Reet-K

11

Сделаю-ка я "лирическое" отступление, порассуждаю о том о сём. В этом кусочке текста не будет сказано ничего такого, без чего мой рассказ о Ритке не мог бы обойтись, так что, если вы это пропустите, то сэкономите время. И коли у вас возник вполне резонный вопрос: "Зачем же тогда это писать?", отвечу – просто хочу.

После такого увлекательного зачина так и хочется растечься мысью по древу – чем-то лейбницовским исчезающе малым, что меньше любого числа, но не ноль, проскакать снизу вверх по канторовской иерархии бесконечностей, но с какого начала начать, если места этому началу нет? Нет не только поблизости, в обозримых окрестностях, а нет вообще нигде – даже в самом-самом дальнем прошлом – ведь, как бы далеко назад я не заглянула, всегда найдётся мгновение, которое было на мгновение раньше. А как рассказать о чём-то без начала? Так уж мы устроены, что не умеем рассказывать ниоткуда сразу обо всём.

Вот бы что-нибудь телепатическое, да?

Но у человека, вернее, у его далёкого предка, в процессе эволюции возник и развился вербально-семантический способ коммуникации, и никаких телепатических альтернатив не было. А насколько было бы проще общаться, обмениваясь этаким "нутряным" восприятием того или иного явления, а не словами, имеющими сомнительную степень точности, однозначности или, наоборот, широты, да ещё и воспринимаемыми каждым и каждый раз по-своему. Так мы и общаемся – каждый о своём. Нет у нас простых понятий, нет слов с простым смыслом.

Я, точка, движение, свобода, боль…

Выберите из перечисленных слов простое. Его нет. Иногда жаль, что дело обстоит именно так. Как удобно было бы иметь иерархию слов, дерево смыслов. И словари бы не понадобились. Сложные слова компоновались бы из простых, очень сложные – из сложных, смыслы автоматически складывались – и так до бесконечности. Но нет. У каждого слова свой смысл. Он не собирается, словно пазл, из мелких кусочков, он просто есть сам по себе.

Именно поэтому, на протяжении десяти вышеизложенных частей я воздерживалась от вставки в рассказ хоть чего, что можно воспринять, как избыточное, а это не так-то легко делать – рассказать-то хочется всё. Трудно устоять против желания сказанное расцветить, приукрасить, объяснить, растолковать его суть. Так и соблазняет что-то порой толсто намекнуть читающему, как, по моему мнению, нужно воспринимать тот или иной эпизод, о чём стоит задуматься, прочитав его, на что обратить внимание, какую эмоцию испытать. Чем я хуже Жорж Санд или Льва Толстого? Почему им можно на протяжении многих и многих страниц держать меня за дурочку, до тошноты разжёвывая, что чувствовал и думал тот или иной персонаж, когда видел небо, дуб, шнуровку ботинка на щиколотке или ложбинку в декольте, а мне нельзя?

Можно. Один разок в одиннадцатой главке.

Вера, например, не ограничивала меня в форме, когда попросила написать на досуге историю о нашем с ней знакомстве, хотя я и спрашивала, как написать?

"Да хоть как, – сказала она. – Напиши, например, как фантастический роман, за который тебя будут ругать, мол, так в жизни не бывает. Главное, никому ничего не объясняй. Дураков много, всем всё не объяснишь".

А сама на следующий день скинула мне ссылку на свой постик "Трудности трактовки" на АфтерШоке, но то такое. Соревноваться с ней в переподвыперевертах трудно.

За то время, которые мы прожили вместе, мы обе очень сильно изменились. Даже не изменились, а стали совершенно другими. Дмитрий это тоже отметил. "Веру совершенно не узнать, – сказал он. – Из полумеханической и практически неживой куклы она превратилась в красивую и умную женщину с шармом". Я тогда в своём не очень изящном стиле пошутила: "Жениться на ней хочешь?"

А Торопов в ней и вовсе души не чаял и готов был пылинки с неё сдувать. Меня всегда поражало, какими слепыми от влюблённости глазами он смотрел на неё, когда она чистила карабин и при этом обсуждала со мной какой-нибудь категорический императив Канта. Он ни хрена не понимал из того, что она говорила, а она: "Женя, ты в руках теребишь мою ветошь. Дай мне её, пожалуйста".

