Раздробленный свет

Эми Кауфман, Меган Спунер

Раздробленный свет

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club43447162

Оригинальное название: Their Fractured Light

Авторы: Эми Кауфман и Меган Спунер / Amie Kaufman and Meagan Spooner

Серия: «Звездная пыль» 3/ Starbound #3

Перевод: Светлана Дианова

Редакторы: Александр Иванович Иркин, Светлана Дианова

Вычитка: SD

Посвящается нашим сестрам Джози Спунер и Флике Кауфман,

самым первым соучастницам по преступлению,

чьи фантазии помогли нам встать на путь повествования

несколько лет назад.

Пульсация.

Безмолвие колеблется и распадается, и там, где когда-то не было ничего кроме нас, появляется что-то новое. Яркое и твердое, холодное и сглаживающее поверхность безмолвия, новое, что появилось только на мгновение, прежде чем снова исчезнуть.

Но мы вместе. И мы наблюдаем. И мы ждем, потому что никогда не было ничего нового, и мы хотим увидеть это снова.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

СОФИЯ

ПЕРЕЛИВАЮЩИЙ НА ТРАВЕ солнечный свет прекрасен, хоть я и знаю, что он искусственный. Свет не ласкает теплом кожу, у меня не будет ни загара, ни веснушек. Трава не сминается под ногами, которые проходят сквозь нее, ступая на мраморный пол, что находится под голографией. Год назад я бы ахнула вслух при виде солнца и голубого неба, даже голографического, но сегодня я нахожу, что это просто заставляет меня скучать по дому. Я бы все отдала сейчас, чтобы поднять голову и увидеть свинцовые облака, а потом опустить взгляд и встретить болото, уходящее за горизонт, что ни один голографический вестибюль в офисном здании не может надеяться повторить.

Голокомната полна людей, и в то время как многие из них кажутся сотрудниками главного офиса «Компании Лару», других сложнее определить. Некоторые держат в руках старомодные портфели, в память о древней, винтажной моде с Земли 1920-х годов — нынешняя причуда среди верхушки общества. Другие щеголяют с пустыми руками. Притворное ношение кошельков и сумочек абсурдно, когда все, что в них бы лежало — деньги, документы, телефоны, идентификационные карты — было оцифровано сотни лет назад.

Но эта тенденция позволяет легко и без вопросов носить с собой все, что мне нужно. Всего пару лет назад я бы застряла в псевдо-викторианском наряде, если бы хотела быть модной, пряча инструменты своего ремесла под громоздкой юбкой. А так мое чайное платье легкое, в нем удобно бежать, если это понадобится, и, самое главное, воздушное, невинное кружево цвета слоновой кости заставляет меня выглядеть даже моложе моих семнадцати. Я прижимаю сумочку к себе, делаю глубокий вдох и осматриваю толпу людей.

В воздухе висит напряжение, которое учащает мой пульс. Это тонко — те, кто прячется здесь на виду, делают это безупречно. Почти. Я выросла на Эйвоне, и я знаю, как считывать толпу. Я знаю, как быстро протест превращается в бунт… я знаю, как быстро мирный город становится полем битвы.

Я не имею понятия, в курсе ли обширная сеть службы безопасности «Компании Лару» о подпольных протестах, запланированных на сегодня. Я знаю о них только потому, что мне рассказал об этом один из моих контактов из организации «Коринф Против Тирании» — смешное название, но романтично по-хорошему бороться против угнетателей. Оглядывая голокомнату, оснащенную диспенсерами лимонада, шипящего здесь и там на парящих подносах; с атмосферой, наполненной разговорами и смехом, я не могу не думать о том, что эти люди понятия не имеют, что такое угнетение. Я отрываю глаза от пары, снисходительно наблюдающей за ребенком пяти или шести лет, преследующим пару голографических птиц в воздухе. Есть причина по которой «Компания Лару» каждый год возглавляет список «Лучших мест работы в Галактике», и если бы я была тем, кто организует сегодняшний протест, я, конечно бы, не выбрала бы новую голокомнату на двадцатом этаже.

Бесплатная для сотрудников, и доступная для общественности за небольшую плату, голокомната является частью новой информационно-пропагандистской программы Лару. «Видите, какой я щедрый?» — вопрошает он. — «Я посвящаю целые этажи своего главного офиса обеспечению безопасных, забавных мест для вас и ваших детей.» — Его кампания, чтобы заставить Галактику любить его, заставить людей забыть обвинения, выдвинутые против него в эфире Эйвона, достаточна, чтобы внутри меня все сжалось… и не в последнюю очередь потому, что это работает.

Народ здесь кажется счастливым. Никого не волнует, что год назад люди до печально известной речи Флинна Кормака умирали на Эйвоне. Никого не волнует, что Родерик Лару — монстр, в основном потому, что только небольшая часть людей здесь и там на самом деле поверили в слова Флинна. Люди здесь жаждут оказаться на страницах СМИ, чтобы потом сказать, что они были на протесте. Некоторые из них, вероятно, надеются, что их арестуют, чтобы они могли позже опубликовать свои фотографии в гиперсети.

Но это очень отвлекает меня от того, зачем я здесь.

У меня есть только имя контакта, с которым я встречаюсь: Санджана Рао, и хотя это имя наводит на мысли, что оно уходит корнями в старую Индию, так же вероятно, что она может оказаться голубоглазой блондинкой, учитывая, что все расы и родословные с Земли были перемешаны на протяжении веков. Она, когда появится, запингует мой наладонник, но я все равно высматриваю ее.

Я ловлю себя на том, что скольжу взглядом к дверям лифта, умно скрытым в этом симуляторе парка, как вход в карусель. Так близко я еще не подбиралась к самому Лару после года преследования, и все, что я хочу сделать — это проникнуть в служебные лифты и подняться на этаж пентхауса. Год смены личностей и изоляции; болезненные операции по удалению татуировок, которые до сих пор полностью не стерли мой генотип; сохранение себя и всех остатков моей старой жизни, на случай, если сегодня, в данный момент, мне придется сворачиваться и снова сбегать.

Но самого Лару почти невозможно достать. Если бы это было не так, кто-нибудь давно уже убил бы его — следуя по пути к власти, добиваясь всего, за что Галактика любит его, осталось достаточно людей, которых он растоптал, и они видят его таким, какой он есть. Нет, лоб в лоб с ним никогда не столкнешься. Выманивание Лару требует определенной тонкости.

Я смотрю на тыльную сторону своей руки, привычка, от которой я до сих пор не избавилась. Кто-нибудь смышленый мог бы догадаться, что это означает — никто, кто родился на Коринфе или на любой другой старой планете не получает генный маркер при рождении… и все же я делаю так время от времени. Татуировка генотипа, или то, что от нее осталось, надежно скрыта, хотя я должна позаботиться о том, чтобы не тереться о платье, дабы не измазать ткань маскирующим тональным средством. Мне хочется достать наладонник, чтобы проверить, не пропустила ли я запрос доктора Рао, но стоять здесь, постоянно проверяя сообщения, было бы явным признаком нервозности, если бы кто-нибудь наблюдал за мной.

Только когда я поднимаю голову, я понимаю, что у меня есть аудитория. И что это не мой контакт.

Молодой человек сидит на полу, спиной к дереву — к дереву, которого на самом деле там нет, конечно. Спиной он опирается на мраморную колонну, но голографическая обрисовка комнаты создает вид будто он приятно проводит время в парке. За исключением, конечно, того, что у него есть планшет, который подключен к боку дерева. Здесь есть беспроводное поле питания, так что я точно знаю, что он не заряжает его. Он подключен к порту данных, что достаточно странно, учитывая, что любая информация, доступная в публичном месте, также будет и в гиперсети. Но не это заставляет меня остановиться, а сердце замереть. Дело в том, что он одет в зеленый и серый цвета «Компании Лару», и что над его нагрудным карманом вышита лямбда. Он работает здесь и наблюдает за мной.

Во рту пересыхает, и я заставляю себя не отрывать взгляд. Вместо этого я наклоняю голову, будто озадачена, пытаясь изо всех сил казаться заинтригованной, даже застенчивой.

На его лице мелькает улыбка, когда я ловлю его на том, что он наблюдает за мной. Он не пытается притворяться, что это не так, просто щелкает пальцами около бровей, будто наклоняет воображаемую шляпу, перед тем как уйти. Он не похож на типичного офисного работника, с длинными волосами оттенка, колеблющегося между блондином, выгоревшим на солнце, и шатеном, а также из-за наглой ленцы, что пронизывает его тело, в том как он опирается на столб.

Я делаю вдох, чтобы успокоиться, скрывая любые следы страха из-за того, что он может знать, что мне здесь не место. Вместо этого я улыбаюсь, легко придавая себе милый и застенчивый вид, и к моему облегчению, его ухмылка расширяется. Получается… просто флиртует.

Он подмигивает мне, затем нажимает кнопку на экране планшета. Голографическая птица с блестящим красным оперением пересекает мой путь, а затем замирает в воздухе. Внезапно все фоновые звуки заглушаются: пение птиц, шелест листьев, и даже какая-то часть смеха и разговора… все пропадает. Затем, без предупреждения, весь голопарк исчезает, оставляя нас в огромной белой комнате.

Единственная вещь в комнате, за исключением людей, проекторов и колон, подобных той, на которую опирается парень — это огромное металлическое кольцо в центре, вдвое превышающее мой рост. Оно стоит вертикально и сделано из какого-то странного сплава, который светится ярким белым светом. Оно стоит на пьедестале, покрытым циферблатами и приборами. Особые голографические технологии «Компании Лару» являются их собственностью, но у него похоже отсутствует проектор, и в то время как другие проекторы мерцают, кружатся и пытаются преодолеть сбой, заставивший их перестать работать, металлическое кольцо находится в забвении.

Замешательство проносится по толпе, поскольку группы отказываются от своих разговоров в пользу того, чтобы осмотреться, как будто в комнате можно найти какое-то объяснение происходящему. В связи исчезновением маскирующей голограммы, другие особенности помещения выделяются теперь — диспенсеры для напитков пустые и неприглядные, различные проекторы и динамики зависли на низком потолке, как деформированные звезды.

Что бы ни происходило, это не было запланировано протестующими. Все, как сотрудники, так и общественность, в замешательстве. Если бы это было запланировано, протестующие использовали бы глюк, чтобы начать протест, но вместо этого даже охранники по краям комнаты выглядят нервными. Я позволяю глазам расшириться, и используя группу стажеров в качестве прикрытия, направляюсь так спокойно и бесцельно, как могу, к аварийной лестнице. Если меня поймают, худшее, что они обо мне подумают, это то, что я была здесь, ради протеста. Но я бы предпочла не попадать в их записи вообще.

Прежде чем я добираюсь до пожарного выхода, мерцание света привлекает меня, и я поворачиваюсь вовремя, чтобы увидеть, как парень с планшетом вытаскивает из планшета чип размером с ноготь и кладет его в карман. Взглянув на потолок, он встает и делает два медленных, легких шага в сторону, аккуратно помещая себя в слепую зону от камеры безопасности.

Затем он стягивает униформу «Компании Лару», пока не остается просто в футболке. На мгновение мелькают татуированные голые руки, когда он выворачивает одежду наизнанку, обнажив яркую, полосатую рубашку, соответствующую тенденциям последней моды, и спокойно растворяется в толпе. Больше не сотрудник «Компании Лару».

Он слишком, слишком умен, чтобы быть одним из протестующих, которые сейчас толкутся здесь, смущенные и раздраженные тем, что у них никогда не будет шанса попасть в новости.

— Дамы и господа, просим вашего внимания. — Гладкий как шелк голос, усиливающийся над шумом толпы, раздается из динамиков. — Мы обнаружили следы нарушения безопасности и отследили его источник до этой комнаты. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и в полной мере сотрудничайте с сотрудниками службы безопасности, и мы как можно скорее решим эту проблему.

Охранники, действуя по какому-то приказу, данному через имплантаты в их ушах, начинают направлять куда-то людей одним за другим, предположительно для того, чтобы допросить их индивидуально. Один из охранников остается у двери, блокируя тем самым выход на лестничную площадку… блокируя мой путь отступления. Консилер на руке может обмануть быстрый взгляд любого на стойке регистрации, но теперь у меня нет шансов выдать себя за протестующего — нарушение безопасности заставит их быть начеку. Первое, что эти охранники сделают, когда схватят меня — проверят на наличие татуировки с геном, решив, что мятежники с пограничной планеты являются наиболее вероятными нарушителями. Я закрываю глаза, вспоминая планы этажей, которые я запоминала в течение полутора недель. Они закроют доступ к лифтам на этом этаже, но есть еще один пожарный выход и еще одна лестница через один из коридоров, ведущих отсюда. Я осматриваю толпу, пока не нахожу этот выход, и понимаю, что охранник не ведет людей в этом направлении.

Все, что мне нужно — это диверсия.

Глаза падают на кричащую, красно-золотую полосатую рубашку. Кем бы ни был парень, он не из «Компании Лару», и его здесь тоже не должно быть. И хотя я не могу быть уверена, что его нажатие кнопки — это то, что выключило голопроекторы, я знаю, что если нас схватят вместе, он будет выглядеть гораздо более подозрительным, чем я, как только они поймут, что у него есть форма «КЛ» под изнанкой. Я бормочу проклятие под нос и устремляюсь к охраннику.

Прости, Красавчик. Я уверена, что ты также хочешь быть в центре внимания, как и я. Но если здесь и есть человек, у которого больше проблем, чем у меня, так это парень с фальшивой формой «Компании Лару» под рубашкой.

— Тот парень, — произношу я низким голосом, заставляя глаза широко распахнуться. — Я думаю, ему нужна помощь. — Если повезет, они пойдут проверять его, и я смогу выскользнуть, как только они обнаружат, что его здесь не должно быть.

Взгляд охранника немедленно переходит на парня в полосатой рубашке, который наблюдает за нами с небольшим, преимущественно, равнодушием. Его улыбка полностью угасает, когда охранник делает два шага в его сторону, и я облегчаю вес, делая первый шаг к двери, которую охранял человек. Медленно, медленно, не привлекай внимания.

Как будто мысль была произнесена вслух, охранник тянется, чтобы взять меня под руку.

