Глава 5

Шагов через пять исчезли даже кажущиеся стены, а с ними потолок. Я обернулся и не увидел ни коридора, ни арки, только гнетущую пустоту. Хорошо хоть пол остался. Единственное, что отличало мою дорогу от окружающего мрака, – это видимость. Я шел сквозь сероватое марево в долине сплошной тени, хотя, строго говоря, шел я между Тенями. Вот жлобы! Могли бы не экономить на освещении.

Я слушал зловещую тишину и гадал, сколько Теней осталось позади и можно ли ставить вопрос так прямолинейно. Вряд ли.

Однако не успел я углубиться в высшую геометрию, как справа что-то зашевелилось. Взгляд выхватил из тьмы высокую черную колонну. Впрочем, она не двигалась. Я заключил, что то был обман зрения: я иду, колонна стоит, а кажется – наоборот. Толстая, ровная, гладкая – я всматривался, пока черный силуэт не заволокло мглой. О высоте колонны судить не берусь, поскольку не знаю, сколько до нее было.

Через несколько шагов я увидел новую колонну – теперь уже впереди и справа. Вглядываться я не стал, а продолжал идти. Вскоре показалась еще одна – по левую руку. Колонны уходили во тьму, лишенную и намека на звезды – светлые ли, темные; мой мир венчала ровная, беспросветная чернота. Чуть позже колонны начали встречаться группами и уже не казались одной высоты.

Я остановился потрогать ближайшую – почудилось, что смогу дотянуться. Не тут-то было. Я сделал шаг в сторону, и сейчас же мне стиснуло запястье.

– На твоем месте я бы не стала этого делать, – заметила Фракир.

– А что? – спросил я.

– Так легко заблудиться и заработать кучу неприятностей.

– Может, ты и права.

Я перешел на бег. Колонны колоннами, мое дело маленькое: побыстрей отстреляться и вернуться к тому, что мне действительно важно – разыскать Корэл, выручить Люка, разобраться с Джулией и Джартом, найти отца…

Колонны мелькали, то далекие, то близкие, между ними стали попадаться другие архитектурные излишества. Одни были низенькие, кособокие, другие – высокие – сходили на конус, часть привалилась к соседям, некоторые лежали в обломках. Беззаконное многообразие радовало глаз победой силы над формой.

Почва утратила былую ровность, но сохранила некое подобие геометрии в виде уступов, ступеней и террас различного порядка. Я трусил через развалины тысячи Стоунхенджей, сквозь которые вел по-прежнему гладкий, тускло мерцающий Путь.

Я поднажал и вскоре уже мчался мимо галерей, амфитеатров, каменных рощ и лесов. Иногда мне мерещилось какое-то шевеление, но, возможно, дело было опять-таки в моей скорости и невозможности что-нибудь толком разглядеть.

– Как по-твоему, есть тут кто живой? – спросил я Фракир.

– Нет, – последовал ответ.

– А мне казалось, что-то движется.

– Когда кажется, креститься надо.

– Говоришь меньше дня, а уже выучилась язвить.

– Не обессудь, начальник, но выучиться я могла только от тебя. Больше не у кого было набраться манер и того- сего.

– Туше[4], – сказал я. – Наверное, в данном случае я должен был предупредить тебя об опасности.

– Туше, начальник. А мне нравятся эти воинственные сравнения.

Спустя несколько мгновений я замедлил шаг. Впереди и справа что-то мигало, отсвечивая то красным, то голубым. Я замер. Вспышки прекратились, но я уже насторожился и теперь всматривался в темноту, пытаясь понять, что это было.

– Да, – промолвила Фракир через какое-то время. – Оставайся начеку. Только не спрашивай меня, чего ждать. Я чувствую лишь общую неопределенную угрозу.

– Может, удастся обойти ее стороной.

– Не советую, – отвечала Фракир. – Дорога идет через каменное кольцо, где только что мигало, и, чтобы пройти в обход, пришлось бы с нее свернуть.

– Мне никто не говорил, что с дороги сходить нельзя. А тебе?

