Рассказы из сборника «Приключения Пита Мэнкса»

ДИКТАТОР АМЕРИКИ

Сад Удовольствий был буйством красок, чувственного блеска. Радужные фонтаны мелодично звенели, живые огни делали кожу полураздетых девушек цвета слоновой кости, а девушки веселились на бархатистом дерне и тонкими руками ласкали мужчин. Ладан и игристое вино бродили в голове Джона Стоуна, который растянулся на шелковых подушках, лениво наблюдая за всей этой вакханалией. И все равно глубоко в сердце Стоуна лежал холод, смертоносное предупреждение. Он знал, что кроется за этими сатурналиями, длящимися по приказу Вэйла Нестора, Диктатора отца и знают, что вы доверяете им. А Нестора они ненавидят. Так что…

— Вэйл Нестор превратил Америку в страну рабов! — прорычал Стоун. — Но это отличные новости! Бог знает, сколько раз я пытался сбежать! Но власть Нестора сильна…

— Я знаю, — кивнула девушка. — Но он не посмел убить вас, поскольку тогда бы вся Америка восстала и сокрушила его. Он хотел заглушить ваш разум удовольствиями, сделать из вас инструмент, послушный его воле. Он убил бы вас, если бы мог избавиться от вашего тела, не оставив следов — но в наше время это невозможно. Боевыми лучами он мог превратить вас в пепел и развеять его — но и тогда Ученые определили бы, что произошло.

— Ну, и что от меня требуется?

— Будьте наготове. Мы узнали, что Нестор открыл, как разорвать пространственно–временной континуум, как пробить эту стену, что окружает нашу Вселенную. Он научился открывать путь в другие измерения, и такое устройство станет в его руках ужасным оружием. Так что восстание начнется через неделю. Будьте готовы. — Девушка взглянула наверх, где гудел самолет, и его огни подмигивали звездам. — Меня зовут Дорна. Когда я передам вам сообщение…

И затем, внезапно, случилось нечто необъяснимое!

Все огни внезапно погасли.

Стоун и Дорна очутились в полной темноте. Стоун выругался, его рука метнулась к поясу за оружием, которого там не было. Свет звезд на небе, прожектора вдалеке — все исчезло, словно задернули черный, как уголь, занавес. Лишь откуда–то издалека доносилось слабое жужжание.

— Дорна! — резко позвал Стоун.

Никакого ответа. Он попытался шагнуть к девушке и…

Обнаружил, что не может пошевелиться! Какой–то странный паралич сковал его оцепенелое, лишенное ощущений тело, и странная усталость стала расти в сознании.

Жужжание становилось все громче. Вспыхнуло холодное, серое свечение, и в его скудном свете Стоун увидел возле себя Дорну, ее тонкое, полунагое тело, твердое и неподвижное. Но, кроме нее, Стоун не видел больше ничего. Не было даже неба, его место заняло серое свечение.

Потом что–то появилось чуть выше его головы. Стоун увидел платформу, просто висящую в воздухе, и на ней играли отблески света. Стоуну почему–то было больно глядеть на эту платформу, странная вибрация делала ее полуреальной, вроде бы материально и одновременно призрачной. Платформа медленно плыла к нему. На ней был Диктатор Америки Нестор и… девушка.

Чисто выбритый, с внушительным лицом, в серой, без всяких украшений, форме армии Вандала, Вэйл Нестор улыбнулся Стоуну. А девушка…

Это была Афродита…

Ни одна земная женщина не может быть такой красоты, подумал Стоун. Прохладные зеленые глаза, со слабой усмешкой наблюдающие за ним, и полные губы, сложенные в улыбке. Зеленая прозрачная одежда выставляла напоказ ее грудь, и лишь треугольничек более плотной материи закрывал низ живота, а ниже были идеально стройные ноги. Пенорожденная Афродита, выходящая из моря…

Нестор махнул рукой, повернувшись к своей спутнице, и девушка кивнула в ответ, затем подняла руку, в которой было какое–то блестящее металлическое устройство. Стоуна охватило странное чувство — он почувствовал себя в невесомости. Его ноги уже не опирались о землю, и что–то влекло его к платформе.

Он не мог двигаться, не мог шевельнуть ни единым мускулом, чтобы разрушить странные путы, связавшие его. Он чувствовал, что летит вес быстрее, а рядом с ним летела Дорна. Они оказались на платформе, и Стоун услышал тихий смех Нестора.

— Вот и все, Марсалайя, — сказал он. — Это было не трудно.

Он протянул руку и коснулся кнопок на пульте управления перед собой. Мучительная вибрация сотрясла Стоуна, и он рухнул на платформу, по–прежнему не в силах пошевелиться. Рядом с ним упала на платформу Дорна.

Серость стала меняться. В глазах Стоуна все завертелось. Ему показалось, что он падает вертикально вниз, и одновременно с ужасной скоростью скользит вперед. На какой–то странный момент он разделился, и одна его ипостась повисла на гране между двумя секторами пространственно–временного континуума — между измерениями!

Нестор стремительно пнул тело Дорны. Женщина в зеленом что–то вскрикнула, пытаясь его остановить, но было поздно. Дорна скатилась с платформы, Стоун мельком увидел ее искаженное ужасом лицо. И тут началось чистое безумие.

Когда девушка упала с платформы, что–то принялось рвать ее тело, кромсая его на отдельные фрагменты и атомы, а потом разрывая и сами атомы, осколки которых. Кружась…

— Она оказалась одновременно в двух измерениях, Стоун, — пробормотал Нестор. — Ее тело, чувства и разум были разрушены вплоть до уровня элементарных частиц. На вас же… — он гордо выдвинул вперед нижнюю челюсть, — у меня другие виды.

У Стоуна снова все завертелось перед глазами. На него стала надвигаться серость, уничтожая все чувства…

Он медленно пришел в себя и увидел. Что все вокруг залито тусклым красным светом. Девушка, которую Нестор назвал Мар–салайей, стояла над ним с металлической штуковиной в руке, и целилась ею в него.

Стоун попытался вскочить на ноги, откатиться, но не смог. Краешком глаза он видел небольшие квадратики зеленой травы и, вдалеке, странные крошечные каменные насыпи. Стоун был поражен и шокирован, когда увидел, что вокруг него перемещаются невероятно крошечные существа.

Фантастические маленькие люди!

Из оружия девушки ударил ему в грудь зеленый луч и растекся по телу, купая его в странном пламени. Но никакой боли не было. Было лишь странное чувство, будто он сокращается. А маленькие люди вокруг него почему–то росли. И трава — это был уже лес — тоже росла. А над собой, сквозь зеленое сияние, Стоун видел гигантскую Марсалайю. Внезапно он понял, что происходит. Зеленый луч уменьшает его до бесконечно малых размеров.

Сознание Стоуна помутилось. Он смутно ощущал, что его тащат по каким–то извилистым коридорам… а через какое–то время он увидел над собой черный полок и вдруг почувствовал, что может снова контролировать свое тело.

С трудом он встал на ноги. Паралича больше не было. Комната, в которой он находился, казалось черным кубом, а через окно в нее вползал тусклый красный свет. Стоун пошел к нему.

Пейзаж, который он увидел из окна, ничуть не походил на земной! Унылое красное солнце, в три раза больше обычного, нависало над морем безумных джунглей. Сплошной зеленый ковер тянулся от горизонта до горизонта и состоял из гигантских деревьев, возносящихся на сотни футов вверх, а их оплетали корчащиеся и извивающиеся, как змеи, лианы. Казалось, они ползали, как живые существа, и Стоун с ужасом осознал, что они действительно живые. Растения, извивающиеся и делающие внезапные броски, словно пытались наброситься на него. Стоун содрогнулся от холодного ветра, дующего в этом чужом мире.

Позади раздался тихий голос и что–то сказал на языке, который явно не был английским. Но как ни странно, Стоун все понял. Слова, казалось, возникали в его мозге, словно бы передаваемые телепатическим путем.

— Очнулись? Как вы себя чувствуете?

Позади стояла девушка Марсалайя, все еще воплощенная Афродита с нежным телом богини и загадочными изумрудными глазами. Стоун шагнул к ней, схватил ее за руки и почувствовал странный, незнакомый аромат ее длинных, темно–рыжих локонов.

Но он отбросил все чувство и впился в нее суровым взглядом.

— Какого черта? Где я? И где Нестор?

Марсалайя рассмеялась. И снова с ее красных губ слетели незнакомые слова — и опять он понял их значение.

— Но вы же хотите спросить не это. Вас интересует, пойму ли я ваш язык. Я читаю ваши мысли, Джон Стоун.

— Вот как? Тогда, раз вы меня понимаете, верните меня обратно в Вашингтон. Я там нужен. Перенесите меня туда, где сейчас Нестор.

— В Вашингтон? — Зеленые глаза дразнили его. — Его никогда не существовало в этой Вселенной. Это другое измерение, другой сектор времени. Этот ваш Вашингтон, возможно, стал пылью миллион лет назад. А может, еще вообще не возник. Нет, вы должны повиноваться мне. Вы не можете иначе.

— Это еще почему? — проворчал Стоун сжал запястье девушки и завернул руку ей за спину. Она стала бороться, корчиться, пытаясь ногтями впиться ему в лицо, но Стоун был гораздо сильнее ее. Развернув девушку лицо к себе, он сжал обе ее руки своей широкой ладонью.

— Где Нестор? — прорычал он.

— Вернулся на вашу планету! Он… Когда он прошел через измерения, то научил меня кое–чему. А взамен попросил, чтобы я убила вас.

Стоун глядел на ее очаровательное личико, находящееся так близко от его лица.

— Ну, и что дальше?

— Я… я согласилась, но у меня не было никакого желания убивать вас. Отпустите меня! Пожалуйста! — Губы ее кривились от боли.

Стоун отпустил ее — и резко обернулся, когда за окном мелькнула какая–то тень.

— Не двигайтесь, если дорожите своей жизнью! — раздался позади него глубокий голос Марсалайи. — Он улетит…

За окном что–то мелькнуло, черный, бесформенный силуэт, от которого по спине Стоуна пробежала дрожь, хотя он не смог бы сказать, почему. Он подождал, но тень не возвращалась.

— Что это было? — спросил Стоун девушку.

Она долго молчала, затем подошла к окну и долго глядела из него.

— Зверь, — сказала она, не оборачиваясь. — Он искал свою добычу. Стоун, я согласилась на предложение Нестора, потому что мне нужна помощь, чтобы убить Зверя.

— А разве сам Нестор не мог его убить? — спросил Стоун. — Что это, какая–то птица?

— Нестор не стал бы, — с горечью сказала Марсалайя. — И при этом, он не дал мне оружия, с которым можно сразиться со Зверем.

— И он просто вернулся на землю. Но я не понимаю, почему должен бороться с этим вашим Зверем. Я ничего вам не должен. Вы можете вернуть меня в мой родной мир?

— Я не могу, — сказала она и, обернувшись, выпрямилась во весь свой рост. — Но я вам приказываю…

Стоун улыбнулся.

Зеленые глаза девушки помрачнели.

— У меня есть кое–какая власть, Стоун. Я могу причинить вам большую боль…

— Я тоже.

Рука девушки метнулась куда–то вниз, и в ней опять оказалось странное металлическое устройство.

— Не глупите! — прошептала она, и из устройства вырвался красный луч. От его удара Стоуна опять сковал паралич, и одновременно луч пронзил. Как копьем, каждый мускул. Ужасная боль взорвалась в его нервных окончаниях, пот вырвался изо всех пор, и Стоун невольно застонал. Красный луч погас. Стоун отчаянно пытался остаться в вертикальном положении, хотя его ноги превратились в кисель. В животе бурлила тошнота.

— Теперь вы будете повиноваться?

Стоун отчаянно попытался прыгнуть на девушку, но она предусмотрительно отскочила назад, подняв свое оружие.

— Стойте на месте, — предупредила она.

— Идите к черту! — огрызнулся Стоун. — Если вы думаете…

Зеленые глаза недоуменно уставились на него. Внезапно Марсалайя отбросила свое оружие.

— Я не хочу делать вам больно, — тихо сказала она. — Даже для того, чтобы спасти мой народ… Но вы должны убить Зверя! Должны!

Стоун упрямо покачал головой.

— Я дам вам все, что угодно, даже… — лицо Марсалайи вдруг побледнело. — Даже себя, — очень тихо сказала она.

Быстро подняв руки, она спустила с плеч изумрудное платье. Платье сползло вниз, обнажая шары ее грудей цвета слоновой кости, гладкий, плоский живот, тонкий контур бедер, и легло вокруг щиколоток.

— Даже себя, — пробормотала девушка.

Кровь запульсировала в венах Стоуна. Нагое тело девушки казалось ожившим пламенем неземной красоты, оно тянуло к себе, как магнит, и Стоун невольно шагнул вперед.

А затем Марсалайя оказалась в его объятиях, прижатая к его груди, и тоже крепко обнимая его. Ее губы нашли его, ее ароматное дыхание экзотическим безумием стиснуло горло Стоуна. Афродита! Богиня любви, богиня экстаза!

Она напряглась в объятиях Стоуна, и его руки, лаская ее, спускались все ниже по телу, похожему на пламя…

Затем она шагнула назад.

— Вы убьете Зверя за такую награду? — прошептала она.

Стоун пришел в себя, преодолевая красную завесу страсти, влекущую его к белому телу девушки.

— Нет! — хрипло сказал он. — Если вы не вернете меня в мой мир…

Марсалайя вспыхнула.

— Я же уже вам сказала… — начала она но тут же замолчала, нахмурившись. — А может быть, да! Возможно, я могу это сделать. Не одна, но с помощью Нестора.

Стоун неуверенно рассмеялся.

— На это немного шансов.

Девушка стремительно нагнулась — белые конусы ее грудей заколебались, — подняла платье и поспешно скользнула в него.

— Подождите. Он неохотно оказывает помощь, но мы его заставим. Нестор вернется сюда.

— Откуда вы знаете?

— Я видела это в его сознании. Я прочитала его мысли, но он не знает об этом. Он вернется, чтобы убедиться, что вы мертвы, и тогда — клянусь Безмолвными Наблюдателями — вы вернетесь в свой мир!

— Полагаю, я должен рискнуть, — проворчал Стоун. — По крайней мере, это мой единственный шанс. Ну, допустим, вы окажетесь правы. И что тогда?

— Вы должны убить Зверя.

— Значит, это сделка?

— Да. Может, не совсем справедливая, но что я могу поделать. Я должна спасти свой народ и свой трон.

— Но что такое этот ваш Зверь? — спросил Стоун.

— Послушайте, у нас в Р, хане есть что–то вроде науки, но весьма слабой. Мы знаем тайну невидимости и изменения размеров…

— Зеленый луч? — прервал ее Стоун.

— Да, — кивнул она. — Тот, который доставил вам столько неприятностей. По нашему обычаю, ученые использовали для опытов осужденных на смерть убийц. Они экспериментировали с деформацией атомов и пытались сделать то, что вышло у Нестора — открыть врата в другие измерения. Но наши ученые избрали неверный путь. Они использовали лучи на теле объекта, пытаясь переслать его в другое измерение, и для этого изменяли атомы его тела. Результаты были неудачными, но изменения произошло… — В глазах девушки появился ужас. — Изменилась структура атомов тела убийцы! Он превратился в чудовище с гигантской силой. И когда он понял свою силу, то убежал и пытается теперь захватить власть над всем Р'хоном. Он больше не человек. Мы зовем его Зверем. Он может летать, превращая руки в крылья — в громадные крылья, в три раза длиннее туловища. Сила может быть ужасной, когда ей неправильно пользуются.

— Теперь мне понятно, — сказал Стоун, — все, кроме одного. Почему вы считаете, что я могу убить этого Зверя, если вы не можете?

— У нас есть кое–какое оружие, но мы не воинственная раса. Наше оружие основано на принципах вибрации, а из–за изменения атомной структуры Зверя, вибрация не оказывает на него никакого действия. Таким образом, он хочет спариваться со мной и управлять всем Р'хоном. Но вы можете его убить, потому что люди вашей планеты гораздо сильнее нас. Когда ваше тело уменьшилось, вы сохранили всю мускульную силу, которой обладали в своем мире, но сжатую в теле, в сотню раз меньше по размерам. Значит, вы, по крайней мере, столько же сильны, как Зверь, если вообще не сильнее его. У нас не такая уж большая сила, но вот у вас…

Девушка повернулась и прижала руку к стене. Кусок стены отодвинулся в сторону, открывая пустоту. Марсалайя что–то тихо пробормотала. С нежным щелчком открылась дверца ниши. В ней лежал пытающий бледным светом камень с кулак величиной, бросивший отблески на лицо Стоуна.

— Это драгоценный камень роглия, — сказала Марсалайя, — один из самых твердых минералов на нашей планете. Только самые мощные молоты могут его разбить. Сожмите его в руке, Стоун.

Стоун взял драгоценный камень и для пробы сжал пальцы. Камень смялся, как целлулоидный, между пальцами посыпалась сверкающая пыль.

— Да, — пробормотала девушка, — вы сильны. Вы будете бороться со Зверем?

Стоун заколебался.

— Если это единственный шанс вернуться в свой мир, то я полагаю, что должен… Да! Но вы исполните свою часть сделки и поможете мне с Нестором?

— Пойдемте, — кивнула она.

Стоун пошел за девушкой по извилистому коридору из черного металла, который завершился квадратом синего неба над головой. Они очутились на крыше. Подойдя к краю, Стоун увидел невероятно далеко внизу яркие минареты и башни города. Несколько башен почти достигали той головокружительной высоты, на которой они стояли. Улицы внизу были почти пусты. Стоун увидел лишь несколько человек, быстро, украдкой перебегавших их.

Повернувшись, Стоун увидел, что Марсалайя стоит одна в центре крыши. Голова ее была гордо вздернута, с красных губ срывались громкие крики. Она вызывала Зверя. Использовала себя, как приманку, чтобы чудовище появилось здесь.

Стоун подошел к ней.

— Но вы можете дать мне какое–нибудь оружие? — спросил он. — Хотя бы меч?

Она обратила на него дразнящие зеленые глаза.

— Зверь неуязвим для нашего оружия — оно ломается об него. Погибло много наших воинов, доказывая это. — Внезапно, ее лицо стремительно побледнело и напряглось. — Зверь тут! Да хранят вас Безмолвные Наблюдатели, Стоун!

Послышался странный шум, словно скрипели большие шестеренки. Стоун повернулся и увидел, что над краем черной башни появилась ужасная, невероятная фигура.

Это был Зверь.

Некоторые человеческие черты этой твари делали его более ужасным, чем если бы это было просто животное. Чувствовалось, что все атомы тела его ужасно деформированы, и эта деформация вызывала чистый ужас. Зверь был приземистый и казался бескостным, с огромной цилиндрической головой на широченных горбатых плечах, из которых простирались гигантские металлические крылья. Плоть чудовища мерцала, постоянно меняя цвет, словно бесконечная вибрация постоянно взбалтывала структуру грубо вылепленного тела. Большие пытающие глаза уставились на Стоуна, потом перевели взгляд на девушку.

Чудовище издало сердитый, торжествующий крик. Он больно ударил по барабанным перепонкам Стоуна, утверждая его во мнении, что этот Зверь неестественно жесток, и ему не должно быть места в нормальном мире. Он был сплошным живым богохульством, и его рычание, когда он двинулся вперед, оказалось визгливым и уходило за пределы восприятия человеческого уха, и от этого рычания у Стоуна заболела голова. Но он двинулся навстречу Зверю, чувствуя страх и отвращение, с которым не мог совладать.

Но Стоун не ожидал у Зверя такой силы. Чудовище бросилось на него и опрокинуло на спину, подмяв под себя весом собственного тела. В течении секунды он нависал над Стоуном, затем отпрыгнул. Стоун услышал полный ужаса крик Марсалайя.

Стоун вскочил на ноги и увидел, что чудовище тянет в свои объятия девушку. Она попыталась убежать, но ее схватила когтистая лапа. Платье девушки было разорвано и на голом теле ясно выделялись красные царапины, образовавшиеся, когда чудовище схватило ее. Потом Марсалайя внезапно потеряла сознание, и ее белое тело, казалось, светящееся на фоне отвратительного мерцания Зверя, скрыла его туша.

Чудовище опустило голову и словно обнюхивало безвольное тело девушки. С хриплым криком Стоун ринулся вперед, багровое безумие застлало ему глаза при виде этого богохульственного осквернения.

Зверь небрежно отбросил Марсалайю и повернулся навстречу Стоуну. На секунду Стоуну стало плохо от смертоносной ненависти, плещущейся в глазах Зверя, а потом к нему потянулись когтистые лапы. Когти впились Стоуну в плечи и потащили его вперед.

Наступил момент истины. Действительно ли чудовище столь сильно? Сумеет ли Стоун высвободиться из этих ужасных объятий?

Стоун со всех сил ударил в ужасную маску, оказавшуюся так близко от него, и заметил изумление в неподвижных глазах Зверя. Его плоть подалась под кулаком человека, но все же чудовище осталось вроде бы невредимым. Правда, крылья его были сломаны и скомканы, когда он отшатнулся от удара, но Зверь сам оторвал их одной лапой и отбросил в сторону. И затем с ревом прижал Стоуна к себе.

Ощущение от его тела было омерзительным. Казалось, оно вытекало из рук Стоуна. Грязное дыхание забивало ноздри человека, пока он наносил удары по корчащемуся и казавшемуся бескостным телу. Они боролись, раскачиваясь на краю крыши.

Стоун бил, рвал и метал, чувствуя, как внутри него поднимается тошнотворный ужас. Да что он, неуязвимый? Неужели он даже не ранен? Из ран, оставленных когтями Зверя, текла кровь. Но на блестящей, разноцветной шкуре его не было ни малейших следов повреждений.

Внезапно Стоун услышал предупреждающий крик Марсалайи:

— Стоун… Нестор возвращается! Быстрее убейте Зверя, или я не смогу помочь вам!

Через горбатое плечо чудовища Стоун увидел, как девушка. Почти нагая, лишь с обрывками платья вокруг бедер, поднялась на ноги и стоит с протянутыми руками. К Стоуну внезапно вернулись силы.

Он нагнулся и вскинул Зверя себе на плечи, чувствуя, как одна из его когтистых лап впилась ему в грудь. Но он оторвал ее и пошел к краю крыши. Покачиваясь под весом чудовища. Зверь ревел и пытался вырваться у него из рук.

Стоун не мог причинить противнику боль, но он был немного сильнее. Они оба, человек и чудовище, боролись на самом краю крыши, и вдруг Стоун поскользнулся и упал на спину, ударившись головой о бордюр.

Гладкий черный материал бордюра не выдержал и раскололся. Стоун почувствовал, что теряет сознание. Зверь уже навалился на него всем своим весом. Стоун отчаянными ударами пытался отбросить его и внезапно… Чудовище отлетело, покатилось по краю крыши и полетело вниз, с замершим далеко внизу предсмертным воплем. Стоун чуть было не последовал за ним, но успел откатиться в сторону, а Марсалайя, уцепившись за него, вовремя удержала его от падения.

Стоун глядел на нее, стоящую рядом, с огромными ликующими глазами.

— Подождите! Подождите здесь, Стоун! — закричала она и помчалась к черному проходу в башню. Задыхающийся, чувствуя слабость, Стоун с трудом поднялся на ноги и стоял, пока минуту спустя не вернулась Марсалайя. В руке ее был маленький сверкающий кристалл и устройство из серебристого металла. Она протянула кристалл Стоуну.

— Быстрее… Нестор уже здесь. Когда я скажу, осторожно сожмите кристалл…

Пальцы Марсалайи напряглись на металлическом устройстве. Из него вырвался знакомый уже Стоуну зеленый луч. Сквозь изумрудное свечение он увидел, как башня сжимается, словно опускается вниз. Город стремглав становился маленьким, и лишь белая фигурка Марсалайи оставалась тех же размеров, поскольку увеличивалась вместе со Стоуном.

— Вы убили Зверя, — тихо сказала она. — Моя благодарность будет не на словах. Сожмите кристалл. В нем заключена тайна невидимости…

Стоун сжал пальцы на драгоценном камне и тут же оказался в полной темноте.

— Через кристалл, — услышал он слабый голос девушки. — Смотрите через него.

Стоун повиновался, поднес камень к глазам и сквозь него увидел будто стеклянное лицо Марсалайи и окутанное зеленым сиянием ее тело цвета слоновой кости. Он отнял камень от глаз и оказался в непроницаемой темноте. Поднес обратно и увидел зеленые джунгли и черный город, уже крошечные и исчезающие где–то внизу.

— Молчите, пока я не позволю, — сказала девушка. — Вы будете невидимы для Нестора. Только не отпускайте камень, иначе снова окажетесь видимыми. Когда я скажу вам, вскакивайте на платформу.

Стоун не осмелился ответить. Вскоре его рост остановился, и тогда он увидел платформу и на ней Нестора, на красивом лице которого было выражение мрачной готовности. Заметив Марсалайю, Нестор подался вперед, стиснул губы. Стоун подумал было, что Нестор услышал его дыхание, но диктатор глядел только на девушку. Стоуна охватило ликование: он был невидим для своего врага!

Изменение размеров совсем прекратились, Стоун, Марсалайя и Нестор были примерно одного роста, только девушка на полголовы ниже их.

— Вы вернулись, Нестор! — тихо сказала она.

Диктатор настороженно глядел на нее.

— Да. Стоун действительно мертв?

Марсалайя кивнула.

— Его убил Зверь. Теперь вы дадите мне оружие, раз я сделала все, как вы пожелали?

Нестор выглядел пораженным.

— Но я ничего не говорил вам… Вы что, читаете мои мысли, да? Черт с вами, Марсалайя! Нет, я не дам вам оружия — но заберу вас с собой на Землю. Стоун мертв, и Ученые никогда не смогут определить, где и как он умер, и вы присоединитесь к нему, но только после того, как я позабавлюсь с вами!

С громким смехом диктатор протянул сильную руку, схватил девушку и втащил ее на платформу. Пальцы Нестора стиснули ее голые плечи.

— Вы красивы! — хрипло прошептал он. — Я вас захотел с первой же встречи. Но тогда я нуждался в вашей помощи. А теперь все изменилось…

Толстые губа Нестора потянулись к ней, и девушка, изгибаясь, чтобы увернуться от него, крикнула:

— Стоун! Помогите!

Стоун тут же прыгнул на платформу, и тут же испытал страшный шок. У него закружилась голова, и кристалл выпал из разжатых пальцев. Нестор выдохнул ругательство. Стоун понял, что утратил невидимость.

Диктатор стремительно повернулся и ударил пальцами по панели управления. И их тут же окружила серость. Платформа летела через измерения чужих пространств.

Нестор понимал, что медлить не стоит, поскольку Стоун уже рванулся к нему со смертельным холодом в глазах. Рука Диктатора метнулась к поясу и невероятно быстрым движением выхватила оружие.

Тонкий раскаленный луч обжег плечо Стоуна. Тот ударил Нестора, который от удара отшатнулся, отступил на самый край плат формы и там попытался ухватиться за пустоту. Мгновение он балансировал на краю, затем рухнул вниз, воя, как потерянная душа. И тут же его тело было разорвано на части, вывернуто наизнанку и превратилось в облачко элементарных частиц, как прежде произошло с Дорной, точно так же убитой Нестером. Возмездие было неотразимо, и та же самая судьба настигла Диктатора.

У Стоуна закружилась голова. Шатаясь, он шагнул к пульту управления и попытался взять себя в руки. Вспоминая, как Нестор вел платформу, Стоун нагнулся над пультом, рассматривая полдюжины кнопок.

Четыре были нажаты. Оставались две — черная и белая. Стоун почувствовал, как Марсалайя коснулась его руки.

— Мы сможем… вернуться? — пробормотала девушка.

— Не знаю, — мрачно ответил Стоун и наугад нажал белую кнопку.

И тут же он понял, что ошибся.

Платформа задрожала и стала крениться набок, словно скатываясь в какую–то пропасть меж измерений. Девушка вцепилась в него. Теряя сознание, Стоун с трудом дотянулся и нажал черную кнопку…

Платформа немедленно выпрямилась и стала спускаться через рассеивающиеся серые облака. Потом туман исчез совсем, и Стоун ощутил толчок, бросивший его на колени…

Он вернулся в Сад Удовольствий. Луна нависала над самыми деревьями, озаряя поляну холодным блеском. Было очень тихо. Вдалеке еле слышно журчали фонтаны, но не было ничьих голосов, ни музыки. Стоун поспешно прыгнул с платформы, повернулся и подхватил Марсалайю, последовавшую за ним. Он держал ее в объятиях, аромат волос напомнил ему об экстазе, и он прижал к себе стройное тело девушки.

— Марсалайя, — прошептал он. — Нестора больше нет. Америка снова свободна и… — Стоун заколебался. — Наши ученые поймут, как работает эта платформа. Они найдут способ вернуть вас домой.

Зеленые глаза нежно глядели на него.

— Найдут ли? Но мой народ теперь в безопасности, ведь вы убили Зверя. Они больше не нуждаются во мне.

— Вы… Ты хочешь сказать, что останешься здесь? Со мной на Земле? — недоверчиво спросил Стоун.

Марсалайя не сказала ни слова, ответили ее губы.

МРАЧНОЕ НАСЛЕДИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Племя молча следовало за вождем Зоргом по диким зарослям. Все были напуганы. Густой подлесок и темные вершины деревьев над головами создавали таинственную атмосферу, вполне соответствующую легендам об этих необитаемых землях. Иногда виднелись закругленные вершины невысоких гор, окаймляющий далекий горизонт. Воздух был по–весеннему прохладный, памятующий еще о зимних холодах.

Одна женщина отделилась от растянувшегося отряда, подошла к Зоргу и осторожно коснулась руки вождя.

— Я боюсь, — заныла она. — Зорг… давай вернемся…

Зорг ничего не ответил, но его рука, сжимающая деревянное древко копья, заметно напряглась, а обтянутые мехом плечи распрямились, словно показывая готовность справиться с любыми опасностями.

— Ты сильный, — продолжала женщина. — Наверное, ты самый сильный в мире. Но… здесь ведь живет Разрушитель, Зорг!

Шаман Джал поравнялся с ней — сухощавый старик в кожаных, раскрашенных одеждах. Его пристальный мудрый взгляд странным образом успокоил женщину.

— Мы голодали на прежнем месте, — сказал он. — Зима убила всю дичь.

— И я не стану выкапывать корни, точно свинья, — резко сказал Зорг и, расправив пальцами свободной руки жесткую рыжую бороду, осмотрел стоящий вокруг лес. — А здесь есть дичь. Если Разрушитель так могуч — почему же он не истребил оленей?

— Ты же знаешь, он ненавидит только людей, — в голосе женщины послышались рыдания. — Мы все здесь умрем.

— Этот все байки! — сказал Зорг голосом, в котором не слышалось убеждения. — Старушечьи выдумки…

Морщинистое лицо Джела повернулось к вождю.

— Это вовсе не байки, Зорг! Не забывай, без меня племя не пошло бы за тобой в эти злые края. Мы должны вести себя незаметно. Бог Солнца проклял эти края, где обитал Предатель.

Зорг задумался. С раннего детства он вместе со всем племенем поклонялся Солнцу, и вместе со всеми плевал на стоящий в храме большой, черный, каменный шар который символизировал Предателя. Никто еще на его памяти не рисковал вторгаться в запретные места, которые, согласно легендам, служили Предателю домом. И теперь, закрывая мозолистой ладонью глаза от солнца, он видел вдалеке то, что слегка пугало его.

Много веков назад здесь были пригороды огромной столицы, но Зорг не мог этого знать. Потоки времени постепенно покрыли их растительностью. Все деревянные постройки давно уже сгнили, но иногда в подлеске попадались странные камни. Зорг уже не раз находил развалины городов, но не испытывал такое чувство пустоты, как теперь. Он не мог понять это чувство, а ведь Зорг был реалистом, и ему не нравилось то, что он не понимал.

Племя тащилось следом за ним, несчастные голые дикари. Послушаются ли они, когда он прикажет разбить здесь стоянку? Дичи здесь было много, а они изголодались. И хотя время больших снегов кончилось, пройдет еще немало лун, прежде чем можно будет легко раздобыть еду. Но… здесь были земли Предателя. На Зорга нахлынул порыв гнева, и он погрозил кулаком серому небу жестом глупого вызова. Женщина застонала, дрожа на холодном ветру, дувшем между деревьями.

Джал резко указал рукой вперед. С того места, где они стояли, Земля спускалась в небольшую долину, плотно заросшую по краям деревьями. На дне ее, на поляне были развалины здания. Здание казалось сохранившимся лучше, чем Зорг видел когда–либо прежде. А над ним мерцало в воздухе какое–то сияние, чуть видимое, необъяснимое.

Собравшиеся в кучу люди стали перешептываться. Их постепенно начал охватывать страх. Даже Зорг заколебался, не зная, что предпринять.

Джал коснулся его руки и тихо сказал:

— Ты должен пойти туда.

— Что?

Движением глаз Джал указал на племя. Он перестанет быть вождем, если сейчас выкажет страх. Они тогда побегут назад, туда, где остался их дом, и где они станут умирать от голода.

Поняв это, Зорг рявкнул приказ и стал спускаться по склону. Увидев, что Джал следует за ним, он почувствовал себя странно свободным.

Они ломились через подлесок, пока не вышли на поляну. Вокруг поднимались склоны. Наверху, на гребне самого высокого склона, Зорг увидел крохотные фигурки людей. Все племя глядело на него.

Зорг быстро пошел к развалинам. Мерцающий радужный свет походил на купол, накрывающий большую часть поляны. Зорг остановился перед ним.

За спиной он слышал дыхание Джала. И, ощущая на себе взгляды племени, с невольной дрожью протянул руку и коснулся прозрачного, мерцающего барьера.

Он ощутил легкое сопротивление, но не больше, чем от воды. Тогда Зорг решился и шагнул вперед, прямо через странную стену. И понял, что Джал идет за ним.

Оказалось, что все внутри стены было странно неподверженным времени. Каменные блоки были с острыми краями, а не скругленные временем. На земле лежали хлопья какого–то вещества, чего–то, что Зорг никогда раньше не видел. Он почувствовал, что Джал глядит на него, и обернулся. Шаман указал куда–то в сторону.

Между каменными стенами, расколотыми и раздробленными, была видна комната. Там стояли, наполовину засыпанные пылью, неравными кучами устилавшей пол, какие–то непонятные предметы. Посреди комнаты, в какой–то камере без крышки, был погребенный пылью человеческий скелет. Среди белых обнаженных костей тускло блестело что–то черное.

