Джулиан по своему обыкновению подарил ей книгу.
Как и в прошлом году, и в позапрошлом, и на каждый праздник или событие, которое выпадало между днями рождения его сестры. Целые полки в ее покоях были набиты его так называемыми подарками. Некоторые книги он дарил от чистого сердца, некоторые – просто для того, чтобы освободить место в библиотеке, которую называл своей спальней. Вся она была заставлена высокими стопками – такими неустойчивыми, что даже кошкам было трудно ориентироваться в этих лабиринтах. Книги были на самые разные темы: от приключенческих рассказов о рейдерах из Прерий до поэтических сборников о безвкусном королевском дворе, которого оба они старались избегать. «Эту лучше пустить на растопку камина», – говорила Кориана каждый раз, когда он дарил ей очередную скучную книгу. Однажды, на ее двенадцатый день рождения, Джулиан подарил ей древний том, написанный на языке, которого она не знала. И она предположила, что он только притворялся, что понимает, что там написано.
Но, хотя большая часть его подарков ей не нравилась, на полках с постоянно растущей коллекцией томов не было ни пылинки, а сами книги стояли корешками вперед, чтобы было видно названия на кожаных переплетах. Большая часть из них осталась бы нетронутой, нераспечатанной, непрочитанной – трагедия, оплакать которую не хватило бы красноречия даже у Джулиана. Нет ничего ужаснее нерассказанной истории. Но Кориана все равно следила, чтобы они были в чистоте и безупречном состоянии. Сделанные золотым тиснением буквы поблескивали в лучах летнего или зимнего солнца. Почти на каждой книге было нацарапано «От Джулиана», и эти слова для нее были дороже всего на свете – почти всего. Больше она любила только те подарки, что он дарил от чистого сердца: руководства и упакованные в прозрачную упаковку учебники, спрятанные между страницами генеалогические древа или страницы из энциклопедий. Некоторые книги она любила особенно сильно. Их она прятала под матрасом и жадно читала по ночам, разглядывая технические схемы и изучая машиностроение. В них описывалось, как строить, ломать и чинить двигатели, самолеты, телеграфное оборудование, и даже лампочки и кухонные плиты.
Ее отец бы это не одобрил – впрочем, как и всегда. Пальцы Серебряной леди, дочери благородного Высокого дома не должны быть испачканы в моторном масле, ее ногти не должны быть обломаны из-за работы с «одолженными» инструментами, а глаза не должны быть красными после ночей, проведенных за чтением «неподходящей» литературы. Но Харрус Джейкос забывал о своих сомнениях каждый раз, когда изображение на экране в гостиной начинало рябить, а от самого экрана начинали сыпаться искры. «Кори, почини», – говорил он. И она делала как он приказывал, каждый раз надеясь, что в этот раз сможет его убедить. Но через несколько дней он снова высмеивал и ее, и ее мастерство, позабыв о ее работе.
Хорошо, что он уехал. Он был в столице, помогал их дяде, главе дома Джейкос. Так она могла провести день рождения с теми, кого любила, а именно – с братом Джулианом и Сарой Сконос, которые специально приехали на праздник.
«Она хорошеет с каждым днем», – подумала Кориана, глядя на свою любимую подругу.
Они не виделись уже несколько месяцев – Саре исполнилось пятнадцать лет, и она навсегда переехала жить ко двору. На самом деле времени прошло не так много, но девушка уже казалась другой. Ее черты стали какими-то более резкими, скулы – острыми и четкими, кожа почему-то была бледнее, чем раньше, словно иссушенная, а ее серые глаза, когда-то сиявшие как звезды, казались темными, полными теней. Но ее лицо озарилось улыбкой так же быстро, как это бывало всегда, когда она проводила время с юными отпрысками Дома Джейкос. По правде говоря, Кориана знала, что так бывает всегда, когда она рядом с Джулианом. И ее брат вел себя точно так же. Он широко улыбался и старался соблюдать дистанцию, которую не подумал бы держать незаинтересованный мальчик. Все его движения были тщательно отточены, а Кориана прекрасно знала своего брата. Ему семнадцать, и в этом возрасте он уже может делать предложение. Кориана ожидала, что в ближайшие месяцы он воспользуется этой привилегией.
Джулиан даже не потрудился завернуть свой подарок – он был прекрасен и сам по себе. Красивый кожаный переплет в цветах Дома Джейкос – бледно-желтую и золотую полоску – с тисненой на обложке Пылающей Короной Норты. На лицевой стороне или корешке не было названия, и Кориана видела, что книга – незамаскированный учебник. Она слегка нахмурилась.
– Открой ее, Кори, – сказал Джулиан, останавливая ее, прежде чем она успела бросить книгу в скудную кучу других подарков. Все они были завуалированными оскорблениями: перчатки, которые ей подарили, чтобы скрыть ее руки «простолюдинки», непрактичные платья, чтобы она носила их при дворе, который отказывалась посещать, и уже открытая коробка конфет – ее отец не хотел, чтобы она их ела. К ужину их уже не будет.
Кориана сделала, как было велено и, открыв книгу, обнаружила, что в ней ничего нет. Ее кремовые страницы были чисты. Она сморщила нос, даже не потрудившись изобразить благодарность. Джулиан не нуждался в такой лжи и в любом случае бы все понял. Более того, здесь не было никого, кто мог бы отругать ее за такое поведение.
«Мама мертва, отец уехал, а кузина Джессамина, к счастью, все еще спит».
За столом в садовой гостиной сидели только Джулиан, Кориана и Сара, три бусины, позвякивающие в пыльной банке поместья Джейкосов. Это была ужасающих размеров комната, соответствующая вездесущей, пустой боли, ноющей в груди Корианы. Арочные окна выходили на густую рощу некогда ухоженных роз, которые уже десять лет не видели рук зеленого. Пол не мешало бы хорошенько подмести, а золотые драпировки потускнели от пыли и, скорее всего, паутины. Даже на картине над запятнанным сажей мраморным камином не было позолоченной рамы – ее давно продали. Человеком, который смотрел с обнаженного холста, был дед Корианы и Джулиана, Янус Джейкос, который, несомненно, пришел бы в отчаяние от состояния своей семьи. Бедные дворяне, что делают ставки на старое имя и традиции и с каждым годом довольствуются все меньшим.
Джулиан засмеялся, стараясь, чтобы его смех звучал как обычно.
«Сердится, но все равно любит», – знала Кориана.
Так лучше всего можно было описать его отношение к младшей сестре. Она на два года младше него – и он всегда быстро напоминал ей о своем старшинстве и интеллекте. Мягко, конечно. Как будто это имело какое-то значение.
– Это чтобы ты писала, – продолжил он, скользя длинными тонкими пальцами по страницам. – Записывала свои мысли и как проходят твои дни.
– Я знаю, что такое дневник, – ответила она, захлопывая книгу.
Он не стал возражать и даже не подумал обижаться. Джулиан знал ее лучше, чем кто-либо другой.
«Даже когда я неправильно подбираю слова».
– И в моей жизни нет ничего, достойного упоминания.
– Чепуха, ты довольно интересный человек – когда этого хочешь.
Кориана усмехнулась.
– Джулиан, твои шутки становятся все лучше. Ты наконец-то нашел книгу, в которой написано, как улучшить чувство юмора? – Ее взгляд метнулся к Саре. – Или нашел кого-то?
Джулиан зарделся, его щеки посинели от прилива серебряной крови. Сара же отреагировала очень спокойно.
– Я целитель, а не чудотворец, – зазвенели колокольчики ее голоса.
На мгновение в комнате пустого поместья прозвучало эхо их дружного смеха. Старые часы в углу пробили час гибели Корианы – а именно время прихода кузины Джессамин, которая могла появиться здесь в любой момент.
Джулиан быстро встал. Он уже довольно высокий, и скоро он станет взрослым мужчиной – хотя ему все еще предстояло расти как ввысь, так и вширь. Кориана, с другой стороны, не менялась в течение многих лет и не проявляла никаких признаков изменения. Она была совершенно обычной – от почти бесцветных голубых глаз до каштановых волос, которые упрямо отказывались опускаться хоть немного ниже плеч.
– Ты ведь не будешь вот эти, да? – спросил он, протягивая руку. Перегнувшись через нее, он выхватил из коробки несколько леденцов в сахарной глазури, заработав в ответ шлепок.
«К черту этикет. Они мои».
– Осторожно, – предупредил он, – я скажу Джессамин.
– В этом нет нужды, – раздался пронзительный свистящий голос их пожилой кузины, эхом отразившийся от входа в гостиную с колоннами. С раздраженным шипением Кориана закрыла глаза, пытаясь избавиться от Джессамин Джейкос.
«Конечно, это бесполезно. Я же не шепот. Всего лишь певец».
И хотя она могла бы попытаться использовать свои скудные способности на Джессамин, добром бы это не кончилось. Как бы она ни была стара, ее голос и способности все еще оставались острыми, как хлыст, и были намного быстрее, чем у самой Корианы.
«Если я попробую зачаровать ее, все кончится тем, что я буду с улыбкой драить полы».
Кориана надела на лицо вежливую маску и, повернувшись, увидела, что ее кузина опирается на украшенную драгоценными камнями трость, одну из последних красивых вещей в их доме. Конечно, она же была одной из самых мерзких. Джессамин давно перестала посещать Серебряных целителей кожи, чтобы, как она выражалась, «стареть с изяществом». Хотя, по правде говоря, семья больше не могла позволить себе такие процедуры у самых талантливых представителей Дома Сконос или даже у учеников целителей кожи обычного, не высокого происхождения. Ее кожа теперь обвисла, посерела и побледнела, а на ее морщинистых руках и шее появились пигментные пятна. Сегодня она обернула голову лимонной шелковой накидкой, чтобы скрыть редеющие седые волосы, едва покрывающие кожу головы, и струящееся платье в тон. Изъеденные молью края платья были хорошо спрятаны. Джессамин преуспела в иллюзиях.
– Будь добр, Джулиан, отнеси это на кухню? – сказала она, тыча пальцем с длинным ногтем в конфеты. – Слуги будут так благодарны.
Кориане потребовались все силы, чтобы не усмехнуться. «Слуги» были всего лишь Красным беззубым дворецким, еще более древним, чем сама Джессамин, поваром и двумя молоденькими горничными, которые каким-то образом должны были держать в порядке все поместье. Может быть, им бы и достались конфеты, но Джессамин, разумеется, этого не допустит.
«Они окажутся на дне мусорного ведра или, что более вероятно, будут спрятаны в ее собственной комнате».
Судя по скривившемуся лицу Джулиана, он думал то же самое. Но спорить с Джессамин было так же бесполезно, как с деревьями в запущенном старом саду.
– Конечно, кузина, – сказал он тоном, более уместным на похоронах. Он бросил на Кориану извиняющийся взгляд. В глазах его сестры сквозила обида. С едва скрываемой усмешкой она наблюдала, как Джулиан протягивает одну руку Саре, а другой подхватывает ее неподобающий подарок. Оба стремились поскорее покинуть владения Джессамин, но не хотели бросать Кориану. Но все же они поспешно вышли из комнаты.
«Да, бросайте меня здесь. Как и всегда».
Ее бросали на милость Джессамин, которая взяла на себя смелость сделать из Корианы достойную дочь Дома Джейкосов. Проще говоря, молчаливую дочь.
Ее всегда оставляли с отцом, когда он возвращался со двора после долгих дней ожидания смерти дяди Джареда. У главы Дома Джейкос, губернатора региона Адеронак, не было собственных детей, поэтому его титулы перейдут его брату, а после него – к Джулиану. Точнее, у него больше не было детей. Близнецы, Дженна и Каспиан, были убиты во время войны с Озёрным краем. Их отец остался без наследников и утратил всякое желание жить. Отец Корианы займет престол их предков, это всего лишь вопрос времени, и он не хотел терять его даром. Кориана считала такое поведение в лучшем случае извращенным. Она представить не могла, как поступает так с Джулианом, как бы он ее ни злил. Не могла представить, как смотрит, как он чахнет от горя. Это уродливый, лишенный любви поступок, и от одной мысли об этом у нее скрутило живот.
«Но у меня нет желания руководить нашей семьей, а отец – человек честолюбивый, хоть и лишенный такта».
Что он планировал сделать со своим возможным возвышением, она не знала. Дом Джейкос был немногочисленным, незначительным, его глава занимал должность губернатора какого-то захолустья. У них ничего не было, и только кровь Высокого Дома согревала их по ночам. И, конечно, у них была Джессамин, которая усиленно делала вид, что они еще на плаву.
Она села с грацией, достойной женщины вдвое моложе себя, и постучала тростью по грязному полу.
– Как нелепо, – пробормотала она, ударяя по дымке пылинок, кружащихся в луче солнечного света. – В наши дни так трудно найти хороших помощников.
«Особенно когда ты не можешь им заплатить», – мысленно усмехнулась Кориана.
– Да, кузина. Так трудно, – сказала она.
– Ну, давай сюда. Посмотрим, что прислал Джаред, – сказала она.
Она вытянула руку, сжимая и разжимая пальцы в жесте, от которого у Корианы по коже побежали мурашки. Она прикусила губу и пожевала ее, чтобы не сказать что-то не то. Вместо этого она подняла два платья, которые ей подарил дядя, и положила их на диван, где сидела Джессамин.
Принюхиваясь, Джессамин изучала их, как Джулиан изучал свои древние тексты. Она прищурилась на строчки и кружева, потирая ткань, дергая за невидимые случайные нити в обоих золотых платьях.
– Сносные, – сказала она после долгой паузы. – Если не устаревшие. Ни одно из них не сшито по последней моде.
– Какой сюрприз, – протянула Кориана. Она просто не смогла удержаться.
Тук.
Трость стукнула об пол.
– Никакого сарказма. Это неподобающее поведение для леди.
«Ну, каждая леди, которую я встречала, кажется, хорошо разбирается в этом, включая вас. Если вас вообще можно называть леди».
По правде говоря, Джессамин не была при Королевском дворе по меньшей мере десять лет. Она понятия не имела, какие платья соответствуют последним веяниям моды, а когда перебирала с джином, не могла вспомнить, какой король сидит на троне.
– Тиберий Шестой? Пятый? Нет, конечно, все еще Четвертый, старое пламя просто не могло погаснуть.
И Кориана мягко напоминала ей, что сейчас правит Тиберий Пятый.
