Роксана. Девочка у моря

Первая часть Глава 1

– И это всё моё?!

Хорошо натоптанная тропка – видно, что часто ходят, – обогнула утёс, и я увидела цель нашего похода. Деревня, куда спешила Прасковья проведать пациента, была немногим меньше Калиновки, где началась моя новая жизнь.

– Твоё. Земля, на которой живут эти люди, относится к поместью. Они, как я поняла из рассказа старосты, не крепостные, но крайне зависимы от тебя ещё и в том, что подати должны платить.

Сверху поселение казалось игрушечным. Белёные заборы и постройки под камышовыми крышами издали выглядели нарядно. А как на самом деле всё обстоит, надо вблизи изучать. Осмотреть, опросить, дабы понять нужды и чаяния моих людей. Зависимость – состояние обоюдное.

В деревню Прасковья собралась сразу после завтрака на другой день после отпуска.

– Мальчонку надо осмотреть. Хоть и уверена, что всё у него хорошо заживает, но лишний раз убедиться для собственного спокойствия не помешает, – объявила она, спускаясь по лестнице, одетая для дальней прогулки и с объёмной сумкой через плечо.

– Можно с тобой? – умоляюще сложила я ладони перед грудью. – Сколько уже здесь живу, а в деревне ещё не была.

– Пошли, – пожала плечами подруга. – Только оденься потеплее. Ботинки, пальто, платок на голову. Ве́рхом пойдём, там ветрено бывает.

С лестницы услышала взволнованный вопрос Глафиры:

– Почему ве́рхом? Не опасно там?

Торопясь поскорее собраться, ответа целительницы не слышала, да и знала, что Прасковья не тот человек, чтобы рисковать понапрасну. Да и Дружок с нами – защитит если что.

Через боковую калитку за бывшей конюшней мы вышли на тропу, зигзагами уходящую в гору.

– Сейчас поднимемся на плато. Оно почти как лавандовое, но на нём мало что растёт – море слишком близко, и солёный ветер сжигает всё на своём пути. Там недолго идти, скоро вниз спустимся. Этот путь короче, и когда погода позволяет, местные здесь бегают. Одно плохо – только пешком можно путь одолеть. По нижней дороге и лошадь пройдёт, и тележка, запряжённая осликом, спокойно проедет, но плестись больше часа, гору огибая.

Простор, встретивший на вершине, оглушал. Союз бездонного неба, слившегося с бескрайним морем, казался воплощением бесконечности. Жаль, солнца не было, потому и пространство удивляло не яркой лазурью, но всевозможными оттенками серого: от жемчужно-серебристого в просветах пепельных облаков до насыщенно-графитного в глубине волн, несущихся к берегу.

Ветер, набравший разбег над морем, трепал полы наших пальто, длинную шерсть пса, голые ветки редких кустарников и причудливо изогнутых невысоких деревьев. В стремительном воздушном потоке ещё не было промозглого холода, но и тепла почти не осталось. Осень…

Ступив на улицу поселения и окунувшись в его колорит, на минуту показалось, что кто-то активировал портал и перенёс нас куда-то в Среднюю Азию. Дувалы* выше человеческого роста, скрывающие дворы от нескромных взглядов, превратили улицы в запутанные лабиринты.

– Как ты здесь ориентируешься? – ворчала я, пытаясь запомнить дорогу, и придерживая Дружка за ошейник.

– Привыкла уже. Не в первый раз сюда прихожу. И ты привыкнешь, если подружишься с местными, – улыбнулась Прасковья, наблюдая за тем, как несколько мальчишек, набрав с земли мелких камушков, обкидывают друг друга, громко радуясь попаданию. Поймав взгляды нескольких сорванцов, она погрозила пальцем и показала на свой глаз. Пацанва, легко поняв, что гостья сердится, сбросили стратегические запасы себе под ноги и рысью припустили вдоль улицы, на ходу выкрикивая чьё-то имя. – Побежали предупредить старосту, что мы пришли. Всегда выходит поприветствовать.

Под ногами что-то хрустнуло, и я присмотрелась, чем же таким мальчишки пулялись. А когда поняла, то охнув опустилась на четвереньки и принялась собирать разбросанное.

– Роксана, ты чего? – остановилась подруга.

– Ты знаешь, что это такое? – протянула я к ней раскрытую ладонь со своей добычей.

– Орехи, – недоумённо приподняла брови целительница. – Миндаль, кажется. 

– Это полновесные орланы, дорогая моя! Золото, которое валяется под ногами.

Пока Прасковья пользовала своего маленького клиента и набежавших кумушек, жаждущих внимания целительницы, я беседовала с уважаемым Хайдаром.

– Да самое бесполезное растение, госпожа, – взглянув на орехи в моей руке, вздохнул староста. – У домов только ради весеннего цвета держат, а так-то все леса окрест заросли этой зряшностью. Плодов нет, одни косточки. И на дрова не срубишь – гореть нечему. Вот и растёт. А куда их? Только ребятня и балуется.

Я же, вспомнив, сколько полезного из этой «никчёмности» получить можно, никак не могла понять, почему здесь миндальные орехи валяются под ногами. Может, в этом районе растёт горький сорт, который годится в еду только после дополнительной обработки?

Чтобы не мучаться сомнениями, прижала скорлупу пальцами, заодно и прочность её проверяя, легко очистила ядрышко и откусила кусочек. Целиком в рот совать остереглась – отплёвываться от неприятного вкуса не хотелось.

Миндаль оказался сладким, с хорошо выраженным ароматом. Точно, Клондайк! Хоть и читала, что для более яркого вкуса в сладкий миндаль добавляют небольшой процент горького, для усиления той самой утончённой ноты, которая придаёт блюдам и напиткам неповторимость.

