С малых лет Лиля усвоила: чтобы в жизни чего-то достичь, нужно много работать. Так трудились ее родители – в колхозе и дома. Колхоз выращивал сахарную свеклу. Ее сдавали на завод, где перерабатывали в желтоватый, сладкий песок. Мешки с ним привозили в дом осенью: колхоз помимо зарплаты поощрял работников натурой. Так что можно было зачерпнуть из мешка горсточкой и отправить в рот лакомство, медленно рассосать, а потом облизать пальчики…
Двор их дома был полон живностью: корова, поросята, куры… Время от времени появлялись индюки и гуси: родители то заводили их, то отказывались, то снова заводили. Их всех надо было обиходить и накормить. А еще огород и «сотки» с картошкой… Зато и жили они сытно. В доме Девойно всегда были сало, масло, яйца и картошка. Молоко пили все, включая кота. На Рождество и в другие праздники родители накрывали большой стол, который ломился от еды. Приходила многочисленная родня, соседи, все пили и ели, но все равно оставалось так много, что наготовленное доедали несколько дней.
Как все деревенские девочки, Лиля рано приобщилась к труду. Пасла гусей, кормила поросят, давала пойло корове и рано научилась ее доить. Подростком ходила «на бураки». Свеклу на колхозных полях сеяла и убирала техника, а вот пололи вручную. Дело тяжелое, муторное, но за него хорошо платили.
Работа не мешала учиться. Школу Лиля окончила на пятерки. До золотой медали не дотянула совсем чуток. Получив аттестат и отгуляв выпускной, Лиля поехала в Минск – поступать. Выбрала филфак университета. Она любила книги и обожала читать. Родители не возражали. Дочь станет педагогом – хорошо. В деревне учитель – уважаемый человек.
На дневное отделение Лилия не прошла – не хватило балла. Конкурс оказался большим. А вот на заочное ее взяли. Домой возвращаться Лиля не захотела – город манил. Устроилась прессовщицей на тракторный завод – там принимали всех. Поселилась в общежитии и стала привыкать к столичной жизни.
Платили ей хорошо, но работа не нравилась: грязная, шумная. В прессовом корпусе стоял неумолчный грохот. Здесь рубили, гнули металл. Работникам выдавали беруши – без них можно было утратить слух. Лиля подавала в штамп металлическую полосу и нажимала педаль. Ползун пресса прижимал верхнюю плиту штампа, пуансон вырубал деталь, и та по желобу скользила в короб. Когда короб наполнялся, приезжал электрокар и увозил его на склад. Взамен доставлял пустой. И так изо дня в день.
Когда монотонный ритм становился невмоготу, Лиля говорила себе: «Сейчас я сделаю очень красивую деталь. Такой у меня еще не было». Это помогало. Еще она искала возможность сменить работу. Будучи приметливой, обратила внимание на машинисток, сидевших как в кабинетах заводоуправления, так и в приемной начальника их корпуса. Лиля записалась на курсы машинописи и успешно их окончила. И надо же было случиться – уволилась секретарь их корпуса. Она вышла замуж за офицера и отбыла к месту его службы. Лиля, захватив удостоверение об окончании курсов, отправилась к начальнику. Тот сидел в кабинете и листал бумаги.
– Чего тебе? – спросил хмуро.
– У вас освободилось место, а я – вот! – Лиля протянула удостоверение.
Начальник пробежал его глазами и хмыкнул.
– Держи! – он протянул ей пару рукописных листков. – Машинка в приемной, бумага и копирка – в столе. Там же найдешь образцы. Отпечатай в двух экземплярах. Посмотрим, какой из тебя секретарь!
Через десять минут Лиля вошла в кабинет и протянула листки.
– Уже? – удивился начальник и взял их. Пробежав глазами, покачал головой: – Надо же! Ни единой ошибки. У твоей предшественницы хватало. Ладно, беру. Только учти: оклад – девяносто рублей. Еще премия, но все равно меньше, чем у прессовщицы. Жалеть не будешь?
– Нет, – ответила Лиля.