— Человек… — прошептал Зорг и не смог закончить, потому что понял, что может ответить Джал.

И шаман действительно пробормотал:

— Никакой это не человек, Зорг. Это Предатель. Смотри! — он подошел к порогу комнаты и ткнул вперед рукой. — Видишь, что он держит? От лежащего трупа остались лишь кости. А эта штука совсем не изменилась…

Руки скелета покоились на черной вещи: каменной статуэтки нагого мужчины, стоящего на черном шаре, подняв вверх лицо, и сжимающего в руке какое–то оружие. Она лежала среди костей и почти не пострадала от времени, только покрылась пылью. И Зорг понял, что видит Предателя, ужасного Разрушителя, который давным–давно разрушил весь мир. Старые легенды вспыли в его голове. «Он возвысил Человека лишь затем, чтобы сбросить его вниз… Бог Солнца спас нас, но все же у Предателя осталась власть над Человеком..».

Зорг резко вздохнул и сказал:

— Джал, если я…

Шаман кивнул и мотнул головой туда, где ждало их племя.

— В твоей власти освободить мир от Предателя… или от легенд о нем, — добавил Джал шепотом, потому что он был самым умным из всех соплеменников.

Он смотрел, как Зорг медленно подошел к скелету и взял сильными, дрожащими пальцами черную статуэтку.

И молния не ударила. Небо не обрушилось. Разрушитель никак не отреагировал на это богохульство. И внезапно Зорг ощутил необычный прилив сил и понял, что достиг цели, к которой гнало его, и мудрого Джала, и все племя, ждущее наверху на склоне. Он поднял вверх статуэтку и стал выкрикивать слова, что должны были сбросить с соплеменников путы страха…

А на пороге разрушенной комнаты стоял шаман Джал, глядя на вождя потускневшими от возраста глазами и вдыхая пыль веков. И в его голове зашевелились непостижимые мысли — вопрос и сомнение, и прежде всего громадное удивление и желание узнать, изучить забытое прошлое, когда Человек был гигантом, а не жалким дикарем, как сейчас.

— Мы никогда не узнаем это, — прошептал он и отвернулся, чтобы последовать за Зоргом. И все же, казалось, что–то исходило от скелета в комнате, странное чувство сродства и странное понимание. Потому что, бесчисленные столетия назад в человеческом счете времени, но всего лишь несколько секунд по времени галактики, Предатель был таким же человеком, как и Джал…

Скотт Холден вовсе не был внушительным с виду, когда сидел за столом, старательно решая уравнения. Лицо его было тонким, бледным и морщинистым, хотя Холдену не стукнуло еще и пятидесяти. И все же он был самым влиятельным человеком в мире 1985 года.

Наконец, он кивнул, что–то удовлетворенно проворчал и нажал кнопку. В ожидании достал из кармана запачканной рубашки потертую трубку из корня шиповника и стал набивать табаком. Когда вошел Дэвид Глинн, его окутали облака синего вонючего дыма.

Холден взглянул на Глинна холодными голубыми глазами. Умные глаза, уши не лопухи, высокий лоб, твердая линия губ — но Холден никогда бы не признался, что его восхищает циничная усмешка, в которой часто кривятся губы Глинна. Глинн готовился в преемники Холдена, как правителя мира.

Этот закон был придуман не Холденом, а навязан ему самим ходом его переустройства мира. Его власть пала на Землю, как тень Титана — тень защиты. Его эксперименты в сфере атомных технологий позволили Человеку построить Утопию. А тайны, которые он продолжал хранить, дали ему возможность прекратить войны, угрожающие разрушить цивилизацию. Если бы Холден не сохранял власть для себя одного, мир давно бы погиб в страшном пламени атомной войны. К счастью, Холден был достаточно мудр, а потому продолжал мирно управлять миром при полном согласии своих подчиненных.

— Вы закончили? — кратко спросил Глинн.

Холден кивнул. Потом встал и подошел к тумбе, на которой стояла черная каменная статуэтка, изображающая мужчину, ноги которого были прикованы к земле, а лицо, руки и глаза устремлены вверх, и осторожно взял ее.

— Да, Дэйв, — сказал он. — Я закончил. Отработаны последние мелочи. Когда я переброшу этот выключатель, — кивнул он, — то смогу путешествовать во времени.

— И когда вы…

— А почему бы прямо не сейчас? Но сначала я должен сказать вам кое–что. Эксперимент хорошо продуман, но он все равно опасен. Он может закончиться неудачно. И если я погибну, тогда вы станете управлять Землей.

Выражение глаз Глинна не изменилось.

— Я знаю вас, — продолжал Холден, — и доверяю вам. Возможно, мне бы хотелось, чтобы у вас было побольше в сфере чувств и поменьше в сфере разума, но…

— Но почему вы сами должны стать подопытным кроликом?

— резко спросил Глинн. — Предоставьте это кому–то другому. Позвольте мне, например!

Глаза Холдена внезапно стали мечтательными. Он посмотрел на каменную статуэтку в своей руке.

— Нет, Дэйв. Это моя награда. Много лет я работал ради Человечества. Я дал ему новые возможности, раздвинул границы науки. Я помог Человеку уйти еще немного дальше от животного состояния. И в награду я хочу увидеть, чем все закончится.

Губы Глинна скривились.

— Кого из этих свиней интересует, что вы сделали?

— Дэйв, я работал не ради награды, и вы это знаете. Я работал ради Человека — храброго маленького пигмея, который бросил вызов пространству и времени! — Он слегка застенчиво рассмеялся.

— Я кажусь сентиментальным, да? Ну, хорошо. Вы поклоняетесь науке. Я поклоняюсь Человечеству. И поэтому я сам должен быть подопытным кроликом. Я хочу увидеть вершины развития Человечества.

Холден поставил статуэтку на место. Взял со стола стакан и налил в него из графина воду. Медленно потягивая ее, он продолжал:

— Если я не вернусь…

— Тогда вы просто дурак, — резко бросил Глинн.

Холден не обиделся. Он достал из стола несколько листов бумаги.

— Весь секрет здесь. Если я потерплю неудачу, то продолжу эксперименты. В конечном итоге мы сможем путешествовать во времени.

Глинн внезапно превратился в ученого, холодного, настороженного, внимательного. Он слегка постукивал карандашом по руке, пока Холден продолжал, и его острый ум старался найти ошибки в излагаемой теории.

— Строение атома — это тайна, Дэйв. Время — измерение, которое вовлекает в себя три пространственных измерения, известных нам. Мы похожи на камни, полузасыпанные песком. Обтекающий нас поток и является временем. — Он сделал паузу и усмехнулся. — Это трудно объяснить, но но все мы медленно движемся вместе с потоком. В потоке времени движется вся Земля, а песок, сдерживающий этот поток — строение атома. А теперь слушайте: если камешки, которые я использовал для примера, освободить от песка, то что произойдет?

— Их понесет потоком, — ответил Глинн.

— Да. Камешки будут перемещаться с потоком быстрее, чем когда этому мешал песок. А если камешки были бы живыми, то они перемещались бы еще быстрее. Чтобы человек мог пуститься в плавание по потоку времени, нужно устранить трение строения атома, мешающее этому. И для этого я изменю атомную структуру.

— Вы уже делали это раньше.

— Да, я экспериментировал, но до настоящего времени неудачно. Нынешний эксперимент замедлит движение электронов по орбитам, автоматически уменьшая уровень времени. Я двинусь вплавь по потоку времени, пока автоматический выключатель не позволить энергии оживить мою электронную структуру. И я всегда смогу вернуться, Дэйв, это не будет полет в одну сторону. Я все еще связан с настоящим, как бы соединен с ним резинкой. И смогу вернуться, меня просто притянет обратно. В этих бумагах все написано.

Холден подошел к двери, остановился на пороге и взгляд его задержался на черной статуэтке.

— Идемте, Дэйв. Все готово.

Они прошли в соседнюю комнату. Это была лаборатория, где каждая вещь находилась на своем месте. В одном углу низенькую платформу венчал плоский серый диск семи футов в диаметре. От его основания до труб в стенах тянулись провода.

— Не слишком внушительно, верно? — сказал Холден. — Но здесь сосредоточена гигантская энергия. Встаньте там, Дэйв. Если все пойдет, как надо, то я не исчезну ни на секунду, независимо от того, сколько времени проведу в будущем… Минутку!

Он вышел в соседнюю комнату и сунул в карман кисет с табаком. Вернувшись, поднялся на платформу, сбоку из которой торчал рычаг.

— Скотт! — позвал Глинн.

— А?

— Я… Нет, ничего. Все это мне кажется странным…

Холден понимающе кивнул, поднял руку, помахал на прощание и положил руку на рычаг. Мгновенно платформу и человека накрыла черная сфера. Она появилась из ниоткуда, из пустого воздуха, из небытия — чужая и совершенно чуждая материя…

И внутри нее стоял Скотт Холден, неподвижная статуя, каждый атом и электрон которой был абсолютно инертен…

Холден нажал рычаг, и черная сфера исчезла. Еще миг назад он был в знакомом мире, но теперь все вокруг изменилось.

Он стоял на платформе последи пустого пространства. Помещение было диаметром в сотни футов, круглое, накрытое сверху высоким сверкающим нестерпимым блеском куполом. В воздухе затихал какой–то вибрирующий гул. Холден заколебался, его рука машинально нырнула в карман. Глинн в свое время настоял, чтобы он взял с собой оружие.

Но помещение было совершенно пустым. В нем не было никого.

Холден спустился с платформы и пошел к стене. Стена была голой, из серого металла, немного теплой на ощупь.

И вокруг стояла полная тишина. Холден внезапно почувствовал беспричинный страх.

— Эй! — закричал он. — Привет!

Ответом было лишь эхо.

Если бы я сумел выбраться отсюда, подумал Холден и невольно отшатнулся. Стена, перед которой он стоял, исчезла, в ней мгновенно как бы вытаял большой квадрат. А за ней, внизу, лежал город.

Город был построен, как пирамида зиккурата, весь из серого металла, спускающийся к бледно–желтым джунглям. Даже на таком расстоянии Холден понял, какой гигантский этот странный лес. Взглянув вверх, на красное, слабо греющее солнце, он понял причину этого. Уменьшение солнечного света означало увеличение поверхности листьев растительности.

Какое–то движение прошло по далеким джунглям, хотя не было никакого ветра. Холдену показалось, что это что–то живое, что его бледные отростки перемещаются…

Но так ему никогда не решить тайну этого леса. Глядя на зияющую у ног пропасть, Холден понял, что здесь он не сможет выйти наружу… и в ту же секунду он почувствовал, словно невидимые руки поднимают его в воздух. Невесомый, он повис в воздухе, не испытывая неудобства, но объятый ужасом перед падением, и пытался успокоиться.

В его время люди еще не умели управлять тяготением. Но в нынешние времена, в которых он оказался… Холден заметил, что стены проплывают мимо, и понял, что движется он сам, хотя, когда он закрыл глаза, чувство движения исчезло. Стена растаяла, когда он подплыл к ней, и он вылетел наружу.

Земля была далеко внизу, но почти у самых ног стояли странные металлические здания. Холден понял, что это просто машины, громадные, потрясающие воображение, созданные для каких–то целей, но все же машины. Машины не только из металла, но и из света, движения и чистой энергии, подумал он, смущенный собственным удивлением.

Напрягая зрение, он старался увидеть хотя бы одного человека. Его опять охватил страх, страх перед тем, что этот непостижимый город может оказаться необитаемым. И Холден опять закричал, сам не зная, что именно.

Невидимая сила, державшая его в воздухе, восприняла крик как сигнал, и он полетел вверх к серому потолку, который услужливо исчез при приближении. И за ним Холден увидел свет.

Больше не было ничего, кроме этого света, он рос и раздувался, точно расширяющаяся звезда. Холден даже не морг сказать, какого он цвета. Он казался радужным и одновременно бледным, точно лунная дорожка, бешено пылал и, как ни парадоксально это было, одновременно был немыслимо черным, как ничто во Вселенной. У Холдена появилась странная мысль, что он видит этот свет не глазами, а сознанием. Он почувствовал приступы смеха, но сумел подавить начинающуюся истерику.

И его куда–то влекло в этом свете.

Не хватит никаких слов, чтобы описать чувства слепого, который внезапно прозрел. И не было слов, чтобы описать чувства Холдена. Перед ним вдруг появилось видение, словно кругом были раздернуты какие–то завесы: новые перспективы, невообразимые формы возникли перед ним, и он понимал все, что видит. Знание, казалось, само лилось ему в голову. Знание — и понимание этого невероятного города. Холден вдруг понял, что это за свет, и понял, что свет этот — живой.

Но эта жизнь не имела никакого отношения к человеческой. К нему пришло знание, что она создана с единственной целью: служить хранилищем тайн человеческого разума. Это была библиотека, но больше, чем библиотека. Здесь была собрана вся мудрость Человечества. И эта мудрость могла быть передана любому человеку, со всеми тайнами прошлого и настоящего.

Осознание этого в какой–то мере успокоило Холдена. Он расслабился, позволив потоку знаний свободно литься к нему в голову, и постепенно начал понимать…

Свет рассказал Холдену о его собственном мире и о самом себе. Свет жил невероятно давно. И все же в том прошлом были скрыты семена будущего, микробы, из которых выросла эта колоссальная цивилизация.

Тогда были заложены первые краеугольные камни здания науки. Медленно, мучительно медленно, года, столетия и целые эпохи ученые умножали знания, расширяли их границы, неуклонно двигаясь в неизвестное.

Но с новыми вещами, которые входили в мир, смешивались очень старые эмоции и страсти, более старые, чем Человечество. Жадность, зависть, ненависть, жажда власти — все это шагало в ногу с научным прогрессом. Снова и снова Землю опустошали войны. Ученые беспечно раскрывали тайны Вселенной, но с каждым новым открытием появлялись и новые тайны.

И Холден с ужасом видел умственным взором людей, которых по–прежнему раздирали животные страсти, и эти люди получали в свои руки все новые тайны пространства и времени.

Человеческие города вздымались к стратосфере и уходили далеко вглубь земли. Стали возможными космические полеты, и люди полетели на Марс и Венеру, а затем на спутники планет–гигантов, затем на Плутон и еще дальше, за пределы Солнечной системы. Но люди не ограничились путешествиями в трех измерениях. Ученые нашли способы проникать в миры, лежащие там же, где и человеческий мир, но только в иных фазах колебаний.

Но на Марс и Венеру, Каллисто, Ганимед и Ио, и к ледяному Плутону человек нес свой страх и ненависть. Им управляло наследие животных. Существа на других планетах были порабощены или истреблены. Иные измерения были подчинены власти Земли.

Власть, власть, власть! Наука всегда давала власти новые возможности, и власть всегда злоупотребляла ими. И эти слабости, это наследие животного мира, остававшееся незамеченным в сознании человека, передавалась хромосомами из поколения в поколение.

Возможности Человека все расширялись и расширялись. Раскрывались все новые тайны. Все больше и больше тайн шло ему на службу, важных тайн, тайн космического значения…

Пока Человек не зашел слишком далеко.

И в мозг Холдена хлынули знания об этом…

Черная сфера снова вернулась в лабораторию Холдена. Дэвид Глинн шагнул вперед и увидел, как сфера исчезла. На платформе стоял Скотт Холден — и он был очень стар.

Плечи его были опущены, на лице застыли отголоски той трагедии, что он увидел. Заглянув в глаза Холдену, Глинн почувствовал, как желудок скрутил тошнотворный ужас. Это были глаза умирающего.

Шевельнулись бледные губы.

— Знаете, вы правы… — сказал Холден, пошатнулся и рухнул прямо на руки Глинна.

Час спустя он безжизненно сидел за столом и говорил, не глядя на Глинна. Он рассказывал, что с ним произошло, и его мрачное лицо было неподвижным. Наконец, он закончил свою историю.

— Не понимаю, Скотт. Человек зашел слишком далеко? Вы имеете в виду, что в конце концов он встретил какого–то врага…

— Он встретил себя самого, — вяло сказал Холден. — Я был просто глупцом, теперь я понял это. Приятно было думать о человеке, как о храброй букашке, которая, находясь перед всеми тайнами пространства и времени, смело идет вперед, в неизвестное. Но что мы знаем об этих тайнах? Космос слишком большой, слишком необъятный для нас, Дэйв. Кто мы такие? Грибы, лишайники, паразиты, произрастающие на комьях влажной грязи? Если бы у блохи был разум, подобный нашему, она бы тоже считала себя венцом творения. Но все же вы могли раздавить ее одним движением мизинца. — Он допил свою порцию бренди. — Мы живем на задворках Галактики. Мы только прикоснулись к краю тайн Вселенной. Когда мы проникнем дальше… Разве вы не понимаете, что произойдет? — спросил он резким голосом и стукнул стаканом о стол. — Наша раса развивалась слишком стремительно! Не знаю, как далеко в будущее я залетел. На миллион лет… на сто миллионов… Это не имеет значения. Человек не сможет понять все тайны пространства и времени, пока его разум не разовьется до надлежащего уровня. Наука развивается слишком стремительно, а сам человек — нет. Поэтому он не может правильно использовать те невероятные тайны, которые открывают ученые. Нужна огромная моральная ответственность и контроль над собой — неизмеримо огромные, — чтобы овладеть всеми тайнами Вселенной и при этом не навредит себе и окружающему. Но эти тайны были раскрыты нами преждевременно. Я видел, что произошло. Многие погибли. Были и другие города, в Солнечной системе и вне ее, и в других пространственно–временных континуумах. Город, который я видел, был построен лишь для того, чтобы было где появиться моей сфере перемещения во времени. Видите ли, после того, как меня окутала сфера, она, естественно, оставалась «мертвым пятном» в трехмерном мире все те века, что я летел сквозь время. Ее невозможно было разрушить, но происходили такие геологические измерения земной поверхности, что сфера в момент проявления могла оказаться высоко в воздухе или глубоко под землей. Поэтому в будущем люди построили специальное громадное здание–пирамиду, чтобы она появилась в изолированном от всего помещении. Но в последствии люди поняли, что зашли слишком далеко. Что с тайнами, раскрытыми учеными, не может совладать любая, даже самая прекрасная личность. И тогда люди попытались пойти вспять, создать более простую, приземленную жизнь. Но было уже слишком поздно. У них не было интереса уже ни к чему, кроме все новых знаний, но эти знания губили их. Животные инстинкты и страсти тянули их обратно в болото, не давали вырваться из него на простор. Но они… они нашли выход.

Глинн подался вперед, нахмурившись, потому что лицо Холдена стало мертвенно–бледным.

— Я покинул то помещение, где свет — разумная библиотека, машина, не знаю, как можно это назвать — дала мне знания об этом.

Так что мне осталось неизвестно, что именно придумали люди под конец. Городом управляет автоматическая система. Механизмы с искусственным разумом мысленно удовлетворяют там все мысленные желания людей. Именно так открылась стена, когда я захотел выйти, и все прочее. Эти механизмы пытались повиноваться моим запутанным, неясным мыслям. Как только я пожелал, то сразу же вернулся в помещение, где оставалась моя машина времени. Я чувствовал себя больным и разбитым, Дэйв. Я был совершенно без сил. Дважды я хотел взойти на платформу, чтобы вернуться, и всякий раз останавливался. И знаете, почему? Я не мог улететь, не узнав, какой Человечество нашло для себя выход. — Холден налили себе еще бренди. — И я узнал это. Я мысленно пожелал, чтобы меня перенесли туда, где находятся другие люди. Невидимая сила подняла меня в воздух и стремительно понесла вниз, через бесчисленные этажи и металлические покрытия. Исчезающие при моем приближении, вниз, в самое сердце города–пирамиды. И наконец, в громадном помещении глубоко под землей, я увидел людей. Приблизительно человек сто. Очень красивые люди. Настоящие гиганты. Завораживающие лица, великолепные черепа… — Холден резко рассмеялся. — И знаете, они были безумны. Совершенно, безнадежно безумны. Вершиной развития человека явились идиоты. Они уничтожили то, что уничтожало их самих — разум.

Холден взял бутылку бренди — она была пуста. Глядя на нее, голосом, ставшим вдруг тягучим, словно ликер, он произнес:

— И они были счастливы. Счастливы, потому что не осознавали себя. Счастливы, так как не думали об этом и вообще не умели думать. Разумные роботы кормили и заботились о них. — Он невесело рассмеялся. — Это же забавно, Дэйв! Почему же вы не смеетесь? Человек и его научные стремления… Вы — научный гений, и это вы считаете, что наука может все…

Он встал и пошатнулся, глядя на статуэтку на тумбе. Внезапно он бессвязно выругался и пошел было к ней, но споткнулся и рухнул на пол…

Целых десять дней Холден был мрачной, подавленной тенью. Он бесцельно шатался по лаборатории и все время пил. Волнуясь за него, Глинн стал тайком разбавлять ликер водой. Но внезапно Холден вернулся за свое рабочее место и снова стал предпочитать алкоголю черный кофе. Много дней он занимался своими вычислениями, пытаясь найти какое–то решение. Но все казалось бесполезным.

Но внезапно Глинн дал ему ключ к разгадке, которую он упорно искал.

— Скотт, — сказал он, — здесь что–то не так. Вы говорили, что черная сфера вашей машины будет существовать вплоть до того времени, когда вы появитесь в далеком будущем. Правильно?

— Вы имеете в виду… — пробормотал Холден, и в глаза его засияла надежда.

— Так вот, сферы там больше нет. Я проверил. Она исчезла после того, как вы вернулись.

— Конечно! Вы правы! Я должен был понять это сам! Это означает, Скотт, что будущее может быть изменено!

— Но как?

— Я изменил его, когда вернулся в 1985 год. Время не единый поток. Это сеть с бесчисленными ответвлениями. Каждый момент своего существования мы находимся в некоей вилке. Если я нажму выключатель машины времени, то судьба Земли пойдет по одному руслу. Если же нет — по другому. Время оказывается очень изменчивой штукой.

Холден вскочил, обошел вокруг стола и снова вернулся на место. Вид у него теперь был взволнованный и торжествующий.

— Я многому научился в будущем и могу использовать эти знания… — Он коротко рассмеялся и снова склонился рад своими вычислениями.

Глинн постепенно узнавал об его планах, пока работал с микроскопом и электроаппаратами под руководством Холдена. Старик был возбужден, он работал днями и ночами, прибегая к помощи таблеток кофеина и других стимуляторов.

— Видите ли, — сказал он однажды Глинну, — те факторы, которые сошлись в далеком будущем и явились причиной краха Человечества, по–прежнему существуют. Мы слишком многое возлагаем на науку. Человек должен вернуться к варварству, из которого слишком рано вышел. Потом, постепенно, он восстановит утраченную науку, но только когда разовьется его душа и личностные качества. Мое излучение…

— Оно делает что–то с металлами, Скотт? — спросил Глинн, лицо его было чрезвычайно холодным.

— Разрушает их. По крайней мере, эти знания я вынес из будущего. Соответствующими излучениями можно изменять структуру атомов…

— Но это же уничтожит цивилизацию!

— Только так можно создать потом гораздо лучшую цивилизацию.

— А что будет с человеческим организмом? — тут же спросил Глинн. — Ему необходимы в микродозах многие металлы…

— Процесс уничтожения металлов займет много времени, по крайней мере, сотни лет. За этот срок человек приспособиться к тому, что количество металлов в мире все уменьшается. Так что я принял это во внимание.

Металлы должны быть уничтожены. Эта мысль молотком стучала в голове Глинна, пока он работал в лаборатории, исследовал в микроскоп образцы, регулировал реостаты, собирал приборы. Достаточно любопытно, что из холодного циника он стал яростным защитником Человечества. Он спорил с Холденом, умолял его прекратить работы, обвинял его. Но ничего не добился.

Однажды ночью, работая в лаборатории, Холден услышал какой–то звук из соседнего помещения, где были мастерские Глинна, поколебался, потом прошел в свой офис за оружием, которое хранилось у него в столе. Он понял, что звук, который услышал, был голосом, но голосом отнюдь не Глинна.

Но когда он вошел в помещение помощника с пистолетом в кармане, Глинн деловито что–то печатал на машинке и взглянул на него, вопросительно подняв брови.

— Кто здесь был? — спросил Холден.

Губы Глинна слегка дрогнули.

— Не было здесь никого…

— Кто здесь был? Полиция? Люди из правительства? Вы что, все рассказали им?

— А даже если и так? — Глинн встал, мрачно нахмурившись. — Я дал вам возможность остановиться самому. Я пытался остановить вас, но не смог. Теперь пусть они вас остановят.

Холден взглянул на дверь и убедился, что она заперта. Заметив его взгляд, Глинн кивнул.

— Они легко ее выломают. Скотт, бросьте все это! Я скажу им, что просто солгал…

— Нет!

— Но вы же хотите разрушить весь мир!

— Всего лишь на время, — сказал Холден, слегка усмехнувшись.

Он вдруг почувствовал себя спокойным и уравновешенным, со стальными нервами, хотя понимал, что столкнулся с самым большим кризисом в своей жизни. Интересно, подумал он, как странно и необъяснимо работает человеческий разум.

— Всего лишь на время, — повторил он. — Человек восстановит утраченные науки. И восстановит металлы, когда овладеет атомным преобразованием. Или найдет им замену.

В дверь громко застучали.

— Скотт, прекратите все это, — с жестким отчаянием воскликнул Глинн. — Говорю вам…

— Нет!

Глин глубоко вздохнул и направился к двери.

— Не отпирайте дверь! — резко сказал Холден.

Глинн остановился, но не оглянулся. Потом сделал к двери еще шаг.

Холден выхватил из кармана пистолет.

— Стойте, или я убью вас, Дэйв.

Глинн глянул через плечо, издал низкий, хриплый крик и ринулся к двери. Его рука уже коснулась задвижки, когда Холден выстрелил.

У него не было времени целиться, и пуля уложила Глинна наповал вместо того, чтобы просто ранить. Глинн рухнул на пол и замер. В дверь неистово забарабанили. Холден сунул пистолет в карман, помчался в свою лабораторию и тоже запер ее дверь. Минут пять он неистово работал, потом полицейские выломали входную дверь. Но двери лаборатории еще держалась. Она была окована сталью, и выломать ее оказалось не так–то просто.

И она дала Холдену время закончить работу. Он много узнал в мире будущего и теперь поспешно внес изменения в механизмы платформы машины времени. Ее легко можно было перестроить, чтобы менять структуру атомов различными способами. Когда Холден закончил, дверь трещала под тяжелыми ударами.

Холден нажал рычаг. Возникла мерцающая, переливающаяся всеми цветами радуги сфера, бросавшая вокруг красивые отблески, потом она стремительно потемнела и стала черной, как сфера машины времени. Это был барьер из атомной энергии, через который не могло проникнуть ничто, созданное человеком, и Холден остался внутри него.

Сфера медленно расширялась, легко проникая сквозь стены и перекрытия. Люди за дверью заколебались при виде черной стены, которая надвигалась на них, и стали отступать. Один человек замешкался, когда барьер коснулся его тела, страшно закричал и умер, потому что была нарушена молекулярная структура его тела. Остальные бросились бежать.

Вскоре сфера прекратила расширяться и замерла. Тогда люди стали пробовать на ней свое оружие. Сначала это были пистолеты и автоматы, но пули просто падали на землю, остановленные барьером. Потом в ход пошли пушки и авиабомбы, но все без успеха. Спустя какое–то время Человечество испробовала на сфере все свои средства, чтобы проникнуть внутрь и остановить Скотта Холдена, поскольку Глинн открыл миру тайну Холдена и заранее рассказал, что Холден собирается уничтожить все металлы. Но Человечество не сумело добраться до него.

А ученый беспрепятственно продолжал внутри сферы свою работу. Уже к концу дня он закончил свою машину и без колебаний щелкнул выключателем, посылая на Землю излучение, которое должно уничтожить цивилизацию. Потом вздохнул, потянулся, впервые за последние часы огляделся и понял, что хочет пить. Но графин был пуст, а из крана вытекла лишь тонкая струйка грязи. И Холдену пришлось выпить вместо воды херес.

Какое–то время он смотрел на дверь, за которой лежало тело Глинна, но не стал ее открывать. Пожав плечами, он подошел к лабораторному шкафу и стал осторожно класть в большую колбу прозрачные кристаллики какого–то вещества. После убийства Глинна у Холдена отключились все эмоции, остался работать лишь мозг, разум. И теперь этот разум холодно сказал ему, что в этой сфере его ждет лишь медленная смерть от голода и жажды. Но Холден не мог отключить сферу, так как предполагал, что люди непременно попытаются уничтожить ее всем оружием, какое у них есть.

Нет, сфера должна оставаться, защищая машину, посылающую излучение, которое постепенно будет разрушать металлы. Через сто лет металлы станут редкостью и начнут вообще исчезать. Тогда начнут рушиться города. Через двести лет останутся лишь каменные и деревянные постройки. Человеческое тело приспособиться жить без элементов металлов, а сам Человек вернется в первобытное состояние. Ведь в первую очередь исчезнут научные инструменты, от громадных телескопов до самых маленьких микрометров.

Холден добавил в колбу какой–то жидкости и поставил ее на полку. Когда жидкость покрыла кристаллы, те начали превращаться в ядовитый газ, дающий быструю и безболезненную смерть.

Взгляд его упал на черную каменную статуэтку. Холден снял ее с тумбы и сел в кресло, нянча статуэтку на руках. Она вдруг начала странно тяжелеть… без сомнения, это уже действовал газ.

Через несколько сотен лет металлы исчезнут, но статуэтка останется, ведь она каменная, подумал Холден. И сфера будет держаться еще долго, забирая энергию из окружающей среды. Но постепенно она тоже начнет слабеть и когда–нибудь исчезнет совсем.

Шипел прибывающий газ. Смерть… В конце концов, это только справедливо, ведь он убил Глинна. Глаза Холдена внезапно наполнились слезами. Между ним и Глинном давно уже возникла тесная связь, и теперь воспоминание о нем дало Холдену способность вновь чувствовать… И эмоции затопили его.

Но они уже не могли причинить ему боль… Больше ничто не могло причинить ему боль, он даже уже не боялся того, что все будущие поколения проклянут его и возненавидят…

И постепенно сон Предателя перешел в смерть…

НОВОСТИ ТЕЛЕПАТИИ

Уолтер Хэч, первоклассный обозреватель новостей «Глобал Телекэстер», поспешно вошел в офис и взглянул на часы.

— Осталось две минуты, — сказал он секретарше Джин Хилл. — Какие последние новости?

Когда он сел, Джин поспешно положила ему на стол несколько лент.

— Только это.

— Ясно.

Хэч поспешно просмотрел их, и его худощавое, загорелое лицо напряглось. Десять лет работы с новостями не приучили его относиться спокойно к своей задаче — раскапывать то, над чем работают его коллеги.

— Рутина, — вздохнул он. — И никаких ударных заголовков?

— Ни единого, — покачала головой Джин.

— Вот так и теряют друзей, — проворчал Хэч, подтянул к себе телевизор и включил его. — Я обещал держать это в секрете, но новости есть новости.

Прозвучал предупреждающий сигнал. В уголке телеэкрана вспыхнула красная лампочка. Хэч был в эфире. Зазвучал его голос, ясный и твердый.

— Внимание! Срочное сообщение! Это только что поступило, люди — самая большая сенсация с тех пор, как Австралия отделилась в 1970 году. Ваш корреспондент только сегодня напал на след этой новости. Даю честное слово, что, когда через два года мы вступим в двадцать первое столетие, то мы окажемся в совершенно ином мире. Сегодня я узнал, что доктор Альберт Мэннинг, психолог из Лос—Анджелеса, раскрыл тайну телепатии! Слушайте все! Общение без слов, сознание любого — открытая книга! Больше никаких тайн! Вам не придется больше говорить жене, что вы допоздна работали в офисе — она прочитает ваши мысли вместо того, чтобы обнюхивать одежду! Телепатия существует! Это было доказано экспериментами Университета Дьюка еще в 1938 году. А в Медицинском колледже Гарварда обнаружили, что человеческий мозг испускает энергию — альфа–волны. Доктор Мэннинг продолжил эти работы, и я могу вам предсказать, что в течение года вся Земля перейдет на сознательное телепатическое общение. Мы станем общаться, как и муравьи, радиоволнами. А еще одна теория доктора Мэннинга — можете ей поверить — утверждает, что телепатические функции — отмирающая особенность человека, и что в доисторические времена она была доминирующей. Значит, доисторический человек был телепатом, каким станете и вы через год–другой. Антиобщественные элементы, обратите на это внимание! Телепатия будет доступна всем, и любые ваши алиби станут бесполезны!

Затем Хэч перешел к другим новостям, а ровно через пятнадцать минут покинул эфир и откинулся на спинку кресла, весь мокрый, как мышь.

— Сигарету, Джин… Спасибо…

Он выпустил дым из ноздрей.

— Это, действительно, правда? Я имею в виду, про телепатию?

Девушка смотрела на него широко открытыми глазами.

— Если Хэч сказал, значит, так и есть, — усмехнулся обозреватель. — Конечно, правда. Я сегодня встречался с Мэннингом. Трудно было его расколоть. Он взял с меня клятву держать все в тайне.

Джин подняла брови.

— Это значит многое…

— Ну, иначе бы я не занимался новостями. Но я не могу выходить в эфир без сенсации, ты же знаешь. Практически, Мэннинг считал, что я могу ему помочь. Он только боялся правительственной цензуры. Я обещал, что, если получится, выпущу его в эфир. — Хэч фыркнул. — Но я и сам справился с этой задачей. Иначе Рэй Джерольд со своей тайной полицией быстренько бы сели мне на хвост. Это означало бы концентрационный лагерь — а как общественность обошлась бы без меня? — Он поколебался, потом взглянул в глаза Джин. — Прости, моя девочка.

— Ничего…

Но девушка не выглядела радостной. Ее отец погиб в концлагере для политических заключенных. Он слишком откровенно критиковал деспотичное правительство, правившее Америкой в 1998 году. И было опасно критиковать как командующего Ольфор–та Перретта, так и его правую руку, начальника тайной полиции Рэймонда Джерольда.

Деспотия наступала медленно, но неизбежно. Экономическая депрессия 1945–49 годов превратила страну в пороховую бочку. Политические лидеры и теоретики создавали свои культы, сведенные голодом с ума толпы людей грабили целые города, а группа северо–западных штатов говорила о расколе. Но лишь в 1989 году они привели свои планы в действие, воспользовавшись тем, что между Западной Европой и Востоком вспыхнула война за Канаду, Англия, Германия и Италия заключили союз, а Франция умерла, и ее территория была безжалостно поглощена соседними странами. Британские колонии забыли о своей преданности родине, но только Австралии и Канаде удалось обрести независимость. Англия отказалась оставить Канаду в покое, а так как Америка не дала разрешения о переброске иностранных войск на свой континент, началась неудачная война.

