Ренегат. Империя зла

Глава 2 Гражданин великой страны

После финальных аккордов ансамбля балалаечников, под трезвон которых выплясывали девушки в кокошниках, Иван потуже затянул пояс кимоно.

Давид – его неизменный соперник – сделал то же самое.

– Давай, что ли? Покажем высший пилотаж?

Чуть пожав плечами – мол, почему бы и нет? – Жуков-младший кивнул.

Вместе они безупречно исполнили физкультурный комплекс «Готов к труду и обороне Союза», проще говоря – ГТОС. И все это под новый хит «Славься в веках!», который вот уже неделю с утра до вечера крутили по радио во всех учреждениях, в кафе и просто на улицах. От бодрого ритма и искреннего текста о том, что Председатель с нами, Председатель знает, как сделать нас счастливыми, становилось светлее на душе, хотелось улыбаться и говорить соседям приятное.

Иван и Давид – верные сыны Героев Революции, и потому им позволили выступать перед собранием в Новом Кремле, в просторном зале с мраморными колоннами, портьерами из бархата и бронзовыми люстрами у высокого потолка. Здесь пахло ванилью. Говорят, это любимый аромат Председателя. Иван с умилением скользил взглядом по строгим костюмам и гладко выбритым лицам управителей страны. Прекрасные дамы в великолепных нарядах их сопровождали. Детишки спокойно стояли в сторонке, проникнувшись всеобщей торжественностью и даже не пытаясь носиться по залу наперегонки. Официанты в отглаженных брючках, белых рубашках, сюртуках, с галстуками-«бабочками» шмыгали тут и там, манипулируя подносами, заставленными бокалами с «Абрау-Дюрсо» и рюмками с «Пшеничной», а в придачу тарталетками, полными белужьей икры.

Где же Лали?

Отец ее, Гурген Аланович Бадоев, министр восстанавливаемых ресурсов, стоял в окружении замов, которых по именам и лицам запоминать было совершенно необязательно, ибо министр менял их чаще, чем носки. По этой, верно, причине на каждом из его помощников был особого цвета пиджак. Зам по авиационной промышленности носил небесно-голубую одежку, зам по автомобильному и тяжелому машиностроению – малиновую, металлург – серебристую, угольнопромышленник – соответственно угольно-черную. Больше всех не повезло заму по химической промышленности, он в своем оранжевом наряде смотрелся неизменно вычурно на всех сборищах – независимо от того, кто занимал этот пост.

– Гляди-ка, – Давид чуть толкнул Ивана локтем и указал глазами, – Бадоев желто-голубого отчитывает. Вот умора!

Низенький толстяк, отвечавший за электронную промышленность, преданно внимал министру, не имевшему привычки стесняться в выражениях. Как раз сейчас Бадоев, как всегда одетый во все белое, поминал мать зама, с которой он якобы имел оральную половую связь. Дамы, попавшие в радиус поражения голосовых связок Гургена Алановича, неуверенно хихикали, будто услышали пикантную шутку. Министр Бадоев – один из самых влиятельных людей Союза.

Мимо сцены, на которой Иван и Давид демонстрировали сейчас ката, промаршировал, чеканя шаг и бряцая орденами на кителе, министр обороны – генералиссимус Сердюк. За ним семенили адъютанты тоже весьма пенсионного возраста, живые еще только потому, что все органы им меняли раз пять, не меньше. Как-то отец обмолвился, что до Революции Сердюк был заведующим секцией в мебельном магазине, это, впрочем, ничуть не помешало ему возглавить войска Союза и дать отпор всем внешним и внутренним врагам… Бахнув дверью с буковкой «М», Сердюк скрылся от легких улыбок весьма упитанных министра внутренних дел и министра специального строительства и монтажных работ – Василия Ивановича и Ивана Васильевича соответственно. Их пухлые лоснящиеся лица никак не соответствовали образам умелых командиров армий, отражавших атаки интервентов во время Революции, но поверьте, именно так они отличились многие годы тому назад. В сражениях Иван Васильевич даже потерял ногу, а Василий Иванович едва не утонул в Днепре, к которому войскам Союза пришлось временно отступить, чтобы перегруппироваться и нанести сокрушительный удар.

– Давай, что ли? – Давид, раскрасневшийся, возбужденный, поправил кимоно на мускулистой груди. – По очереди десяток самых эффектных бросков. Чур не повторяться!

Пожав широкими плечами, Иван позволил швырнуть себя на татами.

Среди молодежи из Министерства энергетики, стоящей особняком, Лали тоже не было. Предыдущий глава всех электростанций и высоковольтных линий скончался пару месяцев назад, вместо него назначили выпускника МГУ, худого, чуть согнутого парня со взглядом человека, способного на все. Он был лысым как колено, над виском выделялось нечто вроде шрама, будто родную кожу там сняли, а взамен пересадили чужую, отличавшуюся по цвету. Вроде бы в прошлом он вел чуть ли не антисоюзную деятельность, и, глядя на команду его замов – по атомным станциям, гидроэнергетике и ветро-солнечному направлению, – таких же молодых и резких в движениях юнцов, Иван не удивился бы, окажись слухи правдой.

У дальней стены композитными изваяниями застыли бравые киборги, надежда и опора Союза. Конечно же служить на границе, охраняя покой и мирный труд союзников, – это предел мечтаний любого киборга. И только лучшим из них, проверенным в схватках бесстрашным героям, доверяют жизни правителей Союза Демократических Республик.

По периметру зала на значительной высоте от пола располагались окна-витражи с портретами Героев Революции. Если что, можно подмигнуть стеклянному образу отца – вон его витраж, через один от лика Председателя.

Шумела у входа толпа вновь прибывших. Точнее, опоздавших. Иван постоянно косился на это сборище, надеясь увидеть стройную фигурку Лали.

Чтобы попасть сюда, в святая святых, нужно пройти через десяток проверок различными сканерами. Эти меры предосторожности необходимы, чтобы не дать шпионам и наймитам-террористам пронести оружие. В зале заседаний АК-500 есть только у киборгов.

– Давай, что ли, заканчивать?

В последний раз грохнувшись на татами, Иван ухватился за протянутую руку. Хлопнув его по плечу, Давид помог подняться. Они поклонились зрителям. В ответ раздались аплодисменты, кто-то подогретый шампанским даже потребовал выступить на бис. Особенно старательно восхищались представители духовенства в черных до пят рясах – отец Давида курировал Комитет по религии. Повинуясь душевному порыву, Иван перекрестился, устремив взор на огромный герб Союза, занимавший всю дальнюю стену зала: кумачовое поле со снежно-белым кругом в центре, на котором чернели два молотка и меч острием вниз. Красное поле – это память о пролитой крови борцов за свободу. Белый круг – символ стремления ко всему светлому, прогрессивному. Два молота – единство союзников и персов. Меч – способность дать отпор любому врагу.

Жаль, Председатель не посетил мероприятие. Иван вознес бы молитву в его честь, как делал это по воскресеньям в храме на первом этаже небоскреба, где жила семья Жуковых.

