Нога страшно болела, а потому прекратить скандал в спальне жены я намеревался в кратчайшие сроки. Удивительно, но когда я зашёл в детскую, Эллис уже стояла у кроватки и держала сына на руках. Когда она только успела? Хотел сделать замечание, что она слишком многое себе позволяет в моём доме. Её наняли работать служанкой, а не кормилицей, и даже не нянькой, но других взрослых, кому можно было бы перепоручить заботу о Ладиславе, в детской не было. Адель почему-то уволила Галию, свою личную служанку, а последнюю неделю за что-то взъелась на Эрлену. Я отдал распоряжение найти горничную взамен Галии, но, похоже, придётся искать ещё и кормилицу с нянькой. Адель слишком несдержанна последнее время и преступно мало уделяет времени сыну. Лекари говорили, что у женщин так бывает, Бенедикт упоминал что-то про «постродовую депрессию», но я не вслушивался. Я же не требую от неё кормить сына, у меня есть средства на прислугу, но за всё время я ни разу не видел, чтобы она хотя бы подошла к колыбели. А если Адель с таким же рвением будет продолжать увольнять всех, кого я нанимаю, мы останемся вообще без людей, и за Ладиславом будет просто некому присматривать.
С трудом уговорил жену успокоиться, спросил Бенедикта про состояние сына и жены. Оба, впрочем, как и Эллис, по уверениям лекаря, здоровы. Странно, с учётом того, что Эрлена утверждает, будто Ладислав перестал есть её молоко. Немного напрягло, что Бенедикт самолично решил подняться в покои жены и ребёнка, чтобы проверить их самочувствие. Я просил Зигфраиду вызвать семейного лекаря лишь на осмотр служанки, но про Адель и Ладислава ничего не говорил.
– Так я уволена? – спросила Эрлена, шмыгая носом.
– Что? – переспросил я, всё ещё пребывающий в собственных размышлениях.
– Конечно, уволена! Сама ж сказала, что Ладислав отказывается есть твоё молоко. Зачем мне такая кормилица нужна?! – тут же вставила жена.
Я посмотрел на Адель. Белокурая, голубоглазая, стройная, аристократически тонкие запястья и безупречный вкус. Роды её ничуть не испортили. Пару лет назад, когда король сказал, чтобы я женился на ком-то, я не рассматривал его предложение всерьёз, пока не увидел Адель. Из древнего и магически одарённого рода, вторая дочь лорда Тренстон поразила меня своими утончёнными манерами, благородным воспитанием, волшебной игрой на арфе и неземной красотой. Я получил согласие на брак её отца в тот же день, как решился заявить о своих намерениях, но к моему глубокому разочарованию, в постели Адель оказалось такой же холодной, как и её красота. Конечно, мы оба прекрасно понимали, что это брак по договорённости, но всё-таки я рассчитывал получить в постели не совсем уж ледяную королеву. Талисандра, по крайней мере, всегда старалась мне угодить, а Адель даже не скрывала, что просто выполняет опостылевший супружеский долг. В конце концов, я решил, что мне надоело видеть постное выражение на холёном личике и больше принуждать её ни к чему не буду, наследник-то уже есть.
– Господин? – Эрлена обернулась ко мне. – Умоляю, не увольняйте! У меня свой ребёнок, мне очень нужны деньги.
– Так, – решил я, потому что сил разбираться в этом скандале с учётом ноющей боли в бедре не было совершенно. – Эрлена остаётся работать у нас. Если не кормилицей, то няней. Однако, как я понимаю, Ладислав сейчас голодный, а на дворе уже практически ночь. Необходимо срочно решить данный вопрос.
Прекрасное личико Адель вытянулось, похоже, до неё только дошло, что взамен текущей кормилицы вообще-то придётся искать другую. Ну да, она только увольняет прислугу, а ищу-то обычно я.
– Ну, можно попробовать его чем-то другим накормить… – неуверенно произнесла жена, переглянувшись с Бенедиктом.
– Пробовала, – горестно вздохнула кормилица. – У него ещё зубки не вылезли, с ложки есть отказывается.
– Сейчас тихо. Значит, ребёнок спит, и проблемы нет, а с утра пригласите кого-нибудь из соседней деревни, – неожиданно вставил своё слово Бенедикт.
«Сейчас тихо», – пробормотал я машинально и открыл дверь в детскую, чтобы проверить, как там Эллис с Ладиславом. В детской никого не было. Первой мыслью было, что моего сына похитили. Меня прошиб холодный пот. Я тут же вспомнил, как странно и дерзко вела себя Эллис, наверняка, она была кем-то подослана, чтобы выкрасть наследника бывшего генерала-главнокомандующего и ныне личного советника Его Величества… Я, наплевав на боль в ноге, бросился из детской в свои покои, затем в кабинет – их нигде не было, тишина была мне ответом. «Куда они могли подеваться?! Найду – сверну шею этой дряни!»