Ну вот, съехала куда-то… Стоит только дать себе поблажку и пожалуйста. Можно устроить такой поток сознания, что куда там Прусту со своими направлениями к Свану или Джойсу с Молли на горшке.

Изменились мы, да. Но это ведь очевидно – не может человек жить и не меняться. Если не меняется, значит или не живёт, или не человек. Хотя, всё течёт, всё меняется…

Интересно, в уже написанном выше видно, как мы с Верой менялись? Я старалась, чтобы было видно.

С одной стороны, не хочется быть многословной, а с другой стороны хочется избежать неоднозначности, недоговорённости, недостаточной ясности в понимании читающим написанного. Для этого можно, конечно, выдать поток чеканных и логически выверенных определений и формулировок, в необходимой степени достаточности иллюстрируемых железобетонными примерами, а можно подводить читателя десятками тропинок и аналогий, показывать нужное с разных сторон, формовать нужный для донесения смысл подспудно, постепенно высвобождая его, словно скульптуру из камня.

Вот я и мучаюсь.

Конечно, два года не 20 лет и уж тем более не 200. Срок по сути мизерный. Разумеется, можно столкнуться с такими обстоятельствами, что и за два часа станешь другим человеком, а можно оказаться в таком личностном и житейском болоте, в котором и за 20 лет как был "ничем", так и останешься. Относительно всё. Всё меняется и всё относительно.

Например, внешне Вера не изменилась. С моей подачи, она стала более разнообразно и стильно одеваться, стала пользоваться косметикой, что-то делать с причёской и это, конечно, поменяло её внешне, но она сама физически не изменилась. Это я стала старше, из молоденькой девчонки превратилась в молодую женщину, повзрослела, выросла из жеребёнка в кобылку (давайте, пошутите, что в кобылу – я специально не стала про котёнка и кошку писать), сравнялась с Верой. Она теперь не выглядела старше меня, мы стали ровесницами и, наверное, стали похожи друг на друга ещё больше.

А замечали, как люди узнают, изучают друг друга, как притираются заново, если меняются? Ладно бы, просто наблюдали, стараясь вникнуть и понять, так нет же. Наши исследовательские интенции гораздо более радикальны, чем просто созерцание. Мы подобны ребёнку, желающему понять, что это такое попало ему в руки. Мы тянем это в рот, проверяя, а можно ли съесть, и если результат нам не нравится, то следует энергичное встряхивание, попытка что-нибудь оторвать, а то и крепкие удары об пол – а вдруг вожделенный предмет развалится на какие-нибудь более съедобные части.

Может, аналогия с ребёнком не совсем хороша? Тогда можно взглянуть на какого-нибудь учёного, желающего проникнуть в тайны мироздания. Вот уж кто умеет изо всех сил шандарахнуть по изучаемому объекту. У него для этого не просто кулачок с зажатым в нем пластмассовым молоточком, а целый большой адронный коллайдер! Используя миллионы киловатт энергии учёный разгоняет до немыслимой скорости свой протонный молоток, чтобы как следует врезать им по маленькой беззащитной частичке и посмотреть, что же из этого получится. Очень прогрессивный подход, не правда ли?

Ребёнок или учёный – это некие умозрительные крайности. И того и другого можно оправдать, найдя тысячи аргументов в пользу правильности их познавательного подхода. Нормальные, среднестатистические взрослые люди в повседневной жизни так себя не ведут, можете сказать вы. Ведут, да ещё как! Мы ежедневно и ежечасно с такой нечеловеческой силой бьём друг друга нашими словами, поступками, чувствами. Бьём по самым незащищённым местам так, что только клочья летят, и с интересом наблюдаем за реакцией. Разве нет?