– Кого я вижу?! Давай, что ли, к нам! – услышал Иван восторженный рев Давида. – Вон Жуков уже весь извертелся, тебя высматривая.

– И совсем я не… – Смутившись, Иван замолчал.

Лали, поднявшаяся на сцену, сегодня была просто восхитительна. Ее длинные черные волосы, обычно заплетенные в толстую косу, на сей раз были распущены по спине до самых ягодиц. Белоснежное платье интересно сочеталось с темной кожей. Карие глаза радостно блестели – Ивану хотелось думать, что из-за него.

– Экая ты восточная красавица, – продолжал Давид делать неуклюжие комплименты. – Типа Жасмин из мультика. Хочешь, я буду твоим Аладдином?

Словно не замечая Давида, она подошла к Ивану:

– Ванька, привет. Побегаем сегодня?

Он пожал плечами:

– Может, не стоит?

Новорожденная Лали не должна была выжить, но врачи сделали операцию – и с тех пор у нее в груди имплант, экспериментальная на тот момент модель. Ей нельзя напрягаться, резкие движения противопоказаны. И хоть давно уже существуют более надежные органы, намного превосходящие искусственное сердце Лали, увы, ей не повезло особо. Врачи, все как один, категорично заявили, что второй пересадки она не переживет из-за проблемы с сосудами. Ее сверстники проживут дольше, чем она, ведь изношенные легкие и почки, к примеру, им без труда заменят. А вот дочери министра Бадоева все это недоступно, будто она обычный перс, а не представитель союзной элиты…

Если б Иван знал о ее особом случае, он, конечно, не стал бы дарить ей «подвеску». А так чуть ли не силой затащил чернобровую красотку на крышу… Но ведь ей понравилось! Понятно, она бегала не так быстро, как Иван, но… Только позавчера призналась, что ей вообще-то нельзя.

– Извини, Ванька, я не расслышала.

– Не надо рисковать понапрасну. – Он попытался обнять ее.

Рассмеявшись, Лали увернулась:

– Значит, в том же месте в то же время.

Она спорхнула со сцены в зал, где не было никого прекраснее ее… Иван столкнулся взглядом с Гургеном Алановичем и вздрогнул от неожиданности. И еще ему показалось, что… Ерунда, в общем. Улыбаясь, министр восстанавливаемых ресурсов погрозил Ивану пальцем.

Как-то Жуков-младший спросил у отца, что это за ресурсы такие, а тот неожиданно разозлился и велел не совать свой нос куда не следует.

– Ты поосторожней с девчонкой, – шепнул на ухо Давид. – Уж больно у нее батя крут. Отсекает ухажеров на раз.

Все знали, что Давид неровно дышит к Лали и не единожды к ней подкатывал.

– Не переживай, дружище, меня не отсечет.

– Ну-ну. Если что, живо пойдешь по этапу на восстановление.

– Куда пойду? – не понял Иван.

Но Давид лишь махнул рукой – мол, не важно, забудь.

Уже забыл. Ведь рядом хоть соперник, но все же друг, и сегодня вечером у Ивана будет свидание с девушкой, лучше которой нет во всем Союзе. Мало того – ему только что аплодировали самые могущественные люди страны!

Вот-вот начнется совещание министров – отец накануне выглядел озабоченным, долго листал бумаги, что само по себе уже признак особой важности: в твердых копиях хранятся лишь очень секретные документы, не имеющие цифрового аналога. Он засиделся за коммуникатором до утра. А так и не скажешь – в руке бокал с шампанским, из которого отец не сделал ни единого глотка, он бодр, смеется и, оттеснив Бадоева от его разноцветных замов, хлопает по плечу, что-то говорит.

Глянув еще раз в зал, Иван отправился за сцену. Нужно переодеться и топать домой.

Ночью, встав попить воды, он случайно подслушал разговор отца с матерью. Отец утверждал, что Первому – так называют первого заместителя Председателя – давно уже осточертели соратники по Революции и на заседании Первый представит нового министра образования…

На улице его – вот так сюрприз! – поджидала Лали:

– Ванька, ты чего так долго?

Она даже разрешила взять ее за руку. И его счастью не было предела.

В небе ни облачка. Светло, тепло, воздух чистый. И плывут над головами дирижабли, и катят по широким проспектам электрокары, а не какие-то там тачки с двигателями внутреннего сгорания, загрязняющие атмосферу, как в других – отсталых! – странах. На улицах много людей в белых одеждах, лица радостные, слышится смех. И реют флаги над домами, и льется торжественная музыка. На каждом перекрестке с брони панцеров благожелательно глядят на союзников патрульные, на рукавах у них повязки с символикой СДР. И гордость переполняет, так и хочется выкрикнуть: «Я – гражданин великой страны!»

– Смотри, Ванька, какие смешные!

Навстречу парочке маршировали детишки. Все такие аккуратные, чистенькие. Мальчики одинаково пострижены, у девочек косички с бантиками. На шеях сталкерские галстуки повязаны. И так они задорно горланили речевку, что Иван с Лали не удержались, подхватили:

Кто шагает дружно в ряд?!

Это сталкеров отряд!

Председатель нас ведет!

С ним идем вперед, вперед!

Расхохотавшись, они на миг обнялись, но Лали сразу же отстранилась. Иван в смущении отвернулся. И даже покраснел немного.

– Ванька, а ты знаешь, что Председатель в детстве был ярым фаном одной компьютерной игры, благодаря которой юные сталкеры и получили свое название?

– Ну это вряд ли.

– Мне папа рассказывал…

…А вечером они взобрались на крышу, нацепив на лица смешные маски, и помчали так быстро, как только могла Лали.

Потом этот странный чужак в черном.

И беззвучная вспышка выстрела, и мама падает…

Иван очнулся на полу.

По решетке резиновой дубинкой колотил взъерошенный милиционер – ремни бронежилета ослаблены, шлема нет, верхние пуговицы на униформе расстегнуты.

Выпучив глаза, брызгая слюной, взъерошенный заорал:

– Подъем, суки! Подъем, я сказал!!!

Жуков-младший поспешно вскочил с бетонного пола – с топчана он только что грохнулся от неожиданности, из-за этого вопля. Все тело отозвалось болью. Где он? Что с ним?..

Серые стены с множеством надписей и рисунков – все неприличные, освещение скудное, какие-то люди, грязный унитаз без сидушки, рядом с ним на полочке рулон туалетной бумаги…

Пока он глазел по сторонам, память медленно возвращалась. В панцере – «Соколе» – его привезли в милицейский участок, то есть на «Базу». Затем у командира экипажа затрещала рация, кто-то поинтересовался, где этого мудака-лейтенанта носит, почему на улицах пусто. Потребовав, чтобы захват блондинчика записали на него, лейтенант удалился – его бронированная «пташка», стирая покрышки об асфальт, резво умчалась по вызову. Ивана же – представителя золотой молодежи! – пинком под зад втолкнули в камеру.

Здесь, за решеткой, не было союзников, зато хватало персов. Более или менее придя в себя, Иван сразу это понял. Он знал, что все персы – грязные и неполноценные и что они злобливы и завистливы. Он с десяток раз перечитывал файл Министерства здравоохранения «О перспективах развития персонала».

