Реликтовая популяция. Книга 2

Как ни волновались спутники Свима, а во второй половине дня их обуял голод. Уговорили поесть и Клоуду, хотя, похоже, она не почувствовала вкуса еды. Тем не менее, это её подкрепило. Она перестала плакать и даже походила взад-вперёд невдалеке от платана.

Уже стемнело. Вновь нарастало напряжение ожидания. Обостренный слух людей и торна ловил каждый шорох.

Тоньше всех слышал Камрат, а может быть, потому, что всё время крутил головой, поэтому именно он первым услышал чьи-то вкрадчивые шаги с противоположной Соху стороны.

Камрат осторожно подошёл к торну и тронул его за руку, приложил палец к губам.

– Кто-то рядом с нами. Я слышал шаги вон оттуда, – шепнул мальчик и показал на ближайший кустарник, откуда, по его мнению, донеслись звуки подкрадывающегося существа.

Теперь они оба явственно услышали шорохи не далее как в нескольких берметах от себя. Оба высвободили оружие и стали спина к спине, готовые отразить атаку, кто бы её ни предпринял. Клоуда затаилась у ствола дерева, тоже готовая обнажить меч.

Конечно, это мог быть какой-нибудь дикий, рыскающий в поисках еды, но поостеречься следовало.

– Малыш, это я, – раздался почти рядом знакомый мяукающий голос.

– К”ньюша? – ещё не веря себе, воскликнул Камрат.

– Я, конечно!

Из марева сумерек показалась запоминающаяся фигура хопса.

– Фу на тебя! – сказал торн, пряча меч, и, окутываясь розоватой аурой, радостно засмеялся. – Как хорошо, хилон, что ты появился. Свима нет. Ушёл ещё вчера вечером, обещал вернуться к утру или к сегодняшней ночи. И вот его нет.

– Клоуда с ним?

– Нет. Вон она. Подойди к ней и попытайся с ней поговорить и успокоить её. Мы с малышом за день уже выдохлись.

– Думаешь, поможет? – усомнился Камрат.

К”ньец присел к женщине и стал ей что-то негромко наговаривать, Клоуда в ответ лишь всхлипывала и говорила одно и то же:

– Его надо спасать!.. Надо спасать!

Хопс помолчал, потом что-то сказал ей такое, отчего она оживилась.

– Да, да, – заволновалась она. – И я тоже пойду с вами! Вы меня возьмёте, К”ньюша?

– Нет, ауна, – решительно отверг ее просьбу К”ньец. – Лучший вариант – это я и малыш. Сестерций очень заметен, а ты… Извини, ауна, ты не сможешь нам ничем помочь в таком состоянии, в котором находишься сейчас. Малыш!

– Я давно готов. А ты знаешь, где подкопы? Не забыл?

Камрат был рад решению К”ньеца и выбору взять его с собой.

– Он говорил вам о них?

– Да, – сказал торн. – Я примерно видел, где он воспользовался подкопом. Мне кажется, что Свим вчера прошёл по нему без труда.

– Спасите его! – Клоуда бессмысленно повторялась и раскачивалась из стороны в сторону.

– У неё, наверное, поднялась температура, – мяукнул К”ньец. – Она ведь бредит!

– Я не уверен, – сказал торн. – Ладно, я ей займусь. Когда ты…

– Займись, но вначале скажи, где переходил Свим?

– Если отсюда смотреть на Сох, то от этой линии вправо с четверть свиджа, – уверенно показал Сестерций.

– Ты знаешь, где этот подкоп? – спросил Камрат,

– Этот знаю. Я так и представлял, что Свим пойдёт по нему. Он его предпочитал другим. Их у него несколько.

– Мы об этом знаем, – торопливо сказал Камрат. – Может быть, уже пойдём?

– Сейчас. Подожди ещё немного, малыш. У меня разговор с уважаемым Сестерцием. Вам здесь, Сестерций, сидеть долго нет смысла. Я это к тому, что… – К”ньец задумался и замолчал, хвост его подметал за ним землю. Наконец, он продолжил: – Сделай так. Если до полуночи Свим или мы с малышом, вернее, если нас до того времени не будет, уходите отсюда с Клоудой и действуйте, как вам советовал Свим. Что он, кстати, сказал?

– Он сказал, чтобы мы уходили в Примето. Мы с Клоудой можем просто выйти на дорогу и направиться в город. Кто нас остановит?

– По всему, никто. Хотя я не уверен ни в чём, – медленно проронил К”ньец. – Знаешь, Сестерций, не хочется верить, что мы все, пройдя вместе пол бандеки и пережив столько сдруживших нас событий, вдруг споткнёмся, после чего рассыплемся и исчезнем как команда. Это будет нелогично и несправедливо.

– Да, логики в этом нет, – подтвердил Сестерций.

– Ты меня понимаешь. Но ты должен понять и то, что ваш уход в Примето без нас и Свима приведёт именно к этому. И я не уверен, как бы там Свим не наставлял Клоуду, она не пойдёт без него в его хабулин.

– Логично. Я думаю так же. Но что ты предлагаешь?

– Предлагаю, уважаемый, предлагаю. Вы можете пройти вверх по реке, она тут недалеко. Свиджах в шести-семи на берегу высятся остатки устоев древнего моста. Прибрежное строение кажется построенным только вчера, так что не удивляйся его сохранности. Сложено оно…

– Ну что ты мне историю какую-то рассказываешь? Покороче можешь?

– Могу, потому что короче невозможно.

– Ладно, давай, как можешь.

– Сложено оно… Не надо было сбивать, – фыркнул недовольно К”ньец. – Это строение сложено из больших блоков полу обработанного камня или ещё чего-то… Не торопи! Блоки большие, – хопс развёл жилистые лапины, чтобы показать, из каких больших камней или ещё из чего-то древние построили опору моста. – Там есть один блок, который выделяется на фоне других. Он красноватый. Все вокруг него серые, а он красноватый…

– Понял. Продолжай!

– Так вот. В том ряду, где этот блок заложен, надо отсчитать влево от него семь.... Нужен седьмой блок…

– Мутные звезды, как говорит Свим. Ты можешь говорить быстрее и покороче? Малыш скоро совсем изведётся, тебя ожидая.

– Я и так… Единственное отличие этого блока, что он седьмой. И всё!

К”ньец мяукнул и уставился на торна. Ему никак не удавалось выбраться из дебрей объяснения, он в них стал просто запутываться и повторяться.

– Я всё прекрасно всегда запоминаю и слушаю тебя внимательно, – пришёл ему на помощь Сестерций. – Значит, надо отсчитать влево по ряду от красноватого блока до седьмого. И?

– Да, да, – К”ньец фыркнул, словно стряхнул с себя какое-то наваждение. – Надави нижний левый угол блока. Этого, седьмого. Только давить надо очень сильно. Камень развернётся и откроет вход в комнату. В ней можно отсидеться дня два-три. Свим её так и называет – отсидочная камера. Там есть вечные светильники, а половодье её не заливает. Там вы можете нас подождать. Даже если мне не удастся сказать о вашем пребывании Свиму, думаю, он всё равно туда заглянет. В этом месте легче перебраться через Ренцу.

– Хорошо, что есть такая комната и от неё легче перейти реку, – важно произнёс Сестерций. – Это всё?

– Малыш, – обратился К”ньец к мальчику, изнывающему от нетерпения пуститься в путь к Соху, – ты слышал мой рассказ?

– Слышал, конечно. Уже темно, К”ньюша. Давай пойдём.

– Я к тому, что вдруг тебе придётся тоже прятаться или идти одному к ним, к Сестерцию и Клоуде… Но ты прав, мы уходим… Да, уважаемый?

– Как закрыть тайник при уходе из него? – спросил торн.

К”ньец помолчал, затягивая ответ. Не потому, что не знал, как ответить торну, а оттого, что с непонятной для себя тоской представил как Сестерций и Клоуда, не дождавшись их возвращения из Соха, уходят в отсидочную камеру Свима. Неужели и вправду им придётся так поступить и уйти без них?

