На мгновение ей хотелось взять лук и покончить со страданиями Эдди. Она ведь должна была быть главной. Ей следовало сохранять ясность мысли. Значит, ей следует вести себя хорошо.


— Разве ты не можешь что-то сделать, Итан? Ты ведь могущественный альфа.


Итан улыбнулся ей через плечо.


— Ух ты. Вот я встретил атлантийца, сразу заговорившего о недостатках Бастиена, а теперь еще и женщина говорит, что я классный чувак. Прекрасный день.


— Если тебе повезет, моя сестра магией подвесит тебя вниз головой за ноги, а не за другую часть тела, — тихо заметил Бастиен.


Алексиос и Итан оба вздрогнули, но потом альфа-оборотень рассмеялся.


— Я так не думаю, братец. И спроси как-нибудь у нее, какие она грозы устраивает в домашних условиях. В моей спальне.


— Мы не будем об этом говорить, — морщась, заявила Кэт. — И если вы, мальчики прекратили свои разборки, у нас есть насущная проблема.


Итан опустил руки и медленно покачал головой.


— Нет, у нас нет проблемы. Этот оборотень не будет создавать проблем, правда Эдди?


Пленник не показал никакого признака понимания, но Итан в любом случае стал к нему подходить. И тут раздался звук, подобного которому Грейс еще не слышала, Итан находился в самом центре. Нет, не так. Звук исходил от Итана. Если бы кто-то наложил мурлыканье кота из джунглей на рев двигателя моторной лодки, то это как раз напоминало бы этот звук. Он был низким, первобытным, постепенно пробирающим Грейс до костей. Она почувствовала головокружение, пока Итан устанавливал свою власть над пленником, издавая зов альфа самца.


Кэт беспокойно поежилась рядом с Грейс. Девушка увидела, что рейнджер напряглась всем телом и наклонилась вперед к Итану. Глаза Кэт тоже изменились: зрачки сузились и стали походить больше на кошачьи, чем на человеческие. Очевидно, зов альфы оказывал очень сильное влияние на оборотней группы Итана, независимо от того, направлен он на них или нет.


Кожу Грейс покалывало, и она поняла, что зов подействовал не только на оборотней. Бастиен подошел ближе к Кэт и притянул ее в свои объятия, и Грейс заметила, что его глаза стали из прозрачно-голубых черными. На его лице дергалась мышца, и она задумалась, нет ли какой-то истории между Итаном и Бастиеном. Может быть, не все так радужно, как казалось на первый взгляд.


Алексиос стоял на пороге камеры, поворачивая голову то в сторону Итана, то смотрел на пленника слева, то на Грейс справа.


Грейс неосознанно пошла вперед, но Алексиос схватил ее за руку и не дал зайти в камеру. Она посмотрела на него, все еще чувствуя себя в ловушке мелодичного ритма настойчивого зова альфы. И тут как будто увидела его совершенно другими глазами.


Через призму чувственного гедонизма.


Желание взять, завладеть горело в ней, так что даже одежда раздражала. Она ужасно хотела ее снять. Кожа под бинтами чесалась, даже ее шелковое белье казалось тяжелым и неприятным.


Она подошла к Алексиосу, и он автоматически обнял ее, его глаза расширились.


— Грейс, что…


— Разве мы уже недостаточно говорили? Я уже устала от разговоров, — сказала она, сгибая пальцы и проводя ногтями по его груди через рубашку. Он резко вздохнул, а в его глазах мелькнуло желание мужчины к женщине. Она очень хотела быть этой женщиной.


Она также хотела его. Сейчас. Она посмотрела на него, и медленно, соблазнительно облизнула губы. Он смотрел на ее рот, хрипло дыша.


— Грейс, я не знаю. Что ты делаешь…


— Я займусь тобой, если ты заткнешься и поцелуешь меня, — сказала она, не понимая, почему он не мог просто взять то, что она предлагала. Ему только оставалось раздеться.


Мурлыканье проникло в ее кровь, побежало по венам и нервным окончания, охватив все тело и коснувшись кожи, пока ей не стало казаться, что она сойдет с ума. Она прижалась бедрами к Алексиосу, пока не почувствовала его возбужденную плоть там, где ей хотелось. Их разделяли только несколько слоев одежды. Она потерлась бедрами об него, и он глухо застонал.


Она таинственно улыбнулась и прикусила его шею точно там, где начиналось плечо, и его тело выгнулось ей навстречу. Затем он приподнял ее, так что ноги оторвались от пола. Она тут же обхватила ногами его талию и крепко сжала, а он развернулся и практически пробежал по двору к ее апартаментам. Когда никто их уже не видел, он остановился и прислонился к стене, обнимая ее и тяжело дыша.


Она попыталась поцеловать его, но он склонил голову на бок.


— Грейс, во имя Посейдона, что на тебя нашло? Двадцать минут назад ты меня даже за руку не брала, а сейчас готова трахнуться со мной на глазах у всех. Не то, чтобы я возражал, — добавил он, страстно глядя на нее. — Но думаю, что тут что-то не так. Это совсем на тебя не похоже.


Почему он еще говорит? Так много слов.


— Мне не нужны все эти слова, Алексиос. Какая-то ерунда. Тут одно из двух: либо ты хочешь меня, либо нет. Реши уже наконец: либо трахни меня, либо отпусти, чтобы я нашла того, кто меня захочет, — сказала она как раз перед тем, как лизнуть его в шею.


Он так крепко сжал ее попку, что она подумала, что точно останутся синяки.


— О, да. Сильнее. Думаю, мне понравится некоторая грубость. Я никогда не пробовала, но кажется, мне это понравится, — сказала она, вдруг почувствовав дикое желание захихикать. Она не хихикала лет с двенадцати. Она стала подпрыгивать на нем, ритмично касаясь его возбужденной плоти именно тем местом, где ей хотелось почувствовать давление.


— О, да, такое приятное ощущение. Давай попробуем то же самое, только голыми.


Он уставился в потолок и разразился потоком атлантийской речи, которая напоминала нечто среднее между ругательством и молитвой. Потом он посмотрел на нее сверху вниз.


— Если бы ты знала, как я героически поступаю в эту минуту, — процедил он сквозь зубы. — Очевидно, это зов альфы как-то на тебя повлиял. Есть ли какая-то причина, почему потомок Дианы может как-то отреагировать на пантеру альфа-самца?


Она несколько секунд смотрела на него, задумавшись, а потом снова усмехнулась.


— О, котик! Может, Итан не прочь трахнуться!


Ее мозг словно промариновали в замечательном шампанском, пена из пузырьков затопила ее тело с головы до ног, все ее красивое тело. Она никогда особо не любила выпивку после того, что случилось с Робби, но пару раз напивалась. Но даже тогда не чувствовала себя так хорошо.


— Что было в том кофе? — засмеялась она. — Это был чертовски забавный молочный порошок.


Алексиос снова выругался, совершенно не обратив внимания на ее вопросы про кофе. Жаль, что он такой консервативный, потому что она вдруг очень заинтересовалась, прямо-таки отчаянно, тем, что было скрыто под молнией его брюк.


— Алексиос?


— Нет, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Итан не станет с тобой трахаться. И даже если бы он захотел, мне пришлось бы вырвать его сердце. Медленно. А сейчас мы отойдем подальше от милого котика и его зова, который, очевидно, вызывает у тебя галлюцинации. Хорошо?


Неся ее на руках, он вышел на залитый солнцем двор.


— Котик! — закричала она. — Какое забавное слово! Котик, котик, котик! О, а как насчет киски? Это тоже хорошее слово. Моя киска горячая и влажная, вся для тебя! Хочешь потрахаться сейчас?


— Героизм, — выпалил Алексиос. — Просто чистый ге-ро-изм. Такого не вытерпеть простому мужчине. Я очень надеюсь, что кто бы ни вел учет в подобных делах, он обязательно накинет мне очков для моей кармы, ведь я тут такие муки терплю.


Грейс расхохоталась.


— Ой, ой. Ты сказал «муки»? А хочешь посмотреть на мои буфера? — Она извивалась в его объятиях, пытаясь поднять рубашку, но он не собирался ей этого позволять. Она озадаченно посмотрела на него.


— Почему ты не хочешь посмотреть на мои сиськи? Все мужчины хотят видеть сиськи. С тобой что-то не так? Атлантийцам груди не нравятся? О, богиня! — Она прижала руку ко рту, а потом ударила себя по лбу, отчего она снова рассмеялась. — Прости. Ты «голубой», верно? Я не знала. Ты ведь меня целовал и кое-что говорил… Может быть, ты бисексуал, как Мишель?


Она наклонилась ближе и посмотрела ему в глаза, потом стала говорить совсем тихо:


— Или у тебя сейчас период, когда нравятся мальчики? Я бы могла свести тебя с Тайни.


Алексиос так крепко стискивал зубы, что удивительно, как он их еще не раскрошил. Он решительно поставил ее на траву, отчего она снова зашлась истерическим хохотом. Ей показалось это смешным, она упала на землю и стала кататься по хрупкой зимней траве.


— Эй, я никогда этого не делала на траве, — наконец, сумела сказать она. — Почему бы тебе не снять штаны и не опуститься сюда со мной?


До того, как он успел что-то сказать, она почувствовала еще что-то, что не было так уж смешно. Она резко села, расстегнула куртку, потом опустила ее на землю.


— Слишком жарко, — пробормотала она, зарумянившись, чувствуя легкую тошноту.


Очень сильную тошноту.


— Ой-ей, — пробурчала она, а потом наклонилась вперед. Ее стошнило прямо на траву. Ее тошнило, пока она не вырвала, казалось бы, все, что съела за последние три дня. Наконец, рвота прекратилась. Она поднялась и отошла от вонючей рвоты на траве. Она зашаталась и повернулась к Алексиосу. Он стоял рядом с ней, держа в руках мокрую тряпочку. И он тоже выглядел не слишком хорошо.


Наверное, атлантийцы умели сопереживать.


Она взяла у него тряпочку и вытерла рот.


— Спасибо, — пробормотала она. — Не знаю, почему мне вдруг стало так плохо. Я чувствовала себя хорошо, когда проснулась, лишь некоторую боль…


Она застыла, увидев на его лице недоверие.


— Ты шутишь? — Он отступил на шаг, потом сделал еще шаг назад. — Ты говоришь, что не знаешь, что произошло за последние десять минут?


Она начала было говорить, что, разумеется, она знает, но тут поняла, что ее недавние воспоминания покрыты какой-то странной серой дымкой. Ей казалось, что она помнила Итана, пленника, и вдруг в мозгу ощущение, словно от пузырьков шампанского? Это невозможно… и вот она земле, ее тошнит.


Алексиос закрыл глаза и минуту бурчал себе что-то под нос. Потом он страстно посмотрел на нее и сложил руки на груди.


— Ничего? Ты не помнишь, как молила трахнуть тебя прямо в коридоре? А о том, что спрашивала меня гей я или бисексуал? Кстати, это не так. И я вообще медаль заслужил, что сопротивлялся тебе, — да ты еще спросила, не хочу ли завести отношения с Тайни.


Она почувствовала, как краснеет. Он это выдумал. И все же… о, Богиня. К ней стали возвращаться воспоминания.


Она захотела, чтобы ее опять стошнило.

Глава 20


Алексиос попытался приглядывать за Грейс после ее приступов безумия и тошноты, но это оказалось не так-то просто. Она не могла смотреть ему в глаза. И после того, как умылась и почистила зубы, старалась прятаться по углам, словно не могла вынести чужих взглядов. Вела себя так, будто была унижена и сломлена, и это уже начинало выводить его из себя.


Бастиен и Кэт стремились держаться от них подальше. Они о чем-то тихо, но яростно спорили, и Алексиос решил, что лучше ему не знать предмет их спора.


Женщины.


Хотя, если честно, то винил он во всем Итана. И, разумеется, именно в эту минуту вожак вышел во двор вместе с подавленным Эдди. Итан приказал оборотню стать в центр двора, а остальные пятеро присутствующих сформировали что-то наподобие круга вокруг него.


— Расскажи им, — приказал Итан. — Расскажи им то, что рассказал мне.


Эдди пробормотал что-то непонятное.


— Говори громче, — резко потребовал Итан. — Нам известно о зачаровании. Расскажи об остальном.


Эдди кивнул и снова заговорил:


— Это был Привацек, ставленник Воноса во Флориде. Управляющий особняком. В основном занимается системой безопасности и называет себя посредником. Он вампир, но поговаривают, что у него есть особые силы, которых нет у большинства его вида. Я сам никогда не видел, как он их применяет. Или видел, если то, что вы говорите про зачарование, — правда, — он взглянул на Грейс. — Уверен, по собственной воле я не стал бы причинять вреда человеку.


Девушку вовсе не убедили его слова, но она промолчала.


— А что же Вонос? — спросил Алексиос у Эдди, так как ему просто необходимо было найти хоть какую-нибудь зацепку, что могло бы привести его к «Бичу вампиров», а оборотень мог что-то знать. — Ты его видел? Он был в особняке? Расскажи нам всё, что знаешь.


Эдди посмотрел на Итана, который жестом разрешил ему говорить.


— Это Привацек, — повторил оборотень, — организовал эти нападения. Он думал, что вы — простая театральная труппа, и это его так чертовски разозлило…


Он сначала посмотрел на Кэт, потом на Грейс.


— Прошу прощения, дамы.


— Неужели? Просишь прощения за ругань, а сам мне прошлой ночью чуть не вскрыл грудную клетку? — Грейс даже не собиралась скрывать свою враждебность.


Лицо мужчины побагровело.


— Простите меня за это, мы должны были только напугать вас. Я… я ничего не помню о сражении. И о том, как ранил вас. Мне очень жаль.


— Конечно, — сказала она, закатывая глаза. — Ты ничего не помнишь о… — она затихла и посмотрела на Алексиоса, а потом снова опустила глаза. — Ладно. Это неважно. Просто расскажи нам всё, как есть.


Эдди снова посмотрел на Итана, тот кивнул.


— Ну, Привацек узнал, что тут живет театральная труппа, когда вампиры нашли доказательство, что испанцы в форте истребляли кровососов. Он пришел в ярость. Захотел, чтобы мы устроили беспорядки. Ну, не столько напали на вас, сколько просто испортили бы кое-что: механизмы, личные вещи и все в таком духе.


