Все события являются вымышленными, а имена персонажей и исторических мест подобраны нейросетью в рандомном порядке, поэтому любые совпадения – случайны.
Автомобиль, сбивший Наташу на переходе, был редким – бензиновым и безумно дорогим. Только хозяин жизни мог позволить себе передвигаться по поверхности, а не парить над ней в электрических беспилотниках.
Девушка вскрикнула, скорее от неожиданности, распласталась в паре метров от лоснящегося капота стального монстра и схватилась за разбитое бедро. А затем пришла боль, застелившая глаза мутной пеленой.
Надо сказать, день у Наташи не заладился с самого начала. С утра позвонила мама малышки Айгуль, с которой она занималась в качестве гувернантки, и сообщила, что её муж получил повышение, и теперь они смогут позволить себе электроняню.
Обидно. В максимально роботизированной Москве конца двадцать первого века простой русской девушке сложно найти оплачиваемую работу. Можно, конечно, устроится волонтёром в госпиталь на борьбу с очередной искусственной эпидемией. Тот случай, когда что-то плохое способствуют появлению чему-то хорошего – в данном случае рабочим местам. И всё же это сможет обеспечить лишь пропитанием и только её. А долги за ЖКХ? А долги за связь? Ещё эти штрафы за бездетность! И, да, а как же муж?
Муж Наташи – Александр – был человеком широкой души и творческой натуры. Музыкантом, одним словом. Но главная проблема заключалась в том, что все возможные сочетания нот и их длительностей за двадцать первый век были написаны нейросетями. А это значило, что за музыкальное сочинительство не только не платили, за него можно было угодить в тюрьму в связи с нарушением авторских прав. Ну, или нарваться на серьёзный штраф, что Александр Летин умудрялся делать довольно регулярно. Последнее же время он пил. Собирал все корочки, очистки, кожуру, замачивал, подсыпал вытяжку из чеснока вместо сахара, и пил это после того, как забродит. В связи с этим одиннадцатиметровую квартиру-студию всегда окутывал едкий запах браги.
Тем утром оказалось, что в квартире дышалось всё-таки лучше. На улице стоял едкий запах аммиака, смешанного с углекислым газом. «И откуда он берётся? – думала Наташа, надевая обязательный респиратор. – Понимаю, если бы бетоном пахло».
Надо отметить, что расползшаяся во все стороны Москва, забетонировала практически всю область. Лесов не осталось и в помине, а мода на парки сгинула уже лет пятьдесят тому как. Мэр был всё тот же, но злые языки поговаривали, что это – нейросеть.
Пыль от крошащегося десятилетиями бетона висела в воздухе и закрывала солнце. Но москвичи уже привыкли к серому небу с небольшим пятном более светлого оттенка серого.
А дальше начался сущий ад.
В центре занятости Наташе Летиной сказали, что люди, а тем более – русские сейчас никому не нужны. Пособие получить тоже не выйдет, потому что надо доказать, что ты не зарабатываешь деньги втихую. Как будто всё это не контролируется. А сделать надо вот что: принести от каждого существующего в Москве работодателя справку, что он не платит тебе зарплату в конверте. Идиотизм!
Ладно. Но долги за ЖКХ свербили сильнее, чем голод.
Пробегающий мимо паренёк из семьи какого-нибудь зажиточного Равшана, сорвал с её лица респиратор, и, пробежав несколько десятков метров, бросил его в лужу чего-то липкого, смолистого и дурно-пахнущего.
Пока Наташа бежала за ним, она споткнулась о робота-доставщика, выскочившего из-за угла, и упала, сильно рассадив колено. Хуже было то, что порвались последние колготки, которые давали хоть какой-то шанс найти работу. Без колготок девушки нынче считаются нищебродками. Но самое плохое заключалось в том, что робот-доставщик опрокинулся и рассыпал на свежую тротуарную плитку снеко-роллы и пицце-булки. Это снова штраф, компенсация убытков фирме-хозяйке доставщика и компенсация морального ущерба заказавшим еду. Убежать не получится, потому что все восемнадцать камер робота уставились на неё, намертво запоминая каждую пору на лице.