Его сыну, наследному принцу, после смерти отца предстояло стать Тиберием Шестым. Судя по слухам, принц серьезно увлекался военным делом, и Кориана задавалась вопросом, доживет ли он до того момента, как ему достанется корона. История Норты знала много поджигателей Дома Калор, которые погибли в бою, в основном второстепенных принцев и двоюродных братьев. Про себя Кориана желала принцу смерти, просто чтобы посмотреть, что будет. Насколько она знала, у него не было братьев и сестер, а кузенов Калора было мало, не говоря уже о том, что они были слабы, если верить урокам Джессамин. Норта уже сто лет воевала с жителями Озёрного края, но на горизонте определенно маячила еще одна война. Между Высокими Домами, чтобы престол заняла другая семья. Не то чтобы Дом Джейкос будет как-то в этом замешан. Их незначительность была неизменной, как кузина Джессамин.
– Ну, если верить сообщениям твоего отца, эти платья скоро пригодятся, – продолжила Джессамин, положив подарки. Не обращая внимания ни на время, ни на присутствие Корианы, она достала из-под платья стеклянную бутылку джина и сделала большой глоток. В воздухе завитал аромат можжевельника.
Нахмурившись, Кориана перестала рассматривать новые перчатки, которые сейчас сжимала в руках, и подняла голову.
– Дядя нездоров?
Тук.
– Что за глупый вопрос. Ты же знаешь, он уже много лет нездоров.
Ее лицо залилось серебристым румянцем.
– Я хотела сказать, ему хуже? Хуже?
– Харрус так думает. Джаред удалился в свои покои при дворе и редко посещает светские банкеты, не говоря уже об административных заседаниях или совете губернаторов. Сейчас твой отец все чаще выполняет его обязанности. Не говоря уже о том, что твой дядя, похоже, полон решимости опустошить казну Дома Джейкос. – Еще глоток джина. Кориана чуть не рассмеялась от иронии. – Как эгоистично.
– Да, эгоистично.
«Ты не поздравила меня с днем рождения, кузина».
Но она не стала развивать эту тему. Больно, когда тебя называют неблагодарной, даже когда это делает такая пиявка.
– Вижу, Джулиан подарил тебе еще одну книгу и… о, перчатки. Замечательно, Харрус принял мое предложение. А Сконос, что она тебе подарила?
– Ничего.
«Пока что».
Сара попросила ее подождать, сказав, что ее подарок – не то, что можно сложить вместе с другими.
– Она ничего тебе не подарила? И все же она сидит здесь, ест нашу еду, занимает место…
Кориана изо всех сил старалась пропускать слова Джессамин мимо ушей. Вместо этого она сосредоточилась на руководстве, которое прочитала вчера вечером.
«Батареи. Катоды и аноды; при первичном использовании разряжаются, после чего могут быть заряжены повторно…»
Тук.
– Да, Джессамин?
Старая женщина уставилась на Кориану, и в каждой морщинке ее лица было написано раздражение.
– Я делаю это не для своей выгоды, Кориана.
– И, конечно, не для моей, – не смогла не прошипеть девушка.
Джессамин фыркнула в ответ. Ее смешок был таким резким, что мог бы поднять тучу пыли.
– Тебе бы этого хотелось, а? Можно подумать, я нянчусь с тобой ради забавы и терплю твои хмурые взгляды и ехидные комментарии, потому что мне так хочется? Меньше думай о себе, Кориана. Я делаю это только ради Дома Джейкос, ради всех нас. Мне известно, кто мы такие, лучше, чем тебе. И я помню, кем мы были раньше, когда жили при дворе, заключали договоры, были так же необходимы королям Калор, как их собственное пламя. Я помню. Нет большей боли или наказания, чем память. – Она повертела трость в руке, одним пальцем пересчитывая драгоценные камни, которые полировала каждый вечер. Сапфиры, рубины, изумруды и один бриллиант. Кто их подарил – женихи, друзья или семья – Кориана не знала. Но они были сокровищами Джессамин, и ее глаза сверкали, как драгоценные камни. – Твой отец будет лордом Дома Джейкос, а твой брат будет лордом после него. Поэтому тебе нужен твой собственный господин. Ты ведь не хочешь остаться здесь навсегда?
«Как ты».
Намек был ясен, и каким-то образом Кориана обнаружила, что не может ответить: внезапно у нее застрял ком в горле. Она смогла только покачать головой.
«Нет, Джессамин, я не хочу здесь оставаться. Я не хочу быть тобой».
– Очень хорошо, – сказала Джессамин. Ее трость еще раз стукнула по полу. – Давай начнем день.
Позже тем же вечером Кориана села писать. Ее ручка летала по страницам подарка Джулиана, проливая чернила, как нож проливает кровь. Она писала обо всем. О Джессамин, об отце, о Джулиане. О тошнотворном чувстве, что брат бросит ее, чтобы в одиночку бороться с надвигающимся ураганом. Теперь у него была Сара. Она застала их целующимися перед ужином, и пока она улыбалась, притворяясь, что смеется, притворяясь довольной их румянцем и заикающимися объяснениями, Кориана тихо отчаивалась.
«Сара была моей лучшей подругой. Сара была единственным, что принадлежало мне».
Но теперь это не так.
Как и Джулиан, Сара ускользала, а от Корианы оставалась только пыль забытого Дома и забытой жизни.
Потому что, что бы ни говорила Джессамин, как бы она ни прихорашивалась и ни врала о так называемых перспективах Корианы, поделать ничего было нельзя.
«На мне никто не женится. Как минимум не женится никто, за кого я бы захотела выйти замуж».
Эта мысль приводила ее в отчаяние, но при этом она смирилась с ней.
«Я никогда не покину это место, – писала она. – Эти золотые стены станут моей могилой».
Джареда Джейкоса хоронили дважды.
Первые похороны прошли в Археоне, при дворе, в дождливый весенний день. Вторые – спустя неделю, в поместье в Адеронаке. Его похоронили в семейной усыпальнице вместе с остальными предками Дома Джейкос, и он обрел свой последний покой в мраморной гробнице, оплаченной одним из драгоценных камней из трости Джессамин. Изумруд был продан торговцу драгоценными камнями в Восточном Археоне, в присутствии Корианы, Джулиана и их престарелой кузины. Джессамин держалась отстраненно и даже не смотрела, как новоиспеченный лорд Джейкос передает зеленый драгоценный камень Серебряному ювелиру.
«Он не дворянин», – поняла Кориана.
На нем не было цветов Дома, достойных упоминания, но одет он был богаче них, щеголяя красивой одеждой и большим количеством украшений.
«Да, мы благородны, но этот человек при желании мог бы купить нас всех».
Члены семьи по обычаю были одеты в черное. У Корианы не было черного платья, и она стояла в одном из многих ужасных траурных платьев Джессамин – потому что кузина была свидетельницей более чем дюжины похорон членов Дома Джейкос. От платья у Корианы все чесалось, но она спокойно прошла вместе с семьей из торгового квартала и направилась с ними к большому мосту, перекинутому через Столичную реку и соединяющему две части города.
«Если я бы я начала чесаться, Джессамин бы отругала меня или ударила».
Это был не первый визит Корианы в столицу и даже не десятый. Она бывала там много раз – обычно по приказу своего дяди, демонстрируя так называемую силу Дома Джейкос. Как глупо. Они не просто бедны, их семья маленькая, истощенная, особенно после гибели близнецов. Она не идет ни в какое сравнение с разросшимися генеалогическими деревьями домов Айрел, Самос, Рамбос и многих других. Их богатые родословные в состоянии поддержать огромное количество родственников; их позиции Высоких Домов прочно закреплены как среди знати, так и в правительстве. В отличие от Дома Джейкос – если отец Корианы, Харрус, не сможет найти способ доказать свою ценность пэрам и своему королю. Кориана не видела выхода из этой ситуации. Адеронак находился на границе с Озёрным краем, численность населения там была маленькая, а земли заросли густым лесом – вырубка которого была никому не нужна. Там не было ни шахт, ни мельниц, ни даже плодородных сельскохозяйственных угодий. В их уголке мира не было ничего полезного.
В попытке выглядеть немного более презентабельно (раз не было возможности одеться по моде) Кориана стянула плохо сидящее платье с высоким воротником золотым поясом. Она сказала себе, что ей плевать на перешептывания придворных и насмешки других юных леди, которые смотрели на нее так, словно она была какой-то букашкой или, еще хуже, Красной. Все они – жестокие и глупые девчонки, которые, затаив дыхание, ждут любых новостей о Выборе королевы. Но это, конечно, неправда. Сара ведь тоже одна из них, да? Она – дочь лорда Сконоса, учится на целителя и, похоже, будет целителем очень искусным. Этого достаточно, чтобы служить королевской семье, если она будет держаться этого пути.
«Мне это не нужно, – сказала Сара, изливая душу Кориане за несколько месяцев до этого, во время своего визита. – Потратить жизнь на заживление порезов от бумаги и гусиных лапок будет напрасной тратой времени. Мои навыки принесут намного больше пользы в траншеях Чока или в больницах Корвиума. Ты же знаешь, там каждый день умирают солдаты. Под пулями и бомбами Озёрного края гибнут и Красные, и Серебряные – потому что такие люди, как я, остаются здесь».
Никому другому она бы в этом не призналась, а в особенности – своему отцу. Такие разговоры лучше подходили для полуночи, когда две девушки могли шепотом делиться своими мечтами, не опасаясь последствий.
– Я хочу что-нибудь строить, – сказала Кориана своей лучшей подруге.
– Что строить, Кориана?
– Воздушные двигатели, дирижабли, транспорты, видеоэкраны… печи! Я не знаю, Сара, не знаю. Я просто хочу… что-нибудь создавать.
Сара улыбнулась, ее зубы блеснули в лучах лунного света.
– Ты хочешь наполнить свою жизнь смыслом. Да, Кори?
– Я этого не говорила.
– Тебе и не нужно было.
– Я понимаю, почему Джулиан так тебя любит.
Это сразу успокоило Сару, и вскоре она заснула. Но Кориана лежала, не сомкнув глаз, глядя на тени на стенах, размышляя.
Теперь, на мосту, в хаосе ярких цветов, она делала то же самое. Перед ней проплывали дворяне, горожане, торговцы; их кожа была холодной, шаг медленным, взгляд жестким и затуманенным – вне зависимости от цвета их глаз. По утрам они жадно пили и, напившись, человек все еще глотал воду, другие умирали от жажды. Остальные, конечно, были Красными, с повязками на одежде. Слуги носили форму, некоторые были одеты в одежду в полоску цветов Высокого Дома, которому они служили. Их движения были решительными, а взгляды устремлены вперед – они торопились выполнить данные им поручения и приказы.
«По крайней мере, у них есть цель, – подумала Кориана. – Не то, что у меня».
Ей вдруг захотелось обхватить руками ближайший фонарный столб, как-то удержаться, чтобы ее не унесло, словно лист на ветру, или чтобы она не упала в воду, как камень. Или и то, и другое. Чтобы не идти, подчиняясь какой-то силе. Силе, контролировать которую она не могла.
Рука Джулиана сомкнулась на ее запястье, и она взяла его за руку.
«Он подойдет, – подумала она, и почувствовала, как напряжение отпускает свою хватку. – Джулиан будет держать меня здесь».
Позже она сделала в своем исписанном, испещренном чернильными пятнами дневнике короткую запись об официальных похоронах. Ошибок в ее письме становилось все меньше, а ее почерк – все лучше. Она ничего не написала о теле дяди Джареда, его коже белее луны, лишенной крови в процессе бальзамирования. Она не записала, как дрожали губы ее отца, выдавая его чувства – ему действительно было больно из-за смерти брата. Не отметила, как ровно на время церемонии кончился дождь, не стала описывать толпы лордов, пришедших выразить свое почтение. Она даже не потрудилась упомянуть о присутствии короля или его сына Тиберия, который стоял, с мрачным видом нахмурив свои темные брови.
«Дяди больше нет, – вместо этого написала она. – И почему-то в каком-то смысле я ему завидую».
Закончив, она как и всегда спрятала дневник под матрасом в своей спальне вместе с остальными своими сокровищами. Если конкретно – с небольшим набором инструментов, который она забрала из заброшенного сарая садовника и ревностно оберегала. Две отвертки, изящный молоток, один набор плоскогубцев с игольчатым наконечником и гаечный ключ, проржавевший так сильно, что им почти нельзя было пользоваться. Почти. Там также была катушка тонкой проволоки, аккуратно вытянутой из древней лампы в углу, которую никто не стал бы искать. Как и поместье в Аденораке, городской дом Джейкосов в Западном Археоне был обветшалым местом. А когда шли ливни, там к тому же было сыро, и от этого старые стены покрывались конденсатом, как в пещере.
На Кориане все еще было черное платье и золотой пояс, а ресницы были влажные, как она убеждала себя, от дождя, когда в ее комнату ворвалась Джессамин. Разумеется, чтобы навести суету. Без щебетания Джессамин не обходилась организация ни одного банкета, не говоря уж о визитах ко двору. За очень ограниченное время и с очень скудными ресурсами она сделала все возможное, чтобы Кориана выглядела и вела себя как можно более презентабельно, как будто от этого зависела ее жизнь.
«Возможно, так оно и есть. Какой бы жизнью она ни дорожила. Возможно, при дворе нужен еще один инструктор по этикету для детей благородных Серебряных, и она думает, что если она сотворит чудо со мной, это место достанется ей.
Даже Джессамин хочет уйти».
– Так, давай обойдемся без этого, – пробормотала Джессамин, вытирая слезы Корианы салфеткой. Еще один взмах, на этот раз черным карандашом, чтобы подчеркнуть ее глаза. Пурпурно-голубыми румянами коснулась ее щек, чтобы ярче выделить скулы. На губы она не нанесла ничего, потому что Кориана так и не смогла овладеть искусством не пачкать помадой зубы или стакан с водой. – Думаю, так сойдет.
– Да, Джессамин.
Как бы ни радовалась старуха ее покорности, манеры Корианы заставили ее задуматься. Девушка явно загрустила после похорон.
– В чем дело, дитя мое? Это из-за платья?
«Плевать я хотела на эти выцветшие черные шелка, на банкеты или на этот мерзкий двор. Плевать мне на это на все».
– Нет, кузина. Все в порядке. Полагаю, я просто хочу есть.
Кориана попыталась отделаться малой кровью, указав Джессамин на один недостаток, чтобы скрыть другой.