— Покажите мне, — приказывает он. Я замираю, и, что еще хуже, он поднимает руку, чтобы подать сигнал одному из других тяжеловесов в нашем направлении. Теперь за мной наблюдают два охранника, и дверь снова будет заблокирована. Проклятие. Если они заставят меня пойти с ними, они вполне могут предположить, что я с ним, когда обнаружат его поддельную рубашку «КЛ». Теперь мне придется вытаскивать нас обоих отсюда.

Хорошая работа, София.

Мозг выдает шквал возможностей, и в мгновение ока я сортирую их, отбрасывая невозможное, оставшись только с одним способом привлечь их внимание к парню.

— Пожалуйста, поторопитесь, — выдыхаю я, гримасничая, пока глаза не начинают слезиться. — Он мой жених… у него проблемы, стресс делает все хуже. — В этой неразберихе, с таким количеством людей, я могу только надеяться, что охранник не будет задавать слишком много вопросов.

Охранник недоуменно смотрит на меня и, когда я поворачиваюсь, чтобы указать на парня в полосатой рубашке, прослеживает мой жест. Парень оглядывается с настороженностью во взгляде, и резко переводит его с охранника на мое лицо. Пожалуйста, думаю я. Просто не говори ничего, пока я не смогу справиться с ними.

— Вы оба были в порядке минуту назад. — Он обменивается взглядом со своим коллегой, который сейчас стоит рядом со мной. — Я уверен, что это может подождать. — говорит он ровным голосом, не отступая ни на йоту, но его рука отодвигается, переходя от оружия к талии.

Я удваиваю усилия, заставляя голос надтреснуть.

— Пожалуйста, — повторяю я. — Я останусь, я отвечу на любые вопросы, которые вы зададите. Просто проверьте его, и вы увидите, что ему нужен врач, иначе у него будет приступ. — Мне просто нужно, чтобы оба охранника повернулись к парню достаточно надолго, чтобы я выскользнула за дверь, неучтенной и без сопровождения.

Вес более близкого ко мне охранника смещается, заставляя меня задержать дыхание, но он не двигается, когда они снова обмениваются взглядами.

— Я вызову дежурного медика, — говорит он наконец. — Но он выглядит прекрасно.

Мысли скачут, сканируя охранника на все, что я могу использовать. Ему за сорок — наверное, слишком здравомыслящий, чтобы флиртовать со мной, особенно когда я уже использовала прикрытие невесты. Никаких признаков животных или детей на его одежде, ничего, что я могу использовать, чтобы установить какую-либо связь с ним, любое обращение к его человечности. Я собираюсь пойти на последнее средство… маленькая, истерично кричащая девочка, когда, без предупреждения, парень с планшетом покачивается и оседает со стоном на пол.

Оба охранника глазеют в изумлении, и на полсекунды я так же ошеломлена, как и они. Парень на земле дергается, конечности дрожат, похоже, что у него точно такой же припадок, о которым я предупреждала их. В какой-то момент я задаюсь вопросом, не наткнулась ли моя ложь на что-то вроде правды, но я не могу себе этого позволить. Я как раз собираюсь бежать к выходу, когда ближайший охранник сует руку между моими лопатками и подтолкнет меня вперед.

— Сделайте что-нибудь! — Его собственные глаза выглядят немного дикими.

Черт. Черт. ЧЕРТ. Тем не менее, если я окажусь в машине скорой помощи с этим парнем, это будет лучше, чем оказаться в комнате для допросов главного офиса «КЛ». Скорая считает идентификационный чип с наладонника, но имя, которое они получат будет Алексис. И они не будут искать генетические метки. Я опускаюсь на колени рядом с незнакомцем, тянусь к его дергающейся руке и переплетаю пальцы, будто я привыкла к нему прикасаться. Один охранник поспешно вызывает подкрепление, врачей и какую-то поддержку, говоря в нашивку на жилете.

Пальцы парня сжимают мои, заставляя мои глаза рвануть к его лицу — и внезапно все мои смоделированные слезы и паника переходят на новый уровень. У него фактически начинает идти пена изо рта, глаза закатываются. Он не может быть намного старше меня, и с ним что-то определенно, чертовски не в порядке.

Один из охранников пытается задать мне вопросы — ел ли он что-нибудь в последнее время, когда он в последний раз принимал свои лекарства, как называется его состояние, чтобы проинформировать скорую в пути. Но его голос уходит на задний план, когда другой звук раздается в центре комнаты, быстро разрастаясь в объеме и заставляя прерваться нервные разговоры в комнате. Металлическое кольцо, которое скрывали голопроекторы, внезапно оживает.

Ряд огней вдоль основания загорается, указывая, что теперь есть данные, которые нужно считать с дисплеев, а панели с подсветкой комнаты начинают мерцать, будто кольцо забирает слишком много энергии. Но ничто из этого заставило всю комнату замолчать.

Маленькие вспышки синего света начинают бежать по краю кольца, появляясь и исчезая, словно переплетаясь непосредственно через металл. Они двигаются быстрее по мере того, как звук оживающей машины усиливается и сглаживается, до тех пор пока весь край кольца не окружен синим сиянием.

Рука, держащая мою руку привлекает мое внимание, сердце колотится, когда я смотрю вниз.

Парень рядом со мной, поднимает одну бровь.

— Не хочешь сказать мне, когда свадьба, дорогая? — Его голос едва слышен, слова произносятся не шевеля губами.

Я моргаю.

— Что? — Я так обескуражена, что не могу восстановить равновесие.

Парень поглядывает на ближайшего к нам охранника, чье внимание полностью поглощено оборудованием в центре комнаты, а затем возвращается ко мне. Он вытирает остатки пены со рта, а затем поднимается на локтях.

— Думаю, нам стоит начать медовый месяц немного раньше. — На этот раз его шепот балансирует на крае, и он осмысленно кивает подбородком в сторону аварийного выхода.

Кем бы он ни был, что бы он здесь ни делал, прямо сейчас мы хотим одного и того же: выбраться отсюда. И для меня этого достаточно. Я всегда могу отвязаться от него позже.

Я протягиваю ему руку — охранник даже не смотрит в нашу сторону — и скольжу обратно к выходу. Мы добираемся до двери тогда же, когда вспышка синего света освещает белые стены перед нами. Пока парень в полосатой рубашке шарит у двери, я оглядываюсь.

Вспышки света по краю кольца теперь достигают центра, языки синих искр вырываются и исчезают, как молниеносные звездные вспышки. Время от времени они встречаются с потрясающей вспышкой света — до тех пор, пока, наконец, весь центр кольца не наполнен светом, потрескивающим, как занавес энергии.

Пока я смотрю, человек, стоящий возле кольца, падает, опускаясь на пол без звука. Я ожидаю, что люди, стоящие рядом с ним, отреагируют, ринутся к нему и скинут заклинание зачарованности, но они остаются неподвижными, расслабленными, как машины, которых обесточили. Все больше и больше людей с каждой секундой становятся неподвижными, как охранники, так и протестующие, в расширяющемся круге вокруг устройства в центре комнаты. Время от времени еще один человек падает на пол, но большинство из них стоят неподвижно, вертикально, отбрасывая длинные тени, которые мерцают и достигают нас, когда машина загорается.

Между вспышками света я могу разглядеть лица тех, кто стоит напротив меня… мне видны их глаза.

И в этот момент я будто оказываюсь на военной базе Эйвона, наблюдая, как мой папа меняется передо мной. Я вижу его глаза, умноженные в десятки раз на лицах вокруг меня, зрачки настолько широки, что глаза выглядят как лужи чернил, как беззвездное пространство ночи над болотами. Я вновь переживаю момент, когда мой отец вошел в военную казарму со взрывчаткой, привязанной к его телу. Я вспоминаю его, каким он был в последний раз, когда я видела его, тень самого себя, не более чем оболочка того, где когда-то жила его душа.

Сотни людей постепенно усеивают белые просторы голокомнаты… и у каждого из них в глазах стоит темная бездна.

Поначалу ничего не происходит. А затем появляются буквы, которые выглядят так:

ИСПЫТАНИЕ.

Затем еще несколько слов, за которыми следуют изображения, звуки и цвета. Постепенно тишина наполняется этим новым видом жизни, и мы начинаем понимать струны символов и звуков, которые пронизывают тишину. Твердые, яркие, холодные вещи приходят все чаще и чаще, оставляя рябь в тишине, собирая ткань существования на волнах, когда они проносятся по поверхности мира.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГИДЕОН

ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО МНЕ ИЗВЕСТНО, что сейчас нужно держаться подальше от неприятностей. Но вот он я: во рту стоит вкус числящего средства для компа, заперт в коридоре, втянутый в это фиаско парой ямочек на щеках. Мне давно уже пора действительно стать умнее.

Рядом со мной стройная девушка, по крайней мере, на голову ниже меня, в одном из тех платьев, которые сейчас носят все богатые девушки. Она не отстает, несмотря на каблуки. Чтобы еще добавить к ямочкам: у нее тускло-светлые волосы чуть ниже подбородка, взъерошенные в искусном беспорядке, и большие серые глаза.

М-да, кого-нибудь смышленее я вряд ли найду в ближайшее время.

— Душа моя, я действительно надеюсь, что есть вторая часть твоего плана, — еле выдыхаю я, когда мы вместе несемся по коридору.

— Что ты там натворил? — Ее глаза становятся еще больше, чем раньше, истинный страх, отраженный в них, заставляет ее голос дрожать и прогоняет мое веселье в одно мгновение. С ее стороны было лучше видно что происходило, и то, что она увидела, оставило эту девушку — девушку, которая едва глазом моргнула, когда прямо перед ней у меня пошла пена изо рта — полностью потрясенной.

— Это был не я. — Я оглядываюсь, ожидая, что какой-нибудь охранник завернет за угол, преследуя нас. — Хотя польщен, что ты так думаешь.

Я собираюсь продолжить, когда она хватает меня за рубашку, и используя мою движущую силу, толкает меня в нишу, оснащенную оборудованием для пожаротушения, не сбиваясь с шага. Я ударяюсь о стену, а она врезается мне в спину, и, поскольку я полагаю, что у нее есть причина для того, чтобы затащить меня сюда таким образом, я замираю. Мгновение спустя за углом слышны голоса, и они явно пьяные. Отличная работа, Ямочки.

— Нам нужно как-то отвлечь внимание, — шепчет она, обернув одну руку вокруг моей шеи, наклоняя мою голову, чтобы она могла шептать мне на ухо, что совсем не отвлекает. — Ты можешь их куда-нибудь направить?

— Что заставляет тебя думать, что я могу это сделать? — Я уже вытаскиваю планшет из сумки, но мне интересно услышать, что она мне скажет.

— Пожалуйста, — бормочет она. — Может, и не ты выключил ту машину, но я знаю, что ты тот, кто отключил проекторы.

Ха. Ну, по крайней мере, для начала она следила за мной. Мне следует попробовать пригласить ее куда-нибудь.

Если мы не погибнем или нас не арестуют.

Я разворачиваюсь, пока не оказываюсь лицом к ней, и, судя по тому, что ее губы вытянулись в тонкую линию, она готова вылить холодную воду на идею о том, чтобы это было так близко и тесно, пока она не осознает, что я делаю это в основном потому, что мне нужно пространство, чтобы начать работу с планшетом.

— Давай дадим им то, на что надо взглянуть, — бормочу я, вытаскивая чип активации из кармана и перемещая его в порт на боковой стороне планшета.

— Что ты собираешься сделать?

— Поймешь ли ты, если я на это отвечу? — Я оживляю экран, и как всегда раздается слабый, но пьянящий гул, когда я создаю себе приглашение в ядро «Компании Лару» и начинаю охоту на своего партнера по танцам. Неплохая система, но недостаточно хорошая.

Она тяжело вздыхает.

— Нет, — признается она. — Я не дружна с компьютерами. Люди имеют больше смысла для меня. — Она наверняка обрабатывала этих парней в голокомнате, будто она точно знает, где найти кнопки и переключатели в мозгах людей, и хотя я не слышал, я уверен, что она пыталась бросить меня под автобус, пока охранники не дали ей понять, что она присоединится ко мне. Тем не менее, я не могу винить ее — положение было опасным, и все справедливо в любви, на войне и в незаконном проникновении.

— Ха, люди? — Я нахожу нужный мне протокол и начинаю работать.

— Думай о них как о компьютерах с органическими схемами. — По ее тону я могу сказать, что ямочки вернулись. Мне хотелось бы сказать, что не я замечаю, как близко она прижалась ко мне в укрытии алькова, но это было бы неправдой. Она явно хочет, чтобы я заметил, а я стараюсь помогать людям, когда могу. — Итак, если люди имеют больше смысла для тебя… скажи мне, какие чувства вызвал у тебя я?

— Ты хочешь показать мне своим навыки, на что я должна показать свои? — качает она головой, озадаченная. — Я действительно оказалась там только для того, чтобы кое с кем встретиться. Когда проекторы отключились, и охрана начала выводить людей, я выбрала тебя для отвлечения внимания, потому что видела, как ты менял рубашку. Я подумала, что тебя тоже не должно было быть там, так что ты, наверное, подыграешь.

Скучно. Это не настоящая история. Кто-то вроде нее не приходит сюда без веской причины. Даже я не прихожу сюда без веской причины, и тот факт, что я оставляю этот монументальный провал без какой-либо новой информации о местонахождении командира Антье Тауэрс, просто добавляет соли в рану. Но моя охота на бывшую пешку «Компании Лару» подождет. Я фыркаю, чтобы Ямочки поняла, что я не купился на ее историю, и в этот момент нахожу данные, которые искал. Почти готов начать вечеринку.

Она замолкает, снова покусывая губу, когда я рассматриваю ее лицо в профиль.

— Как ты сумел подыграть? — спрашивает она. — Как у тебя пошла такая пена изо рта?

Я провожу языком по зубам, морща нос от вкуса, витающего во рту.

— Чистящее средство для компа. Брось его в обеззараженную воду, и оно составит раствор для чистки некоторых схем, которые нуждаются в щелочной смеси. Жевать его без воды, как написано на упаковке, не рекомендуется, и он во рту ощущается, как взрыв.

