Глава третья Жискар

9

Бейли обернулся к Дэниелу и сказал:

– Дэниел, меня раздражает, что я должен сидеть здесь взаперти, потому что аврорианцы на борту опасаются меня как источника инфекции. Ведь это чистейшей воды суеверие. Разве я не прошел полную обработку?

– Вас просят не покидать каюту, партнер Элайдж, вовсе не потому, что вы внушаете аврорианцам хоть какие-то опасения, – ответил Дэниел.

– Да? Тогда почему же?

– Если помните, при нашей встрече на этом корабле вы спросили меня о причине, из-за которой меня послали сопровождать вас. Я ответил: чтобы у вас, пока вы будете осваиваться с новой обстановкой, было рядом что-то знакомое и чтобы доставить радость мне. Я собирался сообщить вам третью причину, но пришел Жискар с проектором и фильмокнигами, а затем мы заговорили о робопсихологии.

– И третью причину ты так и не назвал. Так в чем она состоит?

– Просто, партнер Элайдж, мне поручили оберегать вас.

– От чего оберегать?

– Случай, который мы условились называть робийством, пробудил разные необычные страсти, Вас пригласили на Аврору доказать невиновность доктора Фастольфа. А гиперволновая драма…

– Иосафат, Дэниел! – возмущенно вскричал Бейли – Неужто ее видели и на Авроре?

– Ее видели на всех космомирах, партнер Элайдж. Она пользовалась огромным успехом и неопровержимо доказывала, что вы необычайно талантливый следователь.

– И замешанные в робийстве могли так испугаться моего появления, что готовы рискнуть многим, лишь бы помешать мне установить истину. Даже убить меня.

– Доктор Фастольф, – невозмутимо сказал Дэниел, – абсолютно убежден, что в робийстве никто не замешан, поскольку совершить его было под силу только ему самому. С точки зрения доктора Фастольфа, это была несчастная случайность. Однако есть люди, которые пытаются использовать ее в своих целях, и в их интересах воспрепятствовать вам, помешать доказать, что это была именно случайность. Вот почему вас необходимо оберегать.

Бейли торопливо прошелся по каюте, словно стараясь подстегнуть свои мысли физическим напряжением. Почему-то ощущения грозящей опасности у него не возникло. Он сказал:

– Дэниел, сколько всего человекоподобных роботов на Авроре?

– Теперь, когда Джендер больше не функционирует?

– Да. Теперь, когда Джендер умер.

– Один, партнер Элайдж.

Бейли потрясенно уставился на Дэниела и беззвучно повторил: «один?» После паузы он сказал:

– Я хочу уточнить, Дэниел. Ты единственный человекоподобный робот на Авроре?

– И на всех остальных планетах, населенных людьми, партнер Элайдж. Я думал, вам это известно. Доктор Фастольф не счел нужным создать их больше, а никто другой на это не способен.

– Но если так и один из двух человекоподобных роботов был убит, неужели доктор Фастольф не сообразил, что второму и теперь единственному человекоподобному роботу – тебе, Дэниел, – может угрожать опасность?

– Такой вариант он учитывает. Но вероятность повторения редчайшего стечения обстоятельств, вызвавшего умственную заморозку, фантастически мала. Тем не менее он полагает, что возможность какого-либо несчастного случая полностью исключить нельзя, и, надо думать, это также сыграло свою роль в его решении отправить меня на Землю за вами. Так, чтобы меня неделю не было на Авроре.

– И теперь ты такой же заключенный, как и я, Дэниел?

– Только в том смысле, – спокойно ответил Дэниел, – что мне не следует покидать пределы этой каюты.

– А в каком еще смысле можно быть заключенным?

– В том смысле, что подобное ограничение свободы действий отрицательно влияет на подвергнутых ему. В понятие «заключение» заложено отсутствие добровольности. Я же вполне понимаю причину, почему мне нельзя выходить отсюда, и признаю ее весомость.

– Ты-то признаешь, – отрезал Бейли, – а я нет. То есть я заключенный в полном смысле слова. Да и что обеспечивает нам безопасность здесь?

– Во-первых, партнер Элайдж, снаружи дежурит Жискар.

– А у него хватит сообразительности принять меры?

– Он полностью понимает распоряжения, которые получил. Он очень прочен, силен и сознает всю важность возложенных не него обязанностей.

– Ты хочешь сказать, что он позволит разломать себя, лишь бы защитить нас с тобой?

– Естественно. Как и я дам себя разломать, чтобы обеспечить безопасность вам.

Бейли растерялся.

