Ритуал

Глава 9

Весь храм застыл в тревожном ожидании, прошедший день слился для инквизитора и монахов в один сплошной кошмар. Одержимый Гарвель, запершись с настоятелем, о чем-то горячечно спорил. Порой общение переходило на крик, в комнате слышался треск ломаемой мебели, но Вальмонт, скрипя зубами от бессилия, удерживал своих людей от атаки. Лишь к вечеру все неожиданно стихло и из комнаты вышел бледный настоятель, а в комнате нашли распростертое на полу бездыханное тело демонолога.

Бледный от пережитого, Вальмонт наблюдал, как тело выносят из кельи. Монахи собрались было предать его огню, но инквизитор, по наитию, запретил и, как оказалось, не зря. Вскоре Гарвель сделал первый вдох, медленный, коматозный, но все-таки вдох. Постепенно дыхание стало прерывистым, а тело начало биться в судорогах. Четверо дюжих монахов, перенесли бьющееся в агонии тело Гарвеля в келью инквизитора. Когда Гарвеля уложили на кровать, Вальмонт выгнал всех из кельи, рухнув в стоящее рядом с кроватью кресло, погрузился в некое подобие чуткой дремы. Из этого состояния его вывел крохотный имп, с горестным писком рванувшийся к бьющемуся в судорогах хозяину. Как в комнату проник щенок, для инквизитора осталось загадкой, просто в какой-то миг двери комнаты приоткрылись, в комнату ворвался жалобно скулящий щенок, который тут же принялся подвывать шипящему импу.

Контроль над телом возвращался с неторопливостью тающего ледника, тело демонолога билось в конвульсиях от обжигающей боли, тысячей раскаленных иголочек пронзающей каждую частичку его измученного тела. Сжатые до хруста зубы скрипели, из горла вырывалось клокотание, чувства кричали о том, что его распинают, жгут на костре, пронзают копьями, острия которых мучительно медленно прорывают кожу, разрезают натянутые как струны мышцы, оставляя лишь лохмотья боли. От личности Гарвеля остались лишь жалкие осколки, агонизирующие на руинах нервной системы, но то, что составляло саму суть демонолога, то, что заставляло его двигаться дышать и жить, не смирилось с поражением. Эту частичку, Вальмонт назвал бы душой, а престарелый учитель Гарвеля ядром личности, но по большому счету, как ни назови, ничего от этого не изменится. Именно эта часть Гарвеля, начала кропотливую работу по сведению тех вопящих от жалости к самим себе осколков, в которые превратился его разум, в цельную личность.

Вальмонт смотрел на корчащегося в постели демонолога с изрядной долей жалости, что не мешала, в любой миг оборвать его жизнь. Сидевший на груди Гарвеля имп тихонькожалостливо шипел, в таком же подавленном состоянии пребывал и щенок, время от времени пытавшийся залезть на койку, но преграда была слишком высока. Смирившийся с этим щенок принялся жалобно скулить, умоляя помочь ему добраться до обожаемого человека, такого сильного и всемогущего, а теперь нуждающегося в помощи. Наконец имп, раздувшись на секунду до размеров щенка, подхватил его за загривок и вздернул на койку. Такое усилие выжало его досуха, он, казалось, стал еще меньше и побледнел. Осчастливленный щенок, метнулся к искаженному мукой лицу демонолога, жалобно поскуливая, принялся лизать, надеясь, что вот щаз все наладится, друг проснется, возьмет в свои сильные руки, погладит, почешет за ухом, и не важно, что раньше он никогда так не делал, сейчас вот обязательно сделает.