Из всех полезностей сразу отмела изготовление ликёра «Амаретто» – хита девяностых и символа тогдашней новой эпохи. Пили ликёр в те года поголовно: от рафинированных дам до бритоголовых братков в малиновых пиджаках с цепями на толстых шеях. Подумать страшно, сколько палёного пойла – не могла итальянская промышленность справиться с производством такого невероятного объёма – в те годы люди выпили под видом благородного напитка. Поэтому даже думать в эту сторону не буду. Правильного рецепта не знаю, а суррогат гнать – продукты переводить и себя не уважать. От производства миндального масла тоже отказалась – возни много, применение узконаправленное, прибыль получить сложно. Осталось кулинарное направление: миндальная мука и изделия из неё. Больше ничего вспомнить не получилось.

Глава 2

Быстро и самым коротким путём, словно хранитель лабиринта с большим стажем, уважаемый Хайдар провёл нас сквозь путаницу улиц к берегу реки.  

Широко распахнутыми глазами смотрела я на стремительный мутный поток, несущийся к морю. Никак не думала, что на полуострове есть такие полноводные реки. Хотя с чем я сравниваю? В прошлой жизни в Крым ездила только летом, когда под жарким южным солнцем многие источники, питающие реки, высыхали. Плюс огороды местных жителей, нуждавшиеся в поливе, потребляли немалое количество воды. Вот и добегал к устью тоненький ручеёк, который рекой назвать было сложно.

– Похоже, в верховьях сильные дожди прошли, – глядя на реку, поскрёб висок староста. – Завтра-послезавтра и до нас ливни доберутся. Надо бы людей предупредить.

Было видно, как не хочется бедолаге идти к месту, где обитают тёмные духи, но бросить меня одну он не мог. Пусть маленькая, но госпожа и хозяйка этих земель.

Я ожидала увидеть мельницу полуразрушенным, поросшим мхом и камышом домишком и, увидев крепкое каменное строение под черепичной крышей, с большим деревянным колесом, предназначенным для запуска жерновов, сильно удивилась.

Осмотрев с пригорка и заводь на берегу, где стояла мельница, и крепкую запруду, из которой вода по жёлобу направлено падает на лопасти колеса, и засыпанную галькой и щебнем дорогу, подивилась, как толково организовал работу прежний хозяин.

Очень-очень жаль будет, если такое отлаженное дело сгинет из-за глупых суеверий.  

– А отчего мельник умер?

– Кто ж его знает, госпожа… – развёл руками уважаемый Хайдар. – Тосковал сильно. Жена у него пропала. Вот он и закручинился. Нашли его, когда приехали зерно молоть. Сидел на лавочке, на стену опершись. Знахарка наша сказала, что сердце у него разорвалось от горя. А разве так бывает? Чтобы из-за бабы – и сердце в клочья?

Последний вопрос явно был риторическим – не мог всерьёз взрослый дядька у мелкой меня такое спрашивать – поэтому я промолчала.

– Пойду к мельнице, а вы здесь присмотрите, чтобы мальчишки за мной не шли, – я кивнула на группку ребятишек, старательно делавших вид, что ни мы с Дружком и старостой, ни наша прогулка в сторону страшного места их совершенно не интересуют. – Мне там осмотреться нужно.

– Ведовать будете, госпожа? – со скрытым страхом уточнил Хайдар.

Но я ничего не ответила и пошла по тропинке вслед за псом, резво сбежавшим к воде. Зачем объяснять несведущему человеку, что почти все мои знания ведовства и магии пока теоретические. Прасковья едва ли не каждый день напоминает и одёргивает.

– Потерпи! До первой крови нельзя силу лишний раз тревожить, – строго требует она. – Что в твоём случае полгода-год? Пойми, дар у тебя сложный. Стихийные магии с природными силами переплелись так, что в глазах от узора пестрит, когда истинным зрением смотришь. Да не коси глаза! Всё равно на себе не увидишь. Для того чтобы справиться с разновеликими и разнонаправленными потоками, физическая сила нужна немалая. Хорошо, занимаешься каждое утро, но у любого тела запас прочности имеется. Надеюсь, рядом буду, когда случится инициация, и смогу помочь обуздать выброс, но чем позже такое случится, тем лучше.  

Понимала, что наставление подруги не пустые слова, и, как бы ни хотелось, старалась сдерживать порывы щелчком пальцев зажечь свечу или потоком воздуха сбросить с дорожки шишку, а то велеть земле на газоне закрыть кротовые норки и самим кротам приказать проваливать в другое место. Ой, да мало ли чего можно сделать, когда невероятное чувство – мне подчиняются стихии – щекочет кожу и самолюбие.

Пока сдерживаться удаётся, а как дальше получится, видно будет.

Под настилом между свай журчала вода. Основной стремительный речной поток не достигал заводи, что ещё раз говорило о высоком профессионализме прежнего мельника. Жаль мастера, жаль…

Приказав Дружку стеречь, присела на лавочку, стоящую у стены, с намерением осмотреться в том состоянии, когда видишь всё. И явное, и скрытое от глаз обычных людей. Но даже сосредоточиться толком не успела, когда моё сознание дёрнули с такой силой, что тело чуть с лавки не упало.

– Ты пришла! Помоги нам! Идём, идём с нами, мы покажем! – наперебой голосили…

…кто? Кто разговаривает со мной? Куда и зачем зовёт? И ведь не просто зовут, тянут.

– Постойте! – постаралась я так же мысленно ответить. – Кто вы? Куда зовёте меня?

– Мы духи, ве́дущая. Духи реки, духи берега, духи этого места. Ты пришла. Помоги нам, – опять перебивая друг друга, замельтешили голоса.