Продлилась она не долго. Советско–китайская коалиция, обширная Восточная коммуна, решила воспользоваться шансом сокрушить Европу, и некоторое время все шло ко всеобщей войне, которая должна уничтожить Землю. Но дипломаты разными способами залили маслом бушующее море, и три великие державы все–таки заключили мир на вулкане. И тогда к власти пришли Перретт и Джерольд. Они собрали армию, вторглись в северо–западные штаты и подавили восстание. Перретт стал героем Америки и в стремительном государственном перевороте захватил Вашингтон, заключил в тюрьму президента и объявил себя правителем, а в стране установил военное положение.

По крайней мере, так сообщалось широкой общественности. Но Хэч знал немного больше. Например, что британский диктатор тайно согласился уступить Канаду Соединенным Штатам, что Перретт помог европейским автократиям покорить великую советскую коммуну. Гавайские острова должны были стать искрой — но эта искра вспыхнула и погасла.

Хэч никого не ругал. Политическая ситуация не касалось его непосредственно, как и большинство других, и он был доволен тем, что удовлетворялись его личные желания. Время от времени, раздраженный очередными репрессиями, он обдумывал обнародовать все, что знал, но он не был дураком. Когда тайная полиция производила аресты, преступники исчезали в концлагерях или того хуже.

Он встал и смешал виски с содовой.

— Завтра будет новый день, — сказал он Джин. — И для него нужно отыскать новые сенсации.

Затрещал телетайп, и Хэч кивнул в его сторону.

— Может, это ответ на наши молитвы. Дай–ка мне…

Джин оторвала ленту, и он поспешно ее прочитал. Девушка не сводила с него любопытного взгляда голубых глаз.

— Прочитай вслух! — торопливо сказал Хэч.

Девушка монотонно прочитала:

— Доктор Альберт Мэннинг был только что арестован у себя дома в Лос—Анджелесе. Подробности неизвестны.

Хэч секунду стоял неподвижно, затем сделал большой глоток.

— И это все?

Джин кивнула. Хэч резко поставил стакан на стол.

— Ну, и?..

Пристальный взгляд девушки был холоден и презрителен.

— Я ничего не сказала.

— Нет… Черт побери, Джин… Это же новости!

— У меня есть еще другая работа. Нужно что–нибудь еще?

Хэч заколебался, потом покачал головой. Девушка молча вышла. Обозреватель допил виски, его бронзовое лицо было покрыто бусинками пота. Дважды щелкнул телевизор. Хэч нажал переключатель.

На экране появилось лицо, с пухлыми, хорошо выбритыми щеками.

— Мистер Хэч?

— Да.

— Личной сообщение от Рэймонда Джерольда. Вас просят не упоминать в своих передачах об аресте доктора Мэннинга. Кроме того, вам выписана премия в размере двух тысяч долларов за то, что вы предоставили правительству важную информацию.

Хэч быстрым движением выключил телевизор. Затем неподвижно сидел за столом, глядя невидящим взглядом в стену…

Больше, чем что–либо другое, его жгли воспоминания о выражении глаз Джин Хилл, и это заставило Хэча действовать. У него не возникло и мысли о том, чтобы бросить вызов Джерольду, но, возможно, существовал какой–то компромисс. У диктора были влиятельные друзья. После осторожных расспросов он узнал, что Мэннинг находится в концлагере возле Сан—Бернардино, милях в шестидесяти к востоку от Лос—Анджелеса. Лагерь считался отрезанным от всего мира, но Хэчу удалось получить в него доступ. Он хотел увидеть Мэннинга, потом что ходили всякие неприятные сплетни о плохом обращении с заключенными в таких лагерях.

Но внезапно полученное им сообщение заставило Хэчу изменить свое расписание.

«Мэннинга планируют переместить до вашего приезда. Его должны увезти стратосферным самолетом в Южную Америку. Вы никогда не отыщите его в спрятанных в джунглях лагерях».

Сообщение было без подписи, но Хэч знал, что его послал дружественно настроенный охранник лагеря, который иногда снабжал диктора информацией.

Хэч уехал из Лос—Анджелеса в семь часов вечера вместо того, чтобы дождаться утра. Его обтекаемый автомобиль циклоном промчался по Калифорнии по скоростной трассе, пролегающей от Канады до зоны Панамского канала. Стоял декабрь и было уже совсем темно, когда Хэч свернул на частную дорогу, ведущую к концлагерю. И он тут же почувствовал, что что–то не так.

Вдалеке хрипло завывала сирена. Прожекторы обшаривали лучами небо. Хэч сбросил скорость, всматриваясь в темноту рощи авокадо, окружавшей шоссе с обеих сторон. Фары освещали дорогу.

И тут он увидел неподвижное тело. Он резко затормозил. Человек лежал прямо на дороге, в изорванной одежде, с седыми волосами, испачканными кровью.

Хэч выскочил из машины, подошел и склонился к нему. Рубашка намокла в крови и облепила тощую, изможденную грудь. Диктор отдышался и глаза его сощурились. Перед ним лежал Мэннинг. И мало того, что его застрелили, но на его теле были безошибочно видны следы пыток…

Хэч задрожал на холодном ветру. Он опустился возле Мэннинга на колени, расстегнул рубашку и почувствовал внезапное отвращение при виде открытых ран. Сирены выли все ближе.

Умирающий внезапно открыл глаза — холодные, серые, внимательные глаза. Они, казалось, пылали внутренним огнем на измученном лице. Пристальный взгляд остановился на Хэче.

Дрожащие, мокрые от крови руки внезапно поднялись и стиснули щеки диктора. Бледные губы шевельнулись, но умирающий уже не мог говорить. Изо рта потекла струйка крови.

И… мир вдруг потемнел!

Хэч не знал, что затем произошло. Ему казалось, что он стоял на коленях, один в непроницаемом мраке, и лишь издалека на него глядели два сияющих, холодных огня…

Глаза умирающего…

Они стали надвигаться. Из них полилась какая–то необъяснимая сила, энергия, проникшая в мозг Хэча и перетряхнувшая кладовые его разума. А затем… глаза погасли.

Темноты тоже не стало. Хэч изумленно замигал, глядя вниз на уже бесспорно мертвое тело. Кровь перестала бежать из него, и дыхание не поднимало впалую грудь. Диктор поднялся на ноги. Он чувствовал, что его щеки липкие, и кровь испарялась с них на ледяном ветру.

Звуки бегущих шагов заставил Хэча повернуться. А повернувшись, он замер, затем поспешно поднял руки над головой и ступил в яркий свет фар.

Из темноты выскочили четверо в синей форме тайной полиции. Они замерли и схватились за оружие, но тут же опустили стволы.

— Спокойно! Это не Мэннинг! — крикнул кто–то.

— Стоять! — прорычал первый охранник, шагнув вперед, и быстро провел руками по одежде Хэча. — В порядке.

— Он безоружен? — спросил еще один голос, и Хэч увидел приседшего возле тела Мэннинга человека с белым пятном лица, повернутым через плечо.

— Да, сэр!

Человек встал и повернулся. Хэч узнал в нем Рэймонда Джерольда, начальника тайной полиции, правую руку командующего Перретта. Это был худой человек средних лет, с холодными черными глазами, глядящими из–под косматых седых бровей.

— Вы двое — Питерс, Филд, — унесите его, — он кивнул на труп, — а больницу.

Названные повиновались. Хэч уставился на мрачное лицо Джерольда, неподвижное в белом сиянии автомобильных фар, и дуновение страха коснулось его. Этот человек был всесилен…

— Кто вы? — резко спросил Джерольд.

Хэч объяснил и показал свой пропуск.

— Я ехал повидать доктора Мэннинга.

— Хэч, да, помню, обозреватель новостей. И какова цель вашего посещения?

— Это моя работа — искать новости.

— Это не новости. Охранники сорвали побег, только и всего. Вы никому не должны говорить об этом. Вам понятно?

Хэч кивнул.

— Ладно. А теперь… Мэннинг был жив, когда вы подошли к нему?

Тревожный звоночек прозвучал в голове обозревателя. Он покачал головой.

— Не знаю. Он умирал…

— Он сказал что–нибудь?

— Нет.

Хэч чувствовал, что его ответ был не слишком убедительным. Но лицо Джерольда вдруг расслабилось, и на нем появилась улыбка.

— Вы или говорите правду, или очень неблагоразумны. Во всяком случае, в вашем пребывании здесь больше нет никакого смысла, не так ли?

— Я с вами согласен.

Хэч сделал усилие, чтобы сказать это, но он всем телом чувствовал двух охранников позади Джерольда, и оружие, которое они держали наготове. Он вернулся в автомобиль и сел за руль. Когда машина уже набирала скорость, Хэч мельком увидел в зеркале заднего вида лицо Джерольда и выругался побелевшими губами.

— Но что я мог сделать? — с безнадежным отчаянием сказал он вслух. — Они бы просто убили меня, и это никому бы не помогло, черт все побери!

Доехав до главного шоссе, он повернул на юг, в Сан—Бернардино, до которого было лишь несколько миль. Ему было нужно выпить. На въезде в городок он припарковал машину возле бара и вошел внутрь.

Там было почти пусто. Бармен, толстый, круглолицый, махнул полотенцем по барной стойке.

— Да, сэр? Что вам угодно?

— Двойной скотч.

Бармен стал наливать выпивку, и Хэчу показалось, будто он что–то тихо пробормотал.

Нервы у Хэча были напряжены, и он рявкнул громче, чем собирался:

— Разумеется, вы получите чаевые! Но невежливо выпрашивать их!

И без того круглые глаза бармена стали еще больше. Он попытался заговорить, поперхнулся и лишь что–то бессвязно забормотал. Хэчу почувствовал, что раздражение его растет.

— Черт побери, но я же слышал вас, разве не так?

— Но я ничего не говорил…

— Он прав, мистер, — раздался еще один голос. — Наверное, вы надрались куда сильнее, чем выглядите.

Хэч повернул голову и увидел долговязого ухмыляющегося юнца, сидящего на несколько табуретов дальше вдоль стойки. Он молча выпил свою порцию и, сожалея о своей вспышке, заплатил щедрые чаевые и пошел к выходу. На ходу Хэчу показалось, что бармен пробормотал ему в спину какое–то оскорбление, но он проигнорировал его.

На улице стоял человек, еще один шел к бару поодаль. Но мгновение Хэчу показалось, что он узнал Джерольда, но в слабом свете он не был уверен. Второй, подойдя, коснулся руки Хэча. Его лицо было желтым в свете уличных фонарей, неестественно бледным, с мешочками под глазами и густыми черными усами. Он сказал, или Хэчу показалось, будто сказал, потому что губы его не двигались:

— Его нужно обыскать. Джерольд сказал, что он безоружен, но у него могло быть оружие в машине.

Обозреватель повернулся, изумленно глядя на него.

— Что?

Человек бросил на него стремительный взгляд, затем откинул лацкан пальто и показал серебряный значок тайной полиции.

— Вы—Хэч?

— Да-

— У меня приказ доставить вас в Лос—Анджелес.

Что–то сжалось у Хэча в желудке. Все–таки в тени прятался Джерольд. Агент продолжал говорить, хотя почему–то не шевелил губами. Какие–тот невнятные обрывки:

«…он не станет сопротивляться… но все равно, осторожно… Джерольд сказал… чертовски важно…»

И тут внезапно, со странной, фантастической уверенностью Хэч поняло невероятную правду. Он стал телепатом. Он читал мысли других людей.

Его пронзило, словно током, когда Хэч вспомнил о смерти Мэннинга и о том моменте, когда мир вдруг погрузился в темноту, а глаза умирающего стали громадными и… властными! Какое чудо произошло в тот миг? Какую невообразимую власть Мэннинг дал сознанию обозревателя новостей?

— Где Джерольд? — медленно спросил Хэч для проверки.

— Это неважно, — сказал агент вслух, но мысли его открыли больше. Джерольд ждал у двери бара. Он повезет Хэча в концлагерь. Но почему?

Без сомнения, он что–то заподозрил, когда обозреватель уехал. Возможно, решил, что Мэннинг мог открыть ему тайну телепатии. А сценка в баре продемонстрировала, что он прав.

В мозгу Хэчу завертелись суматошные вопросы. Агент взял его за руку и повел к черному лимузину. Хэч не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно.

Он откинулся на спинку мягкого сидения возле агента, который переключил передачу, и машина рванулась вперед. Оглянувшись, обозреватель мельком увидел, что второй автомобиль едет почти вплотную за ними. Джерольд не хотел допустить никаких случайностей.

Однако… телепатия! Это невероятно! Как Мэннингу за долю секунды удалось передать ему такую странную способность? И все же Хэч понял, что может читать мысли, и в нем пробудилось любопытство. У него была защита, и одновременно оружие, какими не обладал ни один человек в мире.

Хэч сосредоточился на том, чтобы услышать мысли своего похитителя. И возникли слова, беззвучным слова, перемешанные с какими–то кусочками, которые были бессловесные, но одновременно не менее ясные. Это были изображения, картинки — лицо Джерольда, оружие и почему–то неестественно быстро движущаяся чашечка кофе. Проносящиеся в голове агента мысли были отчетливы и ясны.

Хэч понял, что может читать только мысли, которые в это мгновение проносятся в голове соседа, но не может исследовать его память. Память была недоступна. Однако, несколько вопросов могли бы дать ему представление…

— Куда вы меня везете?

Никакого ответа. Но агент подумал о Пасадене, небольшом белом бунгало и стоящего перед ним человека. Лицо человека казалось стертым, все время изменяющимся, не обладающим никакими характерными особенностями. Хэч предположил. Что агенту велели ехать в Пасадену и встретить там человека, которого он, по–видимому, не знал в лицо.

Любопытства ради Хэч спросил:

— Ну, и как там в лагере? Верно ли то, что тайком говорят о Джерольде?

И он тут же пожалел о своем вопросе. Невыразимые по своей жестокости сцены вызвали у него тошноту. Интересно, что в мыслях агента тоже чувствовалось отвращение, очевидно, он занимался своей работой не по доброй воле. И может, был открытым для предложения…

Хэч попробовал. Но агент был резко против взяточничества или уговоров. Остальной путь они проделали в мертвом молчании, пока машина не достигла окраины Пасадены. Они подъехали к небольшому белому бунгало, тем самым, что уже видел Хэч. Там их ждал человек. Он помахал, агент остановил машину и вышел, а встречавший сел за руль. Когда автомобиль влился в общий поток, Хэч внимательно рассмотрел нового водителя.

Он увидел круглолицего, лысого человека, близоруко глядящий сквозь толстые линзы, и одновременно прочитал его мысли:

«Ну, как я могу что–нибудь выяснить? Если он не разбирается в науке, то ничего не сможет…»

— Вы могли бы начать, сказав мне, кто вы, — сказал ему Хэч.

Лысый бросил на него мимолетный взгляд.

— Невероятно! Вы читаете мои мысли, да?

Хэч кивнул.

— Хорошо, хорошо! Меня зовут Ван Борен. Джерольд связался со мной по видеофону. Он хотел, чтобы я все у вас выяснил, пока везу вас в Лос—Анджелес. Я должен был завтра встретиться с Мэннингом, но говорят, что он умер.

Хэча пробрала легкая дрожь, но одновременно он почувствовал, что Ван Борен был откровенным — его интересовала наука, а не все остальное, и что ему можно доверять до некоторой степени.

Круглолицый вел автомобиль под желтыми фонарями Пасаден—Бридж.

— Я кое–что знаю о работе Мэннинга. Я читал его статьи… Вы должны услышать его теорию. Это может помочь. Вы знаете, что мозг посылает по нервам некие энергетические сигналы? Прекрасно. Нервная система состоит из анатомически независимых единиц, отделенных друг от друга — синапсов. Импульсы мыслей должны проходить через эти синапсы. А Мэнинг считал, что если эти импульсы могут перескакивать через маленькие расстояния, то они способны перепрыгивать и через большие. Он утверждал, что энергия мозга передается телу, и именно она называется мыслями, то есть модулированными альфа–ритмами.

— Как телевидение, — вставил Хэч.

— Верно! Как телевидение! Если мозг можно будет настраивать на нужную волну, то телепатия станет признанным фактом. И Мэннинг обнаружил, как совершать такую настройку. Джерольд сообщил, что это сказал он сам… я думаю, под пытками. — Ван Борен немного помолчал. — Будь они прокляты! Убить такого гения, как Мэннинг! — Но его круглое лицо вне выражало никаких чувств. — Без сомнения, вы можете читать мои мысли, — продолжал он. — Однако, Джерольд знает, как я отношусь ко всему этому. Однако, он считает меня ценным, поэтому не трогает… Мэннинг считал, что это пришло к нему внезапно, как озарение, как к человеку, который учится плавать… Или, скорее, как человек, который никогда не открывал глаз, и вдруг научился пользоваться веками.

— Да, он так думал, — сказал Хэч. — Когда я разговаривал с ним, но сказал, что видел увидел проблески «более широкого видения»… Но только проблески.

— Ну, да. Так вот, Мэннинг сказал, что может передавать это умение телепатически, как он и сделал с вами сегодня вечером. Этот процесс не обратим, и вы уже никогда не потеряете эту способность. Но вы можете передать этот метод другим, как передал вам его Мэннинг.

— Вот тут вы ошибаетесь, — проворчал Хэч. — Я понятия не имею, как это сделать.

— У Мэннинга не было времени рассказать это вас. Но вот тут–то и начинается моя работа. Под моим руководством, я думаю, вы сможете понять, как передавать способности телепатии.

— А какие планы у Джерольда?

— Не знаю, — коротко ответил Ван Борен. — Но телепатия — величайшее оружие, и если Америка сможет использовать его… Кроме того, телепатия способна взорвать любое общество похлеще динамита.

Но Хэч уже прочитал мысли ученого. Ван Борена тоже интересовал этот вопрос.

«Почему он хотел, чтобы этого человека привезли в Лос—Анджелес? — думал Ван Борен. — Ведь командующий Перретт уже отправился в концлагерь Сан—Бернардино. Он хочет узнать тайну Мэннинга…»

Значит, диктатор Америки Перретт едет сюда из Вашингтона, понял Хэч. И очевидно, Джерольд не хочет, чтобы Перретт и Хэч встретились. Но почему? Если на то есть какие–то причины, то почему Джерольд не арестовал обозревателя лично? Это было бы логично. Или… или Джерольд по каким–то причинам боялся, что Хэч прочтет его мысли!

Значит, глава тайной полиции не хочет, чтобы Перретт и Хэч встретились. Но Перретт не привык, чтобы его желания не выполнялись. Поняв ситуацию, он приедет в Лос—Анджелес и просто прикажет, чтобы Джерольд привел ему своего пленника. А что, если Джерольд не подчиниться?..

Нет, он не посмеет. Но он умен, дьявольски умен. А скольких заключенных застрелили при попытке к бегству…

Внезапно Хэч осознал, что находится в смертельной опасности, и весь покрылся холодным потом. Оглянувшись, он увидел вдалеке фары автомобиля. Патрульная машина? Может быть. Они подъезжали к Глендейлу, густонаселенному городу возле Лос—Анджелеса и движения стало более плотным.

И Хэч решил действовать. Внезапно он распахнул дверцу и выпрыгнул из машины, потерял равновесие, но каким–то чудом сумел его восстановить. Позади он услышал удаляющийся вскрик.

В глаза ударил свет фар. В потоке машин Хэч увидел такси и рванулся к нему, рискуя попасть под колеса мчащихся мимо машин. Такси притормозило. Отчаянным прыжком Хэч вскочил на подножку и, схватил ручку двери побелевшими пальцами, закричал водителю:

— Быстро увезите меня отсюда! Даю двадцать долларов!

На него уставилось морщинистое лицо. Люк прочитал мысли водителя и быстро сказал:

— Ничего незаконного. Меня преследуют какие–то люди…

Внезапно, словно ниоткуда, появился Ван Борен, а за ним бежали люди, одетые в форму. Ван Борен прыгнул на подножку такси, но Хэч, успевший сесть в машину, отбросил его жестким ударом. Такси обогнуло его и, набирая скорость, рванулось по слабо освещенной улице.

— Как вы думаете, сумеете уйти? — дрожащим голосом спросил Хэч.

— Наверняка. Я знаю этот город, как свои пять пальцев. Не волнуйся, парень.

Хэч подумал, догадывается ли водитель, что помогает ему убежать от тайной полиции, и стал читать его мысли, но в них не было никаких таких подозрений.

Какое–то время Хэч глядел, как такси кружит и петляет по улицам Глендейла. Потом водитель бросил через плечо:

— Ладно, мы их стряхнули с хвоста. Куда теперь?

Куда же можно поехать? Разумеется, не домой. Это было бы фатальной ошибкой. Хэч подумал о своей секретарше и назвал ее адрес в Лос—Анджелесе.

Пока такси ехало, Хэч обдумал свое положение. Ему в голову пришла странная мысль. У телепата были почти что возможности Бога. И власть… Телепат мог бы править миром без деспотизма, жестокости или ненависти…

Нет. Один человек никогда не сможет править всей Землей. На это был бы нужен колоссальный интеллект — ему такой и не снился. И это направило мысли Хэча в другую сторону. А какой был бы результат, если бы Мэннинг открыл свою тайну всему миру? Война?

Вряд ли! Основа войны — жадность, эгоизм и жажда власти. Но люди, которые будут полностью понимать друг друга и не смогут друг другу лгать, в войне не нуждаются. Древнему проклятию Марса придет конец, и его место займет вечное перемирие.

К этому времени люди Джерольда наверняка уже прочесывают город. Ван Борен… Он сказал, что способности телепатии можно передавать друг другу. Но вот как?

Таксист беспокоился о штрафе, который ему наверняка придется платить. Потом его мысли переключились на ждущий его обед. Хэч попытался сосредоточиться на нем, но вскоре бросил это занятие. Для передачи способностей телепатии нужно было что–то, чего он не мог пока что понять.

Такси остановилось. Хэч вышел, заплатил водителю и быстро огляделся. Вокруг не было никого. Впереди высилась залитая лунным светом башня жилого здания, и Хэч поспешил к нему.

В доме на другой стороне улицы какой–то человек отвернулся от окна и пошел к видеофону.

Джин Хилл жила на седьмом этаже. В щели под дверью света не было. Люк прислушался, но все было тихо, и он потянулся к кнопке звонка.

Дверь открылась и на пороге возник человек в форме, с оружием в руке.

— Поднимите руки! — рявкнул он. — Быстрее!

Тоска безнадежности стиснула Хэчу горло. Он подчинился, и его провели в комнату, где были еще три агента. Джин Хилл сидела на кушетке с белым, как мел, лицом.

— Привет, детка, — натянуто улыбнулся Хэч. — Не ждала меня так поздно, да?

Возможно, это могло отвратить подозрения от девушки.

— Сядьте, — сказал один из агентов.

«Иначе — убью», — пронеслось у него в голове. Хэч повиновался.

Джин хотела что–то сказать, но ей тут же велели замолкнуть. Они молча сидели около десяти минут. Затем открылась дверь, и в комнату вошел командующий Перретт.

Он был похож на Линкольна — на безбородого, усталого Линкольна с ласковыми карими глазами. Он был в черном гражданском костюме, висевшем на его худой фигуре, точно на вешалке.

— Хорошо, — спокойно сказал он. — Девушку увезите в штаб. Двое пусть останутся за дверью на карауле.

Больше он ничего не добавил, пока они с Хэчем не остались одним в комнате. Хэч встал, нервно разминая пальцы.

— Мисс Хилл не имеет никакого отношения к… — начал было он.

— Я знаю. С ней ничего не будет. Через пару дней я ее освобожу. У меня дело к вам, мистер Хэч.

— Правда? — Обозреватель почувствовал странный холодок, пробежавший по спине. — Хорошо, я чувствую себя в большей безопасности, как ваш заключенный, нежели как пленник Джерольда.

Карие глаза Перретта вспыхнули.

— Рэймонд Джерольд — мой самый преданный помощник. Вы ничего не добьетесь такой тактикой. Почему вы пытались убежать?

— Я боялся, что меня убьют, — ответил Хэч. — Как Мэннинга.

— Это прискорбный случай. Ему не надо было совершать побег.

— Возможно, ему не понравились пытки.

Хэч понимал, что ступает на опасную почву. Лицо Перретта внезапно побледнело и осунулось.

— Они… его пытали?

— Страшно пытали.

Перретт подошел к окну и невидящим взглядом уставился на улицу.

— Боже мой! Когда же это прекратится? Почему повинуются лишь дураки?

Его широкие плечи тряслись. Хэч от изумления затаил дыхание.

— Но именно вы можете все это остановить, не так ли? — решил он воспользоваться неожиданным преимуществом.

— Знаю, — обернулся к нему Перретт. — Но сорняки должны быть вырваны твердой рукой… Позвольте мне все объяснить вам, Хэч, — На лице диктатора внезапно появилось выражение фанатизма. — Последнюю сотни лет Америку преследовали неудачи. Демократия оказалась бессильной. Люди — какие они есть — нуждаются пока что в сильной руке, которая бы правила ими.

— А хотят ли они этого?

— Это не имеет значения! Вся эта жестокость и кровопролитие скоро закончится. Бунтовщики должны быть уничтожены. И лет через пять–десять в Америке воцарится Утопия. Вы наверняка думаете, что я — одержимый жаждой власти диктатор. Весь мир так думает. Мне это очень неприятно, — его низкий голос внезапно стал твердым. — Но я — ничто. Я — всего лишь скальпель, который вырезает из тела Человечества злокачественную опухоль. Неужели вы не думаете, что я не хотел бы просто нормально жить? Но я не могу. Человечество всегда нуждается в лидере, который выковывал бы на наковальне будущее счастье! Когда я умру, моим памятником станет Америка — страна без свободы, но с настоящим правосудием для всех и каждого!

Читая его мысли, Хэч понимал, что он совершенно искренен. Перретт шагал за своими идеалами в слепую, в хаос крови и террора!

— Вы упоминали Джерольда, — продолжал диктатор. — Могу вам сказать: когда я умру, Джерольд станет моим преемником. Его ненавидят из–за того, что он делает — что должен делать. Но эта работа скоро будет выполнена. Джерольд продолжит мое дело и распространит свою власть на всю Землю. И только тогда на этой планете воцарится мир, счастье и процветание. — Глаза Перретта неестественно ярко пылали. — Сам я умираю. Врачи сказали, что мне осталось не больше года. Но прежде, чем я умру, у Америки будет супероружие — телепатия.

Хэч открыл было рот, чтобы возразить, но почувствовал приступ безнадежности. Ему нечего было сказать этому человеку. Любые слова были бы бессильны против неприступной брони фанатизма.

— Таким образом, — закончил Перретт, — вы должны сделать то, что я хочу. Ван Борен вам поможет. Вам не причинят вреда — я уже запретил ненужное насилие. Но вы должны повиноваться. Иначе, если у нас не будет другого выхода… вас будут пытать. — Он поколебался, затем спросил: — Ну что? Вы согласны?

— Да, — сказал Хэч, — я сделаю то, что вы хотите.

Уже через тридцать четыре часа Хэч докопался до тайны телепатии. Кофеиновые таблетки помогали ему не спать, рубашка пропиталась потом, а его разум был измучен беспощадными, резкими вопросами Ван Борена. Все это время они находились в офисе на двадцатом этаже Штаб–квартиры командующего, с видом на Лос—Анджелес.

И внезапно Хэч понял, что знает метод Мэннинга. Метод был очень простой, но его было сложно описать словами, все равно, что объяснять, что такое цвета, слепому от рождения человеку. Сосредоточившись, закостенев от напряжения, Хэч внезапно понял, что может делиться телепатическими способностями. И хотя он даже не попытался экспериментировать, у него возникла странная уверенность, что он нашел решение этой проблемы.

Он откинулся на спинку стула, со слабой улыбкой на бледных губах.

— Получилось, Ван Борен! Теперь я все знаю!

Ученый потер свою лысину, глаза у него были красные и воспаленные.

— О, Господи! Вы уверены? Как…

— Я не могу это объяснить. Но я знаю. Я могу сделать вас телепатом прямо сейчас. Я в этом уверен.

Ван Борен встал, качаясь от усталости. Хэч прочитал его мысли:

«Нужно немедленно сообщить Джерольду. Он ждет».

— Минутку! — резко сказал Хэч. — Сообщите это Перретту. Я хочу видеть только его.

Ничего не ответив, Ван Борен вышел и захлопнул за собой дверь. Шатаясь, Хэч подошел к столу и налил себе стакан. Руки тряслись от усталости, голова страшно болела, а во рту пересохло. Он знал, что Джерольд приказал Ван Борену сообщить об удаче только ему, а не Перретту.

И вот Джерольд вошел, закрыл за собой дверь и незаметно положил руку на рукоятку пистолета.

— Вы открыли эту тайну?

— Да.

— Тогда сделайте меня телепатом.

Хэч заколебался. Он читал мысли Джерольда, и многое стало ему теперь понятно.

Перретт был фанатиком — но честным. Джерольд не был ни тем, ни другим. В его голове мелькали мысли, пытаные, яркие, торжествующие. Но одна выделялась среди остальных, словно была написана у Джерольда на лбу огненными письменами.

Власть!

Власть над Америкой, чтобы править затем всем миром! И отнюдь не легкой рукой! Хэч понял, что Джерольд ненавидит Перретта и презирает его идеалы. Он узнал, что шеф тайной полиции планирует убить диктатора и взять власть в свои руки.

И в этот день в Америке бы окончательно исчезла свобода. Ею стал бы править деспот с безумные эгоизмом Калигулы и чудовищными аппетитами Августа. Джерольд был бы единственным человеком, обладающим тайной телепатии — потому что он собирался убить Хэча, как только тот передаст ему способность читать мысли.

Теперь стало ясно, почему Джерольд до сего момента избегал обозревателя. Хэч никогда не передал бы ему тайну телепатии (так думал Джерольд), а трупы молчат.

Хэч бросил взгляд на пистолет на поясе Джерольда. Был всего лишь один шанс, почти безнадежный, и Хэч воспользовался им.

— Я… я…

Голос его прервался, и Хэч осел на пол, прищуренными глазами наблюдая за шефом тайной полиции.

Джерольд стоял молча. В голове его проносились мысли:

«Он притворяется? Ван Борен сказал, что он жутко устал. Но мне нужно спешить. Прежде, чем Перретт узнает…»

Джерольд достал пистолет и встал на колени возле Хэча. Хэч поднял руку, его пальцы сомкнулись на холодном стволе. Он напрягся. Секунду двое мужчин были лицом к лицу, стараясь завладеть оружием, потом Джерольд попытался ткнуть Хэчу пальцем в глаз. Но Хэч оказался первым. Его кулак врезался Джерольду в челюсть. Удар был сильным, но Джерольд все еще не выпускал пистолет. Тогда Хэч нанес еще один удар. Шеф полиции отлетел и неподвижно застыл на полу.

Обозреватель вынул из его пальцев пистолет и сунул себе в карман. Затем подошел к двери и чуть приоткрыл ее. За дверью не было никого.

С беспечным видом Хэч пошел через холл. Охранник любовался видом из окна в тридцати футах от двери. Хэч подошел к нему, в голове пульсировала ослепляющая боль.

Охранник резко обернулся.

— Где командующий Перретт? — спросил Хэч. — Он хочет увидеть меня немедленно. Это очень важно.

Охранник заколебался.

— Ладно, — проворчал он, наконец, и протянул руки, чтобы обыскать Хэча, но тот опередил его.

— Я знаю правила, — с громадным усилием улыбнулся он. — В левом кармане.

Охранник, ворча, вынул из кармана у Хэча оружие.

— Хорошо. Пойдемте.

Они вошли в лифт и поднялись на три этажа. Затем пошли вместе по ярко освещенному коридору. Охранник указал на дверь в конце его.

— Вам туда.

— Заключенный сбежал! — прокричал чей–то голос. — Стрелять без предупреждения! Он…

Охранник двигался быстро, но Хэч все же опередил его и ударил в челюсть, когда тот потянулся за оружием, вложив в удар все остатки сил. Потом, не глядя на результат, Хэч рванулся по коридору, распахнул дверь, но его схватили сзади за руки. Хэч увидел, как Перретт поднялся из–за стола, мелькнуло его удивленное лицо.

— Стоять! — закричал Перретт. — Не стреляйте в него!

Охранник убрал пистолет в кобуру.

— Впустите его!

— Пусть охраняет дверь снаружи, — сказал Хэч. — Джерольд пытался убить меня.

— Вы обыскали его? Хорошо. Встаньте снаружи.

Охранник повиновался. Хэч подошел к столу, заметив, как рука Перретта метнулась к пистолету.

— Ну?

— Я открыл тайну. А Джерольд хочет воспользоваться ею сам. Он планирует убить вас — я прочел его мысли.

Изможденное лицо Перретта задергалось в нервном тике.

— Это не сработает, Хэч. Блеф вам не поможет.

Он потянулся к видеофону.

— Подождите! — остановил его Хэч. — Вы мне не верите. Вы думаете, что Джерольд такой же искренний, как вы сами. Вы просто не видели жадности и жажды власти в его сознании. Ладно. Я пришел дать вам то, что вы хотите, Перретт — способности телепатии.

— Вот как?

— Но сперва я хочу вам кое–что сказать, и вы выслушаете меня. А если откажетесь, то я найду способ убить себя, и вы никогда не получите эту тайну. Ну так как — сделка состоится?

— Хорошо, — кивнул Перретт. — Конечно, я выслушаю вас.

Несмотря на пылающую боль в голове, Хэч тщательно подбирал слова.

