Дома встретили нас без слёз. Даже Миланья не плакала и не крестилась, только смотрела…
Впрочем, не будем придираться к доброй женщине, прогресс всё равно на лицо. У неё всё впереди.
Катя серьёзно сказала, что для политинформации не осталось времени, тем более я этим должен облопаться в Корпусе, и предложила сразу идти в спортзал. Я с ней согласился, и мы занялись физкультурой.
Пока разогревались, я размышлял, что политики всё-таки немного не хватает. То есть по самой политике я не скучаю, непривычно самому, без руководства инструктора или Кати формировать вообще отношение.
И это всего неделя без политинформации. А как она меня иногда раздражала. Я же действительно считал её отдыхом или потерянным временем. И вот меня этого лишили, и вдруг обнаружилось, что я не знаю просто, что читать. Да и знал бы, сам никогда не стану. Не! Надо кого-то спросить, что случилось в мире за неделю…
Но вот закончилась разминка, и я выкинул всякую чушь из головы. Мне сегодня предстоит поединок на шпагах, потому всё внимание шпагам. Тренируют меня Катя и воины-рыси со всей серьёзностью.
Пока воины не вошли в тотем, нет никаких «туше», и против опытной рыси в трансе я стою какие-то минуты. Помогают немного уроки чертёжника. Но ведь в том поединке никаких «туше» не будет. Меня просто убьёт этот Бочкин.
Если он тоже тотемный воин, лучше сразу упасть в транс. Но я ведь убил уже волка в воплощении… из пистолета, но тут почти без разницы. Вдруг мой противник окажется чистым магом?
В тотеме доступны лишь известные заранее приёмы, у зверя нет озарений. А я пока выезжаю за счёт анализа и быстрых догадок. Просто не знаю, как быть. Решил только придержать транс до встречи…
И появилось странное чувство, что поединок уже начался. Он всегда был, просто я его не замечал. Этот Бочкин почти не причём, дуэль с ним — только эпизод большого поединка. Началась схватка давно, а когда закончится — на небе скажут.
То есть всё равно ничем хорошим большой поединок не закончится. Ну и ладушки, вот и славно. Я ответил себе на все вопросы, душу наполнило покоем, и кое-что даже стало лучше получаться. Физкультуру я закончил в смирении, стоя на коленях в короткой медитации.
Потом в душ, переодеться в кадетскую повседневку, и собираемся в гостиной. Завязался общий разговор о прошедшей тренировке. Я попросил Авдея и Мухаммеда шапки, например, поправить, если почувствуют в Бочкине тотемного воина.
— Бочкин не тотемный, — уверенно молвил Мухаммед.
— И откуда мы это взяли? — подозрительно спросил я.
— Кланы дружат, регулярно проводят встречи, — сухо сказала Клава, и Надя сдержано добавила. — Мы знаем московских воинов.
Я завис на несколько секунд.
— Так вы всегда знали, что Куликов волк? — вкрадчиво уточнил я.
— Знали, — пожал плечами Авдей. — Нам трудно говорить о своих. И ты не спросил.
— Его бы ничего не спасло, — грустно добавил Мухаммед. — Ему никто не сказал о тебе.
Ну… под таким углом всё выглядит иначе.
— Так вы говорите, что кланы регулярно проводят встречи, — сказал я, повеселев. — Но вы ведь никуда не отлучаетесь.
— Сообщают из клана, предлагают подменить, — сказал Авдей. — Просто мы не хотим.
— Нам уже не надо, — снисходительно молвил Мухаммед.
— А если я стану воином-рысью? — воскликнул я.
— С тобой съездим, — скупо улыбнулся Авдей.
Я задумался о новом вопросе, но в гостиную с Миланьей вошёл смущенный военный с папкой в руках. Она сказала, что это курьер из штаба и пора идти обедать. Мы вежливо поздоровались с воином, и повели его в столовую.
Расселись за стол и сосредоточились на еде. Ну, я точно сосредоточился, а от других требовалось только не издавать лишних звуков. После десерта и чаю мы поблагодарили Миланью, я с Катей повели военного в кабинет, а рыси вернулись в гостиную.
