сколько шрамов оставил?

Он снова замахнулся на Мортиса дубиной. Старик отпрянул, его лицо исказилось от боли.

- У кого теперь сила? - спросил Клод.

- Я приютил тебя, неблагодарная тварь! - прошипел Мортис сквозь зубы. - Я кормил тебя! Я одевал тебя! Я! Без меня ты был бы мертв! Был бы ничем! Я сделал тебя тем, кто ты есть!

- Ага, ты это сделал, - сказал Клод. - Ну и как, нравится тебе то, что ты видишь?

Клод снова и снова бил его шипастой дубиной, и как ни вопил Мортис, никто не пришел ему на помощь. Клод продолжал избивать его, даже когда Мортис прекратил кричать, даже когда его тела было уже не узнать.

Наконец Клод остановился. Он тяжело дышал, а по его лицу текли слезы. Он был забрызган кровью, к шипам его дубины прилипли клочья кожи и волосы.

Он плюнул на останки Дедушки Мортиса и отвернулся.


Калар опустился на колени рядом с Рабеном и осторожно отодвинул руку изгнанника, чтобы взглянуть на его рану.

- Как оно? - спросил Рабен. Его лицо было бледным.

- Царапина, - ответил Калар. - Через неделю ты снова сможешь валяться с девками, помяни мое слово.

- Врешь, - прохрипел Рабен, криво усмехнувшись.

- Ты выживешь, - сказал Калар более серьезно. - Хотя у тебя останется чертовски страшный шрам под пару тому, - он указал на старый рваный шрам, пересекавший горло Рабена.

- Дамочки не любят слишком хорошеньких, - ухмыльнулся Рабен.

- Ну, ты точно не такой, - сказал Калар, настороженно оглядываясь вокруг.

В зале лишь немногие остались в живых. Похоже, обе стороны практически перебили друг друга. Хотя, судя по всему, людей Мортиса погибло куда больше, чем людей Меровеха.

Обернувшись к платформе, Калар увидел, что Меровех наполнил чашу кровью варгульфа. Опустив на пол огромную голову чудовища, герцог-вампир подошел к первой из статуй на тронах. Он поднял чашу над головой статуи и слегка наклонил ее, чтобы струйка пенящейся крови потекла на голову. Красные ручейки полились по лицу статуи, смывая многовековую пыль и грязь. Сердце Калара дрогнуло, когда он увидел, что статуя начала двигаться.

Она повернулась лицом к струе крови и открыла рот, показав длинные клыки. Ее язык слизывал кровь, и Калар заметил, что горло статуи шевелится, проглатывая выпитую кровь.

- Не нравится мне это, - произнес Рабен.

Меровех выпрямил чашу, кровь перестала литься, и существо на троне вернулось в прежнее положение. Герцог перешел к следующей статуе, но взгляд Калара был прикован к первой. Ее глаза открылись, и она улыбнулась.

Калар сделал несколько шагов к возвышению с тронами. Он знал, что в бою против Меровеха у него мало шансов, даже если герцог был бы один, без пробужденных им союзников. Но Калар поклялся свершить возмездие, и он убьет Меровеха - или умрет.

- Калар, - позвал его Рабен, и Калар оглянулся. - Не выбрасывай зря свою жизнь.

- Я должен кое-что сделать, - сказал Калар, и снова повернулся к возвышению, но замер, когда чудесный свет, излучаемый клинком Гарамона, вдруг потускнел, а потом совсем погас. Калар остановился, глядя на свое оружие.

Что это значит? Владычица не одобряет его действия? Но как это возможно? Разве не Она направила его сюда?

Уже три «статуи» пробудились и встали на ноги, моргая и потягиваясь, словно люди, проснувшиеся после глубокого сна. Каждый из оживших воинов был таким же высоким, как сам Меровех, и все они были облачены в похожие шипастые доспехи.

Калар стоял, охваченный нерешительностью.

- Владычица, дай мне знак, - прошептал он. - Покажи мне, какую твою волю я должен исполнить.

Ослепительная вспышка взорвалась в разуме Калара, он упал на колени, зажмурив глаза. Задохнувшись от обжигающей боли в висках, он схватился за голову.

Безумный вихрь видений ошеломляющей яркости и силы промелькнул в его разуме.

Спустя мгновение все кончилось, боль ушла, словно ее никогда не было, но увиденные образы навсегда отпечатались в его памяти.

- Твоя воля, Владычица, да будет исполнена, - прошептал Калар.

- Калар? - позвал Рабен, поворачиваясь к нему.

- Мы должны уходить, - сказал Калар, повернувшись спиной к платформе, где ожили все пять вампиров-чемпионов Меровеха.

Калар поспешил к Рабену.

- Надо уходить, - сказал он снова.

- Звучит разумно, - кивнул Рабен.

- Опирайся на меня, - сказал Калар и помог Рабену встать на ноги. Рыцарь-изгнанник застонал от боли, но не вскрикнул. Вместе они, шатаясь, направились по полу, усеянному трупами, к выходу из зала. Немногие из выживших рыцарей Меровеха не обратили на них внимания, изумленно глядя на герцога и его чудесно оживших помощников.

У дверей зала Калар и Рабен оглянулись.

Зал являл собой сцену сплошной бойни. Сотни тел усеивали мраморный пол. Многие еще не умерли, и то тут, то там было заметно движение. Крики и стоны умирающих были ужасны. Кровь забрызгала стены, и многие трупы были частично съедены. Мертвое тело чудовищного варгульфа неподвижно лежало на платформе у алтаря. Меровех спустился по ступеням платформы, сопровождаемый пятью своими чемпионами, которые служили ему семьсот лет назад.

Немногие уцелевшие рыцари в зале опустились на колени перед Меровехом. Но герцог прошел мимо, едва взглянув на них. Его спутники, однако, окружили выживших, словно волки овец. Как один, вампиры набросились на людей и стали пить их кровь.

Меровех опустился на одно колено у обезглавленного тела Бертелиса, и Калару показалось, что на лице герцога-вампира промелькнуло нечто, похожее на скорбь.

Меровех поднял голову и посмотрел через весь зал прямо на Калара. Встав, герцог направился к ним.

- Надо уходить, - сказал Рабен.

Калар кивнул, и, поддерживая изгнанника, вышел из зала.

Они едва не столкнулись с Клодом, спускавшимся по широким ступеням. С ног до головы крестьянин был запачкан кровью.

Никто не произнес ни слова, и спустя мгновение Клод подошел помочь хозяину вести Рабена. Рыцарь-изгнанник оперся рукой на его плечо, и они втроем поспешили из герцогского дворца Музильона.

- О боги, крестьянин, - сказал Калар, - ну и воняет же от тебя.


Обескровленный труп бесцеремонно швырнули на пол. Кожа вампира порозовела, его рот и подбородок были запачканы запекшейся кровью.

В огромном зале не осталось ничего живого. Каждый труп был выжат досуха, чтобы утолить жажду пробудившихся чемпионов герцога.

Но Меровех знал, что это ненадолго.

Спустя час первый из обескровленных рыцарей зашевелился и встал на ноги, шатаясь, словно новорожденный жеребенок. В его глазах клубилась тьма, а в оскаленном рту были видны выросшие клыки. Другие рыцари зашевелились, пробуждаясь во тьме, и Меровех улыбнулся.

- Добро пожаловать, братья, - произнес он, простирая руки. - Добро пожаловать в проклятье.

Загрузка...