Белый столб кипящей воды встал против носовой орудийной башни старого броненосца. Через три секунды за первым, сравнительно слабым взрывом, грянул новый, гораздо более сильный. Из-под палубы полубака корабля вырвался огненный факел, крыша носовой башни была сорвана и, бешено вращаясь, упала в море. Броненосец быстро оседал носом и кренился на борт. Очевидно, что произошла детонация погребов боеприпасов, все носовые отсеки были затоплены, изношенные проржавевшие переборки не могли держать напора поступавшей в трюмы воды. "Асахи" был обречен. Командир дал команду погасить топки, сбросить пар в котлах и оставить гибнущий корабль. Броненосец кренился всё сильнее, стеньги его мачт лежали почти параллельно морской поверхности. Потом "Асахи" перевернулся через борт и несколько минут плавал вверх килем, потом ушел под воду, унося на дно большую часть команды и адмирала Мацуканэ. Эсминцы "Юнаги", "Удзуки" и "Айнами" поднимали уцелевших из воды, "Сигури", "Яйей", "Харукадзе", "Югури" и "Удзуки" расходились в разные стороны в поисках русской подлодки.
- Не понимаю этого маневра! - капитан 1-го ранга Иванов задумчиво разглядывал "Нагато", который неожиданно отвернул в сторон, чтобы чуть позже вернуться на прежний курс.
- Пристрелку себе они этим сбили, Константин Петрович! - старший офицер дредноута Буткевич довольно потер руки. - А ведь как долго пристреливались. Кстати, Вам не кажется, Константин Петрович, что пахнет почему-то ананасами?
- Ничем не могу помочь, Виктор Николаевич, нос совершенно не дышит. И глаза слезятся. Простудился, не иначе, на ветру.
Иванов и Буткевич, несмотря на обстрел, давно уже стояли на ходовом мостике "Бородино". Топтаться в боевой рубке, неотмытой пока от крови и мозгов адмирала Веселкина, им обоим было не по вкусу.
- Константин Петрович, гляньте! Никак мы у них броненосец взорвали! "Асахи" взорвали, ей Богу!
- Передайте по отсекам, пусть команда порадуется.
Над "Бородино" раз за разом прокатывалось дружное "ура!" Эхом такие же ликующие крики доносились с "Кинбурна" и "Наварина". На палубу высыпали самые любопытные из трюмных партий, чтобы самим посмотреть на взорванный вражеский корабль. Они осторожно держались подальше от орудийных башен, продолжавших изрыгать громоносные фонтаны огня из длинных стволов орудий, всё равно получая чувствительные воздушные удары при каждом залпе. Но зрелище того стоило! Окутанный дымным облаком двухтрубный броненосец под бело-красным японским флагом, накренившись, уходил под воду. Как ждали такой картины русские матросы здесь пятнадцать лет назад. Но дождались только сейчас.
Но канонирам в башнях русских дредноутов, дальномерщикам на марсах, артиллерийским офицерам на центральных постах управления огнем было сейчас не до гибнувшего в отдалении старого броненосца. Их целиком занимал бой с более современным и куда более грозным вражеским кораблем. То, что по японскому линкору сейчас стреляли все три русских дредноута, затрудняло им пристрелку. Невозможно было отличить всплески собственных снарядов и снарядов с другого корабля. Однако "Нагато" не выходил из окружения фонтанов от непрерывно падавших русских залпов, и новые попадания в него были неизбежны. Очередной русский снаряд ударил у первого каземата нижней батареи левого борта. Угоди 14-дюймовый фугасный снаряд чуть ниже, он был бы остановлен верхним броневым поясом, чуть выше - его отразил бы возвышавшийся над палубой наружный барбет 2-й башни главного калибра. Но фугас ударил в каземат средней артиллерии, снес 140-мм орудие и, пройдя жилой палубой, разорвался на нижней части барбета, где броня была намного тоньше, чем наверху. Взрыв выломал одну из броневых плит и раскаленные пороховые газы проникли в перегрузочное отделение носовой возвышенной башни 16-дюймовых орудий.
Из люков и амбразур башни полыхнуло пламя, следом заструился желтоватый дым. Это могли быть грозные признаки пожара в артиллерийских погребах. Впрочем, бежали минуты, а сверхдредноут не взрывался. Однако обе носовые башни прекратили огонь, стреляли теперь лишь кормовые орудия. Через некоторое время с сопровождавших линкор эсминцев заметили, что на "Нагато" происходит нечто странное. Дредноут совершил несколько резких маневров. Возможно, на корабле хотели уйти от накрытий русских залпов, но так часто перекладывать руль вблизи окружавших Цусиму мелководий и рифов было весьма рискованно. Замолчали и кормовые башни. На верхнюю палубу и надстройки линкора высыпало множество людей. Кто-то из них отчаянно сигнализировал руками, будто пытаясь сообщить о произошедшем. Подводная пробоина? Затопление трюмных отсеков? Но осадка "Нагато" не увеличилась! Линкор продолжал идти 20-узловым ходом, небольшой дифферент на нос при крене на левый борт был явно некритичным, беспокойство вызвал лишь легкий дым, выходивший теперь не только из носовых башен, но из всех вентиляционных отверстий корабля. Эсминцы, подойдя ближе, запросили о ситуации флажковыми сигналами - радиосвязи с "Нагато" не было. На грот-мачте линкора было частично поднято сообщение о раненых, но оно так и осталось не набранным до конца. Потом кое-как всё же подняли сигнал: "Терплю бедствие!" На "Нагато" случилась какая-то катастрофа, но характер ее оставался неизвестным. С огромным кораблем происходило нечто совсем непонятное. Люди стали бросаться за борт, десятками сыпались в море! Многие сразу тонули, других затягивало под борт, под винты. "Цуге", замедлив ход, поднял нескольких человек, но они не могли толком ничего объяснить. Фельдшер, осмотрев, счел их сильно угоревшими. На идущем в пяти кабельтовых позади "Таке" сообщили, что ощущают доходящий до них с "Нагато" странный запах, похожий немного на аромат ананаса.
Залпы "изамилов" ложились уже не так часто. Даже русские, похоже, были в недоумении, что происходит с японским кораблем, который вдруг прекратил бой и совершал непонятные маневры в опасной близости от берега. Внезапно "Нагато" окончательно потерял управление и стал сваливаться в циркуляцию в сторону острова. Идущий от него по правому борту "Каке" оказался в опасной близости от развернувшегося на него дредноута. Командир эсминца дал полный ход, надеясь проскочить впереди линкора, но не успел. Глубоко ушедший в воду форштевень 33 000-тонного "Нагато" ударил 800-тонный "Каке" в левый борт в районе кормы и, едва не перевернув, отбросил чудовищным толчком в сторону. В районе машинного отделения эсминца раскрылась огромная пробоина, турбины сразу залило водой. Рули и динамо-машины сразу вышли из строя. "Каке" остановился на месте, но сохранял плавучесть благодаря уцелевшим носовым отсекам. К нему подошел "Кури", чтобы бросить трос и буксировать к берегу. "Цуге", "Таке", а также бывший при "Нагато" репетичным кораблем "Якадзе" пытались сопровождать линкор, который неуправляемо шел к берегу Симонодзимы. Дредноут со страшным скрежетом вылетел на подводные скалы, огромная инерция протащила далеко вперед, раздирая днище. Нос вылез на прибрежные камни, корма погрузилась в воду, линкор замер с большим креном на левый борт. При ударе на "Нагато" рухнули обе трубы и грот-мачта, хотя семиногая фок-мачта устояла. Потерпевший кораблекрушение линкор окутывало густое облако пара, всё явственней чувствовалась гарь, на судне явно начинался пожар.
К потерпевшему крушение линкору двинулся "Цуге", осторожно обходя рифы. На палубе готовили к спуску шлюпки со спасательной партией. "Таке" и "Якадзе" ходили галсами вдоль берега, ставя дымовую завесу. Скоро к ним присоединились повернувшие назад "Окикадзе" и "Хакадзе". Надо было спешить. Три русских дредноута были уже на траверзе, расстрелять севший на камни беспомощный "Нагато" для них было совсем просто. Но русские не стреляли, они проходили мимо, держа курс к южному выходу из Цусимского пролива. Странно, куда они направляются, ведь Владивосток лежит в прямо противоположной стороне? Большие мореходные "Окикадзе" и "Хакадзе" ушли на юг, чтобы не упускать из вида "измаилов", а "Якадзе" и "Таке" продолжали прикрывать с моря выброшенный на берег "Нагато" и стоящие рядом с ним "Цуге" и "Кури". Японцы пытались выяснить, что же произошло с их флагманским кораблем. Направленные к нему с эсминцев шлюпки вернулись назад, при попытке подняться на борт спасатели почувствовали сильную резь в глазах и раздражение носоглотки, задыхались от кашля. Следующие партии были посланы в противогазах.
Было ясно, что экипаж "Нагато" стал жертвой отравляющих газов, кто-то предположил, что русские применили бронебойные химические снаряды. (Это мнение попало даже в газеты, хотя вообще сведения о произошедшем с "Нагато" японцы тщательно засекретили, отрицался даже факт его вступления в строй). Только спустя годы сделалось широко известным, что химическое оружие находилось на самом линкоре. Впечатленные успехом русских удушающих снарядов при бомбардировки фортов Босфора в мировую войну, японцы успели изготовить большую партию химических боеприпасов для 410-мм орудий "Нагано". Их предполагалось применить по наступающим на Цзиньчжоу русским войскам, но в разгар боя адмирал Точинай решил попробовать обстрелять специальными снарядами преследующие его "измаилы".
Когда "Нагато" был накрыт очередным русским залпом, пять химических снарядов как раз шли наверх на подъемнике 2-й башни японского линкора. В перегрузочном отделении таких снарядов скопилось уже три десятка. Начальник башни хотел в подходящий момент выпустить их с предельной скорострельностью, чтобы вражеский дредноут окутало плотное ядовитое облако. В этот самый момент в нижнюю часть барбета ударил русский снаряд. Взорвавшись на броне, он не проник внутрь барбета, но всё же вызвал возгарание пороховых зарядов в перегрузочном отделении. Следом за горящими зарядами сдетонировал один из химических снарядов, пробив осколками остальные. Через секунду башни наверху затопила газовая волна. Расчеты упали у орудий в смертном удушье, с выжженными глазами и почерневшей от ожогов кожей. Даже форменная одежда, в которой их потом найдут у орудий, была обесцвечена газом.
Просочившись сквозь щели и люки, газ хлынул на палубы, но большая часть сжиженной начинки взорвавшихся снарядов стекла вниз, в трюмы, где стала быстро испаряться. В башенных погребах смерть была хотя и мучительной, но быстрой и привычной для моряков. После сигнала о пожаре в перегрузочном отделении находившиеся в погребах закрыли люки и пустили воду, чтобы ценой жизни предотвратить взрыв корабля. У многих в отсеках "Нагато" был шанс спастись. Но за время боя японцы уже привыкли к едкому дыму от собственных выстрелов и старались не обращать внимание на жжение в глазах и горле. Даже сильная тошнота казалась поначалу обычным симптомом отравления от несгоревшей до конца пороха. Потом было уже поздно. Газ продолжал стремительно распространяться по отсекам. Отравленные, ослепленные люди пытались выбраться, найти выход из лабиринта, бежали по тесным запутанным переходам, расположением которых не успели еще толком узнать, падали, задыхались от удушья, раздирали ногтями глаза от невыносимой боли, захлебывались кровавой рвотой.
Через переговорные трубы газ дал о себе знать на центральном командном посту. Перед тем, как надеть газовую маску, адмирал Точинай заявил, что русские сами обстреляли "Нагато" химическими снарядами, но время нахождения в отравленной зоне не должно быть долгим. Предложение командира линкора Дзинэ использовать турбовентиляторы котельных, чтобы выдуть газ с внутренних палуб наружу, Точинай отклонил - это могло замедлить ход дредноута и продлить его пребывание в газовом облаке. Первое время, когда центральный пост наполнился желтовато-зеленоватыми клубами, противогазы защищали адмирала и его офицеров. Но концентрация газа быстро росла. Резина масок тяжелела и разбухала, сдавливая лицо. Незащищенные участки кожи стали зудеть, началось сильное жжение, на кистях рук, на шее багровели ожоги. Потом у кого-то лопнул противогаз. Других рвало в маски, люди падали на пол в жутких судорогах. Газ убил всех, потом стал проникать через коммуникационную шахту в боевую рубку. Все находившиеся в рубке испытывали сильную боль, но выбраться откуда не давала заклиненная дверь. При очередном попадании новая взрывная волна выбила ее, и люди смогли покинуть рубку, спасаясь с остальными уцелевшими на верхние надстройки и корму.
Какое-то время корабль управлялся из резервной кормовой рубки, находившейся достаточно высоко над палубой. Старший минный офицер, принявший обязанности командира корабля, делал резкие повороты, чтобы вывести "Нагато" из газового облака, появившегося, как думали, после русского обстрела. В кочегарках надели маски, в задымленных носовых и раньше работали в противогазах. Палубные команды получили приказ укрыться во внутренних отсеках и задраить люки, была отключена внешняя вентиляция, что это только усилило воздействие газовой волны, заливающей линкор с носа до кормы. Мучительная боль и дикий страх заставляли забыть о субординации, Вопреки тому, что говорили офицеры, оказалось, что на открытой палубе газ поражает слабее. Вспыхнула паника, началась давка у трапов наверх. Однако и на палубе находиться долго было невыносимо. Люди лезли на верхние надстройки, мачты, крыши возвышенных башен, прожекторные площадки на дымовых трубах. Многие, не выдержав, бросались в воду.
