Морпех. Русский Уругвай

© Иван Басловяк

Глава 1

Сижу у камина, грею ноги, мелкими глоточками попиваю вино из серебряного кубка, найденного три года назад на встреченном посередине моря-окияна мертвом португальском галеоне. Мир праху его экипажа! Потрескивают объятые пламенем поленья, за окном воет ветер и льется дождь, местная зима в разгаре. В просторной комнате тепло. Камин у меня хитрый, сложен по принципу печи-булерьяна. Кто знает, что это такое – хорошо, кто не знает… А оно вам надо? Если надо, то найдете в Интернете, когда его изобретут в будущем. Сейчас за окном кроме ветра с дождем и уругвайских степей – Средневековье. Тысяча пятьсот девяносто третий год от Рождества Христова. И об Интернете в этом мире знают только шесть человек. Я, убитый психом-профессором во время опасного эксперимента в далеком 2015-м году и возрожденный Богом в теле здесь погибшего боярина. Князь Северский, чья душа была перенесена в это время колдовством древнего чародея и вселена в тело умиравшего боярского сына. И четверо десантников ВДВ, погибших в чеченской засаде и оказавшихся Волей Божьей у меня в помощниках. Но уже в своих, истерзанных пулями и ножами телах. Спасибо, Господи, за такой подарок!

Я перекрестился на висящий в красном углу образ, нарисованный местным художником-индейцем по моим воспоминаниям о встрече с Ним. По-моему, образ получился достоверный, особенно взгляд. О Его же словах, сказанных мне тогда, и о деле, Им мне порученном, я не забываю ни на минуту. И тружусь по мере своих, благодаря Ему, не маленьких сил.

У моих ног двухлетняя Машенька терзает Кису. Но та только щурит свои глазищи и терпит. От моей дочурки она готова снести многое, но не дай Бог, кто-то заденет девчушку! Ласковая кошка мгновенно превращается в разъяренную фурию. Только мне и матери – Ларите, дочери вождя племени ава-гуарани Матаохо Семпе, позволяется шлепнуть по попке расшалившуюся егозу. И то смотрит на нас Киса при этом весьма неодобрительно. По-моему, она к своим котятам относится более строго, чем к моей малявке.

Ветер швырнул в окно охапку крупных дождевых капель, громко ударивших по стеклу. Я поежился, хоть в комнате было тепло. Как там Рамону сейчас в зимнем океане? Смелый мужик! Моряк до мозга костей, как говорится. Дома не сидит, старается на благо нашей разросшейся за это время колонии. Вот и сейчас, оставив дома Валентину с тремя девчонками – погодками, вместе с боярином Жилиным умчался в Старый Свет продать нами произведенные товары и закупить необходимые европейские. Это у нас август – середина зимы. А там – разгар лета. Вот и приходится мореходам подстраиваться. Одно благо, что зимой в Южном полушарии преобладающие ветры меняют направление с северо-восточного на южный и юго-западный. Они помогают преодолевать парусникам мощное Бразильское течение. Арктика вмешивается, материк, что еще не открыт.

Сижу в мягком резном кресле производства моей мануфактуры. Да-да! Мебельный цех я все же открыл. Сейчас в нем трудятся двадцать шесть мастеров-резчиков, собранных мной со всех земель, до которых я за эти годы смог дотянуться в своих походах. А побывал я много где. В том же Асунсьоне, столице будущего Парагвая. С торгово-разведывательной миссией. Времени этот поход отнял изрядно, но принес полезное знакомство с губернатором провинции доном Алваром Нуньес Кабеса де Вака, хорошие дивиденды в виде слитков серебра и крокодильих кож, и довольно подробную карту исследованных испанцами земель. Губернатор пригласил меня на ужин, затянувшийся до раннего утра: уж очень содержательная была наша беседа. И шла она в основном о судьбе индейцев, волею Божьей врученных в руки дона Алвара и католической церкви. То, что мы с ним были разных конфессий, губернатора не смутило. Ведь Бог един для всех, а кто как крестится – не существенно. Дон Алвар оказался человеком высокообразованным, имеющим широкий кругозор, с огромным жизненным опытом. Общительным, веротерпимым и очень любознательным. Не опасавшимся в отсутствие епископа высказывать свои мысли о вере и Боге.

