Роман одного открытия

ЗДРАВКО СРЕБРОВ И ЕГО «РОМАН ОДНОГО ОТКРЫТИЯ»

Здравко Сребров принадлежит к тому поколению болгарских писателей, чьи дарования выявились одновременно с их мужественной борьбой против фашизма и его диких нравов. В ходе этой ожесточенной борьбы и формируется эстетическая позиция писателя-гражданина. Свидетель апрельских событий 1925 года, когда была совершена кровавая расправа над коммунистами-интеллигентами, сам не раз подвергавшийся арестам, он неуклонно шагает в ногу с борющимся рабочим людом, все больше проникаясь его революционным пафосом, разделяя его участь, ибо правда, которую несет народ, становится и его правдой. События более раннего периода, характеризующиеся напряженной предвоенной обстановкой в стране, первое столкновение будущего писателя с жизнью всколыхнули чувствительную душу ребенка, и это волнение не улеглось в нем, теперь уже зрелом мастере, до сих пор, переживания, светлые помыслы и честные порывы юности и по сей день окрашивают мир писателя своей подкупающей, неповторимой свежестью и силой. И поэтому все, что выходит из-под его пера, отмечено глубоким, особенным, свойственным лишь пылкой юности, волнением. О себе автор писал так:

В этих исполненных откровения строках раскрывается духовный облик писателя Здравко Среброва, чью силу составляют достоинства пламенной юности и мудрость человека, прожившего большую и интересную жизнь.

Он знаком болгарскими читателям как автор повестей и рассказов, посвященных антифашистской борьбе («Момчил сходит с гор», «Балванская битва»), художественных очерков («Приближающиеся огни»), литературно-критических статей и эссе.

«Роман одного открытия» переносит нас назад в атмосферу первых творческих исканий писателя. Эта книга увидела свет еще в 1942 году. Реакция критики была спонтанной — резкая социальная заостренность и философская, и писательская концепция автора дерзко прочерчивали политическую границу между людьми. Из этого явствовало, что Здравко Сребров смело шел на риск и был готов принести жертву, а это первое указание о наличии у автора писательской совести. Он говорит устами одного из своих героев:

С тех пор прошло почти двадцать лет, но книга переработанная на опыте 2-х десятилетий дважды переизданная, не утратила ни свежести своих красок, ни живости и оригинальности своей мысли. Она заставляет нас с волнением воспринимать обрисованную автором действительность — а это верный признак всякого подлинно талантливого произведения.

Основа «Романа одного открытия» — полуфантастическая сюжетная канва: талантливый болгарский биолог Асен Белинов, после долгих поисков получает, наконец, свою вакцину «Утопин», дающую толчок скрытым способностям человека, позволяя делать из него артиста, существо утонченной чувствительности и гениальных прозрений, сообщая ему импульс бурно расцветающей молодости, творческого горения и изобретательских дерзновений. На страницах романа это необыкновенное открытие поляризует людей, окружающих молодого ученого: рядом с завистью и консерватизмом занимают свое место нравственное падение, нелепый торговый расчет и равнодушие — и наконец открытие обращается в трагедию для его открывателя. Здравко Сребров с большой проницательностью показал общественные мотивы личной драмы, что и придает книге силу обобщающего изображения.

Обстановка, в которой действуют герои, их внутренние побуждения и поступки понятны читателю, ибо они обыкновенны и свойственны человеческой природе. Выдумка здесь послужила лишь поводом для того, чтобы изобразить унылую картину той безрадостной действительности, когда творческая смелость оплачивалась слишком дорогой ценой. Поэтому перед читателем на всем протяжении романа зримо стоит судьба героя — она волнует его, бунтует его чувство справедливости, убеждая его в том, что совесть человека никогда не должна служить низким целям тех, кто привел творца Белинова к гибели.