— Вы честный человек. Такими были испанские инквизиторы, которые сжигали еретиков, чтобы спасти их души. Но Джерольд не такой. Он знает, что, если в мире распространится телепатия, он обречен, как и все люди его профессии. Вы когда–нибудь читали Стюарта Чейза? Еще в 1938 году он написал книгу под названием «Диктатура слов». Он описало в ней нынешние проблемы, хотя и не смог предвидеть, что решением их может являться телепатия. Чейз знал, что цивилизацию разрушает непонимание. Два человека используют одно и о же слова, подразумевая его разные значения. Что значит для вас христианство? Жестокость. Тысячи человек умерли во имя спасения мира. Но для кого–то другого христианство значит кое–что еще. Люди пользуются словами, вкладывая в них разные значения. Это явилось причиной всех войн и адской жизни, которая существует на Земле — все эти модные словечки, Перретт! Патриотизм — фашизм — капитализм — коммунизм! Бессмыслица! Для разные людей все это имеет различные значения! — Хэч уже почти ослеп от пульсирующей в висках боли. — Человек нынче пешка, его эмоциями управляет пропаганда и психология. Диктаторы скрывают за разными масками свои реальные побуждения, свою жажду власти и тирании. Или они — слепые фанатики. Но телепатия сорвет эти маски. Когда война будет объявлена, достаточно легко станет понять, кто отвечает за что, и почему. Если бы телепатия появилась в 1918 году, как вы думаете, сколько времени продлился бы ад Первой мировой? Пропагандисты заверили немцев, что они спасают Родину. То же самое сказали американцам, посылая их во Францию. Примерно тоже происходит и сегодня. Людей учат ненавидеть Восточную Коммуну, а за что? Они этого не знают. И Восток ненавидит нас по той же самой причине. Земля катится к холокосту, как и семьдесят лет назад, а причина все та же — непонимание. Вот я и говорю — больше этому не бывать! — Выражение лица Перретта стало ужасным. Он хотел что–то сказать, но Хэч не дал ему взмахом руки. — Вы хотите тайну телепатии — так берите ее!

В глазах Хэча, казалось, вспыхнуло пламя неземной силы. Используя свои новые способности, он отправил умение телепатии в самую середину сознания Перретта.

Мэннинг завещал этот дар Хэчу. Теперь обозреватель передал его Перретту. Долгую секунду между ними висело ужасное напряжение, потом Хэч расслабился и оперся о край стола. Перретт поднес ко лбу трясущуюся руку.

«Нам больше нет нужды говорить вслух, — подумал Хэч. — Я могу слышать ваши мысли, а вы — мои. Мы с вами теперь равны — за одним исключением. Я могу делиться телепатией, но не скажу вам, как это делать.

— Боже мой! — прошептал Перретт. — Да, я читаю ваши мысли!.. «Тогда прочтите и то, что я увидел в сознании Джерольда.

Мысли не лгут. Вы сами можете увидеть мысли Джерольда, как видел их я, не так ли?

Глаза Перретта остекленели.

— Вы лжете, — с трудом пошевелил он побелевшими губами. — Только не Джерольд. Не…

«Пойдите к нему, — мысленно проговорил Хэч. — Сами прочитайте его мысли, а после подумайте, кому вы собираетесь оставить страну. Посмотрите, как он шагает по трупам, и узнайте, что Джерольд планирует сделать с вашим замечательным памятником!»

Перретт молча пошел к двери, потом обернулся и, прочитав его мысли, Хэч увидел в них ад. Затем командующий ушел. Мельком взглянув на стол, обозреватель увидел, что пистолета на нем нет.

Он побежал за Перреттом в холл и услышал, как щелкнула дверь лифта.

— Внимание! — по–прежнему ревели динамики. — Сбежал заключенный. Стрелять без предупреждения! Убейте его!

Направившись к лестнице, Хэч увидел лежащего на полу охранника, который так и не пришел в себя. Возле него валялся пистолет.

Если бы он только мог сейчас убежать — скрыться в городе и оделять людей телепатией, раскрывая при этом им свою тайну, чтобы они могли передавать этот дар дальше. Тогда телепатию было бы не остановить. Она бы распространилась по Калифорнии, по Америке, по всему миру! Ни Перретт, ни Джерольд уже ничего не смогли бы сделать, чтобы остановить этот поток. И Земля бы стала свободной…

Но Хэч не сознавал, насколько он слаб. Сделав несколько шагов, он упал на колени, а затем растянулся на полу, едва не крича от разрывающей голову боли. Встать он уже не мог, но медленно пополз к охраннику.

Оставалось пятнадцать футов, десять…

Охранник зашевелился.

Хэч попытался рваться к нему, но глаза застлала красная завеса.

Охранник очнулся окончательно и увидел Хэча.

Обозреватель отчаянно потянулся к пистолету на полу, но было слишком поздно. Охранник отшвырнул его подальше и вытащил свое оружие.

— Сбежал заключенный! — ревел динамик. — Убейте его!

Хэч потянулся к охраннику, вконец обессиленный, ослепший и полуглухой. Охранник направил на него пистолет и начал давить на спусковой крючок.

— Стоять! — сказал безжизненный голос.

Двери лифта открылась, и оттуда вышел командующий Перретт. Запачкавшая его рубашку кровь расползалась по ней бесформенными пятнами.

Охранник опустил пистолет и уставился на Перретта. Тот стоял, шатаясь, с остекленевшими глазами.

— Хэч, — прошептал он.

Слова, а за ними мысли проникли в ошеломленный мозг обозревателя. Он понял, что Перретт умирает, а вместе с диктатором умирал старый мир, в котором прорастали семена войны, страха и ненависти.

— Я убил Рэймонда Джерольда, — с трудом прошептал диктатор Хэчу. — Теперь ваша тайна принадлежит всему миру.

Это были его последние слова.

КАМЕНЬ ЖИЗНИ

В рубке звездолета невозможно было услышать оглушительный шум машин. Стены из бериллия и изоляционный слой не позволяли звукам ремонтных работ проникать внутрь, но вибрация проникала во все помещения гигантского корабля. Капитан Гриффин знал, что люди в скафандрах работают в безвоздушном пространстве, борясь со временем. Возле Сатурна всегда много метеоритов, и если батареи фотомагнитных ячеек, покрывавшие корпус, не будут быстро восстановлены, тогда «Звездная Птица» здесь и завершит свой последний полет.

В космических лайнерах не бывает тишины. Всегда где–то гудят мощные двигатели, слышны звуки шагов, шум голосов. Все обычным признаки жизни кажутся увеличенными по контрасту со смертельно опасной, безграничной пустотой, тянущейся во все стороны, с колючими иглами звездного света, сравниться с блеском которых не смогла бы и вспышка «Поляроида». Именно из–за него темная кожа Гриффина странно не соответствовала белокурым, почти совсем белым волосами настоящего викинга. Он был еще молодым человеком, но волосы его казались совсем седыми.

Нахмурившись, он взглянул на скомканный листок бумаги, валяющийся на столе, но через секунду забыл о нем, подойдя к иллюминатору и глядя в бездну сощуренными, бледно–голубыми глазами. Однако, без помощи приборов было невозможно вовремя заметить летящие быстрее пули метеоры. И лишь фотомагнитные ячейки могли защитить корабль от самой страшной космической угрозы — но сейчас они были мертвы.

«Звездная Птица» уже легла на курс от Ганимеда, когда зазвучали сигналы тревоги. И сейчас, стоя в одиночестве посреди рубки управления, являющейся мозгом корабля, Гриффин шепотом выругался. Слепой гнев кипел в нем, горькая, холодная ярость из–за жадности третьесортной транспортной компании. Бесконечные перелеты практически без отдыха, нужного, чтобы экипаж был бодр и сохранял бдительность, а также без обязательных техосмотров ослабили «Звездную Птицу». Но владельцы компании скорее потратят пару тысяч долларов на взятки инспекторам, чем пять–десять тысяч на замену пришедшего в негодность оборудования. И вот фотомагнитный ячейки, автоматически предупреждающие о появлении метеоров, сгорели при проходе мимо Сатурна, и теперь дюжина членов команды отчаянно работала в открытом космосе на внешней стороне брони звездолета, вручную заменяя сгоревшие ячейки.

На корабле летели тридцать человек, но больше половины из них были пассажиры, предпочитавшие рискнуть полетом на старом, но дешевом корабле, а не платить по непомерным расценкам роскошных лайнеров, владельцы которых, однако, никогда не рисковали и вовремя заменяли оборудование. «Звездная Птица» была преимущественно грузовым кораблем, неся тонны оборудования, топлива и запасы продовольствия к внешним планетам и их спутникам, на которых добывают полезные ископаемые, но которые сами по себе практически неспособны поддерживать человеческую жизнь.

Какой–то звук заставил Гриффина стремительно обернуться. У двери стоял худой, круглолицый человек, чью юную внешность портил какой–то дьявольский огонек в глубине карих глаз. Неприятная улыбка скривила уголок его губ. Но Феликс Ланг был явно доволен. Он сел на корабль в Ганимед–сити и летел на Уран. Национальности его Гриффин не знал, но был уверен, что Ланг — не землянин.

— Волнуетесь, господин капитан? — спросил Ланг с чуть заметным неопределенным акцентом. — Что толку сейчас волноваться?

Гриффин кивнул на иллюминатор.

— Если сейчас в нас врежется метеор…

— Тогда мы быстро умрем. Чистая, внезапная смерть — но холодная. Это напоминает мне… — Ланг спокойно открыл выдвижной ящик стола, достал плоскую серебряную бутылку и сделал большой глоток, потом взглянул на Гриффина заблестевшими глазами. — Дистиллированный на Венере спирт… только для медицинских нужд… Глотните и перестаньте думать о метеорах, господин капитан…

Гриффин отобрал у него бутылку и убрал обратно в стол.

— Каждый раз, когда вы приходите сюда, то налегаете на этот напиток, — сказал он. — А скоро спирт может нам пригодиться для другой цели.

Внезапно в иллюминаторе мелькнуло какое–то движение и мерцающий звездный занавес на мгновение перечеркнула тут же исчезнувшая темная полоска.

— А вот и метеорит, — сказал своему гостю Гриффин. — И вполне близко. Если бы тут была атмосфера, он бы походил на комету.

— Даже метеориты более приятная компания, чем другие пассажиры, — сказал в ответ Ланг. — Они догадываются, что что–то не так, и боятся. У венериан есть пословица: лучше, если тебя сразу проглотит уродливая рыба–ящерица, чем будет медленно пожирать очень красивый гриб под названием Медуза.

— Ну и почему из вас сыплются цитаты в такое время? — спросил Гриффин. — Мои проблемы не будут решены, даже когда закончатся ремонтные работы. Смотрите сюда, — он толкнул по столу скомканный листок Лангу, который взглянул на подпись и присвистнул.

— Глава Межпланетной Охраны? Есть проблема, да?

— Да, есть проблема… Целая куча проблем! Вы когда–нибудь слышали о Камне Жизни?

Ланг озадаченно замигал.

— А кто не слышал о нем? Самый знаменитый драгоценный камень на Марсе… или даже во всей Системе.

— Это самый священный идол Марсианских Пустынь, — сказал Гриффин. — Как Кааба — черный Камень — В Мекке. Все марсиане поклоняются ему — во всяком случае, все племена Пустынь. Тысячу лет назад, когда земляне впервые прилетели на Марс, обитатели Пустынь уже молились Камню Жизни — и это тот случай, когда в обряды не могут вмешиваться никакие чужаки. Марсиане сходят с ума от него. Я бы скорее разбил кувалдой Каабу на глазах миллиона мусульман, чем тронул Камень Жизни… или хотя бы взглянул на него. Это старая вера, Ланг, гораздо старше, чем вся земная цивилизация. По Земле еще бродили неандертальцы, когда в Марсианских Пустынях был расцвет самой большой культуры, когда–либо существовавшей в Системе И они уже тогда поклонялись Камню Жизни. Теперь марсиане пришли в упадок и их трудно назвать цивилизованными, но никакой землянин никогда не посмел коснуться Камня, и лишь четыре человека вообще видели его. Я хотел сказать — пять человек.

— Я вижу, вы хорошо знаете историю, — сухо ответил Ланг.

— Камень Жизни украден. И марсиане утверждают, что его украл землянин. Они на грани восстания. Если Камень не найдется, все земные поселения будут стерты с лица Марса, а все земляне, вероятно, погибнут в мучениях.

Стон вибрации, пробиравшей корабль, стал вдруг сильнее. И Гриффину пришлось повысит голос, когда он продолжал:

— Марсиане проследили вора до Ганимед–сити и знают, что он сел на «Звездную Птицу», Ланг. Вы не знаете, но в моем кармане пистолет — и он нацелен на вас. Таким образом, или вы скажете мне, где спрятан Камень Жизни, или я нажму на курок.

Ланг не пошевелился, только губы его еще сильнее изогнулись в усмешке.

— Вы думаете, что Камень у меня? Что вор — это я?

— А разве не вы? — спросил Гриффин.

— А если и так? Но ваши подозрения, капитан, причиняют мне боль. Я думал…

Гриффин достал из кармана пистолет — маленький, плоский, автоматический пистолет с иглами двух видов: смертоносными или усыпляющими.

— Извините, Ланг. Но как только закончится ремонт, мы полетим навстречу сторожевому кораблю. Я уже послал радиограмму. Видите ли, на Марсе живет много землян, и всех их убьют через несколько недель, если только не будет возвращен Камень Жизни.

Ланг прищелкнул пальцами.

— Да никого не убьют! Земной Совет просто заплатит марсианам компенсацию. — Внезапно его усмешка стала шире. — Говорю вам, капитан, я умный парень, и я также чертовски мужественный парень! — Его странный акцент стал вдруг гораздо сильнее. — Два года я жил в Марсианских Пустынях. Что это были за два года! Вы знаете, что они не пьют ничего, кроме воды? Однажды ночью я встретился на борту своего корабля в укромном местечке с несколькими марсианскими важными шишками. Я сказал им, что собираюсь украсть Камень Жизни, и мы вместе спланировали это. Мой кузен уже пробил подкоп в храм, когда появился я. Я не предполагал, я точно знал, что должен его убить. — Ланг печально покачал головой. — У меня был прекрасный план. Кузен должен был сделать вид, что не смог украсть камень и теперь собирается убежать. Мои сообщники, разумеется, захотели бы удостоверится, что Камень Жизни на месте — и они собрались бы все там. Так и вышло. Я убил всех шестерых пятью выстрелами, а кузена подорвал гранатой. Кстати, трое из марсиан тоже были вооружены, но это им не помогло. Вот какой я умный! — закончил он.

Теперь Гриффин был уверен, что в Ланге течет часть крови жителей Каллисто — именно той расе принадлежит хладнокровие и бесстрастная точность, — а также, вероятно, небольшая частица крови венериан с их искренней наивностью.

— Ну, да, вы умны, — сказал он, подняв брови, — поэтому передадите Камень Жизни мне, иначе я вас просто застрелю.

Ответить Ланг не успел. Катастрофа разразилась внезапно, без всякого предупреждения. Резкий удар потряс корабль, послышался оглушающий свист вытекающего воздуха. Через пару секунд с треском были перекрыты клапаны. Внезапное исчезновение силы тяжести показало, что все механизмы бездействуют.

Они оба взлетели с пола, когда корабль покачнулся, затем медленно стали опускаться вниз. Автоматически включилось аварийное поле тяготения. Но энергии было мало.

Гриффин поплыл к двери, хватаясь за все подряд, чтобы двигаться быстрее.

— Нашими делами мы займемся позже, приятель! — бросил он через плечо.

Вопили сигналы тревоги, и их перекрыл безэмоциональный голос автомата, проревевший:

— Займите места в спасательных шлюпках согласно распорядку. Не занимайтесь багажом. Быстрее!

Ланг не спеша последовал за капитаном, по–прежнему улыбаясь. Со «Звездной Птицей» было покончено, один взгляд на приборы поведал об этом. Маленький метеорит пролетел сквозь ее корпус, повредив машинное отделение и разгерметизировав корабль в целом.

Следующие четверть часа тянулись для Гриффина, как вечность, наполненная суматохой. Теперь самым важным было избежать жертв. Возможно, кто–нибудь уже погиб в катастрофе, этого Гриффин не знал. Команда была хорошо обучена, спасательные шлюпки заполнены и отделились от корабля. Когда последнее суденышко вышло из воздушного шлюза, Гриффин начал поспешно искать средство спасения для себя самого.

Почти сразу он нашел пустую шлюпку, на которой было все необходимое для жизни. Он остановился перед входом, вспоминая, не забыл ли чего, и тут же вспомнил, что не видел Ланга с начала катастрофы, хотя лично проверил, чтобы на шлюпках улетели все. Тогда он начал поспешно обшаривать гибнущий корабль.

Феликса Ланга он нашел лежащим в конце коридора под испачканной кровью стеной. Кровь все еще медленно сочилась у него из головы. Очевидно, очередной толчок корабля бросил его на стену, о которую Ланг ударился головой и потерял сознание. Гриффин поспешно вскинул Ланга себе на плечи и пошел к шлюпке.

Звездолет пел погребальную песнь смерти. Кричал искореженный металл, аварийные переборки не выдерживали и вылетали, выпуская в пространство драгоценный воздух. В коридоре бушевала настоящая буря, с которой мрачно боролся Гриффин. Космический холод попытался сковать его своими застывшими пальцами, но он все же запихал Ланга в спасательную шлюпку, прыгнул за ним и негнущимися руками закрыл люк.

Кругом все грохотало, а потом внезапно стало очень тихо. Шлюпка плавно выскользнула из воздушного шлюза в бескрайний космос и полетела сквозь пятнышко обломков в поистине безбрежном океане.

Два человека остались одни в космосе…

— Мы в чертовски трудном положении, — сказал Гриффин, мрачно кусая незажженную трубку.

Курить он не мог, потому что у них было мало кислорода.

— У венериан есть пословица, — сонно улыбнулся Ланг. — Тот, кто лезет пересчитать зубы динозавру, не должен жаловаться, если его сожрут.

— Еще раз я услышу одну из этих паршивых пословиц, и сверну вам шею, — пообещал ему Гриффин. — Прошло два дня после аварии, а воздуха в шлюпке уже почти нет. Продукты испорчены, очиститель воды барахлит и, похоже, не хватает энергии, чтобы послать SOS, а вы тут болтаете о зубах динозавров.

— Мы послали несколько сигналов бедствия, — заметил Ланг, похоже, не думая о своем тяжелом положении, а повязка на голове лишь придавала ему некий колдовской вид. — Может, кто–нибудь принял его. Другие шлюпки тоже должны посылать SOS, так что скоро нас станут искать.

— Это даже не песчинка на пляже. Это поиск отдельного атома в Пирамиде, — проворчал Гриффин. — Кстати, это кое–что напомнило мне. Где Камень Жизни?

— Я оставил его на «Звездной Птице», — улыбнулся Ланг.

— Я вам не верю, — сказал Гриффин.

— И совершенно правильно делаете, — бесстыдно признался его собеседник. — Ну, и чем бы вам помогло, если бы я отдал вам Камень?

— Ничем. И я не уверен, что он вообще мне нужен. Сейчас я в безопасности, но мне пришлось бы спать с открытыми глазами, если бы у меня был Камень Жизни, потому что тогда вы запросто перепилили бы мне горло ногтем на большом пальце ноги, если бы получили хоть малейшую возможность. Так что держите его при себе и, надеюсь, он поможет вам умереть…

Шлюпка внезапно вздрогнула. Что–то темное закрыло в одном из иллюминаторов звездное покрывало. А видеофон, который работал лишь на близком расстоянии, запищал. Гриффин прыгнул к нему и нажал выключатель. На экране безумно заплясал хоровод ярких точек, которые тут же сложились в странное лицо.

На Гриффина смотрело жирное, обтянутое серебристой кожей лицо селенита, расы, живущей на обратной стороне Луны, под колоссальным куполом, хранящим атмосферу и жизнь целой цивилизации.

— Мы уже рядом, — пронзительным голосом сказал селенит. — И… минутку…

За стенкой шлюпки нестерпимо заскрежетал металл, за иллюминаторами воцарилась окончательной темнота.

— Все, мы пришвартовались, — довольным голосом сказал селенит. — Подождите, пока шлюз заполнится воздухом, и можете выходить.

— Отлично! — сказал Гриффин, глубоко вздыхая. Из–за нехватки кислорода он последнее время дышал мелкими, частыми вдохами, хотя не отдавал себе в этом отчета. — Вы пришли вовремя.

— Можете выходить, — пробормотал в ответ видеофон, и лицо исчезло с него.

Ланг был уже у люка. Когда люк распахнулся, волна прохладного, свежего воздуха с едва заметным острым ароматом, наполнила людей новой энергией.

Гриффин спрыгнул вслед за Лангом на пол переходного шлюза. Вокруг были голые металлические стены, в спереди появилась расширяющаяся полоска света.

И в этом свете возник силуэт гротескной фигуры.

— Капитан Гриффин? — прошипел голос селенита. — Проходите же, проходите! Мы беспокоимся…

Его грубое тело было похоже на бесформенный мешок, заросший зарослями перистых листьев — видоизмененной серебристой чешуи, покрывавшей голую кожу лица и рук. Многогранные глаза мерцали на пухлом лице, так поразительно напоминающем человеческое и все же таким странно чуждым.

Тревожный звоночек прозвенел в голове Гриффина — инстинкт, столь часто предупреждавший его об опасности. Но выбора не было. Он вошел в каюту вслед за Лангом и осмотрелся. Кругом была роскошная фиолетовая драпировка и мягкие подушки. А на низкой кушетке полулежал второй селенит, высокий и необычно стройный, с подвижными, иронически искривленными губами. Выражение его многогранных глаз невозможно было понять.

Лязгнула, закрываясь за ними дверь. Пухлая рука указала на столик, вокруг которого заманчиво лежали подушки.

— Мы подготовились к вашему появлению, капитан Гриффин, — сказал селенит. — Пожалуйста, вот еда и напитки. Вероятно, вы оба голодны. Ешьте, не церемоньтесь, пока мы будем разговаривать.

Гриффин заколебался, но Ланг поспешно схватил бокал с ароматным розовым напитком и одним глотком осушил его. Круглое лицо его расплылось в улыбке.

— Да вознаградят вас боги! — елейным голосом сказал он, поклонившись хозяевам. — Это что тут, фазан? Ах…

Гриффин решился и сел рядом с Лангом, который уже бодро поглощал еду. Розовый напиток придал ему силы.

— Вы получили наш SOS? — спросил он.

Селенит, который сопровождал их из шлюпки, кивнул.

— Другие спасательные шлюпки уже подобрали, капитан Гриффин. Сигналы бедствия посылались целых два дня. Авария «Звездной Птицы» — главная новость недели.

Тонкий вяло махнул рукой.

— Я Эландер, а этот пухлый джентльмен — Турм. Мы совершаем увеселительное путешествие в Ганимед–сити.

— Меня зовут Феликс, — пробормотал Ланг, занимаясь фазаном.

— Феликс Ланг, — прервал его Турм с улыбкой на пухлом лице. — О, вы тоже — главная новость недели. Вы и Камень Жизни.

Гриффин застыл. Карие глаза Ланга вспыхнули, взгляд его отвердел. Он тоже замер неподвижно.

— Мы с Эландером решили забрать Камень Жизни, — продолжал, улыбаясь, Турм. — Земной Совет заплатит нам, а не вам, мистер Ланг. Если пользоваться архаичными терминами, мы решили поиграть в небольшой налет.

Гриффин выхватил из кармана игольный пистолет.

— Простите, — сказал он, — но, в таком случае, командовать буду я. Мы летим обратно к солнцу — и быстро! Путешествие Камня Жизни подходит к концу. Он выбирает самую короткую дорогу домой.

Внезапная вспышка света ослепила Гриффина. Он выругался, нажимая спусковой крючок, и увидел, как игла из пистолета ударилась в прозрачную стену, внезапно возникшую между ним и селенитами.

— Непробиваемое стекло, — раздался приглушенный голос Турма. — А ликер уже скоро подействует. Через пару минут вы потеряете сознание, и мы сможем беспрепятственно поискать ваш драгоценный камень.

— Ланг! — рявкнул Гриффин. — За мной! В спасательную шлюпку!..

Он прыгнул к двери, через которую они вошли, но дверь оказалась запертой.

Селениты молча смотрели, как Гриффин врезался плечом в прозрачный барьер. Он немного подался, но упругий материал все же выдержал.

— К чему тратить силы? — спросил Ланг, по–прежнему сидя на подушках со скрещенными ногами и потягивая напиток. — Ликер хорош, хотя он и со снотворным. Подождите, пока они снимут барьер… Ждите, капитан… Не забудьте, я умный… а у венериан есть… пословица…

Глаза его остекленели и он обмяк на подушках. Мускулы Гриффина стали вдруг ватными, он напряг все силы, чтобы оставаться на ногах, но потерпел неудачу и полетел в бархатную черноту…

Очнулся Гриффин на койке и в иллюминатор в дальней стене увидел испещренный звездами космос. А на фоне его холодно сиял украшенный кольцом Сатурн.

У противоположной стены на такой же койке лежал на спине Ланг и разминал себе плечо. Заметив, что Гриффин очнулся, он криво усмехнулся.

— Проснулись, капитан?

— Да, — сказал Гриффин. — А как поспали вы?

— Не слишком много, — усмехнулся Ланг. — Они разбудили меня и вырезали Камень Жизни. Он был…

— Знаю. Под кожей у вас под мышкой.

Глаза Ланга расширились.

— Так вы знали? О, вы тоже довольно умны.

— Спасибо. И что они собираются сделать с нами?

— Я узнал немного. Очень немного. Помимо Эландера и Турма, на корабле есть еще двое. А управляют кораблем, в основном, автоматы. Не знаю, что они хотят с нами сделать. Я хотел, чтобы они взяли меня в долю, но преуспел лишь в том, чтобы подать им новую идею. Вы же знаете этих селенитов, все они игроки.

— Ну, да, они поставят на кон последний глоток воды, — кивнул Гриффин. — Так что я их знаю. И что же?

— Они решили не делить деньги, которые получат за возвращение Камня Жизни. Толстяк сказал: «Деньги может ведь получить и кто–то один. А прибыль будет тогда вдвое больше». Этого хватило, чтобы их кровь игроков вскипела до небес! И представляете, капитан! Они решили решить этот вопрос игрой в шахматы.

— Они всегда так делают, — сказал Гриффин. — Они никогда не станут драться. Помню…

Открылась дверь, и на пороге появился селенит. Его серое оперение показывало, что это рабочий. В руке у него был игольный пистолет, и он повелительно махнул им.

Под прицелом Ланг и Гриффин, сопровождаемые селенитом, прошли в знакомую уже комнату с фиолетовыми драпировками, где впервые увидели Турман и Эландера. Они оба сидели на подушках друг против друга, со сложной доской трехмерных шахмат между ними.

— И кто победил? — поинтересовался Ланг.

— Игра закончилась ничьей, — ответил Турм с улыбкой на пухлом лице. — Но мы с Эландером придумали новую игру. Другой вид шахмат… с людьми вместо пешек.

Предчувствие опасности вновь овладело Гриффином, предупреждение о том, что должно произойти.

— Мистер Ланг, вас выбрал я в качестве пешки. А Турм будет на стороне капитана Гриффина. Вас высадят безоружными на Титане, вы будете драться на дуэли, а того, кто останется в живых, благополучно доставят в Ганимед–сити. Если победите вы, мистер Ланг — если убьете капитана Гриффина, — то я заберу Камень Жизни и увезу вас на Ганимед. Живым, честное слово.

— Откуда я знаю, что вы сдержите свое слово? — спросил Ланг, его юное лицо стало непроницаемым, а карие глаза глядели настороженно, как у ястреба.

— Разумеется, ниоткуда. Вам придется рискнуть. Но я думаю, что вы рисковали бы больше, если бы вас выбросили из люка. Без скафандра в космосе умирают очень быстро.

— Вы просто сумасшедшие! — взорвался Гриффин. — Это… Ну. Это просто смешно! Не можете же вы…

— Можем, капитан, можем, — прервал его Турм, весь лучась радостью, и провел лопатовидными пальцами по перьям волос. — Поймите, у вас нет другого выбора. Мы уже садимся на Титан. Игра начнется через несколько минут.

Гриффин замолчал. Титан, шестой спутник Сатурна, был форпостом Солнечной системы.

Жизнь там была, но нечеловеческая жизнь. Здесь был годный для дыхания воздух, но без веских причин люди не рисковали соваться в этот полный опасностей мир. В нем практически не было полезных ископаемых, не было ничего, чего нельзя было найти гораздо дешевле и проще на других планетах. Никто даже не потрудился составить карты этих фантастически диких мест, кишащих странными видами жизни.

Эландер пошел к люку.

— Вот и долина. Вас, капитан Гриффин, я высажу на одном ее конце, а мистера Ланга — на другом. У вас не будет оружия, кроме сигнальных ракет. И никаких правил. Кто выживет, тот и вернется на Ганимед. Когда дело будет сделано, запустите ракету. Тогда мы спустимся и оценим результаты.

Турм пробормотал распоряжения, и космический корабль стал спускаться. Внезапно вокруг него распахнулись гигантские, тошнотворно–желтые заросли. Слабый толчок — это корабль приземлился.

Люк распахнулся.

— Здесь покидаете нас вы, капитан Гриффин. Вот ваша ракетница. — Он протянул ее человеку. — Вам все ясно?

Гриффин огляделся. Палец Турма лежал на рычажке, который должен убрать прозрачный барьер. Но селенит с серыми перьями уверенно направлял игольный пистолет капитану в живот.

Гриффин пожал плечами и вышел из корабля. Люк тут же с лязгом захлопнулся, и корабль со свистом взмыл в небо.

Над головой зловеще висел громадный, окольцованный шар Сатурна. Кругом, в горячем ветре, слышались звуки чужой жизни.

Вокруг лежал странный мир. Несмотря на изобилие титанической жизни, как животной, так и растительной, здесь не было пищи, годной для человека. Гриффин вытер лицо, сунул ракетницу за пояс и осмотрелся.

Кругом были желтые растения, гигантские, задрапированные тонкими плетенками длинных фестонов. Вдалеке раздавался глухой гул, точно ветер задувал в узкую расселину. Слева был пологий откос, и Гриффин осторожно пошел по нему.

Первым делом нужно было найти Ланга. Но не для того, чтобы его убить… Гриффин нахмурился, подумав о селенитах. Они упустили тот факт, что их пешки — люди, мыслящие существа, а не беспомощные неодушевленные предметы, которые будут передвигаться по прихоти игроков. Вместе они с Лангом могли бы найти какой–нибудь выход… устроить какую–нибудь ловушку для Турма и Эландера.

В глубоком индиговом небе висел Сатурн, окруженный ордой крошечных светящихся дисков — других спутников. Кольцо Сатурна было ярким подобием оправы для драгоценного камня планеты. Среди деревьев мелькнуло какое–то движение, что–то маленькое и неопределенное, которое тут же исчезло, прежде чем Гриффин успел его разглядеть.

Гриффин продолжал осторожно идти.

Деревья поредели. Каменистая равнина пол ногами круто устремилась вниз к широкой, яркой ленте реки, вяло текущей между отвесными берегами. И не было никаких признаков космического корабля.

— Па–аб, па–аб!

Звуки, похожие на рев автомобильного клаксона заставили Гриффина подскочить.

Из темных зарослей подлеска на него глядели чьи–то блестящие глаза. Когда Гриффин повернулся к ним, то заметил пушистую зеленую массу неопределенной формы. Гриффин остановился и стал ждать.

Существо очень медленно вышло из зарослей, с любопытством наблюдая за Гриффином. Оно было около фута высотой, с пухлым круглым телом и клинообразной головой. Выпуклые глаза покоились на коротких стеблях. Открытый рот окаймляли длинные реснички, а самым выдающимся органом на голове был длинный, грушевидный нос, уныло свисающий вниз. Существо стояло на приземистых ногах, руки его были, казалось, бескостными и заканчивались крошечной бахромой, служащей, очевидно, пальцами.

— Па–аб! — мрачно сказало существо.

Гриффин осторожно протянул к нему руку. Существо отскочило назад, а человек сделал шаг к нему. Внезапно удлиненный нос существа стал раздуваться, словно в него накачивался воздух, пока не стал больше головы.

И внезапно Гриффина оглушил низкий гул, точно рядом били большие барабаны. Гриффин подскочил и завертел головой. Но гул стих и больше не возобновлялся, поэтому он пожал плечами и повернулся к реке, но его нового знакомца уже не было в поле зрения, лишь торжествующее, далекое «па–аб!» достигло его ушей.

— Смейся, смейся, — проворчал Гриффин, — но если я задержусь на Титане, то ты, приятель, рискуешь стать моим ужином.

Он подошел к реке. Вялый, ленивый поток напоминал, скорее, не воду, а густую смазку. То и дело на его поверхности возникали и лопались пузыри, от которых медленно расходились круги. Значит, в глубине должен быть кто–то, кто их производит.

Гриффин стоял, думая о том, как же пересечь эту странную реку.

И внезапно он почувствовал, что за ним опять наблюдают чьи–то любопытные глаза. Ланг?

Грриффин огляделся. Существо с автомобильным сигналом исчезло, а больше никого не было видно. Потом вдалеке раздался слабый хлопок, что–то пролетело над деревьями на фоне фиолетового неба, скользнуло вниз и скрылось из глаз.

Потом Гриффин увидел, как на другом берегу реки к нему бежит какое–то существо с блестящей чешуей, резво перебирая шестью ногами. Оно было длиной с его руку, а за ним бежало второе, явно того же вида, только побольше. Первое существо подбежало к краю воды, прыгнуло и… продолжало бежать прямо по воду. Второе остановилось и не стало его преследовать.

Нет, в реке явно не вода. Поверхностное натяжение воды не может держать такое крупное создание. Чешуйчатое существо продолжало бежать.

И вдруг вокруг него ударили вверх потоки жидкости. Что–то выскочило наружу и бросилось на чешуйчатого бегуна. Одновременно из глубины выскочила еще дюжина тварей, и они стали отчаянно бороться друг с другом за добычу. Они походили на рыб, но очень своеобразных рыб. У них были мускулистые хвосты, как у тюленей, удлиненные грудные плавники и гибкие хребты. Рыбы были черными, как смоль, и величиной поболее руки Гриффина.

Мгновение спустя чешуйчатое существо было разорвано и съедено. Рыбы, казалось, заколебались, повернув головы к человеку. Поверхность реки взволновалась от новых ударов. Из глубины появилось еще несколько тварей, и все направились к берегу, плывя в странной, извивающейся манере.

— Эй! Берегись шкиперов! — услышал он позади крик.

Гриффин обернулся и увидел стройную фигуру на вершине склона, которая махала ему. Это был явно не Ланг, у него не могло быть таких женственных, золотисто–рыжих волос.

Она что, имеет в виду рыбу? Твари быстро приближались к нему, точно черные слизни, спешащие на банкет. Они выглядели весьма свирепо и, вспомнив, как смертельно опасны земные пираньи в южно–американских реках, Гриффин торопливо пошел вверх по склону. Позади него послышалось разочарованное шипение.

