Расследование ведет в ад

1

Инспектор Чэнь смахнул со стола беспорядочно разбросанные вещи и осторожно зажег ярко-красную палочку благовоний. Дымок поднялся спиралью прямо к потолку с коричневым пятном, похожим на высохшую кровь, и показалось, что в комнате, где и так было жарко, как на улице, стало совсем душно. Кондиционер опять не работал — плачевно регулярное явление Южного Китая во время летней духоты. Склонив голову, Чэнь произнес краткую молитву, потом взял в руки фотографию и подержал ее над струйкой дыма. Постепенно на черном фоне стало проявляться лицо девушки. Она стояла в дверном проеме какого-то портового склада, равнодушно глядя через плечо. Волосы у нее были по-прежнему собраны в косички, как это принято делать на похоронах, и белое лицо поблескивало среди теней: ведь она — призрак. Вглядываясь в выражение лица девушки, Чэнь вдруг ощутил поднимающуюся внутри горячую волну ярости. Сколько еще молодых женщин оказались после смерти в таком положении — когда их ухода никто не заметил и не оплакал? Но кто бы ни стоял за всем этим, на этот раз он совершил ошибку, выбрав дочь первого промышленника Сингапура-3 вместо какой-нибудь безымянной проститутки. Чэнь показал фотографию женщине, сидевшей по другую сторону стола, и осторожно проговорил:

— Давайте с самого начала, госпожа Тан. Вы уверены, что это ваша дочь?

Рассматривая фотографию, госпожа Тан еще крепче вцепилась в ручку своей сумочки от Миуччи.[2]

— Да, — негромко, пришепетывая, подтвердила она. — Да, это Перл.

— Значит, вы утверждаете, что кто-то вам это прислал?

— Да, вчера. Я весь день провела дома, всех слуг отпустила сразу после полудня и могу с уверенностью сказать, что никто не входил. Но когда я заглянула в гостиную, фотография уже лежала на секретере. В красном конверте. Поначалу я даже не поняла, что это. В нем еще была записка, в которой говорилось, что я должна делать. — Она указала рукой в сторону все еще поднимающегося к потолку дыма. — Ее лицо то проявляется, то снова тускнеет.

— А вы не заметили ничего странного? Помимо конверта?

Госпожа Тан облизнула пересохшие губы:

— Там было немного пепла. Похожего на пыль. Сначала я подумала, что это служанка плохо прибралась в комнате, но он был белый и мягкий. Как пепел от благовоний.

— Понятно, госпожа Тан, я понимаю, насколько это тяжело для вас, но, по крайней мере, нам есть от чего плясать. Крепитесь и не теряйте надежду.

По лицу госпожи Тан было видно, что она пала духом.

— Вы ведь найдете ее, правда?

Потянувшись через стол, Чэнь погладил ее по руке.

— Не волнуйтесь. Мы найдем вашу дочь и сделаем все, чтобы на этот раз ее путь в загробную жизнь завершился должным образом. — Он изо всех сил старался, чтобы его голос звучал убедительно.

— Благодарю вас, — еле слышно произнесла госпожа Тан. Сдвинув на лоб дорогие очки от солнца, она потерла покрасневшие глаза. — Я лучше пойду. Я не говорила мужу, что собираюсь сюда: он будет взбешен, если узнает, что я обращалась в полицию. Я сказала, что иду по магазинам.

Чэнь вздохнул. Такое дополнительное осложнение появлялось нередко.

— Вы что-нибудь сможете сделать, чтобы изменить отношение своего мужа?

— Не думаю. С Сюанем иногда очень тяжело разговаривать. Я пыталась убедить его, но он и слушать не стал. — госпожа Тан улыбнулась слабой вымученной улыбкой. — Он считает, что это ничего не изменит: Перл больше нет, и ничего тут не поделаешь. Понимаете, он обожал ее. Во всяком случае, поначалу. Она была такой милой девчушкой, но потом стала подрастать. Я имею в виду, она всегда была... ну, она была красивая девочка, но с ней иногда приходилось трудновато. Она была упрямая. Ей исполнилось четырнадцать лет, и я не раз говорила ему: «А что ты хочешь в наше время?». Все они гуляют с мальчиками, а Перл пользовалась большой популярностью. Его это так сердило... А потом он узнал, что она брала за это деньги, и был взбешен, нас обоих это вывело из себя, но я сказала, что Перл нужно помочь, а не ругать... И думаю, примерно тогда у нее начались проблемы с питанием...

Она, похоже, и забыла, что собиралась уходить. Чэнь терпеливо слушал ее рассказ, мысленно создавая образ погибшей девушки. Непослушание, потеря аппетита, беспорядочные половые связи и чуть ли не проституция — картина вырисовывалась не очень привлекательная, но Чэнь не проронил ни слова. За годы работы в полиции он понял, что состраданием можно завоевать больше доверия, чем осуждением, и в любом случае это выходило более естественно. Чэнь понимал, что не вправе судить кого-то другого, и конечно уж, не в теперешние времена. Он сидел, не отрывая глаз от госпожи Тан, и сочувственно поддакивал ей, пока она рассказывала о дочери, иногда прикладывая к глазам салфетку. Несмотря на слезы, Чэню начинало все больше казаться, что с этим изъявлением материнских чувств что-то не так. Некоторый перебор в простодушии, и многовато наигранности. За всем этим чувствовалась ложь, как ощущается скрытый приправами привкус гнилого мяса, но Чэнь пока не мог понять, в чем она заключается. Возможно, все дело лишь в чувстве вины из-за своеобразной смеси потакания и отсутствия заботы, которая так характерна для отношений богачей к своим отпрыскам. А может, за этим скрывается нечто более мрачное. Что заставило четырнадцатилетнюю дочь одной из самых привилегированных семей города не только предлагать сексуальные услуги, но и делать это за плату? В уме Чэнь перебирал возможные варианты, подсказанные многолетним опытом тяжкого труда, позволяющего судить с объективностью человека, который слишком много видел, чтобы почувствовать к чему-либо отвращение. Наконец госпожа Тан вытерла глаза.

— Вы были очень любезны, инспектор. Я уверена, вы сделаете все возможное, чтобы найти Перл. — На какой-то миг она будто смутилась, словно сказала слишком много. Наклонившись вперед, она с любопытством взглянула на стоявшую на столе Чэня фотографию в рамке. — О, какая прелесть. Ваша жена?

— Да, — подтвердил Чэнь, очередной раз проклиная тот порыв, что заставил его держать на работе фотографию Инари. Все обращали на нее внимание, и это удручало, но, когда появлялась возможность бросить взгляд на ее лицо, работать почему-то становилось легче. Лучше было бы хранить фотографию в бумажнике, но тогда возникало чувство, будто он как-то стыдится ее.

— Как ее зовут? Похожа на японку.

— Ее зовут Инари. — Чэнь нетерпеливо заерзал в кресле.

Складывалось впечатление, что госпожа Тан домой не торопится, но из ее рассказов было и так понятно почему.

— Какая красивая, даже в этих больших солнечных очках, — продолжала госпожа Тан. — Она не манекенщица? Дело в том, что у моей сестры агентство, и она все время ищет людей. Если хотите, могу записать телефон вашей жены.

— Думаю, не стоит, — торопливо ответил Чэнь. — Очень приятно это слышать, но Инари не любит много быть на виду и... В любом случае, благодарю вас.

— Какая жалость. Настоящая красавица.

Чэнь позволил себе довольную улыбку, но почти сразу посерьезнел. Чтобы распространяться о том, как он счастлив в браке, момент был неподходящий.

— Повезло, — пробормотал он.

Госпожа Тан вздохнула, думая, без сомнения, о том, как не посчастливилось в этом смысле ей самой.

— Теперь мне действительно пора, — с сожалением проговорила она, поднимаясь из кресла.

Чэнь проводил ее до дверей участка, а потом неторопливо направился к автомату с напитками. Склонившийся над ним сержант Ма колотил по стенке громадным кулаком.

— Опять не работает, машина чертова! Я... о... — Увидев, кто подошел, Ма торопливо отошел в сторону.

— Ничего, я подожду, — вежливо предложил Чэнь.

— Нет-нет-нет. Ничего страшного. Все к вашим услугам, — пробормотал Ма и удалился вразвалочку по направлению к столовой.

Вздохнув, Чэнь сумел-таки получить от автомата бумажный стаканчик с зеленым чаем и понес его на свое рабочее место. Поворачивая за угол, он увидел, что сержант Ма вернулся и тайком машет над автоматом бумажкой с благодарственными молитвами. Чэнь уже привык, что его здесь все сторонятся, но случались дни, когда антипатия коллег действовала на нервы. Прихлебывая обжигающий безвкусный чай, он еще некоторое время рассматривал фотографию девушки, потом снял пиджак со спинки кресла и вышел из участка.

Лето еще только началось, а жара уже стояла гнетущая. Хотя в участке было отнюдь не прохладно, выйдя на Цзянми-роуд, он словно погрузился в теплую ванну. Чэнь глянул на счетчик загрязнения воздуха на ближайшей стене, однако его показания наводили такую тоску, что не хотелось воспринимать их серьезно. Погрузившись в раздумья, он неторопливо зашагал по улице к гавани. К тому времени, когда он дошел до укрытия от тайфунов, стало немного прохладнее, где-то в Южно-Китайском море набирал силу шторм, и в воздухе пахло грозовыми разрядами и дождем. Чэнь улыбнулся, представив, как Инари, опершись локтями на подоконник плавучего домика, ждет, когда грянет гром.

Жена любила грозы, как-то она сказала, что они напоминают ей о доме. «Единственное, что тут есть доброго», — горько добавила она. До паромного терминала оставалось пройти по пристани совсем немного, и Чэнь решил передохнуть на скамейке. Он подобрал оставленную кем-то газету и стал лениво листать ее. Сингапур открывал еще один франшизный город,[3] которому предоставлялись торговые привилегии, — на этот раз на побережье Мьянмы. Чэнь еще помнил время, когда Сингапур-3 считался последним в линейке таких городов, а этот будет уже шестым по счету. Читая дальше, Чэнь узнал, что строительство этой новой версии Сингапура пройдет по тем же планам, что и все остальные, и снова улыбнулся, живо представив себе еще одного инспектора Чэня, сидящего на скамейке у такого же паромного терминала в нескольких тысячах миль к югу.

В его размышления ворвался отдаленный гул, и, подняв глаза, инспектор увидел паром, который, покачиваясь, приближался к терминалу. Через пятнадцать минут Чэнь уже сошел с парома на противоположной стороне пролива и нырнул в лабиринт улочек, которые составляли остров Чжэньшу.

Район был небезопасный, и Чэнь шагал осторожно, однако беспокойства ему никто не доставил. Он считал, что вряд ли мужчина среднего возраста, в вышедшей из моды одежде сине-фиолетового цвета, вызовет чьи-либо подозрения. Однако время от времени он замечал, как кто-то вздрагивал и отходил в сторону, и значит, его или, по крайней мере, его профессиональную ауру распознали. Полицейских все недолюбливали, а копов, имеющих дела с Адом, — тем более. Так что Чэнь прошел по узким улочкам Чжэньшу без приключений, пока не оказался перед салоном похоронных услуг Лин Суло.

