Рыцарь и ведьма

II. Можно не заплатить за выпивку. Можно бесплатно доехать на такси. Но за правду о себе – придется платить!

Дивный полдень с ветром и солнцем, бликующим в глянцевитой листве платанов, в сумочке стипендия и маленький флакон духов «Морган ле Фэй» (подарок неравнодушного первокурсника по имени Дон Хоплок-младший), да еще отменили семинар по экономике – София сказала бы, что она счастлива, да, счастлива, спроси ее об этом какой-нибудь социолог или ненормальный, вышедший на прогулку. Октябрь нежно входил в жизни обитателей провинции Лэ; София возвращалась домой.

Консьерж, некий господин Одиц, любивший, чтобы его именовали привратником, окликнул ее на лестнице, имея вид загадочный и смущенный. Он тут же выдал причину своего поведения, начав извиняться за то, что забыл вчера про ее день рождения («Совсем замотался! Привратник – вы даже не представляете, что это за работа!»). Бормоча поздравления, он вручил Софии пакет ирисок «Млечный Путч». Такими он угощал ее в ту пору, когда у него еще были свои волосы на голове, а София, сменив школу, пошла в третий класс.

– И вот еще, госпожа Верна… Почтальон оставил письмо, утром, под мое обещание передать его лично вам.

– Эй, оно не подписано! Что за дешевые интриги? Ладно, спасибо за конфеты, господин Одиц.

Поднимаясь по лестнице, София, конечно, повертела письмо в руках, но этим и ограничилась, а войдя домой, положила его невскрытым на каминную полку и даже забыла про него на какое-то время; что бы ни значило это послание, оно не внушило девушке и тени тревожной мысли: настолько велико было ее доверие миру в первой половине дня.

Ведьма! Она лбом прижимается к холодному лбу своего зеркального отражения. А ее лоб горит. От ее горячего дыхания на поверхности зеркала то разрастается, то убывает мутное облачко. Ведьма – ну конечно! Вот в чем причина ее авангардных сновидений с комканьем простыней и смехом во сне (первый мальчик, которому она позволила лечь с собой в постель, потом лечился от заикания) и вот почему ее месячные так строго совпадают с лунным циклом, а группа крови меняется в зависимости от времени года (из-за чего человек по имени Годэн даже приглашал ее к себе на передачу). Вот из-за чего это все: из-за того, что она ведьма, а вовсе не из-за шизоаффективного психоза или крайне редко встречающейся болезни Ампеля-Дивака, хотя доктор Герон и говорит, что ее случай абсолютно соответствует имеющимся описаниям. А иностранные языки! Свободное владение пятью еще можно было объяснить исключительным талантом, но после поэтического вечера в университете ей пришлось выдумывать более рискованные оправдания. «София, это стихотворение, которое вы нам прочитали, случайно написано не на верфалийском языке? Его сейчас не часто услышишь, ведь он исчез еще до начала нашей эры! И до нас всего-то и дошла одна табличка, о празднике сбора омелы». – «Э… все верно, профессор… Вы разве не знали? При факультете у нас даже кружок действует: „Возрождение верфалийского языка“ – мы и стихи пишем, и газету свою выпускаем, и со школьниками занимаемся – пусть знают верфалийский!» Она ведьма, вот почему она умеет так ловко врать! Хотя… что до вранья – может быть, и не поэтому.

София нашла в письме нужную строчку:

Вот так новости. София почему-то не сомневалась, что письмо действительно написала ее мать. Но что в таких случаях полагается чувствовать? Радости не было. Зато было твердое убеждение, что если бы она, София, исчезла из жизни своего ребенка, то спустя двадцать лет она бы не рискнула указывать дочери, кого ей следует винить, а кого – нет, куда идти и с кем встречаться. И обнадеживать скорой встречей тоже бы не стала. Еще лет десять София в любом случае готова потерпеть.

Весь остаток дня девушка провела на улице, носками туфель разоряя ворохи листьев, которые возвели утром дворники. От улицы к улице. Рассеянно сожалея о родительской бездарности матери и отца, о том, что не отменила встречу с подругой, которую обещала подстричь. Отогревалась в попутных кафе, в одном из которых не расплатилась. Пока не зажгли фонари и прохожие не перестали спрашивать, каким автобусом им лучше проехать. Окончание дня и уж точно какой-то эпохи в ее жизни София решила отметить в ночном клубе «Чумной барак».

– Сколько?

– Девушкам до полуночи бесплатно, проходите.

Заведение было не из тех, кислотных, с неоново горящими бюстгальтерами и миазмами электронного звука, а из тех, куда приходят, ослабив галстуки и чуть растратив запах парфюма, отдохнуть от своего поприща в меру одинокие люди; такие люди уже вступили в пору последней зрелости, что для них на самом деле выгодно, потому что возраст сообщил им лоск и уверенные повадки матерых хищников.

София позволила кому-то забрать ее одежду и, неуверенно озираясь, прошла к барной стойке.

– Я могу предложить юной госпоже что-нибудь выпить?

– Еще как можете! Мне бы, пожалуйста, какой-нибудь коктейль… позабористее!

