Я слонялся повсюду, не утруждая себя тем, чтобы запоминать, где именно тратил время. Понятно, что со времен Полного Знания мы все слоняемся. Но стоит вам хоть на мгновение ощутить вкус Цели, и вы чувствуете огромную разницу между тем, как слонялись до и слоняетесь после.
– Уильям.
Не успеваю я очухаться, как уже пожимаю руку своей начальнице.
– Маргарет. – Сухое формальное приветствие. У меня нет сил разбавлять его вежливостью, а начальство всегда равнодушно.
– Вероятно, вы как никто ждете 10 июля.
Вы даже представить себе не можете, Маргарет.
– Весь в предвкушении.
– Я не хотела отвлекать вас от дел. Просто хотела заметить, что без вас мы потеряли бы всякую надежду.
Под «мы» она подразумевает человечество. А под делами – черт знает что. Не ученые убеждены, что мы, ученые, всегда заняты делами.
Я улыбаюсь. Моя улыбка притянута за уши, но для Маргарет этого вполне достаточно. Она кивает на прощание и продолжает свой путь в никуда.
* * *
В то самое утро все казалось таким странным, словно ватным и чужим. Скорее всего, сказался тот факт, что я видел все привычное в последний раз. Я застыл на пороге своей квартиры с чемоданом-расщепителем в одной руке и с натуральным чемоданом в другой, пытаясь прислушаться к своим ощущениям, но из этого ничего не вышло.
Я вышел за дверь, которая автоматически закрылась за мной картинно медленно, так что я успел в самый последний раз зацепить взглядом полоску моего жилища. Еще где-то полминуты я простоял на месте, борясь с внезапным желанием вернутся ненадолго. А затем поудобнее обвил ручки своей клади и двинулся к выходу из жилого здания.
Солнце слепило, отражаясь от стекол. В воздухе вкусно пахло сухим панельным асфальтом и грунтом. 3 июля был классическим летним днем. И от этого было странно.
Все знали, что 3 июля знаменует то самое начало окончания, и тем не менее все вели себя так, словно это было самое обычное 3 июля, за которым через год последует новое. Меня даже начало мутить.
– Здравствуй, Уилл!
Это был Ивлин. Он бодрым шагом чертил улицу пополам, приближаясь ко мне. Он был одет в несуразную яркую одежду. Мои соседи, спокойно направлявшиеся на побережье, в недоумении посматривали на Ивлина, часто моргая и пытаясь, по-видимому, избавится от наваждения. Но куда там – Ив был реальнее всех реальностей.
На нем была широкая рубаха с коротким рукавом, и она вся была в карикатурных рисунках пальм. Она была не то оранжевого, не то розового цвета. В общем, эта вещь была на нем средь бела дня.
Не в силах скрыть обескураженную улыбку, я поставил менее важный чемодан на землю и осторожно, лишь двумя пальцами, пощупал рубаху за рукав.
– Да она еще и из хлопка!
– С ума сойти, да?
Ивлин пребывал в восторге от собственной выходки. Его извечно сияющее лицо резало глаз контрастом с общим эмоциональным фоном. Разумеется, все мы были несколько возбуждены предстоящей неделей. Но Ив – он был неподражаем.
Я не заметил, как успокоился. Эта дурацкая рубаха сделала свое дело – она наконец-таки вывела 3 июля из рамок обычности.
Я дважды хлопнул Ива по плечу и улыбнулся.
– Пальмы, я так полагаю, в связи с тем, что мы идем на пляж.
– Угу. – Ивлин даже дрогнул всем телом от ажиотажа.
– Вопрос в том, где ты обзавелся таким раритетом?
– Ну что тут скажешь, – Ив делано возгордился. – Я очень ответственно подхожу к делу.
Какой бы высокой организацией мы не слыли, набережная впервые была переполнена и подступиться к ней не представлялось возможным. Удивленные граждане переговаривались в предвкушении.
Мы с Ивлином заняли место в очереди.
– Дожили, – донеслось со стороны. – Занимаем очередь на убой.
– Успокойся, Карвер.
– Я спокоен, родная. Я даже почти мертв.
Я резко повернул голову в сторону голоса, но не смог найти в толпе участников разговора. Этот диалог странным образом что-то сместил внутри меня.
Я искоса взглянул в лицо Ива – с него не сходила жутковатая улыбка. Кажется, он просто не мог перестать улыбаться, хотя лицевые мышцы его уже кое-где подергивала судорога. Я проследил за тем, куда он смотрит. Высотки. Три высокие стройные иглы, торчащие из подушечки моря. Здания заметно покачивались, но ветер им ничего не сделает. Климат-контроль наверняка об этом позаботился.
Организацией последней недели человечества занималась целая команда везунчиков. Начальство поручило им это задание, а значит наградило их Целью. Кто бы они ни были, они потрудились на славу. Со своих мест в очереди мы видели не все, но на пляже уже проглядывались аккуратно натянутые полотна, энергосберегающие фонари, воткнутые прямо в песок, где-то уже был разведен первобытный огонь. С одной стороны был постелен дощатый настил, а на нем размещены несколько голограммных передатчиков. Вдоль берега тянулась вереница одинаковых летучек. Они зависли над кромкой воды и мерно гудели. Для тех, кто не переносил полеты, были предусмотрены более медлительные водные перевозчики.
– Добротно скроено, а?
Слева от меня пристроился один из начальства. Его полное лицо взмокло от летней жары. Я подумал, что высокая влажность при береге не принесет ему облегчения.
– С такого расстояния кажется, что так. – Честно ответил я. Он забулькал хохотом.
– Осторожней, мистер Уоксон! – Он пригрозил мне красным пальцем. – Это ведь моя работа!
Его работа, как же. Не думаю, что он приложил руку к постройке настила, или пригнал все эти летучки, или хотя бы развел огонь. Его работа заключалась в раздаче команд. Жаль, что это стало его Целью. Еще больше жаль, что ему она понравилась.
– Потрясающе! Просто потрясающе, сэр!
Это Ивлин. Он широко улыбается, трясет с оживлением руку этого потного мистера, который краснеет от неприкрытой лести, на которую сам напросился.
– А организацией входа, случайно, не вы занимались?
Я чувствую, как правый уголок моих губ предательски прорезал сантиметр по диагонали вверх. Смотрю на начальника. До него не доходит ироничность слов Ива. Он едва хмурится и вежливо отказывается от похвалы и на этот счет.
– Что ж, надеемся увидеть вас в скором времени, сэр. – Ивлин быстро перебивает зародившиеся сомнения на наш счет и в настойчивой вежливости прощается с начальником.
Мы переглядываемся с недобрыми улыбками. Кажется, мое дурное настроение действует на Ивлина не лучшим образом. Но кому какое дело, если этому влиянию осталось жить не больше недели.
Тем более подошла наша очередь.