Салон выделялся среди соседних магазинчиков своим великолепием. Фасад черного цвета, отделанный под мрамор, позолоченные колонны по обеим сторонам дверей и красные фонари, свешивавшиеся с фронтона, выглядели кричаще и безвкусно. «Пожалуй, вполне уместно, — размышлял Чэнь, — если исходить из того, сколько граждан встречают окончание своего жизненного пути подобным образом». Одна из стен салона выходила на узкий переулок, который вел куда-то дальше в лабиринты Чжэньшу. Вывеска на двери сообщала, что салон похоронных услуг закрыт. Чэню никто не мешал, и он держал палец на кнопке дверного звонка, пока не задвигались жалюзи в лавках напротив. За настойчивым позвякиванием колокольчика он различил звуки шагов: кто-то торопливо шел через приемную. Дверь распахнулась, и перед ним предстал толстенький коротышка в длинном красном халате.

— Чего надо? Это место упокоения, а не какой-нибудь... — Глаза его широко раскрылись.

Чэнь до сих пор не мог понять, как люди догадываются о роде его занятий, должно быть, выдавало что-то в глубине глаз, некая внутренняя тьма, говорившая о тесной связи с запредельными мирами. В молодости он часами простаивал перед зеркалом, уставившись в него и пытаясь выявить, что так пугало людей, но даже самому Чэню его округлое, самое обычное лицо казалось мягким и невыразительным, как луна. Возможно, именно эта невозмутимость и лишала других присутствия духа.

— Прошу прощения, — примирительным тоном заговорил толстяк. — Я сразу не понял.

Чэнь предъявил свой жетон:

— Департамент полиции. Участок тринадцать. Инспектор уголовного розыска Чэнь. Вы не будете возражать, если я войду? Хотелось бы задать вам несколько вопросов.

Рассыпая уверения в том, какая честь оказана заведению, толстяк проводил Чэня вовнутрь. Там царила такая же показуха, как и снаружи. Чэня провели в длинную, увешанную зеркалами комнату с ярко-красным ковром. В дальнем конце в аквариуме во всю стену плавали карпы, и их тени, отражаясь в бесчисленных зеркалах, уходили куда-то в бесконечность. Толстяк дважды хлопнул в ладоши, и появилась маленькая, болезненного вида служанка.

— Чаю? — шепотом спросила она.

— Благодарю. Какой у вас сорт?

Служанка на миг зажмурилась и стала перечислять:

— Улун «Нефритовый дракон», персиковый с женьшенем, «Черный порох»... — Она назвала сортов пятнадцать, пока Чэнь не остановил ее. Чувствовалось, что салон похоронных услуг не бедствует.

— Мне любой из улунов. Благодарю вас.

— Так вот, инспектор, — дородный хозяин салона похоронных услуг устроился в ближайшем кресле, — я — Лин Суло, владелец этого заведения. Чем можем помочь?

— Насколько мне известно, неделю назад вы занимались подготовкой к проведению похорон девушки по имени Перл Тан. Дочери человека, которого представлять не нужно.

— Да, верно. Печальная история. Такая молодая женщина. Анорексия[4]в самой тяжелой форме. Вот вам пример, — тут господин Лин глубокомысленно покачал головой, — того, что даже самые материально обеспеченные среди нас могут не достичь настоящего счастья.

— Мудро, весьма мудро сказано. Простите за деликатный вопрос, но не произошло ли на похоронах что-либо необычное?

— Что вы, об этом и речи быть не может. Вам следует знать, инспектор, что наша компания очень старая. Семья Лин занималась похоронным бизнесом еще в семнадцатом веке в Пекине, и только потом я перевел бюро сюда. У нас очень старые связи с соответствующими властями. И с бумагами никогда проблем не было. — Последовала небольшая пауза. — Могу ли я спросить, почему у вас возник такой вопрос?

— Ваше заведение действительно считается самым почтенным, — сказал Чэнь. — Но боюсь, что-то из ряда вон выходящее — несомненно не имеющее никакого отношения к тому, как были организованы похороны, — все же случилось.

— Что вы говорите? — На лице Лина промелькнула тень обеспокоенности, и Чэнь отметил это для себя.

— Видите ли, получается, что юная дама, о которой идет речь, по сути дела, не достигла небесных берегов. Я видел фотографию ее призрака, и оказалось, что в настоящее время она обитает где-то у ворот Ада.

У пораженного Лина аж челюсть отвисла.

— Ада? Но ведь выплаты сделаны, жертвоприношения заказаны, все честь по чести... Ничего не понимаю.

— Вот и ее мать не понимает.

— Бедная женщина, она, должно быть, обезумела от горя.

— Естественно, она переживает, что душа ее единственного ребенка не витает в персиковых садах Рая, а, как это теперь выясняется, бродит по местам, которые иначе чем сомнительными не назовешь.

— Я покажу вам документы. Сейчас принесу.

Лин и Чэнь стали вместе изучать бумаги. Даже на опытный взгляд инспектора они были в полном порядке: въездная виза от Небесных властей, сбор за погрузку на ладью для призраков, разрешение на переезд через море Ночи. Он был уверен, что сможет получить объяснение появления Перл в инфернальных пределах от Лина, но круглое лицо владельца салона изображало саму вежливую озабоченность.

— Что ж, — произнес в конце концов Чэнь. — Это настоящая трагедия, но я не вижу, чтобы были допущены какие-то нарушения. Насколько я понимаю, вы действуете на условиях строгой конфиденциальности, но если вам случится услышать что-либо...

— Вы будете первым, кто узнает об этом, инспектор, — заверил Лин.

Затем последовали бесчисленные изъявления взаимной благодарности, и Чэнь удалился.

Он вернулся в участок, намереваясь сделать кое-какие дополнения к своему докладу, но его сразу вызвали в кабинет начальника. Когда Чэнь входил, тот внимательно посмотрел на него. «Капитан Сун Су сейчас особенно похож на одного из потомков Чингисхана», — мелькнуло в голове Чэня. Сун был из уйгурской семьи с далекого запада Китая, и все знали, что он гордится своим происхождением. «Хитрый тип, — размышлял Чэнь, — выглядит так, как все представляют себе варвара,[5]а сам пользуется этим, чтобы скрыть острый ум».

— Добрый день, инспектор, — вежливо поздоровался Сун.

— Добрый день, капитан, — так же вежливо ответил Чэнь.

— У вас была жена Тан Сюаня. — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Верно, была. Сегодня утром. У нее пропала дочь.

— Но ее дочери нет в живых?

— Так точно, сэр.

Капитан Сун вздохнул.

— Хорошо, инспектор. Как вы понимаете, я предоставляю заниматься всеми этими сверхъестественными делами вам и хотел бы, чтобы так и продолжалось. Но сегодня днем я получил сообщение по электронной почте из офиса губернатора. Тот, похоже, поддерживает с семьей Тан приятельские отношения, и, судя по всему, с тех пор как дочь госпожи Тан умерла, у нее было... ну, не все в порядке с головой. По сути дела, она ведет себя странно уже не один месяц, и Тан, естественно, обеспокоен. Скандала ему хочется меньше всего.

Откинувшись в кресле, Сун Су разглядывал подчиненного сквозь полуопущенные ресницы. Кондиционеры по-прежнему не работали, и в кабинете капитана было жарко, как в печке. По спине Чэня скатилась тоненькая струйка пота.

— Скандала? — переспросил Чэнь с тонко рассчитанным удивлением. — Может быть, вы уточните, в чем дело?

— Работайте так, чтобы госпожа Тан осталась довольной, но не начинайте ворошить дерьмо. Совершенно недопустимо, чтобы в прессу просочились сведения о том, что четырнадцатилетняя дочка Тан Сюаня подвизалась на поприще дешевой проститутки.

— Я буду держать язык за зубами, — пообещал Чэнь. Сун вдруг ни с того ни с сего улыбнулся, что придало его грубым чертам какой-то угрожающий вид.

— Да уж постарайтесь, — проговорил он.

Чэнь вернулся к себе, делая вид, что не замечает, как его коллеги торопливо отодвигают в сторону пиджаки и бумаги, когда он приходит мимо. Сев за стол, он достал маленький пузырек с флэтскрином и осторожно вылил его содержимое на столешницу. Тонкая нанопленка растеклась по столешнице, как водянистая слизь, и Чэнь снова подумал о том, правильно ли он поступил, выбрав именно эту цветовую гамму. Когда ввели новую технологию, большинство коллег Чэня выбрали для своих флэтскринов счастливый красный цвет, однако Чэнь предпочел зеленый, потому что в глубине души был уверен, что, чем меньше эта штука похожа на кровь, тем лучше. И вот он с подозрением наблюдал за тем, как флэтскрин собирается в панель и начинают работать его программы. Не доверял он всем этим новым биотехнологиям, сколько бы ни трубили об их пользе в СМИ. Чем была плоха добрая старомодная электроника, приятного цвета, похожий на большой леденец, ящик, который можно было включать и выключать нажатием пальца? А новая технология — когда в качестве интерфейса используются живые человеческие существа, так называемые некси, не говоря уже о том, что они подвергаются воздействию якобы безвредных вирусов, — представлялась Чэню глубоко неестественной, К тому же некси идут на это добровольно, и, конечно же, ходят слухи, что им хорошо платят. Вот вам и прогресс. Чэнь с облегчением выдохнул, потому что на экране появились данные: по крайней мере, на этот раз он, сделал все правильно, и экран в результате не стек на пол. Осторожно двигая ручкой по поверхности экрана, Чэнь вывел на него перечень смертей, зарегистрированных в течение последнего месяца. Он включал имя Перл Тан, а также имена немалого числа других молодых девушек. Нахмурившись, Чэнь прошелся по спискам этой весны, вызывая доклады следователей и пытаясь выявить систему. В целом ряде случаев говорилось об анорексии, но вообще-то не такое уж это и редкое явление. Если он действительно хотел найти какую-то зацепку (в чем, исходя из предупреждений капитана, Чэнь вовсе не был уверен), имело смысл проверить также и записи Небесного ведомства.

Вздохнув, Чэнь нацарапал записку на листке красной бумаги и вынул зажигалку. По крайней мере такая вот технология была понятна. Он сложил записку замысловатым восьмиугольником, пробормотал короткую молитву и поджег бумагу. Потом он подождал, пока она превратится в благоухающий пепел, и рассеял его в воздухе между Небесами и миром земным. «Пора выпить еще одну чашку чая», — решил Чэнь и стал как можно незаметнее пробираться к автомату.