У себя я сидел на столе, а Катя внимала курьеру, сидя в моём кресле. Она давно просит поменять стол на «т»-образный и добавить кресел. Но это ведь мой кабинет, я тут иногда уроки делаю. Так мне казалось уютнее.
Курьер бубнил по памяти и протягивал мне бумаги по одной, а я кивал, подписывал и возвращал обратно. В конце военный доложил о ходе зимних занятий и сообщил о просьбе Бирюкова. Майор не во всём уверен и спрашивает моё мнение об особом отделе штаба, как в ополчении.
Я серьёзно посмотрел на Катю, и она воскликнула:
— Вон до чего у вас дошло!
— Да, у нас всё серьёзно, — строго сказал военный и поспешно поправился. — То есть мы ко всему относимся серьёзно.
— Для уверенности командования… — задумчиво качая ногой, проговорил я. — Можно немного потратиться. Передай Бирюкову, что в целом я согласен… — продолжил я задумчиво качать ногой. — Только к нему подойдёт человек с приветом от меня, детали согласует с ним.
— Просто с приветом? — не понял воин.
— Да, просто, — улыбнулся я. — Не перепутай, я тоже бываю очень серьёзным.
— Слушаю не перепутать! — подскочил побледневший военный.
— У тебя всё? — спросил я. — Тогда счастливо добраться.
— До свидания, — сказала Катя.
— Хорошего дня, — ответил военный и пошёл к выходу.
Он ушёл, и через пять минут я и Катя прошли в гостиную. Я начал осторожный разговор с рысями:
— Бирюков мой нервничает.
— Всё под контролем клана, — заверил меня Мухаммед.
— Но майор же об этом не знает, — возразил я.
— Командир и не должен всего знать, — сказал Авдей.
— Он не должен нервничать, — молвил я важно.
— Будешь тут нервничать с такими реформами! — проворчала Надя.
— А это уже не нашего ума дело, — строго сказала ей Клава.
Авдей с Мухаммедом тихонько вздохнули и уставились на меня.
— Майор придумал особый отдел, пусть клан пришлёт к нему человека с приветом от меня, — проговорил я небрежно.
— Хорошо, передадим, — ответил Авдей.
И в самое время в гостиную вошла Миланья. Она сказала:
— Звонили из гордумы. Просят приехать и утрясти формальности.
— Спасибо, — проговорил я. — Сейчас и поедем.
Нет! Они сговорились, что ли? Этот Куликов продал мне все свои несельскохозяйственные земли за два дня до своей кончины! И я даже не знал! Катя подписывает бумаги в Епархии по доверенности.
Хотя объективности ради нужно признать, что никто с этим сделать ничего не мог. Допустим, спросил бы я у этого Куликова, не собирается ли он вызвать меня на дуэль, и он мне честно ответил, что да, собирается — это же ещё не повод оказываться от сделки. Всё-таки я плачу гм… не всю реальную стоимость.
Но всё равно ведь гадство какое! Эти благородные бояре продают мне земли, берут мои деньги, а потом стараются меня убить! Паразиты просто, а не бояре! Пришлось забрать его дружину, и с Катей отбирать половину сельскохозяйственных угодий.
Волки отправятся в Китай за новым доблестным боярином, Бирюков или Мирзоев займутся кадрами и имуществом дружины — не одному же мне грустить. Блин, просто зла на этих бояр не хватает!
Даже легко согласился с Катей сходить в храм, помолиться о боярине… э… как его по имени-то…
То есть просто за всех помолиться. Ну и вообще мне снисходительность бога пригодится.
Из церкви Катерина без проблем затащила меня в библиотеку. Хотелось же политики, вот и пожалуйста. Приветливые тётки библиотекари положили на столик передо мною подшивку той же немецкой газеты, выдали мою тетрадку с изображением повешенного Кристофера и ручку. Только Катя в этот раз велела искать статьи Курта Блюменфильда.