Она знала, что говорит. Студентов-заочников на тракторном работало много. Они писали курсовые и дипломные. В институтах нередко требовали подавать их в печатном виде. К машинисткам стояли очереди. 20 копеек за страницу – не много. Но если страниц набирается 100–200 в месяц? Лиля не бедствовала. Денег хватало даже на подарки родным.
С общежитием ей повезло. У Маши Кутырло из заводского КБ вышла замуж соседка. Освободилась койка. В общежитии Маша жила давно и всех здесь знала. Она попросила коменданта подобрать ей хорошую девочку. Работящую, умную и, желательно, – заочницу. Лиля этим критериям вполне соответствовала. Так она поселилась в однокомнатном блоке на втором этаже.
С Машей они ладили. Соседке по комнате было под тридцать. Старуха, что скажешь? Костлявая и некрасивая, Маша не привлекала взоры мужчин. К тому же имела острый язык. Кто такую возьмет? Маша ходила в походы и филармонию, но умный и интеллигентный жених все не попадался. Маша ждала, пока подойдет ее очередь на квартиру. «Тогда заживу!» – говорила она, и Лиля догадывалась, почему. Невесты с квартирами в Минске были наперечет.
Лилю соседка взяла под крыло. Первым делом просветила насчет парней. Учила не верить их обещаниям. Со слов Маши, каждый из них только и ждал, чтобы воспользоваться неопытностью девушки. Лиля кивала, но не верила. Парни в общежитии жили хорошие. Многих она знала – печатала им курсовые. Однако ею они не интересовались. Приносили работы, забирали готовые, платили – и все. Лиля осознавала, что она не красавица, но ведь – и не урод? Фигура у нее нормальная, разве что рост маленький. Может, поэтому не замечают?
…В первый раз Лиля увидела Сергея в прошлом году. Он заглянул в корпус после «дембеля». Пришел в форме, весь в значках и медалях. Был обеденный перерыв, девчата сбежались поглядеть. Многие знали Сергея до призыва – он работал в корпусе. Сергей смеялся, шутил и давал потрогать медаль. А вот за что наградили, не сказал. Говорил: «Военная тайна!» и загадочно улыбался. На Лилю он внимания не обратил – возможно, даже не заметил.
Потом он вышел на работу. Пробегая мимо его участка, Лиля видела Сергея у верстака или у шлифовального станка. Он работал, не обращая на нее внимания. Лиле сказали, что Сергей крутит любовь с Галькой. «Блядь!» – говорила про нее Маша, и в этой характеристике был резон. Галька пользовалась в общежитии определенной репутацией. «Мог бы и порядочную найти!» – осуждала Лиля. Порядочная в корпусе имелась, только Сергей ее не замечал.
Потом с ним случилось беда. Узнав, Лиля едва сдержалась, чтобы не полететь в больницу. Сходила б, конечно, не утерпела, но мастер Мамай принес известие, что Сергей поправился. Она и сама увидела его в субботу. Несмотря на забинтованную голову, выглядел он бодро.
Назавтра общежитие облетел слух: Сергей дал Гальке отставку. Эту новость перетирали в комнатах. Девчонки гадали: с чего? Сошлись во мнении: узнал, с кем водится. Кто-то просветил – в общежитии с этим просто. Лиля обрадовалась, но ненадолго. Порвав с Галькой, Сергей исчез. То есть не появлялся на дискотеках, перестал играть в футбол. Днями сидел в своей комнате – переживал, как поняла Лиля. Еще он ходил на работу и бегал в саду. Там Лиля его и видела. Сад – место общественное, всякий может гулять. Только он опять не обратил на нее внимания.
Наконец, Сергей явился на дискотеку, и Лиля обрадовалась. Похоже, с переживаниями он справился. Выглядел Сергей довольным. Она набралась храбрости и пригласила его на танец. Он не отказал, хотя и сказал поначалу, что разучился. Скромничал, конечно. В танце он вел ее уверенно. Они поговорили. От Сергея пахло спиртным, но Лилю это не смутило. Многие парни являлись на дискотеку с запашком. На ногах стоит твердо, говорит четко – чего же еще?
