5. Сабина

На дрожащих ногах я веду тридцать три Перевозчицы моей famille из нашего дома в Шато Кре к скалам, выступающим над морем Нивоус. Если не считать пяти слишком юных сестер и шести слишком старых Леурресс, которые не смогли бы сражаться с покойниками, со мной пошли все… чтобы увидеть, справлюсь ли я или потерплю неудачу.

Ритуальное платье для переправы, в которое я успела переодеться, промокло от дождя, а руки все еще ноют от изнурительного заплыва по реке, бурлящей под стенами Бо Пале. И чем ближе мы с Перевозчицами подходим к сухопутному мосту, тем сильнее меня терзают сомнения. Удастся ли мне открыть Врата?

Я начинаю тихонько насвистывать мелодию, которую серебряная сова запечатлела в моем сознании.

– Тише, Сабина, – шепчет Роксана, шагающая у меня за спиной. – Эту мелодию можно исполнять только на костяной флейте.

Я киваю, чувствуя, как загорелись щеки. Леуррессам запрещено исполнять ритуальные песни. Одива твердила нам, что голоса оскверняют священную музыку. Но я частенько напеваю или насвистываю мелодию, когда нервничаю.

Добравшись до скал, мы спускаемся по высеченной из известняка лестнице, ведущей в прибрежную пещеру, проход к которой скрыт между двумя валунами. А затем выходим на залитый дождем песчаный пляж. Пульс ускоряется. Уже полночь. Самое подходящее время. Сейчас самый низкий отлив и скалы сухопутного моста показались из воды. Они образуют двенадцатиметровый мост, который тянется примерно до середины залива. Пора начинать переправу.

Я пропускаю Леурресс вперед и смотрю, как они занимают свои места на равном расстоянии друг от друга на сухопутном мосту. Юбки их белых платьев хлопают по ногам под проливным дождем, но все они уверенно сжимают свои посохи. И ждут, когда я присоединюсь к ним. А я все еще стою на пляже, утопая во влажном песке.

– Ну же, Сабина.

Айла дрожит, а ее рыжие волосы прилипли к лицу. Уверена, она специально встала в самом начале моста, чтобы подначивать меня. Айла самая молодая из Перевозчиц, не считая меня. Если меня вообще можно назвать Перевозчицей. Может, на моем ожерелье и висят три кости благодати, но я никогда не проходила обряда посвящения.

В начале вечера Леуррессы долго обсуждали: разрешить ли мне участвовать в обряде. За это проголосовало чуть больше половины женщин из famille, да и то только потому, что у меня осталась единственная сохранившаяся костяная флейта… и я теперь знала песню Загробного мира. И мне пришлось доказывать это, промычав каждую нотку. Кстати, в тот момент Роксана даже не подумала меня упрекнуть за подобное осквернение мелодии. Да и другие старшие Леуррессы тоже.

– Чего ты ждешь? – допытывается Айла.

Я осматриваю высокие скалы, выступающие над берегом. Аилессы нигде не видно. А значит, Бастьену не удалось освободить ее без моей помощи.

Мне следовало бы порадоваться – серебряная сова предупредила меня, что не стоит сестре сегодня появляться на переправе, – но внутри все сжимается. Аилесса бы с радостью воспользовалась возможностью возглавить переправу, мне же сейчас хочется зарыться с головой в песок.

«Возьми себя в руки, Сабина. Сделай это ради своей сестры».

Я крепче сжимаю посох, поворачиваюсь лицом к заливу и делаю первый неуверенный шаг по сухопутному мосту.

Выгнув бровь, Айла провожает меня взглядом, пока я добираюсь до Мориль, следующей Перевозчицы. Леурресса средних лет кладет загоревшую руку на мою и сжимает ее. Я выдавливаю в ответ улыбку. Она одна из немногих, кто поддержал меня с самого начала. Я шагаю дальше по каменистой тропинке шириной чуть меньше четырех метров и подхожу к двум старшим Леуррессам – Роксане и Милисенте. Они отступают назад, давая возможность пройти к более узкому участку моста. Это очень великодушно с их стороны, даже несмотря на настороженность на их лицах. Они не задумываясь выполнили бы любой приказ Одивы, но не шестнадцатилетней девчонки… девчонки, которая, по их мнению, даже не является кровной наследницей matrone. В их глазах я простая Леурресса, которую Одива назвала наследницей после пропажи Аилессы. Я не стала раскрывать правду, ведь тогда пришлось бы объяснять, что Одива не только мать Аилессы, но и моя, и что моим отцом стал мужчина, даже не являющийся ее amouré. Моя famille и без этого относилась ко мне с пренебрежением.

