Этот космический корабль Тревор Джемисон заметил краем глаза. В это время он сидел в ложбине в десятке ярдов от края обрыва рядом с входом в свою шлюпку и заполнял бортовой журнал, записывая на диктофон комментарии относительно Лаэрта-III. Планета была так близка к невидимой границе между людьми и руллами, что ее открытие само по себе давало огромные преимущества в войне.
Он диктовал: «Тот факт; что корабли, размещенные на этой планете, могут нанести удар по любому из густонаселенных районов Галактики, рулловскому или человеческому, дает ей приоритет АА по отношению ко всем существующим видам оружия. Передовые подразделения для защиты планеты необходимо разместить на горе Монолит, где я сейчас нахожусь, в течение ближайших трёх недель…»
Как раз в этот момент, вверху и чуть левее, они заметил чужую шлюпку, подлетающую к плоскогорью. Взглянув на нее, Джемисон замер на месте, разрываемый двумя противоположными побуждениями. Его первым импульсом было броситься клюку своего корабля — но остановило понимание, что электроника чужого корабля сразу засечет его передвижение. Одно мгновение его тешила слабая надежда, что, если не высовываться, чужаки не заметят ни его, ни шлюпку.
Но, даже застыв в нерешительности, он напряженно рассматривал чужой корабль и заметил рулловские опознавательные знаки и хищные обводы. Хорошо зная технологию руллов, он понял, что это исследовательский бот.
Исследовательский бот. Руллы открыли систему Лаэрта.
Это могло значить, что за этим маленьким суденышком идут эскадры военных крейсеров, а он здесь один. «Орион» сбросил его вместе со шлюпкой в парсеке отсюда и пошел дальше на антигравитационных скоростях. Это было сделано, чтобы следящие устройства руллов не могли его засечь. Сейчас «Орион» направлялся к ближайшей базе, собираясь загрузить на борт вооружение для защиты планеты, и должен был вернуться через десять дней.
Десять дней. Джемисон про себя застонал, подогнул ноги и тяжело опустил руку на бортовой журнал. Конечно, есть шанс, что его шлюпку, спрятанную среди деревьев, не заметят, если он будет сидеть тихо. Он приподнял голову, взглянул на чужой корабль и заставил себя отвернуться. В бессильном ожидании снова ему представились возможные последствия катастрофы.
Рулловский бот был уже на расстоянии ста ярдов и, похоже, не собирался менять курс. В течение нескольких секунд он достигнет рощицы, где спрятана шлюпка.
Джемисон порывисто вскочил с кресла и быстро нырнул в открытый люк своей шлюпки. И только люк успел захлопнуться, как шлюпка содрогнулась, будто по ней ударил великан. Потолок прогнулся вниз, а пол, наоборот, вспучился, воздух стал горячим и наполнился дымом. Задыхаясь, Джемисон скользнул за пульт управления и включил главную аварийную систему. Скорострельные бластеры встали на боевые позиции и заработали с рокотом и низким гудением. Взвыли вентиляторы, по телу прошла волна холодного воздуха. Все это произошло так быстро, что только секунду спустя Джемисон сообразил, что атомные двигатели не отвечают на запрос. И что шлюпка, вместо того чтобы уже скользить по небу, бессильно лежит, открытая для удара.
Он бросил взгляд на мониторы. Потребовалось мгновение, чтобы засечь рулловский бот. Он находился у нижнего края экрана и медленно уходил из поля зрения. Пока Джемисон смотрел, корабль исчез за деревьями в четверти мили отсюда, потом из динамиков донесся характерный грохот аварийной посадки.
Наступившее облегчение было отягощено ужасной реакцией. Джемисон откинулся в кресле, ослабев после чудом избегнутой опасности. Но слабость резко отступила, как только новая мысль осенила его. Слишком гладка была траектория падения вражеского корабля. Руллы на борту не погибли при падении. Джемисон остался один в поврежденной шлюпке на неприступной горе наедине с самыми безжалостными существами из всех, которых знала вселенная. Десять дней ему придется драться и не терять надежды, что люди сумеют отвоевать самую ценную планету, открытую за последние полвека.
Джемисон открыл люк и вышел на плато. Его все еще била дрожь, но быстро темнело, и время было дорого. Он стремительно пошел к ближайшему холму в ста футах от корабля, последние несколько футов пройдя на четвереньках. Осторожно он выглянул из-за края: отсюда было видно почти все плато. Оно представляло собой неровный овал шириной ярдов восемьсот в самом узком месте, заросший кустами и усыпанный камнями. Кое-где росли группы деревьев. Ничто не двигалось, и не было признаков рулловского корабля. Только пустота, только полная тишина необитаемой пустыни.
