Рука бога Му-га-ша

XVII ВЕЛИКИЙ КОЛДУН

Жак был в общем доволен своей жизнью в негритянской деревне. Его чернокожие сверстники очень дружелюбно на него поглядывали и при этом скалили свои ослепительно-белые зубы.

Жак считал себя довольно ловким. Бывало, в Марселе на пристани редко кто из мальчиков мог за ним угнаться. Но перед черными ребятами он решительно пасовал.

Это были какие-то обезьяны. Они во мгновение ока залезали на самые высокие пальмы, кувыркались, как мячики, бегали, словно зайцы.

Жак привык к жаркому солнцу и скоро переменил свой европейский костюм (вернее — остатки своего костюма) на более простой, африканский.

Он просто перепоясывался поясом, сплетенным из какой-то травы и листьев. В таком одеянии бегать было куда удобнее.

Черный Лев, исполнив свою миссию, стал гораздо добрее и уже никогда не приставлял Жаку к горлу своего ужасного ножа. Вообще все негры ликовали. Постройка дороги прервалась самым удивительным образом.

Му-га-ша приносили благодарственные жертвы.

Деревянный урод равнодушно принимал приношения, простирая к небу руки.

О будущем Жак думал мало. Он помогал Черному Льву по хозяйству, а тот кормил его. Пока Жаку не нужно было ничего больше.

Однажды вечером из лесу прибежали ребятишки и сообщили, что они видели двух белых людей с ружьями, которые шли лесом.

Охваченное мгновенно тревогою племя собралось на поляне. Алэ уже начал тревожно прислушиваться. Ему уже снова чудился гром за этим древним лесом.

Два человека вышли на поляну.

Они были, правда, белые с негритянской точки зрения.

То есть они были светлее сапожной ваксы и цветом кожи напоминали скорее темную бронзу. Однако это были несомненно белые, ибо волосы их не были курчавы, губы были гораздо тоньше пальца, а зубы не сверкали, как снег.

Все племя при виде их угрожающее ухнуло.

— Ну, ну! — произнес по-французски один, — разве так встречают гостей?

Жак подпрыгнул, по крайней мере, на метр.

— Дядя Роберт!

— Жак!

И оба обнялись, к великому удивлению всех присутствующих.

— Черный Лев, — кричал Жак, — этой мой дядя! Он очень симпатичный. Вы его пожалуйста не ешьте или вообще не убивайте. Он пришел с самыми лучшими намерениями.

— Ну, конечно, — подхватил Роберт. — Я просто пришел к вам в гости… Хотите, могу давать вам уроки двойной итальянской бухгалтерии… Или вам это не нужно? Хо-хо!.. Ну, научу вас делать яичницу по-марсельски. Тоже не хотите?.. Ну, что-нибудь придумаем. А вообще говоря, я — парень ничего.

Он поднял камень и швырнул его очень высоко. Затем схватил ружье и выпалил. Камень рассыпался осколками. Толпа замерла в почтительном восхищении.

— А теперь, Жак, — сказал Роберт, садясь на груду сучьев, — расскажи, как ты-то попал в эти чортовы дебри.

Жак начал рассказывать.

Он невольно перенял замашки Черного Льва и, рассказывая, то полз, как змея, то кувыркался вместе с опрокинувшейся «Габонией», то убеждал Черного Льва не резать его.

Роберт слушал, одобрительно смеясь.

Жак рассказал о тех невероятных лишениях, которые перенесли они, скитаясь по тропическим зарослям, пока не добрели до родного селения Черного Льва. «Габонию» прибило к берегу много севернее. Им пришлось пробираться через непроходимые чащи, где смерть подстерегала их со всех сторон. Если начать все рассказывать, так не расскажешь и в целый год. Один он давно бы погиб. Но Черный Лев слышал за целую версту поступь пантеры, а шипение змеи — и еще того дальше. И все-таки это чудо, что они уцелели…

Когда же дошло дело до Му-га-ша, Роберт расхохотался во все горло.

— И ты думаешь, что из-за этого урода прекратилась постройка дороги? Война началась… Европейская война… Эх ты, а еще европеец!

— Да я разве знал, что война, — пробормотал Жак смущенно.

Роберт между тем что-то обдумывал.