Дождь хлещет в лицо, но я продолжаю идти по мосту мимо оставшихся Перевозчиц: Изабо, Вивьен, Элайн, Жизель, Шанталь, Элоди, Жаклин, Майи, Розалинды, Дафны, Флер, Валери, Аделаиды, Орианны, Рошель, Серафины, Алетт, Джессамин, Надин, Дамианы, Жозель, Клеманс, Лоран, Сесиль, Дезире, Зоэлии, Бернадетт, Дольссы и Пернель.

Все они старше, опытнее и яростней меня. Да я вообще не хотела становиться Перевозчицей. Несмотря на ловкость, полученную от кости благодати саламандры, я поскальзываюсь на мокрых камнях. Но удерживаю равновесие и занимаю свое место в конце моста – место matrone. А затем, тяжко вздохнув, разворачиваю кусок овечьей шерсти, в которую положила костяную флейту.

Пернель, стоявшая ближе всех на сухопутном мосту, подходит ко мне. Она убирает с лица мокрые светло-медовые волосы и накрывает мою голову шерстяным покрывалом. Теперь дождь не помешает мне. Я подношу флейту ко рту, зажмуриваюсь и стараюсь сосредоточиться.

– Расслабься, Сабина, – говорит Пернель. В свои тридцать девять лет она самая молодая из старейшин и единственная, кто поддержал меня. – Леуррессам не впервой переправлять души в грозу. Я буду помогать тебе. А пока сосредоточься на песне сирены.

В горле встает ком… но не от благодарности, а от чувства вины. Пернель доверяет мне, но она не знает, сколько лжи я наговорила, хотя и из добрых побуждений. Мне не хотелось причинять еще больше боли своей famille.

Они все еще оплакивают Одиву и не верят, что я смогу повести их за собой. Не знают, что Аилесса находится в Бо Пале, а ее amouré принц Южной Галлы. Или что Одива принесла в жертву Тирусу тысячи душ – Освобожденных душ, которые заслуживали рая, но вместо этого мать отправила их в Подземный мир. А еще они не знают, что я убила золотого шакала, которого мы так отчаянно разыскивали в прошлом месяце. Потому что поверили мне, когда я сказала, что это Одива нашла его, убила, а затем вырезала из кости флейту, которую сейчас держу в руках.

Вскоре Аилесса займет мое место. И все исправит.

Но вдруг я никогда не смогу ее вернуть? Смогу ли я рассказать famille правду?

«А пока сосредоточься на песне сирены», – мысленно повторяю я слова Пернель. А затем медленно втягиваю воздух и начинаю играть.

Мелодия песни сирен перекрывает рев дождя. Каждая болезненно-прекрасная нота манит, зовет и пробуждает жажду. Если бы ее слышали не только мертвецы, но и люди, то они бы не смогли удержаться и пришли бы посмотреть на темное нутро Загробного мира.

В последнем такте музыка взлетает вверх, а затем резко сменяется низкими финальными вибрирующими нотами. Я отнимаю флейту ото рта и заворачиваю ее в овечью шерсть. Кажется, мне удалось все сделать правильно.

– Молодец.

Пернель опускает импровизированный навес. И указывает на конец сухопутного моста, где примерно в двух с половиной метрах от нас камни обрываются в воду. На наших глазах низкие волны начинают пениться и бурлить. Мое сердце пускается вскачь, и я поспешно прячу костяную флейту в промокший карман платья. Я никогда раньше не видела, как выглядят Врата в воде. Только их странный аналог в виде Врат из пыли, который открылся в конце моста душ в пещере. Но и эти и те Врата вели в одно место – Подземный мир Тируса.

Волны вздымаются все выше, но не достают до сухопутного моста. Врата будут подниматься выше и выше, пока не зависнут в четырех метрах над водой, как колышущаяся вуаль. К этому времени море потемнеет от полуночно-синего до шелковисто-черного цвета, а волны станут все яростнее, но так и не дотянутся до моста.