И тут выяснилось, что в последние месяцы он отнюдь не переживал разрыв с Галькой. Писал повесть. У Лили от этой новости перехватило дыхание. Он – писатель! Когда Сергей предложил напечатать рукопись, Лиля немедленно ухватилась. Такой повод сойтись ближе!
Она не обратила внимания на беспорядок в его комнате – у парней это обычное дело, и вцепилась в текст. Прочитав пару страниц, поняла: хорошо! Поэтому и заторопилась к себе, хотя планировала задержаться. Ей хотелось остаться с рукописью наедине. А с Сергеем они встретятся – он же пообещал.
Читала она допоздна. Маша стала ворчать, Лиля выключила верхний свет и пересела к столу с лампой. И лишь закончив, легла. Сон не шел. «Невероятно! – думала Лиля. – Неужели это он написал?»
В многотиражке завода время от времени публиковали стихи и рассказы начинающих авторов. При редакции работало литературное объединение. Лиля читала эти выпуски. Стихи и проза были слабыми. Лиля относилась к этому с пониманием – начинающие. Сергей сказал, что и он такой. Но из рукописи этого никак не следовало. Текст писала уверенная рука. «Неужели он у кого-то заимствовал?» – мелькнула мысль. Подумав, Лиля отвергла ее. Во-первых, рукопись несла следы работы. Много правок, нередко вычеркнуты целые куски. Новые вписаны на обороте страницы. Так не заимствуют. Кроме того, Лиля не представляла, у кого он мог списать. Повесть даже в малой степени не походила на знакомую ей литературу. Лиля в этом разбиралась – читала много. Студентка филфака как-никак. История о любви балерины и рабочего навевала грусть. В то же время по прочтении оставалось светлое чувство. «Как это ему удалось? – размышляла Лиля. – Откуда он знает балет? И ведь видно, что разбирается. Неужели он любил балерину? – Лиля почувствовала укол ревности. – А как же Галя?…»
Ответов на эти вопросы Лиля не находила. Она долго ворочалась, но все же уснула. Назавтра перечитала повесть. В этот раз заметила в тексте шероховатости, и это успокоило ее. Сергей явно писал сам. Значит, он талант. Самородок, как Максим Богданович[7]. Помогать такому – счастье. Она не пожалеет сил…
Всю оставшуюся неделю Лиля работала. С ошибками она справилась быстро – это не составляло труда. А вот редактирование… Основные словари у нее были – будущему филологу без них никак. Лиля взяла в библиотеке еще. Словари синонимов, антонимов, эпитетов… Она просеивала текст, как золотоискатель песок, пробуя слова на вкус и запах. И радовалась, когда находила замену. К пятнице она справилась. О чем и сказала Сергею, заглянув к нему на участок.
– Приходи вечером, – сказал он. – Часам к шести. Попьем чаю, посмотрим текст…
– Буду! – ответила Лиля, мысленно обрадовавшись этому «приходи». Он перешел с ней на «ты»!
Ровно в восемнадцать она подошла к вахте с папкой в руках. Сергей ее ждал. Они оставили пропуска и прошли к лифту. Подошла кабина, открылась дверь, и Лиля шагнула внутрь. Не подозревая в тот миг, что выбрала судьбу…
После того, как мы закончили с рукописью, я некоторое время сидел, охренев. То, что эта пигалица сотворила с моей рукописью, не поддавалось определению. Есть люди с абсолютным музыкальным слухом. Один на десять тысяч населения. Но есть и обладатели абсолютного литературного слуха. Как музыкант безошибочно определяет ноту, так и они чувствуют слово в каждом его оттенке. В том времени я знал такого человека. Одного за всю жизнь…
Второй – вернее, вторая сейчас сидела напротив и тревожно поглядывала на меня. Девочка явно не понимала, что сделала. Она не просто выбросила из текста наиболее расхожие и затертые слова, но и нашла им точную и единственно верную замену. Поясню. Написать «изящная фигурка» применительно к балерине правильно, но банально. А вот заменить на «воздушная» – это уже создать образ. Балерина, она же пачке – легкой и невесомой. «Летит, как пух от уст Эола…» Такого «пуха» в правках было много, и он кардинально менял текст, превращая его из просто грамотного в художественный. В том времени я слышал о редакторах, которые делали из посредственных писателей великих. Слышать-то слышал, но не встречал – до сегодняшнего дня.