– Рекомендую коктейль «Крематорий». Три ликерных слоя, верхний поджигается. Пьется через соломинку единым духом, ваша прежняя жизнь сгорает синим пламенем.

«Ох, получит кто-то чаевых…» – подумала София, решительным кивком соглашаясь на огненное зелье. Пускай все горит. Довольно с нее уютных обманов.

Со сцены играли джаз. Только какой-то нехороший. Казалось, чернокожие музыканты забыли о публике, которая расположилась по другую сторону их закрытых век. И сами звуки и ритмы, пронизывающие зал, были не от этого мира: в них слышались отголоски темных времен и областей, не знавших ни христианства, ни электричества. Будто те же самые черные пальцы, что тогда и там мяли теплый воск, чтоб сделать куклу и натыкать в нее гвоздей, теперь били по струнам и клавишам – на беду какой-нибудь особе, из нервных, с двумя высшими образованиями: придет вот домой, ляжет в постель, а под утро очнется с криком от душного и липкого кошмара и долго-долго будет смывать холодный пот, стоя под душем.

А потом заиграли другое: музыканты открыли глаза, всем разулыбались и перешли к хорошей музыке, рожденной в свете Христа и больших шумных городов.

– Мне сказали, что здесь я смогу найти Соломона Лу.

– Да вы и нашли, вон он, на сцене. Скоро они закончат, и вы сможете поговорить.

– Что, один из музыкантов? И который из них?

– Саксофонист. Как раз смотрит сюда. Вам повторить напиток?

– Ну… можно. Повторение – мать учения. А я как раз пришла за новыми знаниями.

Отыграв еще пару композиций (классическую вещь про тише там, на заднем сиденье и «У тебя нос твоего отца»), каждый начал играть что попало, блам-блам, но все вместе выходило довольно мелодично, а Соломон Лу отнял от губ мундштук саксофона и по очереди представил всех музыкантов, причем сам назвался папой Сóлом, все поклонились, «…для вас играла группа „Торжество падали“, если вам понравилась наша музыка, приходите на концерт в следующую среду». Черных музыкантов сменила на сцене новая команда, заигравшая песенки в фольклорном духе.

– Сколько я должна за выпивку? Эй, неужели так много?! – с ужасом воскликнула София, когда парень за барной стойкой положил перед ней бумажку с многозначным числом. – Нет, спокойно, столько не может быть, верно?

– Верно. Это мой телефон. Меня зовут Орвето, может, позвоните мне как-нибудь? Или, может, оставите свой номер?…

– София. Меня зовут София. Если не возражаете, свой номер я вам не дам… Может быть, это скоро пройдет, а может быть, у меня сейчас начнется совсем другая жизнь, и… может, мне вообще будет не до этого, понимаете? Ну, ваш телефон у меня есть, так что…

София соскочила с высоты барного стула, оправила юбку и расстегнула сумочку, чтобы достать кошелек.

– Так сколько с меня?

– Нисколько. Вы уже расплатились своей чудесной улыбкой. Да так, что я еще и должен остался. Разрешите в погашение долга вас предостеречь. Женщины, которые навещают Соломона Лу, как мне кажется, глубоко несчастны. Я не знаю, что вы все находите в этом музыканте. Наверное, он бог знает какая магнетическая личность. Не сомневаюсь, что у него навалом денег. Но весь этот богемный образ жизни… Только не думайте, будто я пытаюсь тут что-то выгадать. Но, право слово, неужели для вас так заманчиво таскаться по гастролям вслед за этим старым боровом… Разве не лучше обратить внимание на своих ровесников с их земными устремлениями? Чтоб вы знали, я оканчиваю юридический в следующем году, но меня уже взял под крыло один адвокат, так что работа барменом – это ненадолго. Через пару месяцев я смогу снять мансарду в центре…

– Орвето, я ценю ваше мнение. И тронута вниманием, правда. Но сейчас мне действительно нужно поговорить с господином Лу, и я ручаюсь, что не планирую таскаться за ним в составе кавалькады поклонниц.

– Ну да, конечно… Пройдите через вон ту дверь, потом через кухню, за ней будет коридор и лестница наверх. Там вы уже не разминетесь. Только скажите… Что не так с парнями, способными на уважение и настоящую заботу? Почему барышень из хороших семей и с тонким вкусом обязательно влечет к распутникам, которые их ни во что не ставят?

– Прощайте, Орвето. Спасибо за коктейль.

София оказалась на кухне, где, пока она шла мимо газовых плит и шипящих сковород, прервались разговоры, а взгляды сосредоточились на ней. Лишь один образцовый работник продолжал с глухим стуком раз за разом опускать тесак на освежеванный окорок. Слова Орвето не встревожили, но озадачили девушку. Могла ли родная мать направить свою дочь к человеку, чья добропорядочность по меньшей мере не пользовалась всеобщим признанием? Да и стоит ли полагаться на то, что утреннее письмо действительно написала ее мама? Как бы то ни было, ждать честных ответов от отца тоже не приходилось… Позади ложь, впереди неизвестность. София поднималась по лестнице. Что ее по-настоящему напугало, так это черный упитанный кот, с шипением прыснувший из-под ее ног. Должно быть, не заметив, она отдавила ему лапу или хвост. Девушка остановилась перед дверью с табличкой «Гримерная» и громко постучала.