Вновь начинает звучать песня сирен, но уже не из костяной флейты, а из обоих Загробных миров. Она настолько чарующая, что мне едва удается вздохнуть. На тяжелые ноты Подземного мира накладывается легкий мотив песни из Рая.

Я бросаю взгляд на Врата Элары, возникшие несколько секунд назад. Они раскрылись в нескольких шагах от меня справа, у самой кромки моста. Мерцающие серебром Врата напоминают запотевшее окно, скрытое косым дождем. Они выглядят такими же, какими я видела их на подземном мосту, только в этот раз винтовая лестница в Рай упирается не в потолок пещеры, а в нависшие грозовые облака, просвечивающиеся молниями.

С моих губ срывается медленный вздох. А на лице расплывается улыбка.

Мне удалось то, что не смогла сделать мать в прошлый раз, – я открыла Врата. Мою песнь сирены приняли боги. И она открыла все Врата для переправы в мире. Так что Леуррессы из ближайших и дальних земель могут выполнять нашу священную работу.

Впервые в жизни, меня захлестывает прилив гордости за то, что я родилась Леуррессой.

Пронзительный крик эхом отражается от скал, окружающих бухту. И возникшее внутри тепло рассеивается. Мертвецы приближаются.

Стиснув посох, я поворачиваюсь и готовлюсь к бою. Мои обязанности на сегодня не закончились. Помимо открытия Врат, я должна провести каждую из призванных душ через них. Заключительный акт переправы ложится на плечи matrone… на мои плечи.

Пернель в нескольких шагах от меня принимает боевую стойку. И остальные Перевозчицы следуют ее примеру, вскидывая посохи. Мечи и кинжалы здесь ничем не помогут. Да, мы сражаемся с непокорными мертвецами, но душу нельзя убить; ее можно только переправить.

Скалы озаряются вспышками chazoure. Не обладай я ночным зрением, дарованным мне козодоем, то не смогла бы увидеть цвет светящихся душ. Другие Перевозчицы тоже обладают этой способностью, полученной из костей благодати, принадлежащих им. Поэтому сейчас их тела напряжены, а взгляды устремлены к скалам и пещере на берегу, где появляются души. Первая душа, достигшая моста, окутана цепями. Это Скованный, которого наказали боги за его непростительные грехи. Он настоящий гигант и как минимум на полметра выше меня. А еще двигается очень быстро. Он несется по сухопутному мосту, уклоняясь от большинства ударов посохов Перевозчиц. А тех, от которых увернуться не удается, Скованный, кажется, не замечает. Он несется вперед, не сводя с меня взгляда светящихся chazoure глаз, потому что именно я играла на флейте. Скованный, как и все души, не может сопротивляться призыву прийти на мост, но все еще отчаянно стремится избежать вечности в Подземном мире.

Элара, помоги мне. Я не готова.

Пернель раскручивает посох, чтобы перекрыть мост шириной чуть больше трех с половиной метров, чтобы задержать Скованного и выиграть для мне время. Но я просто отступаю назад.

Песнь Тируса отдается в позвонках.

Я оглядываюсь и охаю. До Врат воды осталось меньше шага. Я неуверенно шагаю вперед, чтобы оказаться как можно дальше от них. Скованный гигант протискивается мимо Пернель и бросается на меня.

– Выпад, сальто, удар! – кричит она.

И я, не задумываясь, выполняю контратаку, выученную еще в детстве. И это срабатывает. Мне удается обмануть Скованного ложным выпадом, после чего я перепрыгиваю через его голову и, развернувшись, ударяю концом посоха в спину.

Его вполне осязаемое тело устремляется вперед, но Скованный умудряется выпрямиться. Рыча, он поворачивается ко мне лицом. Буквально в мгновение ока. И хватает мой посох, не давая нанести новый удар. Его взгляд цепляется за мое ожерелье с костями благодати. И глаза широко распахиваются. Не знаю, что его привлекло, но это дает мне возможность выдернуть посох из его руки и вновь ударить его в грудь. Скованный тут же падает в шелковистые черные воды Врат.

Я с трудом восстанавливаю дыхание и кивком благодарю Пернель. Она кивает в ответ и устремляется на помощь Дольссе, которая не справляется с встревоженным ребенком. Он из Освобожденных, но напуган загробной жизнью. Другие Перевозчицы подбадривают и уговаривают одних или сражаются с другими. Я же замерла в конце моста, ожидая пока какая-нибудь душа доберется до Врат, сопротивляясь соблазну шагнуть в Подземный мир.

