Бывшей царице выделили совсем не такие апартаменты в казематах, которые доставались обычным пленникам государя. Здесь имелась не только отдельная спальня и приличная ванная, но и подобающий благородной пленнице гардероб.
Так что встречала нас Юлия Александровна во всей красе. Успела и волосы уложить, и одеться согласно своему прошлому статусу. Действительно, не в монашескую рясу же ей рядиться?
Михаил II взглянул на бывшую супругу равнодушно. При виде меня наша биологическая мать улыбнулась, а переведя взгляд на Игоря Михайловича, заговорила:
— Поздравляю, сынок, ты высоко поднялся, — сказала она, глядя на цесаревича. — Всегда приятно видеть, как твои дети добиваются успеха. Такие вы у меня замечательные.
Царь хмыкнул, а Игорь Михайлович ответил:
— Я, конечно, благодарен за похвалу, однако должен заметить, что мои успехи — моя заслуга, — без каких-либо эмоций в голосе произнес он. — Впредь прошу вас не делать двусмысленных намеков, как будто вы имеет право именоваться моей матушкой. Такое право есть лишь у Евгении Семеновной Стремневой.
Но Юлия Александровна не была бы собой, если бы не продолжила играть с огнем.
— Поэтому я и выбрала ее в качестве твоей суррогатной матери, Игорь, — с улыбкой объявила она.
— Хватит, — отрезал Михаил II, прерывая диалог. — Ты больше не царица, и ей не станешь. А цесаревич прав — ты официально погибла при пожаре Иоанно-Предтеченского монастыря. Так что не думай, что тебе удастся вернуться к жизни, будто ничего и не было. Ты пыталась меня убить там и ответишь за свои дела.
Но Юлия Александровна не растерялась. Лишь головой тряхнула, глядя на супруга с победной улыбкой.
— Ты был слабаком, который не решался сделать то, что было должно, — сообщила бывшая государыня. — Боялся показать своего настоящего сына, признать детей и раздать им должности, чтобы закрепить за своим родом Милославских всю власть в Русском царстве. А смотри-ка, стоило мне умереть, как ты тут же бросился делать ровно то, чего хотела я.
Царь вместо ответа кивнул мне.
— Начинай, Дмитрий.
И не успела Юлия Александровна повернуть голову в мою сторону, а я уже воспользовался своим даром. Сопротивления моя биологическая мать никакого не оказывала даже символически, вместо этого мне показалось, что она наоборот приглашает меня к действию.
Но я полностью контролировал ситуацию, так что никакого подвоха не заметил. Просто отметил автоматически, что этот допрос может вскрыть какие-то секреты, о существовании которых ни я, ни Игорь лучше бы не знали вовсе.
— Готово, — сообщил я, не глядя на царя с наследником. — Задавай вопросы, государь.
И допрос потек томительно. Я повторял вопросы Михаила II, но касались они в основном тех дел, что велись задолго до моего появления. Царь, пользуясь только своей памятью, уточнял даты и имена незнакомых мне людей, но чья судьба, очевидно, была для него важна.
Игорь Михайлович отошел в сторонку и присел на диван. Большего от него никто не требовал, а мы государем продолжали слушать Юлию Александровну, пока государь, наконец, не закончил свою часть.
— Кого она считала своим фаворитом на место цесаревича? — спросил Михаил II.
Я переадресовал вопрос пленнице, и та ответила негромко, но мы все прекрасно ее услышали:
— Мой фаворит — Дмитрий Романов.
Я усмехнулся, ожидая такого ответа. А государь усмехнулся, глядя на бывшую супругу, но нового вопроса не последовало. Сидящий же в сторонке цесаревич и вовсе оставил слова биологической матери без реакции.
— Как ты хотела посадить на трон Романова? — уточнил я.
— После смерти Михаила II Милославского объявила бы лично перед собранием князей, верных Русскому царству, — проговорила бывшая государыня. — Сказала бы, что это последняя воля моего почившего супруга.
— Как должен был умереть Михаил II Милославский? — уточнил я.
— В пожаре Иоанно-Предтеченского монастыря, — ответила Юлия Александровна.
Бросив взгляд в сторону напрягшегося при этом царя, я продолжил уточнять:
— Ключники помешали тебе убить царя в монастыре? Или они помогали тебе совершить убийство?
— Ключники ничего не делали с пожаром, — ответила она. — Меня выкрал Людвиг.
— Людвиг не имеет отношения к ключникам? — уточнил я.
— Он за ними следит.
Это было интересно, а потому я продолжил расспросы.
Людвиг оказался убийцей, который приходил за членами общества, когда те нарушали Кодекс. Содержание самого Кодекса Юлии Александровне было неизвестно, но Людвиг не вмешивался в происходящее, пока ключники не пересекали некую черту.
От этого веяло бредом с одной стороны, а с другой, если бы я основывал общество, практически управляющее миром, тоже не отказался от идеи добавить к нему надзирателя.
Впрочем, это была любопытная, но пока что бесполезная информация. О том, как ее использовать, я еще обязательно подумаю. Но один вопрос она порождала прямо сейчас. Людвиг приходит только за поклонниками Януса Двуликого. А значит…
— Когда ты начала работать на ключников? — спросил я.