– Для того чтобы успешно христианизировать индейцев, – говорил он, – их следует собрать в постоянные поселения – редукции. Это осознают как церковные, так и светские власти. Там индейцев будет не только легче обучать слову Божьему, но и защищать, особенно женщин, от притеснений, которые те постоянно испытывают от испанцев, португальцев, метисов и креолов. Женщины гуарани отличаются, и ты, дон Илья, это хорошо знаешь, необычайной красотой. Состоятельные испанцы не стыдятся окружать себя целыми гаремами из индианок. Это не только коренным образом противоречит христианскому вероучению, но и подрывает доверие индейцев к светским властям. Мы должны показывать пример следования заповедям Божьим, а что происходит в действительности?

Да, я знаю, что происходило, происходит и что в результате получится на земле обеих Америк. Но открывать свои знания губернатору не стал. А то вдруг опустятся руки у хорошего человека, и не построят иезуиты на этой земле почти социалистическое государство. Вдруг так сложится, и Русскому анклаву их помощь потребуется. А помогать-то и некому будет! Потому я только кивал головой, в нужных местах вставлял подходящие междометия и подливал в бокалы настойку апельсинов на самогонке тройной очистки моего производства, что предназначалась не для употребления на территории Русского Уругвая. Хороший человек дон Алвар, но для многих помеха. Гуманное отношение Кабеса де Ваки к индейцам вызывало недовольство колонизаторов и в дальнейшем послужило причиной его отставки. Но это произойдет еще не скоро, я успею с ним плодотворно поработать. И прежде всего, получить кое-какую информацию о Бразильском нагорье, где находятся богатейшие россыпи алмазов. О которых кроме меня не известно никому в этом мире.

Мне практически не пришлось «уговаривать» дона Алвара на взаимовыгодное сотрудничество. Так, совсем чуть-чуть, и то только по поводу карты. Секретная все же! Я бы не рискнул провернуть эту операцию, но у губернатора была еще и ее копия. Я эту инфу из его мозгов выловил. Потому-то карту он мне отдал, а потом постепенно забыл об этом. Мы с ним долго беседовали под мой «аперитив». Губернатор, демонстрируя осведомленность, после второго кувшинчика поведал мне планы Ордена иезуитов о создании общества справедливости, без частной собственности. Где общество стояло бы над личностью. Говорил он об этом с великим энтузиазмом. Наивный утопист!

Я внимательно его слушал, в нужных местах переспрашивал и уточнял, восторгаясь простотой и изяществом решения многих социальных проблем, стоящих перед современным обществом и не решаемых в Старом Свете. А в завершении наших посиделок, когда солнце уже вставать стало из-за гор, я произнес:

– Перед отплытием сюда я посетил наш храм святой, Богу помолился об удачном плавании, и мне было Откровение. Сказал Господь, что встречу я человека иной веры, но родственного мне по духу, облеченного властью. Он помогает братьям-иезуитам нести Слово Божье и знания полезные в племена дикие. И приказал Господь передать этому человеку Его слова: путь будет долгим, трудным, чреватым потерями горькими, но благостным. Сможет этот человек с единомышленниками своими нынешними заложить фундамент, а те, кто продолжат дело это святое после него, и построить Царствие справедливости! И будет оно стоять много-много лет. Я встретил тебя, дон Алвар, человека иной веры, облеченного властью. Но Бог у нас с тобой один! Потому Его слова я и передаю тебе.

– Амэн! – произнес губернатор, и мы одновременно перекрестились: он – слева на право, я – справа налево.

Да, Орден Иезуитов построит Царствие на земле Южной Америки. В его постройку внесет свою лепту и гуманист Алвар Нуньес Кабеса де Вака, за что и поплатится. Простоит оно достаточно долго. Но алчность и злоба все же победят. В 70-е годы 18-го века иезуиты будут изгнаны из всех своих владений. Их многочисленные и процветающие поселения придут в упадок. Многие индейцы вернутся к прежнему образу жизни, уйдя подальше от европейцев, в леса. Но об этом говорить я не стал. Зачем расстраивать хорошего человека?

