Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 7

Глава 13

Таблетка сообщает, что связь вокруг вроде как восстановлена.

Отмахиваюсь трубой, разрываю дистанцию с китайцами, чтобы обернуться назад и крикнуть матери:

— Мама, звони Садатоши! Срочно!

К сожалению, повернувшись, вижу: там кричать уже некому.

Ну, Ван. Ну, инспектор. Не ожидал.

Такого я от тебя не ожидал.

Если честно, до этого момента я старался китайцев особо не калечить: они на службе, люди государевы, у них наверняка свои задачи.

Стоит вспомнить и тот момент, что низовой персонал на чужой территории обычно используют втёмную. Не то чтоб я буквально разобрался до последней нитки, как работают местные спецы; но опыт предыдущей жизни на эту тему однозначен.

Плюс, с нашими интересами их задачи не совпадают, бывает. Ничего личного, только бизнес.

Сейчас же действия старшего инспектора из области бизнеса как раз-таки перешли в область личного. По крайней мере, в отношении меня.

И не крикнешь ведь на все окрестности: Нозоми и Ю Асаду я совсем недавно впервые в глаза увидел!

Как бы, они мне не чужие; но одно дело — чувство долга, которое базируется на справедливости. Совсем другое дело — эмоциональные связи. Те самые, как говорит Рейко, глубокие эмоциональные связи, которые возникают с родственниками кровным и естественным путём.

Интересно, а Ван совсем не думает, что с остальными Асадами я могу быть достаточно чужими людьми? На это же и внешность намекает.

Ладно. Следует признать: рычаг давления китайцем выбран точно, даже если принять во внимание моё неместное происхождение вместе с попаданием в это тело.

Не в тех местах я рос, чтобы махнуть рукой и "пожертвовать пешками".

Коль скоро всё так обернулось, буду и я действовать по старой русской поговорке. Как царь снами, так и мы с царём. О, тем более что "Ван" через этот иероглиф и пишется.

Три опера, с которыми мы вместе прыгаем, как макаки, пытаются воспользоваться тем, что я отвлекся. Им невдомёк, что мой концентратор и не думал отключаться (соответственно, обстановку мониторю на все триста шестьдесят).

Они рывком сокращают дистанцию, а я разворачиваюсь к ним одновременно с ударом трубой. Не готовясь и не глядя на них предварительно.

Первому справа попадает в висок. Не знаю, включились ли у них расширения вместе со связью, но голова дёргается, как простреленная током.

Глухой звук напоминает падение пустого баллона из-под воздухана асфальт.

Минус один.

Двое оставшихся, похоже, не ожидают такого изменения в рисунке боя. Они за эти несколько десятков секунд просто привыкли: сходимся, размен ударами либо замахами. Синяки, пот, нервы — расходимся. И так циклами, по кругу.

Количество повторений — страшная вещь. Гораздо более опытные люди на их месте ловились ещё быстрее.

Пока они протирают мозги, пытаясь сообразить, что делать раньше (оказывать помощь своему подбитому или продолжать давить меня), использую момент по полной.

Убью — значит, убью. Машалла, чё. Или на всё Воля Аллаха, как говорили в Ташкенте даже и в моё время, после войны.

Обрезок трубы прилетает в голову второму. В последний момент чуть-чуть изменяю траекторию удара, чтобы попасть в лоб: всё-таки самая толстая кость. С ног сбить — собью, нокаутировать — нокаутирую. Надолго. Сотрясение тоже гарантировано.

По крайней мере есть высокий шанс, что не проломлю череп.

— Минус два, — сообщаю последнему джентльмену из тройки. — Два. Один. Ноль.

Надо отдать ему должное, он без разговоров бросается на меня при счёте "один". В его глазах — бездонная и тягучая и тоска, прямо море эмоций.

Пока он делает свои шаги, числом полтора, перебрасываю трубу из правой руки в левую. Его глаза почему-то рефлекторно следуют за импровизированной дубинкой.

Дурак, что ли? Самый зелёный новичок со вторым юношеским разрядом знает: в бою смотреть надо исключительно в глаза. Либо, как вариант, так называемым рассеянным взглядом фиксировать весь организм противника. От кончиков боксёрок до причёски либо лысины. Не знаю, как это объяснить, но очень хорошо умею делать.

Провожающий взглядом кусок железа китаец ловит подбородком слева снизу мой крюк правой, что-то среднее между апперкотом и боковым.

Минус три.

