Тайна Себека

Не стоило мне посещать бал-маскарад Хенрикуса Ваннинга. Даже если бы никакой трагедии не произошло, мне было бы лучше отказаться тем вечером от его приглашения. Теперь, когда я уехал из Нового Орлеана и могу спокойней думать о случившемся, я понимаю, что совершил ошибку. Воспоминание о последнем, необъяснимом миге до сих пор наполняет меня ужасом, с которым не в силах справиться холодный рассудок. Если бы я мог хоть что-то подозревать заранее, ко мне не приходили бы сейчас неотвязные кошмары…

Но в те дни, о которых я сейчас рассказываю, я не испытывал ни малейших дурных предчувствий. Я был чужаком в шумном городе Луизианы — и чувствовал себя очень одиноким. Сезон Марди Гра только подчеркивал это ощущение полной изоляции. В два первых праздничных вечера, устав от долгих бдений у пишущей машинки, я блуждал один, всем чужой, по странно искривленным улицам, и веселая толпа, казалось, насмехалась над моим одиночеством.

Работа в то время очень утомляла меня — я писал для одного журнала серию египетских рассказов — и мое душевное состояние нельзя было назвать уравновешенным. Днем я сочинял в своей безмолвной комнате, и в сознании вставали образы Ньярлатхотепа, Бубастис и Анубиса; мои мысли населяли жрецы и храмовые процессии далеких веков. А по вечерам, не узнаваемый никем, я бродил среди беспечных толп, более нереальных, чем причудливые видения прошлого.

Но довольно оправданий. Если уж говорить совсем откровенно, на третий вечер, после тяжелого дня, я вышел из дома с отчетливым намерением напиться. В сумерках я вошел в кафе и роскошно пообедал в компании бутылки персикового бренди. В переполненном кафе было жарко; фривольные маски в карнавальных костюмах, казалось, вовсю наслаждались царствием Мома.

Вскоре это перестало меня беспокоить. После четырех бокалов бесспорно превосходного ликера кровь эликсиром побежала по венам, в голове забурлили дерзкие и безрассудные мысли. Теперь я начал с интересом и пониманием разглядывать окружавшую меня безликую толпу. Все они тоже пытались бежать этим вечером — бежать от невыносимой монотонности и нудной банальности. Толстый человек в костюме клоуна, сидевший поблизости, еще час назад выглядел полнейшим болваном; но теперь я сочувствовал ему. Под масками этих незнакомцев я видел безысходность и тоску, и мне нравилось, что они так отважно искали забвения в вихре Марди Гра.

Я и сам был бы не прочь забыться. Бутылка опустела. Я вышел из кафе и снова закружил по улицам. Чувство одиночества исчезло без следа. Я вышагивал гордо, как сам король карнавала, и обменивался насмешливыми шутками со случайными прохожими.

Дальше память мне немного изменяет. В баре какого-то клуба я выпил виски с содовой, после снова где-то гулял. Куда несли меня ноги, я и сам не знаю. Я будто плыл без всяких усилий, однако голова оставалась совершенно ясной.

О нет, ни о чем приземленном я не думал. Почему-то мне снова вспомнилась работа, и передо мной возник древний Египет. Я пробирался сквозь руины столетий и созерцал сокрытое величие.

Я свернул на тускло освещенную, пустынную улицу.

Я шел по уставленным храмами Фивам, и сфинксы глядели на меня.

Я вышел на широкую освещенную улицу, где плясали опьяневшие гуляки.

Я был среди одетых в белое аколитов, поклонявшихся священному Апису.

Разгульная толпа дула в бумажные трубы, разбрасывала конфетти.

Под громкую литанию лютней храмовые девственницы осыпали меня розами, красными, как кровь преданного братом Озириса.

Так я шел по улицам сатурналий, а мои мысли уносились далеко на крыльях вина. Все походило на сон. Наконец я очутился на той забытой улице в сердце креольского квартала. С обеих сторон возносились высокие дома; темные, закоптелые жилища, оставленные обитателями, которые присоединились к карнавальным толпам в более приятной обстановке. Старинные здания, тесно составленные вместе в манере давних лет, тянулись ряд за рядом.

Они подобны пустым футлярам для мумий в забытой гробнице, оставленным личинками насекомых и червями.

На крутых остроконечных крышах разевали рты маленькие черные окна.

Они пусты, как безглазые глазницы черепов и, подобно черепам, они также хранят тайны.

Тайны. Тайный Египет.

В этот миг я его и увидел. Пробираясь по этой черной и извилистой улице, я заметил в тени какую-то фигуру. Человек стоял молча и словно ждал моего приближения. Я заторопился и хотел было пройти мимо, но что-то в этом неподвижно стоящем человеке привлекло мое внимание. Он был одет как-то… неестественно.

С внезапным потрясением в мои пьяные сны ворвалась жестокая явь. На этом стоявшем в тени человеке было одеяние древнеегипетского жреца!