Когда он вернулся, на экране уже появлялись запрошенные данные. «Наверное, какой-то добросовестный служащий в Небесном иммиграционном отделе», — подумал Чэнь. Он довольно смутно представлял себе, как происходит сообщение между иными мирами и миром живых, когда-то воля богов проявлялась через знаки на Небесах или уста пророков, но теперь, когда Китайская Народная Республика стала современным государством двадцать первого века, кто его знает, каким образом божества и демоны использовали интерфейсы? Тем не менее ясно одно: этот новый метод биокоммуникации гораздо быстрее, чем старая система. В прежние времена — то есть даже год назад — пришлось бы ждать передачи запрошенной информации больше часа. Теперь она пришла через считанные минуты.

Прихлебывая чай, Чэнь стал сравнивать имена умерших девушек с именами духов, которые действительно прибыли на Небеса. О педантичности и скрупулезности Небесного иммиграционного отдела ходили легенды, и Чэнь был уверен, что сквозь их сеть не проскользнет никто. По меньшей мере пять имен из списка усопших не сходились с соответствующими записями в Иммиграционном отделе. Конечно, могло быть так, что некоторые Духи прибыли не на Небеса, а в Ад, на то, чтобы получить сведения из Ада, понадобится больше времени, к тому же взамен от него могут потребовать кое-какие услуги. Чэнь глянул на часы. Было уже почти семь, его смена давно закончилась. «Если сегодня вечером удастся связаться с моими контактными лицами, — думал он, — может, придется и надавить, чтобы что-то получилось...» Он уже собирался взять пиджак и покинуть здание участка, когда над загородкой его кабинки, как привидение, показалось широкое дрожащее лицо сержанта Ма.

— Инспектор!

— Да?

— Вам звонят. Тан Сюань говорит, дело срочное.

Грудь Чэня вдруг сжало каким-то холодом, словно легкие стали кристаллизироваться.

— Хорошо, — сказал он. — Спасибо, что сказали. Соедините меня с ним.

В голосе Тан Сюаня на другом конце провода чувствовались металлические нотки, и звучал он отдаленно, словно со дна колодца.

— Чэнь, да? — без обиняков уточнил промышленник. — У вас утром была моя жена. В ее ежедневнике записаны ваше имя и номер телефона. — Он помолчал, видимо надеясь услышать ответ, но Чэнь счел за лучшее подождать, что ему скажут дальше. Кроме того, его возмутил безапелляционный тон промышленника, а ведь на него давно уже перестало производить впечатление могущество кого-либо из рода человеческого. По понятиям, огромного метафизического мира Тан был действительно очень мелкой сошкой. Но то, что сказал Тан, его поразило. — Послушайте, мне нужна ваша помощь. Мне кажется, с моей женой что-то случилось.

— Что вы имеете в виду?

— Думаю, вам лучше приехать и посмотреть самому. — По голосу Тана чувствовалось, что он испуган и раздражен, словно его выводило из себя это непривычное проявление своего собственного страха.

Чэнь спокойно записал адрес и положил трубку. Он подумал, не вызвать ли такси, но транспортная ситуация в Сингапуре-3 в часы пик настолько безнадежна, что быстрее добраться на трамвае. Чэнь проворно выскочил из участка и направился к ближайшей остановке, где печальная очередь ждала следующего трамвая. Стало еще более влажно, чем днем, если такое вообще возможно. Чэнь вытер лоб салфеткой, но он тут же снова стал мокрым. Страшно захотелось домой: мягко покачивающийся на волнах гавани плавучий домик и ветерок с Южно-Китайского моря — этакое дыхание морских драконов, — несущий аромат пряностей и прохладу. Закрыв глаза, он представил, как Инари хлопочет по дому: поливает растения, мурлычет себе под нос, выбирая, из чего приготовить любимые горячие блюда, которые она старалась максимально приблизить к тому, как их готовили в ее родных краях. Чэнь надеялся, что вернется домой не слишком поздно, и с беспокойством прикидывал, что мог иметь в виду Тан под этим «что-то».

Донесшийся из-за угла грохот и пение раскаленных под солнцем рельсов возвестили о приближении трамвая. Две пожилые дамы отпихнули Чэня локтями и, победно улыбаясь, плюхнулись на единственные свободные места, как пара марионеток, которых перестали дергать за веревочки. Чэнь не особенно огорчился, что негде сесть, лучше бы в переполненном трамвае не было так душно и не так разило чесноком. Крепко уцепившись за поручень, он снова закрыл глаза, и трамвай, покачиваясь, устремился к центру города. Ему показалось, что прошло несколько часов, хотя на самом деле минут через пятнадцать трамвай уже остановился перед зданием Пильюсид-Айланд-Опера-Хаус, и Чэнь стал проталкиваться к выходу, пока наконец не вылетел, как заряд хлопушки, на дышащую зноем улицу.

Был восьмой час, и свет дня уже начинал гаснуть над портом: там, где между небоскребами виднелась узенькая полоска неба, оно из абрикосового становилось розовым. Дом семьи Тан располагался за Опера-Хаус, в районе Гарден. Чэнь обошел величественную, похожую на свадебный торт, громаду Опера-Хаус, автоматически отметив для себя, что идет в театре. Если эти выходные не окажутся занятыми трупами и обходами участка, может, он и пригласит Инари на представление. Дойдя до того места, где район Гарден заканчивался, Чэнь остановился и бросил взгляд назад. Прямая как стрела, Шаопэн-стрит простиралась до самого порта, вся в золоте неоновых огней, а вокруг Опера-Хаус в дымке наступающих сумерек загорались фонари. В ветвях олеандра звенели цикады, и в воздухе разносились запахи пищи. Проверив адрес, который ему дал Тан, Чэнь зашагал дальше по вдруг затихшим улицам, где каждый сад, утопавший в цветах гибискуса и магнолии, казалось, сливался с остальными. Однако Чэнь знал, что, стоит неосторожно ступить на край одной из этих гладких, как бархат, лужаек, тут же прозвучит сигнал тревоги, и будут задействованы защитные ограждения из проволоки. Мысль о том, что к нему может ринуться целая свора сторожевых псов, тоже не казалась привлекательной, и Чэнь следил за тем, чтобы оставаться на мостовой.

Добравшись до особняка Тана, он какой-то миг постоял, рассматривая его. Особняк был построен в самых худших традициях fin de siècle[6] и включал все возможные обозначение характерных явлений периода 1890-1910 гг. в истории европейской культуры. В России более известно как Серебряный век.

Излишества этого стиля: тут и там выступали башенки и балконы, а две кариатиды по бокам портика были расположены неправильно и смотрели в одну и ту же сторону. Чэню еще больше захотелось в свой скромный плавучий домик. Свет нигде в доме не горел, и Чэнь счел это дурным знаком. Он подошел к столбу при входе и привел в действие сканер. Защита с жужжанием отключилась, и чей-то голос проговорил:

— Входите.

Пройдя по подъездной дорожке, Чэнь обнаружил, что входная дверь открыта, а в дверном проеме стоит худой мужчина старше средних лет.

— Тан Сюань? — с некоторой долей удивления спросил Чэнь.

В его понимании промышленник вряд ли стал бы встречать кого-то у дверей, но мужчина подтвердил голосом, похожим на голос какой-то древней птицы:

— Да, он самый. А вы инспектор уголовного розыска Чэнь? Входите, входите.

Чэнь видел лицо Тана под заголовками в финансовой прессе раз сто, но у него осталось впечатление о человеке с двойным подбородком и надменным бесстрастным взглядом. Этот же мужчина был худым и стройным, скорее какой-то китайский ученый, чем основной игрок национальной промышленности. Только рассмотрев его поближе, Чэнь заметил следы от второго подбородка, лицо Тана провисло, как плавится поднесенный слишком близко к пламени воск.

— А госпожа Тан? — негромко спросил Чэнь.

На лице промышленника появилось смущение, он натянуто, с неохотой, произнес:

— Там внутри.

Чэнь проследовал за ним в богато украшенную комнату, по всей видимости, нечто вроде гостиной. В обстановке комнаты явно ощущалось отсутствие вкуса: первым впечатлением Чэня было скучное, непомерное изобилие, пиршество темно-красного бархата и позолоченного дерева. Это было помещение, в котором человек, обладающий слишком большими деньгами и не имеющий представления о том, что такое вульгарность, попытался по своему поверхностному впечатлению воссоздать Версаль. Чэню тут же вспомнился салон похоронных услуг. В мягком красном кресле с летящими херувимами сидела госпожа Тан. На ее абсолютно ничего не выражавшем лице застыла слабая улыбка, а руки сжимали лежащую на коленях сумочку от Миуччи. Сначала Чэнь подумал, что она в перчатках, но потом увидел, что это кожа у нее на руках кроваво-красного цвета.

— Я обнаружил ее в таком состоянии час назад, — мрачно проговорил Тан. — С тех пор она даже не шевельнулась.

Чэнь приблизился к неподвижной женщине и присел перед ней на корточки. Глаза ее были широко открыты, и за ними он разглядел необычную золотистую пелену. Глянув через плечо, чтобы выяснить, откуда падает свет, он обнаружил лишь, что дверь закрыта и единственным источником света был один из канделябров в другом конце комнаты за спиной госпожи Тан. Чэнь протянул руку и пощупал пальцем пульс на горле женщины, ощутив слабое и нерегулярное биение.

— Врача вызывали? — спросил он. Промышленник кивнул:

— Ее осмотрел мой личный врач. Он сейчас наверху, звонит по телефону.

— И каков его диагноз?

Тан стыдливо переступил с ноги на ногу.

— Одержимость.

— Да, я склонен согласиться. Очевидно, на нее что-то нашло... Что ж, нам лучше прибегнуть к изгнанию нечистой силы.

— Инспектор, — схватил его за руку Тан, — надеюсь, вы понимаете, что я хотел бы избежать скандала?

— Не волнуйтесь, — сказал Чэнь. — Мы будем действовать очень осторожно — Бросив взгляд на стоявшие рядом часы в корпусе из золоченой бронзы, он вздохнул. Было уже почти восемь. — Вы не возражаете, если я быстренько позвоню?

— Конечно.

Чэнь вышел в холл: не хотелось, чтобы то, что сейчас владело госпожой Тан, слышало его разговор. Он набрал домашний номер участкового экзорсиста, и через какое-то время послышался раздраженный голос Лао:

— Это ты, Чэнь? Что опять стряслось?

Чэнь объяснил, и Лао издал мученический вздох.

— А это не может подождать до завтра? Жена только подала ужин на стол.

— Извини, но не может, — твердо заявил Чэнь.

— Если уложить пострадавшую в кровать и держать ее ноги в тепле, иногда это проходит само по себе. Зеленый чай тоже помогает.

— Лао, дело срочное.

— Ох, ладно, — проворчал экзорсист. — Где это?

Чэнь рассказал.

— Хорошо, что не на другом конце города, как это обычно бывает... Сейчас, вот только найду свои туфли.

Чэнь положил трубку, потом позвонил Инари.

— Дорогая, это я. Знаешь, мне очень жаль, но, похоже, я буду сегодня поздно. Тут кое-что произошло, с чем мне нужно разбираться самому, и...