– Закрыть просто, – вяло ответил он. – Пропусти ладонь снизу под камень и потяни его на себя. И всё. И постарайтесь, чтобы никого при этом вокруг не было. Чем меньше о комнате знают, тем нам же лучше. Сам понимаешь.

– Понимаю, мог бы не напоминать.

– Извини, уважаемый… Тогда мы пошли и постараемся…

– Будьте осторожны. Сдаётся мне, что Свим думал пройти как всегда, но у него что-то не вышло. Осмотрись там. Ладно, не загадываю. До встречи,

– До встречи.

– Малыш, будь всё время начеку и возвращайся обязательно, – дал последнее напутствие торн.

Он не мог не дать его. По нервным волокнам Сестерция пробежал импульс, ударивший по всем клеткам его существа. Вокруг него на мгновение вспыхнула зеленоватая аура – это защитные системы чалмы и части одежды сбросили вовне скачок эмоций, спасая от расстройства организм биоробота.

– Видно будет, – почти беспечно отозвался Камрат и вприпрыжку побежал за К”ньецем, удаляющимся в темноту.

Глава 9

Свим, подходя к Соху, всегда выбирал новые пути к подкопам, чтобы не набивать приметную тропу. И сейчас он сделал довольно большой крюк по крутому склону холма прежде, чем в ночном сумраке от неяркого освещения территории посёлка увидел перед собой невысокую ограду.

Современный Сох давно уже не считался пригородом Примето, несмотря на то, что располагался к нему очень близко и даже имел с городом одну общую улицу, поделённую древнейшим мостом в бандеке через спокойную большую часть года Ренцу и бурную во время половодья. Причина отдаления бывшего пригорода таилась, возможно, в действии местечковых законов, отличающихся от городских. Несмотря на то, что их отличие большей частью касались деталей, тем не менее, они позволяли населению посёлка – только людям, – считать себя независимыми от властей и забот Примето во всём. Доступ кого-либо в Сох не ограничивался, здесь всегда можно было встретить пришлых людей и других разумных. Однако так сложилось – история такого положения терялась в веках, – что в посёлке могли проживать постоянно, то есть считаться его гражданами, лишь родившиеся в самом посёлке и от уроженцев его же, да и то по мужской линии. Выродкам вид на жительство был закрыт всегда. Мало того, им запрещалось оставаться в посёлке на ночь, хотя особым криминалом подобные случаи не являлись. Обычно для зазевавшегося или решившего переждать ночь выродка в Сохе дело заканчивалось выставлением нарушителя закона с бранью и угрозами за ворота посёлка среди ночи. Впрочем, брань и угрозы считались пустой формальностью, нечто похожей на соблюдение экзотической традиции, а чаще всего из-за помехи для стражников спокойно провести время после закрытия поселковых ворот.

Гражданство Соха Свим под своим настоящим именем не получал, да и не мог получить, идя законными путями, ибо уроженкой Соха была его мать. А незаконными это можно было сделать довольно просто, опять же из-за матери, где у неё остались родственные связи, пожалуй, с половиной законных граждан посёлка, – добиться усыновления со стороны какой-либо супружеской пары сохцев. Так что каких-либо проблем у отца Свима сделать своего сына гражданином Соха не было. Такая пара престарелых сохцев нашлась, они усыновили ребёнка в законном порядке, другое дело, зачем отцу когда-то пришла странная мысль и он посчитал нужным оформить это гражданство, осталось для Свима неразрешимой загадкой. Тем более под простым именем инега.

О нём, о гражданстве, он знал с детства, но едва ли вспоминал, живя в родовом хабулине. Лишь после того, как отец с матерью добровольно ушли из жизни, Свим, становясь агентом Фундаментальной Арены, вспомнил о своем доме в Сохе, принадлежащим ему под нэмом Свим Сувелин Симор. Тогда же он взял это имя вместо родового нэма, под которым его знали в Центре Фундарены.

Родовой хабулин в Примето, где Свим провёл безвылазно под строгим, а порой жёстким контролем родителей и учителей, настолько вызывал у него отвращение, что, взвалив все дела по ведению хозяйства хабулина на плечи своей единокровной сестры, Свим всё своё внимание переключил на дом в Сохе, сделав его, по подсказке Центра, конспиративным.

Дом располагался почти в самом центре поселка. Его поверхностная часть представляла собой строение, отнюдь не вызывающее особого восхищения архитектурными особенностями. Может быть, только некоторая упрощённость, делавшая его несколько неприветливо-приземистым, да широкие, всегда зашторенные окна, могли вызвать к себе внимание. Но не у сограждан, привыкших к такому виду дома, а потому не замечавших в нём каких-либо особенностей. У некоторых пришлых зевак, которые просто проходили мимо него, едва скользя по нему взглядом, и примечали – и в Сохе не все дома красавцы, как утверждает молва, но вот, оказывается, есть и обычные, незаметные…

Как раз своей незаметностью в ряде других строений, дом нравился Свиму. Тем более, он оказался весьма богатым подземными ходами и выходами, оставшимися ещё со времён существования первичного города, имени которого уже никто не помнил.

К сожалению, собственного подземелья – дувара – дом не имел. Потому первым, чем занялся Свим – это потратил немало времени и внимания на оборудование, по разрешению кугурума, громадного подвала под домом, для чего пришлось брать у того же кугурума несколько вьючных торнов и самому руководить работами. Каменная кладка подвала изобиловала тайными выходами в подземелье Соха.

Не меньше времени и сил ушло на изучение всех подземных ходов, пролегавших вблизи от подвала дома Свима. Эти ходы давали возможность попасть в любую точку Соха, были многоуровневыми и запутанными до невозможности.

Свим то протискивался узкими и низкими, похожими больше на норы диких, переходами, то ходил во весь рост по широким, с высокими сводами коридорам и залам, то упирался в неожиданные тупики. Вскоре он имел вполне чёткое представление о размерах подземелья и состоянии подземных проходов, а вместе с этими знаниями вынес для себя неприятную истину: ни один из них не вёл за пределы Соха. Об этом, по-видимому, позаботились ещё в незапамятные времена: были перекрыты и забыты. Если, конечно, они когда-то были. Во всяком случае, нигде о былом их существовании не упоминалось, даже в анналах Дела и время Соха, ведущихся, якобы, со дня его основания, – мнение желающих обмануть себя таким наивным образом горожан.

Осторожный опрос случайных и довольно редких посетителей подземелья, попавших сюда по какому-нибудь делу, ничего не дал – такие выходы из посёлка никому не были нужны, а значит, о них никто ничего не знал. Прохожие в подземелье встречались, потому что оно, к неудовольствию Свима, было доступно любому, кто пожелает в него спуститься.

Тогда он стал искать для себя такие входы и выходы в подземный лабиринт, через которые не мог проникнуть никто, кроме него.

Здесь тоже не всё шло гладко, ибо он поставил перед собой задачу – все они должны были достаточно неприметными на поверхности, чтобы не привлекать немногочисленных любителей подземных прогулок. Он испытывал каждую лазейку, проходил по явно заброшенным лазам.

И целенаправленные поиски не были напрасными. Благодаря настойчивости ему удалось найти не один, а три хода, которые после дополнительной маскировки и очистки отвечали его требованиям.

В первые дни, устраиваясь в Сохе, Свим как полноправный гражданин посёлка, входил в свой дом с парадного входа, предварительно перед этим пройдя главные ворота, охраняемые стражей. Потом он стал приходить в посёлок лишь с тем, чтобы втайне отсидеться от дел и дальних дорог, или скрыться от чьих-либо глаз: враждебных, любопытных или нежелательных. Сюда к нему приходили связники из Центра и оставляли корреспонденцию, новости или какие-либо распоряжения дальнейших его действий в качестве агента и охотника Фундаментальной Арены. В таких случаях он к воротам поселковым не шёл, а пользовался подкопами под оградой и одним из трёх своих подземных ходов, хотя порой не брезговал и общедоступными, что также не привлекало к нему особого внимания, тем более что он направлялся к заведомому тупику хода, как это могло показаться непосвященным, но они не знали, что от него можно было по длинной или короткой дороге проникнуть в подвал дома Свима…

Сегодня он шёл через подкоп.

