Рунная птица Джейр

Глава 1

Великий заклинатель Братства Антоний Госсен шел по Гостевой галерее резиденции своего ордена и, как всегда с ним бывало в такие минуты, всем своим существом ощущал внимательные взгляды, направленные на него с портретов. Тридцать шесть портретов en pied по обе стороны галереи, создания великого художника фра Леодари, несомненно, сохранили в себе частицу жизненной силы тех, кто был на них изображен - командоров Серого братства. Фра Леодари был не только художником, но и магом - непревзойденным до сих пор. Говорят, он брал череп умершего, ставил на подставку и, глядя на череп, писал портрет. Видел лицо, которое давно истлело. Именно так он написал большинство этих портретов. Есть ли в них сходство с ушедшими, нет ли - одному Всевышнему известно. Но лица командоров на портретах как живые. И взгляды у них живые.

Брат Госсен принадлежал к священному братству, которое они когда-то возглавляли. Он был их наследником, преемником, продолжателем их дела, и они имели право судить его и выносить приговор его поступкам. Их взгляды, направленные на него из красноватого полумрака анфилады, не были равнодушными - в них был весь спектр чувств, знакомых живым.

Брат Донато Форджас, основатель ордена и его первый командор, изображенный на портрете в одеяниях агаладского мага, которым он и был до Просветления, с черепом и чашей чистой воды - символами жизни и смерти, - в руках, смотрел на Госсена сурово и осуждающе. Он будто бы говорил: "Я всю свою жизнь предавался жесточайшей аскезе, умертвил в себе все греховные желания, а что сделал ты, брат Госсен? Чем ты заслужишь милость Господа и признание твоих предшественников?". Зато во взгляде третьего командора Братства, вендаландца Авенира к"Асти, напротив, читались одобрение и поддержка. Может быть потому, что Антоний и Авенир были земляками - оба из Вендаланда.

Дальше шли другие портреты - четвертый командор Арсен да Ачирре, пятый командор Куно Болленхейм, шестой командор Франсис Ротард... Чем они прославили себя? Да ничем. При них Братство оставалось в тени императорской власти, и ересь, с которой оно было призвано бороться, расцвела, как сорняки на перегное. И потому в их взгляде слабость, уход в себя и вина. А вот седьмой командор, Гуг де Сардис, был не чета предшественникам. И взгляд у него другой - искусство фра Леодари смогло ухватить ту веру и ту святую ярость, что горели в давно истлевшем сердце седьмого командора Братства. Антоний подумал, что такие же глаза он может видеть каждый день - это глаза отца Эдана Гариана.

Эдан Гариан - вот кто может ходить по этой галерее каждый день без малейшего трепета. Души великих командоров, живущие в этих портретах, могут гордиться деяниями Братства, руководимого Гарианом. Уж кто-кто, а Антоний Госсен это знал.

Он дошел до конца галереи и остановился, чтобы перевести дух. Брат Госсен был тучен, ходьба вызывала у него отдышку. Теперь портреты смотрели ему в спину, но волнение уже улеглось, и чувства Контакта больше не было. Зато холод начал пробираться под теплую шерстяную мантию и водить ледяными пальцами по хребту. В Башне Командоров печи никогда не топились, даже в такие лютые морозы, как в эту зиму. Истинная аскеза не терпит никаких послаблений.

Дверь в покои командора была закрыта. Заклинатель сложил пальцы в знак Отворения Врат и произнес заклинание.

- Входи, мастер Госсен! - раздался голос из тьмы под сводами.

Дверь открылась. Госсен повернулся к послушнику, который нес за ним запертый ларец и забрал у него ношу.

- Уходи, - велел он.

Послушник преклонил колено, поцеловал край мантии заклинателя и пошел по галерее обратно. Госсен проводил его взглядом, и лишь когда послушник скрылся в глубине галереи, вошел в открывшуюся дверь.

Это было его право - приходить к командору в любое время. И его обязанность, если заклинатель получал важные известия. И хотя на дворе была глубокая ночь, Госсен не сомневался, что Гариана обрадует новость, которую он сообщит, а еще больше - то, что лежит в его ларце.

В покоях командора пахло сыростью и мышами. Сам Гариан стоял на коленях у пюпитра со свитком Устава на нем. Госсен вздрогнул, когда, шагнув к алтарю, увидел в свете масляной коптилки лицо главы ордена - оно застыло, губы подергивались, глаза казались стеклянными. Верхняя часть его тощего костлявого тела была обнажена, и на плечах и спине кровоточили свежие рубцы от семихвостой плетки, которая лежала под свитком на деревянной подставке. Изодранная в лохмотья грязная роба была пропитана кровью.

- Отец Гариан! - позвал Госсен.

- Зачем ты здесь? - глухо ответил верховный инквизитор, не поворачивая головы.

- Я пришел с новостями, отец мой.

- Твое дыхание пахнет мясом. Ты носишь теплый плащ, брат Госсен?

- Я... (О Всемогущий, вот почему эти портреты так на него смотрели!). Там, снаружи, сильный мороз, отец мой, и я...

- Я не осуждаю тебя, и вот доказательство, - Гариан шагнул к заклинателю и поцеловал его. - Ты мой брат, я не могу судить тебя.

- Вот! - Госсен сорвал с себя шерстяной плащ и бросил на пол. - Мне он не нужен.

- Надень его, брат Госсен. Устав Братства не запрещает нам носить теплую одежду и есть мясо дважды в неделю. Я упрекнул тебя, но в твоих поступках нет ничего, что нарушило бы устав ордена. Ты чист передо мной и перед братством.

- Это мороз сделал меня слабым, он так терзал меня, отец мой!

- Мороз, - сказал Гариан. - Не за окнами мороз. Он в сердце нашем. Он заморозил тот праведный гнев, ту ревность о деле Божьем, которые должны пылать днем и ночью. А мы позволили им угаснуть. Но я заставлю этот холод отступить! Я заставлю!

- У меня хорошие известия с юга, отец мой. Братья перехватили охотника, посланного язычниками в Грей за эликсиром.

- И где эликсир?

- Здесь, - Госсен открыл ларец и показал филактерию, привезенную гонцом из Пойханда.

- А нечестивец?

- Брат Этардан сообщил о его смерти.

- Еще один враг повержен, - Гариан взял ларец, достал флакон и поднес его к свету. - Последний флакон, который был нужен для нашей победы. И ты даже представить себе не можешь, Госсен, как он был необходим! Ты принес весть, которую я с трепетом в душе ждал все последние дни.

- Я счастлив это слышать, отец мой.

- Еще новости?

- Из Кревелога приходят новые известия о Восставших. Их множество. Не думает ли командор, что...

- Ты сомневаешься в могуществе Братства, Госсен?

- Я лишь боюсь, что вера может оставить людей в такое тяжелое время.

- Вера! - Гариан шумно вздохнул. - Во что веришь ты, брат Госсен?

Заклинатель не ожидал такого вопроса и потому испугался. Раньше Гариан никогда не спрашивал его о вере. Никого в Братстве об этом не спрашивали.

- Я? - ответил он после затянувшейся паузы. - Я верую в...

- Бога нашего, не так ли? В Бога вечного, нерожденного и неумирающего, всесильного и всеведающего, в его святых и пророков, в их деяния и мучения их, за веру принятые? Символ веры, Госсен. Всего лишь символ веры, который каждый из нас будет помнить даже тогда, когда забудет свое собственное имя и имена своих отца и матери. Но ты не понял мой вопрос - я спросил тебя о вере. Что есть вера, брат Госсен?

- Вера - это... это основа. Это жизнь.

- Нет, брат мой. Вспомни слова пророка Аверия: "Я построил башню несокрушимую, имя которой Вера, в которой живет Бог." Хорошо сказал. И верно: вера и впрямь похожа на башню, которую строим мы с тобой и те, кто разделяют наши взгляды. Непрестанно, терпеливо, кирпич за кирпичом. Мы строим ее и не задумываемся над главным - а кто в ней живет? Кто занимает верхний этаж, который мы называем Царством Божьим? Мы, строители, которые, надрываясь и обливаясь потом, день за днем, час за часом кладем камни этой башни, не видим того, кому принадлежит возводимое нами здание. Смешно, правда?

- Отец мой, я не понимаю...

- А теперь представь, брат мой Госсен - что будет, если фундамент, который мы зовем Верой, растрескается или осядет? Если башня начнет рушиться на наших глазах и превратится просто в кучу камней? Не увидим ли мы в этот момент, что башня, в которую мы вложили столько труда и сил, на самом деле пуста, и населяют ее лишь призраки, придуманные нами? - Инквизитор повернулся к Госсену и смерил его тяжелым взглядом. - Что ты будешь делать, брат мой, если не найдешь Бога в доме, который ты для него построил?

- Я... я даже не могу такое представить, отец мой.

- А я могу. Более того - я понял, что истинная вера не имеет ничего общего с теми миражами, в которые верят глупцы и трусы. Ты хорошо помнишь Свиток Чтения, брат Госсен?

- Смею думать, что да, отец мой.

- Тогда вспомни эпизод с тремя девами.

- Господне Чудо в агаладском храме? - Госсен с трудом проглотил внезапно вставший в горле противный ком. - Пророк Габий пришел в храм язычников и увидел, что там отпевают трех девушек, в одну ночь убитых неизвестным злодеем. Он увидел горе родителей, и, пожалев их, силой, полученной от Бога, оживил девушек. Увидев это чудо, горожане разрушили языческий храм и приняли истинную веру.

- Поучительная история, Госсен, - глаза Гариана мрачно сверкнули. - Но взгляни на эту филактерию. Создавший этот эликсир язычник Маро не был пророком Габией, наделенным силой свыше. Он был всего лишь алхимиком. Однако он оживлял каменные статуи и возвращал жизнь умершим. Он даже не знал о нашей вере, Госсен. Не в этом ли истина?

- Отец мой, ваши речи звучат странно. Я не могу постичь их смысла.

- Тебе, наверное, кажется, что я сошел с ума. Нет, брат мой. Я всего лишь прозрел. Я понял, что истинная вера приходит в тот час, когда ты убедишься в собственном могуществе. И тогда нет нужды день за днем строить пустую башню, тратя на это время и силы. Если Маро заставил смерть служить делу вечной жизни, почему мы не можем сделать то же самое?

- Вы говорите о рунной птице?

- Птица всего лишь символ конца одной эпохи и начала новой. Эпохи, в которой мы обретем истинную власть и могущество. Сбудется мечта брата Форджаса, и его светлый дух будет ликовать, узнав о нашей победе. Мы заставим Тьму служить нам, Госсен, но победит Свет. Мы поступим как женщина-прачка, которая трет холстину черной золой, чтобы сделать ее белоснежной.

Гариан встал с колен, поставил филактерию на стол - так, чтобы свет от коптилки освещал ее как можно ярче. Налил себе воды из кувшина, жадно выпил, налил еще. Вода проливалась на грудь, смешиваясь с кровью, которая продолжала сочиться из рубцов.

- Не сердись на меня, брат Госсен, - сказал он. - Прости меня за тот допрос, что я учинил тебе. Я знаю, что в твоем сердце живет истинная вера. Но в моем сердце тоже живет истинная вера. Какая из двух истиннее, брат мой?

- Я думал, - запинаясь, пробормотал Госсен, - что вера...

- Одна? Нет! Ты веришь в Бога, а я верю в Братство. В ту силу, которая изменит этот мир. В себя и в тебя, Госсен. Чья вера правильнее?

- Но в Свитке ничего не говорится о Братстве!

- Ты глуп. Прости меня, но ты глупец. Ты не рожден быть вождем. А я рожден. - Гариан выпил еще чашу воды: потеря крови после самобичевания вызвала у него сильную жажду. - Сегодня я говорил с императором. Он жалок. Но он принял мою волю. Я заставил императора делать то, что хочу, внушил ему свою волю. И очень скоро мир изменится так, как задумано мной. Мы покончим с еретиками, своей властью загоним Темных обратно в бездну, из которой они пришли, и не будет в мире власти, которая сравнится с нашей!

- Император принял ваш план? - быстро спросил Госсен, радуясь, что можно уйти от странного и пугающего разговора о вере. - Если император поступит так, как вы ему предлагаете, его власть и авторитет станут огромными, и мы ничего не сможем с этим поделать.

- Император хочет быть Спасителем мира, - сказал с мрачной усмешкой Гариан. - Да будет так. Маленькая бутылочка, которую ты принес мне, решит исход великого противостояния. Юный Артон думает, что сила в оружии. Нет. Сила в воле. А воля у нас. Мы доведем нашу войну до конца, брат Госсен. Император поможет нам. Он станет светочем, посланцем Божьим, оживившим птицу Джейр, а остальное сделает Братство. Мы зажмем эти земли в железный кулак и установим на ней тысячелетнее царство Света. Построим ту башню, о которой пишет Аверий. Еретики будут выкошены, как сорная трава.

- Почему мы не покончили с ними раньше?

- Потому что Свет не может существовать без Тени. Нам нужен был враг, достойный нас. Такой, которого боится глупая чернь, от которого нужно защищать. Но когда птица споет свою песню, мы закончим эту войну. А император - он уйдет. Потому что божественному Спасителю не место среди людей. Потому что нельзя безнаказанно открыть филактерию Маро. Он уйдет и останется в веках, как Спаситель, предотвративший гибель мира, а мы будем хранить память о нем и править его именем. Так будет, брат Госсен. Но пока... - Гариан взял с подставки плеть, - пока мы будем делать все для того, чтобы конец времен запомнился всем, кто его переживет. Чтобы не возникло никаких сомнений в нашем могуществе. Чтобы люди плакали от ужаса и молились на нас, видя, какое зло пришло на эту землю. Чтобы боль, страх и надежда корнями вросли в их души. Чем больший ужас они испытают, тем больше будет триумф Братства. Никто не посмеет усомниться в нашем праве на власть вечную и неделимую. Вот почему мы делаем то, что делаем. Во славу Божью, Госсен! Во славу ордена и Братства! Пусть почувствуют всю силу Тьмы для того, чтобы оценить наши жертвы!

Лицо Гариана исказилось; он взмахнул плетью, и плетеные ремни, заканчивающиеся острыми стальными когтями, впились в истерзанное тело. Госсен отшатнулся - брызги крови командора попали ему в лицо, мазнули по губам соленой медью.

- Уходи! - заорал Гариан, продолжая бичевать себя. - Уходи, не смотри!

Брат Госсен выскочил за дверь и встал, пытаясь удержаться на ослабевших ногах. Дверь захлопнулась за его спиной, но он мог слышать крики Гариана, в которых звучали страдание и наслаждение болью. С портретов в галерее на Госсена смотрели покойные командоры - с осуждением смотрели. Ты слаб, будто говорили они ему, ты слаб, ты недостойно и безнадежно слаб, ты не можешь жертвовать собой ради славы ордена, а отец Гариан может. Он наследует мир, а ты будешь служить ему и лизать его руки, как преданный пес.

Или, как пес, отведаешь плети, которая сейчас свистит и чавкает о распоротую окровавленную плоть за дверью.

И третьего не дано.

Они выехали из Боденталя на заре и проехали с полмили - а потом услышали этот вой. Ярре было подумал в панике, что это мертвецы, не упокоившись с рассветом, вышли им навстречу, но очень быстро понял, что ошибся. Только радости от этого совсем не испытал.

Их было много, наверное, не меньше трех десятков - мужчины, женщины, подростки и даже дети, едва одетые в грязные окровавленные тряпки. Они брели по снегу, проваливаясь в него, спотыкаясь и падая, едва переставляя обмороженные до черноты босые ноги, и пели нестройным хором какой-то псалом. Это было страшное пение, будто проклятые души в аду хором голосили, моля о милосердии. В руках у них были палки, обрывки железных цепей, плетки, кнуты, садовые ножи и длинные гвозди, которыми они били, резали и кололи сами себя. На снегу за ними оставался кровавый след. И еще - они не видели никого. Их глаза смотрели куда-то вдаль, и в них были боль, ужас и восторг.

- Флагелланты, - произнесла Янка.

Вельфгрид сжался в ком и тихо скулил, не отрывая взгляда от страшной процессии. А Янка побледнела так, что Ярре подумал - она сейчас упадет из седла.

- Янка, не смотри! - крикнул он. Но девушка не могла оторвать взгляда от процессии, и лицо ее стало белее снега.

Какой-то человек, грязный и окровавленный, в железных цепях, надетых крест-накрест на голое тело, вышел из процессии и подошел к ним. Вместо одного глаза у него зияла кровавая гноящаяся яма, на лбу кровоточил нацарапанный ножом или гвоздем рунический знак "Тралль" - знак, которым во времена Агалады клеймили рабов. Он попытался схватить под уздцы коня Ярре, но конь шарахнулся от него с испуганным храпением.

- Нечестивцы! - завопил человек, шепелявя и брызгая кровавой слюной. - Разве не видите, что пришла смерть этого мира! Мертвые пришли пожрать живых. Молитесь, чтобы плоть ваша не досталась Тьме!

- Пошел прочь! - Ярре скинул с плеча Бьоркост, но безумец только захохотал и широко раскинул руки, точно приглашал обнять его.

- Стреляй, мальчик! - взвыл он. - Стреляй и причини мне еще одну рану. Ради Господа нашего, стреляй! Только не убивай сразу, сделай так, чтобы я ощутил страдание от раны. Подари мне эту радость. Пусть раны напоминают мне, что я еще жив. Боль это жизнь. Кровь это жизнь. Богу угодна наша мука, она очистит нас от скверны, которая сожрет вас заживо!

- Уходи, - преодолевая накатившую дурноту, пробормотал Ярре, но лук не опустил. - Проваливай.

- Кругом мертвые, кругом, - зачастил человек, вращая уцелевшим глазом, в котором горело безумие, - они лежат под снегом и ждут своего часа. Они выгнали нас из домов. Они везде! Везде! Вам не спастись, вам не убежать от них. Они несут смерть и чуму, ужас и великое молчание. Этот холод - он от них. Они холодные, мальчик, холодные!

- Пошел прочь! - Ярре натянул тетиву.

- Придет Спаситель и исцелит раны, которые кровоточат, но не исцелит тех, что не болят, ибо то раны Смерти! - Безумец ощерился в улыбке, показывая окровавленные десны, из которых недавно вырвали зубы. - Вас не исцелит, а я... я буду... с Ним!

- Уходи, - прошептал Ярре.

- Молитесь! - прохрипел мученик и, встав в процессию, побрел дальше. Только когда жуткая процессия скрылась за деревьями, и смолкло тоскливое пение, Ярре опустил лук.

- Безумцы, - сказал он. - Какие безумцы!

- Я... я почувствовала их боль, - сказала Янка, и на глазах ее выступили слезы. - Это не Бог, я знаю.

- Не Бог?

- Этот человек сказал, что Богу угодны их мучения. Это неправда. Я знаю, Бог добрый. Он не любит, когда люди страдают. Когда дети страдают. Бог не хочет этого.

- Янка, не плачь.

- Они говорят, что бегут от смерти, но все они уже мертвы, - девочка вытерла лицо варежкой. - А ты хотел выстрелить в него.

- Я испугался, - признался Ярре. - Не за себя - за тебя. Даже Вельфгрид испугался. Нам надо побыстрее добраться до города.

- Мы не поедем в город, - сказала Янка.

- Вот те на! - Ярре осадил коня, с недоумением посмотрел на княжну. - Это еще почему?

- Потому что везде одно и то же. - Княжна помолчала. - Мертвые уподобились живым, а живые будто умерли. Ты сказал, едешь в Оплот? Вот и поехали в этот самый Оплот.

- Так ведь я не на пироги туда еду, госпожа. Чего там будет, я и знать не знаю.

- Пусть так. Зато мы все вместе будем.

- Как скажешь, - Ярре почувствовал радость. Как бы то ни было, а княжна еще какое-то время побудет с ним. И теперь не надо заезжать в города, рисковать, что кто-нибудь заинтересуется, куда и почему он едет. - Слыхал, Вельфгрид? Показывай дорогу.

Волк зарычал и тут же, развернувшись, побежал по дороге на север, в ту сторону, откуда они приехали. Янка тут же поскакала за волком, и Ярре, пожав плечами и еще раз удивившись непредсказуемости женского ума, последовал за ней. Теперь ему хотелось больше всего побыстрее добраться до Оплота.

И еще - поскорее забыть о флагеллантах.

- Его величество, повелитель Вестрии и Вендаланда, верховный сюзерен и владыка Сардиса, Лоуласа, Йора, Хагриста, Кастельмонте и Алманы, протектор Кревелога и Равнин, хранитель веры и защитник традиций, данных нами великими предками, император Артон Первый!

Артон прошел мимо маршала, объявившего о его приходе, мимо гвардейцев в сверкающих стальных латах и с золотыми орлами на щитах, мимо склонившихся в поклонах членов большого Совета империи - прямо к престолу под балдахином из пурпурного, расшитого золотом бархата. Прошел, наслаждаясь минутой, своей значительностью, тем, как все эти люди приветствуют его. Сел на трон, подобрав длинный солдатский плащ, и милостиво кивнул собранию. С этого мгновения ему предназначалась одна роль - внимательно слушать все, что говорят члены Совета, а потом... Наверное, и в самом деле очень важно не упустить ни одной подробности будущего разговора, потому что последнее слово всегда остается за императором.

- Ваше величество! - Имперский старшина Руний Крегер вышел на ковровую дорожку между рядами столов, за которыми уже расселись прочие члены Совета. - Позвольте мне огласить вопросы, которые нам ныне надлежит обсудить на высоком Совете и принять по ним решение.

Артон кивнул. Это была еще одна формальность, которую ему следовало претерпеть. Крегер поклонился, прокашлялся в кулак и развернул свиток, который держал в руке.

- "Достоверно известно нам, - начал он самым торжественным голосом, - что в имперских провинциях Кревелог и Йор в последние три недели происходят события странные, пугающие и способные причинить ущерб империи. Ибо по свидетельству сотен и сотен людей, среди которых немало особ, слово которых безусловно заслуживает доверия, в указанных землях участились случаи черного колдовства и богопротивного чародейства, следствием которого стало массовое оживление мертвецов. Primo, ныне доносят нам беспрестанно, что в землях Кревелога, а именно в поветах Баннов, Боденталь, Яшков, Тырн, Бозорица, Трогора, Путна и ряде других, в окрестностях самого Златограда, а также в землях Йора, на границе с Поймой и Глаббенбергом, восставшие во множестве из могил своих мертвецы изгоняют живых из домов и поселений, видом своим сеят великий ужас и панику, заставляя народ бежать из мест, пораженных оным чародейством. Число беженцев множится с каждым днем и каждым часом. По свидетельству отцов церкви, взявших на себя заботу о несчастных, лишенных злыми мертвецами имения своего, только в Златограде ныне скопилось более тридцати тысяч беженцев из означенных поветов и прочих земель, в которых появились восставшие мертвецы. Secundo, массовое оживление мертвецов повлекло за собой и другие беды, как-то; появление чумы и прочих моровых язв, разносимых бродячими трупами, голод, мародерство и грабежи. В Кревелоге появилось немало воровских шаек, кои грабят и без того обездоленное население и нападают на герцогских управляющих и солдат. Так, в Трогоре в конце прошлого месяца был злодейски убит со всей своей семьей князь Рорек Трогорский. Масштабы сего бедствия усугубляются тем, что некие злонамеренные личности, принадлежащие к запрещенным языческим сообществам, распространяют слухи о наступающем конце света, чем еще более способствуют всеобщему отчаянию, панике и хаосу.

Я, брат Эдан Гариан, и мои собратья и сотрудники, смиренные воители Божьи, глубоко тронутые страданиями несчастных и озабоченные буйством черных сил в Кревелоге и Йоре, обращаемся к его величеству императору и к Большому имперскому совету с просьбой немедля вмешаться и остановить сие бедствие. Писано в четвертый день первого месяца весны, в год 989 от принятия истинной веры."

Артон посмотрел на брата Гариана, сидевшего не за общим столом совета, а в стороне, на деревянной лавке, вместе с ближайшими собратьями по ордену. Он не мог видеть лица инквизитора - Гариан даже в присутствии императора имел право не поднимать капюшон серого плаща. "Он обещал мне великую власть, - подумал Артон, - но теперь собрал в этом зале всех высших сановников империи только ради того, чтобы мы покорно поддакнули его плану ввести войска в Кревелог. Интересно, что будет, если я наложу вето на эту затею?"

- Брат Гариан, - сказал Крегер, свернув свиток в трубку, - ваше прошение Совету зачитано. Вам первое слово.

Инквизитор все же скинул капюшон. Шагнул на дорожку, встал напротив императора - и внезапно опустился на колени.

- Есть светская власть и духовная, - сказал он, глядя в пол, - и какая из них выше? Кто выше - император или Бог? Я бы сказал - Бог. Есть ли в моих словах государственная измена? Кто-то скажет - есть. Ибо все мы дети империи, и у нас один властелин - император. Наш государь, что властен над нашими жизнями, и потому я отдаю ему дань покорности и подчинения. - Гариан поднял голову, глянул в глаза Артона, и молодого императора от этого взгляда подрал холод по спине. - Верит ли император, что каждый из Серых братьев служит ему так же рьяно и самоотверженно, как Господу нашему?

- Да, верю, - ответил Артон, толком не понимая, куда клонит инквизитор.

- Ваше величество не ошибается, веря нам. Мы ваши подданные, и каждый отдаст с радостью свою жизнь за империю и за императора. Но над имперским троном я вижу того, кто выше любой земной власти - нашего Господа. В Свитке Чтения сказано: "Преклоните колени перед властью земной, но помните, что Моя власть выше, что она непреходяща и вечна, и всесильна. Моя власть справедлива и милосердна, как власть любящего отца над любимыми детьми. И не будет у вас власти другой, кроме Моей. Сравните Мою власть, и власть земную и скажите себе - которая из них справедливее, милосерднее и могущественнее?", - Гариан встал с колен. - А теперь я скажу: ныне пришло время нашему государю доказать не словом, а делом, что его власть так же могущественна, так же справедлива и милосердна, как власть небесного Владыки. Ибо пришло время выкорчевывать и жечь сорняки, а не проходить мимо них.