— Зачем ему это понадобилось? — спросил Бастиен. — Зачем вампирам какая-то театральная труппа? И это тем более смехотворно, потому что вампиры были широко известными актерами в европейских театрах.


Эдди пожал плечами:


— Не знаю. Мы думаем, что это символично, понимаете? Привацек планировал показать таким образом свою преданность Воносу.


— Я бы предпочел, чтобы мы перестали искать мотивы, — сказал Алексиос. Вонос один из самых умелых и блестящих генералов и политиков среди вампиров. В его окружении люди и вампиры высшего ранга. И узнавать у этого оборотня о мотивах таких существ всё равно, что спрашивать мышь, что у ястреба на уме.


Тайни, бывший в дозоре на крыше, спустился по лестнице, разговаривая по телефону.


— Сэм на линии, — сказал, переводя взгляд с Грейс на Алексиоса. Что бы он ни увидел, ему это не понравилось, если судить по хмурой гримасе на лице.


Она кивнула.


— Благодарю, Тайни. Спасибо тебе огромное. И прошу, поблагодари от меня своих людей. Ты не заберешь с собой этого… Эдди… на некоторое время на улицу, чтобы мы могли поговорить?


Тайни улыбнулся ей, явно опьяневший, как и любой проклятый мужчина, который только подходил к ней. У Алексиоса от этого внутренности выворачивало.


Хотя, может быть, у него газы.


Ведь не бывает так, чтобы в течение часа, яйца то становятся размером с дыни, то снова уменьшаются до размеров грецких орехов.


Как только Тайни вышел во двор вместе с Эдди, Алексиос решил, что настала пора высказаться, и накинулся на Итана.


— Что, черт тебя возьми, ты с ней сделал?


— Сделал с кем, водный мальчик? И тебе бы не мешало следить за языком, — прищурившись, сказал Итан.


— Алексиос, оставь, — резко приказала Грейс.


— К черту, не оставлю. Что бы он ни сделал, но его штучки альфа-пантеры как-то не очень хорошо на тебя повлияли, — закричал он в ответ. Потом почему-то он пожал плечами, решив рассказать всё, как на духу:


— Ладно, это было не настолько плохо, по крайней мере, для меня. Но оно опьянило тебя, а потом ты плохо себя чувствовала. Я хочу увериться, что с тобой такого не будет происходить каждый раз, когда ты окажешься рядом с вожаком стаи оборотней.


— И почему ты этим интересуешься? — Грейс задала риторический вопрос, но ясно дала понять, что вмешиваться не нужно. — Это было не так уж плохо.


— Всё, что ты делаешь, касается меня, Грейс. Привыкай, — рявкнул воин.


Итан внимательно посмотрел на Грейс, а потом повернулся к Кэт, не обращая внимания на протестующее ворчание первой.


— Это правда? Что случилось? — спросил он у рейнджера.


— Ты считаешь, что я лгу? — Алексиос был уже совсем близок к тому, чтобы по-настоящему разозлиться.


— Нет, я не считаю тебя лжецом, идиот, — проворчал Итан. — Просто Кэт лучше опишет то, что за реакция была у Грейс.


— Я все еще здесь, — заметила Грейс, сжимая руки в кулаки.


— Они иногда бывают такими, — сказал Бастиен. — Не принимай это на свой счет. Если бы я принимал всё близко к сердцу, то не выжил бы.


Кэт развернулась и посмотрела на Бастиена, ее рыжевато-коричневые длинные волосы блестели в солнечном свете.


— Что ты имеешь в виду?


— Думаю, ты знаешь, — спокойно ответил Бастиен. — Если бы я не был так уверен в своей мужественности, то все эти ритуалы, иерархия, всякая хрень альфа-оборотней представляли для меня некую угрозу.


Адексиос присвистнул:


— Ты, правда, только что сказал, что «уверен в своей мужественности»? О, парень, подожди, пока об этом услышит Джастис. Это так просто не забудется.


— Я не думаю, что тут есть о чем говорить, — заметила Кэт. — Они лишь болтают и подначивают друг друга.


Грейс покраснела, как свекла, и попыталась что-то сказать, но Кэт ее прервала:


— У оборотней слух намного лучше, чем у людей, — приветливо пояснила она.


А Итану Кэт сказала:


— Это правда, она опьянела так же, как и малыши-оборотни, впервые услышавшие зов вожака в день первого Обращения.


Грейс издала какой-то полузадушенный вскрик, а потом выдохнула.


— На этом всё, — сказала она. — Я потомок Дианы, и если ты думаешь…


Алексиос, глядя на Грейс, сначала не понял, почему она запнулась. Потом он посмотрел туда, куда был направлен ее изумленный взгляд: Итан опустился на колени и склонил голову перед Грейс.


— Что за…


— Пантера была особым животным Дианы и ее консортом[18], — сказал Итан, почтительно глядя на Грейс. — Мы более столетия искали женщину из рода Дианы, чтобы поклоняться ей.


— Проклятие, Посейдон, помоги мне. Вот опять начинается, — проворчал Алексиос. Потом прошел по лужайке и стал между Итаном и Грейс, лицом к оборотню.


— Ты же женишься на сестре Бастиена, — сказал он, указывая на Итана. У тебя нет права говорить о всяких консортах и поклонении моей… Грейс. Понял меня?


На лице Итана появилось странное выражение, и он поднялся.


— Нет, нет, это совсем не так. Я лишь проявляю почтение, ничего другого.


Бастиен покачал головой, подходя ближе.


— Нет, не думаю, что моя сестра согласится с твоим пониманием «консорта», каким бы почтительным оно ни было. Думаю, что мне придется убить тебя. Ты же понимаешь, ничего личного.


— Ты можешь попытаться, — любезно ответил Итан. — Удачи.


И как раз в это время во двор вошел Сэм с собакой и остановился, уставившись на трех мужчин.


— Что, гори оно всё синим пламенем, тут творится?


Алексиос был необъяснимо доволен тем, что видит лицо этого раздражительного старика. Но именно Грейс должна была быть главной, так что ей и вводить Сэма в курс дела. Он повернулся, чтобы попросить ее сделать это, но ее уже тут не было.


Кэт тоже ушла.


Просто… пропали.


Алексиос развернулся, в панике осматривая двор, а Сэм, засунув большие пальцы в петли для ремня на брюках и покачиваясь с пятки на носок, рассмеялся.


— Если бы ты видел свое лицо, мальчик. Она и та милая женщина-рейнджер прошли мимо меня пару минут назад. Сказали, что тут происходит соревнование на мужественность.


Алексиос вздохнул. Он должен был к этому уже привыкнуть. И ожидая непредсказуемого, он должен хотя бы делать вид, что понимает ее.


— А раненые?


— Ну, с доктором остались только двое с тяжелыми ранениями, пока за ними не приедут их семьи, еще двое ждут-не дождутся возможности отомстить, а остальные сейчас быстренько собирают свое барахло, чтобы убраться отсюда куда подальше.


Алексиос мрачно кивнул.


— Передай мою благодарность своему другу доктору. Всё могло быть хуже.


— Аларик? — спросил Бастиен.


— До него не достучаться. Квинн. — Больше объяснений не потребовалось. Все знали про Аларика и Квинн. Бастиен помрачнел, но ничего не сказал.


— Всегда есть что-то похуже, — сказал Сэм, отвечая Алексиосу. — Кто-то введет меня в курс дела?


Блю прошел к Итану, с любопытством его обнюхал и нерешительно гавкнул. Итан посмотрел на пса и зарычал так, что Блю быстро отступил и спрятался за Сэмом. Тот погладил собаку по голове и раздраженно посмотрел на Итана.


— Наверное, стоит начать с пантеры.


Алексиос познакомил их, а потом рассказал Сэму новости. Тот внимательно выслушал, не перебивая, всё до конца, а потом кивнул.


— Это совпадает с тем, что мне рассказал друг доктор. Этот Привацек — непростой вампир. Он русский мафиози старой школы. Ему понравился теплый климат, так что он переехал во Флориду навсегда в XVIII веке. Большой, плохой и гадкий, желает стать политиком. Хочет попасть в Праймус, но не имеет достаточно средств. Интересно то, что Вонос устраивает большой бал для прессы и высшего общества через пару дней. Наверное, стоит проверить.


— Похоже, Привацек решил повести собственную игру. Либо он соврал тем идиотам, и они сами решили напасть на так называемую театральную труппу, — сказал Алексиос. — Вот что я вам скажу: терпеть не могу совпадения. И мы обязательно найдем способ попасть на бал.


— Мне тоже не особо нравятся совпадения, — сказал Бастиен. — Однако, как ты уже сам понял, это нападение не подходит ни под один из двух типов. Ты и твоя «театральная труппа» — не отбросы общества…


— Если только вы не слишком плохо играете, — перебил его Итан.


— Остряк, я еще могу надрать тебе твой кошачий зад, — предупредил его Алексиос.


Итан жестом подначил его действовать, и Бастиен вздохнул.


— И в продолжение скажу, что они даже не пытались превратить это нападение во что-то, будто бы случайное, — вроде утечки газа.


— Они всегда такие? — спросил Сэм у Бастиена.


— Они только познакомились. Но есть проблема с этим зовом вожака и тем, как Грейс на него отреагировала. Также какие-то разговоры о наследнице Дианы и консортов, — пояснил Бастиен.


Сэм поднял руки с явным отвращением.


— Перестаньте уже. Я не могу это выносить, не выспавшись и без достаточного количества кофе. Не хочу знать и мне наплевать. Так что давайте предположим, что Привацек преподнесет Воносу убийство театральной труппы, как мерзкое доказательство своей инициативы и верности господину. Что он подумает, когда поймет, что его подопытные пантеры не вернулись?


— Мы могли бы послать Эдди обратно, сочинив какую-нибудь правдоподобную ложь, — с сомнением предложил Бастиен.


Итан и Алексиос одновременно фыркнули, потом посмотрели друг на друга.


— У Эдди недостаточно мозгов даже для… оборотня, — сказал Алексиос.


— В этом я с тобой согласен, — ответил Итан. — Должно быть, у него в предках были атлантийцы.


Сэм закатил глаза: — Достаточно, дети. Что мы сделаем?

Глава 21


Грейс зашла на кухню и представила Кэт Мишель, всё еще кипя от негодования из-за поведения Алексиоса. Девушки пожали друг другу руки: высокая, как амазонка, блондинка-рейнджер и маленькая темноволосая Мишель.


Подруга обняла Грейс и сказала:


— Я так рада снова увидеть тебя. Ночка выдалась трудная, мы потеряли всех новичков, кроме двоих.


— Сэм рассказал мне, пока ты заносила вещи в свою комнату. Ты должна сейчас же забрать их и уехать, — заявила Грейс. — Тут слишком опасно.


— Опасность — мое второе имя, — заявила Мишель. — Я бы хотела, чтобы мое второе имя было Дэнжер, так как мое настоящее имя настолько ужасно, что я никому его не говорю. А Дэнжер звучит клево, не правда ли?


— Ты понимаешь, что твои люди немного сбрендили, не так ли? — Кэт скорее констатировала очевидное, а не спрашивала. — У тебя найдется горячий чай?


— Безумны, как лисы, — ответила Грейс.


— Пантеры едят лис, — заметила Кэт.


— Да? Это просто отвратительно, — поморщилась Мишель. — Вместе с пушистым хвостом? И ответ на твой вопрос о чае: «да», он у нас есть. Настоящий чай, а не дрянь из пакетиков.


— Спасибо. И ответ на твой вопрос «нет», мы не едим лис, — сказала Кэт, закатывая глаза. — Я предпочитаю чизбургер и картошку фри. И не думаю, что ты имеешь право показывать на меня пальцем, ведь именно вы, британцы, придумали такую дикую забаву, как охота с собаками. Я бы так хотела как-нибудь показаться на такой охоте в образе пантеры. Это бы напугало парочку надутых стариков, верно?


— Наверное, стоит поговорить, что мы теперь будем делать, и оставить на потом эти разборки, — предложила Грейс. — Осталось два новичка, и я бы хотела поскорее вывезти их отсюда. Думаете, Квинн и Джек меня по головке погладят, когда вернутся с задания? — Грейс сжала голову руками и застонала.


— А тебе разве не наплевать на их мнение? — пожала плечами Кэт. — Ведь ты же тут главная.


— Это был просто риторический вопрос, — ответила Грейс.


— Ну, а вот тебе вопрос, требующий ответа: что мы сделаем с теми двумя, которые остались?


— Я бы с радостью отправила их туда, куда надо, — ответила Мишель. — Я бы предпочла остаться с тобой, но так как у тебя есть Алексиос, я не волнуюсь за твою безопасность.


— И вот опять. Все пытаются меня защитить. Я же должна обо всех заботиться, — раздраженно сказала Грейс.


— Эй, эти атлантийцы хороши в сражении, — сообщила Кэт. — Не стоит недооценивать полезность командной работы. Нам бы лучше объединиться для борьбы, потому что плохие парни, даже вампиры, уже выучили этот урок.


Алексиос робко появился на пороге кухни.


— Прости меня.


Часть ее хотела потребовать более пространных извинений при свидетелях, но оказалось, что не это она хотела услышать. Просто, потому что каждый раз, как он делал что-то по доброте душевной — защищал ее и был любезен, ей становилось всё тяжелее при мысли, как жить после его ухода.


— Не переживай, — наконец, ответила она. — Мишель только что вызвалась отвезти двух оставшихся новобранцев в другой лагерь. Есть что-то на примете?


— Да, есть. Бреннан с моим другом сейчас в Йеллоустоуне. Они тренируют объединенную группу оборотней и людей. Я думаю, что там нашим новобранцам как раз самое место.


Кэт посмотрела на него:


— Оборотни? Ты говоришь про волков? Потому что должна я тебе сказать, мне они совсем не по вкусу. Мне кажется, что именно волки склонны принимать сторону вампиров.


— Возможно, но Лукас мой друг, и он на нашей стороне. И Сэм уже попросил одного из людей Тайни отправиться туда с нашими новобранцами, так что Мишель не надо ехать. Однако, я согласен, ей надо оказаться в каком-нибудь безопасном месте, и у Бастиена с Итаном есть для нее предложение.


Мишель сделала большой глоток чая, потом осторожно поставила чашку на стол и сложила руки на груди.