Из залитых газом артиллерийских погребов прекратили подвать снаряды к кормовым орудиям. Была потеряна связь с машинным отделением и идущий без рулей "Нагато" окончательно потерял управление. Посылаемые вниз не возвращались. Корабль совершал беспорядочные циркуляции. Наконец, было принято решение остановить турбины, а в кочегарки - гасить топки. Тогда можно было попробовать спустить шлюпки. Но в машинных и котельных отделениях уже не оставалось живых, чтобы исполнить приказ. "Нагато" продолжал свое неуправляемое движение, сохраняя ход до столкновения с каменистой отмелью. При ударе о рифы в трюмах сдвинуло котлы, из разорванных магистралей хлынула нефть. Тушить охвативший кочегарки пожар было уже некому. Огонь постепенно добрался до незатопленных кормовых артиллерийских погребов. Боеприпасов там оставалось немного, но взрывы добавили разрушений корпусу корабля. Ну а поскольку большинство снарядов было химическими - концентрация газа вокруг лежащего на рифах дредноута вновь стала предельная. К тому же под действием пожара начинявший снаряды слезоточивый хлорпикрин превращался в менее быстродействующий, но гораздо более опасный фосген, отравивший изрядный кусок побережья. Над юго-восточной Цусимой веял тяжелый запах гниющих яблок. На "Нагато" от газа спаслись находившиеся всё это время на верхних надстройках или же там, где газовое облако было отогнано паром, рвущимся из поврежденных котлов. Они часто были обварены кипятком, но уцелели от химического поражения. Среди многочисленных погибших оказались вице-адмирал Содзиро Точинай и командир линкора Кошки Дзинэ. Находившийся на верхнем мостике главный конструктор "Нагато" Юдзуру Хирага не пострадал от газа, но сильно расшибся при крушении линкора. Оправившись от травм, он немедленно занялся разработкой противохимической защиты достраивавшегося дредноута "Мутцу", а также внесением соответствующих изменений в конструкцию только что заложенных линкоров "Тосо" и "Кага" и готовящихся к закладке линейных крейсеров "Амаги" и "Акаги".
- Не пойму, всё же, что случилось, - Иванов отчаянно тер платком покрасневшие глаза. - Броню мы пробить не могли, тем более стреляли фугасными. Ну да, пожар могли вызвать, но ведь он начался, уже когда "Нагато" на берег выкинулся!
В бригаде линейных крейсеров всё не могли прийти в себя после неожиданно скорой победы над вражеским сверхлинкором. Когда "Нагато" вдруг перестал стрелять, Иванов распорядился тоже прекратить огонь, дав противнику шанс спустить флаг. Орудийные башни "измаилов" замолкли, и палуба наполнилась высыпавшим наверх народом. Последние минуты жизни "Нагато" наблюдали с "Бородино", "Кинбурна" и "Бородино" в общем гробовом молчании. Кто-то крестился, поднимая очи долу, будто надеясь увидеть в облаках того, кто поразил богомерзкого врага своим чудесным незримым оружием, другие просто не могли поверить собственным глазам. Громадный корабль, сильнейший в мире, вполне еще целый и неповрежденный на вид, вдруг развернулся и пошел полным ходом на рифы, вылетел со слышимым за пять миль треском на мелководье, сильно накренился своей высокой мачтовой надстройкой, а потом еще и загорелся, окутавшись черным дымом.
Над морем гремело и не прекращалось тысячеголосое "ура!". Наверное, если бы в этот момент японские эсминцы бросились бы решительно на наши корабли с командами, охваченными общим безумным ликованием, атака эта могла бы иметь успех. На палубах "Бородино", "Кинбурна", "Наварина" матросы орали как сумасшедшие, плясали, кидали вверх бескозырки, обнимались друг с другом, бросались качать на руках офицеров. А ведь всего несколько часов назад эти самые матросы устроили бунт против начальства и даже захватили два корабля, так что чуть не пришлось стрелять по своим. Но всё это было уже забыто. Офицеры вновь стали для матросов не злодеями-чужаками, а героями, отцами-командирами, которые привели к общей славной победе.
- Извините, Константин Петрович, но мне кажется, зря мы сразу так уходим! - прервал размышления Иванова его старший офицер
- Что мы, Виктор Николаевич, еще "Нагато" могли сделать? У нас ведь и снарядов осталось штук по двадцать на ствол. Ну, подошли бы, постреляли еще в упор. Так японцы корпус себе и без нас хорошо искалечили, аж трубы слетели.
- Можно было бы Александра Васильевича здесь подождать, а то как ему пролив проходить на легком крейсере!
- Нет, опасно! Пока здесь кружим, мы у японцев как на ладони. Глядишь опять самолеты прилетят или подлодки подойдут. Опять же, через четыре часа уже сумерки, а вокруг японские миноносцы. Пора в море выбираться! Мы и сами не в лучшем состоянии, особенно "Кинбурн". И у нас сколько угольных ям затоплено? Хватило бы до Шанхая! Пойду, подготовлю радиограмму командующему, отчитаюсь об успехах. А Александр Васильевич пройдет, нагонит нас. Что я, Колчака не знаю..
Крейсер "Адмирал Бутаков" под флагом командующего Эскадрой Тихого океана адмирала Колчака приближался к островам Цусимы. Крейсер сопровождали эсминцы "Победитель", "Летун", "Забияка", "Лейтенант Дубасов", "Лейтенант Ильин" и "Лейтенант Ломбард". После полученных с "Бородино" радиограмм Колчак ожидал увидеть в проливе растревоженный муравейник. Но действительность превзошла все его ожидания. При подходе к Цусиме русские увидели кружащие в воздухе аэропланы и ходящие в разные стороны миноносцы. К устаревшим, типа "Асакадзе", присоединились новые - "Якадзе", "Таке", "Цуге" и "Кури". Из крупных кораблей был виден лишь один трехтрубный броненосец "Сикисима", курсировавший вдоль берега.
- Подводную лодку ищут! - предположил командир "Бутакова" капитан 1-го ранга Сполатбог, наблюдавший эту картину вместе с адмиралом. - Кто-то из наших тут может быть, Александр Васильевич?
- "Нарвал" или "Кит", - поспешил с ответом лейтенант Макаров. - Надо помочь нашим! Может, им уже воздуха не хватает. Отгоним японцев!
Сполатбог неодобрительно глянул на молодого офицера. Вот ведь, рвется в бой не глядя. Весь в знаменитого отца-адмирала, царствие ему небесное.
- Лодка, наверное, уже под водой ушла. Или потопили ее. А у нас угля и нефти в самый обрез! - командир "Бутакова" выразительно посмотрел на адмирала. - Дай Бог самим мимо проскочить. Вон сколько у японцев эсминцев.
- Четырехтрубные старье! - задорно выкрикнул лейтенант Макаров. - Новых немного. А еще у нас крейсер!
- А у японцев броненосец вон там у берега.
- Александр Николаевич, Вадим Степанович, не спорьте! - заговорил, наконец, Колчак. - Своих бросать нельзя! И японцев лишний раз пугануть не грех. Пусть они нас после сегодняшнего и вчерашнего подольше боятся! Передать на эсминцы - встать в кильватер! Боевая тревога! Приготовится открыть огонь правым бортом!
Крейсер "Адмирал Бутаков" и идущие за ним шесть эсминцев-"орфеев" могли обрушить на врага бортовой залп из тридцати двух стволов средней артиллерии. У японских эсминцев новых типов против этого было лишь тринадцать 120-мм орудий , 75-мм короткоствольные пушки старых миноносцев годились только для ближнего боя. Поэтому, лишь только противник разобрался в составе атакующей их группы, японские эсминцы тут же стали отходить к Цусиме, очищая акваторию своих поисков.
- Сбавить ход! - распорядился Колчак. - Теперь смотреть внимательно! Как увидите перископ - немедленно сигналить прожектором и флажками. А не то получим от своих торпеду.
Внезапно в 10 кабельтовых впереди, прямо по курсу "Адмирала Бутакова" взметнулось два дымных столба пополам с водяной пылью. В дело вмешался идущий от островов "Сикисима", дав залп носовыми 12-дюймовками. Почтенный возраст броненосца-ветерана не препятствовал ему быть опасным противником для легких русских кораблей. Четыре 305-мм орудия времен прошлой русско-японской войны уже не считались дальнобойными, но на 40 кабельтовых легкому крейсеру и эсминцам они были весьма опасны. Не стоило забывать и о семи 150-мм орудий в каждой из бортовых батарей "Сикисимы". Ну а серьезная броня, пусть и недостаточная против новейших сверхтяжелых орудий, была вполне надежной защитой против русской средней артиллерии. У Колчака было одно преимущество - большая скорость кораблей. Угнаться за русским крейсером и, тем более, эсминцами, "Сикисима", конечно, не мог. Японцы на это и не надеялись. Им важно было отогнать легкий отряд Колчака назад, прикрыть главным калибром броненосца свои миноносцы, преследующие подлодку.
- Александр Васильевич! - наклонился к Колчаку Сполатбог. - Надо бы отвернуть. Не дадут нам японцы на торпедный выстрел выйти.
- Передайте на эсминцы, перестроиться в пеленг! - негромко приказал адмирал. - Пойдем в атаку галсами, будем стрелять батареями обоих бортов попеременно. Подготовьтесь открыть огонь! Мы уже достаем до "Сикисимы".
Если артиллерия на старом броненосце была серьезней, то подготовка необстрелянных наводчиков учебно-резервной эскадры оказалась много слабее, чем у прошедших мировую войну русских канониров. Японцы никак не могли пристреляться, а вокруг "Сикисимы" уже падал град 130-мм и 102-мм снарядов. Они не могли пробить бортовой и башенной брони, их останавливала бронепалуба, но незащищенные борта, надстройки, трубы, вентиляторы быстро дырявились осколками. Но главную роль, очевидно, сыграла смелость русских легких кораблей, идущих полным ходом на броненосец. После неожиданной катастрофы "Нагато" и столь же внезапного потопления "Асахи" японцы пришли к выводу, что от русских можно ожидать всего. Вдруг они сейчас выводят броненосец под торпеды своей субмарины... Через 10 минут после начала боя командир "Сикисимы" отдал приказ повернуть к берегу, поздравив команду с удачным прикрытием огнем отхода своих миноносцев. В скоротечной перестрелке "Сикисима" был поражен семью снарядами. Больше всего досталось носовому мостику; на спардеке пришлось бросить все силы на тушение пожара - шлюпки, предназначенные для гребных тренировок курсантов, послужили хорошим подспорьем для распространения огня. "Адмирал Бутаков" получил от японцев два попадания снарядами среднего калибра - в кормовую дымовую трубу и грузовую стеньгу грот-мачты.
Сполатбог вытер лоб платком.
- Слава Богу, отвернул!
- Преследуем и атакуем с кормовых курсов! - глаза лейтенанта Макарова горели энтузиазмом.
Сполатбог с отчаянием посмотрел на отпрыска геройски погибшего адмирала, но на этот раз Колчак не поддержал своего горячего флаг-офицера.
- Нет, Вадим Степанович! Хорошенького понемножку. Нам еще отряд Веселкина нагонять. Подождем немного наших подводников, и в путь.
- Александр Васильевич! Надо ли ждать? Затаились они сейчас на дне и ждут темноты.
Тем не менее, подлодка появилась гораздо раньше. Вопреки предупреждениям, на "Лейтенанте Ильине", где первыми заметили всплывшую субмарину, едва не открыли по ней огонь. Надстройка выглядела столько необычно, что в ней трудно было распознать знакомый дозорным тип русской подлодки. "Нагато" всё же достал "Кита" своим таранным ударом. Перископ был согнут так, что повис параллельно палубе, будто минбалка. Когда разобрались, субмарина подошла вплотную к борту идущего малым ходом "Адмирала Бутакова". Эсминцы в это время наблюдали вокруг на случай появления вражеской субмарины.
Капитан 1-го ранга Парецкий с мокрого мостика своего корабля сделал рапорт командующему о торпедной атаке на вражеский дредноут. О результатах ничего доложить не мог, так как сидел всё время под водой из-за миноносцев. К тому же перископ был выведен из строя.
Разглядывая загнутую в дугу перископную трубу, Колчак с сожалением пришел к выводу, что брать "Кита" с собой в Шанхай не имеет смысла. Запасной перископ нужной системы там едва ли найдешь, а без него лодка небоеспособна. Колчак поблагодарил кавторанга Парецкого за службу, коротко сообщил про вчерашний бой, уничтожении пяти японских дредноутов, а также о переданной по радио с "Бородино" новости о крушении "Нагато" и потоплении "Асахи". Колчак высказал предположение, что подлодка имела к этому непосредственное отношение. Паруцкий был явно польщен словами адмирала. Вообще новости о победе русского оружия вызвали на "Ките" бурное ликование, из открытого рубочного люка доносилось дружное "ура!" команды. Дав приказ подлодке идти во Владивосток, Колчак искренне пожелал командиру "Кита" удачи. Подводное плавание без перископа, на одном счислении, казалось совершенно невероятным. Как лодка сумеет вернуться на базу, если придется уходить в глубину?! Однако выделять в сопровождение один из своих эсминцев адмирал не стал. Если уж терять, то один корабль, а не два.
Распрощавшись с субмариной, "Адмирал Бутаков" и эсминцы взяли курс на юг. Они шли среди бела дня по Цусимскому проливу, разделяющему Японию и принадлежащую ей же Корею. Но сейчас этот обычно оживленный пролив был совершенно пустынным, исчезли даже джонки. Ни одного гражданского судна или военного корабля. Только в небе изредка появлялись японские самолеты. Абстрактный термин "господство на море" приобретало зримое выражение. Легкие русские корабли проходили по внутренним водам Японской империи, как хозяева, у которых никто не смеет встать на дороге. Впрочем, не стоило терять и осторожности. Корабли шли полным ходом, совершая противолодочные зигзаги, а дозорные на фор-марсах до боли в глазах всматривались в слепящие солнечным блеском волны - не мелькнут ли зловещий поднятый карандаш перископа вражеской субмарины.