После небольшого промедления дверь открыл Соломон Лу. Его концертная рубашка была наполовину расстегнута, от седой растительности на темнокожей груди повеяло потом и терпким одеколоном. Музыкант неторопливо смерил девушку взглядом, усмехнулся и отошел с порога, давая ей войти.

– Я вас не ждал, лапуля, так что не взыщите за беспорядок.

Беспорядок заключался в присутствии на полу трех мертвых музыкантов группы «Торжество падали», бесславно распростертых лицами вниз. Ноги девушки наехали одна на другую, спиной София встретила дверной косяк.

– Эй, эй! Не вздумайте улечься рядом с ними, девочка! Ну же, дышите глубже!

София решила воздержаться от обморока, представив, что в случае чего именно Соломон Лу будет применять к ее телу спасательные мероприятия.

– Вы что… их убили?

– Двоих из этих джентльменов я действительно убил, только этому скоро будет уже лет двадцать, так что обморок ваш был бы не ко времени. Кроме того обещаю, что в следующую среду все они выйдут на сцену, и мы дадим концерт, как и было объявлено. Ну чем мне вас успокоить? Вот что, хотите билет? Два? Приведете друга. Перестаньте так на меня смотреть! А вы что думали? Что слово «падаль» в названии нашей группы – это просто позерство? Знаете, там, откуда я родом, живые музыканты – вот что звучит претенциозно и глупо, если не сказать – вульгарно. В пять лет услышал, как мертвый играет на флейте, – и до сих пор я не знаю более возвышенных звуков! Вот, три билета. Что-то им открывается такое пронзительное, после смерти. А вы разве не почувствовали, когда мы играли?

– Но… как?

– Лапуля немного натуралистка? Это как с виноградной лозой, на первых порах. Обрываешь лишние грозди, чтобы жизненная сила лозы сосредоточилась в гроздьях, которые пойдут на вино. У мертвецов жизнь сохраняется только в ногтях и волосах, они еще растут какое-то время – вот их и надо вырвать, тогда крупицы жизни застревают в теле… Ну а как эти крупицы сберечь и приумножить – это целая наука, старые рецепты. Уж извините, если я не буду их раскрывать первой встречной.

– Знаете, я, наверное, пойду… Теперь я поняла, что ошиблась дверью.

– Вздор, моя милая! Вы только теперь и нашли нужную дверь! Этот благородный лоб, эти изумрудные глаза, волосы цвета камеди, эта непринужденная стать – впору занести такой редкий экземпляр в Красную книгу. Лелеять и оберегать, чтобы не сгинула с лица земли эта заключенная в вас красота. Ах, лапуля, приход каждой новой ведьмы наполняет мое сердце ликованием. И я особенно рад, что вам не понадобилось прожить жизнь, полную разочарований, прежде чем вы отважились прийти ко мне.

София не могла оторвать взгляда от раскрытого рта одного из мертвецов. Слова Соломона Лу обтекали ее по сторонам, лишь косвенно достигая взбудораженного сознания девушки. Она опомнилась, когда музыкант вздумал подойти к ней слишком близко. Его душный запах привел ее в чувство и заставил отпрянуть.

– Меня зовут София Верна, сегодня я получила письмо от матери, которую не видела с детства. То есть оно так подписано: «Мама». Почерк мне не знаком, но писавшая достоверно знает о подробностях нашей семейной истории. В письме сказано, что я ведьма и что мне нужно увидеться с вами.

Соломон Лу медленно покивал, будто бы соотнося услышанное с собственными мыслями. Покивав, он шагнул к столу, налил себе виски из хрустального декантера и сделал глоток, который составил половину стакана. От выпитого глаза его замерцали.