Весь дом стоял на ушах, слуги перепроверяли каждое помещение в тот момент, когда я зашёл на кухню и остолбенел от открывшейся мне картины. Эллис преспокойно спала на кухонном стуле, положив голову на руку, а второй нежно и трепетно прижимала к себе Ладислава, улыбаясь во сне так, будто это её собственный ребенок. Детское одеяло было как-то необычно завязано на её плече и притягивало сына к её груди ещё ближе. Ребёнок причмокивал во сне и был явно доволен соседством с тёплым телом девушки. У меня моментально отлегло от сердца, когда я их увидел.
Несколько минут зачарованно смотрел на эту мирную картину: беззащитная темноволосая девушка и трогательный крошечный малыш с такой же темноволосой макушкой, прижимающийся к девушке. Мне даже неожиданно подумалось, что Ладислав внешне куда как больше напоминает Эллис, чем свою родную мать. Было странно стоять и наблюдать, как эти двое спят вместе. В знатных и богатых родах дамы не встают по ночам к детям, не меняют марли, не кормят грудью, чтобы не портить фигуру, не сидят вот так вот на жёстком неудобном стуле, прижимая ребёнка к себе. На это всегда есть няньки, кормилицы, прислуга… Аристократки же отсыпаются, приходят в себя, занимаются своими делами и навещают детей лишь днём. Талисандра воспитывала Леандра до пяти лет, но даже у неё были слуги, и она проводила с сыном далеко не всё время. Адель же со своей постродовой депрессией совершенно не заботилась о Ладиславе, и сейчас я впервые увидел, чтобы женщина с такой неподдельной заботой и нежностью прижимала младенца к себе.
Малыш громко завозился сквозь сон, Эллис машинально стала покачивать свою ношу, сонно приговаривая:
– Т-ш-ш-ш, Славик, тише, тише.
Ладислав не внял просьбе, широко распахнул карие глаза, и уже более требовательно заагукал.
– Неужели снова есть хочешь? – почему-то улыбнулась служанка и потянулась за каким-то странным продолговатым предметом, лежащим на столе перед ней.
Выглядел предмет достаточно опасно, а потому я отмер, стремительно пересёк кухню и крепко перехватил руку служанки за запястье, когда она уже занесла опасную вещь над лицом моего сына.
– Что это такое? – требовательно спросил.
– Что? – Девушка сонно посмотрела, явно не узнавая меня, затем пару раз моргнула, и её взгляд приобрёл осмысленность. – Это кондитерский шприц.
– Вы хотите отравить моего сына?! – Я сдавил хрупкое запястье мерзавки ещё сильнее.
Неужели за столь ангельской внешностью кроется тварь, задумавшая убить ребёнка?
– Пустите! Вы делаете мне больно! – сквозь зубы прошипела Эллис, гневно свергнув зелёными глазищами.
– Вначале объяснитесь, что вы делаете, – даже не думая её отпускать, процедил я.
Вначале выслушаю, какую околесицу она сочинит, а затем придумаю ей подходящее наказание.
– Кормлю вашего сына, разве не видно?! – раздражённо ответила девушка, попробовала высвободить руку, дёрнув на себя, но попытка оказалась тщетной.
Её запястье было как минимум втрое тоньше моего предплечья, при всём своём желании она не смогла бы оказать настоящего сопротивления, даже если взять во внимание мою больную ногу. Сильнейшие из подчинённых не могли высвободиться из моей каменной хватки, что уж говорить о физически неподготовленной девушке.
– Кормите? – вопросом на вопрос ответил и всё-таки отпустил женскую руку.
Искреннее возмущение, промелькнувшее в ярко-зелёных глазах, заставило меня поверить в её слова.
Девушка поморщилась, ей явно было больно, но закатывать рукав и истерично тыкать в своё запястье со словами «вы мне синяков наставили» не стала. Проигнорировав вопрос, она опустила странный шприц в кастрюлю с белым вязким содержимым, набрала его, и дала в рот Ладиславу. Кроха радостно обхватил своими маленькими ручками продолговатый предмет поверх пальцев служанки и принялся сосать белёсую субстанцию.
– А это что? – указал кивком головы на кастрюлю, чуть сбавив тон.
Только что мне пришло в голову, что захоти она отравить сына, то уже наверняка бы это сделала. Ладислав же выглядел довольным и упитывал странную субстанцию за обе щёки.
– Овсяная каша. Ему надо хорошо питаться и набирать массу, ваш сын явно недоедает. Если бы ваша жена не терроризировала кормилицу, то у той бы было больше молока. Вы вообще в курсе, что кормящим женщинам нельзя нервничать? А в итоге страдает Славик, – недовольно пояснила Эллис, вынула изо рта сына уже опустошённый кондитерский шприц и одним уверенным движением набрала новую порцию еды из кастрюли.
– Терро…что? – Какие-то странные у неё слова.
– Терроризировала. Меньше на неё ругалась.