Наблюдавший за этой сценой Вальмонт, погруженный в невеселые размышления, потерял счет времени. Монахи, получившие приказ настоятеля, не решались побеспокоить его. В какой-то миг лицо Гарвеля расслабилось, маска боли сползала неохотно. Вальмонт с удивлением отметил, что демонолог молод, удивительно молод, сейчас, когда черты лица расслабились, а глаза закрыты, можно было оценить именно внешность, поскольку впечатление об этом человеке складывалось, из жуткого взгляда глаз, холодного, рассудочного тона, порой надевающего маску эмоций, но именно маску, за которой кроется все тот, же холодный разум. Тонкие черты лица, прямой нос, узкий подбородок, только подчеркивали это впечатление, непослушные волосы цвета мореного дуба, обрамляли его бледное лицо, еще больше усиливая контраст. Вальмонт же хмуро уставился на расслабившееся лицо чернокнижника. В голове инквизитора вертелся один вопрос. За ответ на который он был готов на очень многое. — Каким образом чернокнижник обрел могущество так рано? Ведь Эдвард погиб много лет назад, а другого демонолога, способного передать столь глубокие знания темного ремесла призыв, а в старом свете не было. Вальмонт лично позаботился об этом. И даже под руководством опытного учителя таких результатов так быстро не достичь. И спрашивать об этом Гарвеля наверняка бесполезно. Впрочем Вальмонт сдаваться не собирался Рано или поздно он найдет ответ на этот вопрос. Слишком уж лакомый кусок подобное знание.

Хааг, заметив произошедшие с Гарвелем изменения, принялся радостно верещать и тормошить демонолога, сидевший рядом щенок, тоже начал теребить плечохозяина, крохотные коготки издавали скребущий звук, вкладка из нескольких слоев толстой бычьей кожи, закрывалаа предплечье, до самого локтя. Кожаные вкладки укрепляли рубаху и плащ демонолога во многих местах, их выбор казался странным сведущему в анатомии инквизитору. Поскольку жизненно важные органы этой броней прикрыты небыли. Пользуясь беспамятством Гарвеля, Вальмонт, хотел посмотреть, что же такого защищает подобная броня, но яростно шипящий имп, едва не вцепился ему в глотку.

Гарвель с трудом раздвинул тяжелые, словно пудовые гири веки и уставился немигающим взглядом на инквизитора. Обрадовано завизжавший Батор попытался лизнуть демонолога в лицо, но осчастливленный имп не позволил, вцепившись как клещ, в заднюю лапу щенка.

— Что он сделал? — Спросил Гарвель охрипшим голосом.

— Ну, для начала обошел все бордели города. — Начал перечислять инквизитор, где то на двадцатом пункте, глаза Гарвеля округлились, он засмеялся, поняв, что инквизитор так шутит.

— А на самом деле? — Отсмеявшись, спросил демонолог.

— Закрылся с Павлом в келье, весь день они о чем-то беседовали, не прерываясь на завтрак обед или ужин. — Пожал плечами Вальмонт, не спуская с лица мага испытующего взгляда.

— Интересно было бы послушать их разговор. — Тяжелым шепотом проговорил Гарвель, чувствуя, как постепенно погружается в сон.

— Мне тоже, но демон наложил какие-то чары и слов слышно не было, — вздохнул инквизитор.

— Моя сумка у тебя? — Слабеющим голосом спросил демонолог. Дождавшись утвердительного кивка инквизитора, приказал: — Хааг бездельник принеси мне руну истока и сигил врат.

Имп метнулся со скоростью молнии, за последние часы он смирился со своей участью, и теперь, когда пришедший в себя хозяин давал надежду, он стремился угодить ему во всем. Стараясь не касаться кинжала, он перерыл сумку в поисках сигилов. Вальмонт наблюдал, как кроха, целиком зарывшийся в сумке, выскочил оттуда, зажав в лапах две пластинки, тускло блеснувшие в отсветах факела, освещавшего келью. Бережно вложил в безвольно раскрытые ладони демонолога, хапнув щенка за шкирку, спустил того с кровати. Испещренные значками пластинки начали слабо светиться, инквизитор ощутил волну силы, что прокатилась по комнате, и уже хотел было окрикнуть демонолога, чтобы тот прекратил безобразие. Однако метнувшийся к нему имп зашипел на ухо:

— Не нужно тревожить хозяина: ему нужно набраться сил. — Инквизитор брезгливо спихнул кроху со спинки кресла, но мешать Гарвелю все-таки не стал.

