Глава 27. Не ласковый прием
У трапа нас встретила небольшая стайка калек-ветеранов, состоящая в основном из доселе не виданных мною живьем лехлецев, с бычьими рылами, вместо лиц, и огромными изогнутыми рогами, забавно выпирающими из модернизированных специально под данный вид разумных шлемов.
Сполна хлебнувшие лиха бывалые жала отличались от нас — толком не обстрелянных новичков после учебки — как небо от земли. Первым, что сразу бросилось мне в глаза, стало огромное колличество протезов из слюдопластика в поджидающей нас у подножья трапа группе. Практически у каждого ветерана не хватало руки или ноги, а у некоторых «счастливчиков» сразу несколько конечностей заменяли роботизированные искусственные насадки. Еще, непривычно тускло на фоне нашей яркой парадной формы смотрелись основательно вылинявшие от длительной носки комбезы ветеранов-инвалидов. И третье явное отличие обнаружилось, когда, спустившись, мы вплотную приблизились к группе ветеранов, — густо заросшие рыжей шестью бычьи рыла и открытые части рук, с непривычно оранжевой кожей, встречающих лехлецев оказались густо покрыты затейливой вязью сиреневых татуировок. Но эти очевидные внешние различия не шли ни в какое сравнение с бездонной внутренней пропастью, разделяющей бывалых вояк и нас — желторотых новичков. На фоне улыбчивых лиц и открытых взглядов спускающихся по трапу бойцов нашего стожа, лица ветеранов казались застывшими масками живых мертвецов, а в их злобно сверкающих глазах плескался леденящий душу коктейль из боли, обиды и жажды мести — это были глаза лютых зверей и беспощадных убийц.
Всего ветеранов было десятка три. Большинство приковыляло к трапу на своих двоих, но были и такие, кого товарищи подкатили на креслах-каталках.
Когда по приказу це-стожа мы проворно построились и застыли по стойке смирно на посадочном секторе возле челнока, отдельные личности из кучкующейся напротив группы инвалидов, наплевав на устав, стали открыто насмехаться над нашей выправкой и статью, вышколенной за месяцы в учебке практически до абсолюта. Озлобленные горлопаны в открытую называли нас никчемными кусками тренированного мяса, дутыми жалами, и пророчили большинству из нас скорый бесславный конец в желудках у рухов.
— А ну-ка заткнулись выблюдки помойные! — рявкнул на инвалидов потерявший терпенье Грууск.
И тут же получил ответку от сопровождающего группу ветеранов це-стожа:
— Сам заткнись, синий ублюдок! — шагнул навстречу трунгу огромный и страшный, как черт, лехлец. — Своим гребаным желторотикам командуй. А на моих бойцов, еще раз хавальник помойный раззявишь…
— Ах ты сучара рогатая! — взревел Члюфа, ошалевший от столь неуважительного отпора коллеги-командира, и, яростно щелкнув хвостом по слюдопластику платформы, кинулся на наглеца с кулаками.
Но здоровяк лехлец драться с трунгом не стал. Це-стож команды инвалидов невероятно быстрым, смазанным движением выхватил из поясной кобуры пистолет, направил в лоб набегающему Члюфе и предупредил:
— Ещё шаг и стреляю.
Наш командир не послушал, и лехлец выстрелил.
К счастью, пистолет оказался заряжен не боевыми патронами, а капсулами с парализующим газом.
Поражённый газом Грууск застыл, как вкопанный, в шаге от противника. Лехлец же, тут же утратив к нему интерес, навёл пистолет на нас, всем строем дернувшихся было на выручку попавшему в просак командиру, и зло рявкнул:
— Стоять!
Широкое дуло тридцатизарядного «ревельта» мгновенно охладило самые горячие головы в наших рядах. Добившись повиновения, лехлец опустил ствол и устало пояснил:
— Бойцы, всё случилось у вас на глазах, и вы свидетели, что я честно предупредил вашего це-стожа о последующем выстреле. Он знал на что шёл, рискнул и поплатился… Как видите, я его не убил, а лишь парализовал. Действие газа продлится недолго, он скоро очнется и быстро придет в норму… Во избежание дальнейших недоразумений, предупреждаю: стреляю я быстро и метко, и парализаторов у меня в обойме хватит на всех дураков. Надеюсь, мы поняли друг друга. А теперь попрошу расступиться, и освободить нам дорогу к трапу.
Убедившись, что угроза подействовала, великан обернулся к своим и, как ни в чём не бывало, скомандовал подниматься в челнок.
Парализованный Члюфа не мог отойти в сторону. Массивной фигурой он частично преградил инвалидам подступ к трапу, за что получил от вынужденных обходить его ветеранов изрядное количество толчков плечами и тычков локтями. К чужому це-стожу ветераны лехлецы относились безо всякого уважения, его пихали словно приготовленный на выброс, старый шкаф. Хоть и парализованный, но оставшийся в сознании, трунг буквально почернел от лютой злобы, но, как ни силился, раньше срока преодолеть действие газа не мог, и был вынужден молча сносить грубость младших по званию.