– И тебя не возмущает ситуация, – пробормотал он, – при которой ты можешь быть вынужден отказаться от своего существования ради меня?

– Я так запрограммирован, партнер Элайдж, – ответил Дэниел голосом, в котором словно бы зазвучала необычная мягкость. – Но почему-то мне кажется, что и без программирования утрата моего существования куда менее важна, чем ваше спасение.

Бейли не устоял. Он схватил руку Дэниела и яростно ее потряс.

– Спасибо, партнер Дэниел, но только ни в коем случае собой не жертвуй. Я не хочу, чтобы ты перестал существовать. Это слишком дорогая цена за мое спасение, так я считаю.

Бейли с изумлением понял, что говорит абсолютно искренне, и слегка ужаснулся своей готовности рискнуть жизнью ради робота… Нет, не робота – Дэниела.

10

Вошел Жискар, и снова без предупреждения. Бейли уже свыкся с этим: робот, как его телохранитель, должен был входить в выходить без разрешения, когда считал нужным сам. А в глазах Бейли Жискар оставался всего лишь роботом, пусть он и не называл его «боем» и опускал инициал Р. Если Жискар застанет его, когда он будет чесаться, ковырять в носу, удовлетворять ту или иную неаппетитную физиологическую потребность, то (решил Бейли) воспримет его действия с полным равнодушием, без осуждения или критики и лишь безразлично зафиксирует в памяти это наблюдение.

Таким образом, Жискар оставался самодвижущимся предметом обстановки, и его присутствие совершенно Бейли не смущало… Впрочем, мимоходом подумал Бейли, Жискар еще ни разу не появлялся в неподходящий момент.

В пальцах Жискара был зажат какой-то кубик.

– Сэр, я полагаю, вы все еще хотели бы посмотреть на Аврору из космоса?

Бейли вздрогнул от неожиданности. Разумеется, Дэниел заметил его досаду, правильно определил причину и нашел выход из положения. Поручить исполнение Жискару, словно тот сам простодушно додумался до этой идеи, Дэниелу подсказала тонкая деликатность. Так он освобождал Бейли от необходимости выразить Благодарность. Во всяком случае, это придумал Дэниел.

Собственно говоря, то, что ему беспричинно (как он убежден) препятствуют увидеть Аврору из космоса, сердило Бейли даже больше, чем самый факт заточения в каюте. После Прыжка миновало двое суток, но он все еще был зол, что лишился этого зрелища. И вот… Он повернулся к Дэниелу:

– Спасибо, друг.

– Это придумал Жискар, – сказал Дэниел.

– Ну конечно, – поправился Бейли с легкой улыбкой. – Я благодарю и его. А что это такое, Жискар?

– Астросимулятор, сэр. Работает примерно как трехмерный приемник и подключен к обзорному салону. Если мне можно добавить…

– Ну?

– Вид вам не покажется интересным, сэр. Мне не хотелось бы, чтобы вы были разочарованы.

– Постараюсь не предвкушать ничего особенного, Жискар. В любом случае, даже если я буду разочарован, то не по твоей вине.

– Благодарю вас, сэр. Я должен вернуться на свой пост, но Дэниел поможет вам настроить прибор, если возникнут какие-нибудь затруднения.

Он вышел, а Бейли сказал Дэниелу с одобрением:

– По-моему, Жискар отлично выполнил задание. Пусть он и простая модель, но прекрасной конструкции.

– Он ведь тоже робот доктора Фастольфа, партнер Элайдж. Астросимулятор снабжен блоками питания и самонастраивается. Поскольку он уже наведен на Аврору, достаточно слегка нажать на контрольную пластинку. Прибор включится, и больше вам ничего делать не надо. Хотите сами включить его?

– Зачем? – Бейли пожал плечами. – Включи ты. Дэниел поставил кубик на тот же стол, за которым Бейли работал с проектором.

– Это контрольная пластинка, партнер Элайдж, – сказал Дэниел, кивнув на узкий прямоугольник у себя на ладони. – Ее нужно просто взять за края – вот так – и слегка нажать. Прибор включится. При повторном нажатии он выключается.

Дэниел нажал на пластинку, и Бейли придушенно вскрикнул. Он полагал, что кубик засветится и спроецирует голографическое изображение звездного пространства. Но произошло прямо противоположное: внезапно он очутился в космосе – в космосе! – среди ярких немигающих звезд повсюду вокруг.

Длилось это мгновение, а затем все обрело прежний вид: каюта, а в ней Бейли, Дэниел и кубик.