– Я знаю, что ты должен идти по дороге. Впрочем, мне не объяснили, что будет, если от нее отступить.

– Гм-м.

Дорога повернула вправо, я тоже. Она вела прямиком к сплошному каменному кольцу, и я, хоть и замедлил бег, не отклонялся от нее и на дюйм. Ближе стало видно, что дорога ныряет в кольцо и больше не появляется.

– Ты прав, – сказала Фракир. – Как в логовище дракона.

– Однако нам туда?

– Верно.

– Значит, пошли.

Я совсем сбавил шаг и прошел между двумя каменными плитами, куда указывал тускло фосфоресцирующий путь.

Внутри круга мне предстал все тот же черно-белый набросок, а вот освещение изменилось – сделалось более ярким, мерцающим, колдовским. Впервые я видел хоть какое-то подобие жизни. Ноги ступали по блестящей – как от росы – серебристой траве.

Я замер, а Фракир непривычно дернулась – мне показалось, не столько предостерегающе, сколько от любопытства.

Справа виднелся алтарь – ничего общего с тем, через который я сигал в пещере. Два валуна поддерживали грубо обтесанную плиту. Никакие свечи, покровы и прочие религиозные завитушки не скрашивали общество лежащей на алтаре дамы, связанной, кстати, по рукам и ногам. Я сам как-то побывал в сходном положении, поэтому сразу проникся сочувствием к даме – беловолосой, чернокожей и смутно знакомой – и ненавистью к странному субъекту за алтарем, в чьей занесенной левой руке сверкнул нож. Правая его половина была черна как ночь, левая – ослепительно бела.

Я рванул вперед, словно меня ударили током. Мой концерт для поваренных и микроволновых чар мигом превратил бы его в паровую котлету, но увы – я не мог произнести ключевых слов.

Он, казалось, сверлил меня глазами, хотя точно не скажу – одна половина его тела была слишком светла, другая – слишком темна, чтобы вглядываться. Нож, описав дугу, вонзился даме под ложечку. Она вскрикнула; алая-преалая на черном негативе кровь, брызнув, обагрила мужчине руку, и я понял: надо было произнести заклинание. У меня бы вышло. Я бы ее спас.

В следующее мгновение алтарь рухнул, и серый смерч скрыл от меня остальное. Кровь вращалась, словно в тазике цирюльника, постепенно розовея, расплываясь в прозрачной серебристости. Когда я добежал до места, на росистой траве не осталось ни алтаря, ни жреца, ни жертвы.

Я остановился как вкопанный.

– Спим мы, что ли? – спросил я вслух.

– Сомневаюсь, что я могла бы спать, – ответила Фракир.

– Тогда скажи, что ты видела.

– Я видела, как некий тип заколол лежащую на каменной плите женщину. Потом все рухнуло и взвилось в воздух. Тип был черно-белый, кровь – алая, а женщина – Дейрдре…

– Что?! Господи, конечно! Так она и выглядела – только на негативе. Но ведь она умерла раньше…

– Должна напомнить, что я вижу лишь то, что воспринимает твой мозг. Я не знаю, каков был изначальный сигнал, мне попадает результат его обработки твоей нервной системой. Мои ощущения говорят, что то были не обычные люди, а существа типа давешних твоих гостей – Дворкина и Оберона.

И тут мне в голову пришла совершенно жуткая мысль. Дворкин и Оберон напомнили о трехмерных компьютерных моделях. А способность Призрачного Колеса сканировать тень основана на цифровой развертке тех секторов Пути, которые вроде бы за эту способность отвечают. И Призрак спрашивал – насколько я припоминаю, с надеждой, – может ли он считать себя божеством.

Неужели мое собственное порождение играет со мной в кошки-мышки? Что, если это Призрак перенес меня в отдаленную пустынную Тень, отрезал от всякой связи и теперь экспериментирует? Если он превзойдет меня, своего создателя, к которому питает что-то вроде благоговения, – не поднимется ли он в собственных глазах? Не поменяемся ли мы статусом в его персональной вселенной?.. Может, и так. Если постоянно натыкаешься на компьютерные модели, cherchez deus ex machina[5].