— Сколько он пробудет в таком состоянии. — Спросил он у вьющегося в воздухе импа.

— Не больше часа. — Прошипел имп, встопорщив крылышки. Видимо этот жест можно было истолковать как пожатие плечами. Перестав взмахивать крыльями, Хааг вовсе не спешил падать по-прежнему вися в полуметре над полом. Вальмонт мельком отметил, что летать ему позволяют вовсе не крылья. Щенок, обиженный тем, что его сбросили с кровати, в прыжке достал низко висящего над полом Хаага, сдернув его на землю, принялся возить его по полу.

— Батор. Прекрати! — Пищал обиженный имп. Услышав это имя, Вальмонт вздрогнул от неожиданности. Слова Сиречлиона все еще звучали в ушах. Оторвав раздосадовано сопящего щенка от демона, приказал:

— Повтори тварь! — Испуганно заметавшийся в его руках имп, принялся истошно верещать, умоляя его пощадить. Инквизитор отбросил от себя верещащую тушку импа, брезгливо вытер руку о подлокотник кресла.

— Как ты назвал щенка?! — Гаркнул он на импа, испуганно прижавший уши щенок сжался, у него на коленях мелко дрожа.

— Б-ба-батор. — Заикаясь, пропищал демон. Руки инквизитора, мерно поглаживающие щенка, замерли. В памяти всплыли последние слова демонолога, прежде чем Сиречлион занял его тело. Действительно, а причем здесь щенок? — удивился он, подхватив щенка под теплое пузо, направился прочь из кельи, ему предстояло много работы. Пригревшийся в руках человека щенок заурчал от удовольствия, позабыв все обиды, лапы его подвигались, умащиваясь поудобнее, и он уснул довольно сопя.

В комнате, освещенной десятками свечей, уставленной роскошной мебелью, перед зеркалом стояла Изольда, с неприятным холодком внутри она смотрела на свое отражение. Ее взгляд с ужасом отыскивал следы старения, мелкие морщинки испещрившие лицо, пока едва заметные, но пройдет совсем немного времени, и они станут видны даже полуслепым мужчинам. В голове причудливо переплеталась горечь от утраты молодости и страх перед неудачей. Сделав над собой усилие, женщина успокоилась, направив мысль в привычное русло, грез о скорой мести. Грез, которые так скоро станут реальностью. Но среди этих сладостных видений, где она часть за частью сжигает проклятых инквизиторов, всплыло Его лицо. Только сейчас это был уже не тот наивный юноша, что разрывая руки в кровь, выковыривал ее тело из-под обломков, а затем, истратив все свои деньги на лечебные травы, выхаживал ее почти целый месяц. Сейчас он прошел бы мимо, а то и использовал угасающую жизнь, в каком-нибудь ритуале. От того пылкого мальчика почти ничего не осталось. Лишь лицо, но и оно изменилось до неузнаваемости — Взгляд таких теплых в прошлом глаз, сейчас был бесстрастен, будто не мужчина на тебя смотрит, а голем какой-то. Зябко поведя плечами от нахлынувших воспоминаний, Изольда отвернулась от зеркала. В тот же миг мир зазеркалья за ее спиной словно бы заволокло белесой дымкой, поверхность стала матовой. Свечи, освещавшие комнату, частично погасли, повинуясь воле женщины, на лицо Изольды легла глубокая тень, скрывшая его и придавшая ей некую таинственность. В зеркале начала проступать смутная фигура. Дождавшись, когда собеседник проявится до конца, Изольда медленно повернулась, изобразив на лице радостное изумление.

