Разжигательница

— Нет! — всё моё тело содрогается от плача, когда я падаю на колени рядом с ним, прижимая ладонь к его ране.

Я знаю, что должна сказать ему больше. Я обязана ему жизнь. Я обязана ему…

— Рената. Я должен показать тебе, перед тем как меня не станет… — Иллан берёт меня за руку и кладёт на своё сердце, пытающееся биться.

Я помню его лицо восемь лет назад, его глаза горели непокорностью. Надеждой. Он сам вынес меня из дворца, хотя я кричала и отбивалась на его руках, потому что не хотела никуда идти, я тогда ещё не понимала, что он меня спасает. Он навсегда перевернул мою жизнь.

— Саида! — кричу я, хотя уже окружена остальными. — Де…

Его застревает на языке. Это так неправильно, что его здесь нет, что он не рядом со своим отцом.

— Пожалуйста, — шепчет Иллан. Из его горла выходит какой-то булькающий звук. Кровь заливает его грудь, его горло. Он тянет мою окровавленную ладонь к своему лбу, и когда мои пальцы касаются его кожи, я понимаю, чего он от меня хочет.

Слёзы рекой текут по моим щекам, кончики пальцев светятся и я пускаю магию, чтобы забрать воспоминание, которое он предлагает.

Королева Пенелопа передумает. Он понимает это по тому, как она мечется по читальному залу. Её золотые волосы в свете солнца похожи на ореол святых. Люк под ковром всё ещё открыт, и пыль оттуда липнет к его волосам и одежде.

— Ваше Величество, — начинает он, но она перебивает.

— Нет, не надо меня успокаивать, — говорит она, пронзая его своими голубыми глазами.

— Я просто хотел напомнить вам, что только так можно покончить с кровопролитием. У короля должен быть один наследник. Наследник, на которого он сможет положиться, которого сумеет воспитать так, как считает нужным. Тот, кто, по его мнению, примет его наследие. Но ты будешь здесь, с принцем, оберегая его сердце. Наш будущий король должен иметь доброе сердце.

Королева Пенелопа делает глубокий вдох. Она дочь древних королей, её род неразрывно связан с этой землёй. Она поднимает золотой венец и надевает на свою царственную голову.

— Я обещала отцу покончить с этой войной.

— Мы встретимся у реки на закате, — Иллан берёт её за руки, а потом спускается обратно по тайной лестнице.

***

— Что, если мальчик не придёт? — спрашивает Селеста. Одетая как простая служанка, шпионка крутит на пальце своё медное кольцо — единственное, что выдаёт её нервозность.

— Придёт. Ты мастерски овладела искусством обращать эмоции в цвета. Ни один ребёнок не устоит.

Селеста кивает и направляется в лес, где златовласый принц сидит на берегу реки. Ему не больше четырёх, но его детство закончится сегодня. Принц бросает камешки в воду, рядом с ним рыдает младенец.

— Тсс, mamá скоро вернётся, — говорит принц. Второй мальчик пытается уползти.

— Здравствуйте, дети, — обращается к ним Селеста.

Принц Кастиан, присматривавший за малышом, поднимает глаза на неё.

— Кто вы?

— Я колдунья, — Селеста играет пальцами в воздухе. Она внушает мальчику ощущение сказки, чудес вокруг него, голубая и зелёная дымка закручиваются вокруг. — Самая могущественная на земле.

Глаза принца распахиваются.

— А меня научите?

Селеста кивает.

— Но ты знаешь, как король относится к магии. Ни одна живая душа не должна знать. Договорились?

Кастиан делает шаг вперёд, протягивая ладошку.

— Погодите. Я должен присматривать за братом, пока мама не вернулась.

Селеста оглядывается и замечает королеву, наблюдающую издалека, спрятавшись среди многовековых дубов. Глубокая печаль написана на её лице.

— С мальчиком ничего не случится, пока он в корзине. Или ты не хочешь научиться?

Принц сомневается, но любопытство побеждает, и он следует за Селестой в гущу леса, ловя цветные ленты в воздухе. Его маленькие пальчики пытаются ухватить их, но не получается. Она использует его наивность и веру в чудеса, околдовывая его, чтобы он никуда не делся.

Теперь черёд Иллана. Он бежит ко второму мальчику, берёт его на руки, бросает люльку в реку и мчится обратно в лес, прижимая младенца к груди.

Он останавливается на секунду, оглядываясь на берег. Плач королевы разрывает воздух, искренний и душераздирающий, оттого что она никогда больше не увидит своего второго сына. Покрывала уносит течением. Селеста растворяется в лесу. Принц видит страдания матери и начинает рыдать сам.

— За что?! — вновь и вновь кричит королева. Принц никогда не узнает, что вопросы был обращён не к нему.

Иллан не может дальше смотреть, зная, сколько боли он причинил, хоть и понимает необходимость отчаянных мер. Он разбил сердце королевы, вырвал половину и унёс в лес, не оглядываясь.

Когда я отстраняюсь, Иллан уже не дышит. Глаза смотрят в небо, рот слегка приоткрыт, струйка крови стекает из уголка губ.

— Иллан, — зову я и трясу его тело. Мои пальцы, влажные от крови, всё ещё дрожат от воспоминания, которое он мне показал.

— Его больше нет, Рен, — шепчет Саида рядом со мной.

Знаю. И всё же, не могу сдвинуться с места. Никто не может.

Меня парализует скорбь, ни слова на языке, только растерянность. Принц Кастиан не убивал своего брата. Иллан забрал его. Куда? Зачем? Я понимаю, что из этого следует, но не могу принять правду. Я думаю о воспоминании, украденном в саду, — о тайной встрече Иллана и королевы Пенелопы. Иллан говорил, что это позволит спасти жизни обоих. От кого? Короля? Иллан сказал, что королю нужна причина доверять принцу, нужен кто-то, кого можно воспитать по своему образу и подобию. И разве не лучше всего создать такого же тирана из мальчика, убившего собственного брата?

Меня одолевают ошеломление, отвращение, печаль. Я просто хочу убежать как можно дальше, но я не смогу сбежать от того, что внутри меня. Правда, которую я не готова признать.

Я вспоминаю, что вокруг меня стоят шепчущие. Они и не подозревают о том, чему я стала свидетельницей. Они оплакивают старейшину, лидера мятежа. И я встаю, вместе мы молча сооружаем гигантскую пирамиду, чтобы сжечь мёртвых. Несколько мориа постарше — те, кто делает это уже далеко не первый раз, — поют старинные погребальные песни, их голосам вторит эхо внутреннего двора. Мне знакомы эти песни, они звучат в моих воспоминаниях. Задумываюсь над тем, пела ли их когда-нибудь при мне моя мать.

С приходом ночи мы завершаем церемонию, и Марго подходит ко мне с факелом в руке. Она бросает его в могильную яму, и мы вдыхаем запахи дыма и масла.

— Медлить нельзя, — говорю я. — Мы должны отправиться как можно скорее.

— Я знаю, — отвечает Марго. — Ведомые Госпожой…

— …мы идём вперёд.

Глава 29

Мы отправляемся в дорогу под покровом темноты. Марго и я возвращаемся к повозке и проверяем, что дорога пуста. Остался только один старейшина и три дюжины шепчущих, большинство из которых ещё слишком юны, чтобы сражаться. Но всё же мы преодолели двухдневный путь за сутки и, с удачей на нашей стороне, мы прибываем в портовый городок Сол-и-Перла около полуночи. Здесь очень мало королевских стражников, зато много торговцев, толпящихся на ночном рынке, освещаемом большими масляными лампами, да и подвыпившие мужчины и женщины слоняются из одной таверны в другую.

Пока Саида отправляется за покупками в гавань, Марго и я разведываем обстановку. Остальные ждут в нашей похищенной повозке. В доме на берегу моря стоит кромешная тьма — ни одного огонька внутри. Морской бриз успокаивает, на набережной ни души. Дом, по большей части, пуст, в нём скромные комнаты, минимум мебели. Есть погреб с мешками риса и банками засоленной рыбы. Что ж, думаю, мы справимся.

— Пойду схожу за остальными, — говорит Марго.

— Постой, — жду, когда повернётся ко мне. — Ты была права.

— Сейчас не время для этого, Рен.

— Одну минуту, это важно. Я хочу сказать, что ты была права. Когда говорила, что я сама виновата в своём одиночестве. Это было пустым звуком, пока Мендес не наговорил всех этих вещей.

— Тебе стоит выкинуть его из головы и сердца, — напоминает она мне.

— И всё же он навсегда останется здесь, — я прижимаю палец к виску.

Марго вздыхает. Ветер взлохмачивает её распущенные золотые пряди.

— Ты уже справлялась с этим в прошлом. Сможешь и теперь.

Она оставляет меня одну. Я вдыхаю запах моря, готовясь. Я радуюсь передышке, пока воспоминания Мендеса наполняют мой разум. Закрывая глаза, я вижу свои руки робари, и как судья Мендес обматывает их тканью. Это никогда не было отцовским прикосновением. Его заботливые руки были под властью страха, как у человека, который рискует потерять слишком многое.

***

Один за другим, выжившие шепчущие заполняют заброшенный дом. Единственной из старейшин выжила Филипа, и она назначила Марго, Саиду и персуари по имени Томáс на самые высокие позиции. У каждого было задание: организовать постели, приготовить еду, проверить оружие, подготовить всё к скорому уходу в чрезвычайной ситуации.

Саида и Томас ещё пока не вернулись со своего задания — обменять рубины на проезд на корабле. Я запираюсь в умывальной. У меня ломит всё тело, даже там, где я не думала, что оно может болеть. Я снимаю одежду и умываюсь, меняю повязки на ранах. Чудесный подарок леди Нурии испорчен окончательно, но я пытаюсь спасти как можно больше платиновых звёзд и проволоки. Скручиваю несколько нитей в два браслета, закручиваю остальное и складываю в кожаный мешочек, привязанный к поясу. Закончив с этим, я заплетаю волосы в простую косу сзади. Что бы сказал Лео, если бы увидел, как я надеваю штаны для верховой езды и тунику из мешковины, к тому же дырявую? «Хм, по крайней мере, они чистые»?

