Родитель дубль «N»! Снято!

Глава 1. Новое задание

– Еще один вопрос, генерал: назовите причину, почему вы взялись за проектирование противокорабельной ракеты?

– Косвенные признаки говорят о том, что наши отношения с союзниками ухудшаются. А это – морские державы. Вероятно, что скоро задачей авиации СССР станет перекрытие Лендлиза военными методами.

Сталин долго и неотрывно смотрел в глаза Петру. Тот взгляда не отвел.

– Для нее нужен другой самолет. Подумайте вместе над этим. Финансирование мы выделим.

Два Главных конструктора тяжело вздохнули, «озадаченные» по самое «не хочу», но, кроме как ответить: «Есть», выхода у них не было.

Они вышли из Большого дворца Кремля. Небо ясное, звезды, лето, жаркое лето 1943 года.

– Николай Николаевич, Вам куда?

– Ну, вообще-то, домой, но топать целый час не хочется, поеду на Чистые пруды. – Ветка «Охотный ряд – Чистые пруды» действовала круглосуточно, так как в шахтах станции «Чистые пруды» действовали отделы Генерального штаба и ПВО Москвы. В пятистах метрах от станции находился Наркомат Авиапрома, часть здания которого использовалось как гостиница для приезжающих в Москву специалистов авиазаводов.

– Я на машине, могу подбросить. А ваша-то где?

– Опять в ремонте! Вечно у Марка что-нибудь ломается!

– Да, похоже, что он «шабашит» где-то… – заметил Пётр, усаживаясь за руль «Доджа».

– Ну, а как ты это запретишь? Есть всем хочется, нормы опять подрезали.

– Самому сесть за руль, Николай Николаевич.

– Только не это! Имею печальный опыт. Я все время думаю не о том, о чем нужно думать за рулем. Так что, Петр Васильевич, это не мое! Что делать-то будем?

Петр тормознул у Боровицких ворот, без остановки здесь могли проезжать только «серые» машины. Оба предъявили постоянные пропуска и тронулись дальше. Только тогда Петр смог начать отвечать на вопрос Поликарпова:

– Вся беда в том, что показали мы промежуточный вариант компоновки «изделия». Совершенно очевидно, что ее придется серьезно дорабатывать. И сама ракета, и приборы управления по габаритам не лезут в обычный самолет. Может быть, имеет смысл использовать «летающее крыло»? В этом случае…

– Получим серьезнейшую головную боль с управлением. Ты еще «бесхвостку» предложи.

– Да, я, в принципе, так машину и вижу.

– Я, к сожалению, тоже.

– Ну, вот от этого и начнем плясать.

– Легко сказать! Исходных данных для расчетов маловато, придется много продувать, а у нас и так очень напряженные отношения с ЦАГИ. Чего он на тебя так взъелся? – «Он» – это начальник Центрального Аэрогидродинамического Института Шишкин.

– А я откуда знаю? Ваш же человек, у вас работал.

– Да я его толком и не помню, кажется был в отделе у Путилова, прочнист. Как только строим, что-нибудь, по его расчетам, так 110–120 % перевеса. Все, что помню.

– Ну, вот он и отдувается за старые грехи.

– Ты мне зубы не заговаривай, Петр Васильевич, делать что будем?

– Мне нужно две-три недели перекомпоновать и пересчитать исходные для «изделия».

– Две, попробуй уложиться в эти сроки, а я за это время подберу людей, с которыми будет проще решить эту задачу. Что у тебя с двигателями?

– На это можете не рассчитывать. Нет пока двигателей, способных развить такую тягу. Он же тяжелый получается, там тяга нужна, а у нас используется скорость истечения струи. Теоретическая возможность повысить тягу есть, но дело упирается в насосы. Топливо необходимо распылять навстречу потоку, а параметры скоростей и давлений там неизвестны. Методом проб и ошибок там не пролезть, необходимо защищать топливные трубки от перегрева. Требуется повышать давление в магистрали, а это – вес. Решения пока нет. Будем встраивать датчики, а это – время. Николай Николаевич, я – есть хочу. Вы как?

– Я – пас! Ни копейки в кармане, все сегодня в Новосибирск переправил Саше и Мирочке. Там цены на все просто неимоверные! А Саша – болеет.