— Я ведь сижу тут, возможно, стоит спросить меня, ведь предложение-то касается именно меня, Мишель. Хотя теперь меня зовут Мишель Дэнжер.


Алексиос с изумлением посмотрел на нее.


— Я думал, что тебя зовут Мишель Николс.


Грейс не смогла удержаться от смеха.


Сэм зашел на кухню позади Алексиоса.


— Что смешного? И еще более важный вопрос: есть ли готовый кофе?


Грейс указала на кофейник на столе:


— Прошу, наливай. Что происходит?


Сэм неторопливо налил себе чашку кофе, потом прислонился к столу и ответил:


— Мы думаем, что Вонос планирует нечто грандиозное, вероятно, что-то произойдет на балу, о котором всем известно.


Он также рассказал, о чем говорили мужчины, когда она и Кэт ушли со двора.


— Так что получается, что бал состоится послезавтра.


Алексиос и Грейс переглянулись.


— Интересный выбор времени, — сказала она.


— Ну, ты же знаешь, что говорят про фэйри, — ответил он. — Они никогда не лгут, лишь не говорят всей правды.


Появился Бастиен, которому пришлось склонить голову, чтобы заглянуть на кухню. Помещение вдруг стало ужасно тесным.


— Кто никогда не говорит всей правды?


Алексиос рассказал о Рисе нэ Гэрэнвине и его предложении встретиться.


Бастиен присвистнул.


— Эльфы? Должен признать, что такого я не ожидал. Интересно, что замышляет Двор Благих?


— Верховный Дом Двора Благих, — напомнил ему Алексиос. — И никогда они не замышляли ничего хорошего.


— Моя мама как-то познакомилась с эльфом, и чуть не оставила из-за него моего отца, — задумчиво сказала Мишель. — Этим паразитам доверять не стоит.


Грейс наклонилась вперед и убрала волосы от уха подруги.


— Нет, совсем не остроконечные. Жаль, это бы многое объяснило. В любом случае им не стоит доверять, но и обидеть их себе дороже, — заметила Грейс. — В основном, они нас не замечают, так как мы не достойны внимания их Сиятельных особ. А вот если замечают, ну… это ничем хорошим не заканчивается, — покачала она головой.


Алексиос как ни в чем не бывало подошел к Грейс. А вот ее пульс от его присутствия рядом стал панически быстрым, хотя она и старалась изо всех сил сделать вид, что ей все равно. К ней мало-помалу возвращались туманные воспоминания о ее поведении под воздействием зова вожака, и она чувствовала жуткий стыд. Словно больше никогда не сможет посмотреть в лицо атлантийцу, а он всё время оказывался неподалеку.


«Молить мужчину трахнуть ее при свидетелях… и ты этого хотела», — темный, радостный голосок звучал в ее голове. Грейс приказала этому голосу заткнуться к чертовой матери.


Мишель смотрела на высоченного Бастиена.


— Я так поняла, что у тебя есть ко мне предложение.


— Да, есть одно. Мы бы хотели установить трехсторонний союз в Биг Сайпресс между людьми, атлантийцами и оборотнями. Если верить тому, что рассказали нам Грейс и Алексиос, ты лучше всех подойдешь для продвижения этой кампании. Надеюсь, что тебе не надо срочно вылетать в Лондон?


Мишель опустила глаза на стол, сжав руки. Потом улыбнулась Бастиену:


— Вообще-то меня в Лондоне уже ничто не держит, так что, думаю, я лучший кандидат на эту работу. Как мило, что вы предложили ее мне.


Кэт кивнула:


— Нам жизненно необходимо узнать, как зачаровывают оборотней. Мы всегда были неподвластны такому контролю над разумом, это что-то новенькое. Что-то смертельно опасное для всех нас. Чем скорее мы начнем работать вместе, скоординировав наши усилия, тем лучше.


— Тогда решено, — сказала Мишель. — А теперь, если вы все извините нас, мне и Грейс надо попрощаться наедине.


Все вышли из кухни. Алексиос минуту постоял в нерешительности, потом наклонился, поцеловал Грейс в макушку и сказал:


— Я буду поблизости.


Она кивнула, не найдя, что ответить, и просто смотрела, как он выходит из комнаты. Наконец, она улыбнулась Мишель, готовая прощаться.


— Ладно, говори уж, — потребовала Мишель. — Что случилось с вами обоими, пока меня не было?


Грейс постояла в нерешительности, потом рискнула рассказать Мишель всё: как она положилась на его силы после боя, каким потрясающим было это смешение душ. И что случилось, когда она опьянела от силы зова вожака.


К концу рассказа она так покраснела, что и медь бы расплавилась при такой температуре. Мишель же широко открытыми глазами смотрела на Грейс, а губы девушки подрагивали.


— Если ты сейчас рассмеешься… — пригрозила Грейс, не совсем сознавая, что бы такое еще сказать.


Мишель кивнула, а потом уткнулась в руки, лежащие на столе, и расхохоталась.


— О, милая, сколько бы я заплатила, чтобы посмотреть на это. Серьезная, сдержанная Грейс лапает своего атлантийца в коридоре, — и тут она снова рассмеялась да так, что даже начала задыхаться.


— Так прекрасно, когда есть друг, на которого можно положиться и которому можно довериться, — процедила Грейс сквозь зубы.


— Ой, милая, да не пережив…


— Я возбудилась, всё верно. Тебе легко говорить. Это не ты молола всякую чепуху про киски, сиськи и траханье, — теперь уже Грейс прижалась щекой к столу. — Как я вообще когда-нибудь смогу посмотреть ему в глаза?


Мишель потянулась и похлопала подругу по руке.


— Ты, и правда, дурочка, верно? Ты, наверное, шутишь. Ведь этот мужчина так на тебя смотрит, а ты исполнила его самую дикую фантазию своим поведением и разговорами. А он просто герой, раз не воспользовался тобой прямо там.


Грейс неохотно рассмеялась.


— Он вот так и сказал, что поступил, как герой.


— А ведь так и есть, — заметила Мишель. — Но сегодня вы будете вдвоем, и ему не надо так себя вести. Он должен вести себя по-мужски, и ты его точно заслуживаешь.


— Но он меня оставит.


— Ты не знаешь наверняка. И даже если и так, кому есть до этого дело? Живи сегодняшним днем, хотя бы раз.


— Но что, если…


— Нет, — решительно сказала Мишель. — Никаких «если». Просто сделай это. Хоть раз сделай что-то для себя. Воспользуйся представившейся возможностью, побрей ноги.


Грейс улыбнулась.


— Ладно, сделаю это хотя бы раз. Она потянулась, медленно просыпаясь. В комнате было темно. Посмотрев на часы, девушка поняла, что проспала весь день, и сейчас 8 часов вечера. У нее болела рана. И поэтому, чувствуя себя очень усталой и ослабевшей, впервые за десять лет Грейс позволила остальным заниматься делами, а сама отправилась спать.


Итан перед уходом сделал звонок и сообщил, что скоро прибудет грузовик, чтобы отвезти всё оружие на хранение в Биг Сайпресс. Тайни и Сэм придумали, как убрать все нововведения, сделанные «театральной труппой», и оставить форт в первозданном виде, чтобы не причинить никакого вреда историческому строению.


Кровь впиталась в землю, а пятна, оставшиеся на цементе, вполне подходили истории форта.


Попрощавшись со всеми, Мишель села в вертолет на место пассажира так, словно летала в них всю жизнь, а не впервые, как призналась Грейс прямо перед взлетом. Она замечательно проведет время, у Мишель это отлично получалось. Если бы только она могла научить Грейс таинственному способу не воспринимать мир, войну и себя слишком серьезно.


Если бы только.


И Алексиос… ну, он был везде. Присматривал за ней, следил, чтобы она не слишком напрягалась. Иногда заставал ее врасплох вспышками страсти в глазах, говорящими о том, что он помнил всё сказанное и сделанное ею в то утро.


Впервые она не испытывала стыда. Наоборот, она снова потянулась в тепле простыней и позволила себе почувствовать… предвкушение.


Замечательное, трепетное предвкушение.


Ее соски напряглись при одной мысли о нем, а тело стало теплым, готовым для него. У нее было желание и мотив. Есть кровать, и Грейс была готова.


Вот только осталось найти атлантийца.


Ее атлантийца. Интересно, откуда пришло это чувство собственности, но она всё равно позволила себе наслаждаться им. Холить его, как обычно лелеешь драгоценность, которую одолжил у настоящего друга. Ее придется отдать, со временем, но пока…


Ее атлантиец. Если бы это было правдой.


Нет. Сейчас не время для отрицаний и уныния. Она сбросила покрывало и, одевшись, надев ботинки и куртку, отправилась искать Алексиоса.

Глава 22


Алексиос парил над неспокойным кружевом пенистых волн, наслаждаясь полной свободой полета в виде сияющего тумана, поднимаясь всё выше и выше в ночное небо. Подальше от ответственности и обязанности. Подальше от всех людей, которым он был необходим, и одного человека, которому он был не нужен.


Он четко повторил воинскую клятву, выжженную в его разуме от постоянного повторения в юные годы, когда он учился в Академии.


Мы будем ждать. И наблюдать. И защищать.


И служить первым предупреждением накануне уничтожения человечества.


Тогда и только тогда, Атлантида поднимется вновь.


Потому что мы — Воины Посейдона, и символ Трезубца, которым мы отмечены, является свидетельством нашей святой обязанности защищать человечество.


Это была святая обязанность Алексиоса. Всю свою жизнь он ждал, наблюдал, защищал. Он устал ждать, устал наблюдать.


Наконец, он нашел ту единственную женщину, которую на самом деле хотел защищать.


Имеет ли это значение?


Чувствуя досаду на самого себя, Алексиос опустился к поверхности океана и вовремя обратившись, оказался в воде. Он не был готов, что от холода у него перехватит дыхание. Он плыл, чувствуя, как ледяные объятия тушат желание, которое все усиливалось в нем с самого утра.


Грейс. То, что он увидел ее дикость, хоть та и была вызвана искусственно, пробудило в нем что-то, что нельзя было остановить, задавить, отрицать.


Он хотел снова вытащить эту ее сторону на свет. Хотел увидеть ее игривой, счастливой и беззаботной. Грейс последние десять лет прожила под давящим грузом клятвы мести за умерщвленного брата.


Он хотел показать ей, что жизнь может быть другой. Лучше. Но из всех мужчин, с которыми она была знакома, он, скорее всего, самый неподходящий для исполнения такой задачи.


Что он знал о счастье? Он знал о товариществе. Он знал, каково испытывать удовлетворение от хорошей драки. Но счастье? Он считал, что после всего пережитого в плену счастье для него невозможно.


Но потом пришла Грейс, принесшая ему благодать. Предложившая ему тепло, свет и возможность иметь собственный дом. Стоит задать самому себе единственный вопрос. Почему он всё еще здесь, теряет время в ледяной воде, когда мог бы быть с ней?


Он выплыл на поверхность и поплыл к берегу, желая поскорее добраться до нее. Тайни и его люди будут на страже всю ночь. Сэм прямо заявил Алексиосу, что он не нужен в дозоре.


— Мне кажется, что ты и Грейс должны кое-что обсудить, — сказал он. Еще один человек, которому нравилась эта женщина, совершенно не сознававшая своей красоты и великодушия.


Добравшись до берега, Алексиос сложил руки, поднял лицо к звездам и искренне взмолился:


— Я не умею выполнять красивые салонные фокусы со светом и не владею магией жреца, Посейдон. Но я всем своим существом желаю двигаться дальше по жизни. Прошу, я хочу положить конец своему воздержанию, клятвам, которые принял во время ритуалов очищения. Если бы во мне еще оставались темные желание с того ужасного времени, они бы дали о себе знать еще утром, когда Грейс была так уязвима. Вместо этого я сумел сдержаться и повести себя, как настоящий герой.


Он рассмеялся, вдруг чувствуя себя бодрее и оживленнее, чем сами волны.


— Я никогда раньше не хотел быть героем. Я ощущаю, что это желание что-то значит.


«Ответ во мне, букашке», — подумал воин, улыбаясь, как дурак.


И осознав это, почувствовал, как на него нахлынуло спокойствие. Безмятежность и предвкушение, чего он не испытывал уже много долгих лет.


Не желая возвращаться на пляж, чтобы забрать одежду, Алексиос воспарил в воздух в виде тумана и пролетел через весь форт к комнате Грейс. Превратившись, он осмотрелся. Ее в комнате не было.


Что, вероятно, к лучшему, потому что он оказался тут полностью обнаженный.


— Ну, умеешь же ты эффектно появиться, — сказала она позади него с нежностью и смехом в голосе. И тут он схватил покрывало с ее постели, чтобы прикрыться.


Потом повернулся к ней лицом.


Грейс еще не пришла в себя после того, как зашла в комнату и увидела во всей красе идеальные зад и спину атлантийца. Когда он повернулся, прижимая плед к животу, она постаралась не рассмеяться. Очень старалась.


И проиграла битву.


Грейс расхохоталась так, что на глаза навернулись слезы.


— Знаешь, я планировала такую потрясающую сцену соблазнения, но этот вариант тоже ничего.


Он сначала застенчиво улыбнулся, а потом улыбка сменилась страстным и хищническим выражением в его глазах.


— Соблазнение? Потрясающее соблазнение? О, Грейс, я в полном твоем распоряжении.


— Этого нельзя не заметить, — сказала она, усмехаясь и одновременно пытаясь не забывать дышать при виде этой мускулистой груди, плеч и рук. Обнаженных.


Этих длинных мускулистых ног. Без одежды.


Ее сердце заколотилось, и она надеялась, что атлантийцы, какими бы развитыми органами чувств не обладали, не в состоянии услышать сердцебиение на расстоянии.


— Я многое увидела, — продолжила она. — Неужели ты тут голый разгуливаешь по форту? Интересно, что об этом подумал Тайни?


Он шагнул к ней, словно желая загнать в угол.


— Без сомнения, он бы отреагировал так же, как ты сейчас, но меня нельзя было увидеть.


— А твоя одежда?


— Я оставил ее на пляже. А вот на тебе слишком много надето, — он сделал еще один шаг к ней. — Наверное, стоит снять эту куртку.


Она выдохнула и усмехнулась, когда поняла, что он в самом деле тут, и они действительно собираются сделать это. Наконец что-то сделать с тем влечением, которое появилось между ними так давно.