– То, что вы ведьма, я убедился, как только открыл дверь. А заподозрил еще раньше – заслышав ваш стук. София Верна, так вы сказали? – Он поболтал напиток в стакане и допил его вторым глотком. – А вы сами не хотите выпить? Ну, может, еще захотите. Я помню вашу мать. Садитесь, вот сюда, я сейчас оттащу тело, раз уж общество моих компаньонов так вас коробит. Виола Верна… В семнадцать лет она сыграла в таком фильме, из-за которого ее отец велел ей убираться из дома, а душевнобольная мать, ваша бабка, не имела сил этому воспрепятствовать. Да, лапуля, ваша ближайшая родословная восходит к умалишенной. Она повредилась рассудком во время родов, когда повитуха объявила ей, что долгожданная дочь, малютка Виола, появилась на свет мертворожденной. В те времена наше сообщество было еще слабо и разрознено – откуда было знать тогда бедным роженицам, что дочери ведьм приходят в этот мир без крика и не доставляют своим матерям тех мучений, какие сопровождают деторождение у простецов! Крики и боль – что может быть противоестественнее? Но их-то отсутствие и напугало вашу бабку до исступления ума. Она так и умерла, не узнав, что была ведьмой, – сама убежденная в своем сумасшествии по причине регулярных видений загробного мира. Еще один дар, который она сочла проклятием, – и все из-за своего неведения. Как ни прискорбно, у Виолы были все шансы повторить печальную судьбу своей матери. После первого фильма Виола еще пару раз снялась в картинах того же прямолинейного жанра, и вокруг этой карьеры начинала уже складываться рискованная, хотя и по-своему заурядная жизнь – с алкоголем, наркотиками и сомнительными связями. Очередное неудачное знакомство закончилось для Виолы особенно экстравагантно. Любовник выбросил ее из окна – благо было невысоко! Тем не менее она сломала нос и зрение у нее стало сильно падать. Насколько я понимаю, так она и познакомилась с вашим отцом, ведь он глазной доктор, не так ли? Должно быть, в семейном легендариуме найдется история о том, как он заново подарил ей зрение, и это было началом их любви? Очень мило. Да, она прозрела. А ваш отец, напротив, закрыл глаза на ее прошлое – а может, даже и не знал о нем. Ведь будь Виола обычной женщиной, издержки ее поприща оставили бы на ней след, неспокойное море выбросило бы ее на берег изнуренной и потрепанной… Но ваша мать – не обычная женщина, и вашему отцу она предстала чистой и как будто неосведомленной о своей красоте. В вас самой есть эта волнующая невинность. Да, Виоле стало лучше. Вот только это не было заслугой доктора Верны. Может быть, он и вылечил симптом, но причину ее недуга устранил ваш покорный слуга. Вы спросите, как я это сделал? Когда моя знакомая привела Виолу ко мне, я открыл ей, кто она такая на самом деле. Ведьма! Это не просто для сведения. Никто не может быть счастлив или здоров, если он не на своем месте. Возьмем прошлый год для примера. Из всех случаев самоубийства среди женщин двадцать семь процентов – это ведьмы, которые были хорошими матерями, успешными журналистками и дорогими моделями – кем угодно, но только не ведьмами. Однажды, без всяких видимых причин, сделав покупки или выпив вина, эти женщины входят в воду с кирпичами в карманах или включают газ в запертых кухнях. Счастье, что мы тогда нашли Виолу!

Соломон Лу снова наполнил стакан, будто бы его способность обращаться к прошлому зависела от регулярной подпитки. В новую порцию он с мелодичным звоном бросил два кубика льда, которые щипцами подцепил из запотевшего ведерка. Софии тоже захотелось выпить, но она промолчала. Побоялась, что внимание рассеется и она упустит что-нибудь важное. Однако музыкант, странно глянув на девушку, налил еще один стакан, который протянул Софии.

– Путь ведьмы не опишешь словами, на него нельзя указать пальцем. Но, встав на него, ведьма безошибочно чувствует, что все теперь идет как надо. Будто прежде она боролась с течением, а теперь сама им стала. Когда Виола обрела свою жизнь, к ней не только вернулось зрение – она впервые была счастлива, она впервые ни к чему не стремилась, ничего не доказывала, она просто была ведьмой. В границы этого нового счастья угодил и ваш отец, хотя ведьмы нелегко сходятся с мужчинами. Впрочем, я так понимаю, семья все равно не состоялась.

София сделала осторожный глоток, решив тоже не преследовать никаких целей, а просто быть. Вкус был резковатый, копченый, но приятный. В горле остался горячий след, носоглотку обдало сладким паром.

– В письме говорится, что это из-за папы. Ему казалось, что она изменяет ему с дьяволом. Не знаю… Звучит, во всяком случае, глупо. Наверно, она просто так выразилась… Наверно, отец находил, что мама слишком усердна в своем следовании по пути ведьмы, хотя он очень терпимый человек. Может, она жертвовала много денег?… Или тратила много времени на волонтерские работы?…

– А может, не такой уж терпимый, а? Ваш отец.

– Не знаю. Понятное дело, придется с ним поговорить, но сейчас я даже не представляю, как посмотреть ему в глаза. С пяти лет! Понимаете? Он ведь все это время лгал мне… А где сейчас Виола? Похоже, письмо пришло из какой-то глуши. Как будто она скрывается от чего-то. Она несколько раз говорит о том, что магия опасна.

– На это я ничего не могу ответить, лапуля. Если ведьма не хочет, чтобы ее нашли… то ее не под силу отыскать даже другим ведьмам. Распад семьи подкосил ее. Ведьмы обычно и не связывают себя семьями, но Виола слишком долго воспитывалась в стаде простецов. Она покинула город, а может, даже и страну – преодолевать свою раздвоенность, заново обретать себя в скитаниях. Примкнула, может быть, к какой-нибудь сельской ведьмовской общине за океаном. И правильно сделала, учитывая, как у нас относятся к ведьмам – до сих пор! На кострах, конечно, теперь не сжигают, и на том спасибо. Не волокут босоногих девок за волосы вдоль тракта. И тем не менее. Я пятый год добиваюсь, чтобы заложили плиту на площади Роз с именами жертв Охоты на ведьм. Все без толку. Равными правами тут пока и близко не пахнет. А если в парламентскую коалицию войдут ребята из Католической лиги, ведьмам вообще туго придется. Так что – да, магия опасна. Виола права. Мне иногда кажется, что, если бы не было таких, как вы, они бы обложили черных.