А вот с Верой мы ни разу не поссорились. Ни из-за чего. Мы спорили, да. Вернее, это я спорила, в обычной, свойственной людям, манере, пытаясь заставить Веру принять мою точку зрения, но быстро поняла, что по отношению к Вере это так не работает. Никакой точки зрения ей не навяжешь. Просто сообщи, озвучь, донеси. А ведь, чтобы это сделать, такая точка зрения должна быть и не просто на уровне "я так вижу" или "мне так кажется", а чётко сформулированная, артикулированная, так сказать. И тогда Вера тебя внимательно выслушает и обязательно услышанное учтёт. И всё. О чем тут спорить до повышения голоса или брызганья слюной? Просто скажи, если есть, что сказать. Она сама всегда так делает – чётко и спокойно, не навязывая, не доказывая, не пытаясь убедить, не размахивая руками, не крича, озвучивает свою точку зрения и всё.

Зависти (я имею ввиду зависть к возможностям, способностям и тому подобное) по отношению к Вере у меня тоже не было. Я не завидовала ей, что она не стареет, не болеет, что она больше знает, быстрее усваивает и учится, что многое делает гораздо лучше меня, а то и вовсе безупречно. Просто, я всем своим нутром всегда чувствовала, что мы совсем разные, разные настолько, что сравнивать нас друг с другом даже как-то абсурдно. Многое, присущее ей, совершенно отсутствует во мне, многое, доступное мне, совершенно недоступно ей. Не станешь же завидовать стрижу, что он умеет на лету ловить комаров, а ты не умеешь.

А вот от сочувствия Вере в том, что она не такой человек, как я, и потому ей, бедняжке, многое из того, что доступно мне, никогда не пережить и не ощутить, я полностью избавиться так и не смогла. Взять ту же еду или секс. Мне всегда было жаль, что я с Верой никогда не смогу разделить своих чувств и ощущений, как и не могу даже представить её.

И ещё я всегда боялась. Я очень боялась её лишиться. Судьба, бог, вселенная – я не знаю, кто или что – может они все вместе – сделали мне такой подарок, дали Веру. Ни за что дали, ни почему, ни за какие-то заслуги, или таланты, или предназначения, а чисто статистически случайно, как чудо, и я бы, мне кажется, умерла, если бы почему-то потеряла Веру. Мы и в самом деле стали неразделимы, мы стали одним – я не могла лишиться бесконечно огромной части себя. И поэтому я всё время боялась, что с ней что-нибудь может случиться – травма, болезнь, несчастный случай, чей-то злой умысел. Я брала с груди наш серебряный крестик, который теперь всегда носила на шее, целовала его и мысленно шептала судьбе, богу, вселенной – пусть она всегда будет. Я не добавляла "будет со мной", потому что верила, если она будет – она всегда будет со мной. Она меня не бросит.

Может, я это зря сейчас написала, но раз написала...

Если бы не было Веры, я не знаю, когда бы задумалась, как и зачем мне жить. А тут вдруг показалось, что времени у меня так мало, а мира вокруг так много, а я даже не знаю толком, чего же хочу. Понятно, что хочется на этот мир посмотреть, везде побывать, всё попробовать. Хочется сладко есть и мягко спать, хочется быть красивой, умной и молодой, хочется, чтобы тебя любили и тобой восхищались. И денег хочется, и славы и вообще хочется на всё влиять и быть бессмертной. Что тут такого? Все, так или иначе, этого хотят. Заполучи в свои вожделеющие счастья грабки золотую рыбку с тремя желаниями, многие ли попросят её обеспечит сохранение экологической неприкосновенности Антарктиды, счастья народам Африки или приюта всем бездомным собакам? Да и нет такой рыбки, увы, и даже прекрасных принцев на белых конях раз-два и обчёлся. Никаких чудес – всё сама. Учись, устраивайся, работай, суетись. На всё нужно время, за всё нужно платить. Даже киборг Ритка, чудесным образом данная тебе в дар, счастьем, славой и бессмертием тебя не обеспечит – разве что деньгами и то не в таких количествах, чтобы ни о чём не думая, сладко есть, мягко спать и путешествовать, когда и куда захочется. Да и не естся мне в одиночку, и не спится от мыслей, и не путешествуется по причине отсутствия у Веры легальных документов. Работать нужно, Танечка – и речь идёт не про кассира в шаурмачной и не про менеджера в офисе. Над собой работать и делать что-нибудь такое, что необходимо другим. За это и дадут поесть, поспать и немножко попутешествовать. Никакой магии и волшебства – или пахать, или сосать, или то и другое одновременно. Ещё та лирика.