– Господи, ну у тебя и аппетит, – ответила она, закатывая глаза. – Не забывай, ты должна есть изысканно, как птичка. На твоей тарелке всегда должна оставаться еда. По зернышку, по зернышку…
«По зернышку, по зернышку».
Эти слова неприятным эхом отдались в голове Корианы, но она все равно заставила себя улыбнуться. Улыбка далась ей тяжело, причиняя такую же боль, как слова, дождь и ощущение падения, которое преследовало ее с того момента, как она прошлась по мосту.
Джулиан и их отец уже были внизу. Они стояли рядом с камином, у дымящегося пламени. Они были одеты в одинаковые черные костюмы с бледно-золотыми лентами, перекинутыми через плечо. Лорд Джейкос осторожно коснулся своего нового приобретения, булавки, прикрепленной к ленте, – помятый золотой квадрат, такой же старый, как и его Дом. Ничто по сравнению с драгоценными камнями, медальонами и знаками других губернаторов, но на данный момент этого было достаточно.
Джулиан поймал взгляд Корианы и начал было ей подмигивать, но прекратил, едва увидев подавленное выражение ее лица. Он держался рядом с ней всю дорогу до банкета, сжимая ее ладонь, когда они ехали на арендованном транспорте, а потом – ее руку, когда они проходили через большие ворота площади Цезаря. Слева от них раскинулся Дворец Белого Огня, занимая южную сторону выложенной плиткой площади, на которой сейчас толпились дворяне.
Джессамин гудела от возбуждения, несмотря на свой возраст, и старалась улыбаться и кивать каждому, кто проходил мимо. Она даже махала людям рукой, позволив ниспадающим рукавам своего черно-золотого платья струиться в воздухе.
«Она общается с помощью своей одежды, – поняла Кориана. – Как же это глупо. Так же, как и остальная часть этого танца, который закончится еще большим позором и падением Дома Джейкос. Зачем откладывать неизбежное? Зачем играть в игру, в которую мы не можем достойно играть?»
Этого ей было не понять. Схемы она понимала лучше законов высшего общества – их она отчаялась постичь. Во дворе Норты, даже в ее собственной семье не было никакого смысла. Его не было даже в Джулиане.
– Я знаю, о чем ты просил отца, – пробормотала она, осторожно прижимая подбородок к его плечу. Ткань его куртки заглушала ее голос, но этого было недостаточно, чтобы он мог притвориться, что ее не слышит.
Кориана почувствовала, как он напрягается.
– Кори…
– Должна признаться, я не совсем понимаю. Я думала… – ее голос дрогнул. – Я думала, теперь, когда нам придется переезжать ко двору, ты захочешь быть с Сарой.
«Ты попросил разрешения поехать в Дельфи, чтобы работать с учеными и раскапывать руины, а не учиться быть лордом, оставшись рядом с отцом. Зачем ты это сделал? Зачем, Джулиан? – И самый худший вопрос из всех, тот, который у нее не хватило сил задать: – Как ты мог бросить и меня тоже?»
Ее брат глубоко вздохнул и крепче сжал ее.
– Я хотел. И хочу. Но…
– Но? Что-то случилось?
– Ничего, совсем ничего. Хорошего или плохого, – добавил он, и она услышала в его голосе намек на улыбку. – Я просто знаю, что она не покинет двор, если я останусь с отцом. Я не могу так с ней поступить. Это место… Я не хочу, чтобы она застряла здесь, в этой змеиной яме.
Кориана почувствовала укол печали за своего брата и его благородное, бескорыстное, глупое сердце.
– То есть ты бы отпустил ее на фронт.
– Тут и речи не может идти об «отпустил». Она должна быть в состоянии принимать решения самостоятельно.
– А если ее отец, лорд Сконос, не согласится?
«Как он, несомненно, и сделает».
– Тогда я женюсь на ней, как и планировал, и возьму ее с собой в Дельфи.
– У тебя всегда есть план.
– Стараюсь.
Несмотря на прилив счастья – ее брат и лучшая подруга поженятся – Кориана почувствовала знакомую боль.
«Они будут вместе, а ты останешься одна».
Пальцы Джулиана внезапно сжали ее собственные, теплые, несмотря на моросящий дождь.
– И, конечно, я пошлю и за тобой. Ты думаешь, я брошу тебя в королевском дворе, оставив тебя с отцом и Джессамин? – Затем он поцеловал ее в щеку и подмигнул. – Плохо ты обо мне думаешь, Кори.
Ради него она выдавила широкую белоснежную улыбку, которая сверкнула в свете огней дворца. Она не чувствовала ее блеска.
«Как Джулиан может быть таким умным и таким глупым одновременно?»
Это одновременно озадачивало и огорчало ее. Даже если бы их отец согласился отпустить Джулиана учиться в Дельфи, Кориане никогда не позволили бы сделать то же самое. Она не обладала великим умом или очарованием, не была красавицей или воином. Польза, которую она могла принести, заключалась в браке, в союзе, а в книгах ее брата или его заступничестве ее не было.
Дворец Белого огня был окрашен в цвета Дома Калор – на каждой алебастровой колонне Кориана видела черный, красный и серебряный. В окнах мигал свет, и от парадного входа, охраняемого личными стражами короля, одетыми в огненно-алые плащи и маски, доносились звуки шумной вечеринки. Проходя мимо них, все еще сжимая руку Джулиана, Кориана почувствовала себя не столько леди, сколько пленницей, которую ведут в камеру.
Кориана приложила все усилия, чтобы есть «по зернышку».
Она также всерьез подумывала о том, чтобы положить в карман несколько вилок с золотой инкрустацией. Жаль, что они сидят напротив дворян Дома Мерандус. Они были шепотами, все они; они могли читать мысли и, возможно, знали намерения Корианы так же хорошо, как и она сама. Сара сказала, что она должна почувствовать, заметить, если кто-то из них попытается залезть к ней в голову, и Кориана была взвинчена и держалась скованно, стараясь следить за тем, что происходит у нее в голове. Из-за этого она была молчалива, бледна и сидела, не сводя напряженного взгляда со своей тарелки с растерзанной – и несъеденной – едой.
Джулиан попытался ее отвлечь, как и Джессамин, хотя она сделала это непреднамеренно. Она из кожи вон лезла, осыпая лорда и леди Мерандус комплиментами. Она хвалила все, начиная с их похожих нарядов (лорд был в костюме, а леди в платье – и их наряды мерцали, как сине-черное звездное небо) и заканчивая прибылью, которую приносят их родовые земли (в основном в Хэйвене, включая трущобы техов Веселого города, место, где, судя по тому, что знала Кориана, едва ли было много поводов для веселья). Дети Мерандусов, казалось, были полны решимости игнорировать Дом Джейкоса, насколько это было возможно, и сосредоточили свое внимание на себе и банкетном столе, за которым ели члены королевской семьи. Кориана тоже не могла удержаться и украдкой поглядывала туда.
Тиберий Пятый, король Норты, естественно, сидел на возвышении в центре, облокотившись на богато украшенное кресло. Его черная парадная форма была отделана малиновым шелком и серебряной тесьмой – тщательно продуманный наряд, в котором все было к месту. Он был очень красивым мужчиной, более чем красивым. Высокий и худой, с глазами цвета жидкого золота и скулами, способными заставить поэтов плакать. Даже его борода, царственно тронутая сединой, была аккуратно подстрижена и безупречно уложена. Если верить Джессамин, леди, соперничающие за право стать его королевой, превратили его Выбор королевы в самую настоящую кровавую баню. И всем, казалось, было все равно, что король никогда не сможет их полюбить. Они хотели только одного: родить ему детей, сохранить его доверие и заработать себе корону. Королева Анабель, истребитель Дома Леролан, сделала именно это. Она сидела слева от короля, с кривой улыбкой глядя на своего единственного сына. Верхние пуговицы ее военной формы были расстегнуты, открывая взору огненную бурю висящих на ее шее драгоценных камней, красных, оранжевых и желтых, как взрывная способность, которой она обладала. У нее на голове была маленькая корона, но не обращать на нее внимания было трудно: при каждом движении королевы у нее на голове сверкала россыпь черных драгоценных камней, оправленных в толстую ленту розового золота.
У любовника короля на голове была такая же корона, хоть на ней и отсутствовали драгоценные камни. Он, казалось, не возражал, и сиял ослепительной улыбкой, переплетая свои пальцы с пальцами короля. Принц Роберт из Дома Айрел. В нем не было ни капли королевской крови, но он носил этот титул уже несколько десятилетий – указанием короля. Как и у королевы, у него на шее ярко сверкали драгоценные камни, красные и синие – цветов его Дома. Они еще сильнее бросались в глаза из-за его черной парадной формы, длинных черных волос и безупречной бронзовой кожи. У него был очень мелодичный смех, который выделялся среди множества голосов, эхом разносившихся по банкетному залу. Кориане показалось, что у него добрый взгляд – странная черта для человека, так долго пробывшего при дворе. Эта мысль ненадолго ее успокоила – пока она не заметила членов его Дома, сидящих рядом с ним. У каждого из них были резкие и строгие черты, у всех бегали глаза, а губы были растянуты в безумных улыбках. Она попыталась вспомнить их имена, но знала только одного человека – леди Ару, главу дома Айрел. Казалось, все в ней, от макушки до кончиков пальцев, говорило о ее статусе. Словно почувствовав, что на нее смотрят, Ара мгновенно обратила на Кориану взгляд своих темных глаз, и ей пришлось отвести глаза.
Она посмотрела на принца. Когда-нибудь он станет Тиберием Шестым, но сейчас он всего лишь Тиберий. Подросток, ровесник Джулиана, с неровной тенью отцовской бороды на подбородке. Он предпочитал вино, судя по поспешно наполняемому пустому бокалу и серебристому румянцу, расцветшему на его щеках. Она вспомнила, как он вел себя на похоронах ее дяди: послушный сын, стоически стоявший у могилы. Сейчас он легко улыбался, обмениваясь шутками со своей матерью.
Их взгляды на мгновение пересеклись. Тиберий глянул на нее через плечо королевы Анабель и чуть пристальнее посмотрел на юную леди Джейкос в старом платье. Он быстро кивнул, отвечая на ее пристальный взгляд, а потом вернулся к своим ужимкам и своему вину.
– Поверить не могу, что она это позволяет, – сказал кто-то, кто сидел напротив нее.
Кориана повернулась и увидела, что Элара Мерандус тоже смотрит на членов королевской семьи. Ее проницательные миндалевидные глаза сузились от отвращения. Элара, как и ее родители, тоже была одета в темно-синее. Ее шелковый наряд был усыпан белыми драгоценными камнями, хотя вместо платья на ней была блузка с разрезами и рукавами-накидками. Ее длинные, невероятно прямые пепельные волосы были перекинуты на одно плечо, являя взору усыпанное бриллиантами ухо. Она была столь же безукоризненна и во всем остальном: длинные темные ресницы, безупречная кожа белее фарфора. Вся она была доведенное до совершенства придворное изящество. Кориане и так было не по себе из-за своего внешнего вида, и она туже затянула завязанный вокруг талии золотой пояс. Больше всего сейчас ей хотелось выйти из зала и вернуться в их городской дом.
– Я с тобой разговариваю, Джейкос.
– Простите мое удивление, – ответила Кориана, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. Элара не была известна своей добротой или чем-то другим тоже. Несмотря на то, что она была дочерью правящего лорда, Кориана поняла, что ей было мало что известно о девушке-шепоте. – О чем вы говорите?
Элара закатила свои ярко-голубые глаза с грацией лебедя.
– О королеве, разумеется. Не представляю, как она может сидеть за одним столом с миньоном своего мужа, не говоря уже о его семье. Такое оскорбление, это же ясно как божий день.
Кориана снова взглянула на принца Роберта. Его присутствие, казалось, успокаивало короля, и если королева и вправду была против того, чтобы он был здесь, она никак этого не демонстрировала. Пока она смотрела, все три коронованные особы шептались друг с другом в нежной беседе. Но наследного принца и его бокала с вином нигде не было видно.
– Я бы этого не допустила, – продолжила Элара, отодвигая свою тарелку. На ней не было ни крошки.
«Ну, по крайней мере, ей хватает смелости есть».
– И там, во главе стола, сидел бы мой Дом, а не его. Это право королевы и больше ничье.
«Значит, она будет участвовать в Выборе королевы».
– Конечно, буду.
Кориану накрыла волна страха.
«Она, что…»
– Да. – На лице Элары появилась злая улыбка.
От этих слов внутри у Корианы что-то оборвалось. Она была настолько шокирована, что чуть не упала со стула. Она даже ничего не почувствовала, никакого признака проникновения, ничего, что говорило бы, что Элара прислушивается к ее мыслям.
– Я… – пробормотала она. – Прошу прощения.
На негнущихся ногах она встала, пошатываясь от того, что ей пришлось отсидеть тринадцать смен блюд. Но, к счастью, все еще по собственной воле.
«У меня в голове пусто. Пусто, пусто, пусто… – думала она, представляя белые стены, белую бумагу и белое ничто. Элара наблюдала за ней, хихикая в ладонь.
– Кори?.. – услышала она голос Джулиана. Но он не стал ее останавливать. Джессамин – тоже, потому что не хотела устраивать сцену. А ее отец вообще ничего не заметил; его больше интересовал разговор с лордом Провосом.
«Пусто, пусто, пусто, пусто».
Она шла ровно, шаги были не слишком быстрыми и не слишком медленными.
«Как далеко нужно уйти?»
«Еще дальше, – насмешливо промурлыкала Элара у нее в голове. Кориана чуть не споткнулась от этого ощущения. Голос эхом отдавался во всем вокруг и в ее теле, от окон до костей, от люстр над головой до стука крови в ушах. – Еще дальше, Джейкос».
«Пусто, пусто, пусто, пусто».
Кориана и не осознавала, что шепчет эти слова себе под нос, словно молитву, пока не вышла из банкетного зала, не прошла по коридору и не толкнула дверь из гравированного стекла. Вокруг нее вырос крошечный дворик, пахнущий дождем и сладкими цветами.
– Пусто, пусто, пусто, пусто, – пробормотала она еще раз, продвигаясь в глубь сада.
Ветви магнолий изогнулись дугой, образуя корону из белых цветов и ярко-зеленых листьев. Дождь уже почти кончился, и Кориана подошла ближе к деревьям, чтобы укрыться от сходящей на нет грозы. Было холоднее, чем она ожидала, но она была этому рада. Голос Элары больше не отдавался эхом в ее голове.