Мы, сторожевые псы веры, боремся со злом в наших землях многие годы. Все знают, о каком зле я говорю - о нечестивых язычниках, зовущих себя слугами Митары, слугами Торуна, слугами прочих языческих демонов, об этих колдунах, наследовавших мерзость черных культов Агалады. Тех, кто насмехается над нашей верой, кто при помощи самого мерзкого чернокнижия и волховства стремится отвратить темный народ от истинного Бога, посеять в наших землях ужас великий и хаос. Видит Бог, все это время Серое братство с честью выполняло свой долг. Мы разоблачили и предали очистительному огню сотни врагов Божьих. Но ныне недостаточно только наших усилий. Великое зло пришло в империю. И доказательства тому налицо. Вот, читайте, - Гариан достал из холщовой сумки на поясе свиток и положил на стол, - это донесение от брата Этардана, который сумел перехватить колдуна, направлявшегося в имперские земли из Грея. При колдуне был колдовской эликсир великой силы - эликсир, оживляющий мертвых. Это ли не доказательство злодейского заговора язычников против империи и веры? К счастью, преступника удалось изобличить и обезвредить, но всегда ли это удается? Нет, не всегда. Ныне вступили мы в схватку с врагом, который ждал своего часа столетия. Черные всадники скачут по нашей земле, и везде, где проходит их путь, мертвецы восстают из могил. Кревелог и Йор только начало. Скоро, очень скоро черное поветрие перекинется на прочие имперские земли, и тогда страшные вести будут приходить уже из Алманы и Хагриста, из Кастельмонте и Лоуласа, и недалек тот час, когда армии Тьмы встанут у стен Азуранда!

- О каком эликсире речь, брат Гариан? - спросил первый министр Матео Дарнис. - Прежде никто никогда не слышал о зелье, воскресающем мертвых.

- О Черном эликсире Маро, дьявольском зелье, созданном в мрачные времена Агалады. Написано в нашем прошении, что был убит князь Рорек, брат нынешнего герцога Кревелога Игана. Но кем он был убит, знаете ли вы о том? Шесть лет назад злоумышленники отравили Черным эликсиром бастарда герцога Маларда, и ныне Эндре-бастард вернулся из царства мертвых озлобленным вампиром - и мстит. Это он пролил кровь Рорека и его семьи, ибо гороскоп Эндре, составленный при рождении бастарда, однозначно говорит: "Прольет кровь братьев своих!" Что это как не заговор злых сил против империи? Что это, как не шабаш бесовщины на наших землях?

- У вас есть доказательства всего того, что вы говорите, отец Гариан? - спросил Аренс, герцог Вестрийский.

- Конечно, - Гариан сделал знак брату Госсену, и Заклинатель положил перед членами Совета несколько свитков - отчеты Кассиуса Абдарко из Златограда и перевод пророчеств, полученных из Кастельмонте от аббата Кланена. - Если вы доверяете нашему слову, то поверите в эти свидетельства - хотя в них и очень трудно поверить.

- И что же вы предлагаете, святой отец? - осведомился Дарнис.

- Мы готовы раз и навсегда покончить со скверной. Мы жаждем битвы, которая наконец-то очистит эту землю от язычников. Орден давно к ней готов. Мы знаем, как поступить. Но не это главное. Наши враги говорят о приходе какого-то Спасителя, который остановит гибель мира. Не мы, не наш император - языческий Спаситель.

- Звучит впечатляюще, - Марий Ателла, троюродный брат императора и командующий императорской гвардией, перестал играть бриллиантовым перстнем на своем безымянном пальце и с насмешкой посмотрел на Гариана. - Но великой беды я во всем этом не вижу. Ну, придет этот самый языческий Спаситель, и что дальше? Мертвые улягутся в свои гробы, и все пойдет своим чередом.

- Имя Божье будет посрамлено, - ответил Гариан. - Язычники восторжествуют, и народ, увидев их торжество, отвернется от истинной веры и императора. Вот что случится, если не вмешаться и не остановить это безумие.

- Его преосвященство просит, чтобы мы ввели дополнительные войска в Кревелог и Йор, - подал голос Маций Роллин. - В этом есть своя логика. Пристутствие войск остановит панику и позволит прекратить начавшиеся мародерства и грабежи. Я хоть сейчас готов возглавить эти войска, и я обещаю императору, что быстро наведу порядок. Меня не пугают ни колдуны, ни черные всадники, ни покойники, разгуливающие по земле. Но отец Гариан забыл сообщить Совету самое главное. Он хочет, чтобы его величество лично возглавил поход в Йор.

- Это необходимо для окончательной победы над язычниками, - ответил Гариан. - Именно наш государь станет истинным Спасителем - тем, кто отведет зло от земель империи и навсегда прославит свое имя, как владыка, покончивший с проклятым наследием Агалады. Но это случится лишь в том случае, если народ увидит, кто ведет армию праведников на его защиту.

- Армия праведников? - хмыкнул Ателла. - Армия праведниц, конечно, приятнее глазу. Хотел бы я на это посмотреть.

- Праведников, - с фанатичным блеском в глазах повторил Гариан. - Тех, кто готов, не колеблясь, отдать жизнь за Божье дело. Кто не боится ни боли, ни страдания, ни муки, но ищет их с рвением и претерпевает с радостью. Мы, святое братство, веками служим империи, не считаясь ни с какими жертвами. Нам даны откровения, которых вы, люди мира, не знаете. В том ваше счастье, ибо великая боль в каждом слове этих откровений. Господь наш скорбит, видя наполнившее наши земли нечестие, и призывает нас сразиться и отдать жизни за торжество истины. И если кто сомневается в решимости святого братства раз и навсегда одолеть скверну, то я говорю вам, сомневающиеся - мы сразим зло. Ни смерть, ни муки не пугают нас, ибо за нами Господь, и с его помощью мы одолеем любое телесное страдание, и даже найдем в нем радость. Есть лишь одна мука, которой я не могу осилить - это боль за тех, кто ныне остался там, на землях зачумленных и каждый час молит Господа о помощи и сострадании. Говорят пророчества: " Горе вам, горе всем, рожденным и вскормленным в это время, ибо не будет вам спасения от ярости Бездны и слуг ее, подобных теням ночным, подстерегающим вас на путях ваших! И кто побежит в поле, погибнет там, и кто побежит в горы, не найдет там спасения. И дам вам знамения и знаки, говорящие, что близится конец мира сего, и вострепещут сердца ваши". - Гариан обвел взглядом притихших сановников и остановил горящий взгляд на императоре. - Господь дал мне взгляд, которым я вижу будущее, и оно пугает меня. Отгоняю от себя ужас и тоску, но возвращаются они, стоит мне лишь закрыть глаза. И что мне боль тела, если душа моя болит? О Спасителе все мысли мои, и нет мне покоя ни днем, ни ночью!

С этими словами Гариан сбросил плащ и рванул балахон из темной бязи, надетый на голое тело, обнажив спину и плечи, исхлестанные плетью. А потом оглядел членом Совета, и никто не мог выдержать его взгляд, опускал глаза. Даже Марий Ателла перестал улыбаться.

- Вот раны, которые я наношу себе, чтобы не забыть о своем долге, - добавил Гариан, - и они ничто в сравнении с ранами, что усыпали сердце мое! Я жду вашего решения, сильные мира сего, каким бы оно ни было.

Подбежавший послушник набросил на истерзанные, покрытые засохшей кровью плечи верховного инквизитора плащ, и Гариан вернулся к остальным собратьям. Артон понял, что пришло время говорить.

- Серые братья сказали свое слово, - произнес он, встав с трона, - и оно услышано. Нас впечатлили красноречие и искренность отца Гариана. То, что происходит в Кревелоге и Йоре, пугает нас не меньше иерархов Братства. Долг императора - защитить подданных от врага, естественного или сверхъестественного. Поэтому мы говорим совету - , если совет решит, мы готовы лично возглавить войско для блага страны и во исполнение Божьей воли.

- Ваше величество, но разве наместник императора в войске не представляет личность самого императора? - возразил Матео Дарнис. - Любой из нас будет счастлив и горд взять на себя такую почетную обязанность.

- Наш великий дед Веларий Второй сам водил войско, лорд Дарнис, - сказал император с улыбкой. - Он покрыл свое имя такой славой, что враги не раз бежали, узнав о приближении императорского войска. Почему мы не можем повторить деяния нашего славного деда?

- Веларий Второй воевал с людьми, - вставил Ателла, - а вы, государь, будете воевать с призраками.

- Воевать будем мы! - крикнул Гариан, да так громко, что многие из придворных вздрогнули, - Честь же победы достанется его величеству, ибо он возглавит поход. Тайные пророчества указывают на него, как на истинного Спасителя. Он должен быть в войске, чтобы людская молва приписала ему честь победы над злом, обрушившимся на империю.

- С чего вы взяли что наш государь и есть Спаситель, о котором вы все время нам говорите? - поморщился Ателла.

- Имеющий глаза да увидит, - ответил Гариан. - Вот он, перед вами, текст древних пророчеств, которые повествуют о событиях нашего времени. Сказано в них: "Молите о том, кто, подобно мечу, рассечет небо на золотых крыльях и вернет вам надежду." Разве не золотой орел в гербе дома Велариев? Разве не о его величестве это сказано?

- Отец Гариан не сказал самого главного, - Маций Роллин встал со своего места. - По его плану императору предстоит отправиться на север Йора, в какое-то древнее капище местных язычников, и уничтожить его.

- Все верно, - инквизитор кивнул. - В последний оплот сил Зла на этой земле. Император должен своей пятой растоптать змею, и тогда все будет кончено.

- "Ты чего-то не договориваешь, - подумал Артон, глядя на инквизитора. - Чего-то очень важного для меня. Что ты задумал, Гариан? Ах, если бы я мог заглянуть в твои мысли и увидеть то, что ты так старательно прячешь за красивыми словами! Но я не могу. Я не могу покориться твоей воле, но я не хочу оставаться в стороне и допустить, чтобы кто-то поднял мой меч вместо меня..."

- Для того чтобы собрать армию в полном составе, необходимо время, - сказал Роллин. - Думаю, не меньше месяца. Кроме того, отправляться в такой мороз было бы неразумно. Одно дело терять воинов в бою, и совсем другое - умершими от холода и обмороженными.

- У нас нет времени на колебания, - возразил Гариан. - Конец времен все ближе. Или вы не видите, что эта долгая и холодная зима - одно из знамений?

- Северные районы Йора - это высокие горы, где нет хороших дорог, - заметил Дарнис. - Войсковые обозы там не пройдут, тем более в такие морозы и снега. Армия императора останется без продовольствия и фуража, или же солдатам придется нести все это на себе.

- Вы думаете об удобствах, а я думаю о судьбе этого мира, - надменно сказал Гариан. - Или цена его спасения вас так пугает, министр?

- Цена может быть непомерно высокой, - ответил Дарнис и посмотрел на молодого императора.

- Господь не допустит этого, - сказал Гариан.

- Вы слишком многого хотите от Господа, святой отец, - с иронией в голосе произнес Ателла. - Или же Господь сам оповещает вас о своих задумках?

- Я знаю его волю, - ответил инквизитор, метнув в императорского родственника мрачный взгляд, - и она не может обсуждаться, лорд Марий.

- Не будем говорить о святых вещах, - Артон сделал Ателле знак помолчать. - Нам предстоит услышать решение совета, и мы примем любое. Но мы хотим сказать, что императоры Вестриаля и Вендаланда всегда были добрыми верущими и хранителями веры. Если нам предстоит поднять меч в защиту дела Божьего, мы почтем это за честь. Вот наше слово, добрые господа.

Совет окончился за полночь, и Артон чувствовал усталость и сильную головную боль. С помощью слуги он переоделся в чистую белую льняную рубашку и мягкие сандалии, а потом велел принести себя горячего вина со специями. В спальне было тепло - камин горел весь день.

Слуга принес вино и осведомился, не нужно ли еще чего государю.

- Принеси мой меч, - приказал Артон.

- Ее величество спрашивала о вас, - сказал слуга, вернувшись с мечом.

- Скажи императрице, что я очень устал, и сегодня буду спать один. Ступай.

- Доброй ночи вам, государь.

- Доброй ночи.

Совет принял решение. Не единогласно, но принял. Роллин со Вторым Вендаланским легионом и вспомогательными войсками - всего десять тысяч клинков, - отправится в Кревелог, чтобы помочь герцогу Игану навести порядок. Так было записано в решении Совета, но все понимали, что Роллин будет наводить порядок за Игана, который ни на что не годится. Роллину будет помогать премьер Капитула братства в Кревелоге преподобный Кассиус Абдарко и его подчиненные. А вот сам император отправится в Йор. С ним будет гвардия Ателлы, Четвертый легион "Вестриаль", алманские стрелки и сам Гариан. Верховный инквизитор возьмет себе в помощь братьев из Азуранда, Кастельмонте и Вендаланда. Видимо, этот вопрос уже решили на Большом Капитуле братства.

Встав у зеркала, Артон посмотрел на свое отражение и поднял меч острием к потолку. Меч этот когда-то принадлежал его деду Веларию Второму, с ним великий император прошел всю Двадцатилетнюю войну. Отличный меч работы древнего вендаландского мастера-оружейника Россена. Впервые за четыре года правления Артон наденет его не на торжественный развод гвардии и не на смотр войск. Меч отправится с ним на войну, какой империя еще не знала.

Артон наблюдал, как отсветы пламени, горящего в камине, играют на долах безупречно полированного клинка, и что-то похожее на страх шевельнулось в душе молодого императора. Он так и не сумел разгадать тайных мыслей Гариана. Так и не понял, почему инквизитор так настаивает на его присутствии в войске. По какой причине ему следует войти в капище язычников там, в горах Йора, ради какой такой великой цели. И если Гариан лукавит...

Император взмахнул мечом, пронзая воображаемого врага, повернул клинок в воображаемой ране и вновь отвел руку с клинком к плечу. Потом вложил меч в ножны и, допив вино из кубка, растянулся на кровати. Больше всего ему хотелось уснуть - и увидеть во сне ответы на свои вопросы, которых он так и не дождался в реальности.

Глава 2

За стенами дома была предночная стужа, но в горнице было тепло и уютно - и приятно пахло густой наваристой куриной похлебкой. Ее запах перебил даже тяжелый дух неизлечимой болезни, давно обосновавшейся в этом доме. Большой котелок уже стоял на столе, а рядом с ним - круглый хлеб на дощечке и дышащая ароматным паром вареная курица на тарелке. Берашинский староста Буйвид оглядел шестерых своих отпрысков, рассевшихся за столом по правую и левую руку от него, и не сводивших полных счастливого ожидания глаз с курицы, а потом спросил:

- Кто сегодня читает благодарственную молитву?

- Я, - отозвался семилетний Карек, самый младший из детей.

Буйвид кивнул одобрительно, посмотрел на жену. Ее глаза улыбались. Карек встал, сложил молитвенно руки и, закрыв глаза, затянул нараспев:

- Боже всемогущий, Боже милосердный, на небе сущий, хранящий нас усердно, в милости великой нашу жизнь блюдущий, славим тя за милость и за хлеб насущный!

- Хорошо, - вздохнул Буйвид. Взял вилку и начал нарезать на ломти каравай - каждому по куску. Дети хватали хлеб, но смотрели на курицу, и глаза у них блестели в полутьме избы как у мышат. Жена тем временем черпаком разливала похлебку по мискам. Один черпак, виновато глянув на мужа, вылила в маленькую деревянную миску, стоявшую рядом с ее собственной. Это была миска Лешки. Буйвид милостиво кивнул. Сегодня он был в хорошем настроении.

- На-ка вот, - сказал он, бросив в миску половину куриного крылышка.

Вообще-то курица была старая, тощая, покрытая толстой и прочной, как имперская дубленая кираса, морщинистой кожей, но Буйвид и эту старушку никогда не пустил бы под нож, если бы не одно счастливое проишествие. Сегодня утром в Берашин пришла новая толпа беженцев - откуда-то из-под Лисова. Человек тридцать на двух повозках, и пешие. Буйвид стоял в воротах и с самым важным видом лично вопрошал сбегов о том, что с ними случилось. Все одно и то же говорили - о мертвецах, которым в земле не лежится. О проклятии, что пало на Кревелог. Буйвид слушал, смотрел по сторонам, привычно уже оценивая, что у беженцев можно за доброту свою попросить, и вдруг заметил ветхую старуху в облезлом полушубке. Старуха как старуха, ничего в ней не было примечательного, но вот под мышкой бабка держала заботливо укутанную в рогожу курочку - белоснежную, славную, молоденькую несушку.

- Эй, мать, - сказал ей Буйвид, - кто будешь и откуда?

- А? - Старуха была тугоухой и вытянула из полушубка голову на тощей шее совсем как ее курица из-за пазухи. - Что?

- Не слышишь что ль? - Буйвид шагнул ближе. - Есть с тобой кто?

- Никого нет, - запричитала старуха, - одна я, сирота несчастная!

- Кура у тебя славная, - сказал Буйвид, потрепав птицу по гребешку. - Подохнет она у тебя, жалко. Давай меняться.

- Не-е, - бабка снова втянула головенку в плечи, будто ожидала, что Буйвид ударит ее. - Моя курица, не отдам!

- Зря, мать, зря. - Буйвид покачал головой. - Ныне вышел нам приказ от святых отцов из соседнего монастыря собирать для них и для императорской армии, что нынче к нам идет из-под самого Азуранда, припасы. Придется тебе куру твою за так отдать. А я тебе мену на жратву предлагаю. Хлебца печеного дам, соли и муки. Тебе, чай, старой надолго хватит. Соглашайся.

Старуха заплакала, прижала к себе курицу, будто мать ребенка. Буйвид мягко взялся за птицу обеими ладонями, потянул на себя.

- По-хорошему тебе предлагаю, мать, - сказал он голосом, в котором зазвенел лед. - Все одно отберут, или от мороза подохнет. А так в накладе не останешься. Давай, давай. У меня знаешь какой петух? Я ему твою невесту сосватаю, будут жить счастливо, сытно и долго. И тебе прибыль, и твоей птичке счастье. А то ведь сгинет ни за что, жалко.

Бабка, вслхипывая, разжала руки. Буйвид унес курицу домой, пристроил в сенях, взял из кладовки пару щепотей грязной, смешанной с землей соли и несколько пригоршней прошлогодней муки. Ссыпал все по тряпкам, добавил пол-ковриги и отнес бабке. А потом отправился домой, зашел в курятник и прирезал одну из старых кур, давно уже переставших нестись и почти доживших до конца свой недолгий куриный век.

Стук в дверь был совсем некстати. Буйвид нахмурился, когда на пороге появился Чирка, пристав общины.

- Господин староста, там чужаки пришли, - сообщил Чирка. Он почему-то показался Буйвиду испуганным.

- Ну и что? - Буйвид отвернулся. - Пришли и пришли. Пожрать дай спокойно!

- Господин староста, так они того... с оружием.

- Солдаты, что ль?

- Не могу знать. Но оружие свое без барагоза отдали.

- Сколько их?

- Трое. Мужик вроде нашенский, а вот парень с девкой странные какие-то. Требуют тебя для разговора важного.

- Требуют? - Буйвид засопел. - Чего ж в них странного?

- Вроде как иноземцы они.

- Ступай. Не видишь что ли, вечеряем мы. Апосля я с чужаками этими потолкую.

Буйвид быстро разложил кусочки курятины по мискам, и дети принялись за еду. А самому старосте есть вдруг расхотелось. Чирка его озадачил. И вроде нет ничего особенного в том, что в Берашине появились пришлые. Тут в последнее время много чужого народу обретается. Каждый день идут. Только пару дней назад Серые братья с солдатами были, искали кого-то. Спрашивали про чужих с оружием. Уж не про этих ли, о которых Чирка сказал?

- Я сейчас приду, - сказал Буйвид, положил ложку на стол, вытер ладонью висячие усы и пошел одеваться. Набросил овчинный тулуп, натянул на ноги теплые сапоги на смушках, взял своих тяжелый, окованный железом посох и вышел на двор.

На улице воздух звенел от мороза, полная луна в черном небе казалась ослепительно-белой. Снег скрипел под сапогами. Проклиная холод и пришельцев, Буйвид вышел со двора и пошел к старой лесопилке, где в огромном сарае размещали беженцев. Не по своей воле принимал их Буйвид - так распорядились святые отцы из ближайшего монастыря. Поначалу, когда только-только появились первые сбеги, все они в монастырь шли, потому, как не было в округе места безопаснее. А их оттуда в близлежащий Берашин отправили. Потом и сам аббат приехал в общину, говорил с Буйвидом, объяснял, почему так решили.

- Припасов в монастыре нет, сын мой, - сказал аббат Буйвиду. - И охрана у меня в монастыре всего пять человек, за порядком присмотреть будет некому. А твоя община зажиточная, и народ у вас храбрый.

Это верно, в Берашине народ всегда был особенный. Еще с времен прадеда нынешнего императора селились тут бывшие коронные солдаты, отправленные в запас. Пахали пожалованную им землю, валили лес, ставили пасеки, коптили зверину и варили мед. Да и сам Берашин на окрестные села похож не был. По-военному его отставные вояки обустроили. Само городище окружал крепкий частокол пятнадцати локтей высотой, со сторожевыми башенками и мощными воротами, обитыми железными листами. Крепость, словом. К тому же, мужчинам тутошним самим великим герцогом Малардом за храбрость берашинского ополчения в Двадцатилетней войне была дарована привилегия носить оружие. В каждом доме есть либо рогатина, либо меч, либо секира, либо самострел. Была в том своя необходимость - в двух конных переходах от Берашина была граница Кревелога, за которой начинались земли кочевников, а степнякам вечно не сидится спокойно в своих стойбищах, все норовят набег учинить. Буйвид сразу смекнул, почему хитрый аббат Бардан спровадил сбегов в Берашин - тут есть, кому их защищать, где защищать и чем защищать.

Чужаки стояли у ворот в окружении ополченцев с факелами и были спокойны. Буйвид вошел в круг света, молча оглядел пришельцев. Старший из троих ему не понравился - больно воинственный с виду. Одет в клепаную латную куртку с кольчужным капюшоном, лицо костлявое, глаза холодные властные - настоящий убийца. Такой не уступит и не отступит, будет стоять до конца. Такого в дом пустить, что волка в овин. За спиной чужака стояли еще двое - подростки лет шестнадцати, и что-то было в их лицах странное. Лишь миг спустя, приглядевшись, Буйвид понял, что у юнаков глаза в темноте светятся зелеными огоньками.

- Кто такие? - спросил он, пересилив страх. - Божьи люди, или воры?

- Я Варнак, охотник, - представился старший, подойдя к Буйвиду вплотную, отчего староста невольно попятился назад. - А это сиды из Эрая, Браск и Эрин.

- Сиды, значицца? - Буйвид с интересом посмотрел на молодых людей. Страх его сразу прошел. Про сидов он мало что знал, но ничего плохого о них не слышал. - Не видал. Стало быть, странники вы?

- Странники. Шли с юга и узнали о том, что мертвецы у вас встают, - в голосе Варнака прозвучала неуместная для слуха Буйвида ирония.

- А и встают, - с вызовом ответил Буйвид. - А коли не веришь, ступай за ворота. Скоронько обратно попросишси.

- Верю я. Большая беда тут у вас.

- А мы не боимся. Берашин община крепкая, все друг за друга горой. Мужики у нас не пужливые, постоять за себя могем. Нам что мертвяки, что степняки - все едино, никого не боимся.

- И славно. А то я тут по пути ужасов про ваши края наслушался.

- Сам-то чей будешь? Чей подданный?

- Из Златограда я родом. Ты вели своим людям, пусть меч мой вернут, а парню саблю. Резать мы никого не собираемся, переночуем в твоей общине и дальше пойдем.

- Ясненько, - тон старосты стал дружелюбнее. - Нет уж, мил человек, не верну я тебя снарягу твою, пока ты в общине будешь. У меня в сундуке пущай пока полежит. Мне так спокойнее будет. А вот как за ворота выйдешь, тогда все взад получишь.

- Вот значит как? Ладно, - с досадой сказал Варнак. - И где нам на постой определишь?

- А Чирка вас отведет туда, где прочие сбеги хоронятся, - ответил Буйвид. - На старую лесопилку, вот куда. Хоромов для вас у меня нет.

- Так ли нет? - Варнак показал старосте золотую монету, жирно сверкнувшую в свете факелов. - Мы ведь не обидим, заплатим, как положено. И за кров, и за кормежку.

- Чирка, - сказал Буйвид, глядя, не отрываясь на золотой имперский стрейс в пальцах Варнака, - отведи гостей к себе. И покорми чем-нито.

- Так ведь... - начал Чирка, но староста грозно глянул на него, и тот умолк. Варнак с усмешкой протянул Буйвиду золотой и пошел за Чиркой. Сиды молча двинулись за ним.

Варнак злился.

Все шло совсем не так, как ему хотелось бы. Он потерял связь с Наставниками и Кайлани - Духов Камень остался у инквизиторов. А главное, ему не удалось уговорить сидов остаться на посудине Ихрама.

Все четырехдневное плавание до Патара Браск вел себя молодцом. Варнак, большей частью проводивший время не в каюте, а на палубе, наблюдал за ним и очень скоро понял, что парню можно довериться. Юный сид оказался прекрасным капитаном и очень быстро заставил команду корабля подчиняться. Может быть, головорезы Ихрама чувствовали, что за спиной парня стоит Варнак. Но, так или иначе, плавание прошло спокойно. Варнак ни разу не почувствовал на корабле опасность. Она ждала его впереди, в имперских землях.

Вечером четвертого дня они были у имперского берега. Здесь Варнак, прихватив из сундука Ихрама мешочек с деньгами, собрался сходить - и был очень удивлен, когда Браск объявил ему о своем решении.

- А я-то думал, мы все решили, - сказал охотник. - Знаешь, ты мне не нужен.

- Не сомневаюсь, - ответил сид надменно, - но дело не в тебе. Этот корабль и эта команда совсем не то, что я хочу. Я знаю, что они подчиняются мне лишь потому, что боятся тебя. Стоит тебе сойти с корабля, и нам с Эрин перережут глотки.

- Даже так? А ты не подумал, что мы теперь в имперских землях? И Серые Братья где-то поблизости?

- Они страшны тебе, Варнак. Нам с Эрин нечего бояться.

- Зря ты так думаешь, парень. Но вижу - тебя не отговорить. Пес с вами, собирайтесь.