Галлюцинация, быть может? Но я отчетливо видел длинное белое платье и тройную корону инсигний Озириса; в худой руке он держал скипетр с диадемой Сета — Змеи.

В полном замешательстве я замер, глядя на него. Он также глядел на меня; узкое загорелое лицо было недвижно и лишено всякого выражения. Быстрый жест — и его правая рука исчезла под ризой. Я отшатнулся. Он вытащил руку: в пальцах была зажата сигарета.

— Спички есть, незнакомец? — спросил жрец Египта.

Я рассмеялся и сразу все вспомнил и понял. Марди Гра! И напугал же он меня, однако! Голова вдруг прояснилась; улыбаясь, я протянул ему зажигалку. Он провернул колесико и при свете огонька с любопытством заглянул мне в лицо.

Он дернулся, и серые глаза внезапно расширились, узнавая. К моему удивлению, он вопросительно произнес мое имя. Я кивнул.

— Какой сюрприз! — прищелкнул он языком. — Вы ведь писатель, не так ли? Я читал кое-какие из ваших недавних рассказов, но даже понятия не имел, что вы здесь, в Новом Орлеане.

Я пробормотал несколько слов в свое объяснение. Он весело отмахнулся:

— Но это просто замечательно! Меня зовут Ваннинг — Хенрикус Ваннинг. Я тоже интересуюсь оккультными науками. Между нами много общего.

Завязалась непринужденная беседа; точнее сказать, говорил больше он, а я слушал. Мистер Ваннинг, как я понял, был джентльменом со средствами и посвящал свои досуги исследованиям в области мифологии примитивных народов. Об этих исследованиях он говорил многословно и довольно легкомысленно, но выказал неподдельный интерес к наследию Египта. Затем он упомянул о некоем приватном обществе, занятом метафизическими вопросами, работы которого могли меня заинтересовать.

Он радушно, словно его вдруг осенила удачная мысль, хлопнул меня по спине.

— Каковы ваши планы на вечер? — спросил он.

Я признался, что брожу без цели. Он улыбнулся.

— Чудесно! Я сам только что пообедал. Возвращаюсь домой, где буду играть роль хозяина. Наше маленькое сообщество — я вам о нем рассказывал — дает костюмированный бал. Не хотите ли к нам присоединиться? Вам будет любопытно.

— Но у меня нет костюма, — возразил я.

— Не имеет значения. Думаю, вам очень понравится. Зрелище самое необычное. Пойдемте.

Он поманил меня за собой и двинулся по улице. Я пожал плечами, однако пошел за ним. Терять мне было нечего, и меня одолевало любопытство.

По пути многоречивый мистер Ваннинг занимал меня плавной и интригующей беседой. Он подробней рассказал мне о небольшом «сообществе» своих друзей-эзотериков. Я узнал, что они достаточно претенциозно именовали себя «Клубом гробокопателей» и, главным образом, неустанно выискивали и обсуждали самые экзотические и макабрические произведения живописи, литературы и музыки.

В тот вечер, по словам моего нового знакомца, общество намеревалось по-своему отпраздновать Марди Гра. Бросив вызов обыкновенному маскараду, все участники и их приглашенные друзья собирались явиться в «сверхъестественных» костюмах; вместо обычных клоунов, пиратов и плантаторов они предстанут в виде диковинных существ фантазий и мифов. Меня ждут оборотни, вампиры, боги, богини, жрецы и черные маги.

Честно говоря, это известие не очень-то пришлось мне по душе. Я терпеть не могу любых лжеоккультистов, самозваных «адептов» и псевдометафизиков. Мне претит поддельный интерес к таинствам и поверхностное знание древних преданий. Доморощенный спиритуализм, любительская астрология и «психическое» шарлатанство всегда меня отвращали.

Мне кажется, что негоже глупцам издеваться над древними верованиями и тайными учениями исчезнувших народов. Если это еще один кружок стареющих невротиков и бледных, иссиня-фиолетовых дилетантов, мне предстоит скучнейший вечер.

Эрудиция Хенрикуса Ваннинга, однако, оказалась никак не поверхностной. Он был человеком широкой культуры и со знанием дела рассуждал о различных мифологических аллюзиях в моих рассказах, что говорило, как мне показалось, о глубоких познаниях и искренней увлеченности исследованиями, ведущими за черные завесы человеческой мысли. Он с живостью рассказывал о своих манихейских штудиях и попытках воссоздать особенности древних культовых ритуалов.

Я так увлекся беседой, что даже не заметил, в каком направлении он меня вел; знаю только, что шли мы довольно долго. Наконец мы свернули на длинную, обсаженную кустами аллею, которая привела нас к дверям празднично освещенного и внушительного особняка.

К тому моменту, признаться, я был глубоко поглощен живописными откровениями Ваннинга и не запомнил ни единой конкретной черты облика дома либо его окружения.