— Знаешь, Латур, — сказал он, — я придумал славную штуку. Не я буду, если эти чернокожие не станут нашими первыми друзьями.

— Ну что ж. Действуй! — сказал Латур.

Во время путешествия он мог убедиться, что Роберт Сам-по-себе зря ничего не делает.

— Вот что, Черный Лев, — сказал Роберт, обращаясь к негру так, словно они были старыми приятелями, — собери-ка всю эту компанию к идолу. Я хочу сказать им два слова.

Черный Лев передал его слова.

Толпа побрела к тому месту, где стоял идол.

Между тем наступила ночь.

Взошла луна, яркая как солнце.

Жрец развел в честь Му-га-ша большой костер, озарявший идола оранжевым блеском.

— Вот что, — закричал Роберт, когда все собрались. — Вы думаете, это страшило правит миром? Миром правит вот что.

И он выразительно хлопнул себя по лбу.

— Разум! Смекалка! Поняли? Дошло?

Черный Лев перевел и так же хлопнул себя по лбу.

— Вы думаете — это бог? Это кусок дерева и, скажу вам, довольно безобразный кусок дерева… Я бы не поставил такую штуку у себя в комнате для украшения. Вы думаете, что белые люди ушли из-за того, что этот ваш Му-га-ша получил назад свою законную руку? Дурачье! Война началась. Величайшая война. Белые люди грызут друг другу горло, как гиены. Умные набивают себе карманы, а дураки подставляют свои груди под немецкие и французские пули… Хотите посмотреть, какое имеет отношение ко всему этому ваш идол? Вот!

И он толкнул идола прямо в костер.

Крик ужаса пронесся по толпе и замер.

Страх сковал всех.

Алэ зажал уши, чтобы не слыхать грома.

Пламя мгновенно охватило идола. С треском запылали безобразные руки и ноги.

— Видите, он горит, — кричал Роберт, не заботясь о том, что Черный Лев, охваченный ужасом, уже не переводит его слов. — Видите, он горит, а кругом царит такая же тишина. Никто не взрывает баобабов, никто не бьет молотом по железу. Белые люди поехали воевать. Дураки, они скоро поймут, что такое война, но уже будет поздно! Поздно для тех, кого успеют сразить пули… Правильно я говорю?.. А?..

Роберт, увлеченный ораторским пылом, забыл, что его никто не понимает. Все негры смотрели на него с ужасом, а он стоял, озаренный пламенем костра, и кричал, вдохновенно размахивая руками.

— Строили дома! Железные дороги, аэропланы! И все для чего? Чтобы уничтожить все это снарядами! Калечить и уродовать друг друга! Несчастные, жалкие дураки! Ну, да они добьются! Не я буду, если после этой войны земной шар не лопнет по всем швам! Уф! Так-то!

Дикари смотрели на него все с тем же почтительным вниманием.

Жрец протягивал ему какое-то ожерелье из костей рыбы и о чем-то умолял его.

— Будь нашим богом! — сказал Черный Лев.

Роберт вдруг остановился.

— Слишком много чести, — произнес он. И хотя это было смешно, он не рассмеялся.

Ему ясно представился огромный мир, там где-то война, кровь течет рекою и заливает нивы, тут непроходимые суеверия, первобытная дикость, как тысячу лет назад.

Он надел на себя ожерелье.

— Иногда приходится быть богом, — пробормотал он, — ничего не поделаешь!

Латур усмехнулся.

— Фабр сулил тебе быть только генералом.

— Подымай выше! Но надо сказать Черному Льву, что у богов тоже бывает аппетит.

Они ели мясо газели, пили пальмовое вино и говорили о войне, которая потрясет всю Европу, а может быть, и весь мир.

А Европа между тем все щетинилась, как сердитый еж.

— Значит, Черный Лев зря притащил сюда эту руку? — спросил Жак.

— Зря и не зря. В жизни все так. Многое делается зря, но если бы это не делалось, не было бы жизни, не было бы истории… Люди, делая глупости, учатся быть умными… Вот. А теперь довольно болтать. Будем спать. Так-то, Жак. На свете жить интересно?

— Интересно.

Они заснули.

Как знать, может быть, мы с ними еще когда-нибудь встретимся.