Лишь когда це-стож лехлец, следом за последним своим ветераном, тоже ступил на трап, на ходу убирая не нужный больше пистолет в кобуру, мы смогли подобраться к командиру и худо-бедно его растормошить.
Осознав, что снова может говорить, Члюфа бросил в спину почти сбежавшего в челнок обидчика заслуженный упрёк:
— Кретин! Ты кем тут себя возомнил⁈ Что это было⁈
— Обычный заряд парализатора. Специально ношу в «ревельте» обойму для таких шибко рьяных засранцев, как ты, — не скрывая презрительной усмешки, откликнулся развернувшийся на верхней площадке трапа лехлец. — Действие препарата длится три минуты, потом прекращается, не оставляя побочных эффектов.
— Лекцию мне не читай, я прекрасно знаю, чем ты меня шарахнул, — фыркнул Члюфа Грууск, разминая ожившими руками намятые бока. — У меня в голове не укладывается, как ты мог нацелить на меня пистолет! Ведь я же не рух, а такое же жало Империи, как и ты!
— Ты слишком долго был на гражданке, трунг, — хмыкнул лехлец. — Жало Империи и прочие высокопарные понты оставь для своих желторотиков. Здесь, в гостях у рухов, свои негласные нормы и законы. У меня приказ: доставить отслуживших свое ветеранов в целости и сохранности на хоф. А, из-за твоего неадекватного поведения, возникла угроза…
— Да ты попутал, чудило! — возмущенно перебил Члюфа. — С хрена ли неадекватного?.. Твои ж рогатые ублюдки первыми начали нам хамить.
— Не хамить, а учить жизни твоих желторотиков, — ухмыльнулся лехлец, и спокойно продолжил: — Поскольку выполнение приказа оказалось под угрозой срыва, мне пришлось решать возникшую проблему. И я решил — быстро и эффективно.
— Ага! С тобой вот так же эффективно кто-нибудь разобрался бы!
— Если отбросишь эмоции, и спокойно проанализируешь случившееся, поймёшь, что ты сейчас не предъявлять мне должен, а, наоборот, благодарить за избавление от огромных проблем.
— Ну ты… ты!.. — трунг даже задохнулся от возмущения. — Значит, я получаю струю газа в рожу, и ещё должен за это спасибо тебе говорить⁈ Лехлец, да ты просто гребаный психопат! Не понимаю, как такого отморозка, вообще, це-стожем могли назначить!.. Но это дело легко поправимое. Имей в виду, о сегодняшнем инциденте я обязательно сообщу командованию. У меня, вон, целый стож свидетелей. Ты, сука рогатая, нашивок своих живо лишишься!
— Да ради бога, сообщай, синий ублюдок, — сказал, как плюнул, лехлец. — Только, прежде чем делать эту очевидную глупость, хорошенько подумай: таким ли уж безупречным было твоё поведение?.. Ты, трунг, только что едва не спровоцировал массовое побоище между своими желторотиками и моими ветеранами — которые, кстати, через одного заслуженные герои Империи, а ты их минутой ранее во всеуслышанье обозвал рогатыми ублюдками — об этом факте, сам понимаешь, я тоже молчать не стану, и свидетелей у меня не меньше. Но не суть, вернемся к твоей провокации… Ты ж понимаешь, что мои ветераны своего це-стожа в обиду бы не дали точно. Ты бы ударил меня, кто-то из моих, в ответку, приложил бы тебя. Следом, наверняка, тебе на выручку бросились бы твои бойцы. И понеслось! Массовая драка, в которой моим инвалидам (поскольку их втрое меньше), в дополнение к имеющимся увечьям, ещё и твои удальцы хорошенько бы намяли бока. А, как зачинщик драки, ответственность за неё в полном объёме понёс бы ты, трунг… Вот и выходит, что я решил возникшую проблему с минимумом потерь. Впрочем, ты, разумеется, волен поступать, как знаешь. Но, согласись, ещё вопрос: чьи нашивки полетят, если эта по большому счету пустяшная история дойдёт до командования?
— Может ты и прав, — нехотя выдавил из себя Члюфа Грууск. — Пожалуй, лучше будет, если никто об этом происшествии не узнает.
— Полностью с тобой согласен, — кивнул лехлец. — Ладно, синий, бывай. Извини, что так вышло. Ну и, как говорится, добро пожаловать на Срытмпу, — добавил он и, развернувшись, исчез в ведущий в салон шлюзовой камере челнока.
За последним пассажиром дверь тут же плотно закрылась, запечатав доступ в салон. Еще через несколько секунд беззвучно поднялся широкий трап и, слившись с нижней «тарелкой», снова стал частью внешнего корпуса. Практически сразу же верхняя и нижняя половинки корпуса начали вращаться в противоположные стороны, стремительно набирая обороты.
Спасаясь от устроенного поднимающимся челноком вихря, по члюфиной команде мы поспешно отступили за пределы квадратного сектора. И провожали рванувшую ввысь «тарелку» с бортовым номером А14-К1549 уже с безопасного расстояния.