— Перестань думать, — сказал он. — Это простой выбор, Грейс. Или попроси меня уйти, или сними свою одежду. Всю. Мы разберемся, что происходит между нами, раз и навсегда. И делать мы это будет не на ринге во время спарринга, — он хитро усмехнулся, отчего ее пульс ускорился. — И я терпеть не могу теннис.


Она отреагировала на его вызов, решительно захлопнув за собой дверь, потом повернулась, чтобы пододвинуть стул. Тут на дверях не было замков, да и до этого дня они ей были без надобности.


Алексиос вдруг оказался позади нее, прижимаясь к ней. Она от изумления немного подалась вперед и перегнулась через стул, успев только упереться руками в деревянный пол, потом поморщилась от того, что рана на боку заныла от этого движения. Как обычно, ее тело начало вылечиваться в рекордные сроки, пока она спала. Хотя рана была очень серьезна, и Грейс пока еще не совсем излечилась. То, что снаружи кожа уже была цела, еще не означало, что девушка не испытывала боли, хотя у любого другого человека вот такое исцеление заняло бы неделю.


Он прижался к ней так близко, что она чувствовала жар его тела, перетекающий в нее от плеч до ног.


И она не почувствовала покрывала.


Грейс задышала чаще, но не пыталась отодвинуться, а просто повернула голову и посмотрела на него через плечо.


— Мне нравятся твои действия, но эта позиция слишком неудобна для моего бока.


Он тут же приподнял ее, сняв со стула, при этом браня самого себя, как она поняла.


— Прости, mi amara, я идиот. Разумеется, время совсем неподходящее. Ты ранена и…


Она прижалась к его крепкой, горячей груди и закрыла ему рот единственным способом, какой смогла придумать, — поцеловала его. Его губы оказались твердыми и нежными. Теплыми. Во рту ощущался вкус специй и страсти, и она хотела его всё сильнее. Она запустила пальцы левой руки в его роскошную шевелюру и притянула его вниз, чувствуя, как его дыхание становится частью нее.


— Да, — сказала она, наконец, оторвавшись от его губ и с удовольствием понимая, что не только она тяжело дышит. — Я была ранена, но теперь мне намного лучше. У меня замечательная способность исцеляться, и знаешь что: я собиралась как раз искать тебя.


Он отпустил ее, и Грейс скользнула на постель. Алекиос отступил, словно ее прикосновение обжигало его.


— Я могу только еще раз извиниться, mi amara. Я не подумал, а был лишь охвачен желанием, как черствый… — И тут поток его извинений и самообвинений прервался, потому что он, наконец, осознал, что полностью обнажен.


Она оглядела его. Начала с головы, потом опустила взгляд на его замечательную грудь, переходящую в плоский живот и шелковистую на вид полоску волос, спускающуюся к … о, Боже. Этот мужчина был замечательно сложен. И если судить по его впечатляющей эрекции, то он очень ее хотел. Она глубоко вздохнула, а потом намеренно облизнула губы, глядя на его пенис.


Она действовала напрямую.


Его возбужденный член дрогнул в ответ на ее провокационное поведение, во всяком случае, она на это надеялась. Это ее воодушевило, потому что она точно не представляла, как именно можно соблазнять.


— Ты пытаешься меня прикончить, верно? — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я тут стараюсь вести себя как джентльмен, поистине героические усилия прилагаю, а ты, кажется, слишком многого от меня ждешь.


Она встала, не обращая внимания, что он отступил еще на шаг, и сама стоически попыталась смотреть только на его лицо


— Но ты кое-чего не понимаешь, ведь в этот раз тебя никто не просит проявлять героизм, — она покраснела, вспомнив о своем поведении утром. — Это только я, Алексиос. Это не какая-то странная реакция на зов вожака, не магия фэйри, только я. Я хочу тебя. А если мы постараемся сделать это спокойнее, нежнее? Мы можем хотя бы попытаться?


Она сглотнула комок в горле, чувствуя себя униженной, что ее жалобный вопрос прозвучал, как мольба. Она уставилась в пол, уверенная, это самая сложная минута в ее жизни. Намного легче было проявлять храбрость, когда на кону стояла только ее жизнь, а сейчас речь идет о ее сердце и гордости.


Он шагнул ближе и занялся ее рубашкой, наклоняясь, чтобы поцеловать ее лоб, подбородок, белую кожу груди, которую он обнажал, расстегивая по одной пуговице.


— Нежнее, — прошептал он между поцелуями. — Думаю, что смогу быть ласковым.


Алексиос услышал, как говорит Грейс, что сможет быть деликатным, хотя все в нем кричало, что это ложь. Как он мог проявить заботу, когда всё, чего он хотел — бросить ее на кровать и войти в ее тело, пока не окажется в ней так глубоко, что коснется членом ее матки? Как он мог быть ласковым, когда он хотел бы привязать ее руки и ноги, а потом касаться ее, кусать, оставить метки от ногтей, рта и зубов на всем ее теле?


Он хотел, нет, жаждал овладеть ею. Поставить на ней свой знак. Сделать ее своей бесспорно и навсегда. И в этом не было никакой нежности.


И тут он услышал призрачный смех, словно она была с ними в одной комнате. Смех Анубизы.


«Значит, я победила, — шептал этот призрак, появившийся из адских воспоминаний. — Я завоевала тебя, тело и душу, и в тебе не осталось ничего целого. Всё испорчено, сломлено, исковеркано».


Он дрожащими пальцами расстегивал пуговицы рубашки Грейс, а потом застыл, не в состоянии продолжать. Что если богиня вампиров предсказывала будущее, а не просто сыпала злобными угрозами, говоря с ним столько лет назад? Что если Алексиос испорчен, сломлен, исковеркан?


Качая головой, в отчаянии пытаясь отрицать это, он начал отступать от Грейс. Милой, храброй Грейс, которая заслуживала большего. Он поднял глаза, наконец, заставив себя встретиться с ней взглядом, чтобы рассказать.


— Грейс, я не могу…


— Перестань много думать, — посоветовала она, улыбаясь тому, что ответила ему его же словами. Потом она стала серьезной. — После всего, что тут случилось, — после гибели наших людей… ты мне нужен, Алексиос. Мне нужно твое тепло, чтобы я опять смогла почувствовать себя живой. Я хочу рискнуть, чего я прежде никогда не делала, и признаться — ты мне небезразличен.


Она положила руки ему на грудь и, вздохнув, подвинулась ближе к нему.


— Я знаю, что ты уйдешь, что тебе придется вернуться назад в Атлантиду, чтобы заняться важными воинскими делами и спасать мир. Я знаю, что ты будешь жить очень долго, а вот я — смертна. Я всегда размышляла, что думала Лоис Лейн[19], черт побери? Но теперь, только на сегодня, мне нужно ощутить тебя рядом со мной.


Его резкое лицо смягчилось, когда она, робко улыбаясь, посмотрела на него.


— Я думаю, что могу взять отпуск от «спасения мира», чтобы быть с тобой.


Алексиос на мгновение закрыл глаза, а потом протянул к Грейс руку. На ладони лежал один из его кинжалов.


— А взамен я прошу тебя об одной услуге. Если я стану опасен для тебя, ты должна пообещать, что используешь вот это оружие.


Он раскрыла рот:


— Ты смеешься? Ты хочешь, чтобы я пообещала? Ударить тебя ножом? Ух, ты. Алексиос, ты знаешь, как создать подходящее настроение.


Он положил кинжал на прикроватный столик и снова повернулся к ней, схватив руками края ее наполовину расстегнутой рубашки.


— Ты хочешь, чтобы я создал настроение? — в свете лампы она увидела, что он улыбнулся, как настоящий хищник. — Смотри.


Сказав это, он разорвал рубашку, и пуговицы посыпались во все стороны. Он встал на колени перед ней, стараясь не тревожить ее забинтованный бок, обхватил ее груди ладонями и вжался лицом между ними. Она гладила его по шелковистым волосам и старалась дышать ровно. Но потом он повернул голову, поймал ртом сосок и стал страстно посасывать, прямо через кружево лифчика. И тут ее колени подогнулись. Он обхватил ее попку своими крупными ладонями и удержал на месте, продолжая лизать ее сосок, пока Грейс не стала задыхаться, лишь потом обратив внимание на вторую грудь.


Она тихо, прерывисто застонала, и Алексиос поднял голову, опасно улыбаясь.


— Как ты думаешь, это способно создать настроение?


А его проворные пальцы в это время уже потянулись к ее джинсам, расстегнули пуговицу и молнию. Он стянул с нее джинсы и белье до того, как она успела запротестовать или выразить свое одобрение. Она хотела было поднять ногу, чтобы снять приспущенные штаны совсем, но он схватил одной рукой ее левую лодыжку, а другой — правое бедро. Поднял ее левую ногу себе на плечо и прижался ртом к местечку между ног.


Она всхлипнула, потом прижала кулак ко рту, чтобы больше не издавать неприличных звуков, которые насторожили бы Тайни и его людей, но ведь ей же надо что-то сказать, остановить его. Ведь ей же обязательно нужно сделать что-то, чтобы доставить наслаждение ему… о… Богиня.


— Алексиос, — простонала она. — Прошу, не надо… мы… я хочу доставить удовольствие тебе.


Он поднял голову и посмотрел на нее, и она увидела, что его глаза горят страстью, голодом и сильной потребностью.


— Ты доставляешь мне наслаждение. Я хочу лизать тебя, пробовать на вкус твой мед, пока ты не закричишь в экстазе. Я получаю огромное удовольствие.


Потом он снова наклонил голову и лизнул ее плоть, потом начал сосать твердый узелок клитора так же, как прежде ее грудь. На сей раз она не могла сдержать крик, несмотря на руку, прижатую ко рту. А потом совсем сдалась, когда он пальцами начал входить и выходить из нее. Сначала одним, потом двумя, ритмично двигая ими, не переставая посасывать ее плоть. И когда она кончила, ее мир взорвался, а зрение затуманилось.


Она наклонилась немного вперед, но он с нечеловеческим проворством очень осторожно подхватил ее, стараясь, чтобы Грейс не причинила себе вреда, не потревожила свою рану, которая пока еще полностью не исцелилась. Он положил ее на кровать так осторожно, как будто она была хрупкой, изящной девушкой, а не воительницей.


Женщиной. Превращение, бесспорно, завершилось.


Она вздохнула от удовлетворения и протянула к нему руки, заявив, когда заметила его нерешительность:


— Мне холодно без тебя. Прошу, ты мне нужен. Я думаю, мое желание ощутить тебя в себе сильнее потребности дышать. Прошу, Алексиос. Не оставляй меня снова одну. Прошу.


Алексиос смотрел на нее, на эту женщину, которая была сосредоточением его души, его жизни, и сдался.


— Никогда. Тебе никогда не нужно ни о чем просить меня, — хрипло сказал он. — Ты можешь мне приказывать, и я буду твоим до конца своих дней.


Странно грустная улыбка появилась на ее лице, и он осторожно лег на постель рядом с ней, стараясь не задеть ее раненый бок.


— Расскажи мне. Расскажи, что еще я могу сделать, чтобы доставить тебе удовольствие.


Она опустила ресницы, снова очаровательно краснея.


— Лучше ты мне скажи, что сделать, чтобы доставить наслаждение тебе. Я не слишком хорошо в этом разбираюсь. То есть я, конечно, делала это раньше, то есть… ой, я говорю всякие глупости.


Он сжал руки в кулаки под головой и заставил себя молчать, пока не пройдет волна жгучей ярости. Это было смешно и непонятно. Разумеется, у нее были другие любовники.


Но одна мысль о ней с другим мужчиной вызывала сокрушительную первобытную ярость в его теле и разуме.


— Алексиос? Я что-то не то сказала?


Она говорила нерешительно и на мгновение напомнила ему робкого юного дельфина, с которым он играл в детстве. Тот то подплывал ближе, то отдалялся. Хотел наладить контакт, но боялся. Грейс была такой же, но она набралась смелости потянуться к нему, и не стоило тратить время на бесполезную ревность.


— Прости, mi amara. Я только что почувствовал незнакомую мне за все годы моей жизни эмоцию, — сказал он и печально улыбнулся. — Не то чтобы сейчас подходящее время напомнить тебе о нашей разнице в возрасте.


— Ну, если правду говорят, что тебе столько лет, на сколько ты себя ощущаешь, то я иногда чувствую себя лет этак на пятьсот. Так что, полагаю, именно я слишком стара для тебя, — сказала Грейс, застенчиво улыбаясь.


Он рассмеялся, а потом прикоснулся к ней снова, проведя кончиком пальца по линии подбородка. Она задрожала, а ее красивая кожа покрылась мурашками. Он натянул на них теплые одеяла, и она немного расслабилась.


— Я вообще-то не привыкла лежать голой с мужчинами, — признала она. — Кажется, я немного нервничаю.


Алексиос снова почувствовал нарастающее бешенство в своем теле.


— Я должен признаться в том, чем не горжусь. То чувство, о котором я говорил, это ревность. И мне будет намного проще, если ты перестанешь говорить о других мужчинах, лежа рядом со мной, когда я всё еще чувствую твой вкус на своих губах.


Она снова покраснела и кивнула:


— Ладно, я поняла, мне тоже нелегко, когда я начинаю думать, со сколькими женщинами ты был за все эти столетия. Кстати об этом, нам следует поговорить о защите, — и тут ее румянец стал еще гуще.


— Я не могу ни подхватить, ни передать ни одну из человеческих болезней, да и беременности опасаться не стоит, так как ее не будет, пока воин не попросит разрешения Посейдона, — тихо заверил он ее.


— О. Да. Это хорошо. Я, гм… теперь, когда мы с этим разобрались, можем опять целоваться? — Грейс перевернулась на бок, снова оказавшись к нему лицом, и улыбнулась. Он обрадовался, что она уже не стесняется и становится самой собой. Она наклонилась к нему и поцеловала его в губы, и он открыл свой рот, радуясь, когда почувствовал робкое прикосновение ее языка.


Но жар ее прикосновений вызвал голод, голод вызвал желание, пока его член, который стал мягче во время их разговора, не стал пульсировать, требуя, желая оказаться внутри нее. Внутри ее горячей влажности. Он желал входить и выходить из нее в том же ритме, в каком раньше в ее тело погружались его пальцы. Трахать ее, пока она не взорвется, сжимаясь вокруг его члена.