– Прошу прощения, партнер Элайдж, – сказал Дэниел. – Я выключил его, едва заметил вашу реакцию. Я не предусмотрел, что вы не подготовлены.

– Так подготовь меня. Что произошло?

– Астросимулятор воздействует непосредственно на зрительный центр человеческого мозга. Отличить внушаемый им образ от трехмерной реальности невозможно. Прибор относительно новый и пока употребляется только для астрономических изображений, поскольку они отличаются разнообразием мелких деталей.

– И ты видел то же, что я?

– Да, но туманно и далеко не так реалистично, как человек. Я вижу смутную картину, наложенную на обстановку каюты, сохраняющую полную четкость. Но мне объяснили, что люди видят только картину. Несомненно, когда мозг таких, как я, получит более тонкую восприимчивость и будет настроен…

Бейли уже совсем оправился.

– Дело в том, Дэниел, что я ничего, кроме изображения, не осознавал. Даже себя. Я не видел своих рук, не знал, где они. У меня было ощущение, будто я дух бесплотный, что… э… То есть я, наверное, так себя чувствовал бы, если бы умер, но продолжал существовать только как сознание в какой-то внематериальной загробной жизни.

– Теперь я понимаю, почему это так плохо на вас подействовало.

– По правде говоря, очень и очень плохо.

– Прошу прощения, партнер Элайдж, и сейчас же скажу Жискару, чтобы он унес прибор.

– Нет. Теперь я подготовлен. Дай мне попробовать еще раз. А сумею я выключить прибор, даже не осознавая, что у меня есть руки?

– Пластинка прилипнет к вашей ладони, партнер Элайдж, и уронить ее вы не сможете. Ознакомившись с этим явлением, доктор Фастольф сказал мне, что едва у держащего контрольную пластинку возникнет желание выключить астросимулятор, как пальцы сожмутся сами собой. Безусловный рефлекс, связанный с теми же нервными механизмами, что и само зрение. Во всяком случае, так реагируют аврорианцы, и, полагаю…

– …что земляне достаточно сходны с аврорианцами и реакция будет такой же. Отлично. Дай мне пластинку, и я попробую.

Бейли не без внутренней дрожи нажал на края пластинки и вновь очутился в космосе. Но теперь он знал, чего ждать, и, убедившись, что дышит нормально и абсолютно не ощущает себя в вакууме, решил сполна воспользоваться этой зрительной иллюзией. Дышал он, правда, довольно глубоко (возможно, в доказательство, что он действительно дышит), однако озирался по сторонам с подлинным любопытством.

Внезапно осознав, что слышит свое сопение, он спросил:

– Дэниел, ты меня слышишь? – И услышал свой голос. Словно из отдаления с какой-то непривычной интонацией – но услышал.

А затем услышал и голос Дэниела, тоже чем-то отличающийся от обычного, однако вполне внятный.

– Да, я вас слышу, – ответил Дэниел. – Как и вы меня, партнер Элайдж. Зрение и мышечное восприятие подвергаются воздействию ради реалистичности, но слух не затрагивается. Вернее, лишь в очень слабой степени.

– Ну, вижу я только звезды, причем знакомые. Но у Авроры же есть солнце, и мы настолько близко от него, что, по-моему, эта звезда должна выделяться особой яркостью.

– Совершенно верно, партнер Элайдж. Но ее яркость чересчур велика и астросимулятор ее снижает, иначе ваша ретина могла бы получить серьезные повреждения.

– Ну а планета где? Аврора?

– Видите созвездие Ориона?

– Да… Неужели и здесь созвездия выглядят так же, как с Земли? В планетарии Города?

– Более или менее. По космическим меркам мы находимся не очень далеко от Земли и Солнечной системы, к которой она принадлежит, и поэтому карты звездного неба Земли и Авроры примерно совпадают. Солнце Авроры, Тау Кита для землян, отстоит от земного всего лишь на три целых шестьдесят семь сотых парсека. Так вот, если вы медленно проведете черту от Бетельгейзе к средней звезде в поясе Ориона и продолжите ее на чуть большее расстояние, то увидите звезду средней яркости. Это и есть Аврора. На протяжении ближайших нескольких суток она, по мере нашего приближения к ней, будет становиться все более заметной.

Бейли сосредоточенно уставился на блестящую звездочку. На нее не указывала светящаяся стрелка, над ней не изгибались четкие буквы названия. Он сказал:

– А где Солнце? Звезда Земли, хочу я сказать.