Призыв силен, но вполне преодолим… по крайней мере для меня. А вот Аилессе пришлось с ним побороться, но она, в отличие от меня, всегда искала острых ощущений и шла на поводу у эмоций, а не разума.

«Сабина».

Я хмурюсь. Кто окликнул меня? Женский голос едва перекрывал шум приливных волн и льющегося дождя.

«Сабина».

Этот красивый голос звучал словно музыка.

«Сабина, обернись. Я здесь».

Все внутри сжалось в тугой комок. Это просто невозможно…

Я оборачиваюсь. И смотрю на черную завесу Подземного мира. Я чувствую, как кровь отхлынула от лица. Моя мать… стоит сразу за Вратами из воды.

Одива все так же невозмутима и в то же время сурова. Мертвенно-бледная кожа, копна волос цвета воронова крыла, красные, словно кровь, губы. А еще на ней кости благодати, которые она носила при жизни. Кулон из кости медведя-альбиноса, вырезанный в форме когтя, раскачивается среди настоящих когтей медведя на ее трехъярусном ожерелье вместе с зубами ската-хвостокола. Плечи закрывают эполеты из перьев и когтей филина, один из которых тоже вырезан из кости. А на ее голове корона из позвонков асписовой гадюки и черепа гигантской вечерницы, которая всегда казалась мне устрашающей.

Но мать не может… не может быть жива.

– Ты умерла.

Мой хриплый голос едва ли громче шепота, но, видимо, она услышала меня, потому что тут же спрашивает:

– Разве я свечусь chazoure?

Я качаю головой. И неистовый стук сердца отражается эхом в небе над головой.

– Но как ты?..

– Где твоя сестра, Сабина?

Я недоуменно моргаю.

– Она… она…

Ребенок-Освобожденный, рыдая, прижимается ко мне. Девчушка выглядит младше Феличе и Лизетт, самых младших представительниц famille. Я оцепенело беру ее за руку и под неотрывным взглядом матери подвожу к Вратам Элары. А как только девчушка вступает на лестницу, не задумываясь возвращаюсь к Вратам Тируса. Словно не управляю своим разумом и телом. Мне все еще не верится в реальность происходящего, но это так. Ведь мне подобное бы даже в голову не пришло.

– Я застряла здесь, Сабина. – Одива протягивает руку к Вратам из воды. – И чтобы освободиться, мне нужна старшая дочь. Где она?

– Аилесса не… – Я сжимаю губы.

Мне не следует разговаривать с ней. Я отступаю на шаг и оглядываюсь по сторонам в поисках Пернель. Она подскажет, как поступить. Но самая молодая из старейшин сражается с двумя Скованными. Да и остальным Перевозчицам не до меня. Все их внимание сосредоточено на душах.

– Почему роль matrone сегодня исполняет не Аилесса?

Одива пристально посмотрела на конец моста, где я стояла. Песня сирены Тируса все еще звучала из Врат, и ее темное очарование развязало мне язык.

– Ее amouré оказался принц Южной Галлы. А его отец, король, при смерти, так что… скоро Аилесса станет королевой. – Ради защиты Аилессы я готова морочить голову матери, хотя сделаю все, чтобы помешать Казимиру добиться своего. – Она считает золотую корону привлекательнее места matrone, – не удержавшись, добавляю я, чтобы посильнее разозлить Одиву, хотя прекрасно понимаю, что это не так.

Аилесса всю жизнь готовилась к тому, чтобы стать во главе нашей famille.

Одива склоняет голову с присущей только ей элегантностью.

– А что станет с короной, когда Аилесса убьет своего amouré?

Я пожимаю плечами, стараясь изобразить больше дерзости, чем обладала на самом деле.

– Она все равно останется королевой.

Мать кривит губы:

– Приведи ее ко мне, Сабина. Ей всего-то нужно коснуться моей руки, чтобы Тирус выпустил меня.

Как можно быть настолько высокомерной?

– Почему я должна помогать тебе? И помогать возвращаться в мир живых после того, что ты сделала?

– Ты хотела сказать, что бог попросил меня сделать.

Я усмехаюсь.

– Я не злодейка, дитя. Разве я скована цепями?

– Только мертвых сковывают цепями.