Через два часа, где-то на широте Нагасаки, по курсу на горизонте прямо были замечены дымные следы. Это мог быть и японский транспорт, и нейтрал, которого следовало досмотреть на предмет военной контрабанды. Могли быть и "измаилы". Колчак выслал на разведку "Летуна", тот ушел вперед и вскоре дал радиограмму, что ведет бой с двумя японскими большими эсминцами типа "Минекадзе". Остальные русские эсминцы сразу же рванули на помощь. Противник, а это были "Окикадзе" и "Хакадзе", тут же стали отходить на восток, продемонстрировав удивительную быстроходность. Преследование не имело смысла, тем более, что русским в их дальнем переходе надо было бережно экономить топливо, а не сжигать его в форсированном режиме погонь. К новым замеченным дымам отнеслись уже более осторожно. Колчак выслал на разведку половину своих эсминцев. Но скоро они радировали, что встретили своих - "Бородино", "Кинбурн" и "Наварин". Уже совсем под вечер снова были замечены дымы, на этот раз - на норд-осте. Пробитая боевая тревога и на этот раз обернулась радостью встречи со свои. Колчака нагнал вызванный по радио отряд из легких крейсеров "Адмирал Спиридов", "Трапезунд" и эсминцев "Поспешный" и "Пылкин". Исполнявший должность командира отряда капитан 1-го ранга Остелецкий доложил, что прошлой ночью остаткам 3-го японского флота удалось ускользнуть от преследования. Противник потерял броненосный крейсер "Икома" и бронепалубные "Хирадо" и "Тоне".
Теперь у Колчака собралась полноценная быстроходная эскадра - три линейных и три легких крейсера при двух дивизионах эсминцев. Русские корабли шли по Желтому морю на юго-запад, в сторону Китая. До наступления темноты на "Бородино" с положенными почестями отправили в воду останки контр-адмирала Веселкина, были погребены в море и другие погибшие в бою моряки. К счастью, их было сравнительно немного. Значительные жертвы были только на "Наварине", где взорвался один из казематов. Там среди прочих хоронили унтер-офицера Дыбенко. Колчак, после беседы с Ивановым, решил простить погибшему, как искупившему кровью, руководство бунтовщиками. Дыбенко отпели и отправили в море как верноподданного героя. Адмирал поддержал и ходатайство о посмертном награждении его Георгиевским крестом. Провожая глазами падающие в волны считанные белые тюки, адмирал Колчак думал, как неизмеримо мало погибших на трех линейных крейсерах в сравнении с дредноутами, что выдержали бой с главной японской эскадрой. Как будут относиться команды с "Севастополя", "Гангута", "Императоров" к тем, кто избежал пережитого ими ада - экипажам "Бородино", "Наварина", "Кинбурна". Нет, это очень правильно, что случай или судьба развели корабли. Одни, которым повезло избежать бойни, идут в Шанхай, другие, прошедшие через горнило жестоких испытаний, - во Владивосток. И встреча их вряд ли состоится до окончания войны.
Весь вчерашний вечер, всю бессонную ночь и всё утро на "Императоре Николае I" "Императоре Александре III", "Севастополе", "Гангуте" и "Афоне" ждали, когда их, наконец, догонят "измаилы". Отряд сверхдредноутов, по меньшей мере, удваивал бы силы русской эскадры, отходящей к Владивостоку. А, если говорить честно, давал эскадре хоть какую-то силу, потому что без них она не была уже боеспособной. Вчерашнее ликование по поводу потопления одного за другим пяти японских дредноутов прошло, настало время мрачных размышлений о том, насколько дорого обошлась эта битва самим русским. Эскадра совсем не выглядела победоносной. Пять глубоко осевших в воду обгоревших дредноута - вот и всё, что оставалось от русской эскадры из тринадцати тяжелых кораблей. Сообщение, что "измаилы" не придут, стало тяжелейшим ударом. Потом стало известно о внезапном исчезновении командующего. Только что над "Севастополем" развевался адмиральский флаг, вселяя в сердца хоть какую-то надежду. И вдруг он спущен, и адмирал Колчак на легком крейсере, забрав с собой треть эсминцев, исчезает за горизонтом.
Люди упали духом. Кренящиеся палубы лишали их привычной веры в надежность своих кораблей. Над всеми витало ощущение безнадежности, обреченности, почти уже никто не верил, что им удастся вернуться к родным берегам. Путь к Владивостоку должен занять два дня, а поврежденные линкоры едва держатся на плаву. К тому же, едва стемнеет, вернутся японские миноносцы, а, может, появятся и подводные лодки. Недавняя гибель "Адмирала Нахимова" подтверждала худшие опасения. Сколько еще душ отправятся тогда на дно Японского моря?
Несмотря на распоряжение об отдыхе всем свободных от вахт, лишь считанные счастливчики смогли уснуть, найдя себе место в закутках среди разрушенных отсеков. Остальные были слишком потрясены, чтобы забыться в тяжелом сне. Нервное напряжение команд не снимала и розданная двойная порция водки. Большинство искало спасения от мрачных размышлений в работе. Команды продолжали, уже без прежней лихорадочной спешки, а как-то машинально заторможено, наводить хоть какой-то порядок на своих израненных кораблях. Расчищались завалы в зияющих огромными пробоинами отсеках, выносили ведрами оставшуюся после пожаров мокрую грязь, в которой смешались сажа, угольная пыль и обильно пролитая вчера кровь. По мере продвижения вглубь наиболее изуродованных взрывами помещений наверх выносили всё новых и новых найденных погибших. К ним ежечасно присоединялись умершие раненые из корабельных лазаретов.
Зашитых в парусину и уложенных на палубу рядами покойников уже несколько часов без перерыва отпевал осипшим голосом измученный корабельный священник, после чего подручные ему матросы, торопливо перекрестившись, сталкивали тела за борт. Туда же, вместе с мертвецами, летели различные обломки, куски изломанных переборок, просто неразличимый уже мусор. Особо много было латунных гильз из-под расстрелянных зарядов. Падая в воду, они обычно вставали торчком и плыли за кормой кораблей расходящейся блестящей полосой. Когда медленно бредущий в кильватере следом дредноут врезался в это сверкающее скопище, гильзы стучались о борта металлическим погребальным звоном.
В два часа пополудни вдали заметили самолет, а еще через час прямо по курсу из-за горизонта стали подниматься дымы больших кораблей. По эскадре сыграли тревогу. Встрепенувшиеся расчеты пробирались через завалы железа к уцелевшим орудиям, на установленный наспех временных стеньгах под барабанную дробь поднимались иссеченные осколками боевые флаги. Контр-адмирал Казимир Порембский лихорадочно просчитывал возможные варианты. Если там, впереди, только миноносцы, решившиеся вдруг на дневную атаку, их отразят легкие крейсера и эсминцы-"новики". Но если японцы успели подогнать свой последний резерв - старые броненосные корабли, придется задействовать линкоры. За ночь на линейных кораблях успели осушить часть затопленных кочегарок, кое-как залатали магистрали, вычистили шлак, забивший топки при вчерашнем форсировании хода. Что касается артиллерии... Только "Императору Николаю I" повезло, там в исправное состояние привели весь главный калибр. "Севастополь" мог вести огонь только из двух кормовых башен, "Гангут" - из одной носовой, а "Император Александр III" потерял все свои четыре башни.
Был еще "Афон" с тремя исправными башнями. Снарядов вчера в него попало меньше, зато линейный крейсер получил торпеду и сейчас шел на буксире у "Адмирала Истомина". Неожиданно на линейном крейсере отдали буксирные концы, и "Афон" сам двинулся вперед, пусть медленно, тяжело гоня перед собой волну. Отчаянные усилия "афонских" механиков дали результат в самый нужный момент. По эскадре прокатилось торжествующее "ура!", приветствуя возвращение корабля к самостоятельному движению. Освобожденный от буксировки " Истомин" поспешил присоединиться к легким крейсерам, а "Афон", медленно обгоняя линкоры, выходил в голову их колонны, нацеливаясь на север длинными орудийными стволами.
Там, вдали, под дымами уже можно было различить крохотные силуэты кораблей. У первого было четыре дымовые трубы. Легкий крейсер типа "Тикума"? Но у следующего корабля труб было целых пять! У японцев таких многотрубных нет. Это же наш "Аскольд"! Свои, крейсера Сибирской флотилии! И с ними транспорты, транспорты, транспорты... Отбой тревоги!
У русских крейсеров-ветеранов, отосланных на Тихий океан после победы над Германией, война с Японией была уже вторая. В первой, пятнадцать лет назад, их имена не сходили со страниц газет, фотографии украшали иллюстрированные журналы. Ныне же, оттесненные новыми дредноутами на задний план, старые корабли были отнесены чуть ли не к вспомогательным силам. В запланированной адмиралом Колчаком операции им отводилась незавидная роль живца или подсадной утки, чтобы выманить под удар русского линейного флота какой-нибудь японский отряд. Выполнив свою миссию, крейсера были отправлены обратно во Владивосток перед самым началом большого сражения. Офицеры на них не скрывали разочарования, обсуждая между собой, что и они могли бы пригодиться при разгроме японцев, например, преследуя разбитого неприятеля. Тогда у современных кораблей будет заканчиваться топливо, а старички, с их большой дальностью хода, смогут продолжать погоню. Весь прошлый вечер радисты принимали обрывочные сообщения с кораблей главной эскадры. Сражение случилось совсем не так, как планировал Колчак - не с отрядом, а со всем японским флотом. Старым крейсерам уже приходилось переживать горечь поражений, крах мечты о победе. Но на этот раз русские, вроде, брали верх, топя один японский дредноут за другим. О своих было известно только о гибели "Императрицы Екатерины" и "Светланы". Получалось, что японцы, потеряли впятеро больше! В неспящих в ночи кают-компаниях горели огни, гудели громкие голоса. Общим, громко высказанным мнением было: "Назад! Добьем япошек!"
Контр-адмирал Старк приказал держаться прежнего курса, хотя и распорядился снизить ход. Идти к месту сражения, ставшему ночью охотничьим полем для армад эсминцев, значило рисковать получить торпеды не только от чужих, но и от своих. Впрочем, Старк ждал, что утром адмирал Колчак вспомнит о старых крейсерах. Георгий Карлович не ложился спать, ожидая каждую минуту радиограмму от командующего, даже гонял минного офицера лично проверить антенну.
Вместо Колчака радио прислал военный комендант Владивостока контр-адмирала Сергей Николаевич Тимирев. Оказывается, еще накануне днем его посетил с визитом британский консул и устно сообщил, что по данным английской разведки, основные силы японского флота в данный момент находятся не в Желтом, в Японском море, предположительно - в южной его части. Возможно, таким жестом Великобритания решила вернуть долг чести за предоставленные Россией в начале мировой войны союзникам шифры, что были захвачены на немецком крейсере. Если бы англичане сообщили сведения о местонахождении японцев хотя бы на пару дней раньше! Сейчас толка от новых разведданных было не много. Обдуманно или нет, англичане передали их как раз в тот момент, когда эскадра Колчака находилась уже в той самой южной части Японского моря и, видимо, вела уже бой. Тимирев сообщал, что успел всего за несколько часов снарядить к выходу в море ремонтные, снарядные, санитарные и угольные транспорты (впрочем, как знал Старк, их подготовил накануне похода сам адмирал Колчак). Еще до получения радио о произошедшем сражении и победе над японцами транспорты вышли в море для оказания помощи пострадавшим в бою кораблям русского флота. Тимирев предлагал Старку встретить и сопровождать транспортную флотилию, которую пока конвоировали лишь канонерка "Маньчжур" и старые миноносцы, да еще авиаматки контр-адмирала Дудорова.
Георгий Старк удивлялся рвению Тимирева. Он так рвался помочь Колчаку, который, как известно, увел у него жену. Однако тимиревский план спасательной экспедиции Старк признал верным. Если судить по Ютланду, состояние прошедших эскадренный бой дредноутов может быть самым критическим. Ремонтные суда придутся Колчаку весьма кстати. Поджидать спасательную флотилию пришлось недолго. Воздушная разведка вывела ее прямо на крейсера Старка. А затем летчики с авиаматок принесли вести об обнаружении своих линкоров. Еще несколько часов напряженного ожидания, и сигнальщики с фор-марсов доложили, что видят русскую эскадру. С юга шли победители! На флагманской "России", других кораблях приготовились к радостной встречи. Однако, по мере сближения, сердца всё более наполнялись горечью и болью. Это была не прежняя русская Тихоокеанская эскадра, а ее жалкие остатки - четыре линкора, до неузнаваемости изрешеченные снарядами, один крейсер-дредноут и три легких крейсера - возвращалось меньше половины кораблей. Какая же это победа при таких потерях!
Георгий Старк пригласил контр-адмиралов Порембского и Кедрова на "Россию". Встретив прибывших у трапа, Старк проводил их в старомодно-просторный адмиральский салон крейсера и сразу же нетерпеливо завязал беседу:
- Михаил Михайлович! Казимир Адольфович! Рад видеть вас в добром здравии! Но где же остальные корабли?
- "Нахимов" на дне, - отёчный Порембский пригладил отвислые усы, поморщился, как от зубной боли. - "Бородино", "Кинбурн" и "Наварин" отошли на юг, ими сейчас Александр Васильевич занимается. Отправился вдогонку на "Бутакове". На юге где-то и "Спиридов" с "Трапезундом. Что касается остальных - не знаю... Вчерашним вечером "Полтава", "Петропавловск" вместе с "Рюриком" и "Лазаревым" вышли поврежденными из боя и взяли курс на север. То же самое, видимо, случилось с "Муравьевым" и "Измаилом". Они дрались отдельно от эскадры. Больше сведений о них не имеем... Очевидно, отстали, раз вы их не встретили. Шли ночью, как и мы, без связи, чтобы японцы не запеленговали. Поэтому, хотя они и молчат, есть надежда, что хотя бы кто-то из них уцелел. Может, радиостанции у них выведены из строя.
- Послушайте! - Старк не мог сдержать волнения. - "Петропавловск", "Полтава", "Измаил", "Рюрик", "Адмирал Лазарев", "Муравьев-Амурский". Три дредноута, большой броненосный крейсер, два легких крейсера! Не могут же они пропасть без следа!
- Что вы хотите? - Михаил Кедров брезгливо потер выпачканный сажей рукав мундира.