Все еще смущаясь, я прошел вслед за Ваннингом сквозь раскрытую дверь — и оказался в кошмаре.

Выше я говорил, что дом блестел огнями. Да, он был весь освещен — ярко-багряным светом.

Мы стояли в прихожей — в прихожей ада. Алые ятаганы света, искрясь, отражались от увешанных зеркалами стен. Драпри цвета киновари скрывали коридоры, и темно-красный потолок словно тлел прозрачными пунцовыми огнями рубиновых газовых факелов, горящих в окровавленных светильниках. Люциферический дворецкий принял у меня шляпу и вручил мне бокал шерри-бренди.

Мы остались одни в красной комнате, и Ваннинг обернулся ко мне с бокалом в руке.

— Нравится? — спросил он. — Веселая декорация, чтобы гости пришли в подобающее настроение. Небольшая деталь, заимствованная у Эдгара По.

Я вспомнил великолепную «Маску Красной смерти» и внутренне поморщился при виде этой грубой и вульгарной подделки.

Но все же это свидетельство эксцентричности хозяина произвело на меня известное впечатление. Он пытался чего-то достичь. Я был даже несколько тронут — и отсалютовал бокалом египетскому жрецу в этой жуткой прихожей.

Бренди обожгло язык.

— А теперь — очередь гостей.

Он отдернул занавес, и мы вошли в просторный зал справа.

Зеленым и черным бархатом были обиты стены, серебром отливали подсвечники в нишах. Мебель, однако была современной и достаточно бесцветной; но взгляд на толпу гостей снова перенес меня на мгновение в мир видений.

«Оборотни, божества и черные маги», — так, кажется, говорил Ваннинг. В его загадочном замечании было больше недосказанности, чем преувеличения. Гости являли собой пантеон преисподней всех народов земли.

Оркестранты в углу нарядились скелетами, и благодаря дьявольски умелому освещению скелеты эти казались издали пугающе реальными. Танцоры кружились по полу на зловещем фоне эбенового и изумрудного бархата.

Я увидел непристойного Пана, плясавшего с иссохшей ведьмой ночи; шальная Фрейя обнимала жреца вуду; вакханка похотливо вилась вокруг безумного дервиша из Ирема. Здесь были друиды, гномы, русалки и кобольды; ламы, шаманы, жрицы, фавны, людоеды, волхвы, вурдалаки. То был шабаш — воскресший древний грех.

Затем, когда я смешался с толпой и был представлен гостям, мгновенная иллюзия рассеялась. Пан оказался плотным джентльменом средних лет с довольно заплывшими глазками и солидным животом, который не могла скрыть набедренная повязка из козлиных шкур. Фрейя — отчаянно кокетничавшей дебютанткой с хищными кошачьими глазами обыкновенной потаскушки. Жрец вуду был просто хорошо воспитанным молодым человеком, вымазанным жженой пробкой, с немного не соответствовавшим роли шепелявым английским выговором.

Я познакомился, наверное, с дюжиной гостей и тотчас забыл их имена. Меня немного удивило, как высокомерно вел себя Ваннинг: с некоторыми наиболее болтливыми масками он обходился почти пренебрежительно.

— Веселитесь, чувствуйте себя как дома! — бросил он через плечо, увлекая меня за собой. — Сборище дураков, — понизив голос, поделился он. — Но кое с кем я хотел бы вас познакомить.

В углу тесным кружком сидели четверо. На всех, как на Ваннинге, были маскарадные костюмы явно религиозного свойства — одеяния посвященных.

— Доктор Дельвин.

Старик в вавилонском, чуть ли не библейском облачении.

— Этьен де Мариньи.

Смуглый, красивый жрец Адониса.

— Профессор Вейлдан.

Бородатый гном в тюрбане дервиша.

— Ричард Ройс.

Молодой ученый в очках и монашеской рясе.

Все четверо вежливо поклонились. Но стоило Ваннингу назвать мое имя, как их сдержанность сразу же испарилась. Они дружески окружили нас с Ваннингом, а тот тихо проговорил мне на ухо:

— Это настоящие участники сообщества, о котором я вам говорил. Я видел, каким взглядом вы смотрели на остальных. Вполне вас понимаю и согласен с вами. Те люди — неисправимые глупцы. Но мы — посвященные. Вероятно, вы задаетесь вопросом, зачем мы созвали стольких гостей. Разрешите мне объяснить. Лучшая защита — это нападение.

— Нападение — лучшая защита? — озадаченно повторил я.

— Да. Предположим, что мы действительно заняты серьезным изучением черной магии.

Он еле слышно, чуть выделив голосом, выдохнул слово «предположим».

— Предположим, что дело обстоит именно так. Но разве наши знакомые из светских кругов не стали бы возражать, сплетничать, пытаться все выяснить?

— Да, — согласился я. — Вполне вероятно.