Вобщем, отделаться от сидов не вышло. В конце концов, думал Варнак, когда они плыли сквозь сильный снег в маленькой лодке к имперскому берегу, все идет так, как планировалось с самого начала. Он ведь еще в Грее собирался довести этих детишек до Златограда. Впрочем, сиды его мало занимали. Надо найти Кайлани. Она ждет его в Сорочьем Приюте уже неделю, надо спешить. Варнаку не хотелось, чтобы Кайлани его ждала. К тому же это опасно. Серые Братья владеют многими магическими секретами - возможно, и с Духовыми Камнями умеют обращаться. Если им удастся определить векторы Силы, которые исходили из кристалла, в Сорочий Приют могут нагрянуть незваные гости.

Все ведущие из Патара дороги были засыпаны снегом. Шел седьмой день первого месяца весны, но в Кревелоге по-прежнему господствовала зима. Древние сосновые леса, окружающие Патар, все были в инее. Беглецы остановились в Мируте, в самом Патаре показываться было опасно. За пять имперталей Варнак купил для сидов овчинные тулупы, теплые сапоги и три места в купеческом караване, отправляющемся на север. А еще ему рассказали о постигшем Кревелог новом бедствии - о нашествии восставших мертвецов.

- Разве такое возможно? - спросил охотника Браск.

- Ты все слышал своими ушами, - ответил Варнак.

Их караван вышел из Мируты утром, и к вечеру они прибыли в Дольчин, старинный город, расположенный в тридцати милях от Патара. В город Варнак идти не рискнул - заночевали в предместье, в маленькой убогой таверне, набитой народом, а утром поехали дальше. По дороге караван встретился с большой толпой беженцев с севера. И вновь Варнак услышал истории о великом ужасе, пришедшем в Кревелог.

- Они все сошли с ума, - не унимался Браск. - У нас в Эрае...

- Скоро и в Эрае услышат топот Шести коней, - оборвал его Варнак. - Не суди о том, чего не понимаешь.

- Ты что-то знаешь, Варнак. Почему ты не хочешь все нам рассказать?

- Потому что вам не положено знать всего. Помнишь, я рассказывал тебе про войну Жизни и Нежизни? Про бутылочки с ядом? Темные уже среди нас. Их кони скачут по нашей земле. Что будет дальше, одной Митаре ведомо.

- Ты знаешь, чем это закончится, Варнак?

- Подходит конец времен, мальчик. Надо ли еще что-нибудь говорить?

После встречи с беженцами Варнак решил идти не на север, по дороге на Златоград, а в сторону Лисова. Он ни на секунду не забывал об Этардане и Серых братьях. В Патаре уже наверняка знают о случившемся, и все обители инквизиторов включились в охоту за беглецами - это Варнак понимал хорошо. В окрестностях Лисова вновь были беженцы, и опять Варнак слышал о восставших мертвецах. Переночевав в одном из лагерей, устроенных беженцами в Лисовском лесу, Варнак и его спутники к исходу следующего дня добрались до Берашина. Отсюда до Сорочьего Приюта было не больше полудня пути.

Дом Чирки был обычной крестьянской избой, но тут было тепло и достаточно чисто. Оглядевшись, Варнак знаком подозвал хозяина дома и показал ему еще один золотой.

- Сможешь раздобыть что-нибудь на ужин? - спросил он.

- А? - Чирка чуть не поперхнулся от жадности, схватил монету, закивал. - Сейчас, господин, сей момент!

Ужин был по-крестьянски простой - ржаной хлеб, соленая капуста, немного холодной свинины, сухая рыба и самогон, - но Варнак был неприхотлив. Проголодавшиеся Браск и Эрин ели с удовольствием, и охотнику даже удалось уговорить девушку выпить немного сивухи для согрева.

- Ой, я опьянела! - прохихикала Эрин. - Петь хочется. И спать.

- Спать - это дело, - одобрил Варнак. - Лезьте на печку, там тепло.

- А ты? - спросил Браск.

- Я на лавке устроюсь.

Сиды уснули быстро. Варнак погасил лучину в поставце, и изба погрузилась в темноту. За окошками, затянутыми бычьим пузырем, свистел ветер - снаружи метель разыгралась не на шутку. И в звуках этого ветра Варнак услышал нечто такое, что заставило его позабыть об усталости и сне.

Убедившись, что сиды мирно и крепко спят, Варнак накинул тулуп и вышел из дома. Под обжигающим ветром дошел до избы старосты.

Дверь открыла заспанная светловолосая женщина с некрасивым, покрытым преждевременными морщинами лицом.

- Я к старосте, - сказал Варнак и вошел.

Он сразу почувствовал тяжелое зловоние - такое бывает в доме с лежачим больным, который уже давно не встает. Варнак заметил, что один из углов горницы отгорожен занавесом из грязной рогожи. Староста лежал на кровати, вытянув из-под одеяла босые шишковатые ноги с черными от грязи ногтями.

- Зачем пришел? - буркнул он.

- Хотел убедиться, что ты не собираешься прирезать нас во сне, - ответил Варнак. - Обсудить с тобой кое-что хочу.

- Утром поговорим. Ночью потребно спать.

- Кто там у тебя? - спросил Варнак, показав на огороженный угол.

- Дочка, - ответила за мужа вошедшая в горницу женщина. - Старшенькая наша, Лешка. Третий год не встает.

Варнак ничего не сказал, прошел вперед и отодвинул рукой занавес. В углу было темно, но Варнак разглядел лежавшую на топчане девочку. Страшная худоба делала ее похожей на скелет, обтянутый синюшной кожей; выпростанные из-под грязного одеяла руки покрывали язвы от укусов кишевших в постели вшей и клопов. Глаза Лешки были открыты, и Варнак понял - она ничего не видит. Она слепая.

- Что с ней? - спросил охотник.

- А тебе какое дело? - с неожиданной злобой ответил Буйвид. - Хватит таращиться-то.

- Заболела она три года тому, - ответила за мужа хозяйка, всхлипывая, - от той хворобы обезножела и видеть перестала. И не говорит совсем. Святые отцы из монастеря смотрели ее, говорят - черная это порча.

- И не помрет никак, - добавил Буйвид, яростно скребя ногтями бороду. - Корми ее, дармоедку...

- Буйвид! - Женщина с шумом втянула воздух. - Постыдился бы...

- Молчи. У меня еще шестеро сынов есть, за них думать надо. Ты чего пришел-то? - спросил Буйвид охотника. - Коли по делу, говори быстрее, коли нет ступай отсель с добром.

- Лошади мне нужны. Две, а еще лучше три.

- Ишь ты, лошади ему нужны! Нет у меня коней.

- Так ли нет? Я ведь не задаром прошу, заплачу, как положено.

- Нет у меня коней.

- Хорошо, давай по-другому поговорим, староста. Хочешь, скажу, что за мысли у тебя? Собрался ты поутру в монастырь отправляться и доложить про меня и моих сидов. Верно?

- Ишь ты, отгадчик! - Буйвид засопел. - А коли и собрался, так что? Убивать меня будешь?

- Не буду. Понимаю, что по-другому нельзя. Обязан ты Серым братьям доложить о всех чужаках, что в твоей общине появляются. Ну, так слушай, что я тебе скажу. Я охотник Митары. Слышал про нас?

- Колдун, стало быть? - в запавших глазках Буйвида загорелся страх. - Я так и понял, чтоб тебя! А ну...

- Погоди. Знаю, что ничего хорошего про нас не говорят. Но мы сейчас можем друг другу помочь, а это главное.

- Не будет у нас с тобой никаких дел, колдун!

- Ты выслушай, что я тебе скажу, а потом руками маши, - Варнак взял старосту под руку, отвел в сторону и зашептал на ухо, чтобы жена не слашала: - Чувствую я, что этой ночью в Берашин беда придет. Откуда чувство это, не спрашивай - объяснять не стану. Хочешь, чтобы дети твои жили? Тогда послушай меня, а потом доноси на меня, кому хочешь.

- Ты... это чего? - Буйвид отшатнулся от охотника. - Пужать вздумал?

Варнак не успел ответить. Земля под ногами дрогнула, будто ударили в нее изнутри, как в барабан - аж бревна в венце заскрипели, и пыль посыпалась с кровли на людей. Снаружи взвыл ветер. А потом случилось то, чего никто не ожидал. Три года лежавшая неподвижно Лешка громко вздохнула и села на своем лежаке.

- Господи! - охнула женщина, пятясь назад.

Лешка начала трястись, как в приступе падучей, протяжно мычать, будто что-то напевала - от этих звуков даже видавшего виды Варнака подрал мороз по всему телу. А потом она заговорила. Слова произносились странно, ибо говорила Лешка так, как говорят обычно глухие или паралитики, мешались с хрипом и мычанием, и голос девочки звучал, будто кто-то другой за нее говорил. А еще Варнак с ужасом понял, что этот несчастный ребенок говорит стихами.

- Вран на дубе грает, плачет, под луной черный воин скачет, копытом огненный след высекает, мечом кровавым машет, играет. Волком он по свету рыщет, крови праведной напиться ищет, летит он в ночи под черной луною, зовет, зовет меня за собою!

Жуткая литания оборвалась - Лешка захрипела, опрокинулась на подушку, на губах выступила пена. Проснувшиеся сыновья Буйвида сбились в кучу, с ужасом глядели на происходящее. Варнак опомнился первым.

- Скорей! - крикнул он, ткнув ошеломленного виденным старосту в плечо. - Прячь семью в погреб! И оружие мне верни, быстро!

Буйвил не смог ответить - он был парализован страхом. И лишь появление ворвавшегося в дом Чирки вернуло его в реальность.

- Слышьте, там... там! - Чирка задохнулся, закашлялся. - Староста, ой! Мертвяки тама, много!

Буйвид заскулил. За окнами уже колотили в било, и метались огни. Варнак схватил старосту за плечи, тряхнул со всей силой.

- Оружие давай! - проревел он.

- Ааааа! - Буйвид присел и на корточках пополз к длинному ларю у стены. Руки у него тряслись, и он бы, наверное, провозился с замком целую вечность, если бы Варнак не выхватил у него ключ и не отпер ларь сам.

- Прячьтесь! - крикнул он, хватая свой меч и саблю для Браска, сбившимся в испуганную толпу жене и детям Буйвида. А потом бросился вон, в морозную ночь, в которой несущаяся над землей метель уже отчетливо напевала грозную песню смерти.

Палисад Берашина казался несокрушимым, но Варнак понимал, что это обманчивое впечатление.

У ворот столпилось десятка два берашинских мужиков, вооруженных кто чем - иные даже в кожаных и железных панцирях и в шлемах, - но Варнак сразу понял, что, если прорвется нежить за частокол, толку от этих вояк не будет никакого. По мосткам наверху палисада метались вооруженные луками ополченцы, крича и ругаясь, метали стрелы в огромную толпу упырей, собравшуюся у ворот. Створки ворот сотрясались под нечеловечески сильными ударами, слышались треск и хруст, будто озлобленные нежити, отчаявшись проломить ворота, начали зубами и ногтями корежить прочное дерево. Варнак повернулся к Чирке, который от самого дома старосты держался за его спиной. Пристав от страха был едва жив.

- Золы сюда, быстро! - скомандовал он. - Свежей и побольше! Чтобы еще теплая была!

- Что ты собрался делать? - поинтересовался Браск.

- Не время объяснять. Если прорвутся упыри за палисад, конец нам всем. Надо их остановить.

- Со старого погоста они, - пролепетал Чирка. - Отец наш всемогущий, да сколько же их!

- Ты еще здесь? - проревел Варнак. - Давай за золой!

- Холопов жалеешь? - спросил Браск. - А ведь этот староста...

- Помолчи. Я делаю то, что должен делать. Я охотник Митары.

- Мы могли бы захватить лошадей и выбраться отсюда через задние ворота. Там нет охраны, все сейчас тут.

Варнак не ответил. Ворота вновь затрещали под напором порождений ночи, и на какое-то мгновение охотнику показалось, что они не выдержат. С башенок и с гребня частокола продолжали стрелять ополченцы, но эффект от их стрельбы был ничтожный - стрелы застревали в мертвых телах, не причиняя нежитям никакого вреда.

Жаль, что Кайлани не со мной, подумал Варнак. Вдвоем они бы смогли больше. Магическая мощь Кайлани сейчас очень бы ему пригодилась. Прав был Батей, ой как прав!

Чирка с двумя большими ведрами золы в руках уже был тут как тут и со страхом и надеждой смотрел Варнаку в глаза.

- Тута зола! - выпалил он. - Чего делать-то?

- Давай! - Варнак выхватил у крестьянина ведро с золой и побежал к воротам.

Он высыпал золу ровной полосой в паре локтей от створок, сотрясающихся под ударами извне. Прочие ополченцы поняли, что он делает, схватили второе ведро, начали высыпать золу на снег. Кто-то притащил еще углей. Вскоре полоса из золы закрывала вход в Берашин правильной подковой шириной в три шага, обращенной дугами к воротам.

- И что теперь? - проскулил Буйвид. Он уже присоединился к своим людям и стоял рядом с Варнаком.

- Теперь всем отойти. Оставьте меня одного.

- Ты... - Глаза Буйвида округлились.

- Сказано же - отойти всем. Встаньте строем шагах в двадцати за мной. Если не остановит их моя сила, тогда уж вы потрудитесь.

Новый удар сотряс ворота, раздался громкий скрежет. Ополченцы с воплями начали спрыгивать со стен. Один спрыгнул неудачно, упал в снег, завопил. Его подхватили, потащили прочь. Варнак вложил меч в ножны, встал локтях в десяти от зольной подковы, лицом к воротам. Спиной почувствовал, что молодой сид стоит рядом с ним.

- И ты уходи, - велел он.

- Не могу, - ответил Браск - Совесть не позволяет. Хочешь выставить огненную стену?

- Догадался? Хочу. Если не поможет, нас разорвут в клочья. А ты уходи, сказано тебе.

- Отец говорил мне, что бросать друзей в опасности нехорошо.

- Друзей? - Варнак хмыкнул, но внутри что-то потеплело, заставило на миг забыть о смертельной опасности. - Будь по-твоему.

Он посмотрел на черную полосу золы, попытался представить себе пламя. Жаркое, бушующее, неугасимое, пожирающее все, чего коснется. Развел руки крестом, закрыл глаза. Рунные татуировки на руках начали зудеть, по жилам рук и ног заструилось тепло.

Железные скобы засова заскрежетали под новым могучим напором, удерживающие их костыли в ладонь длиной начали со скрипом вылезать из бревен. Варнак почувствовал - темная свирепая сила все ближе. Та самая, приближение которой он уловил в звуках ночной бури. Это не упыри. Это что-то другое. Что-то, во много раз усиливающее их тупой бессмысленный напор.

Татуировки на ладонях наполнились пронизывающей вибрирующей болью. Сконцентрированная до предела энергия требовала выхода. Варнак сжал зубы - у него не будет второй попытки. Только бы не лишиться сознания!

Костыли вылетели из дерева, и засов отскочил в сторону, будто щепка. Створы ворот распахнулись под напором могучего ветра, пахнущего смертью. В клубах летящего снега двигались черные страшные фигуры - десятки фигур. И Варнак, вытянув руки перед собой, направил поток силы на рассыпанную золу.

Зола вспыхнула как порох - адским испепеляющим зеленым гудящим огнем, взметнувшимся на десяток локтей к ночному небу. Огненная стена, жар от которой опалил лицо Варнака. Пламя коснулось толпы нежитей, вспыхнули истлевшие одежды, затрещали в огне гнилая плоть и кости. Смрад горящего мяса перебил невыносимую вонь разложения. Движение мертвецов прекратилось - всех, кто оказался ближе других к стене пламени, колдовской огонь пожрал в считанные мгновения. На Варнака начал сыпаться не только снег, но и горячий пепел, но охотник не замечал этого. Ладони его пекло огнем, и сила все еще истекала в пространство, поддерживая горение пламенной стены.

Ветер стих внезапно. Метель успокоилась. И одновременно погасла стена. Все пространство за воротами превратилось в черную проплешину, окруженную усыпанным пеплом снегом, заваленную недогоревшими останками упырей.

На Варнака накатила дурнота и обморочная слабость. Голова закружилась, и охотник опустился на одно колено. А потом почувствовал на себе взгляд.

- Боги Эрая! - пробормотал за спиной охотника Браск, в его голосе был ужас. - Это еще что такое?

Варнак понял. Поднял лицо и с трудом открыл глаза. Саженях в пятидесяти за воротами, на самой границе леса, стоял всадник на вороном коне, освещенный луной. Он тоже смотрел на Варнака, и охотнику казалось, что всадник пытается запомнить того, кто сегодня помешал его мертвому воинству захватить еще одно поселение живых.

Темный недолго смотрел на Варнака. Повернул коня и медленно поехал прочь по дороге, пока не растаял в породившей его темноте. Охотник медленно приходил в себя. Вызванная перенапряжением дурнота почти прошла, стихла пульсирующая боль в голове. Варнак вжался обожженными ладонями в снег и охнул.

- Все, - пробормотал он. - Пока все.

Браск опомнился, помог охотнику встать, и они пошли к дому старосты.

Жжение в ладонях и разбитость во всем теле прошли быстро, сменились безразличием и опустошенностью. Благодарный Буйвид на радостях выставил на стол все лучшее, чтобы было в погребе, даже квартовую бутыль с сивухой не пожалел, но есть и пить Варнаку не хотелось. Только спать.

Лешка была жива. А еще она сама попросила поесть. И глаза девочки, лишенные света три года, теперь начали различать стоящих рядом людей. Варнак слышал, как заплаканная жена старосты шепчет благодарности спасителю дочери. Но это не радовало. Варнак почти физически чувствовал мрачную настороженность толпы крепко заложивших за воротник берашинцев, которая набилась во двор. Он видел страх в глазах Буйвида и понимал, что в Берашине его боятся не меньше, чем ту нежить, которая ночью пыталась захватить городок.

- Благодетель ты наш, спаситель! - всхипывал Буйвид. Сам староста уже выкушал два или три ковша крепкой сивухи и потому лопотал без умолку. - Ты... ты ж нас всех... всех нас... от верной смерти... эээх!

- Лошадей дай, - сказал Варнак устало. - Дашь?

- Дам, как же, даже не сомневайся! - Буйвид плеснул еще самогона в свой ковш, хватанул залпом, крякнул. - Для тебя вот как для брата любимого...

- Тогда не будем медлить, - Варнак встал, поправил перевязь с мечом. - Нам пора.

- Да вы это... ешьте, пейте!

- Некогда нам.

Выходя из горницы, Варнак успел еще остановить мать Лешки, которая бросилась целовать ему руки. Мягко удержал женщину, посмотрел ей в глаза с укоризной - и вышел. Браск и Эрин, уже одетые и готовые к отъезду, стояли в окружении ополченцев.

- Слава! - заорал какой-то пьяный голос. Человек десять подхватило этот крик.

- Ты стал героем, они тебя полюбили, - сказал Браск на эрайском языке, и Варнак понял.

- Это не любовь, - ответил он, - это страх.

Коней привели Чирка и еще два ополченца. Варнак хмыкнул: лошадки были так себе, самой молодой не меньше десяти лет. Типичные крестьянские коняги, да и сбруя плохонькая, но это лучше чем ничего. Во всяком случае, топать пешком до Сорочьего Приюта и дальше до Златограда теперь не придется.

Да, и вот еще одно осталось сделать...

- Запомни, - зашептал Варнак старосте на ухо, - когда пойдешь в монастырь с доносом на меня, не вздумай говорить, что твоя дочка благодаря мне исцелилась. Сразу одержимой объявят и уморят экзорцизмами. Скажи так - перепугалась, когда упыри напали на Берашин, оттого и выздоровела чудесно. А про меня скажешь, что после того, как упырей прогнали, я тебе мечом пригрозил и коней забрал, и ты, ради детей своих, смирился и лошадей отдал. И слез лей побольше - ежели Серые что заподозрят, каюк тебе и всей твоей семье. Возьми, вот деньги за лошадей.

- Понял, благодетель, понял... Молиться на тебя будем.

- На язычника-то? - Варнак усмехнулся и вскочил в седло. - Лучше ворота почините побыстрее. А то ведь они могут вернуться...

После того, как он отдал Буйвиду пять стрейссов за три лошади, в калите оставалось шесть золотых и немного серебра - все его деньги. Ссыпав монеты обратно и затянув горловину, Варнак повернулся к Браску и протянул ему кошель.

- Бери, - сказал он.

- Зачем? - не понял эльф.

- Затем, что нам пришло время расстаться. Видишь перекресток? Вам направо - это дорога в Златоград. Теперь вы точно не заблудитесь. Уже завтра будете в столице. У вас есть лошади и деньги. Счастливого пути!

- Постой, Варнак, - эльф одернул руку от мешка с деньгами, будто охотник протягивал ему вместо денег гадюку. - Выслушай меня. Я хочу, чтобы ты объяснил, почему мы должны ехать в Златоград.

- Потому что у меня нет времени и желания нянчиться с вами. Я сделал для вас все, что мог. Дальше наши пути расходятся. Возьми деньги.

- Я понимаю, - с мягким упреком ответил Браск. - Тебе наплевать, что с нами будет. Хорошо, пусть будет так.

Он взял кошелек. Варнак вздохнул, будто скинул с плеч тяжелую ношу и поехал дальше, в сторону леса. А потом услышал за спиной топот копыт.

- Чего тебе? - спросил он, не оборачиваясь.

- Нас в Златограде никто не ждет, - сказал Браск. - Мы с Эрин едем с тобой.

- Послушайте, детки, я уже говорил вам, что не веселую гулянку еду. Я охотник Митары, и мой путь - это вечная война. Я не могу тащить вас с собой в Оплот. У нас нет случайных людей. А в Златограде вы сможете договориться с теми же купцами, и они помогут вам вернуться в Эрай. - Варнак посмотрел на Эрин, которая пряталась за спиной брата: в огромных глазах эльфийки были тоска и слезы. - Ты о сестре подумай, какую судьбу ей готовишь.

- А теперь ты послушай меня, Варнак. Нам некуда идти. Мы не дети, и мы сами хотим решать свою судьбу. Ты спас нас в Грее, спас на корабле, спас этой ночью. Если боги свели нас вместе, это что-нибудь, да значит.

- Ничего это не значит, парень. Проваливайте отсюда. Сегодня морозно, нечего болтать о пустяках на таком холоде.

- Хорошо. - Браск сверкнул глазами. - До нынешней ночи я не был уверен, захочу ли и дальше следовать за тобой. Но то, что мы видели в этом городке, не нуждается в каких-то объяснениях. Мы знаем древние предания о Dwar Ardalla - Последнем Дне.

- Ну и что? Собираешься остановить это, парень?

- Конечно, нет. В одиночку этому никто не сможет противостоять. Но и мы, сиды, немного разбираемся в магии. Вот, смотри, - с этими словами Браск закатал рукав левый рукав, достал кинжал и полоснул себя по руке. Из пореза выступила темная кровь, закапала на снег. А потом Браск произнес что-то, и порез прямо на глазах Варнака исчез, остались лишь быстро бледнеющие кровяные разводы на предплечье.

- И что это значит? - спросил охотник.

- Это значит, что мы, эрайцы, понимаем знаки судьбы. Беда, которая обрушилась на земли людей, может перекинуться и на мою родину. Я хочу научиться бороться с силами, с которыми борешься ты. И я, и Эрин обучались магии у нашей матери - она была целительницей. Хорошей целительницей, Варнак. Если бы она была сейчас жива, наш отец ни за что бы не умер от яда.

- То была ваша мать, а не вы. Почему ты считаешь, что мне от вас будет какая-то польза?

- Потому что знаю это. Скажи мне, ты всегда был охотником?

- Какое это имеет значение?

- Я к тому, что наши пути предопределены не нами. Может быть, мы встретились с тобой именно по воле богов.

- Чего ты хочешь?

- Я уже сказал. Мы с Эрин хотим ехать с тобой. Мы не предадим тебя.

- Я не решаю таких вещей. У меня нет Духова Камня, и я не могу спросить о вас Наставников. - Варнак помолчал. - Надоели вы мне оба со своей преданностью.

- Помнишь, ты говорил мне на Грейском побережье, что наш с Эрин отец хотел передать мне те иллюзии, которые владели им самим? Так вот, наш отец однажды сказал мне: "Браск, есть много пороков на свете, но худший из них - неблагодарность". Ты помог нам, мы хотим помочь тебе. Чего же непонятного?

- Помочь... - Варнак усмехнулся. - Проклятье, чем вы можете мне помочь, детки? Вы собираетесь помогать тому, кто ничем не может помочь ни самому себе, ни этому миру.

- В одиночку мир не спасают, Варнак, - с достоинством ответил сид. - Решение за тобой. Скажешь "нет", и мы с Эрин поймем.

Варнак посмотрел на Браска и ясно вспомнил, как они познакомились. А, может, действительно взять их в Оплот? В конце концов, если это не воля Митары свела его и этих сидов вместе, им не пройти через Зачарованный Барьер, и тогда уже вопросов никаких не будет. А если священная земля Митары позволит им ступить на нее, тогда...

В конце концов, Кайлани тоже на четверть сидка. Митаре могут служить не только люди. Митара - богиня всех, кто наделен сердцем и разумом. Да и встреча с соплеменниками, несомненно, принесет девушке радость.

- Хорошо, - решился Варнак. Он заметил, как заблестели счастьем глаза Эрин, как воодушевился Браск. Боги, почему, с какой стати эти несчастные детишки так к нему привязались? - Уговорили. Пусть Митара решит, нужны вы ей или нет.

- Спасибо, Варнак, - ответил Браск и кивнул.

Варнак пожал плечами и поехал вперед. Он слышал, как радостно и возбужденно шепчутся за его спиной юные сиды, но думал не о них, а о Сорочьем Приюте и Кайлани.

И о том, что больше всего на свете боится опоздать.

Глава 3

Он будто провалился в другую реальность.

Здесь все было так же, как и в мире, из которого он пришел, но цвета... Снег был густо-лиловый, и тени на нем казались полосами и пятнами запекшейся крови. Из снега торчали фиолетовые деревья. А небо над головой было черное, и серые зимние тучи напоминали клубы серого дыма.

Навстречу ему двигались четыре фигуры. Четыре всадника в полном вооружении. Белые и полупрозрачные в пелене летящего с неба пурпурного снега. Потом они остановились, и он смотрел на них, а они на него.