Он изменил поцелуй, углубил его, вошел своим языков в ее рот. Наклонился, чтобы взять больше, приподнялся и осторожно опустил ее на спину. Ее тело было открыто перед ним, и он мог его спокойно исследовать, целуя ее.


Он взял в руки ее груди и стал ласкать затвердевшие соски большими пальцами, не прерывая поцелуй и ловя тихие стоны своим ртом. Потом одной рукой он потянулся ниже, к шелковистой коже ее живота, и приложил ладонь к тому месту, где стал бы расти его ребенок. Если бы он попросил у Посейдона такой дар.


Эта мысль ему, как ни странно, так понравилась, что даже пугала. Никогда прежде он не думал, чтобы стать отцом. Но то, что сейчас он занимался любовью с Грейс, и, наверное, то, что видел принца Эйдана, заронили что-то в его подсознание. Но как раз в этот момент Грейс коснулась рукой его спины и нежно провела кончиками коротко стриженых ногтей по его коже, заставив его задрожать. И страстное стремление в нем сменилось неистовым, сводящим с ума желанием. Ему необходимо было овладеть ею.


И сделать это прямо сейчас.


Грейс хотела, чтобы он перестал думать. Немедленно. Он играл с ней уже довольно долго, и девушка не хотела ждать дольше. Она опустила руку на его красивый, идеальный зад и сжала. Он дернулся, и она, наконец, провела рукой по тому месту, которое, она знала точно, заставит его действовать. Она провела пальцами по всей длине его пениса, а потом сжала его рукой. Он схватился за нее и застонал так громко, что она едва не разжала пальцы.


Едва.


— Ты мне нужен сейчас же, — сказала она, а потом притянула его к себе, на себя. И он оказался именно там, где следует, благодаря движению своих красивых, стройных, длинных, мускулистых ног: он лежал у нее между ног, руками удерживая себя на весу, чтобы не раздавить ее.


Он всё еще обращался с ней, как с хрупкой статуэткой.


— А если я хочу, чтобы ты потерял над собой контроль? — хрипло спросила она. — Что если я хочу свести тебя с ума?


Он посмотрел ей в глаза своими ставшими почти черными глазами с сине-зелеными огоньками в центре зрачков.


— Кстати, что значит «mi amara»? И почему в твоих глазах пылают эти сине-зеленые огоньки? — выпалила она.


Он моргнул, потом прижался лбом к ее лбу и вздохнул, а потом усмехнулся.


— От тебя никогда не знаешь, чего ожидать, mi amara. Моя любимая.


Теперь заморгала она.


— О, неужели? — она почувствовала, как ее легкие напряглись, и тут же стало тяжело дышать. — Я — твоя любимая?


— Позволь я покажу тебе, — прошептал он, и она заметила, что на его красивом, как у падшего ангела, лице появилась греховная улыбка. Потом он передвинулся так, что головка его члена прижалась прямо к ее центру, и одним быстрым, решительным толчком вошел в нее так глубоко, что она задохнулась и выгнулась ему навстречу.


— Моя, mi amara, — сказал он совершенно серьезно. — Ты моя любовь и принадлежишь мне, и я никогда больше не допущу, чтобы тебя ранили.


Он начал медленно и ритмично двигаться, так что каждое его слово сопровождалось звуком и ощущением объединения их тел. Его член был таким большим, а она так давно этим не занималась, что почувствовала чудесное растяжение, которое заставило ее трепетать на грани совершенного удовольствия, которое подчас становилось даже болезненным. Когда он входил в нее, его грудь прижималась к кончикам ее грудей, и это ощущение было почти невыносимым в своей исключительной чувственности. Она ощутила, как экстаз всё поднимается, растет, вращается, охватывая все ее нервные окончания, вены, кожу, пока она не решила, что может и умереть, если он скоро не заставит ее кончить.


— Прошу, — молила она снова и снова, совершенно бесстыдно, не переживая из-за этого. — Прошу.


Он начал входить в нее все сильнее и быстрее, затем он передвинулся так, что опирался только на одну руку, а второй дотронулся до нее там, где было надо. Это прикосновение вместе с силой, с которой он входил в нее, заставили ее выкрикнуть его имя. И когда она закричала, то словно оказалась в центре солнца.


Алексиос чувствовал всё, что делалось с телом Грейс, сжавшимся вокруг его плоти, когда она прижималась к нему, встречая каждый толчок со всей страстью. Когда она кончила, ее тело содрогнулось от волн удовольствия и сжало его член так крепко, что из него чуть не выплеснулось все, и воину пришлось приложить усилие, чтобы удержаться на руках и не упасть всем своим весом на нее.


Он овладел ее губами, целуя, ловя ее крики своим ртом, а потом она снова затрепетала, и он отлетел от земной реальности в само сосредоточение бытия. И он знал, чувствуя одновременно ужас и восхищение, что это было настоящее смешение душ.


Наконец-то Алексиос почувствовал себя целым, наполненным. Темнота его души тосковала по ее свету, и теперь обе эти сущности встретились, вызвав волну настолько бурную, что она способна была снова потопить Атлантиду, и достаточно высокую, чтобы поднять Алексиоса из самой глубокой канавы одиночества и отчаяния.


Она была здесь и принадлежала ему. Он никогда, никогда ее не отпустит.


Мужчина упал на бок, притянув ее за собой, и обхватил руками и ногами, оставаясь в ней. Своим движением он вызвал настоящую волну чувственности — чистейшее, красивейшее облако надежды и света и… мог ли он подумать об этом?


Любви.


И он продолжал подниматься к лавине света и звука, оказавшейся симфонией двух душ, нашедших свою судьбу, открыл сердце, разум, душу, наполняя их ее светом. Наполняя их ее красотой.


Наконец, наконец, он узнал любовь.


Он никогда ее не отпустит.


Прошло несколько часов или вечность, так как время было неизмеримым и неважным в той вселенной, которую они построили между собой, и он почувствовал, как тело постепенно расслабляется по мере того, как она отпускала его плечи, и, наконец, перестала дрожать.


— Алексиос? — сонно пробормотала она, и он поцеловал ее в волосы, в лоб, в ее миленький, изящный нос.


— Да, mi amara?


— Ты всегда такое чувствуешь?


Он рассмеялся, так как она снова изумила его своим необычным ходом мысли. Потом нежно поцеловал ее в губы.


— Нет, любовь моя, моя прекрасная Грейс. Прежде я подобного не испытывал. Но теперь так будет всегда, — пообещал он.


— О, — промямлила она. — Не уверена, что способна это выдержать.


Он рассмеялся и завернул ее в покрывала, а потом обнял, довольно долго довольствуясь ощущением биения ее сердца уже после того, как она уснула.


— Всегда, — прошептал он это обещание-клятву. Потом осторожно выскользнул из ее объятий, стараясь не потревожить, и ушел в дозор.


Он не собирался сейчас ослаблять бдительность. Не теперь, когда ему есть, что защищать.

Глава 23


Грейс проснулась после замечательного сновидения и тут же повернулась к Алексиосу, но она была одна. И почувствовала, как старые страхи выползают, предрекая что-то плохое.


Почему он не остался? Неужели для него это просто мимолетный эпизод на протяжении долгих столетий жизни? Наверное, смешение душ напугало его, и он решил отступить.


Может быть… но тут она услышала шаги и почувствовала облегчение и какое-то глубокое, острое чувство захватило ее, причиняя чуть ли не физическую боль. Как же так получилось, что его отсутствие заставляет ее испытывать такую боль?


Как сможет она пережить его уход?


Но сейчас не время для таких раздумий. Сейчас она последует совету Мишель и будет жить настоящим. Она скопит драгоценный клад воспоминаний, которыми будет наслаждаться все годы, когда его с ней уже будет.


Алексиос вошел в комнату, неся чашки с кофе, с видом мужчины, который был удовлетворен ночными событиями. Он выглядел таким помятым, сонным, удовлетворенным, разглядывая ее с ног до головы. Она позволила покрывалу сползти с одного плеча и посмотрела на него сквозь ресницы, пытаясь вести себя, как соблазнительница, хотя опыта в этом деле у нее не было.


В его глазах зажегся огонь страсти при виде ее обнаженной кожи, и она еще немного подвигала плечами, чтобы покрывало сползло еще ниже, рискованно обнажая ее груди. Он улыбнулся, но костяшки пальцев, в которых он держал чашки, побелели.


— Если ты пытаешься сделать так, чтобы я не выпустил тебя сегодня из постели, то у тебя чертовски хорошо получается, — хрипло заметил он.


— Кто? Я? — спросила она, похлопывая ресницами. Потом подняла руки и потянулась так, что покрывало опустилось до талии. Алексиос ногой закрыл дверь, поставил чашки на стол, разлив кофе, и направился к ней с выражением лица, как у нападающего льва.


Она улыбнулась и протянула к нему руки, но он сел рядом с ней на постели, поймал ее руки и прижал их по обеим сторонам от нее, осторожно опустив обратно на подушки.


— Твои груди так красивы, — сказал он, не сводя с них глаз. Жар его взгляда коснулся ее кожи, и она покраснела. — Я не могу смотреть на них, не испытывая желания прикоснуться и попробовать их.


А потом он сделал именно это: втянул сосок в рот и стал нежно посасывать его, оказывая достаточное давление, чтобы заставить ее застонать от вожделения, в то время как ее бедра беспокойно двигались под покрывалом.


Тогда, продолжая удерживать ее руки, он выпустил ее сосок и положил голову на грудь прямо над ее сердцем. Она на секунду задержала дыхание, тронутая нежностью этого поступка, а ее сердце затрепетало, а потом пропустило парочку ударов.


— Я мог бы слышать твое сердцебиение вечно, ты это понимаешь? — тихо спросил он, обдавая теплым дыханием ее кожу.


— Вечность — это долго, — заметила Грейс, внезапно чувствуя прохладу от невозможности его заявления. — Мне холодно. Не подашь ли мне покрывало, пожалуйста?


Он тут же сел и подтянул покрывало выше, обернув его вокруг ее плеч, а его красивое лицо выразило беспокойство. Девушка робко подняла руку, желая дотронуться до левой стороны его лица. Она боялась его обидеть. Он вздрогнул, но потом замер неподвижно, позволяя ей прикасаться к себе.


— Оно тебе противно? Мое лицо? — Он опустил веки, но она успела заметить, как его глаза потемнели от боли, став темно-зелеными.


Она не сразу поняла его вопросы, потому что они совсем не вязались с ее мыслями.


— Ты… что? Как ты можешь меня об этом спрашивать? Ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, и этот недостаток просто придает пикантность твоей красоте.


Она приподнялась и нежно поцеловала его шрамы, он затаил дыхание.


— Ты знаешь, что некоторые искусные мастера намеренно добавляют в свою работу несовершенство, чтобы не прогневить Бога?


Он горько рассмеялся.


— Это красивая история, но ко мне она не имеет отношения. Существует огромная разница между тем, когда художник намеренно выдирает нитку из гобелена, и Анубизой, призвавшей адский огонь, чтобы изранить мое лицо.


Алексиос напрягся, и она видела, что он готов уйти от нее. Они все время то тянулись друг к другу, то отступали, как партнеры в каком-то странном танце. Двое, ведомых надеждой, но в то же время очень осторожных, партнера по странному вальсу.


— Расскажи мне об этом. Что такое адский огонь? — она понимала, что грубо об этом спрашивать, но не знала, как еще достучаться до него. Грейс села на постели, заворачиваясь в простыню.


— Его название полностью оправдывает его сущность. Это огонь из самого нижнего из девяти кругов ада, и Анубиза, богиня Хаоса и Ночи, им управляет. Она может вызывать его для своих нужд или нечестивого наслаждения.


Он пожал плечами, а потом спрыгнул на пол.


— И однажды она решила доставить себе удовольствие тем, что испортила мое лицо.


Грейс даже не сознавала, что плачет, пока не почувствовала горячие слезы, бегущие по щекам, на своих губах. Она вытерла лицо, не сводя с него глаз.


— Как ты смог вынести это? Как ты мог проявить такую смелость и выжить?


Он развернулся и посмотрел на нее.


— Ты, наверное, хотела спросить, почему я был таким трусом, что не лишил себя жизни, чтобы избежать этого? Я пытался. Поверь мне, пытался. Но кто-то всегда следил за мной. Они не давали мне причинять вред самому себе.


Он остановился и горько рассмеялся.


— Очевидно, только им было позволено причинять мне боль.


Воспоминания об огне из ее видения, о пытках и кнутах были выжжены в ее памяти, как клеймо. Она покачала головой, отбрасывая эти картины. Отрицая то, что он сказал.


— Нет, я совсем не это хотела спросить. Я знаю, что ты не трус, я видела твою удивительную храбрость. Ты проявил большую смелость, оставшись жить после этого ужаса, чем если бы покончил с собой, — она опустила голову, слишком пристыженная, чтобы посмотреть на него. — Поверь мне, я знаю. И то, почему я желала покончить с собой, сейчас кажется таким несущественным по сравнению с твоими мотивами.


Она увидела его ботинки, когда он подошел к ней, но не коснулся ее. Просто долго стоял рядом, а когда, наконец, заговорил, то в его голосе смешались боль и лед:


— Тогда странно, что мы нашли друг друга. Что я, наконец, нашел причину — женщину, — которая могла бы спасти меня от вечного желания покончить с собой, а она хочет лишь временного физического контакта. Поверь мне, эта пытка хуже того, что Анубиза и ее подручные делали со мной.


До того, как она успела прийти в себя от его слов, он ушел, захлопнув за собой дверь.


Она в изумлении села на постели, прижимая простыни к груди, понемногу сознавая всю важность того, что он сказал. Он думал, что именно она не хочет иметь с ним постоянных отношений. Он думал, что именно она хочет лишь физического контакта.


Она откинула покрывала и бросилась одеваться. Это недопонимание она устранит сейчас же. Она отдалась ему, осмелившись рискнуть телом, сердцем, душой. Она не собиралась отступать сейчас, даже если придется вбивать в этого воина здравый смысл.


Алексиос бежал по форту, надеясь, что кто-нибудь нападет, так как ему нужно было кого-то ударить. Может, Тайни согласится побороться с ним.


Но тут услышал позади себя ее безрадостный голос:


— Алексиос, сейчас же остановись, или мне придется воспользоваться луком, — приказала она резко, и он против воли почувствовал, что замедляет шаг.