«Черт! – сказал я себе. – Черт! И что мне стоило в том времени найти эту девочку? Жили в одном общежитии, работали в одном корпусе… Мог ведь обратить внимание, заинтересоваться. Нет, выбрал Галю. Идиот! А ведь я Лиле нравлюсь – по лицу видно. Даже дыхание затаила».
– Лилия! – сказал я торжественно. – Ты – чудо! Самая лучшая из всех!
Она залилась краской.
– После того, что ты сделала с моей повестью, я не могу отпустить тебя просто так. Подожди меня. Я скоро!
Схватив кошелек и холщовую сумку, я выбежал из комнаты. Вниз по лестнице несся, перепрыгивая через ступеньки – чуть ноги не сломал. До магазина добежал вмиг. Так… Вино. Выбор небольшой, но марочное есть. Возьмем «Фетяску», оно легкое. С молдавского переводится как «девичье». Колбаска… Надо же, повезло: «Тминная» и «Докторская» в наличии. В пятницу вечером? Хотя… Сентябрь, народ в деревни копать картошку рванул. Национальная забава белорусов, даже в моем времени сохранилась. Коля тоже уехал, что весьма кстати. Из-за этого колбаску и не разобрали. Берем! Сладкое… Тортов нет, а вот конфеты имеются. Не «грильяж», но хорошие, шоколадные. Значит, килограмм…
Затарившись, я заглянул в аптеку. В окошке скучала девушка.
– Презервативы есть?
– Вам какие? – оживилась она. – Наши или импортные?
– Что, импортные есть? – изумился я.
– Индийские, вчера завезли. Но стоят четыре копейки за штуку. Наши – две.
– Пятьдесят штук импортных!
– Не более двадцати в руки, – покачала она головой.
– Эх, девушка! – выдохнул я. – Вы мне испортили такую ночь!
Она прыснула. Этот анекдот здесь пока не знают.
– Ладно, – сказала она, понизив голос. – Дам сорок. Выбейте два чека по 80 копеек.
Я смотался к кассе и вернулся с чеками. Мне протянули завернутый в бумагу товар.
– Спасибо! – сказал я, беря сверток. – Вы спасли мне жизнь.
Она улыбнулась и глянула заинтересованно. Симпатичная девушка. И профессия хорошая: провизор. В другое время я бы не устоял… Нет, нет, нельзя. В комнате меня ждет чудо, которое нельзя упустить ни при каких обстоятельствах. И я ее обаяю и соблазню. Я старый повеса, мне это – как два пальца об асфальт.
Цинично? Разумеется. Но я журналист. В этой профессии без цинизма не выживешь. Жаль Лилю? Это с чего? Что ее ждет? Муж-инженер – это в лучшем случае, скитание по квартирам. Своей будет ждать годами, затем копить деньги на мебель… Люди здесь небогатые. Покупка «стенки» – событие. Далее – дети, вечная нехватка денег, в конце жизни – нищенская пенсия…
Я дам ей обеспеченную и интересную жизнь. Она будет отдыхать на лучших курортах страны. В 80-е я ездил с семьей в Пицунду в писательский пансионат. Пили местное, удивительно вкусное вино, ели шашлыки и лобио. На пляже хватали горячие хачапури, запивали их ледяным пивом. Побывали на озере Рица и в Сухуми. Предположить не могли, что совсем скоро здесь развернется кровопролитная война…
Как женитьба отразится на моей цели? Существенно. Я не планировал обзаводиться семьей. Но по-другому нельзя. Здесь не приняты «гражданские» браки. Или женись, или не пудри девчонке мозги. Выбора нет. Я хочу, чтоб эта девочка правила мои рукописи. Чтобы язык их звенел и переливался, как вода в роднике летним днем. И чтоб он был сладок на вкус… Решено!