— Слушаю, мой князь! — Томно согнулась в поклоне волшебница, скрывая презрительную гримаску, что исказила ее лицо помимо воли.

— Твой князь изволит видеть тебя завтра. — Дребезжаще-визгливым голосом заявила фигура в зеркале, постепенно проступая отчетливее; еще секунда и зеркало отобразило необъятную фигуру собеседника: толстый, бледный, с куцей напомаженной бороденкой, которая не скрывала тройного подбородка, что практически доставал до груди. Болезненно бледная кожа и тусклые невыразительные глаза, масляно посверкивающие в свете факелов.

— Как пожелаешь, Великий. — Проворковала Изольда разгибаясь. Толстяк скривил губы в усмешке.

— Да. Как я пожелаю. — Брезгливо скривив рот, ответил он. — И не забудь, что осталось всего три дня, а в город прибыла инквизиция. — Добавил толстяк, его глаза на миг вспыхнули яростным огнем.

— Будет сделано, Великий. — Вновь согнулась в поклоне Изольда. Разогнулась она не раньше, чем зеркало опустело. Внутри все клокотало от сдержанной ярости, свечи вспыхнули с новой силой, высветив искаженное злостью лицо женщины.

— Прибереги гнев для инквизиторов. — Раздался в голове тихий, мягкий голос, от которого разбежались сладостные мурашки по всему телу.

— Этот жирный боров меня просто бесит! — Взорвалась Изольда, в голове раздался тихий смешок.

— Осталось совсем немного, и эта тварь будет в полном твоем распоряжении, как и все инквизиторы этого мира. — Отсмеявшись, продолжил голос. Нервно ходившая из стороны в сторону волшебница ощутила, как бушующий в ней гнев унимается, а на смену ему приходит холодная рассудочность.

— Еще чуть-чуть и весь мир будет у твоих ног. — Продолжил вещать голос. — Но нам могут помешать. — Продолжил он выдержав небольшую паузу.

— Кто?! — Из глотки Изольды помимо воли вырвался почти звериный рык, приутихший было огонь гнева вспыхнул с новой силой, вместе с ним вспыхнули и свечи, теперь их пламя стало багровым, оно пульсировало в такт бешеному сердцебиению волшебницы.

— Его имя Гарвель! — В голосе бестелесного советчика на секунду прорезалась безумная ярость, но почти тут же утихла, и голос его вновь стал мягким, обволакивающим.

— Я уничтожу это ничтожество, а его останки скормлю свиньям. — Дрожащим от ярости голосом сказала Изольда, вновь принявшись мерить комнату шагами.

— Я даже знаю, что это будет за свинья. — Раздался тихий смешок в ее голове.

— А теперь, госпожа, советую заняться подготовкой. — В мягком голосе собеседника прорезались просящие нотки. Потушив за собой свечи, волшебница вышла из своих покоев, трое сектантов стоящих за ее дверью, склонились в поклонах.

— Соберите всех! — Приказала она.

— Будет сделано, Леди. — В один голос ответили культисты, преданно пожирая ее глазами. Проследив взглядом за бегом рванувшимися выполнять приказ сектантами, Изольда вернулась в свои покои.

Гарвель падал сквозь бездну мрака, подобное времяпрепровождение уже давно стало для него привычным, поэтому он почти не обращал внимания на окружающие его красоты. Значение имела лишь цель, и она, по внутренним ощущениям Гарвеля, должна была вот-вот появиться на горизонте. Однако от мерцающего огонька истока не было и следа. Более того не ощущалась даже та связь с Истоком, что всегда возникала, стоило перешагнуть границу миров. Наконец, взгляд демонолога уперся в некую серую массу, висящую на том месте, где должен быть Исток. Его Исток. В затуманенное болью сознание демонолога ворвалась страшная догадка.

Будь у Гарвеля легкие, они бы разорвались от горестного крика, Исток захвачен. А верные ему демоны, сбитые в плотный серый комок, висят прямо перед ним смятые, уничтоженные страшной силой.