Алексиос повернулся, сложил руки на груди и смотрел, как она подходила. Пытался не чувствовать болезненное сердцебиение, не замечать, как невероятно прекрасна она с взлохмаченными после сна волосами и розовым гневным румянцем на скулах.


— О, да прекрати ты, парень, — выпалила она. — Ты не можешь сначала целовать мою грудь, а в следующую минуту выбегать за дверь.


Он озадаченно заморгал. Иногда он забывал, какими прямолинейными были женщины в этом столетии.


— Я с этим соглашусь, партнер, — сказал Тайни откуда-то позади Алексиоса, отчего день стал еще радужнее. — Прости, что невольно подслушал. Я как раз собирался на завтрак. Я могу принести тебе что-то, если хочешь, Алексиос. Ты, должно быть, голоден после того, как всю ночь был с нами в дозоре. Я могу принести еды и тебе, Грейс, — поспешно добавил он.


Грейс покраснела еще сильнее, но ответила вежливо:


— Спасибо, Тайни, но мы с Алексиосом сами придем на завтрак.


— Да?


Она хлопнула руками по бедрам и гневно посмотрела на воина.


— Да, придем. Если ты не будешь протестовать и высказывать дурацкие мнения вроде того, что я настолько глупа, чтобы хотеть с тобой разок поваляться в сене и на этом всё.


Под конец этой фразы он уже улыбался.


— Думаю, что ты пытаешься дать мне понять, какой я дурак.


Она прищурилась:


— Попал в точку.


Алексиос оглянулся, но Тайни уже ушел. Умный мужик.


— Так что, завтрак. Ты и я, — повторил он. И правда умом он почему-то не блещет. И подумав так, Алексиос рассмеялся.


Она подошла к нему, схватила его за рубашку и притянула к себе.


— Я так не поступаю, — медленно и четко сказала она. — Ты должен понять и услышать. Я не подпускаю к себе людей, не открываю им свое сердце. Так что, когда я так делаю, то ожидаю, что ко мне не отнесутся так, словно я хочу лишь поиграть. Понял меня? Ты мне небезразличен. Ты для меня очень важен.


— Поиграть? — он почувствовал чистое, первобытное, мужское удовлетворение. — А если я хочу, чтобы ты мной воспользовалась?


Она что-то проворчала, напоминая ему о пантере оборотне, который утверждал, что он — ее консорт. Но до того, как он успел почувствовать ревность, она обхватила его лицо руками, притянула его голову к себе и решительно поцеловала.


— «Моя любимая», помнишь? Ты не можешь назвать меня так, а потом пойти на попятную.


Наконец, до него дошло. Она требовала, чтобы он остался с ней, не уходил. Она не пыталась сбежать. Она не говорила ему «спасибо, было весело». Она желала его. Она хотела оставить его при себе.


Он обхватил ее за талию, осторожно избегая раны, и высоко поднял ее, стараясь только, чтобы она не ударилась головой о каменный потолок коридора. Потом медленно и осторожно опустил, пока их лица не оказалось на одном уровне, и поцеловал.


— Вероятно, не стоит мне приходить к выводам, основанным на ложно понятых фактах, — признал он. — Однако мне все еще трудно поверить, что я достаточно хорош для тебя.


— Я думаю, — сказала она между поцелуями, — что ты должен позволить мне провести следующие лет двадцать, а то и пятьдесят, убеждая тебя в этом.


Но тут он заметил, как ее лицо на мгновение омрачилось, когда она это сказала, и он решил, что спросит об этом потом.


Намного позже.


— Значит, идем завтракать?


— Завтракать, — улыбнувшись, подтвердила она.

Глава 24


Дейтона-Бич [20], особняк Воноса


— Люди называют такие помещения убежищами, — заметил Привацек, указывая на голые серые стены и армированные сталью двери комнаты площадью в пятьсот квадратных футов [21].


Вонос не обращал на него внимания или, по крайней мере, притворялся, что не обращает внимания. Привацек отлично справлялся с должностью его заместителя во Флориде. Он также был экспертом по безопасности. Но у него была досадная привычка слишком много болтать.


Вонос внимательно осмотрел комнату, о которой шла речь, затем удовлетворенно кивнул. В ремонте наметился явный прогресс после его визита к жене подрядчика, который убедил этого упрямца, что условная дата готовности вовсе не означает, что ремонт можно растянуть ещё на две недели сверх указанного срока.


Или даже на неделю.


Или даже на день.


Он улыбнулся, вспоминая об этом визите. Женщина была очень непривлекательной, и ее смуглая и жесткая кожа была такой толстой, что он с трудом вонзил в нее клыки.


Но ему это удалось.


Ему понадобилось отпить совсем незначительную порцию ее крови, чтоб ее муж «прозрел» и перевел всех своих рабочих, свободных и занятых, на проект Воноса.


Вампир не считал себя жестоким. Он просто любил порядок и организованность во всем.


— Конечно, нам нужна была комната, в которую не проникал бы солнечный свет. Те двойные двери нам прекрасно подошли, — без умолку говорил генерал, и его русский акцент, как это всегда бывало в стрессовых ситуациях, усилился настолько, что его речь казалась нарочито наигранной. Хотя, послушать типичного русского мафиози из голливудского фильма, все они — лишь жалкая пародия.


Дополнение. Привацек слишком много болтал и был подхалимом. Вонос не мог полностью доверять человеку, обладающему хоть одним из этих качеств, а уж если обоими, и подавно. Но его все вполне устраивало, потому что он и не собирался больше никому доверять. Его уже предавали ранее, как и многих других.


Дракос. Имя вспыхнуло в памяти, словно луч света проник в его подсознание.


— Я жду объяснений. По поводу театральной труппы.


Он постукивал ногтями по аспидной [22] поверхности стола. Мебель он заказал в "Поттери Барн" [23] — просто потому, что такая ирония показалась ему забавной.


— Могу я поинтересоваться: какого черта ты устроил это внеплановое нападение, рискуя свести на нет месяцы тщательного планирования только для того, чтобы преследовать какой-то драмкружок?


— Они проявили неуважение, Прайматор, — сказал Привацек, низко кланяясь. — Они использовали форт в качестве места для своих сборищ даже после того, как мы ясно дали понять, что антивампирское прошлое форта ужасает нас.


— И ты не подумал, что эта открытая демонстрация агрессии может привлечь более пристальное внимание к нашим экспериментам по порабощению оборотней, чем мне хотелось бы или было бы необходимо на данном этапе?


Привацек метнулся вперед, распластавшись на темном сером ковре. На ковре из "Карпет Барн" [24]. Вонос восхищался тем, что у людей есть «сарай» для всего на свете, хотя сами по себе они не намного лучше домашней скотины.


— Пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения, мой господин, — чуть ли не рыдал Привацек. — Отныне я всегда в точности буду следовать вашим указаниям.


Вонос молча оценил все плюсы и минусы того, чтобы просто вырвать этому вампиру глотку, а затем сжечь его. Да, работенка была, конечно, грязная, но у него на это есть люди. И все же он не был уверен, что кровь сойдет с нового ковра, а у него не было ни времени, ни терпения для того, что стелить новый до бала.


— Ладно, поднимайся и убирайся отсюда. И больше никогда ничего подобного не вытворяй, слышишь? Особенно учитывая, что совсем скоро будет бал. Придет множество важных гостей, и мне бы очень хотелось произвести на них впечатление.


Привацек резко поднялся с ковра, даже не подозревая, сколь близка была его смерть.


— Ах, нет, никогда, мой господин, никогда, — пробормотал он. — В смысле, да, мой господин, конечно.


Когда Привацек ринулся вон из комнаты, Вонос вернулся к своим бумагам, но тут еще одна мысль посетила его.


— Постой. Что произошло? Что сообщили пантеры?


Привацек замер, держась за дверную ручку, а затем медленно повернулся лицом к Воносу.


— Возникла какая-то проблема. Они еще не выходили на связь.

Глава 25


Сент-Огустин, пляж


Грейс пыталась осознать тот факт, что она шла вдоль берега при свете дня, взявшись за руки с атлантийским воином, который утверждал, что любит её.


Не вышло.


Во-первых, этот день был лишь краткой передышкой от ее обязанностей. Аларик должен вернуться в форт, чтобы встретиться с ними вечером, но появится он или нет, никто не знал. Очевидно, что между ним и Квинн такое сильное притяжение, что он буквально летит к ней каждый раз, когда она в опасности, независимо от того, просила она его о помощи или нет. Алексиос мало говорил об этом, да она и не хотела совать нос в личную жизнь командира.


Удастся Аларику вернуться или нет, но у них с Алексиосом встреча с фэйри, которую нельзя отменить. Ее мысли обратились к Рису нэ Гэрэнвину, и пальцы напряглись в ладони Алексиоса, потому что она споткнулась на залитом солнцем белом песке. Он вопросительно посмотрел на нее, а Грейс покачала головой. Они уже много раз обсуждали это за завтраком, болтая в угловой кабинке придорожного кафе[25].


У Алексиоса явно была слабость к блинным дням в стиле всё-что-вы-сможете-съесть.


Их официантка, тем не менее, была весьма приветлива все это время. Грейс думала, что та будет готова выгнать их после пятой его порции, но заботливая женщина только улыбнулась, покачала головой и сказала что-то о своих сыновьях-футболистах и их аппетите.


Грейс заметила как Алексиос, улыбаясь, протянул женщине несколько свернутых купюр. Как раз перед этим он попросил шестую порцию, побольше бекона и сиропа. Вопль и грохот упавшей посуды первыми подсказали Грейс, что Алексиос не разбирался в американской валюте.


Женщина подбежала через зал обратно к их столику, держа перед собой деньги.


— Ох, дорогой, ты крупно ошибся, — произнесла она, громко смеясь, — Это не однодолларовые, а стодолларовые банкноты. Вы дали мне тысячу долларов!


Грейс была поражена честностью женщины, особенно когда та попыталась вернуть деньги Алексиосу, а он просто сидел, озадаченно глядя на официантку.


— Разве тут не принято платить за хорошее обслуживание?


Он спросил об этом у Грейс, так что она ответила вместо взволнованной официантки.


— Да, принято, но сумма, которую дал ты, примерно в сто раз превышает стоимость твоего завтрака и намного больше обычных чаевых.


Алексиос сверкнул улыбкой настолько ослепительной, что половина женщин в ресторане практически лишились чувств.


— Ну, обслуживание тоже было необычайно хорошим. Эта сумма в точности такая, какую я готов заплатить. А сейчас нам пора идти.


Он сделал последний глоток кофе, промокнул губы салфеткой, потом встал и протянул Грейс руку:


— Нам еще нужно многое обсудить.


Она только в изумлении на него посмотрела, а потом вздохнула и покачала головой


— Ах да, королевская воля.


Она встала, взяла чек, оставленный официанткой до этого, и ласково похлопала женщину по руке:


— Он хочет, чтобы вы взяли деньги. Мы вам очень благодарны за превосходное обслуживание и ваше терпение, ведь вы выдержали, пока он ел месячную поставку блинов.


Официантка посмотрела на деньги в своей руке, на Алексиоса, затем опять на Грейс, которая ободряюще кивнула. Бедная женщина бросилась Алексиосу на шею и обняла его, говоря что-то о внуке, которому нужны скобки.


Алексиос выглядел совершенно испуганным, так что Грейс, смеясь, высвободила его из женских объятий и пошла к кассе, чтобы оплатить чек. Официантка подбежала к ней вплотную, выхватила чек из рук Грейс и заявила, что они ни в коем случае не будут платить за блины — это она сделает сама. К этому времени их слушал весь зал, так что отовсюду стали звучать одобрительные возгласы и аплодисменты. Алексиос, хотя и был явно поражен, но не терял самоуверенности, поворачиваясь к женщине и кланяясь. Когда они уходили из ресторана, Грейс услышала возбужденные разговоры о визите королевской особы и снова рассмеялась.


— Мне нельзя тебя никуда с собой брать, — сказала она Алексиосу, но он лишь усмехнулся ей такой особенной сексуальной усмешкой и поцеловал ее прямо тут, перед блинной, которая с этого момента стала одним из ее любимых заведений.


И сейчас они гуляли по пляжу, избавляясь хотя бы от части этих тысяч набранных калорий, а она продолжала бросать на Алексиоса взгляды, просто чтобы убедиться, что он не плод ее воображения, который мог исчезнуть в любую минуту.


— О чем ты думаешь?


Это прозвучало скорее не как вопрос, а как требование, поняла она, хотя он очень серьезно объяснил, что не принадлежит к королевскому дому атлантийцев, а только является воином из элитной охраны принца Конлана.


Грейс усмехнулась. Несомненно, он вел себя, как королевская особа.


Он остановился и снова притянул ее к себе, отрывая ее ноги от песка. Она заметила, что они не могли пройти и десять шагов без того, чтобы он не прикасался к ней, держал или целовал.


Не то, чтобы она жаловалась.


— Расскажи мне. Прямо сейчас.


— Ну, по-моему, ты заходишь слишком уж далеко, — подчеркнула Грейс, — Не забывай, я все еще могу пронзить тебя одной из своих стрел на расстоянии многих ярдов[26]. Только потому, что в спальне я глина в твоих руках…


Он поцеловал ее, весьма эффективно заставляя забыть, что она хотела сказать.


— Глина в моих руках? Мне это нравится. Давай сейчас вернемся в кроватку.


Он провел губами по ее шее, и ее дыхание резко прервалось.


— Нет, мы не можем. Мы должны составить план на сегодняшний вечер, в любом случае, Тайни и его парни все еще там. К тому же у меня побаливает бок, — признала она, — в конце концов, я все же не суперженщина. Я быстро восстанавливаюсь, но я… возможно, все еще слишком перенапрягаюсь.


Его лицо охватило раскаяние.


— Это моя ошибка. Я на тебя надавил, а ведь ты должна была отдыхать. Я знал, что ты еще не готова…


— Остановись. Прямо сейчас, — потребовала Грейс, — Я хотела тебя и того, что мы делали вместе. Я и сейчас тебя хочу, но думаю, если я немножко отдохну, то буду более активной в следующий раз.


Она пыталась демонстрировать невозмутимую уверенность, но предательская горячая волна румянца окрасила ее щеки. Просто она не привыкла обсуждать секс среди бела дня. Хорошо, не привыкла обсуждать секс вообще. Она снова покраснела, потому что идущая навстречу пожилая пара знающе улыбнулась.