И я реально почувствовала, как меня тянут. Не тело, но сознание. Куда-то в глубину тёмной воды, плещущейся под настилом. Не хочу туда, мысленно упиралась я. Там мрачно, страшно и воняет. У сознания есть обоняние? Как я могла услышать смрад разложения из-под толщи воды? Но услышала же и начала сопротивляться ещё сильнее. Но сколько было тех силёнок у неинициированной ведуньи против проявлений природных сил? Чем настойчивее тащили меня, тем сильнее я напрягалась в попытке вырваться. И вдруг словно струна лопнула.

Дзинь, вывернулась я из настырных объятий. Дзинь, сознание врезается назад в тело. Дзинь, низ живота пронзает резкая боль, возвращая в реальность. Нифига себе с духами пообщалась, ругаюсь я сквозь зубы, чувствуя, как мокнут бельё и платье, как от слабости дрожат руки и кружится голова.

– Дружок, Прасковью приведи. Срочно! – выдохнула я и привалилась к стене, стараясь не потерять сознание. Удивительно, но даже в таком состоянии я услышала беспокойство тех, кто меня довёл до такого. Они метались вокруг: вода плеснулась, ударившись волной в настил; ветви в кустах закачались, словно кто-то пробежал; ветер прохладой в лицо дунул, не давая забыться. Надо же, волнуются. – Успокойтесь, не гневаюсь я. Позже поговорим. Наберусь сил, и поговорим.      

Сознание я всё же потеряла. Открыв глаза, не могла понять, где нахожусь. Сумрачно, потолок низкий, постель явно не моя. Прислушалась к себе. В ушах звенит, тело вялое, как медуза, живот болит, хоть и не так остро.

Глава 3

Ночевали мы не у старосты, как я было подумала вначале, а у Амины, бездетной вдовы, приятельницы Прасковьи.

– Знаешь, я ею восхищаюсь, – рассказывала подруга, помогая мне расчесывать и заплетать волосы. – Дар у неё слабый, но достаточный для активации малой почтовой шкатулки. Такую положено держать в деревне с населением от тридцати до пятидесяти дворов, вот как эта. Откуда Амина об этом узнала, не ведаю, но чуть ли не на второй день после свадьбы уговорила новоиспечённого мужа поехать в Багчасарай, в почтовое ведомство. Барашка отвезли, как водится, одарили чиновника чем богаты были и получили должность. Работа непыльная, но жалование, хоть и невелико, регулярное… Лет пять назад муж уважаемой Амины умер. Как думаешь, что она сделала?

– Наверное, взяла ещё одного барашка и поехала к начальству, – предположила я.

– Да! И добилась-таки, чтобы должность оставили за ней, – порадовалась за вдову целительница. А потом, хихикая, добавила: – Но так как в ведомстве сначала получили письмо о смерти служащего, то вдове, как оно по закону положено, назначили пенсию. Теперь уважаемая Амина двойное содержание получает. Мало того, она ещё и знахарка местная. Дар у неё с землёй связан. Травки собирает – сборы составляет, знает, как и чем почву обогатить, от злостных сорняков избавить может. Представляешь, какая молодец? К ней чуть ли не каждый месяц свататься приезжают, презрев тот факт, что невесте уже за сорок.

– И что она?

– А я не соглашаюсь, – с этими словами в комнату вошла женщина в тёмном строгом платье простого европейского покроя, но в колоритном местном платке на голове. – Деток мне Всевышний не дал, заботу о чужих брать на себя не хочу. Мачеха, как бы сладко ни кормила, как бы мягко ни стелила, всё равно хорошей не будет. Поэтому я сама как-нибудь со своей жизнью управлюсь, – сказав это, словно точку поставив в неприятном для неё разговоре, женщина поклонилась мне и представилась: – Амина я, маленькая госпожа. Рада буду служить вам.

Меня такая готовность удивила. Мы толком ещё незнакомы, а она чуть ли не клятву верности принесла.

– Не удивляйся, госпожа. Вижу, ты сильная ведунья. Кому, как не ведающей, знахаркам подчиняться? Ты к духам ближе, тебя мать-земля знаниями и силой питает, значит, ты в своём праве казнить или миловать нас, грешных. А то, что лет маловато, так этот недостаток быстро пройдёт, – хозяйка дома ещё раз поклонилась и, приподняв штору, закрывающую дверной проём, пригласила: – Пожалуйте трапезничать, барышни.

Несмотря на мою слабость, Прасковья велела вставать и ходить.

– До стола с моей помощью дойдешь. Съешь и выпьешь, сколько сможешь, а потом назад дойти помогу. Так силы скорее вернутся. Лежать хорошо, но не полезно. Поднимайся!

Под руку с подругой, на слабых ногах доплелась до стула, на который Амина мне подушечку положила. Придвинули к столу так, чтобы не свалилась, даже если захочу, и велели есть:

– Это творог со сметанкой и мёдом. Это лепёшки кукурузные, это ягоды, в меду протёртые. Ешь, госпожа, набирайся сил. И вот отвара из моих травок для начала выпей.

Отвар первой попробовала Прасковья. Понюхала, отпила глоточек и задумалась, перекатывая напиток во рту. Замерла, будто встроенный химический анализатор включился. Глядя на целительницу, вдруг явственно представила, как у неё во рту отвар расщепляется на молекулы и атомы, опознаётся вкус и полезные свойства трав, присутствующих в смеси, их совместимость, польза и вред.  

Несколько секунд, и подруга одобрительно кивнула хозяйке дома:

– Отличный сбор, Амина. Как раз то, что нашей девочке нужно.