Ночь наступила тёплая, дул ветерок, хорошо заметный после подъёма на холм. Свим вытер ладонью испарину, выступившую на лбу от быстрого восхождения по крутому склону. Рукой коснулся каменной кладки ограды. Она была теплой от вихревых токов, возникающих в специальной решётке из неизвестного материала, заложенной в ней. Поверх кладки тянулись тонкие нити проводников, прикосновение к которым ничем не грозило, однако вопреки тому, что Свим поведал своим спутникам о безопасности разумных перейти ограду, чтобы не пугать Клоуду, стоило только эти нити натянуть, как циркулирующая в проводниках энергия просыпалась и уничтожала нарушителя. Эти проводники якобы появились исторически недавно, тысяч пять-шесть лет тому назад. И ничто – ни специальный какой костюм, ни изолирующие материалы, и ни какие-либо отвлекающие действия – не помогало нарушителю.

Подобные заборы, доставшиеся современникам от древних и не очень, причиняющих немало неудобств и самим горожанам, заставляли их всегда, на уровне инстинкта, держаться от стен подальше. Постепенно дома отступили, и между самим посёлком и его оградой образовался кольцевой пустырь, прерываемый улицей, подходящей к воротам. Пустырь быстро зарастал, и его периодически приходилось очищать от деревьев и кустарника, так как сохцы любили с высоты своего холма оглядывать окрестности, потрясающие зрителя далью и живописностью. Кроме архитектурных шедевров, привлекавших разумных в Сох, осмотр округи также входил в перечень местных достопримечательностей.

Отгородившись пустырём, горожане привыкли к некоторой несвободе передвижения по посёлку и даже искренне считали: кто не желает идти через ворота, тот приходит в посёлок с недобрыми намерениями, а таким в Сохе делать нечего. В нём живут добропорядочные мирные люди, и лишь ворота посёлка открыты для всех.

Сегодня вокруг стояла тишина, ни один звук не достигал слуха Свима – вся жизнь поселян в это время переместилась в дома и немногочисленные места увеселения. Огни к ночи начинали гаснуть по причине ненужности, и сейчас редкие фонари скупо освещали небольшие площадки. Свим смутно различал периметр стены, но зато он знал расположение не гасимых на ночь светильников и мог по их створам ориентироваться. Он как раз вышел в створ чуть зеленоватого и оранжевого фонарей. При их совмещении следовало пройти еще десять-двенадцать шагов до того участка стены, где находился подкоп.

Свим медленно отсчитал эти шаги.

Где-то здесь.

Камень, поросший травой и прикрывающий ход, лежал на месте и, похоже, никто его в последнее время не трогал – на ощупь он определил, что травинки переплелись и срослись корешками после посещения Соха через этот подкоп прошлой весной.

Он осторожно поднял удивительно лёгкий щит, очень похожий на каменный монолит, и аккуратно протиснулся в образовавшееся отверстие.

Этот проход под оградой они делали вместе с К”ньецем.

Тогда хопс только что познакомился со Свимом, и ему было всё в новинку, что делает человек, взявший его в свои помощники. Хопса мучили вопросы и иногда не простые, на которые Свим подробно отвечал или неопределенно хмыкал, так как не знал или не считал нужным посвящать недавно приобретенного спутника в дебри некоторых событий или явлений. Они в то время провели с К”ньецем у подкопа несколько ночей, чтобы оборудовать его. Вынутую землю уносили не ближе, чем на триста берметов вниз по склону и рассыпали её там тонким слоем. Сам подкоп крепили пористыми специальными плитами, заготовленными загодя Свимом в родовом хабулине, и постепенно перенесёнными вначале в сохский дом, а из него с большим трудом как раз под тот платан, где сейчас остались ожидать его друзья. О них в то время он не знал и не предполагал, что они у него будут в таком большом количестве. Плиты по одной подносились к подкопу и укладывались так, чтобы лаз приобрёл в разрезе вид трапеции. К”ньец в построенном проходе мог идти, не сгибаясь, Свиму же приходилось низко наклонять голову, однако его это не смущало – весь подземный ход под оградой занимал не более трёх берметов.

Вспоминая, Свим усмехнулся тем беззаботным, как ему сейчас казалось, дням. Ему подумалось, что, и подкоп по тому времени был сделан больше из-за безделья и ложной опасности, чем по нужде.

Ощупывая плиты руками с боков и над головой, Свим продвигался вдоль подкопа. За год, что он не ходил, здесь поселились пауки, наткавшие паутину, то и дело скользящую по лицу. В прошлые проходы такого не было. Пауки – твари вездесущие и могли, конечно, как-то пробраться и сюда.

«И всё-таки…» – кольнула его сознание тревожная мысль.

Он не успел её проанализировать, так как его рука в этот момент нащупала рукоятку выходного камня, он выпрямился, поднимая над головой камень, весящий не более его меча. Осмотрелся, не покидая подкопа. Вокруг царила тишина. Свим выбрался наверх, аккуратно поставил фальшивый камень на свое место, чуть припорошил его травой. Отряхнул руки. Вздохнул облегчённо: подкоп позади и как будто ему сопутствует успех, хотя бы на начальной стадии его продвижений к дому, где его может ожидать всё, что угодно.

– Шейн, у нас новость. Кто-то воспользовался подкопом, обозначенным на схеме под номером четыре. Вот здесь.

Тескомовец со знаками различия командира полукрина – слитые воедино алый и зеленый ромбы – шагнул к столу и ткнул указательным пальцем со сломанным ногтем в серый плотный лист с нанесённой на нём жирной линией, схематично означающей ограду вокруг Соха. Палец уперся в двойную черту поперёк линии ограды, обозначенной цифрой четыре.

Человек, к которому тескомовец обращался как к более высокому по служебной лестнице лицу, был известен для тех, кому положено это знать, под именем Присмет Прамор Перерота, являющимся для него настоящим нэмом. Его громадный рост и склонность к полноте создавали запоминающийся образ силача.

Да, он был силён, как никто в бандеке, и в молодости забавлялся демонстрацией необыкновенных аттракционов: рвал толстенные цепи, как мячиками играл массивными мелероновыми шарами и фехтовал мечом, который могли поднять лишь пятеро дурбов.

В те годы не было, пожалуй, в Сампатании и прилегающих к ней бандеках более популярного человека, чем Присмет. Eмy подражали. Многоимённые почитали за честь видеть его в своих родовых хабулинах в дни семейных торжеств. Поговаривали даже о возможности возвышения его нэма до первого десятка букв алфавита – процедура, имевшая место не в столь отдалённых временах. Почему бы, считали поклонники необычного таланта Присмета и энтузиасты возвышения во главе с некоторыми многоимёнными, не сделать и при их жизни нечто подобное, ибо такие деяния остаются в памяти надолго, тем более с именами их свершителей.

Не оставалось ни одного поселения людей или клана разумных, где бы не побывал Присмет с многочисленной свитой, вызывая безмерный восторг у соплеменников и выродков. Особенно у последних. С человеком жаждали помериться силой потомки медведей, лошадей и носорогов, слегка помельчавшие по сравнению со своими дикими предками, но всё равно на фоне обычных людей обладавшие несоизмеримой мощью и подавляющей массой.

Присмет неизменно выходил победителем. Но он не был бы общим любимцем и кумиром, позволяя себе по отношению к побеждённым им разумным неуважение или кичливость. В том-то и состояла его магия притяжения к нему не только людей, в среде которых ему не находилось равных, но и у разумных от самых слабых, видевших в Присмете почти сказочного защитника от всех напастей, до физически сильных выродков, нашедших в нём достойного соперника в образе человека-победителя, подобного сверх существу, дожившему с древнейших времён, когда все люди были такими, как Присмет.