— Ух! — Похоже, она неохотно впечатлена, и я бы поспорил, что она даст мне фору, если ей представится такой случай.

— Как же ты себя именуешь, моя будущая жена? — спрашиваю я, давя на свое превосходство.

— Алексис.

— Приятно познакомиться, Алексис. — Ты же не возражаешь, если я буду придерживаться Ямочек, не так ли? В смысле, ведь это тоже твое ненастоящее имя.

— А твое?

— Сам Сидоти, — говорю я, и на этот раз ее очередь смотреть на меня.

— Саманта Сидоти ведет вечерние новости на «Эс-Ди-Эм», - указывает она. — И она женщина.

— Попался. — Я выглядываю из-за своей работы, а она глядит на меня через плечо, и оказывается, что смотреть на тонкую линию, появляющуюся у нее между бровями почти так же весело, как смотреть на ямочки. — Я уже почти закончил. Похоже, у нас должен быть план после того, как наши друзья начнут направляться туда, где чрезвычайная ситуация начнется примерно через минуту. Или план, что ты пойдешь своим путем, а я — своим?

Она молчит в течение нескольких секунд, хотя я не могу сказать из-за чего: взвешивает ли она свои шансы или просто слушает приближающиеся шаги.

— Менее вероятно, что мы будем остановлены, если расстанемся, — медленно произносит она, глядя на мои руки, когда я прописываю последние несколько команд пальцами, двигая ими по экрану. Затем она продолжает более твердо: — Но у меня есть карточка доступа к пожарной лестнице, и там нет никаких камер службы безопасности. Если ты хочешь пойти со мной, то давай.

Ну, разве это не интересно? Я выключаю планшет нажатием большого пальца на сканер, затем вытаскиваю чип, убирая его в карман.

— Мне нравится девушка, которая стремится к отношениям. Так трудно найти такую в наши дни. — Я потягиваю шею из стороны в сторону и пару раз перекатываю мышцами плеч, изображение закатывания припадка действительно достаточно напряжённое занятие… и вытаскиваю рубашку.

— Ну? — давит она. — Готово?

Я поднимаю руку — не могу устоять перед небольшим представлением — считаю до пяти в голове и щелкаю пальцами. И весь ад вырывается на свободу.

Коридоры затопило завыванием аварийной сирены, так что, хоть я и вижу, что ее рот движется, я не слышу ни слова из-за воя. Я предпочитаю верить, что она хвалит меня за хорошо выполненный взлом. Она качает головой, а затем прижимает губы к моему уху, и на мгновение я слишком занят, одурманенный теплом ее дыхания на мое ухо, чтобы услышать ее.

— Ты идиот, мы должны были выбираться через аварийную лестницу!

Я ухмыляюсь и кричу в ответ:

— Я заставил систему думать, что пожар на основной лестнице. Все направляются в противоположный конец здания.

Она молчит, давая мне немного времени насладиться ее неохотным восхищением. Затем, мотнув головой, она предлагает мне следовать за ней и выходит в коридор, чтобы повернуть направо, а затем быстро направо на следующем перекрестке.

Но на следующем перекрестке она замирает, когда слышится крик через завывание сирен. Он издается, насколько я могу судить, со стороны голокомнаты, в которой мы были раньше. Но это не возмущенный вопль или требование свободы от какого-то протестующего, который вспомнил, зачем он там находился. Это другой крик, и он обрывается пронзительным визгом лазерного пистолета.

Девушка встречается со мной глазами, ее собственные глаза широко распахиваются с внезапным страхом, который отражает то, от чего мой собственный пульс учащается. Что бы там ни происходило, это не то, к чему мы готовились, даже при планировании наихудшего сценария.

— Ты видел… — она повышает голос, чтобы быть услышанной, и я слышу более высокую ноту, край ее нервозности. — Когда мы уходили…

Я видел людей, застывших там, как статуи, повернутых, как поклонники, к тому огромному металлическому кольцу в середине комнаты, когда оно засветилось синим огнем. Думаю, я знаю, что это было за кольцо, но…

— Те люди, — кричу я в ответ. — Я не знаю, какого черта происходило.

— Я знаю. — Я почти скучаю по ее ответу, но нет никакой ошибки в выражении ее лица. Только на мгновение Ямочки сбросила маску, и что бы она ни знала, это потрясло ее до глубины души. Я делаю вдох, губы двигаются, чтобы сформировать вопрос, но она не дает мне шанса. Вместо этого она внезапно снова приходит в движение, хватая меня за руку, чтобы развернуть меня и пойти по другому коридору.

Однотонные, кремово-белый стены и одинаковые двери создают тревожную иллюзию, что мы движемся по кругу, но она не колеблется, делая повороты один за другим. Моя кричащая пожарная сигнализация сработала: залы пусты, за исключением случайного охранника, которого мы избегаем без особых проблем. Где-то через четверть часа она останавливается, подняв руку и прикрыв глаза, сверяясь с какой-то внутренней картой. В это время я занимаюсь проверкой на любых нежелательных посетителей. Через полминуты она кивает и ведет меня снова.

Я хочу узнать больше… намного больше об этой девушке, которая знает как попасть на пожарную лестницу, у которой убийственная улыбка и которая заучила план здания, предназначенный только для сотрудников.

В конце концов наша удача иссякает, когда заглянув за угол, мы натыкаемся на охранника, стоящего у двери с неоновым знаком «ВЫХОД» — наш путь на пожарную лестницу. Охранник немного располневший, его рубашка настолько новая, что до сих пор на ней выглажены складки. Полагаю, новый сотрудник. Глаза широко распахнуты, ему явно не пришлось выбирать, чтобы столкнуться с тем, что происходит здесь, в самом начале своей карьеры. Я не знаю, что видит моя спутница, но что бы это ни было, это заставляет ее улыбнуться, когда она отходит за угол.

Она прижимает руку к моей груди, и на мгновение все, на чем я сосредоточен — это точка соприкосновения, тепло ее кожи, ощущаемое сквозь мою рубашку. Потом она толкает меня обратно к стене. Что становится привычкой. Она явно не привыкла работать с партнером.

— Оставайся здесь, — говорит она, и той же самой рукой залезает в лифчик… движение, от которого, как я понимаю, я должен оставаться в восхищении, что собственно говоря и происходит. Она достает маленькую синюю капсулу и сжимает ее в ладони. Когда она проводит пальцами по своим платиново-светлым волосам, пряди волос становятся ярко синими. Я понимаю, что капсула была с красителем. — Ты просил показать свои навыки, — продолжает она, присев на корточки, чтобы вытереть руку о ковер.

— Да ну? — ухмыляюсь я, и она опять нацепляет свою застенчивую улыбку… на этот раз только с одной ямочкой. Думаю, такая улыбка мне нравится еще больше. Мне она нравится, по крайней мере сейчас, когда отступает ее страх, хотя следы его все еще таятся в глубине ее глаз.

— Смотри и учись. — Она щиплет свои щеки чистыми пальцами, чтобы они покраснели, и делает несколько быстрых вдохов, а затем заворачивает за угол. Она бежит прямо к охраннику, уже плача, когда бросается на него. Я видел много артистов на нижних уровнях, но эта девушка чудо как хороша.

Охранник явно сбит с толку, обнаружив в своих руках синеволосого подростка в сильной истерике. Он пытается разыгрывать варианты: вы целы? и точка эвакуации в другом направлении, мисс. Пока я слежу за ними, я снимаю рубашку, быстро выворачиваю ее и снова надеваю так, чтобы фальшивый бейджик «Компании Лару» оказался снаружи.

Между тем, Ямочки делает несколько быстрых вздохов и пытается объясниться снова, на этот раз выражаясь яснее, несмотря на ее «страх».

— Назад, в ту сторону? — еле выговаривает она, указывая на коридор напротив того, в котором я прячусь. — Он пытался взять меня в заложники, у него пистолет! Пожалуйста, вы должны помочь. — После этого она позволяет себе замолчать в унылом завывании сигнализации, хотя мне и так становится ничего не слышно. Я могу сказать лишь по языку тела охранника, что он отвечает, когда ему удается освободить от нее свои руки. Оставайтесь здесь, я позабочусь об этом. Хотя, когда он направляется туда, куда она указала, он не идет слишком быстро. Вероятно, не хочет быть тем, кто найдет этого вооруженного бандита, что, на самом деле, понятно.

Я прячусь, пока он не поворачивает за угол, а затем спешу к своей подруге, которая роется в сумочке — кто сейчас такие носит? — и выуживает оттуда карточку. Ей удается выглядеть лишь немного успокоенной, когда площадка озаряется зеленым светом, и через мгновение мы оказываемся на аварийной лестнице. Сигнализация здесь приглушена, и наши шаги эхом отдаются от стен, пока мы спускаемся.

— Какого черта ты там делал? — через некоторое время спрашивает, идя впереди. — Я видела, что твой планшет был подключен к порту данных в дереве прямо перед тем, как обрубилась голографическая проекция.

Я испытываю соблазн сказать ей, что я тут ни при чем. Я был внутри серверов «Компании Лару», и только заметил некоторые странные энергетические всплески, о которых я хотел узнать больше, но я едва начал. Ничего из того, на чем я споткнулся не должно было выпустить ищеек вроде этих. Некоторые из моих старых взломов, когда я только начинал, могли вызвать такой хаос. Но в наши дни… Да дело в том, что ничего из того, что я сделал, не оправдало бы стрельбу, которую мы слышали.

Мы начали спускаться с двадцатого этажа — хотя это относительная цифра, так как первый этаж, безусловно, далек от фактической поверхности Коринфа. Сейчас же нам осталось пройти около трех, поэтому я сохраняю дыхание для бега.

Внезапно дверь на уровне земли распахивается, и в нее спешно входят три охранника. У нас обоих слишком много импульса, чтобы сразу остановиться, и я бросаюсь к стене, чтобы попытаться остаться вне поля их зрения, а она цепляется за мою рубашку, чтобы замедлиться. Она оказывается рядом со мной и мы становимся совершенно неподвижными, ожидая реакции, если они заметили нас, и ожидая их дальнейших действий: будут ли они подниматься.

Ну, конечно, они поднимаются. Сегодня, черт возьми, хоть что-нибудь пойдет как по маслу? Нет никакой возможности приблизиться к выходу незамеченными, поэтому я засовываю сумку с планшетом за спину, поверяю фальшивую форму «Компании Лару» и выхожу в поле их зрения. Моя напарница остается позади меня, без сомнения надеясь так же сильно, как и я, что они не будут заострять внимание на том, что она не носит униформу.

— Осторожно, парни, не выстрелите в меня, — кричу я, заставляя себя звучать так, будто думаю, что перспектива на самом деле забавная. — Меня ужасно трудно заменить.

Три пистолета поднимаются, а затем опускаются, когда они видят мою рубашку, которая срабатывает, по крайней мере, с этого расстояния.

— Что вы делаете на лестнице? — кричит один из них.

Черт возьми, хороший вопрос. Сотрудник «КЛ» должен знать пути эвакуации.

Затем Ямочки… Алексис, мне действительно нужно узнать ее настоящее имя, произносит позади меня:

— Они считают, что наверху возможно возник технический сбой. Нет ни дыма, ни огня, поэтому мы проверяем сигнализацию вручную. — Надо сказать, она быстро придумывает как выкрутиться.

— Техническое обслуживание, — соглашаюсь я, вводя немного усталости в свой голос. — Единственный способ проверить некоторые системы можно только лично, если это ложная тревога, чего явно никто не делал. Мы можем попросить вас уйти с лестничной клетки? Ваши движения могут спровоцировать новую волну сбоя.

Двое из них сразу же покупаются на мои слова, но парень, задавший вопрос, не так уверен. Он долго и пристально смотрит на меня, прежде чем разворачивается, чтобы последовать за остальными, не убирая пистолет.

— Спасибо, парни, — кричу я им вслед, довольный как никогда.

Она тихо произносит позади меня:

— Мы можем выйти на второй этаж, он имеет выход на улицу. Мы можем полностью пропустить главный вестибюль.

Я киваю, и мы в унисон приходим в движение. Я стараюсь держаться между ней и охранниками, которые возвращаются на первый этаж. Надеюсь, она понимает, что я просто скрываю ее отсутствие формы, и не делаю ничего настолько глупого, как прикрываю ее своим телом.

— Подожди минутку! — Это все тот же парень с вопросами. Он на полпути вверх по лестнице, и его рука прижата к уху, где, без сомнения, наушник передает информацию о нас. Алексис ругается под нос, и на мгновение становится почти похоже, что у нее есть акцент, когда мы, как единое целое мы бросаемся за дверь.

— Стоять! — Все трое с шумом несутся вверх по лестнице, всего в нескольких метрах от нас. Они выкрикивают угрозы, их голоса так же громко отдаются эхом, как и их шаги, сигнализация все еще воет вокруг нас.

Передо мной она нажимает на планку, чтобы открыть дверь, и солнечный свет резко режет по глазам, освещая лестничную клетку. Я проталкиваю ее через дверной проем, подталкивая рукой между лопатками, моя сумка стучит по бедру, когда я протискиваюсь за ней. Они промахиваются, и я пригибаюсь, чтобы попытаться сбить их цель.

В следующий миг я слышу пронзительный визг новейшего лазерного пистолета, и, когда я закрываю дверь позади себя, волна боли опаляет мое предплечье, а затем устремляется в грудь, заставляя мои нервные окончания пылать.

Каждая часть писем, образов и песен запечатлена и скормлена тишине. Но каждая вспышка настолько разная, настолько одинокая, что невозможно собрать их в единое целое.

Индивидуумы.

Концепция нова, так же как холодные, твердые штуки порхающие во Вселенной, были чем-то новым. Некоторые частицы, что наводняют тишину — прекрасны, некоторые — уродливы, а некоторые — за пределами понимания.

Как мы можем начать понимать их? Понимая одно.

Мы наблюдаем, ждем, и учимся.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

СОФИЯ

ВИЗГ ЛАЗЕРНОГО ПИСТОЛЕТА охранника разрезает воздух, и на головокружительный миг я снова оказываюсь дома, слушая отдаленную перестрелку между военными и фианной. Затем следует второй выстрел, безобидно попавший в дверную раму, и мой ничего хорошего не обещающий партнер выталкивает меня через дверь.