Девушка ждала его. На ней была какая–то мерцающая, тонкая паутина, колыхающаяся при каждом дуновении ветерка. А под ней виднелись изодранные лохмотья черной кожаной одежды.

— Меня сюда привел Счастливчик Джимми, — сказала она, с трудом переводя дух. — И весьма вовремя. Шкиперы за минуту сожрали бы вас живьем. — Серые глаза осмотрели Гриффина, пока он стоял, не зная, что и сказать. — Я так рада, что вы прилетели! Я здесь уже почти три месяца!

— Боже мой! — пробормотал Гриффин, чувствуя, как сердце у него упало. — Только не говорите, что вы потерпели кораблекрушение.

— Вы правильно предположили. Я летела на «Циклопе», когда взорвались топливные баки. Две недели мы пробыли в спасательной шлюпке, не зная, куда лететь, пока не попали на Титан. К тому времени у нас кончалось топливо, и удар при посадке убил почти всех в шлюпке, кроме меня и еще одного парня… он умер через неделю. А где ваш корабль?

Гриффин коротко объяснил свое положение. У девушки сделалось несчастное выражение лица.

— Все это моя удача, — с ядовитой горечью сказала она. — Знаменитая удача Кирков. Я — Френсис Кирк.

Гриффин ничего не сказал, во все глаза уставившись на яркий плащ девушки. Плащ не походил на одежду, по нему шла медленная, непрерывная рябь, словно по телу живого существа. И Гриффину показалось, что он растет из задней части шеи девушки.

— Великий Юпитер! — воскликнул он. — Что это за штука?

Девушка засмеялась и дотронулась до нее тонкими пальчиками.

— Это мой талон на питание, — сказала она. — Разве вы не знаете, что людям на Титане ничего не годится в пищу?

— Но оно живое!

— Разумеется. Это паразит. Насколько я могла понять, он питается моей кровью. Но зато он кормит меня — производит белки, углероды, словом, все необходимое. Не готовит изысканных блюд, но и не дает умереть с голоду. Обычно он живет на мелких организмах.

Симбиоз! Истинный компромисс между паразитом и хозяином, как у рака–отшельника и актинии. В земных морях актиния с ее ядовитыми щупальцами, защищает своего хозяина, а тот делится с ней едой. Похожий на плащ организм делился жизненно необходимыми предметами. Но что он брал взамен?

— И давно вы используете эту штуку? — спросил Гриффин.

— Мы приземлились здесь почти неделю назад.

— И не чувствуете вредных воздействий?

— Никаких. А почему вы спрашиваете? Вы думаете, это опасно?

— Не обязательно, — признался Гриффин, — но об этом нет никакой информации. Вы можете снять ее?

— Конечно, могу.

Девушка схватила мерцающую, переливающуюся сеть, дернула ее, и та оказалась у нее в руке. На шее остались две чистые ранки, из которых выступили две капельки крови.

— Без нее мне бы пришлось голодать, — сказала девушка. — Вам, кстати, тоже не повредит.

— Нет, если мы сумеем быстро убраться с Титана, — и Гриффин все рассказал ей. — А сейчас в первую очередь мне нужно найти Ланга.

— Тогда вам нужно оружие. У меня на шлюпке есть пистолет. Пойдемте за ним?

Гриффин кивнул, и они вернулись в заросли. Пока они шли, склон становился все круче, и, наконец, они вышли к крутому обрыву над рекой. Спасательная шлюпка как раз и лежала на нем, разбитая и исковерканная. Что–то показалось из люка и тут же поспешно скрылось.

— Что это? — спросил Гриффин.

— Это Джимми. Он подружился со мной после того, как я несколько раз накормила его. Он уроженец Титана… Эй, парень, выходи! Иди сюда… Хочешь конфетку?

Из люка появилось пушистое существо с клинообразной головой, какое Гриффин уже встречал. Оно спрыгнуло на землю, насторожено глядя вокруг.

— Па–аб!

— Конфетка, Джимми! Иди сюда, — девушка дала Гриффину кусочек шоколада. — К сожалению, он скоро закончится. Угостите его, и он станет вашим другом по гроб жизни. А я пойду за пистолетом.

Она скрылась в шлюпке, а Джимми, для порядка надув нос, как воздушный шарик, поспешно схватил шоколад и отскочил, довольно погудев с видом человека, хитро обманувшего своего противника. Гриффин рассмеялся.

— Привет, капитан!

Это был Ланг. Он высовывался из подлеска на расстоянии в дюжину футов, его круглое лицо кривилось от боли. Он усмехнулся.

— Наконец–то я нашел вас. — Онг пристально поглядел на шлюпку. — Откуда это?

— Спасательная шлюпка с «Циклопа», — пояснил Гриффин. — А где корабль селенитов?

Он внимательно наблюдал за Лангом, но тот не делал никаких подозрительных движений. Напротив, он сделал неуверенный шаг вперед, покачнулся и чуть не упал, но вовремя оперся на какую–то палку.

— Сломал лодыжку, — сказал он. — Я… вы не дадите мне руку? Гриффин торопливо подбежал к нему, но слишком поздно заметил свою ошибку. Джимми издал предупреждающий автомобильный гудок.

Палка взметнулась вверх, ее нижний конец оказался заостренным. Импровизированное копье нацелилось прямо в горло Гриффина. Тот попытался уклониться, но запнулся и упал. Ланг, перестав хромать, прыгнул на него, острие копья пошло вниз…

Гриффин лежал на спине, и ему показалось, что все вокруг невероятно замедлилось: лицо Ланга на фоне фиолетового неба, мрачная желтая листва кругом и смертоносное оружие, надвигающееся все ближе и ближе…

Раздался хлопок пистолетного выстрела. Сломанное копье вылетело у Ланга из руки. Он ловко вскочил на ноги, отпрыгнул назад и исчез в подлеске.

Гриффин поднялся и увидел, что Френсис Кирк стоит возле шлюпки, держа пистолет, из дула которого лениво выползает струйка дыма. Лицо ее было бледно. За ее ногами прятался Джимми, испуганно глядя глазами на черенках.

— Спасибо, — сказал Гриффин и взял у нее пистолет. — Брат Ланг решил поиграть в игру селенитов.

— Похоже на то, — срывающимся голосом прошептала девушка.

Внезапно где–то неподалеку раздался взрыв, и над утесом промелькнула громадная тень. Гриффин завертел головой.

— Придется быть все время насторожен, — сказал он. — Это все осложнит, но… кстати, что это был за звук, мисс Кирк?

— Цветок–пушка, капитан Гриффин, — насмешливым тоном сказала девушка, — если уж быть формальным! Но лучше зовите меня Френ.

— Ладно. А меня — Спенсер… Цветок–пушка? А что это такое? Гриффин внимательно осмотрелся, но не было никаких признаков Ланга. Потом, далеко внизу, у подножия обрыва у самой реки, он увидел человеческую фигурку.

— Цветы с дом величиной. А то, что летает — их семена. Они выстреливают ими, как из пушки, а семена похожи на планер и улетают далеко. Звуки от их выстрелов поначалу мешали мне спать, но теперь я привыкла.

— Да, — медленно протянул Гриффин. — Это шикарно. И у меня появилась идея… — Он вытащил из–за пояса ракетницу и задумчиво осмотрел ее. — Здесь где–нибудь растут эти цветы? Только не слишком близко.

— Ну, да… Я покажу вам.

Френсис Кирк подвела его к обрыву. В этом месте он нависал над рекой и, глянув вниз, девушка вздрогнула.

— Эти шкиперы… Я боюсь их, Спенс. Они постоянно наблюдают за мной. Ужасные твари!

Гриффин взглянул вниз. Река в этом месте сузилась из–за скал, и орда крошечных монстров была отчетливо видна. Черные черточки на фоне белого песка, они, извиваясь, забирались на камни и сигали головами вперед в поток.

— Вы пробовали тамошнюю воду? — спросил Гриффин.

Девушка покачала головой.

— Я не осмелилась. Эти рыбы были всегда начеку и не давали мне подойти к реке.

— Мне тоже. Кстати, в воде что–то усиливает поверхностное натяжение, и чтобы пробить его, рыбам приходится подниматься на камни и нырять с высоты.

— Я что–то видела в реке, — мрачно сказала Френсис. — Громадные движущиеся тени — и огни. Шкиперы свободно вплывают внутрь их и выплывают обратно. Бог знает, что это такое — корабли или что–то живое…

В одном месте обрыв превращался в довольно пологий склон, ведущий вниз, к реке. Френсис заколебалась. Слишком много жадных рыб ползало у воды.

— Пойдем быстрее. Спенс, — сказала она. — Не нравится мне все это.

Они ускорили шаги. Несколько речных чудовищ поползли им наперерез, но люди легко уклонились от них. Однако, пара рыб упорно ползла за ними, и странное предчувствие опасности заставило Гриффина обернуться. Одно из этих существ остановилось в нескольких футах, злобно глядя на него.

Шкипер, казалось, попал в беду. Он задыхался и хрипел, а его сотоварищи уже улепетывали обратно к воде. Внезапно он поднял один из гибких грудных плавников и вытащил длинную иглу из спинного хребта.

— Глядите… — прошептала Френсис.

Пристальный взгляд ужасной твари уставился на нее. Казалось, он заколебался, затем с силой метнул шип. Он полетел как копье, но Гриффин был настороже и вовремя увернулся.

— Вот оно как, — мрачно сказал он. — Ну что ж, сейчас я решу все твои проблемы.

Он огляделся и поднял большой камень. Шкипер вздохнул, скорчился и замер. Точным броском Гриффин угодил ему камнем в голову. Из открытого рта твари появилась стайка крошечных, напоминающих амеб существ, которые тут же поспешили вниз по склону, к воде. Френсис содрогнулась, ее тонкие пальцы схватили Гриффина за руку.

— Тьфу! Что же это такое?

— Я когда–то читал о древесных одноклеточных.

— О чем?..

— Есть животные, которые питаются древесиной. Но сами они не могут переваривать ее, для этого у них в пищеварительном тракте живут простейшие, которые и перерабатывают древесину в нечто удобоваримое. Но учти, я всего лишь сделал предположение…

— Тьфу! — повторила Френсис, слегка позеленев. — Пойдемте. Цветок–пушка уже рядом.

Цветок был гигантским, размером с небольшую комнату. Но он рос в тени дерева, паразитируя на еще более крупном собрате. Похожая на колокол пасть цветка была полных двенадцать футов в глубину, а в ширину еще больше. И в ней было семя — прут толщиной с человеческое тело, футов десяти в длину и снабженный двумя жесткими крыльями по бокам, точно у самолета. У основания ее была какая–то спираль, очевидно, игравшая роль пружины.

— Кажется, я все понял, — сказал Гриффин. — Когда семя вырастает достаточно большим, то оно своей тяжестью освобождает пружину, и та выстреливает им. Кстати, существуют земные растения, которые используют ту же уловку. И это поможет нам убраться с Титана.

Френсис оторопело уставилась на него.

— Лететь на нем по космосу? Да вы с ума сошли!

— Ну, не совсем так. Вот моя идея… — и Гриффин быстро обрисовал ей в общих чертах свой план.

Выслушав его, девушка кивнула с сомнением.

— Это довольно опасно. Я не уверена…

— Это наш единственный шанс. Но ладно, если хотите, можете и дальше торчать на Титане и бегать от шкиперов.

— Боже мой, нет! Я согласна, Спенс… Хотя рисковать придется именно вам.

Гриффин пожал плечами. Единственное, что ему не нравилось в этом плане, то, что Френсис придется одной и безоружной вернуться к разбитой спасательной шлюпке. Но это был единственный способ.

Прежде всего, Гриффин достал свой складной нож и повесил его на веревочке на шею. Затем нужно было найти крепкие лианы. К счастью, много таких росло поблизости.

Сделав из них ремни безопасности, Гриффин надежно обвязался ими. Затем осторожно поднялся на дерево, являющееся хозяином цветка–паразита, и привязал конец длинной лианы к его ветке, а другой конец был закреплен на его упряжи.

Точно под Гриффиным была гигантская чаша цветка. В ней виднелся направленный под тупым углом снаряд–семя. Снаряд, который скоро полетит через плотную атмосферу Титана, неся на себе человека — точно так же, как человек летает на Земле на планерах. Гриффин спустился вниз по лиане, как по канату, и почувствовал под ногами губчатый, гибкий обод цветка. Под весом человека растение чуть согнулось.

Очень осторожно Гриффин стал спускаться еще ниже, пока не оказался в самой чаше цветка, возле громадного семени. Теперь предстояла самая трудная часть задачи. Гриффин должен привязать себя в семени, крепко, но в то же время действуя осторожно, чтобы ненароком не освободить пружину.

Без лианы у Гриффина бы ничего не получилось, но, наконец, канат ему стал уже не нужен.

Он был готов.

— Все готово, Френ, — сообщил он по рации.

Он не мог видеть девушку, но услышал ее встревоженный голос:

— Я тороплюсь, как могу. У тебя действительно все в порядке?

Гриффин поглядел на мрачное, темное небо с Сатурном, висящим над самым горизонтом.

— Да. Желаю удачи.

Девушка бежала подальше отсюда с ракетницей Гриффина. А он устроился и стал ждать, с пистолетом, надежно прикрепленным к поясу.

И все же он вздрогнул, когда раздался сигнал. От этого движения семя зашевелилось под ним. Гриффин замер. Над ним вспыхнула красная ракета, цветком развернулась в небе и полетела к земле красной дугой.

Увидят ли ее селениты? Должны увидеть, подумал Гриффин, потому что таковы условия игры, а селениты — народ азартный, и им не терпится узнать, кто же выиграл.

И через несколько минут в небе появился тускло светящийся бок космического корабля…

Гриффин глубоко вздохнул, приготовился и обрезал лиану, которая держала его почти что на весу, не давая давить на семя. Одновременно раздался оглушительный взрыв, и Гриффин испытал шок от ужасного ускорения, от которого кровь отхлынула от головы. Мучительная боль вспыхнула в каждом нерве. Гриффин с трудом оставался в сознании.

Это было совсем нелегко. Гриффин был буквально привязан к снаряду, выпущенному из гигантского орудия. Был шок, боль и ужас. На мгновение он испытывал только ужасное головокружение, от которого чернело в глазах.

Семя летело с большой скоростью под крутым углом. Его крылья и плотность воздушных потоков спасли Гриффину жизнь, не давая семени стремительно упасть, несмотря на добавочный вес человека.

Изо всех сил Гриффин старался оставаться в сознании. В ушах ревел воздух. Внизу Гриффин увидел долину, тусклый лес цвета серы и извивающуюся по нему мерцающую нить реки. Вдали мелькнул широкий, ровный простор. Что это, море этого чуждого мира? Но Гриффин так и не узнал, что находилось позади загадочных утесов. Планер пошел вниз, и слева от себя Гриффин заметил космический корабль селенитов.

Гриффин был крепко привязан к семени и отчаянно налег всем весом налево. Снаряд его шел вниз по кривой дуге, и у Гриффина не было никакой возможности снова набрать потерянную высоту и попытаться вторично. Он должен был попасть с первой попытки или потерпеть неудачу. Прилагая все силы, Гриффин пытался управлять своим снарядом, и ему помог длительный опыт вождения космических кораблей, когда приходилось постоянно бороться с воздушными потоками.

Космический корабль был прямо под ним, и семя должно пронестись в десяти футах от него. Теперь настало время освободиться от привязи и перепрыгнуть на корпус корабля — и никакого второго шанса у него не было. Неудача означала гибель.

Гриффин мгновенно обрезал большинство лиан и приготовился окончательно освободиться.

И когда этот момент настал, он резанул по оставшимся и подогнул колени, готовясь к прыжку. Смерть ждала его в четырехстах футах внизу. Но небольшое смещение центра тяжести чуть опустило нос планера, и теперь он должен был пролететь на пять футов ближе от корабля. Когда настал момент, Гриффин прыгнул.

Ударившись о корабль, Гриффин упал на бок и заскользил по металлу, отчаянно пытаясь ухватиться за хлипкие фотомагнитные ячейки. Если бы корабль был новый, Гриффин неизбежно соскользнул с его поверхности. Но корабль селенитов был старый, с ямками и нашлепками расплавленного металла от многочисленных полетов через атмосферу планет. И одна рука Гриффина ухватилась за такую нашлепку, нога попала в выемку, и он удержался на корпусе судна.

Но работа его только начиналась. Одно было в его пользу: селениты никак не ожидали нападения сверху. Только бы он сумел найти и открыть люк… пальцы Гриффина коснулись рукоятки пистолета.

Два корабельных люка оказались заперты. Лицо Гриффина помрачнело. Он знал, что ему остается лишь ждать, пока корабль не выйдет из атмосферы Титана в безвоздушное пространство, и тогда Гриффин просто и быстро покончит счеты с жизнью.

Но тут случилось то, чего Гриффин никак не ожидал. Корабль пошел на посадку и стал спускаться на вершину утеса. Там, возле разбитой спасательной шлюпки, Гриффин увидел крошечную фигурку Френсис, но вскоре ее скрыл корпус садящегося корабля. Гриффин повернулся и огляделся, стараясь запомнить местонахождение боковых люков.

Судно приземлилось с легким толчком.

Гриффин пригнулся и стал ждать. В поле зрения появилась Френсис, заметила его и тут же опустила глаза. Затем пошла на несколько футов в сторону.

Показывает ему местоположение люка? Гриффин полез по корпусу в том же направлении. Неужели селенитам захотелось осмотреть шлюпку?

Ланг сказал, что на корабле, кроме Турма и Эландера, есть еще двое. В пистолете Гриффина было пять патронов.

В поле зрения появился затылок селенита, затем плечи и туловище. Гриффин тут же узнал тонкую фигуру Эландера. Он начал спускаться с покатого корпуса, стараясь двигаться бесшумно. Но старый металл оказался предательским. Гриффин попал ногой в выемку, и что–то громко при этом треснуло.

Эландер замер и завертел головой. Еще один такой звук и… Гриффин постарался не думать об этом, и тут увидел Джимми.

Маленький пушистик стоял в люке разбитой шлюпки, наблюдая за ними. Неужели он собирается выдать его Эландеру? Гриффин положил руку на рукоятку пистолета, уставившись селениту в спину.

— Па–аб!

Возможно, Джимми был умнее, чем думал Гриффин. А может, он просто использовал перед лицом опасности свои естественные механизмы защиты. Его нос–картошка раздулся и стал больше клинообразной головы. Взметнулись бескостные передние лапки.

Барабанный грохот пронесся во влажном воздухе. Джимми как безумный, стал оглушительно барабанить, раздувая нос, и одновременно громко гудел, как взбесившийся автомобильный клаксон. Вздохнув с облегчением, Гриффин стал быстро спускаться с корпуса, и производимый им шум совершенно затерялся в дикой какофонии, устроенной Джимми.

Спрыгнув с трехметровой высоты, Гриффин неудачно приземлился и почувствовал, как что–то хрустнуло в спине и ее пронзила боль, но разбираться с ней было некогда. Он упал на колени, но тут же вскочил и прыгнул на Эландера.

Эландер успел выстрелить в него из игольного пистолета. Смертоносная игла ударилась в корпус корабля рядом с головой Грриффина. В ответ Гриффин выстрелил из пистолета. Свинцовая пуля, посланная тренированной рукой, попала селениту прямо в лицо, забрызгав его многогранные глаза и серебристые перья красными каплями. Не успел Эландер упасть, как Гриффин ворвался на корабль.

Что–то ударило ему в грудь и лопнуло. Гриффин тут же задержал дыхание и зажал пальцами свободной руки нос. Толстый Турм, спрятавшись за подушками, направлял в него длинную трубку. За другой дверью послышались шаги бегущего сюда еще одного сюда экипажа.

Гриффин прыгнул вперед, чтобы вырваться из сконцентрированного облака газа, с холодной точностью выстрелил в появившегося селенита–рабочего и увернулся еще от одного шарика, взорвавшегося у его головы, разбрызгивая горячую кислоту.

В пистолете оставались только три пули.

Одним выстрелом Гриффин пригвоздил Турма к стене, и из пробитого серебристого горла хлынула кровь, пачкая разноцветное оперение. Последний селенит успел нажать спусковой крючок своего оружия за полсекунды до того, как Гриффин выстрелил в него, и тут же умер.

Больше противников не было, и Гриффин понял, что победил. Он стоял, подставляя ветерку мокрое от пота лицо, горящее плечо и щеку, обожженную кислотой из проклятого шарика.

На улице стих гром барабанов. Гриффин пошел к люку.

— Все в порядке, Френ, — сказал он, пошатнувшись. — Можешь входить.

Девушка бросилась к нему.

— Спенс! Они что, мертвы?

— Да. Все.

Девушка попыталась улыбнуться.

— Я так испугалась… Я посмотрела вниз с обрыва. Шкиперы…

От реки надвигался черный прилив. На песчаный берег были вытащены из воды с дюжину больших конических цилиндров с яркими кругами по бокам. Рыбы, собравшись в тысячную орду, ползли вверх, к кораблю.

С громким «па–аб!» Джимми запрыгнул в корабль. Гриффин поднял игольный пистолет и, с Френсис по пятам, быстро осмотрел судно. Но корабль действительно был пуст.

Они вернулись в главное помещение, Позади громко бибикал Джимми.

— Интересно, где Камень Жизни? — сказал Гриффин. — Наверное, где–нибудь надежно заперт. Здесь…

Они замерли на пороге каюты, в которой лежали мертвые селениты. Девушка тихо вскрикнула. Рука Гриффина метнулась к поясу, но застыла на полдороге, когда холодный голос произнес:

— Не дергайтесь, капитан! Замрите!

В люке, криво усмехаясь, стоял Феликс Ланг. В одной руке у него был Камень Жизни, горящий изумрудным огнем, в другой — игольный пистолет.

— Я продырявлю вас, прежде чем вы успеете выхватить пистолет, — тихо сказал он. — Вы не забыли — я же проклятый маленький умник. Я подождал, потом вошел, забрал с трупа Турма Камень Жизни и отыскал его оружие. Я предоставлю вам выбор. Хотите умереть здесь или останетесь на Титане? А?

Гриффин увидел движение за спиной в открытом люке за спиной Ланга. Он заколебался, не зная, что делать, а затем понял, что там движется, и чисто инстинктивно воскликнул:

— Обернитесь, Ланг! Сзади!..

Его предупреждение опоздало. Ланг прервался на полуслове и резко повернулся. Земля вокруг корабля была покрыта шкиперами, точно живым одеялом. Один из них подпрыгнул и уцепился за порог. Ланг выпнул его наружу ногой и захлопнул люк, затем наклонился и вытащил из ноги длинный, похожий на иглу шип.

— Спасибо, — сказал он с белым, как мел, лицом. — Моя ошибка, капитан. Мне нужно было закрыть люк, когда я вошел. Через бериллиевую сталь они не пробьются.

Ланг опустил пистолет и бережно положил на стол Камень Жизни. Затем, хромая, подошел к пульту управления и нажал стартер. Корабль стал медленно подниматься в воздух.

Ланг осмотрел острый черный шип.

— Отравленный. Действует быстро. Я видел, как эти черные дьяволы напали у реки на какое–то животное. Смерть наступила через полминуты.

Гриффин стал озираться в поисках аптечки.

— Противоядие… марганцевая соль…

— На это нет времени. И мы не знаем, что это за яд. Вероятно, нервно–паралитический…

Внезапно сильная дрожь сотрясла небольшую фигурку Ланга. Он рухнул на груду подушек и потянулся рукой, чтобы коснуться горящего зеленым огнем Камня Жизни.

Гриффин склонился над ним, безуспешно обшаривая память в поисках чего–то, что могло бы спасти… Рука Ланга безвольно упала. Чуть шевельнулись пересохшие, распухшие губы.

— А ведь я такой умный…

Внезапно его карие глаза вспыхнула дьявольским огнем, а на губах появилась кривая усмешка, в которой крылась вся суть безумия, сделавшего из Ланга космического преступника.

— Вспомните, капитан… У венериан есть поговорка…

Голос его прервался, глаза мертво уставились на Камень Жизни, горящий зеленым адским огнем.

Гриффин выпрямился и взглянул в иллюминатор на шарик Титана, уменьшающийся на глазах, уже крошечный на фоне громадного Сатурна.

Потом в иллюминаторе появилось далекое солнце, и Гриффин направил корабль к нему. Подошла Френсис и встала рядом с капитаном.

А среди ледяных звезд подмигивал Марс, где Марсианские Пустыни ждали своего идола. Но ждать им осталось недолго. Камень Жизни возвращался домой.

НЕВЕРОЯТНОСТЬ

Когда лысый коротышка вошел в пресс–центр газеты «Трибьюн», никто не обратил на него внимание. Пишущие машинки продолжали стучать, мальчишки–рассыльные отвечали на вопли и требования переписчиков, а коротышка стоял с ошеломленным видом, с глазами большими, как блюдца. Я как раз закончил очередной сюжет и, когда перебросил мальчишке стопку листков, то заметил, что Лысый, немного поколебавшись, направился к кабинету издателя. Я окликнул его, когда он уже протянул палец к кнопке.

Он повернулся и обратил на меня бледно–голубые дьявольские глаза.

— О, — сказал он слабым голосом. — Я хотел бы увидеть…

— Не входите, — сказал я ему. — Вас там растерзают. Как вы вообще прошли девушку за конторкой у входа?

— Она была занята, потому я и прошел. Вообще–то я в штате, — гордо сказал он и показал мне маленькую коричневую визитку.

Он оказался Сельским Корреспондентом. Он сказал это таким тоном, что я услышал эти слова, произнесенные с заглавных букв. Он посылал время от времени заметки в «Трибьюн», возможно, ему даже платили за них — по самым паршивым расценкам, — но это много значило для Лысого. Кстати, звали его, как я прочитал на визитке, Лью Хиллмен.

— У меня есть для вас история, — сказал он. — Слишком важная, чтобы доверить ее почте. Поэтому я приехал лично. Это о докторе Фэбрине.

Он замолчал с таким видом, словно я должен был знать этого типа.

— Да, — протянул я. — Кстати, вот человек, с которым вы хотели поговорить…

Я махнул ему рукой, и он оставил меня в покое. Я вернулся за свое место и стал работать. Минут через десять я оторвался от пиш. машинки и увидел, что Лысый стоит возле меня с несчастным видом.

Прежде, чем я нашел, что сказать, он вдруг разразился шквалом слов.

— Он мне не поверил! Он сказал, будто я все сфальсифицировал! Но у меня есть фотографии… вот, взгляните! — Он бросил мне на стол пачку фотокарточек. — Больница «Палмвью», — сказал Лысый, стукнув пальцем по одной из фоток.

Я просмотрел около дюжины фотографий. На них был какой–то невысокий, обычного вида человек. Единственное, что было забавно — на некоторых фотографиях у парня было две ноги, а на других — только одна.

— Мы не берем очерки о несчастных случаях, — сказал я, — если только в них нет чего–нибудь новенького. Я не могу…

— Вы ничего не поняли, — взорвался Хиллмен. — Я сделал эти фотографии Драйера два месяца назад, когда он появился в больнице «Палмвью». Я всегда делаю фотографии пациентов. Для уверенности, что у меня останутся негативы, если с оригиналами что–нибудь случится. Два месяца назад у Драйера была только одна нога. А теперь у него их две — новая нога выросла прямо из культи. Я сам видел это!

Лысый был сумасшедшим. Меня так и подмывало сказать ему это. Но он так серьезно относился ко всему, что я лишь промямлил:

— Ну, а вас должны быть доказательства. Одних фотографий недостаточно.

— Доказательства! — воскликнул он. — Доказательство о случае с Драйером, верно? Я взял у него заверенный рассказ. И у доктора Фэбрина тоже! — Он бросил мне на стол какие–то листки.

Я просмотрел их, но они ничего не значили. Либо фальшивки, либо просто рекламный трюк.

Но затем я вспомнил, что уже что–то читал в газете о больнице «Палмвью». Я попросил Хиллмена минутку подождать, а сам спустился в архив. На «Палмвью» было мало материала, и я выкопал все, что имелось.

Больница принадлежала доктору Фэбрину, который, очевидно, не был такой уж важной шишкой. Часть больницы он время от времени сдавал в аренду кому ни попадя, поскольку немногочисленные пациенты не обогащали его. Я заключил, что Фэбрин был эксцентричным, но не очень способным врачом, который не котировался в его профессии.

Согласно архиву, в «Палмвью» несколько недель назад кое–что произошло. Полусумасшедшему физику по имени Гай Нэйсмит, арендовавшему подвал для экспериментальных работ, удалось–таки нехило взорвать себя. Его перенесли наверх и отправили отдыхать на больничную койку. Было там также по соседству несколько забавных случаев — обычное барахло, которое поступает в каждую газету, о странных огоньках, необъяснимых звуках и тому подобное. Но меня привлекла заметка, в которой говорилось, что доктор Фэбрин объявил об открытии, которое раз и навсегда изменит все медицину — что–то такое, что будет лечить неизлечимые заболевания. Это было все, что он сказал — и никаких намеков на методику. Но я догадался, что новости, которые привез Лысый, являются продолжением этой истории.

Час спустя я уже трясся в хрупком автомобиле Хиллмена, катящим из города. Хиллмен был мне благодарен, но весьма волновался.

— Послушайте, — сказа я ему, — я не собираюсь украсть вашу историю. Я хочу лишь сам провести небольшое расследование. Вероятно, вы правы, но без доказательств никто вам не поверит. Я поспорил с боссом на бутылку виски, что у меня будет заголовок сенсационного репортажа.

— Это хорошие новости, — сказал Хиллмен, нетерпеливо поглаживая пальцами лицо. — Забавно, что я не спускал глаз с больницы с тех пор, как узнал, что Нэйсмит…

— Тот физик, что взорвал себя?

— Да. Я полагал, что с ним случится интересная история. Я разговаривал с ним, и он сказал, что напал на след чего–то по–настоящему большого. Я не понял, чего именно, но он продолжал работать и… м-м… — Хиллмен полез в карман, достал оттуда смятый листок и перо тянул его мне. Автомобиль вильнул и чуть не улетел в кювет, но он резким поворотом руля направил его, куда надо. — Я сделал несколько примечаний…

Я не мог разобрать большую часть каракуль.

«Энтропия… детерминизм… доминирующая особенность… см. Эддингтона… причинная связь… не работает на субатомном уровне…»

— Все это прекрасно, — сказал я, сунув листок обратно ему в карман. — Может быть, у него перед носом произошел атомный взрыв…

Хиллмен обиделся. Он больше не произнес ни слова, пока мы не остановились перед больницей «Палмвью». Я сразу же опознал ее по фотографии. Обычная постройка санаторного типа, находящаяся в запустении. Трава нуждалась в подстрижке, оконные стекла были грязны. Я прошел за Хиллменом в приемную. Девушка за стойкой отложила какой–то журнал и уставилась на нас.

— Мы бы хотели увидеть доктора Фэбрина, — сказал мой сопровождающий.

Почти сразу же он и появился, пройдя через вращающуюся дверь в сопровождении группы интернов, пациентов и медсестер — крупный, тучный человек с седыми волосами и бульдожьим лицом. Сопровождающие выглядели взволнованными. Хиллмен ринулся к нему.

— Доктор Фэбрин, я привез репортера из «Трибьюн»…

— Да, да, да! — взволнованно замахал руками Фэбрин. — Пойдемте. У нас новый случай…

Он пронесся мимо меня, как циклон, таща в кильватере толпу, и мы с Хиллменом последовали за ними. По лестничному пролету, по коридору, в дверь с каким–то номером на ней… И там он обернулся, воздев большие руки.

Его толстые губы издали шипящий звук.

— Тише! Все остаются здесь! Хиллмен и вы — за мной!

Он распахнул перед нами дверь, и мы вошли в комнату, где в инвалидном кресле у окна сидел бледный, худой мальчик.

— Доктор Фэбрин, — сказал я, — меня зовут Хейли, я — репортер «Трибьюн». Могу я получить порцию этого изобретенного вами средства, от которого вырастают новые ноги?

Фэбрин замигал.

— А? Что? О чем это вы?

— Вы репортер, — спросил пациент в инвалидном кресле. — Вот вам материал для статьи. Когда я приехал сюда, у меня была гемофилия. Но теперь я вылечился. Доктор Фэбрин вылечил меня. Видите? — Он хлопнул себя рукой по колену, которое обнажил, чтобы я мог его осмотреть. На коже появилась небольшая краснота, но почти мгновенно исчезла. — Видели? Если бы я сделал то же самое еще неделю назад, то нога бы раздулась, как воздушный шар.

— Да, да, — счастливо закивал доктор Фэбрин. — Он прав, мистер Хейли.

— Гемофилик? — спросил я. — Но мне кажется, доктор Фэбрин, уже нашли средство от гемофилии. Змеиный яд или какой–то там белок для сгущения крови…

— Я не пользовался ничем подобным. Неужели вы думаете, что какой–то белок вырастил бы калеке новую ногу? Я не обманщик и не искатель славы! — Фэбрин впился в меня взглядом.

Я успокаивающе улыбнулся.

— Хорошо, хорошо, доктор. «Трибьюн» может оценить любую информацию, которую вы согласитесь дать нам.

— Минутку, — Фэбрин мельком осмотрел пациента и погладил его по плечу. — Ты в прекрасной форме, парень. Еще несколько дней, и можешь ехать домой. — Он повел нас обратно в коридор. — Пойдемте ко мне в кабинет.

Но не успели мы дойти до кабинета, как что–то произошло. Это был мой первый реальный опыт невероятного, которое имело место в больнице «Палмвью». Позже я понял значение этого и осознал ужасную опасность, какой подвергся, когда словно электрический ток пробежал у меня по телу, и заставил остановиться. Я повернулся к Фэбрину и был удивлен выражением его лица. На его бульдожьей морде был написан настоящий ужас… который, впрочем, тут же исчез.

— Минутку, — сказал он. — Мне что–то нехорошо…

Он кивнул на дверь и торопливо ушел. Секунду поколебавшись, Хиллмен отправился следом за ним.

Я зажег сигарету и, пожав плечами, вошел в кабинет Фэбрина. На большом столе из красного дерева была куча разбросанных бумаг. Я подошел и от нечего делать глянул на них. Это были истории болезни и какая–то деловая переписка. Я отвернулся, поскольку в кабинет вбежала девушка.

Увидев меня, она резко остановилась. Я взглянул на нее. Наверное, медсестра, и весьма симпатичная, с темно–рыжими волосами, выбивающимися из–под белой шапочки, и круглого личика, почему–то явно испуганного. Ее голубые глаза отчаянно уставились на меня.