Я не стал говорить ему, что у меня несколько иные сведения об этих ценах, впрочем, как жить?

– Тогда едем прямо, вам, после операции, питаться следует регулярно.

– Ой, где ее взять эту регулярность.

Москва, конечно, был прифронтовой город, но из-под Ржева немцы ушли, и теперь стояли возле Смоленска. Дыхание войны здесь практически не ощущалось, разве что регулярные залпы орудийного салюта будили жителей столицы в 22.00. Но, только тех, кто спит, а не сидит в ресторанах. В связи с тем, что наиболее «состоятельные кроты» освобождались либо очень рано, с 18 до 20 часов, а, в основном, очень поздно: после 23 и значительно позднее, все «коммерческие» рестораны перешли на ночной образ жизни. Гуляли до пяти. «Основные» рестораны мы уже проехали, поэтому, не сворачивая на Беговую, где жил Николай Николаевич, поехали в «чернильницу», ресторан в Химкинском Речном вокзале. Это буквально в нескольких «шагах» от «моих» заводов, поэтому там меня знают, и выделят нормальное место, чтобы «посидеть». Ибо публика там несколько специфичная, особенно ночами. Это по Ленинградскому шоссе, перед мостом через канал Волга-Москва налево, современники знают его под другим названием: канал имени Москвы. Пожилой дородный швейцар в фуражке, с золотым околышем, почтительно отдал честь. Судя по барским замашкам, он, до революции, был в Государственной Думе, как минимум. Впрочем, «вратари» во все времена всегда ценились, и на их место подбирали соответствующие типажи.

– Што ж не позвонили, Петр Васильевич? – в гардеробе (тогда его писали с буквой «п» в конце слова) появился главный метрдотель Иннокентий Иванович. – Товарищи генералы, придется подождать немножко. Пива? Коньячку? Салатик? Есть астраханская вобла!

Поликарпову, с его вырезанным желудком, только воблы и не хватало!

– Нарзанчик, пока этого будет достаточно.

Я присел за небольшой журнальный столик, а Николай Николаевич с интересом заглянул в главный зал, где, под не слишком яркими светильниками в виде ландышей (большая часть ламп не горела, а на окнах висела светомаскировка), отдыхала и веселилась «псевдо-военная Москва». Нет, были и фронтовики, несколько компаний офицеров с черными нашивками на рукаве, где золотом скрестились пушки. Части ПТО, «длинные стволы – короткая жизнь». Им доплачивали за каждый подбитый танк, тем, кто остался в живых. Видимо, обмывали какие-то награды. Между ними сидели «девушки», впрочем, может быть и невесты, но скорее всего – нет. Зал, в основном, был наполнен «хаки». Одна компания каких-то моряков. В то время все ходили в «хаки», только часть людей не носила погоны. В основном, это – местные воришки, «братва», по-нашему. У них, тоже, деньги водились. Большинство посетителей носили эмблему с серпом и молотом, со звездой. Эти появлялись здесь регулярно, но «долго не засиживались». Они менялись с завидной регулярностью. Интенданты. Эти, перед судом военного трибунала, захаживали сюда часто, и исчезали, чтобы за этим же столиком вновь появился следующий интендант, может быть, из этой же части. Их «дирижеры» предпочитали оставаться в тени, а «зиц-председатели» ловили свой шанс. Были и летчики, у них зарплата чуть повыше, чем у остальных.

Нас проводили в отдельный кабинет минут через десять. В отличие от женатого Поликарпова, Петр довольно регулярно пользовался этим рестораном вечером. Днем питался в заводской столовой, а вечером вечно тащили куда-то на различные совещания или слушания. Плюс его обязали посещать лекции в Академии имени Ворошилова (академия Генштаба).

– Смутное место! Какой-то воровской притон! – отметил Поликарпов, и, в ожидании официанта, налил себе еще «Нарзана». – Никогда здесь не был, впрочем, был, сразу как построили, с Межлауком и Кагановичем, но это было так давно!

– Да не так, чтоб очень, Николай Николаевич! Тридцать седьмой? Тридцать восьмой?