Мы выскакиваем на уровень улиц, где над нами возвышаются глянцевые, хромировано-стеклянные небоскребы. На Коринфе город, разделенный на континенты, секторы и кварталы, охватывает почти всю планету. Здесь нет художественного горизонта, потому что город простирается повсюду, новые башни, построены поверх старых. Нам нужно найти лифт, спускающийся ниже текущего уровня улицы, чтобы исчезнуть в трущобах Коринфа. Нам надо торопиться, и я осматриваю улицу в поисках скорейшего выхода, а рядом стоящий рекламный щит, среагировав на движение, слепит мне глаза.

— Не пропустите потрясающую, трогательную дань одной из величайших трагедий века! Посетите орбитальный музей «Дедал», где вся выручка за первую неделю пойдет семьям погибших в инциденте с «Икаром».

Я стискиваю зубы, пытаясь заблокировать жуткое сообщение и сосредоточиться на том, каким должен быть наш следующий шаг. Парень склонился у двери над кодовым замком, и что-то делает с чипом, который он достал из кармана куртки. Когда он заканчивает, кодовый замок издает разряженный визг и становится черным.

— Неисправный замок не задержит их надолго, — ворчит он. — Мы должны двигаться дальше.

— Такси, — выдыхаю я, когда в заднем окне пролетающего со свистом ховера виднеется парочка веселых подростков.

— Они будут отслеживать сигнал твоего наладонника, — отрывисто и спешно отвечает парень, как будто он не может поверить в идиотизм, который заставил меня предложить такое.

— Ну и ладно. — Я закатываю глаза и подскакиваю к краю платформы, поближе к транспортному потоку. Если он хочет следовать за мной — хорошо. Если нет, то пусть идет своей дорогой. Я убираю с глаз свои теперь уже синие волосы, делаю несколько быстрых вдохов, когда встаю на бордюр. Первое свободное такси, которое я вижу, я пропускаю: водитель — женщина, а мне нужно сыграть на этом, если хочу, чтобы сработало. Следующее выглядит многообещающе, и поэтому я поднимаю руку, делаю несколько быстрых вдохов, входя в образ. Когда водитель подъезжает к тротуару, я уже тяжело дышу.

— Пожалуйста, сэр, — тараторю я на одном дыхании, наклоняясь к окну, когда водитель нажимает кнопку, дав исчезнуть оконной мембране. — Не подскажете, как добраться отсюда до Восточно-Центральных Высот? Мы с братом впервые на Коринфе, и нам надо попасть в квартиру нашей тети, но я не знаю, где мы находимся, а мой наладонник украли, поэтому мы пошли пешком и…, - я сглатываю, стараясь закончить вываливаемый из меня горестный бред удушающим глотком воздуха.

Таксист, моргая, смотрит на меня, затем косится в сторону заднего бокового окна, где хакер, выглядя скучающим, прислонился к борту такси. Мне хочется задушить его… по крайней мере, он мог бы попытаться подыграть моим страданиям. Хотя, у него есть здравый смысл не реагировать на замену с «жениха» на «брата». Водителю такси примерно от двадцати до тридцати лет, и его глаза вспыхивают, когда я наклоняюсь. Не самая элегантная моя работа, но охранникам не понадобится много времени, чтобы начать прочесывать тротуары. Нет времени для элегантности, нужна просто старая, как мир уловка. Это срабатывало с солдатами дома, и это сработает с горожанами здесь.

— Вам нужно на следующий уровень, — медленно отвечает таксист. Он колеблется, и я стараюсь не зацикливаться на этом, я должна позволить ему угодить в ловушку самостоятельно. — Примерно в километре отсюда есть пешеходный мост, — говорит он, кивая в сторону откуда он подъехал.

Я тяжело вздыхаю, позволяя водителю увидеть, как я изо всех сил стараюсь взять себя в руки.

— Может, нарисуете карту? Без наладонника я ничего не соображаю. Куда бы мы ни пошли, нам все говорят, что мы не на том уровне, и я просто… я просто так устала. Я так хочу домой, но отсюда я даже не могу увидеть Башни Регентства. — Это одно из самых дорогих зданий в этом секторе Коринфа. Если «девица в беде» не тронет его, то можно сыграть на жадности.

Глаза водителя сужаются, когда он смотрит на счетчик. Большим пальцем он нажимает на кнопку управления, и когда его взгляд возвращается ко мне, я ожидаю его с распахнутыми глазами и мокрыми ресницами. Мне бы хотелось, чтобы слезы были не так близко, но люди с пустыми глазами в голокомнате и наш побег оставили меня более шаткой, что даже мои руки начинают дрожать. Я прижимаю их к двери такси, стараясь не показывать этого.

Таксист вздыхает.

— Ваша тетя живет в Башнях Регентства? — Когда я киваю, он оглядывается на хакера, который все еще опирается на такси. Теперь он даже не смотрит, что происходит, его взгляд зафиксирован где-то посередине, челюсти сжаты и руки плотно сложены на груди. Самый очевидный воинственный язык тела. Спасибо, засранец, что сделал все так просто. Наконец, таксист наклоняет голову назад. — Залезайте. Ваша тетя заплатит же мне по приезду, так ведь?

— О, правда? — Я выдыхаю, как будто мне в голову не приходила мысль о том, что он подберет нас. — Боже мой, вы мой герой, спасибо! — Я бросаюсь к двери, чтобы он не успел передумать, заставляя хакера отшатнуться, когда открываю дверь на которую он опирался. — Ну же, милый братишка, — бормочу я только для его ушей.

Он ныряет внутрь, не говоря ни слова, скользя по сидению, чтобы освободить место для меня. Дверь захлопывается после меня, когда я устраиваюсь на искусственной коже.

— Большое спасибо, я попрошу тетю дать вам дополнительные чаевые за вашу доброту.

Таксист оглядывается на меня и ухмыляется, легко беря старт и начиная выруливать такси обратно в поток воздушного движения среднего уровня сектора. Он симпатичный, чем-то напоминает мне парня, который делает мне поддельные удостоверения, за исключением того, что я уверена, что таксист не сломает вам костяшки пальцев, если вы не заплатите. Во всяком случае, надеюсь, что нет.

— Так откуда вы изначально?

Вопрос застает меня врасплох, я пытаюсь поймать взгляд своего бесполезного партнера, но безуспешно. Я моргаю, глядя на водителя.

— Что?

— Вы сказали, что первый раз на Коринфе. Интересно, откуда вы родом? — Он снова смотрит вперед, но его глаза поднимаются, чтобы посмотреть на меня в зеркало заднего вида.

— Ох, с Вавилона, — отвечаю я, говоря первое, что приходит на ум, хоть на нем я никогда не была.

— Да ладно, — со смехом восклицает таксист. — Я родился на Вавилоне. Какой сектор? Вы когда-нибудь были в гравбольном баре на пару уровней ниже Башен Регентства? Дом «Вавилонских Крыльев» вдали от дома. Огромная явка при каждом домашнем матче, вы должны зайти туда как-нибудь.

Значит сексуальная привлекательность сработала. Я смотрю на своего «брата», ожидая, что он, возможно, сделает что-то стереотипное и чрезмерно опекающее, чтобы предупредить вопросы водителя… и замираю. Хакер смотрит на руку, которую он прижимал к телу все это время. То, что я неправильно истолковала как наглый язык тела, было кое-чем совсем другим… когда он поднимает руку, она окрашена красным.

Он подлавливает меня, что я смотрю на него, и снова прячет свою руку. Водитель такси продолжает болтать, время от времени бросая на меня взгляды в зеркало заднего вида, но его слова отодвигаются на задний план.

Я не могу сказать, насколько это плохо, но кровь продолжает идти, несмотря на его попытки остановить кровотечение. Я обрабатывала раны больше, чем положено на Эйвоне, но я не могу остановиться, чтобы осмотреть его, и я не могу спросить, в порядке ли он. Как только наш водитель поймет, что у него на заднем сидении жертва выстрела, он остановится и высадит нас на обочине дороги. Нет способа получить такую травму там, где мы были, кроме как от властей, и никакая сексуальная привлекательность не заставит таксиста рисковать перед обвинениями в пособничестве и подстрекательстве.

На этот раз мне действительно нужно стараться чтобы мой голос не дрожал.

— Как ты думаешь, насколько будет зла тетя, за то, что мы так поздно? — спрашиваю я «брата», голос водителя такси замолкает, когда я прерываю его.

Глаза парня переводятся на меня и он морщится.

— Ну так себе, я бы сказал. — Он переносит свой вес, упираясь на дверь, чтобы она взяла на себя его вес. — Она, вероятно, переживет это, если мы быстро извинимся.

Я гляжу на экран GPS на приборной панели такси. Если бы я жила где-нибудь в другом месте, мы бы по-прежнему были в нескольких часах езды на поезде с магнитной подушкой от моего жилья, даже не покинув сектор, но я выбрала жилье из-за его близости к главному офису «Компании Лару». Ну, из-за близости и престижа. Мы всего в нескольких минутах езды от Башен. Я смогу провести его через переулок к своему дому и впустить через боковую дверь. Надеюсь, он не потеряет слишком много крови к тому времени, когда мы доберемся до лифтов. Таксиста же я могу оставить здесь, ожидать несуществующую тетю, пока мы скрываемся.

— Вы надолго задержитесь на Коринфе? — спрашивает водитель, возобновляя свою линию допроса, как будто я никогда не прерывала его, чтобы поговорить с бич-боем, истекающим кровью на заднем сиденье. — Переезжаете сюда или просто навещаете?

— Навещаем, — отвечаю я, пытаясь снова вернуться к обаянию, не обращая внимания на свое беспокойство. — Семья, и все такое.

— Ну ясно, понял. А у тебя будет свободное время, пока вы здесь?

— Я… я не думаю, что мой брат хотел бы, чтобы я болталась с незнакомцами. — Я смотрю на парня рядом со собой, чьи брови иронически приподнимаются. Ведь я даже не знаю его имени.

Такси плавно подъезжает к остановке на тротуарной платформе рядом с южным зданием апартаментов Башен Регентов. Таксист поворачивается переводя взгляд от парня ко мне.

— Да ладно, не такой уж я и сомнительный, не так ли?

Его улыбка достаточно приятная, и хотя он не был таким уж проницательным, когда я умоляла о помощи, он действительно помог нам. Тем не менее, я не могу уделить ему больше симпатии. Если ты напрашиваешься на обман, мошенник найдет тебя. Я улыбаюсь ему в ответ и пожимаю плечами.

— Возможно, я смогу улизнуть, — шепчу я, будто только для его ушей, а затем поворачиваюсь к двери.

— Эй, эй, стойте. — Таксист тянется к автоматическим замкам, и дверь с моей стороны блокируется с щелчком. — Ты можешь подождать здесь, послав брата, чтобы он захватил наладонник вашей тети для оплаты проезда.

Дерьмо. Я снова гляжу на парня рядом со собой, чья ленивая, хотя и натянутая улыбка исчезает. Его дверь не заперта, но как только водитель увидит, что я тянусь к этой двери, он запрет и ее. Так много надежд о том, что он идиот, а также неудачник. Я наполовину ожидаю, что хакер сбежит… что я, вероятно, сделала бы на его месте. Ему нужен медик, и побыстрее, и он уже понял, что я могу справиться со многим. Он может оставить меня здесь без особого чувства вины.

Но он не двигается, карие глаза серьезны в первый раз с тех пор, как мы встретились.

— Брата? — с сомнением, язвительно спрашиваю я водителя, сверкая лучезарной кокетливой улыбкой, слизанной с показов по головизору юных подростков и двадцатилетней молодежи, что тусуются в ночных клубах верхнего уровня Коринфа. — Ты действительно лох, — говорю я со смехом. Лучше пусть он думает, что его просто нагрели на оплату такси, чем обнаружит, что он невольно помог двум преступникам сбежать из самого хорошо защищенного комплекса в этом полушарии.

Пожалуйста, я нахожу, что мысленно общаюсь с парнем с огнестрельным ранением, кем бы ты ни был… просто подыграй еще раз.

Я наклоняюсь, приваливаюсь к его здоровому плечу и поворачиваю лицо, чтобы поцеловать его. Я слышу, как от удивления и замешательства, втянул воздух таксист, и хотя мои губы на бич-бое, мое внимание на водителе. Таксист сплевывает, возмущается, это именно то, на что я так надеялась. Он не думает об оплате, он не думает держать меня в заложниках, пока ему не заплатят… и он не думает, заблокировать нас.

Другой рукой я скольжу мимо коленей хакера к двери, движение быстрое, но плавное. Таксист в какой-то момент преодолеет смятение и возмущение, поэтому мне нужно как можно быстрее открыть дверь, чтобы мы могли сбежать. Я дотрагиваюсь до сканера, когда губы парня кривятся… он улыбается, усмехается… и это единственное предупреждение, которое я получаю прежде чем он раскрывает свои губы и в полной мере использует мою уловку, пытаясь засунуть свой язык мне в рот.

Козел.

Ткань пространства становится тонкой и полупрозрачной. С другой стороны в нее вглядывается молодой человек с темными волосами и голубыми глазами, будто он видит сквозь нее. Это то, чего мы ждали.

— Хотел бы я знать, что это за чертовщина, — бормочет молодой человек на языке слов, образов и звуков, пронизывающих тишину.

Маленькое пятнышко пульсирует, и молодой человек отшатывается. Он впивается взглядом в полупрозрачное место в ткани, но через некоторое время он нервно смеется.

— Я все себе придумываю, — говорит он сам себе. — Не похоже, что оно меня слышит.

На этот раз маленькое пятнышко опять пульсирует, ярче.

Лицо молодого человека белеет.

— Роза, — зовет он, в голосе сквозит срочность. — Роза, иди сюда быстрее. Я думаю оно разумно.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГИДЕОН

ПAЛЬЦЫ АЛЕКСИС НАХОДЯТ СКАНЕР на двери рядом со мной, и я готов выпасть из машины с моим партнером по поцелуям, когда та внезапно поддается и открывается. Каким-то образом я встаю на ноги, и мы уворачиваемся от толпы пешеходов и пары электровелосипедов. Водитель такси орет нам вслед. На мгновение мы действуем в идеальной синхронизации, а затем она разрушает ее, размахнувшись и ударяя рукой меня в грудь, когда мы оказываемся в переулке, из-за чего руку пронизывает боль.