Расстались мы друзьями и деловыми партнерами. Обрастаю, так сказать, нужными связями. Вернувшись в Новороссийск, доложился князю о результатах. В дальнейших планах у меня – пробраться на Бразильское нагорье. В тех горах находятся золотоносные ручьи, о которых станет известно широкой общественности только во второй половине семнадцатого века. А об алмазных россыпях, что там же присутствуют – вообще в начале восемнадцатого. Так что хочу я быть первым и снять самые жирные сливки. А если удастся, то и тайну эту подольше ото всех сохранить. Не надо смущать умы неокрепшие и показывать, где на самом деле лежит страна Эльдорадо.

Подготовка к походу идет, люди отобраны, снаряжение накапливается, недостающее, что возможно, изготавливается. Команды дадены, исполнители суетятся. Совсем скоро в поход. А пока посижу в кресле, у меня сегодня выходной. Как и завтра. Хочу дома побыть, впитать больше домашней атмосферы уюта и покоя. Вдали от дома мне этого будет очень не хватать.

С нежностью посмотрел на дочурку. Наигравшись, Машутка уснула, свернувшись калачиком на ковре рядом с Кисой. Та ее укрыла своим длинным хвостом и тоже смежила глазки. Но ухо настороже! А я вновь погрузился в воспоминания…

…Десантники, принесенные разведчиками в лагерь на мысу, получив медицинскую помощь в виде зеленых лучей из камня моего нательного креста и мазей и перевязок докторов, спали в палатке. Стрельцов потеснил. Те, спросив разрешения, удрали в индейскую деревню. С ранеными остались доктора, а я ушел в свою палатку. Чтоб не мешать спать жене, перебрался на соседние нары. Но сон не шел. Слишком насыщенными событиями были последние сутки: нападение пиратов, бессонная ночь в засаде, расстрел агрессоров, захват флейта, допрос пленных и, как кульминация – четверо полумертвых воинов из моего времени. Что они выживут, я не сомневался, но лечиться придется долго. Вынул из поясной сумки несколько выдавленных из их ран зелеными лучиками пуль от «калаша». Да, не пожалели нохчи патронов на русских десантников, сволочи! Спать не спал, а так, дремал, долго перебирая в уме все перипетии произошедших событий. И уснул. Но меня тотчас разбудил вопль часового-наблюдателя:

– Тревога! Вижу мачты!

– Да кого же еще по наши души черти морские притащили? – думал я, подбегая к редуту.

Приложил окуляр трубы к глазу. В редеющем тумане медленно проявлялись мачты неизвестного корабля.

– Тревога, к орудиям! – заорал я, карабкаясь на невысокую стенку, прикрывающую пушку с океанской стороны.

– Что случилось, воевода? – это прибежали полуодетые, но оружные, стрельцы.

– Еще какой-то корабль. Из тумана мачты торчат.

Последовали часто употребляемые в таких ситуациях, но малопонятные иностранцам, идиоматические выражения. Заметил ли кто новую опасность на флейте? Не знаю, а предупредить надо. Посылать гонца до баркаса, а уже на нем плыть к стоявшему на рейде кораблю – долго. Можем не успеть. Вдруг это враг, и он уже отправил свои лодки на захват спящего судна? Схватил стоявшую у стенки пищаль, раздул фитиль и выстрелил. Грохнула пищаль громко, должны стрельцы на флейте услышать. Услышали. По палубе забегали люди, а я приказал стоявшему рядом стрельцу махать большой черной тряпкой, привязанной к длинной жерди. Надеюсь, поймут воины, что я этим сказать хочу. Не предвидел я появления еще какой-либо опасности и предупреждающего сигнала не придумал.

Туман медленно рассеивался, и я увидел медленно подходившую к берегу бригантину. Приблизившись на полмили, корабль стал сворачивать паруса, в воду упал якорь. В подзорную трубу я увидел, как от борта отвалила лодка. Шестеро гребцов мерно работали веслами, а на носу стоял человек с повязанным на голове платком. Я, включив дальновидение, разглядел и узнал этого человека. Обернувшись к замершим возле пушек стрельцам, произнес:

– Отставить. Это наши. Рамон пожаловал.

Громовое «Ура!» потрясло мыс, спугнув несколько птиц, обманутых тишиной и сидевших на скалах. В ответ с воды так же раздалось дружное «Ура!». Стрельцы выскочили из редутов и принялись отплясывать какой-то дикий танец, крича от радости. А я быстрым шагом в сопровождении Маркела поспешил встретить друга. Кончилось наше автономное существование! Лодка уверенно вошла в бухточку возле мыса, ошвартовалась к одному из наших баркасов. Лысый Череп выпрыгнул из нее и подошел ко мне.