- Ты готов? - сказал один из всадников. От звука его голоса сердце замерло, и противный страх наполнил внутренности.

- К чему? - спросил он.

- Ты наш брат. Ты отведал напиток Бессмертия. Твое место рядом с нами. Собирайся.

- Кто вы?

- Ты же слышал - твои братья.

- Я знаю, кто вы, - он испытывал сильный страх, но решил не уступать этим отродьям. - Вы призраки. А я живой человек.

- Живой? - Всадник засмеялся. - Ты умер, принц. И теперь ты один из нас. Ты пятый, на кого указывает судьба. У тебя нет выбора.

- Выбор есть всегда, - сказал знакомый голос. Он обернулся и увидел себя самого. Это было неожиданно, в первую секунду ему показалось, что это он сам отразился в каком-то невидимом колдовском зеркале. Но потом он понял, что рядом с ним стоит его двойник.

- Выбор есть всегда, - повторил двойник и встал рядом с ним. - Не ссылайся на судьбу, Темный. Всегда найдется способ поспорить с ней.

- Жалкий, нахальный дух! Проклятый изгой! Ты не справился со своим предназначением, и теперь смеешь вставать на пути тех, кто заставляет этот мир рыдать от ужаса?

- Громкие слова, Темный. Я тебя не боюсь, и ты знаешь почему. Пока мы вместе, принц не подвластен твоей воле. Я могу его защитить. Если сможешь, убей меня. Но тогда ты не получишь ничего.

- Шестой воин должен занять место в отряде. Тебе не изменить этого, дух.

- Хорошо, - двойник встал между ним и всадниками, - тогда давай драться. Покажи на что ты способен, упырь. Детей убивать было просто, так попробуй теперь одолеть меня!

- Хорошо, - в голосе Темного не было ни ярости, ни гнева, только холодное мертвое равнодушие. - Чего ты добиваешься? Хочешь оспорить волю высших сил? Это тебе не удастся. Все равно предначертание сбудется. Этот человек в нашей власти. Таков удел всех трех наследников крови Маларда. Их гороскопы составляются в Трехстрочие Тьмы:

- Ты сам назвался его братом. Значит, он прольет твою кровь, Темный.

- Этому не бывать. Живому не победить меня.

- Ты сам сказал, что он умер. Забываешь собственные слова?

- Он один. А нас четверо. И скоро еще один собрат встанет рядом с нами.

- Он не один. Я с ним. И найдутся другие воины, которые одолеют вас.

- Посмотрим.

- Посмотрим. Проваливай, Темный. Нам больше не о чем разговаривать...

- С тобой - да, не о чем. А с ним... - Темный повернул голову в коронованном золотой короной шлеме, и его взгляд был подобен ледяной стреле, пронзившей сердце. - Ты слышал, Эндре. Ты идешь с нами.

- Нет! - Он попятился назад. - Ни за что! Никогда!

- Эндре! Принц Эндре!

- Кайлани? - Эндре поежился: тяжелый сон сгинул, оставив после себя ощущение пробирающего до спинного мозга озноба.

- Ты чего кричишь? - недовольно спросила девушка. - Кошмары?

- Да, - Эндре поднялся на локте, огляделся. Никогда еще пробуждение не доставляло ему такой радости. Мертвый призрачный мир с белыми призраками исчез, вокруг были каменные стены мельницы, в которой они нашли приют на ночь после дневного перехода от Сорочего Приюта.

- Надо же, - хмыкнула Кайлани, бросив в костер еще хворосту. - Кошмары ему снятся!

- Призраки. Один из них говорил со мной и звал присоединиться к его отряду.

- Это Темные, - уверенно сказала охотница. - У них есть власть входить в сны. Они где-то неподалеку, если приснились тебе.

- Поспи, я теперь точно не засну.

- Не могу, - Кайлани обхватила колени ладонями, покачала головой. - Не до сна мне.

- Ты вторые сутки не спишь.

- Я все думаю о Варнаке. Он не отвечает. Ни мне, ни Наставникам. Что-то с ним случилось.

- Вот так сразу?

- Не успокаивай меня, - охотница гневно сверкнула глазами. - Я беспокоюсь о нем. Я ему сказала, что мы его в Сорочьем Приюте ждем. Он придет туда, а там все сгорело.

- Ну и что?

- А ничего, - Кайлани сердито надула губы. - Отстань от меня.

Эндре ничего не сказал, лишь усмехнулся. Сел на охапке соломы, заменившей ему постель и, чтобы чем-то себя занять и забыть о тяжелом сне, вытянул из ножен меч и осмотрел. После давешней схватки с упырями на лезвии осталось несколько крохотных щербинок от черепов и костей мертвецов. Стянув перчатки, Эндре достал из сумки точильный камень и баночку с жиром для смазки клинка.

- Хороший у тебя меч, - сказала Кайлани, не глядя на него.

- Да, отличный. Отец подарил, - Эндре вздохнул. - Приемный отец, Реберн фон Эшер. Ты разбираешься в оружии?

- Конечно. Я же охотница Митары. Я давно заметила, что у тебя очень качественное оружие. Слишком хорошее для нежити, - тут Кайлани улыбнулась. - Такие мечи куются только в Лоуласе, и делают их всего два клана оружейников, Смолет и Маколл. Я думаю, что твои меч и чекан парные, из одного набора, и делал их мастер из дома Смолет.

- Точно, - Эндре был удивлен. - Откуда знаешь?

- Нетрудно догадаться с первого взгляда. У оружейного дома Маколлов в гравировках на голоменях клинков обязательно встречаются переплетенные змеи - древний герб королей Лоуласа. И поперечина у них прямая. А у твоего бастарда дужки гарды изогнуты вперед, у самой пятки клинка черненый косой крест, и этот же крест есть на накладках, что на древке клевца. Оружейник дома Смолетов делал, даже не сомневаюсь.

- Знаешь, я, кажется, начинаю в тебя влюбляться. А Варнак твой чем предпочитает пускать кровь?

- У него вендаландский бастард. И он им владеет так, что тебе и не снилось.

- О, охотно верю. Кстати, а почему ты со скитумами ходишь?

- Потому что я по крови сидка. И я люблю оружие моего народа.

- Не сомневаюсь, что ты ими прекрасно владеешь, - со всей серьезностью сказал Эндре. - Как и боевой магией. Ты славно поджаривала этих уродов прошлой ночью. С моим оружием выяснили, а что о кольчуге скажешь?

- Она эрайской работы, как и мои кинжалы. Сиды ковали. Это не чистая сталь, а специальный сплав, в который добавляют особые минералы - их добывают только в шахтах Эрая. Кольца мелкие, склепаны из шестигранной проволоки холодного волочения. Таких в имперских землях не делают. У кревелогских кольчуг звенья крупные и плоские, как монеты с дыркой посредине. Твоя кольчуга стоит не меньше пятидесяти стрейсов, если хочешь знать. Если захочешь ее продать, я у тебя куплю.

- Ты так богата?

- Ну, ты же уступишь мне свою кольчугу подешевле, верно?

Эндре только развел руками, а Кайлани, ошарашив его своими познаниями в оружейном деле, опять ушла в себя. Эндре точил клинок, а девушка сидела, подперев голову кулаками, и смотрела на огонь.

- Давай поговорим, - наконец предложил Эндре, смазав клинок и убрав его в ножны.

- Не хочу.

- Так и будем сидеть и таращиться друг на друга? Я вижу, что тебе надо выговориться.

- Мои мысли тебя не касаются.

- И вообще, ты могла бы быть со мной полюбезнее. Я, как-никак, жизнь тебе спас.

- Может, мне еще с тобой любовью заняться? Прямо тут, в этих развалинах?

- Ну, это было бы неплохо. Во всяком случае, нас бы не так сильно мучил холод.

- Мне не холодно.

- Знаешь, я сейчас во сне впервые увидел Мглу. Раньше я только представлял его облик. Он, оказывается, мой брат-близнец. Он защищал меня от Темного.

- Дрался с ним, что ли?

- Нет. Говорил о каких-то пророчествах и о том, что не позволит забрать меня.

- Темный хотел забрать тебя?

- Да. Он говорил, что мое место рядом с ним. А двойник сказал, что этому не бывать.

- Вот как? - Кайлани пристально посмотрела на рыцаря. - Интересно.

- Наконец-то я хоть чем-то тебя заинтересовал.

- Я не то хотела сказать. Видимо, ты очень нужен этим Всадникам. А двойник, о котором ты говоришь - он просто твой ангел-хранитель.

- Что-то он не похож на ангела.

- Он падший ангел, - сказала Кайлани. - Он должен был оберегать тебя, чтобы ты мог выполнить в этой жизни свое предназначение. Но ему не удалось предотвратить твою смерть. И он согласился стать с тобой одним целым, чтобы ты мог жить дальше. Именно поэтому ты не превратился в вампира.

- Любопытно. Почему ты раньше мне этого не сказала?

- Я думала, ты сам это знаешь. Это был не сон. Я хорошо помню старую легенду о Всадниках, которую однажды рассказывал наставник Батей. Когда они приходят в мир, то всегда ищут трех воинов, подобных себе.

- Оживших мертвецов?

- Да. Черный эликсир не просто оживляет мертвое. Он связывает тебя с Темным миром, и эту связь нельзя разорвать никакой магией.

- Но я не мертвец!

- Ты был отравлен Черным эликсиром, Эндре. Теперь, когда Всадники пришли на землю, они рано или поздно подчинят тебя своей воле, и ты станешь одним из них. - Тут Кайлани помолчала. - По правде говоря, я должна была бы убить тебя, пока ты спал, но мне почему-то жаль тебя. Может быть, Сигран сможет тебе помочь.

- Сигран?

- Мать-Наставница. Она умеет исцелять.

- Ты только что сказала, что связь с Темным нельзя разорвать магией.

- Это я так думаю. Но Сигран может рассудить по-другому.

- Ты плачешь?

- Я думаю о Варнаке. Он... он ведь тоже восстал из мертвых.

- Как? - Эндре был удивлен. - Его тоже травили тем же ядом?

- Нет. Мать Сигран рассказала мне о его детстве. Варнак родился мертвым, его задушила пуповина, обмотавшаяся вокруг шеи. Повитуха спасла его, но это был знак судьбы. Варнак не должен был жить - и выжил.

- Чепуха какая! Мало ли таких случаев бывает?

- Варнак был отмечен Митарой. Это не простое совпадение.

- И ты думаешь, что я тоже могу быть избранником Митары, так? Именно поэтому ты не перерезала мне горло во сне?

Кайлани не ответила, лишь кивнула. И Эндре внезапно ощутил сильнейшее желание обнять ее, прижать ее голову к своей груди - и утешить.

- Ты чего-то боишься? - спросил он.

- Варнак тоже может попасть под власть Темных. Может, потому он и молчит.

- А я думаю, все не так плохо. Если твой друг Варнак и впрямь такой замечательный охотник, как ты рассказываешь, он поймет, что мы с тобой живы и здоровы.

- С чего ты взял?

- Следы, милая. Сорочий Приют сгорел, но наши следы остались. Снегопада и ветра не было два дня, и Варнак сможет проследить нас от самого Сорочьего Приюта. А это значит, нам надо подождать еще немного. Мы нашли неплохое убежище. Мертвецов поблизости нет, иначе они бы уже зашли к нам на огонек. А в Оплот мы всегда успеем.

- Все верно!

Эндре вздрогнул и обернулся на голос. А миг спустя Кайлани с радостным визгом бросилась на шею высокому мужчине, стоявшему в дверях мельницы.

- Ой, Варнак! - восклицала она. - Наконец-то! Я так боялась, я...

- Все в порядке, Кайлани, - охотник поцеловал девушку, а потом мягко высвободился из ее объятий и шагнул к Эндре. Следом за ним вошли два сида, совсем еще дети.

- Меня схватили Серые, - сказал Варнак. - Ихрам, мерзавец, продал меня с потрохами. Они забрали у меня камень и филактерию. А ты, верно, и есть рыцарь-вампир, верно?

- Рыцарь - да, насчет вампира сомневаюсь, - Эндре встал напротив охотника и принял ту же позу, что и Варнак: руки заложены за поясной ремень, правая нога слегка выставлена вперед. Поза уверенного в своих силах воина, ведущего переговоры с возможным врагом. - Меня зовут Эндре Детцен.

- Я знаю, Кайлани назвала мне твое имя. И я на самом деле чувствую, что с тобой что-то не так.

- Это хорошо или плохо?

- Не знаю. Пока я знаю только одно - ты помог Кайлани, которая мне очень дорога. И за это я не убью тебя.

- Убьешь? Я тоже умею убивать, Варнак, - ответил Эндре. - Если хочешь, докажу.

- Я не против, - Варнак сверкнул глазами. - Но твоя смерть не принесет нам пользы. Пока не принесет. Твою судьбу решат Наставники.

- Свою судьбу я буду решать сам, воин, - Эндре почувствовал злость. - Если ты с этим не согласен - меч из ножен долой!

- Нет! - внезапно крикнула Кайлани. - Еще не хватало, чтобы вы дрались тут из-за меня.

Эндре усмехнулся. Варнак был серьезен. В его серых глазах затаились огоньки гнева, но охотник, овладев собой, не дал гневу вырваться.

- Дай мне Духов Камень, Кайлани, - сказал он. Девушка взяла сумку, достала кристалл и протянула охотнику.

- Оставайтесь тут, - велел Варнак сидам и вышел. Эндре посмотрел на Кайлани, но ее глаза были пусты.

- Кажется, ты создал любовный треугольник, братец, - раздался в сознании голос Мглы. - И я чувствую, что у тебя есть шансы на взаимность.

Артон обожал такие мгновения. Те мгновения, в которые он особенно остро чувствовал, что его воле подвластны тысячи людей.

Молодой император стоял на краю нависшего над дорогой невысокого обрыва и смотрел, как мимо него проходят войска. Первой мимо своего императора прошли союзники - шесть сотен конников, присланных хаутами, племенным союзом, который покорил когда-то его дед. Лица конных хаутов и наконечники их длинных копий были вымазаны алой краской, символизирующей кровь врагов, а медные и бронзовые колокольчики, которыми обшивались края кожаных попон их коней, звенели дружно и весело. Хауты пронеслись мимо Артона с боевыми кличами, и далее на дороге появились сотни легиона "Вестриаль" - одного из самых прославленных в имперской армии. Проходя мимо императора, воины по знаку сотников разом ударили рукоятями мечей в свои большие овальные щиты, и гром, подобный грохоту камнепада в горах, пронесся над дорогой. Император поднял руку, приветствуя своих воинов.

- Veria valla! - древний боевой клич вестрийцев прозвучал над долиной грозно и протяжно.

- Valla vorem! - крикнул в ответ император.

Накануне вечером Артон, Марий Ателла, назначенный десницей императора в этом походе, командир легиона "Вестриаль" Аврий Лулла и старшие офицеры обсуждали в императорском шатре последние детали начавшейся кампании. Пока конечной целью был Йорхейм - столица провинции, где Артон намеревался устроить свою ставку. Ярл Альдрик уже оповещен и ждет гостей. Письмо от ярла гонец из Йорхейма доставил как раз накануне совета - Альдрик готов предоставить все необходимое для императорской армии и со своим войском присоединиться к ней. "Буду горд и счастлив внести свою лепту в великий поход по окончательному искоренению мерзкого язычества, - писал ярл, - и, как верный слуга его величества, готов споспешествовать ему в этом походе всеми силами и помыслами своими". Приглашенный на совет Эдан Гариан, выслушав письмо ярла, лишь сказал:

- Все будет именно так, как мы предрекали, государь. С языческой скверной в наших землях будет покончено раз и навсегда.

План, предложенный Ателлой, был вполне логичен - император остановится в Йорхолме, во дворце ярла, при нем останется легион "Вестриаль" и гвардия для охраны. Вспомогательные части, солдаты ярла, алманские стрелки и конница, будут охранять Серых братьев, обеспечивая их безопасность. При необходимости император со всеми силами сможет быстро выдвинуться к Вечным горам - месту, о котором все время говорил брат Гариан.

- Главное капище язычников расположено на вершине Ледяного Клыка, и ведет туда одна-единственная дорога, - сказал Гариан. - Безумные язычники ждут часа, указанного в их нечестивых свитках. И этот час все ближе. Как только весть о приходе императорской армии разнесется по всему Йору, они попытаются тайно проникнуть в него, чтобы пробудить против нас не только свои мертвые рати, но и силы адских стихий. Мы к этому готовы, пусть его величество не беспокоится. С помощью Господа мы посрамим врага. Судьба язычников решена, и поход будет недолгим.

- Ваша вера внушает уважение, отец Гариан, - отозвался Ателла, - но для нас безопасность императора превыше судеб мира, о которых вы все время нам твердите. Я буду советовать его величеству отправляться в это ваше треклятое святилище только после того, как сам буду уверен в полной безопасности похода.

- Давайте определим, что у нас сейчас немного другая задача, - заметил император. - Не забудьте про восставшую нежить и черных всадников, о которых говорит святой отец. Начать надо именно с них.

В этот момент на губах Гариана появилась странная улыбка. Артон заметил ее и почувствовал неприятный укол в сердце. "Он что-то знает, но не хочет говорить, - подумал молодой император. - Что ж, придет время, и я заставлю тебя сказать всю правду!"

- Думаю, на границе с Кревелогом сейчас происходит то же самое, - сказал император, обращаясь к стоящим за его спиной офицерам. - Не сомневаюсь, что Маций Роллин быстро наведет порядок в этом медвежьем углу.

- Маций Роллин и наши братья из Капитула Кревелога, - поправил Гариан: он тоже находился в свите императора. - Только мечом силы Зла не победить.

Артон ничего не сказал, посмотрел на дорогу. По ней под колеблющимся лесом длинных сверкающих на зимнем солнце копий, шпонтонов, гизарм и глевий, под развевающимися на ветру черно-алыми имперскими штандартами, под значками с золотыми орлами дома Велариев шли отборные, элитные сотни легиона, составленные из ветеранов. Пятнадцать сотен закованных в сталь и вареную кожу воинов, которые по десять лет прослужили в армии. Спору нет, выглядят эти воины грозно, но при этом они ни разу не участвовали в настоящей войне - только в небольших столкновениях с кочевниками на восточных границах империи. В такой войне, какие вел, к примеру, его славный дед. А уж последние пять лет легион "Вестриаль" и вовсе квартировал в Азуранде, самом безопасном, роскошном и развратном городе империи. И теперь этим воинам предстоит драться даже не с людьми - силами, которые, если верить главному инквизитору, обладают сверхъестественным могуществом. Нелепая задача, да и выполнимая ли?

- Я пока не видел вашего зла, Гариан, - сказал император, - и не могу судить, насколько же моя армия готова встретиться с ним в открытом бою.

- Открытого боя не будет, ваше величество, - ответил инквизитор. - Нам противостоит армия теней, которые будут прятаться от нас и при этом продолжать творить зло. Сражаться с ними будем мы, Серые братья, опираясь на силу и авторитет вашего величества. Может быть, язычники в своей гордыне попытаются задержать нас на пути в святилище еще и силой оружия и своей магии. Но они будут сокрушены, пусть государь не сомневается. А честь победы над злейшим врагом империи достанется вам.

- Не слишком ли великодушно? - хмыкнул Ателла.

- Братьям чуждо тщеславие. Мы сражаемся во славу Божью, которая превосходит земную, - заявил Гариан. - Огнем и мечом мы выжжем скверну с этой земли, и наша Богом хранимая империя будет стоять незыблемо еще тысячу лет. Этот день будет огненными письменами вписан в историю Вестриаля, как день начала окончательного освобождения наших земель от мерзости язычества!

"- Он намекает мне, что моя армия - всего лишь вспомогательная сила, - подумал император, глядя на Гариана. - Крепкий раб, которому забираешься на плечи, чтобы достать высоко висящее яблоко. И рабу при этом не достается ничего...Что ты мне еще скажешь, хитроумный отец Гариан?"

На дороге появились роты алманских стрелков с большими луками, одетых в меховую броню с капюшонами. Император приветствовал их и повернулся к свите.

- Становится холодно, - сказал он. - Этот ветер просто вымораживает мне нутро. Давайте вернемся в шатер и выпьем вина.

- Моя гвардия еще не прошла, - возразил Ателла. - Моим солдатам хотелось бы видеть, как император приветствует их!

- Император замерз, - ответил Артон. - Ления хотела отправляться со мной - какое счастье, что я настоял на своем!

- Ваше величество, вам захочется в походе женской любви, - с улыбкой заметил Лулла.

- Говорят, у ярла Альдрика красивые наложницы. Но не до любви мне сейчас. Все, чего я хочу - это кубок горячего вина.

Ателла закусил губу. Отказ Артона приветствовать подчиненную ему гвардию мог быть признаком императорской немилости. Он отвернулся и встретился взглядом с Гарианом - в глазах верховного инквизитора светилось торжество. Скрипнув зубами, Ателла запахнул теплый плащ, раздуваемый ледяным ветром, и зашагал за Артоном в шатер.

Пить горячее вино.

Эманация Духова Камня наполнила свечением весь Оплот. Стены дома вибрировали, звякала посуда на полках, алхимическое стекло на рабочем столе Сигран. Такая сила могла высвободиться только в одном случае - если все Наставники разом обратились к кристаллам для магического Контакта. И Сигран с Батеем не ошиблись: в сиянии, осветившим горницу дома в Оплоте, проявились сразу пять фигур. Впервые за много лет все семь Наставников собрались вместе на совет.

- Началось, - сказал Кенинг. - Император Артон выступил с войском в Йор. Наши друзья в Азуранде сообщили нам, что императорская армия получила приказ защищать провинцию от колдунов, поднимающих мертвецов из могил. С армией идут Серые братья. Второе войско направлено в Кревелог.

- Это война, - сказал Батей.

- Именно так, - добавил Бьеран-Медведь. - Последняя война этого века.

- План Серых братьев теперь совершенно очевиден, - продолжил Кенинг. - Они решили уничтожить нас окончательно. Теперь им больше не нужен враг в нашем лице. Спасителем из пророчеств они намереваются сделать самого Артона. Император при помощи эликсира Маро оживит птицу и неминуемо погибнет, после чего Серые братья получат то, к чему стремятся. Полную, никем не оспариваемую и ни с кем не разделенную власть.

- Варнак и Кайлани вернулись? - спросил Зерре.

- Варнак наконец-то сообщил сегодня утром, что они возвращаются, - ответила Сигран. - Хвала Митаре, они не потеряли друг друга в этом хаосе.

- Хорошая новость! - вздохнула Алера. - Хоть одна за последние дни.

- Всадники опустошают Кревелог, - сказал Батей. - Люди бегут из мест, пораженных проклятием, их дома занимают мертвецы, пробужденные Темными. Повсюду паника. Нам не остановить этого.

- Вы и не сможете этого сделать, - ответила Алера. - Очень скоро мертвецы восстанут и в остальных землях. Это прекратится лишь, когда Спаситель оживит птицу Джейр.

- Мы еще не сказали вам главного. Того, что вы должны знать. - Зерре помолчал, - Батей, Сигран, мы приняли решение. Я, Шаста, Бьеран, Кенинг и Алера сегодня же отправляемся в святилище птицы. С нами все, кого мы смогли собрать в наших землях. Немного, но каждый из охотников готов пожертвовать собой, защищая святилище. Вы же помните, что вам с Сигран предстоит сделать. Вы должны защитить Спасителя и помочь ему совершить предначертанное. Мы доверяем вам самое трудное и опасное дело.

- Где нам искать его?

- Он сам придет к вам. Это его путь, и этот путь не изменить. Не дайте Всадникам пролить его кровь. У вас есть те, кто смогут защитить его.

- Варнак и Кайлани? - спросила Сигран.

- И еще воин, которого я послал к вам, - добавил Бьеран.

- Так мало! - Сигран покачала головой. - Против Всадников, против императорской армии и Серых братьев?

- Мощь Митары и древних богов будет с нами, - уверенно сказал Кенинг. - Мы победим.

- Вы собрались сражаться со всей императорской армией? - недоверчиво спросил Батей.

- Мы делаем то, что должно, - сказал Зерре. - Мы будем до последнего дыхания защищать святилище. И не думай о цене, которую нам придется заплатить.

- Зерре, вы чего-то не договариваете, - не унимался Батей. - Скажи нам с Сигран правду!

- Что от того, если ты узнаешь о нашем решении, брат? Позволь нам распорядиться своей судьбой так, как мы этого хотим.

- Вы решили пожертвовать собой! - догадался Батей и сжал кулаки так, что хрустнули суставы пальцев. - Серые знают, что мы будем защищать святое место до последнего человека. Император не войдет в святилище, если Серые братья не докажут ему, что там безопасно. Что все защитники мертвы.

- Батей, ты осуждаешь наши действия? - в голосе Зерре прозвучала печаль.

- Вы не имеете права принять такое решение без нашего одобрения! - крикнула Сигран. - А мы не позволяем вам, слышите?

- Мы уже все решили, - ответил Зерре.

- Вы самые молодые из нас, - ответил Бьеран. - Младшие должны слушать старших.

- Мы приказываем вам, Батей и Сигран, - сказала Алера. - Это воля всех пяти старших Наставников.

- Мое видение! - прошептала Сигран. Ноги у нее ослабли, и она схватилась за плечо мужа, чтобы не упасть. Батей понял, подхватил ее за талию, прижал к себе.

- Теперь вы знаете нашу волю, - произнес Кенинг. - Прощайте, и да благословит вас Митара! Делайте то, что должны делать.

Светящиеся призраки растаяли в воздухе, Духов Камень погас, и Сигран почувствовала себя совершенно опустошенной. Будто жизнь в ней погасла вместе с кристаллом на столе в горнице.

- Милая, мы ничего не можем изменить, - прошептал Батей, обнимая и целуя жену. - Будем сильными. Сделаем так, чтобы их великая жертва не оказалась бесполезной. Мы выполним их волю.

- И останемся одни, да? - Сигран подняла полные слез глаза на мужа.

- Нас будет двое, - улыбнулся Батей. - Навсегда, до самого конца. Я люблю тебя, родная. Мы победим смерть и наползающую на нас тьму. Вот увидишь.