За столиком у входа в корпус сидела Юзефа. Ага, вахта сменилась. И вокруг никого, что просто замечательно. Я подошел и высыпал перед Юзефой горсть конфет.
– Угощайтесь!
– Это с чего? – подозрительно покосилась она.
– Вы добрый и хороший человек.
– Lüge[8]! Колись! Что нужно?
Вот ведь чекистка! Раскусила…
– У меня гостья. Могу забрать пропуска?
Юзефа выдвинула ящик, взяла наши книжечки. Раскрыла Лилину и нахмурилась.
– Сергей! Это очень хорошая девочка. Ее нельзя обижать!
– Пусть только кто попробует! – мрачно сказал я. – Лично убью! С особой жестокостью.
– Ну, если так… – она протянула мне документы и смахнула конфеты в ящик. – Смотри, проверю!
Я кивнул и сунул пропуска в карман. Получилось!
Пробуждение вышло ужасным. Открыв глаза, Лиля мгновенно вспомнила, где она, а также то, что произошло ночью. Волна стыда затопила ее, и она едва удержалась, чтобы не застонать.
А ведь поначалу было так хорошо! Сергей вернулся быстро, она соскучиться не успела. В четыре руки они занялись приготовлением ужина. Сергей попросил ее нашинковать капусту и огурцы. Мелко-мелко. Лиля удивилась такому заданию, но сделала. Он похвалил.
– У тебя ножи хорошие, – сказала Лиля, – острые. Не то, что у нас с Машей.
Он хмыкнул, сходил к шкафу и принес ворох новеньких ножей.
– Выбирай! – сказал, ссыпав их на стол. – Какие глянутся.
– Откуда столько? – удивилась Лиля.
– Сам делал. У нас работа повременная, не всегда есть, чем заняться, вот и развлекаюсь.
Ножи Лиле понравились. Острые, блестящие – смотреться можно. Рукояти красивые и удобные.
– Можно, я у тебя для родителей куплю? Сколько?
– По копейке за нож, – улыбнулся он. – Дарить нельзя – дурная примета, так что копеечка.
Лиля пересмотрела ножи и отобрала пять штук. Себе с Машей – два, в деревню – три. Маленькие – чистить картошку, средние – резать колбасу, большие – хлеб. Достала из кошелька и выложила на стол пятачок. Он смахнул его в карман. Пока Лиля выбирала, Сергей помял рукой нашинкованную ею капусту, добавил огурцы, соль и подсолнечное масло. Перемешал и, зачерпнув ложкой, протянул Лиле.
– Пробуй!
Лиля пожевала и удивилась:
– Вкусно! И ведь из ничего.
– Здесь главное – мелко нарезать и помять, – сказал он. – Капуста отдаст сок и станет мягче. Огурцы придадут салату свежий оттенок.
«Надо же! – удивилась Лиля. – Не знала».
Затем они занялись колбасой. Сергей взял «Докторскую» и нарезал ее тонкими-тонкими, прямо воздушными ломтиками.
– Так вкуснее, – сказал, уловив ее взгляд. Взяв сковороду и продукты, он отправился на кухню. Вернулся со скворчащей глазуньей. Они сели за стол. Пили вино, заедали его необычным салатом и горячей яичницей. Сергей приготовил ее по-своему. Бросил на сковороду мелко нарезанную «тминную», забил яйцами и поджарил. Желтки остались сырыми. Они растекались по тарелке и перемешивались с маслом. Лиля собирала их кусочком хлеба, получалось вкусно. Затем были чай и конфеты. Они разговорились. Сергей шутил и рассказывал анекдоты. Он знал их множество. Лиля смеялась, как никогда в жизни. В ответ она рассказывала ему о родителях, братьях, деревне. Он слушал и светлел лицом. Лиля не понимала, почему. Семья у нее самая обыкновенная, деревенская. Она не минчанка с квартирой… Дальше все произошло как бы само собой. Они стали целоваться и неожиданно оказались в койке – голые…
К сокровенному она его не пустила. Уперлась – и все. Настаивать он не решился. Зато принялся гладить в разных местах. В том числе – ТАМ. Лиле стало необыкновенно хорошо. Она стонала, вскрикивала, а затем блаженство затопило ее всю. Очнувшись, она стала гладить его – он показал, как. Теперь стонал и вскрикивал он. Потом они вытирались полотенцем и вновь ласкали друг друга. Пока не уснули обессиленными.