— О-о… А где доктор Фэбрин?

Я пожал плечами.

Девушка отчаянно огляделась.

— Мне нужно найти его. Кое–что произошло!

— Я могу вам помочь? — спросил я и, не дожидаясь ответа, взял ее за руку и направился вместе с ней в холл. Раз в больнице «Палмвью» что–то еще произошло, Боб Хейли должен это увидеть.

Медсестра казалась до смерти перепуганной. Секунду она поколебалась, затем повела меня в палату, где я был лишь несколько минут назад, и где находился «гемофилик».

Я лишь мельком взглянул в палату, затем поспешно закрыл дверь, втащив девушку внутрь. В животе у меня что–то сжалось. Медсестра зажала рукой рот и еще больше побледнела.

Я не винил ее. Инвалидное кресло валялось на боку, и возле него лежала голова. Голова какого–то животного, хотя я и не понял, какого именно. Она была громадной, как кровать, серая, покрытая бородавками и с единственным большим глазом, остекленевшим после смерти. Эта невозможная голова походила на голову жабы, жабы невероятного размера, а из ее слюнявой пасти торчала голова и плечи человека.

Я узнал в нем беднягу — «гемофилика», от выражения лица которого мне стало плохо. Он был мертв, и я надеялся, что умер он быстро. Его грудь, насколько я мог видеть, была сокрушена и искорежена челюстями чудовища.

Медсестра задрожала, она явно была на грани истерик и, и я выставил ее в коридор.

— Подождите здесь, — сказал я. — И, ради Бога, придите в себя. Но мой собственный голос тоже дрожал.

Затем я вернулся в палату. У меня была там работа, нравилось мне это или нет. Я тщательно осмотрел ужасное чудовище, но когда закончил, то знаний у меня не прибавилось. Сперва у меня была сумасшедшая идея, что доктор Фэбрин удалил ограничитель роста у жабы или лягушки, и она выросла до громадных размеров. Как в «Пище Богов» Уэллса. Но это оказалось не так. Это существо не было жабой, оно было чем–то, чего я никогда не видел прежде.

Я сделал одно открытие. Верхняя часть шеи была отрезана от тела, и из обрубка медленно сочилась липкая белесая жидкость. Я видел серые хрящи, нервы и соединительную ткань, не оборванные, а как бы отсеченные острой бритвой. Но все это было совершенно невозможно. С одной стороны, голова такого размера не могла бы пролезть в дверь или в окно. С другой же, тело чудовища должно быть не меньше, чем у динозавра, и его нельзя было спрятать под кроватью. Так что всего этого просто не могло произойти.

Когда я вышел из палаты, медсестра ждала в коридоре. Ей удалось слегка успокоиться, хотя глаза ее были расширены, и в них плескался страх.

— Он ведь мертв? — робко спросила она.

— Да, — сказал я. — Что произошло?

— Я услышала, как кричит мальчик. Когда я вошла, то увидела это… Только он был еще жив, и эта штука тварь жевала его.

Она опять задрожала. Прежде, чем она впала в истерику, я быстро спросил:

— Вы видели только голову? И никакого туловища?

— Вы сами видели это. Голова…

— Нужно найти Фэбрина, — проворчал я.

В коридоре появился интерн, и я окликнул его.

— Послушайте, — велел я. — Оставайтесь у двери на страже. Не пускайте никого — кроме Фэбрина. И сами тоже не входите. Понятно?

Он посмотрел на медсестру.

— Все в порядке, Джин… мисс Бенсон?

Она с трудом кивнула.

— Где же может быть Фэбрин? — спросил я.

— С Хамфрисом.

— Это наверху, — быстро сказала Джин.

Она бежала впереди, быстро перебирая стройными ножками. Я следовал за ней.

— Хамфрис? — спросил я, когда мы поднимались по лестнице. — Знаменитый игрок?

— Угу. В него стреляли…

Я вспомнил. Хамфрис запутался в каких–то темных делишках, полез, куда не нужно, и в результате пару месяцев назад в него всадили шесть маслин.

— У него повреждено легкое, — сообщила мне Джин. — Правая доля. Боюсь, он не выживет.

Я нашел Фэбрина в палате у Хамфриса, когда врач пытался успокоить своего пациента. Пациент же, невысокий типчик с жесткими темными волосами, спускающимися почти что до самых косматых бровей, был до смерти перепуган. Он пытался встать с кровати, и Фэбрин с трудом удерживал его.

— Говорю вам, я видел это, — визжал Хамфрис. — На меня глядели глаза — громадные пристальные глаза, и были еще сумасшедшие цвета и огни. Выпустите меня отсюда… Выпустите меня!

— Возьмите себя в руки, — успокаивал его Фэбрин, — Еще несколько недель, и мы поставим вас на ноги. — Широкое лицо доктора с отвислыми щеками было белым, как мел, когда он взглянул на нас.

— Мисс Бенсон, помогите мне! И вы тоже, Хейли!

Втроем нам удалось удержать Хамфриса на кровати. Наконец, игрок затих и лишь испуганно смотрел на Фэбрина.

— Вылечите меня, доктор. Вы же вырастили ногу тому калеке… Вы ведь не позволите слизнякам убить меня?

Фэбрин сказал что–то успокоительное, и я отвел его в сторону. Там я коротко рассказал, что произошло. В течение следующей минуты он был похож на сумасшедшего.

— О, Боже мой! Снова! — Он схватил меня за руку. — Не пишите об этом, Хейли! Я хочу услышать, как вы все это объясняете. Но это не должно попасть в газеты!

Я ничего не ответил, и он выбежал из палаты, чуть не сбив с ног Хиллмена, лысый череп которого блестел от пота, когда он ворвался в палату. Сельский Корреспондент дрожал от волнения. Он попытался задержать Фэбрина, но доктор молча оттолкнул его. Затем Хиллмен увидел меня.

— Хейли! Нэйсмит ушел… я не сумел задержать его. Он внизу. Вы же пойдете к нему, не так ли? Я мне нужен Фэбрин.

Не дожидаясь ответа, он побежал вслед за доктором. Я повернулся к медсестре.

— О чем это он? Что за Нэйсмит?

Но прежде, чем она ответила, я вспомнил. Нэйсмит был физиком, который арендовал подвал для работы и взорвал себя.

Джин поглядела на игрока, который откинулся на подушку с закрытыми глазами, и что–то шептал себе под нос.

— Нам лучше пойти к Нэйсмиту, — сказала она. — Хамфрис уже в порядке.

И мы опять пошли по лестнице вниз. Очевидно, лифты здесь не работали.

Я чувствовал, что ноги мои уже гудят от ходьбы по этому сумасшедшему дому.

Мы шли по настоящему лабиринту — подземным коридорам, скудно освещенным, которые протянулись под всей больницей. Но Джин знала, куда идти.

— Он пойдет в свою лабораторию, — сказала она мне и оказалась права.

Звук треснувших досок показал нам, где Нэйсмит. Мы заметили впереди в коридоре высокого худого человека, выбивающего плечом дверь. Она поддалась, пока мы бежали к нему, и Нэйсмит исчез из поля зрения.

Добежав до порога, я увидел, что он миновал помещение, заставленное какой–то аппаратурой, распахнул еще одну дверь и захлопнул за собой. Я ринулся вперед, Джин следом за мной. Я осторожно повернул дверную ручку.

Но в предосторожностях не было нужды.

Мы увидели Нэйсмита — неясный силуэт на фоне яркого синего света, бьющего из пятна в центре комнаты, как раз между двумя металлическими шарами, установленными на подпорках. Все это походило на устройство для создания искусственных молний. Нэйсмит обернулся и увидел нас. Его землистое лицо со впалыми щеками судорожно подергивалось.

Но голос его меня удивил. Он был глубокий и вежливый. Не знаю, почему, но я ожидал сумасшедшие вопли.

— Где Фэбрин, мисс Бенсон? — тихо спросил Нэйсмит.

— Наверху. Вам нельзя здесь находиться, мистер Нэйсмит. Вы все еще не здоровы.

Я посмотрел на пятно, испускающее свет, и у меня возникли кое–какие мысли.

— Мистер Нэйсмит, — начал было я, — я репортер из…

Он обернулся ко мне, и на его лице вдруг появилась надежда.

— Репортер! Вы — единственный, кто может мне помочь! Послушайте, больницу нужно эвакуировать. Немедленно! Здесь смертельно опасно находиться, а Фэбрин не может этого понять. Я хотел ему все рассказать, но он видит во всем этом лишь возможность нажить состояние, и не хочет мне верить. Он не позволяет себе поверить… — Нэйсмит указал рукой на сияющее свечение. — Видите это? Оно ни на что не похоже, верно? Но оно очень опасно — в нем больше потенциальной энергии, чем в миллиарде тонн динамита. Это новый тип материи. Нет, неправильно называть его новым, потому что он всегда существовал в нашей Вселенной, хотя ни кто прежде не понимал, что это такое. В этом пятне нарушается причинно–следственная связь. В нем объяснение загадок Чарльза Форта. (Американский писатель, издавший в первой половине девятнадцатого века книгу необъяснимых явлений, основатель Фортианского Общества).

Я не раз упоминал в новостях об Фортианском Обществе, но всегда скептически относился к его деятельности.

— Вы имеете в виду представление Форта о небе, как о твердом теле, где звезды являются вулканами? — невольно улыбнулся я.

Но Нэйсмит нетерпеливо махнул рукой.

— У Форта было много заскоков. Все это, разумеется, ерунда. Но он собрал много случаев, которых не могут существующие законы физики. Жидкости, которые возникали ниоткуда — например, случай в Экроне, где вода лилась с безоблачного неба. Камни, падающие из пустоты, появления фантастических монстров, существ, которые явно не могут быть никакими гибридами, например, череп, найденный в Австралии в 1846 году. Или исчезновение циклопов. Или случай, когда женщина сгорела в собственной комнате буквально до золы, но ни ее одежда, ни ковер даже не обгорели. А так называемый четырехмерный провал в Бристоле в 1873 году, где множество людей увидели деформированную и ужасно искаженную незнакомую местность? А истории о призраках? Это кажется невозможным, но не теперь, когда я нашел ключ ко всему!

— Появление фантастических монстров…

Я вспомнил похожее на жабу существо в палате наверху, ужасную голову, явно появившуюся из пустоты. Но все же я не был убежден, и продолжал скептически слушать, в то время как Нэйсмит продолжал:

— Нарушение закона детерминизма — то есть правила математической последовательности явлений. Один плюс один не всегда равно двум. Макс Планк и Макс Борн, Вейль и Боровский — все они доказывали это, а Эддингтон подробно об этом написал. Возможно, вы знаете его пример с чайником. Если чайник стоит на огне, есть шанс, что вода в нем замерзнет. Это очень маленький шанс. Гораздо вероятнее, что тепло пойдет от огня к чайнику. Но существует возможность, что все же она выберет обратное направление. Смотрите сюда! — Он схватил со стола книгу, быстро пролистал ее и показал отмеченный абзац. — Вот объяснение Эддингтона, видите?

— Если происходит случайность, — прочитал я, — то для этого нет никакого физического закона, известного науке, а явная однородность Природы, наблюдаемая до сих пор, является простым совпадением.

— Эддингтон провел аналогию с чайником, — продолжал Нэйсмит, — так как она показывает самое логичное — или, другими словами , самое простое нелогичное объяснение нарушения физических законов. Но он упустил важный момент. Его «явная однородность Природы» — это неправильная формулировка. Что касается нарушения физических законов — Питер Ругг, человек, который бесследно исчез на глазах у свидетелей, или неизвестный ядовитый газ, который изредка появляется в долине… то ли во Франции, то ли в Бельгии, неважно, где…Главное, что там и там нарушаются физические законы, а вместе с ними причинно–следственная связь, и это должны понять ученые. — Нэйсмит указал на пятно, испускающее свет. — Наш пространственно–временной континуум устойчив, потому что он в основном повинуется стабильным законам. Но нам также известно, что определенный тип волн нарушает эту стабильность. Эта вибрация распространяется по всей Вселенной, мы замечаем ее при экспериментах на субатомном уровне, но стараемся отмахиваться от этого. Мы не можем точно рассчитать путь движения электрона из–за этой странной вибрации.

Я глянул на дверной проем, так как мне показалось, что я услышал оттуда какой–то шелест. Но там ничего не было, и звук не повторился.

— Иногда эти волны неустойчивости могут собраться в небольшой области, — быстро продолжал Нэйсмит. — и, так сказать, столпиться там, как атомы, сжатые в центре звезды. Когда это происходит, причинно–следственная связь не только становится неработающей, но и полностью изменяется. Детерминизм терпит неудачу, а индетерминизм становится доминантой. В таких водоворотах возникают физические законы, основанные на неустойчивости, а не на стабильности, и тогда может произойти все, что угодно. Могут появляться из ниоткуда жидкости. А могут — фантастические существа. Может исчезнуть команда целого корабля — или единственный человек, как Питер Ругг. — Нэйсмит повернулся к девушке. — Мисс Бенсон, пожалуйста, расскажите этому человеку обстоятельства моего несчастного случая.

— Н-ну… я мало что знаю, — сказала медсестра. — Мы нашли вас на ступеньках кочегарки, с несколькими ушибами и легким сотрясением мозга.

— Верно, А кочегарка была заперта, не так ли? Снаружи!

Джин кивнула.

— Ну, я вам расскажу, что случилось. Я попытался получить искусственно эти колебания нестабильности — и добился успеха.

— Он снова кивнул на пятно света. — И сразу же преобладали законы нелогичности. Произошел субмикроскопический несчастный случай. Мое тело состоит из электрических зарядов, но они в совокупности составляют меньше одной миллиардной части меня. Я, главным образом, состою из пустоты. Так же, как этот бетонный пол. Возможно — но очень невероятно, — что все электрические частицы пола вдруг пропустят все частицы моего тела. И в таком случае, я просто провалюсь сквозь пол, так же, как проваливаюсь под воду. В мире логики на это есть лишь маленький шансик невероятности. Но под воздействием колебаний нестабильности, мы весьма увеличиваем этот шанс. Я провалился под пол — и это чуть было не убило меня.

— Минутку, — резко сказал я.

Я был уверен, что услышал какое–то движение в соседней комнате. Я загнул к порогу, но дверь вдруг захлопнулась. Я услышал щелчок ключа в замке, а потом слабеющие звуки шагов.

— Это Фэбрин! — воскликнул Нэйсмит. — Он подслушивал!

— Похоже на то, — проворчал я. — Нужно сломать дверь…

И тут внезапная мысль заставила меня повернуться к физику.

— Эти чудесные излечения… За них ответственны ваши колебания нестабильности?

— Конечно. Ведь нелогично, чтобы человек вырастил новую ногу, а мальчик вдруг излечился от гемофилии, но нелогичность — доминанта в таких процессах. Фэбрин погрузил культю калеки в соляной раствор, в который добавил кальций, фосфаты, железо и все остальные элементы, из каких состоит человеческое тело. — Лицо Нэйсмита стало подергиваться сильнее. — Но иногда колебания нестабильности выбрасывают энергетическую волну, которая распространяется, как рябь на воде, на значительное расстояние. И все на ее пути…

— Я понял, — прервал его я, вспомнив странное чувство, когда по моему телу пробежал электрический ток, как раз перед тем, как все пошло наперекосяк. — И как далеко это распространяется?

— Я думаю, недалеко. Не дальше, чем на несколько тысяч ярдов до того, как она рассеется в космосе. Но согласно закону нестабильности, все в этой больнице находятся в смертельной опасности.

— Мы должны как–то выбраться отсюда, — нервно сказала Джин. — Вы можете сломать дверь?

— Попробую, — ответил я, но как раз в это мгновение снова щелкнул ключ и дверь открылась. В нее вошел человек и тут же закрыл дверь за собой. Это был Хамфрис, в пижаме и с пистолетом в руке. Его глазки были налиты кровью, зрачки расширены.

— Назад! — крикнул он. — Все назад! Быстро!

Джин бросилась к нему.

— Мистер Хамфрис, вам не следовало вставать с кровати…

Он оттолкнул ее своей волосатой рукой. Джин наткнулась на стол и чуть не упала.

— Я за вами, — сказал Хамфрис. — Доктор рассказал мне, что вы собираетесь сделать. Вы хотите забрать меня отсюда, да?

— Послушайте, успокойтесь, — ответил Нэйсмит. — Вы должны уйти из «Палмвью». Все! Вы все здесь в опасности…

— Да, доктор был прав, — сердито усмехнулся игрок. — Вы все против меня. Вы хотите увезти меня отсюда, чтобы доктор Фэбрин не смог меня вылечить. Доктор сказал, что я умру, если не останусь здесь еще на пару недель…

Я понял, что Хамфрис лишился рассудка. Страх смерти и та небывальщина, что происходила вокруг — все это сделало его прекрасным орудием доктора Фэбрина.

— Докор дал мне пистолет. Сказал, что не станет лечить меня, если я не убью вас — всех троих. Ия…

Я услышал за дверью возню. Там что–то упало, зазвенело стекло. Потом раздался резкий вопль Фэбрина — и голос Хиллмена, Сельского Корреспондента, полный страха и ярости. И тут Хамфрис выстрелил.

Рука у него тряслась, пуля просвистела мимо моего уха, и я почувствовал, как позади что–то задрожало.

— Новая пульсация! — закричал Нэйсмит.

Краешком глаза я увидел, что свет стал еще ярче и начал пульсировать концентрическими кругами, под действием энергии, освобожденной пролетевшей пулей. Я повернулся к Хэмфрису, и по коже у меня побежали мурашки, когда я увидел, как ствол пистолета поворачивается ко мне. Я услышал звук выстрела…

И снова ощутил странный ток, который уже один раз пробегал у меня по телу, вибрация, образуемая волной нестабильности. Машинально я заслонился рукой и почувствовал, как в нее что–то сильно ударило.

Я прыгнул на Хамфри… Нет, я врезался в него, точно пушечное ядро, полетел вместе с ним к двери… и сквозь нее!

Я слышал, как он кричит, — и его голос был полон муки, — пока мы падали, но не мог остановиться. Затем на лету я увидел два борющихся друг с другом силуэта — Фэбрина и Хиллмена. Мне как–то удалось чуть изменить траекторию, так что я, в основном, ударил по доктору, но маленький Хиллмен тоже полетел в угол, потому что моя рука задела и его.

Я ударил плечом в Фэбрина. Он был настоящим гигантом по сравнению со мной, но все же от моего удара он полетел через всю комнату, собирая попутно столы и стулья, круша приборы, пока не врезался в стену и не сполз по ней, уже без сознания.

Я ударился в стену, но успел выставить вперед руки, чтобы смягчить удар. Локти и колени у меня затрещали и чуть не сломались, но мне удалось затормозить и, почти бездыханный, я попытался понять, что произошло.

Джин и Нэйсмит выскочили из лаборатории и стояли, уставившись на меня. У девушки было что–то в пальцах, и она молча протягивала это мне. Маленький сплющенный кусочек свинца, который недавно был пулей.

Нэйсмит схватил меня за руку и показал красную отметину на запястье.

— Посмотрите сюда! Вот то место. Куда вас поразила пуля… или куда вы поразили пулю. Боже мой, какая энергия!

И он стал хохотать, как сумасшедший.

— Что произошло? — ошеломленно спросил я.

— Законы невероятности, — ответил Нэйсмит. — Хэмфрис выстрелил в вас в тот момент, когда начала расходиться волна невероятности. Согласно обычным законам физики, у пули больше энергии, чем у вас, поэтому она должна была вас убить. Но волна невероятности дала вам громадные излишки потенциальной и кинетической энергии. У вас стало гораздо больше энергии, чем у пули, и вы просто смахнули ее с траектории. И похоже, вы убили и Фэбрина, и Хэмфри!

Джин стояла уже на коленях возле Фэбрина.

— Нет, он дышит. Но вот Хэмфри…

— Мертв, — сказал маленький Хиллмен, шагнув к нам. — У него сломана шея. Боже мой, какой у вас удар, Хейли!

Нэйсмит обернулся через плечо.

— Опасность еще не исчезла. Эта волна… возможно, она причинила неприятности наверху. Хиллмен, позвоните в полицию. Больницу нужно немедленно эвакуировать.

— Но…

Я понял, о чем он подумал.

— Звоните, — кивнул я. — А я позвоню в газету. «Трибьюн» проявит внимание к данному делу, я позабочусь об этом. И статья будет подписана вашим именем, Хиллмен.

На этом все кончилось. Больница «Палмвью» была срочно эвакуирована, а после того, как была напечатана статья, ее выкупил научный фонд, и окружил заборов под током высокого напряжения и предупредительными надписями. Там до сих пор трудится дюжина физиков во главе с Нэйсмитом, пытаясь научиться управлять волнами невероятности. Нэйсмит по–прежнему думает, что это возможно, но я так не уверен. Лично я скорее имел бы дело с ручными гранатами без чеки.

Специальная Комиссия выпнула Фэбрина из Медицинского Общества. Не знаю, что стало с ним дальше. Хиллмен теперь регулярно сотрудничает с «Трибьюн», но так и не сумел повторить успех своей первой большой статьи, хотя написал несколько неплохих работ.

Джин? Да, я женился на ней. Она сказала, что влюбилась в меня в тот момент, когда я одним ударом отразил пулю и сбил с ног двух здоровых мужчин.

Никогда мне не понять этих женщин!

СИЯЮЩИЙ ЧЕЛОВЕК

Я почувствовал, какая напряженность возникла среди собравшихся, когда я вошел. Старейшина Саймон подошел ко мне и сказал:

— Только не волнуйся, Джо. Кое–что произошло, но ты должен держать себя в руках.

Мой пристальный взгляд метнулся по огромной пещере. Более пятидесяти мерриканцев собрались здесь. Свет от костра бросал красноватые отблески на напряженные лица моих соплеменников, сильных, мускулистых мужчин, одетых в волчьи или оленьи шкуры, что бегали по Пенсильванским холмам. Огонь блестел на кремниевых ножах и малочисленных металлических лезвиях времен Древнего народа, которые иногда находили в руинах Питсбурга.

Потом я взглянул на трон — каменный горбыль, где должен восседать вождь племени. Он был пуст. И поперек него лежало копье — знак вызова. Никто не смотрел на меня, хотя я чувствовал, как все насторожились. Вызов был брошен, и я скинул с плеч на землю оленью тушу, а затем подошел к Веене, своей матери.

— Почему ты не на троне? — спросил я.

Ее серое лицо даже не дрогнуло.

— Сегодня исполнился ровно год с тех пор, как твой брат Эли оставил меня править, а сам отправился в Страну Призраков. Год закончился, а законы нашего племени гласят, что теперь можно бросить вызов, чтобы выбрать вождя.

Все так и было. Год назад Эли отправился на север отомстить за моего брата. Оба не вернулись, значит, Страна Призраков забрала у нас еще одну жизнь, Страна, которая посылает своих эмиссаров убивать нас по ночам и красть наших женщин. Норт пошел искать свою жену, Эли пошел искать его.

— Чье это копье? — спросил я.

Поднялся человек, большой, с красными щеками и спутанной темной бородой, падающей на волосатую грудь человек. Могучий Буйвол Оргу со сверкающими глазками и трубным голосом, вызывающим смех. Но немногие осмеливались смеяться над Оргу, в котором постороннее веселье вызывало лишь бешенство.

Лишь мой отец был сильнее Оргу, и именно мой отец несколько лет назад сплющил гиганту нос в бесформенную лепешку. С тех пор Оргу был, можно сказать, вне племени, живя один и появляясь лишь раз в несколько месяцев. И вот теперь, я думаю, он увидел возможность отомстить, поскольку согласно закону племени сам я все еще считался ребенком. Ребенком в двадцать лет! Мой отец Линкольн завещало трон мне, своему младшему сыну, титаническим сложением пошедшего в него самого, а способностью приходить в ослепляющее

бешенство, которое люди племени называли боевым безумием берсеркера, даже превосходившим его. Но отец мой погиб, предательски убитый копьем в спину. После него правил мой брат Норт, а за ним на трон взошел брат Эли.

Через неделю мне исполнится двадцать один год, и трон должен достаться мне по наследству. Но Оргу не стал ждать. Брошенное на трон копье было смертельным оскорблением, которое можно смыть только кровью. Я поглядел на Оргу в свете костра и выхватил из–за пояса нож. Он сделал то же самое.

Но тут из темноты раздался голос. И снова Старейшина Саймон шагнул вперед, согбенный, худой старик с пергаментной кожей, натянутой на совершенно лысый череп. Очень старым был Саймон, последний из культа колдунов, чье происхождение теряется в веках. В своей небольшой пещере он постоянно рассматривал странные предметы, которые называл книгами, и часто рассказывал нам удивительные истории о Древних, которые могли летать в небесах и метать во врагов молнии. Голос у него был сухим и слабым.

— Суд Божий, — объявил он. — Согласно нашему закону, вы оба должны биться безоружными до смерти. Однако, Оргу, ты сделал бы хорошо, если бы подождал пока не вернется Эли или пока на трон не взойдет Джо.

Глазки Оргу застыли на мне.

— Эли не вернется. Норт же не вернулся из Страны Призраков? Так что же, мерриканцами будет править женщина или малолетний щенок?

У меня загорелись щеки. Я шагнул вперед, и все племя отступило в тень у стен. Оргу, как буйвол, понесся вперед, громадный и страшный. Его руки, толстые, как стволы деревьев, потянулись ко мне.

Я встретил Оргу и стиснул правой рукой его левое запястье, а он схватил мое запястье своей правой. Мы неподвижно застыли, только вздувались мускулы и оскалились зубы, когда каждый пытался разорвать захват противника. В моей руке возникла резкая боль, мне показалось, что она вот–вот сломается, но и Оргу тоже стало больно!

Он отпустил меня, и его кулак метнулся к коему горлу. Я вовремя увернулся, но руки Оргу сомкнулись на моем туловище и стали сжимать захват, который мог сломать мой хребет. Я попытался ударить его снизу в челюсть, но Оргу был тоже быстр и уткнулся лицом в мое плечо, пытаясь зубами отыскать мою артерию.

Я тоже мог бы попробовать сломать Оргу позвоночник, но вместо этого подставил ему подножку и с силой толкнул вперед. Мы полетели на пол пещеры, и Оргу оказался подо мной. У него перехватило дыхание, но все же он не ослабил захват. Я попытался не думать о жгучем пламени, которое разгорелось в моей спине. Смутно я видел в тени лицо Саймона, худое, полное решимости, и серое лицо Веены. Она указала на что–то рукой.

Я понял ее и сделал переворот, увлекая Оргу за собой. Мы перекатились по полу и оказались на тлеющих углях костра. Оргу не ожидал этого! Взметнулась туча иск и угольков, и мы отскочили порознь в разные стороны, уже на ногах, сбивая с волос огонь.

Потом Оргу, усмехнувшись, снова ринулся на меня. Его кулак врезался мне в грудь. И мне показалось, что он удивился, когда я не отлетел назад. Вместо отступления я нанес удар, который превратил в без того уродливый нос гиганта окончательно в кашу, и кровь струей брызнула ему на бороду.

Оргу расхохотался. В его голосе ощущалась жажда убийства. Я услышал скрежет его желтых клыков друг о друга.

— Мой отец уже навел тебе красоту, — крикнул я, насмехаясь. — А я теперь окончательно поправил твой носик!

И без того маленькие глазки сузились еще сильнее. Оргу ударил меня коленом, и от ужасной боли в животе я рухнул на пол. Прежде чем я успел вскочить на ноги, гигант навалился на меня, прижав к полу. Его железные пальцы впились мне в горло. Я безуспешно пытался оторвать их от себя.

Теперь для меня ничего не существовало, кроме грубого лица Оргу, бородатого, отвратительного, измазанного кровью. Кровавые капли упали на мое лицо. И я услышал его торжествующий шепот:

— Да, такой же удар! И я убью тебя, как убил твоего папашу, дурак!

Так это Оргу убил моего отца подлым ударом копья в спину! Тогда он допустил ошибку, сказав это. Потому что это несло ему смерть.

Очередная красная капля, падая, разрослась и закрыла алым весь мир. Во мне вскипел темный гнев, на миг отняв все силы.

Но слабость тут же прошла и сменилась силой — силой, которая вливалась в мои вены и гремела раскатами грома в голове. Не помню, что было потом…

Люди говорили, что я открыл рот и завыл, как волк, с остекленевшими, звериными глазами. Что горло мое вдруг напряглось, и захват пальцев Оргу ослаб. Что я в кровь разбил кулаки о лицо убийцы, превращая его в кровавую кашу. Я ничего не помнил. Мой овладело безумие берсеркера, которое заставило когда–то голыми руками убить медведя.

Оргу не осмеливался отпускать мое горло. Но все еще пытался меня задушить, прижимая к земле, но больше уже не смеялся, а лишь мотал головой, ослепленный, пытаясь избежать моих ударов, и все же потом заорал от боли, когда щеки его были разорваны и кости лица переломаны…

И его охватил страх. Он отпустил мое горло и с трудом поднялся на ноги. Я тоже встал, впуская в легкие воздух, который промчался по ним, точно холодный нож. И пошел вперед, продолжая наносить Оргу удары.

Он уже не мог со мной драться. Он побежал к выходу из пещеры, вопя от панического страха. Я был самой Смертью, и Оргу отлично понимал это.

У стены лежал нож. Оргу схватил его, хотя, согласно закону племени, проходить Божий Суд нужно безоружным. Саймон предупреждающе закричал. Моя мать тоже что–то крикнула и рванулась вперед, но я не обратил на нож никакого внимания. Я шел на Оргу и, думаю, что убил бы его, даже если бы нож пронзил мне сердце.

Но когда Оргу замахнулся, чья–то рука схватила за нож и вырвала у него из руки. У выхода за спиной Оргу возникло какое–то движение, убийца повернулся и рухнул на колени с разодранным горлом.

Ледяной страх пронизал красный туман, заволакивающий мне глаза. Силуэт, ясно различимый у входа в пещеру, быль явно человеческой фигурой. Но это был не земной человек!

Он стоял, и из тела его струилось серебристое сияние. Он был заключен в футляр живого света, словно одет в белые лунные лучи.

— Эли! — закричала позади меня Веена.

Это был мой брат, вернувшийся из Страны Призраков.

Сияющий Человек достал длинный нож и пошел к Оргу, но гигант преодолел паралич страха, сковавший его, вскочил и ринулся из пещеры мимо надвигающейся на него фигуры. Его шаги быстро затихли в темноте.

— Эли… — сказал я, и горло у меня перехватило от мертвенного, ужасного выражения на странно изменившемся лице брата. Он сиял так, словно являлся героем историй, которые я слушал в детстве, страшных историй…

Сияющий Человек, казалось, тут же забыл про Оргу. Он кивнул и пошатнулся, потом заговорил, и голос его оказался пугающе тонким, пронзительным шепотом:

— Я видел их… — прошептал он.

На его лице было выражение какого–то неземного удивления. А из тела все струился и струился странный живой свет. Он рассмеялся дурацким смехом и, кивая, продолжал:

— Я видел маленький народ… Туата Дхе… Я спал на холмах у восточного моря, и они пришли ко мне и открыли Завесу… Я спустился в их королевство под холмами…

— Он видел маленький народ… — прошептал Саймон.

— Да, — сказал Сияющий человек, по–прежнему глупо кивая. — У них был и брат мой Норт. Но его предупреждали, как и меня, что нельзя открывать Черную Дверь. Маленькие люди сказали мне, что Норт открыл Дверь и умер. Но я тоже однажды открыл Дверь, а затем…

Лицо его исказилось. Казалось, он вспомнил что–то ужасное. Потом он закричал, опустил руки и упал. На миг наступила ужасная тишина, когда мы стояли и глядели на ужасную фигуру.

— Джо, — прошептал Эли. — Они слишком могущественные. В них живет древнее колдовство. Собери людей и спасайтесь бегством… бегите от этого ужаса, иначе… иначе все умрут…

Все умрут. Значит, Страна Призраков реальна. Она была реальной обителью зла. Так гласили легенды. Еще в них говорилось об истребителе, одетом в Сияющее Серебро. В легендах его называли Сияющей Смертью и утверждали, что он придет опять после долгих лет спокойной жизни.

Веена и Саймон поспешно подошли к лежащему, но остальные отпрянули назад. Я заметил, как мать вздрогнула, коснувшись светящейся кожи, и тоже опустился на колени возле Эли. Его тело было холодным и твердым, как камень. Он был мертв, хотя тело все еще мерцало неземным сиянием.

Резкие черты лица матери стали мрачными. Я мягко поставил ее на ноги и повел к трону. Усадив на трон, я повернулся к племени.

— Мой брат был убит, — спокойно заявил я. — Завтра я иду в Страну Призраков, чтобы исполнить кровную месть. Не будет у нас спокойной жизни и мира, пока будет существовать Светящаяся Смерть. А на время моего отсутствия я передаю права править мерриканцами своей матери.

Веена что–то выкрикнула, закрыла руками лицо и горько зарыдала…

Все должно быть доведено до конца, сказал я, и нечем было на это возразить. Моя мать, твердая седая женщина с правилами, строгими и суровыми, точно камни, сказала, что не желает кровной мести, и я знал, что ей нелегко было это произнести. Но честь для нее значила все же больше, чем любовь, и она согласилась с моим решением. Думаю, в душе у нее таилась нежность, потому что она попросила, чтобы я поцеловал ее на прощание, и, исполняя эту просьбу, я не мог посмотреть ей в глаза.

Кроме нее, еще и Мира не хотела, чтобы я уходил. Трудно было оставить Миру с бронзовыми волосами и гибким, податливым телом.

— Когда я вернусь, мы поженимся, — сказал я Мире, когда она обнимала меня под деревьями.

— А ты вернешься, Джо? — спросила она, уткнувшись носиком в мое плечо. — Я так люблю тебя!

Я утешил ее, как утешают любовники, и напомнил о наших планах, которые придется отложить, но ненадолго.

— Я вернусь, загорелая девчонка, когда кровь моих братьев будет отомщена, — сказал я. — И больше мы не расстанемся.

Потом Саймон позвал меня к себе в пещеру. Это было странное место, запретное для всего племени. Большую часть своего колдовства Саймон хранил в деревянных ящиках. Однажды он показал мне вещь, которую назвал книгой, и сказал, что в ней заключен голос мертвеца.

— И о чем говорит этот мертвец? — спросил я.

— Он говорит о жизни. Его звали Уэллс, и он составил таблицу развития истории Человечества.