— Эй, за что? — шиплю я.

— Ты знаешь, — отрезает она, часто дыша.

Мне бы хотелось думать, что ее одышка из-за вспышки страсти в такси, но мы довольно быстро бежим.

— Ямочки, ты сама поцеловала меня. Откуда мне было знать, что ты не хочешь, чтобы я к этому присоединился?

— Меня зовут Алексис!

— Я точно уверен, что нет.

Мы поворачиваем за угол, останавливаясь у черного входа дизайнерского бутика, пытаясь отдышаться. Она хватает меня за здоровую руку, разворачивает, чтобы взглянуть на окровавленный рукав.

— Насколько все плохо? Можешь подождать еще пару минут?

— Не более того, — отвечаю я, опять зажимая рукой рану, наполненный пьянящей смесью облегчения от нашем побега и чувством скручивания кишок от знания, что все, что я видел сегодня в голокомнате, было плохо, очень плохо. Милосердная мать сгоревших микросхем, моя рука ранена. — Есть место, где я могу ее обработать?

Девушка молчит некоторое время, а затем кивает.

— Думаю, найдется.

Она ведет меня в другой переулок, между несколькими выставочными залами, затем мимо закрытого входа в Башни Регентства, места, которое она называла водителю, и через сад по соседству с ним. Я могу сказать, что она заранее составила себе маршрут вокруг этого района, и я уважаю это. Оттуда мы проскальзываем через служебный вход, так что когда мы подходим к подъезду Высотки Камелот — ну пожалуйста, путь это будет наш пункт назначения, блин, так больно — никто с улицы видит, как мы заходим. Она приостанавливается, чтобы вытащить тонкую, плотно сложенную, фетровую шляпу из сумочки и надевает ее, чтобы скрыть синие волосы. После ввода кода безопасности, и мы проходим внутрь. С каждой секундой мне становится все более беспокойно… девушка, которая живет в таком месте, как это, не преступник, по крайней мере, не такой, как я. Зачем она сегодня пробралась в голокомнату, ради удовольствия? Передо мной вновь мелькает образ металлического разлома и страх в ее глазах. Если она думала, что это ради забавы, то теперь она точно знает, что это нечто большее.

— Кристина! — Мне требуется время, чтобы понять, что улыбающийся швейцар разговаривает с нами, точнее с Ямочками. — Кто ваш друг?

— Я его знаю, как Альфи, — смеется она, ведя меня в лифт. Ее игра безупречна, как и ее смех. Страх, который я видел в офисе «Компании Лару» отошел, и она не совершает ни единого промаха. Она нажимает верхнюю кнопку — ну конечно, пентхаус — и с едва слышимым гулом, мы поднимаемся. Только когда мы минуем предпоследний этаж, и к нам никто не присоединяется, она начнет рыться в сумочке. Из сумочки она вынимает пару изящных кружевных перчаток и надевает правую. Когда мы добираемся до верхнего этажа, она прижимает руку в перчатке к квадратной панели, которая светится светом цвета слоновой кости. Панель недолго потрескивает, как будто все ощетинилось статикой.

У меня есть только секунда, чтобы оценить систему безопасности, а затем двери открываются, сталкивая меня с такой роскошью, которую я не видел годами. Ямочки бросает сумочку на диван и исчезает за стеной из матового стекла, раздавая инструктаж на ходу.

— Сядь перед тем, как упасть и треснуться головой.

С немного виноватым чувством, что я попачкаю здесь — смешно, при сложившихся обстоятельствах — я снимаю рубашку и опускаюсь на край дивана. У нее охренительная квартира. Я в течение многих лет не был нигде похожем на это, и если такое место когда-то ощущалось домом, то это было довольно давно, и точно не теперь. Полы выглядят как настоящий мрамор, и я не могу быть уверен, но думаю, что, возможно, это настоящая древесина у камина. Дальняя стена — первоклассное умное окно, с этим слабым, радужным блеском, который говорит мне, что оно компенсирует смог снаружи, чтобы сделать вид заката Коринфа, чистым и сверкающим. Ха.

— Милое местечко ты заполучила, — кричу я, используя свою рубашку, как вату — она все равно разорвана — чтобы остановить кровотечение. Мне нужно время, чтобы перевести дыхание, чтобы понять, как играть. — Это тот момент, когда ты признаешься, что ты втайне Лару и купаешься в деньгах?

— Эй, я бы тогда так же хорошо выглядела, как и рыжая. — Ее голос отдается эхом, она должно быть в ванной. Одной рыжеволосой Лару в Галактике больше, чем мне хотелось бы. Она ведет себя просто, как и я, хотя я уверен, мы оба знаем, что должны поговорить о том, что произошло. Я слышу, как шкаф открывается и закрывается, а затем она выходит с гладкой, маленькой, черной коробочкой в руках.

Судя по содержимому аптечки, эта девушка совершенно другого происхождения, чем знаменитая Лилиан Лару. В ней есть все виды лекарств, которые вы не найдете в стандартной аптечке, от лечения ожогов до чистки желудка. Она вытаскивает карманный прижигатель и, снимая рубашку, приступает к работе. И несмотря на безупречный маникюр, это явно не первый раз, когда она сталкивается с огнестрельным ранением.

— Ну, — говорю я, пытаясь отвлечься от боли, которую, как я знаю сейчас почувствую. — Не знаю, как ты, но это был не тот день, на который я надеялся.

Ее взгляд поднимается ко мне, и она снова, только на мгновение, показывает мне эту кривую улыбку с одной ямочкой. И вот так вот я понимаю. Вот это настоящая улыбка. С одной ямочкой — реальная, с двумя — она притворяется. И черт возьми, мне нравится эта однобокость.

Да, умнее точно не появится в ближайшее время.

— Могло быть и хуже, — произносит она, заканчивая очищать рану. Мне видна только ее синяя макушка. — Несколько дюймов выше, и мне пришлось бы придумывать что-то гораздо более радикальное, чтобы убедить водителя такси везти меня с мертвым парнем домой.

— Эй, если я когда-либо умру, то у тебя есть мое благословение, оставить меня там, где бы я не был. Ты даже можешь забрать любые разоблачающие меня улики. Мне они больше не понадобятся. — Я говорю слишком быстро, отчасти потому, что знаю, что прижигатель будет жечь гораздо хуже, чем татуировочная игла.

Сейчас я должен выудить из нее то, что она знает, затем залечь на дно и не высовываться, пока не буду уверен, что это безопасно. Я могу обратиться к своим контактам — начну с Мэй — и посмотрю, что из этого получится, а затем уж запрошу дополнительную информацию. После того, что мы увидели, они будут искать нас повсюду, и это не будет поздравлением с отличной командной работой в замкнутом пространстве.

По крайней мере, она быстро заканчивает, и без крови, и я вижу, что шрам не должен слишком сильно испортить мои тату. — эту, я набил после работы с Эйвоном. Я концентрируюсь на этом, а не на нервно-звенящей боли, пока она работает, или на ее руке, прижатой к моей груди, удерживающей меня неподвижно. Как только она заканчивает, она мажет мазью от ожогов, и боль исчезает в благословенном онемении.

— Ну вот, — произносит она, осматривая свою работу, пока я рассматриваю ее. — Будешь как новенький к завтрашнему дню. — Она наклоняется, чтобы собрать аптечку и закрывает ее. — Мне надо смыть эту дрянь с волос иначе она впитается.

— Мне бы тоже не помешал душ, у тебя есть там место для двоих? — следом выпаливаю я, а она просто смотрит на меня, приподняв бровь. Правда? Это лучшее, что ты смог выдать? — Эй, у меня только что была небольшая операция, — указываю я. — Ты будешь разочарована, если я не попытаюсь, но я не в лучшей форме.

— Лифт спустит тебя без моей перчатки, — говорит она, застигнув меня врасплох. Я не могу уйти, пока нет. Но прежде чем я успеваю ответить, она добавляет: — Или, если ты хочешь остаться, «СмартВэйтэ»* делает довольно среднюю «Отвертку»**.

Она не ждет от меня ответа, она просто разворачивается и исчезает в ванной комнате, и через мгновение я слышу, как включается вода.

Поэтому я делаю единственное, что могу: начинаю рыться в ее вещах. Я имею в виду, никогда не упускай шанс узнать больше о ком-то, кто тебя интересует, верно? И я никуда не могу уйти, пока мы не поговорим о том, что случилось, так что это то, что нужно сделать, пока я жду.

На столе в кабинете стоят обрамленные фотографии с ней и пожилой парой, которые могут быть ее родителями. На одной они на супердорогом лыжном курорте, я думаю, что я узнаю Альпы на Парадизе — на другой они на фоне Тета Сектора прямо здесь, на Коринфе, море раскинулось на заднем плане. Фотографии почти идеальны — тот, кто сделал их для нее, очень хорошо поработал, но есть крошечные признаки того, что они подделаны, если вы знаете, где искать. Теперь я уверен, что эта квартира не ее. Она, безусловно, принадлежит Кристине Макдауэл. Я вижу посылки на ее имя у двери, и когда я умасливаю консоль включиться, там в основном почта и предложения интернет-магазинов. Но «Кристина» — так же не имя этой девушки, как и «Алексис».

Итак, кем бы не была Ямочки, все, что я действительно знаю, так это то, что она попадала раньше в какую-то ситуацию, требующей оказания серьезной первой помощь. Она знает больше о «Компании Лару», чем говорит. Она может продать камни шахтерам астероидов, и она определенно не богатая девушка Кристина Макдауэл. Я выключил консоль и вернулся из кабинета к «СмартВэйтэ», заказав ему «Отвертку» для нее и минеральную воду для себя. Я не пью… мне нужны все клетки мозга, что у меня есть, в рабочем состоянии, зачастую в сжатые сроки.

Она появляется в тот момент, когда я думаю о том, чтобы проверить, что еще она хранит в сумочке, кроме специальных перчаток и левых пропусков. Ее волосы снова стали платинового цвета, вьющиеся и светлые вокруг лица, и она одета в дорогой черный свитер и джинсы. Я кратко оплакиваю потерю крошечного платья, но мне также нравится эта более повседневная версия. Не то, чтобы я должен был думать о чем-то подобном в такой момент.

— Мне нравятся твои волосы. — О, Боже, я только что сказал это вслух? Притормози, приятель.

Она ухмыляется, направляясь, чтобы взять коктейль.

— Проще всего ходить с такими. Трудно в любой момент сделать их синими или розовыми, если волосы черные. А так вариантов, как минимум пять.

Умное окно тонко мерцает, и закат снаружи начинает темнеть, звезды начинают появляться одна за другой, несмотря на то, что звезды не были видны на Коринфе в течение нескольких поколений. Свет от зданий, растянувшихся вдаль за горизонт, не забивает яркость звезд над головой. Конечно, я видел такую иллюзию раньше, микропроекторы в стекле отслеживают положение глаз и смещаются так, чтобы было похоже, что звезды далеко на небесах, что это не трюк света в нескольких футах.

Пока она смотрит на них, как будто они что-то невероятное, я молча наблюдаю за ней. Ее брови расправлены, и хотя ее лицо спокойно и неподвижно, есть что-то около ее рта, некая твердость, которая не совсем сочетается с ее ореолом невинности и беззаботности. Возможно, так она выглядит, когда просто является собой.

Это выходит из-под контроля. Сейчас не время смотреть на нее, будто я загипнотизирован. Я должен быть умнее. Время дистанцироваться от нее, начать использовать свой мозг.

— Итак, — протяжно говорю я, делая голос обыденным. — Разве мы не должны сейчас же поговорить о том, что произошло сегодня? Я бы спросил, что ты делала там, но ты уже столько раз врала мне, что я не поверил бы правде, если бы услышал ее сейчас.

Она молча берет коктейль. В конце концов, после длинного глотка, она ставит стакан на стол рядом с поддельными фотографиями, и разворачивается, направляясь к дивану.

— Я лгу потому, что мне приходится, — говорит она, звуча более усталой, чем когда-либо еще. — Коринф… не щадит никого. Скажешь правду, и окажешься внизу. — Ее кивок направлен в трущобы, далеко под нами… на мою территория, хотя она этого не знает. Возможно, она догадывается.

— Там внизу мир возможностей.

— Но не тот, что я хочу, — отвечает она. Затем, после медленного вздоха она продолжает: — Меня действительно зовут Алексис. Но это мое второе имя, и нет, я не собираюсь говорить тебе свое первое имя. Особенно с тех пор, как ты солгал мне не меньше, чем я за сегодня. Я была в «Компании Лару» из-за своего отца. Он мертв, и это из-за них, и я хочу знать, почему. Вот и вся правда.

И я знаю, что так оно и есть. Может, у меня и нет ее красноречия, но я узнаю правду, когда слышу ее. И это не так далеко от моей правды — может быть, поэтому я могу признать ее. Холодная лента боли проносится через меня в знак понимания… я слишком знаком с такой потерей, которая оставляет след в душе, от которого вы не знаете, как избавиться. Я отвечаю не думая.

— Меня зовут Гидеон. И это мое настоящее имя, и то имя, которое дала мне мама.

Скажи мне, что я этого не говорил. Одно дело искать способ сблизиться, другое — начать делиться тем, чего никто не знает. Я начинаю нервничать, не могу вернуться в свое логово, чтобы разобрать то, что произошло сегодня. Пальцы чешутся по клавиатуре. Хочется пораскинуть мозгами и проверить информационные каналы, которых здесь нет. Мои новейшие отслеживающие программы должны выдать доклад в любую минуту. Я должен проверить форумы, связаться с Мэй. Это то, что происходит, когда я оставляю свои экраны слишком надолго. Все катится к черту. Что является точным описанием всего этого дня.

Она наблюдает за мной, и я пытаюсь закрыть тему с именем, надеясь, что она не подхватит миллион подсказок, которые я, должно быть, даю, которыми, желал бы не делиться.

— Ты сказала, что знаешь что-то о том, что мы видели сегодня.

— Я собиралась встретиться кое с кем, кто мог бы рассказать мне больше, но думаю, что она передумала или испугалась. — Она качает головой, обхватывая себя руками, будто защищаясь, и откидывается на спинку дивана. — Ты не хочешь в это ввязываться.