Ослепленный горем разум отказывался верить в реальность произошедшего. Разом накатила безнадежность, вяло забилась мысль: что отсюда не выбраться, что он обречен, растворится в бурлящем ничто, из которого состоит окружающий мир. Понятной стала и та терзающая душу пустота, что причиняла почти физические страдания. Исток — это часть души демонолога, которую с помощью довольно хитрых ритуалов превращают в хранилище энергии, именно это и позволяет демонологам черпать силу из такого хранилища, даже если тело находится в другом мире. С каждой секундой утекали последние крохи энергии, вместе с ней демонолога покидала и жажда жизни. Вскоре Гарвель потерял счет времени, казалось, прошла вечность, пока он, свернув свое сознание в клубок, висел посреди царившего хаоса. В какой-то момент Гарвелю стало казаться, что он уже умер, растворился в окружающем мире. Стайка мелких падальщиков заинтересовалась умирающим демонологом, эти трусливые полуразумные демоны сбивались в небольшие стаи подобно гиенам, разыскивали слабых либо уже мертвых существ. Одно из этих крылатых созданий, приблизилось и попробовало отщипнуть кусочек от лакомого сгустка силы, коим являлось эфирное тело мага. Безучастно висевший в воздухе Гарвель, вяло наблюдал за осторожным приближением твари, и чем ближе она подбиралась, тем сильнее в покалеченной душе демонолога становился голод и вынырнувшая из подкорки первобытная ярость, густо замешанная на желании выжить. Выжить любой ценой! Демон заверещал, когда такая лакомая добыча, вцепилась в него, не желающая умирать часть Гарвеля, громко чавкала, пожирая жизнь, жрала еще живое, упиваясь хлынувшей энергией, разум затопила первобытная радость охотника. Еще мгновение, и испуганно верещавшие демоны забились в накинутой демонологом магической сети. Окружающий мир, лишившись влияния истока, медленно возвращался к своему привычному состоянию.

Отбросив остатки последнего, Гарвель ощутил, чужой взгляд. Нечто враждебное смотрело на него отовсюду. Еще секунда ушла на то, чтобы определить источник угрозы. Десяток демонов ветви Самех пытались его окружить. Действовали они настолько слаженно, что сомнений не оставалось: их послали его добить. Времени на размышления: кто из владык решил от него избавиться, не было. Решив не связываться со столь мощным противником, Гарвель метнулся, намереваясь уйти в реальный мир. Загородивший ему дорогу демон, поплатившись половиной своей энергетической сущности, камнем рухнул вниз. А демонолог молнией скользнул в открывшуюся прореху, пока остальные противники спешно возводили барьеры, ошеломленные легкостью с которой один из них был уничтожен. Поразившись, как просто удалось впитать в себя демоническую энергию, Гарвель вырвался из окружения и понесся сквозь багровые небеса преисподней. После того как был уничтожен его исток, эта часть Инферно, возвратилась в свое исходное состояние — огромная вулканическая пустыня, освещаемая сполохами красных молний. В мозгу запоздало мелькнула мысль, что без подпитки от истока, рассосется и тот прокол, сквозь который он сюда просочился. Однако все страхи оказались напрасны. Ну, почти все. Прокол в реальный мир был на месте. Его тускло светящееся фиолетовым жерло буквально искрилось энергией, вот только рядом с ним парили три Хоэфа, молодых, но все же достаточно сильных, чтобы размазать не опирающегося на Исток демонолога. Уверенные в своей силе они, едва двигая крыльями, парили рядом с порталом и о чем-то оживленно беседовали. Но Гарвель не обольщался, прекрасно зная о скорости реакции демонических магов, как и об их способности делить сознание. Идею вернуться через свой прокол, пришлось оставить, стараясь двигаться как можно незаметнее, Гарвель скользнул в сторону от портала.