Обхватив голову руками, возле унитаза на корточках сидел мужчина в оранжевом комбинезоне экологической службы. Он шумно дышал, и на выдохе от него муторно несло кислым перегаром – накануне, похоже, хлестал эколог отнюдь не шампанское. На топчане напротив сутулый бородатый старик вдруг закашлялся, прикрыв платком рот. Кашель был таким сильным, что старика прямо всего трясло. Иван брезгливо отвернулся, заметив на платке алые пятна.

– Вам полегчало? – Его за локоть тронула немолодая уже женщина в бледно-зеленом комбинезоне уборщицы.

Наверное, недавно она мыла полы, а теперь вот хватает Ивана. Он так шарахнулся от нее, что заныл бок.

– Вы бы не делали резких движений. – На морщинистом лице женщины навечно застыло участливое выражение. – Кровотечение я остановила. Но надо обязательно показаться доктору.

Кровотечение?..

Ах да, его же ранили! Все так завертелось, что даже не было возможности… Комбинезон прострелен, компенсаторы вокруг пулевого отверстия пропитались кровью. Иван потянул бегунок «молнии» вниз. Сквозная рана с двух сторон была чем-то залеплена, какой-то пастой.

– Вам повезло, что тут оказалась бумага. Я пережевала ее и… – Женщина замолчала, заметив, что Иван скривился, а потом опять заговорила: – Мы так в лагере делали. Врача у нас не было, а производство травмоопасное… Меня в Москву перевели в качестве поощрения, как самую лучшую. А тут мой начальник, он же мне в дети годится, стал предложения неприличные делать, а я…

Она продолжала нести бред про какой-то лагерь и какие-то свои сексуальные фантазии, но Иван не слушал. Он боролся с желанием выковырять из себя бумажные пробки и не делал этого лишь потому, что понимал – без них он истек бы кровью, женщина спасла ему жизнь. По совести, ее находчивость достойна восхищения. Значит ли это, что персы не такие уж ограниченные? Да и злобным поступок женщины никак не назовешь…

Из состояния задумчивости его вывел рык взъерошенного милиционера:

– Всем отойти от двери! Или открою огонь на поражение!

Во-первых, у двери никого не было. Во-вторых, открыть огонь на поражение резиновой дубинкой крайне сложно, а иного оружия у взъерошенного не было. Иван собрался указать служителю закона на эти несуразности, но в последний момент передумал.

Щелкнул замок, решетчатая дверь со скрипом открылась.

– Давайте сюда эту суку! – опять брызнул слюной милиционер.

Его коллеги, двое громил, притащили паренька в черном комбезе из искусственной кожи, с капюшоном – таком же модном в этом сезоне среди молодежи, как и прикид Ивана. Парню заломили руки так, что лицом он едва не касался пола. И напрасно его пнули под зад – стоило лишь отпустить, сам ввалился бы в камеру. А так он пролетел через все помещение и врезался головой в грудь эколога. Оттолкнув новичка, тот навис над унитазом. В камере резче запахло перегаром.

Следом швырнули какую-то палку. Скрип петель, щелчок замка. Троица удалилась.

– Извини, братан. – Новичок, а был он примерно одного с Иваном возраста, похлопал эколога по спине.

Хоть русые волосы парень коротко стриг, было заметно, что они вьются. Лицо его покрывали мелкие шрамики, будто кожу пинцетом пощипали. Заметно хромая – припадая на правую ногу, – он поднял палку, довольно длинную, вроде бы телескопическую, и, опираясь на нее, подошел к топчану.

– Извини, отец, потесню маленько. – Хромой присел рядом с дедом, который встретил его очередным приступом кашля.

Палка – это трость, понял Иван. А еще у персов бывают костыли и кресла на колесах, он об этом читал.

– Хрена ты на меня уставился? – Новичок поймал его взгляд. – Я тебе чего – порносайт с телочками? Или тебе мужики нравятся?

Жуков-младший, который никогда раньше не видел инвалидов, отвернулся. Ему здесь не место. Он попал сюда по ошибке. Надо выбираться. Подойдя к решетке, прижался к ней сначала одной щекой, потом второй. Если левую половину лица вдавить в прутья, взгляд упирается в дверь в конце коридора. На двери табличка, что́ там написано – не разобрать, далеко. А вот если правую – видно большую, в половину стены, телевизионную панель в холле, где собрались милиционеры.

По телику показывали «Голодуху». Тип, похожий на обтянутый кожей скелет, брел по пустынной приграничной территории на севере Афганистана. Питаясь скорпионами, без малейшей защиты от зноя, не имея ни капли воды, он сумел протянуть аж два дня. За что его так? Экран заполнила улыбка ведущего программы, с радостью сообщившего, что «скелет» – маньяк, он изнасиловал и убил двадцать семь женщин, коллег по работе на обувной фабрике. Но пора взглянуть на второго участника нашего шоу, которому вовсе не жарко в ледниках Тибета, и еще, дорогие телезрители, знайте, что тот, кто сумеет победить в нашем шоу, получит полное прощение Председателя и пожизненную пенсию в размере тысячи рублей ежемесячно. При этом ведущий подмигнул – мол, мы-то с вами знаем, что этим подонкам не выжить. У него получилось так задорно, что Иван едва не подмигнул в ответ.

Началась реклама – «Приобретайте электрокары «АвтоВВАЗа», единственного производителя в Союзе», – и взъерошенный милиционер, сидевший за столом в конторке из бронестекла, переключил на «Русскую рулетку».

В прямом эфире две женщины неопрятного вида – персы, конечно, – поочередно вращая барабан нагана, приставляли ствол к виску и жали на спуск. В барабане, конечно, один патрон. Каждый третий выстрел – в воздух, на удачу. Шоу продолжается до тех пор, пока одна из участниц не вышибет себе мозги. Если в течение получаса ни одна не умрет, комнату, где их закрыли, наполнят смертельным газом. Поначалу участницы не спешат подносить к голове оружие и корчат страшные рожи, вскрикивают и визжат, но ближе к концу передачи становятся расторопнее… Это шоу почему-то нравилось маме, Ивана же оставляло равнодушным. Зато «Обдолбись и спусти» вызывало отклик в его душе. Ведь там показывали, как аморально и вредно употреблять наркотики, и потому его участники в прямом эфире нюхали кокаин, вкалывали героин и глотали ЛСД, а потом занимались сексом и попутно несли полный бред, описывая свои ощущения.

Все эти реалити-шоу исключительно воспитательные. В них участвуют враги Союза, нарушители общественного спокойствия, шпионы и прочие асоциальные элементы. И чем кровавее шоу, тем более злые противники режима несут заслуженное наказание перед камерами. Есть мнение, что сам Первый придумывает новые шоу, это у него вроде хобби.

Иван уже собрался крикнуть, чтобы выпустили – ему тут не место, нужна «скорая», он же ранен, и отец, и что с мамой, и шпионы… Но тут взъерошенному на потертый, весь в пятнах коммуникатор пришло сообщение, прочитав которое он с видимым неудовольствием поднялся и обернулся, встретившись взглядом с Иваном. Выпученные от ярости глаза милиционера не предвещали ничего хорошего. Угрожающе постукивая дубинкой по ладони, страж закона направился к камере.