Адмирала, который всегда представлял собой образец истинного джентльмена, было не узнать. Несвежая, мятая одежда, щетина на лице, глаз дергает нервный тик.
- Когда поврежденные корабли покинули линию, мы вели страшный бой. "Екатерину" японцы просто разнесли на куски, остальные уцелели каким-то чудом. После сражения тоже было не до того, чтобы искать тех, кто ушел раньше. Мы сами едва не затонули этой ночью. В конце концов, с "Петропавловском" с "Полтавой", наверное, уже разобрался Александр Васильевич, когда ушел на юг к линейным крейсерам. Снял, наверное, людей на свой крейсер, а мог послать для эвакуации "Трапезунд" или "Спиридова", один из линейных крейсеров, наконец...
- Михаил Михайлович! Я вас и Казимира Адольфовича ни в чем не смею упрекнуть. Однако считаю своим долгом немедленно отправиться на дальнейший поиск для оказания помощи оставшейся части эскадры.
- Постойте, Георгий Карлович, - Кедров, сидя в кресле, размашисто качал ногой, так что было видно прожженную до дырки подошву. - Мы должны, прежде всего, спасать тех, у кого есть шансы спастись. Сначала надо довести до Владивостока пять наших линкоров. А что касается остальных, положимся на милость Божию... Можно, конечно, обратиться к командующему, адмиралу Колчаку с запросом по радио о дальнейших действиях, но это наверняка откроет наше положение японцам. И, к тому же, будет ли действовать радиосвязь на такой дистанции?
- В отсутствии связи с командующим вынужден руководствоваться указаниями командующего военным портом адмирала Тимирева, - твердо сказал Старк. - А он распорядился принять все меры к поиску наших кораблей. Включая отставших от остальных. Если они терпят сейчас бедствие, медлить с помощью недопустимо!
- Ваше превосходительство! - нахмурился Кедров. - Вы же не можете нас просто вот так бросить и отправиться дальше в море искать непонятно кого. Это граничит с преступлением! Мы находимся в критическом состоянии, и оставлять нас без помощи...
- Я предоставлю вашему отряду соответствующее количество вспомогательных судов, - Старк решительно встал из-за стола. - А сейчас, прошу меня извинить, я должен отдать необходимые распоряжения. Честь имею, господа!
С судоремонтного "Монгутая" на исковерканные в бою линкоры переправлялись инженеры и рабочие с запасным оборудованием, чтобы попытаться хоть что-то починить на ходу. Обратно с дредноутов шлюпками и катерами везли на санитарную "Уссури" тяжелых раненых. Безопасность замершей на месте эскадры охраняли ходившие вокруг эсминцы и пара круживших в небе гидропланов. Провожаемые гудками остальных судов, высокобортные крейсера-красавцы "Россия", "Громобой", "Аскольд" и осененный Георгиевским вымпелом "Варяг" устремились дальше на юг, поднимая к облакам столбы черного дыма. За крейсерами едва поспевали плавучая ремонтная мастерская, буксир, два угольщика и "Алмаз".
В мае 1905 года крейсер 2-го ранга "Алмаз" единственный из русской эскадры (не считая миноносцев "Грозный" и "Бравый") сумел добраться до Владивостока после Цусимского разгрома. Пятнадцать лет спустя "Алмаз" вернулся на Дальний Восток уже в ином качестве. Он стал кораблем-авиатранспортом, и на палубе его теперь гнездились птицы из дерева и полотна. Помимо "Алмаза" в отряд авиаматок-гидрокрейсеров контр-адмирала Дудорова входили авиаматки "Капитан-инженер Мациевич", "Штабс-капитан Нестеров" и "Штабс-капитан Энгельс". Еще недавно они служили вместе с "Алмазом" на Черном море и называли тогда по-другому. Первые два были "императорами" - "Николаем I" и "Александром I". Но такие названия больше соответствовали линкорам, поэтому авиаматки переименовали в память о знаменитых русских летчиках Льве Мациевиче и Петре Нестерове. Третий авиатранспорт прежде именовался "Румынией", а новое свое имя получил в честь летчика и авиаконструктора Евгения Энгельса, разбившегося два года назад при испытании морского истребителя своей конструкции.
Борис Петрович Дудоров недоумевал - почему адмирал Колчак не взял с собой в поход ни одного авиатранспорта. Раньше, командуя Черноморским флотом, Колчак заботился о том, чтобы дредноуты постоянно сопровождались авиаматками, гидропланы которых вели разведку, прикрывали линкоры от ударов с воздуха и из-под воды. Впрочем, на Черном море русский флот господствовал, а на Японском противник оказался гораздо сильней. При встрече с вражескими линейными силами тихоходные авиаматки связали бы эскадру - так думал, наверное, командующий... Кроме того, для воздушной разведки у Колчака уже было два-три собственных аэроплана на палубах линкоров, что же касается японского воздушного и подводного флота - они, как считалось, находились в зачаточном состоянии и, таким образом, по большому счету, в авиаматках не было здесь большой нужды.
В спасательной экспедиции гидрокрейсера должны были искать с воздуха поврежденных русских кораблей, а также защищать остальных от подлодок и аэропланов. Авиация вполне оправдало свое предназначение. Не успели корабли отойти от Владивостока и на сотню миль, как гидросамолет с "Энгельса" заметил идущую в надводном положении большую подводную лодку, замаскированную мачтами с парусами. Пилот снизился и был обстрелян с субмарины из карабинов и револьверов, после чего, уже не колеблясь, сбросил на лодку серию малых бомб, разорвавшихся на ее палубе. На лодке загорелись паруса, она накренилась. Через час к поврежденной субмарине подошли миноносцы "Сердитый" и "Скорый". Японцы их встретили огнем 105-мм орудия, которому русские могли противопоставить лишь 75-мм пушки. Тем не менее, миноносцы вступили в бой с подводным крейсером и вели огонь, пока субмарина не затонула. В покрытой маслянистой пленкой воде плавало несколько человек. С эсминцев спустили шлюпки, но японцы плыли от них прочь, игнорируя брошенные концы, ныряли, когда их пытались ухватить за шиворот или волосы. Как выяснилось позднее, комбинированной атакой аэроплана и миноносцев была уничтожена бывшая немецкая лодка U-125, полученная Японией по репарации. Это был корабль океанского класса, достроенный уже после окончания войны. Лодка несла дозорную службу в заливе Петра Великого, но из-за поломки дизелей лишилась хода, аккумуляторы ее были разряжены. Экипаж пытался добраться до ближайшего корейского порта на импровизированных парусах, когда U-125 была обнаружена русской воздушной разведкой и уничтожена.
Старк поздравил авиаторов с первой победой, однако Дудоров был убежден, что его самолеты способны на большее. Главной опасностью, которая угрожала возвращавшейся во Владивосток эскадре, по его мнению, были вовсе не подлодки. Субмаринами Страна Восходящего Солнца занялась всёрьез только два-три года назад, заказав подводные корабли новейших типов в Англии, Франции и Италии, а также внимательно изучая то, что досталось им после капитуляции Германии. Первые современные подлодки японского флота вступили в строй перед самой войной с Россией, но освоить их толком японцы никак не успевали. А вот надводный минный флот у японцев имел боевой опыт, какого не было ни у кого в мире. Сколько русских кораблей было отправлено на дно торпедами после Цусимы! Очевидно, что и на этот раз японцы бросят на израненную русскую эскадру свои хорошо подготовленные флотилии эсминцев.
Борьба с надводными минными силами гораздо важнее сейчас, чем противовоздушная или противолодочная оборона. Хотя утопить эсминец аэроплану будет трудней, чем подлодку, особенно - застывшую без хода в надводном положении. Но задача эта вполне решаемая. Собственно, из значительных кораблей только эсминцам и могли угрожать всерьез легкие русские гидропланы, которые свободно размещались на палубах авиаматок, но не были способны поднять тяжелые бомбы или торпеды. Выловить быстроходные эсминцы в открытом море - дело почти безнадежное. Единственный реальный шанс, считал Дудоров, атаковать противника в его базе. Атаковать надо днем, пока японцы готовят свои эсминцы для ночных атак. Оставалось малое - узнать местонахождение стоянки минной флотилии. К счастью, Дудоров обладал этой информацией. Утром самолет-разведчик с "Алмаза" случайно обнаружил в юго-западном секторе идущий полным ходом японский эсминец. Последовав за ним, аэроплан вышел к Гензану. Большая часть гавани была скрыта туманом, но, всё же, разведчики смогли рассмотреть внизу значительное скопление эсминцев. Находиться над портом дольше в ожидании, когда рассеется туман и откроется вид на всю гавань, русские не могли - кончалось горючее, к тому же с расположенного рядом аэродрома стали подниматься японские истребители.
С момента получения этих сведений Дудоров мог думать только о нападении на Гензан. Он немедленно обратился к контр-адмиралу Старку с предложением не ждать ночных ударов японским эсминцев, а самим ударить по ним днем. Контр-адмирал Старк был настроен скептически, считая более важным продолжать поиски ненайденных еще русских кораблей. Однако Дудоров убедил начальника экспедиции, что для воздушной разведки тому вполне хватит двух авиаматок - "Алмаза" и "Энгельса" с 18-узловым ходом. Авиатранспорты "Мациевич" и "Нестеров", менее быстроходные, но зато несущие не по пять, а по восемь гидропланов каждый, отделились от отряда и двинулись на зюйд-ост, углубляясь в обширный залив Броутона (или Восточно-Корейский). Их сопровождали канонерская лодка "Маньчжур" и старые миноносцы "Бодрый", "Бравый", "Бойкий" и "Грозный", главной задачей которых было оказание помощи аппаратам, совершившим вынужденную посадку.
В 30 милях от берега авиаматки замедлили ход и легли в дрейф, приступив к спуску аппаратов. Погода благоприятствовала, море было спокойным, и аэропланы могли без риска взлетать с гладкой поверхности воды. Стрелы кранов, еле слышно гудя электромоторами, один за другим осторожно опускали за борт самолеты: - стоявшие над водой на поплавках бипланы с длинными коробчатыми корпусами и остроносые летающие лодки-монопланы с опущенными кончиками изогнутых крыльев. Гидрокрейсера отошли, освобождая пространство для взлета. Прогрев моторы, аэропланы брали разбег и, подталкиваемые буравящими воздух винтами, в туче водяных брызг поднимались один за другим над морской гладью. Первыми стартовали четыре остроносых истребителя-моноплана. Следом за ними взлетели шесть бипланов-торпедоносцев. Через некоторое время, когда первые две группы успели удалиться, с воды поднялись еще шесть бипланов. Покачиваясь на воздушных потоках, аэропланы летели на запад, и через четверть часа пилоты увидели поднимающиеся из воды горы Кореи, а перед ними, за узким мысом и россыпью островков, ощетинившиеся лесами (и стволами орудий береговых батарей) мачты и трубы многочисленных кораблей, заполнивших гавань Гензана.
В Гензане адмирал Танин Ямай вместе с немногими оставшимися у него штабными офицерами перешел с совсем уж крошечного крейсера "Тацута" на чуть больший "Яхаги". Адмирал понимал, что, скорее всего, командуют Соединенным флотом последний день. Флота, как такового, в общем-то, уже и не было. На гензанский телеграф пришло сообщение о прибытии в Майдзуру линкоров "Исэ" и "Хьюга", причем последний едва добрался до спасительной гавани. Шесть дредноутов из восьми потерял Ямай во вчерашнем сражении! У противника же достоверно в сражении потоплен только один линкор, да еще один, как порадовал контр-адмирал Яманако, его эсминцы уничтожили этой ночью. Соотношение потерь один к трем в пользу русских! После такого отставка неизбежна. Но, пока из ставки не получен приказ о передаче полномочий, Ямай намеревался сделать всё возможное, чтобы обернуть победу русских их поражением. Обратный путь вражеской эскадры будет долгим, за один день до Владивостока они не доберутся, и следующей ночью у японцев будет еще один шанс увеличить число уничтоженных русских кораблей.
К утру в Гензане собрались все эсминцы Объединенного флота. Во вчерашнем сражении минные флотилия понесли серьезные потери. 1-я флотилия была фактически уничтожена, три оставшиеся от нее эсминца Ямай передал во 2-ю флотилию контр-адмирала Тацио, насчитывающую теперь полноценные одиннадцать эсминцев. Двенадцать эсминцев было в 3-й флотилии контр-адмирала Яманако (в том числе два новых сильных корабля типа "Минекадзе"). Итого двадцать три эсминца. Правда, из них всего пять больших, 1-го ранга, остальные 2-ранговые, прибрежного действия, в том числе десять устаревших эсминцев типа "Каба" с паровыми машинами. Но, впрочем, этого вполне хватает для массированного ночного удара по кораблям русского линейного флота. Хуже, что из легких крейсеров у Ямая остались только "Тацута" и "Яхаги". Хотя, формально, в Гензане были и другие крейсера. На внутреннем рейде стояли трофеи прошлой русской войны "Цугару" и "Асо" - бывшие "Паллада" и "Баян", а также и свои ветераны, сражавшиеся еще с китайцами четверть века назад, - "Акицусима", "Чиода", "Ицукусима-мару". Все эти старые корабли теперь служили в основном транспортами для перевозки боеприпасов.
Сейчас из их трюмов непрерывно шла выгрузка торпед и снарядов на пришвартованные эсминцы, готовящиеся к ночным атакам. Не обходилось без путаницы. Одним эсминцам были нужны 533-мм торпеды, другим - 457-мм. Иногда корабли направлялись не к тем транспортам, и ошибка выяснялась уже при попытке зарядить аппараты. Приходилось поднимать торпеды обратно, швартоваться к другому кораблю и начинать всё по-новому. Беспорядка добавляла и сутолока вокруг угольных и нефтяных барж, с которых эсминцы получали топливо. С воздушного шара, поднятого на тросе у входа в бухту, гавань выглядела как миска густого супа-мисо, только наполненная не кусочками сушеной рыбы и, овощей, а большими и малыми судами.
