Глава 5

Ни свет, ни заря раздался глухой стук в дверь, ведущей в коридор. Дежурный по казарме будил офицеров. Спросонья не поняв, где они находятся, подростки, резко выпрыгнув из постели, едва не столкнулись лбами. Печь давно погасла, в помещении было прохладно, стёкла в окне сильно запотели, стоял лёгкий запах сырости. Свежесть утра выветрила остатки сновидений. Осознание того, что это их новый дом, обоих заставило нахмуриться. На сундуке лежало два комплекта одежды с саблями. Оставалось только догадываться, когда есаул распорядился, чтобы им принесли форму низшего казачьего чина, состоявшую из жупана, кафтана, шаровар тёмно-синего цвета и шапки из чёрной смушки с суконным шлыком. Ни проронив, ни единого слова, юноши привели себя в порядок и, отсалютовав, судя по остаткам перегоревших свечей уже давно проснувшемуся, сидящему за секретером с кипой бумаг Емельяну Прохоровичу, отправились в Кухонный корпус. Перед выходом Паша посадил маму себе на плечо. Елена Юрьевна прибывала в глубоком раздумье, со смеренным взглядом и сложенными в молитвенном жесте ладонями. Сын не стал её тормошить. Пока утешить мать было нечем.

В Кухонный корпус, встречающий всех умопомрачительно вкусными запахами, они вошли уже основательно порозовевшими от прохладного воздуха и немного поплутав, отыскали вход в Людскую, где одна из кухарок, указала на приготовленную крынку коровьего жирного молока с тарелкой куриных яиц. Вручила Глебу котелок и вернулась к масштабной готовке. Стараясь не мешать, бегающим вокруг поварам обоего пола, парни устроились на краю плиты и принялись варить яичницу.

Мама Паши отвлеклась от тягостных дум и вовлеклась в процесс готовки, только тогда, когда, объемная, словно матрёшка дородная кухарка не в первый раз разразившись бранью, закричала пуще прежнего. Ведь в этот раз новоиспечённые поварята попросили не очередную порцию яиц, а убежавшим молоком залили чугунную плиту. Ядрёная вонь от пригоревшей белой жидкости заполнила всё помещение, которое тут же все кто там был, кинулись проветривать, отрывая настежь окна. Но и под бдительным надзором ангела-хранителя у неопытных парней со стряпнёй всё выходило безмерно плохо.

И вот намучившись, и изведя в пустую, не один десяток яиц, юноши всё же добились желаемого результата, сотворив поистине кулинарное чудо. Пришедший к этому моменту Емельян Прохорович был несказанно доволен. Секрет технологии приготовления оказался прост. Паша отодвинул от варки торопливого и невероятно неловкого друга.

После завтрака кухарка сделала выговор есаулу:

– Батюшки мои, что натворили тут твои охламоны! Кабы была моя воля, то выпорола бы их как зловредных коз!

Но тот был настолько удовлетворён, что даже бровью не повёл на её замечание, а лишь поблагодарил:

– Пантелеевна, благодарствую, что за соколиками приглядела.

Видя его пресыщенный вид, женщина раздобрилась, и мягко произнесла:

– Но хоть справились голубчики твои. Надеюсь, завтра утро будет поспокойней.

Зная, что провинились, подростки, мирно жуя жареные пирожки с картошкой, и макая их в густую сметану, не отрывали взглядов от тарелок, но услышав, что на них больше не сердятся, наконец-то расправили плечи.

Осмелев, Паша спросил у Емельяна Прохоровича:

– Господин есаул, а во дворце есть масоны?

– Откуда же им там быть? – удивился мужчина, но парни сразу заметили, что его реакция наигранная, ибо глаза есаула заметно похолодели и он, сдвинув брови и забарабанив пальцами по столу, ждал ответа на свой, как оказалось, нериторический вопрос.

Икнув Степанцев, попытался выкрутиться из щекотливой ситуации:

– Просто полюбопытствовал. Помню, кажется, кто-то говаривал, что они мистики, обряды какие-то странные проводят. Я бы посмотреть не отказался.

– Э-э-э, да ты, видать, ещё и не знаешь. Это всего пару месяцев назад было. В начале августа не допуск масонов ввели к государственным делам. Александр I дал рескрипт министру внутренних дел о полном запрещении масонских лож и любых тайных обществ. Император установил брать подписку у гражданских и военных чинов в том, что они не принадлежат и в будущем не собираются принадлежать каким-либо подобным сообществам.

– Вот это да! А раньше, что можно было? – искренне изумился Степанцев, внутренне ужаснувшись тому, что такого рода совсем не государевы люди могли, что угодно бесконтрольно творить с его родной страной, будучи как марионетки управляемы кукловодами из неких тайных организаций.

– Не запрещали прежде этого чиновникам, – фыркнул есаул.