Весь минувший день Ярре думал над тем, что живых людей в Кревелоге будто не осталось. Дорога, по которой они ехали на север, была пустынна. Лишь следы на снегу говорили, что незадолго до них тут кто-то проезжал на повозках и шел пешком. Звериные следы перекрывали человеческие. Но Вельфгрид вел их дальше по этой мертвой дороге, и другого пути у них не было.

Волк первым почувствовал чужаков. Встал посредине дороги, расставив лапы, и зарычал. Ярре сделал княжне знак остановиться, сам поехал к волку. И в это мгновение из-за деревьев по сторонам дороги показались люди.

- Эй, малый, без глупостей! - крикнул один из них, крепыш с рыжей бородой, одетый в нагольный тулуп и вооруженный косой, торчком насаженной на длинное древко. - Лук опусти, сказано-то!

- Вы кто такие? - Ярре и не подумал выполнять приказ рыжего, держал лук наготове. Между тем неизвестные окружили их кольцом. Выглядели они как настоящие разбойники - грязные, одетые кто во что попало, но все при топорах, рогатинах и таких же самодельных глевиях, что их предводитель. И еще Ярре заметил, что у многих на шеях висят на веревках головки чеснока.

- Божьи люди, - ответил рыжий. - А вы, видать, смерти не боитесь, коли шлындаете тут.

- Тебя не спросили, - Ярре продолжал держать рыжего на прицеле. - Чего надо?

- А ничего, - рыжий шагнул вперед, но остановился, потому что Вельфгрид вновь зарычал. - Убери псину свою, не то я его на рожон насажу!

- Это не псина, это волк, - ответил Ярре. - И убивать он умеет. Только попробуйте напасть.

- Это ты откуда храбрый такой взялся? - Рыжий оперся на свою косу как на посох. - По одежде вроде смерд, а конь у тебя с герцогским тавром-то. Беглый, что ли?

- Беглый не беглый, тебя это не касается. Уйди с дороги и дай проехать.

- Проехать, говоришь? Так дорога эта платная нонче, - ответил рыжий. - Заплатишь - проедешь. Не заплатишь - не проедешь.

- Это с какого перепугу она платная?

- А я так решил, - рыжий сделал знак своим людям, и те опасливо, но дружно, начали сужать кольцо вокруг Ярре и княжны. - Видишь, чужак, нас тут много, а вас двое только - ты, да девка твоя.

- Не двое. Ты про волка забыл, - Ярре почувствовал злобу. - В последний раз говорю - дай проехать!

- Дык некуда вам ехать, детки, - с ухмылкой ответствовал рыжий. - Впереди только смерть одна. И позади смерть. Приехали-то, получается.

- Что-то мне, дядя, твои речи не нравятся.

- Слазь с коня-то, - велел рыжий, взял свою косу наперевес и двинулся на Ярре.

Хотел ли разбойник просто попугать, или же и в самом деле собирался ударить, но сделал он это напрасно: Ярре тут же спустил тетиву, и рыжий, получив стрелу в горло, навзничь опрокинулся на снег, хрипя и дергая ногами. Прочие разбойники, ошалев на миг от такой наглости, все же бросились на убийцу вожака, вопя и размахивая оружием, но Вельфгрид немедленно ворвался прямо в гущу толпы, и лязг его зубов смешался с воплями боли и ужаса. Ярре убил наповал разбойника, который попытался стащить княжну из седла, второй стрелой повалил набегавшего на него верзилу с топором. Он даже не удивился, что поле боя осталось за ними - еще два головореза умирали, булькая кровью, уцелевшие бандиты лежали в снегу, закрыв головы руками, а Вельфгрид остервенело рвал их, будто беспомощных овец.

- Волка забери! - вопило сразу несколько голосов. - Забери волка!

- Вельфгрид, назад! - крикнул Ярре, продолжая держать перепуганных и покусанных волком бандитов под выстрелом. - Ну что, помирать готовьтесь, шваль голопузая!

- Господин, смилуйся! - Один из бандитов, набравшись смелости, пополз на коленях к Ярре. - Не убивай! Вортын нам велел, вот мы и хотели вас того... пошарпать. Не со зла напали, с голодухи, истинный Бог!

- Вортын - этот что ли? - Ярре кивком показал на затихшего в окровавленном снегу рыжего разбойника.

- Ага, он самый! - ответил бандит. - Мы ведь не разбойники, крестьяне с Брызнова. Село наше мертвяки захватили, вот мы и ушли с бабами да детьми в лес.

- И разбойничать начали? - Ярре натянул тетиву. - Убить нас решили, да?

- Ярре, погоди! - Подъехавшая княжна положила руку юноше на плечо, потом повернулась к сомлевшему от страха бандиту. - Из Брызнова говоришь?

- Ага, госпожа, оттудова! - Бандит снял с головы скверную облезлую шапку. - Миран-кузнец нас увел, потому как господин наш, барон Рамсей со всей челядью да барахлом в Златоград отбыли, как только слухи про восставших упокойничков пошли. Хотели мы в Банов идти, но там та жеть беда, что и у нас приключилась. Тогда Миран, которого мы старшим сделали, всех в Лютую Падь повел.

- В Путну что ли?

- Ага, сперва туда хотели, но по дороге встретили сбегов из Путны - тама покойники восстали, как и везде. Припасы у нас кончались, потому как народу к нам прибилось богато, вот мы кошем у Лекавы и встали. Там еще большая усадьба недалече.

- Веленичей поместье, - кивнула Янка. - Знаю я это место. И там тоже мертвецы были?

- Хуже, госпожа. Те мертвяки, что нас из родных домов выгнали, хоть бы людей не трогали. А как пришли мы в Лекаву, так на третий или четвертый день мор у нас открылся.

- Чума, что ли? - не выдержал Ярре, которому надоела эта история.

- Сперва никто не знал, что за мор. Мерли люди и мерли, Миран велел нам их не в земле хоронить, чтоб не шатались апосля, а жечь. А потом у нас в лагере Серый брат появился: он из Путны шел и на наш кош натолкнулся. Как увидел больных, так сразу и сказал - вампир к нам повадился.

- Вампир? - Ярре похолодел.

- Он самый, - разбойник захныкал, вытер грязное лицо рукавом. - Верно, в Лекаве гнездо вампирское было. Велел нам преподобный уходить побыстрее. Да только проклятая нечисть колдовство свое напустила - дважды мы из Лекавы уходили и оба раза, поплутав порядком, опять приходили в проклятое место! Богом клянусь, что правду говорю.

- Верю я тебе, - сказала Янка. - И что потом было?

- Возвращались мы в Лекаву эту чертову, и тряслись по ночам. Серый брат нам велел чеснок на шее носить и костры по ночам жечь, да только не помогло оно - все равно кажное утро у кого-нибудь кровавая горячка начиналась. Тогда-то и уговорил нас Вортын из коша уходить. Вампир этот заиметый, сказал, весь народ из Лекавы ни за что не выпустит, а малым отрядом, сказал, может и проскочим. Чем, сказал, вампиров кровушкой своей кормить, лучше в разбойники идти.

- И вы ушли? - сказала Янка. - Детей своих и жен бросили - и убежали?

- Испугались мы, - тут вчерашний крестьянин уже не захныкал, разрыдался в голос. - Помрееем мы всее, как один помрееем!

- А ну, пошли вон отсюда! - крикнул Ярре, опуская лук. - Тошно глядеть на вас.

Бандиты не заставили себя упрашивать. Поднялись и поплелись по дороге прочь, прихрамывая и оставляя на снегу капли крови. Вельфгрид рычал им вслед.

- Лекава наша вотчина, - сказала Янка, не глядя на юношу. - Веленичи были папиными вассалами, верными и хорошими людьми. А Розу Веленич я хорошо помню. Мне было семь лет, когда она к нам в Трогору приезжала. Ей тогда лет одиннадцать было. Бедная, она позапрошлой весной умерла от лихорадки за две недели до свадьбы!

- Молодец, Вельфгрид, - похвалил Ярре, наклонившись в седле и трепля волка по загривку. - Показал этим мерзавцам, кто в лесу хозяин.

- Ярре, мы едем в Лекаву, - неожиданно сказала Янка.

- Что? - Ярре поначалу не понял, что говорит княжна, а потом почувствовал страх. - В Лекаву? А зачем нам туда ехать?

- Там люди без помощи, - ответила Янка. - Это моего отца подданные. Их нельзя бросать одних.

- И чем же мы им поможем? - Ярре выпрямился в седле. - Убьем вампира?

- Я не могу тебе сейчас этого объяснить. Просто чувствую, что мне надо туда. Если не хочешь, можешь не ехать со мной, отправляйся в Оплот. Я дорогу до Лекавы знаю, тут недалеко, верст десять.

- Ты что, ясновельможная, умом повредилась? - не выдержал Ярре. - Слышала, что мужик этот сказал? Вампир в Лекаве завелся, а может, не один. С трудом в это верится, но с вампирами, как легенды говорят, на одной дорожке лучше не встречаться. Не дело ты задумала, ой, не дело!

- Я же сказала тебе - можешь ехать. А мне надо в Лекаву.

- Ты же знаешь, княжна, я одну тебя не пущу, - Ярре вздохнул. - Едем, так едем. Может, и приврали эти мужики, и нет там никакого вампира.

- Правда? - Глаза Янки залучились радостью. - Ты со мной?

- Я же гридень твой, верно? - Ярре почесал мизинцем нос. - А коли гридень, так сопровождать тебя должен. Пропадешь без нас с Вельфгридом. Вообще, хотим мы того, или нет, но будем теперь все время вместе.

- Спасибо тебе, - княжна наклонилась в седле и быстро поцеловала Ярре в щеку, а потом поехала по дороге на запад. Вельфгрид побежал за ней, и Ярре ничего не оставалось, как ехать следом.

Янка хорошо знала дорогу, но даже если бы и забыла ее, найти Лекаву было несложно - столб черного дыма, поднимающийся над лесом, был приметным ориентиром. Очень скоро Ярре почувствовал запах гари и горелого волоса. В животе у юноши неприятно похолодело: Ярре догадался, откуда эта вонь.

- Трупы жгут, - сказал он упавшим голосом.

Княжна ничего не ответила. Личико у нее было сосредоточенное, губы сжаты, в глазах появилась непонятная Ярре решимость. Что-то с ней не так, подумал юноша. За последние дни княжна будто изменилась - нет больше испуганной девочки, которую он спас от убийц. Повзрослела на глазах. Может, оно и к лучшему, а может...

Мысли Ярре прервало появление вооруженных людей на дороге, и были они точь в точь похожи на разбойников, которые пытались их ограбить и убить пару часов назад - такие же грязные, заросшие, изможденные, одетые в рванину мужики, глядящие исподлобья и вооруженные кто чем. И у всех на шее висели либо головки чеснока, нанизанные на веревки, либо кроличьи лапки.

- Эй, стоять! - гаркнул старшой в это команде. - Стоять, сказано!

- Мы в Лекаву едем, - ответила княжна.

- Чего? - Старшой показал рукой, и Ярре увидел у обочины дороги высокий шест, на котором болталась черная тряпка. - Не видите знак, али слепые?

- Это Лекава? - Княжна будто не слышала слов старшого.

- Лекава, чтоб ее, - старшой подошел ближе и взял коня Янки под уздцы. - Поворачивайте обратно, дети, от беды подальше. Мор тут у нас лютый.

Словно подверждая слова крестьянина, ветер принес из-за деревьев новую волну страшного запаха, такого густого и крепкого, что Янка закашлялась, а Ярре почувствовал тошноту.

- Кто у вас старший? - спросила Янка, откашлявшись и вытерев слезы.

- Так-то Миран за старшого будет, - ответил крестьянин, - а вообще-то всем преподобный из Путны заправляет. И он велел нам никого не пускать.

- Меня вы пропустите, - с неожиданной решимостью сказала княжна. - Я имею право видеть все сама. А не пустите - пожалеете.

Крестьянин не успел ответить - Янка ударила коня пятками и пустила его прямо на загородившую дорогу толпу. Крестьяне даже не попытались ее остановить, тем более что Вельфгрид очень выразительно тявкнул на них и показал свои клыки. Ярре, проезжая мимо ополченцев, услышал, как один из них шепнул другому: "Ведьма, что ли?" Ярре глянул на крестьянина сердито, и тот сразу отвел взгляд.

Еще недавно Лекава была маленьким процветающим городком, теперь же представляла собой печальное зрелище. Дома выглядели нетронутыми, но окна и двери были распахнуты, ограды вокруг частично разобрали на топливо для костров. Встреченные на дороге оборванцы, бросив на чужаков испуганные взгляды, тут же убегали вверх по улице, к центру городка. Смрад гари и жженой кости становился все крепче. Когда они проехали половину расстояния до возвышавшейся на холме над Лекавой церкви, на колокольне забил колокол, предупреждая о прибытии незваных чужаков.

Навстречу им попался какой-то малый - полуголый, взлохмаченный, с лицом, покрытым золотушными струпьями и вооруженный дохлой промерзшей насквозь кошкой, которую он держал за хвост.

- Пиехаллы! - взвизгнул он, приплясывая и размахивая своим трофеем. - Сабачка прифла, аф-аф-аф!

Вельфгрид зарычал на дурачка, но тот продолжал улыбаться и приплясывать. Ярре свистом подозвал волка, и дурачок побежал дальше, что-то громко крича.

Лагерь беженцев располагался как раз вокруг церкви. Его окружал импровизированный палисад из вбитых в землю кольев и рогаток на козлах. На въезде в палисад вновь были вооруженные пиками, топорами и длинными луками мужчины, и с ними - пожилой человек в серой суконной мантии и плаще с капюшоном.

- Остановитесь! - крикнул он, протянув ладонь в повелительном жесте. - Именем Божьим, или я прикажу стрелять!

- Отец Питри? - Янка наклонилась в седле, точно хотела рассмотреть серого получше и убедиться, что не ошиблась. - Отец Питри, это вы!

- Ты меня знаешь? - Человек шагнул вперед, присмотрелся к Янке и вдруг отшатнулся и всплеснул руками. - Силы Творца, быть не может! Ваше...

- Тсс! - Янка испуганно замотала головой. - Молю, святой отец, молчите.

- Ты знаешь этого монаха? - шепнул Ярре.

- Отец Питри когда-то был моим учителем, - ответила шепотом же Янка. - Он жил в нашем поместье и обучал меня грамоте и Слову Божью.

- Невозможно! - Питри подошел еще ближе, взял девочку за руку. В ввалившихся, окруженных тенями карих глазах монаха вспыхнула радость. - В Путне объявили, что вся ваша семья убита разбойниками. В Кревелоге объявлен траур.

- Я не видела, что случилось с папой и мамой. Только знаю, что их нет в живых. Чувствую. - Княжна помолчала. - А Ставека зарубили на моих глазах. Меня бы тоже убили, если бы не этот юноша. Он и его волк спасли меня от убийц.

- Это воистину великое чудо! - Питри обхватил ладонями большую лысую голову, будто боялся, что она у него лопнет. - Поверить не могу! Вы живы. Какое счастье! Но как вы здесь оказались? Вам надо ехать в Златоград, а вы...

- Я не могу ехать в Златоград - почему, объясню потом, - Янка соскочила с коня на землю. - Мы встретили крестьян по дороге. Они рассказали, что у вас происходит.

- И вы приехали сюда? Не самая лучшая мысль, ваша... госпожа. У нас тут...

- Знаю, нам уже сказали про вампира.

Брат Питри изучающе посмотрел на девочку.

- И вы добровольно поехали сюда? - спросил он.

- Я хочу помочь.

- Великий Боже, сударыня, да чем вы нам поможете? Я всегда считал себя человеком знающим и искушенным, но Господь показал мне, что все это было пустой гордыней. Я беспомощен перед этой тварью. Это настоящее проклятие. Никакие экзорцизмы и обереги не помогают. Мы отправляем на смерть зараженных людей, чтобы спасти остальных. Восемь человек за три последних дня - это женщины и дети большей частью.

- Вампир не нападает на мужчин? - не удержался Ярре.

- Женщины и дети более легкие жертвы для проклятой твари, - ответил монах. - Послушайте меня, уезжайте отсюда, пока светло. Вам здесь не место.

- Это земли моего рода, - шепнула Янка на ухо Питри и добавила уже громче: - Нам некуда идти, святой отец.

- Вы не понимаете, - вздохнул Питри. - Если слова вас не убеждают, идемте - я покажу вам кое-что.

В большой землянке было пусто, холодно, темно и смрадно. В свете фонаря Янка увидела, что к столбу, подпирающему свод землянки, прикована за руки за ноги одетая в рваное окровавленное платье девушка чуть старше ее. Бедняжка висела в оковах, уронив голову на грудь - свалявшиеся от грязи длинные, такие же светлые как у княжны волосы закрывали лицо. Рядом со столбом стояла деревянная самой грубой работы колыбелька. Янка заглянула в нее: в колыбельке лежал младенец, завернутый в грязные тряпки.

- Это Марта и ее дочка, - пояснил отец Питри. - Последние, кого искусала эта тварь.

Янка поежилась, подошла ближе к колыбельке. Младенец лежал с полузакрытыми глазами, его губы запеклись от сжигающего малютку жара, щечки были в красных пятнах . На шее ребенка были видны следы от укусов - две точки засохшей черной крови, окруженные синеватым отеком.

- Мне придется своими руками убить их, - добавил Питри, взяв со стола в углу землянки кинжал и показав его княжне. - Перерезать им горло освященным кинжалом, а тела сжечь на костре. Убить пятимесячного младенца, ваше высочество. Знаете, что испытывает человек в такие мгновения?

- Им нельзя помочь? - спросила Янка. Казалось, она вот-вот заплачет.

- Увы, это проклятие, от которого нет спасения. Вампиризм развивается по-разному, иногда от укуса до появления первых признаков болезни проходит месяц или даже больше. Здесь же, в Лекаве, налицо молниеносная febra sanguinaria - кровавая горячка. Они все равно умрут, а потом будут приходить вдвоем - мать и дитя. И я вас уверяю, что младенец станет еще более страшным вампиром, чем сама Марта.

Женщина на столбе зашевелилась, заскрежетала зубами - видимо, каждое движение причиняло ей сильную боль. А потом она подняла голову и взглянула на Янку, и княжна невольно попятилась назад. Глаза Марты светились в полутьме землянки алыми углями.

- Ааааа, пришел! - проскрипела женщина, с ненавистью глядя на монаха. - Мучить нас пришел. Мою малютку мучить. Будь ты проклят!

- Марта, ты знаешь, у меня нет выбора, - ответил Питри. - Я не могу позволить тебе превратиться в чудовище.

- В чудовище? - Марта издала хриплый клокочущий звук, будто что-то забурлило у нее в горле. - Много ты понимаешь, тупой монах! Оставь нас в покое. Отпусти нас. Ни я, ни мой ребенок не сделали тебе ничего плохого.

- Эта болезнь делает тебя опасной, Марта, - Питри подошел ближе, и в свете его фонаря Янка хорошо разглядела лицо женщины - мертвенно-бледное, с синюшными искусанными губами, с кровяными разводами на подбородке и щеках. - Я хочу помочь тебе и Алион. Я не могу спасти ваши тела, но молю Господа о спасении ваших бессмертных душ.

- Кто эта девчонка? - внезапно спросила Марта, переведя взгляд на Янку. - Почему она так на меня смотрит? Пусть она уйдет!

- Почему ты хочешь, чтобы она ушла?

- Она пугает меня. Даже больше чем ты, проклятый святоша. Я чувствую в ней зло.

- Надо же - вампир зла боится! - хмыкнул Ярре.

- Я княжна Трогорская, - сказала Янка, выдержав тяжелый взгляд прикованной женщины. - Это моя земля, и мне не все равно, что на ней происходит.

- Нет, ты не княжна! - взвизгнула Марта. - Ты не та, за кого себя выдаешь. Питри, убери ее!

- Сначала ты скажешь мне, кто сделал это, - ответила Янка, и голос ее звучал твердо. - А потом я уйду - может быть.

- Зачем тебе знать?

- Так надо. Я имею право узнать истину.

- Это... мне показалось, что я сплю... но это был не сон, - Марта говорила с усилием, по ее телу проходили волны дрожи. - Она подошла ко мне. Нарядная такая, настоящая барыня. Молодая, красивая. У нее были длинные темные волосы, убранные цветами, и зеленые глаза, яркие, как самоцветные камни. Она улыбнулась и сказала мне: "Я так хотела выйти замуж и родить ребенка - как ты, Марта! Позволь мне взять твою крошку на руки, покачать ее". И я... позволила, - тут лицо Марты задергалось, бешеный красный огонь в глазах погас, темная кровь выступила из-под век и двумя струйками потекла по щекам. - Я плохо поступила... не защитила мою лапочку, мое золотце, предала ее! Она целовала Алион, я видела! А потом она обняла меня, и я почувствовала холод. Страшный холод. Отпусти меня, умоляю!

- Я хочу, чтобы ты жила, Марта, - Янка коснулась пальцами руки женщины. - И чтобы твоя дочка жила. Чтобы вы были счастливы. Ты мне веришь?

- Убирайся! Мне трудно дышать...не хочу, чтобы ты стояла рядом со мной!

- Значит, это была женщина?

- Да, женщина... - Дыхание Марты стало прерывистым, глаза закатились. - Совсем молодая женщина. От... отпусти меня!

- Я спасу тебя, - сказала Янка и отошла от столба. Марта тяжело вздохнула и обямкла в своих оковах. Отец Питри вытер рукавом мантии пот со лба.

- Что... что вы сделали, ваше высочество? - промямлил он.

- Ничего, - Янка шагнула к инквизитору. - Я теперь поняла. Я знаю, что делать. До заката еще долго, отец Питри. Вы пойдете со мной, да?

- Ваше высочество, - инквизитор приложил ладонь к сердцу, - я пойду за вами, куда прикажете. Но смею ли я предупредить, что...

- Тогда мы отправляемся немедленно. В усадьбу Веленичей.

Усадьба, оставленная хозяевами совсем недавно, выглядела так, будто в ней продолжают жить люди - слюдяные окна были целыми, двери аккуратно запертыми, на площади перед фасадом разгуливали стаи голубей. Только стекла больших медных фонарей над главным входом, в прежние дни горевших круглосуточно, теперь затянули морозные узоры. Фамильный склеп Веленичей располагался в дальнем конце парка, рядом с часовней. Отец Питри первым подошел к дверям и осмотрел их.

- Печать цела, но это ничего не значит, - сказал он. - Миран, твоя очередь.

- Да, святой отец, - кузнец шагнул к двери склепа, опустил на снег мешок с инструментами и извлек из него молот и зубило. Гулкие удары железа о железо распугали ворон, обсидевших деревья вокруг усадьбы, и они тучей поднялись в воздух, зловеще каркая над головами людей.

Миран ударил еще раз, и замок двери сломался. Вход в склеп был открыт.

- Вы останетесь здесь, - велел Серый брат сопровождавшим их вооруженным мужчинам. - А мы спустимся в усыпальницу, если конечно, - тут отец Питри внимательно глянул на Янку, - госпожа не передумала.

- Нет, - Янка посмотрела на Ярре. - Ты со мной?

- Я твой гридень, - ответил юноша. Сумасбродство и отвага этой девчонки пугали и восхищали его. - Конечно, я с тобой. И Вельфгрид с нами.

- Это очень опасно, - в который раз сказал инквизитор.

- Я знаю. Мы идем?

- Да поможет нам Бог, - отец Питри принял у одного из крестьян факел, Ярре взял другой, и они вчетвером вошли в открытые двери, в темноту, пахнущую землей и тлением.

Каменная лестница из четырнадцати ступеней привела их в Зал предков - первое помещение склепа. Испокон веков все фамильные склепы в Кревелоге состояли из двух залов - поминального, посвященного предкам, и собственно усыпальницы, где покоились останки успоших. В Зале предков находился алтарь для поминальных служб, и стояли статуи похороненных в склепе людей, вырезанные из дерева или мягкого камня. В склепе Веленичей статуй было четырнадцать. Мужчины, женщины и две детские. Ярре показалось, что слепые глаза скульптур с неодобрением смотрят на незваных гостей, нарушивших их покой. И еще был пьедестал для пятнадцатой статуи, которую еще не успели установить. Табличка на пьедестале извещала, что тут должна стоять статуя любимой дочери барона Тибора Веленича Розы-Вероники, умершей на шестнадцатом году жизни в третий весенний месяц года 987-ого от тяжкой болезни и унесшей в могилу свою девственность. На пьедестале лежало несколько засохших и почерневших роз.

Янка остановилась у пъедестала и коснулась холодного камня пальцами. Ей стало тоскливо и тяжело на душе. Она вспомнила, как Роза с отцом приезжали в Лесную Усадьбу. Вспомнила ее искрящиеся зеленые глаза, смех, как они играли в кукол на скамейке в парке...

- Ненавижу тебя, смерть! - прошептала девочка, гладя пальцами камень пъедестала.

- Нам надо идти, - мягко сказал отец Питри, коснувшись плеча Янки.

Инквизитор и Ярре зажгли в зале несколько светильников, в которых еще не высохло масло. Теперь можно было хорошо разглядеть двустворчатую широкую дверь, окованную медью. На медных пластинах была искусная чеканка, изображающая сцены Дня Воссоединения - великого воскресения мертвых в конце времен, когда те, кто любил друг друга при жизни, встретятся в царстве Божьем, чтобы не разлучаться никогда. Отец Питри толкнул двери, и створки со скрипом разошлись, открывая вход в усыпальницу. Резко запахло тлением и сыростью. Вельфгрид встал на пороге, настороженно зарычал. Ярре передал факел Янке и взялся за лук.

- Не стоит, - сказала княжна. - Нам никого не придется убивать.

Отец Питри вопросительно посмотрел на девочку. Но Янка уже шла мимо старых каменных саркофагов к красивому, отделанному резьбой и позолотой деревянному гробу в правом дальнем углу склепа. Подошла ближе и опустилась у гроба на колени.

- Это здесь, - вздохнула она.

Отец Питри кивнул и обнажил освященный кинжал, однако Янка велела ему убрать оружие.

- Разве мы не пришли, чтобы покончить с этим, ваше высочество? - спросил инквизитор.

- Я же сказала, отец Питри - мы не станем убивать ее. Отойдите, прошу вас, - тут Янка как-то странно посмотрела на мужчин. - Вы пугаете ее.