София ничего такого и не подозревала. Соломон Лу заговорил, как те парни из университетского дискуссионного клуба, – там их много таких, из бедных семей, с цифрами и примерами из всемирной истории, тычут пальцем, спорить бесполезно: «Ты что, не читала работ Гедила? Да о чем мы тогда говорим?!» Рождаемость в восточных провинциях, колебания на рынке апельсинового концентрата, стенограммы судебных заседаний – они во все посвящены, и везде им очевидна близость конца. Может, они и в самом деле чувствуют каждый мускул истории и видят на сто ходов вперед. А она простодушная дурочка. А может, у них просто нет девушки и нормальной работы.

София не очень хорошо знала людей.

– Ну, она ведь жива – Виола, моя мать? Это, по крайней мере, можно утверждать? Она же не могла написать письмо с того света?

Чернокожий музыкант неопределенно покачал головой. Лицо его при этом выражало смирение перед бессчетными тайнами бытия, неподвластными человеческой логике.

– Ну хорошо. – Звякнув льдом, девушка допила виски и откинулась на спинку дивана. – А вы… стало быть… как видно, неравнодушный человек… столько всего делаете для них – то есть для нас… Кто же вы такой, господин Лу?

– Я папа Сол, – запросто объяснил Соломон Лу. Его ответ доставил ему удовольствие, проступившее в положении бровей и уголков рта. И вообще, по рисунку его бровей и рта София могла бы сказать, что довольно многое (а из того, чем Соломон Лу занимается, – практически все) приносит ему удовольствие. Но не совсем в том смысле, в каком честные работяги говорят: «Я люблю свою работу».

Отставив стакан, чернокожий саксофонист поднялся и подошел к письменному столу. Открыв верхний ящик, он взял оттуда пухлую записную книжечку в черной обложке, запертой на резинку.

– Не волнуйтесь. То, что случилось с Виолой, а до этого с ее матерью, с вами не произойдет. Я этого не допущу. Вы еще достаточно юны, чтобы обряд посвящения принес вам наибольшую пользу. Жаль только, что вы сегодня не готовы. – Он нахмурился с легким наклонением головы, полистал. – Ночь хороша… Такая может долго не повториться. Нет, вот. Суббота. Госпожа Верна, – он поднял глаза на девушку, – сейчас мы расстанемся, а в субботу вечером, но не позже часа ночи, приходите по этому адресу – знаете, где это?

– Найду, – отвечала девушка, принимая карточку с названием какого-то отеля.

– Там на обратной стороне мой номер телефона. Приходите, сделав все, как я скажу. Накануне примите душ. Наденьте какое-нибудь изысканное белье. Скажем, кружевной бюстгальтер брасьер, прозрачные трусики и чулки. А впрочем, лишь бы вам было удобно. Главное – естественность и вкус. Поэтому на макияж тоже не налегайте. Сойдет так, как вы сегодня выглядите. А вот парфюм не повредит – только ничего резкого: желательно, такой, который вы сами на себе не чувствуете. За несколько часов до заката ничего не есть. Умеренное питье не возбраняется. И что бы ни случилось – в этот день не плакать. Вообще поменьше стресса. Если нужно, оставайтесь весь день дома. Об остальном позабочусь я. Это весь список – немного, правда? Только нужно ничего не упустить. Сейчас… у меня где-то была распечатанная памятка…

В этот момент София уже знала, что в субботу не придет в гостиницу «Монсальват», Гвенуйфар-авеню, 111, но решила дать Соломону Лу еще один шанс. Вдруг она все-таки поняла его превратно?

– Не то чтобы это было ваше дело, но как раз сейчас на мне белье марки «Шах и Мат», может, не такое волнующее, как вы предложили, зато удобное. Духи – «Морган ле Фэй». И душ я принимала утром. И пила весь день только кофе да коктейли, да вот вы меня еще угостили, а плакать… – я не какая-нибудь размазня, чтобы, получив письмо от пропавшей матери, сразу в слезы! Так уж если сегодня подходящая ночь и раз я, как мы видим, готова, то, может…

– Конечно. Вот и умница! Сделаем это сегодня, ни к чему терять время. Сколько его уже упущено… Мне только нужно предупредить Маленькую Рагунду… я сейчас позвоню ей. Это такая симпатичная горбатая женщина, работает в «Монсальвате» – нужно, чтобы она подготовила для нас номер.

София не могла поверить: вот это наглость!

– Господин Лу, все это нужно, чтобы посвятить меня в ведьмы?

– Что? – Ухом он уже прижимал к плечу телефонную трубку, руки искали в книжечке номер. – А, ну да. Тут все важно учесть: от температуры простыней до угла падения лунного света на постель. Кстати, у вас, надеюсь, нет аллергии на миндальное масло? Э… Добрый вечер! Могу я поговорить с госпожой Рагундой Вильель?

– Господин Лу, – София поднялась с дивана, – вы большой молодец, если помогаете ведьмам. И отдельные аплодисменты вашей невозмутимости. Но могу я поделиться, как ситуация выглядит с моей стороны? Вы хотите… э… со мной переспать… ну, заняться сексом, но обставить это как волшебный ритуал.

– Как вы сказали? – Он отнял трубку от уха, а следом и вовсе положил ее на рычаг. – Сексом?