Японские аэронавты-наблюдатели заметили вдали над морем, рой черных точек. Тут же по телефону был дан сигнал к взлету истребителей. С воздуха порт прикрывало шесть истребителей "ньюпор-24". Эти простые по конструкции самолеты японцы с недавнего времени строили сами по французской лицензии. В других странах "ньюпоры" использовались теперь как учебные самолеты, но японские авиаторы не боялись идти в бой на устаревших аппаратах. Гензан был далеко от линии фронта, и здесь из вражеской авиации если кто и появился, то либо сверхдальние тихоходные бомбардировщики, либо гидроаэропланы. А даже старый колесный истребитель намного быстрее, а значит - сильнее любого гидроплана, вынужденного совмещать функции воздушного полета и плавания.
Первыми из русской воздушной армады к Гензану подошли четыре моноплана-парасоля со странными, загнутыми вниз крыльями. Они пока не открывали огонь и японские истребители смогли свободно взлететь и подняться вверх, чтобы обрушиться на отягощенные поплавками гидроаэропланы. Внезапно русская четверка тоже стала стремительно набирать высоту и врезалась в строй японских машин, смешавшись с ними в беспорядочной на первый взгляд воздушной свалке. Японских летчиков подвела их самонадеянность. Посмертное дитя штабс-капитана Энгельса - гидроистребитель "чайка" благодаря предельной легкости своей конструкции обладал феноменальной скоростью, что позволяло ему на равных сражаться практически со всеми моделями современных истребителей. Ну, а устаревшие "ньюпоры" были для "чаек" совсем легкой добычей.
Михаил Никифорович Ефимов официально считался первым русским авиатором (как раньше всех получивший летное удостоверение). В германскую войну он стал полным георгиевским кавалером и флагманским летчиком Севастопольской флотской авиабригады. Сейчас немолодой уже пилот вел в атаку 1-й корабельный истребительный отряд. Подлетая к Гензану, Ефимов сначала растерялся, увидев над ним знакомые силуэты "ньюпоров". В русском воздушном флоте эти самолеты недавно еще составляли половину парка. Сам Ефимов большую часть прошлой войны провоевал на "ньюпоре". Как то не по себе ловить старого друга в прицел. Русские пулеметы молчали. Впрочем, в любом случае, рыцарский кодекс пилотов-истребителей требовал позволить противнику взлететь с аэродрома и занять позицию в небе. Но вот, наконец, гул моторов в небе разорвал треск пулеметных очередей.
Для опытных русских асов бой над Гензаном не обещал быть особенно сложным. Численное превосходство японцев - шестеро против четверых - не смущало Ефимова. Над Констанцей он как-то дрался один против шести "альбатросов". Тогда его колесный истребитель оказался сильнее немецких поплавковых. Более скоростные машины позволяли русским спокойно заходить в хвост вражеского самолета и расстреливать его в упор. Хотя, в принципе, биплан "ньюпор" был маневреннее русского моноплана, и опытный пилот имел шанс сбросить с хвоста "чайку" резкими виражами. Для высшего пилотажа хрупкий гидроистребитель не годился, его создатель погиб именно при испытания "чайки" на прочность при перегрузках. Впрочем, и "ньюпор" требовал осторожности в пилотирования.
Начал беспорядочное падение к земле первый сбитый вражеский аэроплан. Ефимов выбрал себе противника, который на фоне остальных японских летчиков отличался заметным мастерством. Возможно, этот пилот стажировался в прошлую войну на французском фронте... Японец кружил по меньшему радиусу, отгоняя пулеметным огнем "чайки" от других "ньюпоров". Он явно пытался руководить своим отрядом, выстраивая его каруселью для круговой обороны, не давая русским заходить сзади. Ефимов набрал высоту, подловил момент и, спикировав, вклинился в японский строй, выйдя в хвост вражескому лидеру. Тот стал быстро уходить вниз, скользя змейкой с резкими виражами. Несколько очередей прошло мимо. Японцу уже почти удалось оторваться. Внезапно, с резким треском у "ньюпора" оторвалась вся нижняя плоскость крыльев. Искалеченный истребитель свалился в штопор и рухнул в воды залива. Очередная победа не радовала Ефимова, дело решило не его мастерство, а ненадежность конструкции самолета.
Ефимовская "чайка" вернулась к месту общей схватки. Там, впрочем, справлялись и без него. Двух японцев прикончил молодой ас Григорий Сапожков, оба раза безжалостно расстреляв пилотов с близкого расстояния. Еще один "ньюпор" планировал к земле с заглохшим мотором. Бой продолжал лишь один японский самолет, весь уже изрешеченный пулями. Наконец и он вспыхнул, охваченный жарким бензиновым огнем. Вниз полетела горящая фигурка выпрыгнувшего пилота. В заключение "чайки" расстреляли наблюдательный аэростат. Его пилоты воспользовались парашютами.
Не успел еще рассеяться дымные хвосты, оставленные сбитыми японскими истребителями, как в дело вступили шесть "аистов" - русских гидроторпедносцев, разработанных конструктором Шишковым. Внешне этот был обычный небольшой одномоторный поплавковый биплан. Его легко можно было принять за разведчик, ведь под крыльями не висело ни одной бомбы. О грозном предназначении самолета можно было узнать, лишь разглядев через полностью открытый снизу фюзеляж 3-метровое тело торпеды. Первую группу "аистов" вел штабс-капитан Алексей Грузинов, наиболее опытный русский минометатель. Именно он доводил до ума предложенную Шишковым схему воздушного торпедирования, совершив десятки, если не сотни учебных сбросов. Оставалось совсем немного времени, чтобы узнать - приведет ли многолетняя работа к нужному результату. Грузинов повернулся ко второму пилоту, сжавшемуся за его спиной в тесной кабине. Пора было запускать устройство для пуска торпеды - вернее, метательной и нерционной мины. Первая русская авиационная "торпеда" не имела своего двигателя и, после сброса, должна была двигаться к цели по инерции. Чтобы лучше держать курс, торпеда раскручивалась при помощи специального механизма. По команде Грузинова пилот-бомбардир подключил шкив к валу авиадвигателя. От него ременная передача шла ко второму шкиву, вращавшему торпеду вдоль оси.
Самолет затрясся частой дрожью так, что у пилотов клацали зубы, а штурвал норовил выпрыгнуть из рук. Грузинов с беспокойством посмотрел на раскачивавшиеся плоскости крыльев. Скорее бы сбросить эту крутящуюся за кабиной стокилограммовую стальную рыбину. Вокруг большого трехтрубного корабля сгрудилась целая куча эсминцев. Вот тут точно не промахнешься! Грузинов пошел на снижение,
- Приготовиться!
- До цели пятьсот метров!
- Триста метров!
- Сто пятьдесят метров!
- Сброс!
Взвизнув, торпеда сорвалась с креплений, нырнула в снопе брызг в прозрачную воду и, продолжая крутится вокруг оси, понеслась к "Цугару", когда-то ходившему под Андреевским флагом и называвшегося тогда "Паллада"... Захваченный после сдачи Порт-Артура и уже в то время считавшийся устаревшим крейсер японцы использовали как учебное судно, а недавно переделали под минный заградитель. В Гензан же "Цугару" пришел загруженный под завязку 120-мм и 76-мм снарядами. Корабль только-только стали разгружать, чтобы восполнить боезапас орудий японских миноносцев. "Аист" пронесся над палубой крейсера, едва не зацепился поплавками за мачту. Через мгновение идущая следом под водой остроносая "рыбка" дошла до борта бывшей "Паллады". Самолет Грузинова разворачивался над берегом, когда его едва не опрокинул мощный удар взрывной волны. Летчику с трудом удалось удержать аэроплан в воздухе. Несколько обломков пролетели совсем рядом, едва не смяв обтянутые полотном крылья. Большой корабль позади исчез в огромном облаке дыма, водной пыли и пара - вслед за детонацией снарядов на "Цугару" взорвались котлы. Старый крейсер разорвало на части. Вместе с ним затонули, перевернувшись вверх килем, сразу два находившихся рядом эсминца - "Сакура" и "Татибана". У стоявших чуть дальше "Мацу" и "Кири" от сотрясения сдвинулись машины и котлы, началась сильная течь через расшатанную обшивку. Оба корабля, чтобы избежать затопления, спешно отбуксировали к берегу и поставили на мелководье.
Следующей целью для русских самолетов стал старый крейсер "Асо", тоже превращенный в минный транспорт. На одном из атаковавших его "аистов" не включился механизм вращения торпеды (или же сами пилоты не решились его включать, опасаясь самоподрыва снаряда). После сброса мина сбилась с курса и ушла в сторону. Следующий самолет сбросил мину слишком далеко. Постепенно замедляя свое движение в глубине воды, она не дошла до корабля считанные метры, замерев на месте. Другие аэропланы сделали заход на четырехтрубный "Яхаги", выделявшийся своим видом среди японских кораблей. Из трех сброшенных мин лишь одна попала во флагманский корабль адмирала Ямая. Взрыв показался небольшим по своей силе, однако, как доложили адмиралу, две угольные ямы были затоплены, а скоро вода показалась и в носовом котельном отделении. Корабль получил небольшой крен на правый борт и всё более растущий дифферент на нос. Спустившиеся в бортовой коридор для поиска места пробоины матросы были отравлены взрывными газами и потеряли сознание. С "Яхаги" спустили шлюпки и стали готовиться к подведению пластыря.
К тому времени корабли в гавани прекратили погрузку и спешно снимались с якорей и бочек. На берегу не стихал треск винтовок и пулеметных очередей по кружившим вверху аэропланам. В отражение налета активно включились расчеты корабельных орудий, поднимая стволы максимально вверх. По самолетам вели огонь почти с каждого крейсера или эсминца. Шансов поразить аэроплан у обычных орудий, однако, было немного. Больше доставалось другим кораблям, по которым то и дело хлестал стальной дождь падающих сверху осколков. Потом японцы догадались организовать заградительный огонь в сторону моря, откуда приближалась следующая волна волны русских гидропланов. Это группу торпедоносцев вел на Гензан капитан 2-го ранга Николай Робертович Вирен, сын последнего командира порт-артурской эскадры, прославившийся воздушными рейдами на турецкие берега.
Обнаружив на подлете непрерывно вспухающие в небе белые облачка шрапнели, русские аэропланы набрали высоту и перелетели опасный участок. Только один самолет после близкого взрыва гранаты задымил и повернул назад. Остальные, пройдя на недоступной для обстрела высоте, развернулись и стали выходить в атаку со стороны гор, чтобы сбросить инерционные мины на стоящие у берега корабли.
Часть торпед упала, не долетев до воды. Одна сразу зарылась в землю, осыпав песком здания портовых складов. Другая пронеслась по причалу трехметровым вертящимся столбом, сметая, точно кегли, гарнизонную роту, построенную для винтовочной стрельбы по русским самолетам. Еще одна торпеда взорвалась на причальной стенке, обрушив на пришвартованный у берега эсминец "Умикадзе" град камней и обломков. Кораблю изрядно разворотило борт и палубы, смяло трубы и вентиляторы. Четвертая торпеда нырнула в воду у "Кавакадзе", прошла под килем и всплыла по другому борту эсминца. Отбомбившиеся самолеты свечкой ушли вверх, но два "аиста", не успев сбросить мины, разворачивались над бухтой для повторной атаки. Один из них, выходя из разворота, налетел на выпущенный почти в упор 120-мм снаряд и осыпался в воду грудой растерзанных обломков. Но следующий сбросил торпеду предельно точно и добился попадания. Пройдя сорок метров под водой, вращающая мина ударила в эсминец 2-го ранга "Цубаки". Маленький корабль словно хлестнуло поперек тяжелой водяной плетью. Эсминец накренился, через разорванный борт трюмы заливал настоящий водопад. Машинное отделение было затоплено, генераторы вышли из строя, помпы не работали, и вскоре "Цубаки", задирая нос, ушел до мостика под воду, коснувшись килем дна.
"Чайки", как могли, помогали торпедоносцам. Оставшиеся пулеметные магазины истребители опустошали, штурмуя вчетвером древний крейсер "Ицукусима", ныне базу подводных лодок. Одна из очередей зажигательных пуль (для расстрела привязных аэростатов) воспламенила сложенные на палубе бочки с бензином для малых субмарин. Через мгновение старый корабль вместе со стоявшими у его бортов малыми подводными лодками был полностью охвачен пожаром. Скоро языки пламени стали долетать и до стоявшей рядом второй базы подлодок - похожей на миниатюрный крейсер "Нагаура-мару". Когда "Ицукусима" взорвалась, обрушив горящие обломки на соседние причалы и постройки, "Нагаура" почти сразу повторила ее печальную судьбу. В прошлом погибшее судно называлось "Тацута", но, перейдя из торпедных канонерок в суда обеспечения, передала свое имя новому легкому крейсеру.
Танин Ямай мрачно наблюдал за воцарившимся в порту хаосом. Из воды торчали надстройки и мачты затонувших кораблей, небо застилал дым нефтяного пожара. Адмирал был готов рвать на себе волосы. Как он не предусмотрел в своем тщательно продуманном плане все возможные угрозы! Гензан как база для нацеленных на отходящий русский флот минных сил был надежно защищен береговыми батареями и минными заграждениями от ударов с моря. Но кто мог предположить воздушное нападение такого масштаба! Ямай знал, конечно, что в мировую войну итальянцы бомбили с воздуха австрийские дредноуты в Поле, а англичане - "Гебен" в Стамбуле. Но, во-первых, эти налеты были, в сущности, безрезультатны, во-вторых, совершали их тяжелые бомбардировщики с наземных аэродромов. До Гензана русским "муромцам" было не долететь, а легкие аппараты с авиатранспортов Ямай не воспринимал всерьез. Как оказалось, зря... Потеряно три корабля снабжения и шесть эсминцев. К счастью, суда с топливом и торпедами для миноносцев не пострадали, а с нехваткой снарядов при ночных атаках эсминцев на русскую эскадру можно будет как-нибудь справиться. Но ведь воздушные налеты могут повториться! Нужно как можно быстрее найти и потопить эти авиаматки. Они не могут быть слишком далеко! Ямай передал начальнику 3-й минной флотилии Яманако приказ выйти в море, найти и уничтожить вражеские авиатранспорты. Поднимая белые буруны форштевнями, большие новейшие эсминцы "Минекадзе" (флаг контр-адмирала Яманако) и"Савакадзе", лидирующие устаревшие эсминцы 2-го ранга "Каба", "Касива", "Суги", "Сакаки", "Каэде" и "Кусиноки", устремились к выходу из бухты.
