Однополчане. Русские своих не бросают

Глава 8. Синявинская операция

Никто не собирался приурочивать дату наступления на день рождения Ленина, просто так сошлось.

22 апреля, в два часа ночи, с аэродромов поднялись самолеты-разведчики «Ту-2Р». Над Синявинскими высотами они сбросили на парашютах несколько радиомаяков и покружились, точно фиксируя, куда те приземлились.

Радиомаяки отцепляли парашюты с помощью пиропатронов на высоте, метрах в пяти-десяти от земли, и совершали довольно-таки мягкую посадку на воздушных амортизаторах. Правда, никакой ламповый прибор ее не выдержал бы. Полупроводники – другое дело.

Два маяка перевернулись, один утонул в болоте, но остальные пять четко выдали пеленг. Теперь, ориентируясь по их радиолучам, бомбовозы могли накрывать цели даже ночью. Что они и сделали.

Две девятки четырехмоторных «Пе-8» взлетели ровно в три ноль-ноль и взяли курс на Синявино. Еще на подлете радиопеленгаторы «подсказали» штурманам-бомбардирам, операторам планирующих бомб УБ-500, куда слать «подарки».

– Сброс! Запуск!

Самолет вздрогнул, выпустив «изделие» – обтекаемую авиабомбу с крестообразным крылом в средней части корпуса и коробчатым управляемым оперением на хвосте.

УБ оседала, продолжая полет, и понемногу разгонялась, полого пикируя и уходя вперед. В хвосте планирующей бомбы вспыхнула фара, сразу выделяясь во тьме, и оператор мигом подал команду – «влево».

Приняв приказ по радио, УБ подработала рулем направления. На испытаниях оператор мог корректировать точку падения боеприпаса, с круговым вероятным отклонением в десять-пятнадцать метров.

Сброшенная с высоты семь тысяч метров на расстоянии пяти километров до цели, бомба пролетала это расстояние за полминуты. Ну, может, секунд за сорок. Тут главное – не упустить ее…

Фара померкла, зато разгорелся красный светодымовой трассер. Точно, точно подходит!

…Немецкий часовой прислушался: в вышине гудели моторы. Бомбежка, что ли? Да нет, кажется, мимо пролетают… А после до него донесся нараставший свист. Фриц, вернее, Ганс забеспокоился, заметался, бросился на землю…

Управляемая бомба промелькнула совсем рядом, протыкая прочную бетонную стену, как спица клубок пряжи. Холодный грунт сотрясся, а в следующее мгновенье на месте дота разверз-лось жерло. С грохотом, озаряя всю высоту ярчайшей вспышкой огня, разлетелись куски бетона. Секунду спустя стала «извергаться» высота напротив.

Лишь одна бомба разорвалась на склоне ниже укреплений, все остальные накрыли свои цели, пробивая и разнося железобетонные конструкции, расшвыривая блиндажи и дзоты.

Гарнизон забегал, подгоняемый лающими командами полуголых офицеров, а неведомая смерть, приносившаяся из мрака, лупила и лупила по позициям, высвечивая метавшихся людей, кувыркавшиеся орудия, тучи дыма и пыли.

Бомбардировка продолжалась пятнадцать минут от силы.

Поскуливая, израненный Ганс отползал по мокрому грязному снегу прочь из пекла. Контуженный и оглохший, Ганс выжил чудом. Очнувшись на восходе солнца, он ничего не услышал – ни криков, ни команд. Солдат потряс головой.

Нет, слух его не подводит – вон какая-то пичуга проснулась. Просто, наверное, некому больше кричать и командовать. Ганс всхлипнул. Зачем, зачем он тут? Захотел участок земли на Украине и русских батраков? А получишь узкую могилку в этой студеной земле…

Сквозь всхлипывания Ганс различил тяжкие уханья на востоке – это рвались снаряды.

Четыре артполка большой мощности, по тридцать шесть гаубиц Б-4 в каждом, обрушили на позиции немцев 203-мм снаряды, лишний раз подтверждая свое прозвище, данное еще в войну с белофиннами, – «карельский скульптор». Боеприпасы Б-4 тогда обращали финские доты в замысловатые «инсталляции» из бетонных глыб и гнутой арматуры.

Пилоты с круживших самолетов-разведчиков корректировали огонь.

Неподалеку от артиллеристов занимали позиции «катюши» с «андрюшами» – пять гвардейских минометных полков. В каждом полку насчитывалось три дивизиона Б-13 или Б-31, а залп только одного такого дивизиона по силе мог сравняться с залпом двенадцати тяжелых гаубичных полков.

С ревущим воем, с воющим ревом уносились на запад размазанные в полете огни и словно поджигали землю на немецких позициях, устраивая самое настоящее пекло, от которого не было спасения.