— Боюсь, я уже. Теперь мы оба в этом. Мы можем пойти разными путями, если хочешь, но велика вероятность, что они засняли нас обоих, и вскоре найдут хотя бы одного из нас.

— У меня нет реальной причины доверять тебе, Гидеон, — замечает она, поднимая бровь. — Насколько я знаю, ты можешь работать на них, пытаясь выяснить, что я знаю. — Она снова качает головой, движения ее напряжены и сдержаны, она натянута как струна. Мне потребуется больше, чем моя лучшая очаровательная улыбка, чтобы заставить ее говорить, наблюдая, как жизнь угасает в ней при упоминании о том, что произошло сегодня. Я уверен, что не могу позволить себе уйти, не понимая чему я сегодня стал свидетелем.

— Хорошо. Хочешь доверия? — Я ставлю стакан и направляюсь в ее сторону, чтобы опуститься на диван рядом с ней. — Я начну первым. Я не знаю, что вселилось в этих людей, но я видел такое металлическое кольцо раньше. Такое же, с синим огнем который, должно быть, был спрятан за проекторами в голокомнате.

Она с трудом сглатывает и я заставляю себя сидеть совершенно неподвижно, пока жду ее.

— Я видела такие глаза раньше, — шепчет она в конце концов. — Глаза заполненные тьмой. Людей, чьи умы были украдены, превратившихся во что-то… что-то типа оболочек.

Оболочки. Слово пронесшееся в моей голове, идеально подошло. Я не мог видеть их глаза, но я видел, что они повернулись к разлому в центре комнаты, как стрелка компаса указывающего на север. Они были опустошенными оболочкам. Я должен прикусить язык, чтобы не задавать больше вопросов. Пульс поднимается на ступеньку выше, у меня стучит в висках.

Несмотря на мое неустанное преследование ушедшей в отставку командира Тауэрс — женщины, которая помогла Лару скрыть все, что творилось на Эйвоне — моим лучшим руководством в гиперсети были немногочисленные форумы, посвященные теориям заговора, основанные на трансляции Эйвона, пытающиеся выяснить, что затевал Лару. Там я нашел Кумико, отставного солдата, скрывающуюся на юге города, создавшую сообщество выживших после ярости, объединённое жаждой мести, полное диких пересказанных историй. После всех часов, проведенных там, пытаясь разобраться в небылицах Кумико, сейчас… эта девушка реально видела, что творят шепоты Лили и Тарвера. Я стараюсь говорить спокойно.

— Где?

Она открывает рот, но потом ее глаза переводятся на меня и она останавливается.

— Не имеет значения где. Но «Компания Лару» тоже была там. Тайно.

В мозгах закрутилось то, что я собрал с тех пор, как Лили Лару запросила помощь в обеспечении безопасности, впервые засветившись на моем радаре, чем поставила меня на путь, по которому я следую до сих пор. Я знаю, что Лару отправил свои эксперименты на три планеты: Верону, Эйвон и Коринф. Алексис было примерно не больше шести, когда произошли восстания на Вероне… но эта паника в ее взгляде, напряжение в теле… они явно не из-за того, что произошло десять лет назад. Эта рана совсем свежая. Что оставляет только один вариант.

Эйвон.

Я тянусь к ее руке, небрежно позволяя глазам пробежаться по ее предплечью. Если она с Эйвона, то нет и намека на генный маркер.

Перед глазами мелькают документы с места крушения «Икара» — схематическое описание разлома, медицинские отчеты о сошедших с ума исследователях. Я накопал гораздо больше, чем Лили Лару и ее майор когда-либо знали. Вы идете на риск, когда берете себе домашнее животное в виде хакера.

— Я видел кольцо кое-где, где «Компания Лару» не должна была быть, — тихо произношу я. — Ну, я не видел его, я нашел документы об этом. Я знаю, что оно там было.

— Ты знаешь для чего оно?

Теперь моя очередь держать себя в руках, отчеты всплывают в мозгу. Установлено, что доктор Эддингс сама наткнулась на заостренную трубу, первоначально предназначенную для наружного водопровода…. Я не могу сказать ей правду. Тюрьма для существ из другого измерения? Возможно, несколько верующих в трансляцию с Эйвона купятся на эту историю, но Алексис просто подумает, что я безумен. Обязательно.

Если только она сама не с Эйвона. Меня устраивает полуправда.

— Из того, что я прочитал, думаю, что оно как-то связано с тем, что мы видели сегодня. С теми людьми, которых ты называешь оболочками, с теми, кто потерял рассудок. Тот факт, что здесь, на Коринфе, есть один из таких разломов, пугает меня. Мы должны узнать об этом больше.

Она поднимает руки, чтобы отбросить волосы с лица назад, оставляя их растрепанными.

— Я знаю, что ты пытаешься сказать. Но мне не нужен напарник. Я рада, что ты в порядке, и я благодарна за информацию, но это все.

— Но мы хотим одного и того же. «Компанию Лару». Враг моего врага…

— Это просто еще один враг, Гидеон.

На этот раз я знаю, что не скрываю поток разочарования, который проходит через меня. Алексис — лучшая зацепка, которую я нашел за год, и я теряю ее. Я гонялся за Тауэрс туда-сюда по всей Галактике, и каждый раз она ускользала от меня. Сейчас, как никогда, я должен найти ее — это единственный способ понять, что я видел сегодня.

Что касается Алексис, я бы убил, чтобы получить доступ к ее памяти, как я могу получить доступ к записям данных. Если бы только я мог узнать ее личный пароль.

— Слушай, ты не должна была приводить меня сюда, чтобы подлатать. Я в долгу перед тобой. Я оставлю тебе способ получить должок, на случай, если я тебе понадоблюсь. — Или на случай, если ты передумаешь насчет работы со мной.

Она берет себя в руки, надевает маску, и уголки ее рта приподнимаются, когда она оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Ты действительно настолько хорош?

Я ухмыляюсь.

— Ты когда-нибудь слышала о Червонном Валете?

Она становится совершенно неподвижной, ее голос падает.

— Ты работаешь на него? — Тпру. Она определенно слышала обо мне. Я был бы польщен, что моя онлайновая дурная слава распространяется в реальном мире, за исключением того, что это явно не хорошие новости для нее. — Зачем ему взламывать «КЛ»?

— Я считаю, что безопаснее не спрашивать, — отвечаю я, что технически верно, хотя бы для других людей. — Так что если тебе что-нибудь будет нужно, все, что ты хочешь, я смогу поговорить с ним о том, чтобы сделать это для тебя.

— Нет, — быстро отвечает она, прежде чем ее голос смягчается, явно достигнув спокойствия. — Нет, если ты хочешь оплатить должок, не упоминай меня Валету вообще.

— Рассказы о нем не правдивы, знаешь ли. — Ничего не могу с собой поделать. — Большинство из них, во всяком случае. Он герой для многих людей. Довольно хорошо прищучивает корпорации, и ты знаешь, они этого заслуживают.

— Не имеет значения. — Я видел, как выглядела эта девушка, выйдя из здания, где все потеряли рассудок, где в нее стреляли, я видел какой она была, когда провела самую гладкую аферу, которую я когда-либо знал… но это, она не может подделать. Это пугает ее больше, чем пустые взгляды, которые мы видели сегодня. Она в ужасе — ее губы плотно прижаты друг к другу, бледная кожа становится еще бледнее. — Тебе следует уйти.

— Тогда только я, — я стараюсь звучать вежливо. Я бы убил, чтобы узнать, кто снабжал ее историями, почему она так боится моей онлайн-персоны, но сейчас не время для прессы. — Я добавлю второй почтовый ящик к твоей системе. Он будет выглядеть точно так же, как обычный способ входа в систему для отправки сообщений, но это закрытая сеть. Если ты отправишь через нее письмо, оно придет прямо ко мне. И только мне.

Она сглатывает и кивает в сторону рабочего стола, в которым я рылся, пока она была в душе.

— Хорошо, — просто говорит она, и я не могу избавиться от чувства, что она соглашается только для того, чтобы я поскорее ушел. — Покажи мне.

Я достаю планшет из сумки, и веду ее к экрану, попутно пододвинув стул ногой, чтобы сесть. Шарю рукой, пока не нащупываю кабели, и не нахожу тот, что нужен, высвобождаю его и подключаю к своему планшету. Я вставляю чип, и требуется всего пара минут, чтобы установить скрытый ящик.

— Ну, вот, — говорю я, нажав на экран туда, где появился новый значок почты рядом с ее. — Мой контакт под никнеймом Джейк Чешир. Отправь туда сообщение, и оно придет прямо ко мне, не оставляя следов. Никаких хвостов.

Она кивает, оставаясь серьезной.

— Спасибо, Гидеон, — бормочет она.

— Конечно. Дай мне знать, когда выяснишь, как я могу отплатить тебе. Или если тебе что-нибудь понадобится, после сегодняшнего. — Я возвращаю кабели туда, где они находились, убираю чип в карман, встаю на ноги и подмигиваю ей. Я хочу, чтобы она снова улыбнулась, прежде чем мы расстанемся. — Желательно что-то, из-за чего меня не подстрелят. Что довольно больно.

Последнее замечание вызывает кривоватую маленькую улыбку.

— Я бы предпочла оставить эту часть тебе. Тебе же не в первой.

— Это почти того стоило, — говорю я, когда беру сумку и иду к лифту. — Хотя в следующий раз, когда ты скажешь кому-то, что мы помолвлены, я заставлю тебя пройти через это.

Теперь она смеется как следует.

— Ты понятия не имеешь, во что бы ты ввязался.

Двери лифта открываются, и я вхожу внутрь, повернувшись к ней лицом. Любым образом желая запомнить ее лицо. Даже если они найдут ее, она не сможет сказать им, где я… но я надеюсь, что все, что узнал я, они не получат. Надеюсь, она будет в безопасности.

Она открывает рот в то время, как двери начинают закрываться, серые глаза устремлены на меня.

— Гидеон, могу я тебе доверять?

Понятия не имея почему я отвечаю так… ведь на пальцах одной руки я могу посчитать кому бы я ответил на это правдиво, но ответ такой, какой есть. Я ухмыляюсь.

— Приму пулю за себя дважды, если придется.

И тогда двери закрываются.

* СмартВэйтэ (анг. SmartWaiter) — дословно — умный официант, в данном случае аппарат, смешивающий коктейли. — Здесь и далее примечания Переводчика.

**«Отвертка» — алкогольный коктейль из водки и апельсинового сока. Классифицируется как лонг-дринк (англ. Long Drink).

Агония. Страх. Безысходность.

Остановись. Остановись. Маленькое пятнышко пульсирует, тревожно мерцает, но молодой человек игнорирует все это, продолжая делать пометки на планшете. Только в конце каждого дня, когда он оглядывается, на его лице мелькает вина, единственное, что доказывает, что он точно знает, что делает.

Это не то, что мы увидели мельком. Это было не то, что мы хотели. Они зараза, закидывающая тишину своими данными, своими кораблями и своей болью.

Мы должны положить этому конец.

ГЛАВА ПЯТАЯ

СОФИЯ

ПОТРЕБОВАЛОСЬ несколько дней, чтобы получить новый код безопасности для моей двери, и еще больше, чтобы тщательно вычистить квартиру от жучков. Надо было убедиться, что гость ничего не оставил после себя. Я просматриваю записи с камеры наблюдения, смотрю, куда он заглядывал, пока я была в душе. Лучше позволить гостям верить, что у них есть время делать все что хочешь, что за ними не следят, потому что тогда они будут делать то, что планировали сделать сразу. Если не предложить им такую вопиющую возможность, они будут более сдержанными, скрывая свои намерения, возможно, достаточно хорошо, что я не смогу зафиксировать их на камеру. На Эйвоне подобные размышления были не просто частью моей жизни… я специализировалась на приятных разговорах, выуживая внутреннюю информацию из охранников, но я не жила тщательно продуманной, фальшивой жизнью в чужом мире. Я научилась давать гостям немного отслеживаемого времени в одиночестве на своей третьей остановке после Эйвона, на грузовом корабле под названием «Аланна». Узнавая, что они делали в моей крошечной каюте, когда думали, что я не вижу, подсказывало мне, кому из членов экипажа я могла довериться.

Он рассматривал фотографии… думаю, он догадался, что они ненастоящие. Изучал историю моего браузера, залез в пакеты у двери, ожидающие возращения Кристины из спа-салона, в котором она находится в течение последнего месяца. Он приостанавливался, чтобы оценить висящие на стене мультимедийные работы Миске — вероятно, самые дорогие вещи в квартире, но оставил их без внимания. Я не заметила, чтобы он устанавливал жучки, не увидела, чтобы он сделал что-то более хитроумное, чем просто немного посовал нос.

Я проверяю свои сообщения четыре, пять раз в день — но никакого отклика от Санджаны Рао, женщины, с которой я должна была встретиться в главном офисе «Компании Лару», прежде чем вся голокомната сошла с ума. Я не могу позволить себе потерять ее после всего, через что я прошла, найдя кого-то с достаточно высоким уровнем допуска, способного иметь необходимую мне информацию и причину — независимо от того, какова она — дать мне ее. Лару на Эйвоне доказал, что у него есть и власть и защита намного превосходящие возможности обыкновенного человека, и если я не найду способ нейтрализовать шепоты, я никогда не подберусь достаточно близко к нему, чтобы отплатить ему за то, что он сделал с моим отцом.

Я диктую и удаляю полдюжины сообщений адресованных доктору Рао, прежде чем решаю, что лучше не сформулирую, и пытаюсь набраться храбрости, чтобы отправить его. Она, без сомнения, напугана, после раздавшейся сигнализации. Насколько я знаю, она растворилась в небытие, и у меня не будет больше шанса заставить ее снова довериться мне.

Бардак на прошлой неделе стал неудачно выбранным моментом — гласит мое сообщение — и не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к вам. Пожалуйста, скажите, что встретитесь со мной снова. Вы можете назвать время и место, принять все меры предосторожности, чтобы чувствовать себя в безопасности. Прошу Вас.

Алексис.