Саймон продолжал говорить, но мне стало ясно, что этот Уэллс или лгун, или сумасшедший. Такой диковинной чепухи я никогда еще не слышал. Например, там было упоминание о войне, которая охватила весь мир, и это было смешно и нелепо, ведь какая может быть польза от такой войны, или какие у нее могут быть причины?

Больше всего мне понравилось слушать, что Саймон рассказывает о древних Героях–рыцарях, живущей чистой любовью к сражениям, но справедливым сражениям между мужчинами, или о гигантских цитаделях, где обитали колдуны, пользующиеся молниями и путешествующие под землей на быстрых колесницах.

Саймон поздоровался и внимательно посмотрел на меня.

— Значит, ты идешь в Страну Призраков? — сказал он. — Скажи мне, Джо—Хегра, что ты знаешь о тех местах?

— Да ведь о них знает каждый человек, — ответил я, неловко присаживаясь на ящик. — Она находится на востоке. Люди говорят, что там под землей живет маленький народ, бессмертный и очень старый. Они всегда жили в той Стране, со времен Древних. Они крадут наших женщин и убивают наших мужчин, и, хотя я слышал, что они очень красивы, у них нет души.

— Это старые легенды, — сказал Саймон. — Кто знает, может быть, это и верно. Но все же, за этим может скрываться какая–то иная правда. Джо—Хегра, ты слышал когда–нибудь о Манхэттене?

Я пошарился в памяти.

— Нет… Погоди! Разве не там жили боги? И разве это не то место, которое плавает в море?

Саймон ответил не сразу. Сперва он открыл вещь, называемую книгой, и уставился в нее.

— В юности я много путешествовал, — сказал он, наконец. — И конечно, я принадлежу к тем, кого называет Учеными.

— Учеными? — озадаченно спросил я. — Ты имеешь в виду фокусников?

Саймон рассмеялся.

— Ну, Джо, нас называют и так. Во всяком случае, мы знаем прошлое гораздо лучше большинства людей. Может быть, маленький народ — тоже люди, и может, они не всегда жили под землей. И конечно, возможно, не все погибли во время Последней мировой войны!

— Ты хочешь сказать, что маленький народ существовал во времена Древних? — пораженно спросил я.

— Я хочу сказать, что Древние могли быть их предками, — медленно произнес Саймон, потом безнадежно махнул рукой. — Столько потеряно! Столько неизвестно! — Он посмотрел на меня и сказал. — Внимательно выслушай меня. Я хочу тебе сказать, что Эли убил особый вид энергии, называемый радиоактивностью. Это нечто, что испускает лучи, напоминающие солнечные. Понимаешь?.. Хорошо. Тебе будет нужна защита от этих лучей. Некоторые металлы, такие, как свинец, смогут защитить от них.

— Я вижу, что ты безумен, — напрямую сказал я. — Конечно, Эли был заколдован. Или ты думаешь, что свинцовый щит может отразить стальной меч?

Саймон поджал губы и пробормотал что–то, чего я не понял.

— Я хочу дать тебе волшебное оружие, — сказал он потом и, пошарив по ящикам, достал костюм из гибкого материала, блестящего, как металл.

— И он защитит от меча? — с сомнением спросил я. — Я думал, он должен быть из свинца.

— Да–да, — нетерпеливо сказал Саймон. — Но он защитит и от других вещей, гораздо более опасных. Возьми также и это. — Он протянул мне медно–красную палочку размером с мой большой палец, но чуть толще. — Древние для многих целей использовали крепкое прозрачное вещество, которое больше не умеют делать. А в этой палочке находится алмаз — драгоценный волшебный камень, — который может прорезать прозрачный материал Древних. Бери, это может тебе пригодиться.

И еще одно оружие дал мне Саймон, хотя и явно заколебался, прежде чем вручить мне закрытую коробочку из непрозрачного белого вещества.

— Не уверен, что тебе это нужно, — сказал он. — В ней находится квинтэссенция величайшего злого умысла на Земле. Она лежала здесь много столетий и никогда не использовалась. Но если в моих книгах верные сведения и мои учителя не допустили ошибки, то это может оказаться ответом на Сияющую Смерть и козни маленького народа. Я отдаю это тебе, хотя руки у меня трясутся…

Он говорил что–то еще, чего я не понял, но под конец я сформировал собственное мнение, что в коробке находится джинн. Это опасное колдовство, но я положил коробочку в замшевый мешочек и поблагодарил за нее Саймона. Мне не хотелось больше впустую тратить с ним время. Во мне горела память об Эли, и я знал, что должен сделать…

Не установив дату возвращения, я покинул племя мерриканцев и направился из долины, где мы жили, на восток.

По пути я добывал себе еду, убивая оленя, поедая дикие ягоды, и не спускал внимательных глаз с волков, повсюду рыскавших свирепыми, голодными стаями. Я шел на восток и довольно долго не встречал ни единого человека. Были лишь бесконечные холмы, звери и… руины. Я видел камни и ржавый металл, валяющиеся бесформенными грудами, почти ушедшие в землю. Затем, когда я вошел в мрачную, в сумерках, долину, мимо меня просвистело копье, чуть задев мне руку. Вокруг раздался хор воплей и из кустов с обеих сторон появились люди — дюжина приземистых, волосатых существ, даже более отвратительных, чем Оргу. Даже не думая о переговорах, они помчались ко мне, потрясая копьями. Тогда я отпрыгнул в сторону, натягивая лук.

Я сразу понял, что это не истинные люди. Они немногим отличались от животных, разве что были хитрее зверей. И у них была человеческая свирепость и жестокость, действительно опасная. Тогда я подумало, что это, наверное, животные, которые использует маленький народ. Они тоже было для меня нереальной легендой, однако, раз они существовали на самом деле, тогда должен существовать и маленький народ.

Я застыл в нерешительности. Я был обязан отомстить за брата.

И пока я это не сделаю, я не могу подвергать себя риску быть убитым. И тогда я просто убежал.

Мои враги на своих коротких, кривых ногах не могли угнаться за мной. Лишь одно копье чиркнуло меня по спине. Я застонал от резкой боли и было обернулся, ослепленный гневом, но тут же холодно подавил в себе безумие берсеркера. Я выбежал из темной долины, и шум погони затих далеко позади…

Я шел все вперед. Солнце рождалось и умирало. Людей я больше не встречал. Лишь стаи серых, худых волков постоянно были поблизости, и ночью, сидя у костра, я слышал их вой. Иногда в темноте вспыхивали зеленые глаза, но я бросал туда горящую головню, и волки разбегались.

Так я шел, пока не дошел до моря.

На закате я стоял на вершине огромного, как курган, купола, глядя вниз на серую воду, уходящую в темноту. Меня пробирала дрожь, и я не мог понять, почему. Возможно, гигантские просторы моря напугали меня — они слишком уж отличались от больших Внутренних Озер, где я когда–то побывал. А может, потому, что я стоял на границе Страны Призраков.

На севере высился в небо голый гранитный утес, и мне казалось, что у его подножия что–то шевелится.

Кто–то следит за мной, подумал я.

Но я был неправ. Я искал, но ничего не нашел в сгущающихся сумерках, кроме шепота листьев на холодном ветру. А надо мной высилась отвесная стена утеса.

Усталый, я попытался найти успокоение во сне, но странные сны посетили меня. Я увидел лицо Миры, закрытое бронзовыми волосами, и мне казалось, что она кричит, о чем–то предупреждая меня. Затем появилось морда Огру, отвратительное, уродливое, а затем уступило место совсем уж безумному видению. Я увидел город, построенный, должно быть, богами, а на него изливался с ночного неба огонь.

Внезапно я проснулся. Тлеющие уголки костра бросали неверные красные отблески. А рядом со мной стояла девушка.

Она явно не была человеком. Маленькая и тонкая, хрупкая, как паутинка, с черными, точно вороново крыло, волосами, доходящими ей до талии. Ее личико было изящным и мраморно–бледным, а огромные, яркие глаза казались мечтательными.

На ней была одежда, которая могла быть сделана из шелковистых крыльев бабочек.

Моя рука невольно потянулась к ножу, но я заставил ее остановиться. Какой вред могло причинить это крошечное существо из маленького народа?

Она заметила мое движение и тихонько рассмеялась. Ее губы, мягкие и бледно–розовые, как у младенца, шевельнулись, и, хотя слова были произнесены странно и нечленораздельно, я понял их, потому что они были на мерриканском языке.

— Я — Айяна, — сказал мне тихий голос. — Я пришла, чтобы спасти тебя. Те, кто здесь засыпает, могут и не проснуться. — Она замолчала и огляделась со страхом в глазах. — Хранители всегда начеку. Пойдем, здесь опасно. Вне Завесы всегда опасно.

Завеса? Эли тоже говорил о Завесе перед тем, как умер. Но что это за Хранители? Я позволил Айяне повести меня вперед, к высившемуся утесу, не задавая никаких вопросов.

Мы остановились под ним, и маленькая девушка провела рукой по его гладкому камню. Мгновение стояла тишина. Затем где–то вдалеке, по–видимому, под землей, прозвенел звонок. Раз и другой…

И прямо на моих глазах утес вдруг стал таять, задрожал, заколебался, как вода, и исчез окончательно. А вместо него я увидел Завесу из серебристого, светящегося тумана.

— Пойдем, — сказала Айяна. — Я должна тут же закрыть Завесу.

Я последовал за ней в этот туман. Она виднелась возле меня смутной тенью. Затем, внезапно, опять прозвенел звонок.

Я мгновенно повернулся и мельком увидел склон и красное пятно моего костра невдалеке. Мне показалось, что возле него шевелятся какие–тот искаженные, темные фигуры — но я не успел рассмотреть их, как все дрогнуло и исчезло. Остался только серебристый туман. Я стоял на земле под громадным куполом.

— Завеса закрыта, — сказала Айяна. — Следуй за мной.

Мы пошли вниз по склону. Вокруг меня мельтешили какие–то яркие облака. И внезапно, разом, они исчезли, и я шагнул…

в Неизвестность!

Я вскрикнул, и рука Айяны сжала мои пальцы. Она вопросительно взглянула мне в лицо.

Но я не глядел на нее. Я видел лишь громадный, невероятный простор, распахнувшийся передо мной.

Я видел землю маленького народа — Страну Призраков!

Она расстилалась в сотне футов подо мной. Мы стояли на платформе, с которой шла вниз спиральная дорожка из зеленого металла, заканчивающаяся в тенистой рощице. Я мог видеть все, примерно, мили на две во все стороны, затем местность резко заканчивалась.

Дальше была стена, вершину которой не было видно. Вся небольшая страна лежала под куполом, пылающим бледным сиянием. Он был похож на опрокинутое полушарие или гигантскую миску.

С высоты, на которой я стоял, земля внизу казалось прекрасной мечтой, тянущейся до самой стены купола. Я видел зеленые сады, испещренным прекрасными цветами, и здания, напоминающие драгоценные камни, переливающиеся всеми оттенками радуги. Небольшие фигурки двигались тут и там, но из–за расстояния их невозможно было рассмотреть.

— Давай спускаться, — сказала Айяна.

Я кивнул и поправил оттягивающий плечи рюкзак. Девушка с любопытством взглянула на меня.

— Зачем ты несешь его? Выбрось!

— Нет, — помотал головой я. — В нем волшебные вещи.

— Волшебные вещи! — рассмеялась она, но я прервал ее смех.

— Почему ты привела меня сюда? — настойчиво спросил я. — Зачем ты спасла мне жизнь, по крайней мере, так понял я из твоих слов?

— Смертные любопытны, — сказала Айяна, и глаза ее омрачились. — Мы счастливы здесь, но… — Голос ее замер.

— Что там у вас за Черная Дверь? — спокойно спросил я.

Айяна остановилась, резко повернулась и оказалась вплотную ко мне. В глазах ее вновь появился странный ужас, какой я уже видел, когда она говорила о Хранителях.

— Ты все знаешь, — сказала она. — Значит, кто–то вернулся.

— Что все? — спросил я. — Вам что–то угрожает? Но ведь теперь я знаю, что наши легенды лгут, и что маленькие люди добрые и нежные. Чего вы боитесь?

Айяна внимательно посмотрела на меня.

— Ладно, — наконец, сказала она и показала на сияющий наверху купол. — Света не хватает. Он дает нам бессмертие. Мы даже не нуждаемся в пищу, хотя иногда едим ради удовольствия. Но света не хватает. Возможно, ваш народ…

— Я тебя не понимаю, — сказал я. — Я ожидал, что попаду в землю маленького народа. Мы думали, что они живут в Стране Призраков. Потом я узнал, что они произошли от Древних. Так скажи мне, как называется это место?

— Махэттья.

— Манхэттен! — вскричал я. — Тогда все верно — я в городе богов, в городе, который плавает в море!

— Обитатели этого города тоже были простые смертные. Бессмертные — только мы, и мы до Судного Дня жили, как и вы, под солнцем. Но настало время, когда с неба пал огонь, а воздух стал смертью. Люди попытались улететь, но были убиты лучами света. Только мы сбежали и спрятались под большим куполом, который нельзя уничтожить. Мы по–прежнему бессмертны, но все же…

Я вспомнил слова старого Саймона о мировой войне, и хотел было спросить о ней, но девушка взяла меня за руку, и мы снова пошли, спускаясь по спиральной дорожке к земле.

Я чувствовал, что она ведет меня с какой–то целью, и в голове кружились бесчисленные вопросы.

— Скажи мне, — попросил я, — здесь есть Черная Дверь? Все, что я здесь вижу, подсказывает мне, что в волшебных книгах Саймона какая–то ошибка, что Сияющая Смерть не может идти из этой поразительной страны. Но если здесь есть Черная Дверь, значит, я пришел туда, куда хотел.

— А куда ты хотел? — прошептала она.

— Я должен совершить кровную месть. Я должен положить конец краже наших женщин и убийству мужчин. Отомстить за смерть братьев мне более важно, чем сохранить свою жизнь.

— Смотри!

Айяна указала вниз, и я увидел множество маленьких людей, спешащих встретить нас. Они бежали по похожей на мох траве, мимо бледно–розового фонтана, и мы встретились возле здания, напоминающего раковину.

У меня не хватает слов описать их. Они были хрупкие, маленькие и стройные, очень красивые. С большими, яркими, как у Айяны, глазами. Они окружили нас, смеясь и показывая на меня.

Внезапно вновь прозвучал звонок, который я уже слышал. Внезапно маленький народ перестал смеяться. Я посмотрел им в глаза и внутренне содрогнулся, потому что они вовсе не были невинны — нет! Но через мгновение они уже побежали прочь, снова заливаясь смехом.

— Вот им ты хочешь отомстить за смерть своих братьев? — спросила Айяна.

Я вспыхнул от стыда.

— Скажи же мне, — закричал я, — туда ли я попал? Может, этот не так страна? Я хочу…

— Ты прав, — просто сказала Айяна. — Черная Дверь находится здесь. Сюда пришел твой брат Норт, а затем твой брат Эли. Наверное, он сумел убежать. И ты тоже отмечен… — Она запнулась и не смогла произнести дальнейшие слова, но я и так их угадал: Сияющей Смертью. — Останься здесь навсегда, Джо—Хегра. Я спасу тебя!

Она стояла передо мной, такая красивая, что дыхание спирало в горле, в саду радужных цветов.

Я ничего не мог ей ответить. Я ничего не мог понять. Я попытался припомнить то, что рассказывал мне старый Саймон о мире до войны, думая, что могу найти там ответ. Но все было бесполезно, и во мне росла жажда крови, возвращалось безумие берсеркера. Это была страна, в которой жила Смерть, и…

— Быстрее же отвечай! — взмолилась Айяна. — Времени совсем нет. Звонок уже прозвучал, и Притлы идут за тобой.

— Нет! — вскричал я. — Клянусь Линкольном, нет! Покажи мне Черную Дверь! Приведи меня к своему правителю, чтобы я мог бросить ему вызов на Божий суд!

Айяна стремительно отпрянула от меня.

— Притлы уже здесь! — закричала она. — Теперь ты увидишь Черную Дверь!

Я обернулся, но было поздно. Я услышал шелест шагов даже раньше, чем увидел, что косматые существа. Которых Айяна назвала Притлами, и были теми самыми полуживотными, с которыми я встретился по пути к Стране Призраков. Я услышал резкий крик, и лавина неясным фигур обрушилась на меня. Меня сбили с ног и стали лупить пятками по бокам. Затем потные, волосатые дикари отскочили, и я поднял голову.

Среди толпы дикарей стоял Оргу!

— Спасибо, Айяна, — проворчал он, кланяясь маленькой фигурке. — Прилов очень обидел Джо—Хегра, но он принадлежит мне. — Он подошел и склонил надо мной свою уродливую морду. — Джо—Хегра, ты должен умереть, — прорычал он.

Я приподнял голову и плюнул ему в глаза. С ревом он упал на меня, и его руки, как когти, спились мне в горло.

— Остановись! — прогремел вдруг голос Айяны.

И почти немедленно тяжесть с моих плеч исчезла. Оргу посмотрел сверху вниз своими красными глазками на меня, потом на Айяну, и снова раздался ее голос:

— Он не твой, и ты не имеешь права его убить! Отведите его к Хранителям!

Оргу медленно поднялся на ноги. Я не понимал, что происходит, не стал ждать. Я метнулся и схватил Оргу за челюсть, рванул ее вниз и порвал руками его морду. Но я успел нанести только пару ударов, затем дикари схватили меня и стали держать, облепив со всех сторон.

Они подняли меня на руки и застегнули вокруг шеи железный воротник. От воротника тянулись цепи. Дикари, которых Айяна назвала Притлами, взялись за концы этих цепей, так что я оказался, точно зверь, в центре круга. Если бы я попытался рвануться в любом направлении, то меня тут же потянули бы в обратном.

Я взглянул на Айяну и сказал:

— Это так ты спасаешь меня? Ты и эта мразь по имени Оргу в одной команде? Тогда я уничтожу вас всех!

Айяна рассмеялась, и звуки ее голоса походили теперь на удары ножа.

— Уберите подальше этого дурачка! — закричала она.

Прошло много часов, я не знал, сколько именно.

Я неплохо выспался, но в камере, куда меня бросили, не было окна, так что я не мог измерять время. Откуда–то струился ровный свет, но это явно было не солнце. Я лежал на полу пустой камеры, не подавая никаких признаков жизни, и голова моля была забита странными вопросами. В камере, где я находился, не было никаких видимых стен, и все же, в каком бы направлении я ни пошел, меня останавливало невидимое, упругое вещество. Я мог потрогать его руками, почувствовать гладкую поверхность, но не мог преодолеть ни на шаг.

Затем я снова услышал голос Айяны, хотя ее самой не было видно. Она пела, и голос ее отдавался многочисленным эхо. Затем она приблизилась настолько, что я смог различить слова. Это была песня, которую она сложила обо мне. Вот ее кусочек:

— …и молодой болван слушал, развесив уши. Слушал бездумно и верил, верил всему, что слышал. После посмел угрожать местью граду бессмертных…

Затем появилась и она сама за невидимыми стенами моей камеры, и странное сияние исходило от нее, и она улыбнулась мне, нежно и ласково.

И только тогда я подумал, что прежде она играла какую–то роль. Неспособный выжить в одиночку, Оргу, очевидно, заключил союз с правителями этой земли, поэтому Айяна встретила меня и притворялась, что помогает мне… Но нет, это невозможно. Не может она быть врагом…

— Ну, Джо—Хегра, — сказала она, — как там с твоей кровной местью? Сейчас Совет решает твою судьбу, также, как прежде решал судьбу твоего брата Норта, а после — Эли. Ведь не каждый день вождь племени смертных приходит и дарит нам себя. Вожди, в отличие от простых смертных, которых направляют на рабский труд в подземелья, всегда идут в Черную Дверь.

— Мы сейчас и в правду одни? — спросил я.

— Совершенно одни.

— Значит, ты говоришь все это не для вражеских ушей? Это действительно правда?

— Правда? — Ее смех опять зазвенел. — Конечно же, правда. Ты думаешь о том, что я рассказала тебе в алом саду? Тогда я просто тянула время до прибытия Притлов, потому что маленький народ не может сам бороться со смертными. Дикари послушны, а вот смертные — нет. Так что я говорила тебе то, что тебя успокаивало и должно было задержать.

— Я тебе не верю, — помотал я головой. — Ты — бессмертная, но не очень–то отличаешься от простых женщин, а я как–то слышал высказывание, что легче бороться с дьяволом, чем испытать презрение женщины. Так что то, что ты сейчас говоришь, продиктовано злостью.

Странно, но Айяна только безмятежно улыбнулась в ответ.

— Ты нас не знаешь, — тихо сказала она, и на ее лице появилась печальная улыбка. — Мы бессмертны, но можем умереть, когда захотим, по своей воле. Вероятно, нас нужны свежие силы — или что–то, что можно добыть из свежих сил. Здесь любой может стать бессмертным. Ваши женщины необходимы рабам, живущих у нас в подземельях, а у ваших мужчин есть храбрость и стойкость. — Улыбка ее исчезла, черты лица стали резкими, а глаза засверкали, когда она произнесла слова, которые я не смог понять. — И мы умеем ее забирать себе. Ты думаешь, что видел своего брата Эли, но ты ошибаешься. Это была лишь пустая оболочка, шелуха…

— А Оргу тоже? — спросил я. — Или он просто помогает вам выполнять ваши дьявольские планы против своих соплеменников?

— У него на то свои причины, — кивнула Айяна, и улыбка вновь засияла на ее губах. — И для пополнения своих жен в городе.

Теперь стало понятно, как жил Оргу, когда ушел из племени. И стало понятно, откуда Айяна знает мое имя. Его сказал Оргу ей или кому–то другому в этой Стране Призраков, так что они ожидали моего появления.

— Помоги мне, — сказал я, — если ты и правду любишь меня, и тогда…

Она вспыхнула.

— Успокойся! Да я собственными руками вырву тебе сердце, когда оно засветится в комнате за Черной Дверью!

И, глядя на нее, я понял, что она говорит искренне. Зная, что это безнадежно, я бросился на нее, разбил в кровь лицо о невидимую стену, и кровь заструилась у меня по вискам. Я вспомнил теперь то, что рассказывал Саймон, о мире, который бессмысленно воевал сам с собой, век за веком, в те времена, из которых происходила Айяна. Она была выходцем из мира, который знал лишь войну, предательство, преступления и обман. Поводов для всего этого больше не существовало. Но маленький народ был жестоким без всякого повода, и причинял другим боль без всяких причин.

— Зачем ты пришла сюда? — закричал я.

— Чтобы посмеяться над тобой. Вывести тебя из себя. Понаблюдать, как ты рвешь на себе волосы.

Затем она подошла ближе, протянула руку через то место, где должна была быть невидимая стена, и ударила меня по лицу. Я отпрыгнул назад, ударился спиной о невидимую стену и понял: в стене было отверстие, иначе как бы она могла говорить со мной?

А затем я услышал чьи–то тихие шаги. Очевидно, слух Айяны был хуже моего и она не слышала их, но, когда я повернулся в сторону шагов, она взглянула туда же, но было уже поздно.

Мира, моя Мира, уже подкралась к ней.

— Беги отсюда! — закричал я.

Но если Мира и слышала меня, то не послушалась. С развевающимися за спиной бронзовыми волосами, она через мгновение уже была возле Айяны. В ее руке сверкнул нож и, прежде чем Айяна успела шевельнуться, она схватила бессмертную и приставила нож к ее горлу.

— Стой! — крикнул я Мире.

Но тут Айяна внезапно обмякла. Она упала в обморок!

Мира отпустила ее, и бессмертная мягко упала на пол.

— Бежим, — закричала Мира. — Иди за мной, я узнала, где можно пройти сквозь Завесу…

Глупо, что я не успел предупредить Миру о невидимой стене, когда она пошла прямо на нее. Ударившись о стену, Мира отскочила назад с криком боли.

— Я не могу выйти, — крикнул я ей. — Здесь стена, которую не видно. Ты ударилась о нее.

Мира снова пошла ко мне, на этот раз осторожно, пока ее вытянутая рука не наткнулась на стену. Глаза ее недоверчиво расширились, пока руки скользили по окружающей меня стене.

— Я думала, что ты заколдован, когда увидела, что ты стоишь и просто разговариваешь с ней…

И, когда она упомянула Айяну, мы обернулись, чтобы поглядеть, как там бессмертная, но Айяна исчезла.

— Как тебе удалось следить за мной? — спросил я Миру. — И зачем?

Впервые я почувствовал себя подавленным. Я знал, что сам я как–то сумел бы спастись. Вся моя жизнь — одно большое испытание, а рядом всегда живет смертельная опасность. Но теперь мной Мира, и, хотя она решительная и храбрая, из–за нее опасность увеличивается во много раз.

— О, Мира! — простонал я. — Теперь все потеряно!..

Но Мира закричала в ответ:

— Магия!.. Симон рассказал мне, когда я решила пойти за тобой, что металлический костюм, который он тебе дал, может помочь тебе пройти через невидимые стены. Быстрее, любимый!

Мне не нужно было повторять дважды. Из рюкзака, который по–прежнему был со мной, я достал костюм. Он показался мне слишком маленьким, но, когда я устал надевать его, он каким–то образом растянулся. И в этом сером, блестящем, как тусклый металл, костюме я пошел к стене… И не смог пройти. Магия потерпела неудачу. Стена все равно не пропускала меня.

И тут послушались шаги многочисленных ног. Мире некуда было прятаться. Вбежала толпа Притлов, и с резкими криками дикари схватили Миру, которая не оказал им никакого сопротивления.

Я беспомощно наблюдал, как появились Айяна и Оргу. За ними шли другие представителя маленького народа, и все что–то взволнованно бормотали.

— Поглядите на дурака в волшебном костюме выжившего из ума старика! — заорал Оргу, засмеялся и, подойдя поближе, плюнул в меня.

Но невидимая стена поймала его плевок, и он повис в воздухе, затем медленно сполз на землю.

И сам Оргу, и Притлы с удивлением смотрели на это. Я попытался дотронуться до плевка, но не смог.

— Уведите дикарку в подземелье! — нетерпеливо прокричала Айяна. — Отдайте ее тем, кто захочет ее!

Притлы, стараясь держаться от меня подальше, несомненно, задаваясь вопросом, почему я не спешу на помощь на помощь Мире, повели девушку из зала.

Уходя, она повернулась ко мне с глазами, полными слез, и крикнула:

— Не теряй надежды, Джо—Хегра! Я люблю тебя!

Я смотрел на нее, пока она не скрылась из глаз. Затем услышал, как Айяна сказала:

— Теперь иди, Оргу. Оставь меня с этим смертным. — А потом обернулась ко мне. — Совет поручил мне сообщить тебе, что ты разделишь великолепную судьбу предыдущих вождей твоего племени. После того, как Сияющая смерть превратит твое тело в светящуюся массу, тебя используют в лампах, горящих в наших домах, а наши мудрецы добудут некоторые качества дикарей, что таятся в твоей груди. И хватит уже надеяться на свою магию. Можешь взять эту палочку, что выпала у тебя из рюкзака, и попытаться разбить ею стены.

С этими словами, эхом отозвавшимися в моей камере, Айяна ушла. А я подумал, что многие вещи, которых я прежде не знал, стали теперь мне понятны. Я понял, что был дураком, и проклял себя за то, что был бесполезным своему племени. Даже в священной кровной мести я потерпел неудачу!

И, сидя в жестком костюме, который дал мне Саймон, я громко смеялся. Безумие берсеркера бурлило во мне, и я прилагал все силы, чтобы сохранять спокойствие, но все было бесполезно. Столь же бесполезно, как палочка, про которую сказала Айяна, выпавшая из рюкзака, когда я доставал костюм и лежащая на полу. Бесполезная палочка… Но тут я слегка остыл и вспомнил, что сказал Саймон: «… твердое, прозрачное вещество… волшебный драгоценный камень…» Возможно, подумал я, возможно. Раз в стене есть небольшое отверстие, то его можно увеличить, если знать — как. Выходит, я просто использовал неправильное волшебство? А эта палочка, которую Саймон назвал волшебной, была правильным волшебством? Я схватил ее и стал вертеть так и этот. И обнаружил, что один конец ее откручивается. Я открутил колпачок, и оказалось, что на конце палочки есть белый камень, который сначала показался мне бесцветным, но вскоре заполнился всеми красками заката. Саймон называл его алмазом. Он был твердым и гладким на ощупь.

Держа его перед собой, я пошел к стене, а когда уткнулся в нее, прижал к ней алмаз, но ничего не произошло. Затем я надавил, и в воздухе появилась белая точка. Я провел палочкой вниз, и за моей рукой оставалась длинная белая линия. Потом я провел линию до земли параллельно первой на расстоянии метра от нее, а затем соединил их наверху, нарисовав что–то вроде условной двери. Это было трудно, палочка громко скрипела, пока я с силой водил ею по стене. Закончив, я протянул руку в эту дверь. Но стена по–прежнему была там!

Я почувствовал, что надежда покидает меня, и, закричав от бессильной ярости, устало прислонился к стене. И вдруг стена провалилась под тяжестью моего тела. Я полетел на пол и сильно ударился головой, поскольку не довел линии до самого пола, так что образовался высокий порог, через который я и перелетел.

Я тут же вскочил на ноги и увидел на полу прозрачную, трудно различимую пластину размером точно с дверь, которую я начертил своей волшебной палочкой.

Я был на свободе!

Я не стал тратить время, чтобы снять металлический костюм, а просто достал из камеры рюкзак, закинул его на спину, и пошел туда, откуда меня притащили. Дойдя до выхода из здания, я осмотрелся. Уже начинались сумерки. Солнце, прежде светившее через прозрачный купол, который наверняка был из того же материала, что и невидимые стены моей камеры, уже скрылось за близким горизонтом. Неужели это они, бессмертные обитатели Страны Призраков Манхэттена, построили такой чудесный город?

Никого не было видно, хотя то тут, то там слышались голоса, звеневшие, как колокольчики. Солнце скрылось, но повсюду пылало мягкое, бледное свечение. Цветы, деревья и напоминающая бархатистый мох трава были прекрасны. А изумительными зданиями можно было любоваться часами. Но у меня не было на это времени. Где–то тут была Мира, в заключении или еще хуже… Айяна сказала, чтобы ее увели в подземелье.

В подземелье? Маленькие люди жили и под землей? А раз так, то мне нужно отыскать, как туда пройти. Пригибаясь, чтобы казаться меньше ростом, я побежал по траве, ища какое–нибудь отверстие в земле.

Какой–то инстинкт повел меня к месту, где я вошел в этот мир, и там я нашел мой лук и колчан со стрелами. Никто их не взял. Я с облегчением повесил их на спину и пошел в другом направлении.

Должно быть, я бродил больше двух часов, но ничего не нашел. Чудеса и ужасы этой страны прятались от меня. Как я хотел обладать такими же знаниями, как Саймон, чтобы встретиться с бессмертными на равных! Но это казалось мне безнадежной задачей.

Однако, я вспомнил охотничьи уловки. Когда я охотился на медведей, то легче всего найти их было там, где они предпочитали питаться. А оттуда уже можно было идти по их следам. Это и был ответ. Если я хотел найти путь в подземелье, что нужно было пойти туда, где бессмертные не знали меня, не знали, что я вождь племени, и они отвели бы меня туда, куда угоняли других смертных. И я найду там Миру. К тому же, теперь у меня была вера в волшебную палочку Саймона.

Я подошел к зданию, откуда раздавались многочисленные голоса. Там пели и смеялись, а когда я свернул за угол, то увидел многочисленную группу маленьких людей.

— Эй, я смертный! — закричал я.

Испуганные лица обратились ко мне, а через секунду все стали разбегаться с отчаянными криками. Большинство метнулось в здание, но некоторые помчались по траве в другом направлении. Я удивился произошедшему, но все же твердо решил дать себя поймать, поэтому побежал за ними. В несколько прыжком я поймал отстающего, схватил и поднес к своему лицу. Он завизжал от ужаса.

— Я твой пленник, — сказал я. — Проведи меня под землю, туда, куда уводят всех смертных.

Но вместо того, чтобы велеть мне следовать за ним, маленький человек лишь плакал и кричал от страха. Тогда я сообразил, что на мне все еще металлический костюм.

— Веди меня в подземелье, — повторил я. — Я простой смертный, хотя и ношу костюм из металла.

— Нет, — закричал он, мотая шелковистой головой, — нет, смертные посадят меня там в тюрьму!

Это было что–то новенькое: бессмертный, боящийся низших существ!

— Тогда покажи мне, куда идти, — тихо сказал я и поставил его на землю, положив, однако, руку ему на плечо.

Он едва держался на ногах, но через несколько минут мы вышли к громадному зданию, высившемуся, точно белая гора. В центре была закрытая дверь. Маленький человек указал на нее, и я отпустил его, как и обещал. Когда он побежал, вокруг раздались одобрительные крики, и я понял, что маленький народ в изобилии прятался в кустах и среди деревьев, с тревогой наблюдая, как мы шли.

Я открыл дверь. Там была крохотная пустая комнатка, и когда я вошел, дверь сама закрылась за мной. Внезапно пол задрожал под ногами, и я почувствовал, что комната движется вниз. Она двигалась все быстрее и быстрее, голова у меня закружилась, а желудок свела судорога. Я падал в какую–то яму — эта комнатка была ловушкой!

Потом я с удивлением ощутил давление на икры и понял, что комнатка замедляет падение. Через пару секунд она перестала двигаться, и передо мной раздвинулась дверь.

Моему взору открылось такое ужасное видение, что поначалу я ничего не понял, и был отброшен к дальней стене ослепительным светом и оглушительным шумом. Свет был ярким, как молнии, а шум оглушающим, как раскаты грома. Я прикрыл рукой глаза, ожидая, что буду уничтожен в любой момент.

Но секунды шли, а я продолжал жить.

Тогда я осмелился еще раз взглянуть на ужасное зрелище, и понял, что свет не ровный, а ритмично пульсирует. Звук тоже пульсировал, стихая и вновь поднимаясь до оглушительного рева. Я увидел обширную пещеру, а через проход в дальней стене другую, еще более громадную, а за ней третью, уходящую в невообразимую даль.

И в огромной пещере припали к земле металлические гиганты!

Они казались горами, пульсирующими, трясущимися и гремящими. Головокружительно быстро вращались огромные колеса, падали и поднимались яркие прутья, из больших башен, тянущихся к потолку пещеры, вылетали молнии. Это был ад, водоворот игрушек гигантов. Но те, кто бродил среди металлических гор, были отнюдь не гигантами. Это были люди.