Ярре почувствовал, как по спине пробежал холод. Янка положила ладони на крышку нарядного гроба и начала ее гладить. Несколько мгновений было так тихо, что было слышно, как падают с горящих факелов капли смолы. А потом все услышали молодой женский голос, который шел будто из-под земли.

- Кто ты? - спросил голос. - Зачем ты здесь?

- Роза, это я, Янка Трогорская, - сказала княжна и улыбнулась. - Ты помнишь меня?

- Янка? Княжна Трогорская? - Послышался тяжелый вздох, от которого даже у отца Питри зашевелились остатки волос на голове. - Я.. я помню тебя.

- И я тебя помню, Роза.

- Маленькая Янка с двумя косичками и в платье из голубого зараскардского шелка, - сказал голос. - Это было давно. Я помню, что я сама тогда была очень молодой.

- Да, и мы так славно с тобой играли. Было здорово.

- Зачем ты пришла?

- Я хочу помочь тебе, Роза.

- Помочь? - Голос дрогнул. - Ты хочешь остаться со мной?

- Нет. Я пришла дать тебе покой.

- Он мне не нужен. Покой пугает меня. Он похож на сон без сновидений. Мне было очень холодно, а потом я услышала звук. Кто-то протрубил в рог, и я поняла, что пришло мое время вернуться к людям.

- Роза, ты причиняешь им боль.

- Я люблю их. Каждый раз, когда я вижу девушку, я хочу, чтобы она стала моей подругой. А когда вижу ребенка, мне хочется обнять его и поцеловать. Ведь у меня никогда не будет своих детей.

- Ты приносишь им смерть.

- Я приношу им мою любовь, - ответил голос. - Она бесконечна, как мир, в котором я живу. Я искренне, всем сердцем люблю их, хочу, чтобы они были рядом вечно. И тебя я тоже люблю, Янка. Ты ведь останешься со мной навсегда?

- Ты этого хочешь?

- Очень, - голос вновь дрогнул, и опять раздался вздох, заставивший всех живых в склепе испытать темный ужас. - Это одиночество невыносимо. Я боюсь его. Только с приходом ночи я могу спастись от него. Но теперь ты со мной, и мне совсем не страшно.

- Ты не можешь упокоиться?

- Я все время думаю о той, прошлой жизни. Она закончилась так быстро. И Бернард, мой Бернард - он ведь забыл меня, да?

- Он помнит тебя.

- Ты лжешь. Я знаю, что он забудет меня и женится на другой.

- Он не забудет. Он любит только тебя. Однажды вы встретитесь и вечно будете вместе, Роза.

- Я не верю тебе.

- Поверь, я знаю. Только надо набраться терпения и забыть о своем горе. Надо успокоиться.

По склепу пронесся тихий зловещий смех. Вельфгрид припал к полу и зарычал, отец Питри сделал охраняющий знак.

- Успокоиться? - спросил голос. - Ну, уж нет. Пришло мое время, маленькая девочка. Ты знаешь это не хуже меня. Там, за дверями меня ждет живая кровь, и она дает мне жизнь. Ты не заставишь меня вновь вернуться в эту мерзкую пустоту, от которой мое сердце холодеет и перестает биться.

- Это не жизнь, это иллюзия жизни, - твердо сказала Янка. - Ты ведь знаешь, что покой лучше. Тебя не будет сжигать этот страшный голод, ты забудешь про боль и страдания. Ты будешь наслаждаться тишиной и безмятежностью до того дня, когда не черный рог, а голос Божий призовет тебя, и ты пойдешь с Бернардом к алтарю. Ты ведь мечтаешь об этом, Роза?

- Кто со мной говорит? - прошипел голос. - Ты говоришь со мной голосом Янки Трогорской, но ты не она.

- Я говорю. И я говорю правду.

- Может быть... я.... Я хочу верить тебе, но я так боюсь мучений пустоты.

- Я могу спеть тебе песню, и ты успокоишься. Хочешь?

- Песню? Я очень давно не слышала песен. Спой, прошу.

Янка откинула волосы со лба, закрыла глаза, глубоко вздохнула и запела. Сначала тихо, едва слышно, а потом громче и громче. Голосок у нее был полудетский, красивый и очень печальный. Она пела старую песню, которую часто пели дворовые девушки Трогорских за рукоделием:

Вельфгрид поджал хвост и тихонько завыл на одной ноте. Ошеломленный Ярре увидел, что из гроба Розы Веленич начала сочиться кровь. Сначала выступила каплями на дереве, а потом стала собираться в струйки и стекать на пол, собираясь в лужицу у ног княжны. Будто вся кровь, высосанная вампиром из жертв, теперь изливалась из мертвого тела и впитывалась в землю. Отец Питри, подняв руки к своду склепа, читал молитвы, и было видно, что он потрясен до глубины души. Наконец, Янка закончила свою песню. Несколько мгновений она сидела, глядя невидящими глазами в пространство, потом вздохнула и, поднявшись с колен, отошла от гроба подруги.

- Все, - сказал она. - Теперь Роза крепко спит. Она проснется, когда Бог призовет ее, светлой и безгрешной. Ее тело очистилось от скверны.

- Откуда ты знаешь? - запинаясь, пробормотал Ярре.

- Я это скажу, - отец Питри опустился перед девочкой на колени. - Сказано в древних пророчествах: "Вот слово Мое к вам, устрашенные и раскаивающиеся злочестия своего - молите о Спасителе, который встанет за вас на великую битву, молите денно и нощно. Молите о том, кто явится вам и мертвое вернет во прах, а живое сохранит. Молите о том, кто, подобно мечу, рассечет небо на золотых крыльях и вернет вам надежду." Время пришло. И я ликую, ибо ты открылся мне! Ты - Спаситель, тот, в ком последняя наша надежда!

- Я? - Янка с ужасом посмотрела на монаха, протягивающего к ней руки. - Что ты говоришь, отец Питри?

- Ты возвращаешь мертвое во прах и сохраняешь жизнь! - воскликнул отец Питри. - Ты Спаситель! Господи, благодарю тебя за твое Откровение!

- Нет, я не... - Янка попятилась от монаха, дико глянула на Ярре и, замахав руками, выскочила из склепа. Волк бросился за ней. Ярре, выйдя из оцепенения, молнией вынесся из склепа на воздух. Охраны не было - только брошенные в снег факелы. Похоже, крестьяне решили, что Янка спасается бегством от восставшего вампира и разбежались кто куда. Ярре слышал их удаляющиеся вопли.

Он растерянно стоял у входа в склеп, пока не появился Вельфгрид. Схватил его зубами за край плаща и потащил. Янка сидела, сжавшись в комочек, на поваленном дереве недалеко от часовни. Она дрожала, и слезы текли у нее по лицу. Обрадованный Ярре подбежал к ней, обнял, начал вытирать с лица слезы, шепча что-то бессвязное, ласковое и успокаивающее.

- Что это со мной? - всхлипывала Янка. - Как во сне все... как во сне!

- Все хорошо, милая, - шептал Ярре. - Все позади. Ты помогла ей... о, Господи, Митара и Хадрив, Теор и Минайя, боги моих предков, благодарение вам!

- Боль, - сказала Янка. - Я чувствовала, как ей больно, одиноко и страшно. Почему я так чувствовала, Ярре?

- Потому что ты... ты добрая. Ты самая добрая и лучшая девушка в мире, Янка. И я умру за тебя.

- Не надо умирать, - сказала Янка. - Все умирают и оставляют меня одну. Я не хочу. Будь всегда со мной, ладно?

- Ладно, - прошептал Ярре и, больше не владея собой, поцеловал княжну в губы. Поцелуй получился долгим, страстным, а когда Ярре, опомнившись, отпрянул назад, княжна сама потянулась к нему.

И Ярре понял, что обрел, наконец-то, истинное, много лет обходившее его стороной счастье.

Что обрел любовь.

Марта и ребенок заснули крепким здоровым сном. Кровавая лихорадка оставила их. Марта, засыпая, устало и благодарно улыбнулась Янке и что-то прошептала. Что именно - никто не расслышал.

Провожать княжну и ее спутника вышел весь лагерь. Утро было морозное, но даже больные выбрались из своих землянок, чтобы попрощаться с девочкой, спасшей их от вампира. Люди кланялись, когда Янка проезжала мимо них. А у ворот их уже ждал отец Питри.

- Я буду свидетельствовать, - сказал он на прощание. - Клянусь. Весь Кревелог будет знать правду о том, кто вы, и что случилось с вашей семьей.

- Не надо, святой отец, - сказала Янка. - Это неправильно...это богохульство.

- Я буду свидетельствовать, - упрямо повторил Питри и, наклонившись, поцеловал сапожок княжны.

- Прощайте, - сказала княжна и пришпорила коня. Ярре неотступно следовал за ней, и Вельфгрид рядом с ним.

Глава 4

В лагере беженцев в двух поприщах от границы Кревелога и Йора казнили ведьм.

Сотни людей собрались на большом майдане, окруженном шатрами, тентованными фурами и землянками, чтобы посмотреть на казнь. Некоторые пришли только потому, что им велели Серые братья, но большинство искренне хотели увидеть, как будут жечь виновников бедствий, обрушившихся на них. Сотни пар глаз смотрели на телегу в центре майдана, окруженную кольцом солдат герцога, в которой сидели приговоренные, три женщины, - две старухи и совсем еще молодая девушка с коротко остриженными волосами, - и мужчина лет сорока. Все четверо были одеты в дерюжные мешки и связаны веревками. А рядом с телегой стоял Серый брат, тощий, желтолицый, с жидкой бородкой, и охрипшим от простуды и напряжения голосом кричал в толпу:

- Добрые жители Кревелога, смотрите, смотрите на этих нечестивых отступников! Ныне пришло им время понести справедливую кару за совершенные ими страшные злодеяния. Это они своими богомерзкими делами сделали так, что вы остались без домов и имения, это они волшбой и чарованиями напустили на вас эту бесконечную зиму, болезни и ужас великий! Они жили среди вас и творили свои нечестивые дела тайно, но Око Господа видит все! Пришла пора ответить за отступничество, ведовство, поклонение демонам и ересь!

В толпе слушали, шептались. Темные, грязные, измученные вечным голодом, обовшивевшие, испуганные люди напирали на стоявших впереди, чтобы получше рассмотреть тех, кто принес им столько горя. Иные узнавали в приговоренных людей, с которыми когда-то жили по соседству.

- Поланиха! - восклицала какая-то женщина. - Гляньте-ка, слепая старуха Магана тоже поймана! Я всегда знала, что она колдовка! Теперь гореть будет на костре, а потом и в аду!

- Это они напустили мертвецов!

- Поделом! Сжечь проклятых!

- Господь разоблачает тьму всегда и везде! - кричал инквизитор, потрясая кулаками. - Он всевидящ и всезнающ. Нашими руками Он искореняет нежить и волшбу! Несу я вам благую весть - победоносные войска нашего императора уже вошли в Кревелог и скоро уничтожат богомерзких язычников и их порождения всех до единого. Совокупно с нами, Серыми братьями, они покончат с преступниками и колдунами! Да будут прокляты все, кто творит магию! Во славу Божью! Читайте, сержант!

Коренастый воин в капалине и надетом на кольчугу кожаном кафтане с гербом Кревелога на спине подошел к телеге. Встал рядом с Серым, развернул смятый на концах свиток желтоватой бумаги и начал читать:

- Именем Пресвятой церкви и его светлости Игана, великого герцога Кревелога, злоумышленники, злодеи и враги веры, как-то; травник Борхарт из Войтолы, сорока двух лет от роду; Магана Поланич из Нижины, шестидесяти лет от роду; Лиса Брыко из Борнавицы, сорока девяти лет от роду, и Эвина Безродная, шестнадцати лет от роду, приговорены к смерти за волхование, колдовство и причинение оным колдовством вреда Кревелогу и его жителям. Приговор вынесен справедливым судом духовным и светским, согласно законам божеским и человеческим,.

- Не было никакого суда! - громко и отчетливо сказал мужчина в телеге.

- Казнь оных злоумышленников будет произведена в соответствии с законом, здесь и немедленно, - закончил пристав и убрал приговор.

Солдаты, прибывшие накануне в лагерь вместе с двумя святыми отцами, полезли в телегу, начали выталкивать из нее осужденных, потащили их к приготовленным кострам. Старуха Поланиха молчала, только ворочала слезящимися и мутными от катаракты глазами, вторая бранила солдат последними словами и богохульствовала. Стриженная опомнилась, начала кричать - солдат ударил ее кулаком в лицо, и она замолчала. Мужчина плечом оттолкнул вцепившегося в него солдата, сам пошел к костру, на котором его должны были жечь, встал у столба, позволяя привязать себя к нему железной цепью.

- Гордый какой! - заорали в толпе, и в мужчину полетели снежки и комья замерзшего навоза.

- Помилуйте! - снова заголосила девушка, вытирая кровь с губ. - Не убивайте!

- Помиловать?! Тебя-то? - взвыла какая-то старуха, выглядывая из-за стоящего перед ней солдата и грозя стриженой иссхошим кулачком. - Это ты, проклятая, на моего старика порчу напустила такую, что у него петушок отсох! Никто тебя не помилует, курва, чертовка поганая! В огонь ее, пусть сгорит!

- Моего ребенка вши заели! - орала одутловатая женщина с перекошенным параличом лицом. - Это все они виноваты! Они вшей да червей в кишках на нас напустили! Смерть им! Дайте факел, сама костер зажгу!

Толпа начала напирать к кострам - солдаты быстро угомонили самых ретивых древками алебард и копий, но крики стали еще дружнее, громче и яростнее. Людям вторили вороны, во множестве кружившие над майданом. Между тем к столбам привязали обеих старух и стриженную девушку, которая больше не кричала, лишь глядела куда-то вдаль взглядом, полным смертельной тоски и отчаяния. Серый брат взял в горящей жаровне факел.

- Во славу Божью! - провозгласил он и обошел костры, поджигая наваленную под штабелями дров солому.

Облако дыма от разгорающихся костров накрыло его, и он закашлялся. Кашлял он долго и мучительно, потом отхаркнул кровью на снег и замер, приложив ладонь к груди. В глазах инквизитора были мука и торжество.

Костры под сильным ветром разгорелись быстро. Пламя взметнулось в хмарное серое небо, повалил черный дым, дрова затрещали - и страшный, неописуемый смертный вопль четырех горящих заживо людей разнесся по лагерю и дальше, наполняя собой, казалось, весь мир. Толпа затихла, слушая эти нечеловеческие крики. Вопли стихли быстро, и стало так тихо, что лишь гудение пламени, треск поленьев, шипение человеческого жира на углях и крики ворон нарушали эту тишину.

С холма, незаметные за высокими соснами, выстроившимися на склоне, происходящее в лагере видели пять всадников, трое мужчин и две девушки. Наблюдали молча. Лица мужчин были суровыми, у девушек на глазах блестели слезы - может быть, от сильного мороза, а может, и нет. Потом ветер, наполненный страшным запахом смерти, начал дуть со стороны лагеря в их сторону, и Варнак сказал остальным:

- Пора ехать.

- Поучительное зрелище, - произнес Эндре, продолжая смотреть на столбы черного дыма, поднимающиеся в небо. - Клянусь, что когда я стану герцогом, я выгоню этих серых псов из своего герцогства!

- Не давай пустых клятв, Эндре, - тут же отозвался Мгла. - Ты никогда не станешь герцогом, и ты это знаешь.

- Это были невинные души, и мать Митара примет их, - сказал Варнак, глядя на черные столбы дыма.

- Они казнят невиновных? - спросил Эндре.

- Это обычное дело, - Варнак улыбнулся, но улыбка была злой. - Из каждой сотни сожженных Серыми братьями людей девяносто девять никогда не занимались колдовством и не имели никакого отношения к братству Митары. Эти четверо бедняг тоже были простыми людьми.

- Почему же их сожгли?

- Серым братьям нужны враги, которых можно разоблачить и послать на костер. Особенно сейчас.

- Вы, люди, умеете развлекаться, - сказал Браск: было видно, что молодой сид потрясен до глубины души. - У нас в Эрае такого...

- Помолчи, - оборвал Варнак. - Нам надо ехать. До Оплота осталось совсем недалеко.

Главный герцогский повар задрожал, втянул голову в плечи и опустил глаза. Он не мог заставить себя смотреть в эти раскаленные злобой бесцветные глаза с крошечными черными точками зрачков.

- Что. Это? - раздельно выговорил Иган, показывая на стоявшую перед ним серебряную тарелку с фазаньим жарким. - Говори!

- Это.... Ваша светлость, это... фазанье жаркое с кислой подливой... как вы любите...

- Жаркое? Его невозможно есть. Это яд. Я чувствую в нем яд.

- Ваша светлость, - повар задохнулся, пот заструился у него по лицу. - Я сам... лично...

- Жри, сволочь! - Иган подхватил тарелку и запустил ей прямо в лицо шеф-повара. Кусочки фазана усыпали ковер, жирная подлива запятнала лицо повара и белоснежную куртку бурыми пятнами. - Жри давай!

Повар, глотая слезы, поднял с ковра фазанью ножку, надкусил, начал жевать. Проглотил с трудом - спазмы сдавили горло, как петля.

- Еще жри! - велел герцог. - Собирай с ковра и жри. А я посмотрю, подохнешь ты, или нет.

Повар покорно начал собирать разбросанные по ковру кусочки и есть. Собрал все до единого. Иган подумал - а не заставить ли еще подливу с пола вылизать?

- Вкусно? - спросил он, продолжая сверлить повара взглядом.

- Смею сказать, ваша светлость... как обычно, - прохныкал повар.

- Болак, - герцог повернулся к камердинеру, - попробуй окорок и скажи, как он тебе.

Камердинер с опаской подошел к столу, двумя пальцами взял ломтик ветчины с блюда и положил в рот.

- Ну и как? - спросил герцог.

- Вполне...эээ... съедобно, ваша светлость. Я бы даже ...ээээ... сказал - вкусно.

- Пошел прочь! - крикнул герцог повару, и тот, пятясь и кланяясь, поспешил выскользнуть из трапезной. - И ты уходи, Болак. Все пошли вон отсюда!

Камердинер тут же выскочил следом за поваром, и прислуживающие за обедом слуги вышли за ним. Герцог остался один. Посмотрел на заставленный едой стол, но есть ему не хотелось. Более того, сам вид этой еды внушал ему отвращение. Налив себе красного вина, Иган с жадностью выпил большой кубок, потом налил еще. Бешеная злоба, владевшая им еще минуту назад, начала понемногу стихать. Допив второй кубок, Иган позвонил в колокольчик.

- Болак, - сказал он вошедшему камердинеру, - распорядись, чтобы подали лектику. Хочу навестить нашего святошу.

- Прикажете оповестить охрану, ваша светлость?

- Никакой охраны. Едем вдвоем.

От Нового дворца до Камня, где располагалась прецептория братства, была четверть часа ходьбы пешком. Иган даже не успел замерзнуть в своей лектике. У ворот Камня его встретили два послушника, которые, поклонившись, повели герцога вглубь главной башни. У Игана появилось чувство, что его визита ждали.

Кассиус Абдарко что-то диктовал своему секретарю. Его, казалось, совершенно не удивил визит герцога.

- Ваша светлость, - сказал инквизитор и поклонился. - Это честь для меня.

- Болак, оставь нас, - велел Иган, глядя на инквизитора.

Абдарко понял, жестом велел секретарю последовать за герцогским камердинером. Два самых могущественных человека в Кревелоге остались наедине.

- Где Соня? - спросил Иган.

- Не знаю. И почему ты решил, что я могу ответить на твой вопрос?

- Кассиус, не лги. Я герцог.

- Я не лгу, - инквизитор взял свиток с бюро. - Это все?

- Нет, не все, - Иган шагнул вперед. - Почему имперские войска вошли в Кревелог без моего ведома? И почему я узнал об этом только сегодня?

- Потому что такова воля императора. Собираешься ее оспаривать?

- Это вы надоумили императора ввести войска!

- Иган, ты ведешь себя, как маленький мальчик, у которого отняли игрушку. Я не намерен обсуждать с тобой очевидные вещи, - Абдарко показал на витражное окно. - Выгляни и посмотри, что происходит. Пока ты пьянствуешь и нежишься в постели с Соней, твое герцогство гибнет. Целые поветы обезлюдели, там хозяйничают мертвецы. Народ в панике. Цены на рынках лезут вверх, и очень скоро начнется голод. А ты веселишься и делаешь вид, что все хорошо. Ты не оправдываешь доверия своего народа, князь.

- Вот как? - Иган медленно стянул с рук перчатки, бросил их на стул. - Отлично. А что делаешь ты, монсиньор? Ты решил, что я никчемен, и командуешь за меня?

- Ты знаешь, что Серым братьям запрещено заниматься светскими делами. Мы помогаем мирской власти, но не управляем за нее. Ты пришел с чем-то важным?

- Для меня нет ничего важнее Сони. Где она?

- Почему ты решил, что я могу это знать? Я не слежу за твоими любовницами.

- Кассиус, - герцог подошел еще ближе, сжал руку Абдарко, - мне плохо. Мне очень плохо без нее. Что-то происходит со мной, не могу понять что. У меня совершенно нет аппетита, я не спал всю ночь. Вчера я послал за Соней своих людей в "Лучистую звезду", но они вернулись без нее. Тогда я сам туда поехал. Хозяин сказал мне, что Соня исчезла, они сами ее не видели уже два дня. Только один человек может знать правду - ты. Где Соня?

- Я не знаю.

- Кассиус, я не как герцог, как человек, прошу - скажи!

- Иган, я очень хочу тебе помочь. Но я и в самом деле ничего не знаю. И если Соня пропала, это означает только одно - твои враги добрались до нее.

- Кто? - выпалил Иган.

- Не кричи. Ты герцог. Будь спокоен.

- Я хочу знать, где Соня. Что вы с ней сделали?

- Еще раз повторяю тебе - я не знаю, где она.

- О! - в ярости воскликнул Иган. - Да есть ли в Кревелоге хоть что-то, чего не знает Кассиус Абдарко?

- Ваша светлость, - инквизитор тяжело глянул на молодого человека и склонил голову, - прошу меня простить, но у меня много работы.

- Хорошо, - Иган проглотил застрявший в горле ком, взял со стула перчатки. - Я должен буду передать власть императорскому легату?

- Ни в коем случае. Ты суверенный и законный владыка Кревелога. Легат будет делать свою работу, а мы присмотрим за ним, - Абдарко заставил себя улыбнуться. - Иди спать, Иган, уже поздно.

- Кассиус, я... - Иган хотел добавить, что будет искать Соню и найдет ее, но понял, что говорить с главой Капитула все равно, что беседовать с мебелью в этой комнате - ответа он не получит. - Доброй ночи!

Он проснулся в самый темный час ночи с ощущением сильнейшего озноба. Ему что-то снилось - что-то нехорошее, но Иган не запомнил свой сон. И еще ему померещилось, что в момент пробуждения кто-то стоял рядом с его постелью.

- А? - Иган поднял голову и огляделся. Спальня была погружена во мрак. Свечи в шандале на столе погасли, дрова в камине прогорели, осталась лишь багровеющая в темноте кучка углей. Иган ощутил, как непонятный страх приливает к сердцу.

- Болак! - крикнул он охрипшим голосом, потом схватил колокольчик и начал звонить. Он трезвонил, пока не вошел заспанный слуга.

- Ваша светлость?

- Я звал Болака.

- Он спит, милорд. Вы сами отправили его домой.

- Уходи.

Слуга скрылся за дверью. Иган зарылся лицом в подушку, стиснул зубы, закрыл глаза. Внутри него что-то дергалось, будто в утробе поселился какой-то беспокойный зверек, на герцога накатывали то жар, то озноб. Потом вновь пришел страх. Иган сел на постели, стер пот со лба. Он заболел. Наверное, это тиф, который проклятые беженцы с севера принесли в Златоград.

Герцог взял колокольчик, чтобы вновь вызвать слугу и послать его за доктором, но потом взгляд его упал на прикроватный столик - на нем стояли хрустальный графин с реплессадом и серебряный кубок с вплавленными в него кусочками змеиного камня, обезвреживающего яд. Вино в темноте казалось черным, как смола. Иган почувствовал, что волосы на его голове ожили, зашевелились. Панический страх подкатил к горлу.

Шесть лет назад пятнадцатилетие Игана праздновали не в столице, а в родовом замке Боровичей, потому что в Златограде в то время свирепствовал мор. Там был и Эндре. Иган сам налил ему вина, чтобы кузен мог выпить за его здоровье. А потом придворный астролог Рин Модовски заинтересовал принца Эндре маленькими пирожками с олениной и сыром, приготовленными по новому рецепту.

Неужели и его...

- Нет! - прошептал герцог, и губы его задрожали. - Нет, только не это! Он не посмел бы. Он...

А почему нет? Император принял решение. Через несколько дней его легат Роллин прибудет в Златоград с десятитысячной армией. Кревелог совсем недолго будет лишен верховной власти...

- Проклятый пес! - Еще миг назад Иганом владел слепой ужас, теперь он чувствовал только злобу. - Я заставлю тебя говорить. Я...

Новый звук заставил его забыть о яде и Абдарко. Сперва Игану показалось, что это обман слуха, что ему послышалось. Но потом он вновь услышал это, и сердце его, заледеневшее от ужаса, разом погрузилось в жаркую волну счастья.

Он услышал, как за окном его опочивальни далекий и тихий женский голос, пел знакомую песню о любви принца и простой танцовщицы.

- Соня?! - Слезы хлынули у Игана из глаз. - Соня!

Он даже не помнил, как оделся. Набросил плащ, схватил со столика короткий парадный меч, выскочил в коридор, пронесся мимо испуганного слуги, пролетел по коридору к лестнице. Командир ночной стражи бросился ему навстречу - Иган остановил его жестом и побежал дальше. Он выбежал из дворца в ночь, в мороз, но холод больше не мучил его.

Во дворе было пусто. В ночном воздухе летали редкие снежинки, ледяной ветер завывал над зубчатыми стенами. Обметая плиты двора плащом, Иган добежал до конюшни. В свете висевшего на крюке фонаря герцог увидел спавшего на куче сена мальчика-грума и почему-то ощутил желание свернуть ему шею. Но времени наказывать грума за нерадивость не было, песня Сони звала его. Схватив первое попавшее седло, герцог побежал к стойлу Лескора, своего коня. И тут случилось странное.