Я зачерпываю больше воды ладонями, пытаясь вымыть грязь из-под ногтей, как вдруг у меня что-то звенит в ушах — воспоминание вырывается из памяти. Голос Мендеса звучит отчётливо, как колокол. Туманное воспоминание о нём, стоящем на берегу моря, проясняется, готовое к тому, чтобы быть увиденным.

Судья Мендес поднимается на самый верх башни и, вдыхая солёный воздух, ждёт, пока стражники откроют перед ним дверь. Он врывается внутрь, взволнованный тем, что может испытать новую игрушку.

Хилый мужчина с кожей цвета пепла раскачивается вперёд-назад в углу камеры. Тускло мерцающие вены просвечивают под кожей на его лице и груди.

— Себриан, подойди сюда, — приказывает судья Мендес.

Тот не отвечает. Судья Мендес иного и не ожидал.

— Введите её.

Стражники волокут Люсию, во рту у неё кляп, но она продолжает сопротивляться зубами и ногтями, пока её толкают в темницу.

Судья Мендес пытается ещё раз.

— Себриан, у меня для тебя подарок. Её первую надо вылечить.

Себриан прекращает раскачиваться, но не обращает внимания на людей вокруг. Судья Мендес подходит к девушке и вынимает кляп из её рта.

Она трясётся от холода, спрашивая:

— Что вы сделали со мной?

— Используй свою магию. Загляни в мой разум. Если ты сможешь сказать, что я задумал, то я отпущу тебя.

Взгляд Люсии мечется по комнате, меняя направление так же часто, как она дышит. Судья Мендес протягивает руку, его тонкие пальцы похожие на сухие осенние ветки.

— Если же ты откажешься, то останешься узницей Соледада до конца своих дней.

Он смотрит, как Люсия оценивает варианты, чётко понимая, что здесь есть ловушка. Он держит лицо бесстрастным, не желая пугать её раньше времени.

Она хватает его за руку и закрывает глаза. Он чувствует действие её мерзкой магии.

Себриан вскидывает голову. Его глаза светятся серебром, и жуткая улыбка расплывается на лице.

Люсия хватает ртом воздух и отскакивает назад, выпуская руку Мендеса.

— Ты не посмеешь! Отпустите меня!

Он делает шаг назад, как и стражники.

— Обещания нужно держать.

Люсия бежит к двери, но Себриан настигает её там с нечеловеческой скоростью. Она не успевает вскрикнуть, когда он нависает над ней, сжимая руками её шею. Её тело содрогается, все краски уходят за секунду: кожа становится почти прозрачной, новые вены, пульсирующие со слабым свечением, начинают проявляться, вырисовывая реки по рукам, по ногам…

Судья Мендес впечатлён прогрессом.

Дверь темницы распахивается.

— Прекратите.

Судья Мендес поворачивает лицо к вошедшему. Избалованный принц.

Глаза принца Кастиана сверкают бешенством. Он указывает пальцем на Мендеса.

— Я приказываю тебе прекратить это немедленно.

Судья Мендес вспыхивает раздражением к принцу, вечной занозе в его боку. Медленно поворачиваясь, никуда не спеша, он взмахивает рукой своему творению.

— Достаточно, Себриан, а то совсем её иссушишь. Помни, ты не можешь контролировать магию без носителя. Не будем повторять то, что случилось с другими.

Кастиан пересекает камеру, подходя к Мендесу. Себриан выхватывает что-то из-под одежды, его остриё направлено в плечо принца.

Я не могу пошевелиться. Люсия была жива? Как она восстановилась? Внезапно я понимаю. Новой вентари была Люсия, а я даже не обратила внимания на неё.

— Нет… — говорю я. И повторяю снова и снова, потому что это не может быть правдой.

Я выхожу из умывальной и хватаю плащ. Выбегаю из переполненного дома во внутренний дворик. Здесь, в порту, всюду пахнет морем, и я вдыхаю глубоко, словно этот воздух может очистить меня изнутри.

Тревожная мысль вызвана воспоминанием. Кастиан остановил эксперимент. У Кастиана была рана в плече на балу — тот человек ударил его. Вот почему Кастиан обвёл Соледад на карте в своих покоях. И по этой же причине Мендеса и Кастиана не было во дворце перед фестивалем. Они оба были там. Но что за игру ведёт принц?

Оружия не было в деревянной шкатулке, которую я нашла в скрытой комнате принца Кастиана. И это не альман из хранилища.

«Ты даже не пытаешься замечать то, что находится прямо у тебя под носом», — всплывают его слова в моей голове.

Я смотрю на свои руки. Воспоминание о том, как Мендес лечил руки в шрамах, было не обо мне, а о том человеке… Этом Себриане.

Потому что это вообще не вещь.

Оружие — это человек.

Робари, как я. Живой, ходячий альман. Я думаю о том, что он сделал с Люсией. Высосал её силу, как воспоминание, причём дважды. Сияние вокруг него было похоже на свечение альмана. Каким-то образом Правосудие использовало альман, чтобы изменить магию робари.

Меня сейчас стошнит.

Я подхожу к забору, из меня выходит всё съеденное за сегодня, оставляя только привкус кислоты и желчи. Иду к колодцу, нащупываю в темноте ведро с водой и пью, пытаясь избавится от этой сухости во рту. Я должна рассказать Марго и старейшине Филипе.

Но переступив порог дома, я понимаю, что не могу. Если они узнают, что Правосудие может превратить похитителей воспоминаний в похитителей магии, они только убедятся в своей правоте по поводу угрозы, исходящей от меня.

«Ты родилась орудием», — сказал мне Мендес.

Я не хотела слышать этих слов, потому что он был прав. Это всё, чем я когда-либо буду для всех. Для родителей. Для друзей и соседей. Для Деза.

Я смотрю на дом и людей, предвкушающих начало новой жизни. Корабль, который позволит им оправиться от прошлого. Я не могу отнять эту надежду. Есть кое-что, в чём я хороша даже больше, чем в краже воспоминаний или причинении вреда тем, кого я люблю… Я чертовски хороша в одиночестве.

Накидываю капюшон, обхожу дом и иду дальше по узкой улочке, ведущей к набережной.

— И куда это ты собралась? — спрашивает Саида, появляясь из ниоткуда, как воспоминания из Серости. Её глаза чёрные, как два уголька, а улыбка сходит с лица, когда она понимает, что я задумала.

— Как долго ты тут была?

— Не то, чтобы очень. Несмотря на раны, я чувствую твои мучения, Рен. Эти металлы, которые дала нам Нурия, придают нам сил, — Саида показывает предплечья, завёрнутые в чистую марлю и лён.

— Это хорошо. Ты как?

— Лучше, после того как Филипа дала мне болеутоляющее, — отвечает она. — Тебе стоит знать, что мы нашли судно. Оно отправляется через два дня.

Я поворачиваюсь к убежищу. Огни не зажигают ярко, чтобы не привлекать внимания.

— Иди в дом, скажи им.

— Зачем ты это делаешь, Рен? — она пытается взять меня за руку, но я не даюсь.

— Не используй свой дар на мне.

Она вздрагивает и опускает руки.

— Я не использую! Я просто переживаю за тебя.

— Ты не понимаешь, что происходит.

— Так скажи мне! Рен, я доверяю тебе свою жизнь. Ты мне почти как сестра, и как бы я ни пыталась быть рядом с тобой, ты всё время меня отталкиваешь.

Мои глаза щиплет от соли и злости.

— Ты не поймёшь.

— Дай мне шанс.

Я мотаю головой и сильнее надвигаю капюшон.

— Твоя магия позволяет тебе понять чувства других и успокоить их. Или подтолкнуть к действиям. Она не стирает жизни людей. Она не забирает, не лишает, не разрушает.

— Ты ошибаешься. Я тоже могу причинять боль, — возражает она. — Не забывай это. Мы сами решаем, как применять наш дар. Этому нас учили. Так же как люди без магии могут убивать мечом, ядом или голыми руками, если понадобится. Я видела, как ты забирала воспоминания, терзавшие людей, и после этого они могли спать спокойно. Не понимаешь? Только ты решаешь, кем быть. Ты можешь забрать себе чужую боль. И забирая, ты оставляешь что-то хорошее.

— Вот только пустышки перевешивают всё то хорошее, что я совершила. Ты не видела то, что видела я… Я пыталась затолкать всё в самые тёмные уголки сознания, но от этого невозможно сбежать. Я не вижу сны. Я не могу вспомнить лицо Деза, не вытащив заодно ещё какое-нибудь воспоминание. В моей голове столько чужих прошлых, что я не могу иметь собственного. Мне нельзя иметь собственное!

Она подходит ко мне, а я больше не могу противиться её сочувствию, её теплу, которое люблю и ненавижу одновременно. Она снимает с меня капюшон, и морской бриз освежает вспотевшую кожу.

— Ты была ребёнком, Рен. Ты не сделала ничего плохого. Это вина проклятых шепчущих. Мы должны были заботиться о тебе лучше, должны были быть добрее к тебе, — она глубоко вздыхает, чтобы усмирить злость. — Кто ты сейчас?

— Солдат, — ответ вырывается сам собой. Как будто это то, что я должна сказать.

— Да, но не только. Ты больше не ребёнок. Не давай миру диктовать, кто ты есть. Ты та, кто всегда хотела себя проявить. Превзойти всех. Показать, что ты можешь вынести свою ношу. Ты та, кто спасла меня от человека, который пытал бы меня дни напролёт. Ты была готова поменяться со мной местами. Почему ты не видишь, кто ты на самом деле?

— Потому что… — слова застревают на языке. Теперь я вижу. Яснее, чем когда-либо до этого. Я не знаю, дело ли в свежем воздухе или магии, действующей от одного присутствия Саиды. Но я вижу себя. Не как одного человека, но как сотню, тысячи изломов, как зеркало с множеством трещин, идущих от центра, в котором я не могу разглядеть целую картинку. — Потому что я украла больше воспоминаний, чем создала сама. Потому что я прожила сотни украденных жизней, и боюсь жить своей.

Кто такая Рената Конвида?

— Я не знаю, кто я, Саида. На самом деле. Это всё как будто настоящая я попала в ловушку из трагедий других людей. И есть только один путь освободиться.

Она касается ладонью моего лица и в это мгновения, я так рада, что не успела уйти далеко.

— Тогда, может, прежде чем делать что-либо ещё, тебе стоит освободить её.

— Что ты имеешь в виду?