Не! А я с чего-то думал, что гаже Криса существа даже в Германии быть не может. Оказывается, недооценивал я немцев, новый урод местами крыл старого. Он хоть немного понимает, как выглядит со стороны? Или считает русских неспособными постичь его язык?
Как и раньше, я честно пытался понять логику этого германца, и на третьем уже его творении почувствовал симптомы размягчения мозга. Крис являлся просто тупой сволочью, а Курт мнил себя интеллектуалом.
Логика в его бреде была, но состояла она из такого количества натяжек, переворачиваний и двойных стандартов, что в ней лучше разберётся специалист по душевным болезням. Если ты не немец, конечно. Вот это вот без отрыжки ели пятьдесят тысяч подписчиков — я специально посмотрел выходные данные газеты.
Но я человек ответственный. Раз Катя велела, читал его статьи, и даже кое-что записывал тезисами. Интересно стало, он сам себе верит? Если верит, как с этим умудряется на свете жить? А если на всё плевать хотел, разве не мог найти другого заработка!
В самый разгар моих исследований подошёл Мухаммед, тронул за плечо и сказал:
— Пора.
Я кладу на тетрадь ручку, без звука встаю и иду к дверям. Скосился на Катю, она читает газетную подшивку. Надя и Клава тоже погружены в чтение. Авдей тем временем вышел и, придержав двери, контролирует проход. Я тихонько выхожу из зала, Мухаммед за мной.
Быстро спускаемся по лестнице. Первым из здания выходит Авдей. В открытые двери иду я, а следом Мухаммед. Идём к парковке и садимся в нашу «Волгу», машина сразу трогается с места.
Я накинул оставленную в салоне шинель и надел шапку. И не то, что замёрз за минуты или в салоне холодно, просто нельзя боярину одеваться на улице, когда всякие его рассматривают. Авдей и Мухаммед надевают пальто в основном потому, что им нельзя будет отвлекаться на одежду.
Теперь больше часа дороги, нужно быть спокойным и терпеливым. Я уже не мальчишка пялиться в окошко или трепать языком. Я боярин и в сопровождении воинов-рысей еду на дуэль. Смотрю строго перед собой и молчу. Сознание само сползает на решение задач со звездой…
Встали на обочине за чёрной «Волгой» с до смеха знакомыми номерами, только в салоне никого.
— Жене прямо не запрещается присутствовать, — смущённо сказал Мухаммед.
— Да никто не может ей запретить поклониться Перуну! — проворчал Авдей. — Камень ведь изначально не для дуэлей.
Я подавил вздох и направился в лес. Прошли по известному пути ровным шагом. Ещё не хватало бегать перед схваткой, что я, Катю не видел, что ли? Ну, точно. Стоит у камня и непринуждённо болтает с ректором, а с ней Клава и Надя делают умные лица. Дед снова в генеральском мундире и с футляром.
Чуть в стороне пара каких-то господ спортивного вида в пальто и шапках притаптывают на морозце и мирно беседуют. У одного из них точно подошвы с шипами, а я в простых кадетских ботинках. Господ явно охраняют два высоких парня в одинаковых дублёнках. Они нас сразу заметили и нахмурились, а оба цивильных даже не повернули к нам голов.
Мы спокойно приблизились к ректору. Обращаюсь подчёркнуто только к нему:
— Доброго дня, Григорий Васильевич.
— Ещё раз привет, Артём, — добродушно отозвался он и обратился к Кате и её подружкам. — Вы бы шли уже, девчата. Сейчас тут будет драка.
— Так мы знаем! — заверила его Катерина. — Специально хотим посмотреть. Ведь можно?
Григорий Васильевич строго посмотрел на меня, я сухо сказал:
— Пусть смотрят.
Дед перевёл взор на господ, один из них, что на шипах, развёл руками и весело сказал:
— Ну, коли муж не возражает…
Генерал, кивнув, изрёк:
— А это, Артём, твой противник боярин Бочкин Игорь Иванович, и рядом его секундант Владимир Петрович.