Однако шли года, молодость Присмета плавно перешла в зрелые лета, с высоты которых несколько по иному оцениваются поступки и представления, окружающие человека или иного разумного, в ушедшем времени.

К описываемым событиям Присмет давно уже не развлекал публику мышцами. Его резко качнуло в сторону от открытых всем утех и развлечений. Он неожиданно для себя, и только для себя, обнаружил несказанно увлекательный мир интриг и секретов.

Такая всеми уважаемая личность, как Присмет, не осталась не замеченной ни одной из легальных или тайных организаций, будь то в них люди или другие разумные. Ещё во времена его постоянных вояжей по бандекам ему, тогда ещё далекому к таким делам и мало понимающему, зачем он это делает, практически навязали статус тайного осведомителя Тескома. Новая область интересов постепенно захватила его всецело. Когда же с аттракционами было покончено из-за неудачно выполненного прыжка с высокой скалы в крону далеко внизу растущего дерева – отчаянный трюк, собиравший толпы жаждущих увидеть его разумных, слегка прихрамывающему Присмету захотелось большего.

В своих исканиях он кое-чего добился, став у истоков создания движения фундаренцев и его глубоко законспирированного Центра.

Несколько лет Присмет успешно балансировал между Тескомом и Фундаментальной Ареной. Те и другие могли подозревать его в двурушничестве, а возможно, знали и больше о его делах, тем не менее имели с ним тесный контакт, находя в его двойной игре собственную выгоду: тескомовцы получали информацию о Фундарене, деятельность которой, по сути своей, гуманитарная, пока что не вызывала у них особого беспокойства – копошатся, что-то там собирают, тихушничают в своё удовольствие, а фундаренцы всегда были в курсе передвижений бойцов Тескома и того, ради чего та или иная передислокация подразделений производится.

В Центре Присмет занимал весьма высокое положение Третьего Командора и вначале курировал отдел подбора и подготовки агентов и охотников, так что был в курсе некоторых секретов их дальнейшей работы – не всех, естественно, но достаточно многих. Работа с новобранцами постепенно стала обременять его своей суетой и нервозностью. Ему стало не хватать настоящей власти, к тому же разумных он стал делить на тех, кому он симпатизировал, и тех, кто мог стать у него на пути к этой власти.

Вторым, а тем более Первым Командором, как он понимал, стать он не мог никогда. Тогда он стал лелеять мечту войти в правление Тескома – Агору.

Агора представляла собой далеко не простое сосредоточение лучших, как предполагалось, умов бандеки. Кто именно входил в Агору и возглавлял её, знал узкий круг лиц, от имени которых реализовывались решения и планы Агоры. Эти люди, по праву своего положения, и являлись правлением Тескома, включая в себя даже не всех командиров батланов и высших служащих, занятых функциональными обязанностями.

Проникновение в Агору для Присмета стало идефиксом, но для его воплощения необходимо было иметь сведения такой важности, чтобы его могли вначале хотя бы заметить и приоткрыть щёлочку, в которую он сможет увидеть одного-двух действительных членов Агоры. Раскрутить, завести знакомство, войти в доверие к этим членам, как казалось Присмету, будет значительно проще, чем раздобыть подобающую информацию.

Такую информацию он искал долго и вот, на его взгляд, наконец, её нашёл.

Почему – Присмет не знал, так как, по-видимому, никто, кроме Агоры не имел никакого понятия, – Теском вдруг словно помешался на поимке какого-то мальчика из Керпоса. Перекрывались дороги и тропы, спешно и на грани расточительства поднимались в небо воздушные шары, приходили слухи об исчезновении целых кринов, занятых охотой на этого удивительного мальчика, обладающего немыслимым качеством неуязвимости. Приняв случившееся к сведению, и недоумевая в душе от странных забот Тескома, Присмет вначале выбросил то и другое из головы, благо, было много других дел.

Всё изменилось, когда ему совершению случайно попались на глаза донесения агента и охотника Свима. Впрочем, случайностей, по мнению Присмета, в природе не бывает, а есть целенаправленный поиск, дающий, в конце концов, нужный результат.

Вот, сказал он себе, информация, способная проложить дорогу к дверям Агоры. Однако лишь к дверям, потому что информация – хорошо, но лучше иметь самого мальчика в своих руках, лишь тогда с Агорой торг может быть плодотворным.

Недолго поразмыслив, Присмет пришёл к выводу, что ему следует как можно быстрее намекнуть Тескому о своей непосредственной причастности к делу и невозможности его исполнения без него, Присмета. С другой стороны, ему следовало оставить Центр как можно дольше в неведении о роли мальчика в донесениях Свима и, тем самым, взять координацию его передвижений под свою опеку.

С последним хлопот особых не было. И не могло быть. В практике Центра переход под личное руководство одного из Командоров полевого агента считался нормой.

Зато не так удачно, как надеялся Присмет, завершился набег на правление Тескома. Там, к своему разочарованию, он узнал о существовании нескольких независимых источников поступления информации из рядов Фундарены в Теском. В правлении о Свиме уже знали не меньше Присмета, так что бывшему борцу и любимцу публики ничего не оставалось, как всего лишь кое-что добавить к известному. Однако чуть позже настроение его поднялось, и он даже был рад случившемуся. Одно, что он принёс новость в Теском, пусть даже запоздалую, но принёс. Другое, что кем и кто бы там ни были неизвестные ему источники информации в Фундарене, для них осталась тайной распоряжение Присмета о необходимости прибытия Свима с мальчиком в Сох.

Днём позже усилиями Третьего Командора Свима повысили до Координатора, хотя он был в отлучке и не смог принять участие в обряде посвящения в новую должность.

Намеченный план действий выполнялся, оставалось только ждать прихода Свима и мальчика.

Задумано, по мысли Присмета, было всё неплохо. Теском безуспешно ловил мальчика, а мальчик постепенно приближался к ловушке, подготавливаемой Присметом.

Однако всё в одночасье изменилось после дурацкого бунта столичного батлана тескомовцев, напавшего на резиденцию правителя бандеки и разогнавшего Правдивый Сенат.

Предыстория событий в Габуне, приведшей к вспышке неповиновения столичного батлана Тескома властям бандеки по сравнению с другими подобными периодами в жизни страны, была короткой. При желании можно было точно назвать день и время суток, когда она началась – с момента назначения на пост командиром батлана молодого и энергичного Зиберлана Зобота Зимбантека из многоимённой семьи, имеющей своих представителей не только в Габуне, но и других городах Сампатании и соседних бандек.

Имя Зиберлана выскочило из неизвестности как мышь из тёмного угла. Он менее чем за год прошёл все должности, возможные для тескомовца, начиная от рядового бойца. По всей видимости, в недрах Агоры был некто могущественный или группа протеже, хорошо знакомые с самим Зиберланом и его маниакальной идеей первичности Тескома во властных структурах бандеки.

Правление Тескома неоднократно и терпеливо выслушивало его бредовые, по мнению большинства присутствующих, высказывания, но в принципе не поддерживало ни его горячности, ни его тезисов о смене власти, потому что этого Теском имел предостаточно. Создавалось впечатление, что, выдвинув смутьяна на одну из решающих должностей, Агора теперь с любопытством наблюдала за развитием событий, предоставив Зиберлану поле деятельности один на один с его противниками.

Не найдя единомышленников среди членов правления, Зиберлан за короткий срок обрёл их в немалом количестве в своём батлане. При их поддержке и в надежде на поддержку негласных соратников в Тескоме, Зиберлан решился на крайние меры.

Однажды ночью командир батлана поднял своих бойцов задолго до установленного времени побудки, вывел их из казарм и приказал действовать по заранее разработанному плану.