И вот теперь, вспоминая это, Лиля сгорала от стыда. Что он о ней подумает? В первый раз пришла в гости к парню и сразу – в постель! Трогала его за всякие места, как какая-нибудь б… Чем она лучше Гальки? Все пропало! Он обольет ее презрением и выгонит. Она заслужила.
Не в силах сдержаться, Лиля всхлипнула. Он услышал и завозился. Лиля чувствовала спиной его горячее тело, но не повернулась. Страшилась взглянуть ему в глаза.
Он погладил ее по плечику. Она не отозвалась. Тогда он постучал пальцем ей в лопатку.
– Тук, тук! Можно войти?
Лиля в ответ вздохнула.
– Ну, вот! – сказал он. – Такие они, девушки. Вчера объяснялась в любви, сегодня смотреть не хочет.
От возмущения Лилю аж подбросило.
– Я?! Объяснялась?
Она повернулась к нему.
– Разве нет? – спросил он, и Лиля увидела, что глаза его смеются. – Значит, мне показалось. Впрочем, это неважно. Объяснимся сейчас.
Он погладил ее грудь.
– Ты!.. – Лиля отбросила его руку.
– Зачем ты обижаешь меня? – нахмурился он.
– Я? – изумилась Лиля. – Обижаю?
– Конечно! – сказал он. – Разговариваешь, будто я подлец. Скотина и соблазнитель невинной девушки. А это не так. У меня, между прочим, матримониальные намерения. Короче, – вздохнул он. – Замуж за меня пойдешь?
Лилия от неожиданности опешила.
– Ты это всерьез?
– Нет, шутки шучу! – насупился он. – Зачем ты так?
– Прости! – поторопилась Лиля. – Так неожиданно. Совсем не ухаживал – и вдруг замуж.
– А нужно ухаживать?
– Конечно! – сказала Лиля.
Он задумался.
– Твой отец долго ухаживал за матерью?
– Целый год, – сказала Лиля. – Мама не хотела за него выходить. Так он лежал в снегу под окнами и кричал, что замерзнет. Она и пожалела.
– Да! – почесал он в затылке. – Шекспир отдыхает. Ладно, исправлюсь. Начинаем ухаживать. Но предложение остается в силе. Идет?
Лиля кивнула.
– Тогда встаем и быстро приводим себя в порядок. Времени в обрез. В девять Юзефу сменит Степановна. Увидит тебя выходящей из мужского корпуса и развоняется. В десять встречаемся внизу. У нас выходной, и нужно провести его так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Успеешь?
– Да! – сказала Лиля…
На вахте ее тормознула Юзефа:
– Погоди!
Лиля встала и повернулась.
– Не обижал тебя?
– Пусть бы только попробовал! – задрала нос Лиля.
– Ну, ну! – сказала Юзефа. – Знаешь, что он сирота?
– Нет, – растерялась Лиля.
– Мать умерла, когда он служил в армии. А отца не было: у него в метрике прочерк[9]. И еще он спас человека в армии. Не говорил?
Лиля покрутила головой.
– Были учения, солдаты бросали боевые гранаты. Сергей, как командир отделения, присматривал. Один из молодых от страха уронил гранату прямо под ноги. Сергей отбросил ее сапогом, затем сбил молодого с ног и закрыл его своим телом. Граната взорвалась, и его покарябало осколками. К счастью, не сильно.
– Откуда вы знаете? – удивилась Лиля.
– Когда человека хотят наградить, пишут представление в двух экземплярах. Командир части заверяет их своей подписью и ставит печать. После вручения награды второй экземпляр отдают герою. Сергей мне его показывал.
Юзефа помолчала.
– Знаешь, девочка, я войну прошла. Но даже там не каждый закрыл бы человека собой. Сергей даже не задумался. Он хороший и правильный парень. Будь с ним поласковей.
– Буду! – пообещала Лиля.