Нетрудно догадаться. Я без выражения просто смотрел на Григория Васильевича. Он обернулся к Бочкину и молвил:
— Тебе предлагается признать за боярином Большовым право давать интервью, кому нравиться, и отозвать вызов.
— Нет, — просто сказал Бочкин.
— Вы можете поклониться Перуну! — возвысил старик голос.
Игорь Иванович шутливо сделал камню ладошкой. Я без смущения подошёл к идолу. Поклонился ему до земли и громко сказал:
— Дай мне победу, Перун! И я обещаю тебе кровь врага!
Бочкин кокетливо изобразил аплодисменты. Его секунданту это явно не нравилось, но он лишь поджал губы. Ректор же открыл футляр и провозгласил:
— Клянусь, что шпаги не заговорены, и Артём с ними не знаком. Вызванный выбирает первый!
Ко мне подошла Катя и сказала:
— Давай пока подержу одежду.
Я бесстрастно вручил ей шинель и шапку и в кадетском мундирчике подошёл к генерал-лейтенанту. Взял верхний клинок. Мой противник своё пальто и шапку отдал своему секунданту. Под пальто Игорь Иванович надел черный сюртук с жёлтыми поперечными линиями. Блин, тигра и есть! Он шагнул к моему ректору и взял нижний клинок.
— Подойдите друг к другу! — скомандовал Григорий Васильевич.
Мы, подняв шпаги остриями вверх, сблизились на три шага. Наблюдатели отошли от нас.
— Начали! — дал отмашку Владимир Петрович.
Мой враг сразу шагнул назад и в сторону. Ага, слышал, как я убил первого. Я холодно улыбаюсь и дальше себе стою. В моих ботинках по такому снегу особо не побегаешь. А он плавно идёт вокруг, чтобы поставить меня глазами к низкому зимнему солнцу. Переливается рыжими полосами и внимательно на меня смотрит. Что-то чувствует вражина!
Я спокойно поворачиваюсь за ним. Ощущается всплеск, и он делает два быстрых шага вперёд, пытается достать меня шпагой. Я переступаю чуть в сторону, не опуская шпаги, но он сразу отскакивает.
Игорь Иванович снова идёт вокруг, переливается и смотрит. Всплеска нет, и он делает два коротких шага. Но нет удара. Игорь останавливается, внимательно глядя на меня. Я спокойно жду.
Всплеск, он пытается ткнуть меня шпагой, я снова ухожу в сторону, не опустив клинка. Он отскакивает и напряженно на меня смотрит. Ну, что ему ещё неясно?
За все его манёвры я хорошо понимаю, что этому противнику ещё не могу запрещать движения или точки пространства, и видит он меня очень хорошо. Но и он магически меня не превосходит. Придётся драться практически честно…
Почти его не вижу, он всё-таки развернул меня к солнцу. Но отчётливо чувствуется всплеск решимости сильнее предыдущих, и в нём ощущается злость. Опускаю шпагу и начинаю шаг на чувстве и простом расчёте. Противник срывается с места. Я делаю этот шаг, и остриё летит к его лицу. Он всё понимает, но ум врага быстрее полосатого тела. Успевает чуть повернуть голову, и кончик моей шпаги пробивает его висок. Клинок Бочкина направлен немного мимо, совсем чуточку. Он падает на бок уже мёртвый. Чёрт, глаза слезятся…
— Он умер? — спросила Катя, держа в руках мои шинель и шапку.
— Да, — сказал я, утираясь левой ладонью.
— И что теперь? — уточнила она с волнением.
— Положу на камень шпагу, — пожал я плечами.
— Нет! — возразила Катя. — Отдай клинок Григорию Васильевичу, а ему отрежь голову! Я давно хотела это увидеть! Как ты это сделаешь!
Я вытаращил на неё красные свои глаза и завис на секунду.
— Но ты же беременная! — смог я пролепетать. — Тебе станет плохо!
— Ещё месяца нет! — горячо воскликнула она. — Режь!