Девушка заговорила с такими интонациями, будто бы отчитывала меня за плохое поведение. Впрочем, почему «будто»? Она бросила весьма выразительный взгляд, полный немой укоризны, и вот ведь зараза! Я отчего-то действительно почувствовал себя виноватым в сложившейся ситуации. Виноватым в том, что не осадил вовремя жену, не нанял вторую кормилицу, не заметил, что Ладислав недоедает…
– Славик? – я уцепился за необычное имя, стараясь не выказать своих истинных чувств.
– Ладислав, Слава, Славик. Мне показалось, что это имя ему больше подходит, – легко пояснила девушка, продолжая кормить сына.
Я постоял некоторое время, молча наблюдая, как Ладислав с удовольствием поглощает содержимое шпица. Я впервые видел, чтобы грудного ребёнка кормили каким-то иным способом, кроме как естественным. Неужели эта девчонка сама догадалась до такого специфического способа вскармливания?
– А это не вредно? – осторожно поинтересовался спустя какое-то время.
– Что вредно? Каша? – удивилась Эллис и вновь возмущённо на меня посмотрела. – Вообще-то вредно недокармливать ребёнка! Славик голодает, это видно невооружённым взглядом. Сколько ему? Шесть месяцев? Вы в курсе, что к шести месяцам малыш уже должен уверенно переворачиваться со спины на живот и обратно, а также садиться? У Славика же нет достаточного количества мышц на руках и ножках, нет сил на физическую активность, потому что не хватает калорий! Да куда вы вообще смотрели эти полгода? Неужели вам абсолютно всё равно, что будет с вашим родным ребёнком?!
Я немного смутился. Нет, мне не было абсолютно всё равно. Я много времени проводил во дворце у короля, а когда приходил домой, то Ладислав либо спал, либо плакал. Лекарь уверял, что маленькие дети всё время плачут, это нормальное для них состояние. Что касается недоедания… да чёрт его знает, как должен выглядеть здоровый грудной ребёнок! По мне, так все маленькие дети очень хрупкие и какие-то непропорциональные. Но говорить всё это служанке не стал.
– А почему ты кормишь кашей, а не коровьим молоком? – спросил то, о чём думал, когда ещё искал Эллис с Ладиславом по всему дому.
Рядом с этой девчонкой, годящейся мне в дочери, я вдруг почувствовал себя совершеннейшим неучем. Она настолько чётко заявляла, что требуется моему сыну, что я ей поверил. Да и профессионализм Бенедикта, утверждающего, что постоянно плачущий ребенок – это норма, последнее время стал вызывать вопросы.
– Вы, мужчины, совсем, что ли, глупые? Думаете, если в словосочетании есть слово «молоко», то этот продукт автоматически подойдёт маленькому ребёнку?! – воскликнула девушка, не давая ответа на вопрос, и сердито фыркнула.
Я же был настолько ошеломлён полученной информацией и дерзостью Эллис, что даже не обратил внимания на проскользнувшее оскорбление в свой адрес. К сожалению, за сегодняшний день это было далеко не первое проявление неуважения с её стороны.
– А откуда каша? – уже понимая, что ни черта не смыслю в детском питании, спросил слегка рассеянно.
Странно, если Гронар приготовил кашу для Ладислава, то почему не сообщил об этом Адель или Эрлене? Да и выглядит она не совсем так, как обычно готовит её пожилой повар.
– Промолола геркулесовые хлопья на кофемолке и отварила. Делов-то, – пробурчала девушка, пополняя уже третий шприц необычной овсяной кашей.
– Ты готовить умеешь?! – вырвалось у меня прежде, чем осознал, что потрясённо спросил это вслух.
Служанка же посмотрела на меня, как на умственно отсталого и поморщилась.
– Уф, спина затекла. Не подержите Славика столбиком, чтобы отрыжка вышла, а я пока разомнусь? – спросила она, снова игнорируя мой вопрос.
– Что? – не понял я. – Каким ещё столбиком? – но девушка уже взяла малыша из одеяла, чудно́ повязанного поверх её плеча, и положила его мне на плечо.
Первые несколько секунд я просто не шевелился, боясь причинить вред Ладиславу. Служанка, проработавшая у меня два года, не могла не знать, что я до сих пор ещё ни разу не держал сына, и всё-таки дала его мне в руки! Я испытал что-то сродни паническому страху, когда тебе дают впервые магическую гранату и говорят «вот здесь чека, только не выдерни, а то мы здесь все взлетим на воздух». И как назло, когда осознаешь всю ответственность и важность, пальцы начинают дрожать и потеть. Вот и сейчас держать кроху на плече мне казалось самым важным и сложным из всех моих заданий, гораздо сложнее, чем операция по зачистке территорий на востоке Норгеша.
Постепенно жесткий стержень, сковывающий мои внутренние органы, стал отпускать. Сын пошевелился, а я медленно втянул воздух, поняв, что всё это время не дышал. Держать Ладислава на руках оказалась на удивление приятным. От еды он разомлел, нагрелся и мило улыбался, внимательно всматриваясь в моё лицо, а затем потянулся ручками, пытаясь схватить меня за нос.