— Неважно, — смиренно произнесла Инари. — Я приготовлю что-нибудь на ужин и оставлю на плите. Ничего страшного.

— Спасибо, — поблагодарил Чэнь. И добавил: — Как у тебя прошел день?

— Прекрасно, — восторженно сказала Инари. — Ходила за покупками. На рынок.

— Одна? — захлопал глазами Чэнь.

Активность жены была похвальной, но это не могло не беспокоить. Слышно было, что у нее играет музыка: что-то быстрое и иностранное. Инари рассмеялась. — Нет, конечно. Я брала с собой чайник. Не волнуйся, Вэй.

— Ладно, приеду, как только освобожусь. Береги себя.

— Ты тоже, — сказала Инари и повесила трубку.

Чэнь вернулся в гостиную, но не успел он войти, как за дверью послышался какой-то шелест, его схватили за горло и ловко бросили на ковер. Чэнь почувствовал на себе огненный взор госпожи Тан: ее желтые глаза пылали, как солнце. Выскочивший у нее изо рта резким и быстрым движением язык полоснул по его щеке, словно бритва. Чэнь отчаянно откатился в сторону, мельком заметив лежащее на ковре тело промышленника, госпожа Тан издала яростное шипение, подпрыгнула высоко в воздух и, широко расставив ноги, уселась верхом на Чэня. Тот ухватился за карман, ища четки, но госпожа Тан откинула его руку в сторону. Челюсть ее отвисла, словно вывихнутая, и Чэнь с зачарованным ужасом следил, как зубы у нее начинают расти, скручиваясь острыми кончиками, словно пробивающиеся из земли усики виноградной лозы. Когтистой рукой она схватила Чэня за горло. Мир вокруг сделался красным, как кровь.

2

— Глянь-ка, — сказала Инари, обращаясь к чайнику. Она подняла вверх редиску, разрезанную на тонкое хитросплетение лепестков. — Красиво, верно?

Положив овощ на середину стола и склонив голову набок, она стала рассматривать свою работу. Хотя она старалась прилежно следовать инструкциям в журнале, довести дело до конца, не оборвав края редиски, у нее получилось лишь впервые. Она взглянула на чайник с притворным осуждением.

— Надеюсь, ты не дуешься на меня за то, что мы выходили из дома, ничего не сказав Чэнь Вэю. Или, может, ты просто устал? Мы сегодня немало прошагали, верно? — Ее лицо вдруг исказила гримаса боли, и, присев на кушетку, она стала осматривать ноги. Хотя она и надевала толстые хлопчатобумажные таби,[7] ступать до сих пор было больно. Но горели ступни уже не так сильно, как в первый поход. А теперь она уже в третий раз осмелилась покинуть безопасные пределы плавучего домика. Инари ободрилась. — Не так уж плохо вышло сегодня, — с надеждой произнесла она.

Она вспомнила рынок: изумительное место, столько огней. Когда стал опускаться вечер, зажглись лампы, свисавшие с высоких перекладин, от их света протянулись тени по зеленым горкам пак чой[8] и обычной капусты и засверкали блестящие бока карпов и кефали. Прижимая к груди сумку с чайником, Инари бродила, как зачарованная, среди прохлады рыбных палаток, она ощущала вокруг трепет недавно отпущенных духов, которые, махнув хвостом, уплывали в иное море. В мясных рядах, в свою очередь, было полно огромных, сбитых с толку теней животных: они осторожно ступали по залитому кровью полу, идя туда, где с бесконечно долгим терпением их ждала призрачная аватара[9] Вэй Ло, повелителя стад. От их присутствия и от того, как они принимали свою судьбу, Инари охватила печаль, и она двинулась дальше по рядам, где по секциям расположились овощи и воздух благоухал землей, зеленью и живыми растениями, солнечным светом и грозами. Склонившись над кипами листьев кормовой капусты, она ощутила капли дождя.

Остальную часть рынка наполняли вещи: одежда, безделушки и электронное оборудование, в которых Инари не разбиралась. Они неживые и всегда были таковыми, она прошла мимо них. Но надолго остановилась перед секцией лекарств, разглядывая порошки и корешки, схемы для иглоукалывания и плакаты с изображением меридианов шиацу.[10] Бамбук и одуванчик, лотос и подорожник... Инари окружили духи растений, что-то шелестя об излечении, но она их не слушала. Когда она проходила мимо наполненной до краев бледными высушенными змеями корзины, та с шуршанием ожила, и в воздухе раздались предупреждающие шипение и свист.

Подняв глаза, Инари увидела, что владелец палатки уставился на нее с явным подозрением. В сумке обеспокоенно завозился чайник. Инари улыбнулась владельцу палатки, как бы извиняясь, и торопливо зашагала дальше. Больше всего ее привлекали палатки со специями и ритуальными принадлежностями. Она задержалась рядом с корицей и звездчатым анисом, вдыхая запахи благовоний, еду своего детства, вспомнилась мать, хлопочущая босиком по кухне, и тянущиеся за ней запахи кардамона, имбиря и огня. Она с ухмылкой рассматривала деньги для загробного мира,[11]отмечая, как дешево они здесь стоят, и дотрагивалась пальцами до печек, стульев и чайных чашек из бумаги — хрупких и маленьких, годящихся разве что для кукольного домика. Инари вздохнула, понимая, что за эти дни могла бы позволить себе сменить всю мебель в доме матери, и это вышло бы дешевле, чем обед в местном баре, где подают лапшу, но никак не осмеливалась на это. За ней следили власти, у эй не спускали с нее мстительных взглядов, а Инари меньше всего хотелось навлечь на семью еще большую беду, несмотря на все, что они ей причинили.

Нехотя покинув рынок, она вступила в розовато-золотистый свет вечера.

А сейчас она снова была в плавучем домике и, оторвавшись от воспоминаний, увидела, что с чайником что-то происходит. Он стал раскачиваться туда-сюда на плите, словно в волнении. Сияющие стальные бока, казалось, подергивались. Затем металл покрылся густым мехом с полосками. Ручка чайника отсоединилась на одном конце и сплющилась, став коротким хвостом. Носик чайника поизвивался в воздухе, словно ища нужную форму, и стал короче. Над ним появилась пара холодных черных глаз. Чайник превратился в барсука.

— Что такое? — встревоженно спросила Инари.

Сев на сильные задние лапы, барсук мрачно бросил:

— Опасность!

3

Чэню казалось, что монотонное завывание не прекращается уже многие годы и ему никогда не избавиться от этой непрерывно пульсирующей диссонансной ноты. Он крепко зажмурился, чтобы в голове прояснилось. Над ним плыл красный с золотом потолок, искрились вспышки света. Мало-помалу он стал осознавать, что по-прежнему лежит, распростершись навзничь на ковре Тан Сюаня. Висевшая в дальнем конце комнаты люстра вращалась, словно гигантский хрустальный купол. Неприятный голос продолжал говорить нараспев, но теперь в нем слышались определенно знакомые нотки. Чэнь поднял голову. В центре комнаты с напряженно разведенными под одеянием руками стоял Лао Ли полицейский экзорсист. Когда он издавал звуки заклинания, за ним, трепеща, вырастал длинный алый шлейф, а при произнесении слов шлейф рассыпался мелкими искорками. Под крутящейся люстрой вращалось тело госпожи Тан. Она двигалась так быстро, что Чэнь не мог разглядеть ее как следует, и завывала, как чайник со свистком. Грудь Чэню укололо болезненным жаром, и, оцепенев на миг, он подумал, не инфаркт ли это. Потом понял, что жалящее ощущение вызвали его собственные четки, засунутые во внутренний карман пиджака. Выхватив их, Чэнь вскочил на ноги, чтобы помочь экзорсисту. Чем бы ни была одержима госпожа Тан, оно должно скоро выйти из нее. Чэнь уже ощущал предательское зловоние Ада: пахло пряностями, металлом и кровью. Формы госпожи Тан стали замедлять вращение, голова болталась из стороны в сторону. Из ее разинутого рта выбралось нечто длинное и тонкое и свернулось в воздухе в подобие сального пятна. Узкая безглазая голова щелкнула зубами, это существо напомнило Чэню фаллоподобных моллюсков, выползавших иногда из ведер у стены гавани. Существо собралось морщинистой массой, нацелившись на канделябр, но в этот момент Чэнь бросил четки. Нанизанные на нитку бусинки, каждая из которых дышала жаром, как раскаленный уголь, изогнувшись змеей в воздухе, обернулись вокруг сморщенного тела. Внезапно разнесся резкий запах обожженной плоти, и развалившееся пополам существо, корчась, рухнуло на пол. Чэнь успел заметить толстую ячейкоподобную структуру клеток, а потом от демона осталась лишь небольшая кучка пепла. Госпожа Тан лежала абсолютно недвижно, шея ее была изогнута под мучительно-неестественным углом. Чэнь склонился к ней, чтобы проверить пульс, хотя знал, что это бесполезно. Подняв голову, он встретил рассерженный взгляд полицейского экзорсиста.

— Проклятие! — буркнул Лао, стряхивая пепел с ладоней. — Не получилось удержать его. Так, черт возьми, не люблю терять их.

— Ты сделал все, что мог, — смиренно проговорил Чэнь. — Во всяком случае, ты, вероятно, спас мне жизнь.

На лице Лао было такое выражение, словно это мало что значило.

— А вот госпоже Тан не спас, — горько добавил экзорсист.

— А куда делся ее муж? — выпрямился Чэнь.

— Какой муж? Разве Тан был здесь?

— Она набросилась на меня, когда я входил в дверь. Я видел, что он лежал на ковре.

Лао рассеянно провел рукой по редким волосам.

— Когда я вошел — кстати, входная дверь была широко распахнута, — здесь находились только ты и эта женщина. Она намеревалась прикончить тебя, поэтому я обошелся без официальных представлений.

Какой-то миг они смотрели друг на друга, а потом Чэнь спокойно и зло произнес:

— Расследование ведет в ад.

— Что же тогда, черт возьми, Тан?

Они быстро осмотрели особняк, но никого не нашли. Тан упоминал о своем личном враче, но и его Чэнь не обнаружил. В комнатах слуг было аккуратно прибрано, пусто и тихо.

— Ну что ж, — устало проговорил Чэнь, когда они спустились вниз. — Один труп, один человек пропал. По крайней мере. Вызову-ка я специалистов.

Ожидая бригаду судебных медэкспертов Чэнь и Лао тщательно обыскали сад и дом. Чэнь задержался в спальне, которая, по всей видимости, принадлежала Перл: в этой печальной усыпальнице на широком белом туалетном столике рядами, как предметы поклонения на алтаре, была разложена косметика и мягкие игрушки. Методично обыскав все места, где обычно устраивают тайники, Чэнь не обнаружил ничего, кроме коробочки с последней моделью презервативов, и стал внимательно осматривать нижнюю сторону выдвижных ящиков и обороты фотографий. При этом у него в руках оказалась единственная вещь, достойная интереса: снимок декоративного фасада, фонарь с драконами под дождем и лицо девушки, глядящей из окна. Это была не Перл Тан. Другая девушка, такая же молодая, и на четкой цифровой фотографии ее лицо казалось исполненным сдерживаемого восторга, а рот был сжат, словно она старалась не рассмеяться. Волосы уложены в слишком мудреную прическу, которая выглядела необычайно старомодно. Чэнь осторожно засунул фотографию в бумажник и продолжил поиск. Однако больше ничего не нашел.