— Ну разумеется. Вот почему мы перешли в атаку. Мы во всеуслышание объявили, что увлечены оккультизмом. Свое увлечение мы не скрываем, устраиваем эти глупые вечеринки, что позволяет нам спокойно заниматься настоящей работой. Умно, не правда ли?

Я улыбнулся, соглашаясь с ним. Да, Ваннинг был отнюдь не глуп.

— Думаю, вам будет интересно узнать, что доктор Дельвин является одним из лучших этнологов страны. Де Мариньи — известный оккультист; если помните, несколько лет назад его имя упоминалось в связи с делом Рэндольфа Картера. Ройс — мой личный секретарь, а профессор Вейлдан — тот самый Вейлдан, знаменитый египтолог.

Забавно: Египет в тот вечер то и дело напоминал о себе!

— Я обещал показать вам любопытные вещи, друг мой, и сдержу свое обещание. Но нам придется еще с полчаса терпеть это стадо. Затем мы поднимемся наверх, где начнется подлинное собрание. Терпение, мой друг.

Четверо посвященных снова поклонились, и Ваннинг повел меня к центру комнаты. Танец прекратился, гости разделились на группки и оживленно болтали. Демоны пили мятные джулепы; девственницы, назначенные в жертву Великой Матери, искусно наносили на губы помаду. Мимо прошел Нептун с сигарой во рту. Все веселились, как могли.

Маска Красной смерти, подумал я. И тогда я увидел — его.

Он вошел, будто сойдя прямо со страниц Эдгара По. Черные и зеленые занавесы в дальнем конце комнаты разошлись в стороны, и он точно появился не из двери за ними, а из скрытых глубин драпировок.

Серебряные свечи силуэтом высветили его фигуру, и при каждом движении вокруг него словно начинал мерцать ужасающий нимб. На миг мне показалось, что я гляжу на него сквозь кристаллическую призму: в странном освещении он виделся то расплывчатым, то предельно четким.

Он был — сама душа Египта.

Длинное белое одеяние скрывало тело с текучими, неразличимыми контурами. Когтистые руки свисали из развевающихся рукавов, украшенные перстнями пальцы сжимали золотой жезл с символом Глаза Гора.

Верхняя часть одеяния переходила в черный капюшон с жесткими краями, и на этом контрастном фоне отчетливо выделялась голова — воплощение ужаса.

Голова крокодила. Тело египетского жреца.

Эта голова была кошмарна. Приплюснутый череп ящера, весь зеленый и чешуйчатый сверху, безволосый, покрытый слизью, блестящий и тошнотворный. В костяных пропастях глазниц горели раскаленными углями глаза, глядя поверх отвратительных изгибов длинной рептильей морды. Складчатая пасть с громадными грозными челюстями была полуоткрыта, виднелся розовый высовывающийся язык и покрытые грязной пеной зубы кинжальной остроты. Казалось, эти страшные клыки двигались — но может, то была лишь игра света.

Какая маска!

Я всегда гордился определенной чувствительностью. Я способен очень тонко чувствовать. И теперь, когда я пристально оглядел этот триумф болезненного лицедейства, мои чувства словно испытали удар. Я чувствовал, что эта маска была реальна — реальней всех гротескных костюмов гостей. Сама причудливость маски делала ее еще более убедительной по сравнению с жалкими кустарными нарядами расступавшейся перед нею толпы.

Он пришел один, судя по всему, и никто не пытался заговорить с ним. Я потянулся вперед и похлопал Ваннинга по плечу. Я хотел познакомиться с этим человеком.

Ваннинг, однако, поспешил к подмосткам и о чем-то заговорил с музыкантами. Я оглянулся, раздумывая, не подойти ли мне к человеку-крокодилу.

Он исчез.

Жадным взглядом я обшаривал толпу. Бесполезно. Он исчез.

Исчез? Да существовал ли он? Я видел его — или думал, что видел — всего лишь мгновение. Я не мог прийти в себя от изумления. Все эти египетские сны наяву… Может быть, воображение сыграло со мной очередную шутку. Но почему тогда меня захлестывало чувство реальности происходящего?

Однако эти вопросы так и не нашли ответа, потому что мое внимание отвлеклось на подмостки. Начиналось получасовое действо, предназначенное Ваннингом для развлечения «гостей». Ваннинг назвал его подачкой для глупцов, уловкой, скрывающей истинную работу — но я нашел спектакль более впечатляющим, чем можно было ожидать.

Огни поменяли цвет и сделались тоскливо-синими, туманными, кладбищенскими. Гости усаживались; тени их превратились в размытые пятна цвета индиго. За подмостками взмыл орган, завибрировала музыка.

Это была моя любимая мелодия — превосходная, звучно-похоронная первая сцена из «Лебединого озера» Чайковского. Музыка гудела, дразнила, рокотала, трубила. Она шептала, ревела, угрожала, пугала. Она даже произвела впечатление на гогочущую вокруг гусиную стаю и заставила гостей замолчать.