Но как только пара прошла, она поцеловала Алексиоса, вкладывая в поцелуй все свои чувства, даже те, которые не готова была выражать. Когда Грейс отстранилась, не только она дышала прерывисто. Девушка попыталась найти тему для беседы, не касающуюся секса и поцелуев.


— Расскажи мне об Атлантиде.


Они пошли дальше, пробираясь через плавник, сложенный причудливым узором.


— Что ты хочешь знать? — Алексиос провел рукой по ее руке, улыбаясь как ребенок рождественским утром, и Грейс улыбнулась ему в ответ, заразившись его открытой радостью.


— Все! Но давай начнем с самого простого. Где ты живешь? Давно ты в охране принца — Семерка, так она, кажется, называется? Что за татуировка у тебя на руке? Где, точно, находится Атлантида? Как получилось, что ни один из наших океанографов или подводных лодок не нашли ее? Вы когда-нибудь планируете подняться на поверхность?


Она, наконец, остановилась, чтобы вдохнуть воздуха и поняла, что он тихо смеется.


— Что?


— Ты называешь такое начало простым? — Алексиос покачал головой. — Хорошо, посмотрим, что я могу с этим поделать. Я живу в воинском крыле дворца, хотя у меня есть дом, готовый к моему переезду, так что у меня есть выбор. Было проще остаться во дворце, хотя так будет не всегда.


Алексиос бросил долгий, оценивающий взгляд, и она вздрогнула, охваченная надеждой в глубине души, что он может представить ее, живущей в своем доме.


— Я обучался, чтобы быть воином в королевской страже с тех пор, как был юнцом, и мне была оказана честь — почти прямо из академии меня отобрали служить в элитной охране принца Конлана. Он немного нарушил традицию и выбрал охрану, основываясь на потенциале, который он видел в нас, а не на долгих годах верной службы.


— Это практически гарантирует преданность команды, — произнесла Грейс, вспоминая свою первую встречу с Квинн, и то, как командир доверила подростку такую большую ответственности. Грейс уходила со встречи, зная, что сделает все, что угодно, для Квинн, и сейчас продолжала так думать.


— Тату — метка Посейдона, он удостоил нас этой чести, когда мы успешно закончили свое обучение, чтобы быть Воинами Посейдона. Трезубец Посейдона делит пополам круг, представляющий все народы мира. Треугольник является символом пирамиды знаний. Все воины Посейдона несут этот знак, как свидетельство нашей клятвы служить Посейдону и защищать человечество.


— Ты можешь поделиться этим?


Он взглянул на нее, явно пораженный:


— Могу… поделиться?


— Клятва. Я хотела бы услышать ее, если это не слишком секретно.


Он остановился, все еще держа ее за руку, и рассматривал наверно с минуту:


— Ты знаешь, меня никогда не спрашивали об этом. Я не вижу причины, по которой не могу поделиться этим с тобой. Потому что мы впервые даем клятву перед нашей академией, товарищами, тренерами, приглашенными членами семьи и друзьями. К тому же ты, разумеется, знаешь о самой Атлантиде, а эти сведения намного секретнее слов древней клятвы.


Она наклонила голову и ничего не сказала, ожидая его решения, не подталкивая его, но очень, очень желая услышать клятву.


Алексиос глубоко вздохнул и, выпуская ее руку, встал так, что напомнило ей о позиции «вольно» на параде.


Мы будем ждать. Наблюдать. И защищать.


Служить первой защитой в битве против уничтожения человечества.


Тогда, и только тогда возродится Атлантида.


Как Воины Посейдона, отмеченные Трезубцем, мы несем службу,


исполняя священную обязанность — охранять человечество.


Когда он закончил, эти слова, священные и чистые, как будто повисли в соленом морском воздухе между ними. Наконец, Грейс вспомнила о том, что нужно дышать, и взяла его за руку.


— Спасибо. За то, что разделил это со мной, и за все годы твоей жизни, которые ты посвятил этому обещанию.


Воин медленно покачал головой.


— Да, будь готов к неожиданностям, — пробормотал он, — ты знаешь, наверно, это первый раз, когда человек поблагодарил меня так.


Грейс улыбнулась, но по ее шее пробежал холодок от этих слов… «человек». Просто когда она почувствовала себя ближе к нему, чем когда-либо, он сказал то, чем подчеркнул пропасть между ними.


Живи настоящим, ругала она себя. Ты сможешь помучиться и попозже.


Алексиос не мог поверить, что болтал обо всем, но награда — прекрасная улыбка Грейс — казалось, стоила того, чтобы сделать для нее все, что угодно. Солнечный свет заставил сиять ее волосы, и прогуливаясь с девушкой по пляжу, атлантиец почти забыл о войне и битвах, о коварных вампирах с их злобными планами. Он даже почти забыл об опасности, которой подвергнется Грейс, если он не сможет убедить ее уехать до вечерней встречи с фэйри.


— Есть кое-что еще… я, правда, должна это знать, — решилась она после того, как они прошли в тишине почти десять минут. — Насчет ваших долгих жизней и, ну, ты сказал, что принц женился на человеческой женщине, — ее прелестные щечки порозовели, — Что будет, когда она постареет, а он нет?


Он размышлял, как много можно рассказать ей из того, что он знает, и того, что просто предполагает, но, в конце концов, решил, что не стоит ничего утаивать. Он либо доверял ей, либо нет. Осознание, что он доверяет ей свою жизнь, заставило его остановиться и в очередной раз притянуть ее к себе.


Когда ему, наконец, удалось оторваться от ее долгих, дурманящих голову поцелуев, он был настолько тверд, что хотел бросить ее прямо здесь на песок и раздеть догола.


Ее бок. Рана. Да. Верно.


Он рассмеялся, и она вопросительно приподняла бровь.


— Просто я, кажется, возвращаюсь к пещерному человеку, я думаю о тебе, и меня охватывают первобытные желания, — сказал он, улыбаясь, как опьяненный дурак.


Конечно, он начинал себя так чувствовать, и если бы сейчас на них напали, то от него было бы мало толку. Он намеренно сунул руки под куртку и положил их на рукоятки кинжалов, отодвинулся от Грейс на шаг и пошел на этот раз туда, где стояла машина.


— Так что там со старением? — напомнила она.


— Ах да, старение, — Алексиос подыскивал слова. Выбор пал на самые простые, — Мы не знаем. Правда в том, что жизнь в Атлантиде вызывает долголетие, так было всегда. На самом деле, это и вызвало зависть и попытки покорить Семь Островов в древности. Что-то есть в нашей питьевой воде, которая вся идет из волшебных источников, видимо, причина в этом.


— Неужели? Как настоящий эликсир молодости?


Она выглядела скептически, и он однозначно ее не винил. Волшебство не так-то легко объяснить.


— Старейшины, которые сейчас вынуждены беспокоиться об этом впервые за тысячу лет, предсказывают, что продолжительность человеческой жизни увеличится в несколько раз и продолжит расти, пока люди будут жить в Атлантиде, — сказал он, пожимая плечами, — Истории подтверждают, что, по крайней мере, это похоже на правду, но Райли и, конечно, Эрин и Кили остается только верить.


— Кили?


Он улыбнулся и рассказал о нескольких интересных союзах, которые были заключены в течение прошлого года после одиннадцати тысяч лет убеждения, что союз атлантийца и человека запрещен.


— Посейдон дал свое благословение, — заключил он, — и сказал Райли, что она будет великой матерью для наследника, так что это нелегко оспорить, хотя предполагаю, существуют группировки, которые хотели бы попробовать.


Грейс кивнула:


— Некоторые люди ненавидят перемены, особенно в священных традициях. Когда католическая церковь решила прекратить служить мессу на латыни, можно было подумать, судя по поведению моей тети, что Сатана проснулся и решил съесть Папу Римского на завтрак.


— Я очень многого не знаю о вашей христианской вере, но я готов учиться, если ты согласишься познать мою веру, — сказал Алексиос и остановился, когда понял важность своего предложения.


Видимо, она это тоже осознала. Она приостановилась и повернулась к нему лицом, глядя на него красивыми огромными темными глазами.


— Для меня было бы честью узнать о твоих верованиях. Но это довольно значимый шаг. Должна сказать, что идея стареть и слабеть и … и то, что у меня будут морщины… пока ты остаешься таким, — она махнула рукой, — ну, мне это довольно трудно осознать и принять.


Тут она закусила губу и отвернулась.


— Не то, чтобы ты просил меня стареть или не стареть с тобой, в любом случае. Просто, знаешь, гипотетически.


— Гипотетически, — повторил он и, пока она стояла спиной, притянул ее к себе и прижал к груди. Теперь они оба стояли лицом к океану. Будет легче не видеть ее лица, если она откажется.


— Гипотетически я хочу попросить тебя стареть или не стареть со мной всю мою оставшуюся жизнь.


Она открыла рот, но он не позволил ей ничего сказать, прежде чем закончит.


— Однако, не так уж гипотетически. Я, как дикарь, думаю и чувствую тебя лишь своей. Так что, возможно, я никогда не позволю тебе уйти, независимо от твоего ответа.


Она ничего не сказала, просто прислонилась к нему, замолчав почти на вечность. Наконец, она заговорила, и ее слова, хотя и характерные для Грейс, прямолинейные и лишенные поэзии, казались ему звоном колокольчиков:


— Я никуда не собираюсь в следующие лет сто или около того, в любом случае.


После этого у него не осталось выбора. Он должен был поцеловать ее еще раз. Что он и сделал, основательно, пока эта зловредная штуковина у нее в кармане опять не зажужжала.


Грейс улыбнулась ему губами, распухшими от поцелуев, и ответила по телефону. Пока слушала, улыбка исчезала с ее лица, а она мрачнела. Когда она, наконец, закрыла телефон, он уже знал, что случилось что-то плохое.


— Это был Джек. Их поймали в западню. Ловушку Привацека. Квинн пострадала, это плохо. Аларик пришел уже после того, как Квинн ранили, и он чуть рассудка не лишился, убивая всех, кто был в поле зрения, в том числе парочку мирных граждан, которые просто оказались на болотах, пытаясь, по-видимому, браконьерствовать, охотясь на аллигаторов. Джек сказал, это было хуже, чем всё, что он когда-либо видел, — произнесла Грейс и ее голос помрачнел.


— Алексиос, Аларик чуть не убил и Джека тоже.

Глава 26


В форте, почти вечер


Грейс отодвинула от себя недоеденный бутерброд, так как волнение и страх лишили ее аппетита. Аларик должен был вернуться с минуты на минуту, если он вообще собирался появиться. Алексиос заверил ее, что Верховный жрец придет на встречу с фэйри, но Аларик, которого она знала, и тот Аларик, о котором рассказал ей Джек, были совсем не похожи по характеру и поведению. Что бы ни происходило между ним и Квинн, какой бы ни была причина, Аларик из вызывающего страх союзника превратился в возможного врага.


Джек рассказал, что жрец, вылечив Квинн, а потом Джека, извинился перед тигром-оборотнем за то, что ранил его. Но Грейс показалось, что это извинение было запоздалым и не слишком многословным.


Алексиос не позволил ей рассказать Тайни об этом, настаивая, что нужно сохранять в тайне секреты Атлантиды. Она с недоверием уставилась на него, совершенно не согласившись с его планом.


— Ты смеешься надо мной? Тайни и его люди первыми попадут под раздачу, если твой безумный жрец слетит с катушек, — заявила она.


А он покачал головой.


— Ты понятия не имеешь, насколько силен и могущественен Аларик. Представь себе, если я буду драться с этим людьми в полную силу, используя все свои навыки. — Он подождал, пока она кивнула, неохотно признавая его правоту. А потом продолжил:


— Теперь представь, что к моему умению и силе добавится еще мощнейшая атлантийская магия в истории Семи Островов. Тайни и его люди обречены на жестокую смерть, если попытаются выступить против Аларика, а я этого не хочу.


На этом их спор закончился. Грейс сказала Тайни, что он свободен потому, что Алексиос и она сама собираются уезжать, а потом у него на глазах бросила бобриковые[27] сумки со своими вещами в джип. И только так она сумела убедить здоровяка, что ее можно оставить одну, с одним лишь Алексиосом.


— Береги себя, малышка, — сказал Тайни.


Она поблагодарила Тайни и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, а потом увидела, как его лицо густо покраснело под бородой. Алексиосу это не слишком понравилось, но он все-таки не вызвал здоровяка на дуэль.


Ей придется ко многому привыкнуть, живя с мужчиной четырехсот лет от роду. Если, конечно, у нее будет такая возможность. А пока что все ее мысли касались лишь встречи с фэйри. Она помыла посуду, а потом занялась делом поважнее: смазала маслом лук, наточила стальные и серебряные наконечники стрел.


— Диана, направь мою руку, если мне нужно будет стрелять из лука, — прошептала она, на секунду ей даже показалось, что она видела игру лунного света на оперении своих стрел.


Лишь на мгновение.


Грейс различила шаги Алексиоса. Услышала, как он остановился на пороге, ощутила настойчивость его взгляда до того, как подняла голову. Однако сделала вид, что не слышала его, не чувствовала его присутствие.


Не хотела его.


Она занялась полировкой сияющего лука, хотя в дерево уже можно было смотреться, как в зеркало. Может, он уйдет на какое-то время. А ей нужно было обдумать новые сведения и решить, что делать.


Фонтан юности. Остаться в Атлантиде или стареть.


Провести остаток жизни с мужчиной, который уже признал, что, скорее всего, не сможет ее отпустить. Придется ли ей позволить ему контролировать ее жизнь и судьбу, если она войдет в его мир?


Будет ли это того стоить? И что бы там не говорило ей сердце, стоит ли оно того? У них был хороший, даже замечательный секс, заставивший ее подумать о любви, хотя речь, по всей вероятности, шла о желании?


Алексиос кашлянул.


— Ты задумалась или избегаешь меня? — спросил он мрачно и угрюмо. — Ты так быстро передумала?


Грейс, наконец, посмотрела на него.


— Если честно, то я уже не раз меняла свое решение, — призналась она. — Это… что бы там ни было между нами, это слишком сильная связь. Слишком… серьезная. Я беспокоюсь, что это проглотит меня целиком. Утопит меня.