— Я могу помочь тебе попытаться ещё раз, — она протягивает мне руку.

Когда я беру её ладонь, тепло её магии распространяется по моей коже, и мои собственные воспоминания наводняют разум, такие яркие и красочные, и удушье, которое я всегда чувствовала, исчезло. Страхи, чувство вина, кромешная тьма, наконец-то, дают трещину, пропуская воздух, чтобы можно было дышать. Я хочу расплакаться от облегчения.

И так осторожно я продвигаюсь вперёд, и первым воспоминанием, пришедшим мне на ум, стал вечер, когда я уснула на руках отца перед камином.

Жар огня сразу вызывает следующее воспоминание. «Со временем, все горящие деревни начинают пахнуть одинаково», — мелькает мысль. Я слышу вопли леонессцев — люди короля поджигают их дома, пытаясь выкурить мориа из их пристанищ на улицы, чтобы отловить всех. Мои лёгкие сжимаются.

— Сосредоточься, — шепчет Саида и посылает ещё одну волну своей магии через меня.

Я закрываю глаза, но мои мысли смешались в кучу. Я вижу тысячи незнакомцев. Я прохожу сотни путей по земле и по воде.

— Рен, — её голос как тихий шелест, как поцелуй в висок.

Моя голова разрывается, будто я пробиваюсь слишком глубоко, просверливаю череп, чтобы пробраться в самую суть своего разума.

Помню, как была шестилетней девочкой, новенькой во дворце. Верховный судья Мендес давал мне стеллиты, как золотые монеты, каждый раз, когда я пересказывала ему «истории». Истории, которые я видела, забирая воспоминания пленённых мориа, узников, пугавших меня своими красными заплаканными глазами. Но я знала, знала, что за каждым воспоминанием последует награда.

Воспоминание меняется. Теперь я в своём любимом месте во дворце — в той самой библиотеке. Здесь стоит кушетка у такого высокого окна, каких я прежде не видала. Там, вдалеке, где, я знаю, находится мой дом, начался пожар, поглощающий всё вокруг.

Эти воспоминания определяют, кто я такая. Они делают меня той, кто я есть.

«Ты родилась убийственно серьёзной», — лицо Деза всплывает в моей памяти. Его медовые глаза смотрят на мои губы, как всегда. Нет, я не родилась серьёзной. Такой я стала.

Воспоминания теперь сменяются быстрее. Во дворце был длинный синий коридор. Я слонялась по нему, когда судья Мендес оказывался слишком занят, а няня засыпала в моей комнате. Большие статуи украшали залы, более просторные, чем все те дома, в которых мне случалось бывать до этого. Здесь находился кабинет, а в нём мальчик, чья одежда была грязная от выполняемой работы. Он всегда сидел один, баловался с игральными костями. Бросал их на пол, а потом они исчезали. Он накрывал место ладонями, и они вновь там появлялись. Это была простейшая магия. Так я впервые оказалась рядом с другим ребёнком-мориа, который был не из моей семьи. Я даже не знала, сколько бывает видов магии.

Спустя время мальчик пропал, как и многие другие. Пока однажды не пришли шепчущие, и больше меня там не было.

Даже сейчас я слышу стук игральных кубиков, крутящихся по полу, эхом повторяющийся в моих мыслях. Просто игра воображения. Всё это было игрой, разве нет? Легко. Просто. Нечестно.

Я вижу девочку, разворачивающую конфеты в библиотеке, глядя на огонь, который убил её родителей. Я вижу девочку и хочу схватить её и рассказать всё то, что она не могла тогда знать. Что её учили неправильным вещам, что не было никого, чтобы защитить её.

Когда я открываю глаза, мы с Саидой окружены белым светом. Белым, как глаза того робари, которого они обратили в оружие против нас. И я понимаю: неважно, что они подумают обо мне, я должна рассказать им всё, что я знаю об этом оружии, и о том, что они сделали с Себрианом.

— Спасибо, — говорю Саиде, заглядывая в её ласковые глаза. — Мне нужно кое-что сделать.

Рука об руку мы идём обратно в дом и созываем собрание в главной комнате. Шепчущие вновь толпятся вокруг меня. Марго и старейшина Филип внимательно смотрят на меня.

Я говорю им всё то, что знаю сама. Как они проводили эксперименты на мориа вроде Люсии и что она, вероятно, потеряна. Об оружии, о том робари и о том, что Верховный судья сделал с ним.

— Мы должны забрать Себриана. Не знаю, можно ли обратить изменения в нём, но по крайней мере, мы можем забрать его подальше от нового главы Правосудия, кем бы он ни был. Увести из-под носа их драгоценное оружие, пока они не научились создавать больше таких, как Себриан. Перед нападением Иллан сказал мне, что на миссию были добровольцы. Я прошу вас сейчас довериться мне.

Старейшина Филипа поднимает руку, чтобы я замолчала, и все мои надежды, что они послушают, испаряются.

— Ты молодец, Рената.

Я наклоняюсь, потому что не уверена, что правильно её расслышала. Филипа никогда не улыбается, но её рот насмешливо изогнулся.

— Спасибо.

— Благодаря тебе мы можем спасти шепчущих. Ты готова к тому, что предстоит тебе в будущем?

С тех пор как я осознала своё прошлое и свою ответственность за содеянное, я искала возможности исправить то, что натворила. Дез говорил, что я одна из них и что никто не думает обо мне иначе. Но он ошибался. Вот как на самом деле я могу искупить прошлое.

— Готова.

Филипа смотрит на Марго, затем снова на меня.

— Сегодня ты возглавишь отряд из трёх шепчущих, чтобы вернуть нам эту несчастную душу, прежде чем король сможет причинить больше вред. Мы должны спасти его. Амина, Томас, вы отправитесь с Ренатой.

— Я не подведу вас, — говорю, взяв Филипу за руку. Она морщится, но не вырывает.

Её глаза холодны, и я пытаюсь убедить себя, что дело во всём произошедшем за последние дни. В том, что мы потеряли. Она щурит глаза на меня.

— Уж постарайся.

Глава 30

Мы обыскиваем дом, чтобы найти вещи, в которых мы будем похожи на знать. Я надеваю простое платье-тунику поверх штанов и кожаные сапоги. Как только мы готовы, мы вчетвером садимся в повозку рода Тресорос и едем по скалистой тропе вдоль восточного побережья Сол-и-Перлы.

Я и Марго разместились с одной стороны, Амина — напротив, Томас управляет лошадьми. Странно вновь чувствовать себя частью отряда, хотя это и не та группа шепчущих, к которой я привыкла. Я отодвигаю шторку, чтобы посмотреть, как вдалеке вырисовываются очертания Соледада. Он построен в старом мориа-стиле — всюду стрельчатые арки с большими крылатыми тварями, размещённые вдоль крыш. Соледад расположен высоко на холме, у подножия которого бурлящее, беспокойное море разбивается о крутые скалы.

— А вы знали, что первое задокументированное упоминание ангелов было в Песне о Госпоже теней? — замечает Амина. Как ученица старейшины Октавио она прочитала все возможные тексты об истории мориа и Пуэрто-Леонеса. По крайней мере, из того, что не было сожжено королём. — Около столетия назад дед короля Фернандо поменял их на демонов и превратил ангелов в этих пухлых существ, похожих на детей, которых судьи так любят изображать на потолке.

Марго тянется через меня и задёргивает шторку.

— Хватит. Это наша первая миссия как единого отряда. Нам нужно сохранять спокойствие.

— Мы спокойны, — говорит Амина, то распуская волосы, то завязывая в хвост. — Насколько это возможно, при том, что мы собираемся ворваться в тюрьму, из которой ещё никто не сбегал.

Я не могу найти себе покоя и мну собственное платье.

— Давайте ещё раз пройдёмся по плану.

— Томас останется ждать в повозке, — говорит Амина. — Пока мы с Марго расчищаем путь к южному входу.

— Я беру на себя северную сторону, — добавляю я.

— Мы встречаемся в центре внутреннего двора. Там, как сказал Габриэль, есть винтовая лестница, которая ведёт к двери с металлическим солнцем, где судьи держат самых опасных заключённых. Всё просто, — заканчивает Амина.

Взгляд Марго мог бы превратить Амину в камень. Я хорошо знаю Марго и вижу, что она хочет напомнить юной иллюзьонари, что она не была на стольких миссиях, как мы, и что она не видела, как самые простейшие из планов могут пойти наперекосяк. Но сейчас неподходящее время, и как бы ни храбрилась Марго, она так же вспотела от волнения, как и мы.

— Я не подведу вас.

— Уж постарайся.

Целые сутки мы ехали до Соледада.

Я выглядываю из окошка. Для тюрьмы здесь как-то не так много стражников, как я ожидала. Их всё ещё больше, чем нас, но мы же не простые солдаты. Мы мориа.

Томас останавливает повозку на краю дороги, за двумя другими. Одна из них выглядит так, будто прибыла из дворца. Я думаю о том, назначили ли они уже кого-то на место Верховного судьи? И что же сделали с пустышкой-Мендесом?

— Спорим, ты бы сейчас хотела остаться здесь? — говорит Марго Амине, чья оливковая кожа позеленела, пока мы проверяем своё оружие.

Её молчание не вселяет уверенности, но это наш отряд, и мы нам нужно действовать. Мы выходим из повозки и разделяемся.

Марго хватает меня за руку, когда Амина уходит на несколько шагов вперёд.

— Увидимся на той стороне, Рен.

Мы пожимаем друг другу рук. Дезу не нравилось обниматься и говорить что-либо на прощание, но сейчас всё ощущается по-другому. Она чувствует то же, что и я.

Я оцениваю высоту стены, ищу каменные выступы. Приподнимаюсь, чтобы заглянуть. Там только один стражник. Он даже не замечает, что возвышаюсь над ним, пока не становится слишком поздно. Я прыгаю, приземляясь на его плечи, прибивая его к земле своим весом. Я роюсь в его воспоминаниях, ищу планировку тюрьмы.

В солнечный день в порте Сол-и-Перлы шум и суета. Чайки вьются над пляжем, желая найти остатки чего-нибудь съедобного. Он любит этот город. Любит то, что здесь всегда есть на что посмотреть, не то, что на его нынешнем посту в Соледаде, где из всех развлечений — слушать вопли заключённых. Но их легко не замечать, когда ветер начинает завывать сильнее. Его сослуживцы машут ему с причала.