Интересно, насколько силен сейчас Призрак? Разумеется, его способности в какой-то мере аналогичны способностям Огненного Пути, но тем не менее до Пути или Логруса ему далеко. Не могу представить, как бы он преградил им дорогу сюда.

С другой стороны, достаточно изолировать меня. Вполне в его силах было явиться в образе Логруса на несколько кратких мгновений. Но это бы значило, что и Фракир получила свои новые способности от Призрака. Нет, это уже невероятно. И как насчет Змеи и Единорога?

– Фракир, – спросил я, – ты уверена, что именно Логрус пробудил в тебе сознание и загрузил инструкциями?

– Да.

– Почему ты так уверена?

– Ощущения были те же, что при нашем первом знакомстве, когда Логрус поднял меня на первую ступень.

– Ясно. Теперь дальше: Единорог и Змея в святилище – не могли они быть из того же теста, что Оберон и Дворкин в пещере?

– Нет. Я бы почувствовала. Ничего общего. Они были ужасные, и могучие, и в общем-то такие же, как с виду.

– Ладно, – сказал я. – Просто мне подумалось, не Призрака ли это штучки.

– Я понимаю, о чем ты. Хотя не вижу, почему реальность Змеи и Единорога опровергает твою посылку. Они могли вступить в игру Призрака и приказать, чтобы ты не взбрыкивал, потому что хотели досмотреть спектакль.

– Такое мне в голову не пришло.

– И, возможно, Призраку удалось проникнуть в место, недоступное для Логруса и Пути.

– Верно замечено. К сожалению, это возвращает меня в самое начало.

– Нет, потому что это место не создано Призраком. Оно было всегда. Это я знаю от Логруса.

– Утешительно слышать, но…

Я так и не закончил мысль, потому что внезапное движение заставило меня повернуться к противоположному сектору круга. Я увидел алтарь, которого не замечал прежде, женщину за ним, связанного половинчатого мужчину на алтаре. Они очень походили на первых двух.

– Нет! – закричал я. – Довольно!

Однако я не успел сделать и шагу. Нож опустился. Вновь брызнула кровь, алтарь рассыпался, и все завертелось в вихре. Пока я добежал, от жертвенника не осталось и следа.

– А на это ты что скажешь? – спросил я Фракир.

– Те же Силы, что раньше, только в обратном соотношении.

– Чего-чего? Что тут творится?

– Стягиваются Силы. И Путь, и Логрус уже некоторое время пытаются сюда проникнуть. Жертвоприношения, которые ты только что видел, должны открыть им путь.

– А что им здесь надо?

– Это ничейная полоса. Древнее равновесие колеблется, и тебе предстоит склонить чашу весов в ту или иную сторону.

– Понятия не имею, как такое сделать.

– Придет время – узнаешь.

Я вернулся на тропу и двинулся дальше.

– Скажи, я случайно поспел к жертвоприношениям? – спросил я. – Или их нарочно приурочили к моему приходу?

Они должны были произойти при тебе. Ты – связка.

– Тогда следует ли ожидать…

Из-за камня слева с негромким смешком выступил мужчина. Я схватился за меч, но тот приближался медленно, с пустыми руками.

– Говорим сами с собой. Дурной знак.

Он был написан белой, черной и серой красками. Собственно, правая его половина отливала в черноту, левая отсвечивала белизной, так что он вполне мог быть исполнителем первого заклания. Впрочем, кто его знает. Так или иначе знакомиться мне не хотелось.

Я пожал плечами.

– Что до знаков, меня интересует лишь один – на котором написано «выход», – сказал я, обходя незнакомца.

Тот ухватил меня за плечо и легко развернул к себе.

Снова смешок.

– Поосторожней, когда высказываешь пожелания в этом месте, – сказал он тихим размеренным голосом, – потому что они иногда исполняются. Что, если «выход» будет ошибочно понят как «исход»? Тогда – пуфф! – и тебя нет. Обратишься в дымок. Или провалишься в ад.