Он кивнул и натянуто улыбнулся.


— Понимаю. Но ты же пловчиха мирового класса, верно? Так что тебе не стоит волноваться о том, что ты можешь утонуть.


— Если бы это было правдой. Но я… не знаю, как вести себя в этих отношениях. Я всегда думала, что они слишком ограничивают. Мне не нужен мужчина, который говорит мне, что делать. — Она закрыла глаза и вздохнула. — Я не могу этого объяснить.


Он вдруг подошел к ней сзади и притянул ее в свои объятия.


— Ты замечательно объяснила, — сказал он, целуя ее в макушку. — Но, Грейс, со всем уважением к твоим тревогам, можешь ли ты представить, чтобы какой-нибудь мужчина стал бы указывать тебе, что делать?


Он рассмеялся, она невольно улыбнулась. Алексиос прав. Он ее убедил и был этим донельзя доволен.


Он развернул ее на барном стульчике и обхватил ее лицо ладонями.


— Грейс, ты считаешь, что я мог бы жить с послушной женщиной, которая сидела бы дома и пекла атлантийское печенье с пряностями?


Она пожала плечами.


— Я не слишком хорошо тебя знаю. А что такое это атлантийское печенье с пряностями? Оно вкусное?


Он наклонил голову, закрыл глаза и вздохнул, потом он грустно улыбнулся.


— Оно очень вкусное. Мое любимое. Как думаешь, ты могла бы научиться их готовить и все равно остаться могущественной воительницей?


Она улыбнулась и слегка ущипнула его за руку.


— Мило, очень мило. А, может, ты научишься их печь и останешься сильным воином?


— А может, мы оба научимся их стряпать, а потом я буду слизывать пряности с твоего обнаженного тела? — хитро улыбаясь, сказал он.


Потом он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, и она скользнула в уютное, гостеприимное тепло его объятий. Вскоре всё изменилось, стало острее. Сильное желание превратилось в голод, а тот, в свою очередь, в потребность. Она подняла руку к его лицу, но он откинул голову назад и схватил ее за запястье. Мышцы его плеч напряглись под ее рукой, а глаза за несколько секунд стали черными.


— Что такое? — спросил он, слегка тряся ее запястье. — Ты позволила им поставить на тебе клеймо? — Он почти рычал.


Она посмотрела на свое запястье и вдруг поняла.


— А, знак фэйри. — Он уже крепко схватил ее за руку, и она вырвалась. — Я не хотела, чтобы он это сделал, — выпалила она. — Перестань вести себя как неандерталец.


Он положил руки на ее бедра и раздвинул ноги, стал между ними, прижимаясь к ней, пока она не облокотилась на стол позади себя. Одним движением руки, он отпихнул ее лук и стрелы в сторону, поморщившись, когда дотронулся до оружия.


— Что, во имя девяти кругов ада…


— Лук, принадлежащей девушке из семьи Дианы защищает себя сам, — просто ответила она. — Так что если продолжишь в том же духе, то тебе лучше об этом не забывать, так как последствия тебе могут не понравиться.


Он моргнул, как будто очнувшись от транса или чар, и посмотрел вниз, туда, где она полулежала, полусидела на столе. Покачав головой, он прижался лбом к ее груди на мгновение, потом поднялся и помог ей сесть.


— Пожалуйста, mi amara, пожалуйста, прими извинения за мое поведение. Я увидел отметину фэйри, и в моей голове снова зазвучал барабанный бой. Я боюсь, что недостоин тебя, если не могу даже справиться со своим гневом и ревностью. Я не стану мешать тебе работать.


Грейс схватила его за руку, когда он повернулся, чтобы уйти, и увидев его взгляд, в который было сочетание надежды и раскаяния, почувствовала, как екнуло сердце.


— Нет, не уходи. Я хочу, чтобы ты остался. Я хочу…


— Ты хочешь? — Он подошел ближе, так близко, и посмотрел на нее глазами глубокого синего цвета. — Расскажи мне, что ты хочешь, — сказал он, обдавая теплым дыханием.


— Я хочу тебя, — призналась она. — Только тебя.


Улыбка появилась в его глазах, а потом осветила его лицо.


— Я тоже хочу тебя. На сей раз нежно.


Он посмотрел на ее раненый бок.


— Очень нежно.


Он поднял ее на руке и отнес в комнату, шепча благодарности всем Богам, которые дали ему этот бесценный подарок.


Грейс наблюдала, как он снимал свою одежду, и потом раздевал ее. Она смотрела, как он ложится рядом с ней, касаясь ее руками, лаская кожу. Вид его больших рук в шрамах, — рук воина, — был странно эротичным, и к ее горячему желанию добавилось тепло нежности.


«Нежно», сказал он.


И так они и занялись любовью: с нежностью, стараясь не касаться ее раны, хотя та быстро исцелялась. Лаская друг друга, лелея, наслаждаясь нежными, хрупкими, ошеломляющими эмоциями.


Она приподнялась над ним, он схватил ее пряди волос и притянул к своему лицу, сначала глубоко вдохнув, как будто запоминая ее запах, а потом отпустил их и поднял голову, чтобы поцеловать ее. Он неподвижно лежал под ней. Его мышцы дрожали от усилий, которых ему стоил самоконтроль, ведь он хотел позволить ей быть главной.


И она вела. Она наклонилась над ним, ее мягкость окружала его твердость, и она затаила дыхание, ощущая его внутри себя. Она неспешно поймала внутренний ритм, поднимала бедра снова и снова, потом скользнула обратно на него, принимая его в себя. Принимая его всего в себя, наслаждаясь ощущением власти.


Пока она не потеряла контроль, и ей пришлось уступить ему, чтобы подниматься и падать вместе с приливами, с волнами страсти на гребне жара и сильных эмоций. Он прижался к ней, вонзался в нее, брал, отдавая все больше, пока она не почувствовала, как ее тело напряглось. Она с уверенностью смотрела ему в глаза до тех пор, пока мир вокруг них не взорвался.


Долгое время спустя, когда смогла, наконец-то, двигаться, Грейс осознала, что он натянул ей на плечи одеяло и прикрыл их обоих.


— Неплохо для «нежности», — прошептала она, улыбаясь, прижимаясь к его теплой груди.


Он на мгновение крепко ее обнял.


— Неплохо? И это всё? В следующий раз мне придется стараться лучше, — весело заявил он.


Но потом вмешалась реальность, пронзая, словно лезвием клинка, пространство между ними.


— Алексиос? Нам пора вставать. Аларик может появиться с минуты на минуту, и надо еще приготовиться к встрече с фэйри.


Он лежал спокойно и молча несколько секунд, потом, наконец, вздохнул.


— Ты была права, ведь впервые за столетия, я с удовольствием отказался бы от обязанностей и от чести, лишь бы только провести еще час в постели.


Она рассмеялась.


— Это значит, что у нас много общего. Алексиос ходил взад и вперед по парапету, пытаясь достучаться до Аларика, но ответом ему было лишь молчание. Жрец либо придет, либо нет. Алексиос не мог ничего поделать, чтобы повлиять на исход дела. Над небольшим городком начало садиться солнце, время встречи с Рисом нэ Гэрэнвином неумолимо приближалось.


Грейс старалась оградиться от Алексиоса, решительно полируя и заостряя наконечники стрел, Она избегала его взгляд, когда ее воин попытался поговорить с ней. Ее довольство испарилось, когда она услышала его предложение. Он хотел, чтобы она держалась от этого дела подальше, чем Грейс категорически воспротивилась. Она не хотела ничего обсуждать, отказываясь позволить ему встретиться с фэйри одному. И удержать ее от встречи он мог, только связав. А принимая во внимание, что эльфийский принц пришел к Грейс, Алексиос не мог быть стопроцентно уверен, что если Грейс не придет на встречу, это не будет расценено как серьезное оскорбление. Фэйри очень непростые создания, а Алексиос был воином, а не послом. Тонкие грани политики и переговоров были ему не понятны.


Атлантиец почувствовал ледяной ветер, температура которого была ниже обычного морского бриза. Он развернулся к появившемуся позади него Аларику. Его черная одежда была разорвана и заляпана кровью, в глазах горел дикий огонь.


— Плохой день? — тихо спросил Алексиос.


Аларик сжал руки в кулаки, его кожу окружал жуткий сине-зеленый пульсирующий свет, но потом, казалось, до него дошли слова Алексиоса и жрец немного расслабился.


— Можно и так сказать. — Глаза жреца глубоко запали, и он выглядел еще хуже, чем обезумевший оборотень-пантера, которого Алексиос поместил в камеру. Эдди. Его удивило подобное нелепое имя для хищника, но не стоит тыкать пальцем в кого-то, ведь у него самое не такое уж и грозное имя.


И даже его мысли сейчас в полном беспорядке.


— Тебе нужен перерыв? Ты будешь на встрече? Фэйри…


Аларик зарычал. От жреца исходила энергия.


— Мне не нужно, чтобы ты говорил про фэйри, юнец, — съязвил он.


Алексиос поднял руки вверх.


— Разумеется, я с тобой не спорю. Не хочу стать темным пятном на цементе. Но смотри, не называй меня юнцом, я ведь всего лишь на пару сотен лет тебя моложе.


Аларик снова жутко рыкнул, а когда Алексиос посмотрел на него, глаза жреца стали серебристыми. Аларик был в диком настроении, и Алексиос вдруг понял, что он знает причину.


— Грейс, — сказал он умоляюще. — Прошу, скажи мне, что ты не угрожаешь Аларику.


— Я как раз целюсь в него из лука, но это скорее предосторожность, а не угроза, — ответила она. — Лучше отступи, жрец. Я ведь потомок Дианы, а Богиня в свое время охотилась за твоим Богом морей.


На одно ужасное мгновение Алексиос уверовал, что Аларик собирался напасть. Единственной защитой Грейс был ее лук. Так что Алексиос немного подвинулся, чтобы стать между ней и жрецом.


— Вот что, Аларик. Ты — мой друг, я тебе очень благодарен и не думаю, что когда-нибудь смогу тебе отплатить, — сказал он, стараясь говорить тихо и спокойно. Пытаясь укротить дикого зверя, в которого вдруг обратился жрец. — Но я не позволю тебе навредить моей женщине, так что ты доберешься до нее только через мой труп. Ты, правда, этого хочешь?


Аларик медленно, очень медленно склонил голову на бок, как будто услышав слова Алексиоса с дальнего расстояния.


— Нет, нет, я не хочу убивать ни тебя, ни твою женщину, — наконец, ответил он, и хотя слово «убийство» заставило Алексиоса поволноваться, воин сумел посмотреть на жреца спокойно и кивнул:


— Ладно, значит так. Грейс, прошу, опусти свой лук, чтобы мы, наконец, смогли мило поболтать. Нам надо составить план для фэйри и Воноса, и нет особой нужды обсуждать стратегию боя, если мы собираемся убить друг друга и избавить их от беспокойства.


Внезапно Аларик резко поморщился.


— Ранена, кровь.


Алексиос кивнул.


— Джек позвонил нам и рассказал про Квинн. Мне так жаль. Она в порядке?


Аларик покачал головой, его тусклые волосы взлетели.


— Нет. Не Квинн, Грейс. Мне нужно исцелить ее. Сейчас же.


Грейс подошла к ним, остановившись, резко покачала головой.


— Он не дотронется до меня, — тихо ответила она, явно считая, что слышит ее только Алексиос.


Он мог бы рассказать, что ей не стоит волноваться.


— Да, — сказал Аларик, странным, бесстрастным голосом. — Сейчас.


И не успели Алексиос и Грейс пошевелиться, как Аларик метнулся к лучнице и схватил ее за запястье. Серебристый голубой цвет сорвался с кончиков его пальцев и охватил Грейс как бинты, которыми обмотал ее рану Алексиос. Но этот свет помог ей больше. Грейс разок вскрикнула, а потом замолчала. Воин попытался подойти к ней, но исцеляющее сияние удержало его, не давая дотронуться до нее.


Все закончилось через несколько секунд, и Аларик отодвинулся от Грейс, а потом побежал к краю крыши и прыгнул.


— Скоро вернусь, — закричал он, а потом обратился в туман и пропал.


Алексиос метнулся к Грейс и приподнял ее с земли, куда она шлепнулась на задницу. В ее глазах была любопытная смесь ярости и странного изумления.


— Рана больше не болит, — прошептала она. Сняв куртку дрожащими руками, девушка подняла край рубашки и стянула бинты с раны.


Оттуда, где была рана.


А теперь лишь чистая, бледная и целая кожа находилась там, где когти оборотня вонзились в ее бок. Даже шрама не осталось.


Она посмотрела на Алексиоса широко раскрытыми глазами.


— Зачем он… я не понимаю. Не могу поверить, что он чудовище после того, что он сделал.


Алексиос кивнул, осторожно снимая бинты. После чего она опустила рубашку и застегнула куртку, дрожа из-за вечерней прохлады.


— Зачем? — повторила она.


— Наверное, раскаивается, — ответил Алексиос.


— Минут через двадцать мы должны идти на встречу, — напомнила ему Грейс, как будто ему нужна была подсказка. — Если его тут не будет к этому времени, то мы пойдем без него. И вовсе не к чему злить принца Двора Благих.


— Мы дадим ему столько времени, сколько сможем, — ответил Алексиос. — Мы же не хотим, чтобы на нас разозлился жрец самого Посейдона.


Грейс усмехнулась.


— Вот тебе и местечко между молотом и наковальней.


— В самом деле, — сказал Аларик позади них. — Я даже не знаю, стоит ли спрашивать, кем вы меня считаете.


Он вымылся и облачился в торжественные одежды, хотя Алексиос даже не знал, как жрец успел это сделать за такой короткий промежуток времени.


— Так теперь мы идем? — спросил Аларик.


Грейс сжала свой лук крепче.


— Теперь мы идем.


Алексиос пошел вниз по лестнице за ними, ничего не говоря, понимая, что эта ситуация ему категорически не нравится, — и того хуже: он ничего не мог с этим поделать.

Глава 27


Грейс оглядела пляж, на котором впервые встретилась с Рисом нэ Гэрэнвином всего неделю назад и попыталась не обращать внимания на холодок, ползущий по ее спине, ей все это казалось чертовым дежа вю. Она честно пыталась перестать смотреть на Аларика, ходящего взад-вперед по песку, полном ракушек.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник