Рай без памяти

2. Где мы?

Загробную тьму вдруг прорезали белые молнии. Она раздвинулась, как еще темные створки экрана только что включенного телевизора. И, как правило, сначала включился звук: я услышал испуганный голос Тольки:

— Кто-нибудь жив?

И тотчас же откликнувшегося Мартина:

— По-английски, Толя. Я рядом.

Я вдруг обрел свободу движения: плюхнулся на пол, как будто из-под меня выбили стул. И странное дело: пол оказался сырым и мягким. Я провел рукой — трава. А затем с такой же телевизионной цельностью — не постепенно, а сразу и полностью — стало видно все окружающее. Зернов и Мартин сидели на поваленном молнией, обуглившемся стволе, должно быть, столетнего дерева, а мы с Толькой ворочались перед ними в росистой высокой траве. Нас окружал лес, но не редкий и живописный, как подмосковные рощицы, а густой и непроходимый, сказочно-дремучий — точь-в-точь тайга где-нибудь подальше от города или поселка. Но, пожалуй, все-таки это была не тайга: ни елей, ни лиственниц, ни привычного таежного подлеска, ни мошкары, вьющейся перед глазами. Какие-то не таежные деревья вздымались над нами, закрывая небо. И даже не подмосковные, скажем, ольха или береза, побуревший снизу тополь и даже не липа, которых и под Москвой-то становится все меньше и меньше. Я разглядел знакомый мне по крымским нагорьям бук, широколистый вяз, западноевропейский каштан и клен, такой могучий и древний, каких в подмосковных лесах вы наверняка не найдете. Деревья росли тесно, кучно, перемешиваясь с закрывавшим все проходы подлеском — по-видимому, шиповником, но не по-нашему густым и высоким. Он, как искусственно выращенная ограда, окружал нас со всех сторон, не оставляя ни малейшей надежды для грибников или любителей лесных прогулок. Для таких прогулок тут требовался топор.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил я Зернова.

Вместо ответа он задумчиво огляделся, как бы стараясь что-то понять, и вдруг потянулся к часам.

— Идут, — удивленно заметил он, — и, пожалуй, это самое непонятное. Помните, когда они остановились? Без четверти шесть. А сейчас без пяти. Простите, Мартин, — он перешел на английский, — я говорил о том, что мы здесь уже десять минут.

— Где это — здесь? — спросил Мартин.

Я улыбнулся: вопрос был точен. Самый нужный вопрос.

— Не знаю, — честно ответил Зернов. — Но для меня, пожалуй, важнее знать, почему мы здесь. Что произошло на даче Анохина? Кто-нибудь рискнет объяснить?

— Может быть, взрывная волна? — предположил Мартин.

— От чего? Ядерный взрыв? Не те симптомы. Даже температура не поднялась. Потом, насколько мне известно, в этом районе нет ни научных, ни промышленных объектов, работающих с веществами такой взрывной силы.

— Ну а если порыв урагана? — спросил я.

Толька фыркнул:

— Где ты его обнаружил?

— А помнишь, как вдруг потемнело? Внезапно и необычно. Мало ли какие бывают стихийные вспышки. Внезапно переместившийся откуда-нибудь смерч…

— Чушь, старик, дремучая чушь. Смерч — это вихревое движение воздуха, подымающее песок или воду в виде столба. Мы не в Сахаре и не в Атлантике.

— Не придирайся к словам, — отбивался я. — Дело не в терминах. Скажем грубее для ясности: ну, отнесло нас вихрем куда-нибудь километров за сто. За Оку. Леса там дай Бог!

— «За Оку»! — передразнил Толька. — Оглянись получше. Ведь это не наш лес.

Я знал, что это не наш лес. Но мне хотелось знать, что думает Толька. А думал он медленно, тем более по-английски. Иногда перебивал себя, подыскивая или спрашивая перевод.

— Как по-английски «ураган»? Понятно. Так вот: с ураганом — глупости. Юрка просто не знает, что такое ураган, как он возникает и как передвигается. Предположить, что мы целехонько перенесены ураганом куда-нибудь за тридевять земель, не могу. Слишком нелепо.

— Почему за тридевять земель? — спросил Зернов.

— А где вы видели такой лес? Под Москвой — где? Я сын лесника, с детства в лесу. Это не сибирская тайга и не Беловежская Пуща. И не Мещера, — фыркнул он в мою сторону. — Ничего похожего.

— Может быть, заповедник?

— Заповедник тоже лес, только оберегаемый. И где? На Северном Кавказе? — Он с сомнением оглядел окружавшую нас зеленую крепость — Не похоже. Я в Теберде был и на Военно-Грузинской. Буковые корабельные леса прозрачны, солнцем просвечиваются. А здесь?

Я последовал за взглядом Тольки: он был совершенно прав — не наш лес!

— И на Америку не похоже, — прибавил Мартин.

Я засмеялся: очень уж нелепой показалась мне эта реплика. Не перенесло же нас за океан моим предполагаемым ураганом.

— Кто знает… — сказал Зернов.

— Ты о чем?

— О Фонтенбло. Ты не бывал под Парижем — не знаешь. В Галлии времен Цезаря были, вероятно, именно такие леса.

— А при чем Фонтенбло?

— Если вымрет Европа, то лет через триста под Парижем будет именно такая тайга.

— Случись это с нами три года назад, я бы не раздумывал о причинах, — сказал Мартин.

Мы переглянулись. Три года назад мы видели и не такие сюрпризы пространства и времени. Но розовые «облака» бесследно исчезли в пучинах космоса. Ни одна обсерватория не зарегистрировала их второго пришествия. А вдруг?

Именно это «а вдруг» пришло в голову каждому, потому что Зернов тотчас же откликнулся на реплику Мартина:

— По-моему, и сейчас не стоит раздумывать. Может быть, оно и повторяется…

— Что именно? — Я все еще надеялся отсрочить догадку.

— Не дури, Анохин. Тебе уже давно все ясно. И ураган ты придумал для игры воображения. Дьячук знает: не бывает таких ураганов. Под Москвой, разумеется.

— Значит, опять «они»? Откуда?

Зернов засмеялся, а я покраснел. Но сдаваться мне не хотелось.

— Значит, опять моделируется пространство и время. И лес — модель. А зачем им галльский лес времен Цезаря?

Зернов молча встал, перешагнул обугленный молнией ствол и только тогда ответил:

— А кому нужны эти гадания? Модель, не модель… Реальная действительность — это лес, из которого нужно выбраться.

— Интересно как? — спросил Толька.

Нас окружала плотная колючая стена густо разросшегося шиповника или, может быть, диких роз. Ни тропинки, ни прохода в кустах не было.

— Погодите, мальчики, — сказал Мартин и вынул нож с белой пластмассовой рукояткой. Тонкое, двусторонне отточенное лезвие выбросилось из нее с легким щелчком. Не нож, а мечта разведчика на вражеской территории.

С легкостью, без всяких усилий, как будто бы он резал колбасу или хлеб, Мартин вырубил проход в кустах, срезая ветки под самый корень.

— У кого еще есть оружие? — спросил он.

Мы опять переглянулись: никто не захватил с собой даже вилки.

— А зачем? — удивился я. — Даже зверей здесь, по-моему, нет.

— «По-твоему»! — передразнил Толька. — В лесу без ножа и палки нельзя. Надо хоть дубинки срезать.

С помощью Мартина мы вооружились суковатыми рогатками, не зная, что через какой-нибудь час будем благословлять Тольку за эту предусмотрительность. Пока же мы сшибали ими огромные, сметанного цвета грибы.

— Может, шампиньоны?

— А кто их знает: очень уж крупны.

Есть никто не хотел. Ураган или не ураган, но что-то выбросило нас сюда прямо с ужина, и даже мысль о еде не тревожила. Может быть, через час-полтора мы уже выйдем из этого проклятого леса? А там что Бог даст, как говорится: в Сен-Дизье не то видели.

— Борис, — я тронул рогаткой пробиравшегося в чаще Зернова, — а может, и не было розовых «облаков»? Может быть, вся идея о втором их пришествии — чушь? Может, с нами другая дичь приключилась?

— Какая?

— Ну, допустим, гипноз.

— Массовый? Нас ведь четверо.

— Бывает.

— А кто же гипнотизер? Может быть, у тебя рядом Вольф Мессинг живет?

— Не остри. Есть многое на свете, друг Гораций. Ты «Замечательный случай с глазами Дэвидсона» помнишь? Где-то я читал, что Уэллс ничего не выдумывал. Был такой случай.

— Ну и что?

— А то, что, может быть, мы по-прежнему сидим на веранде и вся эта дичь только галлюцинация? Мираж.

Зернов даже отвечать не стал, а зашагал дальше, пока его не остановил крик продиравшегося впереди Мартина:

— Завал!

С трудом обретенный нами путь — девственную, впервые прокладываемую здесь лесную тропинку — преграждала груда поваленных и раскиданных бурей деревьев. Я пригляделся: все высокоствольные буки.

— Вот в эту бурю я верю, — сказал Толька.

С ним никто не спорил.

— Ну как, будем искать обход или перебираться? — спросил Мартин.

Он спрашивал у Зернова, по старой памяти считая его командиром. Но истинным командиром уже стал Толька.

— Обходить далеко, — сказал он, — прямой смысл — через завал. На север. Там и лес реже.

Я усомнился:

— Почему на север? Откуда ты знаешь?

— Где солнце раньше было? Там. — Дьячук указал в сторону, откуда мы вышли. — А где сейчас? Почти над нами. К полудню дело идет.

— Вы что-то путаете. Толя, — вмешался Зернов. — Сейчас на моих без двадцати пяти семь: все-таки вечер, а не утро.

— На ваших. А солнце в зените.