– В созвездии Девы, каким оно представляется с Авроры. Звезда второй величины. К сожалению, астросимулятор программирован недостаточно для того, чтобы как-то выделить его для вас. Но в любом случае отсюда оно выглядит самой обычной звездой.

– Неважно, – сказал Бейли. – Я хочу выключить эту штуку. Если у меня не получится, то помоги.

У него получилось. Стоило ему подумать об этом, как изображение исчезло, и он замигал от яркого света каюты.

Только почувствовав себя совершенно нормально, Бейли вдруг сообразил, что несколько минут он ощущал себя в открытом космосе, ничем от него не отгороженном, и тем не менее его земная агорафобия не дала о себе знать! Едва он свыкся с условной бесплотностью, как все неприятные ощущения исчезли.

Эта мысль его заинтриговала и на некоторое время отвлекла от фильмокниг.

Опять и опять он включал астросимулятор и вновь созерцал космос таким, каким он выглядел бы с наблюдательного пункта вне оболочки корабля, а сам куда-то исчезал. (Мнимо, разумеется.) Иногда он включал прибор всего на минуту, просто чтобы убедиться, что неизмеримая пропасть пространства действительно не производит на него угнетающего действия. А иногда узоры звезд его завораживали. Он начинал лениво их: пересчитывать или выискивал геометрические фигуры, наслаждаясь способностью заниматься тем, что на Земле было ему недоступно: там нарастающая агорафобия быстро заслонила бы все.

Мало-помалу яркость Авроры увеличивалась. Вскоре отыскивать ее среди прочих светящихся точек стало очень просто, затем еще проще, и вот она уже сразу бросалась в глаза. Узкий осколочек света быстро увеличивался, Бейли начал различать фазы, когда Аврора обрела форму почти идеального полумесяца.

На его вопрос Дэниел ответил:

– Мы приближаемся к ней не в плоскости орбиты, партнер Элайдж. Под этим углом южный полюс Авроры находится примерно в центре ее диска на освещенной стороне. В южном полушарии там сейчас весна.

– Я прочел, – сказал Бейли, – что ось Авроры имеет наклон в шестнадцать градусов. (Физическое описание планеты он пробежал, торопясь добраться до аврорианского общества, но этот факт запомнил.)

– Да, партнер Элайдж. Скоро мы войдем в плоскость орбиты, и тогда смена фаз участится, поскольку Аврора вращается быстрее Земли…

– В ее сутках ведь двадцать два часа?

– Аврорианские сутки равны двадцати двум традиционным часам с тремя десятыми. Сутки Авроры делятся на десять аврорианских часов, каждый час на сто аврорианских минут, в свою очередь делящихся на сто аврорианских секунд. Иными словами, аврорианская секунда равна примерно одной восьмой земной секунды.

– В книгах их называют метрическими часами, метрическими минутами и так далее, верно?

– Да. Добиться, чтобы аврорианцы отказались от привычных единиц времени, было нелегко, и вначале обе системы – стандартная и метрическая – употреблялись одновременно. Затем, естественно, метрическая система одержала победу. Теперь на Авроре говорят просто «часы», «минуты», «секунды», подразумевая метрическую систему. Она принята на всех космомирах, хотя и не увязана там с вращением планеты. Разумеется, каждый космомир пользуется и местной системой измерения времени.

– Как и Земля.

– Да, партнер Элайдж. Но Земля пользуется исключительно первоначальными стандартными единицами, и это причиняет много неудобств космомирам в сфере торговли, но они не препятствуют Земле поступать по-своему.

– Не из лучших чувств, естественно. Полагаю, они только рады подчеркнуть обособленность Земли. Но как десятеричность согласуется с исчислением года? Ведь у Авроры есть период обращения вокруг ее солнца, создающий смену времен года. Как же определяется он?

– Аврора, – ответил Дэниел, – обращается вокруг своего солнца за триста семьдесят три с половиной аврорианских суток, то есть приблизительно за девяносто пять сотых земного года. Для хронологии это существенно значимым не считается. Аврора принимает тридцать своих суток за месяц. Десять месяцев составляют метрический год. Метрический год равен примерно восьми десятым периода обращения планеты, то есть, грубо говоря, трем четвертям земного года. Разумеется, у каждой планеты это соотношение меняется. Десять суток принято называть децимесяцем. Этой системой пользуются все космомиры.

– Неужели не нашлось более удобного способа отразить смену времен года?

– Каждый мир имеет и сезонный год, но в широкое употребление эта система не вошла. С помощью компьютера очень просто найти соответствие любой даты – прошлой или будущей – с сезонными сутками, если почему-либо возникнет нужда в такой информации. И соотношение местных суток любого мира устанавливается столь же легко. И, конечно, партнер Элайдж, любой робот способен вычислить все это и направить деятельность человека, когда она как-то связана с сезонным годом или местным исчислением времени. Преимущество десятеричных единиц состоит в том, что они обеспечивают человечеству единое исчисление времени, требующее поправок не более чем на одну-две десятые.

Бейли удивило, что в просмотренных им книгах это нигде точно не объяснялось. Впрочем, из истории Земли он знал, что некогда основой календаря был лунный месяц, а затем наступило время, когда ради более точного летоисчисления от лунного месяца отказались – и никаких следов это не оставило. В книгах о Земле, которые он мог бы предложить инопланетянину, тот, скорее всего, не нашел бы никаких упоминаний о лунном месяце или других преобразованиях календаря в прошлом. Даты давались бы без объяснений или ссылок.

А что еще давалось бы без объяснений?

Так в какой мере может он полагаться на приобретенные им сведения? Надо будет постоянно задавать вопросы и ничего не считать само собой разумеющимся.

Сколько будет случаев упустить очевидное, сколько будет шансов понять неверно, сколько будет возможностей ошибиться и избрать неправильный образ действий!

11

Теперь, когда Бейли включал астросимулятор, Аврора доминировала надо всем и очень напоминала Землю. (Своими глазами он Землю из космоса не видел ни разу, но внимательно ознакомился с фотографиями, иллюстрировавшими астрономические справочники.)

И теперь он видел те же конфигурации облаков, те же проблески пустынь, те же протяженности ночной тени и дневного света, те же скопления мерцающих огней по всему ночному полушарию, какие запечатлелись на космофотографиях земного шара.

Бейли жадно вглядывался в приближающуюся планету, а сам думал: что, если по неведомой причине его взяли в космос, сказали, будто он летит на Аврору, а на самом деле возвращают на Землю? По какой-то причине – тайной и безумной. Как определить до высадки, что происходит на самом деле?

Но какие у него основания для подозрений? Дэниел специально сообщил ему, что созвездия с обеих планет выглядят примерно одинаково. Но ведь так и должно быть на планетах, обращающихся вокруг соседних солнц? Общий вид их из космоса совпадает, но может ли быть иначе, раз обе они пригодны для людского обитания и отвечают основным нуждам человечества?

Не слишком ли нарочито предположение, что приложено столько стараний для того лишь, чтобы ввести его в заблуждение? Ради чего? Ну а вдруг впечатление нарочитости и бесполезности создается умышленно? Ведь лежи причина на поверхности, он бы сразу ее обнаружил.

Но может ли Дэниел участвовать в подобном заговоре? Будь он человеком, ответом было бы категорическое «нет!». Но он робот, и не исключено, что имеется способ продиктовать ему такое двуличное поведение.

Сделать окончательный вывод было нельзя, и Бейли поймал себя на том, что высматривает, не подскажут ли ему очертания континентов, Земля перед ним или не Земля. Это было бы решающим доказательством, но, к несчастью, недостижимым. В прорехи облачного покрова он видел только частности, которые ни о чем ему не говорили. Географию Земли он знал поверхностно и по-настоящему хорошо представлял себе только се подземные Города – ее стальные пещеры.

То, что он успевал разглядеть, было ему незнакомо, однако с тем же успехом могло находиться на Земле, как. и на Авроре.

Но откуда вообще эти подозрения?. Он же летел на Солярию и не сомневался, что летит именно туда. Ему и в голову не приходило, что его могут завернуть назад на Землю… Да, но тогда ему было дано четкое задание, вполне выполнимое. А теперь у него нет никаких шансов чего-то добиться.

Так, может, подсознательно он предпочел бы вернуться на Землю, вот и сочинил нелепый заговор, отвечающий его тайным желаниям?

Овладевшая им неуверенность словно обрела самостоятельное существование. От нее не удавалось избавиться, и он пожирал Аврору глазами, лишь бы не возвращаться к реальности своей каюты.

Аврора очень медленно вращалась.

Он так долго смотрел на нее, что успел заметить крохотное смещение. В глубинах космоса все выглядело неподвижным, как на театральном заднике, – беззвучный и статичный узор из огненных точек, среди которых позже возник полумесяц немногим больше их. Может, эта неподвижность и помогла ему преодолеть агорафобию?