Последовал Танец дьявола, выступление мага и заключительный ритуал Черной мессы, включавший и вправду жутковатую иллюзию жертвоприношения. Все было очень странным, весьма болезненным и донельзя фальшивым. Когда вновь зажегся свет и оркестранты вернулись на свои места, я нашел Ваннинга, и мы торопливо пошли через зал. Четверо собратьев-исследователей уже ждали.

Ваннинг жестом велел мне следовать за ними. Мы незаметно скользнули за драпировки у подмостков, и я очутился в длинном темном коридоре. Ваннинг остановился у обитой дубовыми панелями двери. Ключ блеснул, заскрипел в замке, повернулся. Мы оказались в библиотеке.

Кресла, сигары, бренди — все это по очереди предложил нам улыбающийся хозяин. От бренди — превосходного коньяка — мои мысли на миг снова закружились. Все казалось нереальным: Ваннинг, его друзья, этот дом и этот вечер… Все, кроме человека в крокодильей маске. Нужно спросить о нем Ваннинга.

Резкий голос вернул меня к действительности. Ваннинг говорил, обращаясь ко мне. Его голос звучал торжественно, тембр казался необычным. Я словно впервые услышал его — как если бы передо мной был настоящий Ваннинг, а тот, другой, радушный обитатель гостеприимного дома, был всего только притворщиком, таким же иллюзорным, как карнавальные костюмы Марди Гра.

Пока он говорил, на меня внимательно глядели пять пар глаз: кельтско-голубые глаза Дельвина, проницательные галльско-карие — де Мариньи, серые под очками — Ройса, темная умбра Вейлдана и глаза самого Ваннинга, превратившиеся в стальные точки. И каждый взгляд будто задавал вопрос:

— Отважишься ли ты?

Но Ваннинг произнес нечто намного более прозаическое.

— Я обещал вам необычное времяпрепровождение. За этим вы и пришли. Но должен признать, что мои побуждения не были исключительно альтруистическими. Вы… вы нужны мне. Я читал ваши рассказы. Вы кажетесь мне искренним последователем мудрости; мне нужны ваши знания и советы. По этой причине мы решили поделиться своими секретами с малознакомым человеком. Мы вам доверяем — иного выхода у нас нет.

— Вы можете мне довериться, — тихо сказал я.

Впервые я заметил, что Ваннинг говорил не просто искренне — он нервничал. Рука с сигарой дрожала, на лбу под египетским капюшоном выступил пот. Ройс, молодой ученый, теребил кисти веревочного пояса своей рясы. Остальные по-прежнему глядели на меня, и их молчание было куда тревожнее, чем необычная искренность в голосе Ваннинга.

В чем причина? Меня опоили, мне все это снится? Голубые огни, крокодильи маски и мелодраматические тайны. И все же я поверил.

Поверил, когда Ваннинг нажал на скрытую в большом библиотечном столе пружину и фальшивые ящики разошлись в стороны, открыв зияющее пространство. Поверил, когда он с помощью де Мариньи извлек оттуда саркофаг с мумией.

Поверил, не успев даже подробней рассмотреть футляр — ибо Ваннинг направился к полкам и вернулся со стопкой книг. Он молча протянул их мне. То были его верительные грамоты; они подтверждали все то, о чем он мне говорил.

Только у истинного оккультиста и адепта могли иметься эти странные книги. Тонкие пластины стекла защищали кро-щащиеся обложки заслуженно пользующейся дурной славой «Книги Эйбона», а также первых изданий «Cultes des Gou-les» и почти легендарного труда «De Vermis Mysteriis».

Ваннинг улыбнулся, заметив, как мое лицо осветилось узнаванием.

— Мы довольно глубоко проникли за последние несколько лет, — сказал он. — Вы знаете, о чем говорится в этих книгах.

Я знал. Я сам писал о «De VermisMysteriis», и слова Людвига Принна порой наполняют меня смутным ужасом и неопределенным отвращением.

Ваннинг раскрыл книгу.

— С этим, мне думается, вы знакомы, судя по упоминаниям в ваших рассказах.

Он указал на загадочную главу, известную как «Сарацинские ритуалы».

Я кивнул. Я был, пожалуй, даже слишком хорошо знаком с «Сарацинскими ритуалами». В этой главе Принн повествует о своем таинственном путешествии в Египет и на Восток, совершенном, по его словам, во времена крестоносцев. Он излагает легенды об ифритах и джиннах, раскрывает тайны сект ассасинов, пересказывает арабские мифы о гулях и описывает секретные практики культов дервишей. В свое время я обнаружил в его книге целую сокровищницу материалов о преданиях древнего Внутреннего Египта и почерпнул на ее ветхих, изорванных страницах множество идей для рассказов.

Снова Египет! Я бросил взгляд на футляр с мумией.