Это его единственный выходной в этом месяце, и он решает ни в чём себе не отказывать. Он платит десять медных либби за партию свежей корвины, чтобы принести домой жене и сыну. Он перебрасывает связку рыбы за плечо и шагает к причалу, чтобы посмотреть, как корабли уходят в море.

Местные суеверные женщины часто приходят с корзинами, набитыми гвоздиками. Они отрывают лепестки и бросают их на палубы кораблей, отправляющихся в плавание. Буйство красок заставляет его остановиться и присмотреться к последнему судну. Мужчины и женщины на палубе тянут руки вверх, словно пытаясь поймать утренний ветер, несущий корабли в море.

Я разрываю связь, сбитый с толку стражник падает на пол. Я прокручиваю это воспоминание в голове раз за разом. У меня осталось десять минут, до того как зазвонит колокол в башне наверху. Мне нужно попасть во внутренний двор, но я замерла в шоке от одной детали из воспоминания, которая не значила ничего для стражника и значила всё для меня.

Там, на палубе того корабля, сверкающего в утреннем солнце, среди лепестков гвоздик на ветру, стоял человек, которого я бы узнала где угодно.

Дез.

Такой же, как когда я видела его в последний раз. Красивый, полный жизни, как всегда. Только одно изменилось — у него не было левого уха.

Это невозможно.

Должно быть, это какое-то старое воспоминание, когда он ещё был жив.

Потому что я видела его мёртвым…. Я видела, как по эшафоту катилась его голова и остановилась прямо передо мной. Я видела кровь, стекающую с клинка принца, и злые голубые глаза Кастиана, пока он выступал с эшафота. Так непохожие на те, с которыми он явился на бал на Фестивале Солнца. Воспоминание о его руках, запятнанных кровью Деза, на мне вызывает волну ненависти в моём теле.

Но всё же увидеть лицо Деза, несколько секунд назад, в воспоминании, это как нож в сердце. На меня вновь нахлынула скорбь. Всё это время у меня даже не было толком времени остановиться и прочувствовать утрату. Не по-настоящему. Не так глубоко. Понимание, что он никогда больше не будет со мной, что я никогда не смогу его обнять или поцеловать, или рассказать ему о своих чувствах. Мой защитник, мой соучастник, мой лучший друг.

Нет, я не могу. Пока нет. Не сейчас.

Счёт времени идёт на минуты. Я стряхиваю с себя оцепенение и утаскиваю стражника за угол. Я связываю его, вставляю кляп в рот, но продолжаю думать о его воспоминании о порте Сол-и-Перлы, где сейчас все остальные шепчущие надеются отправиться в Лузо. Я не могу остановить поток вопросов в своей голове. Когда последний раз Дез был на миссии с кораблями? Была поездка в Дофинику, где он провёл четыре месяца. Он вернулся с неровной бородкой — его первой настоящей растительностью на лице. Он попытался поцеловать меня, но она выглядела такой колючей, что я отклонилась. Это было три года назад.

Я смотрю на лицо человека из воспоминания снова и снова. Медово-карие глаза и длинная тёмная борода. Это мог быть кто угодно. Но потом он затягивал верёвки на правом борту, и я могла отчётливо его разглядеть, вплоть до шрамов на открытых руках. Я знаю эти шрамы, я проводила пальцами по каждому из них. Но Дез выглядел иначе. У него не было уха. Как это возможно, если только это не случилось недавно?

Я шлёпаю себя по щеке. Наверное, это побочный эффект магии Саиды. Искажённое восприятие, которое заставляет копаться в чувствах, которые мне нужно взять под контроль.

— Я не подведу вас.

— Уж постарайся.

Часы показывают, что осталось пять минут. Я бегу вдоль здания, ведомая лунным светом и тусклым светом газовых ламп. Я слышу вопль со стороны внутреннего двора тюрьмы. Моё сердце бешено бьётся, я мчусь, переживая за Марго и остальных.

Добегая до двора, я сразу понимаю, что это был не крик и не плач, а просто завывания ветра. Теперь я понимаю, почему это место называется Соледад — «одиночество», — оно может заставить тебя поверить, что ты здесь совсем один с бескрайними холмами с одной стороны и холодным, тёмным морем — с другой.

Я издаю краткий свист. Дез использовал воробьиный свист как сигнал, и он как-то закрепился. Эстебан приходил в бешенство, потому что не мог свернуть язык или правильно поставить губы, что сделать звук потише.

«Так, хватит», — говорю себе. — «Сосредоточься. Сосредоточься на том, что здесь и сейчас».

Пока я стою здесь одна, я задаюсь вопросом, мог ли быть тот крик всё же не от ветра. Вдруг это была Марго или, может быть, Амина, которая впервые на такой миссии. В крайнем случае, Томас ждёт в повозке, готовый увезти нас, когда мы заберём робари.

Когда часы пробивают время, я понимаю, что что-то пошло не так. Они должны быть здесь. Я слышу резкий свист, какой получается с пальцами, он не похож на наш, воробьиный. Я разворачиваюсь, чтобы найти источник звука, и понимаю, что стою здесь не одна.

Я окружена дюжиной стражников.

Теперь колокола извещают не только о времени, но и поднимают тревогу.

Тогда я замечаю их. Марго и Амина крадутся в тени. Дверь с металлическим солнцем открывается, и прежде чем зайти, Марго оборачивается, глядя мне прямо в глаза. Никакой реакции.

— Я не подведу вас.

— Уж постарайся.

Филипа никогда мне не доверяла.

Марго никогда мне не доверяла.

Я не осознавала, насколько прикипела к Марго до этой самой секунды, когда боль от её предательства разрывает меня на куски.

Я не сопротивляюсь, пока стражники тащат меня в тюрьму. Теперь я понимаю, что на самом деле обо мне думают шепчущие, и какая роль в этой миссии была мне уготована всё это время… Приманка.

Глава 31

Из окна тускло освещённого помещения, где они меня заперли, открывается вид на море. Это могла быть учебная аудитория в те времена, когда здесь был Меморийский университет. Сейчас это пустая комната, где только стол с оружием и шестью лампами, только одна из которых горит, и шкаф в углу. Дождь стучит в двойное стекло окна, гремящее на ветру. Со мной только один стражник и судья Алессандро.

— Ни в коем случае не причиняй ей вреда, — говорит он, шмыгая носом. Под его глазами залегли большие тёмные круги. Он замечает мои браслеты. Слава Госпоже, я спрятала мешочек с остальным металлом. — Сними платину. Всю, что найдёте. Она нам нужна в наилучшем виде к сегодняшнему представлению. Врежешь принцу Кастиану, нет?

Я вскидываю голову, холодный ужас закручивается в моём желудке.

— Кастиан здесь?

Алессандро сминает пергаментный свиток и бросает в меня.

— Для тебя — лорд-командующий!

— Сию минуту, ваша честь, — говорит стражник, стоящий у двери уже наготове с мечом.

Ваша честь? Так обращались только к Мендесу. Видимо, они нашли его пустышку и уже повысили Алессандро до Верховного судьи. Я слышу звук его шагов по каменному полу, пока он идёт ко мне.

— Я так и знал, что тебе нельзя доверять. Сотни раз я повторял Мендесу, что тебя надо сослать сюда немедля, — он такой же самонадеянный, как Мендес. Надеюсь, его это также погубит. — Жаль, что с ним всё закончилось так. Но даже я бы не подумал, что ты будешь так глупа, чтобы самой сюда отправиться.

Они не поймали ни Марго, ни Амину. Меня наполняет горечь. Я даже подумываю выдать их Правосудию, но этот порыв проходит, сменяясь болью в душе, которую я давно не чувствовала. Они предали меня. Бросили. И всё же я не могу поступить с ними так же.

— Ты недооцениваешь меня, — говорю. Мой равнодушный тон, похоже, его беспокоит. Дез так часто делал, и это всегда срабатывало — его враги начинали действовать необдуманно. — Не переживай, ты такой не первый.

— Слышу от твари, сбегающей из дворца только для того, чтобы вновь быть притащенной туда обратно. В этот раз милосердия не жди.

Милосердие. Слово эхом повторяется в моей голове, как капли воды в пустой камере. Я наступаю на горло накатившим чувствам и вынуждаю себя быть той, кого он ожидает увидеть.

Мой рот изгибается в усмешке.

— Так, значит, вы нашли подарочек, который я оставила напоследок? Я бы завернула Мендеса в прекрасное дофиникийское кружево для короля Фернандо, но, увы, спешила.

Венка на его шее дёргается.

— Полагаю, мне стоит тебя поблагодарить, теперь я Верховный королевский судья.

— Мои поздравления, — отвечаю смешком на его надменность. Он отходит от окна и шагает ко мне. Чувствуется неуверенность в его попытке держать дистанцию, в его тяжёлом дыхании.

— Что смешного? — спрашивает он.

— Да просто вспомнилось, что я увидела в памяти Мендеса о твоей жене.

Его глаза навыкате, кулак взлетает в воздух.

— Заткнись!

— Кастиан был в тех воспоминаниях, но, думаю, тебе это и так известно. Интересно, как долго ты протянешь на своём посту до того, как принц решит избавиться от тебя и вернуть себе свою королеву.

Алессандро кривит губы, и его кулак прилетает в меня. Я чувствую кровь на языке, там где внутренняя поверхность губы ударилась о зубы. Сплёвываю на пол. Хотела на его обувь, но промазала.

— Посмотрим, как ты засмеёшься, когда окажешься на этом столе. Ты станешь самым настоящим монстром. Мы уже обратили одного робари в своё подчинение. Принц Кастиан вознаградит меня, когда я представлю тебя ему. Он жаждет получить нового монстра. Разве можно придумать что-нибудь лучше в дар кронпринцу, чем тварь, которая пыталась его убить?

Я смеюсь. Он не знает. Никто не знает, что Кастиан пытался помешать экспериментам Правосудия. Никто, кроме Мендеса, Себриана, а теперь ещё и меня. Мой рот наполняется горечью при мысли, что Кастиан — тот, кого я ненавижу больше всего на свете, — может быть моим единственным спасением.

— Я высосу каждое воспоминание из-под твоего черепа, — спокойно говорю я. — И когда люди будут смотреть на тебя, то будут видеть пустое место, чем ты, собственно, и являешься.