Планы мятежей подчас тем и плохи, что обычно забывают о тех, кто будет их выполнять, и трижды, кто станет им противостоять. План переворота сам по себе был прост и, как казалось его разработчикам, мог обеспечить его выполнение быстро и с малой кровью: разогнать Правдивый Сенат, сместить, и не более того, правителя бандеки, неуступчивого Гамарнака, и провозгласить во главе страны Теском. Правда, что под этим понималось, у мятежников, в основном молодых людей, были смутные предположения, но им представлялось всё в несколько радужное свете: нет Сената, а есть Теском с теми же функциями.

С самого начала всё стало происходить не так, как было задумано.

Правдивый Сенат, поднаторевший в собственных внутригрупповых коалициях, заговорах и видах на власть, само распускаться отказался. При его разгоне силой оружия пострадали многие сенаторы уважаемых нэмов. Досталось и тескомовцам, потерявшим здесь не менее дума только убитых бойцов. В резиденции правителя бандеки мятежников встретили телохранители Гамарнака и его окружения и оказали достойное сопротивление, от которого Зиберлан едва не пострадал сам, оставив в кугуруме ещё один дум убитых и раненых.

Не подтвердились и надежды на поддержку тайных единомышленников. Правление Тескома мероприятие столичного батлана не поддержало, вплоть до противопоставления бойцам Зиберлана других тескомовцев, находящихся в столице.

В Габуне началась резня.

Входя во вкус, чувствуя полную безнаказанность, тескомовцы, мстя, по их мнению, за погибших товарищей по батлану, думу или крину, начали настоящую охоту не только за сенаторами и окружением правителя бандеки, но и за членами их семей, тем более что всё это были многоимённые и для тескомовцев с низкими нэмами, если и не кровными врагами, но и далеко не друзьями.

Потом каждый тескомовец вспомнил о своих чаянных и нечаянных обидчиках, после отмщения которым, дошла очередь до оргий с низкопробной коввтой и случайно захваченными или отбитыми женщинами.

Габун на три дня превратился в город, где, похоже, воевали все против всех.

Пока в столице происходили бессмысленно-невнятные баталии, бушевал разгул страстей, так долго сдерживаемый Тескомом, кугурумом и администрацией правителя бандеки, на периферии страны спешно формировались новые структуры Тескома под руководством влиятельных членов Правления, по каким-либо причинам оказавшимися за пределами Габуна.

Всего два дня ушло на делёжку страны и батланов. Дело спорилось из-за регионального метода организации тескомовских подразделений.

Весь северо-запад с городами Бусто, Сопт, Крепость и Фост объединились под началом Ента Ертона Еленера, до того исполняющего в Правлении обязанности руководителя воздушной и наземной разведки. Заботы запуска в больших количествах воздушных шаров по обнаружению команды Свима (сам Ента о роли и о личностях Свима и Камрата практически ничего не знал) привели его в Фост, в нём он сейчас и организовал свою штаб-квартиру одной из третей Тескома. Впрочем, трети самой незначительной по численности тескомовцев – едва ли полный батлан.

Кроме того, гетто Тескома в Фосте было крохотным по площади и обустройству – несколько казарм, и совершенно неприспособленным для управления почти половиной территории бандеки. Зато в руках у Енты оказался почти весь воздушный флот Тескома с экипажами, а это без малого три десятка воздушных шаров во главе с командиром – Мерсьеком. Септ, где производился летучий газ для шаров, также был в ведении Енты.

Южные города – Примето, Перток, Кунш и Угарунт – попали под жёсткое руководство командира четвёртого батлана Жуперра Жмакена Жевитайта. Гетто тескомовцев – казармы и службы батлана – располагалось на западном выступе стены вокруг Примето, было обширным по площади и заботами командира хорошо оснащено вооружением и коммуникациями, имело свою школу – хирис. Части пятого и шестого батланов, расквартированные в южных городах, вместе с их командирами, Жуперр успел подчинить себе, пока на востоке бандеки медлили с созданием своей трети.

Она, естественно, образовалась, когда в Бофот срочно прилетел на воздушном шаре Истлан Иссират Иссенца по прозвищу Такель – кувалда в переводе с ландук-прен. Это был умный и дальновидный человек лет ста, успевший сбежать из Габуна член Правления, а может быть и Агоры Тескома.

Истлан выбрал, казалось бы, для своей ставки не слишком удачное место – небольшой городок, застойная и оттого мрачноватая жизнь горожан, которого вошла в поговорку. Однако у Такеля были свои взгляды на Бофот – опередить распространение влияния Жуперра на весь юг, и так имеющего уже в своём распоряжении больше половины всех бойцов Тескома. У самого Такеля в ведении оказалась львиная доля второго батлана с гетто в Керпосе и незначительные подразделения пятого и шестого батланов, которые он спешно передислоцировал с юга на север – в Ритолу, подальше от Кунша, где располагались основные части этих батланов.

Габун со своим батланом в перечень группировок не попал по простой причине: никто не хотел связываться со столицей, и весь столичный батлан во главе со своим командиром Зиберланом был уничтожен в схватках и драках с другими тескомовцами, с горожанами, с телохранителями и охраной сенаторов и правителя бандеки – воинская часть истаяла до нескольких деморализованных бойцов, потерявших своих командиров, цель своего предназначения и человеческий вид.

Сам Зиберлан умер от куска штукатурки, сброшенной на его голову с крыши дома, мимо которого он проходил с крином преданных ему тескомовцев.

Бесславный конец возмутителя спокойствия не остудил головы тех, кто волей судьбы оказался во главе новых группировок, возникших на развалинах целостной структуры Тескома. Два дня ушло на организацию, а уже на третий день новые «Тескомчики» занялись выяснением отношений друг с другом за первенство и расширение сфер влияния, в угоду видения и оценки возникшей ситуации у ставших во главе группировок руководителей. Началась борьба за разрозненные крины, за более мелкие поселения людей, за кланы разумных, не стесняясь в средствах, не жалея исполнителей, пытаясь нарушать законы городов и диктовать свои условия кугурумам.

Присмет покинул Габун ещё до выступления столичного батлана. Он спокойно добрался до Примето и даже успел пройти закалочный цикл в хабулине знакомого многоимённого, никоим образом с Фундаментальной Ареной не связанного, а лишь помнившего того, молодого атлета.

Бывший кумир публики старался следить за своим здоровьем. Тем не менее, время не щадило его и брало своё: у него развилась лысина на всю голову, что его, правда, не слишком печалило, но он стал подслеповат, хотя находил возможность периодически корректировать зрение, и страдал одышкой, от чего никакие медицинские устройства и рекомендации, оставленные древними, почему-то не излечивали.

Известие о событиях в столице испортило Присмету не только аппетит и сон, но и виды на будущее. Центр Фундаренцы и Правление Тескома приказали долго жить, а Агора, похоже, до лучших времён затаилась. Все хитросплетения, что годами кормили и тешили самолюбие, давали какую-то власть и возможность реализовать себя, сразу стали бессмысленными. Впервые он почувствовал свою ненужность в том понимании, когда он ни за кого не решает, никому не подсказывает и не даёт советы, никто не ждёт от него ни слов, ни дел, ни поддержки.

Такое – подобно смерти!

Присмет воспрянул духом с появлением в гетто Примето новой структуры Тескома. В ней всё только ещё налаживалось, притиралось, устанавливалось, то есть происходили вещи, где можно было найти дело опытному человеку.

Добиться личной встречи с Жуперром оказалось непросто – у того не было времени на посетителей, даже знакомых, однако она состоялась.

Жевитайс, вдвое ниже Присмета и раз в пять легче по весу, принял Командора сдержанно, но напомнил о нескольких встречах, случившихся между ними, и своём восхищении Присметом-силачом.

– Слушаю, – тем не менее, холодно продолжил он.

На его сухом лице застыла маска равнодушного внимания, а серые глаза смотрели прямо в лицо Присмету, что, вообще-то, не смущало последнего – знал к кому и зачем шёл.