Слова застряли в глотке, Иван просипел нечто невразумительное. А когда резина гулко врезалась в стальные прутья возле лица – отпрянул.

– Ну, сука, на выход! Чего вылупился?! Да, ты, кто ж еще?! На выход! Живо!

– Как вы со мной разговариваете?.. – выдавил-таки из себя Жуков-младший и расправил плечи. – Отведите меня к вашему начальству!

– Да без проблем. – Взъерошенный гнусно захихикал. – Министр внутренних дел уже ждет.

Эта новость взбодрила Ивана так, что даже боль в боку почти утихла.

– Василий Иванович здесь? Отлично. Немедленно сопроводите меня к нему!

Сзади, от топчана, где сидели старик и новичок, послышалось:

– Во дурак! Какой дурак!..

Гордо задрав подбородок, Иван вышел из камеры.

Под ногами сначала зашуршал линолеум, а в кабинете, куда его сопроводил милиционер, заскрипел паркет. Здесь было тускло и дуло в спину из щелей оконной рамы. Стекла за решеткой ржавых прутьев не мыли небось с самой Революции. У потолка медленно вращал лопасти вентилятор. Стальной сейф ютился в углу. За столом, заваленным шелестяшками из-под чипсов, сидел худой как скелет мужчина в коричневом пиджаке, потертом на локтях. Из-за чрезмерной общей стройности мужчины его нос, лоснящийся от жира и покрытый черными угревыми точками, выглядел несуразно большим наростом.

– Свободен, – устало бросил мужчина, и взъерошенный скрылся за дверью.

Веки хозяина кабинета воспалились от недосыпа, галстук на шее болтался мятой тряпкой, верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. Неопрятность – это местный шик, понял Иван. Присесть ему не предложили, и он встал посреди кабинета, брезгуя перекошенным офисным стулом, наверняка предназначенным для посетителей.

Пауза затягивалась.

– А где Василий Иванович? – Жуков-младший не выдержал первым. – Кто вы такой?

Не удосужившись дать ответ, носатый вытащил из ящика стола новую пачку чипсов, открыл ее и принялся смачно хрустеть, закидывая в рот желтоватые изогнутые пластинки, напечатанные небось самым паршивым матрикатором в Москве. В животе у Ивана забурчало.

– Ну что, сознаваться сразу будем? Или устроим сначала садо-мазо? – Без малейшего интереса носатый взглянул на Ивана. – Предупреждаю: боль причинять буду я.

Жуков-младший презрительно смерил взглядом его тщедушную фигурку.

– Я так понимаю, министра внутренних дел здесь нет. Он бы не позволил развести тут бардак. – Заметив край коммуникатора под грудой мусора на столе, Иван потребовал: – Немедленно свяжите меня с руководством. Или с министром восстанавливаемых ресурсов.

Мысль попросить о помощи Бадоева только что пришла ему в голову, ведь отец и Гурген Аланович – друзья и соратники, они столько лет вместе, плечом к плечу работали на благо Союза. Бадоев конечно же поможет разобраться в непростой ситуации и наказать виновных.

– С кем, с кем?! – Подтянув к себе коммуникатор, носатый улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы, а потом громко, с удовольствием расхохотался.

В милицию только смешливых берут? Патрульные, теперь этот… Иван решил не горячиться, ведь у персов с мозгами проблемы, им нужно несколько раз повторить, чтобы дошло. Не обращая внимания на смех, он рассказал про шпионов, которые проникли к нему домой, взяли отца в плен, стреляли в маму и ранили его, Ивана.

Обтянутое серой кожей лицо носатого стало серьезным, он слушал куда внимательнее, чем экипаж панцера, и даже задал несколько вопросов. Потом достал из стола сканер и велел приложить руку, что Жуков-младший, подойдя ближе, и сделал.

И ни писка, ни отпечатка ладони на сенсорном экране.

В МГУ, проходя через пропускник, Иван каждый раз кладет руку на сканер. Раздается писк. А когда убирает ладонь – на экране остаются светящиеся папиллярные узоры пальцев, которые гаснут, стоит только проследовать дальше. Биометрические данные каждого, кто рожден в СДР, занесены в специальную базу, определяющую степень допуска того или иного гражданина. Помимо отпечатков пальцев, сканер считывает информацию с чипа, вшитого под кожу на запястье. Вот только чипа под кожей у Ивана никогда не было, ибо он принадлежал к особому классу союзников.

– Еще раз. – Носатый нахмурился.

Иван вновь прижал пятерню к сканеру. И опять безрезультатно.

Задумчиво отобрав сканер, носатый решил испробовать его на себе. Заверещав, устройство подтвердило личность – Иван успел прочесть с экрана, что носатого зовут Адольф Петрович Шухов и что он старший следователь второго отделения милиции Москвы.

– Еще раз.

Иван послушно шлепнул ладошкой по сканеру. Никакой реакции. А ведь старшего следователя определяет – значит, исправен. Но почему тогда в упор не видит Ивана Владленовича Жукова?..

– Сознаваться сразу будем? – пробормотал носатый, достав из стола пластиковый лоток, в котором лежали ключ от квартиры Сидоровичей и еще парочка безделушек из карманов Ивана – все конфискованное при аресте.

– Нет уж, устроим садо-мазо! – вспыхнул Иван, сжав кулаки.

Вмиг оценив настрой собеседника, следователь сунул руку под пиджак, где на боку что-то оттопыривалось, скорее всего пистолет в кобуре.

А ведь дверь заперта, на окне решетка. Пристрелит носатый, да и все. Подчиняться власти – это верно, но есть же предел. Чуть присев, Жуков-младший изготовился к прыжку на следователя. Их взгляды встретились, и…

Завибрировал коммуникатор – пришло сообщение.

Иван замер.

Не вынимая руки из-за пазухи, следователь на миг скосил глаза на экран, потом опять уставился на задержанного. Губы его шевельнулись:

– Как, говоришь, зовут тебя?

– Иван Жуков. Иван Владленович Жуков. Мой отец – министр иностранных дел.

Одной рукой набив что-то на коммуникаторе – устройство завибрировало, сообщение ушло, – следователь, улыбнувшись, засветил гнилье во рту:

– Лучше бы тебе, щенок, не то что не родственником, но даже не соседом оказаться бывшему министру Жукову.

Бывшему министру? Словно за шиворот плеснули холодной воды.

– Это еще почему?..

– Враг народа Владлен Жуков арестован по подозрению в шпионаже в пользу иностранных государств. Во время ареста его жена оказала злостное сопротивление и была уничтожена группой захвата.

Слово «уничтожена» не просто резануло слух – им, тяжелым, пудовым, с размаху впечатали в пах. Иван едва устоял на ногах. Вспыхнуло: мама упала в кресло, разметались волосы, на красивом лице застыло испуганное выражение… Он гнал прочь тревожные мысли, не хотел верить в очевидное. Она мертва, ее убили. Мама, как же так?! И отец – враг народа… Отец – враг?! Этого не может быть! Он – истинный союзник, он… Он не мог?..