Прибыли медэксперты. Обычная бригада, а не специалисты, работавшие в основном со случаями проявления сверхъестественных сил, как на этом настаивал Чэнь. Инспектор вздохнул. «Еще одно свидетельство предвзятого отношения со стороны департамента или, что гораздо более вероятно, простая скаредность». Рядом таким же вздохом отозвался Лао.

— Ну просто то что нужно. Компания скептически настроенных придурков, которые топчутся везде и не обращают внимания на то, что очевидно, Ты сам ими займешься или я?

— Лучше я, — торопливо сказал Чэнь.

Лао, когда общался с непрофессионалами, имел привычку относиться к людям свысока, да еще поспорить.

Ученого специалиста, возглавлявшего бригаду, Чэнь раньше на встречал: это была аккуратная женщина небольшого роста, вьетнамка по происхождению. Чэнь отвел ее в сторону и, как мог, объяснил ситуацию. Однако — и это приятно удивило — он не услышал от доктора Нгуен ни одного из обычных, глупых, замечаний, с которыми уже смирился, за все эти годы.

— Понятно, — лишь сказала она. — Ну что ж, мы отвезем тело в лабораторию, и я постараюсь, чтобы ваши люди могли присутствовать, при вскрытии. Скажите, какие анализы, нужно взять, и я прослежу, чтобы это было сделано.

Чэнь дал краткие наставления, а потом вернулся в прихожую, где Лао натягивал плащ.

— Теперь я могу спокойно закончить ужин? Ведь я больше не нужен тебе, — спросил экзорсист. В полумраке вытянутое лицо выглядело еще печальнее, чем обычно, а усики, похожие на крысиные, хвостики, подрагивали. — Или я напрасно надеюсь?

— Я тоже на это надеюсь, — ответил Чэнь, и он действительно так думал.

Через два часа бригада медэкспертов закончила свою работу и уехала. Чэнь позвонил в участок, чтобы проверить, как идут розыски Тана, и решил, что на сегодня достаточно. Взяв такси, он доехал до гавани, а потом прошелся пешком, по причалу. Была ужа почти полночь, время, когда Чэнь предпочитал не оставаться один. О край причала хлюпала темная вода, а за неоновыми огнями Шаопэна было не видно звезд. В маленьком окошке плавучего домика горела единственная свеча, звавшая домой.

4

— Мы тут беспокоились за тебя. — Встав с дивана, Инари прошла через комнату к плите, на которой снова мирно и неподвижно стоял чайник. — Понимаешь, он переменился и сказал, что ты в опасности. Мы пытались дозвониться до тебя, но никто не отвечал. Тогда мы позвонили в участок, а они не захотели сказать, где ты. Тогда я прокляла их.

— Ох, Инари! — «Мало мне всяких переживаний» подумал Чэнь.

— Но это было лишь маленькое проклятие, — оправдывалась его жена. — И действует лишь до рассвета.

— Дело в том, любовь моя, что твое представление о чем-то маленьком слегка отличается от представлений других людей. Помнишь бороду того несчастного? — Перед мысленным взором Чэня проносилась череда того, что могло произойти: здание участка, превратившееся неизвестно во что, скорпионы в туалете, шкафы для документов, ставшие похожими на разлагающуюся плоть. — И не забывай, отдуваться за все придется мне. Не говоря уже об извинениях перед коллегами.

Инари помрачнела и уставилась в пол.

— Прошу прощения, — прошептала она. — Я доставила тебе неприятности. Опять.

Чэнь взял ее за руку. Винить в чем-то Инари не было смысла: в конце концов, она такая, какая есть.

— О, послушай! Нет, я уверен, что никаких неприятностей ты мне не доставила. Все будет в порядке. Не переживай.

Он старался говорить как можно быстрее и убедительнее. Шел уже второй час ночи, у него намечалось дело со всеми признаками убийства из Ада, и меньше всего хотелось, чтобы Инари чувствовала себя виноватой в том, что у нее получается непроизвольно. Они снова вернулись к старой проблеме — той кардинальной трудности, вокруг которой вращался их брак, и Чэню просто не хотелось разбираться с этим ночью. Повернувшись, он взглянул на жену. В полумраке плавучего домика ее зрачки расширились и теперь были похожи на два больших темных колодца среди элегантных линий лица. Лишь тоненький ярко-красный ободок окружал радужки глаз. «В этом свете она вполне могла бы сойти за человека», — с нахлынувшим чувством подумал Чэнь.

— Пойдем спать, — сказал он и, встав, задул единственную свечу. За стеной расстилалась лишь темнота, и слышался мягкий плеск воды под ночным бризом.

Когда на следующее утро Чэнь проснулся, через ставни комнату заливал солнечный свет и Инари уже встала. По всему домику распространялся горьковатый аромат зеленого чая. Закутавшись в шелковый халат, Чэнь вышел на палубу. Когда он открывал дверь, по лодыжкам скользнуло что-то мягкое и пушистое, глянув вниз, он никого не увидел, но чайника на плите не было. Соседи уже встали, и каждый занимался своими делами. Старый господин У выполнял на пристани упражнения тайцзицюань,[12] а опустевшие места среди плавучих домиков говорили о том, что семьи рыбаков давно уже вышли в море на утренний лов. Небоскребы Шаопэна отбрасывали гигантские тени в ярком утреннем солнечном свете, который ослепительной радугой повис над бухтой. Одинокая чайка кругами поднялась от поверхности воды и пропала в солнечном блеске. Чэнь быстро исполнил упражнения цигун,[13] а потом спустился вниз, чтобы одеться. Еще не было восьми. Инари что-то мурлыкала себе под нос: какой-то быстрый, сложный мотив, весьма отличный от тех неблагозвучных песенок, которые она напевала, когда Чэнь впервые встретил ее. Как и он сам, она была не из тех, кто с утра первым делом начинает разговаривать, и общение у них происходило посредством бровей и жестов. Чай они пили в уютной тишине.

— По прогнозу сегодня днем опять возможна гроза, — заговорил наконец Чэнь.

— Это будет славно.

— Идешь сегодня на рынок? — с осторожным безразличием поинтересовался он.

— Может, и пойду, — негромко ответила Инари.

— Ну, тогда будь осторожна, — сказал Чэнь и был вознагражден ее робкой улыбкой. — Время идет. Мне пора.

Как обычно, он сел на трамвай и доехал до храма Гуаньинь,[14] расположенного в нескольких кварталах от здания участка. В это время в храме всегда было полно народу — офисные работники из банковского района, а в последнее время техники из лабораторий новых спальных корпусов гэрао биовеба: последние отличались от всех белыми спецовками. Были здесь и постоянные посетители: безумная женщина, поедавшая лепесток за лепестком хризантемы, молодой юноша с озабоченным лицом, который, казалось, постоянно кого-то искал, бледная девушка в черном платье. Обмениваясь кивком с теми, кто его знал и кого знал он, Чэнь купил свое обычное подношение: толстую палочку благовоний темно-красного цвета, осторожно установил ее в песке под жаровней и зажег. Затем склонил голову в молитве и произнес слова, которые так старательно написал год назад: «Гуаньинь, прости меня за предательство. Услышь мое покаяние и сожаление о том, что доставил тебе, Сострадательная и Милосердная, столько печали. Услышь мою молитву и мою мольбу...» Как и всегда, пришлось отогнать прочь неприятную мысль о том, что он вовсе ни о чем не жалеет. Если бы довелось решать снова, Чэнь так же и поступил бы, по-другому он не мог. «Как это ни смешно, — размышлял он, — именно наставления самой богини привели меня к этому прегрешению, но ведь все боги таковы: за улыбкой у них может скрываться нож, а в кувшине с медом — капля яда. Им нравится подчинять себе, заставлять плясать на острие ножа». Тут в голове вновь прозвучал голос Гуаньинь, слова, произнесенные ею при его посвящении много лет назад: «Чтобы быть достойным моего вечного покровительства, тебе, Чэнь Вэй, нужно всего лишь оставаться незапятнанным в своих деяниях. Тебе надо лишь...» По тому, как они были сказаны — со всем спокойствием и безмятежностью неизменного Небесного бытия, — можно было подумать, что это совсем не трудно. Тогда он, восемнадцатилетний юноша, действительно подумал, что все просто, и так могло оказаться и на самом деле, будь Чэнь поэтом или садовником. Но совсем не просто вести себя подражая даосскому мудрецу,[15] когда ты сотрудник китайской полиции, когда на каждом шагу у тебя трупы, информаторы и двурушники-коллеги. К тому же, пришлось признать Чэню, он по собственному выбору приумножил свои проблемы в тысячекратном размере, женившись на демоне.

«Опять уходишь в сторону от главного». Он снова произнес молитву, постаравшись вложить в нее большую убежденность, и открыл глаза. Благовонная палочка тлела, посылая в Небеса от имени Чэня тоненькую струйку смешанных чувств. Он с волнением повернулся, чтобы поклониться статуе богини, стоявшей в дальнем углу двора с книгой в одной руке и персиком[16] в другой. Нефритовый лик без единого изъяна выглядел более строгим, чем обычно. Чэнь почувствовал себя школьником на задней парте, которого поймали с комиксом или рогаткой. Чувствовать себя так в сорок три года было неприятно, и пришлось сдержаться, чтобы не начать переминаться с ноги на ногу.

Выйдя из храма, он быстрым шагом направился к участку в надежде на то, что кондиционер починили, но, усевшись за свой стол, он обнаружил записку: его вызывали в кабинет капитана. Чэнь сидел, уставившись на нее и надеясь, что она исчезнет. Меньше всего сейчас хотелось выслушивать очередную лекцию. В конце концов он смял записку в кулаке и направился в офис начальника. Сун повернулся в кресле, нетерпеливо барабаня толстыми пальцами по столу.

— Хорошо, что вы здесь. Они считают, что нашли Тана, — сказал шеф полиции. — Но не уверены. Человек, соответствующий его описанию, зафиксирован камерой слежения на паромном терминале Чжэньшу.

— Салон похоронных услуг Лина, — произнес Чэнь. В голове словно встала на место деталь головоломки. — Это в Чжэньшу.

Глаза Суна сузились его лицо стало еще больше похожим на маску.

— Считаете, он направился именно туда? Почему?

— Понятия не имею, если только он не намеревался поговорить с владельцем салона о смерти дочери. Однако два имеющих отношение друг к другу элемента дела завязаны теперь на районе Чжэньшу. Я склонен думать, что они тесно связаны между собой.

— А не отправился ли он туда искать защиты? Владелец салона известен своими связями с... — Сун тревожно глянул на подчиненного, — преисподней. И в том и другом значении этого слова.[17] Возможно, он думал, что Лин сможет защитить его от того, что овладело его женой.

— Или хотел предупредить Лина, что игра, которую они вели, подошла к концу.

— Не понял.

— Думаю, желание госпожи Тан выяснить, что случилось с ее дочерью, было искренним. Но я считаю также, что она заподозрила мужа в причастности к этому делу. Она твердо настаивала, что ее муж не должен знать о ее обращении в полицию. По крайней мере можно считать рабочей гипотезой, что он заподозрил неладное, когда она вернулась домой после долгого отсутствия, порылся у нее в сумочке и нашел мое имя и номер телефона. Потом, вполне вероятно, он договорился со своим сообщником, чтобы тот занялся госпожой Тан, и постарался отвести подозрения от себя. Он увидел прибывшего экзорсиста — человека, который, резонно предположить, совладает с демоном и одержит победу, — и сбежал.

— Хорошо, — пробормотал шеф полиции. — Как вы говорите, это рабочая гипотеза. Я уже послал человека в Чжэньшу — следить за салоном похоронных услуг. Предлагаю вам отправиться туда и присоединиться к нему.

— Кого вы послали?

— Ма Цзу.

— Сержанта Ма? При всем уважении к вам, шеф... вы уверены, что это правильный выбор?

Брови Суна медленно поднялись на широком лбу.

— А почему он может быть неправильным?

— Дело лишь в том, что от меня и моих... связей сержант Ма, похоже, сильно нервничает.

— Ну, тогда ему придется перебороть себя, верно? В конце концов, он уже большой мальчик, — сказал Сун, заканчивая разговор.

С отчетливым ощущением, что все это уже было, Чэнь спустился к паромному терминалу и сел на паром, следующий на остров.

В ярком солнечном свете утра это место казалось особенно мрачным: словно маленький осколок ночи протянулся через сверкающую ширь гавани. Сержанта Ма он нашел печально сидящим в чайной через дорогу от салона похоронных услуг. Увидев, кто пришел, тот явно побледнел.

— Пока ничего не произошло, — словно в свою защиту сказал Ма.

Чэнь вздохнул. Ма был одет в желто-коричневый пиджак и массивные ботинки: очевидно, по его представлению, так одевались гражданские. Чэнь в жизни не видел никого, кто более походил бы на полицейского.

— Надеюсь, кто-нибудь ведет наблюдение с задней стороны, — проговорил Чэнь с еле различимой вопросительной интонацией в голосе.

Ма кивнул:

— Патрульный полицейский. Не беспокойтесь, он хорошо замаскировался.

— Честно говоря, я буду удивлен, если нам удастся что-то увидеть, — сказал Чэнь. — Даже если он здесь. Тану не нужно покидать дом, чтобы сбежать.

— Почему это?

— Такие места, как салоны похоронных услуг и храмы, являются точками соприкосновения — связующими звеньями между мирами. Раз у них есть лицензия, в этом салоне должен быть доступ и в преисподнюю, и в небесные сферы. Реальную связь с обоими этими мирами имеет и храм, а в той части преисподней, которая относится к нашему району, есть вариант храма Гуаньинь.

Ма сморщил лоб, стараясь сосредоточиться и вникнуть в сказанное.

— Сержант, — обратился к нему Чэнь, пытаясь вкладывать в слова меньше сарказма, — можно поинтересоваться, насколько вы на самом деле знакомы с принципами собственной религии?

Тот уныло поднял голову.

— Но это не моя религия. Я рос у дедушки с бабушкой — бабушка была христианкой, а дед верил лишь в деньги. Он не разрешал бабушке водить меня в церковь, но она много рассказывала мне про Ад.

— Вы ведь из провинции Дало, верно? — уточнил Чэнь.

Ма мрачно кивнул. Чэню стало понятно, откуда все пошло: впечатлительный ребенок из сельской глуши, подкармливаемый полупонятными фактами о загробной жизни женщиной, которая наверняка и представления не имела, о чем говорит. Он решил, что несколько проясняющих подробностей не помешают.

— Не знаю, что вам рассказывала о преисподней бабушка, — начал он, — но это не место, где мертвые обречены вечно мучиться в языках пламени. Умирая, человек отправляется или на Небеса, или в преисподнюю, но сначала нужно пройти некую процедуру. Видите ли, у вас две души, а не одна, как учат христиане. Одна называется хунь, а другая — по. Когда вы умираете, хунь отлетает во вселенную и пытается найти дорогу на Небеса — обычно она лишь скитается вокруг, пока не перевоплощается... а вот с по все по-другому. Раньше она оставалась при теле года три, но так было до того, как в иных мирах процесс ускорили, чтобы привести свои бюрократические процедуры в большее соответствие современным условиям. Теперь, когда человек умирает, по отправляется в загробную жизнь — или на Небеса, или в Ад, к Желтым Источникам.[18]

— А почему преисподнюю называют Желтыми Источниками? — нахмурился Ма.

Чэнь пожал плечами.

— Это примерно то же, когда какое-то место называют «Большой Холм». Думаю, где-то в преисподней есть желтые источники. Ад также называют «диюй», «темницы земли»,[19] в преисподней живут еще и демоны, но это просто другие, не похожие на нас сущности и это, видимо, более точно. Все души, которые в конце жизни попадают в Ад, того заслуживают и получают достойное наказание, но это не длится вечно.

— Надеюсь, мне никогда не доведется увидеть Ад, — пылко проговорил Ма.

— Возможно, вы уже видели его, — улыбнулся Чэнь. — Во всяком случае, и Небеса не такое уж замечательное место — да, красота там завораживающая, что есть, то есть, однако правила императорского двора[20] остаются средневековыми, и там все так же опутано бюрократией, как и в самой преисподней.

— Что же на самом деле происходит, когда ты... когда умираешь? — прошептал Ма.

— Обычно, если умираешь нормально, приходит чиновник с предписанием и переносит тебя в гавань Ночи, откуда отходит ладья к иным мирам. В других местах Китая может быть по-другому — например, можно оказаться в пещере, — но здесь, так как наш город морской, мы тесно связаны с фэн-шуй моря, и, чтобы попасть в один из иных миров, душам приходится перебираться через море Ночи. Когда душа попадает в гавань Ночи, ей приходится преодолевать множество этапов — нужно платить демонам Врат, пройти взвешивание, потом пробраться через деревню Злой Собаки, где проходящих грешников мучают демонические звери. Затем душа встречает на пути зеркало, которое сообщает, кем она, скорее всего, станет в следующем перевоплощении, а после этого ее помещают в некое подобие наблюдательного пункта, откуда она может в последний раз взглянуть на свой земной дом и семью, чтобы грустно согласиться, что все делала не так и заслуживает того, что ее ждет. В конце концов она пересекает зияющую бездну, чтобы попасть на пристань, а потом садится в ладью. Когда срок пребывания души на Небесах или в преисподней заканчивается, полномочные чиновники опять заставляют ее предстать перед Колесом Закона, и ее снова изгоняют в следующее воплощение, дав сначала выпить специальный напиток, после которого она ничего не помнит. — Чэнь ободряюще улыбнулся. — Вообще-то все это немного напоминает организованную туристическую поездку, правда. Если день недели вторник, значит, экскурсия направится в деревню Злой Собаки.

Ма в ответ не улыбнулся.

— Вы ведь были в преисподней, верно? Я имею в виду, еще при жизни.

Чэнь не стал отмечать, что он вообще-то и сейчас жив.

— Да, — спокойно подтвердил он. — Да. Я был в преисподней. У меня есть особое разрешение, и мне не нужно проходить все этапы, хотя путь мой все равно лежит через гавань Ночи. Но это имеет и свои негативные последствия, Ма. — Он вздохнул. — И я не один такой. Если Тан действительно задумал удариться в бега и имеет нужные контакты, то вполне возможно, что он спрячется в Аду, я сильно сомневаюсь, что его допустят на Небеса, хотя кто знает.

Казалось, по лицу Ма пробежала дрожь: словно отражение луны на воде подернулось рябью.

— В Аду? Вы хотите сказать, что нам, возможно, придется отправиться в Ад, чтобы вернуть его?

— Сержант, я попросил бы потише. Нет, это не совсем верно. Вам не придется отправляться в Ад за подозреваемым. А вот мне — вполне вероятно.

Эти слова возымели действие, и Ма умолк. Он сидел в мрачном раздумье, сгорбившись над маленькой чашкой чая, а Чэнь в это время вместо него продолжал наблюдение сквозь грязные кружевные занавески чайной. Салон похоронных услуг был в буквальном смысле слова покоен, как могила. Чэнь повернулся, чтобы обратиться к Ма, и краем глаза заметил движение. Дверь в салон открылась. На улице показалась дородная фигура Лин Суло, который быстро огляделся по сторонам и проворно зашагал по дороге.

— Оставайтесь здесь, — бросил Чэнь, вскочив со стула. — Не спускайте глаз с дома и поддерживайте связь с патрульным.

Следовать за владельцем салона похоронных услуг было рискованно, он мог упустить подозреваемого — если исходить из того, что Тан действительно там. Но Чэнь посчитал, что рискнуть стоит. Осторожно ступая по мостовой, он видел, как Лин удаляется по улице. Чэнь последовал за ним. На улице вдруг стало темнее, словно тучей закрыло солнце. «Нехороший знак», — подумал Чэнь.

Он уже прошел половину улицы, когда начался дождь. Это был настоящий поток, он хлынул на пыльные мостовые, и волосы Чэня за минуту прилипли к голове. Чертыхаясь и щурясь, инспектор, пытавшийся что-то разглядеть сквозь пелену дождя, увидел, как фигура Лина юркнула в какую-то дверь. Чэнь торопливо прошел по улице и укрылся под навесом. Здание, в котором исчез Лин, смахивало на склад, возможно даже бесхозный. Окна надежно заколочены досками, а щели затянуты лентой. Дверь, в которую вошел Лин, была плотно закрыта. Чэнь приложил к двери ухо, но ничего не услышал. После того, что произошло вчера вечером, больше не хотелось попасть в еще одну ловушку без достаточной поддержки. Но выбора не было.

Дверь склада распахнулась, и Чэнь вздрогнул. Оттуда плетью вылетел длинный черный шнур и туго обвился вокруг его лодыжки. Чэня отбросило назад на спину, и он почувствовал, что его волокут за дверь. Над ним нависло что-то высокое и темное, по лицу, как гигантская моль, скользнула пола негнущегося шелкового халата. Он лихорадочно полез во внутренний карман за четками и, нащупав их, махнул перед собой, как цепом. Удар пришелся по какому-то костяному щитку, посыпались искры, и разнесся запах опаленного шелка. Послышалось шипящее ругательство, и его лодыжку тут же отпустили. Пошатываясь, Чэнь поднялся на ноги и стал быстро и торопливо читать нараспев Четырнадцать Невыразимых Изъявлений. Нападавший отпрыгнул в дальний конец комнаты, и Чэнь увидел замерцавшую в полумраке связку рубинов: демон вытащил свои четки. Инспектор начал первым, однако демон произносил Изъявления несколькими голосами сразу, и они со щелканьем и треском вылетали из его гибкой глотки. Увеличив темп, Чэнь опередил демона всего на один слог. Из разверзшегося пространства потянуло жаром адского пламени, демона катапультировало обратно в Ад, и от него осталась лишь струйка ядовитого дыма.

Тяжело дыша, Чэнь отступил в сторону, дымок кристаллизовался в пылинки и опустился на пол, где превратился в рой крошечной красной саранчи, которая стала бегать между трещинами в досках пола. Чэнь прислонился спиной к стене. Четки раскалились докрасна, но он боялся выпустить их из рук. Стиснув зубы от боли, он, хромая, вышел из склада на улицу, где под проливным дождем четки с шипением остыли. Лодыжка сильно распухла. Ковыляя вдоль по улице, Чэнь нащупал в кармане мобильный телефон и вызвал подкрепление. Сержант Ма все так же сидел в чайной, не отрывая глаз от окна.

— Пошли, — сказал Чэнь. — Заходим внутрь.

У Ма даже рот раскрылся.

— Что с вами?

— Напали. Что-то напало.

Это, видимо, был не самый лучший стимул к решительным действиям. Глаза у Ма округлились от ужаса.

— Какое такое «что-то»?

— Точно не могу сказать. Пойдем.

— Если там демоны, я не пойду, — со всей решительностью заявил Ма.

— Если вы собираетесь не подчиниться прямому приказу, сержант, вам придется иметь дело кое с чем похуже, чем демоны, — проговорил Чэнь. Он чувствовал себя отвратительно. — Вам придется иметь дело со мной.

Вместе с Ма они торопливо преодолели узкое пространство между домами и оказались позади салона похоронных услуг. Внутренний двор был отделен от переулка высокой стеной, верхний край которой ограждала колючая проволока. У их ног лежала крышка люка канализации. Посмотрев на Ма, Чэнь вздохнул.

— Ну что ж, хорошо. Помогите-ка мне.

Через десять не очень приятных минут они уже стояли во дворе. Сзади салон похоронных услуг был не таким импозантным, как спереди. Во двор выходило узкое окно. Сжав зубы — сильно болела лодыжка, — Чэнь поднял вверх ладонь.

— Под охраной. Ну да ничего.

Скрипя зубами, он вытащил из кармана скальпель в футляре. На глазах у пришедшего в ужас Ма он несколько раз полоснул себе по ладони, так что порезы сложились в иероглиф, а потом повернул окровавленную руку по направлению к окну. Из окна с шипением вырвался черный пар, и охранные чары перестали действовать. Сержант Ма смотрел на него круглыми, как чайные блюдца, глазами. Пробравшись через окно, Чэнь спрыгнул в узкий коридор. Убедившись, что Ма следует за ним, он поковылял по коридору, пока они не добрались до двери в помещение, которое, по мнению Чэня, было главной гостиной. Оттуда доносились приглушенные голоса.

— Ждите здесь, — приказал Чэнь.

Он быстро поднялся по лестнице и очутился перед целым рядом дверей. Каждая из них мерцала каким-то ровным светом, и Чэнь почувствовал, как стали нагреваться у него в кармане четки. Словно в ответ на это, кожа ощутила прилив холода.

Каждая из дверей была входом в преисподнюю. Левая сторона пиджака, казалось, становилась все тяжелее: с какой-то странной силой она тянула вниз. Пораженный Чэнь сунул руку в карман и нащупал что-то плоское и холодное как лед. Вытащив руку, он увидел, что это фотография неизвестной девушки, которую он взял из спальни Перл Тан. Минуту Чэнь заново рассматривал снимок. Фонарь с драконами в левой части кадра очень напоминал те, что висели перед салоном.

Чэнь дунул на фотографию, а затем покрыл ее тонким слоем собственной крови. Удерживая фотографию на ладони, он поместил сверху свой небольшой фэн-шуй-компас. Какой-то миг стрелка бешено закрутилась, но потом остановилась, указывая в сторону одной из дверей. Похоже, дух девушки находился там.

Чэнь осторожно вытянул ладонь, демонстрируя еще кровоточащую рану, и снял вторые за день чары. Дверь бесшумно распахнулась. Крепко обернув четки вокруг костяшек пальцев, Чэнь шагнул вперед. Даже несмотря на защиту четок, кожа ощутила покалывания и стала гореть: верный знак того, что помещение уже не полностью принадлежало миру живых. На другом конце комнаты на диване лежала девушка. С закрытыми глазами, свернувшись клубком, как котенок. Девушка лежала неподвижно, и кожа у нее была пепельно-белого цвета. Быстро пройдя через комнату, Чэнь подошел к дивану, но, как только он приблизился к нему, из второй двери на другой стороне комнаты выскочил демон. Он оказался из той разновидности, что больше похожа на людей: перед Чэнем мелькнуло бледное лицо, как у богомола, и гладкие черные волосы. От Чэня не ускользнул уродливый ожог на длинном черном одеянии. Это был старый знакомый: то самое существо, что не так давно напало на него. Когтистые пальцы демона сжимали окровавленную катану.[21] Подняв ее над головой, демон резко бросился на Чэня. Тот упал на пол, и меч описал дугу над его головой. Ударом ноги инспектор опрокинул демона на спину, а потом, словно плетью, так хлестнул его по запястью, что тот взвыл. Забавно соединенные пальцы демона разжались и выпустили оружие. Схватив меч, Чэнь чуть отступил, чтобы нанести решающий удар. В это время на плечо ему упала тень.

— Берегись! — донесся от двери панический голос Ма.

Обернувшись, Чэнь успел увидеть, что на него приготовился прыгнуть призрак девушки со скорняжным ножом в руке. Сразу за ней стоял изрыгавший проклятия Тан Сюань. Взгляд призрака был сосредоточен на горле Чэня. Инспектор обрушил меч на призрака, развалив его пополам с головы до промежности и засыпав пол разлетевшимися частичками благоухающего пепла, а Ма в это время подскочил к Тан Сюаню.

Пока Ма заваливал Тана на пол, Чэнь повернулся к демону. Тот сидел на полу, поглаживая раненое запястье, но как только Чэнь приблизился, намереваясь убить его, торопливо вытащил что-то из внутреннего кармана своего шелкового халата и поднял вверх. Это был черный жетон.

— Сенешаль[22] Чжу Ирж, Департамент порока, Четвертый участок Ада, — негромко представился демон. — Не могли бы вы вернуть мне меч? Когда будете готовы это сделать, конечно.

5

— Cигарету? — вяло предложил демон.

— Нет, спасибо. Не курю. — Чэнь методично накладывал бинт на его раненую руку. В зеркалах гостиной кружились бесконечные отражения голубых огней стоящей на улице полицейской машины.

— Очень плохо. Помогает расслабиться, знаете ли. Ну а вы? — Демон вежливо предложил пачку тонких красных сигарет Тан Сюаню, который по-прежнему сидел, опустив голову от стыда. — Нет? Вы, я полагаю, в данный момент тоже не курите, — проговорил он, обращаясь ко второй задержанной, рассеченной пополам, которая одарила его яростным сверканием глаза, находившегося где-то на уровне талии.

Чжу Ирж прикурил сигарету прикосновением когтистого большого пальца, и в воздухе потянуло сладковатым, еле уловимым запахом опиума.

— Ну, — негромко произнес Чэнь. — Вы не против поведать мне, какой у вас к этому делу интерес?

— Конечно. Но не здесь.

Чэнь проследовал вместе с демоном к двери, и они вышли на улицу. Приближалась гроза. Огромная, похожая на наковальню, туча собиралась где-то над портом. В порыве ветра Чэнь ощутил капли дождя.

— Послушайте, — начал Чжу Ирж, — я же сказал вам, что я из Департамента порока...

— Я догадываюсь, что у вас бюрократия работает не так, как у нас, — сказал Чэнь. — Но мне не совсем понятно, почему Департаменту порока интересны пропавшие души.

— Департаменту порока интересны самые разные вещи — например, распространение проституции, как в Аду, так и вашем мире. Со своей стороны, мы скептически смотрим на попытки сдержать этот бизнес, но мы тоже законопослушны. Вы же знаете, насколько обюрокрачен Ад... У нас строго следят за налогообложением, и мы вынуждены преследовать тех, кто пытается обойти эти ограничения. — Чжу Ирж сделал последнюю затяжку, и его сигарета, вспыхнув, превратилась в тоненькую трубочку пепла. Демон бросил ее в ливневый сток.

— Значит, вы поощряете этот бизнес до тех пор, пока от него есть поступления, — сделал вывод Чэнь.

— Пока прибыль поступает напрямую в императорские сундуки, нас это устраивает. Но вы же знаете, инспектор, Ад трудно назвать местом, где все действуют заодно. И всегда находятся такие, кто считает, что они могут перехитрить систему, — в конце концов, в этом природа Ада.

— Тан — один из таких? — попытался найти ответы Чэнь.

— Этот человек — лишь крохотная часть очень большой головоломки, — сказал демон. — Сдается мне, что предприимчивый господин Тан поставлял в Ад души людей добродетельных.

— То есть занимался похищением? Вы считаете, он торговал призраками?

— По сути дела, да. Есть свидетельство, что он снабжал их тонко рассчитанными дозами яда, который дает синдром анорексии. Вероятно, он обладал довольно замедленным действием, иначе ваши следователи раскусили бы этот замысел. А после смерти духи многих прекрасно воспитанных молодых дам, — тут демон двусмысленно улыбнулся в сторону, — вместо того чтобы ступить на скучные пастельные берега небесных сфер, оказывались в Аду, в наиболее элитных заведениях для удовольствий. Уверен, что вы знаете, о чем я говорю.

— Был я однажды в одном из мест для отдыха демонов, — поморщился Чэнь. — Чисто по работе, конечно.

— Ну да. В таком случае я уверен, что вы можете себе представить, насколько популярны такие изысканные дeвы среди наиболее... э-э... пресыщенных знатоков. Обычно такое времяпровождение получалось очень приятным — но у девушек нет лицензии, и если на Небесах узнают об этом, то Императорской госслужбе придется заплатить солидный штраф, а владельцы заведений налогов не платят. Значит, это должно быть прекращено.

— Ну вот, — подвел итог Чэнь, — выходит, мы сходимся во мнениях, хотя, насколько я понимаю, по совершенно разным причинам. Так кто же эта девушка? — кивнул он в направлении салона похоронных услуг.