Пригнувшись ближе к другу, Бойченко прошептал:

– Мистиков запретили, но это совсем не значит, что их нет. Прошло всего ничего.

Неожиданно в дверях столпились казаки и городовые дворцовой полиции. Эти блюстители порядка срочно увлекли есаула за собой, а тот не успев придумать новое поручение подопечным, прогремел:

– Закончите с едой, идите в казарму, и во внутреннем дворе обождите.

Ребята, которые только и надеялись, как бы найти способ отлучиться, активно закивали, опять превратившись в китайских болванчиков.


Оставшись одни, они понизили голоса.

– Это наш шанс, отправиться на поиски господина «М», его нельзя упустить, – во взгляде Паши, читалась некоторая отчаянность.

– Вы это что надумали? – чуть было не взмыла вверх ангел-хранитель, но вовремя успела удержаться от этого шумного действа, создав лишь негромкое позвякивание, сродни звона столового серебра.

– Мамуль, мы осторожно выясним, кто этот вельможа, который вручил мне конверт. Ты с нами или в казарме посидишь?

– Конечно с вами! Что за вопрос?

Догадавшись, какого рода, идут переговоры у мамы с сыном, Глеб вставил: – Если тётя Лена идёт с нами, то пусть не летает, а на тебе сидит. Нам звон грома и молний во время негласной вылазки абсолютно не с руки будет.

Тут ангел задёргалась:

– А вдруг и правда, мне лучше в казарме подождать, чтобы вас не подвести?

Но метания её были не долгими. Елена Юрьевна накинула на себя льняное полотенчико, став внезапно видимой и для Бойченко, провозгласила обомлевшему Паше:

– Всё! Теперь я иду с вами. Шума не будет.

– Тёть Лен, вы сейчас на приведение похожи, – пробормотал Глеб, поглядывая по сторонам, в надежде, что пока никто не заметил расхаживающее по столу ткань.

И мама Паши мгновенно остановилась.

– Мам, ты не переживай. Я могу полотенце за пояс засунуть, а ты устройся так, чтобы крылья случайно не зазвенели. Хорошо?

На том и порешили. Оставалось обсудить главный на этот момент вопрос.


– Так, где же нам искать нашего масона? И успеем ли? Срок ведь на сегодня он мне выставил.

– Раз господин «М» здесь был поздно вечером, а вчера, я делаю вывод, что никакого бала не было, потому что я услышал за ужином, как радовались лакеи, что без хлопот лишних обошлось, но огарков свечей им не досталось. Александр I редко же балы тут устраивал. Помнится из учебников, что император говорил, что в Царском селе, в отличие от резиденции в Санкт-Петербурге, он за один день делает работы больше, чем за там за неделю. То есть, поскольку Александр I практически всё время проживает здесь и тут делает основные государственные дела, то возможный шпион, чтобы иметь доступ к царю, мог затесаться среди близких к нему придворных или даже родственников тайно или явно вовлекли во вражескую агентурную деятельность. Из этого всего следует то, что возможно потрет этого неизвестного господина «М» мы отыщем в картинной галерее.

– А если не отыщем? – покусывал губы Паша.

– Тогда мы исключим из списка подозреваемых самых близких родственников императора, – спокойно ответил Глеб.

Но тут Степанцев подкинул новую тему:

– Нужна конспирация.

Бойченко, защёлкал пальцами:

– Вот тут ты верно подметил. Просто так во дворец не попасть. Сразу обнаружат. Ещё самих за шпионов примут. Вряд ли нам второй раз повезёт с Иваном Филипповичем.

– Да уж, на него надеяться нельзя. Кстати, кто его знает, как он себя во второй раз поведёт. У нас пока своих доверенных людей во дворце нет. Есаул мне нравится, но мы его тоже не знаем…


Живо представив, чем это всё мероприятие может закончиться, Елена Юрьевна была готова упасть в обморок, твердя по кругу одну единственную фразу:

– Как это всё попахивает заговором…

Голос сына, прозвучал твёрдо:

– Мам, иначе никак. Сперва мы должны избавиться от конверта, но так, чтобы никому не навредить. Мы не хотим записаться в предатели России.

Друг вторил:

– Без вариантов. Именно так. Обещаю, как только закроем этот вопрос, сфокусируемся на поиске пути домой.

Дипломированному психологу очень не нравилось её положение. Она не имела возможности речами и не вербально влиять на друга сына. И ей пришлось снова довольствоваться тем, что Паша передал Бойченко, сказав двумя словами – «Она согласна», вместо того, чтобы озвучить однокласснику всё то, что Елена Юрьевна вещала в течение пяти последних минут о различных мерах предосторожности.