Лескор, всегда покладистый и добрый, отлично выезженный и любящий Игана, будто не узнал его. Захрапел, заржал, прижал уши, начал пятиться от Игана, испуганно косясь на него черным блестящим глазом. Иган шагнул вперед, но конь яростно заржал, вскинулся на дыбы. Чтобы избежать удара копытами, герцог прянул назад, выпустив из рук седло. Страх Лескора передался остальным лошадям - конюшня наполнилась ржанием, топотом, стуком, храпением. Иган еще несколько мгновений изумленно наблюдал за тем, как беснуется его конь, потом выругался и побежал искать хлыст. И столкнулся с проснувшимся грумом.

- Аааааа! - заорал мальчик, увидев лицо герцога, и бросился вон. Иган выбежал за ним из конюшни и тут заметил, что на боевых галереях вдоль стен заметались огни факелов.

Нельзя, чтобы они видели его. Никак нельзя допустить, чтобы они помешали ему встретиться с Соней.

Иган побежал по заснеженным плитам к воротам цитадели - так быстро, как только мог. Он совсем не удивился, когда его ноги перестали ощущать землю, а полы плаща раскрылись в два больших черных крыла. Он слышал испуганные крики за спиной, но каменные зубцы стен промелькнули под ним, и зимняя ночь обступила со всех сторон.

- "Я лечу! - подумал Иган, глядя вниз, на удаляющуюся землю, на башни Нового дворца, которые остались позади и выглядели теперь, как игрушечные. - Бог ты мой, я лечу! Теперь все понятно. Это сон! Мне снится все это. Святые пророки, какой чудесный сон!"

Конечно, такого не может быть на самом деле. Поддерживаемый сильным ветром, Иган летел мимо башен Градца, над крышами златоградских домов, как птица. Небывалый восторг овладел им, и герцог захохотал.

- Я лечу! - завопил он во все горло. - Какая прелесть! Соня, я лечу к тебе!

Голос Сони стал разборчивей и ближе - она была где-то совсем недалеко. Она звала его. Иган пролетел мимо огромных мельниц Хлебной слободы, мимо Кутной башни - теперь он был уже за городскими стенами. Под ним расстилалась бескрайняя снежная равнина, перечерченная полосами дорог и запятнанная черными купинами рощ. Снег стал гуще, Иган теперь летел в сплошной пелене снега. Но он не боялся потеряться в этой мгле - он слышал зовущий его нежный родной голос.

Его полет закончился быстрее, чем ему хотелось бы. Он почувствовал, как слабеет несущая его по воздуху неведомая сила, а потом появилось мгновенное и страшное чувство падения. Он упал на ноги, вновь ощутив тяжесть тела. И увидел перед собой то, что когда-то было добротной крестьянской усадьбой, от которой теперь остались только четыре каменные стены и остатки сгоревшей крыши.

Он вошел внутрь и увидел Соню. Девушка сидела на корточках у круглого очага, в котором не было огня - только снег. Она смотрела на этот чистый снег и пела.

- Соня! - сказал Иган: волнение и счастье сжали ему горло.

- Иган! - Ее глаза счастливо заблестели в темноте, она встала, шагнула к нему и прижалась к груди герцога. - Наконец-то! Я так долго тебя ждала, любимый мой.

- Я искал тебя, - прошептал герцог, гладя ее пахнущие зимней свежестью волосы. - Куда ты убежала от меня?

- Домой. Разве ты не знаешь, что всем нам пришло время вернуться в родной дом и жить в нем вечно?

- Это твой дом? - Иган оглядел развалины, груды обгоревших головешек на полу, полузасыпанные снегом, остатки сгоревшей мебели. - Ты здесь жила....живешь?

- Да, Тебе не нравится?

- Ради этой лачуги ты покинула меня?

- Ты не понимаешь, - Соня закрыла глаза и запрокинула голову. - Поцелуй меня.

Ее губы отдавали медью и солью. Но еще никогда Иган не получал такого наслаждения от поцелуя.

- Все эти годы я лишь притворялась, что живу, - сказала Соня. - Я ждала этого мгновения, и вот оно пришло. Я дома, и ты со мной. Однажды мы поселимся здесь навсегда. У нас будет семья, мы будем любить друг друга, и наше счастье будет вечным.

- Соня, я так... люблю тебя! Но это место совсем не подходит ни мне, ни тебе. Герцогу Кревелога и его возлюбленной не пристало жить в этих развалинах.

- Когда-то это был красивый дом, - сказала Соня, не глядя на Игана. - Мой отец был богатым фермером. У нас было восемь коров, овцы, свиньи, кролики. Мама торговала свежим мясом, ветчиной и колбасами на Златоградском рынке. Я была единственной дочкой, и папа с мамой любили и баловали меня. Со скотиной я не возилась - все делали нанятые отцом батраки. Но все изменилось, когда заболела мама. У нее появилась опухоль на шее, и она стала терять силы. Она проболела недолго, всего два месяца. После ее смерти отец забил всю скотину - это была настоящая бойня, весь хлев был залит кровью. Потом отец стал сильно пить и пропадать где-то. Однажды он пришел домой на рассвете, сильно пьяный, и я увидела у него на шее маленькую ранку - такую же, какая была у тебя, помнишь? - Соня провела холодными пальцами по горлу Игана. - Я тогда не знала, что это означает. Прошло несколько недель, и ночью отец пришел ко мне в комнату, скинул одежду и лег рядом со мной. Он велел мне молчать, снял с меня сорочку и начал ласкать. Это было мерзко, но я видела его глаза - в них не было жизни. И мне стало страшно. - Соня помолчала. - Утром он ушел, оставив меня плакать от стыда и боли среди скомканных, запятнанных моей кровью простыней.

- Ты не рассказывала мне этого.

- Просто не хотела, мой принц. Ты так нежно любил меня.

- Ты переспала с собственным отцом?

- Он изнасиловал меня. А еще через несколько дней я поняла, что меняюсь. Мне самой захотелось спать с ним.

- Ты шлюха, - Иган попятился от девушки. - И я после всего...

- Отец открыл мне много тайн, - на губах Сони появилась хищная, недобрая улыбка. - Он не рассказывал, как, при каких обстоятельствах он получил тот укус. Но отец никогда не считал то, что случилось с ним, проклятием. Скорее, благословением. И я убедилась, что он прав. Мы были счастливы, пока не появились охотники Митары. Наверное, мы были неосторожны, охотясь вдвоем. Охотники сожгли дом и убили отца. Мне удалось выжить. Я спряталась в Златограде, а потом меня выследили Серые братья.

- Так ты... вампир?

- Я Соня, - тут она вздохнула и протянула Игану руку. - Коснись меня. Разве ты чувствуешь во мне смерть?

- Не понимаю. Серые братья оставили тебя в живых?

- Да, потому что им нужно было, чтобы мы с тобой встретились, мой принц.

- Ты заразила меня!

- Я хотела, чтобы мы всегда были вместе. Я пела тебе песню про прекрасного принца и танцовщицу потому, что всем сердцем желала быть рядом с тобой. Чтобы ты обладал мной каждую ночь, и мы просыпались в объятиях друг друга. Разве плохо желать счастья себе и любимому?

- Вот теперь мне все ясно, - Иган коснулся своей шеи, того места, где была та самая, так долго незаживающая ранка, которую он принял за порез от бритвы. Страха он больше не испытывал, только ярость и горечь. - Великолепно! Я бы и сам не придумал более коварной интриги. И что теперь, Соня? А я-то, несчастный, думал, что это любовь. Что ты любишь меня. А ты просто исполняла волю этого ублюдка Абдарко. Ты все это время обманывала меня.

- Неправда. Я действительно любила и люблю тебя. Все к лучшему, мой принц. Приходит наше время, - Соня загадочно сверкнула глазами. - Этот мир скоро будет принадлежать тебе и мне, любимый. И тогда ты поймешь, что такое настоящая власть. Я и мир - мы оба будем принадлежать тебе.

- А пока ты принадлежишь нам, Иган! - раздался за спиной герцога глухой голос.

Иган обернулся. Во дворе сгоревшей усадьбы стояли четыре всадника. Один из четырех держал в поводу оседланного коня в полном боевом снаряжении. Иган не сразу понял, кто эти всадники, а потом, догадавшись, опустился на колени.

- "Второй оседлает коня, силу тех, кто не умер, познав", - сказал всадник, заговоривший с ним первым. - Это про тебя, Иган Свирский. Судьбу не обманешь, и ты будешь пятым из шести. Ты заклятая душа, и ты отныне с нами. Добро пожаловать, брат.

- Добро пожаловать, брат, - повторил ближайший к Игану всадник, тот самый, что держал предназначенного Игану коня, и герцог затрепетал - он узнал голос Рорека.

- Как? - вздохнул он. - И ты тоже?

- Это я, - прогудел Рорик в свой шлем.

- Прости меня, - Иган опустился на колени в снег.

- Встань, собрат, - велел старший из всадников. - Встань и садись на коня. Прошлого больше нет. Время близко.

- Я буду ждать тебя с победой, мой принц, - сказала Соня и улыбнулась Игану. - И сама найду тебя.

Черный рог Эзерхорн протяжно прогудел в ночи, и ветер подул над мертвыми полями с новой силой. И пять всадников пронеслись по этим полям как призраки на полночь, в сторону границу с Йором - искать того, кто никак не хотел принять свою судьбу.

Последнего воина королевской крови, познавшего истинную Тьму.

Рог Всадников услышали не только мертвые. Далеко в горах на севере Йора донесенный порывами ветра звук Эзерхорна заставил вздрогнуть стоящего перед алтарем Джейр старика в длинной лисьей шубе. Точно очнувшись, старик посмотрел на разложенные на алтаре приношения, на колеблющиеся огоньки светильников, повешенных на цепях вдоль стен, на сияющий в подставке Духов Камень, и вытер со лба обильно выступивший холодный пот.

- Второй сигнал, - сказал женский голос за его спиной.

Наставник Зерре повернулся и посмотрел на жену.

- Да, - вымолвил он. Впервые за много лет Зерре чувствовал себя дряхлым и немощным. - Их пятеро. Остался последний Всадник. Когда он присоединится к ним, они будут здесь.

- И будет Третий Сигнал, - сказала Шаста.

- Нет. Третий Сигнал Эзерхорна будет означать, что кровь Спасителя пролилась на снег вечной зимы. И тогда, пробужденная этим сигналом, сама Смерть придет в наш мир, чтобы окончательно прогнать из него жизнь, - Зерре закашлялся, вытер губы рукой. - Осталось совсем недолго.

- Не говори так, - Шаста подошла к мужу, обняла его. - Очень скоро Кеннег, Алера и Бьеран будут здесь. Все наши братья придут сюда защищать храм. Мы не пустим Зло в святилище.

- Дело не в нас, и не в птице, милая. Спаситель - вот единственный, кто может остановить их. Только ему дана власть оживить птицу. Если Джейр будет оживлена Серыми братьями, зло победит. Будем молить Митару, чтобы она помогла всем нам защитить Спасителя от всадников Тьмы.

- Батей и Сигран справятся, я уверена. Они молодцы.

- Сигран колеблется. Я почувствовал это, когда мы говорили с ними. Она страдает из-за Варнака и Кайлани.

- Я понимаю ее. Что может быть страшнее, чем хоронить детей?

- Эта боль может сделать ее слабой. Мы не вправе ставить под угрозу судьбы мира, поддаваясь чувствам, даже таким святым и понятным.

- Материнская любовь всегда такова, Зерре, а уж в конце времен - особенно.

- Я знаю. Как и женская любовь вообще. И я благодарю Митару, что в эти дни ты со мной. Без тебя я впал бы в отчаяние.

- Знаешь, муж мой, когда я слушаю тебя, то совсем не испытываю страха, - Шаста улыбнулась. - Мы прожили с тобой счастливую жизнь. Я совсем не боюсь смерти. Одного хочу - чтобы и в солнечных долинах Вартхейма я была рядом с тобой и нашими детьми.

- Таким же старым и немощным?

- Нет, ты будешь таким, каким я встретила тебя когда-то. Юным, с золотыми вьющимися кудрями и огненным взглядом. Великим магом и воином.

- Шаста, как я люблю тебя! - Зерре прижал руку жены к своим губам. - Мою девочку с черными косами и сияющими зелеными глазами, нежную и прекрасную, как сон. Я тоже умру счастливым, если так суждено. Но этот мир не должен умереть.

- Он не умрет, - прошептала Шаста. - Птица споет свою песню. Я верю...

Глава 5

Плоские поросшие сосновыми лесами холмы закончились, начался край настоящих гор - высоких, покрытых вечными снегами, подпирающих серое небо. Где-то в этих местах проходила граница с Йором - самой северной провинцией империи.

Дорога, по которой они ехали все последнее время на север, закончилась в Тогфалле - маленькой деревне, расположенной в красивой долине. Варнака здесь знали: хозяин корчмы "Эль и окорок", в которой они остановились на ночлег, встретил охотника вполне по-дружески.

- Рад видеть тебя живым и невредимым, Варнак, - сказал он, наливая гостю превосходное пиво местной варки. - Особливо потому, что едешь ты с юга. До нас уже дошли вести о том, что творится в Кревелоге. Неужто все это правда?

- Правда, Греда, правда, - Варнак сделал глоток пива. - Совершенная правда.

- Что, всем нам теперь каюк? - Трактирщик почесал кончик носа. - Сказать по правде, хочу еще пожить. Младшую мою замуж выдать, ее детишек понянчить. Пивка с друзьями попить под жареную свининку, в шары на свежем воздухе поиграть.

- Трудный вопрос ты мне задаешь, Греда. Поживем - увидим.

- Компания у тебя интересная. Сиды, гляжу - я их лет двадцать уже не встречал. А тот малый вроде как рыцарь.

- Ты лучше нам две комнаты приготовь, - ушел от ответов Варнак. - На одну ночь.

- Комнаты есть. Нынче у меня никто не останавливается, приезжих в Тогфалле нет. Все сделаю. И ужином вас покормлю. Такого ужина вы, ей-бо, давно не едали.

- Это дело, - Варнак усмехнулся. Греда мог ничего не говорить: второй такой таверны как "Эль и окорок" на сто лиг окрест не было. Здесь были лучшие постели, самая вкусная печеная свинина, самое душистое пиво и самые приемлемые цены.

- Грейтесь пока, я жене и дочке скажу, чтобы стол накрыли, - сказал трактирщик. - Угости своего товарища пивом, пусть попробует. А для девушек я хорошее вино в погребе подыщу.

Варнак сделал еще глоток пива и посмотрел на своих спутников, расположившихся в трапезной. Молодые сиды и Кайлани сели на длинную лавку поближе к огромному жарко растопленному камину, грея руки - было видно, что за день они сильно замерзли. А рыцарь устроился в углу, под пучками развешенных для сушки трав, оперевшись спиной о бревенчатую стену и вытянув ноги.

- Эй, сударь, иди сюда! - позвал его Варнак.

Эндре был удивлен - за последние дни охотник ни разу не заговаривал с ним первым. И вдвойне удивился, когда Варнак предложил выпить с ним пива.

- С удовольствием, - ответил Эндре, взяв свою кружку. Пиво было свежее, с шапкой душистой пены, пахнущее горными травами и свежим хмелем. Рыцарь с наслаждением отпил из кружки и посмотрел на Варнака.

- Уже завтра будем в Оплоте, - сказал охотник. - Так что готовься - завтра решится твоя судьба.

- Я всегда готов к смерти, - беспечно ответил Эндре, - и к радостям жизни тоже.

- Ты и вправду сын Маларда?

- Думаю, ты сам прекрасно знаешь ответ. И потом, разве это так важно?

- Для меня - нет. Но для Наставников это может быть важно.

- Я Эндре Детцен, сын своих родителей, - рыцарь отпил еще пива. - Да, во мне течет кровь Маларда. И я не вампир, как ты, может быть, думаешь.

- Ты ничего не знаешь о вампирах. Так что позволь мне иметь свое мнение.

- Конечно. Это все, что ты хотел мне сказать?

- Нет, - Варнак говорил вполголоса, чтобы его слова не могли услышать Кайлани и сиды. - Если Наставники все же сочтут, что ты будешь нам полезен, хочу сразу предупредить тебя - держись подальше от Кайлани.

- А, вот почему ты решил угостить меня пивом! - усмехнулся Эндре. - А если я скажу тебе, что Кайлани мне очень нравится?

- Она никогда не ответит тебе взаимностью, запомни.

- С чего бы такая уверенность?

- С того, - глаза Варнака стали злыми. - Ты слышал, что я сказал.

- Ссоры ищешь? Так я готов дать тебе сатисфакцию. Можем прямо тут, можем выйти.

- Я бы с удовольствием. Но на глазах Кайлани не буду с тобой драться. Все-таки она спасла тебя - может, зря. Но если Наставники примут решение, я к твоим услугам.

- Так ты тащишь меня в этот ваш Оплот, чтобы решение о моей казни приняли другие? - Эндре хлебнул пива. - Странно. Если ты так уверен, что я вампир, с чего бы тянуть?

- Мне он не нравится, - отозвался Мгла. - Слишком упертый. Давай прикончим его?

- Я не уверен, что ты вампир. Для вампира ты слишком необычен. Ты спокойно разгуливаешь при свете дня, в твоей внешности нет особенностей, выдающих вампира. Ты чувствуешь тепло, холод и боль: обычно настоящие вампиры на это не способны. Но я знаю, что с тобой что-то не так. Что-то, не позволяющее мне называть тебя обычным человеком. Ты выпил Черный эликсир и остался в живых - это уже невероятно. В тебе живет какой-то дух, который вселился в тебя как раз в то время, когда ты умирал от яда Маро - это еще невероятнее. Я знаю, что такое яд Маро, и что он делает с человеком. - Хочешь сказать, что ты всезнающ, как Творец?

- Нет. И не обо мне разговор - о тебе. Кайлани мне говорила, что ты зарубил бывшего придворного астролога. Я много слышал о Рине Модовски и знаю, что он был темной личностью и якшался с Серым братством. Герцог Малард держал его при себе из благодарности, но в то же время боялся этого человека, и правильно делал - Модовски был из тех, кто продадут за медную монету.

- Ну и что?

- Ничего. Отравить тебя Модовски мог только по приказу Серого братства. Но Серые братья охотились за тобой и хотели убить, значит, ты им мешаешь. Почему?

- Ты меня спрашиваешь? Я бы и сам хотел это знать.

- А еще тебя зовут Всадники. Это значит, есть какая-то тайна, которой я не знаю. Поэтому пусть решают Наставники. Лично я не хочу тебя убивать.

- Варнак, на всякий случай, запомни одну вещь - я тебя не боюсь.

- Это мне безразлично. Если дело дойдет до мечей, знай - я убивал и не таких героев, как ты.

- Слова, слова, - Эндре поставил пустую кружку на стойку. - Может, разомнемся? Время еще не позднее, на улице достаточно светло. До первой крови, а? Если боишься испугать свою детку, скажи ей, что мы просто решили потренироваться. - Эндре похлопал ладонью по эфесу меча.

- Ну, знаешь, - Варнак допил свое пиво, крякнул, - от таких развлечений я никогда не отказывался!

- Отлично. Тогда идем?

- Куда это вы? - немедленно осведомилась Кайлани, увидев, что мужчины пошли к дверям.

- Хотим поучить друг друга приемам боя, - ответил Эндре. Кайлани побледнела.

- Э, нет! - Она тут же встала со скамьи. - Драться решили, что ли?

- Просто потренироваться, - поспешил сказать Варнак. - Не волнуйся, отдыхай дальше, мы скоро вернемся.

- А я хочу посмотреть! - внезапно воскликнула Эрин. - Обожаю смотреть, как дерутся на мечах.

- Эрин! - многозначительно протянул Браск.

- А что, пусть посмотрят, - предложил Эндре. - И дамам развлечение, и нам разминка.

Во дворе таверны было безлюдно, только фыркали привязанные у коновязи лошади. Небо распогодилось, холодное зимнее солнце освещало двор. Кайлани, Эрин, Браск и присоединившийся к ним Греда встали под навесом у крыльца, Эндре и Варнак вышли на середину двора.

- Будь осторожен, - сказал Мгла. - Он не просто так согласился на поединок. И не в ревности тут дело.

- А в чем же?

- Хочет убедиться, вампир ты или нет. У кровососов все рефлексы срабатывают гораздо быстрее, чем у обычного человека. Если он решит, что ты вампир, парой порезов дело не ограничится.

- Плевать, - ответил Эндре.

- Чего ты там бормочешь? - спросил Варнак. Он уже обнажил меч.

- Молюсь, - сказал Эндре и вытащил бастард из ножен. Клевцом он решил не пользоваться - оружие в обеих руках снижает скорость и маневренность, хотя блокировать удары без клевца будет сложнее. У Варнака был имперский полуторник с клинком в сорок восемь дюймов длиной, чуть длиннее, чем меч Эндре. Это и хорошо, и плохо одновременно - длинный клинок контролировать труднее, чем короткий, но зато эта пара дюймов дает дистанционное преимущество. Взяв меч двумя руками, Эндре встал в позицию.

- Начнем! - крикнул он.

Варнак не стал осторожничать - сразу атаковал из пируэта, секущим ударом в шею. Эндре без труда отбил выпад, но контратаковать не стал - решил подождать. Варнак понял. Изменил хват меча с одноручного на двуручный, как у противника. Пару секунд они смотрели друг на друга, потом охотник вновь пошел вперед. Звякнули клинки, Эндре покачнулся, пытаясь удержать равновесие, и Варнак тут же атаковал колющим ударом. Эндре отбил направленный ему в грудь клинок, и сам пошел вперед. Варнак ловко, с кошачьей грацией, ушел от удара, не стал его отбивать.

- Для своих лет он неплохо движется, - заметил Мгла. - Молодец.

Охотник пошел вперед - мягко, быстро, рассекая воздух перекрестными ударами. Потом вдруг атаковал вертикально, в голову. Эндре вывернулся из-под удара, ощутил дуновение воздуха на своих волосах. Успел подумать - не уйди он из-под клинка, меч Варнака располовинил бы ему череп. Увлекся охотник или...?

Ответ на этот вопрос не имел значения, гораздо важнее было атаковать. Бастардный клинок сверкнул на солнце: в последнее мгновение Эндре повернул кисть, и Варнак получил болезненный удар плашмя по левому плечу. Это слегка ошеломило его - не сам удар, а то, что рыцарь пробил его защиту, хотя не должен был. Шухх, шуххх - его меч с шипением рассек воздух в нескольких дюймах от лица Эндре, и рыцарь невольно отпрянул назад. Этого-то и ждал Варнак, обманул противника ловким финтом и атаковал в левый бок в красивом пируэте, а когда Эндре отскочил, избегая удара, достал его прямым ударом рукоятью в лицо. Удар был слишком слабый для того, чтобы покалечить или сбить с ног, но вполне достаточный, чтобы слегка ошеломить. Воспользовавшись растерянностью Эндре, Варнак тут же атаковал в два темпа, прямыми колющими ударами - второй удар едва не попал в пряжку ремня бастарда. Эндре ответил на атаку вольтом, и Варнак, получив новый удар плашмя по левой руке, отскочил назад.

- Отлично, отлично! - в восторге закричала Эрин.

- Он хороший боец, - заметил Мгла. - Прощупал тебя, а теперь старается не соприкасаться клинками, чтобы ты не почувствовал его оружие. Очень хороший боец.

- Продолжим? - предложил Эндре.

- К твоим услугам, - Варнак поднял меч.

Эндре пошел вперед. Обманул ложным замахом в голову, заставив охотника закрыться, и атаковал приемом, который когда-то показал ему приемный отец, барон фон Эшер:

- Дождись, когда противник атакует, проведи парад или лучше, увернись от удара - клинок следует беречь, - объяснял Реберн фон Эшер. - Уворачиваться при любом раскладе лучше всего. Ответную атаку проводишь вертикальным рубящим ударом в голову. Противник поднимает оружие, чтобы блокировать твой рипост, ты делаешь шаг назад и атакуешь секущим ударом по корпусу. Даже самому ловкому противнику будет тяжело отбить твой клинок под таким углом. Если он все же парирует твой удар, но при этом не уходит с опасной для него дистанции, проводи повторную атаку...

Варнак ощутил боль - острый клинок рыцаря прорезал его клепаную куртку на левом боку и рассек кожу. Охотник выругался, отскочил назад. Эндре отошел назад, держа меч острием кнаружи и довольно улыбаясь. Кровь пролилась, он победил.

- Отличный удар, - прокомментировал Мгла.

Эндре захотел ответить, но тут почувствовал слабость. Сначала подумал, что ранен, что Варнак тоже зацепил его. А потом в ушах послышался тяжелый гул.

- Ты что? - Варнак был уже рядом, заглянул в глаза Эндре. - Ранен?

Рыцарь хотел ответить, но не смог - язык будто отнялся. Солнце, облака, горы, деревья завертелись вокруг хороводом. Что-то холодное, ледяное, мертвящее вползло в душу, вцепилось невидимыми когтями во внутренности. Пурпурная пелена заволокла взгляд, и Эндре ясно увидел в этой пелене пять черных теней, с огромной скоростью несущихся прямо на него. И еще - он физически почувствовал, как Мгла вышел из его тела. Впервые за все эти месяцы. Он увидел, как навстречу приближающимся призракам полетел светящийся шар - и сам полетел вслед за ним, проваливаясь в пурпурную пургу, полную воплей, боли и ужаса.

Мгла с бешеной скоростью несся над заснеженными полями на юг, туда, где в небе полыхало мрачное багровое зарево, и на стенах покинутых домов плясали черные уродливые тени. Ветер свистел в ушах, Сила пульсировала на кончиках его пальцев, никогда она еще так не переполняла все его существо.

Очень скоро он увидел своих врагов. У них не было лиц, облика, формы. Это были просто сгустки мрака, похожие не клочья черного дыма. От них исходила эманация страха, боли, ненависти, их переполняла жажда крови и жизни любой ценой.

Мгла остановился, раскинув белоснежные крылья, и посмотрел вниз, на землю. Снега покрывали ее от горизонта до горизонта, и воющие поземки длинными змеями ползли по ним. Ни живой души, ни дыма от очага - ничего. Мир, мертвый и холодный, как никогда не видевшие солнца адские пропасти. Как тени, с которыми он вот-вот схватится в ночном небе.

Три призрака были рядом - пылающие желтым огнем глаза были устремлены на Мглу. Еще два темных держались позади своих собратьев.