В море восемь японских эсминцев разошлись для поиска русских авиаматок. Вскоре с "Суги" пришла радиограмма о замеченном перископе. Через несколько минут такое же сообщение поступило от "Каба". Контр-адмирал Яманако запросил командующего - не дежурят ли на боевых позициях рядом с бухтой японские подлодки? Ямай ответил, что они в море не выходили. Эсминцы открыли огонь. Постепенно японцы стали замечать, что перископы под обстрелом оставались неподвижными, только странно раскачивались среди водяных разрывов. Спустив шлюпки, японцы обнаружили, что вели огонь по обычным деревянным жердям, которые прикрепленный к одному из концов груз заставлял держаться в воде вертикально. Русские аэропланы при подлете к порту сбрасывали такие ложные "перископы" целыми охапками. Разобравшись с проблемой, японцы возобновили свои поиски.
Выйти на противника первым повезло "Касиве", который действовал в северо-восточном секторе. Вначале японцы заметили русский миноносец. Это был "Бодрый", который буксировал поврежденный "аист", подбитый во время налета и совершивший вынужденную посадку в море. Обнаружив за кормой вражеский эсминец, "Бодрый" бросил гидроплан, расстреляв его из орудий, и стал отходить на восток. Японский малый эсминец типа "каба" был всё же быстроходней, чем старый русский миноносец, а против двух 75-мм пушек "Бодрого" у японцев были одно 120-мм и четыре 76-мм орудия. Однако японский командир предпочел не форсировать события, надеясь, что миноносец выведет его на главные вражеские силы. Он не ошибся, и вскоре смог разглядеть впереди суда солидных размеров. Море вокруг них было усеяно точками приводнившихся аэропланов.
Контр-адмирал Дудоров на "Капитане-инженере Мациевиче" был погружен в срочные дела. Налет на Гензан прошел успешно, даже отсюда было видно поднимающийся из-за горизонта колоссальный горб черного дыма. Аэропланы один за другим садились на "зеленую воду" - защищенное от волн пространство в тени больших кораблей - авиаматок "Мациевича", "Нестерова" и канонерки "Маньчжур" (от последнего их потом буксировали к транспортам миноносцы). Вернувшиеся пилоты говорили о десяти, по крайней мере, взорванных и потопленных японских кораблях. Большего от дюжины легких "аистов" нельзя было и ожидать. Но, с другой стороны, никто не думал, что скромный корейский порт окажется так забитым вражескими кораблями. Дудоров ругнул про себя ретроградов из Генмора, привыкших смотреть на авиацию только в плане воздушной разведки. А ведь что стоило выписать из-за границы новейшие авиадвигатели, поставить их на самолеты вместо нынешних, слабосильных. Тогда бы "аисты" смогли поднять по полтонны бомб или даже настоящую торпеду вместо стокилограммовой инерционной мины. А пока получается, что большинство японских эсминцев уцелели и продолжают угрожать отходящей русской эскадре. Да и самим авиаматкам было небезопасно такое близкое соседство с крупным отрядом вражеских быстроходных кораблей. В Гензане ведь видели и крейсера. Наилучшим решением было бы скорей забрать самолеты и уходить в море.
Однако Дудоров принял решение повторить воздушный налет. Только так оставалась возможность вывести у японцев из строя максимальное количество торпедных судов. Поднятые на авиаматки самолеты заправляли бензином, закрепляли в фюзеляже новую мину и тут же спускали стрелой обратно на воду. Пилоты еле успевали размять ноги на палубе и спешно перекусить бутербродами перед тем как снова залезть в тесные кабины. Работая в бешеном темпе, на авиаматках снаряжали к вылету вернувшиеся первыми шесть торпедоносцев Грузинова. Самолеты отряда Вирена было решено заправлять на плаву, у борта, не поднимая на авиаматки. Правда, тогда их приходилось снаряжать вместо мины бомбами - старыми артиллерийскими снарядами, к которым приделали жестяные стабилизаторы. Ранее на плаву были заправлены и четыре "чайки", уже улетевшие к "Энгельсу". Тот шел сейчас вместе с линкорами где-то далеко на востоке. Взамен, по переданному Дудорову по радио приказу, ожидали прилета с "Энгельса" четырех гидропланов.
Как гром с ясного неба пришло радиосообщение с "Бодрого": на зюйд-весте замечен приближающийся японский эсминец. Обычно на случай атак вражеских кораблей авиаматки сопровождали крейсера. Дудоров пожалел, что не решился просить у Старка "Аскольда" или "Варяга". Двенадцать 6-дюймовок одного из этих старых кораблей могли бы здорово охладить пыл японских миноносцев. А сейчас приходилось надеяться только на старую канонерку "Маньчжур", уже тридцать лет служившую в Сибирской флотилии. Дудоров распорядился авиатранспортам дать ход, оставив два поднятых последними "аиста" на грузовых стрелах. Заправленные самолеты получили команду к немедленному взлету, чтобы не подставляться на воде под вражеский огонь. Неподготовленные гидропланы должны были заправляться с миноносцев, имевших аварийный запас бензина. Но чтобы поднять в воздух аэропланы требовалось не менее пятнадцати минут, а японцы приближались слишком быстро. Навстречу им двинулся, неторопливо рассекая волны таранным форштевнем, старенький "Маньчжур", когда-то ходивший под парусами чаще, чем под паром.
Контр-адмирал Сибакити Яманако собрал два своих дивизиона для удара по обнаруженным авиатранспортам. Восемь эсминцев шли в атаку, развернувшись в широкую сеть, чтобы удобней было действовать торпедами и артиллерией. Какого-то серьезного сопротивления от русских транспортов японцы не ожидали. Главное успеть захватить вражеские аэропланы на воде! "Касива" шел прямо на замеченные самолеты, не обращая внимание на стоявший рядом с ними небольшой трехмачтовый корабль, в котором опознали старую канонерку. "Маньчжур" не казался японцам опасным. Они помнили, как в давнем бою в Чемульпо, которым русские почему-то так гордятся, однотипный с "Маньчжуром" "Кореец" так ни разу не сумел добросить свои снаряды до японских крейсеров. Командир "Касивы" считал, что без проблем расстреляет противника из дальнобойного и скорострельного носового 120-мм орудия. О чем японцам не было известно - "Маньчжур" успел получить вместо прежних устаревших 8-дюймовых пушек новые 6-дюймовки, не уступавшие в дальнобойности 120-мм орудию эсминца.
Стараясь заслонять еще не взлетевшие гидросамолеты, "Маньчжур" открыл огонь, стреляя двухорудийными залпами. По "Касиве" также вел огонь из двух 75-мм пушек подошедший "Бодрый", но, впрочем, без особого успеха. Японцы отвечали и первыми поразили неповоротливую канонерку. В разбитой прямым попаданием кают-компании "Маньчжура" вспыхнул пожар. Другой японский снаряд пронизал насквозь офицерские каюты правого борта. Котельное отделение наполнило дымом, который не выходил более через разбитые вентиляторы. Но в конечном итоге сказалось более тяжелое вооружение канонерской лодки. 152-мм русский снаряд разорвался в машинном отделении "Касивы". Эсминец потерял ход, превратившись в неподвижную мишень. Новое попадание поразило ему котлы. Мощный взрыв повалил трубы и сорвал большую часть палубы. Окутанный дымом и паром корабль перевернулся и исчез под водой.
Скоротечный бой привлек внимание других японских эсминцев. Грохот 6-дюймовок заставлял относиться к "Маньчжуру" с уважением. Авиаматки "Мациевич" и "Нестеров" в это время уходили полным ходом на северо-восток, в кильватере у них держались "Грозный", "Бравый" и "Бойкий". "Бодрый" вместе с поврежденным "Маньчжуром" продолжали прикрывать взлетающие с воды аэропланы. Три первых "аиста" направились к вражескому отряду, пытаясь если не потопить, так задержать его. Как оказалось, атаковать в открытом море маневрирующие на полном ходу эсминцы было гораздо сложнее, чем стоящие на якоре в гавани. Лишь одну торпеду из трех удалось сбросить достаточно близко на пересечку курса головного "Минекадзе". Эсминец не успевал уже уклониться, однако и эту мину отбросила в сторону поднятой кораблем волной. "Аисты" один за другим поднимались в воздух, над эсминцами трещали моторами без малого десяток самолетов. Они по-прежнему не добивались успеха, хотя фонтаны от бомб несколько раз окатывали палубы эсминцев. Атаки приобретали всё более демонстративный характер. В них участвовали и "пустые" самолеты, успевшие сбросить мины и бомбы. Японцы не могли разглядеть, есть или нет боезапас внутри фюзеляжа русского гидроплана и, на всякий случай, отворачивали от каждого аэроплана.
Последний "аист", у которого оставалась торпеда, атаковал, стараясь сбросить торпеду как большую бомбу - прямо на палубу первого подвернувшегося корабля. На "Каэде" русский аэроплан заметили, только когда он вывалился из дыма над трубами переднего мателота. Сброшенная с самолета торпеда пронеслась сверкающей сигарой низко над трубами, зацепилась за грот-мачту и, перекувырнувшись, с грохотом вонзилась хвостом в палубу за кормовым мостиком. Пройдя корабль насквозь, она проткнула днище и выскочила наружу, погнув напоследок правый гребной вал. "Каэде" затрясло и стало сносить в сторону, из пробоины хлестал фонтан. Заработали помпы, борясь с затоплением, но скорость корабля упала до 10 узлов, и он отстал от остальных эсминцев.
Те постепенно собирались вокруг "Маньчжура" и "Бодрого". На этот раз у японцев было полное превосходство. Засыпанные градом фугасов два старых русских корабля почти исчезли за густым лесом водяных всплесков. Охваченный пожарами "Маньчжур" еле двигался, стравливая пар из пробитого котла. Вся носовая часть была разворочена после детонации носового погреба боеприпасов, но с кормы некоторое время еще стреляла 120-мм пушка. Когда "Маньчжур" уже не отвечал на огонь, контр-адмирал Яманако передал приказ "Кабе" подойти и добить русских. После торпедного выстрела в упор пораженная в район котельного отделения канонерская лодка продержалась на воде лишь несколько минут, всё более кренясь на правый борт. Командир "Маньчжура", капитан 2-го ранга Четвериков приказал команде спасаться по возможности, а сам до последнего оставался на мостике. Было слышно, как внутри корабля трещат под напором воды ломающиеся перегородки. Матросы муравьями лезли из люков на палубу, прыгали с борта. Очередное содрогание старого корабля, и внезапно "Маньчжур" стал быстро уходить под воду. Еще до того "Каба" пустил вторую торпеду в полузатопленный "Бодрый". Подброшенный мощным взрывом, миноносец переломился, складываясь пополам .
Пока "Каба" добивал канонерку и миноносец, наиболее быстроходные у японцев "Минекадзе" и "Савакадзе" первыми выходили на русские авиатранспорты. Дудоров понимал, что его 15-узловым авиаматкам не уйти от развивавших 36-узловой ход новейших японских эсминцев. Надо было принимать бой. Японцы догоняли "Мациевича" и "Нестерова" по правому борту, огибая дымовую завесу, выставленную идущими позади миноносцами. Яманако предполагал, в случае если русские не сдадутся после первых выстрелов, сближаться и действовать торпедами. Русским пилотам в кружащих в небе самолетах останется либо лететь в Гензан и сдаваться, либо дожечь остаток топлива и остаться один на один с Японским морем. Японцы не сомневались в скорой победе над авиатранспортами, которые, как правило, вооружали лишь парой зенитных орудий и пулеметами.
Но русские авиаматки не зря называли гидрокрейсерами. По своей артиллерийской мощи "Мациевич" и "Нестеров" не уступали вспомогательным крейсерам-рейдерам. Кроме двух 75-мм зениток, авиатранспорты имели по шесть 120-мм орудий, из которых четыре могли стрелять на каждый борт. С другой стороны, русские корабли были очень уязвимы для обстрела - высокобортные, лишенные брони, с хранившимися в надстройках запасами бензина и боеприпасов для самолетов. Обладая превосходством в скорости, эсминцы могли бы просто безнаказанно расстрелять авиаматки издалека....
- Огня не открывать! Кто выстрелит раньше приказа, шкуру спущу с сукиного сына! Передать на "Нестеров", что тоже не думали стрелять.
После приказа, который Дудоров пролаял с мостика в жестяной рупор, артиллеристы даже отошли на полшага от своих орудий, уже приготовленных к бою.
Орудийные расчеты, которым на авиаматке впервые предоставлялась возможность пострелять по настоящим целям, недовольно ворчали сквозь зубы. Командиры правобортной и левобортной батарей, обходя орудия, торопливо разъяснили смысл адмиральского приказа - ждать, пока японцы не подойдут поближе. Но как тяжело было терпеть обстрел, не отвечая огнем на огонь! Первые фонтаны от падений японских снарядов легли перед носом авиатранспорта. Японцы предлагали остановиться и капитулировать? В ответ с "Мациевича" пару раз выстрелили из зенитки, прострочил очередь пулемет. Новые всплески, совсем рядом с бортом. Несколько человек на палубе упали, срезанные залетевшими осколками, зазвенели выбитые стекла иллюминаторов. Ответный сухой треск зенитных трехдюймовок. На японских кораблях частые вспышки выстрелов. Накрытие! Авиатранспорт заволокло удушливым дымом. Разбита грузовая стрела, под ней горит жаркий огнем так и не спущенный "аист". Матросы бросаются в горящий бензин, сталкивают самолет за борт. Сквозь дым видно, как вражеские эсминцы подходят ближе... Теперь пора!