– Тридцать седьмой, летом, почти сразу после смерти Серго. Но, как-то больше приезжать сюда не доводилось. Бывали на вокзале, с женой и дочерью, но все как-то бегом, от кассы до парохода. Но вообще, здесь стало уютнее, раньше зал был сильнее освещен, а так выглядит более камерно. Мы, с Сашенькой, были завсегдатаями во многих ресторанах Москвы, но в центральной части. Дела шли очень неплохо, поэтому предпочитали ужинать вне дома. А вы откуда, Петр Васильевич?

– Да сложно сказать, сын военного, так что, кочевал. Вырос в Средней Азии, школу заканчивал в Ленинграде, потом училище и война.

– Странно, мне казалось, что у вас очень хорошее академическое образование. Скорее всего, Шишкин поэтому Вас недолюбливает. Сквозило у него, что конструктор – это дар божий плюс образование.

– По-моему, я реально доказал, что написать докторскую я вполне могу. Кстати, она перечислена в приложении к диплому, хотя защиты, как таковой, не было. Скорее всего потому, что мне 23 года, а я – генерал-лейтенант и доктор. Многих это нервирует.

– Будут списывать на сложности военного времени и близость к «вождю». Меня, тоже, многие в этом обвиняли.

Когда принесли заказ, Николай Николаевич сделал незаметный знак правой рукой, видимо, перекрестился. Я читал его биографию, под редакцией Иванова, тот, видимо, из «булкохрустов», так что, по книге, Поликарпова давно пора причислять к лику святых русской Православной церкви, вместе с Николаем Кровавым, но реально никто на эти мелочи внимания не обращал. Ну, может быть, молодежь, вроде Петра, воспитанная в духе отрицательного отношения к представителям культа и людей его поддерживающих. Впрочем, отец к этому всегда относился безразлично. В войну, кстати, Сергий, с подачи Сталина, официально стал Патриархом, первым с 1721 года, когда Петр Первый решил более Патриархов не выбирать. Они, потом, появились, в 1917-м. Временное правительство искало себе союзников, и, при участии господина-товарища Керенского, в Москве 15-го (28) августа 1917 года прошел Поместный собор, которому Керенский «разрешил» создать Патриарха. Создать при Керенском не успели, спешно и тайно выбирали уже при земляке Керенского, Ульянове-Ленине. Выбрали человека, набравшего наименьшее количество голосов, Тихона, который, в первую очередь, предал анафеме ни эсэров или кадетов, учинивших Февральскую революцию, и даже не английскую Интеллидженс Сервис, чьей задумкой эта революция и была, а ни в чем не повинных, на 5-е ноября по старому стилю, большевиков. Прикольно! Впрочем, кто платит за ужин, тот девушку и танцует! Так что, до сентября 1943 года церковь находилась в «непримиримой оппозиции к правительству». И лишь приход в 44-м году патриарха Алексия (первого) окончательно положил конец этому раздору. Почти окончательно. После того, как была объявлена «перестройка» и «гласность», в среде священников вновь возродился дух «Декларации 1927-го года». Деяния Сергия и Алексия были подвергнуты критике, а в Википедии появились следующие высказывания: «На наш взгляд, позиция и действия митрополита Сергия имели для РПЦ достаточно тяжёлые последствия. Фактически, с молчаливого согласия митрополита Сергия в 1930-е гг., прошла наибольшая волна репрессий против священников и мирян РПЦ, а после убийства законного патриаршего местоблюстителя Петра (Полянского) митрополиту Сергию удалось впоследствии стать патриархом. Неоправданные уступки митрополита Сергия (Старогородского) атеистическому государству в конечном счёте нанесли урон православной религии и церкви в нашей стране». Вот такие вот у нас «историки»! «Сидели бы сейчас в Мюнхене и пили «Баварское»! Сдали бы Ленинград, и жертв бы не было!»