Солнце уже опустилось за юго-западный край обрыва, и сумерки еще больше сгустились. И хуже всего в этом было то, что для руллов с их более широким диапазоном зрения и более совершенным оборудованием темнота ничего не значила. Всю ночь ему предстояло ждать атаки существ, у которых нервная система лучше во всех отношениях — кроме, возможно, разума. По разуму и только по. разуму человек мог претендовать на равенство. Само это сравнение показывало, что положение отчаянное. Нужно что-то, чем можно воспользоваться. Если удастся добраться до корабля руллов до наступления темноты и нанести какой-то удар, пока они не оправились от падения… это могло бы решить вопрос жизни и смерти.
Такой шанс нельзя было упускать. Торопясь, Джемисон сполз с холма и, встав на ноги, пошел по неглубокой промоине. Ему мешали идти камни, острые грани скал, узловатые корни и переплетения скудной растительности. Дважды он падал, в первый раз глубоко поранив правую руку. Рана мешала и двигаться, и думать. До сих пор ему не приходилось бегать по дикому бездорожью этого плато. За десять минут он сумел преодолеть не более нескольких сотен ярдов. Джемисон остановился. Одно дело — рисковать жизнью в отчаянной игре ради победы, совсем другое — пожертвовать ею бессмысленно и безрассудно. Его поражение будет поражением всего человечества.
Остановившись, он заметил, насколько похолодало. Поднялся ледяной ветер с востока. К полуночи температура упадет до нуля. И Джемисон направился обратно. До ночи надо было установить еще несколько защитных устройств-дефензоров, так что следовало поторопиться. Часом позже, когда безлунная ночь тяжело опустилась на гору гор, Джемисон напряженно сидел перед экранами. Человеку, которому нельзя было спать, предстояла долгая ночь. Где-то после полуночи Джемисон заметил движение в углу одного из экранов. Положив палец на спуск бластера, он ждал, пока объект не войдет в зону более четкой видимости. Но этого не случилось. Холодный рассвет застал его перед экранами — вопреки усталости, Джемисон бдительно следил за врагом, действующим так же осторожно, как и он. Джемисон подумал, не почудилось ли ему это движение.
Он проглотил еще одну таблетку стимулятора и опросил атомные двигатели более детально. Не понадобилось много времени, чтобы подтвердить прежний диагноз. Главный гравитационный. реактор был начисто заглушен. Пока он не будет активизирован на «Орионе», двигатели бесполезны. Этот вывод заставил Джемисона собраться с силами. Смертельной битвы на плато было не избежать. Мысль, вою ночь крутившаяся в его голове, зазвучала отчетливо. Впервые в истории рулл и человек встретятся лицом к лицу на ограниченном поле действия и не тогда, когда один из них — пленник. В больших космических битвах сражаются корабли с кораблями, флоты с флотами. Уцелевшим или удается скрыться, или их подбирает победившая сторона.
Сейчас (если только он не будет побежден прежде, чем сумеет это организовать) выпадала бесценная возможность провести кое-какие тесты над руллами — и без промедления. Каждое мгновение дневного света должно быть предельно использовано.
Джемисон надел специальное «защитное» снаряжение и вышел из корабля. Рассвет становился все ярче с каждой минутой, и открывавшиеся с появлением солнечного света виды завораживали даже в этот момент напряжения перед предстоящим боем. Почему, подумал он внезапно с острым любопытством, это должно было случиться на самой причудливой горе, какие только есть на свете?
Гора Монолит отвесно возносилась над планетой на высоту восьми тысяч двухсот футов. Это был самый величественный пик во всей известной части вселенной, его считали одним из ста чудес природы во всей галактике.
Джемисону случалось бывать на планетах за сотни тысяч световых лет от Земли, на палубах огромных кораблей, выхваченных из тьмы вечной ночи сияющим светом солнц желтых и белых, оранжевых и фиолетовых, солнц таких прекрасных и разных, что никакое воображение не могло предвосхитить действительности.
И вот теперь он стоит на горе далекого Лаэрта, человек, вынужденный обстоятельствами собрать все силы, чтобы в одиночку противостоять неизвестно скольким сверхразумным противникам — руллам.
Джемисон угрюмо встряхнулся. Настало время начать атаку — и разведать, что мог предпринять противник. Это был Шаг Первый, и очень важно было сделать так, чтобы он не оказался Шагом Последним. К тому времени, когда солнце Лаэрта поднялось над горой, наступление началось. Автоматические дефензоры, которые он установил ночью, перемещались с позиции на позицию впереди передвижного бластера. Джемисон предусмотрительно позаботился о том, чтобы одно из трех устройств прикрывало его с тыла. Для лучшей защиты он переползал с места на место под прикрытием выступающих скалv Механизмы управлялись с крошечного ручного пульта, соединенного с мониторами шлема. Глаза напряженно следили за колеблющимися стрелками, которые показали бы любое движение противника и отметили бы, если бы дефензоры наткнулись на силовое поле.