Бааах! Оглушительно рявкнуло носовое 120-мм орудие "Мациевича", следом заговорила вся правобортная батарея. Канониры торопились выплеснуть накопившуюся злость, с бешеной скоростью работая с затворами орудий, выпуская в противника снаряд за снарядом. Этот огонь нельзя было назвать метким, опытных наводчиков на авиаматках не держали, но на близкой дистанции из множества выпущенных снарядов хотя бы малая часть, но находила цель. Снаряд, ударивший под мостик "Минекадзе", разорвал в клочья командира корабля. Раненного осколками в левую ногу и бок контр-адмирал Яманака унесли в лазарет. Командование кораблем принял старший артиллерийский офицер эсминца Матомэ Угаки.
Позади "Нестеров" открыл столь же ураганный огонь по "Савакадзе", который сразу же получил несколько подводных пробоин и потерял дымовую трубу. На выручку ему пришли "Саги", "Сакаки" и "Кусиноки", ранее готовившиеся расправиться с тремя русскими миноносцами, но под шквальным огнем с гидрокрейсера малые эсминцы-"каба" смогли лишь прикрыть отход потерявшего ход "Савакадзе". "Минекадзе" продолжал бой в одиночестве. По нему теперь стреляли и "Мациевич", и "Нестеров", и даже выдвинувшиеся русские миноносцы из своих 75-мм пушек. Лейтенант Угаки взял вправо, выходя на полном ходу из боя. "Минекадзе" продолжал следовать за авиаматками на безопасном расстоянии. Контр-адмирал Яманака из лазарета одобрил тактику лейтенанта Угаки - следить за авиатранспортами, не давать русским самолеты приводняться и ждать подкрепления. О нем Яманака уже запросил по радио командующего флотом. Огрызающиеся огнем авиатранспорты были явно не по зубам оставшимся в строю пяти японским эсминцам, из которых четыре имели лишь по одному орудию серьезного калибра.
Поврежденным "Савакадзе" и "Каэде" было приказано возвращаться в Гензан. В это время "Каба" лежал в дрейфе, чтобы подобрать сампанами моряков с затонувших "Бодрого" и "Маньчжура". Внезапно над японцами, занятыми спасательной операцией, появилась четверка гидросамолетов с "Энгельса". Они добрались до места после долгого перелета над морем. Не имея никак сведений о происходящем внизу и наблюдая стоящий без хода японский эсминец, "энгельсовские" пилоты вышли в атаку, высыпав сверху на "Кабу" восемь 50-кг бомб. Хотя ни одна из них не попала в корабль, несколько разорвалось совсем рядом, едва не опрокинув эсминец. Его обшивка запестрела осколочными пробоинами, во многих местах листы были вдавлены, швы между ними разошлись, заклепки вылетели. На "Кабе" стало быстро затапливать шкиперскую, носовой кубрик, вода постепенно заливала котельное отделение. После сигнала о помощи к тонущему эсминцу спешно подошел "Суги", забрав людей. Переполненный спасенными с трех судов, небольшой и неустойчивый "Суги" потерял боеспособность и тоже был отослан в Гензан. С "Минекаде" остались лишь два малых эсминца - "Сакаки" и "Кусиноки"
Борис Дудоров понимал всю сложность ситуации, в которой он находился. Положение складывалось так, что в ближайшее время могла быть потеряна вся корабельная авиация. Ходившие вокруг японские эсминцы не давали спокойно принимать самолеты, севшие на воду. К тому же любая задержка означала сейчас увеличение риска, что авиаматки догонят новые, более сильные вражеские корабли. А, может, отказаться от спасения самолетов? Их уничтожение хотя бы на время отвлечет японцев. Авиатранспорты тем временем, возможно, смогут оторваться от врага. Ну а летчиков, даст Бог, успеют забрать миноносцы. Капитаны обоих авиатранспортов предлагали именно это. Но нетрудно было представить, как воспримут такое решение начальники летных отрядов - Вирен и Грузинов, да и остальные летчики.
Дудоров с досадой потер лоб. А сам он кто больше - летчик или моряк? Наверное, всё же, моряк. Он и в воздух-то сам поднимался лишь считанные разы. Если моряк, то должен ради спасения кораблей без лишней жалости бросить аэропланы, как в старину в шторм отправляли за борт медные пушки. Ведь самолет для моряка - всего лишь дальнобойное орудие особого рода. Не то авиатор. Для него как раз корабль-авиаматка - простой носитель крылатых машин. Если бросить сейчас "аисты", их потеря будет означать провал всей операции, поставит крест на всем дальнейшим развитием русской морской авиации. Нет! Самолеты бросать нельзя!
Дудоров распорядился поставить "Мациевич" и "Нестеров" фронтом, бортами друг к другу. Догадаются ли летчики садиться в пространство между кораблями, под защитой гидрокрейсеров? Теперь с какой бы стороны не подошел японец, его встретит огонь шести орудий - бортовой батареи одной из маток или носовых и кормовых орудий двух кораблей. Самолеты устремились на посадку. Первым между авиаматок сели на последних каплях горючего самолеты с "Энгельса". За ними последовали другие самолеты, приводняясь по очереди на отведенную им полосу моря, выруливая уже на воде поближе к транспортам. Один гидроплан не успел отойти, и в него с треском влетел садившийся следом. Оба сцепившихся воедино искалеченных аппарата начали тонуть. Неожиданно эта плавающая на воде куча перепутанных ажурных конструкций пришла в движение, будто у нее заработал непонятный подводный движитель.
- Торпеда! Торпеда! - закричал один из державшихся за останки разбитой машины летчиков.
Когда оба русских авиатранспорта остановились для приема самолетов, "Минекадзе", "Сакаки" и "Кусиноки" несколько раз пытался выйти в атаку. Русские канониры отвечали жарким огнем, поэтому рискованные маневры были чреваты для японцев новым попаданием. Так и случилось. Русский снаряд разорвался между труб "Минекадзе". Стоявшее там 120-мм орудие было сбито со своей площадки, снаряды изрешетили радиорубку, лишив, таким образом, "Минекадзе" связи. В свою очередь японцы добились двух или трех попаданий в "Мациевич". На авиаматке был пробит навылет борт в носовой части, разрушена шпилевая машина, на жилой палубе возник пожар. Артиллеристам "Кусиноки" повезло пробить котел на миноносце "Грозный", окутавшимся паром.
Снаряды на "Минекадзе" подходили к концу, и лейтенант Угаки испросил у адмирала Яманако разрешения использовать торпедное оружие. Новейший эсминец был вооружен тяжелыми 533-мм торпедами. Дистанция для них была почти предельная, но по неподвижной цели шанс попасть имелся реальный. Главное, чтобы противник не заметили пуска и не дал хода. Увлеченные артиллерийской дуэлью русские не обратили внимания, что при очередном развороте "Минекадзе" выстрелил еще и торпедами. В пущенном из развернутых веером кормовых аппаратов залпе было только четыре. Их путь к русским кораблям занял несколько долгих минут. Три торпеды прошли вдали от авиаматок, одна, миновав не замеченной, "Мациевич", и двигалась прямо на "Нестерова", пока не натолкнулась на разбитый "аист". Самоходная мина ударила в ушедший в глубину хвост аппарата, но не взорвалась от слабого удара, а, скользнув по фюзеляжу к поверхности, застряв в опорах поплавка. Обнаруживший торпеду летчик не растерялся и по стойке перебрался к торпеде, пытаясь обеими руками вытолкнуть ее в сторону. Внезапно торпеда освободилась и ушла вниз, в глубину, едва не унеся смелого авиатора с собой.
Получив радиограмму от раненого Яманако, адмирал Ямай пришел в полнейшую ярость. Восемь эсминцев не смогли справиться с двумя вооруженными пароходами! Еще два эсминца потоплены, три повреждены. За два часа Ямай потерял половину своих легких сил! Командующий приказал выходить в море начальнику 2-й минной флотилии. Контр-адмиралу Мацумуро Тацио, который держал теперь флаг на легком крейсере "Тацута", было разрешено взять с собой три новейших эсминца "моми" - "Наси", "Нире" и "Кая". Их высокая скорость не давала русским транспортом никаких шансов уйти, а мощное вооружение (по три 120-мм орудия на каждом) вместе с четырьмя 140-мм орудиями "Тацуты" обеспечивало огневое превосходство над противником.
Не успел отряд Тацио удалиться в море, как с береговых наблюдательных постов к югу от порта передали об обнаружении в море трех легких крейсеров типа "Светлана" и четырех эсминцах типа "Новик". Вражеские корабли двигались вдоль берега на север. Очевидно, что русские спешили на помощь своим авиатранспортам. Новый отряд был гораздо сильнее того, что было у Тацио и Яманако. Может, стоило вернуть их, пока противник не отрезал эсминцы от Гензана? Но вражеские авиатранспорты тогда смогут продолжать беспрепятственно выпускать свои самолеты, и, кроме того, поврежденные японские эсминцы вернуться не успевают. Надо отвлечь от них внимание русских крейсеров. Как? Нападая на авиаматки!
Ямай потер покрасневшие глаза. Минувшей ночью ему так и не удалось поспать, хоть он и провалялся два часа на койке в крохотной адмиральской каюте "Тацуты" как раз над грохочущими турбинами.
- Передать на поврежденные корабли. Следовать как можно быстро в Гензан! При обнаружении противника уходить на север, в Канко! Отряду контр-адмирала Тацио - курс прежний, норд-ост! Идти самым полным ходом и атаковать авиатранспорты транспорты до подхода русскиих крейсеров!
О бомбежке Гензана контр-адмиралу Порембскому стало известно почти сразу - из принятой на "Корнилове" радиограммы от Дудорова. Порембский недоверчиво вчитывался в строчки о потопленных и взорванных японских кораблях. Вот ведь схватил Дудоров удачу за хвост, чуть ли не вторая Чесма может получиться! Хотя наверняка ведь преувеличил, не могли его самолетики там много кораблей уничтожить.
Позже стали принимать сообщения о том, что на авиаматки напали японские корабли. Знать, не всех японцев авиацией перетопили... Пока Дудоров справлялся сам, но идти без поддержки крейсеров к вражескому порту было, конечно, авантюрой. А ведь Порембскому до Гензане сейчас всего-то несколько часов быстрого хода с крейсерами и эсминцами! Контр-адмирал Кедров, которому Порембский сообщил по радио и сигнальной связью о своем решении срочно идти на выручку Дудорову, пробовал протестовать. Мол, поврежденные дредноуты останутся тогда совсем без защиты. Но всё это - лишние страхи. Днем линкоры Кедрова, случись, и одни отобьются от японских эсминцев, даже вспомогательным калибром. Ну а к вечеру Порембский успеет обратно.
Оставив за кормой медленно бредущие на север утюги дредноутов, крейсера "Адмирал Корнилов", "Адмирал Истомин", "Адмирал Грейг" устремились на запад. Вместе с крейсерами к корейскому берегу шел дивизион балтийских "новиков" - "Капитан Белли", "Капитан Кроун", "Капитан Керн", "Капитан Конон-Зотов". Черноморские эсминцы "Левкас", "Корфу", "Занте" и "Цериго" были оставлены в охранении линейных кораблей вместе с гидрокрейсером "Штабс-капитан Энгельс".
К побережью Кореи крейсера и эсминцы вышли южнее Гензана и двинулись в виду берега на север. Как передал по радио Дудоров, к его авиаматкам двигался очередной отряд японцев - легкий крейсер типа "Тацута" во главе дивизиона эсминцев. Кроме того, вблизи гидрокрейсеров продолжал находится еще один японский большой эсминец типа "Минекадзе" .Дудоров просил о срочной поддержке. Дивизион "новиков" под командой капитана 1-го ранга Белли были высланы вперед и вскоре установили визуальный контакт с противником - тремя идущими к Гензану эсминцами (один большой, два малых). "Капитан Белли", "Керн", "Кроун" и "Конон-Зотов" резво рванули вперед, надеясь оказаться у входа в бухту раньше японцев, тем более, что противник явно не мог развить полной скорости. Очевидно, японцы сообразили, что не успеют в Гензан, и развернулись на север, намереваясь, очевидно, уйти в другой порт. Русские шли следом, постепенно, но верно сокращая дистанцию. Внезапно рядом с "новиками" стали вставать всплески от падения снарядов. Береговые батареи? Нет, огонь вели выходившие из Гензана корабли. Первым шел четырехтрубный крейсер, хорошо знакомый русским морякам. На Балтийском флоте и сейчас служили два броненосных крейсера этого типа. Еще один был потоплен в пятнадцатом году немецкой подлодкой. А четвертый корабль, вернее, он-то как раз был построен первым, вот уже пятнадцать лет ходит под японским флагом. Бывший "Баян", ныне "Асо". Выходя из зоны обстрела шестидюймовок корабля-ренегата, "новики" уклонились в море. А из гавани показывались новые корабли - еще один старый крейсер, однотрубный "Чиода" и шесть эсминцев - два больших, шесть малых.
Контр-адмирал Порембский, щурясь, вглядывался в противника покрасневшими глазами - пробитая вчера передняя дымовая труба "Корнилова" то и дело обдавала мостик гарью. Будто расшевелил осиное гнездо! Откуда у японцев такая уйма кораблей?! Уйти-то, впрочем, он всегда успеет. Но авиаматки тогда обречены, их догонят даже старые крейсера. И, кроме того, лучше сражаться с эсминцами здесь днем, а не ночью в открытом море, защищая свои линкоры. Ну, а старые крейсера... Не так уж они и страшны для русских "адмиралов". Плохо только, что потеряем время, пока "Тацута" приближается к авиаматкам. Прямо по курсу шесть японских миноносцев преследовали отходящую на восток четверку "новиков", за миноносцами дымили трубами "Баян" (японский "Асо" все упорно продолжали называть его прежним, русским именем) и "Чиода".
- Ну что, Сергей Дмитриевич! - обратился контр-адмирал Порембский к командиру "Корнилова" капитану 1-го ранга Коптеву. - Справимся с японцами?