Ваннинг и другие внимательно смотрели на меня. Наконец хозяин пожал плечами.

— Послушайте, — сказал он. — Я выложу все карты на стол. Мне… мне остается лишь довериться вам.

— Продолжайте, — нетерпеливо отозвался я. Его таинственные намеки начинали меня раздражать.

— Все началось с этой книги, — сказал Хенрикус Ваннинг. — Ройс нашел для меня экземпляр. Сперва нас заинтересовала легенда о Бубастис. На протяжении некоторого времени я подумывал заняться исследованиями в Корнуолле — то есть поисками египетских реликтов в Англии. Но затем я обратился собственно к египтологии, в которой нашел более плодотворное поле для деятельности. Когда профессор Вейлдан в прошлом году отправился в экспедицию, я дал ему разрешение приобретать какие бы то ни было любопытные находки, не останавливаясь перед ценой. На минувшей неделе он возвратился — вот с этим.

Ваннинг подошел к саркофагу. Я последовал за ним.

Дальнейшие объяснения были ни к чему. Внимательный осмотр футляра и хорошо запомнившиеся мне «Сарацинские ритуалы» вели к недвусмысленным заключениям.

Иероглифы и рисунки на футляре указывали, что в нем покоится тело египетского жреца — жреца бога Себека. В «Сарацинских ритуалах» об этих жрецах сказано немало.

Я быстро припомнил все, что знал о Себеке. Согласно известным антропологам, Себек был младшим божеством Внутреннего Египта, богом плодородия Нила. Как утверждают признанные авторитеты, были найдены всего четыре мумии его жрецов, хотя многочисленные статуэтки, фигурки и фрески на стенах гробниц свидетельствуют о широком почитании этого божества. Египтологам так и не удалось полностью восстановить историю Себека; правда, в работах Уоллиса Баджа можно найти некоторые нетрадиционные взгляды и диковатые предположения.

Людвиг Принн, однако, зашел гораздо дальше. Я с отчетливо ощутимой дрожью вспомнил его слова.

В «Сарацинских ритуалах» Принн повествует об откровениях александрийских провидцев, о своих путешествиях по пустыне и грабеже могил в сокрытых долинах Нила.

Здесь же он приводит исторически достоверный рассказ о египетских жрецах и их восхождении на вершину власти; о том, как служители темных богов природы, прячась в тени трона, диктовали свою волю фараонам и держали в повиновении всю страну. Египетские боги и религии были порождением тайной реальности. Странные гибриды бродили по земле, когда та была молода: гигантские, колоссальные существа — наполовину люди, наполовину животные. Одному человеческому воображению было бы не под силу сотворить змееподобного Сета, хищницу Бубастис и величественного Озириса. Мне вспомнился Тот, легенды о гарпиях, шакалоголовый Анубис и истории об оборотнях.

Да, древние поддерживали связь с элементалями, с потусторонними зверями и сущностями. Они были способны призывать своих богов, людей с головами животных. И иногда они это делали. Вот в чем заключалась их сила.

Некогда жрецы правили Египтом и слово их было законом. Земля была уставлена храмами и каждый седьмой житель участвовал в ритуальных сообществах. Перед тысячами алтарей дымились благовония — благовония и кровь. Звериные пасти богов жаждали крови.

Жрецы ревностно поклонялись им, ибо вступали со своими божественными Повелителями в странные и неслыханные союзы. Противоестественные извращения привели к изгнанию из Египта культа Бубастис; благодаря отвратительным и никогда не упоминавшимся в подробностях деяниям забвение постигло символы и историю Ньярлатхотепа. Но жрецы становились все сильнее и смелее, все более возмутительными делались их жертвоприношения, все более великими — награды.

Во имя вечно возрождающейся жизни они доставляли радость богам и удовлетворяли их жестокий голод. Они приносили в жертву козлов отпущения, полных живой крови, дабы проклятия богов хранили в целости их собственные мумии.

Принн особенно подробно говорит о культе Себека. Жрецы полагали, что Себек, как божество плодородия, владел источниками вечной жизни. Себек, надеялись они, будет охранять их тела в могилах до завершения цикла возрождения, и уничтожит врагов, которые вздумают осквернить их склепы. В жертву божеству они приносили девственниц — их разрывали на части челюсти изготовленного из золота крокодила. Ибо Себек, бог-крокодил Нила, обладал телом человека, головой крокодила и сладострастным аппетитом обоих.

Описания этих церемоний ужасны. На всех жрецах, в подражание их Господину, были маски крокодилов — ибо таков был земной аспект Себека. Раз в год, как считали они, Себек представал перед верховными жрецами во Внутреннем храме Мемфиса; в этих случаях он также принимал облик человека с головой крокодила.

Благочестивые жрецы верили, что Себек будет охранять их гробницы — и бесчисленные девственницы, кричащие от ужаса, погибли во имя их веры.