Девушка со вздохом опустилась на каменную скамью под рощей. Скамья оказалась еще холоднее, и она обхватила себя руками.
– С этим я могу помочь, – произнес глубокий голос. Этот человек говорил медленно и размеренно.
Кориана обернулась, широко раскрыв глаза. Она ожидала увидеть Элару, думала, что та пошла вслед за ней. Или Джулиана, или Джессамин, которая стала бы журить ее за то, что она так внезапно ушла. Но человек, стоявший в нескольких футах от нее, явно не был ни одним из них.
– Ваше высочество, – сказала Кориана, вскакивая на ноги, чтобы как следует поклониться.
Рядом с ней стоял наследный принц Тиберий. В темноте его черты казались еще приятнее. В одной руке он сжимал бокал, а в другой – полупустую бутылку. Он позволил ей проделать все необходимые движения. С его стороны было весьма любезно не комментировать ее неуклюжесть.
– Пойдет, – наконец сказал он, жестом показывая ей, что она может подниматься.
Она поспешно сделала, как было приказано, выпрямившись, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Да, ваше высочество.
– Вы не возражаете выпить из моего бокала, миледи? – спросил он, уже наполняя его. Никто не станет отказываться от предложения, сделанного принцем Норты. – Конечно, это не пальто, но согреть вас все-таки сможет. Жаль, что на таких мероприятиях нет виски.
Кориана заставила себя кивнуть.
– Да, жаль, – эхом отозвалась она. До этого она никогда не пробовала ликер. Дрожащими руками она взяла полный бокал, на мгновение ее пальцы коснулись его. Его кожа была теплой, как камень на солнце, и ее поразила необходимость держать его за руку. Вместо этого она сделала большой глоток красного вина.
Он последовал ее примеру и начал пить вино прямо из бутылки.
«Как грубо, – подумала Кориана, глядя, как дергается его кадык, когда он пьет. – Если бы так сделала я, Джессамин бы с меня три шкуры спустила».
Принц не сел рядом с ней, но держался на расстоянии, так что она могла чувствовать только тень его тепла. Достаточно, чтобы понять, что его кровь была горячей даже при такой сырости. Удивительно, как ему удается носить костюм и не потеть в нем насквозь. Отчасти ей хотелось, чтобы он сел, только чтобы она могла насладиться исходящим от него теплом. Но это было бы неприлично что с ее стороны, что с его.
– Вы племянница Джарреда Джейкоса, да? – Он говорил вежливо, хорошо усвоенными интонациями. Тренер по этикету, вероятно, занимался с ним с самого рождения. И снова он не стал дожидаться ответа на свой вопрос. – Приношу вам свои соболезнования.
– Спасибо. Меня зовут Кориана, – сказала она, понимая, что он не станет спрашивать.
«Он задает только те вопросы, на которые уже знает ответ».
Он склонил голову в знак признательности.
– Да. И я не буду ставить нас обоих в неловкое положение, представляясь в ответ.
Несмотря на правила приличий, Кориана почувствовала, что улыбается. Она снова отхлебнула вина, не зная, что еще можно сделать. Джессамин не учила ее общаться с членами королевской семьи Калор и, конечно, не давала инструкций по общению с будущим королем. Она смогла вспомнить только, что нужно было говорить, только когда к ней обращались. Поэтому она сжала губы так сильно, что они превратились в тонкую ниточку.
Увидев это, Тиберий открыто рассмеялся. Он был, может быть, немного пьян и откровенно веселился.
– Вы знаете, как это раздражает – когда тебе приходится вести каждый разговор, в котором ты участвуешь? – Он усмехнулся. – Я разговариваю с Робертом и моими родителями больше, чем с кем-либо другим, просто потому, что это проще, чем вытягивать слова из других.
«Не повезло тебе», – пронеслось в голове у Корианы.
– Звучит ужасно, – сказала она так скромно, как только могла. – Возможно, когда вы станете королем, вы сможете внести некоторые изменения в придворный этикет?
– Звучит утомительно, – пробормотал он в ответ, делая большие глотки вина. – Да это и неважно, по сути. Идет война, если вы не заметили.
Он прав. Вино немного ее согрело.
– Война? – спросила она. – Какая война? Где? Я ничего об этом не слышала.
Принц быстро повернулся к ней, но увидел, что Кориана слегка ухмыляется его реакции. Он снова рассмеялся и протянул ей бутылку.
– На секунду вам удалось меня подловить, леди Джейкос.
Все еще ухмыляясь, он подошел к скамейке и сел рядом с ней. Не настолько близко, чтобы прикоснуться, но Кориана все равно застыла, позабыв о своей игривой остроте. Он сделал вид, что ничего не заметил. Она изо всех сил старалась держаться спокойно и уравновешенно.
– Итак, я сижу здесь и пью под дождем, потому что мои родители не одобряют, когда я напиваюсь на глазах у придворных. – Его голос был полон раздражения, и Кориана почувствовала, как от него пошли пульсирующие волны жара. Кориана с наслаждением почувствовала, как пробирающий до костей холод уступает этому теплу. – А у вас какое оправдание? Нет, подождите, дайте я угадаю: вы сидели с Домом Мерандус, да?
Стиснув зубы, Кориана кивнула.
– Тот, кто распределял места, возможно, меня ненавидит.
– Организаторы вечеринок ненавидят только мою мать. Она не из тех, кто любит украшения, цветы или схемы рассадки, и они думают, что она пренебрегает своими королевскими обязанностями. Конечно, это чепуха, – быстро добавил он, сделав еще один глоток. – Она участвует в большем количестве военных советов, чем отец, и тренируется так, что хватит на них обоих.
Кориана вспомнила королеву в мундире, с множеством медалей на груди.
– Она впечатляющая женщина, – сказала она, не зная, что еще можно добавить. Ее мысли вернулись к Эларе Мерандус, которая не сводила пристального взгляда с членов королевской семьи и кривила губы от отвращения к так называемой капитуляции королевы.
– О да. – Блуждающий взгляд принца остановился на опустевшем бокале. – Будете допивать? – спросил он. В этот раз он действительно ждал ответ на свой вопрос.
– Мне не стоит этого делать, – сказала она, ставя бокал на скамейку. – На самом деле, мне стоит вернуться внутрь. Джессамин – моя кузина – и так будет на меня очень злиться.
«Надеюсь, она не будет весь вечер читать мне нотации».
Небо над головой потемнело, и тучи начали рассеиваться, очищаясь от дождевых облаков. Показались яркие звезды. Тепло, исходящее от тела принца, подпитываемое его способностями поджигателя, создавало вокруг них приятную атмосферу, и Кориане не хотелось уходить. Она сделала ровный вдох, в последний раз вдохнув аромат магнолий, и заставила себя встать со скамейки.
Тиберий вскочил вместе с ней, по-прежнему неторопливый в своих манерах.
– Мне проводить вас? – спросил он, как сделал бы любой джентльмен. Но Кориана прочла в его глазах нежелание и отмахнулась от него.
– Нет, я не буду наказывать нас обоих.
При этих словах его глаза вспыхнули.
– К слову о наказаниях. Если Элара еще раз начнет шептать вам, продемонстрируйте ответную любезность.
– Как вы… как вы узнали, что это была она?
Штормовое облако эмоций промелькнуло на его лице, большинство из них были неизвестны Кориане. Но она определенно распознала гнев.
– Она знает, как и все остальные, что мой отец скоро вызовет дам на Выбор королевы. Не сомневаюсь, что она забралась в голову каждой девушки, чтобы узнать своих врагов и свою добычу. – Он с какой-то ожесточенностью допил остатки вина. Но пустовала бутылка недолго. На его запястье что-то сверкнуло, появилась желто-белая вспышка – и в бутылке вспыхнуло пламя, сжигая последние капли алкоголя в его зеленой клетке. – Мне говорили, что ее техника точна, почти идеальна. Ее не почувствовать, если она сама этого не захочет.
Кориана почувствовала во рту привкус желчи. Она сосредоточилась на пламени в бутылке, хотя бы для того, чтобы избежать взгляда Тиберия. Пока она смотрела, от жара стекло треснуло, но не разбилось.
– Да, – сказала она. – И правда не почувствовать.
– Но вы же певец, верно? – Его голос внезапно стал резким, как его пламя, болезненно-желтое за зеленым стеклом. – Отплати ей той же монетой.
– Я не могу этого сделать. У меня нет такого умения. Кроме того, есть законы. Мы не используем способности против наших сородичей, вне надлежащих каналов…
На этот раз его смех был пустым.
– И что, соблюдает Элара Мерандус эти законы? Кориана, если она бьет тебя, ты должна ударить ее в ответ. Таков порядок вещей в моем королевстве.
– Это королевство еще не ваше, – услышала Кориана собственный тихий голос.
Но Тиберий не возражал. На его лице появилась мрачная усмешка.
– Я подозревал, что в тебе есть стержень, Кориана Джейкос. Где-то там, внутри.
Но в ней нет стержня. Все в ней кипело от гнева, но она не могла позволить ему вырваться наружу. Он принц, будущий король. А она – никто, жалкое подобие Серебряной дочери Высокого Дома. Вместо того чтобы выпрямиться, как ей хотелось, она присела в еще одном реверансе.
– Ваше высочество, – сказала она, опуская глаза на его сапоги.
Он не пошевелился, не сократил расстояние между ними, как сделал бы герой ее книг. Тиберий Калор отступил и отпустил ее в волчье логово, одну, без щита и под защитой только ее собственного сердца.
Спустя какое-то время она услышала, как разбилась бутылка – и как разлетелись от стволов магнолий осколки.
«Странный принц, еще более странный вечер, – написала она позже. – Не знаю, захочу ли я когда-нибудь увидеть его снова. Но он тоже казался одиноким. Разве нам не должно быть одиноко вместе?
По крайней мере, Джессамин была слишком пьяна, чтобы ругать меня за то, что я сбежала».
Жизнь при дворе была не лучше и не хуже, чем в поместье.
Губернаторство принесло большие доходы, но этого и близко не хватало, чтобы Дом Джейкос мог позволить себе что-то больше самого необходимого. У Корианы все еще не было собственной горничной, да она этого и не хотела, хотя Джессамин продолжала ворчать, что нужно, чтобы у нее была прислуга. По крайней мере, городской дом в Археоне было легче содержать, чем поместье в Адеронаке, которое закрыли ставнями после переезда семьи в столицу.
«Мне почему-то этого не хватает, – писала Кориана. – Пыли, заросших садов, пустоты и тишины. Там было столько уголков, о которых знала только я, где я могла спрятаться от отца, Джессамин – и даже от Джулиана».
Больше всего она оплакивала потерю гаража и хозяйственных построек. У семьи уже много лет не было рабочего транспорта – и, конечно, они не могли нанять водителя, – но в гараже стоял неуклюжий корпус частного транспорта, шестиместного. Остатки былой роскоши. Его двигатель вытащили на пол, как орган. В разных сараях валялись сломанные водонагреватели, старые, разобранные на запчасти, печи, не говоря уже о всякой всячине, оставшейся после их давно уволившихся садовников.
«Это уже не говоря о незаконченных мозаиках, кусочки которых никогда не будут собраны вместе. Какое расточительство. Столько времени потрачено на зачистку проволоки или подсчет винтов – и все ради чего? Ради знаний, которыми я никогда не воспользуюсь? Проклятых знаний, низменных, глупых по сравнению со всеми остальными? Что я делала с собой на протяжении пятнадцати лет? Великую конструкцию из ничего. Наверное, я скучаю по старому дому, потому что он был со мной в моей пустоте, в моей тишине. Я думала, что ненавижу поместье, но столицу, кажется, я ненавижу еще больше».
Лорд Джейкос, конечно, отклонил просьбу своего сына. Его наследник не поедет в Дельфи переводить рассыпающиеся записи и архивировать мелкие артефакты. «В этом нет смысла», – сказал он. Точно так же, как он не видел смысла во всем, что делала Кориана, – и регулярно высказывал это мнение.
Оба его отпрыска были полностью опустошены, потому что оба чувствовали, что сбежать не вышло. Даже Джессамин заметила их спад эмоций, хоть и ничего не сказала ни одному, ни другому. Но Кориана знала, что их старая кузина была снисходительна к ней в первые месяцы при дворе, или, скорее, она была сурова к выпивке. Сколько бы Джессамин ни говорила об Археоне и Саммертоне, ни один, ни второй ей, похоже, не очень нравился, судя по тому, как она стала прикладываться к джину.
Чаще всего Кориане удавалось ускользнуть во время ежедневного «сна» Джессамин. Она много раз гуляла по городу в надежде найти место, которое ей бы понравилось, место, где она могла бы закрепиться в новом бурлящем море своей жизни.
Места она не нашла – но вместо этого нашла человека.
Несколько недель спустя он попросил ее называть ее Тибом. Семейное прозвище, которым пользовались члены королевской семьи и узкий круг дорогих друзей.
– Ну хорошо, – сказала Кориана, соглашаясь выполнить его просьбу. – Говорить «ваше высочество» становилось немного больно.
Впервые они встретились случайно, на массивном мосту, перекинутом через Столичную реку и соединяющем обе стороны Археона. Удивительное сооружение из витой стали и стропильного железа, поддерживающее три уровня проезжей части, площадей и торговых площадей. Кориану не слишком завораживали магазины с отрезами шелковой ткани или стильные закусочные на воде, но больше интересовал сам мост, его конструкция. Она пыталась понять, сколько тонн металла было у нее под ногами, в ее голове крутилось бесчисленное множество уравнений. Сначала она не заметила ни идущих в ее сторону стражников, ни принца, за которым они следовали. В этот раз он был трезв и у него не было бутылки.
Кориана думала, что он пройдет мимо, но вместо этого он остановился рядом с ней, и его тепло стало мягким, как прикосновение лучей летнего солнца.
– Леди Джейкос, – сказал он, проследив за направлением ее взгляда. – Вас что-то заинтересовало?
Она склонила голову в поклоне, но не хотела смущать себя еще одним жалким реверансом.
– Думаю, да, – ответила она. – Мне просто стало интересно, на скольких тоннах металла мы стоим, надеясь, что конструкция нас выдержит.
Принц разразился нервным смехом. Он переступил с ноги на ногу, словно внезапно осознав, насколько высоко над водой они находятся.