– Я там уже был, – отвечал я, – и много где еще.

– Ба! Только погляди! Твое желание сбылось! – заметил он. Его левый глаз отразил луч света и направил в меня, словно солнечный зайчик. Как я ни щурился, правого глаза разглядеть не удавалось. – Сюда смотри, – указал он.

Я повернул голову. На вершине каменного дольмена[6] стояла табличка «выход», в точности как в театре недалеко от нашего студенческого городка.

– И правда…

– Пойдешь?

– А ты?

– Не вижу надобности, – отвечал он. – Я и сам знаю, что за ней.

– И что же?

– Другая сторона.

– Очень остроумно, – сказал я.

– Получить искомое и не воспользоваться – значит смертельно оскорбить Силы.

– Это они тебе сказали?

Что-то заскрежетало – я не сразу понял, что незнакомец скрипнул зубами. Я двинулся к табличке, желая рассмотреть поближе, что там за ней.

На двух каменных плитах лежала третья, так что получались как бы ворота – довольно высокие, пройти можно. Только темно там что-то…

– Идешь туда, начальник?

– А почему нет? Это тот редкий случай в моей жизни, когда я чувствую, что незаменим для устроителей шоу.

– Я бы на твоем месте слишком не зарывалась… – начала Фракир, но я уже нырнул под плиту.

Три шага – и я увидел каменный круг, росистую траву, черно-белого незнакомца, дольмен с табличкой «выход» и темный силуэт под ней. Я повернул назад. Снова черно-белый незнакомец на фоне дольмена и темный силуэт в каменном проеме. Я поднял правую руку. Силуэт тоже. Я обернулся. Смутный силуэт напротив стоял с поднятой рукой. Я вышел наружу.

– Маленький мир, – заключил я. – Но мне не хотелось бы писать его маслом.

Незнакомец рассмеялся:

– Тебе напомнили, что всякий выход в то же время и вход.

– Увидев тебя, я вспомнил скорее пьесу Сартра[7].

– Зло, – отвечал он, – однако философски неоспоримо. Я всегда считал, что ад – это окружающие. Только не понимаю, чем я тебе досадил.

– А разве не ты заколол женщину тут неподалеку? – спросил я.

– Если бы и я – тебе-то какое дело?

– У меня странное отношение ко всяким мелочам вроде ценности человеческой жизни.

– Зря кипятишься. Даже Альберт Швейцер[8], при всем своем преклонении перед жизнью, не распространял его на глисту, муху цеце и раковую клетку.

– Ты знаешь, о чем я говорю. Ты или не ты убил женщину на каменному алтаре с полчаса назад?

– Покажи алтарь.

– Не могу, он исчез.

– Покажи женщину.

– Она тоже исчезла.

– Значит, нет обвинения.

– Мы не в суде, черт возьми! Хочешь говорить, ответь на вопрос, а нет – перестанем сотрясать воздух.

– Я ответил.

Я пожал плечами:

– Отлично. Я тебя не знаю и очень этому рад. Счастливо оставаться.

Я шагнул к тропе, и в то же мгновение незнакомец промолвил:

– Дейрдре. Ее звали Дейрдре, и я действительно ее убил.

С этими словами он шагнул в дольмен, из которого я только что вышел. Я ждал, что он появится с другой стороны, но этого не произошло. Я повернулся на сто восемьдесят градусов и тоже шагнул под табличку. Через три шага я вышел и увидел себя, выходящего с противоположной стороны. Незнакомец куда-то делся.

– Что ты на это скажешь? – спросил я Фракир, снова направляясь к тропе.

– Дух места? Злой дух недоброго места? – предположила она. – Точно не знаю, но, кажется, он из этих же чертовых моделей – и они здесь сильнее.

Я ступил на тропу и двинулся дальше.

– Ты на глазах начинаешь говорить живее и образней.

– Твоя нервная система – хороший учитель.

– Спасибо. Если этот тип появится снова и ты заметишь его раньше меня – предупреди.

– Ладно. Но вообще все это место производит впечатление чего-то искусственного. На каждом камне написана частица Пути.