— Будет сложновато сделать это в оковах.

Я пытаюсь призвать свою силу, но она не откликается так, как это было в темнице. Я словно пытаюсь приподнять кирпичную стену силой мысли. Завитки на руках загораются, но распыляются, как искры пламени на ветру.

Алессандро смеётся над моими попытками. Вдруг кто-то яростно стучит в дверь. Стражник открывает дверь, из коридора доносится какой-то шум. Сумели ли Марго и Амина найти робари, пока я была заперта тут? Какой же дурой я была, когда думала, что старейшина мне доверяет. Если я стану одной из этих существ, они придут за мной? Чтобы покончить со мной? Они хотя бы смогут увидеть разницу между монстром, за которого они меня принимают, и тем, в кого меня собирается превратить Алессандро?

«Только ты решаешь, кем быть», — сказала Саида, но она не права. Все по-прежнему решают за меня. И в какой-то момент, я больше не смогу с ними спорить.

Я пытаюсь прислушаться к тому, что происходит в коридоре.

— Его забрали, Ваша честь, — женский голос в панике.

— Что значит «забрали»? Как можно было забрать принца?! — вопит Алессандро.

— Видимо, она была не одна, — говорит другой стражник.

Пощёчина.

— Идиоты. Сами будете объясняться перед королём. Я не возьму на себя ответственность за отвратную организацию безопасности своим предшественником.

Дверь с грохотом захлопывается, цилиндрический замок возвращается на место. Я бью кулаками в её крепкую деревянную поверхность, как вдруг что-то склизкое и холодное касается моего плеча.

Я оборачиваюсь с кулаком наготове и замираю, ошеломлённая, когда вижу, кто передо мной. Где же он прятался?

Он закрывает ладонями глаза, его кожа пепельная, потрескавшаяся от сухости, а на сгибе локтей красноватая. Его волосы чёрные — единственное, что выбивается из его неестественного вида. Словно всё, что обостряет его способности, в то же время уничтожает его изнутри.

Робари, который крадёт магию вместо воспоминаний.

Оружие.

Будущее, которое мне предстоит.

— Ты, — вырывается у меня, мой голос звучит сокрушённо.

— Я, — громко отвечает. То, как он говорит, напоминает мне звуки, слышимые из морской раковины, когда подносишь её к уху.

— Ты был здесь всё это время? — я осматриваю комнату. Дверь стенного шкафа раскачивается на петлях.

— Этот новый судья не знает о моих тайниках.

Он садится на пол недалеко от окна и смотрит на море. От его неподвижности у меня мурашки по коже.

— Но я узнал обо всех потайных дверях здесь, — продолжает он. — И ты узнаешь.

Я иду к окну и соскальзываю по стене на пол. Не удивительно, что заключённые здесь сходят с ума. Никак не сбежать. Стражники с одной стороны, море — с другой. Закрывая глаза, я вспоминаю взгляд Марго, когда мы пожимали руки и прощались, хотя никогда прежде этого не делали. Она уже знала, что собирается предать меня.

«Ты слаба, Рената», — сказала она мне в темнице. — «Вот почему я тебя ненавидела».

Какая же ты дура, Рен.

Себриан сидит рядом со мной. От него веет холодом, как будто это уже часть его. Я тоже стану такой холодной? Я провожу по венам, заметных под кожей моих рук. Не такие тёмные, как у него, не такие жуткие, как у Люсии.

Я слышу ржание лошадей и стук удаляющихся копыт. Должно быть, они отправили нескольких стражников за шепчущими. К убежищу Нурии, где все оставшиеся мятежник будут оставаться до завтра, пока не отправится корабль. Вновь звонят колокола — уже прошёл час, как меня поймали.

Мне больно от предательства Марго, но Саида ведь всё ещё в том убежище. Я думаю о новичках, юных мориа, которым нет места в политике и решениях совета. Они не заслуживают попасть в плен. Они не заслуживают той участи, которая постигла меня.

Мне нужно отсюда выбираться.

— Ты Себриан, да? — заставляю себя подняться.

Что-то в моём движении привлекает его внимание, потому что робари отрывает взгляд от морского пейзажа и переводит на меня.

— Да, думаю, это моё имя.

Я прислоняюсь к окну. В море шторм, ветер воет. Дёргаю плечами.

— Отсюда есть выход? Потайная дверь?

— Никто не покидает это место, девочка, — он понижает голос. — И уж точно не ты и не я. Они бросили тебя здесь, ведь так? Меня тоже когда-то бросили.

«Они бросили тебя здесь, Рен», — шепчет внутренний голос. Я хотела заслужить прощение Филипы не меньше, чем Иллана. Или Марго. Я тоже бросала людей. Но я никогда не переставала думать, как мне простить саму себя.

Зачем теперь рисковать собственной жизнью, чтобы спасти их? Они мне не друзья. Моя семья давно мертва. Но это ведь не правда? Дез был моей семьёй. Иллан. Лео — я обещала ему, что мы встретимся вновь. Саида… Ох, Саида. Знала ли она? Может, она тоже обманывала меня.

— Не все, — говорю вслух. Саида не могла. Я отказываюсь в это верить, как бы наивно это ни звучало.

Но Саида одна такая. Решение бросить меня было принято старейшиной… и Марго. Я думала, что если бы я смогла отомстить за Деза и уничтожить оружие, тогда бы… что? О чём я думала? Глубоко внутри я знаю: что бы я ни сделала, мнение шепчущих обо мне не изменится.

Всю жизнь я борюсь с этим ощущением, тяжким грузом лежащем на моём сердце. Что, если это не на сердце? Что, если всё в моей голове? Каждое украденное воспоминание, как камень, давит на меня, прижимает к земле, погребает заживо. Всегда было слишком много голосов, забивших мою голову, они кричат, когтями рвутся на свободу. Что будет, если я перестану сопротивляться? Что будет, если все эти воспоминания просто… исчезнут?

Я смотрю в серебряные глаза передо мной, как жидкий альман. Но когда я смотрю на Себриана, я вижу в нём своё будущее. Мне не выбраться отсюда. Никто никогда не сбегал из Соледада. Но один выход у меня всё же есть.

— Забери мою магию.

Он вскидывает голову. Наблюдает за мной, как будто я вылезла из-под камня. Букашка, которую легко раздавить.

— Почему ты просишь об этом?

Потому что я не хочу стать такой, как ты. Потому что если ты превратишь меня в пустышку, я больше не буду орудием ни в чьих руках. Потому что даже если получится сбежать, мне некуда пойти.

Я думаю об улыбке Лео и колыбельной Саиды. О Дезе, целующем меня в ночи. О Давиде, показывающей знаками: «Доброе сердце. Спаси нас всех». Я себя-то спасти не могу, что уж говорить обо всех. Закрываю глаза, горячие слёзы текут по моим щекам.

— Потому что я не хочу больше это чувствовать.

Он дёргается, мышечный спазм как у висельника. Это проходит через мгновение, и вот он уже снова обращает внимание на меня, кивает, смотрит голодным взглядом.

Я протягиваю руку и пытаюсь сдержать дрожь, кода его холодная, влажная кожа касается моей. Боль пронзает мои виски, сердце бешено бьётся. Я видела смерть в разных её проявлениях, но никогда бы не подумала, что так закончится моя история. Я вспоминаю Лозара в моих руках, как участился его пульс. Вспоминаю Мендеса, шепчущего моё имя. Мне некого звать — все, кого я люблю, покинули меня.

Поэтому я молча делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Холод, исходящий от Себриана, пронзает меня до костей. Я чувствую покалывание его магии на своей руке, как искры света медленно пробегают по моей коже. Я жду боли, но она так и не приходит. Напротив, сила движется в обратном направлении. Последнее воспоминание Себриана врывается в моё сознание, ярче, чем любое из моих собственный, словно я читаю альман.

Принц возвращается посреди ночи. Он не в духе. Себриан задаётся вопросом, расстроен ли он ещё из-за его нападения. Но принц сидит в комнате и читает старые бумаги, словно пытаясь найти новые ответы на невысказанные вопросы. Погружаясь в сон, Себриан замечает мерцание металла. Он не слышит ни звука, но игральные кости прокручиваются по столу и исчезают. Когда принц открывает ладонь, кубики вновь выпадают из неё. Шестёрки. Когда Себриан просыпается, Кастиана уже там нет.

Себриан кричит. Отталкивает меня и болезненно вырывается из моего разума.

— Что ты сделала со мной?

Я втягиваю воздух, всё ещё во власти воспоминания. Нет. Я не верю. Не могу поверить.

— Прочь из моей головы! — ору на Себриана.

Серость заполняет мой разум, и я ныряю в давнее прошлое, пытаясь вспомнить лицо мальчика, но вижу только тень. Я закрываю глаза, концентрируюсь и, не обращая внимание на удушье, погружаюсь в прошлое, глубже, чем когда-либо до этого… В моё собственное прошлое.

Шепчущие подожгли столицу.

Дверь распахивается, и чьи-то шаги пересекают комнату. Я слышу, как зажигается спичка, сера горит, и за дымом проявляется лицо.

Мальчик.

Тот самый, который показывал мне магические трюки. По секрету.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он. На его щеке синяк, бровь пересекает глубокий порез.

— Что с тобой? — я тычу пальцем в его порез.

— Ничего. Пустяки, — говорит он твёрдо. — Я вытащу тебя.

Он берёт меня за руку и тянет за собой. Я упираюсь.

— Куда мы идём? Что происходит?

Он глубоко вдыхает, между бровями возникает знакомая складка.

— Мориа восстали. Здесь тебе небезопасно. Пожалуйста, Нати. Тебе нужно идти.

— Я не хочу никуда идти. Там огонь снаружи. Я останусь здесь с тобой.

— Не плачь, Нати. С тобой всё будет хорошо, — он вытаскивает маленький ключ из кармана.

— Нет! — я вырываю руку. — Судья Мендес говорит, мне нельзя…

— Ты не можешь покинуть дворец с перчатками для робари.

— Я хочу остаться, — всхлипываю я, пока он расстёгивает мои перчатки. — Не прогоняй меня. Я помогу…

Он сжимает мои плечи. Его лицо расплывается перед глазами, я моргаю, чтобы смахнуть слёзы.

— Тебе не стоит быть здесь. Никогда не стоило. Ты не знаешь моего отца.

Я позволяю ему провести меня через тёмную комнату, в его руке свеча, а на боку висит небольшой кинжал. Он откидывает гобелен, мой любимый — с братьями-пиратами Паласьо на их корабле. Там, один из камней чуть темнее остальных, и когда он давит на него пальцев, книжная полка отодвигается в сторону.

Секретная комната.

Я резко вдыхаю и делаю шаг назад.

— Идём, Нати. У нас мало времени. Ты мне веришь? — его лицо кажется золотым в свете огня.

Я хватаю его за руку, потому что рядом с ним чувствую себя в безопасности.

— Верю, Кас.

Я бросаюсь к подоконнику, сжимая его для равновесия, потому что у меня земля ушла из-под ног.

«Верю, Кас».

Эти слова вновь и вновь повторяются в моей голове. Его имя — Кастиан — на моём языке. Кастиан-ребёнок. Кастиан, мой друг.

Кастиан спас меня в тот день.

Нет.

Это неправильно. Какое-то искажение. Это не моё воспоминание. Не могло такого быть. Я бы не затолкала его в самый дальний угол своей памяти. Это невозможно. Он Бешеный Лев. Братоубийца. Он сотня ругательств, которыми бы я его назвала. Гнусный, презренный убийца Деза.

Это просто не может быть правдой. Что-то не так с моими воспоминаниями.

— Ты что-то натворил, — поворачиваюсь к мертвенно-бледному Себриану. — Исправь сейчас же.

Той мальчик из моих воспоминаний… Это должен был быть Дез. Это Дез нашёл меня во время нападения. Это Дез помог мне вскарабкаться на лошадь и похитил меня из дворца. Это был Дез. Только Дез.

Я дёргаю себя за волосы. Я всегда избегала мыслей о той ночи, потому что знала, что они разорвут меня изнутри. Ночь, когда тысячи людей сгорели. Всё это началось из-за меня. Я пересказала Мендесу информацию о местонахождении лагеря шепчущих из воспоминаний пленников, и той ночью Мендес воспользовался ей. Затем нападение шепчущих на дворец. Бесчисленные смерти невинных. Всё это из-за меня.

Но Дез был за пределами дворца с Илланом, куда Кастиан пойти не мог.

Я прижимаюсь лбом к полу. Моя память, видимо, искажена. Смешала их вместе. Где одно воспоминание кончилось, там другое началось.

Наверняка.

Я вспоминаю то, как Кастиан смотрел на меня, когда мы танцевали. Меня всю трясёт, я скольжу по стене на пол, ноги больше не держат. А каждая мысль как удар под дых. Секретная комната, которая так манила меня, зацепившая моё сердце и воспоминания. Кастиан, который назвал меня по имели, пока мы дрались. Нати. Так называл меня отец. Это имя я могла сказать только тому, кому полностью доверяла. Даже Дез не знал.

Дез был мальчиком, спасшим меня.

Или Кастиан?

Или оба?

Правда жила внутри меня всё это время, погребённая в пепле прошлого, в пепле после после пожара этой самой кошмарной из ночей. Воспоминание Себриана о Кастиане. Великолепная иллюзия.

Кастиан — мориа.

Иллюзионари.

— Я вновь чувствую твою магию, — говорит робари и тянется рукой ко мне. Голод написан на его лице. — Клянусь, она божественна на вкус.

— Нет! Стой! Я передумала, — я отползаю назад так резко, что ударяюсь об стену с окном. Оно гремит.

Себриан кидается на меня, но я уклоняюсь в сторону. Он врезается в оконные стёкла, ломая деревянную раму пополам. У него льётся кровь из пореза на плече, просачивается сквозь одежду. Я хочу помочь ему, но он бьёт по моей руке.

— Это всё из-за тебя!

Почему все винят меня в том, что мне неподвластно?

Себриан срывает окно с петель. Пять длинных металлических прутьев отделяют его от внешнего мира. Морской ветер врывается в комнату, Себриан подставляет ему лицо, словно вспоминая ощущение дождя и ветра на своей коже. Он смотрит на свою руку, будто внезапно пугаясь собственной силы. Он сжимает железную решётку, его руки побелели от напряжения. И в следующую секунду он отламывает прутья.

Дождь льёт на пол. Сверкает молния, и Себриан закрывает ладонями лицо. Но через мгновение он смотрит на меня своими глазами, сверкающими серебром как та молния. Зловещая улыбка искривляет его черты, и затем он выбрасывается из окна.

— Нет! — кричу я, испугавшись, что он разбился насмерть. Я высовываю голову из окна, но вижу, что он приземлился в полуприседе на вершину узкого холма. Невероятная ловкость. Что бы они тут с ним не сотворили, у него нечеловеческая сила и скорость. Он несётся со всех ног в темноте, вдыхая воздух, словно он чует магию, зовущую его. Что, если он засёк и теперь преследует шепчущих?

Я ругаюсь под нос, понимая, что окно — это моё единственное спасение. Но я знаю, что если прыгну, то я не приземлюсь на узкую тропинку между тюрьмой и обрывом. В какую сторону я бы ни посмотрела, там эти крылатые твари на стенах тюрьмы, расположенные как ступени.

«Ангелы», — напоминаю себе, ухватившись за правильное слово. — «Это ангелы».

Я делаю пару глубоких вдохов, набираясь смелости. Один скользкий камень, один сильный порыв ветра, и я упаду с холма в море.

Я хватаюсь за ближайшее каменное существо, перекидывая ногу через окно. Схватила, шагнула, схватила, шагнула, схватила, шагнула. В один момент старинное здание подводит меня — камень трескается под ногой, и я пошатываюсь. Чуть было не полетела. Но следующий мой шаг твёрд, и вскоре я оказываюсь на земле. Падаю на колени, уткнувшись лбом в грязь, тяжело дыша, радуясь устойчивости земли, как задыхающийся — глотку воздуха.

Я бегу вокруг тюрьмы к месту с лошадьми и повозками. В такой шторм изнеженный судья носа снаружи не покажет. Мои пальцы окоченели от холода, но я распрягаю коней. Оглобли с грохотом падают на землю. В это время гремит гром, заглушая звук, и я седлаю коня. Я несусь в ночь, пока мои мысли стремительно крутятся по кругу.

Принц Кастиан был тем мальчиком, что помог мне сбежать из дворца.

Принц Кастиан — мориа.

Принц Кастиан… схвачен шепчущими.

Он один из нас.

Я пришпориваю коня. Мне нужно добраться до убежища до того, как совет приговорит его, до того, как Марго с ним что-нибудь сделает без суда и следствия. У меня слишком много вопросов, и только он может дать мне ответы.

Я молюсь успеть спасти его вовремя, моего главного врага.

Моего давнего друга.

Глава 32

Я стискиваю стучащие зубы, мчась по грязной от дождя дороге, ведущей назад в Сол-и-Перлу.

— Пожалуйста, только живи, — шепчу в бурю, преследующую меня.

Когда земля сменяется деревянным настилом набережной, а ливень — густым туманом, я понимаю, что уже близко. Никакая погода не заставит жителей этой цитадели остаться дома. «Что такое пара капель для моряков», — сказал бы Дез. Моё сердце замирает на секунду в растерянности. Как мог мальчик, который вывел меня из дворца, быть тем же человеком, что убил Деза? Но ведь… есть ещё воспоминание, украденное у стражника. Дез был на корабле. Воспоминания не могут быть изменены. Но никогда в жизни Дез не терял часть уха. Мне нужны ответы.

Я боюсь, что если остановлюсь, то развалюсь на сотни осколков, и ничего из этого уже не будет иметь значения. Ни шепчущие, ни робари, ни эта нескончаемая война. Ничего.

Я натягиваю поводья, переходя на рысь вокруг дома герцога Ариа. Спрыгиваю с коня и привязываю его к столбу рядом с изогнутой деревянной конструкцией, предназначенной для хранения зерна. Под светлеющим предрассветным небом я подхожу к ступенькам чёрного входа.

Мои ноги подкашиваются с каждым шагом. «Я помню тебя», — звучит в моей голове его голос, хотела бы я его выскрести оттуда. Я хочу вытрясти из него все ответы, как зрелые фрукты с дерева. Но сначала мне надо попасть внутрь.

Я заглядываю в одно из окон, но занавески закрыты. Моё сердце бьётся быстрее, когда я захожу в дом, придерживаясь стен. Шум из кабинета заглушает тяжёлые шаги моих сапог, пока я поднимаюсь по лестнице. Голос Марго становится всё громче, пока Амина пытается что-то ей объяснить. Я поворачиваюсь, чтобы пойти дальше по следам грязи, но останавливаюсь, услышав своё имя. Половицы скрипят под моим весом.

— Я никогда не соглашалась бросить её, — говорит Саида. Её голос спокоен, но я слышу, что её выдержка подходит к концу.

— Рената понимала риски, — отвечает Филипа.

— Мы не можем рисковать жизнями остальных, спасая её, — добавляет Марго.

Они всё-таки сговорились. То, что Саида не участвовала в этом, приносит мне небольшое облегчение. Но больше всего меня удивляет голос Эстебана.

— Она рисковала всем, чтобы вернуться к нам.

Я слышу шаги, мечущиеся по комнате, Марго громче всех — как осиное гнездо в моих ушах.

— Может быть, — говорит Марго, — но мы не можем знать, как далеко простирается её верность. Теперь, когда мы знаем, что робари используются в качестве оружия, всё изменилось. Эта чужая нам магия. А она будет сочувствовать тому существу — нынешнему оружию. Рен уже потеряна для нас.

Я вспоминаю о времени, когда мы сидели в одной камере. Перемирие, похоже, уже закончилось.

— Или вы просто передали Правосудию новую робари для пыток, — язвит Саида.

— Я разделяю мнение Марго, — говорит Филипа, и все замолкают при звуке её властного голоса. — Теперь принц у нас. Это может быть наш шанс пересмотреть договор.

В кабинете наступает мёртвая тишина, пока кто-то не прочищает горло.

— А что с Потрошителем? — спрашивает Амина.

— Это так вы его теперь называете? — ворчит Эстебан.

— Себриан — робари — должен умереть, — говорит Филипа.

— Нет! — одновременно выкрикивают Саида, Эстебан и ещё кто-то. — Мы станем ничем не лучше судей!