– Я сделаю все возможное, чтобы выбросить эту мысль из головы, – пробормотал он. – У вас есть еще какие-нибудь пугающие мысли, которыми вам хотелось бы поделиться?
– Сколько у вас времени? – спросила девушка с полуулыбкой.
Только с полуулыбкой, потому что что-то мешало ей расслабиться и позволить себе улыбаться полностью. В столице Кориане казалось, что она сидит в клетке, здесь она была не счастлива. Тиберий Калор – тоже.
– Не окажете ли вы мне любезность прогуляться? – спросил он, протягивая руку. На этот раз Кориана не заметила ни колебаний, ни даже задумчивого вопроса. Он уже знал, что она ответит.
– Конечно.
И она вложила свою руку в его.
«Это будет последний раз, когда я держу за руку принца», – думала она, когда они шли по мосту. Она думала так каждый раз и всегда ошибалась.
В начале июня, за неделю до того, как двор покинул Археон и переехал в меньший, но такой же величественный летний дворец, Тиб решил кое с кем ее познакомить. Они должны были встретиться в Восточном Археоне, в саду скульптур возле театра «Гексаприн». Кориана пришла рано, потому что Джессамин начала пить во время завтрака, и ей не терпелось поскорее уйти. На этот раз ее относительная бедность была преимуществом. На девушке была обычная одежда – хоть по желтой и светло-золотой полоске, цветам ее дома, было понятно, что она Серебряная, – но в наряде не было ничего примечательного. Никаких драгоценных камней, чтобы обозначить, что она леди Высокого Дома, что она – кто-то, заслуживающий внимания. У нее не было даже одетого в форму слуги, который стоял бы в нескольких шагах позади нее. Другие Серебряные, проплывающие между мраморными скульптурами, едва ее замечали, и в этот раз это было ей по душе.
Зеленый купол «Гексаприна» возвышался над ней, заслоняя ее от все еще восходящего солнца. Черный лебедь из гладкого, безупречного гранита восседал на вершине, его длинная шея была изогнута, а крылья широко расправлены. Каждое его перышко было вырезано самым тщательным образом. Прекрасный памятник неумеренности Серебряных.
«И вероятно, сделали его Красные», – подумала она, оглядываясь по сторонам.
Красных поблизости не было, но они суетились на улице. Несколько человек остановились, чтобы взглянуть на театр, поднимая головы, чтобы взглянуть на место, где они никогда не смогут жить.
«Возможно, когда-нибудь я приведу сюда Элизу и Мелани».
Она задалась вопросом, понравится ли это ее служанкам или их смутит такое снисхождение.
Ей так и не суждено было узнать ответ на этот вопрос. Прибытие Тиба заставило ее совершенно позабыть о своих Красных служанках – а вместе с ними и о большинстве других вещей.
В нем не было и толики красоты его отца, но по-своему он был все же красив. У Тиба была мощная челюсть, украшенная результатами упрямого желания отрастить бороду, выразительные золотистые глаза и озорная улыбка. Когда он выпивал, его щеки наливались румянцем, а смех становился громче – и становился сильнее и исходящий из него жар, – но в данный момент он был трезв как стеклышко, а движения его были резкими.
«Он нервничает», – поняла Кориана, двигаясь навстречу ему и его свите.
Сегодня он был одет просто – «но не так бедно, как я». Никакой формы, медалей, никакой атрибутики, которая бы говорила, что это королевское событие. На нем было простое пальто угольно-серого цвета, накинутое поверх белой рубашки, темно-красные брюки и черные ботинки, начищенные до зеркального блеска. Стражи были одеты не столь неформально. Их маски и пылающие одежды были достаточным знаком его первородства.
– Доброе утро, – сказал он, и она заметила, как его пальцы быстро забарабанили по бокам. – Я думал, сегодня мы можем посмотреть «Падение зимы». Он новый, из Пьемонта.
Ее сердце подпрыгнуло от такой перспективы. Театр был расточительностью, которую ее семья едва ли могла себе позволить, и, судя по блеску в глазах Тиба, он знал это.
– Конечно, звучит просто замечательно.
– Хорошо, – сказал он, подавая ей руку. Этот жест стал привычен им обоим, но все равно рука Корианы гудела от ощущения его присутствия. Она давно решила, что они всего лишь друзья – «он принц, он связан необходимостью провести Выбор королевы», – хотя она все еще могла наслаждаться его присутствием.
Они вышли из сада и направились к выложенным плиткой ступеням театра и площади с фонтаном перед входом. Большая часть людей остановилась, чтобы дать им пройти. Они смотрели, как принц и знатная дама направляются в театр. Кориану ослепили вспышки нескольких фотоаппаратов, но Тиб улыбнулся. Он к этому привык. Она тоже не возражала, но все же ей это было не совсем по душе. На самом деле она задавалась вопросом, есть ли способ приглушить лампочки камер, чтобы они не ослепляли любого, кто подходит к ним. Она думала о лампочках, проводах и затемненных стеклах, пока Тиб не прервал ее размышления.
– Кстати, к нам присоединится Роберт, – выпалил он, когда они переступили порог, переступив через мозаику со взлетающими черными лебедями.
Сперва Кориана едва услышала, что он говорит, – слишком уж она была ошеломлена красотой «Гексаприна» с его мраморными стенами, высокими лестницами, взрывами цветов и зеркальным потолком, увешанным десятком позолоченных люстр. Но через секунду она стиснула зубы и, повернувшись к Тибу, обнаружила, что он сильно покраснел – сильнее, чем она когда-либо видела.
Она обеспокоенно моргнула, глядя на него. Перед ее мысленным взором предстал любовник короля, принц, который был не королевской крови.
– Меня это вполне устраивает, – сказала она, стараясь говорить тихо. Собиралась толпа, жаждущая попасть на утреннее представление. – Если это устраивает тебя.
– Нет-нет, я очень рад, что он пришел. Я… попросил его прийти. – Принц почему-то заикался, и Кориана не могла понять почему. – Я хотел вас познакомить.
– О, – сорвалось с ее губ, и она замолчала, не зная, что еще сказать. Затем она взглянула на свое платье – обычное, вышедшее из моды – и нахмурилась. – Жаль, что я так одета. Не каждый день встречаешь принца, – добавила она, едва заметно подмигнув.
С его губ сорвался облегченный смешок.
– Умно, Кориана, очень умно.
Они обошли билетные кассы, а также общественный вход в театр. Тиб повел ее вверх по одной из винтовых лестниц, открывая лучший вид на огромное фойе. Как и на мосту, она задавалась вопросом, кто создал это место, но в глубине души знала на него ответ. Красные ремесленники, возможно, с помощью нескольких магнетронов.
И, как обычно, она не могла в это поверить.
«Как слуги могли создавать такую красоту и при этом считаться людьми второго сорта? Они способны на такие чудеса, которые мы творить не можем».
Они получали навыки благодаря многим часам ручной работы, а не по рождению.
«Разве это не равно силе Серебряной крови, если не превосходит ее?»
Но она размышляла над этим недолго. Никогда не уделяла этому время.
Так уж устроен мир.
Королевская ложа находилась в конце длинного, устланного коврами зала, украшенного картинами. На многих были изображены принц Роберт и королева Анабель – оба они были великими покровителями искусств в столице. Тиб задержался у портрета Роберта и своей матери в полных регалиях и с гордостью указал на них Кориане.
– Анабель ненавидит эту картину, – раздался голос на другом конце коридора. Голос принца Роберта был так же мелодичен, как и его смех, и Кориана задумалась, не течет ли у него в жилах кровь певцов.
Принц приблизился, элегантно и бесшумно скользя по полу.
«Шелк», – поняла Кориана, вспомнив, что он из Дома Айрел. Его способностями были ловкость и равновесие, благодаря чему он быстро двигался и обладал акробатическим мастерством. Его длинные, иссиня-черные волосы были переброшены на одно плечо, поблескивая темными волнами. Когда он сократил расстояние между ними, Кориана заметила седину на его висках, а также смешливые морщинки вокруг его рта и глаз.
– Она считает, что мы тут не похожи на себя – слишком красивы. Ну, ты же знаешь свою мать, – продолжил Роберт, останавливаясь перед картиной. Он указал на лицо Анабель, а затем на свое собственное. Оба, казалось, светились молодостью и жизненной силой, их черты лица были прекрасны, а глаза сияли. – Но мне кажется, что с ними все в порядке. В конце концов, кому время от времени не нужна небольшая помощь? – добавил он, добродушно подмигнув. – Ты скоро это поймешь, Тиб.
– Нет, я не согласен, – ответил Тиб. – Позировать для картин, возможно, самое скучное занятие в королевстве.
Кориана искоса взглянула на него.
– Хотя это небольшая цена, которую нужно заплатить. За корону.
– Хорошо сказано, леди Джейкос, хорошо сказано, – рассмеялся Роберт, откидывая волосы назад. – Будь с ней осторожен, мой мальчик. Или ты уже забыл о хороших манерах?
– Конечно, конечно, – сказал Тиб, жестом показывая Кориане, чтобы она подошла поближе. – Дядя Роберт, это Кориана из Дома Джейкос, дочь лорда Харруса, губернатора Адеронака. Кориана, это принц Роберт из Дома Айрел, принц-консорт Его Королевского Величества, короля Тиберия Пятого.
За последние месяцы реверансы стали даваться ей намного лучше, но ситуация не сильно улучшилась. И все же она попыталась – только чтобы Роберт заключил ее в объятья. От него пахло лавандой… и печеным хлебом?
– Счастлив наконец-то с вами познакомиться, – сказал он, держа ее на расстоянии вытянутой руки. На этот раз Кориане не показалось, что ее рассматривают. Казалось, Роберт весь был воплощением доброты. Он тепло улыбнулся ей. – Идем, представление должны начать с минуты на минуту. – Как и до этого, Роберт взял ее за руку и похлопал по руке, как любящий дедушка. – Конечно же, вы должны сесть рядом со мной.
В груди Корианы что-то сжалось. Ощущение было незнакомым. Это было… счастье? Она подумала, что да.
Улыбнувшись так широко, как только могла, она оглянулась через плечо и увидела, что Тиб следует за ней. Он смотрел на нее, а его улыбка была одновременно радостной – и полной облегчения.
На следующий день Тиб уехал со своим отцом на смотр войск в форт Дельфи, и у Корианы было свободное время, чтобы навестить Сару. У Дома Сконос был роскошный городской дом на склонах Западного Археона, но они также пользовались апартаментами в самом дворце Белого Огня на случай, если королевской семье понадобится опытный целитель кожи. Сара встретила ее у ворот. Она была одна; ее улыбка могла бы одурачить стражей, но была предупреждением для Корианы.
– Что такое? Что случилось? – прошептала она, как только они дошли до садов вне покоев Сконосов.
Сара повела их дальше в глубь деревьев, пока они не оказались в нескольких дюймах от увитой плющом садовой стены, с огромными розовыми кустами по обе стороны, скрывающими их обоих из виду. Кориану накрыла волна паники.
«Что-то случилось? С родителями Сары? Неужели Джулиан был неправ – неужели Сара бросит их и уйдет на войну?»
Кориана эгоистично надеялась, что это не так. Она любила Сару так же сильно, как Джулиан, но не хотела смотреть, как она уходит, даже чтобы воплотить свои жизненные цели. Эта мысль уже наполнила ее ужасом, и Кориана почувствовала, как ее глаза защипало от слез.
– Сара, ты… ты собираешься… – начала она, заикаясь, но Сара отмахнулась от нее.
– О, Кори, это не имеет ко мне никакого отношения. Не смей плакать, – добавила она, выдавив легкий смешок и обняв Кориану. – О, прости, я не хотела тебя расстраивать. Я просто не хотела, чтобы нас подслушали.
Кориана почувствовала прилив облегчения.
– Слава моим цветам, – пробормотала она. – Так что же требует такой секретности? Твоя бабушка снова просит тебя поднять ей брови?
– Я, конечно, надеюсь, что нет.
– Так что же?
– Ты встречалась с принцем Робертом.
Кориана усмехнулась.
– И? Это двор, все встречались с Робертом…
– Его все знают, но никто не ходит на частные аудиенции с любовником короля. На самом деле, его совсем не любят.
– Даже не представляю почему. Кажется, он самый добрый человек из всех, кого я здесь встречала.
– В основном – из-за зависти. Также несколько Домов с более традиционными взглядами считают, что неправильно возносить его так высоко. Думаю, «коронованная проститутка» – наиболее частоупотребимый термин.
Кориана покраснела, одновременно от гнева и смущения за Роберта.
– Ну, если встретиться с ним и понравиться ему – скандал, тогда я нисколько не возражаю. Как и Джессамин, она была очень взволнована, когда я объяснила…
– Потому что дело не в Роберте, Кориана. – Сара взяла ее за руки, и Кориана почувствовала, как частичка способностей ее подруги просачивается сквозь ее кожу. Прохладное прикосновение, означавшее, что порез, который она получила, читая газету накануне, быстро затягивается. – Дело в тебе и наследном принце, в том, как вы близки. Все знают, насколько тесно связаны члены королевской семьи, особенно в том, что касается Роберта. Они ценят его и защищают. Если Тиберий хотел, чтобы вы встретились, это значит…
Несмотря на приятное ощущение, Кориана отпустила руки Сары.
– Мы друзья. И можем быть только друзьями. – Она выдавила из себя совсем не свойственный ей смешок. – Ты же не можешь всерьез думать, что Тиб видит во мне что-то большее, что он хочет или даже может хотеть от меня чего-то большего?
Она ожидала, что ее подруга посмеется вместе с ней, отмахнется от всего этого, как от шутки. Но напротив, Сара никогда еще не была такой серьезной.
– На это указывают все признаки, Кориана.
– Ну, ты ошибаешься. Я не… он бы не стал… И, кроме того, нужно подумать о Выборе королевы. До него осталось совсем немного времени, он совершеннолетний и никто никогда не выберет меня.
Сара снова взяла руки Корианы и нежно сжала их.
– Думаю, он бы выбрал.
– Не говори так, – прошептала Кориана. Она посмотрела на розы, но увидела лицо Тиба. Теперь, когда их связывали месяцы дружбы, она хорошо помнила черты его лица. Она помнила, какой у него нос, губы, линия челюсти, а лучше всего – его глаза. Они что-то в ней пробудили, между ними зародилась связь, которая, как Кориана считала, у нее не сможет быть с другим человеком. Она видела в них себя, свою собственную боль, свою собственную радость.