«Чего он прикидывается? – подумала София. – Неужели рассчитывал так все преподнести, что я ничего не пойму? Это же все-таки не кошелек стянуть».

– Заняться сексом? – Соломон Лу утратил деловой вид. – Недоразумения никак не кончатся. Войдя, вы стали меня допрашивать насчет моих мертвых друзей, теперь – как вы сказали? Заняться сексом под предлогом ритуала? Заняться сексом! Чисто технически это, конечно, и составляет ритуал, но… во-первых, лапуля, не такая уж вы знойная дамочка, чтобы при виде вас джентльмен моментально бросал все, лишь бы забраться к вам под юбку. А во-вторых… Кто такие, по-вашему, ведьмы? Неужто не слышали? Я вам напомню: шлюхи дьявола, вот кто! Так вот, не отдавшись Сатане, вы не станете ведьмой! А не став настоящей ведьмой… вы испаритесь. Как ваша мать.

– Ну, я бы еще посмотрела на этого вашего Сатану. Но кажется, речь-то шла о вашей персоне…

– Вы положительно хотите меня оскорбить, – с сожалением заключил Соломон Лу. – В ком же еще, как не во мне, вы найдете уполномоченного делегата Сатаны на земле? В нашей провинции? Не меня ли учитель Артагон Волхв наделил властью чрез себя отворять путь к Падшему?

– Достаточно. – София перешагнула через музыканта, лежавшего у двери. – Я иду домой, к папе. Мне кажется, я точно знаю, что он имел в виду, когда говорил, что мама изменяет ему с дьяволом. Не похоже, что это была метафора.

– Если вам хватит ума, вы придете в субботу в отель «Монсальват»! – предупреждение, адресованное девушке, в основном досталось закрытой двери.

София какое-то время простояла на крыльце клуба «Чумной барак», надеясь, что ночной ветер охладит ее горящие щеки. В итоге сама замерзла, а щеки по-прежнему горят! Если уж на то пошло, подумала девушка, то Артагон Волхв поступил бы дальновиднее, если бы полномочие отворять путь к Падшему отдал Клоду-Валентину, симпатичному сынку господина Корбеника, хозяина «Кондитерской Корбеника». Надо позвонить ему, что ли, а то он сам так и не раскачается.

В продолжение полусотни шагов София не знала, куда деть руки. Почему-то руки вдруг сделались источником неудобства: в карманах тесно, нести их так – холодно, скрестить на груди – мешало ходьбе, за спиной сцепить – так девушки вообще не ходят! Разве что, может быть, Маленькая Рагунда.

Одно расстройство от этого дня! Судьбу матери она так и не выяснила, ее собственные перспективы, как их обрисовал Соломон Лу, совершенно не радуют. И даже банальное любопытство не удовлетворила – насчет мертвых музыкантов.

– Сестренка, тебя подвезти? – вопрос, как ни странно, был задан девичьим голосом.

София тоскливо оглянулась на пару приветливых глаз, смотревших из новенькой иномарки поверх опущенного стекла. Еще три шага София прошла, а машина проехала рядом, прежде чем новоявленная ведьма спохватилась:

– Я что, не сказала «нет»? Я хотела сказать «нет». В смысле, не надо меня подвозить. Неважно соображаю. Не мой день, должно быть.

– Брось, дорогая, я и возьму недорого, и домой тебя доставлю в целости – а то уже ночь, подонков хватит на нас всех. В этом районе один раз даже мужика изнасиловали.

София оценила взглядом расстояние до автобусной остановки. Пройти оставалось всего ничего. На остановке в грязноватом свете фонаря маячила одинокая фигура. Может быть, милейший человек: семьянин, театрал, пенсионер. А может быть, таксистка права, и он только и ждет, как бы сцапать молоденькую девушку, уволочь ее в подворотню и там надругаться, затыкая ей рот, чтобы не разбудила спящего по соседству бомжа.

– Умеешь ты найти подход, – без особого восхищения похвалила София девушку за рулем. Открыв дверь, села рядом. Пристегнулась, попросила поднять стекло. Немного расслабилась, когда во всех четырех дверях щелкнули, запираясь, автоматические замки.

– Проспект Боады, дом двести три, это рядом с комплексом «Сампо», – назвала София адрес, и тротуар, по которому она только что шла, уплыл в сторону и назад.

Когда они проезжали остановку, девушка постаралась рассмотреть, до последнего выворачивая шею, кто же все-таки там стоит. Но Ждущий-в-ночи так и не открыл своих тайн: это мог быть и любитель театра, и любитель подстерегать неопытных девиц, задержавшихся на пустых улицах. А мог оказаться и тем и другим одновременно!

– Меня зовут Саския.

– Как вино?

– Нет, вино называется «Сассикайя». А я Саския. А тебя как зовут?