Ладно, набурчалась, теперь о главном, о том, ради чего это "лирическое" отступление и было затеяно.

Когда Вера попросила написать нашу историю, то сбросила мне на ноут не только ссылку на свой постик на АШе, но и огроменный файл. Назывался он "Экология сознания" – триста с лишним вордовских страниц мелким почерком. Я его внимательно прочитала. Не за один присест. По сути, это книжка, написанная Риткой и, может быть, её когда-то тоже опубликуют. Хотя бы, как первую книгу, написанную киборгом. После прочтения мне хотелось с кем-то поговорить, поделиться открытиями, которые я для себя сделала, и задать вопросы, крутящиеся в голове – вдруг кто-то знает на них ответы – но никого подходящего кроме Веры рядом не было.

Конечно, Риткина книга не из разряда развлекательного чтива, но своя аудитория для неё найдётся и, я уверена, эти читатели будут отборные, их на мякине попаданчества не проведёшь.

Боюсь, начнёшь сейчас хвалить, поддерживать, бить в колокола, что авторесса раскрывает перспективы и указывает направления, что она на острие тенденций, что именно по описанным ею лекалам будут кроить будущее человеческого мировоззрения, а в итоге получится холостой выстрел, ибо я не знаю, с чего начать, и не знаю, какими словами рассказывать – я об этом уже поплакалась. Но и посыпать голову пеплом не хочется – я считаю себя способной понимать и оценивать прочитанное не только потому, что это написал знакомый мне киборг. Вот написанное ЧатомГПТ я на дух не переношу, хотя в чтении почти всеядная.

С удовольствием ознакомлюсь со сто тридцать первой интерпретацией биографии Пушкина, прочту интересное описание устройства Солнечной системы, освою новый способ тренировки памяти для запоминания больших массивов чисел, эстетически наслаждаясь, прочту новую повесть о земной любви или инопланетном разуме, или, наконец, ознакомлюсь с новейшей философской парадигмой, призванной заставить меня взглянуть на хорошо известное старое с какой-нибудь оригинальной колокольни, раскрашенной в полоску.

А рассказать что-то новое в наше время очень сложно и у подавляющего большинства из пишущих сегодня ничего нового в написанном нет. А у Ритки есть. Странное оно, это новое, непонятное, пугающее и очень завлекательное. В данный момент я всё это только чувствую, но сформулировать не могу. Как та собака. Но резиновая пуля, выпущенная Риткой, попала мне в голову и, пометавшись внутри моей черепной коробки, отскакивая от стенки к стенке, нашла свою цель и я вдруг увидела, что мир совсем не такой, каким представлялся мне всего мгновение назад. Совсем не такой.

Вот зачем Ритка написала свою книгу. Чтобы сформулировать своё понимание и выстрелить этим пониманием, словно резиновой пулей, в голову читающего.

Не хотите получить резиновую пулю в башку – не читайте её книжку, когда она выйдет, остановите себя! И не надо меня спрашивать: "А не проще ли было опубликовать оригинальный Риткин текст вместо своего эпоса в стиле, что вижу, то пою?"

Отвечу: "Не проще".

Скорее всего, вы не поймёте большую часть из написанного Риткой. Это не потому, что она такая умная, а вы такой глупый, а потому, что вы, это вы, и над вами довлеет ваше человеческое, а она – это она. Её текст – это ещё и попытка самоидентификации, что очень сложно. Представьте, что вы думаете, будто находитесь в Новосибирске, и вас окружают новосибирцы, и сам вы местный житель, а на самом деле вы находитесь где-то на Дзета Ретикулы и окружают вас ре-ти-ку-ля-не. Как вы думаете, насколько при этом будут адекватны ваши мысли и поступки? Ретикулянин – он ведь не другой человек, каким бы далёким при этом от вас ни был, а кто-то совершенно иной. О человеке хоть что-то можно понимать по аналогии с собой, а если взять, например, кошку, слона, киборга, инопланетянина?

Человек и про себя-то ничего не знает.