«Мы одинаковые, – подумала она. – Мы ищем что-то, что сможет удержать нас, оба мы одиноки в комнате, в которой полно народу».
– Это невозможно. И говоря мне это, давая мне хоть какую-то надежду, когда дело касается его… – Она вздохнула и прикусила губу. – Мне не нужна эта душевная боль – и все остальное тоже не нужно. Он мой друг, а я его. И ничего больше.
Сара была не из тех, кто предается фантазиям или грезам. Ей было важнее сращивать сломанные кости, чем чинить разбитые сердца. Так что Кориана не могла не поверить ей, когда она заговорила, даже вопреки своему дурному предчувствию.
– Друг или нет, но Тиб благоволит тебе. И только из-за этого ты должна быть осторожна. Он только что нарисовал мишень у тебя на спине, и каждая девушка при дворе это знает.
– Едва ли каждая девушка при дворе знает, кто я такая, Сара.
Но все равно она вернулась домой настороже.
В ту ночь ей снились ножи, завернутые в шелк, разрезающие ее на части.
Выбора королевы не будет.
Прошло два месяца, и каждый рассвет двор в Зале Солнца ожидал объявления. Лорды и леди без конца спрашивали у короля, когда же его сын выберет невесту из числа их дочерей. Короля не тронул ни один из них, он только бросал на всех стоические взгляды своих прекрасных глаз. Королева Анабель вела себя точно так же, не давая никаких намеков на то, когда же ее сын выполнит свою самую важную обязанность. Только принц Роберт имел смелость улыбнуться, точно зная, какая буря собирается на горизонте. Дни шли, слухи распространялись. Люди задавались вопросом, не пошел ли Тиберий в своего отца и не предпочитает ли он мужское общество женскому. Но даже в этом случае он обязан был выбрать королеву, которая родила бы ему собственных сыновей. Другие были более проницательны. Они заметили аккуратно разложенный след из хлебных крошек, оставленный для них Робертом. Указания были ненавязчивыми, но четкими.
«Принц четко сделал свой выбор, и ни одна арена не изменит его решения».
Кориана Джейкос регулярно обедала с Робертом и королевой Анабель. Оба поспешили рассыпаться в похвалах молодой девушке, да так, что сплетники задались вопросом, так ли Дом Джейкос слаб, как кажется.
«Это трюк? – говорили они. – Плохая маска, чтобы скрыть истинный облик влиятельных людей?»
Были среди них и циники. Они нашли другие объяснения.
«Она певец, манипулятор. Она посмотрела в глаза принцу и заставила его полюбить ее. Не в первый раз кто-то нарушил бы наши законы ради короны».
Лорд Харрус наслаждался вновь обретенным вниманием. Он использовал его как рычаг, чтобы обменять будущее своей дочери на тетрархи и кредиты. Но он плохо играл в эту большую и сложную игру. Он потерял столько же, сколько занял, проигравшись в карты, делая ставки на казначейские акции или предпринимая непродуманные, дорогостоящие предприятия, чтобы «улучшить» регион, которым он управлял. Лорд Самос заверил его, что в холмах Аденорака есть богатые месторождения железа, и по его настоятельной просьбе он основал там две шахты. В течение нескольких недель оказалось, что в них нет ничего, кроме грязи, и предприятие потерпело полный провал.
Об этих неудачах знал только Джулиан. Он тщательно скрывал их от своей сестры. Тиб, Роберт и Анабель сделали то же самое, защищая ее от худших сплетен. Вместе с Джулианом и Сарой они старались держать Кориану в блаженном неведении. Но, конечно, даже несмотря на их усилия, Кориана все знала. И чтобы ее семья и друзья не волновались, чтобы они были счастливы, она притворялась, что верит им.
Цену этой лжи знал только ее дневник.
«Отец собственными руками загоняет нас в могилу. Он хвастается мной перед своими так называемыми друзьями, говорит им, что я стану следующей королевой этого королевства. Не помню, чтобы он когда-то уделял мне столько внимания… но даже сейчас этого ничтожно мало, и он делает это не в моих интересах. Теперь он притворяется, что любит меня, из-за другого, из-за Тиба. Он снисходит до того, что я тоже что-то из себя представляю только тогда, когда кто-то другой видит во мне какую-то ценность».
Из-за отца ей снился обряд Выбора королевы, снилось, что ее не выбрали, она снова оказалась в тени и ее отослали в старое поместье. А там ее заставили спать в семейной усыпальнице, рядом с неподвижным, обнаженным телом ее дяди. Его труп дергался, и руки тянулись к ее горлу, она просыпалась вся в поту, не в силах заснуть до конца ночи.
«Джулиан и Сара считают меня слабой, хрупкой фарфоровой куклой, которая может разбиться, если к ней прикоснуться, – писала она. – Хуже всего то, что я начинаю им верить. Неужели я действительно такая хрупкая? Такая бесполезная? Смогу ли я помочь, если Джулиан попросит меня о помощи? Являются ли уроки Джессамин лучшим, что мне доступно? Кем я становлюсь в этом месте? Сомневаюсь, что помню даже, как заменить лампочку. Я себя не узнаю. Вот, значит, что такое взросление?»
Из-за Джулиана ей снилось, что она оказалась в красивой комнате, но все двери там заперты, а все окна закрыты. Она была там совсем одна, в комнате не было никого и ничего. Даже книг не было. Не было ничего, что могло бы ее расстроить. И всегда комната превращалась в птичью клетку с золотыми прутьями. Она сжималась и разжималась, пока прутья не начинали резать ее кожу и она не просыпалась.
«Я не такое чудовище, каким меня считают сплетники. Я не сделала ничего плохого, никем не манипулировала. Я даже не пользовалась своими способностями в течение нескольких месяцев, так как у Джулиана больше нет времени меня обучать. Но люди в это не верят. Я вижу, как они на меня смотрят, даже шепоты Дома Мерандус. Даже Элара. Я не слышала ее голоса в своей голове с того банкета, когда ее насмешки привели меня к Тибу. Возможно, из-за этого она поняла, что лучше не вмешиваться. Или, может быть, она боится смотреть мне в глаза и слышать мой голос, как будто я могу быть достойным противником ее резкому шепоту. Но, конечно, это не так. Перед такими, как она, я совершенно беззащитна. Возможно, мне следует поблагодарить того, кто пустил этот слух. Хищники вроде нее из-за этого держатся от меня подальше – и не делают меня своей добычей».
Из-за Элары ей снились ледяные голубые глаза, которые ловят каждое ее движение, внимательно смотрят, как она надевает корону. Люди кланялись под ее пристальным взглядом и усмехались, когда она отворачивалась, строя заговор против своей новоиспеченной королевы. Они боялись ее и ненавидели в равной мере, каждый из них был волком, ожидающим, когда она покажет, что она ягненок. Она пела во сне бессловесную песню, которая только удваивала их жажду крови. Иногда они убивали ее, иногда игнорировали, иногда сажали в камеру. Кориана резко просыпалась после каждого из этих вариантов развития событий.
«Сегодня Тиб сказал, что любит меня, что хочет жениться на мне. Я ему не верю. Зачем ему это нужно? Во мне ведь нет ничего особенного. Я не писанная красавица, у меня нет ума, силы или могущества, способных помочь его правлению. Я приношу ему одни беспокойства. Нужно, чтобы рядом с ним был кто-то сильный, кто-то, кто не обращает внимания на сплетни и преодолевает собственные сомнения. Тиб так же слаб, как и я, он одинокий мальчик, у которого нет собственного пути. Я сделаю только хуже. Я только причиню ему боль. Как я могу так поступить?»
Из-за Тиба ей снилось, что она навсегда покинула двор. Прямо как хотел сделать Джулиан, чтобы не привязывать к себе Сару. Места менялись в зависимости от смены ночей. Она бежала в Дельфи, или в Причальную гавань, или даже в Озёрный край. Каждое из этих мест было окрашено в оттенки черного и серого. Города теней, которые должны были поглотить ее и спрятать от принца и предложенной им короны. Но ее пугали и они. А еще – там никогда никого не было, даже призраков. В этих снах она всегда оставалась одна. Когда ей снились такие сны, она просыпалась с высохшими слезами на щеках и болью в сердце.
И все же у нее не хватило сил ему отказать.
Когда Тиберий Калор, наследник престола Норты, опустился на колено с кольцом в руке, она приняла его. Она улыбнулась. Она поцеловала его. Она сказала «да».
– Ты сделала меня счастливее, чем я думал, что могу стать, – сказал ей Тиб.
– Я знаю это чувство, – ответила она, вкладывая смысл в каждое слово. Она была счастлива, да, по-своему, насколько могла.
Но свет одинокой свечи в темноте и восход солнца – это разные вещи.
Высокие дома были против. В конце концов, Выбор королевы был их правом. Они имели право выдать самого благородного сына за самую талантливую дочь. Дома Мерандус, Самос, Осанос когда-то были лидерами, готовили своих дочерей к роли королевы только для того, чтобы возможность получить корону у них отняла какая-то пустышка. Но король твердо стоял на своем. К тому же такие прецеденты уже были. По крайней мере два короля династии Калор уже вступали в брак вне уз Выбора королевы. Тиб будет третьим.
Как бы в извинение за пренебрежение Выбором королевы остальная часть свадьбы была строго традиционной. Они растянули помолвку до следующей весны, чтобы она состоялась, когда Кориане исполнится шестнадцать, позволяя королевской семье убеждать, угрожать и выкупать признание Высоких Домов. В конце концов все согласились с условиями. Кориана Джейкос станет королевой, но ее дети, все они, должны будут жениться по расчету. Кориана не хотела заключать эту сделку, но Тиб хотел это сделать, и она не смогла ему отказать.
Разумеется, Джессамин решила, что все это – ее заслуга. Даже когда Кориана надевала свадебное платье, за час до свадьбы, ее старая кузина прокукарекала над полным до краев бокалом.
– Какой стан. Это кость Джейкосов. Ты стройная и грациозная, как птичка.
Кориана не чувствовала ничего подобного.
«Если бы я была птицей, то могла бы улететь вместе с Тибом».
Когда ей на голову надели тиару, первую из многих, она сильно врезалась в череп. Плохое предзнаменование.
– Станет легче, – прошептала ей на ухо королева Анабель. Кориане хотелось ей верить.
Поскольку у нее не было матери, Кориана охотно согласилась, чтобы Анабель и Роберт стали ее посаженными родителями. В идеальном мире Роберт даже повел бы ее к алтарю вместо ее отца, который так и продолжал демонстрировать свое убожество. Харрус попросил в качестве свадебного подарка пособие в пять тысяч тетрархов. Он, казалось, не понимал, что подарки обычно дарят невесте, а не просят у нее. Он потерял свою должность губернатора Аденорака, потому что плохо управлял вверенным ему регионом – даже несмотря на то, что его дочь была без пяти минут членом королевской семьи. Из-за нетрадиционной помолвки сына королевская семья и так ходила по тонкому льду. Они просто ничего не смогли поделать – и управление Аденораком было передано ликующему Дому Провос.
После церемонии, банкета и даже после того, как Тиб заснул в их новой спальне, Кориана сделала пометку в своем дневнике. Ее почерк был торопливым, невнятным, с наклонными буквами и кровоточащими на страницах кляксами чернил. С этих пор она стала писать в дневнике намного реже.
«Я замужем за принцем, который однажды станет королем. Обычно на этом сказка заканчивается. После этого истории не заходят далеко, и, боюсь, у этого есть веская причина. Сегодня меня весь день одолевало чувство страха – черная туча, от которой я все еще не могу избавиться. Это беспокойство поселилось глубоко в моем сердце, оно высасывает из меня силы. Или, может быть, я заболеваю. Это вполне возможно. Сара узнает.
Мне все время снятся ее глаза. Глаза Элары. Возможно ли… может ли она посылать мне эти кошмары? Может ли шепот сделать такое? Я должна знать. Я должна. Должна. ДОЛЖНА».
Став принцессой Норты, она первым же делом наняла достойного наставника, а также сделала так, чтобы у Джулиана было место при ее дворе. И для того, чтобы отточить ее способности, и для того, чтобы помочь защититься от того, что она называла «раздражениями». Тщательно подобранное слово. Она снова решила держать свои проблемы при себе, чтобы не беспокоить брата и мужа.
Обоим было о чем подумать еще. Джулиан был занят Сарой, а Тиб – еще одним хорошо охраняемым секретом.
Король был болен.
Прошло два долгих года, прежде чем во дворе поняли, что что-то не так.
– Это продолжается уже какое-то время, – сказал Роберт, сжимая руку Корианы. Она стояла с ним на балконе, лицо ее выражало печаль. Принц все еще был красив, все еще улыбался, но кто-то как будто высосал из него всю энергию; кожа его стала тусклой и серой, лишенной жизни. Казалось, он умирает вместе с королем. Но у Роберта была болезнь сердца, а не костей и крови, как говорили целители о недугах короля. Тиберия пожирал рак, болезнь изводила его опухолями и гнилью.
Роберт задрожал, несмотря на то, что на улице ярко светило солнце, не говоря уже о жарком летнем воздухе. Кориана почувствовала, как у нее на затылке выступил пот, но, как и у Роберта, внутри у нее все похолодело.
– Целители кожи делают все, что могут. Если бы только он сломал позвоночник. Это можно было решить одним щелчком пальцев.
Смех Роберта звучал глухо, как песня без нот. Король еще не был мертв, а его супруга уже превратилась в оболочку самого себя. И хотя она боялась за своего тестя, зная, что его ждет мучительная, болезненная смерть, она также боялась потерять Роберта.
«Он не может поддаться этому. Я ему не позволю».
– Все в порядке, не нужно ничего объяснять, – пробормотала Кориана. Она изо всех сил старалась не заплакать, хотя ей безумно этого хотелось.
«Как такое возможно? Разве мы не Серебряные? Разве мы не боги?»
– Ему что-нибудь нужно? А вам?
На лице Роберта появилась пустая улыбка. Его взгляд метнулся к ее животу, еще не округлившемуся от жизни внутри. Принц это или принцесса, она еще не знала.
– Ему бы хотелось его увидеть.