— Сразу после убийства великого князя Новгородского, — ответила Юлия Александровна.
Что ж, вот и ответ. Действительно, зачем размениваться на мелочь, когда можно получить целую царицу? И в этом свете предложение членства, сделанное Игорю Михайловичу, когда он еще был Игорем Павловичем, обретает иной смысл.
— Назови имена всех известных тебе членов общества ключников, — потребовал я.
И царица перечисляла. Стоящий рядом государь лишь хмыкал, а вот цесаревич сразу же заметил:
— Члены правящих родов Европы, — прокомментировал он.
Я кивнул, соглашаясь со своим биологическим братом. А царица продолжала говорить, называя имена и фамилии вторых-третьих сыновей. Ни одного наследника и непосредственного правителя.
И только в Русском царстве они попытались захватить власть, посадив на трон своего человека. Впрочем, что мне известно о внутренней политике наших соседей? Может быть, со временем члены общества и взойдут на свои престолы, избавившись от прочих конкурентов.
— К какому роду принадлежит Людвиг? — уточнил я, когда список имен закончился.
— Я не знаю этого, — ответила бывшая государыня.
И на месте самого Людвига, я бы тоже придерживался такой идеи. Раз ему нужно следить за всеми ключниками, которые охватили всю Европу, тоже не стал бы никому представляться настоящим именем. Так что вполне вероятно, что и Людвиг — псевдоним, призванный запутать следы.
А царица совсем поникла. Если мы будем продолжать, это попросту убьет ее мозг. Впрочем, государь и сам все видел, так что, не скрывая недовольства, махнул рукой.
— Отпускай ее, больше все равно ничего не узнаем, — велел Михаил II, глядя на бывшую супругу без всякой жалости.
Я развеял технику, и подхватил биологическую мать, чтобы та не рухнула на пол. А сидящий на диване Игорь Михайлович добавил:
— А мне кажется, мы узнали самое главное, государь, — произнес цесаревич. — Против нас весь западный мир. И от своих планов по захвату Русского царства они не откажутся. Никакой Людвиг, каким бы цепным псом Кодекса он ни был, не остановит будущих королей.
Михаил II кивнул в ответ на слова наследника и молча смотрел, как я сажаю Юлию Александровну в кресло.
— Полагаю, вам не нужно напоминать, что обо всем здесь услышанном, нужно молчать, — произнес царь. — Мне нужно подумать, что теперь со всем этим делать. Ультиматум Германскому рейху может привести к войне, и я уже не уверен, что начни мы войну против кайзера, против нас не восстанет вся Европа.
Я промолчал, никак не комментируя его выводы. Молчал и Игорь Михайлович. Решать подобные вопросы не в моей компетенции, однако мне хватало ума понять, что мировая война в мире магии — это самый настоящий апокалипсис.
Но меня новые сведения не пугали. Я и раньше-то не считал, что удастся прожить без войн. Теперь мы просто узнали имена противников, и от этого можно было сыграть.
В конце концов, ни в Поднебесной, ни в Османской империи ключников не было. А обе эти державы — уже наши союзники. Ко всему прочему, русский князь даже взял в жены дочь китайского императора.
Пожалуй, стоит навестить Пермск. Я как раз хотел прикупить там земли, чтобы разместить там сервера «Оракула».
* * *
Русско-германская граница, губерния Литовская.
— С какой целью прибыли в Русское царство?
Именно этот вопрос должен будет задать дежурный таможенник, когда Ганс Петер Вульф встанет перед ним и протянет документы. И услышать эту простую фразу мужчина мечтал с каждым мгновением все сильнее.
Граница пока что была обустроена чисто символически: асфальтированная дорога вела через два таможенных пункта, установленных на небольшом расстоянии друг от друга. Пока еще не было разделения на дорогу для благородных и простолюдинов, все двигались вместе.
Несмотря на лицо лет тридцати, мужчина, только что покинувший территорию Германского рейха, был совершенно седым. По-военному короткая стрижка, волевой подбородок, резкие черты, выступавший вперед подбородок. Он сошел бы за благородного, но гербов не имелось.
А потому и вел себя соответственно своему положению. Ганс Петер уступил дорогу кабриолету, в котором сидела какая-то благородная девушка, одетая в по-весеннему коротком сарафане. Густые черные волосы ее были распущены, на лице — солнцезащитные очки, хотя погода стояла пасмурная.
Вместе с ней в машине ехало трое охранников, в которых опытный взгляд Ганса Петера сразу же определил сотрудников Царской Службы Безопасности. Все-таки опричники вели себя совсем иначе, чем кадровые офицеры.
Герб на машине был не родовым, а государственным. И опознать, что за девушка возвращается из неметчины в Русское царство, Ганс Петер не смог. Зато лицо у благородной было знакомым, но видел седой ее мельком, а потому так и не определился, кто эта девушка.
Седой немец улыбнулся, провожая автомобиль, и продолжил путь.