— Прости, Саида, — мягко говорит Саида.

Я услышала достаточно.

Поднимаюсь по лестнице, надеясь, что ещё не слишком поздно. Разумеется, не поздно. Они же понимают, что принц Кастиан ценнее живым. Да и в любом случае, принц, которого я знаю, не дался бы без боя.

«Как трогательно», — звучит голос в моей голове, удивительно похожий на Деза. — «Принц, которого ты знаешь? Ты уже его защищаешь».

Я толкаю первую дверь, но комната пустая, а мебель накрыта белым льном. Передвигаюсь ко второй комнате и нахожу нескольких юных мориа, крепко спящих. Оставляю дверь приоткрытой, чтобы не разбудить, закрывая. Осталась только одна дверь, и я уже готова к тому, что там увижу.

«Идём, Нати. У нас мало времени. Ты веришь мне?» — сказал он тогда.

Мы были детьми. Оба до смерти напуганные. Но всё же он спас меня в тот день… Освободил.

Вихрь странных эмоций поднимается во мне. Чувство утраты по мальчику, которого я знала. Злость на человека, которым он стал.

Когда дверь открывается и я захожу внутрь, оба чувства накрывают меня.

Кастиан привязан к креслу, рот закрыт кляпом, волосы, заляпанные кровью и потом, свисают у висков. Он всё ещё в той же одежде, в которой был на Фестивале Солнца. Он издаёт гортанный звук, когда видит меня, и показывает глазами на свои ноги. Ноги? Сапоги!

Я приподнимаю его штанину и чувствую лезвие, вложенное в ножны там. Он откидывает голову, обнажая горло, с облегчением. Он рад видеть меня, и от этого мне только хуже.

— Хвала Госпоже, они были слишком уставшими, чтобы обыскать тебя, да? — я прижимаю лезвие к его горлу, глядя Кастиану в глаза. Теперь я вижу его. Мальчика в кабинете, с которым мы шептались по секрету, который играл с парой кубиков.

И вот его уже нет.

Он ничего не говорит, даже не пытается закричать через кляп. Просто наблюдает за мной. Не хочу, чтобы он так делал. Но я знаю, что если мне нужны ответы об Иллане, Дезе и оружии, мне нужно его освободить.

Дрожащими пальцами я разрезаю верёвки, удерживающие Кастиана в кресле. Он трёт запястья и смотрит на меня, невероятно поражённый, пока поднимается на ноги. Его щека дёргается — я догадываюсь, что он подыскивает слова, чтобы отблагодарить меня, но не находит нужных.

— Ты спасла меня, — недоверчиво говорит он. — Зачем?

— Я так понимаю, ты первым спас меня.

Он заглядывает в мои глаза, снова хмуря лоб.

— Ты вспомнила?

— Да.

— Прекрасно. Нам надо идти, — Кастиан выхватывает обратно свой нож, пересекает комнату и открывает окно. Перекинув одну ногу, он протягивает мне ладонь. Не думала, что мне когда-нибудь захочется — или понадобится — принять эту руку помощи.

Я колеблюсь, разрываюсь между ненавистью и желанием узнать правду. Он читает это по моему лицу.

— Прожить ещё один день со мной или умереть от их рук. Твой выбор.

— Не такой уж это и выбор, — бормочу я.

«Выбери то, что вернёт тебя ко мне». Этот выбор вернёт?

Я следую за ним.

За принцем, чья дружба сделала жизнь во дворце не такой одинокой для девочки-мориа. За принцем, которого я ненавидела полжизни.

На полпути из окна я слышу, как она тихо зовёт меня по имени. Я бы узнала этот голос где угодно.

— Рен.

Я не могу не оглянуться, продолжая побег, и то, что я вижу, я не забуду никогда: лицо Саиды, когда я выбираю предательство.

Глава 33

Мы бежим под дождём по пустым улицам, пока не отрываемся от погони. Марго отлично умеет выслеживать, но у нас есть два преимущества: ливень и стражники, ищущие робари и похищенного принца.

Я следую за Кастианом на некотором расстоянии. Хочу, чтобы он ответил на мои вопросы. Хочу понять, как он всё это сделал. Как я попала сюда?

Каждый раз, когда я пыталась доказать свою верность шепчущим, у меня ничего не выходило. Для них я всегда буду предательницей-робари. Ну и прекрасно. Пусть так думаю. В своём сердце я знаю, что я за человек. Не знаю только, что за человек ведёт меня за собой.

— Стой, — я тяну его за окровавленную сорочку, и Кастиан разворачивается со злой складкой на лбу. Как я могла забыть? — Я не могу нестись за тобой, как потерявшаяся собака. Куда мы бежим?

— Ещё немного осталось.

— До чего именно ещё немного?

Он подходит ближе, упирая руки в бёдра. С его волос всё ещё стекает запёкшаяся кровь, которую он пытался смыть, зачерпнув солёной воды из моря. Он выглядит как настоящий Кровавый Принц, о котором я столько слышала. Но кто он на самом деле?

— До тайного места, — отвечает он.

Я уже устала от тайных мест и прыжков из окон. Устала бежать. Делаю глубокий вдох, сдерживая злость.

— Мне нужно оружие.

Принц, ни слова не говоря, передаёт мне свой единственный кинжал. Он спрыгивает с набережной на песок, где берег становится скалистым, и ведёт нас к высоким, тёмным пещерам. Цитадель едва видно на горизонте. Только сейчас весь ужас от того, что я натворила, сменяется паникой. Я осталась одна с принцем Кастианом. Я выбрала его.

Отлив воды оставляет дорожку из ракушек, сломанных кораллов и груды камней, ведущую вглубь пещеры.

Мне не стоит идти туда за ним. Это может быть какой-то коварный план. Вновь пленить меня. Превратить в робари, ворующую магию. В ещё одно оружие. В потрошителя. Я напоминаю себе, что я уже потеряла всё, что только можно было, и следую за ним в пещеру.

— Кто ты? — спрашиваю, как только мы оказываемся внутри. — У тебя было полдня на подумать, что ты можешь сказать, и я клянусь, если ты попытаешься солгать…

— То ты перережешь мне глотку? — в его глазах читается вызов.

— Да, — но даже я слышу, как нетвёрдо это прозвучало.

Он вздыхает, так устало, что моё измученное тело повторяет за ним. Он тянется наверх, пытаясь нащупать что-то на стене пещеры, и достаёт тёмный камень. Он выхватывает свой кинжал с моего пояса. Прежде, чем я успеваю возмутиться, он бьёт сталью по кремню, пока от искр не загорается факел, вбитый в стену. В этот раз я не подскакиваю от внезапного появления огня. Он возвращает мне кинжал и идёт дальше в пещеру, не дожидаясь меня.

Мы бредём по туннелю в тишине, только вода плещется под нашими ногами и огонь трещит в его руке.

Когда мы добираемся до места, дышать становиться немного легче. Пещера здесь расширяется вокруг водоёма с переливающейся разными цветами водой, по краю которой образовались крупные острые сталагмиты, как будто мы находимся в пасти гигантской акулы.

Кастиан, наконец-то, останавливается в ровном углублении пещеры, где есть койка, оружие и ящики с едой. Я даже не знаю, что во мне сильнее — голод или усталость.

— Присаживайся, — говорит он. — Я останусь на полу.

Я не спорю. Стягиваю с себя украденный дуплет, тело ноет даже от незначительного движения. Сажусь на койку, прислоняясь к стене. Кастиан опускается на пол рядом со мной. Это даже хуже, чем Серость. Хуже, чем непрошеные воспоминания, потому что я не в чьей-то чуждой жизни. Я очень даже здесь и в то же время нет.

Он передаёт мне яблоко и бурдюк. Я жадно глотаю воду. Хорошо, что у него есть второй для себя, потому что я не смогла бы оторваться и поделиться.

— Полегче, а то плохо станет.

— Я всю жизнь провела на солнце, — говорю, вытирая рот обратной стороной ладони. — Я умею пить воду.

Он пожимает плечами.

— Спасибо, что пришла за мной.

— Кастиан, — начинаю я. — Кастиан. Ты, правда, Кастиан?

Он убирает волосы с лица, и выглядит теперь моложе. Обычный парень, который изо всех сил пытается выглядеть жестоким мужчиной.

— Я Кастиан, сын Фернандо Справедливого, принц Андалусии, Главнокомандующий пятью флотами, законный наследник королевства Пуэрто-Леонеса, — он отворачивается, избегая моего взгляда, и делает глоток. — И я иллюзионари.

— Ты помнил меня. С того времени, когда мы были детьми.

Я думаю о мальчике, который просил меня покинуть дворец. Это воспоминается сменяется другим — принцем, которого я встретила в лесу, а потом на эшафоте перед толпой своих людей. Я всё ещё помню, как желчь стояла у меня во рту, пока я бежала со всех ног, прыгая с крыши на крышу.

«Опоздала, я слишком опоздала», — я дышу быстро и часто, мои руки сжаты в кулаки, изо всех сил стараюсь держаться и не трястись.

— Ты убил Деза? — эти слова душат меня.

Его губы дёргаются в грустной улыбке, но она быстро исчезает. Его глаз распухает сильнее, чем было, и темнеет. Теперь сложно встретиться с ним взглядом, не испытывая сочувствия.

— Тебе, наверное, будет больно это услышать, ведь каждую нашу встречу больше всего на свете ты хотела покончить со мной, но я никогда никого не убивал.

Я либо слишком устала, чтобы осознать его слова, или он пользуется моей усталостью, чтобы наплести лжи.

— Что?

— Если точнее, я никогда не убивал невинных, даже если они мориа.

Я мотаю головой.

— Нет. Я же видела. Видела тебя своими собственными…

Он прислоняется головой к стене позади нас.

— Я иллюзионари, Нати.

— Не называй меня так, — шепчу.

— Я создаю иллюзии. Как Марго создала тот дым.

— Твоя магия не может быть так сильна, — возражаю, потому что не могу в это поверить. Просто не могу. Но я ведь видела в своих недавно всплывших воспоминаниях. Разговор с принцем в памяти Мендеса потерял краски, потому что тот говорил с иллюзией Кастиана. И Себриан видел, как игральные кости исчезали и появлялись, прямо как когда мы были детьми.

И всё же это странно слышать из его уст. Даже страннее, чем поверить, что он говорит правду.