Я снова замер в замешательстве. Ко мне подошёл Григорий Васильевич и, отнимая у меня шпагу, молвил сердито:
— Жена же просит! Режь!
Подходит молча Авдей, протягивая рукоятью свой большой нож…
Сергей Жучирин рано утром в воскресенье сел в Москве в спальный вагон и до обеда в понедельник прибыл в Ригу. Вышел он на перрон с одним саквояжем, в сером пальто и норковой шапке. Не озираясь, с достойной неспешностью прошёл в вокзал.
Сергей не глазел на архитектуру и убранство. Он уже бывал даже в самой Германии и точно знал, что это далеко не Европа. Тем более его, московского мага, в Новгородском княжестве могут понять превратно.
Целенаправленно прошёл на телеграф, где предъявил девушке за стойкой паспорт. На его имя поступила телеграмма от Тани:
«Сообщи, как добрался. Дома всё хорошо, целую».
Серёжа перевёл дух и оплатил ответ:
«Доехал удачно. Тоже целую, Сергей».
Кто бы ему сказал, что он в жизни будет так волноваться из-за какого-то засранца! Смешная штука жизнь. Однако Таня из светской хроники узнала и ему сообщила, что Артёмка жив, можно смело ехать в Швецию.
Господин Жучирин прошёл к кассам, где спокойно купил билет в первый класс на ближайший пассажирский пароход до Стокгольма. С билетом в кармане он направился к стоянке такси, уселся и велел прямо к морскому вокзалу.
Билет требовалось иметь при себе на случай, если машину остановят. У него ведь только транзитное уведомление, нужно будет объяснить новгородской полиции своё нахождение в городе.
Серёжа с видом бывалого европейца не смотрел по пути в окно на явно нерусские дома. Скучающе уставился перед собой и слушал местного таксиста, как тот на хорошем русском языке рассуждает о политике.
По отличным дорогам доехали без задержек. Он заплатил водителю и сразу пошёл в вокзальный ресторан. Пароход отходил после обеда — наверно, специально так подгадали.
Господин Жучирин скептически разглядывал слишком художественный, как ему казалось, ресторанный зал, поедая приличные и по московским меркам блюда, в ожидании начала рейса.
Сам пароход и каюта Сергею не то, что не понравились, просто они могли бы быть ещё больше и удобнее. Но это же Гардарика. С лицом европейца он кушал в слишком просторном судовом ресторане, дрых на широкой кровати или гулял по широкой палубе, глядя с верхотуры на холодные волны.
В Стокгольме господин Жучирин сошёл на пирс красивого морского вокзала и снова напомнил себе, что это ещё не Европа. Поселился он в хорошей по местным меркам гостинице и сначала телеграмиой дал Танечке свой новый адрес. Потом прошёл в просторный номер, поджав губы, осмотрелся и заказал разговор с Москвой. Не прошло и часу, телефон зазвенел. Девушка на чистеньком русском сообщила, что соединяет, и Сергей услышал долгие гудки.
Трубку взяла Миланья. Она очень ему обрадовалась и попросила пару секунд подождать. Через минуту к аппарату подошла Катерина. После учтивых приветствий Серёжа сказал, что пока в Швеции проверяет заявки на землю, чтоб его не теряли.
Катя сказала, что позвонил Сергей вовремя, она ещё не стала задавать вопросы в Епархии. Однако задерживаться в Швеции не советовала и попросила почаще звонить. Господин Жучирин ответил, что хорошо её понял и простился до следующего разговора, когда он надеется сообщить о возвращении.
Ещё на пароходе Сергей познакомился с прессой королевства, что выходила на русском языке, даже просмотрел рекламу, потому как всякий добропорядочный приезжий из Гардарики позвонил в туристическую фирму. Заказал участие в завтрашней утренней экскурсии по Стокгольму. Ну, приехал он ближе к ужину и на сегодняшний послеобеденный тур никак не успевал.
Господин Жучирин прошёл в гостиничный ресторан и уселся за столик. С видом знатока огляделся и с грустным вздохом решил, что для Стокгольма сойдёт. Тут и подошёл официант.