Все это я знал и торопливо припомнил, глядя на мумию жреца Себека.

Я увидел, что мумию успели распеленать. Она лежала под стеклом, которое Ваннинг снял.

— История вам известна, как я понимаю, — сказал он, правильно оценив выражение моего лица. — Мумия у нас уже неделю; ее обработали химикалиями — спасибо Вейлдану. На груди мумии я обнаружил одну вещь.

Он указал на амулет из чистого нефрита — фигурку ящера, покрытую идеографическими изображениями.

— Что это? — спросил я.

— Тайный код жрецов. Де Мариньи считает, что это наакаль. Перевод? Проклятие, совсем как у Принна; проклятие на головы грабителей могил. Амулет в самых злобных выражениях грозит им местью самого Себека.

Ваннинг говорил с наигранной легкомысленностью. Я заметил это по тому, как беспокойно вели себя другие участники кружка. Доктор Девлин беспокойно покашливал, Ройс вцепился в свою рясу, де Мариньи хмурился. К нам приблизился похожий на гнома профессор Вейлдан. Некоторое время он смотрел на мумию, словно ища ответа в пустых глазницах, слепо глядевших во мрак.

— Скажите ему, что я обо всем этом думаю, — тихо произнес он.

— Вейлдан провел кое-какие исследования. Ему удалось вывезти мумию под носом властей, хотя расходы оказались немалыми. Он сообщил мне, где нашел ее; малоприятное место. Девять человек из его каравана умерли по пути назад — возможно, виной тому была зараженная вода. Но профессор, боюсь, обратился против нас.

— Отнюдь нет, — резко прервал Вейлдан. — Я посоветовал вам избавиться от мумии, потому что не готов расстаться с жизнью. Мы хотели использовать ее в некоторых церемониях, но это невозможно. Видите ли, я верю в проклятие Себека.

Вы знаете, конечно же, что были обнаружены лишь четыре мумии его жрецов. Это объясняется тем, что другие покоятся в тайных склепах. Все четверо нашедших их мертвы. Я был знаком с Партингтоном, обнаружившим третью мумию. По возвращении он начал подробно изучать миф о проклятии — но умер, не успев ничего опубликовать. Конец его был довольно примечателен. Упал с мостика в крокодилий бассейн Лондонского зоопарка. Когда его наконец вытащили, от него почти ничего не осталось.

Ваннинг искоса глянул на меня.

— Пустые страхи, — сказал он и продолжал уже более серьезным тоном. — Но это одна из причин, по которым я пригласил вас и поделился с вами нашей тайной. Я желал бы услышать ваше мнение как ученого и оккультиста. Следует ли мне избавиться от мумии? Верите ли вы в историю о проклятии? Лично я не верю, но в последнее время мне было как-то не по себе. Слишком много странных совпадений, и к тому же я доверяю Принну. Для чего мы собираемся использовать мумию — не имеет значения. Так или иначе, это… святотатство, которое привело бы в гнев любое божество. Я вовсе не мечтаю ощутить на горле клыки создания с крокодильей головой. Что скажете?

Внезапно я вспомнил. Человек в маске! Он был одет как жрец Себека, подражающий своему богу.

Я рассказал Ваннингу о том, что видел.

— Кто он? — спросил я. — Ему следует быть здесь. Это придало бы обстановке достоверность.

Ваннинг отшатнулся в непритворном ужасе. Увидев, как он испугался, я пожалел о своих словах.

— Я ничего подобного не видел! Клянусь! Нужно немедленно найти этого человека.

— Нельзя исключать, что это вежливая форма шантажа, — сказал я. — Возможно, он располагает какими-то сведениями о вас и Вейлдане и пытается сперва вас устрашить, а затем продать свое молчание за деньги.

— Может быть, — без малейшей искренности отвечал Ваннинг. Он обернулся к остальным.

— Быстрее, — сказал он. — Ступайте в зал и поищите среди гостей. Схватите этого неуловимого… незнакомца и приведите его сюда.

— Вызвать полицию? — нервно предложил Ройс.

— Нет, глупец. Поспешите — это касается всех вас!

Все четверо вышли из библиотеки; их шаги, удаляясь, отдавались эхом в коридоре снаружи.

Минутное молчание. Ваннинг попытался улыбнуться. Я плыл в странном тумане забвения. Египет моих мечтаний — был ли он явью? Почему мимолетный взгляд на таинственного человека в маске произвел на меня такое впечатление? Жрецы Себека проливали кровь, скрепляя договор мщения; но могло ли оказаться действенным древнее проклятие? Быть может, Ваннинг сошел с ума?

Тихий звук.

Я обернулся. Там, в дверях, стоял человек в маске крокодила.

— Да вот же он! — воскликнул я. — Это тот самый.

Ваннинг попятился и оперся о стол, его лицо приобрело цвет влажного пепла. Он увидел человека, стоявшего на пороге, и его измученные глаза телепатически передали мне ужасную весть.