Ганс Петер Вульф, а семь лет назад Геннадий Петрович Волчий ступал по тротуару, и с каждым шагом с него слетала привычная за годы работы на чужбине строгость и напряжение.
Семь долгих лет он не был на родине. Семь лет работал управляющим в родовом особняке Бисмарков. А теперь все закончится, и больше никогда Геннадий Петрович не переступит через границу своей страны.
В портфеле, который не вызвал никаких подозрений у таможенников Германского рейха, лежали украденные из дома кайзера документы. Они не были целью работы, но, получив ультиматум, Вильгельм фон Бисмарк распорядился рассчитать всю стороннюю прислугу, чтобы заменить уроженцами города Бисмарк.
Геннадий Петрович не мог не воспользоваться случаем. Он добился в Германском рейхе определенной репутации, построил карьеру, которая не каждому немцу снилась. И когда получил известие о грядущем увольнении, поступил так, как ожидалось бы от человека его биографии.
Сперва разобрался с прислугой, часть из которой пришлось уволить, затем передал дела новому управляющему. Никто бы и не заподозрил, что Ганс Петер, блестящий управляющий, ставший уже почти своим в родовых землях кайзера, на самом деле разведчик другой страны. И никто тем более не мог ожидать, что управляющий сможет изъять документы из сейфа монарха Германского рейха.
Расстояния до русского терминала оставалось всего метров пятьдесят. Пройти их можно за минуту, никуда не спеша. И хотя Геннадий Петрович всей душой хотел их пробежать, но держал себя в руках, продолжая играть роль солидного немца.
Ему казалось, он спиной чувствует, как за ним пристально следят с германского терминала. Вдоль хребта прокатилась капелька пота, но внешне мужчина все еще оставался спокойным.
— Стоять! Задержите его! — услышал он крики за спиной на немецком языке.
И, уже не скрываясь, Геннадий Петрович рванул со всех ног к русскому терминалу. Там как раз из машины вышла благородная девушка, решившая размять ноги, пока ее люди оформляют документы.
Она же первая и увидела, как седой мужчина, прижимая к себе чемодан, бежит что было сил к русской границе. Увидела она и выбежавших из своих кабинок солдат Германского рейха.
С каждым ударом сердца все сильнее чувствуя, что от первой пули его отделяют считаные мгновения, Геннадий Петрович не оборачивался. Его взгляд впился в лицо черноволосой девушки и ее охраны. Он видел, как напряглись и потянулись за оружием опричники в машине.
— Капитан Волчий, разведка! — закричал Геннадий Петрович. — Прошу…
Выстрел грянул, оборвав его речь, но не прервав действия. Уже занесший руку для броска мужчина споткнулся и, теряя равновесие, взглянул за черту, за которой начиналась родная земля, стиснув зубы. Он закончил движение, отправляя в полет свой чемодан.
Вторая пуля пронзила его ногу, едва отстав от первой. Все произошло почти одновременно.
Чемодан еще крутился в воздухе, а немецкий солдат в боевой броне зажал спуск, и в сторону разведчика устремилась автоматная очередь.
Вот и все, успел подумать Геннадий Петрович, начиная падать в сторону так и не достигнутой границы. Он падал наземь лицом вперед, и потому прекрасно видел, как вспыхнули глаза девушки странным голубым огнем.
Сзади грохотали выстрелы, но почему-то не достигали цели. А Геннадий Петрович, лежа на земле, пополз вперед, оставляя за собой кровавый след. Из перебитой артерии хлестало, как из дырявого сита, нога не слушалась и не ощущалась.
Сцепив зубы, Волчий продолжал ползти, казалось, целую вечность. Он смотрел только туда, где начиналась земля Русского царства, и не мог себе позволить отвлекаться. Чувствовал, что стоит отвести взгляд, закрыть глаза — и умрет, так и не дойдя до конца.
Как его подняли чьи-то сильные руки, он уже не видел, потеряв сознание всего в метре от вожделенной родины. Единственное, что запомнил Геннадий Петрович, прежде чем окончательно отключиться, был приятный женский голос:
— С возвращением домой, капитан.
Не видел он трупов солдат, лежащих у немецкого терминала. Не видел и дыма, который поднимался от возведенного пограничного пункта Германского рейха. И не слышал, как один из охранников обратился к девушке:
— Ксения Алексеевна, этот чемодан нужно немедленно доставить в Москву.
— Как раз навещу отца с братом, — отозвалась княжна Казанская, делая лежащему без сознания капитану укол из шприца с наномашинами.
Брат, конечно, выделил свое лекарство для сестры. Но ей в поездке не пригодилось, а капитану позволить умереть после того, как сама же за него вступилась, Ксения не могла.
— Организуйте все, и проследите, чтобы капитана не забыли при раздаче наград, — произнесла она, убирая использованный шприц в сумку.
Сотрудник ЦСБ улыбнулся.
— Не забудем, Ксения Алексеевна, можете не сомневаться.
— Я обязательно уточню у Емельяна Сергеевича лично, — напустив на себя строгости, княжна Романова кивнула на дорогу. — Мы поедем уже, или нет?