Роман Среброва — одно из тех немногих произведений болгарской художественной литературы, в которых фантастика и реалистическое изображение сплетаются в жизненно оправданную, художественно осмысленную ткань повествования, сотканную с превосходным чувством художественной меры, что делает гражданскую позицию автора еще более приемлемой. К достоинствам романа можно также отнести следующее: чутье писателя, которое в данном случае можно назвать новаторским, позволяет ему преодолеть пространность бытописания и добиться сжатой формы повествования — экспрессивной, освобожденной от излишнего словесного груза. Именно такого решения требует сюжетное построение книги. Она выдержала испытание временем и не перестает по-прежнему волновать и будить силы ума и сердца, как бывает всегда при соприкосновении с истинным искусством.

Автор был совсем близок к традиционному психологизму, к чрезмерному анализированию, к чрезмерно пространной мотивировке поступков и к тщательной, доскональной внешней обрисовке героев. Но он вовремя спохватился и нашел правильное решение, изобразив то, что хотел, по-новому — лаконично и образно, пользуясь богатыми средствами подлинного искусства, вымещающими излишний психологизм из художественного произведения.

Писатель вводит нас в среду ученых-биологов, мечтателей-архитекторов, художников и революционеров — в общество людей, наделенных удивительной чувствительностью и интуицией, мгновенным, не притупляющимся «гражданским рефлексом» и безмерным чувством красоты. Автору удается очень быстро и незаметно сроднить нас с этой средой — условности фантастики отступают, сходят на нет, и мы начинаем верить своим героям и жить одной с ними жизнью. Взволнованный тайнами науки, предающийся философским размышлениям, автор ведет нас за собой, и это говорит о зрелости его произведения, выводит подтекст, проистекающий из сложного изобилующего конфликтами, замысла романа. Вызволение неспокойной мысли Здравко Среброва не становится самоцелью, что может легко перейти в авторскую манеру — оно находится в неразрывном художественном единстве со всем произведением. Поэтому, даже в тех местах, где мысль писателя выявляется чуть ли не в форме афоризма, она все же не утрачивает своей органической связи с романом.

Есть одна сцена в доме ученого Белинова, «Вечеринка у Асена Белинова», которая стоит в центре романа и является его кульминационной точкой. Живость диалога, сверкающего порой ослепительными блестками, его художественная осмысленность делает эти страницы неотъемлемой частью нашего литературного фонда. «Дядя из Америки», великолепная глава «Неожиданные выводы из демонстрации сумасшедших», образ Биловена, драма Синилова, социологические прозрения в главе «Оппозиция Биловена» — уже только это может оправдать жизнь любого писателя.

В отношении художественного и психологического решения образ д-ра Синилова представляет собой открытие. При его обрисовке перевес на стороне изобразительных художественных средств — и это великолепно оттеняет и в то же время уравновешивает графические очертания других образов. Сцена с девушкой и Радионовым, развязка с Ноной Белиновой в центре поражают своим неожиданным и глубоким психологическим эффектом. Синилов — не подлец по природе. Его делает таким постепенно складывавшийся взгляд на жизнь, который в свою очередь обусловливает его цинизм. Этот взгляд, лишивший в его глазах человеческие добродетели всякой ценности, и заставляет его презирать «фантазеров» — с ними он в состоянии войны, хотя с их стороны ему не грозит никакая опасность. Этот сложный душевный узел заключает в себе скрытое недовольство от смутного сознания того, что сам он не может стать таким «фантазером», ибо ему не достает силы тех «слабых», ибо он не способен на жертвы ради «какой-то там бессмыслицы», ибо у него нет идеалов, во имя которых он бы мог принести жертву.

Мы закрываем книгу Здравко Среброва с чувством удовлетворенности, душевной разрядки: ведь почти незримая нить фантастического возвысила и приблизила нас к истинно прекрасному; ужасная ночь и смерть ученого-мученика становятся избавлением и воскресением.

Нередко нас долго не покидает чувство, спонтанно возникающее по прочтении каких-либо мест романа, чувство радости или восторга, а это убедительнеее всего говорит от том, что в руках у нас побывало подлинно художественное произведение.

Станислав Сивриев