Теперь он по-настоящему улыбается ровными зубами и лукавыми глазами.

— Из чего же сделана моя корона?

— Золото, — металл-катализатор, усиливающий иллюзионари. — Это был ты на Фестивале Солнца. Когда мне стало плохо. И потом, когда я побежала к Дезу. А я думала на Марго оба раза.

Он запускает пальцы в волосы.

— Это было глупо с моей стороны. Мне нужно было пойти за тобой, поэтому я создал иллюзию самого себя, стоящего в углу в одиночестве. Я делал это больше раз, чем стоило бы гордиться.

Я наклоняюсь вперёд, почти нависая над ним за ответом.

— Ты убил Деза?

— Признаю, — говорит Кастиан, вставая, хотя я замечаю, как он прижимает руку к боку, пока идёт, прихрамывая, к синему водоёму, — это была самая непростая иллюзия в моей жизни. Дез был… то есть он всё ещё лидер шепчущих, и король с Правосудием хотели почувствовать себя победителями. Мне пришлось использовать ещё и золотую рукоять меча. Легче, когда иллюзия основана на реальности. Так получается надёжнее. Мне даже пришлось отрезать ухо Деза, чтобы обмануть тысячи свидетелей.

Воспоминание стражника нахлынуло, как тяжёлая, холодная волна. Дез стоит на носу корабля, без левого уха. Слёзы застилают мои глаза. Боль, которую я не думала, что могу почувствовать, разъедает моё сердце, лишает дыхания.

— Дез жив?

— Да.

Одно слово эхом повторяется в пещере. Я слышу его снова и снова, и всё ещё оно не звучит как правда.

Дез жив.

Моё восприятие похоже на пламя из искры — резкая вспышка бурной радости, неописуемого восторга. Если Дез был жив, почему он не пытался меня найти? Если он жив, почему я не чувствовала его? Чем больше вопросов я задаю себе, тем меньше моё счастье. Пламя затухает.

Я падаю на колени. Каждый шаг к Кастиану как прогулка по битому стеклу. Он снимает свою сорочку, шипит, когда ткань прилипает к его разорванной окровавленной коже. Как он может сказать мне такие вещи, а потом просто пойти промывать свои раны? Как он может смотреть, как я, пошатываясь, иду за ним, словно это не он перевернул весь мой мир несколько раз за один оборот солнца?

Моё имя застывает на губах, когда я ударяю его. Он не ожидал этого, но хватает меня за талию и прыгает со мной в воду. Я отбиваюсь от него. Запаниковав и попытавшись вдохнуть, я набрала полный рот солёной воды. Я нащупываю ногами опору в мягком светлом песке, и затем выныриваю на поверхность, кашляя так сильно, что моё горло горит.

Уровень воды достигает моей талии, когда я встаю и поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты просто прикидывался, пока твоё королевство страдает? Ты разбил мне… Ты сломал меня.

— Прости, — говорит он, вздрагивая, когда касается порезов на рёбрах и на плече. — Мне пришлось. Ты не понимаешь.

— Так заставь меня понять.

Вода стекает по нашим лицам. В этом освещении его глаза отражают ярко-синий цвет озера. Он наклоняется ко мне, его дыхание тёплое и сладкое, как перезревшее яблоко.

— Я всё объясню… Если ты перестанешь на меня нападать.

Соль жжёт внутренние уголки моих глаз. Я вскидываю подбородок.

— Я должна была дать Марго убить тебя.

Он вздрагивает. От моих слов, от боли или от всего сразу — я не уверена.

— Ты не думаешь так на самом деле.

Я начинаю дрожать, когда вода вокруг нас становится холодной. Он прав. Не думаю. Но хотела бы так думать.

— Избавься от этих тряпок, пока не замёрзла насмерть, — говорит он и выбирается из воды на пути к своей самодельной комнате.

Меня бесит, что он прав. Он хватает голубую сорочку, расшитую ярко-зелёными узорами в виде ивовых веток, и швыряет в меня. Затем он разжигает огонь, пока я переодеваюсь. Я обхватываю себя руками, потому что сорочка прикрывает только бёдра. Сажусь на край койки и протягиваю ладони к костру.

Кастиан поднимает взгляд и на этот раз отходит подальше.

— Я продолжу отвечать на твои вопросы, Нати. Но держи свои руки при себе.

— Я постараюсь сдерживаться, если ты не будешь называть меня так, — я дожидаюсь его недовольного кивка и продолжаю. — Как так вышло, что твой отец не знает о твоей силе?

Кастиан греет руки у костра, разворачивая их то одной стороной, то другой, а потом сжимает в кулаки.

— После того, как моя мать обвинила меня в том, что я утопил своего брата, меня передали нянькам. Давида была единственная, кто знал, и она предостерегала меня никому об это не рассказывать. Я понял почему, когда стал старше. Поэтому она всё ещё заботится обо мне и находится под моей защитой.

Воспоминание выскальзывает ко мне, утратив все краски, но я всё ещё вижу, как Иллан забрал младенца из корзины. Хотела бы я избавиться от этой волны сочувствия, поднявшейся в моей груди.

— Ты не пытался утопить его.

— Откуда знаешь? — от его голоса мне становится так грустно, хотя я не хочу этого чувствовать.

— Иллан показал мне воспоминание перед смертью.

Кастиан изгибает бровь. Его ноздри раздуваются, будто он пытается дышать глубже, чтобы усмирить гнев.

— Вот как? Значит, ты знаешь, что его обман обеспечил мне безопасность и благосклонность отца. Ну, Селеста и моя мать тоже сыграли свою роль. Их ложь заложила основы репутации Братоубийцы. Такого же жестокого и безжалостного, как отец. Моя мать, кажется, пыталась рассказать мне правду перед своей смертью, но я не решился пойти к ней.

Я вспоминаю женщину, мучимую собственным решением. Портрет в его покоях. Он всё ещё любит её, даже после всего того, во что она заставила его поверить.

Мои мысли переходят к деревянной шкатулке, которую он показал Дезу в воспоминании Лозара. От которой Дез отпрянул с таким отвращением, что я была уверена, там оружие. Но потом я нашла шкатулку в скрытой комнате Кастиана. В ней был только портрет двух мальчиков.

Двух братьев.

К. и А.

Кастиан и Андрес.

«Андрес?» — «Не говори никому».

— Ты не утопил своего брата, — медленно говорю я. В этих словах есть что-то опасное, как будто если произвести их вслух, это станет началом конца. — Потому что Иллан забрал его. Вырастил как своего собственного.

Слова царапают моё горло.

Дез, мой любимый Дез. Сын Иллана.

Хотя нет, не сын. Иллан только вырастил его. Дез был похищен, как и я.

— Где сейчас Дез? Что ты с ним сделал?

— Он не так давно отправился на корабле в Лузо.

Я мотаю головой.

— Он бы не уехал. Он бы вернулся к шепчущим.

Ко мне.

Но я видела его. В воспоминании того стражника, я видела, как Дез стоит на носу корабля, покидающего королевство.

— Зачем бы он уехал? — мой разум зациклился на этой мысли, на боли от неё.

Кастиан смотрит на угасающий огонь. Должно быть, уже наступила ночь, потому что в пещеру проникает холод, который я не чувствовала раньше. Кастиан находит нож, тот, что я достала в доме герцога. Играет с ним, словно может вырезать новую правду, новые слова для нас.

— Андрес сбежал, потому что боялся.

«Андрес?» — «Не говори никому».

— Забери свои слова обратно, — я тянусь к нему, но он прижимает остриё клинка к моему горлу.

— Поверь мне. Если бы я мог сделать так, чтобы он остался, я бы это сделал.

— Ты не знаешь его, — бесит, что мой голос на грани истерики и что Кастиан так близко.

Мы замираем так на долгое время, никто из нас не готов отступить, но его рука затекает, и я больше не могу смотреть на него. Давление клинка исчезает, и он возвращается к костру, чтобы поддерживать огонь.

Я жива, но чувствую себя проигравшей. Впервые я так далеко от шепчущих, Мендеса, короля, но эта неопределённость, которую принёс с собой Кастиан, — не то, что я хотела. А что бы я хотела? Свободу от своего прошлого. Королевство без кровопролития. Деза.

Когда Иллан забрал Деза, чтобы вырастить как собственного сына, думал ли он, что этот мальчик сбежит, узнав правду о своём происхождении?

— Я не знаю своего брата, но ты знаешь. Мне нужна твоя помочь, — Кастиан приглаживает свои золотые волосы. Я не знаю, как к нему теперь относиться. Оказывается, дружба и вражда могут уживаться в одном сердце. — Есть одна вещь, которая может закончить эту войну, и я верю, что Дез отправился за ней.

— Что за вещь?

— Клинок памяти.

Из меня вырывается смешок.

— Дез не верит в сказки.

— Я многого не знаю о брате, но хотел бы узнать.

Опять это слово. Брат. Я всё ещё не до конца в это верю.

— Хочет он того или нет, Дезу понадобится наша помощь. Если он увидит меня, то сбежит. Но если ты будешь со мной…

— Я не дам тебе использовать меня, чтобы подобраться к нему.

Кастиан кивает.

— Я и не прошу тебя об этом. Убедить Деза вернуться и занять своё законное место во дворце — это то, что я должен сделать сам. Но если бы мы могли найти способ остановить войну и принести мир в Пуэрто-Леонес… Если бы мы могли залечить хотя бы часть ран этого мира, истекающего кровью… Я хочу знать, Рената, ты бы помогла мне?

Я смотрю на руку, которую он мне протягивает. Я так долго ненавидела этого принца, который сейчас мне говорит, что Дез жив, что они братья, что он помнит меня, хотя я хотела бы забыть.

Я ошиблась. Он не дал мне ответов, только ещё больше вопросов. Я не та девочка, которой он помог сбежать из дворца. Судьба снова свела нас вместе в худшем из путей, но вот мы здесь.

— Мы пойдём за Дезом и за клинком, — говорю я, поднимая взгляд на его лицо. — И в конце всего этого, твой отец умрёт.

Его глаза, синие как море, сверкают решительностью:

— Только если я буду тем, кто пронзит мечом его сердце.

Я пожимаю протянутую руку Кастиана.

Заметки

[

←1

]

Персуари (Persuári, англ. Persuade) — убеждать.