В кабинете Жуперра, кроме простого стола – за ним сидел хозяин кабинета – и нескольких, поставленных полукругом перед столом, стульев, на одном из которых восседал Присмет, ничего не было: ни иной мебели, ни ковров, ни штор на окнах – голые стены светло-серого цвета с блёстками.

Несмотря на небольшие размеры помещения, все звуки в нём почему-то обретали неприятную слуху гулкость. Жуперр, по-видимому, давно смирился или привык к некоторой невнятности произносимых здесь слов и на такие мелочи не обращал внимания. Зато Присмету никак не удавалось придать своему голосу, тоже раскатисто-гулкому, такой тональности, чтобы его высказывания не показались руководителю Тескома сплошным бормотанием.

Страдая от мешающих сосредоточиться отзвуков, схожих с безостановочным повторением одного а того же: бу-бу-бу, Присмет сумел говорить солидно, излагать только факты, редко упоминать свои заслуги, но всю свою речь построил с чёткой направленностью всех её тезисов – быть полезным.

Упомянул он и о мальчике, заинтересовавшего ещё единый Теском, и о возможности, при проведении некоторых мер, взять этого мальчика практически голыми руками, когда он заявится в Сох.

Внимательно выслушав Присмета до конца без наводящих вопросов и реплик, тескомовец хлопнул по столешнице иссохшей ладонью – возраст Жевитайса перевалил за сто восьмидесятую годину – и коротко произнёс отнюдь не слабым старческим голосом:

– Всё это интересно. Буду иметь вас в виду. А пока… Разговор о мальчике. Я тоже наслышан о нём и даже посылал целый крин на его поимку, но совершенно не представляю, почему он понадобился… Нет, не Тескому, я бы тогда знал, зачем всё это. Те, кто затеял охоту, ничего не делают просто так. Так что предоставляю вам возможность им заняться. Потом выясним, чем он ценен. Свяжитесь с думертом Тлуманом, он выделит для этого в ваше распоряжение людей и средства. Всё!

Жуперр коротко кивнул головой, на его бескровных губах промелькнула улыбка вежливого человека, сделавшего для посетителя больше, чем того следовало.

Через несколько минтов, узнав в приёмной командира батлана, где можно найти думерта Тлумана, Присмет стоял перед криво повешенным на невзрачной на вид двери листком с аляповатой, но, как видно, старательно выполненной надписью: «Тлуман Т. Т. – шейн по устройству».

Бывший фундаренец долго с недоумением всматривался в разноцветные буквы, раздувал щёки и облизывал полные губы. Он живо представлял себе думерта в образе подвижного человечка, забавного на вид и большого любителя пошутить.

Толкнув дверь, он вошёл во владения шейна по устройству, и слегка опешил: перед ним предстал субъект, словно срисованный с того портрета, который он только что представил в своём воображении – маленький, тощенький, подвижный…

Стены комнаты, длинной как туннель, сплошь были скрыты развешанным на них оружием – от мечей устрашающей величины до разномастных ножей, на полу громоздились отдельными кучами коробки приемопередатчиков, древних, как само гетто Тескома в Примето.

– Всё знаю, – вместо приветствия чирикнул Тлуман, соскакивая с низкой скамеечки, единственной здесь детали мебели. – Сейчас сюда заявится… э-э… Пороп – командир полукрина. Наш… э-э… шейн Тескома Примето и окрестностей, – Тлуман скривил губы и подал голову в сторону, мол, всё бывает, даже такое, – распорядился Поропа и его… э-э… славную команду отдать под вашу… э-э… команду.

Говоря, Тлуман тянул слова и делал массу ненужных движений руками, ногами и задом – весь такой расхлябанный, словно по макушку головы налит клокочущей жидкостью.

Присмет не сказал ни одного слова, он стоял в шаге от входной двери и с восхищением наблюдал за телодвижениями и мимикой думерта.

Он Присмету, бывшему актёру, понравился сразу, с одного взгляда, просто так, одним своим существованием. Лет сто назад он бы взял его в свою свиту забавлять народ. На думерта – вояку и командира – он был явно не похож, да и, наверное, таковым никогда не был. Значит, он обладал чем-то другим, если Жуперр держал его в этом должностном звании.

Кто-то ещё вошёл в комнату-склад думерта и долго пытался обойти необъятную фигуру Присмета, загородившего вход.

– Вот он? Пороп! – обрадовался Тлуман. – Знакомьтесь и… э-э… У меня других дел без вас хватает.

Покидая территорию гетто Тескома через узкую калитку в воротах, Присмет оглянулся и сумрачно проследил, как тескомовец при входе без спешки закрыл за ним двери и щёлкнул запором.

Вот он и побывал там, где хотел.

Входя утром в кабинет Жуперра, Присмет от встречи с ним ожидал бог весть что. Мечты его уносились слишком далеко. Покидал же кабинет с чувством досады и неудовлетворенности. Однако, проведя почти весь день в гетто и поразмыслив, он пришёл к выводу, что всё могло кончиться для него гораздо хуже.

Он попытался поставить себя на место руководителя новой структуры Тескома, к которому приходит некто, имеющий шапочное знакомство, и несёт какую-то чушь про не существующую уже организацию, а следом о каком-то странном мальчике, за которым кто-то почему-то устроил охоту с привлечением тескомовцев. Что бы он сам мог подумать о таком визитёре? К тому же переполненного своей значимостью и явным стремлением втиснуться на какую-нибудь руководящую должность. Погнал бы в шею? Вежливо выставил бы за дверь?.. А он таки получал у Жевитайса два десятка тескомовцев в полное подчинение без срока возвращения их назад, а также кое-какую аппаратуру сигнализации, наблюдения и связи. И задание! Получил задание, как сотрудник Тескома…

В последующие дни Присмет, Пороп и его, по определению Тлумана, славная команда потрудились немало, чтобы ловушка на мальчика сработала безотказно, также как и на Свима, поскольку мальчик мог объявиться здесь только в компании с бывшим агентом Фундарены.

Для этого пришлось решить бездну вопросов и проделать большую работу.

Договорённость на проведение операции с кугурумом, согласование взаимоотношений со стражей посёлка, а вернее, на её невмешательство в действия Тескома, были достигнуты не без труда. Присмету пришлось придумать жуткую легенду, объясняющую актуальность задержания гражданина Соха – Свима. О мальчике кугурум остался в неведении.

После завершения неприятного общения с властями посёлка следовало, учитывая тайную деятельность агентов и их нелегальное появление в конспиративных домах, бермет за берметом тщательно обследовать ограду вокруг Соха и составить подробную схему со всеми подкопами. Кугурум разрешил провести подобное мероприятие только с обещанием со стороны Присмета после завершения операции передать eмy схему.

В действующие подкопы установили датчики, был проделан скрупулёзный анализ возможных путей, ведущих от подкопов к некоторым точкам на карте посёлка, куда мог бы направиться Свим с мальчиком, чтобы затем незаметно проникнуть в подвал своего дома.

Наконец наступил день, когда проделанная работа стала давать ожидаемый результат…

Палец Поропа с обломанным от трудов ногтём указал на подкоп под номером четыре на схеме, которым кто-то только что воспользовался.

– Ну, во-от! – с удовольствием потёр большие мягкие ладони Присмет. – Сработало, как было задумано. А, Пороп?

– Да, шейн, – без особого энтузиазма отозвался кринейтор.

Командир полукрина был медлительным и исполнительным служакой. Боец он, по мнению Присмета, был никудышный, так же как и другие члены его славной команды. Было похоже на то, что полукрин собран из самых бездарных вояк, не приспособленных ни к мечу, ни ко всем другим работам.

– Теперь узнать бы точно, кто пожаловал? Действуйте по разработанному плану. Если… Да, если…

Присмет задумался.