Образовавшаяся пауза насилу закончилась, Глеба осенило решение, и он незамедлительно его изложил:

– Погодите-ка, когда мы сегодня здесь немного заплутали, я кое-что приметил. В одну комнату около Главной кухни заходили слуги с крытыми блюдами. Много слуг. Очень много слуг. Я хочу сделать предположение, что это вход в некий подземный тоннель, по которому можно попасть в императорский дворец. Не по улице же они всё это туда-сюда носят?

– Голова! Но нам бы карту дворца, чтобы не заблудится.

– И надо переодеться во что-то другое. Я думаю, что казачья справа однозначно не подходит. Кто его знает, кто там во дворце встречает. Может быть, к лакеям с подносами присматриваться никто не будет, вон их какая армия здесь трудится и все как на одно лицо в одинаковых одеяниях.

– И где же нам взять такую одежду? О! Гол! Прямое попадание в ворота! Мы уже знаем, что на первом этаже находятся рабочие помещения. И я полагаю, что всё, что нам нужно мы отыщем на втором! Где-то же они тут все и стираются, и одеваются.

Глеб вскинул большой палец вверх:

– Логично! – парень встал и громким шёпотом проговорил:

– Не будем терять время. Я менее заметный, поэтому мне и идти. Там на месте придумаю, что попросить тряпки, посуду или может, грелку.


Продолжать безмятежно есть было убийственно сложно. Сердце взбудораженного Паши колотилось в буйном ритме. Дыхание сбилось. Руки тряслись. От напряжения голова казалась чугунной и отказывалась соображать. Интенсивно пережевывая всё, что ставилось поварятами на стол, он продолжал ждать друга, дико боясь, что вот-вот и его заставят освободить место, потому что в Людскую стал наблюдаться наплыв голодной обслуги. Мама робко шептала молитвы. И тут на втором этаже раздался невероятный грохот, сродни тому, что могут произвести здоровенные кузова карьерных самосвалов при загрузке в них только что добытой каменистой породы. Это взрывное событие заставило всех подорваться и в панике устремиться на выход, кто-то даже выпрыгивал в окна. Паша от испуга круто дёрнулся и нечаянно сильно прикусил язык. Он скривился от пронзившей боли, но, не обращая никакого внимания на солоноватый привкус крови, тотчас впопыхах, на пример мамы, взмолился, горячо прося Бога о том, чтобы этот жуткий шум не был очередным проявлением шустрости Глеба, в которой он мог навредить себе или окружающим.

Только что забитое до отказа помещение опустело. Лишь на плите и в печи что-то продолжало скворчать, и парили котлы. Один Степанцев сидел неподвижно, выслушивая переживания и неутешительные прогнозы скачущего в шапке сына психолога. И тут вихрем в Людскую влетел Глеб. На нём красовалась тёмно-василькового цвета нарядная ливрея* с белыми вставками на рукавах и галунами**, выглядящая немного проще, чем у большинства лакеев. По-видимому, щегольское одеяние более статусных слуг находилось в другом месте и Бойченко пришлось утешиться тем, что он добыл хоть какую-то одежду для прикрытия.


Елена Юрьевна с умилением захлопала в ладоши, и в противоположность недавним высказываниям, прокричала:

– Он справился! Глеб молодец! Я знала! Я верила!


– Пашка, скорее переодевайся! Потом спрячем наши вещи на дне сундука с полотенцами. Он тут рядом, в кладовой! – командовал взъерошенный Бойченко.

Натягивая необычное и совершенно не удобное одеяние, Паша спросил:

– Что там громыхнуло?

Друг странновато скривился:

– Да так. Я зашёл переодеться в Медную кладовую. А когда облачался вот в это, – он указал на кюлоты с белыми шёлковыми чулками, – зацепил пару стеллажей с посудой, – желая сменить тему, Глеб попытался пригладить взмокшие волосы, и заворчал:

– Причёски не по местной моде у нас, но старые парики я не стал трогать, их вроде уже никто не носит.

Размер наряда лакея более или менее Степанцеву подошёл, а вот туфли молодому богатырю были маловаты, но жаловаться он не стал, стиснув зубы, снося дискомфорт.

В довершении, надев нитяные белые перчатки, и сложив кулаки, как в боевой стойке делает боксёр, Паша выпалил:

– Готово!

Глеб, издав нервный смешок, ответил:

– Ну, что была, не была?

Подмигнув другу, проворно, но чрезвычайно бережно Степанцев схватил полотенце, в котором уже спрятался ангел-хранитель. Немного поколдовав шустрыми пальцами, Паша собрал своеобразный арт-объект, и кое-как притулил к поясу получившуюся тканевую конструкцию, напоминающую нечто среднее между паланкином и качелями, он подобрал справу и осведомился:

– Показывай, где сундук!

Подростки галопом спрятали казачье облачение и поспешили к комнате в Главной кухне.


*ливрея – специальная униформа для лакеев, разновидность удлинённого нарядно оформленного сюртука.

**галун – нашивка из мишурной тесьмы золотого или серебряного цвета.

Загрузка...