Человек в крокодильей маске. его заметил только я. Весь вечер мне виделся Египет. А здесь, этой комнате, находилась похищенная мумия жреца Себека.

Бог Себек был богом с головой крокодила. Его жрецы были одеты по образу божества — они носили крокодильи маски.

Я только что предупредил Ваннинга о мести древних жрецов. Он сам в нее верил и испугался еще больше, когда я рассказал ему о том, что видел. И теперь в дверном проеме застыл безмолвный незнакомец. Не логично ли предположить, что это воскресший жрец, явившийся отомстить за нанесенное его собрату оскорбление?

И все-таки я не мог в это поверить. Даже когда зловещий и величественный незнакомец вошел в комнату, я не понял, что он задумал. Ваннинг корчился и стонал у саркофага, но я по-прежнему не верил.

Все произошло так быстро, что я не смог помешать. Я собрался было преградить путь этому сверхъестественному злоумышленнику — но гибель была неминуема. Резким движением рептилии тело в белой ризе, извиваясь, скользнуло по комнате. Миг спустя оно уже высилось над скорчившимся хозяином. Я увидел, как когтистые руки вцепились в слабеющие плечи; затем челюсти маски опустились и сомкнулись. Сомкнулись — на трепещущем горле Ваннинга.

Я бросился на человека в маске; по контрасту, мысли казались неторопливыми и спокойными. «Дьявольски умное убийство», — размышлял я. «Уникальное и смертоносное оружие. Искусно спрятанный под маской механизм приводит клыки в действие. Какой-то фанатик».

Мои глаза, точно отделившись от меня самого, видели чудовищную пасть, терзавшую шею Ваннинга. Перемещаясь, чешуйчатый ужас головы вырисовывался крупным планом, как на киноэкране.

Все заняло лишь секунду, понимаете? С внезапной решимостью я ухватился за рукав белого одеяния, а свободной рукой потянулся к маске убийцы.

Убийца уклонился, пригнулся. Моя рука соскользнула и на мгновение прикоснулась к крокодильей морде, к окровавленной челюсти.

И затем убийца повернулся и молниеносно исчез, а я с криком обнаружил себя перед изодранным и изуродованным телом на саркофаге жреца Себека.

Ваннинг был мертв. Его убийца исчез. Дом был полон гуляк; мне нужно было лишь подойти к двери и позвать на помощь.

Но я этого не сделал. В течение одной незабываемой секунды я стоял посреди библиотеки и кричал. Глаза затуманились. Все кружилось: залитые кровью книги, иссохшая мумия с раздавленной и запятнанной в схватке багровой грудью, красное и недвижное нечто на полу. Все кружилось перед глазами.

Я видел только свою правую руку — руку, которая прикоснулась к крокодильей морде, к маске убийцы. На пальцах была кровь. Я уставился на них и завопил.

Тогда, и только тогда, сознание вернулось ко мне. Я повернулся и побежал.

Хотел бы я закончить на этом свой рассказ, но не могу. Впереди ужасающий заключительный аккорд. Я обязан об этом рассказать, дабы вновь обрести покой.

Буду откровенен. Я знаю, что финал был бы удачнее, если бы я спросил дворецкого о человеке в маске крокодила и получил ответ, что подобный гость в доме не появлялся. Но рассказ мой — Господь помилуй меня! — не литературное произведение, а правда.

Я знаю, что он был там. Воочию увидев смерть Ваннинга, я больше не говорил ни с единой душой. Я отчаянно рванулся к убийце, ухватил его, затем вскрикнул и выбежал из библиотеки. Я пробрался сквозь толпу гостей, так и не подняв тревоги, выскочил из дома и побежал по улице. Оскаленный ужас нависал надо мною и все гнал и гнал вперед; теряя остатки разума, я вслепую бежал назад, к освещенным аллеям, к смеху карнавальных масок, самоуверенно считавших, что им-то не грозят открывшиеся мне ужасы.

Незнакомец в маске крокодила — в маске Египта. Отныне я больше не стану сочинять египетские рассказы. Теперь я знаю.

Знание это пришло в последний миг, когда я увидел, как незнакомец погрузил свои хитроумно сработанные крокодильи челюсти в горло бедняги Ваннинга — и разорвал его острыми как сабли клыками. Я успел на мгновение прикоснуться к нему, прежде чем он исчез; да, я схватил его, закричал и пустился в паническое бегство.

Убийца не был жрецом.

В то ужасное мгновение я схватился за окровавленную морду пугающе реальной крокодильей маски. Один-единственный миг, жуткое прикосновение. После он исчез. Но этого прикосновения было достаточно.

Когда я притронулся к окровавленной морде рептилии, я ощутил под пальцами не маску, а живую плоть!


(The Secret of Sebek, 1937)

Перевод Е. Лаврецкой

Загрузка...