Пока шли подготовительные работы, у него в голове почему-то вертелась лишь одна мысль – придёт Свим. Сейчас он с неприятным для себя чувством отвращения подумал, что предусмотрел не всё. Подкопом мог воспользоваться кто-нибудь другой, тем более таких подкопов – действующих наверняка и давно заброшенных – было обнаружено более полусотни. Все их Свим не мог понаделать или знать о них. Сколько их ему нужно – не более двух-трёх. А остальными могли пользоваться совершенно другие люди или разумные, чья частная жизнь Присмета не волновала.

Правда, был ещё один человек, на которого поставлена ловушка – Ольдим. О нём Присмет вспомнил совершенно случайно уже в процессе работы по периметру ограды. Он даже хлопнул себя по лбу от досады. Как же он мог позабыть о секретной явке в Сохе другого фундаренца, тем более этой… – Присмет скрипнул зубами, – твари Ольдима?

Координатор Ольдим был ненавистен Присмету со дня основания Центра. Ольдим подозревал, а может быть, и знал о двойной игре Присмета и однажды без обиняков сказал ему прямо в глаза, на что Присмет тогда отделался шуткой, мол, все мы такие – любим опереться спиной на нечто прочное и несокрушимое в нашем непредсказуемом мире, что могло бы поддержать в безвыходной ситуации.

– Опирайся, но помни: если ты позволишь себе кого-либо предать, пеняй на себя! – жёстко сказал Ольдим, поджал безобразные губы и не улыбнулся, чтобы как-то смягчить свою угрозу.

Впрочем, если бы он улыбнулся, то улыбка могла бы ещё больше насторожить Присмета. Лицо Ольдима когда-то обезобразило пламя, так что улыбка на его лице получалась зловещей и пугающей.

– Если это будет Ольдим, – проговорил Присмет, глядя на Поропа. – Кто такой Ольдим?.. Не важно. Вы его узнаете сразу. Лицо его когда-то обгорело, а полголовы осталось без волос. Исправлять себя он не удосужился… Так вот, если это будет он, то убейте его сразу! Ясно?

– Да, шейн, – помедлив, не добавит ли что ещё начальство, покорно отозвался Пороп.

Спокойные слова командира полукрина отвлекли Присмета от мрачных мыслей, но они не исчезли без следа, а угнездились где-то там, глубоко в сознании, в какой-то дальней его части, и посылали импульсы тревоги, отчего на душе становилось неспокойно.

– Только не думай, что с Ольдимом так просто справиться. Он знатный дурб. Вы должны навалиться на него со всех сторон сразу, чтобы он меча не мог выхватить. Иначе вам придётся с ним туго.

– Да, шейн, – голос Поропа не дрогнул.

– Ладно. Во избежание путаницы, поведите пришедшего так, чтобы я его мог увидеть.

– Хорошо, шейн. Где вы пожелаете его увидеть?

– Здесь! – Присмет хлопнул рукой по столу, за которым сидел. – Погоните его мимо видео глаза. Вы его установили, надеюсь?

– Да, шейн. Однако нам придётся прогнать пришлого не менее чем на два свиджа.

Присмет уставился на Поропа непонимающим взглядом, потом вспомнил:

– Ах, да! Мы же надеялись, что в первую очередь сработает семнадцатый подкоп. Он ближе всего к дому, ожидаемого нами человека. Ну что ж, подождём его появления в подвале. А этого, если он тот, кого я тебе назвал, убейте!

– Темно на улице, – напомнил Пороп.

– Ничего, рассмотрите. Как там Тринер?

– Ещё дышит. Мы его сегодня поили.

– Хорошо, хорошо, – заторопился Присмет, словно упоминание о Тринере, связнике Свима, случайно захваченного в доме с какой-то информацией к агенту, ему было неприятно. – Идите и выполняйте свои обязанности!

Командир полукрина вышел, мягко притворив за собой двери. Присмет облегчённо вздохнул. Расслабившись, посидел некоторое время, бесцельно глядя в одну точку. И вдруг поймал себя на мысли, что ему очень не хочется, чтобы сегодня пришёл именно Свим. Кто угодно, только не он. В конце концов, затеянная игра с поимкой мальчика была его, Присмета, игрой, а Свим просто стал случайным её участником, статистом.

Свим не то чтобы нравился Присмету, тем более они уже давно не встречались лицом к лицу, но было между ними, как ему всегда казалось, уважение. Мало того, случилось как-то – лет, может быть, пять тому назад, – что Свим сопровождал его в переходе от Габуна к Бусто через западную часть Заповедника Выродков и, по сути дела, спас ему жизнь, встав на пути неожиданной атаки банды выживших из ума людей и выродков.

Помнит ли о том времени Свим, Присмет не знал, но сам вспоминал неоднократно, особенно это не выходило у него из головы с тех пор, как Свим и мальчик для него стали неотъемлемой связкой. Как поступить со Свимом в дальнейшем, Присмет старался не думать, хотя подчас видел в нём близкого к себе соратника, а порой – смертельного врага.

Сейчас ему не хотелось видеть Свима. Пусть уж лучше это будет Ольдим. С ним-то всё ясно. Вылить на него всю злость, а там со Свимом как получится…

Свим заметил за собой слежку, когда уже без помех пересёк пустошь от ограды до первых строений. Там-то его и поджидали. Кто это был, и сколько их там было, он не смог определить. Во всяком случае, не один, и наверняка это были люди.

«Что ж, этого следовало ожидать», – подумал он невесело и тут же метнулся за выступ здания, где, как он знал, находился спуск в подземелье под Сохом. Но вначале это был его обманный манёвр. Он быстро миновал вход – обшарпанные двустворчатые двери с истоптанным порогом (он отметил этот факт по памяти, пробегая мимо) – и с ходу втиснулся в неприметную узкую длинную щель между древней кладкой полуразрушенного строения, образующей стену высотой не менее десятка берметов, и зданием местного театра. Щель в шагах пяти от улицы чуть расширялась за счёт выклина в стене. Здесь можно было развернуться и нащупать нужный блок. После нажатия на него открывался вход в один из тайных проходов, найденных и обустроенных Свимом.

Он скрылся в нём задолго до того, как щель осветили сильным фонарём. .

Тескомовцы его потеряли. Именно так доложил Присмету командир полукрина.

Сам Пороп был весьма обескуражен случившимся и пустился, было в объяснения, как это могло произойти:

– Мы его вели нормально…

Присмет остановил его ленивым взмахом руки.

– Его хотя бы видели? В лицо?

– Нет, шейн. Он слишком быстро заметил наше охранение и слежку за собой.

– Он был один?

– Один, шейн.

– Угу! – призадумался Присмет. – Быстрая реакция, хорошее знание посёлка… – проговорил он вслух то, о чём думал. – Похоже, мы на верном пути. Это либо Свим, либо Ольдим… Вот что. Пошли людей к дому Ольдима. Он расположен здесь, – показал на карте Присмет. – У него подвал попроще, чем у Свима, да и ходов один-два… И сделай так, как я сказал – убейте его, если это пришёл он. Да, вояк своих пошли побольше, человек пять-шесть.

– А если пришёл Свим?..

– С ним вначале буду говорить я… A-a, ты вот о чём. Он не бог, хотя мечом владеет хорошо. К тому же он не носит меленрая. Так что оставшихся с тобой хватит на него одного. Действуй!

Глава 10

Избежав слежки, Свим, ожидал чего-то подобного, однако, всё-таки озадачился её появлением, так как не видел в ней смысла. Те, кто позвал его сюда, могут спокойно поджидать его в доме, не прибегая к таким средствам. Поэтому, идя по просторному подземному ходу, кое-где освещённому вечными светильниками, он уже не был ни в чём уверен, а подходя к подвалу своего дома, даже стал сомневаться – была ли слежка, был ли кто-то там, ведь мало ли что может померещиться. Известно, чего больше всего боишься или о чём постоянно думаешь, то и увидишь.