В образовавшейся паузе выкраиваю промежуток около трёх секунд, чтобы набрать Садатоши.

Где-то на заднем фоне маячит мысль: если старшего инспектора сейчас нет на месте либо он не ответит, даже неясно, что делать после этого.

Вернее сказать, что делать потом, судьба уже решила за меня. Но последствия станут вообще непредсказуемыми.

Я уже научился пользоваться местными гаджетами. Номера абонентов, например, можно набирать не цифрами, а вызывать из памяти, в том числе ускоренно (из отдельного важного списка).

Вызвать Хидэоми я не успеваю. Вместо этого приходится отвечать на входящий от Ваки.

***

— Это пи***ц. — Красноволосая, добросовестно не отрывая глаз от экрана, за считаные мгновения превратилась в серую цветом лица.

Такое впечатление, даже волосы её стали не такими красными.

— Не волнуйся. Самое главное сейчас — не психуй сама! — Рейко мягко обняла школьницу сзади. — Это самое большое, что ты можешь для него сделать сейчас. Для них, — поправилась она.

Разрешение было так себе, видно было не очень хорошо; но с большой степенью вероятности опозновались и Нозоми Асада (её знала и Коюмэ), и Ю, сестра Масы.

— Хорошо хоть Рисако там нигде не видно, — проворчала пиар менеджер, снимая эту фразу с языка модели. — Тогда был бы точно… ужас.

На стрим абсолютно случайно наткнулась Вака, когда листала онлайн трансляции, шарясь по одному профессиональному форуму.

Съёмка велась с большой дистанции, с дрона: коллеги-журналисты уже потеряли один аппарат, когда подвели его поближе, чтобы разбирать детали. Непосредственно в центре зоны событий, похоже, работал подавитель электроники.

Для проверки Коюмэ, подумав, набрала блондина.

"Абонент недоступен", — сообщил им поставленный на громкую связь смартфон.

Цубаса на каком-то этапе вынырнула из омута эмоций и схватилась за собственный гаджет. Даже её достаточно специфических познаний о жизни в погонах не хватило, чтобы однозначно определить: что там, чёрт возьми, происходит?

Когда висящий в отдалении дрон журналистов активировал микрофон, они несколько раз услышали нестройный выкрик толпы:

— БАНЗА-АЙ!.. — АНЗА-А…!

— Да какого чёрта, — ругнулась красноволосая в собственный адрес.

Стрельнувшая в её сторону глазами Вака увидела на экране, что девочка набирает Садатоши.

Коюмэ, недолго думая, тоже решила прислушаться к собственной парадоксальной интуиции и повторно вызвала Масу.

— Зачем под руку его теребишь? — голос Рейко звучал несколько напряжённо. — А если он невовремя на твой звонок дернется? Отвлечётся не в тот момент?

— Жопой чую, что так правильно. Не мешай, — отмахнулась бывшая спортсменка.

— Промолчу на тему, нужно ли слушать жопу, которая состоит на учёте у психиатра, — проворчала модель.

Но на неё никто не обратил внимания.

Именно в этот момент кто-то, издали ну очень похожий на одного светловолосого, голубоглазого, европейского и шестнадцатилетнего пацана (и даже перемещается абсолютно также, той же походкой!), запинал троих оппонентов.

— Как раз в тютельку, — по-олимпийски спокойно констатировала Вака.

Изображение на экране потащило из кармана смартфон и ответило с гаджетом у уха.

— Вместо того, чтобы через виртуалку, — вздохнула хозяйка дома. — Пальцами по экрану в такой момент только он отвечать будет.

— Вака, я сейчас несколько занят! — на несколько повышенных тонах сообщил динамик смартфона Коюмэ на всю лужайку знакомым голосом. — Пардон, не здороваюсь! У вас что-то важное, что-то случилось?

— Мы тебя видим… — начала волейболистка.

— Где?! Как?! — Маса подпрыгнул, как ошпаренный, и заозирался по сторонам.

— Дрон в паре сотен метров, не вертись. На фоне неба над головой всё равно не увидишь сразу. — Менеджер была убийственно спокойна, не суетилась, никуда не торопилась и не переживала.

— Вака, ятебяоченьлюблю, но мнесейчасправданекогда! — произнесено было на одном дыхании. — Садатоши собирался звонить!

— Стоп. Он как раз у нас на проводе, — флегматично сообщила спортсменка. — Цубаса ему показывает видео с тобой в главной роли. Вот прямо сейчас.

— Что за видео? — озадачился школьник, замедляя темп речи.