Но это я так, немного отвлекся от беседы между Петром и Поликарповым. Разговор у них шел вполне серьезный: задание получено, и его требуется выполнить, ибо никто ничего забывать просто не станет, а, как только придут какие-то деньги, то потребуется обоснование: на что и как они были потрачены. К тому же, данное задание, явно, направлено (было или будет) не только в их КБ. Да, Петр со своей ракетой может оказаться при делах в любом случае, а Поликарпову придется очень туго, ведь его КБ самолетами, более чем с двумя двигателями, никогда раньше не занималось. А машина требуется 4-хдвигательная, с возможностью летать на двух. Несмотря на не слишком подходящее для этого место, разговор свелся к обсуждению системы управления самого бомбардировщика, а не комплекса наведения. Петр в свою епархию обычно никого не пускал. Он прекрасно понимал, что понимает в этом немного больше, чем остальные, так как свободно пользовался моим багажом знаний, накопленных за 40 лет календарной службы, причем, в практической ее части. Но, шпионам можно было только посочувствовать, ибо понять, о чем идет речь было довольно сложно, а звукозаписывающая техника еще не достигла тех высот, когда вместо того, чтобы приподнять шляпу, при встрече на улице, из уха выдергивают «банан». Человечество еще до этого не дошло, но, с моей помощью, эти времена стремительно приближаются. А так, запомнить всю эту абракадабру с элевонами, флапперонами, интерцепторами и турбулизаторами мог только специалист равного с нами класса. Представить себе, что в соседнем кабинете ресторана сидит еще один начальник 18-го Главного управления НКАП СССР по реактивной технике, а именно эту должность занимал в то время Поликарпов, было просто невозможно. С «нас» он не «слез», в два счета доказал Петру, что без новых реактивных двигателей обеспечить такую мощность, дальность и скрытность будет невозможно. Плюс, буквально потребовал, чтобы Петр взял на себя систему управления двигателями, которая в то время была чрезвычайно запутанной, тяжеловесной и ненадежной. Чтобы пустить двигатель на первой модификации И-185, требовалось вручную из кабины поднять давление в топливной магистрали инжекторов. Для этого, с правой стороны стоял поршневой насос с краником: краник влево, ручку насоса вверх, краник вправо – насос вниз, и смотреть на отдельный индикатор манометра. И так до того момента, пока не поднимешь давление до нормы. Затем открываешь кран воздушного пуска, после первого проворота винта включаешь магнето, затем прерыватель и инерционный стартер-ускоритель. В случае неудачи – повторяешь все это с самого начала. А теперь представьте себе, что движок заглох в бою! Сможете вы его запустить по инструкции? После доработки от всего этого в кабине осталась кнопка подготовки к пуску и зеленая лампочка с кнопкой «пуск». 140 килограммов «лишнего» оборудования просто исчезло, как и поступление топлива непосредственно в кабину пилота. В машине, после окончания ужина, Николай Николаевич заметил, что, несмотря на служебные разговоры, он расслабился и отдохнул.

– Напрягают эти срочные вызовы в Кремль: никогда не можешь знать, что предстоит и за что ругать будут.

Это соответствовало действительности, секретариат Сталина никогда не упоминал будущей темы разговора, поэтому приходилось вспоминать обо всех поручениях, данных «Самим», так как вопрос мог быть поднят совершенно неожиданный. Пару раз и Петр попадал, как кур в ощип, когда Иосиф Виссарионович поднимал вопросы, о которых говорил, как бы вскользь, но требовал по ним развернутый и полноценный ответ. С тем же домом в Шайкином переулке! Но ему докладывали обо всем, а Петр часть информации считал несущественной или незначительной, передавать которую он никому не стремился. Он был «фигурой» вполне самостоятельной, привык действовать так, как считал нужным, и не стремился заглядывать кому-то в рот, чтобы разрешили или запретили это сделать. Надо – значит «Надо»! Тем более, что чаще всего этого никто и никогда не делал. А иногда это запрещалось какой-нибудь инструкцией «одна тысяча девятьсот лохматого года».

Наступившее утро началось через два с половиной часа. «Домой» он не поехал, вернулся на завод и добрал немного в комнате отдыха, которую разрешили организовать во всех «директорских кабинетах». Все директора жили на заводах, в основном, при ВЧ, протянутом и к месту отдыха. Сталин работал ночами, и утро – было единственным временем, когда звонка из Кремля можно было не ждать. В 08.30 собрал совещание трех отделов, где объявил о принятом решении на создание стратегического ракетоносца.

– Здравствуйте, товарищи. Позвольте сообщить вам результаты вчерашнего показа техники: наша «Ха-Ха» стала «Хи-Хи». В серию она не пошла. Разработка признана «опытной», так как в закрытый люк она поместиться не смогла. То есть, это не оружие, а заготовка к нему. Тем не менее, нас не ругали, модель будет представлена ко 2-й Государственной премии в ноябре, но поставлена задача произвести дальнейшую доработку с тем, чтобы перспективный бомбардировщик, к разработке которого нас подключили вместе с КБ Поликарпова, мог взять на борт четыре таких ракеты с той же дальностью. Предложено рассмотреть вариант расширения номенклатуры целей.

Зал зашумел, так как все прекрасно понимали, что стоит за этим предложением. И кто! В бюро отлично поняли: «по ком звонит колокол». У Третьего рейха надводных кораблей практически не было. Шмалять такими дорогостоящими «игрушками» по всплывшей ПЛ противника никто не станет. Чтобы успокоить товарищей-разработчиков, подкинул идею, что союзные обязательства требуют от нас подключиться к войне на Тихом океане, вкладывая в головы инженеров ответ на дурацкие вопросы подружек и знакомых. Ни для кого не секрет, что большинство членов семей прекрасно знало тематику разработок КБ. Но, так как Петр ходил в форме морского летчика, то обстоятельство, что КБ занимается морской проблематикой особых нареканий не вызывало.

Пробежались по проблемным направлениям, в первую очередь, по компоновке оперения. Так как крылышки нам, так и так, предстоит складывать, и флот пока не рвется принимать ракеты на вооружение кораблей, то мы с Петром сделали следующее предложение.

– Так как нам катастрофически не хватает внутреннего объема изделия, то есть предложение отказаться от круглого сечения ракеты. Она будет квадратной, со скруглениями. Внешний «диаметр» становится стороной квадрата. Это нам даст почти 15 % дополнительного объема внутреннего пространства. Плюс удобнее будет располагать наши «гармошки». Ведь засовывать в ствол ее не требуется. А бомболюки имеют прямоугольное сечение. Как идея?

Иван Петрович Толстых, двигателист и компоновщик, не вставая с места, сказал:

– 15 % – это много, двумя руками «за!», но, какой дурак придумал стрелять по неконтрастной цели?

– Имя этого человека широко известно в нашей стране. У меня пока нет готовой схемы: как и каким образом будет наводиться это изделие на точку с известными координатами. Проблема общая, которую необходимо решить. Все упирается в вычислитель и в датчики. Возможно, это будут светила, возможно, что станции радионаведения, но расположенные в стороне от цели. Что точно известно, что цель подсветки давать не будет. Элементы такого наведения мы используем в инерциальной системе ракеты от пуска до начала работы ГСН. Зацикливаться на этом пока не будем, но группу разработчиков придется выделить, потому, как задача поставлена.

Иван Петрович несколько стушевался, не того человека обозвал «дураком», но, фактически он прав! Задача далеко не тривиальная, решать ее придется, причем, в условиях отсутствия глобальной позиционной системы.

– Проблема, о которой говорил товарищ Толстых, реально существует. Скажу больше, но не для прессы, чтобы решить эту задачу требуется позиционная система, которой у нас нет. Что-то вроде «Лорана-С», но с большей дальностью.

– Вы намекаете на обратное полушарие? Мы же, вроде как, союзники?

– Союзники… Пока существует Гитлер. Как только его не станет, не дай бог в течение войны, так быстренько переквалифицируемся. Так что, готовиться надо заранее. А под шумок они затеяли перехватить у Англии первенство по военно-морскому флоту. Строящийся тоннаж просто огромен. И его придется топить. Поэтому основное направление для нас – противокорабельное, а вторую задачу нам поставили на перспективу: пощупать, потрогать за вымя и определить недостающие элементы. 2-й отдел, служба «Р»! Что с передачей в промышленность наших разработок? Долго еще будем все сами делать? Что говорит Шокин?

– Говорит, что до окончания войны у него нет возможности перейти на новую элементную базу.