И лишь затем, после мощнейшей артподготовки, показались «Змеи Горынычи», как с легкой руки Исаева стали называть системы разминирования. Пробрасывая удлиненные заряды, они расчищали проходы в минных полях, по которым – на всякий случай – следовали танки-тральщики, а за ними катились «тридцатьчетверки», «КВ» и полугусеничные броневики с пехотой.

Особо топкие места не форсировали, утопая в грязи и воде, а укладывали облегченные понтоны. Наплавные мосты мигом уложили на речке Черной и через Мойку – по ним от Тартолово, Гайтолово и Гонтовой Липки двигались части 8-й армии.

Так и вышли к станции Мга. Этот маленький железнодорожный узел был крайне важен для обеих сторон: именно через него 18-я армия получала боеприпасы и прочее, а для русских Мга представлялась воротами Ленинграда.

Несмотря на сильнейший огонь и ночную бомбардировку, отдельные группы немцев уцелели и даже оказывали сопротивление. Однако и в этом случае пехота воевала с комфортом – вызывала авиацию, и «Ту-2» вываливали бомбы на головы фрицам. Впрочем, если «царица полей» наступала вместе с «КВ», то летунов не беспокоили – огонь 107-мм орудий очень способствовал росту сознательности у «дойче зольдатен, унтер официрен» – немцы выползали из-под развалин блиндажей и дзотов, хрипло выкрикивая: «Гитлер капут!» Да кто бы сомневался…

В те же дни 2-я ударная армия нанесла удар по Петрозаводску, захваченному финнами и уже переименованному в Яанислинна. Управляемых бомб еще было достаточно, поэтому «Пе-8» начали, нанося точечные удары по военным объектам, а танки, пехота и артиллерия закончили. Развивать наступление не стали, хоть финны из 7-го армейского корпуса весьма резво отступили – операция была чисто локальная, с целью освободить русских пленных, умиравших от голода в одиннадцати финских концлагерях, разбросанных по Петрозаводску.

Авиация лишь отметилась бомбежками на финской оборонительной линии Выборг – Купарсаари – Тайпале, а девятка «Ту-2» ВВС Балтфлота «навестила» Хельсинки.

Тогда же, на линии ВКТ, были опробованы бомбовые кассеты (шариковые бомбочки вызвали ужасающие потери среди финских солдат) и напалмовые бомбы (испытав действие страшного жара горящего напалма, который не потушишь водой, финны разбегались, лишь завидя самолет).

Оживился и Краснознаменный Балтийский флот. Вышел в море линкор «Марат», избежавший авианалета в сентябре 41-го, вышли тральщики, «расхлебывая» густой минный «суп» в Финском заливе. Приступить к обстрелу Хельсинки с моря корабли не смогли из-за минных заграждений, а вот ВВС флота повезло больше – самолеты сбросили парочку УБ-500, поразивших финский броненосец «Вяйнямёйнен». Толстостенные бронебойные подвиды УБ были способны пробивать броню в 150 мм и взрываться внутри корабельного корпуса, а у финского корабля броневой пояс был втрое тоньше. В общем, рвануло знатно, и «Вяйнямёйнен» утоп прямо в гавани Турку.

25 апреля войска Волховского фронта соединились с частями фронта Ленинградского и вышли на линию Дубровка – река Нева – Красный Бор. Блокада Ленинграда была снята.

Вскоре по железной дороге пошли составы с продовольствием, лекарствами и прочими нужными вещами. Отдельным эшелоном прибыли зенитные дивизионы «С-15» под командованием майора Лягина – город на Неве нужно было защитить от фашистских стервятников.

Тогда же на Пулковских высотах установили мощные радиообнаружители. Здоровенные решетчатые «тарелки». Эти РЛС «видели» самолеты противника за триста километров, а зенитчикам Лягина оставалось сбивать их.

Марлен Исаев узнавал обо всем этом в ИРЭ – о личном участии в боях, о «спецкомандировках» за линию фронта можно было забыть. Товарищ Сталин деликатно намекнул «попаданцам», что они способны принести Родине огромную пользу, но лишь в одном случае – если будут живы-здоровы.

Честно говоря, Исаев не слишком расстроился: свою долю подвигов он уже отхватил и на передовую не рвался. Да, были переживания – вот, дескать, они там воюют, а я тут сижу. Однако его «прогрессорская деятельность» в ИРЭ, начинавшаяся с мысли «А вдруг сработает?», давно уже примирила Марлена с реальностью – они на самом деле принесли пользу. И еще принесут – гораздо больше, нежели с винтовкой в окопах сидючи.

Каждая новая ракета, каждый новый «гаджет» спасали сотни и тысячи жизней, приближая момент Победы сразу рывками.

А уж как Наташа рада была решению вождя!

И Лида. И Рита.

Лидка даже детскую «говорилку» переделала, торжественно продекламировав Мишке: «Смирись, смирись, смирись и больше не дерись!»

Потом она, хихикая, поцеловала разрумянившегося Краюхина-младшего. Пришлось смириться…