«Тем не менее, сомнения сомнениями, а осторожность никогда не повредит», – подумал Свим и прежде, чем войти в подвал, долго вслушивался, приложив ухо к камню, за которым начинались его владения. Посетовал, что не предусмотрел каких-нибудь слуховых окон, не стоял бы сейчас в неудобной позе, стараясь сквозь толстую стену что-либо расслышать.

Как будто тихо. Слышно, правда, какое-то лёгкое шелестение, доносящееся неизвестно откуда, но крысы и мыши в подземелье Соха водились ещё со времён она.

Свим выпрямился, вздохнул, решительно надавил на потаённую точку на камне, тот бесшумно отошёл в сторону и открыл тёмный зев входа в подвал. Свим свободно перешагнул с несильным наклоном головой вперёд каменную преграду – отверстие делал для себя, не скупился, поставил камень на место и остался в полной темноте. Прислушался, но услышал лишь своё дыхание.

«Вот я и дома», – подумал он.

Тёплая волна воспоминания обласкала его. Впрочем, память не была связана с этим домом, а хранила ощущение бытия в родовом хабулине, где Свим провёл своё детство, отрочество и большую часть юности. Однако чувство от возвращения в собственное жильё, в котором был знаком даже запах, оказалось неожиданно приятным событием.

А был ли это хабулин отца в Примето или дом матери в Сохе, то какая в том разница, если он у себя дома!

Ничего не таясь, а что ему может такое грозить в собственном доме, Свим направился в темноте туда, где находился выключатель освещения подвала. Пошарив по стене, нашел его и включил. От вспыхнувшего яркого света непроизвольно прикрыл глаза рукой и двинулся в сторону стола, стоявшего посередине подвала. Стол был большим и непомерно тяжелым, доставшимся Свиму по наследству от прежних хозяев дома. Для каких целей он у них употреблялся, понять было трудно. Стоял он в одной из комнат поверхностной части дома и Свим хотел его выбросить, но после постройки подвала, нашёл для него подходящим именно такой стол – большой и тяжёлый

Наконец, глаза адаптировались к свету, Свим убрал ладонь и от неожиданности застыл на месте, словно наткнулся на непреодолимую преграду.

На столе, привязанный за руки и ноги к углам столешницы, распятием лежал человек, в котором Свим с трудом узнал одного из своих связников с Центром – Тринера.

До появления в подвале Свима Тринер, по-видимому, спал или был в полуобморочном состоянии, а теперь таращил глаза в потолок, изо рта его с завалившимся глубоко языком доносился прерывистый храп пересохшего от жажды горла. Он что-то пытался сказать.

– Воды, – наконец понял его Свим.

Тринер твердил это слово в полной безнадёжности. Наверное, просил воды уже давно.

Короткими взмахами меча Свим обрубил веревки, глубоко въевшиеся в кожу связника. Тринер лишь слабо шевельнулся, безуспешно пытаясь овладеть своими конечностями, они его не слушались. Он застонал.

– Кто же это тебя так? – приговаривал Свим, не надеясь сразу дожидаться ответа.

Он бережно приподнял безвольное тело. От него пахло смрадом – нужду Тринер был вынужден справлять под себя.

– Сволочи!

Свим подхватил связника на руки и понёс наверх, в дом, в ванную комнату, положил его в пустую ванну прямо в одежде и пустил теплую воду так, чтобы пострадавший мог бы ухватить ртом её струю,

Когда Тринер напился и отмок, Свим раздел его донага и выбросил, тщательно проверив карманы и складки, одежду в утилизатор. Спустил грязную воду, налил новой, помыл Тринера гелем, окатил водой, вынул из ванны и обтёр его насухо, перекатывая почти бесчувственное тело на просторном диване. Потом надел на него широкий халат и снова напоил, но теперь тонизирующим напитком, добытым из аптечного рундука, тоже оставшегося от старых хозяев дома.

Тринер застонал, взгляд его стал осмысленным.

– Ты слышишь меня? – спросил его Свим.

– Д-да… Это ты? Мм… Зачем ты пришёл? – Тринер выгнулся, будто получил укол в спину. – Зачем ты… Они же тебя…

– Кто они?.. Тринер!.. Кто они?

– Тескомовцы…

– Они были здесь, у меня?

– И Присмет с ними.

– Присмет? Этот, из Центра?

Ответ Тринера совпал с каким-то треском, раздавшимся за спиной Свима. Дурб резко обернулся и сделал шаг к стене, в руках его появился меч.

Но сражаться было не с кем. Звук исходил от небольшого устройства с экраном, на котором красовалась физиономия Третьего Командора Центра Фундаментальной Арены. Занимаясь Тринером, Свим не обратил внимания на незначительные изменения интерьера в комнате. Теперь же он видел монитор, пристроенный на тумбе-раритете из чистого дерева, и оловянно отсвечивающий окуляр видео глаза, поставленного поверх видеоустройства.

– Да, это я, – сказало изображение, – Присмет.

Назвав себя, Присмет имел в виду не более того. Свиму же голос его показался снисходительно-вальяжным и даже презрительным, а искажённое изображение он принял за улыбку. И то, и другое вызвало в нём приступ озлобления. Он дернул себя за удлинившиеся во время путешествия волоски на подбородке. Как он мечтал избавиться от них дома! Но пришлось заниматься не тем. А тут ещё ухмыляющаяся рожа бывшего Третьего Командора, виновника всего здесь случившегося.

Присмет для Свима был почти легендарной личностью. Нет, он никогда не видел его публичных выступлений, так как в ту пору был слишком мал, да и ко дню его рождения выступления силача давно закончились, зато увлекательные и приукрашенные до невероятных подробностей рассказы о нём слышал. От своих родителей, и потом, скитаясь в качестве агента-фундаренца по бандеке, – везде о Присмете восторженно отзывались люди и другие разумные.

Однажды Свим и ещё пятеро охотников были снаряжены сопровождать Присмета при переходе из города в город. На них из засады напала большая банда, как раз с той стороны, которую защищал Свим. Он успел несколько раз махнуть мечом, а затем уступил поле боя, также как и другие охотники, Присмету, оставшемуся один на один с бандой.

Присмет устроил и для фундаренцев и для бандитов показательный урок, как голыми руками можно передушить, переломать, убить одним ударом кулака массу разумных, любого, кто приблизился к нему ближе, чем на бермет.

Подобное случилось практически со всеми опритами в этот несчастливый для них день, как они себя не подбадривали криками, не организовывали атаки и не призывали навалиться скопом. Те же, кто уцелел в той схватке, убежали сломя голову как можно дальше от страшного воина.

Так было до тех пор, пока среди рядовых фундаренцев не поползли слухи о предательстве Присмета. В них верили и не верили – обычно так бывает, когда нет определённых фактов. Свима они трогали мало, но сейчас, после слов Тринера, тут же подтверждённых самим Присметом, все эти слухи ожили в его памяти.

Как всегда в минуты опасности, его спины коснулся холодок.

– Ну и что это означает? – спросил он, чеканя каждое слово, чтобы не сорваться на крик.

– Многое, Свим, многое. Ты… Скажем так. Ты в наших руках.

– И чьих же? Ты во множественном числе?

Присмет вскинул широкие брови, на экране монитора его движение выглядело забавно.

– Ты же слышал от Тринера, – голос его прозвучал так, будто Присмет слегка растерялся.

– А как же шестой параграф Устава Фундаментальной Арены? И постановления Центра о…

– Ты вспомни ещё прошлогодний снег. Ты же прекрасно знаешь, что Центра уже нет так же, как нет никакой Фундаментальной Арены. Они навсегда ушли в небытие! Так что твои…

– И ты, как я понимаю, приложил к тому своё вонючее предательство. Я правильно понимаю?

Присмет внимательно всматривался где-то там у себя в экран такого же монитора, пытаясь лучше рассмотреть Свима, чтобы понять, блефует он или его слова идут от убежденности в сказанное. Техника видеосвязи страдала сразу несколькими изъянами: была стара, как вечность, ненадежна, как человеческая судьба, изображение воспроизводилось тускло, и экран отсвечивал…