– Доброе утро, кабальеро! – поздоровался Рамон. – Вижу, у вас опять приобретение? Все целы?

– Целы, Рамон! – протягивая руки, произнес я. – Напугал ты нас.

– Чем же я вас так напугал? – Рамон тоже раскинул руки. Обнялись сильно, по-мужски.

– Подкрался в темноте, встал на якорь. А у нас как раз перед тобой пираты нарисовались, да прогадали чуток. Я только под утро и заснул, а тут опять тревога – из тумана твои мачты появляются. Что я мог подумать?

– И к пушкам! Я помню, тут у тебя артиллерийская засада организована. Будь я действительно враг, мало бы мне не показалось!

– Так пиратам в самый раз пришлось.

Пока мы с Рамоном беседовали, стрельцы его матросов, так же сошедших на берег, едва не заобнимали до смерти. Вместо врага встретить друга – дорогого стоит! Когда восторг немного поутих, и уже можно было думать о деле, загрузил в шлюпку стрельцов и поплыл к захваченному кораблю. Вместе с Рамоном.

Мы слазили в носовую часть трюма, осмотрели повреждения борта. Мои ядра проделали в нем не очень аккуратные отверстия и застряли в мягких тюках. Были отверстия выше ватерлинии, воды в трюме не наблюдалось, и это радовало. Латки наложить много времени не займет. Чем тут же и озадачил стрельцов, благо каждый русский мужик с топором в руках – виртуоз. Да и пленный плотник со своими подельниками, которых я, после проверки на своем «детекторе лжи», решил взять на службу, рьяно взялись за дело. Хуже было с палубой. Ядра легли кучно, накрыв практически всю ее поверхность, от бака до юта. Какие, пробив доски, очутились под палубой, другие, уподобившись мячикам, скакали поверху, круша все и вся на своем пути. Но грот-мачту миновали. Совсем плохо было с фок-мачтой: ее стеньга, верхняя составная часть, вообще отсутствовала. Болталась на волнах океана, ненавязчиво постукивая в борт. Дополнял картину покалеченный полубак, которому досталось вместе с бушпритом, лишившимся блинд-паруса. И всех вант правого борта, крепивших фок-мачту.

Рамон был в восторге. Кораблик-то совсем новенький! И конструкция чудесная, молодцы голландцы! Прежде всего, они наконец-то додумались до рулевого колеса. Штурвал все же гораздо удобнее и надежнее колдерштока.

– Это не корабль, – заявил мне Рамон после осмотра. – Это птица! Сокол! Сейчас мало какой корабль сможет его догнать и от него удрать! Представляешь, какого бегуна по волнам ты захватил? Нет, не представляешь!

И Рамон стал знакомить меня с тактико-техническими характеристиками флейта. Вот что я узнал.

Парусное вооружение флейта состоит из трех мачт, из которых фок – и грот-мачты несли по три ряда прямых парусов, бизань-мачта – латинский парус и выше его прямой парус, а бушприт – блинд. За счет установки стеньг мачты стали не цельными, из одного дерева, а составными. Это существенно увеличило их высоту. И упростило замену при ремонте. Уменьшение длины реев позволило применить более узкие и удобные в обслуживании паруса, а это сократило и число матросов, и необходимый для них запас продуктов и воды. Корпус узкий и длинный, соотношение размеров где-то один к пяти или даже к шести. Уменьшение сопротивления корпуса судна при движении существенно повышает его скорость и позволяет ходить под парусами довольно круто к ветру. В длину флейт около 40 м, в ширину около 6,5 м, осадка 3–3,5 м, грузоподъемность 350–400 тонн.

– Спасибо, Рамон, за информацию! Я понял, что это судно обладает хорошими мореходными качествами, высокой скоростью и большой вместимостью трюмов. Это для нас просто великолепно! Хорошо, что пираты так удачно на нас напали. Пусть им за это черти в аду сухих дровишек под сковороды подкинут.