– Это какая-то ошибка. – Во рту пересохло, ноги дрожали. – Кто-то напутал.

Следователь потянулся за чипсами.

– Ошибка? Это вряд ли, у нас ошибок не бывает. Посидишь тут пока… Жаль мне тебя, щенок. А я ведь предлагал сознаться сразу.

Посидишь? Ноги подогнулись, Иван опустился на кривой офисный стул, едва не выскользнувший из-под него.

Верить сказанному следователем решительно невозможно. Или все-таки?..

Мать мертва. А отец – враг народа, заговорщик?

Сканер не определил Ивана, потому что нет такого в базе данных, не с чем сравнить отпечатки пальцев – по сути, Жукова-младшего уже стерли, лишили гражданства. Но если даже предположить, что отец действительно враг – чушь, быть этого не может! – то в чем виноват Иван?! За что с ним так?! Ведь ничего противозаконного он не сделал!

Неужели это все из-за пробежек по крышам?..

Пахло в кабинете жареным мясом и специями. Босс обожал шашлык из молодых барашков-клонов.

– Урод, ты что там устроил?! Новую Революцию?! Совсем охренел?! Был же четкий приказ!

Ты не видишь человека, который орет на тебя так, будто ему в штаны сыпанули раскаленных углей. Там, откуда ты родом, горячие шутки в ходу.

Голова опущена. Начальство в ярости, лучше не встречаться взглядом. Ты пережил слишком многих, чтобы иметь смелость – глупость – нарушить это неписаное правило. Смотри в пол – авось пронесет. Лишь полное смирение способно утихомирить Босса. Он любит себя так величать, и не стоит отказывать в этой малости даже за глаза.

Рука непроизвольно дернулась, пальцы коснулись шрама, что рассек лицо от волос до подбородка. Этот жест выдал твое раздражение. И Босс заметил. Хоть ор не прекратился, выражения стали чуть мягче. Тебя, Григора Серпня, по-прежнему обвиняли во всех смертных грехах, но больше не называли «чмом, нах здесь не нужным», чью мать он, Босс, любил в сладкие губы.

Жутко хотелось курить.

Ты прислушался к раскатам эха. Кабинет Босса был достаточно просторным, чтобы звук отражался от стен. Даже не поднимая головы, ты мог описать роскошную обстановку. Кресло под задницей Босса и диван обтянуты молочно-белой кожей. На столе из дуба блестят золотые подставки для антиквариата – «паркеров», ножей для бумаги и упаковок стикеров. Подставки эти Босс заимел исключительно для красоты. Как и фарфоровые вазы на полках. А заодно и пепельницу, подвинутую чуть ли не под нос тебе, притом что в кабинете Босса дымить запрещено.

Но главное – кабинет защищен от любого внешнего воздействия и рассчитан на годы автономки. Случись снаружи ядерная война, внутри никто и не заметит. Сказанное здесь навеки здесь же и остается – тут невозможно вести запись на какой-либо носитель. Единственный коммуникатор, способный работать в поле постановщика помех, – это коммуникатор Босса, сделанный юным гением, электронщиком от бога, скончавшимся сразу после выполнения заказа.

– …верну туда, откуда вытащил! В гнойный вонючий лагерь, где ты подыхал у параши, вымаливая подачки вертухаев!

Не поднимая глаз на Босса, ты кивнул – мол, да, там мне самое место, у присыпанного хлоркой санузла.

Все эти годы в Москве ты ни на миг не забывал, кто ты и откуда. Слишком уж хотелось вычеркнуть из памяти прошлое, жить настоящим, без себя прежнего. Все твое с тобой. И потому ты точно знаешь: никогда ничего не просил, но брал сам, и вертухаи боялись соваться в ту часть лагеря, где обитал ты со своей бандой – такими же худыми и злобными малолетками, желудки которых переваривали абсолютно все, даже бетон и ржавую колючку. Единственное, чего ты терпеть не мог ни в жареном, ни в каком вообще виде, – это крыс. Ты ненавидел мерзких хвостатых тварей, способных напасть на спящего старика или младенца и загрызть до смерти, обглодать.

Лагерь. Чумазые друзья, которых никто не научил улыбаться… Как же давно это было.

– Григор, у тебя двадцать четыре часа, чтобы найти жуковского выблядка.

Надо же, Босс вспомнил твое имя. Неужели все так серьезно? Зачем вообще понадобился какой-то пацан, пусть даже сынок опального министра?

– Чего стоишь? Выполнять надо! Пошел вон!

Ну вот, другое дело. Теперь все в порядке, все как всегда.

Ты попятился к выходу, не отрывая взгляда от носков своих ботинок.

– Нет, погоди, – велел Босс.

Он почти что взял себя в холеные ручки: прекратил метания по кабинету, сел в кресло и закинул ноги на стол – каблуки стукнули по полировке. Последнее – верный признак того, что он пытается совладать с собой.

– Говорят, предательство Жучары шокировало Первого, тот даже слег. Что думаешь по поводу?

Ты неопределенно мотнул головой. Мозговой активности нет в списке служебных обязанностей Григора Серпня, ищейки и спеца по щекотливым поручениям.

Впрочем, соображения имелись. Первый еще твоих внуков переживет, задумай ты завести детей. Со здоровьем у него полный порядок: медосмотры регулярны, замена органов и прочие процедуры – без очереди, часто профилактически. И нервы титановые, никакое предательство не заставит его пульс участиться хотя бы на удар. А значит…

Что это значит? Да все что угодно. Одно несомненно: странное поведение Первого и нынешняя истерика Босса как-то связаны с арестом министра иностранных дел Владлена Жукова.

– Ладно уж, иди. Чего встал?

И то верно, негоже отвлекать Босса от дел государственной важности. Не зря ведь мясом пахнет.

Ты откланялся. И как только массивные бронеплиты дверей с чмоком сомкнулись – уплотнители не пропускают воздуха извне, – вмиг разогнулся. Хватит угодливости и подобострастия.

– Храним и бдим? – Ты зажег спичку о кевларовую грудь охранника-киборга, закурил. Тяжелая штурмовая винтовка с трехгранным штыком в лапищах этого увальня выглядела безобидной зубочисткой.

И таких вот, с «зубочистками», тут было еще пятеро. И это только непосредственно у покоев Босса. Дальше по коридору – больше: огнеметы, сканеры, пушки-роботы. На пути к подземной стоянке – три КПП. Босс помешан на личной безопасности. Прежде чем в платок чихнуть, снимет отпечатки ткани и сверит сетчатку нитей. Ты направился в долгий путь к своему электрокару.