– Понятно, спасибо! То-то он носа не кажет последнее время! Учтем! – Петр сделал себе пометку в блокноте, чтобы «надавить» на упирающегося наркома радиопромышленности. Все приходилось буквально продавливать, так как в планы это не было внесено, а финансирование находилось на строжайшем учете. Ему, благодаря тому, что он прошел «большую проверку», на экспериментальную деятельность финансы выделили, но не через Госплан, а через внебюджетный фонд. Для многих остальных это было принципиально невозможно. За малейшее нарушение финансовой дисциплины можно было получить высшую меру. Шла война, и грозить просто пальчиком никто не станет. Определив разработчикам срок исполнения предварительных расчетов, от которого все взвыли, Петр уехал на Беговую, где, как он рассчитывал, идет подобное совещание у Поликарпова, которого он застал стоящим у большой доски, на которой он показывал присутствующим контуры будущей машины. Петр приехал не один, с ним находились Николай Кузнецов, бывший зам главного конструктора Климова на Уфимском моторостроительном заводе, и неизменный товарищ Гудков. Я-то по специальности: «китаец», мне интереснее с крылатыми ракетами возиться, а у Петра страсть – это самолеты, поэтому, несколько наплевав на необходимость многое что переделывать у себя «в огороде», он кинулся на Беговую, где начиналось обсуждение нового «стратега», правда они пока так не называются. Перед этим он совещался с обоими своими конструкторами. Кое-какой толк от этого был! Я не преминул влезть и в эту епархию, дабы глупостей не натворили. Ведь почему я так настойчиво пробиваю дорожку к крылатым ракетам? Да все потому, что их достоинства оценили слишком поздно, и «забывали» о них с завидной регулярностью. Что у нас, что у американцев, первая ставка была сделана на единственную летавшую в то время ракету Брауна, которая, благодаря известной нечистоплотности и амбициям незабвенного С.П. Королева, надолго преградила путь более надежным и более точным крылатым ракетам. В «баллистику» были вбуханы миллиарды, с нулевым результатом, а перспективнейшее направление долго числилось в приживалках у всемогущего баллистического монстра. Фактически, уязвимость последних предопределена: их можно уничтожить в шахте, во время старта, на любом участке траектории, так как она просчитывается на раз! Ну, кроме квазибаллистических траекторий, до которых еще топать и топать! Поэтому важно уже сейчас застолбить за направлением «свою веху», чтобы не допустить того страшного перекоса, когда под нож пускали самолетостроительные КБ, как «бесперспективные». Ведь будут кричать, что сбить крылатую гораздо проще, основываясь на «скороспелке» Fi-103, скорость которой была меньше, чем скорость перехватчиков «Спитфайр». Ну, а о точности даже и говорить не приходилось. Так как сейчас есть распоряжение Сталина: рассмотреть вопрос о возможности атаки цели с известными координатами, этим надо пользоваться, тем более, что я знаю, что вслед за ним придут совсем другие люди, кругозора которых не хватит даже на то, чтобы оценить имеющееся. И советовать им будут люди с совершенно другим представлением о том: как это делается. Вот и приходится действовать на два фронта, подгоняя носители к еще не родившемуся «изделию».

Поэтому попросил слова, воспользовавшись возникшей небольшой паузой из-за нашего прихода. Николай Николаевич – человек вежливый, и, хотя у него, наверное, было и самому что сказать, показал мне, то есть Петру, рукой направление к доске, а сам присел на стул неподалеку.