Но Одива пропускает мимо ушей мое замечание. Она поднимает руку к ожерелью, не к костями благодати, а к тому, что подарил мой отец, кем бы он ни был. К черепу вороны, которая держит в приоткрытом клюве рубин.

– Твой отец хочет встретиться с тобой, Сабина. Если Аилесса освободит меня, я смогу вернуть и его.

– Нет. – Мой голос разрезает воздух, как костяной нож, а ноги начинают дрожать.

И до меня наконец доходит, чего добивается мать. Ее договор с Тирусом не разорван. И для освобождения моего отца, оказавшегося Скованным, бог Подземного мира все еще требует принести ему в жертву Аилессу.

– Я не хочу с ним встречаться. И Аилесса никогда не придет к тебе. Я сделаю все, чтобы этого не произошло.

Ее глаза цвета оникса впиваются в меня.

– Все? Что ж, остерегайся благодати, которую ты заполучила. Золотой шакал Тируса хитер. Он станет выискивать твои слабости.

В животе все сжимается. Видимо, Тирус сказал ей, что я получила кость благодати от золотого шакала. Потому что, когда мать еще была жива, я сказала ей, что вырезала кулон из кости черного волка.

– Шакал дает мне силу.

Одива протягивает ко мне руку и прижимает ладонь к завесе воды между нами.

– Я хочу помочь тебе, Сабина. Я многому научилась в Подземном мире. Мы сможем разделить твои благодати.

– Это невозможно.

– Не для меня. Особенно сейчас. Я помогу тебе раскрыть твой потенциал с благодатью шакала. Без моей помощи ты не справишься с его силой.

Я сглатываю. Неужели благодать золотого шакала действительно опасна? Песня сирены Тируса становится громче и звучит все быстрее.

За моей спиной рычит Скованный. Мне нужно провести их через Врата, но я не могу отвести глаз от пронизывающего взгляда матери.

– Подойди ко мне, дочь, – говорит она. Ее волосы цвета воронова крыла развеваются за спиной, а темно-синее платье колышется на ветру. – Тебе нужно лишь коснуться моей руки.

– Сабина, что с тобой? – кричит Пернель. – Проведи их через Врата!

Я ахаю. Рука замерла в паре сантиметров от вуали. А я не помню, чтобы шевелила даже пальцем. Дернувшись, я разворачиваюсь, но не вижу Пернель. Передо мной стоят два Скованных. Один из них уже замахнулся на меня, а второй тянется к моей шее. Но увидев мое ожерелье, вздрагивает.

Я уворачиваюсь от обоих и убегаю от них по сухопутному мосту.

– Сабина, вернись! – кричит Пернель.

Не могу. Ей придется самой переправить души. А мне следует держаться подальше от матери.

Другие Перевозчицы не замечают меня, пока я не проношусь мимо них. Мне приходится уворачиваться от их посохов и душ, с которыми они сражаются.

– Остановись, Сабина! – кричит Мориль, когда я достигаю начала моста. – Врата закроются!

Но я продолжаю бежать. Ее слова кажутся мне бессмысленными. Врата остаются открытыми, пока не иссякнут души, которые требуется переправить.

Я пробегаю мимо Айлы, последней из Леурресс. Она пытается схватить меня, но ей мешает Скованная женщина, возникшая между нами.

– Ты matrone! – кричит она, когда я отталкиваюсь от последних камней. – И должна оставаться…

Мои ноги касаются песка.

– …на мосту!

Вода вокруг Врат вздымается бурной волной и обрушивается на дальний конец моста. Он тут же перестает подниматься. А серебристое мерцание, обозначающее вход в царство Элары, рассеивается.

Все, стоящие на сухопутном мосту – Перевозчицы и души, – резко останавливаются.

Души глазеют на конец моста, где больше нет Врат. Раздаются недоуменные крики, которые быстро перерастают в рев.

А затем души устремляются обратно. Прыгают в воду. Бегут на берег. Поднимаются вверх по лестнице из известняка. Мы с Перевозчицами пытаемся остановить их. Загнать словно стадо овец. Но нам не удается сдержать возникший хаос.

Нет, нет, нет. То, что произошло в прошлую Ночь Переправы, не должно повториться.

Мертвые вырвались на свободу. Скованные и Освобожденные. Они направятся в Довр, в самый большой город в Южной Галле.

Но в этот раз во всем виновата только я.

Загрузка...