- Справимся, Казимир Адольфович! - угрюмо усмехнулся Коптев. - Я эту "Чиоду" по Цусимскому сражению хорошо помню. Стервятники! Наводили на наши разбитые броненосцы большие крейсера, а сами, чуть что, убегали, не принимали боя. Сейчас не сбегут! Теперь скорость за нами!
- Вы про "Баян" не забывайте!
- Ничего, и с ним управимся. Главный калибр японцы с него сняли, так что вся артиллерия - десять шестидюймовок, у "Чиоды" - десять пятидюймовок. На борт каждый бьет шестью стволами, а у наших трех крейсеров по восемь стволов на борт.
- Про броню не забывайте, оба крейсера всё ж броненосные!
- Да, у "Баяна" пояс толстый, восемь дюймов против наших трех. Хотя броня старая, слабой закалки. Зато у нас пушки дальнобойнее, дальномеры лучше. Разнесем фугасами, что есть наверху, а потом добьем торпедами. Ну, а у "Чиоды" пояс четыре с половиной дюйма мягкой стали. Наши снаряды его насквозь пробьют
Два старых броненосных крейсера, по мнению адмирала Ямая, могли отогнать русских от входа в гензанскую бухту и дать возможность вернуться находящимся в море легким японским кораблям. Вице-адмирал принц Хироясу настоял, чтобы со старыми крейсерами для противодействия русским "новикам" вышли и последние оставшиеся в Гензане эсминцы - большие "Кавакадзе" и "Амацукадзе", а также однотипные 2-ранговые "Момо", "Нара", "Кува" и "Эноки", меньшего тоннажа, но хорошо вооруженные. Сам принц по-прежнему держал флаг на "Кавакадзе", куда перешел вчера с потопленного "Конго"
Вначале всё шло так, как и предполагалось. Одним своим появлением японский отряд заставил русский авангард из четырех "новиков" уклониться в море. Обгоняя старые крейсера, японские эсминцы вырвались вперед, пересекая впереди курс вражеской четверки и обрушивая на противника бортовой огонь девятнадцати 120-мм орудий. Им могли отвечать лишь четыре носовые 4-дюймовки русских кораблей. Перестрелка шла на большой дальности, и попаданий не было. Когда противники сблизились до 20 кабельтовых, русские отвернули вправо, ложась на параллельный курс с японцами, и немедленно ввели в действие всю свою артиллерию. "Новики" стреляли из шестнадцати орудий, по четыре на каждом эсминце. Минимальное преимущество японцев в количестве стволов исчезло, когда "Нара", идущий за флагманским кораблем, вышел из линии и встал на правом траверсе корабля Хироясу, заслоняя его от русских снарядов, но и перекрывая сектора стрельбы трем пушкам "Кавакадзе". Бой теперь шел полностью на равных, больший вес японских снарядов компенсировался русской скорострельностью.
Перестрелку нельзя было назвать особо ожесточенной - оба противника экономили снаряды. Прямых попаданий по-прежнему не было, хотя от близких разрывов корабли то и дело заливали водяные всплески, а осколки дырявили борта и надстройки. Наконец идущий в японском строе третьим "Кува" получил прямое попадание в корму. Снаряд ударил в румпельное отделение и заклинил руль. Корабль свалился в неуправляемую циркуляцию к русской колонне. Там решили, что японцы идут на таран. На "Куву" обрушился огонь всех четырех "новиков". Русские снаряды снесли за борт фок-мачту и мостик, изуродовали носовое орудие, вывели из строя торпедные аппараты. Вода заполняла через пробоины котельные и машинное отделения. "Кува" остановился, потеряв ход. Принц Хироясу уводил оставшиеся у него эсминцы прежним курсом, надеясь оттянуть "новики" за собой от поврежденного "Кувы", но тот уже был в досягаемости орудий подходящих с юга русских крейсеров.
"Адмирал Корнилов" бил по остановившемуся без хода японскому эсминцу орудиями правого борта, левым бортом ведя огонь по приближающемуся с запада "Баяну"-"Асо". Старые японские крейсера из всех сил спешили на помощь отставшего от своих "Кувы", но эсминец был уже обречен. За короткое время он получил от пяти до семи попаданий 130-мм снарядами и теперь представлял бесформенный горящий остов. Потеряв надежду спасти "Куву", японские крейсера стали разворачиваться к северу. Порембский догонял противника, следуя тем же курсом и продолжая вести огонь всеми левобортными орудиями.
Маленький однотрубный "Чиода" укрылся от обстрела за четырехтрубным "Асо". Дуэль с русскими крейсерами вел теперь он один. Наверное, в этот момент командир "Асо" сильно жалел, что с трофейного русского крейсера сняли носовую и кормовую башни с 8-дюймовыми орудиями. После перестройки на их месте были только защищенные щитами 6-дюймовки. Две эти пушки, хотя и новой системы, не могли заменить крупного калибра, который в прошлую войну делал "Баян" грозой для легких японских кораблей. "Корнилов", "Истомин" и "Грейг" постепенно обгоняли тихоходных японцев. "Асо", чтобы избежать обхода по носу и анфиладного обстрела, отклонялся влево, поэтому ведущие огневой бой корабли, двигаясь по большой дуге, смещаясь постепенно на запад.
- Передайте на "Грейг", - обратился Порембский к флаг-офицеру. - Пусть Дараган меняет курс на норд-ост и идет срочно выручать Дудорова. А мы с японскими старичками и вдвоем справимся.
После переданного семафором с "Корнилова" и отрепетированного "Истоминым" приказа "Адмирал Грейг" вышел из кильватерной колонны, расходясь с другими крейсерами. Однако угнаться за 33-узловой "Тацутой" "Грейгу", который и до полученных повреждений развивал менее 30 узлов, было затруднительно. Оставалось надеяться, что какое-то время авиатранспорты смогут продержаться и без его помощи. Ну а "Корнилов" с "Истоминым" продолжали расстрел "Асо".
Русские снаряды взметывали воду вокруг японского крейсера. Разлетавшиеся огненными снопами осколки решетили незащищенную броней верхнюю часть борта, звонко отскакивая от плит проходящего ниже броневого пояса. На японском крейсера были разбиты все шлюпки, зияли пробоинами дымовые трубы и вентиляторные дефлекторы. Находившиеся на палубе запасные торпеды для миноносцев из-за опасности взрыва было приказано сбросить за борт. "Асо" отвечал частой, но неприцельной стрельбой. Похоже, что японские артиллеристы действовали без целеуказаний, стреляя наугад. Им всё же удалось добиться двух попаданий. Одним был разбит прожектор на фор-марсе "Корнилова", второй снаряд угодил крейсеру в борт у самой ватерлинии. Удар от сотрясения был таким сильным, что Порембскому на мостике показалось, будто крейсер разваливается пополам, однако снаряд даже не пробил броневой пояс.
А вот русские снаряды ложились всё более точно. За считанные минуты "Асо" получил сразу три попадания. Взрыв в камбузе перекрыл обломками дымоход второй трубы. В расположенных ниже котельных задыхались кочегары, падая без сознания у топок, но не оставляли посты. Второй снаряд угодил в носовой каземат, пробил броню и разорвался на лафете орудия, положив весь расчет одной грудой рваного мяса и ломаных костей. Третий снаряд взорвался в кают-компании, его осколки через световые люки залетели в машинное отделение, выведя из строя правую машину. На жилой и батарейной палубе разгорались пожары, с которым, впрочем, японцы пока справились. Но тут на "Асо" напали с воздуха!
Над морем всё еще парили три "аиста", взлетевших последними. У них еще оставался бензин в баках, и командир воздушного отряда Николай Вирен решил не спешить с посадкой, благо подвешенные под фюзеляж бомбы всё еще не были сброшены. "Минекадзе", порядком уже исковерканный огнем гидрокрейсеров, Вирен не счел для себя достойной целью и повел самолеты на юго-восток, в сторону поднимающихся к небу дымов новых вражеских кораблей. Над кильватерной колонной из четырех эсминцев, лидируемых легким крейсером, два ведомых Вирена аэроплана сбросили десяток 20-кг бомб (3-дюймовых снарядов со стабилизаторами). Ни одна из них не попала в цель, однако атака не оказалась безрезультатной. Уклоняясь от падающих снарядов, "Наси" резко повернул и подставился под удар идущего в кильватере "Нире". Тот сам в этот момент взял в сторону, едва избежав тарана заднего "Кая", но врезался форштевнем в передний эсминец. Повреждения "Наси оказались несерьезными, однако "Нире" при столкновении с ним смял себе носовую часть. Передняя переборка с трудом держала напор воды, и корабль не мог давать больше 6 узлов хода.
Николай Вирен с трудом удержался от соблазна сбросить на сгрудившиеся японские корабли две свои 50-кг бомбы, переделанные из 152-мм снарядов, но решил, что они заслуживают более крупной цели. "Аист" полетел дальше. С высоты перед Виреном разворачивалась картина действий сразу нескольких отрядов, широко разошедшихся по морю. Вот яростно сражались, маневрируя на полной скорости пять японских и четыре русских миноносца. В стороне от них шел, оставляя за собой длинный пенистый след, одинокий русский крейсер типа "Светлана". Два других таких же крейсера вели бой с парой японских кораблей. В большем из них кавторанг Вирен с замиранием сердца узнал "Баян" - знаменитый геройский крейсер, которым командовал его отец, известный тогда всей России. Но сейчас на его мачтах вражеские бело-красные флаги! Сыновний долг - прекратить это кощунство!
Первая бомба упала у бывшего "Баяна" за кормой. Вторая угодила в корабль справа от носового мостика, прошла через гальюн, малярную, пробила броневую палубу и сдетонировала в тросовом отделении. Взрыв повредил обшивку и сдвинул броневые плиты, в трюмах началась сильная течь, вода показалась в носовых снарядных погребах. Одновременно в тросовом вспыхнул пожар, быстро перекинувшийся на соседние шкиперскую и провиантские кладовые. В трюмных помещениях шла упорная борьба и с пожаром, и с затоплением. Из-за сильного задымления никак не удавалось подобраться к очагам возгорания. Японцы пытались удушить огонь, прекратив доступ воздуха в горевшие отсеки, но из-за многочисленных пробоин в переборках воздух продолжал проникать к огню. Струящиеся из-под палубы клубы черного дыма окутывали мостик, затрудняя наблюдение, мешали наводке носовых орудий, снаряды к которым теперь приходилось носить с кормы. "Асо" заметно погрузился носом.
Тяжелое положение японского броненосного крейсера заметили на "Корнилове" и "Истомине". Успех аэроплана там приветствовали общим громким "ура!" Окутанный дымом "Асо" почти уже не стрелял. Контр-адмирал Порембский, не считая более противника опасным, распорядился начать сближение для более верного ведения огня. Теперь русские снаряды били по противнику почти в упор, нанося кораблю всё большие разрушения. Сквозь проломы в бортах можно было заметить языки пламени внутренних пожаров, дым валил и из амбразур казематов. "Асо" погружался всё глубже, вода заливалась уже через многочисленные пробоины выше бронепояса. Корабль всё более кренился на правый борт. Наконец, командир "Асо" понял, что дойти считанные мили до Гензана уже не получится. Последовало распоряжение остановить машины и подготовить корабль к затоплению.
Предоставив добивать вставший без хода горящий "Асо" заднему мателоту, "Адмирал Корнилов" устремился в погоню за устремившемуся к Гензану, под защиту береговых батарей "Чиодой". Его старые 120-мм пушки едва доставали до русских, падая с большим рассеиванием, тогда как "Корнилов", добившись после четвертого залпа накрытия, перешел на беглую и результативную стрельбу. Два первых попадания поразили "Чиоду" в полубак. Один снаряд, пробив палубу, прошел, не взорвавшись через верхние носовые отсеки, и вылетел через левый борт. Но второй вызвал сильный пожар в малярной, угрожая детонацией сложенных рядом боеприпасов. Следующее попадание пришлось в дымовую трубу. Взорвавшийся на трубе снаряд не только перекрыл дымоход рваным железом, но и накрыл веером осколков мостик. Корабль некоторое время не управлялся и стремительно терял ход. Это позволило "Корнилову" сократить дистанцию до прямого выстрела. Последовали новые попадания.
Английские конструктора когда-то снабдили "Чиоду" бронепоясом из мягкой хромистой стали, но такая броня не могла удержать современные 130-мм снаряды с бронебойными наконечниками. Они пробивали пояс насквозь и взрывались внутри корпуса. Старый крейсер лишился фок-мачты и сильно накренился. Через пробоины затоплялись всё новые трюмные отсеки. На верхней палубе всё более разгорался пожар. Тушившие его аварийные партии сметались осколками рвущихся вокруг снарядов. Была выбита практически вся артиллерия "Чиоды", прикрытая лишь легкими щитами. Эти щиты не столько защищали, сколько увеличивали опасность от осколков, которые рикошетировали от них, летя через палубу. Вступивший в командование кораблем после гибели командира старший офицер приказал выпустить торпеду из правобортного аппарата, однако "Корнилов" держался достаточно далеко, чтобы не бояться торпедной атаки. "Чиода" полностью исчез в черном дыму, пронизанном языками пламени. Артиллерия "Корнилова" продолжала вести огонь практически вслепую, ориентируясь только на две несбитые мачты, показывавшиеся среди дыма. Потом там, где предполагался японский корабль, полыхнула ярчайшая вспышка, к небу взметнулся огненный столб, превращаясь постепенно в дымное грибовидное облако. Из-за пожара или очередного попадания на "Чиоде" взорвались хранившиеся там запасные торпеды для миноносцев.
Во время этих событий "Истомин", задробив стрельбу, медленно кружил около сильно накренившегося "Асо", готовый, если броненосный крейсер не потонет сам, добить его торпедой. Сигнальщик на марсе углядел впереди по левому борту что-то похожее на перископ. До того с русских кораблей уже видели несколько ложным перископов, и знавший о хитрой выдумке русских авиаторов командир "Истомина" Александр Сергеевич Полушкин распорядился не обращать на "оглобли с грузом" внимание. Между тем перископ двигался, постепенно выходя наперерез русскому кораблю.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