«Нашей девочке» повторила я мысленно и тут же взбрыкнула: мало мне было Глафиры с Прасковьей, теперь ещё одна нянька появилась – Амина. Но сил на полноценный бунт пока не было, поэтому заткнула себе рот полной ложкой вкуснейшего творога и принялась сосредоточенно жевать.

После отвара, который, по словам подруги, должен восстановить силы, мне безудержно захотелось спать. Подхваченная с обеих сторон под белы рученьки, я в ту же минуту была отправлена в постель, где и уснула, не помню как.

Проснулась я другим человеком. Исчезли слабость и боль в теле, вернулась бодрость, и взгляд на многие вещи изменился. Прежде сбор и обработку миндаля я хотела поручить уважаемому Хайдару, но, отдохнув, поняла, что кандидатуры лучше Амины, мне не найти. Опытная, хваткая, ещё нестарая женщина, самостоятельно управляется с домашним хозяйством, к тому же даром владеет.

В спальне вновь стало сумрачно – я что, весь день проспала? – но из другой комнаты через дверной проём с отодвинутой занавеской падал неяркий свет и доносился негромкий разговор.

– Так и не разобралась, что у них там случилось, – тихо вздохнула Прасковья. – И полицейский тот не понял ничего. Хорошо, что похоронили их по-людски. И всё равно жалко. Похоже, девчонка совсем молоденькая была.

– Молоденькая… Мельник её год назад привёз. Надоело бобылём жить, сосватал сиротку в дальнем селе. Хорошо жили, жена, как птичка, всё песенки пела. Иду, бывало, мимо, а она возится по хозяйству и напевает что-то. Голосок звонкий, чистый, счастливый. Вскоре забеременела. Прибегала ко мне, совета спрашивала, что да как… Но не кручинилась, а радовалась ребёночку. И почему так? Кто теперь скажет…

Я встала, сама прошла, присела к столу. Щурясь на свет и хмурясь от грустной темы, сказала:

– Духи мне рассказали, – Прасковья и Амина внимательно посмотрели на меня. Кем бы мы ни были, в каком мире ни жили, любопытство всегда будет свойственно женщине. – Мельник, узнав о скором отцовстве, похоже, сильно поглупел. Велел жене беречь плод пуще глаза, иначе прибьёт. То ли девчонка по жизни запугана была, то ли беременность на неё так повлияла, но она слишком серьёзно восприняла слова мужа. И береглась, как могла. А тут приспичило мельнику по делам отъехать на несколько дней. Жена одна дома осталась, и что у неё там случилось, духи не знают. Может, упала неудачно, может, тяжёлое что подняла, но начались преждевременные роды.

Глава 4

– Мне кажется, что ты была излишне сурова с Аминой, – наконец заговорила Прасковья.

Поднявшись на плато, мы остановились передохнуть и полюбоваться морем, искрящимся под ослепительными солнечными лучами.

Спорить не хотелось. Несмотря на то, что я два дня отлёживалась в доме знахарки, тело до конца не восстановилось, и подъём дался мне с трудом. Но дольше оставаться в деревне мы посчитали невозможным. Вот-вот должны были хлынуть обещанные уважаемым Хайдаром дожди. Путешествовать же по раскисшей тропе или размытой дороге – не самая удачная идея.   

Уже сейчас небо разделилось на две части. Над морем светило яркое, тёплое, почти летнее солнце, а с гор тянуло промозглой сыростью, которую нёс туман и низкие тёмно-серые облака. Но пока о погоде можно не тревожиться, и сильной нужды торопиться нет. Духи обещали дождь только к вечеру.

– Она хорошая женщина, и мне кажется, ей можно доверять, – не отставала подруга.

Я вздохнула. В доме Амины я не могла вести откровенные разговоры, а на вилле Глафира мгновенно почувствует наше разногласие и пристанет с вопросами. Придётся объясняться здесь. Осмотрелась и, приметив высокий валун, способный защитить от ветра, дующего с гор, предложила Прасковье:

– Присядем? – хорошо, что мы в пальто и можно сесть прямо на землю. Устроились в затишке. Сверху солнышко греет, у ног Дружок развалился, только разговор недушевный будет. – Прости, подруга, но мне придётся напомнить, что в прошлой жизни я была старше тебя и опыта работы с людьми у меня больше, – начала я трудный разговор. – Амина мне понравилась очень. Иначе зачем бы я предложила ей возглавить весь проект. Но в процессе обсуждения всплыл один нюанс. Который и заставил меня взять с неё магическую клятву верности.

– Какой нюанс? – оторвалась от созерцания моря и непонимающе посмотрела на меня целительница.

– Скажи, если бы твоя доверенная лаборантка вдруг закрутила роман с магом, ведущим исследования в одном с тобою направлении, ты стала бы ей доверять?

– Нет конечно! – фыркнула подруга. – Не дура же я. Знаю, чем может это закончится. Бабы от любви глупеют до полной тупости. Попросит дурёху такой «возлюбленный» под любым благовидным предлогом вынести или скопировать журнал лабораторный, и та сделает всё, не думая о последствиях. А потом попробуй докажи, что это он у тебя украл идею, а не ты у него.

– Вот! – ткнула я пальцем воздух. – Амина твоя как кошка влюблена в купца Перкакиса. Неужто не заметила, как у неё щёки заалели, когда зашёл разговор о продаже печенья и пасты? Кого первого предложила наша компаньонка? Любовника своего. Как думаешь, почуяв выгоду, как скоро захочет торговец вызнать наши рецепты? То-то же… Ничего обидного в той клятве нет, а бережёного бог бережёт.

– Так может, не стоило её в дела посвящать? – ахнула Прасковья.

– Может и не стоило, да поздно уже. Она о своём возлюбленном не говорила, а мы с тобой сплетни по деревне не собирали, – вздохнула я о том, что даже в бочке мёда может оказаться ложка дёгтя, а человек изначально далеко не идеален. – Пойдём уже, не хватало ещё под дождь попасть.