— Ее зовут Рейни Цзюнь. Очевидно, она — одна из тех добродетельных душ, о которых мы только что говорили, хотя, похоже, ее добродетель заключается в том, что ей никогда не предоставлялась возможность должным образом проявить свой талант, пока ее не освободила смерть. Она — сообщница Тана в Аду. Тела девушек доставлялись сюда, в якобы первоклассный и респектабельный салон похоронных услуг, где Лин Суло подделывал визовые документы, с тем чтобы добродетельные девушки, которые должны были попасть на Небесные берега, оказывались... в другом месте. В основном — работая призраками в борделе Мю, двойником которого является этот салон. Посетители из числа людей приходили сюда навестить девушек-духов под видом наведения справок о салоне похоронных услуг, обитатели Ада заявлялись напрямую.

— Кто же послал фотографию призрака Перл ее матери?

— Интересный вопрос. Не знаю. Может, тайный агент конкурентов. Я же говорил, в Аду одни завистники: — Демон зевнул, показав острые позолоченные зубы. — Кстати, прошу прощения за нападение. Принял вас за одного из клиентов Лина, надеялся получить информацию. А за то, что вы повредили мне платье, мой департамент выставит вашему счет.

— Об этом не беспокойтесь, — занятый другими мыслями, ответил Чэнь.

В золотистых глазах демона сверкнула искра любопытства.

— Какие у вас четки — будь здоров. Могу я спросить, откуда они у вас?

Чэнь улыбнулся.

— От того, с кем вам никогда не доводилось встречаться.

Казалось, Чжу Иржа это слегка задело.

— Похоже, вы считаете, я не настолько крут, чтобы общаться с Бессмертными? Что ж, я за свою жизнь встречал довольно многих, и не сказать чтобы ни на кого не сумел произвести впечатления. — Затем он мрачно добавил: — Никто не понимает, как непросто быть обитателем Ада. Инь и Ян, знаете ли. Тьма и свет. Не будь нас, ничего вообще не существовало бы, а все шишки по-прежнему сыплются на нас.

— Сочувствую, — сказал Чэнь. — Но не пора ли вам возвращаться?

— Думаю, пора, — проговорил Чжу Ирж, глядя на грозовое небо. — Интересная это штука — наведываться в ваш мир. — Плечи у него передернулись, как у кота. — Однако, должен заметить, дождь я не люблю. Во всяком случае, ваш дождь. Не нравится мне промокать.

Чэнь взглянул на него. Широко раскрытые золотистые глаза смотрели искренне, и их переполняло почти что бесхитростное зло. Чжу Ирж вдруг напомнил Чэню Инари, и он был не в восторге от этого сравнения.

— Ваша пленница ждет, — напомнил он демону. — Мой тоже.

Вернувшись в салон похоронных услуг, он проводил Ма и Тана к патрульной машине.

— Ничего говорить я не собираюсь, — пробормотал закованный в наручники Тан, обращаясь к сержанту, выражение лица которого говорило, что он, скорее, будет благосклонен к какой-нибудь змее. — Я хочу, чтобы мне предоставили моего адвоката.

— Мне тоже этого хочется, — мрачно заметил Чэнь. — Вы сможете позвонить ему, как только мы вернемся в участок.

До парома они ехали молча, пока Ма не спросил с таким видом, словно на самом деле не хотел получить ответ на свой вопрос:

— Куда делся этот... это существо?

— Сенешаль Чжу Ирж? Надеюсь, вернулся в Ад. Я предложил ему поддерживать связь по ходу следствия. Сказал, чтобы связывался со мной по электронной почте.

— А он вернется? — спросил Ма.

— Сомневаюсь, — ответил Чэнь. — Раз он доставит пленницу на место, возвращаться ему не резон. Люди имеют дело с людьми, а преисподняя заботится о своих... Встречные судебные преследования случаются очень редко. Конечно, когда наш господин Тан покинет этот мир, он, возможно, обнаружит, что ему придется столкнуться еще с несколькими оставшимися последствиями. — Чэнь мрачно улыбнулся. Задержанный бросил на него хмурый взгляд.

— Никогда раньше не видел демона, — произнес Ма, словно экспериментируя, не вызовет ли даже простое упоминание этого существа его мгновенное появление.

— Правда? — отстраненно спросил Чэнь.

— Я думал... я думал, они на самом деле ужасные, — размышлял вслух Ма. — Я и представить не мог, что они так похожи на людей.

— Они все разные. И это зависит от того, где они находятся, когда существуешь на том свете, можно стать другим. У иных совершенно нечеловеческое обличье, другие выглядят почти совсем как мы. Внешность еще ничего не значит, Ма. За самой невинной внешностью может скрываться зло, и наоборот.

— Зло, — как эхо, повторил Ма и содрогнулся. — Не понимаю, как вы можете иметь дело с такими отвратительными существами.

— Не все демоны стремятся вызвать страдания и боль, — проговорил Чэнь, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучала досада на предвзятое отношение Ма. — У них те же потребности и желания, они, как и мы, способны любить... — Чувствуя, что близок к тому, чтобы сказать лишнее, он резко замолчал и стал смотреть из окна в сторону порта.

«Где-то сейчас Инари? — беспокойно думал он. — Сидит в плавучем домике, в безопасности, положив локти на подоконник, и наблюдает за грозой? Или идет по залитым дождем улицам с риском того, что каждый прохожий может понять, кто она? Не хотелось держать ее взаперти, и все же...»

Вспомнилось, что рассказывала бабушка, когда он был еще маленьким, про собственную мать из провинции Хунань.

У прабабушки, наложницы одного богача, ноги были так перебинтованы,[23] что она могла без боли просеменить лишь несколько шагов. Все остальное время она лежала в одной из комнат наверху и смотрела, как в саду одно время года сменяется другим: как с карнизов сползает снег, как с приходом весны сад окутывает вишневый цвет, как среди темных ветвей из лепестков каплями крови появляются плоды, как к концу года свет становится более насыщенным, листья краснеют и опадают... Чэнь, праправнук этой наложницы, не хотел такой жизни для своей жены, для Инари. Бинтование ног осталось в прошлом, его теперь практиковали, возможно, лишь кумиры модниц из Пекина, где время от времени эта традиция ненадолго возрождалась, но для Инари существовали и другие ограничения, которые могли оказаться такими же стесняющими. Однако Чэнь крупно рисковал, избавив Инари от соблазнов, свойственных другим. Ему хотелось, чтобы исполнилось ее самое заветное желание, чтобы она стала свободной. Для него по-прежнему оставалось чудом то, что Инари предпочла остаться с ним, а не искать успеха в этом мире. Он не мог обеспечить ей полную безопасность, а ведь были другие люди, которые защитили бы ее гораздо лучше. И все же, несмотря на все трудности, которые принес этот брак и ему, и Инари, в душе не было ничего, о чем он мог бы пожалеть. Охваченный внезапным чувством, он заморгал глазами и пожурил себя: «Что подумает Ма, если увидит, что его страшный начальник расчувствовался до слез?»

Паром, покачиваясь, подошел к берегу, и патрульная машина, съехав с него, направилась к участку. Тана взяли под стражу, вызвали его адвоката, но допрос оказался коротким. Тан не пожелал произнести ни слова: все время, пока Чэнь подступался к нему то с лестью, то с угрозами, то с железной логикой, он с высокомерным видом хранил абсолютное молчание. Поняв, что от Тана ничего не добьешься, Чэнь махнул на него рукой и разрешил адвокату внести сумму залога.

— Думает, что сможет выпутаться из всего этого с помощью денег, — сказал он капитану Суну, когда они вышли из комнаты, где проводился допрос.

— Может, он и прав, — мрачно проговорил Сун. — Он человек влиятельный. На меня уже губернатор наорал по телефону. Возможно, придется отпустить этого типа.

Чэнь почувствовал как в груди, подобно непослушному ци,[24] вскипает ярость, и постарался подавить ее.

— Речь может идти об обвинении в нескольких убийствах, — произнес он как можно мягче. — И не забывайте, все это относится к живым — в деле фигурируют не только мертвые.

— Знаю, знаю. Я сделаю все, что в моих силах, Чэнь. Но вы же реалист, как и я. Не очень-то тешьте себя надеждами.

— Я так никогда и не делаю, — ответил Чэнь.

Было уже далеко за полдень. Кондиционеры включались несколько раз с перебоями, а теперь снова не работали, и в здании участка становилось угнетающе жарко. Чэнь самовольно отлучился со службы и прошел пешком несколько кварталов до храма Гуаньинь. Из-за того что он был на плохом счету у богини, чувство безмятежности и безопасности, которое всегда ассоциировалось с этим храмом, уменьшилось, однако полностью не рассеялось даже после произошедшего в прошлом году.

Он вошел через железные ворота храма в тихий дворик и глубоко вдохнул благоухающий воздух.

Остальные регулярные посетители этого небольшого храма, вероятно, были на работе или спали в такую жару. Чэнь прошел к двери и открыл ее. Внутри было темно и тихо. Богиня стояла в дальнем углу: высокая нефритовая колонна, безупречно зеленая, словно вырезанная из морской волны. Когда Чэнь приблизился, статую тронуло рябью, и она пошевелилась.

— Чэнь Вэй, — заговорила богиня, и ее голос был прохладным и далеким, как океан.

— Значит, ты не отказываешься разговаривать со мной? — неуверенно произнес инспектор.

Гуаньинь посмотрела на него с упреком.

— Это ты перестал говорить со мной. Ты считаешь, что я тебя не слушаю, а на самом деле сам отказываешься слышать.

— Когда я... — Чэнь на миг замолчал, тщательно подбирая слова. — Когда я вызволил Инари из Ада и взял ответственность за нее на себя, ты сказала, что, приведя в этот мир демона, я совершил тяжкое прегрешение. Ты сказала также, что я наказан за это на семь лет и больше не могу рассчитывать на твою поддержку, хотя я дал тебе обет как приверженец и слуга.

— Верно. Неужели ты думаешь, что я не знаю, как это непросто? Люди называют меня сострадательной и милостивой, потому что мне слышен каждый крик боли в этом мире. Думаешь, я не слышу и тебя тоже или Инари, когда она каждую ночь обращается ко мне с молитвой и просит освободить тебя от наказания, чтобы ты больше не оставался незащищенным и не подвергался опасности?

— Я не знал об этом, — прошептал Чэнь.

— Сам факт такой молитвы говорит о том, что вы оба размышляете над содеянным и над его последствиями. Это не наказание. Это напоминание. Я ни на что не осуждала тебя, Чэнь. Ты осудил себя сам.

На какой-то миг Чэнь опустил голову.

— Я знаю.

— Ты пришел сюда просить моей помощи?

Чэнь печально улыбнулся.

— А я получу ее?

— Небо прислушивается ко всему, Чэнь Вэй, но не спешит, когда доходит до дела. Нам нужны такие люди, как ты, чтобы вести работу в этом мире. Любую помощь, которую я могу предоставить тебе, ты можешь обрести в своей душе.

Черты богини, казалось, плыли в свете светильника, ее глаза были золотистыми, как вечернее солнце или как глаза демона. Ни на какие ответы он не рассчитывал, но, по крайней мере, она снизошла, чтобы заметить его. Чэнь еще раз поклонился и вышел из храма в дневной зной.