— Как ты только что какой-то дубиной с троими воевал, примерно с этого эпизода.

— ТАК ВЫ ЧТО И СЕЙЧАС МЕНЯ ВИДИТЕ?!

— Маса, ты тугой на ухо? Я с этого начала.

— ДАЙТЕ МНЕ СРОЧНО ИНСПЕКТОРА!

Цубаса, как обычно ухитряющаяся делать несколько дел одновременно, молча и стремительно объединила два звонка в один.

А дальше три женщины, каждая со своей мимикой, за половину минуты услышали массу интересного и необычного.

Рейко, и не думая скрывать эмоции, за эти тридцать секунд сделала два ну очень больших глотка из квадратной бутылки сакэ. Поллитровая ёмкость опустела более чем на треть.

Вака, проводив алкоголь в чужих руках хмурым взглядом, без слов впилась зубами в здоровенный кусок рисового хлеба.

Цубаса из серой превратилась в белую, словно из неё выпустили всю кровь.

— На полировке следы от ногтей останутся, — поморщившись от выпитого, пробормотала Рейко, косясь на пальцы красноволосой, впившиеся в крышку столика.

***

Телефонный разговор двух неустановленных абонентов. Беседа ведётся по-китайски.

— … что за… помехи?

— … у нас тут такое творится… лови картинку…

— Ого! Почему вас местные… не спасают? Что за… беспорядки…?

— … долго объяснять. С местными связался, ещё до тебя. Едут. А вы… что, правда… рядом?

— Да. Совпадение.

— Помогите?!

— Если только прикрыть… до того момента, пока… васместные спасут…

***

— Всё в порядке! Держимся ровно минуту! — громко объявил повеселевший Ван. — Наши рядом, сейчас будут!

— Подробнее? — потребовал, не выходя из строя, старший поддержки. — На что рассчитывать?!

— Около сорока человек, в основном, правда, японцы. Все со щитами — едут с полигона. По линии обмена, курсанты. Где-то что-то вместе отрабатывали.

Сотрудник восьмёрки мысленно и благодарил, и хвалил собственное предчувствие.

После восстановления связи он плюнул на собственную карьеру (и связанные с ней перспективы) и потратил еще целых две минуты, сделав несколько звонков.

Один из них на удивление увенчался успехом.

— Как с японцами власть делить будем? — мгновенно озаботился владелец шлема с расколотым забралом.

— Никак. Отряд хоть и сводный, но командует наш. Говорю же, обмен опытом. О, а говорили, целая минута!

Раздвигая бамперами людей и отчаянно сигналя, с одной из боковых улиц вырулили сразу два длинных фургона, которые обычно используются для перевозки большого количества заключённых.

Машины затормозили возле вэнов группы поддержки.

Высыпавшие на улицу молодые парни мгновенно образовали более плотную стену из щитов, кстати, гораздо более прочную, чем до этого.

Тут и там слышались команды на двух языках, но это никак не сказалось на результате.

— А теперь поговорим, — удовлетворённо кивнул Ван менее чем через минуту. — Цай, Чжень! В автозак обеих женщин!

— Что задумал? — спросил мгновенно воспрявший духом командир поддержки, покинувший своё место в строю.

Он уже успел снять изувеченный шлем и приблизиться к коллеге вплотную.

— Сейчас обе дамы поедут к нам, в восьмёрку. Подкрепление поможет и увезти, и доставить, — старший инспектор указал на ленту из щитов, изготовившуюся оттеснять толпу от машин.

— Слава богу, хоть эти снарядились, как надо, — многозначительно опустил веки подошедший.

В отличие от второго минивэна, пассажиры обоих автозаков были вооружены резиновыми палками, совмещенными с электрическими разрядниками.

— Да. Эти проход организуют, — лаконично кивнул Ван. — Главное — чтобы обе бабы оказались у нас в здании. А там я буду знать, как решить задачу.

Неожиданно для себя, он решил пооткровенничать. Видимо, сказывалось колоссальное напряжение последних минут.

Да и собеседник был не чужим, а своим. В этих условиях, считай, ближе самого близкого родственника.

— Только вдалеке от дома неожиданно начинаешь ценить родной язык, — вдруг выдал старший группы поддержки.

— Ты это к чему? — вскинулся старший инспектор, выныривая из просчёта обстановки.

— Да вон, смотри туда. — Товарищ указал глазами на пару сержантов, командующих внутри щитовых групп на жонг-гуо.