На вилле нас ждал тёплый приём. Глафира, обняв, никак не могла выпустить меня, то по спине гладя, то в висок целуя, то в глаза заглядывая.

– Когда ты вырасти успела, лапушка? Уже и первую кровь уронила, – ворковала она.

– Ба, это неизбежно. Все дети вырастают, – целую щёки женщины и прижимаюсь головой к её плечу. – Родная, позволь пальто снять, что-то жарко мне после улицы. Камин натопили?

– Нет, не камин, – княгиня хитро улыбнулась. – Ты даже не представляешь, что придуман наш Феденька! – Хоть я не только представляла, но и точно знала, о чём речь, портить новость не стала, а изобразила удивлённое ожидание. И Глафира торжественно объявила: – Теперь у нас на вилле во всех комнатах тёплые полы! Зимняя сырость и холодные постели нам больше не страшны. Хочу душечку Жени́ в гости пригласить – похвастаться. А то она у нас толком так и не была. Ты не против?

– Я не против. Пусть приезжают. Места и тепла всем хватит. А Феденьку надо отблагодарить за такую придумку, – поддержала я Глафиру и пока она задумалась, как организовать приём подруги, сбежала в свою комнату.

Хоть и бодрилась перед Глафирой и Прасковьей, но прогулка меня вымотала. Сбросив верхнюю одежду и захватив сменное бельё и примитивные предметы личной гигиены – эх, Олвейс бы сюда! – уединилась в комнате омовений.

Феденька и в этом закутке сделал тёплый пол. Теперь вода в кувшине, стоящем на полу, не будет холодной. Надо бы магомеханику нарисовать систему канализации и следующим летом – не в зиму же стены дырявить под трубы – оборудовать дом ванными и унитазами.

Освежившись, растянулась на своём ложе. Красота! Верно говорят: в гостях хорошо, а дома лучше.

Но несмотря на усталость, в очередной раз похвалила себя за то, что увязалась за Прасковьей в деревню. Новые знакомства, новые возможности для бизнеса. Пусть пока не до конца понятна схема сбыта, но, главное, есть продукты для продажи. Надо помочь Прасковье расширить производство косметики на основе лавандового масла, найти мельника, озаботить Феденьку «изобретением» миксера и постройкой многофункциональной печи в деревни. Хотя… в деревню позову печника из бригады, что терем-теремок нам в Калиновке строили. В котором теперь папенька живёт. Как он там, кстати, поживает? Марфа там ещё, Тимка… Надо бы у Глафиры спросить. В жисть не поверю, что не переписывается она с сыном. Таится только, думая, что я всё ещё на Петра обижена. Я же и думать о нём забыла, и если бы не печь, необходимая для сушки миндаля и выпечки печенья, то и сейчас не вспомнила бы.

Чёткие мысли всё реже и медленнее всплывали в сознании, превращаясь в больших ленивых рыб, что уплывали в дальние дали, плавно шевеля роскошными плавниками и хвостом и выплёскивая воду, с шумом скатывавшуюся по крыше, барабанившую по террасе и плиткам дорожек. Рыбы принесли дождь, – подумала я, закрываясь с головой одеялом и погружаясь в сон.

Глава 5

Перед завтраком княгиня распорядилась, что желает на обед рыбу: суп или уху, а также пирог с рыбой, и также неплохо бы жареной рыбки или припущенной подать, если куски будут большие и не костлявые.

– Рыба? – Абяз с Надией переглянулись. – Так не особо у нас её едят. Не принято как-то. Потому и не покупаем. А вот в Рыбачьем, там да… и ловят, и продают, и готовят. Иной раз прямо на берегу жаровни ставят. – На мой вопрос, где посёлок находится, управляющий недоумённо пожал плечами. – Так за горушкой, госпожа. От беседки, что на утёсе, надо дальше вниз по дороге проехать. Там и будет Рыбачий.

По каким-то своим приметам предположив, что дождь к вечеру закончится, а за ночь дорога подсохнет, Абяз пообещал нам на завтра поездку в соседний посёлок.

– Так у нас выезда нет, – напомнила ему Глафира. – На чём же мы поедем?

– Коней нет, а мул есть. Как в хозяйстве без мула? Запрягу в тележку, и поедем, – привычно пожал плечами мужчина.

Вот всё-то у него легко и просто, а наши затруднения только недоумение вызывают. С одной стороны, мне нравится такое отношение к жизни – зачем усложнять, а с другой стороны, кажется, что происходит это от слишком поверхностного взгляда на окружающий мир.  

Отсутствие такого качества в характере заставляет меня каждую значимую ситуацию рассматривать под разными углами с целью заранее определить варианты событий и пути отступления. Также я не позволяю себе откладывать дела в долгий ящик. Поэтому пристала к Феденьке с новой идеей прямо во время завтрака.

– Фёдор Зиновьевич, безмерно вам благодарна за такую чудесную задумку, как тёплые полы. Они от накопителей работают? Ах, какая прелесть! Надолго ли артефакта хватит? На сезон? Отлично. Очень удобно, экономно, и лес вырубать не надо. Вы бы запатентовали проект, дорогой мастер. Как это «ерунда»? Вам ерунда, а людям в помощь, да и сестрице вашей на шпильки-булавки лишним не будет, – поняв, что присутствующие за столом посматривают на меня несколько озадаченно, я из режима «мудрая тётка» мгновенно переключилась в режим «девочка-девочка» и, чуть смущённо улыбнувшись, спросила Глафиру: – Бабушка, я правильно говорю?

– Правильно, детка, – улыбнулась мне княгиня. – Любой труд должен быть оплачен.