А когда он поставил на стол тарелки и бутылку вина, к Сергею в компанию подсела местная «скучающая» дама. Пусть уведомление о приезде в Швецию мага начинало действовать только послезавтра, девушка была такая вполне ничего себе, и когда на эти королевства вообще обращали много внимания.
Серёжа угощал девушку, танцевал с нею и увёл к себе в номер. Всего лишь за сто крон, восемь рублей с копейками, не считая ужина. Чуть не пропустил завтрак, спасибо коридорной — напомнила.
Позавтракав в том же ресторане, Сергей вышел из гостиницы и направился пешком к точке сбора. Эти королевства такие маленькие, и гостиница со сборным пунктом находились в центре города.
Начиналась экскурсия на площади, мимо пройти было трудно. Стоял автобус с логотипами фирмы, и об экскурсии надрывался в мегафон какой-то дядя. Орал он по-русски и по-английски. Русским мужчина владел намного лучше.
Серёжа представился пухлой местной тёте в тёплом пальто и вязанной шапке. Та обрадовалась ему, как родному, и, содрав с него двадцать крон, пригласила в автобус.
Сергей прошёл в салон и уселся из принципа у окна. Автобус поехал по расписанию, гид что-то говорил по-русски и по-английски, советуя посмотреть налево или направо. Но Сергей больше поглядывал на пассажиров.
Примерно половина прибыла из Британии, вторая оказалась соотечественниками. Англичане держались строго и поглядывали холодно, мол, и не такое видели. Никакие скандинавские красоты не могут смутить истинного британца.
Наши же неуверенно улыбались и явно пытались чем-нибудь искренне восхититься. Если таковое находилось, они бурно выражали восторг, но чаще смотрели на экскурсовода с жалостливым вопросом на лицах:
— Как вы тут живёте вообще?
Этим людям ведь обещали настоящую европейскую страну. Они все этим заранее прониклись. А что они видят по факту? Сергей больше соглашался со своими, это всё ещё не Европа.
Автобус часто делал остановки, и гид приглашал туристов выйти ненадолго. Кое-что стоило осмотреть не спеша, ну и прикупить всякого разного. На одной такой остановке Серёжа от группы отстал.
Он пошёл к зданию английского посольства, благо, что до него было ерунда идти. По пути Серёжа ещё раз порадовался факту, что находится у скандинавов. Королевства, конечно, связала Гардарика договорами, но у них всё-таки были короли. И монархи эти подписали международные соглашения о неприкосновенности дипломатов и дипломатической собственности.
Княжества Гардарики на всё это плевать хотели, они ничего не обещали даже королевствам, и его, Сергея, эти скандинавы выдадут по щелчку. Зато у европейских стран в королевствах были послы и посольства, в которые почти нестрашно заходить.
Значит, вошёл Серёжа в британское посольство и через четверть часа вышел. Никто его не спросил, что там делал подданный Москвы. На самом деле Сергей по-английски написал прошение на частную визу — даже в гостинице такое писать он опасался.
Англичане сказали мистеру Жучирину заглянуть через неделю, и он покинул здание. Ещё немного прогулялся до площади с памятником и магазинчиками для туристов, подождал свой автобус и спокойно влился в маленькую орду соотечественников. Экскурсия же просто накручивала петли вокруг центра, где и располагались достопримечательности.
Со всеми вместе Сергей вернулся в исходную точку. С другими туристами поблагодарил экскурсовода и пошёл в свой отель. Отобедал в ресторане и из своего номера позвонил барону Улле Лундбергу.
Тот оказался дома и подошёл к аппарату. Серёжа начал по-английски, но господин барон на русском с лёгким акцентом попросил не мучить мозг и говорить нормально.
Господин Жучирин по-русски изложил суть вопроса. Ему нужно своими глазами взглянуть на земли, что предлагаются к продаже, убедиться, что это не пустыри, там расположено некое производство.