Было над чем поразмыслить. Ведь кто-то – не Владлен Жуков, не член его команды – стер всю инфу об Иване Жукове из всех баз данных Союза. Типа такого человека никогда не существовало. Отследить Жукова-младшего по какой-либо его деятельности – покупкам, учебе, запросам в Сети – невозможно. Москва истыкана микрофонами, которые фиксируют голоса. Но толку с того? Ведь нет ни единого образца голоса Ивана. Видеокамеры на каждом углу, но нет ни одного фото, ни одного видеофайла с парнем. Мало того, все записи всех камер наблюдения за последние сутки уничтожены из-за скачка напряжения в городской сети. По крайне мере так тебе сказали работнички отдела наружки, хакерская зона по ним плачет.

С виновными и с теми, кто попал под горячую руку, ты уже разобрался. Составляются портреты Жукова-младшего со слов очевидцев, но это займет какое-то время. К тому же в последний раз Ивана видели в маске поросенка – в квартире Жуковых, иначе ты сам составил бы портрет. На улицы выгнали всех патрульных. Все беспилотники в воздухе. Твои люди сбились с ног, разыскивая мальчишку.

Ничего, в гробу отдохнут. Или в крематории.

Подобрав полы плаща, ты уселся на водительское кресло и прикурил следующую сигарету от обугленного фильтра предыдущей.

Завибрировал коммуникатор.

– Ну что там еще? – Ты, затянувшись, взглянул на экран.

Сделан запрос во всесоюзную Сеть на подтверждение личности Ивана Жукова. Запрос из милицейского участка. Пару секунд программа вычисляла номер девайса, с которого заветные слова попали в Сеть, затем высветилась строка цифр. Ты набил короткий текст, к которому прикрепил электронную печать Босса. Заодно координаты участка ушли группе захвата – верным парням без страха и упрека, готовым отрезать голову собственной матери, если ты прикажешь.

Электрокар сорвался с места и, набирая скорость, метнулся прочь из бетонного подземелья.

Мальчишке кто-то помогает, все это неспроста, подумал ты.

И хищно осклабился, чувствуя, что напал на след.

Следователь методично поглощал чипсы, а Жуков-младший соображал, что делать и как быть. Ничего толкового в голову не приходило.

А потом дверь кабинета с грохотом распахнулась – ее хорошенько пнули, выбив замок. В помещение ворвались вооруженные «калашами» люди в длинных плащах и в шлемах.

Иван оторопел. Даже не сразу узнал скуластого со шрамом, что стрелял по нему дома. Болезненная кожа на лице подонка в скудном освещении казалась синюшной, неживой. В кабинете резко завоняло синтетическим табаком – сигаретный дым человек со шрамом выпускал через нос.

Почему он здесь?! Неужели шпионы связаны с милицией?! Следователь – продажная сволочь!

Жуков-младший вскочил, стул с грохотом упал. Люди в плащах мгновенно вскинули автоматы с длинными глушителями, вспыхнули глазки́ лазерных прицелов. На груди заплясали красные точки.

– Хочешь жить – не дергайся. – Шрам заслонило облако дыма, после чего прозвучал приказ спеленать сына врага народа, и чтобы деру не дал, как в прошлый раз.

Не опуская «калашей», к Ивану шагнули двое.

– Уважаемый, не знаю ни вашей должности, ни звания… – Носатый следователь, отложив чипсы, встал из-за стола. – Короче, оформить надо все как следует. И нестыковка есть: личность этого щенка не подтверждена. И у нас не курят.

Говорил он столь решительно, что автоматчики остановились. Но на их командира носатый не произвел впечатления.

– Сядь и не отсвечивай. – Шагнув ближе к столу и перекрыв собой сектор обстрела, человек со шрамом всего на миг отвлекся на следователя.

Вот тогда Иван и бросился на него. На что рассчитывал? Думал, справится с шестью вооруженными мужчинами – пятью шпионами и следователем? Надеяться на это было глупо. И потому он просто хотел свернуть шею хотя бы главарю кодлы в плащах, отомстив за смерть матери.

Увы, этому не суждено было сбыться.

Грохнуло и жарко полыхнуло. В клубах дыма и пыли обрушилась стена кабинета.

В простреленный бок ударил обломок кирпича – охнув, Жуков-младший чуть отступил и поднял руки, защищаясь от неведомой опасности. Поврежденные компенсаторы комбеза не сработали. Как же так? Что случилось?.. Следователь лицом уткнулся в упаковку из-под чипсов, и по столешнице растеклась алая лужа. И пыхтел под забралом от натуги некто в плаще, пытаясь столкнуть с себя знатный шмат стены. А человек со шрамом, прежде чем все заволокло дымом, встал на колени, прямо как отец недавно.

Из копоти и пыли донесся крик:

– Жуков, на пол!

Иван подчинился, не задумываясь. Рефлекторно свалился на цементную крошку. Уж больно ситуация щекотливая, чтобы думать.

Направив автоматы в угар, уцелевшие автоматчики вдавили спусковые крючки. Бесшумные выстрелы выдавал лишь звон падающих гильз да визг рикошетов. А потом разом закончились патроны, чуть ли не синхронно отщелкнулись магазины – и тут послышался один хлопок, второй, третий… Рядом с Иваном, смачно хрястнув шлемом по обломку стены, свалился труп в плаще. Резко пахнуло горелым мясом. Там, где у нормальных людей живот, у трупа зияла дыра, в которую пролетел бы футбольный мяч. Чуть дальше легло еще одно тело.

Только бы не закашляться, не привлечь внимания – дым-то едкий, в горле першит. Жуков-младший пополз к пролому в стене. Кто-то схватил его за лодыжку. Не оборачиваясь, он лягнул свободной ногой, попал во что-то твердое – хватка сразу ослабла. На локтях и коленях продолжил путь.

У пролома было совсем уж дымно, глаза щипало, в горло словно плеснули кипятка. Иван закашлялся, чуть легкие не выплюнул. Потер глаза, и напрасно – только добавил под веки пыли.

Его вновь схватили, на этот раз за предплечье. Иван отмахнулся, но вцепились крепко. И потащили, как выяснилось, туда, где дышалось легче.

– Сам пойдешь или нести? – услышал он. А секунду спустя, проморгавшись-таки, увидел хромого парня из камеры.

Откуда здесь взялся? Как вообще?.. Иван завертел головой по сторонам, потом кивнул: типа могу стометровку пробежать, если надо.

– Ну и хрена стоишь, лицом торгуешь?! Или тут остаться хочешь? – Хромой дернул за предплечье так, что оставалось либо грохнуться, либо засеменить за ним.

Второй вариант устроил больше. Но миг спустя привычным движением – от захвата уходят в сторону большого пальца атакующего – Иван решил избавиться от навязчивой опеки. Увы, свободу не обрел, ибо держал хромой на удивление крепко, Жуков-младший словно угодил в тиски. Зато в горле полегчало вроде.

– Ты кто такой?

Главное – задать тон. Командный. В универе учили разговаривать с теми, кто ниже статусом. Были еще спецкурсы по управлению персоналом и армейскими подразделениями, менеджменту предприятий и так далее. Раньше Иван не общался с персами, но ведь надо когда-то уже применить теорию на практике.

– Что происходит?!

Ответа не последовало. Опираясь на трость, хромой потащил Жукова-младшего за собой по коридору. Вот и знакомая камера. Решетку разворотило, обломки прутьев выгнуло. Изнутри на парней испуганно взглянула женщина-уборщица, экологу еще не полегчало, а старик все так же сидел на топчане.