Рамон отправил на бригантину баркас за своим плотником, нанятым им в Буэнос-Айресе. Два специалиста в области ремонта кораблей все же лучше одного. Там же, в Буэнос-Айресе были наняты и десяток безработных матросов, по разным причинам застрявших на задворках мира. Они с радостью пополнили невеликий экипаж бригантины. Добавлю к матросам стрельцов, обучавшихся на каракке, разделю на два судна, и вполне нормально дойдем до бухты Монтевидео.

– Рамон! – окликнул капитана, наблюдавшего за снятием с палубного настила поломанных досок. – Твой боцман, Пепе, сможет довести бригантину до бухты, где князь обосновался, самостоятельно?

– Вполне! Он моряк знающий, я его даже грамоте обучил, по его просьбе. И работе с приборами тоже. Карту читать умеет. Готовый капитан. А почему бригантину? Мне ее князь под команду отдал!

– А ты Пепе передашь, в силу необходимости. У меня для тебя два подарка есть. Один – здесь: вот этот корабль, на котором ты будешь капитаном. Только тебе могу доверить столь ценный приз. Так что делай его под себя. Не знаю, говорил ли князь, но тебе скоро в Старый Свет отплыть придется вместе с боярином Жилиным. Нам оттуда много кое-чего привезти надо. Людей, в первую очередь. А на флейте, как лучшем из двух наших кораблей, это сделать будет быстрее и надежнее. Сам говорил, что это лучшее судно из всех, что ты знаешь. Ведь так?

– Так, кабальеро. Ну а второй подарок?

– Второй у меня в лагере, на мысу. Доберемся туда – вручу! Но не сразу. Сначала – дело.

Работа на борту флейта кипела. Сбитую стеньгу выловили, сняли рей, паруса и такелаж. Подняли и положили вдоль левого борта. Доски палубы заменили, благо запасной рангоут имелся. Поправили все, что могли поправить вот так, на плаву. Больше всего возни было с бушпритом. Хорошо ему досталось. Пришлось его обломки снимать полностью, а из запасного дерева делать новый. Благо у нас теперь был свой квалифицированный корабельный плотник. Даже два.

Ремонт затянулся на неделю. Рамон, пока шли работы, жил на флейте и на берег не сходил. Я тоже не сидел, сложа руки. Песчаные схроны были вскрыты, и вереница бывших пленных-индейцев, а теперь рабочих, таскала спрятанные в них товары на берег океана. Штабеля ящиков, корзин, тюков, мешков и прочая, прочая, росла на берегу. Но тут же начинала уменьшаться – два баркаса поочередно шныряли между берегом и бригантиной. Узким местом была погрузка на бригантину: рей в качестве подъемной стрелы можно было использовать только один. Хотя рабочей силы хватало с избытком. Первым рейсом я хотел отправить имущество с галеона и часть рабочих. Вторым пойдут женщины и все дети. А третьим – уже мы, с пушками, запасами, остатками имущества, бревнами и воинами ава-гуарани. Вот, где-то так!

Рамон по моему совету перевооружил флейт. С кормы разбитого галеона, с нашей артиллерийской засады, сняли все тяжелые пушки и установили их на «Соколе», как я решил назвать мое нежданное приобретение. Скорость у кораблика есть, теперь «когти» и «клюв» из неплохих стволов отрастут. И догнать, и поклевать конкретно сможет. И закогтить! Все же два двадцатичетырехфунтовых канона и четыре шестнадцатифунтовых кулеврины это не та двух с половиной фунтовая мелочь, что на флейте стояли изначально. Конечно, пока мелочь останется. Будем эвакуироваться окончательно – и их поменяем на кулеврины, что на мысу пока стоят. А вот насчет берсо… Они мне в походах по земле нужны, удобны очень в пешем строю. Испытано! Еще где бы добыть. Хотя уже вряд ли: испанцы давно их признали устаревшими и с вооружения сняли. А жаль, я бы прикупил штук с полсотни.

Так, в трудах и заботах пролетало время. Флейт отремонтировали, перевооружили, догрузили так, что он, бедный, существенно просел в воду. На палубу загнали полсотни индейцев-рабочих. Вместо остающегося в моем распоряжении баркаса прицепили на буксир три плота из тех, на которых я привез пленных. Бригантина на буксире тоже тащит три плота – лес нам очень нужен в бухте Монтевидео.…