Но теперь он увидел, что Аврора вращается, и понял, что корабль зашел на последние спирали перед посадкой. Облака вспухали ему навстречу…

Да нет же, нет! Не облака! Это корабль устремляется к ним. Движется корабль! Движется он сам! Бейли вдруг осознал свое существование. Он, он падает сквозь облака! Ничем не защищенный, он падает сквозь разреженный воздух на твердую поверхность.

Горло ему перехватила судорога. Дышать стало трудно. «Ты защищен! – в отчаянии твердил он себе. – Ты внутри оболочки корабля!»

Но никакой защитной оболочки он не ощущал. «Кроме той оболочки, у тебя же есть оболочка собственной кожи», – подумал он. Но он не ощущал и кожи.

Это было хуже простой наготы: он – ничем не огражденная внутренняя сущность, полностью обнаженная личность, точечка жизни, единственная среди распахнутой бесконечности Вселенной. И он падает!

Бейли попытался спастись от этого зрелища, стиснуть пластинку в кулаке, но ничего не произошло. Его нервные окончания настолько потеряли связь с реальностью, что усилие воли не сжало пальцы. Да у него и нет воли! Глаза не закрылись, кулак не сжался. Им овладел ужас, парализовал его.

Он осознавал только облака перед собой – белые… не совсем белые… с оранжево-золотой подсветкой…

Все слилось в сплошную серость… Он тонул. Не мог вздохнуть… Он отчаянно пытался преодолеть судорогу, позвать Дэниела…

И не мог издать ни единого звука.

12

Бейли дышал так, словно секунду назад разорвал грудью ленточку на финише марафона. Каюта перекосилась, его локоть упирался в какую-то твердую поверхность.

Он сообразил, что лежит на полу.

Рядом с ним на коленях стоял Жискар. Пальцы робота (упругие, но довольно холодные) охватывали его запястье. За плечом Жискара Бейли увидел распахнутую дверь каюты.

Ему не нужно было спрашивать, что произошло. Жискар схватил бессильную человеческую кисть и сжал в ней пластинку, чтобы выключить астросимулятор. Не то бы…

Бейли увидел над собой и лицо Дэниела, выражавшее что-то похожее на страдание. Дэниел сказал:

– Партнер Элайдж, вы молчали. Если бы я быстрее понял, что вам плохо…

Бейли попытался жестом показать, что понял и что это неважно. Говорить он еще не мог.

Оба робота ждали, пока Бейли не сделал слабого движения, чтобы подняться, а тогда их руки тотчас подхватили его, подняли, усадили в кресло, и Жискар осторожно высвободил пластинку из его пальцев со словами:

– Мы скоро пойдем на посадку и, полагаю, астросимулятор вам больше не понадобится.

– В любом случае, его лучше унести, – добавил Дэниел.

– Погодите, – сказал Бейли таким хриплым шепотом, что сам себя не расслышал. Он с трудом кашлянул и повторил; – Погодите!.. Жискар!

Жискар вернулся.

– Слушаю, сэр.

Бейли помолчал. Раз Жискар знает, что нужен ему, он будет ждать. До бесконечности, если будет надо. Бейли попытался собраться с мыслями. Агорафобия агорафобией, но он все равно не знает, где сейчас они совершат посадку. Эта неуверенность возникла до припадка агорафобии и, возможно, дала толчок для него.

Надо узнать точно. Жискар не солжет. Робот не способен солгать, если его специально не проинструктировать. А для чего тратить время на Жискара? В спутники ему дали Дэниела. Дэниел должен был безотлучно находиться при нем. И лгать принудили бы Дэниела. Жискар – просто посыльный, страж у дверей. Так зачем было бы прилагать усилия на сложное инструктирование, чтобы он мог сплести паутину лжи?

– Жискар! – Голос Бейли прозвучал почти нормально.

– Слушаю, сэр.

– Мы идем на посадку, так?

– Да. Остается несколько меньше двух часов.

Двух метрических часов, решил Бейли. А они длиннее реальных часов? Или короче? Неважно! Только лишняя путаница. Выкинь из головы.

Бейли сказал со всей резкостью, на какую был способен:

– Сейчас же назови планету, на которой мы совершим посадку!

Человек либо вовсе не ответил бы, либо ответил бы после недоуменной паузы.

Жискар ответил без запинки констатирующим тоном:

– Аврора, сэр.

– Откуда ты знаешь?