София неодобрительно покосилась на хозяйку автомобиля. Маловероятно, что дорога займет у них больше двадцати минут. Такой короткий срок, считала девушка, не требовал ни знакомства, ни особенно содержательных бесед. Ей хотелось остаться наедине со своими мыслями, чтобы если уж не подытожить каким-то образом прошедшие сутки, то хотя бы внутренне подготовиться к встрече с отцом. Но полноценно разозлиться на таксистку не получилось. Это была улыбчивая смуглая девушка с прямыми черными волосами и ямочками на щеках, несколько полная, но, несмотря на это, а возможно, наоборот, именно поэтому – очень миловидная. Не исключено, что как раз обладательнице таких спелых форм Соломон Лу и не отказал бы в звании «знойной дамочки». Словом, чтобы иметь что-то против такой красотки, нужен был денек похуже.

– Меня зовут София.

Встали на светофоре.

– Не возражаешь, если я музыку включу?

София пожала плечами и кивнула. Ей было все равно, лишь бы не курили в машине. От усталости и выпивки девушка начинала позевывать.

Саския мурлыкала себе под нос, подпевая песне по радио: «Если ты искал утех не у тех, и со страхом темноты ты на „ты“…»

– Слушай, – прервала она саму себя, – хочешь доехать бесплатно?

София поерзала на сиденье. Мысль о том, что все двери автоматически заперты, перестала быть уютной. Сердце забилось у самого горла в предчувствии какого-то гнусного поворота событий. Впрочем, назвать это паникой было нельзя. Все-таки странное предложение исходило не от здоровяка-дальнобойщика, а от такой же девчонки, как она. Было даже интересно, сможет ли этот день смутить ее еще сильнее.

– Если ты без фокусов довезешь меня домой, я буду только рада заплатить, – осторожно проговорила София, словно высвобождая слова по одному: так, чтобы в процессе следить за реакцией черноволосой и, если что, сменить тактику.

– Никаких фокусов. – Саския убавила громкость радио. – Хочу тебя спросить кое о чем, но не уверена, как ты к этому отнесешься. Если обидишься, то в качестве компенсации предлагаю подбросить тебя бесплатно.

– А если не обижусь?

– Если не обидишься, то мне бы хотелось услышать честный ответ. Тогда будем считать, что ты расплатилась честностью.

– Ну ты и напустила туману! Ладно, допустим. Что за вопрос-то? Только, Саския, если тебя интересует, в моем ли ты вкусе, то могу сразу…

– Нет, не угадала. Так ты разрешаешь спро сить?

– Валяй.

– София, ты, часом, не ведьма?

Какое-то время девушки смотрели друг на друга, разве что одна еще успевала поглядывать на дорогу. Софию никогда не спрашивали ни о чем подобном, но стоило ей самой лишь поверхностно узнать о своих ведьмовских корнях, как оказалось, что у нее это чуть ли не на лбу написано. Познавательная выдалась поездочка!

– Как ты додумалась такое спросить?

– Ты мне разрешила! – напомнила Саския.

– Нет, с чего ты вообще взяла, что я могу быть ведьмой? Я же домой не на метле добираюсь, а в такси, как нормальный человек!

– Ну извини! Просто я видела, как ты вышла из этого клуба, из «Чумного Барака»… вышла через черный ход, хотя на официантку или, там, проститутку вроде не похожа.

– И что, если не официантка и не проститутка, значит, непременно ведьма? На ведьму, значит, похожа?

– Есть у этого места не то чтобы репутация… Ну, таксисты болтают между собой… Слышала про группу «Торжество падали»? Они там играют по средам. Музыка у них под стать названию… будто они ее сочиняют, чтобы проверить твою психику на прочность. Я заметила, да и другие таксисты заметили, что на их концерты со всего города съезжаются красотки вроде тебя. Не какие-нибудь смазливые соплячки! Это больше смахивает на слет аристократии. Своих пассажирок я особо не разглядываю, разве что в зеркале что-нибудь увижу. Очи с поволокой. Плечи мраморные в мехах. Одна ко мне с живой змеей села, представляешь? Я думала: какой интересный воротник, – а воротник-то шевелится. Ну да ладно, как говорится. Лишь бы платили. А платят, между прочим, всегда новыми банкнотами. Ну вот, сколько раз было, что я высаживаю такую пассажирку, со змеей или без, у «Чумного барака», а из других машин еще дюжина таких же выходит: и у всех вид, будто им красная дорожка постелена. Богема, одним словом. Но знаешь, что самое странное? Самое странное начинается после концерта. Я-то сама обычно высажу клиентку и уезжаю на новый заказ. А кто-то дежурит у «Барака». Ну, другие таксисты. Хотят после концерта развезти этих же дамочек по домам. Они, бывает, щедро приплачивают сверх счета. Вот только после концерта они куда-то деваются. Остальная публика как зашла, так и вышла, а этих в общей толпе нет. Кто-то из водителей даже проторчал у клуба до утра, но так никого и не дождался.

– И куда же они исчезают, по-твоему? – спросила София.

Машина свернула на знакомую улицу. Тут девушка гуляла днем, неподалеку от одного из корпусов университета. Движение, несмотря на поздний час, было оживленное, и скорость пришлось сбавить.

– Я надеялась: вдруг ты мне расскажешь. Но, как видно, придется и дальше строить догадки.

– Какие, например?