Но ничего этого не, случилось. Когда показался корабль руллов, Джемисон остановился, обдумывая, что может значить отсутствие защиты. Оно настораживало. Возможно, конечно, что все руллы погибли при падении, но Джемисон в этом сомневался.
Джемисон внимательно осмотрел упавший корабль через телескопические глаза дефензора. Бот лежал в неглубокой впадине, зарывшись носом в гравий. Нижние пластины его обшивки искорежились и смялись. Единственный вчерашний выстрел Джемисона нанес по кораблю сокрушительный удар.
Корабль производил впечатление полной безжизненности. Если это ловушка, то весьма искусная. К счастью, была возможность произвести проверку, не окончательную, но наглядную и показательную.
Тишину, окружавшую самую удивительную гору во веет ленной, нарушило жужжание передвижного бластера, постепенно перешедшее в рев, когда реактор разогрелся и вышел на максимальную цифру активности. Корпус вражеского судна задрожал и чуть-чуть изменил цвет. И только. Через десять минут Джемисон выключил бластер и уселся в раздумье и нерешительности.
Защитные экраны рулловского корабля были включены полностью. Включились ли они автоматически после его вчерашнего выстрела? Или они были задействованы намеренно, чтобы предотвратить атаку, подобную этой? Нельзя было сказать точно. Это-то и было самое плохое — он ничего не знал наверняка.
Рулл мог быть мертв. (Странно, он начинал думать в единственном числе, а не во множественном, но степень предосторожностей противной стороны — если таковая существовала — совпадала с его собственной. Осторожность одинокого космонавта, действующего в условиях неизвестности.) Рулл мог быть и ранен, лишен способности что-либо предпринять. Он мог провести всю ночь, чертя на плато гипнотизирующие линии — Джемисону пришлось бы тщательно следить, чтобы ненароком не глянуть прямо на землю, — или он мог просто дожидаться прибытия большого корабля, с которого был сброшен его бот.
Последний вариант Джемисон не стал рассматривать. Такой вариант означал верную смерть без малейшего шанса на спасение. Нахмурившись, он принялся изучать повреждения корабля. Пробоин нигде не было видно, но дно было смято в нескольких местах от одного до четырех футов в глубину. Радиация должна была проникнуть в корабль, но что именно она могла повредить? Джемисон исследовал десятки захваченных рулловских кораблей, и если этот был построен по той же схеме, то впереди должна быть главная рубка с герметизированным бластерным отсеком, сзади машинное отделение, два цейхгауза — один с запасами топлива и оборудования, другой — с запасами пищи и…
Запасы пищи, Джемисон вздрогнул и, широко открыв глаза, заметил, что этот отсек поврежден больше других. Да, конечно, туда должна была проникнуть радиация, отравляя пищу, разрушая ее, ставя рулла с его ускоренным обменом на грань гибели.
Джемисон вздохнул, охваченный надеждой, и приготовился к отступлению. Повернувшись к скале, за которой он скрывался от возможного огня противника, Джемисон почти случайно взглянул на ее поверхность. Взглянул и увидел вычерченные на ней линии. Запутанные линии — результаты изучения человеческой психики нечеловеческим разумом. Джемисон узнал их и замер в ужасе. «Куда меня ведут?» — подумал он.
Эта система воздействия была открыта после его путешествия на Миру-23. В отчете он рассказал, что был мгновенно загипнотизирован — эти линии заставляли человека двигаться в определенном направлении. Здесь, на этой фантастической горе, это мог быть только обрыв. Но который?
Воля Джемисона была подавлена, но он боролся, чтобы продержаться еще мгновение. Он постарался снова увидеть линии и увидел мельком пять волнистых линий по вертикали и над ними — три горизонтальные линии, указывающие своими волнистыми концами на восток. Давление внутри него нарастало, но он все еще боролся за свои мысли. Боролся, чтобы вспомнить, не было ли рядом с восточным краем обрыва широкого карниза. Был. Он вспомнил это в последней агонии надежды. Там, думал он, тот, вон тот. Пусть я упаду на него. Он старался удержать в сознании образ этого карниза и повторял много раз команду, которая может спасти его жизнь. Его последняя отчаянная мысль была о том, что он нашел ответ на свой вопрос. Рулл был жив. И тогда наступила тьма, укрывшая его покрывалом самой сущности ночи.