– Вот! – скорчила я рожицу и показала язык совершенно обалдевшему Феденьке.

Но ещё большая оторопь поразила нашего магомеханика, когда я поставила ему следующую задачу.

– Здесь вот такие венчики, – старательно, едва удерживая язык во рту, вычерчивала на бумаге писчей палочкой эскиз миксера, сдвинув чайную чашку. – Здесь или ручка, или нечто, активизирующее привод, чтобы это вот так крутилось. Размер может быть любой. На домашнюю кухню такого будет достаточно, – я пальцами показала высоту устройства, – но на производство в деревню большой нужен. Тяжёлый, устойчивый, с возможностью поднимать и опускать венчик в чашку, где сам процесс взбивания и будет происходить.

– Зачем? – по-прежнему не понимал Феденька.

– Применений много, но сейчас миксер срочно нужен, чтобы яичные белки взбивать. В пену до устойчивых пиков, – помня, что наш мастер легко ведётся на «слабо», вздохнула и участливо спросила: – Невозможно, да?

Но Феденька усмехнулся и погрозил мне пальцем:

– Вы, Роксаночка, девочка хитромудрая. Несмотря на юный возраст, людей на крючочки умело цепляете. Только и я карась опытный, дважды на одну и ту же наживку не клюю.

Самое невинное личико и толика обиды во взгляде: как не стыдно, дяденька, наговаривать на ребёнка? А вслух другие слова:

– Нет так нет… Вручную лучше взобьём.

При механике сказать, что сделанное вручную будет лучше – это вызов.

– Что за глупость «вручную» бить что-то там. Ну-ка, дайте свой рисунок. Что тут? Милость Триединого, да всё просто. Завтра к вечеру пробная модель будет, – торжественно пообещал магомеханик, а потом понял, что всё же «клюнул», и, уткнувшись лицом в мой чертёж, засмеялся.

– Попался карась! Всё равно попался. Ох и хищная вы щучка, Роксаночка…

На такие слова я только фыркнула. Встала из-за стола, сделала вежливый книксен и пошла решать другие дела.

– Ба? Сохранился ли у нас проспект с данными строителей?

– Ох, детка… С этими переездами, даже и не знаю. Но посмотрю в бумагах. Вдруг уцелел. Ты что-то строить хочешь?

– Цех по обработке миндаля. Представляешь, орехи в деревне под ногами валяются! – возмутилась я, но видя, что Глафира не собирается разделить со мной эмоции о непозволительной расточительности, объяснила: – Миндальная мука – очень ценный продукт. Пока люди не поняли его ценности, но скоро печенье и паста из орехов станут очень востребованы. Их будут подавать к кофе во всех модных салонах.

Княгиня, совершенно равнодушная к поветриям в обществе, только снисходительно улыбнулась:

– Роксаночка, поверь мне, за модой гнаться занятие бесполезное. Это нечто непостоянное, сегодня популярно это, а завтра то… Не стоит, затевая дело, опираться на эту ветреную даму.

– Но я всё же попробую. Можно, ба? – присела я на подлокотник любимого кресла Глафиры и обняла её. Как бы ни хотелось быть самостоятельной, но по закону княгиня моя опекунша, и я не хочу её обижать пренебрежением. – Деревенским заработок будет, и нам прибыль.

Женщина приобняла меня, чмокнула в макушку.

– Конечно, можно, детка. Разумна ты не по годам, и деньги впустую не спустишь. Что ж запрещать-то, если дело хорошее. А рекламку ту я сейчас поищу.

Переписка с подрядчиком была короткой. Бригада распалась, но печник и еще два рукастых парня сейчас свободны. Если есть работа и заказчики готовы оплатить портальный переход, то на неделе работники прибудут.

– Основные мастера есть, а подсобников в деревне наберут, – объясняла я бабушке своё согласие на прибытие бригады. – И работой их обеспечим. Прасковье цех надо до конца оборудовать, может, и Феденьке помочь чем придётся.

Глафира, слушая мои рассуждения, только умильно улыбалась и кивала. Пользуясь её благостным настроением, я решилась задать вопрос, возникший вечером.

Глава 6

Отчего-то думала, что мулы чуть больше осликов, ан нет. Ростом полноценная коняшка, как мама, а вот уши длинные, бархатные – от папы. Не являясь специалистом ни в коневодстве, ни в ословодстве, других признаков сходства и различия не увидела.

– Почему мул? – спросила Абяза, провожавшего нас до повозки.

Его старший сын Башар уже занял место возчика в повозке, но парень больше отмалчивался – то ли оттого, что плохо говорил по-русски, то ли от природной стеснительности.  Вряд ли я вообще когда слышала его голос.  

–  А почему нет? Ослы умны и неприхотливы, но сил у них мало, лошади сильные, но на горных дорогах часто ноги ломают, а мулы и умны, и сильны, и по камням ходят аккуратно. В еде непривередливы, как козы – хоть траву, хоть овёс, хоть ветки есть будут с удовольствием. Тут многие мулов держат, сами скоро увидите. – Завершив рассказ, управляющий помог нам с Прасковьей забраться в повозку и по-доброму напутствовал: – Храни вас Всевышний, барышни.

За ночь под ветром, дующим вдоль лощины, по которой проходила дорога, земля и камни немного просохли. Луж почти не было, колею повозками разбить не успели, поэтому поездка не была утомительной, и грязью, летевшей с колёс, нас не забрызгало.

Ехали молча. Помня, как вчера, пусть и нечаянно, но радикально испортила настроение Глафире, тему новостей из Калиновки поднимать не стала. О результатах экспериментов подругу на ходу спрашивать не стоило. Или отмахнётся – в двух словах не скажешь – или, напротив, ухватив за локоть, примется рассказывать о сомнениях и неудачных результатах.