– Это порт нашего назначения. Кроме того, она не может быть, например, Землей, поскольку солнце Авроры Тау Кита имеет массу на десять процентов меньше массы земного Солнца. Поэтому Тау Кита чуть холоднее и ее свет непривыкшим глазам землян кажется слишком оранжевым. Возможно, вы уже ознакомились с характерным цветом солнца Авроры по отблескам на облачном слое. И, пока вы не свыкнетесь, ландшафты планеты будут казаться вам необычными.

Бейли отвел глаза от невозмутимого лица Жискара. Конечно же, он заметил оранжевый тон облаков и не придал ему никакого значения. Непростительная ошибка.

– Можешь идти, Жискар.

– Слушаю, сэр.

Бейли с досадой обернулся к Дэниелу:

– Я свалял дурака, Дэниел.

– Насколько я понял, вы проверяли, не обманываем ли мы вас, не летим ли вместо Авроры куда-то еще. У вас есть причина для таких подозрений, партнер Элайдж?

– Никакой. Возможно, агорафобия порождала смутную тревогу и я искал для нее объяснения. Правда, при виде неподвижного космического пространства я никаких неприятных ощущений не сознавал. Однако они могли таиться у самого порога сознания и воздавали тревожное чувство.

– Вина наша, партнер Элайдж. Зная ваше отвращение к открытым пространствам, мы не должны были подвергать вас астросимуляции, и, во всяком случае, следить за вами мы обязаны внимательнее.

Бейли раздраженно мотнул головой:

– Не говори так, Дэниел! С меня хватит слежки. Вопрос в том, насколько внимательно за мной будут следить на Авроре.

– Партнер Элайдж, – сказал Дэниел, – мне кажется, вам будет сложно получить свободный доступ на Аврору и к аврорианцам.

– Тем не менее такой доступ мне необходим. Установить подоплеку этого робийства я смогу, только если буду свободен собирать информацию на месте – и от людей, как-то причастных к случившемуся.

Бейли уже чувствовал себя нормально, хотя и несколько уставшим. Но, к его большому смущению, пережитое напряжение пробудило в нем острое желание выкурить трубку. А он-то думал, будто окончательно избавился от этой привычки больше года назад. И вот он прямо-таки ощущал запах и вкус табачного дыма, проникающего через гортань в ноздри.

Что ж, придется обойтись воспоминаниями. На Авроре ему курить не разрешать. Ни на одном космомире табак не употребляется, и захвати он с собой пачку, ее забрали бы и уничтожили.

– Партнер Элайдж, – сказал Дэниел. – Это вам необходимо обсудить с доктором Фастольфом, как только мы совершим посадку. У меня нет полномочий решать такие вопросы.

– Знаю, Дэниел. Но как мне поговорить с Фастольфом? С помощью какого-нибудь эквивалента астросимулятора? С пластиной в кулаке?

– Вовсе нет, партнер Элайдж. Вы будете разговаривать лицом к лицу. Он намерен встретить вас в космопорту.

13

Бейли прислушивался в ожидании звуков, которые сказали бы ему, что они совершили посадку. Но какие это будут звуки? Он не знал. Он не знал устройства корабля, не знал, сколько на борту людей и что им полагается делать при посадке, и каких именно звуков следует ожидать.

Крики? Гул? Вибрирующий свист?

Он не слышал ничего.

– Партнер Элайдж, вас что-то тревожит, – сказал Дэниел. – Будет лучше, если вы сразу станете говорить мне о своих неприятных ощущениях, не откладывая. Я обязан помочь вам в тот самый момент, когда вы по какой бы то ни было причине почувствуете себя нехорошо.

Слово «обязан» было произнесено с легким нажимом.

«Его подстегивает Первый Закон, – рассеянно подумал Бейли. – Наверное, он по-своему страдал не меньше моего, когда я потерял сознание, а он не сумел вовремя этого предупредить. Пусть для меня недопустимый дисбаланс позитронных потенциалов – пустой звук, но у него в результате возникают тс же неприятные ощущения и те же реакции, которые вызвала бы у меня сильная боль».

И еще он подумал: «Но откуда мне знать, что прячется под псевдокожей и в псевдосознании робота? Как и Дэниел не может знать, что происходит во мне».

И тут, терзаясь из-за того, что подумал о Дэниеле как о роботе, Бейли поглядел в его добрые глаза (когда именно они качали казаться ему добрыми?) и сказал:

– Я сразу же сообщу тебе о неприятных ощущениях. Но сейчас их у меня нет. Я просто прислушиваюсь к звукам, которые предупредили бы меня, что начинается посадка.