– Когда ты это поняла?

– Когда ты впервые шагнул под табличку. Тогда я проверяла их на опасность.

Мы подошли к внутренней периферии круга, и я похлопал по камню – вроде бы настоящий.

– Он здесь! – внезапно предупредила Фракир.

– Эй! – послышалось сверху, и я поднял голову. Черно-белый незнакомец сидел на стене и курил тонкую сигару. В руке он держал кубок.

Ты меня заинтриговал, малыш, – продолжал он. – Как твое имя?

– Мерлин. А твое?

Вместо ответа незнакомец оттолкнулся от стены и, словно в замедленной съемке, опустился передо мной. Разглядывая меня, он сощурил левый глаз. По правой его половине мелкой рябью пробегала тень. Он выпустил клуб серебристого дыма.

– Ты живой, – объявил незнакомец. – Отмечен и Путем, и Логрусом. В тебе кровь Амбера. Какого ты рода, Мерлин?

Тень на мгновение разошлась, и я увидел на правом глазу повязку.

– Я – сын Корвина. А ты – предатель Брэнд.

– Имя – мое, – сказал он. – Но того, во что верю, я не предавал.

– То есть своей гордыни. На дом, семью и силы Порядка тебе всегда было плевать.

Он фыркнул:

– Я с наглыми щенками не спорю.

– Я тоже не хочу с тобой спорить. Как-никак, твой сын Ринальдо – вероятно, мой лучший друг.

Я повернулся и пошел прочь. Брэнд ухватил меня за плечо.

– Погоди! Что ты мелешь? Ринальдо еще мальчик.

– Ошибаешься, – сказал я. – Мы примерно одних лет.

Он выпустил мое плечо. Я обернулся. Брэнд выронил сигару – она осталась дымиться на дороге – и переложил кубок в правую, теневую руку. Левой он тер лоб.

– Сколько же лет прошло на основной линии…

Под влиянием внезапного порыва вынул колоду, отыскал карту Люка и протянул ему.

– Это Ринальдо.

Брэнд схватил карту, я, сам не знаю почему, не стал ее вырывать. Смотрел он долго.

– Почему-то связь через карты тут не работает, – заметил я.

Брэнд поднял глаза, тряхнул головой, вернул мне карту.

– Да, не работает. Как… он?

– Ты знаешь, он убил Кейна, чтобы отомстить за тебя?

– Нет, не знаю. Впрочем, меньшего я от этого парня и не ждал.

– Ты ведь не совсем Брэнд?

Он запрокинул голову и расхохотался.

– Я – Брэнд с головы до пят, и все же не тот Брэнд, которого ты мог знать. Любая другая информация дорого тебе обойдется.

– Во что станет узнать, кто ты на самом деле? – спросил я, убирая карты.

Брэнд поднял кубок, протянул двумя руками, словно чашку для подаяния.

– В порцию твоей крови, – сказал он.

– Ты стал вампиром?

– Нет. Я – призрак Пути. Отворишь себе кровь – объясню.

– Ладно, – согласился я. – Смотри, не обмани моих ожидания. – И вытащив кинжал, резанул запястье.

Из руки полыхнуло, словно я опрокинул керосиновую лампу. Разумеется, в моих жилах течет не огонь, но в некоторых местностях кровь жителя Хаоса исключительно быстро воспламеняется, и эта, похоже, была как раз из таких.

Пламя хлестало и в кубок, и мимо, на его руку, на локоть. Брэнд вскрикнул и начал съеживаться. Я отступил на шаг. Он превратился в смерч – примерно как после жертвоприношения, только более мощный, – с ревом взвился в воздух и через мгновение исчез, а я остался стоять с открытым ртом, глядя вверх и зажимая вену на дымящейся руке.

– Ух, впечатляющий исход, – заметила Фракир.

– Семейная черта, – отвечал я. – Кстати, об исходах и выходах…

Я обогнул камень и вышел из круга в темноту. Она стала еще чернее, и казалось, что тропа светится ярче. Я разжал пальцы – дым больше не шел.