Швед Сергею очень обрадовался и сказал, что прямо сейчас готов приехать за ним в гостиницу на своём автомобиле, самое позднее, через полчаса. Он в городке Нортелье, очень близко.
Сергей сказал, что ждёт его в номере. Он принялся проглядывать ежедневную газету из тех, что утром дала ему коридорная. Хоть и писалось по-русски, новости были все больше шведскими, тем более местные журналисты иногда путали падежи.
«Это всё-таки не Европа», — грустил Жучирин.
К счастью в двери постучали до того, как Сергей дочитал газету. На пороге обнаружился усатый господин средних кондиций с голубыми северными глазами, в пальто и вязаной шапке.
После знакомства и приветствий Улле Лундберг предложил всё сразу и осмотреть, благо, что он на машине. Серёжа согласился, быстро надел пальто и норковую шапку, и они вдвоём, спустившись по лестнице, вышли из отеля.
Машина барона вызвала в душе Серёжи усмешку. Бюджетный «Москвич»! Впрочем, Улле им явно дорожил, и Серёжа не стал его обижать. С серьёзным видом уселся на переднее сиденье рядом с бароном.
Ехали сначала по городу, выскочили на шоссе. Хотя по критериям Москвы это обычная дорога по два ряда в обе стороны, но раз барон сказал, что шоссе, не надо ничего возражать. Дорога ведь без ям и ухабов, и снег с неё убрали.
Страна не выглядела запущенной. По шоссе сновали грузовики и простые машины, там да сям высились заводские трубы, из них даже валил дым. Так же аккуратно выглядели разные леса и озёра, заснеженные поля. Но, к сожалению, всё это не совсем Европа.
По пути господин Жучирин спрашивал барона, как лучше провернуть продажу земли юридически. Швеция ведь даже не княжество. Улле же весело говорил, что наоборот, это всё может упростить. Если продажу утвердит совет лёна, Большов станет его членом со всеми вытекающими. Можно продать земли боярину напрямую, а не вносить их в некий фонд.
Сергей помотал головой и честно признался:
— Не совсем тебя понял, друг Улле. Что это меняет?
— Ну, как же! — воскликнул барон. — Если Большов будет входить в один со мной лён, и я его пристрелю на дуэли, половина моих земель мне и вернётся! А другую половину я смогу выкупить у совета, по нашим законам. И это не считая стоимости других его земель!
— Что же ты не вызовешь его без всякой продажи? — тупо спросил Серёжа.
— Нет у меня оснований для вызова, — сокрушённо молвил барон. — Королевствам безразлично его интервью англичанину.
— Тем более не понял, зачем продавать землю! — воскликнул Серёжа.
Улле снисходительно на него покосился и сказал:
— Когда Большов купит землю и войдёт в мой лён, я смогу вызвать его просто за наглую русскую морду.
— Она у него не наглая, — проговорил Жучирин.
— Один пень русская, — хмыкнул Улле. — Ну, я ответил тебе на все вопросы, маг? Смотреть землю будешь?
— Буду, — угрюмо сказал Сергей. — Но я должен сообщить об условиях Артёму.
— Ну, а для чего я тут распинался, — проворчал Улле. — Большов, и землю купит, и вызов примет. Он, конечно, совсем не слабак, но застрелить его должен швед.
— Почему швед? — уточнил господин Жучирин.
— Потому что шведы самые крутые из европейцев, — Улле улыбнулся Сергею. — Ведь этот пацан объявил Европе войну!
Сергей надолго замолчал, глядя в окно. Они съехали с шоссе к городку, дорога пошла мимо аккуратных домиков и свернула к явно производственным строениям.
— В управлении посмотришь бумаги, — проговорил барон, въезжая на парковку.
Машина остановилась. Они вышли, хлопнув дверцами. Сергей сделал два шага и почувствовал вдруг, что правая его нога поехала на чём-то скользком. Он грохнулся на спину, раскидав руки. Его ботинок был весь в чём-то липком, мягком и коричневом.
— Европа, блин! — простонал господин Жучирин.