- С дороги! - сказал тот, кто уже однажды говорил с Мглой. - Ты не можешь противостоять нам.

Мгла ничего не сказал. Он знал, что спорить с призраками бесполезно. Есть лишь один способ заставить их отступиться - показать им Силу, которая ему дарована, чтобы защищать Эндре.

Призраки полетели прямо на него, полукольцом, не давая пространства для маневра. Но Мгла понимал - главная опасность прямо перед ним. Самый могущественный из пяти Темных, и с ним будет главный бой.

Он выбросил вперед обе руки. Освобожденная Сила полыхнула змеей ослепительно-белых разрядов, ударила в черный сгусток, несшийся на него. Зимнее небо наполнил вопль боли - Темный отпрянул назад. Поймав восходящий поток воздуха, Мгла взмыл вверх, оставляя врагов внизу. Хохоча от озорной и злой радости, внов сконцентрировал Силу в кончиках пальцев и, выбрав цель, окутал ее коконом радужного эфирного огня.

- Ты не смеешь! - завопил полный бешенства и боли голос. - Ты не смеешь противостоять тому, что давно решено! Эндре наш! Он наш собрат, на него указывают пророчества. Он кровь Маларда!

Мгла не отвечал. Он просто понимал, что не стоит ничего говорить. Пусть себе Темный пытается посеять в нем сомнение - это ничего не изменит.

Призраки снова пытались охватить его с трех сторон, и вновь он атаковал их струями эфирного пламени. Новый вопль боли и ярости потряс ночь. Но и Мгла почувствовал, что слабеет. Его крылья покрыла изморозь, в глазах темнело. Исходящая от призраков эманация Черного эликсира, проклятого зелья Маро, созданного из боли и смертного ужаса тысяч людей, наполняла его предательским страхом.

Мгла почувствовал, что начинает бояться смерти.

Призраки были рядом. Они больше не были бесплотными и приняли свое истинное обличие. Мгла увидел всадников, скачущих в снежных облаках над мертвой землей. Пять всадников на длинногривых конях в черной броне, покрытой вязью мистических письмен, в доспехах, не отражающих света, в золотых коронах на шлемах. В руках Всадников было оружие, испещренное колдовскими рунами давно забытой письменности, за личинами их шлемов Мгла видел истинный облик смерти: истлевшие лица, оскаленные зубы, пустые глазницы, из которых струился мрак. За несущейся на него кавалькадой мертвецов оставался огненный след, который оседал на землю и распадался на множество зеленоватых блуждающих огней.

Мгла закричал. От ужаса и ярости, от овладевшего им чувства бессилия. Ему было жалко Эндре, ему было жалко себя. Если Эндре погибнет или станет одним из этих чудовищ, то и он, Мгла, погибнет, уйдет в небытие. Их надо остановить, их надо остановить, во что бы то ни стало!

Мгла раскинул руки и закричал. Его отчаянный крик о помощи заполнил весь мир, пронесся по земле, эхом отразился от нее и взмыл в небо - туда, куда Мгле больше не было пути. И его услышали - между Мглой и надвигающимися на него Темными возникла колышущаяся, непроходимая для порождений Тьмы стена полярного сияния, рассекшая небо на две половины. И всадники едва не врезались в эту стену. Мгла слышал ржание испуганных адских коней, проклятия, которые слетали с мертвых уст, и сердце его наполнили счастье и покой.

- Они не смогут пройти, - сказал ему голос, который когда-то поведал ему волю Высших. - Пока не смогут. Возвращайся к нему. Он не может долго ждать.

Мгла бросил последний взгляд на беснующиеся за радужным барьером сияния тени и полетел обратно, к вершинам гор на границе Йора и Кревелога, в место под названием Оплот, где бездыханный Эндре Детцен ждал его возвращения.

Вначале был вздох, тихий, еле слышный. И Сигран, всплеснув руками, поблагодарила Митару за милость.

- Эй, он жив! - крикнула она. - Он жив!

Батей тут же был рядом. Сигран осторожно поднесла флакон с резко пахнущей солью к ноздрям Эндре. Рыцарь опять вздохнул, по его телу прошла долгая судорога, клацнули зубы. Отставив флакон, Сигран взяла со столика банку с серой мазью, начала втирать пальцами эту мазь Эндре в виски. В комнате запахло полынью, камфарой, морскими водорослями.

Эндре очень медленно приходил в себя. Его глаза открылись, но оставались мутными и безжизненными. Потом в них появился ужас.

Сигран положила рыцарю ладонь на лоб.

- Воин, ты слышишь меня? - тихо спросила она.

Эндре не ответил. Только скосил глаза на красивую белокурую женщину, сидевшую у изголовья. Он не никогда не видел ее прежде. Рядом с женщиной появилось мужское лицо, и этот мужчина, тоже незнакомый, смотрел на него внимательно и изучающе.

Кто они?

- Я Сигран, Наставница, - сказала с улыбкой женщина, точно угадав его мысли. Голос у нее был глубокий, мелодичный - и добрый. Почему-то Эндре вспомнил о матери, у нее был похожий голос. И слезы выступили у него на глазах.

- Ты плачешь? - Сигран перестала улыбаться.

- Радуется, что остался жив, - пояснил Батей. - Думаешь, отойдет?

- Он испытал сильное потрясение, но жизнь его теперь вне опасности. Дух вернулся в него, я почувствовала это.

Эндре вздохнул. Эта женщина все знает о нем и Мгле - откуда? Говорит, что она Наставница. Это значит только одно: пока он был по ту сторону жизни, его все-таки привезли в этот самый таинственный Оплот...

- Х-х-х, - прохрипел он, пытаясь ответить. Женщина тут же накрыла ему рот мягкой ладонью, пахнущей цветами.

- Не надо, - сказала она. - Береги силы. Поговорим потом.

- Дать ему меду? - предложил Батей. - Пинта доброго меду исцелит мужчину лучше любых зелий.

- Отличная мысль, - неожиданно для мужа согласилась Сигран. - Только не слишком крепкого.

Батей кивнул, поднялся и вышел из комнаты. Эндре повел глазами - в комнате было светло, чисто и пахло цветами. Наверное, это комната той самой женщины, которая сейчас сидит рядом с ним.

- Ты у друзей, - сказала Сигран. - Все позади, ты обязательно поправишься. Только не пытайся встать и ничего не говори. Мы знаем, кто ты и почему ты здесь. Тебе ничего не угрожает, поверь.

Эндре опустил веки и вздохнул. Вновь открыл глаза и послал женщине долгий и благодарный взгляд. Она поняла, улыбнулась. Когда она улыбалась, то становилась особенно красивой. И еще Эндре заметил, что у незнакомки разные глаза. Глаза ведьмы - правый светло-карий, левый зеленовато-голубой.

- Сигран, - вздохнул он.

- Да, - женщина кивнула. - Ты поправляешься прямо на глазах.

Эндре попробовал улыбнуться, но губы плохо слушались его. Он попробовал пошевелить пальцами на руках и ногах, и ему это удалось. Хвала Всевышнему, его не поразил паралич!

- Это магия Черного эликсира, - пояснила женщина: и все-таки она умела читать мысли. - Она очень сильна и может причинить страшные страдания. Если бы не твой дух-хранитель, ты бы умер окончательно и присоединился к Темным. И Всадников стало бы шесть. Ты выиграл для нас еще немного времени. Теперь им придется еще раз попытаться овладеть тобой или же найти тебе замену.

Вошел Батей с медом. Эндре сделал несколько глотков и почувствовал, как приятное тепло заструилось по телу, как отступает дрожь в теле и возвращаются силы. А потом ему захотелось спать. Веки его закрылись, и голос женщины убаюкал его, как самая нежная колыбельная.

- Я подмешал немного сонного зелья в мед, - сказал Батей. - Он поспит и восстановит силы.

- Все верно, - Сигран поправила одеяло на спящем рыцаре, встала, одернула платье. - Пусть отдыхает.

Варнак, Кайлани и два юных сида ждали Наставников в трапезной.

- Все хорошо, - сказала Сигран. - Вы правильно сделали, что так быстро привезли его сюда.

- Я думал, он умер, - сказал мрачно Варнак. - Он совсем не дышал, и сердце не билось.

- Я думаю, что живущий в нем дух покинул его, чтобы остановить приближающихся Темных, - заметила Сигран. - Потом этот дух вернулся. Я ощутила прикосновение Силы в тот момент, когда это случилось.

- Тебе виднее, мама, - ответил Варнак. - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

- Мне не нравится твой тон, Варнак, - сказала Сигран. - Ты же знаешь, что никто не оказывается в Оплоте, если на то не будет воля самой Митары.

- Мне не нравится этот воин, - произнес охотник. - Он Темный. Тьма живет в нем.

- Мы не знаем, какая сила живет в нем. Но то, что ему предстоит сыграть свою роль в грядущих событиях, несомненно. Он умер и восстал из мертвых. Только такой воин, как он, может одолеть Всадников.

- А я, значит, не могу? - Варнак повысил голос.

- И ты можешь, - ответила Сигран, голос ее дрогнул. - Но один ты ничего не сделаешь. И вместе с Кайлани вам не справиться. Сейчас каждый союзник на вес золота.

- И долго он собирается валяться в постели?

- День, два, может быть, три, - ответил за жену Батей. - Сколько мы сочтем нужным, столько и будет. У тебя есть еще вопросы?

- Нет, отец, - Варнак поклонился и, глянув на Кайлани, вышел из трапезной в сени. Все услышали, как хлопнула входная дверь. Сигран опустила глаза.

- Я пойду, поговорю с ним, - предложила Кайлани и ушла. Наставники остались наедине с сидами, и Браск решился.

- Госпожа, - сказал он, - мы понимаем, что пришли незваными, но можем ли мы поговорить с вами?

- Что? - Сигран вышла из задумчивости, шагнула к сидам. - Простите меня. Я не хотела вас обидеть.

- Мы можем что-нибудь сделать для вас? - спросил Браск. - Я и моя сестра не боимся работы. Мы выросли на корабле, а там тяжелой работы всегда было больше, чем нужно.

- Конечно, можете, - ответила Сигран. - Для начала вы пойдете в баню и вымоетесь, а я приготовлю вам свежую одежду и ужин. Потом вы ляжете спать, а наутро мы поговорим.

Браск развел руками и лишь поклонился. Сигран посмотрела на Эрин, и сердце ее дрогнуло - эта юная эльфийка напомнила ей Марину.

- Мы рады видеть вас в нашем доме, - добавила она. - Вы не слуги и не гости. Если Митара призвала вас, с этого дня вы часть нашей семьи.

В городе было тихо. Подозрительно тихо.

Роллин въехал в город через Западные ворота в полдень в сопровождении пятидесяти всадников охраны. За два часа да этого он отправил в Златоград префекта Эдерия с двумя батальонами пехоты и поставил перед Эдерием задачу - взять город под контроль. Теперь, проезжая по улицам города в окружении своих телохранителей, Роллин глядел на собравшихся по обочинам улицы горожан, которые вышли поглазеть на императорских солдат, и думал, что слишком уж заботился о безопасности.

Златоград - это не Азуранд. Коннетабль любил свой родной город. Столица империи всегда напоминала Роллину вечно молодую красавицу, в которой каждая линия тела само совершенство. В столице Кревелога только центральная часть в окрестностях Градца и резиденции Серого братства красива и чиста, прочие же кварталы напоминают помойку - особенно сейчас, когда в городе по сведениям, полученным от Серых братьев, почти тридцать тысяч беженцев. В районах, где собралась вся эта нищебродь, настоящий порядок не навести, как не бейся, их надо только изолировать от остальной части города. Выставить усиленные кордоны и непременно взять под контроль все продовольственные склады, рынки и колодцы в городе. Всех торгашей предупредить, что за спекуляцию и утаивание продовольствия и фуража их ждет военный суд и виселица на центральной площади Златограда. Глядя на посты, выставленные Эдерием, Роллин одобрительно качал головой. Префект будто прочел его мысли - вот что значит старый опытный офицер! В центре Златограда уже все важные пункты охраняются его солдатами. Теперь следует сделать то же самое в остальных концах города и в пригородах. Двух тысяч воинов хватит, чтобы контролировать город и не допустить беспорядков и мародерства, остальная армия встанет лагерем за стенами, на Нижинском пустыре, подальше от городских кабаков, притонов, грязи и болезней. Еще три тысячи вместе с герцогскими вояками придется распределить по десяти главным городам герцогства - но сперва следует подобрать толковых комендантов в каждый город. Этим следует заняться в ближайшее время.

Ворота в Градец были открыты. Всадники в пурпурных плащах и с орлами на щитах въехали первым, Роллин - за ними следом. Его уже ждали на крыльце, но не герцог Иган, как ожидалось.

Роллин прежде встречался с Кассиусом Абдарко дважды, они знали друг друга в лицо. Когда коннетабль спешился, глава Капитула тут же двинулся ему навстречу.

- Коннетабль, - сказал инквизитор.

- Монсиньор, - ответил Роллин.

Абдарко протянул правую руку. Высшим клирикам Капитула полагалось целовать руку, встав на одно колено. Но Роллин и Абдарко были примерно одного возраста: кроме того, коннетабль представлял в Кревелоге самого императора Артона, и Роллин не встал на колено - просто наклонился и коснулся губами пастырского перстня.

- Наконец-то вы прибыли, - сказал Абдарко. - Всемилостивый услышал наши молитвы и не оставил нас в беде.

- Мы видели по дороге в Златоград, что у вас происходит.

- Вы не знаете главного, коннетабль, - Абдарко сделал шаг в сторону и жестом пригласил Роллина войти в двери.

- И чего же я не знаю? - осведомился военачальник, когда дверь за ними закрылась.

- Давайте поднимемся в мой кабинет. Там будет удобнее разговаривать.

Роллин, приказав шести воинам сопровождать его, последовал за главой Капитула. У него появились нехорошие предчувствия, но то, что сообщил ему Абдарко в кабинете, буквально ошеломило его.

- Как это исчез? - Роллин был готов к любому сюрпризу - но не к такому. Он даже не попытался скрыть своего изумления.

- Он бежал ночью из дворца, - произнес инквизитор. - При очень странных обстоятельствах. Мы допросили ночную стражу, и стражники рассказали такое, во что не хочется верить.

- Герцог сошел с ума? В такое время бежать из замка - ради чего?

- Этот прискорбный случай лучше всего показывает, коннетабль, как далеко зашло обрушившееся на нас бедствие. - Абадрко пригласил Роллина сесть в кресло, сам опустился на резной стул без спинки. - У меня нет повода не доверять показаниям стражников, видевших бегство молодого герцога, и потому так велика моя тревога. Не безумие поразило молодого герцога, все гораздо страшнее.

- Да говорите же вы, во имя Всевышнего!

- Герцог стал вампиром.

- Вампиром? - Роллин недоверчиво глянул на инквизитора. - Вы уверены в том, что говорите?

- Сын мой, я всю жизнь посвятил борьбе с порождениями Мрака, страшными тварями, для которых мы, дети Божьи - всего лишь пища. Вы не посвящены в наши тайные знания, как и любой мирянин, и потому не доверяете моим словам. Напрасно. Герцог заразился.

- Проклятье, как он мог заразиться?

- Я этого не знаю. - Абдарко провел ладонью по лицу. - Мы подошли к краю бездонной пропасти, коннетабль. Сбывается все, что написано в мистических текстах о судьбах мира. Мне страшно подумать о будущем.

- Если герцог бежал, это означает, что Кревелог остался без правителя, - заметил Роллин, которому очень не понравилось выражение лица инквизитора.

- Истинно так. Династия Маларда проклята. Один из наследников герцогской короны убит, второй стал вампиром. Других законных наследников крови Маларда нет. Теперь за судьбы герцогства отвечаем мы с вами, коннетабль.

- Я должен послать донесение императору.

- Разумеется. Я уже оповестил о случившемся отца Гариана. Думаю, в любом случае он проинформирует его величество о случившемся. В Кревелоге пока не знают, что случилось, но скрывать правду долго не получится.

- И как вы намерены со всем этим разобраться?

- Мы намерены, мой друг. Вы поможете мне. Ваше прибытие позволяет мне собрать совет выборщиков и рассказать им, что случилось. Мы скажем, что герцог Иган пал жертвой своего двоюродного брата Эндре.

- Эндре? Бастарда Маларда? Что за... Он же умер шесть лет назад!

- Вы в этом уверены? - спросил Абдарко таким тоном, что Роллин похолодел.

- Святые и праведники! - воскликнул коннетабль. - Воистину, вовремя мы тут появились.

- Наше положение ужасно, коннетабль. Появление Всадников вызвало к жизни такие силы, что сражаться с ними будет нелегко. Очень нелегко. Будем молиться и надеяться, что его величество император справится с той задачей, которую он на себя мужественно возложил.

- Хорошо, - сказал Роллин после некоторого раздумья. - Данные мне императором полномочия позволяют мне в особых обстоятельствах ввести в Кревелоге военное правление. Думаю, сейчас обстоятельства в высшей степени.... Особые. Мне придется возложить на себя обязанности диктатора.

- А я с радостью дам вам свое благословение, сын мой, - сказал Абдарко. - Вы будете управлять провинцией столько времени, сколько будет необходимо на избрание нового герцога. Конечно, это будет начало новой династии. А Капитул готов помочь вам советом и делом во всех ваших начинаниях. Вместе мы остановим мертвую мглу, наползающую на эти несчастные земли.

- Я немедленно отправлюсь писать донесение императору.

- С вашего позволения, коннетабль, одна просьба.

- Что такое?

- Одна формальность, - Абдарко снял с шеи ключ, висевший на цепочке, и этим ключом отпер железный ларец на столе. Из ларца он извлек свернутые в трубку листы пергамента. - За последнюю неделю Серые братья разоблачили несколько очень опасных врагов церкви и государства. Эти люди подлежат светскому суду, однако сейчас, когда у нас не определен вопрос с высшей властью, некому принять окончательное решение по приговорам. Вы же знаете, великий герцог имеет право помилования.

- Да, конечно. Вы хотите, чтобы я подписал ваши приговоры, - Роллин кивнул. - Давайте их сюда.

- Если будете решать вопрос о помиловании, прошу обратить внимание на преступника по имени Хьюберт Питри. Я бы просил утвердить ему смертный приговор.

- Такой злодей?

- Он отступник. Этот несчастный принадлежал к нашему братству, однако впал в отступничество и ересь. Кроме того, он не раскаялся и упорствовал под пыткой. Он не заслуживает снисхождения.

- Понимаю, - Роллин развернул свитки на столе, взял перо из письменного прибора Абдарко и начал подписывать. На всех четырнадцати листах он написал "Утвердить" и передал приговоры инквизитору.

- Казнить всех? - Абдарко чуть заметно улыбнулся. - У нас в Кревелоге принято быть милосердными.

- Вы сами говорили о чрезвычайных обстоятельствах, монсиньор, - ответил Роллин. - В чрезвычайных обстоятельствах и суровость должна быть... чрезвычайной.

- Очень разумно и по-военному, - инквизитор поклонился. - Это все, что я хотел. Казнь преступников состоится завтра на площади перед Камнем. Ваше присутствие на казни было бы желательным.

- Мне некогда, монсиньор.

- Конечно, много дел и обязанностей. Вы пришлете своих людей, чтобы они подготовили покои для вас в замке, или же мне об этом позаботиться?

Роллин ответил не сразу. Лицо Абдарко просто дышало благодушием, но коннетабль был слишком искушенным дипломатом и солдатом, чтобы купиться на эту маску.

- Нет, я останусь в лагере, - сказал он наконец. - Этот замок не для меня. Полководец должен быть со своими солдатами.

- Ваша воля, - инквизитора, казалось, ничуть не удивила такая категоричность. - Благословение Всевышнего на вас, коннетабль!

Роллин вновь поцеловал пастырский перстень на руке Абдарко и быстрой размашистой походкой вышел из кабинета. Воины охраны тут же замерли, ожидая команды. Роллин знаком велел следовать за ним и зашагал к лестнице. О том, что сегодня он приговорил к смерти четырнадцать человек, имперский коннетабль даже не вспоминал.

Гул окружившей его толпы иногда прорывался сквозь наполнявший уши тяжелый звон, но казался далеким, будто его и эту толпу разделяли не сорок футов брусчатки и два кольца оцепления, а целая вечность. Отец Питри поднял лицо, чтобы посмотреть на этих людей. Пока его везли в телеге вместе с еще двумя осужденными на Рыночную площадь, он ни разу не глянул на тех, кто бежал рядом с "повозкой смертников", стоял по обе стороны улицы, выкрикивая проклятия и швыряя в него разный мусор. Его товарищи по несчастью огрызались, посылали ответные проклятия на головы зевак, а он молчал - просто не было сил кричать, проклинать, оплакивать себя. Но на площади, когда с него сняли заскорузлые от крови и грязи лохмотья, в которые превратилась его мантия, и привязали железной цепью к короткому столбу, торчавшему из кучи политых маслом дров, Питри внезапно ощутил в себе новые силы. Раны и ожоги, истерзавшие его тело, стянуло морозом, его ледяное касание ослабило адскую боль в перебитых конечностях, и разум стал работать яснее, вопринимать действительность - пусть даже и такую страшную.

Он слушал, как одетый в роскошные одежды с вышитыми на них золотом гербами Кревелога и дома Малардов судейский читает с лобного места приговор. В этом приговоре не было ни слова правды, и отец Питри только улыбался. Эти люди лгут, а он... он знает истину. Он не преступник, поэтому умереть будет легко. На его совести нет ничего такого, что могло бы омрачить последние минуты жизни.

- ... Злодей, именуемый Хьюберт Питри, отступил от Всевышнего и нашей святой церкви, впустил в свое сердце зло и, прикрываясь именем Божьим и положением своим, распространял зловредную ложь, чернокнижие и богохульные слухи....

Пятьдесят лет своей жизни отец Питри служил. Служил Богу и церкви, как мог. Изобличал скрытое зло, творил экзорцизмы над бесноватыми, обучал молодых монахов, странствовал по городам и весям Кревелога, проповедуя Слово Божье и помогая страдающим. Так продолжалось много лет. Служение не принесло ему мирских благ - палачам достанутся только оловянный амулет инквизитора, пара грубых башмаков и куча окровавленных тряпок. Все что у него есть - это правда, которой у него не отнять. Которую не выжечь никаким огнем, даже адским.

- ....Именем его величества императора, по приговору справедливого суда, злодей, богохульник, отступник, клеветник еретик и чернокнижник, именуемый Хьюберт Питри, приговаривается к публичному очищению огнем без права помилования!

Опять ложь, подумал Питри и даже попытался улыбнуться разбитыми губами. Он не богохульник, не отступник, не клеветник.... Что там еще? Он не такой. И он это докажет хотя бы своей смертью. Он не будет плакать, молить о пощаде, просить о милосердии. Он умрет так же, как жил - достойно и незаметно...

- Слышишь меня, мерзавец? - Судейский уже был рядом: его костяной жезл уперся Питри в подбородок, заставив старика поднять голову и посмотреть судейскому в лицо. - Такая свинья как ты недостойна милости и снисхождения. Но святая церковь милосердна даже к такой швали, как ты. Моли о милости! Раскайся публично, отрекись от той лжи о Спасителе, которую сеял, и церковь смилуется над тобой. Ты умрешь легко и быстро. Ну что, мы услышим твое раскаянье?

- Да! - прохрипел Питри.

- Преступник желает раскаяться! - проревел судейский на всю площадь, и толпа недовольно загудела. Питри стал для этих людей преступником вдвойне, потому что собирался лишить их захватывающего зрелища. Одно дело наблюдать за тем, как поджаривают злодея заживо, и совсем другое - как сжигают на костре его труп после процедуры удушения, в которой нет ничего интересного и волнительного.

Но тут отец Питри посмотрел на толпу, и даже самые горластые крикуны замолчали. Их поразил взгляд преступника. В нем не было ни страха, ни страдания, ни ненависти - только свет.

- Господь видит все! - крикнул Питри, собирая остатки сил. - Господь не забыл вас! Я видел Спасителя, он уже среди нас! Не сила и власть остановят Тьму, но Спаситель, который с нами. Увидите истинного Спасителя, не царя в силах, и не мага в знании, и не купца в золоте...

Лицо судейского прокисло: он дал знак палачу, а палач - своему помощнику. Помощник тут же взял молоток и полез на костер.

- Спаситель среди нас! - крикнул Питри. - Это...

Удар молотка разбил ему губы, сломал верхнюю челюсть, выбил передние зубы. Помощник палача ударил еще дважды, превращая рот богохульника в зияющую рану. Питри уронил голову на грудь, захрипел, тягучая кровь хлынула на грудь, замерзая на лютом морозе длинными черными нитями. Помощник спрыгнул с костра, и палач, повинуясь знаку руководившего казнью судейского, поджег дрова.

- "Поторопился, - с досадой подумал Кассиус Абдарко, глядя на разгорающийся костер со своего места, - он собирался назвать имя, а этот дурак поторопился! Досадно. Старый болван ничего не сказал под пытками, а тут сам собирался раскрыть свою тайну. Теперь уже ничего не узнать. Досадно..."

Костер разгорелся, и раздался вопль, но кричал не отец Питри, охваченный огнем - это выли от ужаса два других преступника, видя, что им вскорости предстоит испытать. Толпа радостно рукоплескала когда пламя охватило черную фигуру на столбе и взметнулось к небу. Инквизиторы из Капитула, стоявшие за спиной Абдарко, хором запели псалом "И отчистит Господь меня от грехов моих". Услышав звуки псалома, вся площадь подхватила его. Абдарко не пел вместе с ними. Он смотрел на то, как провисает в цепях охваченная огнем, потерявшая человеческий облик фигура, и чувствовал холод. Замерзал в то время, когда другой человек горел заживо.

Забавно...

Посмотрев еще раз на бушующий костер, Кассиус Абдарко повернулся и вышел с балкона. Впервые за много лет у него появилось чувство, что он поступил неправильно. Поспешил, как этот помощник палача со своим дурацким молотком.

Надо было отправить Питри к отцу Гариану, а не расправляться с ним в Кревелоге. Или пытать его снова и снова. Проклятый старик определенно знал что-то очень важное.

И это важное либо навсегда умерло с ним в огне костра, либо, когда придет время, разрушит все планы Серого Братства.