Дом Сконос перепробовал все, даже королевскую кровь. Но какая бы болезнь у него ни была, она так и не исчезла. Она распространялась быстрее, чем они могли исцелять. Обычно Роберт сидел с ним в его комнате, но сегодня он оставил Тиберия наедине с сыном. Кориана знала почему. Скоро наступит конец. Король умрет, а есть вещи, которые должен знать только Тиб.
В день смерти короля Кориана отметила дату и закрасила всю страницу дневника черными чернилами. Она сделала то же самое несколько месяцев спустя, когда умер Роберт. Он не хотел жить, его сердце отказывалось биться. Что-то пожирало и его тоже, и в конце концов это нечто поглотило его целиком. Ничего нельзя было сделать. Никто не мог удержать его от полета в тени. Кориана горько плакала, делая запись в дневнике в день его смерти.
Она продолжила традицию. Черные страницы для черных смертей. Одна – для Джессамин; ее тело было просто слишком старо, чтобы жить дальше. Одна – для отца, который нашел свой конец на дне стакана.
И три – для выкидышей, которые случились у нее за эти годы. Каждый из них произошел ночью, и перед каждым ей снился ужасный кошмар.
Кориане был двадцать один год, и она была беременна в четвертый раз.
Она не сказала ни одной живой душе, даже Тибу. Она не хотела, чтобы он страдал. Больше всего ей хотелось, чтобы об этом никто не знал. Если Элара Мерандус действительно все еще мучила ее, настраивая ее собственное тело против ее же нерожденных детей, она не хотела делать никаких заявлений относительно еще одного королевского ребенка.
Страхи хрупкой королевы не были основанием для изгнания Высокого Дома, не говоря уже о таком могущественном Доме, как Дом Мерандус. Итак, Элара все еще была при дворе, последняя из трех фавориток королевы, что еще не вышла замуж. Она не пыталась заигрывать с Тибом. Напротив, она регулярно подавала прошение присоединиться к числу придворных дам Корианы, – и ей регулярно отказывали в ее просьбе.
«Вот будет удивительно, если я ее изобличу, – думала Кориана, обдумывая свой скудный, но необходимый план. – Я застигну ее врасплох, напугаю достаточно, чтобы мне можно было работать. – Она практиковалась на Джулиане, Саре, даже на Тибе. Ее способности были отточены лучше, чем когда-либо. – У меня получится».
Прощальный Бал, знаменующий окончание сезона в летнем дворце, был идеальным прикрытием. Так много гостей, так много умов. К Эларе будет легко подобраться. Она не будет ожидать, что королева Кориана заговорит с ней, не говоря уже о том, что она будет ей петь. Но Кориана сделает и то, и другое.
Для такого случая она тщательно выбрала наряд. Даже сейчас, когда ей были доступны богатства короны, она чувствовала себя не в своей тарелке в своих малиновых и золотых шелках: ей казалось, что она девочка, которая пытается переиграть окружающих ее разодетых лордов и леди. Тиб, как всегда, присвистнул, сказал, что она красива, и заверил ее, что для него она единственная женщина – в этом мире или в любом другом. Обычно это успокаивало ее, но сейчас она нервничала, сосредоточившись на текущей задаче.
Ей казалось, что время идет слишком медленно и слишком быстро. Еда, танцы, приветствия, так много кривых улыбок и прищуренных глаз. В глазах многих она все еще была королевой-певцом, женщиной, которая магией проложила себе путь к трону.
«Если бы только это было правдой. Если бы только я была тем, кем меня считают, тогда Элара не имела бы никакого значения. Тогда я не проводила бы каждую ночь без сна, боясь спать, боясь видеть сны».
Возможность выполнить задуманное появилась у нее глубокой ночью, когда вино было на исходе, а Тиб наслаждался своим драгоценным виски. Она отошла от него, предоставив Джулиана разбираться со своим пьяным королем. Даже Сара не заметила, как ее королева ускользнула к Эларе Мерандус, когда та бездельничала у балконных дверей.
– Давайте выйдем на улицу, леди Элара? – сказала Кориана, и ее широко раскрытые глаза сфокусировались на глазах Элары. Для любого, кто мог бы пройти мимо, ее голос звучал как музыка и хор одновременно, элегантный, душераздирающий, опасный. Оружие столь же разрушительное, как пламя ее мужа.
Глаза Элары не дрогнули, остановившись на Кориане, и королева почувствовала, как ее сердце пропустило удар.
«Сосредоточься, – сказала она себе. – Сосредоточься, черт бы тебя побрал».
Если леди Мерандус нельзя очаровать, то Кориану ждет что-то куда хуже ее ночных кошмаров.
Но медленно, вяло Элара сделала шаг назад, не отводя глаз от Корианы.
– Да, – тупо сказала она, открывая балконную дверь.
Они вместе вышли на улицу. Кориана держала Элару за плечо, не давая ей пошатнуться. Снаружи стояла липкая жаркая ночь, последние вздохи лета в долине верхней реки. Кориана ничего этого не чувствовала. Глаза Элары были единственным, о чем она думала.
– Ты играла с моим разумом? – спросила она, переходя прямо к своим намерениям.
– В последнее время – нет, – ответила Элара. Взгляд ее был затуманен.
– Когда это было в последний раз?
– В день твоей свадьбы.
Кориана удивленно моргнула. Так давно.
– Что? Что ты сделала?
– Я заставила тебя споткнуться, – на лице Элары появилась мечтательная улыбка. – Заставила тебя споткнуться о твое платье.
– И это… это все?
– Да.
– А сны? Кошмары?
Элара ничего не ответила. Кориана знала, что она молчит, потому что ей нечего сказать. Она сделала глубокий вдох, борясь с желанием заплакать.
«Эти страхи – мои собственные. Всегда были. И всегда будут. Я была неправа до того, как пришла ко двору, и была неправа еще долго после этого».
– Возвращайся в зал, – наконец прошипела она. – Забудь этот разговор.
Затем она отвернулась, прервав зрительный контакт, в котором так отчаянно нуждалась, чтобы держать Элару под контролем.
Элара быстро заморгала, как будто просыпаясь ото сна. Она бросила растерянный взгляд на королеву и поспешила обратно на вечеринку.
Кориана двинулась в противоположном направлении, к каменным перилам, опоясывающим балкон. Она наклонилась над ними, пытаясь отдышаться, стараясь не закричать. Под ней простиралась зелень, сад фонтанов и камней более чем в сорока футах внизу. В течение одной парализующей секунды она боролась с желанием спрыгнуть.
На следующий день она взяла на службу стражника, который смог бы защитить ее от любых способностей Серебряных, которые кто-то мог использовать против нее. Если не от Элары, то от какого-нибудь другого члена Дома Мерандус. Кориана просто не могла поверить, что ее разум вышел из-под контроля. В одну секунду она была счастлива, а в следующую – мучилась от перепадов эмоций, металась, как воздушный змей во время шторма.
Стражник был из Дома Арвен, Дома безмолвия. Его звали Рэйн. Спаситель, облаченный в белое, и он поклялся защищать свою королеву от всех сил.
По обычаю, младенца назвали Тиберием. Кориана не испытывала к имени никаких чувств, но согласилась по просьбе Тиба. Следующего, по его заверениям, они назовут Джулианом. Малыш был толстым ребенком, рано начал улыбаться, часто смеялся, рос не по дням, а по часам. Она прозвала его Кэлом, чтобы отличать его от отца и деда. Прозвище прижилось.
Мальчик скрашивал темные дни Корианы. В трудные времена он разделял тьму. В хорошие он освещал ее мир. Когда Тиб ушел на фронт, теперь, когда снова разгорелась война, в течение нескольких недель, Кэл оберегал ее. Ему всего несколько месяцев, и он был лучше любого щита в королевстве.
Джулиан души не чаял в мальчике, приносил ему игрушки, читал ему книги. Кэлу нравилось разбирать вещи на части и неправильно собирать их обратно – к радости Корианы. Она проводила много времени, собирая его разобранные на кусочки подарки, забавляя его так же, как и себя.
– Он будет больше своего отца, – сказала Сара. Она была не только главной фрейлиной Корианы, но и ее врачом. – Он сильный мальчик.
В то время как любая мать была бы счастлива услышать эти слова, Кориана их боялась. Крупнее своего отца, сильный мальчик. Она знала, что это значит для принца Дома Калор, наследника Пылающей Короны.
«Он не будет солдатом, – написала она в своем новом дневнике. – Я многим ему обязана. Слишком долго сыновья и дочери Дома Калор сражались, слишком долго в этой стране был король-воин. Слишком долго мы воевали, на фронте и… и также внутри страны. Может быть, писать такие вещи и преступление, но я королева. Я – королева. Я могу говорить и писать то, что думаю».
Шли месяцы, и Кориана все больше и больше думала о доме своего детства. Поместье стерли с лица земли, оно было разрушено губернаторами Провосами. Его лишили ее воспоминаний и призраков. Оно было слишком близко к границе Озёрного края, чтобы там могли жить настоящие Серебряные, даже несмотря на то, что боевые действия все еще велись на разбомбленных территориях Чока. Даже несмотря на гибель нескольких Серебряных, несмотря на то, что красные умирали тысячами. Их призывали со всех уголков королевства, вынуждали служить и сражаться.
«Моего королевства, – думала Кориана. – Мой муж подписывает каждое продление призыва на военную службу, никогда не останавливая цикл, только жалуясь на то, что у него сводит руки».
Она смотрела, как ее сын сидит на полу, широко улыбается и демонстрирует свой единственный зуб, увлеченно стуча парой деревянных кубиков друг о друга.
«Он уже не будет прежним», – сказала она себе.
Ей снова начали сниться кошмары. В этот раз к ней приходил ее взрослый сын. Он был в доспехах, вел солдат в бой, отправлял их в завесу дыма. Он следовал за ними и не возвращался.
С темными кругами под глазами она сделала то, что должно было стать предпоследней записью в ее дневнике. Слова, казалось, были вырезаны на странице. Она не спала три дня, не в силах вынести еще один сон о смерти сына.
«Калоры – дети огня, такие же сильные и разрушительные, как их пламя, но Кэл не будет таким, как другие. Огонь может разрушать, огонь может убивать, но также он может создавать. Лес, сожженный летом, к весне станет зеленым и будет расти лучше и сильнее, чем раньше. Пламя Кэла будет расти и пускать корни из пепла войны. Пушки затихнут, дым рассеется, и солдаты, Красные и Серебряные, вернутся домой. Спустя сто лет войны, мой сын принесет мир. Он не умрет, сражаясь. Не умрет. НЕ УМРЕТ».
Тиба не было в форте Патриот в Причальной гавани. Но прямо за ее дверью стоял Рэйн Арвен – и его присутствие приносило ей облегчение.
«Ничто не может коснуться меня, пока он здесь, – подумала она, приглаживая пушистые волосы на голове Кэла. – Единственный человек в моей голове – я сама».
Кормилица, пришедшая забрать ребенка, заметила взволнованное поведение королевы, ее подергивающиеся руки и остекленевшие глаза, но ничего не сказала. Это не ее дело.
Наступила и прошла еще одна ночь. Кориана не сомкнула глаз – но сделала последнюю запись в своем дневнике. Она нарисовала вокруг каждого слова цветы – цветы магнолии.
«Единственный человек в моей голове – я сама.
Тиб уже не тот, что прежде. Корона изменила его, как ты и боялась. В нем горит пламя – пламя, которое сожжет весь мир. И оно горит в твоем сыне, в принце, который никогда не изменит своей крови и никогда не сядет на трон.
Единственный человек в моей голове – я сама.
Единственный человек, который не изменился, – это ты. Ты все та же маленькая девочка, которая сидит в пыльной комнате, забытая, нежеланная, неуместная. Ты королева всего, мать прекрасного сына, жена короля, который любит тебя, и все же ты не можешь найти в себе силы улыбнуться.
Все равно ты ничего из себя не представляешь.
Все равно ты – ничтожество.
Единственный человек в твоей голове – я сама.
Она не имеет значения.
Она – ничто».
На следующее утро горничная обнаружила на полу россыпь камней из короны, которую она надевала на свадьбу, раскиданные повсюду жемчужины и скрученное золото. На ней было серебро, кровь, потемневшая от времени кровь, потому что прошло уже несколько часов.
И вода в ее ванной была черной от крови.
Дневник остался незаконченным, и никто, кто заслуживал его прочтения, не смог его просмотреть.
Его прочла только Элара – и только она видела, как медленно ускользает женщина, которая его вела.
Она уничтожила книгу – как уничтожила Кориану.
Ей не снилось ничего.
В то время как в архивах и библиотеках в Дельфи, Норте находится огромное количество информации о нашей недавней истории с точки зрения Серебряных, найти описание событий со стороны Красных гораздо сложнее. Естественно, при составлении подобных записей не применялся научный подход, а также они не хранились должным образом. Но я сделал все возможное, чтобы начать по крупицам собирать хоть какое-то описание событий с перспективы Красных. Источники из хранилищ горы Рог стали дополнением к моим исследованиям, но, хотя они и были полезны, этих записей тоже недостаточно. Наиболее моему исследованию поспособствовали мои контакты в Алой Гвардии. По мере возможностей они смогли предоставить мне нужные контакты. В отличие от Серебряных, многие Красные общины полагались на устную традицию, чтобы передавать свою историю. К сожалению, этот способ не всегда отличается надежностью, и я сделал все возможное, чтобы подтвердить эти доказательства другими, более конкретными историческими записями. Несмотря на трудности этого начинания, я нахожу более чем необходимым сделать все возможное, чтобы сохранить какой-то другой взгляд на нашу историю, чтобы мы не забыли, что было до нас и что происходило с Красными этого мира. Таким образом, я собрал доступную мне на данный момент информацию о Красных из источников, характерных для них, в сочетании с документами и стенограммами.
Хотя я, как и любой Серебряный, виновен в отвратительном обращении с Красными на протяжении всей моей жизни и не заслуживаю прощения, я надеюсь, что в будущем это исследование принесет какую-то пользу.
– ДД
(МИСТЕР ЭЛЛДОН переворачивает маленький, но блестящий РУБИН)
ЭЛЛДОН: Он хранится в моей семье почти триста лет. Мы служили королям, первым королям этой земли. Старым Калорам. Цезарю и его наследникам. Говорят, Цезарь был добр к своим слугам. А сет. Так что вот это оказалось у дедушки моего дедушки или какого-то другого моего предка. Раньше их было больше. Было целое ожерелье с рубинами. Но с годами они исчезли, их продали, обменяли или просто потеряли. Это все, что осталось.