Я зависаю на кнопке «Отправить» и на экране появляется уведомление, сообщающее мне, что это сообщение ушло. Адрес, который она дала мне — тарабарщина, но именно по нему я связывалась с ней раньше, и это не ее официальный адрес. Но она была бы сумасшедшей, чтобы дать мне все, по чему можно было бы отследить ее. Нет, если она хотела сохранить работу. Или здравомыслие.

У меня ушло почти четыре месяца, чтобы подобраться так близко к Лару. Четыре месяца, где каждую ночь я проводила за изучением сотрудников «КЛ» у которых могли быть связи, нужные мне. Я следила за ними, узнавая их интересы, подселяя себя в их жизни, заставляя их довериться мне. Я достаточно упорно старалась понравиться им, чтобы они представили меня моей следующей отметке. За четыре месяца до того, как я ловила даже дуновение информации об экспериментах по контролю над разумом и злоупотреблениях, которые Лару совершал на Эйвоне.

И я потеряла все это в один день.

Прошло три дня с тех пор, как я отправила сообщение доктору Рао, восемь дней со дня знакомства с Гидеоном, когда мой почтовый ящик наконец-то дилинькнул, обозначив мне, что пришло что-то помимо каждодневно сыпавшихся писем и спама, которые получает Кристина. Я только вышла из душа с закончившейся пачкой одноразовых патчей для кожи и консилером, которые я использую, чтобы скрыть метку генотипа. За последний год я заработала сотни тысяч галактионов, работая здесь и там, чтобы прокормить себя, вкладывая каждый кредит, который я могла сэкономить, на лечение после удаления татуировок. Но потребуется еще две или три пачки, прежде чем она станет достаточно блеклой, чтобы стать неразборчивой, и еще полдюжины, прежде чем невозможно будет сказать, что когда-либо было что-то, что заклеймило меня уроженкой Эйвона. Но, надеюсь, у меня будет шанс подобраться к Лару раньше, и все это в любом случае будет спорным.

Когда я услышала звук, оповещающий о входящем сообщении, я обернулась полотенцем и вышла в кабинет, спеша к экрану и оставляя после себя мокрый след. На мгновение сердце заколотилось так быстро, что я не могла достаточно долго сосредоточиться, чтобы работать с глазными трекерами. Но как только сообщение открылось, сердце замерло.

Оно содержало только четыре слова… без подписи и кода, я никак не могу его идентифицировать.

Разорви эту связь. Действуй.

Мне хочется закричать. Я хочу выбросить экран в окно. Я хочу покинуть эту квартиру и отправиться в трущобы, где я начинала, и быть среди людей, таких же обозленных, как и я. Я знаю, что Гидеон как-то связан с выключением голопроекторов и запуском аварии в главном офисе «КЛ», и я хочу нажать на этот глупый, фальшивый контакт, который он оставил мне, и написать ему сообщение о том, что он сделал со мной. О том, что он забрал у меня.

Меня не интересует та часть моего мозга, которая указывает мне, что это не его вина, не совсем. Эта машина — разлом, как он ее назвал — стояла там спрятанная все время. Может быть, это все равно случилось бы, и, возможно, без него у нас не было бы предупреждения о побеге.

Поэтому вместо этого я просто сижу за столом в течение долгого времени, заставляя себя дышать. Глаза снова и снова перечитывают краткое сообщение.

Свет приглушен — я держу его низкой яркости, иногда чуть ярче, когда это возможно, чтобы избежать всплеска счета за электричество, который может предупредить Кристину о том, что у нее есть квартирант. Я оставляю свет на том же уровне, позволяя свету от экрана направлять меня, когда отталкиваюсь от него, встаю на ноги и выхожу из кабинета, желая, чтобы мой пульс замедлился. Пытаюсь мыслить ясно.

Я просто направляюсь на кухню, когда волоски на шее приподнимаются в предупреждении, которое я научилась не игнорировать. Раньше это означало, что рядом trodairí*, что я должна быть начеку. Теперь…

Краем глаза я вижу как смещается тень там, где ничего не должно быть. Я бесшумно оседаю на пол, едва сдерживая дыхание. Сердцебиение ревет в ушах, но я все же слышу две… нет, три, четыре подступи, тихо крадущихся по ковру.

Я молюсь, чтобы они были просто ворами, которые застали отсутствие Кристины так же, как и я. Потому что альтернатива означает, что я, вероятно, уже мертва.

Борясь с инстинктом замереть, сделать себя крошечной, тихой и невидимой, я дотягиваюсь до ящика над собой, выдвигая его так быстро, как только могу, не издавая никакого шума. Ножи шеф-повара висят на магнитной полосе на другой стороне кухни, но здесь есть нож для очистки кожуры. Этого не много, но если они ожидают, что место будет пустым, может быть, его будет достаточно, чтобы доставить меня к лифту.

Я зажмуриваюсь, ощущая кончиками пальцев чайные ложки и палочки для еды, двигаясь с мучительной медлительностью, опасаясь вызвать предательский звон столового серебра. Я должна перестать задерживать дыхание или потеряю сознание, я должна открыть глаза или я не увижу, что они идут за мной, мне надо двигаться, я должна быть готова бежать, я…

— Руки вверх! — Резкий голос вырывает меня из моей концентрации, заставив меня с грохотом и криком отшатнуться к шкафу. Подняв глаза, я вижу сначала пистолет, потом человека, целящегося мне между глаз. К нему подходит другой мужчина, тоже вооруженный. Они не носят черное или даже гладкий бронежилет, который предпочитают некоторые из воров более высокого класса в подземном мире Коринфа.

Они в военной форме. Зеленой и серой, и когда третий человек разворачивается с намерением осмотреть другие комнаты, чтобы убедиться, что я одна, я вижу лямбду, что украшает спину.

В это мгновение все, что я могу сделать, это схватиться за полотенце, обертонное вокруг меня. Я чувствуя каждую ледяную каплю воды, стекающую на плечи с волос, ощущаю во рту вкус металла и желчи, так сильно желаю, чтобы отец был рядом, от чего сердце начинает болеть. Потом рот открывается сам по себе, и слова выходят, как какая-то часть моего сознания, которая знает, что делать, не требуя, чтобы остальная часть меня работала.

— Берите все, что хотите, — выдыхаю я, притворяясь, что униформа ничего не значит для меня, притворяясь, что я думаю, что они воры. — Пожалуйста, я не буду вас останавливать. Не делайте мне больно, я никому ничего не скажу. Просто отпустите меня.

Первый мужчина, плохо различимый в темноте, высокий, примерно лет сорока, фыркает.

— Ну, — медленно произносит он, указывая пистолетом, чтобы я встала. — Проблема в том, что мы здесь не из-за твоих вещей.

На этот раз мне не нужно скрывать ужас, пробегающий через меня, когда я дрожащей рукой тянусь к краю стойки, чтобы встать. Ноги почти не слушаются. Я никогда не была одним из борцов за Эйвон… я знаю, как защищаться, но драться? Адреналин вызывает у меня тошноту, из-за чего зрение размывается, а нос жжет, когда я пытаюсь дышать.

— Что бы это ни было, — шепчу я, — просто возьмите это и уходите.

— Это должна быть ты. — Глаза мужчины только на мгновение стреляют вниз, где моя другая рука сжимает полотенце, скрепленное впереди. Хоть только на мгновение, но меня охватывает волна страха, настолько ощутимая, что я почти задыхаюсь. — На днях ты нанесла небольшой визит нам, в главный офис. Босс хочет, чтобы мы задали тебе пару вопросов.

Они знают. Моя последняя надежда сбить их с курса поиска моей личности рассыпается в клочья.

Мужчина наблюдает за мной, наслаждается моментом, когда я понимаю, что, вероятно, умру сегодня вечером, когда они закончат допрашивать меня. Затем, мягко, произносит:

— Тебе следовало быть более осторожной, с тем кому ты писала через гиперсеть в эти дни.

Я мельком смотрю на экран, прежде чем я успеваю остановить себя. Последнее короткое сообщение доктора Рао витает перед моими размывающимися глазами: «Разорви эту связь. Действуй.»

Она пыталась предупредить меня. Они поймали и ее тоже?

— У меня есть друзья. — Это даже не похоже на мой голос. Я не могу думать. Я не могу пошевелиться. — Они поймут, почему я исчезла, если я не появлюсь. Они узнают, кто это сделал, вызовут полицию.

— Мы и есть полиция, — говорит второй мужчина, звуча нетерпеливо. Мои слова не обманывают их. Понимание накрывает меня, как вода, заставляя меня тонуть на своем пути. Когда я снова смотрю на их униформу, я понимаю, что они из отдела безопасности «Компании Лару», что объясняет, как они смогли получить доступ к квартире. И почему они делают это так нагло одетые в униформу «КЛ». Кристина Макдауэл использует систему безопасности «КЛ» для сохранности своего имущества. Любой звонок в полицию также попадет к ним… даже если то, что я говорила, было бы правдой. Даже если бы меня кто-то ждал, кто-нибудь понял бы, что я исчезла.

Один мужчина — всего их четверо, и все они явно не впечатлены моими попытками найти сочувствие или почувствовать колебания в том, что они делают — выходит из ванной комнаты с одеждой, которую я оставила на полу, прежде чем попасть в душ. Он бросает ее в меня и ворчит остальным:

— Все чисто. Она одна.

— Одевайся, — сухо говорит первый парень, тот, чьи глаза продолжают бегать по мне, будто он воображает, что под белой махровой тканью. — Если только ты не хочешь остаться в этом, когда пойдешь с нами.

Я киваю, не доверяя себе говорить, и поворачиваюсь к ванной. Мозг проводит инвентаризацию всего, что там есть. Зеркало — нет, они услышат, как оно разбивается. Духи — спирт обжег бы их глаза, если бы я могла попасть в них. Спрей для волос — если бы у меня была зажигалка, я могла бы использовать его в качестве самодельного огнемета. Фен — лужи, что я оставила на полу — у них резиновые подошвы?

Но не успев сделать больше, чем шаг в этом направлении, меня останавливает курок пистолета, направленный в мою сторону.

— Ты можешь переодеться прямо здесь, — говорит он, прищурившись.

Кожа покрывается мурашками так сильно, что на мгновение мне кажется, что я могу опуститься обратно на пол. Я хватаюсь за край стойки с такой силой, что костяшки пальцев белеют.

— Я не могу переодеваться вот так, — бормочу я, больше не двигаясь. — Я не могу… пока вы…

Блуждающие Глазки слегка усмехается, и хотя в нем сквозит самодовольство, из-за этой ухмылки, что так контрастирует с улыбкой хакера, отрешенная часть моего ума на мгновение фокусируется на Гидеоне, задаваясь вопросом, что он подумает, когда мое тело появится где-нибудь в новостях. Если это всплывет наружу. Голос Блуждающих Глазок затягивает меня назад.

— Ты не можешь выйти. Я отвернусь, и у тебя будет десять секунд. Если ты не оденешься через десять секунд, или я услышу, как ты двигаешься в любом направлении или делаешь что-то, кроме одевания, ты пойдешь голой.

— Но… — мой голос запутывается, разум, в конце концов, полностью затуманивается. У меня закончились слова. Я не могу думать. Я не могу убежать.

— Время идет.

Я выхожу в центр гостиной и оглядываюсь через плечо, чтобы удостовериться, что мужчина сделал то, что обещал. Двое стоят позади него и разговаривают друг с другом. Они в любой момент могут повернуть головы, чтобы понаблюдать за мной. Мужчина начинает отсчет от десяти, его голос наполняет мои уши и побуждает меня бросить полотенце. Я напяливаю повседневные майку и брюки, которые носила, до того как приняла душ, так быстро, как я могу. Как только я надела майку, заканчивается обратный отсчет, но он слышит шелест ткани, и ждет на полтора дыхания дольше. В другой раз, в другой ситуации, эта снисходительность могла бы дать мне надежду. Но к тому времени, когда я поправляю рубашку, пистолет уже направлен прямо в мою сторону и свечение экрана из кабинета приобретает синий оттенок из-за металлического ствола.

Экран.

— Мой парень! — выдыхаю я, вырабатывая план, пока говорю. — Он придет сюда сегодня вечером, у нас свидание. Он будет здесь с минуты на минуту… он репортер… я не думаю, что ваш босс хотел бы прочитать об этом в газетах. Что я исчезла через несколько дней после того, как меня преследовала охрана в офисе «КЛ».

Мужчина закатывает глаза, затем дергает подбородком в сторону экрана.

— Позвони ему. Нет… напиши ему. Не хочу, чтобы он услышал что-то необычное в твоем голосе. Отмени свидание. Я просто встану за тобой и прослежу, чтобы ты не допустила ошибок.

Я принуждаю себя наклонить голову, чтобы изменившееся выражение лица из-за появления крошечного проблеска надежды, первого с тех пор, как я поняла, что я не одинока в своей квартире, не выдало меня. Двое следуют за мной в кабинет, и когда я подхожу, чтобы сесть перед экраном, Блуждающие Глазки встает так близко позади меня, что я чувствую тепло его тела. Взмахом дрожащей руки я выбираю из списка имя — Джейк Чешир.

Затем дрожащим голосом я диктую свое послание.

— Привет, малыш! — Я сглатываю, наблюдая, как буквы появляются на экране, когда компьютер считывает мой голос. — В итоге не нужно приходить сегодня вечером. Ко мне зашел отец с друзьями, так что я собираюсь поужинать с ними. Увидимся в эти выходные… там же, в парке, где мы встречались в прошлый раз, хорошо? До смерти хочу тебя увидеть. С любовью. Алиса.

— Постой, — резко говорит Блуждающие Глазки. — Дай мне прочитать, прежде чем отправишь.

Я задерживаю дыхание. Я привнесла каждый намек, который я смогла придумать: упоминание об отце, который, насколько знает Гидеон, мертв; объяснила ему, кто схватил меня, упомянула о голопарке главного офиса «КЛ»; использовала имя из того же произведения художественной литературы, из которого его босс, Червонный Валет, взял себе никнейм. Я молюсь, чтобы этого было достаточно. Я молюсь, чтобы он регулярно проверял входящие. Я молюсь…

Мужчина хрюкает.

— Хорошо. Отправляй и поехали отсюда.