Навстречу Ивану и его спутнику спешили двое здоровяков в форме. Похоже, ЧП оторвало их от трапезы, ибо головы здоровяков не прикрывали сферы, зато белые салфетки прикрывали грудь. Оба явно хотели побыстрее разобраться с проблемой и вернуться к чревоугодию. Щекастые морды аж побагровели от усердия.

– Мужчины, вы бы вернулись к своим корытам прямо сейчас. – Хромой топал довольно резво, почти уже не припадая на ногу.

Увы, стражи закона не восприняли его всерьез. Наоборот – яростнее замахали на бегу дубинками.

– Жаль. – Не останавливаясь, хромой навел трость сначала на одного – вспыхнуло, а потом на второго – опять стало ярко.

Иван даже ослеп немного, но не оглох – услышал грохот. А как только пропали цветные пятна в зрачках, увидел обоих милиционеров на полу – мертвецы перегородили собой коридор.

Трость – вовсе не безобидная опора для инвалида. Внутри телескопической трубки, похоже, размещены баллон со сжатым воздухом и обойма небольших желейных шариков, которые из трубы выдувает в направлении цели. При попадании в твердую преграду – в бронежилет милиционера, например, – шарик размазывается, превращаясь в блин с внушительным радиусом. Герметичность желейной оболочки нарушается, начинка окисляется, происходит экзотермическая реакция. Тепла выделяется достаточно, чтобы не только прожечь кевларовые пластины насквозь, но и чтобы вынести дверь вместе с кирпичной кладкой.

А раз так, то… Кто, черт возьми, этот хромоножка в черном комбезе?!

В стремительный поток мыслей ворвался крик взъерошенного:

– Куда, суки, собрались?!

У этого стража порядка проблемы с инстинктом самосохранения. Заметив трупы коллег, кто бы, брызгая слюной, стал орать на убийцу? Точно не Жуков-младший.

– Куда, суки, собрались, я спрашиваю?!

– На прогулку. – Чтобы перезарядить «трость», нужно было посильнее сжать набалдашник. Щелчок – оружие встало на боевой взвод.

– Да вы у меня кровью ссать будете! – С дубинкой в руке взъерошенный выскочил из-за бронестекла.

Раздался хлопок. Грудь милиционера заляпало голубой слизью – будто кто высморкался, а через миг коридор озарила вспышка. Взъерошенный даже не понял, что случилось, его мозг еще жил, хотя легких и сердца не осталось. Пройдя пару шагов, он что-то даже просипел, а потом рухнул навзничь.

– Ты что делаешь?! – вскинулся Жуков-младший. – Нельзя! При исполнении… Люди же!

– Да ладно… На́ вот тебе.

В ладонь ему легло удостоверение личности элитного союзника – плоский прямоугольник размером с большой палец руки с выжженными на нем буковками «Иван Владленович Жуков».

– На память о прошлой жизни. И не стоит благодарности. – В руке у хромого возник тетрапак с апельсиновым соком, по прозрачной трубочке скользнула к губам желтая жидкость.

Сок?.. Иван мысленно примерил поверх коротких русых волос капюшон и прикрыл мелкие шрамики лица портретом Председателя. И животик имеется, и комбез из черной искусственной кожи. Как же сразу не догадался?! Тот самый ублюдок, что бросил ему вызов на крыше!

Иван расправил плечи, сжал кулаки.

– Узнал-таки? – Последние капли сока скользнули по трубке вверх. – Меня, кстати, Тарсус зовут. Но ты, малыш, можешь звать меня начальником. Да, так лучше всего.

На пробежке, когда столкнулись, этот Тарсус украл у Ивана чип. Очень ловко украл, умело. Но зачем кому-то чужое удостоверение личности? Оно настроено на конкретную биометрию, только хозяин может им пользоваться.

– Думаешь, зачем я взял? Надо ж было убедиться, что ты – тот, кто нужен.

Пустой пакет упал на пол.

Из динамиков у потолка раздался вой сирены. Голос, записанный много лет назад, потребовал: «Всем оставаться на своих местах! Запрещено покидать участок до особого распоряжения властей!»

Только сейчас Жуков-младший заметил, что «зрачки» видеокамер, натыканных тут и там, устремлены на него и Тарсуса. Да их же снимают!

Он шагнул к ближайшей камере и, задрав голову, четко произнес:

– Меня зовут Иван Владленович Жуков. Я и моя семья… мы – жертвы, на нас напали шпионы! Мы…

«Трость» с треском сложилась в небольшой цилиндр.

– Жаль, заряды закончились. Эй, жертва, ты чего, не врубился? Папашу твоего арестовали как врага народа, и сам ты теперь – враг. А с врагами в Союзе не церемонятся.

После бойни в милицейском участке Ивану трудно будет доказать, что он ни при чем, просто стоял рядом с убийцей, разговаривал с ним, и вообще… Но видеокамеры-то засняли случившееся в подробностях, а значит, все в порядке, видно же, что Иван не виноват!

– Сюда скоро со всей Москвы менты сбегутся и нас живыми брать не будут. Ты как хочешь, малыш, а я пошел. У меня на вечер планы.

На экране телевизора «Русская рулетка» подходила к концу. Обе женщины были еще живы. Ругаясь, они по очереди вращали барабан и подносили ствол к виску. И все это быстро-быстро – осталось меньше двух минут до того, как им в комнату пустят смертельный газ.

Стоит ли надеяться на помощь милиции после того, как Ивана сдали шпионам? Нет. Возможно ли, что, прибыв сюда, слуги закона откроют огонь на поражение? Да. А если он погибнет, это никак не поможет отцу. И за мать он так не отомстит. А парень в черном, Тарсус, какой-никакой, а все же союзник – защитил ведь от шпионов. Правда, его мотивы неизвестны, но…

Убраться отсюда, дождаться реакции властей на случившееся? Вариант. В любом случае здесь оставаться бессмысленно и опасно.

Иван шагнул за Тарсусом, который как раз взял за руку то немногое, что осталось от взъерошенного милиционера, и потащил к выходу. Оставляя багровый след, по полу волочились ноги в ботинках с высокими берцами. Ивана затрясло. До сего момента он лишь отстраненно наблюдал за гибелью людей, очень ему неприятных, но сейчас прочувствовал то, что случилось, и ужаснулся легкости, с которой парень в черном отбирал жизни.

– С вещами на выход.

Ладонь мертвеца прижалась к замку на раздвижных дверях из бронестекла.

Сирена выла, динамики дребезжали, запрещая покидать участок. Но ведь сотрудникам можно, да?

Жуков-младший оскользнулся на крови. Еще немного – и растянулся бы. Простреленный бок обожгло болью. Взмахнув руками, он встал на одно колено.

И это спасло ему жизнь.