– Благодарю вас, партнер Элайдж, – очень серьезно произнес Дэниел, слегка наклонив голову. – Посадка никаких неприятных ощущений вызвать не должна. На вас может сказаться ускорение, но слабо, поскольку каюта оборудована так, чтобы смягчать его. Может подняться температура в каюте, но не больше чем на два градуса по шкале Цельсия. Что до звуков, то может послышаться негромкое шипение, когда мы войдем в более плотные слои атмосферы. Что-нибудь из этого способно плохо на вас подействовать?

– Вряд ли. Тревожит меня другое: что мне отказано в возможности наблюдать посадку. Я предпочел бы набраться опыта в подобных вещах. Я не желаю, чтобы меня держали взаперти и не позволяли ни с чем знакомиться.

– Но вы ведь уже убедились, партнер Элайдж, что такого рода опыт – слишком тяжелая нагрузка для вас.

– А как же я научусь с ней справляться, Дэниел? – упрямо возразил Бейли. – Разве этого достаточно, чтобы не выпускать меня отсюда?

– Партнер Элайдж, я уже объяснил, что вас не выпускают отсюда ради вашей безопасности.

Бейли мотнул головой, не скрывая злости:

– Я обдумал это. Полнейшая чепуха! Шансы, что я распутаю этот клубок, настолько малы, даже помимо всех накладываемых на меня ограничений, а также трудностей, с которыми я столкнусь, стараясь понять аврорианцев, что вряд ли хоть кто-нибудь в здравом рассудке палец о палец ударит, чтобы мне помешать. А если и так, с какой стати тратить усилия, добираясь до меня, когда можно уничтожить весь корабль? Если уж мы вообразили, что нам угрожают отпетые злодеи, так они и глазом не моргнут, покончив с кораблем, всеми людьми на нем, с тобой и Жискаром, ну и, естественно, со мной.

– Такая возможность была учтена, партнер Элайдж. Корабль был тщательно проверен. Любая попытка саботажа была бы обнаружена.

– Ты уверен? На сто процентов?

– Полной уверенности в подобных случаях не бывает. Однако Жискару и мне достаточно того, что вероятность подобного крайне мала и можно лететь спокойно, так как опасность минимальна.

– А если вы ошиблись?

Лицо Дэниела на мгновение сморщилось, словно его просили о чем-то, что нарушало ровную работу позитронных связей его мозга.

– Но мы не ошиблись.

– Утверждать это ты не можешь. Мы заходим на посадку и приближается самый опасный момент. Собственно, сейчас уже незачем уничтожать корабль. Опасность, угрожающая лично мне, особенно велика именно сейчас, в эту самую минуту. Если мне предстоит высадиться на Авроре, я не смогу и дальше прятаться в каюте. Мне придется пройти через корабль в пределах досягаемости для прочих. Вы приняли меры предосторожности на время посадки? (Он просто злился и без всяких оснований нападал на Дэниела, потому что изнывал от долгого заключения в каюте и стыдился своего обморока.)

Но Дэниел сказал спокойно:

– Да, приняли, партнер Элайдж. И, кстати, посадку мы уже совершили и находимся на поверхности Авроры.

Бейли растерялся. Он дико посмотрел по сторонам, но, естественно, не увидел ничего, кроме глухих стен каюты. Он не услышал и не почувствовал ничего из того, о чем предупреждал Дэниел, Ни ускорения, ни повышения температуры, ни свиста воздуха… Или Дэниел нарочно заговорил еще раз о грозящей ему опасности, чтобы отвлечь его от других неприятных – но мелких – возможностей?

– Однако остается еще высадка. Как мне покинуть корабль, не подставив себя потенциальным врагам?

Дэниел отошел к стене и прикоснулся к ней. Стена мгновенно раскололась посередине, и половины поползли в противоположные стороны. Бейли увидел перед собой длинную трубу. Туннель.

В эту секунду в дверь вошел Жискар и сказал:

– Сэр, мы втроем пойдем по выходному проходу. Снаружи он под наблюдением. А у того конца ждет доктор Фастольф.

– Мы приняли меры предосторожности, – добавил Дэниел.

Бейли пробормотал:

– Прошу извинения, Дэниел… Жискар… – И угрюмо вошел в туннель. Заверения, что все меры предосторожности приняты, указывали, что меры эти сочтены необходимыми.

Бейли хотелось думать, что он не трус, но он был теперь на чужой планете, не имел понятия, как отличать друзей от врагов, не находил опоры в привычном и знакомом (конечно, не считая Дэниела). В решающий момент, подумал он с дрожью, у него не будет замкнутого приюта, где можно согреться и успокоиться.

Загрузка...