– В первую очередь, хочу сразу познакомить всех с тем «изделием», вокруг которого будет строиться эта «железяка». Как танк – это повозка для орудия, так и самолет – это средство доставки авиационных боеприпасов к месту вероятного нахождения противника. А боеприпас у нас немаленький, длина у него – девять четыреста, злого умысла не было, так получилось. 9000 – само изделие, и 400 прибавляют стартовые ускорители. Такую длину имеет бомболюк «Ланкастера». Но вообще-то бомболюк требуется длиной более 12-ти тысяч, так как дальность у изделия пока недостаточная. Основными целями для «изделия» являются авианосцы и авианосные группы, которые имеют довольно «длинную руку». У японцев их «Зеро» имеет дальность почти 2000 километров, при соответствующем радиусе в 1000–1200 километров. А еще у одного вероятного противника тяжелые истребители имеют дальность 2880 километров. Но есть маленькое «но», весьма существенное: крейсерские скорости, при которых указанные самолеты имеют эту дальность, очень малы: от 275 до 350 километров в час. Высотность не превышает 11 000 метров. Нашей задачей является создание машины с высокой крейсерской скоростью и большей высотностью, чем у наших противников. Крейсерской скоростью у нее должна быть максимальная скорость у противника: 640–680 километров в час. Или выше, как получится. Мы тут у себя прикинули, что можно сделать, Николай Дмитриевич предлагает вариант поднятия тяги, достаточно интересный: винто-турбовентиляторный двигатель, трехвальный, с коэффициентом двухконтурности порядка 15–16. Если его немного изменить и задать стреловидность 30° лопастям, винтов и вентилятора, то может получиться вполне приличный движок. Будем пробовать. От форсажной камеры, о которой шла речь ночью, можно будет отказаться в этом случае, сделать – мы ее сделаем, но торопиться с этим не будем. Там расход топлива здорово повышается, а это для дальнего бомбера не слишком хорошо.

– А какой расход будет у вашего двигателя? – спросил у Кузнецова Поликарпов.

– По моим подсчетам, где-то 0,62-0,65 на килограмм-силы тяги в час. Петр Васильевич посчитал, что с его дополнениями можно довести до полукилограмма.

– Что-нибудь готово? Или только на бумаге?

– Газогенератор, двухвальный, прошел огневые, это тот самый двигатель, о котором и шла речь. Третью свободную турбину добавить сможем, это проще, чем городить форсаж, валы все полые. – ответил Петр.

– А как это будет выглядеть здесь? – Поликарпов показал рукой на нарисованный мелом на доске самолет. – Речь идет о винте, насколько я понимаю, а это увеличивает размеры.

– Я предлагаю полностью утопить двигатель в крыле, снизу заподлицо, а сверху оставить воздухозаборники, изогнуть их и расширить до размеров винта, это где-то 2500 миллиметров. Продуть требуется и прикинуть размеры воздухозаборника. А сопло сделать управляемым и плоским.

– Прогорит! – заявили все, почти хором.

– Ну, у Березняка же не прогорает, на Х-1м у нас стоит такое, к тому же активное, с изменяемым вектором тяги. А у него температура газов выше, чем у вентиляторного двигателя.

– А зачем такие сложности? Пусть будет круглым…

– Скорость истечения поднять.

– Ладно, все! Что тут обсуждать, когда готового решения пока нет! – отрезал Поликарпов. – Петр Васильевич! Форсажную камеру продолжайте делать, рассмотрим оба варианта, как вентиляторный, с форсажем, так и винтовентиляторный. Хотя, конечно, полкило на килограмм звучит заманчиво! Ой, как заманчиво! Но, как и договаривались, все управление двигателями берешь на себя!

– Добро-добро, я и не отказываюсь.

Совещание «скушало» почти восемь часов, без перерыва и перекуров, курили все на месте. Мне пришлось обратить внимание Петра на то обстоятельство, что Николай Николаевич ладонью поджал левый бок. Он, по молодости лет, на такие вещи еще свое внимание не распространяет. Поэтому Петр встал, похлопал по часам, и предложил обсуждение закончить и поужинать, так как обед они уже пропустили. Предложение было поддержано, перешли в столовую, где совещание продолжилось с новыми силами, но у нас времени на это уже не оставалось, требовалось ехать в центр и начинать катить бочку на Шокина. Прощаясь Поликарпов спросил у Петра:

– А может быть сделать верхнеплан по обычной схеме, а двигатели, которые предлагает Кузнецов подвесить под стреловидным крылом?

– А куда ракеты денем? 4 штуки? Будем втискивать их в узкий фюзеляж? И скорость надо дать, и инверсионный след куда-то девать. В классическом варианте только две или три ракеты и шасси огромное.

– Я понимаю, но пока очень сыро, и не понятно за что ухватиться.

– Посмотрим, пока не припекает, время на подумать есть. Модель строить я начал, а там и посмотрим.