С визгом стирая покрышки об асфальт, напротив выхода из участка затормозил панцер. Очередь из автоматической пушки ворвалась в щель меж бронированных створок – Иван как раз завершил свой кульбит. Пули вжикнули над головой, ударили в стену позади, раздробив пластиковые панели. Не дожидаясь поправки прицела, он растянулся на полу и пополз прочь от выхода. Это направление показалось наиболее логичным. Но Тарсус считал иначе. Он без труда поднял Жукова-младшего, будто тот разом стал легче на все свои семьдесят с мелочью килограммов.

– Держись крепче. – Закинув Ивана себе за спину и не дожидаясь, пока он исполнит команду, Тарсус в два прыжка вернулся к выходу из участка.

Пальцы впились в искусственную кожу. Как-то Жуков-младший прокатил на себе Лали – его «подвеска» позволяла брать такой вес. И ничего удивительного по сути Тарсус не сделал. Вот только не было нынче на нем «подвески».

Пули свистели со всех сторон. Чудом еще не нашпиговало металлом. Или чудеса тут ни при чем и Тарсус умеет выбрать оптимальный маршрут в огненном ливне из панцера, к пушке которого присоединились спаренный пулемет и автоматы из распахнувшейся двери боевого отделения?

«Запрещено покидать уча…» Динамик над макушкой разорвало на куски и микросхемы.

И вот уже союзник с персом в прыжке миновали распахнутые створки.

Упав на асфальт и вновь оттолкнувшись, Тарсус приземлился на броню панцера, а затем, отпружинив от нее, точно мячик, метнулся к вертикальной стене дома. Иван закрыл глаза, ожидая удара о бетонную вертикаль и падения. И да, его основательно тряхнуло, пальцы едва не разжались, но падать не входило в планы Тарсуса. Каким-то образом он сумел прилипнуть, что ли, к стене. И тут же, не теряя времени, вместе с живым грузом за спиной начал подниматься по небоскребу. Рывок – и они уже на третьем этаже. Еще рывок – и следующий балкон, выше, покорен. Потом – распластаться по бетону, вжаться в него, вновь как бы прилипнуть и миновать так несколько метров…

Жаль, на пушки и пулеметы не ставят глушители. Грохот выстрелов раздражал неимоверно, рикошеты нервировали, хотя ко всему этому союзник привык в симуляторах военной кафедры. Лишь сейчас он сообразил, что, точно живой щит, прикрывает собой Тарсуса. Может, для того только и нужен? Ну уж вряд ли. По крайней мере – не только. И вообще – успокойся, крепче держись и надейся, что парень в черном не сорвется. Силен, ублюдок, неимоверно силен, раз способен без «подвески» тащить на себе человека.

Но ведь это невозможно в принципе! Если б кто рассказал – Иван рассмеялся бы.

Как не поверил бы, и что жизнь может так круто измениться за считаные часы…

Грохот выстрелов смолк. Иван посмотрел вниз. Пушку панцера вместе пулеметом заклинило в крайнем верхнем положении. Беглецы теперь вне сектора огня громкого оружия. Но выберись патрульные из-под брони и жахни из табельного оружия, парням несдобровать. Вот только бравые ребята в шлемах и брониках не спешили лезть на рожон. Просмотрели уже небось по Сети бойню в участке – камеры-то в онлайне.

– Ох! – После очередного рывка к крыше Иван таки сорвался.

Пальцы разжались, он скользнул вниз. И ухватился за лодыжку повисшего над бездной Тарсуса. Высоко забрались. Из-за резкого смещения центра тяжести перса едва не оторвало от стены, к которой он действительно прилип предплечьями и коленями. Иван сильно-сильно зажмурился, открыл глаза. Нет, не показалось. Кожистую присоску, проросшую прямо из тела Тарсуса сквозь разрыв в комбезе, он видел отчетливо. Ущипнул бы себя для пущей достоверности, но руки заняты. Перехватившись за голень, чуть подтянулся. Мышцы под комбезом Тарсуса словно отлили из стали. Вместо натуральной плоти у парня в черном импланты? Причем особые, неизвестной модификации? А та невзрачная «подвеска», что была на «Председателе», – не более чем мишура для отвода глаз?

Без резких движений Жуков-младший взобрался обратно на спину Тарсуса. Выдохнул с облегчением. И услышал знакомое всем и каждому стрекотание. Вертолеты-беспилотники, или просто дроны, – непременный атрибут Москвы. Каждый житель столицы видит их сотню раз за день, не меньше. Размером в половину электрокара, дроны постоянно, как и дирижабли, кружат над городом. Но у дирижаблей маршрут запрограммирован, а беспилотники, управляемые операторами, могут спускаться к асфальту и подлетать к окнам. Потому-то мама всегда задергивала занавески – не хотела, чтобы подсматривали.

«Мама, я отомщу за тебя!» – поклялся Иван.

Беспилотник завис метрах в десяти от стены. Трепало волосы потоком воздуха от его лопастей. Динамики, встроенные в фюзеляж, загрохотали во всю мощь мембран: «Внимание! Вы подозреваетесь в нарушении общественного порядка. Также вы подозреваетесь в убийстве граждан Союза Демократических Республик. Также вы подозреваетесь в убийстве сотрудников органов внутренних дел при исполнении служебных обязанностей. Также вы…»

Кожистая складка – присоска – на правом локте Тарсуса с чмоком отлепилась от стены. Парней сильно накренило.

«…немедленно сдаться властям. У вас есть десять секунд, чтобы сделать это, после чего будет открыт огонь на поражение. Девять… Восемь…»

Тарсус натужно задышал. Лицо его побагровело, на висках выступили вены. Что-то пошло не так, организм его не слушался, присоска скукожилась, не раскрывалась и не липла к бетону.

«Шесть… Пять…»

Многоствольные пулеметы – по одному на пилонах по бортам беспилотника – с жужжанием провернулись. Автоматы заряжания подали ленты. Все, винтокрылая машина готова к бою.

«Три… Два…»

И тут полыхнуло.

Ударной волной Ивана вдавило в спину Тарсуса, а самого Тарсуса – животом и присосками в вертикаль. На миг стало жарко. И жар этот был таким сильным, что Жуков-младший забеспокоился, не загорелись ли волосы. К счастью, обошлось. Он обернулся. Обломки беспилотника разметало. Кус пластикового обтекателя ударил в ногу, оставив дымящийся мазок расплава. Десятки разных обломков – больше, меньше, с острыми кромками, коптящие и нет – врезались в стену тут и там, выше и ниже. А потом земное притяжение уронило все эти разрозненные уже части на проспект.

Из панцера внизу высунулись было патрульные, но, попав под горящий дождь, раздумали геройствовать.

А человек со шрамом стоял у входа в участок, за кормой панцера. Выжил, значит. Жаль, Тарсус не наподдал ему шариком из «трости». Во рту ублюдка дымилась сигарета. Неужто чада в участке не хватило? На плече его покоился ПЗРК[1] того самого образца, которым комплектовались оружейки милиции. Пусковая труба задралась. «Шрам» щурился, разглядывая в оптику прицела две фигурки на стене. Именно он сбил беспилотник за секунду-две до того, как оператор дрона открыл бы огонь на поражение.

Но зачем?!

Иван не знал. И отсутствие вариантов его беспокоило.