Больше актуальных тем, требующих срочного обсуждения, не было. Вот и молчали, рассматривая окрестности.

Лощина была узкой. По обе стороны стенами возвышались скалы, на вершинах которых рос лес. Ветер, тревожащий невидимые из повозки деревья, срывал с них листья, отправляя в свободный полёт. Кругляши с длинными черешками пропеллерами цвета яркого золота планировали на повозку, дорогу и узкую обочину. Казалось, что падают они прямо с неба.

– Милость Триединого, какая же красота, – воскликнула Прасковья, глядя на этот необычный листопад. Потом, повернувшись ко мне всем телом и, взяв за руки, сказала: – Не знаю, как выразить тебе свою признательность за то, что позвала меня сюда. Вряд ли когда я решилась бы уехать из деревни. То судилище, что устроили мне коллеги, сильно подкосило мою веру в себя, в свои знания и убеждения. Потому и забилась в глухой угол подальше от прошлой жизни. Хоть твои рассказы о… – Прасковья покосилась на спину Башара и перешла на а́нглицкий, – о другом мире, о вашей науке и достижениях подтвердили многие мои догадки, но доказательством моей правоты являться не могут. Не стану я ради своего благополучия тобой рисковать. С папенькой, опять же, твоим… кто знает, сколько бы он ещё мне голову морочил. А так одним шагом через портал жизнь изменила. Пусть я не юная барышня, а старая дева, но жизнь-то еще не закончилась.  

– Да какая ты старая? – легко боднула я подругу головой – руки мои она по-прежнему крепко сжимала своими сильными ладошками. – Сколько тебе? Тридцать шесть? Только-только расцвела, а с учётом того, что магичка, даже до зрелости не добралась. Неужели на примере с коллегами не поняла ещё, что многие утверждения устарели, а то и изначально ложными были.

Прасковья внимательно смотрела мне в лицо, желая понять, правду ли я говорю или насмешничаю. Было видно, как хотелось ей верить моим словам, но болезненный опыт пока не давал ей такой возможности. Как же я её понимаю. Сама такая… была в прошлой жизни.

– Рыбачий, – вдруг сказал наш возница и остановил повозку, чтобы мы могли осмотреться.

Не знаю, кто прокладывал дороги по полуострову, но были это люди с развитым чувством прекрасного. Об этом говорило множество смотровых площадок, откуда путешественники могли любоваться невероятными пейзажами.

Вот и сейчас Башар предложил нам такую возможность. Дорога, вырвавшись из узкого ущелья, делала резкий поворот, после чего начинался затяжной пологий спуск до самого посёлка. С площадки хорошо просматривалось море, посёлок на берегу бухты и множество разновеликих лодок.

Отчего-то в памяти зазвучало:

 «Шаланды, полные кефали,

   В Одессу Костя привозил,

   И все биндюжники вставали,

   Когда в пивную он входил».

Где те одесские пивные с биндюжниками и где я, – едва-едва удержала вздох и пошла к повозке.

– Поехали, купим кефали.

Порт, пусть он даже рыбачий и в маленьком посёлке, всегда порт. Сколько всего непонятного попадается на глаза и под ноги. Только и успевай поднимать юбки, перешагивая толстые верёвки, удерживающие баркасы у причала, доски, что служат сходнями, обходи и уворачивайся от сетей, развешанных на просушку и починку. Только от запаха не увернёшься и не обойдёшь его. Крепкий специфичный запах рыбного порта.

– Слушай, чего нас сюда понесло? – ворчала Прасковья, идя за мной. – Купили бы рыбу в лавке.

– Нам мало купить, надо о регулярной поставке договориться, – в который раз объясняла я. – Чтобы свежайшую доставляли прямо в нашу бухту, а не ездить за семь вёрст киселя хлебать.

Подруга резко остановилась, дёрнув меня за руку:

– Как ты сказала? Киселя за семь вёрст? Как это? – она с искренним непониманием смотрела на меня, ожидая объяснения, а я с ужасом смотрела ей за спину.

Пирамида в три человеческих роста, выложенная из пустых бочек, которую мы только что миновали, начала крениться. Пока ещё медленно, но угол наклона был уже заметен. Упадут бочки прямо на группу рыбаков, разбирающих сети и сидевших спиной к падающей пирамиде.

Реакция подруги целительская, то есть мгновенная. При её ремесле зачастую некогда медлить, решения необходимо принимать молниеносно. Вот и сейчас Прасковья поступила именно так. Обернулась, оценила опасность, побежала навстречу обвалу, раскидывая руки. Ставит щит, чтобы мужиков не пришибло, поняла я. Но бочек много, как долго она этот груз удержит? И тоже мчусь следом, вопя на ходу:

Глава 7

Через пару десятков шагов подруга, опомнившись от шока, упрямо остановилась и меня за руку дёрнула – стой!

– Сударь, куда вы нас ведёте? И вообще, извольте представиться. Кто вы такой?

Мужчина, шедший немного впереди, тоже остановился, обернулся:

– Простите, дамы, сплоховал. Посчитал неприличным в столь расхристанном виде представляться, – провожатый наш развёл руками.

Из «расхристанного» в нём было отсутствие сюртука и подвёрнутые рукава белоснежной сорочки. А так весь аккуратный и подтянутый. На вид лет сорок или около того. Гладко выбрит, ухоженные усы едва-едва достают до верхней губы. Чёрные с небольшой проседью волнистые волосы идеально подстрижены. Штаны заправлены в высокие сапоги, жилетка застёгнута на все пуговицы. Взгляд тёмно-карих глаз внимательный, с легкой насмешкой, но добрый. Нет в маге зла по отношению к нам с Прасковьей. Это я чётко чувствую.