Я заставляю глаза регулярно моргать для глазного трекера экрана, когда все, что я хочу сделать, это сожмурить их, чтобы заблокировать все происходящее, как страус, прячущий голову в песок. Сообщение отсылается с перезвоном. По крайней мере, если они убьют меня, кто-нибудь должен знать. Кто-нибудь, где-нибудь узнает, что со мной случилось.

— Шевелись! — кричит мужчина, когда я сижу замерев в кресле.

Я взглядом окидываю квартиру, потом вскакиваю на ноги, ища что-либо, что-то, что я могу использовать. Как только они вытащат меня из квартиры, мои шансы выбраться живой уменьшатся почти до нуля. Просто подумай. Просто дыши. Затем меня пронзает удар — мой плас-пистолет до сих пор лежит в сумочке с того дня, как я была в «КЛ». Она находится в шкафу.

— Мои ботинки в спальне, — говорю я, голос дрожит немного сильнее теперь, когда я знаю, что мне нужно делать. Теперь, когда я знаю, что должна попытаться бороться. — В моем шкафу.

— Тебе не нужны ботинки, — нетерпеливо огрызается он. У меня заканчиваются способы задержать его. Он знает, что я пытаюсь его задержать.

— Вы считаете, что тащить босоногую девушку через вестибюль не будет выглядеть подозрительно? — Я задыхаюсь от воздуха, пытаясь стабилизировать свой голос, пытаясь казаться спокойной.

— Хорошо. — Мужчина злится больше с каждой секундой. Но он отходит в сторону, чтобы пойти за мной в спальню, а его спутник направляется в гостиную. — Сделай это быстро. Первая пара, которую найдешь.

Я киваю, опустившись на одно колено в шкафу, благословляя тот факт, что я просто бросаю вещи на пол — сумки, обувь и предметы одежды перемешаны вместе. Я держу одну ногу под собой, чтобы двигаться, когда нужно. Руки трясутся так сильно, что я почти не могу разобраться с застежкой сумки, и когда я это делаю, плас-пистолет падает на пол. Я перевожу дыхание, хватая его одной рукой и использую другую, чтобы набросить на него шарф, убедившись, что он не виден с того места, где стоит мужчина.

Пистолет из пластена вне закона. Его единственная цель состоит в том, чтобы превзойти передовые заслоны безопасности, которые проверяют энергетические сигнатуры, металлические сплавы, все, что может выявить наличие оружия. Он стреляет старомодной пулей, им почти невозможно прицелиться, и он выдерживает только один выстрел. Стрельба заставляет патронник плавиться, и чаще всего она взрывается при стрельбе, серьезно ранив пользователя. Но я протащила его в главный офис «КЛ», не вызывая даже намека у современных сканеров безопасности. В конце концов, несмотря на то, что я еще не планировала встречаться с самим Лару, мне, возможно, повезло… но я бы сожалела об этом вечно, если бы была не готова. Обычное оружие, даже такое, как низко технологичный, лазерный, военный пистолет, который пользовался успехом на Эйвоне, привело бы каждого охранника по мою душу. Но этот маленький красавчик-пистолетик — мой постоянный спутник.

Теперь я так крепко сжимаю руку, аж до судороги, что посылает прострел в плечо. Боль прорезает страх раскаленной лентой ясности, укрепляющей мои мысли. Умом я снова и снова пробегаю по этапам, повторяя их, как рецепт, как один из запомненных планов этажей.

Перенеси вес. Повернись. Целься ему в грудь. Стреляй. Забери у него пистолет. Подожди, пока остальные подойдут. Стреляй. Прикройся кроватью. Стреляй. Стреляй. Беги.

— Время вышло, мы уходим сейчас же, — приказывает мужчина, его голос повышается, когда он подходит ко мне.

Перенеси вес. Повернись. Целься ему в грудь.…

Слезы затуманивают зрение, но я знаю, где он, я слышу его голос, ощущаю его присутствие. Я поворачиваюсь, и глаза фокусируются на крошечном, странном мгновении, на каплях воды, которые летят с моих мокрых волос, чтобы брызнуть ему на рубашку. Он близко. Слишком близко.

Я дышу с трудом — он видит пистолет — я наставляю его на него — он кричит — что-то взрывается, и я вижу огонь. Его руки обвиваются вокруг меня и тянут меня назад. Он не мертв. Я что-то упустила, иначе почему пистолет не выстрелил, и то, что я слышу это мое собственное сердце, собственный страх. Он дергает меня на себя, и я кричу, дико борясь с его хваткой в течение нескольких секунд, которые растягиваются, скручиваются и обрушиваются на мои легкие. Затем инстинкт возвращается, и я резко ударяю головой назад, ловя его подбородок затылком. Я наступаю так сильно, как могу, на его ногу своими босыми ногами, заставляя его взвыть. Я ударяю локтем в мягкую часть его туловища. Его хватка ослабевает, и я вижу неповрежденный плас-пистолет — я вообще не стреляла — в нескольких футах от себя. С рванным дыханием я бросаюсь за ним только для того, чтобы почувствовать, как рука хватает мою руку и дергает меня, заставляя плечо взвыть от боли. Он бросает меня лицом вниз на кровать, засовывает голову в сатиновое одеяло, и оно прижимается к губам и носу, как полиэтиленовый пакет, душа меня. Я пытаюсь поднять голову, вздохнуть и еще раз выскользнуть на свободу, чтобы добраться до пистолета — моего единственного шанса. Я задеваю его кончиками пальцев.

Затем что-то твердое врезается мне в затылок, и я, ошеломленная, скольжу на пол, зрение затуманивается.

— Сука, — бормочет голос высоко надо мной, где-то далеко. Это последнее, что я слышу.

Молодой мужчина, который уже не так уж молод, держит что-то в руках.

— Мы не можем здесь остаться, — говорит молодой мужчина обращаясь к штуке на руках. — Роза была несчастна здесь, ей было не с кем общаться, и я не могу представить, что ты будешь здесь счастлива. Я оставлю здесь часть персонала, людей, которым доверяю, что не будут болтать.

Мужчина молчит несколько минут, будто ожидая, что штука в его руках заговорит.

— Я знаю, что ты этого не вспомнишь, но я хотел, чтобы ты это увидела. — Он приближается к маленькому пятнышку, пока синий свет не падает на штуку в его руках. У этой штуки-малышки голубые, как у него, глаза, волосы персикового цвета. Она моргает, смотря на маленькое пятнышко, а затем зевает.

— Ну, Лили? — бормочет мужчина маленькой штуке. — Что ты думаешь? Ты третий человек во всей Галактике, встретившийся с ними.

Маленькое пятнышко начинает мерцать, и крошка-штука с таким восторгом смеется, что агония на мгновение отступает. Лицо мужчины меняется — чувство вины уходит, так же как и страшный блеск в глазах, появляющийся тогда, когда он проводит свои эксперименты. Вместо этого его черты лица смягчаются, показывая нам что-то новое.

Что-то, что мы хотим понять. Мы будем наблюдать.

Мы будем ждать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГИДЕОН

Я ВСЕРЬЕЗ РАЗДУМАЮ О КХАУ ПХАТЕ*. С одной стороны, придется поднять задницу, но с другой стороны, когда я в последний раз проверял уличные камеры, мама Саморн возилась с воком, а это означает, что скоро будет вкусняшка.

Я сижу в своей берлоге на стуле, обтекающем мое тело, и передо мной находится стена, завешанная экранами. Есть что-то утешительное в их симфонии мягких перезвонов, завываний и сигналов — звук дома. На экранах справа я вижу, как мои боты зависают на всех форумах, на которых я сижу. Теоретики заговора — нервная группа, но отсеяв половину того, что они говорят, иногда можно найти крупицу чего-то, с чем можно работать. Моя подруга Мэй — или, по крайней мере, она ближе мне, чем кто-либо другой, чтобы стать моим другом — мой генерал для них. У нее есть удивительная способность оставлять комментарии, подкидывать идеи то тут, то там, отправляя им посыл рассуждать о том, что мы хотим исследовать.

Прямо передо мной открыта моя программа по выслеживанию Антье Тауэрс, и это то, что привлекает мое внимание прямо сейчас. Она оставила свой пост и исчезла с Эйвона после трансляции, сказав, что она собирается отойти от дел и отправиться в пастырские колонии. «Достаточно смертей», — сказала она.

Для меня недостаточно, командир Тауэрс. Когда они вошли в скрытый объект после трансляции, всякий намек на присутствие Лару исчез. Зачистка произошла под ее присмотром, и это она отвела глаза в сторону. Я знаю, что у нее есть грязное белье, в котором я нуждаюсь. Я заставлю ее дать свидетельские показания, даже если мне придется самому душить ее, чтобы разоблачить Лару, чтобы все узнали, кто он на самом деле. Она бегала и пряталась в течение года, сейчас же она меняет идентификаторы каждые несколько недель. Она была Люси Палмер, Таей Остин, Анной Гриффин, Натали Хармон…. Список можно продолжать и продолжать. Она всегда отправляется в новое место, оставляя меня с призрачными следами и случайными сообщениями о том, что блондинка пересела на новый корабль, отправившись на другую планету. Из того, что я раскопал в базах данных, даже «Компания Лару» не знает где она, что делает ее идеальной для моих целей. «КЛ» так пристально следит за своими сотрудниками, что даже я не могу приблизиться ни к одному из них. Но Тауэрс — она больше не под защитой Лару.

Ее след пропал несколько месяцев назад, когда она попала на Коринф, и больше, чем когда-либо, мой пульс стучал от необходимости найти ее. У меня была тысяча воображаемых разговоров с ней, тысяча обвинений в ее адрес. Если я смогу найти ее, возможно, я больше узнаю о том, что мы с Алексис видели в главном офисе Лару.

Все эти годы целеустремлённых поисков привели меня сюда, к этому. Если я смогу найти ее, я смогу вытащить все преступления Лару на свет. Не так, как это сделал Флинн Кормак, но публично и неопровержимо… с Тауэрс, я смогу доказать то, что он сделал и это уничтожит его.

Я снова начинаю с прибытия Тауэрс на Коринф… конечно же, под фальшивым именем. Готовлюсь снова просмотреть записи прибытия на эту дату, когда слева от меня я слышу мягкий перезвон колокольчиков, сигнал, что я назначил почтовому ящику, который я оставил Алексис. Хах. Не думал, что снова услышу тебя, Ямочки.

Я поднимаю левую руку, одетую в перчатку с датчиком на пальце, указываю на экран, а затем подманиваю его. Датчики покорно пищат, когда переключаются дисплеи, отправляя мой главный экран влево и выставляя сообщение Алексис передо мной. Я бы притворился, что не ухмыляюсь, но мне не перед кем.

Привет, малыш!

В итоге не нужно приходить сегодня вечером. Ко мне зашел отец с друзьями, так что я собираюсь поужинать с ними. Увидимся в эти выходные… там же, в парке, где мы встречались в прошлый раз, хорошо? До смерти хочу тебя увидеть.

С любовью. Алиса.

Ухмылка умирает, крошится в пыль, и сдувается холодным, прехолодным ветром, пока я смотрю на сообщение. Вот, черт! Но у меня нет времени на раздумья, я уже пододвигаю клавиатуру, пальцы порхают, чтобы отследить ее сообщение и оживить камеры видеонаблюдения в ее квартире, пока я произношу другие инструкции.

— Команда: развернуть сообщение на экране сорок девять. Проверить на нарушение безопасности. Убедиться, что в нем нет вирусов.

Пинг занимает всего несколько секунд, и я заставляю себя затаить дыхание, прикрыть глаза на мгновение, поэтому я уже готов, когда два мягких звона курантов объявляют результат проверки безопасности и успех с камерами.

— Безопасно, — оповещает меня система. И тогда камеры оживают, выдавая полдюжины четких изображений ее квартиры на экраны, и мое ох-такое-спокойное дыхание застревает в горле.

В тот момент, когда мне открывается вид на спальню, какой-то грубый мужик нависает над ней, а она пытается приподняться на локтях, а затем снова падает. Горилла наклоняется и помогает ей подняться, хватая ее за волосы, а она хныкает, явно ослабшая. Я нахожу, что моя рука поднимается, словно я могу протянуть ее через экран и остановить его.

— Куда вы меня везете? — спрашивает она сквозь рыдание, которое может быть реальным или может быть одним из ее трюков. Хотя, учитывая ситуацию, оно должно быть, по крайней мере, отчасти подлинным. Однако это дает мне предупреждение, которое мне нужно — они собираются переместить ее. В то время как часть меня делает глубокий вдох… что бы они ни планировали сделать с ней, это означает, что есть время, прежде чем они это сделают — остальная часть меня наполняется страхом. Потому что, если им для начала нужно вести ее куда-то, это, вероятно, будет грязно.

Я снова произношу команду, когда сгибаю ноги, движение, указывающее стулу выпрямиться и отпустить меня.

— Команда: открыть голосовой канал с Мэй.

Через несколько секунд веселый голос Мэй наполняет мою гарнитуру. Она всегда отвечает так, будто сидела и мечтала, чтобы я позвонил.

— Ну, здравствуй, красавчик! Что за особый случай?

— Мне нужно подкрепление.

Дрожи в моем голосе достаточно, чтобы она прекратила смеяться.

— Чрезвычайная ситуация?

— Хуже, — тихо отвечаю я. — Я отправляю тебе адрес. Служба безопасности Лару схватила моего союзника. Я иду за ней, мне нужны глаза.

Она шумно выдыхает.

— Дорогой, ты не готов к этому. У нас нет и половины данных, которые нам нужны…

Горилла ставит Алексис на ноги, и хватает ее за плечи, когда та качается, пытаясь вернуть себя в сознание.

Я снимаю перчатки, роюсь в куче одежды на кровати, чтобы выкопать ботинки.

— Так вот почему мне нужно вернуть ее с минимальным контактом. Найди мне камеры безопасности, камеры общественного доступа, дорожные камеры в непосредственной близости от моего текущего сигнала. Мне нужно знать, куда они отправятся.

— И как, черт возьми, я собираюсь выяснить, какие тебе нужны? — спрашивает Мэй, хотя я вижу по дисплеям, что она подсоединяется к моему правому экрану, что она уже на нем, когда я натягиваю ботинки и завязываю шнурки трясущимися руками.