– Сперва-то мы чуть не решили, что их там, может, убивают. Мало ли. А трупы пускают на жаркое, чтоб следы замести. Но нет, все живы и здоровы. Вот они в среду пропали, а через неделю те же самые дамочки, со змеей или без, живые, снова съезжаются в клуб на очередную бабью сходку. Стало быть, они уходят не через двери, а как-то иначе. И стало быть, на концерты «Падали» они приходят не просто музыку послушать.

– Думаешь, они ведьмы? Что же ты ни у одной из них до сих пор не поинтересовалась?

– Может, я и хотела, но мне моя шкура дороже. Эти могут, пожалуй, и взглядом убить. Ты – совсем другое дело. Проще, что ли. Без обид. Тем более ты никуда и не исчезла после концерта. Дай, думаю, спрошу.

– Ну извини, что разочаровала. Так куда, по-твоему, они деваются?

– Не знаю! Может, им нужна музыка, чтобы перенестись в другое место? Скажем, через волшебный портал? Что-то вроде психоакустически активируемой телепортации.

Термин, которым воспользовалась Саския, прозвучал так неожиданно, будто он сам перенесся в салон такси из «другого места». Из какой-нибудь научной лаборатории. София, не чуждая социальным предрассудкам, не преминула усомниться:

– И ты сама до этого додумалась?

Саския то ли простила недостаток воспитания своей пассажирке, то ли вообще его не заметила.

– Каюсь, – тряхнула она головой. – За теоретическую часть у нас отвечает Дана, моя сестра. Она в семье самая умная. Дана читает в университете лекции про ведьм. «Ведьмы-феминистки» – так, что ли, ее курс называется. А я подбрасываю факты для ее теорий. Если, конечно, байки таксистов можно назвать фактами.

– Слушай, а с ней можно поговорить? – София так резко повернулась к Саскии, что хрустнула шея. Пожалуй, она отреагировала слишком бурно. Не похоже на простое любопытство. Девушка попыталась придать лицу небрежное выражение, чтобы сбить собеседницу со следа.

– Ты бы показала эту свою лебяжью шейку массажисту. Могу тебе посоветовать одного парня… При моей сидячей работе я бы давно загнулась без хорошего массажа, причем загнулась буквально. А поговорить-то с Даной можно… хотя и не хотелось бы отвлекать ее по пустякам. У нее там сплошь семинары да конференции. Думаю, я могла бы замолвить за тебя словечко – глядишь, к концу месяца она бы и выкроила часок…

– Ладно, ты меня вычислила! – вскинула руки София. – Может быть, я ведьма. Я не знаю. Мне так сказали. Только уж, видно, привилегии вроде телепортации начинающая ведьма получает не раньше, чем ублажит Соломона Лу. Это саксофонист из группы «Торжество падали». Ты бы ему отворила свой волшебный портал? Я вот воздержалась. В общем, весь мой магический стаж пока этим и исчерпывается.

– Очуметь! – тряхнула головой Саския и даже не сразу поехала на загоревшийся зеленый.

Сзади грянули возмущенные трели.

– Себе посигналь! – беззлобно прошипела девушка, орудуя рычагом коробки передач.

Оторвавшись от ближайшего преследователя, она порылась за пазухой и протянула Софии небольшой прямоугольник из белого картона с тиснением – визитную карточку своей сестры. «Дана Симплерати, доктор философии, профессор кафедры социологии».

– Позвони ей завтра же. Она будет рада помочь, если сможет. Так ты… умеешь что-нибудь по колдовской части?

– Языков много знаю. Может даже, все, какие есть и были, – не проверяла. Еще я раньше пела в группе, говорят, у меня меццо-сопрано. На гитаре играю. Еще мне клялись, что я целуюсь лучше всех. Больше, в общем, ничего такого не умею. Вот здесь поверни, пожалуйста.

Не впечатленная способностями своей пассажирки, Саския тем не менее присвистнула, завидев ивовый сквер и серые фасады домов в стиле ар-деко.

– Да, райончик ничего себе, – поддержала София. – Квартира нам досталась от деда, а ему подарили ее городские власти за то, что он сухое молоко изобрел. Почетный гражданин, все такое. Можешь вот здесь меня высадить. Слушай, спасибо тебе большое за все. Я уж думала, этот день ничем хорошим не кончится. Может, попьем как-нибудь кофе? Скажем, в пятницу? Давай я запишу твой номер. Надеюсь, после разговора с твоей сестрой хоть что-нибудь прояснится. Буду рада обсудить с тобой. Потому что, хочешь ты того или нет, ты сейчас единственный человек, который в курсе моей ситуации.

– Дорогая! Я вообще не поняла, что у тебя за ситуация! Но с удовольствием посижу с тобой в кафе. Расскажешь подробнее про отворение порталов или чем вы там занимаетесь. Ладно, колдунья, спокойной ночи и не переживай, что кто-то хотел затащить тебя в койку. Некоторые вещи не зависят от того, ведьма ты или нет. Особенно при такой потрясной фигуре, как у тебя!

Оставшись одна, София еще какое-то время простояла у крыльца, пока улыбка не растаяла на ее лице. Из низко нависшего мутного неба начинал покрапывать холодный дождь. В их окне на высоте четвертого этажа горел свет: отец не спал. Девушка вздохнула и отворила дверь в подъезд, зная, что ей предстоит не самый легкий разговор.