Действительно, сквозь сомкнутые кроны платанов и буков струился почти отвесный солнечный свет. Зеленая листва, как темные тюлевые гардины на окнах, процеживала его, смягчая и рассеивая. На даче солнце уже клонилось к западу, жара спадала, когда мы садились за стол, а здесь с каждой минутой становилось все жарче и жарче.

Еще одна загадка. Но раздумывать над ней мы не стали. Через завал так через завал.

Опираясь на свои рогатые дубинки, мы прыгали со ствола на ствол, стараясь не провалиться между деревьями. Завал был старый, листья на ветках уже пожухли и осыпались, из-под стволов высоко выбивались побеги будущего подлеска. И он был широк, как река, этот рассыпанный великаном коробок спичек.

А к концу, когда мы уже почти перебрались на противоположную сторону, нас подстерегала беда.

— Эй, глянь! — крикнул прыгавший впереди Толька.

Но глянуть я не успел. Что-то рыжее и пушистое прыгнуло на меня с такого же рыжего ствола сбоку. Острые когти вонзились в шею.

«Рысь!» — мелькнула мысль.

Не выпуская из рук дубинки, я оторвал от себя это рыжее и швырнул под ноги — хорошо еще, что я прочно держался на двух спаренных бурей стволах. Это «что-то» было крупнее белки, но меньше рыси, и рассмотреть его я не успел, потому что оно снова прыгнуло мне на грудь. Я увидел злые зеленые глаза и розовые ноздри. Кошка!

Я с трудом опять оторвал ее, снова бросил и ударил дубинкой. Она по-домашнему пискнула и отползла за дерево. Сбоку снова что-то зашипело — другая! Такая же рыжая и худющая. Она раскачивалась на тонких ногах, готовая к прыжку. Я встретил ее рогаткой, отшвырнул, она отлетела метра на полтора и прижалась к стволу. Тут только я заметил, что и рядом шел не менее жестокий и кровопролитный бой. В двух шагах от меня Толька, отбросив ногой одну полосатую тварь, добивал рогаткой другую. Зернов стоял на земле, зажатый двумя обломанными стволами, и уже не отбивался — он обронил палку, а просто закрывал лицо руками, защищая глаза от когтей не то двух, не то трех, не то рыжих, не то дымчатых дьяволов: я ни рассмотреть их как следует, ни сосчитать не успел. Мой бросок на помощь предупредил Мартин. Только сверкнула в воздухе искра его ножа, и рубашка Зернова густо окрасилась кровью. К счастью, то была не его кровь.

Звери — я не могу называть их кошками: с кошкой связано что-то домашнее, уютное, мило мурлыкающее под рукой, — нет, это были именно звери, дикие или одичавшие хищники с голодными блекло-зелеными глазами. Их было много, очень много — я не считал: некоторые сливались с приютившими их разрывами коры, дуплами, изломами дерева — злые хозяева злого леса. Но почему кошки, домашние кошки, когда-то урчавшие даже у неандертальских костров? Кто и что превратили их в полурысей, где-то на деревьях сказочного леса выслеживающих бродящую или ползущую по земле дичь? Наши кошки взбираются на деревья только из страха или в азарте птичьей охоты. Эти жили на деревьях, как белки или как обезьяны. Сейчас они отползли, не атаковали, но совсем не потому, что их испугали наши дубинки: просто кругом было достаточно свежей жратвы, — нож Мартина искромсал, должно быть, дюжину этих тварей.

Когда мы наконец перебрались через завал, на нас страшно было смотреть. Оборванные, исцарапанные, со следами когтей на лице и руках, мы двигались молча, прижимая платки к кровоточащим ранам, стараясь не упустить из виду уходившего вперед Тольку.

— Куда ты гонишь? — не выдержал я наконец.

— Устал, герой? — обернулся он с презрением взрослого к захныкавшему ребенку. — Промыть ранки надо? Надо. Ключ ищу.

— Какой ключ? — не понял я.

Он покрутил пальцем у виска.

— А почему ты уверен, что его найдешь?

Он не ответил — просто побежал вперед не оглядываясь, благо тропа, явно кем-то проложенная в траве, все расширялась. Толька бежал вприпрыжку, легко, как на кроссе, не показывая ни усталости, ни сомнения в избранном им пути. За ним, стараясь не отставать, спешили мы, молча признавшие авторитет бывшего лесовика.

А дальше произошло все, как по писаному. Мы вышли на лужайку, всю в цветах из королевского сада, крупных и красных, чем-то похожих на каны. В изумрудной траве, как на полотнах Поля Веронезе, они казались колпачками гномов, напуганных вторжением гонцов из чужого мира. Чуть поодаль лес круто взбирался в гору, а из-под серого камня, выглядевшего как сказочный дед-травоед среди выползших из земли корней, бил чистый холодный ключ.

Толька остановился, обернувшись к нам с победоносным видом и по-мальчишески счастливой улыбкой. Нет, все-таки человек был хозяином леса.