ДЖЕЙКОС: Он украл его?
ЭЛЛДОН: Он его забрал. Прогулочный катер короля тонул. Король выкрикивал приказы и сталкивал Красных в воду, пытаясь спастись. Старому дедушке это не понравилось. И в суматохе он сорвал рубины прямо с шеи Цезариона и столкнул его в море.
ДЖЕЙКОС: Понятно.
ЭЛЛДОН: Король не был вашим родственником?
ДЖЕЙКОС: Скорее всего, был.
(Мистер Эллдон протягивает рубин.)
ЭЛЛДОН: Хотите забрать его себе?
ДЖЕЙКОС: Ни в коем случае.
Г-н Тем Эллдон из Красного сектора Археона утверждает, что его предок был ответственен за смерть короля Цезариона, который утонул во время инцидента с лодкой в 44 году н. э.
удален с окраин Археона, чтобы освободить место для леса из деревьев-барьеров. По указу короля Тиберия Первого Красным была предоставлена возможность переехать в недавно построенную общину техов, Великий город. Им обещали полную занятость и освобождение от призыва на военную службу.
Большинство
ухвати
лось за
возможность
жить в
новом
городе
Центр находился под наблюдением Серебряных, но жили в нем Красные – либо те, кому благоволили надзиратели, либо те, кто подкупил их, чтобы занять менее изнурительное положение. Их ежедневные заметки хранились и игнорировались вместе с другой официальной документацией.
Из записей Административного центра Нового города:
1 июня 144 года н. э.: Все еще полно депортированных с севера. Укомплектовывать штат неподготовленными людьми скорее опасно, чем сложно. Вчера на заводе по производству снаряжения двое рабочих получили серьезные травмы, а еще один чуть не поджег склад в секторе вооружений. Мы послали запросы надзирателям, чтобы они одобрили ускоренное обучение для Красных из Девичьих водопадов, просто чтобы они не поубивали себя или других на производстве, но всем было отказано. Любое обучение должно проводиться в нерабочее время по нашему усмотрению. В настоящее время центр организует добровольцев, чтобы подготовить оставшихся в живых (около двухсот человек) к работе. Большинству из них еще нет восемнадцати, они разлучены со своими семьями, так как они слишком молоды, чтобы быть призванными вместе с остальными жителями их общин на севере. Все еще предпринимаются попытки улучшить жилищные условия, особенно для маленьких детей.
Вышесказанное соответствует репрессиям Юлия Третьего, введенным против жителей Красных общин в окрестностях Девичьих водопадов после гибели его сына от рук Красных бандитов. Он заставил их уничтожить свои деревни и построить на границе город-крепость Корвиум. В наказание тысячи Красных были либо призваны в армию Норты, либо депортированы в трущобы техов.
Из записей Красной стражи в Причальной гавани:
…что можем, чтобы спрятать наших людей на территории города, теперь, когда Серебряные вышли на охоту. Они не знают, кто убил брата королевы, известно только, что это был Красный из Верности. Насколько нам известно, на всех, кто состоит в Верности, идет облава. Одним из них завладел шепот – и расколол бедолагу. Выведал местоположения всех убежищ и пути эвакуации. Вырвал их, как больной зуб. Мы пытаемся сотрудничать или, по крайней мере, делаем вид, что сотрудничаем. Заботимся о собственной безопасности. Мы мало что можем сделать для Верности. Они это не предусмотрели, совсем не предусмотрели, а страдать из-за этого будем мы…
Рассказ офицера Красной стражи относится к убийству брата и наследника королевы Андуры, принца Марка, в 197 году н. э. Он был убит во время восстания Красных в Причальной гавани. Я предполагаю, что упомянутая выше “Верность” была предшественницей Алой гвардии.
Усилилось движение из Озёрного края вдоль реки. Похоже, это Красные солдаты. Странно, что они не направляются на юг, а поворачивают на восток и на Развилке направляются вверх по реке. Все платят вперед и отдают полную сумму. В этом году я дважды перевозил одну и ту же группу. Другие паромщики говорят, что они делали то же самое. У меня странное предчувствие насчет этой кампании. Они не убегают, это точно. И действуют не по приказам Серебряных. Они слишком хорошо платят за нашу осмотрительность.
Красные солдаты попросили, чтобы я перевез их на другую сторону прямо сейчас – и быстро, – и дали мне столько денег, что этой суммы хватило бы на две такие лодки, как моя. Еще раз они заплатили на границе. Я не смог устоять. Отвез их вверх по Огайюсу, вдоль границы с Нортой. Опасная дорога. Больше не буду так рисковать. Я так и не узнал их имен, но, судя по их снаряжению, они направляются на север. Далеко-далеко на север.
Контрабандисты из Озёрного края предупредили паромщиков на Развилке. Серебряные будут жестко пресекать пограничные проверки и получили приказ уничтожать наши лодки, если мы высадимся на их берегах. В Озёрах возникли кое-какие проблемы с Красными. Достаточно серьезные, чтобы они начали следить за границей. Они охотятся.
ПОЛ. ФАРЛИ: Мы начинали осторожно. Так, чтобы нас не заметили. Движение транспорта и конвоев останавливается на несколько дней из-за обрушения моста. Цитадель не получает в срок партию оружия. Сорван марш войск. Чтобы не отставать от графика, им приходится работать в два раза больше. Офицеры расстроены, вымотаны. Кто-то из них оступается, падает – и вот он размозжил себе голову о камни. Дети приезжают в гости к одному из офицеров – и в итоге теряются в лесу. Что-то в этом роде.
ДЖЕЙКОС: Что-то в этом роде.
ПОЛ. ФАРЛИ: Ты что-то позеленел, Джейкос. Я думал, ты это изучал. Думал, ты видал вещи и похуже.
ДЖЕЙКОС: На бумаге это воспринимается совсем не так, как рассказ из первых уст, сэр. Так говорите, это началось в армии?
ПОЛ. ФАРЛИ: Совершенно верно. Мое подразделение не было приписано к Цитадели или конкретному легиону. Мы были, так сказать, птицами свободного полета. Мы хорошо воевали, хорошо убивали. Серебряные посылали нас туда, где мы были нужны. На фронт – или куда-нибудь еще.
ДЖЕЙКОС: В пределах Озёрного края?
ПОЛ. ФАРЛИ: В основном на границе, но да. Нас рассылали повсюду.
ДЖЕЙКОС: Полагаю, теперь позеленели вы, полковник.
ПОЛ. ФАРЛИ: В конце концов, это и стало причиной. Нас отправили убивать своих. Заставляли любыми возможными способами останавливать беспорядки. Отрывать матерей от детей, когда их забирали на военную службу. Нас это не устраивало.
ДЖЕЙКОС: Я представляю.
ПОЛ. ФАРЛИ: У нас был Серебряный офицер, который держал нас в узде, но он любил выпить. Любил поесть. Любил общаться с высшими чинами в Цитаделях. И пока мы делали то, что нам приказывали, ему было плевать, чем мы занимались в свободное время.
ДЖЕЙКОС: Взрывали мосты и убивали офицеров.
ПОЛ. ФАРЛИ: Верно. Мы старались, чтобы об этом знало мало людей. Все мы были из Хада, с севера, холодного и бесплодного места. Там ты учишься охотиться тогда же, когда и учишься ходить. Страж была со мной с самого начала, и Багровый тоже. Он был нашим лучшим связным с речниками.
ДЖЕЙКОС: Речниками?
ПОЛ. ФАРЛИ: Так мы называем перевозчиков и контрабандистов Спорной территории. Никто лучше них не сможет переправить тебя через границу или провезти по реке. Брать оружие в дорогу нам было нельзя, но при необходимости они снабжали нас боеприпасами.
ДЖЕЙКОС: Итак, генералы-командующие с кодовыми именами Страж и Багровый были частью вашего подразделения. Как вы познакомились с остальными?
ПОЛ. ФАРЛИ: Пересекались с ними на протяжении многих лет. Большинство из них делали то же самое, что и мы. Устраивали Серебряным диверсии, не строили планы дальше пары недель вперед. Но именно Дворец и Лебедь действительно объединили нас, дали нам цель. Они знали Серебряных лучше нас. Знали, как они думают, как действуют. И знали, что, если мы действительно хотим что-то изменить, самим нам не справиться.
ДЖЕЙКОС: И это, безусловно, так. Не хотели бы вы рассказать об инциденте в Хаде? Его называют Затоплением Северных земель.
(Полковник Фарли долго смотрит в одной точку)
ПОЛ. ФАРЛИ: Нет, черт побери, не хотел бы.
Поскольку Спорная территория придерживается летоисчисления, отличного от принятого в Норте, а речные паромщики вряд ли являются учеными, я могу датировать его данные приблизительно после 300 г. н. э. Основываясь на моем разговоре с полковником Фарли, я подозреваю, что в число Красных солдат, перемещавшихся вдоль границы, входили он сам, генерал Страж, генерал Багровый – и те, кто позже стали первыми членами Алой гвардии.
ДЖЕЙКОС: Какое кодовое имя у вас было в Алой гвардии до Охотницы?
ГЕН. ФАРЛИ: Я была Ягненком. А мой отец – Овном.
ДЖЕЙКОС: Вы присоединились в совсем молодом возрасте.
ГЕН. ФАРЛИ: Да.
ДЖЕЙКОС: И вы помогали своему отцу выполнять миссии по всему Озёрному краю. Внедряли оперативников на ключевые посты, саботировали торговлю и транспортные поставки Серебряных, занимались контрабандой, сбором разведданных, убийствами и так далее.
ГЕН. ФАРЛИ: Да, и эти миссии выполняла тоже.
ДЖЕЙКОС: Конечно. И вас отобрали для проникновения в Норту.
ГЕН. ФАРЛИ: Да.
ДЖЕЙКОС: Сколько вам было лет, когда погибли ваши мать и сестра?
(Генерал Фарли не отвечает.)
ДЖЕЙКОС: Не хотели бы вы рассказать об инциденте в Хаде?
ГЕН. ФАРЛИ: Нет, черт побери, не хотела бы.
ИЗ ВОЕННЫХ АРХИВОВ ГОРЫ РОГ И ОБОРОННОГО ЦЕНТРА МОНФОРА:
Наши шпионы в Озёрном краю сообщили о крупном событии на севере, на берегах залива Хад. Согласно данным нашей разведки, след нескольких нападений и актов саботажа был отслежен до небольшой группы, базирующейся в одной из отдаленных деревень. Король Озёрного края нанес ответный удар и сдвинул воды залива, чтобы в буквальном смысле погасить первые огоньки разгорающегося восстания. Мы все еще ждем подсчета жертв, но, по предварительным данным, их сотни. Я отправил запрос на отправку оперативника для надлежащего расследования и отчета. Больше всего меня интересует эта так называемая группа, ее организация и размер. Они, кажется, хорошо скоординированы и способны передвигаться. Не говоря уже о том, что они умны. Несколько человек были схвачены, но допросы ни к чему не привели. Похоже, они действуют на основе принципа минимальной осведомленности. Очень по-военному. Никто не владеет всей информацией. Посмотрим, как они отреагируют.
Затопление Северных земель, скорее всего, произошло ранней весной, 315 г. н. э.
Джейкос: Насколько я понимаю, вы сыграли немалую роль в недавних событиях, особенно в тех, которые были связаны с Мэрой Бэрроу.
Мистер Свисток: Я ничего особенного не делал. Она – хорошая воровка. Обычно я продавал то, что она приносила, и брал небольшую часть за свои заботы.
Джейкос: Вы также представили ее генералу Диане Фарли и Алой гвардии.
(Мистер Свисток прищуривает глаза и пожимает плечами.)
Джейкос: Можете рассказать мне столько, сколько захотите. Моя цель состоит только в том, чтобы посмотреть на ситуацию со всех сторон.
Свисток: Вы же знаете, что Свисток – не моя настоящая фамилия, да? Это кодовое имя. Не только у членов Гвардии есть кодовые имена.
Джейкос: Я понимаю.
Свисток: Это часть более масштабной операции. Сеть Свистков. Перекупщиков и контрабандистов, поддерживающих связь друг с другом. И она раскинулась по всей стране. Кто-то на юге может перевозить сахар, на севере у нас есть батарейки и так далее. Необходимо, знаете ли, когда всем заправляют такие, как вы. Как нам было по-другому выживать в трещинах?
Джейкос: Конечно, я с вами согласен. И Алая гвардия проникла в сеть Свистков на ранней стадии, не так ли?
Свисток: Проникла? Нет, они сотрудничали с нами. Мы помогали им передвигаться, перевозили информацию, контрабандные товары и людей. Но мы отвечали за себя сами. Никто не брался за работу, которую не хотел делать. Таково было соглашение, и Гвардия его придерживалась.
Джейкос: Как долго вы работали с Гвардией?
Свисток: О, я? Недолго. Полагаю, меньше двух лет. Она довольно быстро двигается, эта Гвардия. Как только начинает двигаться.
Джейкос: А до Гвардии? Как вы жили тогда? Думаю, вы многое повидали.
Свисток: Это вы так хотите сказать, что я выгляжу старым?
(Мистер Свисток смеется.)
Свисток: Да, я многое повидал. Хорошее, плохое. Подпоры – далеко не самое плохое место для жизни. Мы не город техов, и, к счастью, мне никогда не приходилось бывать ни в одном из них. Но вам все равно придется смотреть, как детей против воли уводят из их домов. Как приходят письма и как родители падают на колени. Мне повезло. У меня нет детей. Нет семьи. И у меня было хорошее прикрытие. Я подметал улицы, чтобы быть занятым в глазах любого Серебряного, которому вздумалось бы обратить на меня внимание. По крайней мере, больше в этом нет нужды. Им больше не нужно переживать из-за призыва, даже если они думают, как бы раздобыть еду, или беспокоятся, что через их город может снова пронестись еще один озлобленный Серебряный. Не то чтобы я жалуюсь. До Гвардии, до войны все было еще хуже. Мы и не думали, что ситуация может улучшиться. Не надеялись на это. Мы знали, что случилось с Красными, которые восстали. Знали о восстаниях, которые были подавлены. Слышали об активистах, которые были убиты за речь или секретное письмо. Пытаться изменить мир было бессмысленно. Он был слишком большим, слишком сильным. А Серебряные всегда были лучше нас. Но теперь это не так.
Джейкос: Теперь – нет.
Свисток: Восстаньте, алые, как рассвет.