Я припустил рысью, торопясь оказаться подальше от этого места. Когда через некоторое время я обернулся, камней уже не было – только бледный смерч тянулся вверх, вверх, затем исчез.

Я продолжал бежать. Дальше дорога шла под уклон, я разогнался и вскоре уже вприпрыжку летел по пологому склону. Тропа сверкающей лентой убегала вниз и вдаль, постепенно теряясь из виду.

К своему изумлению, я увидел, что не так далеко ее пересекает другая светлая ниточка. Правее и левее она таяла во мгле.

– Есть какие-нибудь специальные указания касательно перекрестков? – спросил я.

– Пока нет, – отвечала Фракир. – Думаю, там придется принимать решение, а какое – станет ясно только на месте.

Впереди расстилалась огромная темная равнина с разбросанными там и сям островками света – все они были неподвижны, но одни горели ровно, другие зажигались и гасли. Ниточек, впрочем, было всего две – моя тропа и другая, поперечная. В полной тишине слышалось лишь мое дыхание да звук шагов. Ни ветерка, ни запаха, даже воздух не теплый, не холодный, а просто никакой. Справа и слева снова маячили какие-то силуэты, но у меня не было ни малейшей охоты в них вглядываться. Я хотел одного: побыстрее со всем покончить, выбраться отсюда и вернуться к своим делам.

По обочинам стали попадаться туманные пятнышки света – расплывчатые, дрожащие, они возникали и пропадали сами собой. Казалось, вдоль дороги протянут пятнистый прозрачный занавес, и поначалу я не обращал на него внимания, но он постепенно светлел, изображение проступало, как если бы я настраивал подзорную трубу: стулья, столы, припаркованные машины, витрины. Вскоре призрачная картина начала обретать цвет.

Я остановился как вкопанный. Передо мной был красный «Шевроле» пятьдесят седьмого года, присыпанный снегом, припаркованный на знакомой улице. Я подошел и протянул левую руку.

Она вошла в полумрак и сразу поблекла. Я потрогал радиатор – твердый, холодный, – стряхнул с него снег. Вытащил руку – к ней прилипли снежинки. И сразу картина померкла.

– Я нарочно щупал левой рукой, – сказал я, – где ты. Что это было?

Спасибо. По-моему – заснеженная красная машина.

– Это либо компьютерная модель, либо что-то извлеченное из моей памяти. Дело в том, что это картина Полли Джексон из моей коллекции, увеличенная до натурального размера.

– Значит, дела все хуже, Мерль. Я не почувствовала, что это – модель.

– Выводы?

– То, что этим заправляет, набирает умения. Или силы. Или того и другого.

– Черт, – заметил я и потрусил дальше.

– Может, оно хочет показать, что способно полностью сбить тебя с толку.

– Тогда ему это удалось, – признал я и крикнул: – Эй, что-то! Слышишь? Твоя взяла! Я полностью сбит с толку! Могу я теперь отправляться домой? Если ты хотело чего-то другого, тебе это не удалось! Я ровным счетом ничего не понял!

Вспышка молнии бросила меня на землю, я полностью ослеп на несколько минут. Я лежал ничком и трясся, но грома не последовало. Когда зрение вернулось, а дрожь улеглась, я увидел прямо перед собой исполинскую фигуру Оберона.

Правда, всего лишь статую – копию той, что стоит в дальнем конце вестибюля в Амбере, а может, и ее саму, потому что, вглядевшись, я различил на плече великого человека птичий помет.

– Настоящий или модель? – спросил я.

– По-моему, настоящий, – отвечала Фракир.

Я медленно встал.

– Мне понятно, что это ответ, только непонятно, что он означает.

Я потрогал статую – на ощупь она казалась скорее полотняной, чем бронзовой. Перед глазами поплыло, и я понял, что держусь за огромный – больше чем в рост – портрет Отца Страны. Потом края его начали расплываться – передо мной была картина, одна из многих в блеклой череде вдоль тропы. Затем она пошла рябью и растаяла.

Загрузка...