– Константин Васильевич, да как же так-то? Рази можно вот так? Чай, не лето уже так-то… – налетел на нас сухой, как палка, и седой, как дед Мороз, старик. В руках он держал тот самый недостающий для идеального образа сюртук. Встряхнул, расправляя одежду, и подал правильно, чтобы одним ловким движением можно было надеть, что мужчина и сделал. Но старик продолжил ворчать: – Поберёгся бы, не мальчик так-то, чай, козликом скакать. Солидный человек всё же…

– Не ругайся, старина, не нарочно я. Случай был… Ты лучше, подай нам с барышнями чай там или кофий, – легко приобнял ворчуна наш спаситель и повернулся к нам. – Вот теперь готов представиться по всем правилам. Константин Васильевич Франк.

И всё? А титул или должность, как положено? Но Константин – ох, недаром песенка сутра в голове крутилась, – ограничился именем и фамилией.

– Прасковья Вадимовна Зарецкая, – в лёгком книксене, чуть склонив голову, присела подруга.

Я тоже открыла было рот, дабы по чести представиться, но господин Франк вдруг чуть ли не в ладоши захлопал.

– Как? Вы та самая госпожа Зарецкая? Это же ваша статья в университетском «Вестнике магии» была напечатана? «О сути живого и мёртвого и соотношении между этими понятиями»? Правильно? Неужели это вы? Я, честно говоря, представлял вас этакой строгой матроной, а вижу прелестную юную даму. Гениально! Всё, что вы в статье написали, изложено невероятно гениально! Как же там… «Кратковременная остановка дыхания не есть смерть. Доступная система действий по отношению к пострадавшему, которой овладеть может каждый желающий, даёт надежду на возвращение человека к жизни». Ах, как правильно, как верно! И никакой некромантии. Пользуясь вашим описанием, я лично спас рыбака, упавшего в воду! Честно говоря, дыхание изо рта в рот не самое приятное действие, но главное – человек жив.

Прасковья, слушая Константина, слегка разрумянилась от удовольствия, глазки потупила и манжету на пальто непроизвольно дёргать начала. Ещё бы! Сейчас восхищаются той её работой, за которую коллеги подвергли остракизму*. Мало того, человек на практике применил предложенный ею метод и спас рыбака.

– Я просто счастлив нашему знакомству, уважаемая Прасковья Вадимовна, – Константин Васильевич приложил руку к сердцу и поклонился. – Так какими судьбами-ветрами вас в наши дальние дали занесло?

– Рыбы мы хотим купить свежей, – дерзко влезла я в эти бесконечные расшаркивания. Видно же, что понравились ребята друг другу, но у меня-то дело. – Есть сейчас у причала рыбаки, что с моря вернулись с уловом?

Франк с трудом отвёл взгляд от целительницы, осмотрелся и кивнул в сторону большой лодки, возле которой суетились рыбаки.

– Ватага Натана вернулась, они всегда с добычей, – и вновь улыбнулся Прасковье.

Ну и ладно. Я сама управлюсь. Деньги в кошельке есть, разговаривать с людьми умею. Пусть воркуют.

Подошла к ватаге в самый ответственный момент – крепкие, пропахшие потом, морем и рыбой парни сгружали на причал большие корзины, в которых серебрились тушки разнообразных рыб. Вот эти длинные с тонкими носами-иглами – сарган. Беру однозначно! Ставрида… ну не знаю. Никогда она мне не нравилась. А вот и кефаль. Ого, какая красавица! Морда тупая, широкая, переходит в толстую спинку, тело плотно чешуйками на солнце сверкает. О, а эти, с пятнышками на хвосте – окуньки. По вкусу ничем не хуже пресловутой атлантической дорады. Рот от предвкушения вкусного обеда наполнился слюной. Всё хочу!

– Хлопцы, гляньте, якась дывчинка гарнесенька! – заметил меня один из рыбаков. – Шось трэба, манэнька?

Делаю вежливый книксен и громко, что бы все слышали, говорю:

– Добрый день, господа рыбаки. Я Роксана Верхосвятская – гостья господина Франка, – киваю куда-то себе за спину, надеясь, что Прасковья с Константином еще не ушли пить чай. – Хочу купить у вас рыбы и договориться о еженедельной поставке в поместье.

– Это куда же? – подходит здоровенный лохматый дядька в огромных сапогах с завёрнутыми голенищами.

– Тут недалеко. Бухта с узким входом между скалами. Может, знаете? – приветливо улыбаюсь великану, глядя снизу вверх.

– Ведьмина бухта, что ли? – запускает он лапищу в шевелюру на затылке.

– Не знаю. Мы нашу бухту называет Лазурной. Там вода такая тихая и прозрачная, что твоё стекло, – мгновенно открещиваюсь я от логичного, но неласкового названия и на ходу переименовываю местность.

– И часто рыба нужна? – продолжает допытываться рыбак.

– Раз в неделю. Скажем, в четверг утром. Это возможно? – припомнив традицию советских столовых, предложила я.

– Можно, чёж нельзя-то. Ежли платить будете…  

– Конечно будем, – обрадовалась я тому, как быстро смогла договориться о поставке свежей рыбы.

– Только, барышня, дело к зимним штормам идёт. Может так случиться, что каждую неделю не получится… – дядька смотрел на меня с высоты своих двух метров и ждал реакции.

Наверное, думал, что начну капризничать, ножками топать, губки надую, но я только плечами пожала:

– Всё в воле Триединого. Ничего страшного, если неделю без рыбы побудем. А сейчас вы можете мне продать вот это, это и это? – уверенно тыкала я пальчиком в облюбованную рыбу.