Это были мужчины, странные мужчины, поменьше меня ростом, но с развитыми мускулами и едва прикрытые скудной кожаной одеждой. Они ходили странными механическими шагами, и их серые лица под лысыми куполами черепов ничего не выражали. Пещера была полна серых людей, обслуживающих живые металлические горы. Они двигали рычаги и вращали колеса, исполняя свои обязанности, точно рабы. И когда один из них повернулся ко мне, я увидел, что глаза его смотрят уныло, и в них нет души.

Немного дальше я увидел одного из Притлов, стоящего неподвижно и глядевшего на меня, словно он не мог понять, кто я такой и что здесь делаю. Когда глаза наши встретились, он что–то крикнул на непонятном жаргоне, и тут же глаза всех в пещере обратились ко мне.

Серые люди медленно пошли вперед. Я нырнул под одну из металлических гор, где что–то мелькало и вертелось в снопах синих искр. Одним движением сорвал с плеча лук и выхватил из колчана стрелу. Когда появился первый из серых людей и пошел на меня, стрела спела свою песню смерти. Серый упал — стрела пронзила ему сердце. За ним показался второй и тоже повалился на спину, с торчащей из таза стрелой, и кровь мгновенно залила ему лицо.

Невооруженный Притл, увидев происходящее, прокричал какие–то слова, которые прозвучали резко, точно ругательства. Серые люди стали медленно отступать к выходу из пещеры. Я метнулся назад и попытался открыть дверь в комнатку, которая спустила меня сюда. Но дверь была плотно закрыта и не поддавалась. Теперь выхода не было, даже если бы я нашел здесь Миру.

Я пошел по пещере, сам не зная, куда, когда услышал громкие крики, несущиеся из–за громыхающей горы. Появилась новая группа серых людей и понеслась ко мне, держа в руках какие–то пылающие палки.

Догадываясь об их намерениях, я достал волшебную палочку Саймона и стал ждать. Но они не бросились, чтобы схватить меня, а остановились в нескольких футах, и палки в их руках засветились ярким белым светом. Они направили палки вперед, и яркие лучи скрестились на мне. Я сделал то же самое своей палочкой, но из нее не полился никакой свет.

На мгновение я почувствовал отчаяние, но, увидев тревогу на серых лицах противников, понял, что победил. Несмотря на то, что из моей палочки не вспыхнул свет, она явно была сильнее, чем их оружие. Снова и снова они направляли на меня лучи своих палок, но я ничего не почувствовал. Новые силы слились в мои жилы, и я двинулся вперед, держа палочку перед собой. Серые люди стали отступать и, казалось, уже были готовы обратиться в бегство, когда появился Оргу и прошел через их ряды. Странно, но он сразу же понял, что происходит, и заревел:

— Костюм… Сорвите с него костюм!

Костюм! Так вот что защитило меня, а вовсе не палочка. Разумеется, костюм тоже был волшебный. И, увидев на серых лицах страх, я поблагодарил про себя старого Саймона, и закричал в ответ:

— Так иди и сорви его сам, бесстрашный Оргу!

И не дожидаясь ответа, я отбросил палочку и прыгнул на него. С торжествующим смехом я едва ощутил его встречный удар в своем металлическом костюме, схватил за горло и прижал к одной их железных гор. Он выпучил глаза и взмахнул рукой, в которой была железная палка. Я перехватил его руку, ударил о поднятое колено и напрочь сломал.

Он отшатнулся и случайно прикоснулся к случайно коснулся одного из вращающихся органов живой железной горы. Железные рычаги зажали его плечо и высоко вздернули в воздух. Оргу ужасно завопил, когда гора стала втягивать его внутрь, вероятно, для того, чтобы сожрать, но я схватил его за руки и потянул изо всех сил. Из нутра железного существа послышалось какое–то хрюканье и скрежет, и во все стороны полетели снопы синих искр. Шум был такой, что мне чуть не стало плохо. По лицу побежал пот, я чувствовал, что моя спина вот–вот сломается от напряжения, но все же тянул и тянул. И победил.

Я вытянул Оргу из пасти монстра. Обе ноги его были раздавлены железными зубами. Они не кровоточили, но были искорежены, словно над ними потрудился медведь.

Я наклонился к нему.

— Где Мира? — спросил я.

Оргу ничего не ответил. Рот его был искажен ужасной гримасой, а по губам текли слюни. Я понял, что долго он не протянет.

— Скажи мне, где Мира, и как мне уйти отсюда, — сказал я, — иначе я все же накормлю тобой живую гору.

Оргу едва мог говорить, но показал рукой направление.

— Пещера ведет туда… наружу… сквозь фиолетовое сияние…

Дыхание его почти прекратилось, в глазах полыхнул страх. Я понял, что моя кровная месть свершилась.

Оставив его, я пошел через толпу серых людей. Они стояли, словно заколдованные, и когда я шел через них, опускали глаза в землю и расступались.

А пещера заканчивалась широким проходом.

Я пошел по нему и оказался в другой пещере, еще более обширной. Тут были кое–где точки света, но отнюдь не фиолетового. Растерянный, я не стал заходить в нее, а пошел дальше по проходу. И тут услышал шаги. Я прижался к стене и стал ждать.

И в ста футах от себя я увидел появившегося в поле зрения Притла, и в тот же момент он тоже увидел меня. Теперь я почти не боялся жителей подземелий и Притлов, но это приведет к новой схватке и, возможно, к новому колдовству, которое я не сумею преодолеть. Если бы Притл убежал, он мог бы раскрыть мое местонахождение и привести других, которые схватили бы меня.

Все это мгновенно пронеслось у меня в голове. И когда Притл пустился наутек, я бросился за ним. Ноги у меня были длиннее, и я быстро настигал его, но все же был еще в нескольких шагах, когда он юркнул в какую–то дверь. Я последовал за ним и оказался в большой комнате, освещенной мягким фиолетовым сиянием–там, куда направил меня Оргу!

В помещении не было и следов Притла, что было не странно, поскольку здесь оказалось около десятка дверей! Она выглядела так, словно была центром всего этого подземного мира, но почему–то в ней не было вообще ничего!

Удивленный, я шагнул вперед и почувствовал, как что–то щелкнуло у меня под ногой. Это оказалась маленькая кнопка в полу. В следующий момент я увидел, как передо мной раскрылся пол, и из черных недр земли поднялся огромный постамент. На нем покоился каменный шар, испускающий изумительный фиолетовый свет. Пьедестал остановился, когда навис надо мной. Камень был безупречным бриллиантом и выглядел так, словно в нем был заключен прирученный огонь, огонь, который медленно двигался без всякого порядка.

А затем я услышал голос — теплый, но в то же время какой–то нечеловеческий голос, который сказал:

— Ты никогда не уйдешь из Манхэттена.

Я резко повернулся, но, не считая сияющего камня, я был один в помещении.

— Кто ты? — спросил я. — И где ты?

— Я — кристалл, — ответил голос, и на этот раз я понял, что раздавался он лишь у меня в голове. — Я — библиотечный мозг. Я даю информацию, когда в ней нуждаются.

Вот это действительно было волшебство. Я поправил рюкзак на плечах и осторожно шагнул вперед.

— Ты живой? — прошептал я.

— Я — машина. Я величайшая машина всех времен. Без меня город бессмертных погиб бы уже завтра. Мои десятки тысячи глаз видят все, мои уши записывают все, мои автоматы координируют все. Во мне заключены знания всего человечества и бессмертных.

— Не понимаю, — сказал я. — Если ты не живой, то кто тебя сделал?

— Ученые, — раздался голос у меня в голове.

Почему–то я вздрогнул и, хотя у меня был всего лишь один главный вопрос, в голове возникла тысяча других. У меня появились странные мысли. Я стал понимать странные вещи.

— Почему люди живут под землей? — спросил я.

— Они жили здесь целую вечность. Это Неразумные, они обслуживают машины, поддерживающие жизнь в городе. Несколько столетий назад Ученые Манхэттена создали город, который для управления или ремонта не нуждается ни в каких внешних источниках. Радиация кварцевого купола поддерживает жизнь неограниченно долго. Воздух обновляется и распределяется по верхним уровням. Вся работа в городе ведется здесь. Неразумные никогда не выходят на поверхность. Они знают только работу, а когда что–то идет не так, приходят ко мне за ответом.

— Но почему бессмертные боятся их?

— Неразумные унаследовали бессмысленную ненависть к своим хозяевам. Когда полстолетия назад бессмертные решили посетить подземелья, они не решились пойти сами и послали Притлов, которые достаточно жестоки, могут воевать и исполнять приказы.

— Приказы? — спросил я. — И что делают Притлы?

— Выходят из купола, возглавляемые несколькими бессмертными, достаточно крепкими физически, чтобы отважиться на это, и крадут помощников для Неразумных. Притлы уводят смертных под землю, в Радиоактивные Помещения, через комнату с Черной Дверью.

— Значит, Черная Дверь существует! — вскричал я.

— Скоро ты пройдешь через нее.

— Никогда! — вскричал я, но затем осторожно добавил: — Я не хотел тебя обидеть, о могучий, дающий ответы. Но скажи мне, какова цель Радиоактивных Помещений.

— Несколько столетий назад у них было много разных целей. Они были источником энергии и света. Они были оборудованы для хирургии. И в них боролись с болезнями. Когда был построен купол, никто больше не нуждался в освещении, а энергию давали машины. А так как Древние уничтожили все болезни, бессмертным они были больше не нужны. Теперь Помещения используются для чего–то, чего даже я не понимаю. Бессмертные зачастую накладывают на себя руки и полагают, что если возьмут решительного, энергичного смертного и превратят его тело в радиоактивные частицы, то облучение лампами, работающими на этих частицах, дадут им качество уничтоженного человека. Они верят, что это остановит все увеличивающуюся тенденцию к самоубийствам. Я этого не понимаю, но знаю, что это похоже на веру Древних Эпох, когда считалось, что мужчина, который съест другого человека, получит все его качества. Ученые относились к таким повериям неодобрительно, они называли их суевериями.

Я вздрогнул.

— А почему же Ученые не прекратят эту практику?

— Последний Ученый умер две тысячи двести лет назад.

В результате этого ответа у меня в голове внезапно будто вспыхнула лампа. Двадцать два столетия прошли с тех пор, как умерли Ученые, и вместе с ними умер этот мир. Бессмертные были разумны не больше Притлов и жили в городе, которым управляли Неразумные рабы. Жизнь текла мимо них. Возможно, они убивали себя потому, что не видели смысл своего существования. И тогда они решили, что их спасет Сияющая Смерть.

Я стоял, дрожа, как ребенок, и в то же время стремился продолжать разговор, потому что боялся возвращения Притлов.

— И на это я тоже знаю ответ, — сказал кристалл. — Тебе не стоит бояться бессмертных. Они не сражались уже бессчетные столетия. Правда, бессмертная Айяна послала сюда Притла, чтобы спросить у меня, где в пыльных музеях Манхэттена хранится оружие.

— Спасибо тебе, отвечающий на вопросы, — сказал я. — У меня в рюкзаке есть могучее волшебство. Старейшина Саймон — Ученый, он дал мне волшебную палочку, костюм и коробочку, в которой содержится джинн. А теперь скажи мне, где я могу найти Миру, и я уйду.

— Я не знаю Миру.

— Но ты должен ее знать, дающий ответы. Мира — моя суженая, и ее отдали в помощницы.

— Смертные женщины содержаться в большой пещере, где в темноте живут Неразумные.

Тогда я понял, что по пути сюда прошел мимо Миры. Она была в огромной пещере, в которой мерцали отдельные огоньки.

Я поклонился и вышел через дверь, которой и пришел сюда. Все было так, как сказал Кристалл. Никто на меня не нападал, я нигде не видел никого живого. Я спешил освободить Миру, но все же не испытывал гнева к Неразумным, а только брезгливую жалость.

Придя туда, где открывался вход в большую пещеру, я наткнулся на несколько серых людей. Они немедленно осветили темноту своими палочками, но это волшебство было бесполезно против меня. Я бросился на ближайшего и ударил его о стену, а затем подхватил упавшую палочку, чтобы разгонять темноту. Но когда я посветил ею на одного из серых, его словно пожрало внезапное белое пламя!

Я остановился, глядя на муки на его лице. По нему бежали серебряные отблески даже тогда, когда я убрал от него палочку. Он медленно стал светиться, и это сияние вернуло ужасные воспоминания. Я стиснул зубы и пошел вперед, слыша в темноте шаги разбегающихся серых.

Немного пройдя, я увидел первые жилища Неразумных. Это были всего лишь мелкие пещерки, выдолбленные в стенах громадной пещеры. Я осветил своей палочкой пару–тройку их, спящих внутри, прежде чем понял, что делаю. Я не хотел убивать их, я хотел только найти Миру. И теперь я столкнулся с новой трудностью. Без палочки я был в полной темноте, но свет ее нес людям смерть.

Я направил палочку в пол и пошел дальше, всматриваясь вперед в тусклом отражении ее света. Пещера была громадной, тысячи существ жили здесь в темноте, отовсюду пахло сырой землей и камнем. Время от времени я видел женщин, выглядевших так, словно они былой из мире смертных, из моего мира на холмах. В их пустых глазах мерцал свет палочки, они глядели на меня, когда я шел мимо.

Держась возле стены, я заметил впереди бледный оранжевый огонек и пошел к нему. Стена пещеры резко повернула, и я очутился перед небольшим костром у входа в очередную нишу. Свет костра почти ослепил меня, и я видел лишь смутные тени лежавших у огня. И тут внезапно кто–то прыгнул на меня сзади и стиснул руками шею. От неожиданного нападения я уронил палочку, увидел металлический блеск и почувствовал, как нож ударяет мне в сердце.

Но металлический костюм отразил удар ножа. Я повернулся и стиснул своего противника. Внезапный удар в пах заставил меня согнуться от боли. Я отпустил невидимого в темноте врага, и тут же ловкой подножкой он сбил меня с ног на землю. И когда неясная фигура снова прыгнула на меня с поднятым ножом, я вскочил на ноги и ударом кулака сшиб его на землю. Он упал и остался лежать неподвижно, что–то знакомое почудилось мне в его фигуре…

— Мира! — закричал я.

Да, передо мной лежала Мира. Из носа ее текла кровь, бронзовые волосы рассыпались по лицу. Я стал трясти ее, пока она не открыла глаза, пристально взглянула на меня, затем глаза снова закрылись.

— Мира, — тихонько сказал я. — Это же я, Джо—Хегра.

Она вдруг тихонько заплакала. Я оглянулся. Ни одна из фигур у костра не шевельнулась. Упавшая палочка осветила ближайшего, и тело его уже начало ярко сиять. А затем я увидел, что все лежащие были серыми мужчинами, Неразумными, — и все они были мертвы.

Когда я вновь посмотрел на Миру, она уже открыла глаза. Рыдания замерли. Она подняла руку и осторожно коснулась пальцами моих губ.

— Это ты, Джо—Хегра, — прошептала она. — Я уж думала, что сошла с ума.

Я вытер с лица ее кровь и просил, чтобы она замолчала, но слова лились с ее губ.

— Я развела костер и собирала со стен мох для топлива. Я не осмеливалась уснуть, а когда они подходили ко мне с животными намерениями, я убивала их, — говорила она. — Я убивала их, убивала и убивала…

Внезапно мне захотелось торжествующе рассмеяться. Я почувствовал себя сильным, но сказал Мире, потому что всегда был честен с ней:

— Нам нужно бежать отсюда, но я не знаю, куда…

Мира секунду помолчала, затем сказала:

— Я знаю, где выход. Я нашла его, но не хотела уйти без тебя, и не знала, где тебя искать.

— Спасибо, Мира, — ответил я. — Но ты выглядишь беспокойной, хотя должна бы радоваться.

— Я нашла твоего брата Норта, — сказала она.

— Живого?

— Он не живой, и не мертвый.

— Где он?

— В комнате за Черной Дверью.

Я попытался держать себя в руках, но не доверял своему голосу, поэтому чуть слышно прошептал:

— Мира, ты отведешь меня туда?

Она поднялась и взяла меня за руку.

— Пойдем, Джо—Хегра, — сказала она.

Мы шли по темным проходам, освещая их палочкой, которую я захватил с собой, пока не дошли до пещер, где жили железные монстры. Серые люди видели нас, но не делали ничего, потому что не получали приказов от Притлов. Лишь один пошел было к Мире, но я оттолкнул его, и он вернулся к своим делам. В дальнем конце одной из пещер я увидел тело Оргу, лежащее там, где я оставил его.

Рядом было еще одно помещение, из которого вел длинный проход со стенами, гладкими, как камни, обкатанные рекой. Проход был узким и заканчивался маленькой черной дверью.

— Прикрой руками глаза, — сказала Мира, — и напряги свою силу.

Ударом ноги я распахнул дверь. Белый свет был в тысячу раз ярче, чем от палочек. Я осторожно отнял руки от глаз. Сияние шло с высокого потолка и падало на ряды высоких ящиков. У основания одного из ящиком стоял круглый сосуд, пылающий, словно раскаленный добела.

Я подошел к ящикам. Мира прижималась ко мне. И в одном из ящиков я увидел своего брата Норта. Я сразу его узнал, хотя от него мало что осталось. Кожа облепила череп. Глаза походили на птичьи, яркие, твердые, пристально глядящие в пространство. Он был прямой, высокий, и все кости его выпирали. В сосуде возле ящика было какой–то светящееся вещество, похожее на песок, но горящее, как белые тлеющие огоньки.

Вокруг ящика висел странный туман. В нем, казалось, проступало изображение подобно тому, как можно было сделать отпечаток человеческого тела на песке. И в этом изображении я узнал своего брала Эли.

Он как–то сумел убежать, но жизнь из него уже высосали.

Я плакал, стоя там, и не стыдился своих слез. И это сделали бессмертные, люди, создавшие плавающий в море город. Нет, это действительно была Страна Призраков, и Сияющая Смерть была ее символом! Бессмертные были хуже Притлов, хуже самых свирепых лесных зверей, потому что они были людьми внешне и чудовищами внутри. Они порабощали людей, заставляли их жить под землей и служить им. Они стремились истребить все живое, потому что сами умирали.

И я взмолился тогда богу, которому молятся смертные, богу деревьев, рек и полей, чтобы он открыл мне, как можно одолеть врагов всего живого.

Мирв повела меня дальше, и мы пришли к маленькой комнате. Когда мы вошли, дверь за нами закрылась, и я снова почувствовал, что комнатка движется. Тогда я понял, что мы возвращаемся наверх, на поверхность, под солнце, но когда комнатка остановилась, я не дал Мире распахнуть дверь. Я помнил слова большого кристалла, что бессмертные искать новое оружие. И они наверняка поджидали нас.

Я чуть–чуть приоткрыл дверь, но тут же множество рук ухватилось за ее створки. Дверь распахнулась. В нее хлынул дневной свет, а перед нами оказалась большая толпа бессмертных, поющих и что–то бормочущих. Их крики эхом отражались от купола. Я понял, что они наблюдали за каждым выходом из подземелья и были готовы к нашему появлению.

Внезапно я увидел, как под радостные крики появилась толпа Притлов. Они катили какую–то штуку, установленную на платформе на колесах. Это была длинная полная металлическая труба, установленная под углом вверх на квадратном постаменте. Один из Притлов сунул в нее железный шар, а другой стоял с горящим факелом наготове.

А направляла трубу сама Айяна.

Мы были, как животные в клетке, в открытой с одной стороны комнатке. Я не понимал, что происходит, но боялся за Миру. Я‑то был в безопасности в волшебном костюме, а кроме того, у меня была светящаяся палочка…

Я направил ее на одного из бессмертных, но ее свет, еле видимый в солнечных лучах, заставил маленького человека лишь рассмеяться, и все вокруг тоже громко засмеялись. Это волшебство не действовало на бессмертных.

Но внезапно из голоса перекрыл крик Айяны.

— Отойдите подальше! — закричала она. — Когда фитиль будет подожжен, пушка Древних выстрелит и все снесет на своем пути.

Вокруг нее стояли другие красочно одетые маленькие люди, но Айяна, казалось, обладала властью, так как именно она провела меня через Завесу. Она стояла, красивая девушка, и губы ее презрительно кривились, а намерения были полные самого злого умысла…

Злой умысел!

Воспоминание ударило меня, как молния. Я вспомнил слова старого Саймона, мгновенно сбросил с плеч рюкзак и, пошарив в нем, достал коробку, содержащую «квинтэссенцию злого умысла». Схватив, я поднял ее вверх.

— Слушайте все! — закричал я. — В коробке большое, опасное волшебство, сильный джинн. Если вы не отпустите нас…

Было бесполезно кричать дальше в поднявшемся шуме. Айяна повернулась и взяла у Притла факел. Когда она поднесла его к основанию трубы, я встал перед Мирой, прикрывая ее собой, и открыл свою коробку. В ней не оказалось ничего, кроме черного порошка.

А я следующий миг я оглох, и страшный звук вонзился в мой мозг, подобно ножу. Впереди взметнулось полотнище красного пламени, и мир заполнился кусочками летящего металла. Поверху пронесся ветер, словно поднятый стаей в тысячи птиц. Земля раскололась и деревья рухнули. А затем я почувствовал пульсирующую боль в руке и увидел, что из нее течет кровь. Мира была невредима, и я поблагодарил за это богов!

— Тебе больно! — вскричала Мира, хватая мою руку.

— Пустяки, — сказал я. — Волки наносили мне раны и похуже. Железная труба оказалась странным волшебством, но они криво нацелили ее…

И тут я увидел юношу, лежащего передо мной. Порошок просыпался и стал превращаться в набухающее облако дыма, движущееся так быстро, что за ним невозможно было уследить.

И всюду, куда оно распространялось, маленькие люди замертво падали на землю. Странно, что Притлы оставались невредимыми. Они стояли, глупо наблюдая за происходящим, и спокойно переговаривались друг с другом. Они уже слишком хорошо узнали странного смертного в металлическом костюме, смертного, которого не могли одолеть. И словно в страхе перед неизмеримо большей опасностью, меня они не боялись, но расступались, давая мне дорогу.

Маленький человек, которого я первого увидел мертвым, был как раз тем, на кого я направил светящуюся палочку, и кто так смеялся. Теперь он лежал неподвижно. Его лицо, руки и все незащищенные части тела были покрыты черной коркой, которая казалось живой — она шевелилась и росла прямо у меня на глазах. Выглядела она ужасно.

Я пошел к другим упавшим, Мира прижималась ко мне. Все они были мертвы. Возле платформы с трубой лежала Айяна. Ее распахнутые глаза неподвижно уставились на меня. И словно во сне я услышал, что она шепчет:

— Твое… волшебство… оказалось… сильнее…

Она была еще живой, она дышала, но ее лицо выглядело безобразным, словно с приближением смерти все скопившееся внутри нее зло выступало наружу.

— Она была сильнее остальных, — спокойно сказала Мира. — Она часто выходила за Завесу, и это дало ей силы бороться. А у других таких сил не было.

— Что ты знаешь об этом? — спросил я Миру.

— Мне рассказал об этом Старейшина Саймон, — ответила она. — Ты не совсем верил тому, что он говорил, но я верила. Она рассказал мне об этом большом волшебстве, которое Древние Ученые создали против каких–то своих врагов. В твоей коробочке было что–то, что он назвал Мор, или, по–другому, Черная Чума. Он сказал, что суровая жизнь смертных сделала их неуязвимыми для нее, дала иммунитет, но вот бессмертные…

— Да, — кивнул я, — мы, смертные, гораздо сильнее. Маленький народ жил здесь законсервированной жизнью, отгороженный от всего куполом. И первое же соприкосновение с настоящей жизнью, состоящей всегда из борьбы, погубило их. Они оказались неспособными бороться, неспособными выживать…

Я не сводил взгляда с лица Айяны, пока она не закрыла глаза и не перестала дышать.

Склоны были по–прежнему усыпаны яркими цветами, но песни фонтанов казались теперь насмешкой. Маленький народ погрузился в последний сон, и Смерть, вероятно, придет к ним, как добрый друг. Под землей все еще будут реветь железные монстры, пока последние серые люди не покинут их навсегда. Я вдруг подумал, а попытаемся ли когда–нибудь мы, смертные, раскрыть все здешние тайны — и тут же понял, что попытаемся и раскроем.

Вдалеке я видел черное облако, оно все еще росло и летело между серебряными зданиями. Я видел, как испуганные группки Притлов спешат к выходу наружу.

— Давай не терять их из виду, — сказала Мира. — Они приведут нас туда, где можно пройти через Завесу.

Вот так мы с Мирой покинули город бессмертных, город, плавающий в море. Теперь здесь действительно была Страна Призраков, наполненная мертвецами, что пытались противопоставить себя всему миру. Я оставил себе светящуюся волшебную палочку маленького народа, а затем вспомнил большой, светящийся шар и сказал Мире:

— Саймон, и другие такие как Саймон наверняка захотят прийти сюда и беседовать с шаром. Он может многому научить нас, смертных…

Затем я вспомнил о братьях, которых потерял. О заботливом Норте, и об Эли, которого в последний раз видел в образе Сияющего Человека, Потом подумал о матери, ждущей меня, и обо всех людях, живущих сейчас, и что будут жить после меня, и крепко взял Миру за руку.

— Вот наше наследие, — сказал я, — ожидающее смертных, которые рождаются, живут и умирают. Оно оставлено нам нашими предками, и мы непременно воспользуемся им.

50 МИЛЬ ВГЛУБЬ

— Мистер Блэйк! — кричали из усилителя. — Очень важно! Срочно! Вызываю мистера Блэйка!

Боб Блэйк поколебался, прежде чем войти в приемную «Межпланетной кинохроники». Его сильное, загорелое лицо было мрачным и взволнованным. Он шепотом выругался. Увидев через приоткрытую дверь толпу репортеров, толпящихся вокруг обезумевшего администратора.

— Еще нет никаких новостей, — пронзительным, нервным голосом говорила администратор. — Никто не слышал…

— Где Блэйк? — потребовал кто–то из репортеров. — Не может же он молчать вечно? Общественность хочет знать, что произошло с Буром Кейта? Почему вчера вечером оборвалась связь? Он еще жив там, на пятидесятимильной глубине? Мы хотим…

Блэйк отступил, кусая губу. Не стоило, чтобы репортеры заметили его. Не нужно показываться, пока ему нечего будет им сообщить. Но новости будут, должны быть, иначе босс не приказал бы Блэйку по видеофону немедленно возвращаться из усадьбы Кейта, расположенной в десяти милях отсюда.

Блэйк промчался по коридору в свой офис, проскользнул внутрь, закрыл и запер за собой дверь.

— Что случилось, Энди? — спросил он. — Мы получили сообщение от Кейта?

Пухлый человечек сидел на краю большого стола Блэйка и лениво тасовал вырезки и фотографии. Услышав голос Блэйка, он поднял голову и взглянул на него через монокль, который носил не столько из–за экстравагантности, сколько из–за слабого зрения.

— Боже, я рад, что ты здесь, — нервно сказал Энди Каррутерс. — Эти проклятые репортеры налетели, как стервятники. Они пытались заставить меня признаться, что Бур сломался.

— А он что, сломался? — спросил Блэйк.

Энди нажал кнопку на столе.

— Не знаю, Боб. Босс велел позвонить ему, когда ты появишься.

Думаю, от Кейта действительно пришло сообщение по нашему направленному, закодированному лучу, но босс не сказал бы это мне.

Резко прогудел коммуникатор, затем отдаленный голос сказал:

— Мистер Блэйк, пожалуйста, будьте в своем офисе. С вами немедленно свяжутся.

— Хорошо, — сказал Блэйк, сел за стол, закурил сигарету и огляделся, нахмурившись.

Повсюду были напоминания о Буре — «Безумном проекте Кейта», как называли его газеты. На стене висел громадный снимок, сделанный не более сорока восьми часов назад, с изображением Бура как раз перед тем, как он пустился в испытательный поход в глубины земли. На заднем плане стояли сельский домик и сарай, но их почти полностью закрывал Бур, массивный цилиндр из блестящего металла, стоящий вертикально на земле. Круглый люк в его корпусе был приоткрыт, и в его проеме стояли доктор Гораций Кейт, изобретатель Бура, и за ним его племянник Джозеф Дентон, который должен сопровождать Кейта в экспериментальном погружении. У натянутой веревки, окружающей Бур, толпились репортеры и фотографы.

Блэйк глянул на вырезки и снимки, лежащие на столе. Все они были о Буре. «Безумный проект Кейта… Нефтяные и угольные тресты заинтересованы в успехе изобретателя…»

Блэйк взглянул в окно.

— Я вижу, они запирают ворота. Но это не задержит репортеров. Они только и ждут возможности запечатать в своих газетенках громадные заголовки типа: «Кейт оказался в ловушке на пятидесятимильной глубине» или что–нибудь в таком духе.

— Знаю, — кивнул Каррутерс. — Но возможно, он и в самом деле оказался в ловушке…

— Бур надежен, — нахмурился Блэйк, и его лицо стало еще мрачнее — лицо громадного белокурого викинга с холодными голубыми глазами и волосами цвета ириски, спутанной массой спадающими на бронзовый лоб. — Нет, Энди, если у Кейта проблемы, то не по вине Бура. Могу поставить на это свою репутацию.

— Ты и так уже сделал это, — спокойно отозвался Каррутерс, глядя на Блэйка через монокль. — Разве у Кейта была бы такая слава, если бы ты не уговорил босса поддержать Бур в нашей кинохронике? Любое другое информационное агентство считает Кейта сумасшедшим. Они только и ждут момента, чтобы сплясать на наших костях, заявляя: «А что я говорил?».

— Бур надежен, — повторил Кейт. — Я давно знаю Кейта, он — гений. У него были средства, но он все пустил на Бур. Он верит в эту машину. И собирается получить миллионы с угольных и нефтяных компаний. И он добьется этого, Энди. Весь мир жаждет узнать, будет ли успешным испытание Кейта. И если он добьется успеха, то может назначить за свой Бур абсолютно любую цену. Но если что–то пошло не так… — Блэйк встревоженно покачал головой. — Энди, пойди и задержи репортеров. Соври им что–нибудь, но убеди их, что все в порядке.

Каррутерс пошел и отпер дверь.

— Попробую, — бросил он через плечо. — Но мы срочно должны им дать какие–нибудь реальные новости, иначе они начнут печатать собственные домыслы.

И это будет хуже всего, подумал Блэйк, пыхтя сигаретой. Что же могло случиться с Кейтом? Почему прервалась связь?.. Но что бы там ни было, нельзя еще сильнее подрывать и без того хиленькое общественное доверие к Буру. Для Кейта это значило бы финансовый крах, а для Блэйка… Для Блэйка это означало бы потерю репутации, а, возможно, и работы в «Межпланетной кинохронике». Он тоже поставил слишком много на «Безумный проект Кейта».

Кто–то постучал в дверь. Блэйк рявкнул: «Войдите!», пошел посыльный и положил на стол конверт, запечатанный красной восковой печатью. Блэйк подождал, пока мальчик уйдет, затем вскрыл конверт.

Лицо его побледнело, когда он прочитал краткое сообщение. Он даже не услышал, как вернулся Каррутерс. Коротышка ждал, пока Блэйк сам не заметил его, потом задал взглядом вопрос.

— Авария, — процедил Блэйк сквозь стиснутые зубы, — или еще того хуже. Час назад мы получили от Бура SOS. Никаких подробностей. Только просьба о помощи.

— Авария! — присвистнул Каррутерс. — Это же значит… — Он не закончил предложение.

Глаза Блэйка превратились в синие льдинки.

— Могила глубиной в пятьдесят миль… Видит Бог, какое прекрасное место для упокоения!

— Это… это жестоко, Боб, — запинаясь, сказал Каррутерс. — Ты… Блэйк резко выскочил из–за стола.

— Жестоко? О чем ты говоришь? А разве не жестоко то, что я лишусь работы, потому что поддержал не того человека? Послушай, Энди, доктор Кейт с племянником оказались в ловушке. Они там, в темноте, им грозит смерть от удушья. Кейт мой самый старый друг. И я пойду за ним, Энди.

Челюсть Каррутерса отвисла.

— Что?

Блэйк указал на фотографию на стене.

— Видишь выглядывающий из–за Бура сарай? Там, возле домика? Там стоит еще один Бур, дубликат. Кейт не хотел рисковать. Он построил две машины, потому что боялся саботажа, а может, предвидел, что могла произойти авария. Перед испытанием я обещал Кейту, что пойду за ним, если что–нибудь случится. Я знаю, как управлять Буром, Кейт показал мне. И…

— Это самоубийство, — спокойно сказал Каррутерс. — Если на первом Буре случилась поломка, тоже самое может произойти и со вторым. Ты понимаешь это?

— Механизмы Бура в порядке. Я не знаю, что случилось с Кейтом, но я узнаю. — Блэйк похлопал коротышку по плечу. — Пойди опять и задержи репортеров. Возможно, еще есть шанс. Если я верну Кейта и Дентона на поверхность и докажу, что дело было не в Буре, то гласность нам пригодится. Пока же задержи их, насколько сможешь.

Блэйк взял со стола компактную камеру и вставил в нее новую катушку с микропленкой.

— Да, и подгони скоростную машину к выходу № 3. Удостоверься только, что тебя никто не заметит. Ты сам отвезешь меня на ферму Кейта, ладно?

— Конечно, — коротко ответил Каррутерс и вышел.

Блэйк достал из ящика несколько колец из тусклого черного металла дюймов шести в диаметре и сунул в карман вместе с камерой. Это были специальные кассеты с микропленкой, очень дорогие, защищенные на все случаи жизни.

Блэйк вышел в коридор. Невдалеке он увидел маленькую белокурую девушку, которая уставилась на него. Но Блэйк резко свернул за угол и пошел к выходу № 3. Там его уже ждал Каррутерс в маленькой, быстрой малолитражке.

— Все готово, — сказал Каррутерс. — Прыгай в машину.

Блэйк так и сделал, но не успел пристегнуть ремень безопасности, как его схватили за руку чьи–то пальцы. Он поднял голову. На подножке машины стояла девушка, та самая, которую он за метил в коридоре. Она была симпатичной, но Блэйка это сейчас не волновало.

— Мистер Блэйк! — быстро сказала девушка. — Вы получили известие от Доктора Кейта? Он…

— Извини, у меня нет никаких новостей, — сказал Блэйк. — Энди, поехали.

Каррутерс отпустил сцепление. Автомобиль тронулся с места, но тут карие глаза девушки вспыхнули от гнева.

— Постойте! — крикнула она, все еще цепляясь за дверцу автомобиля. — Вы должны…

— Убирайся! — рявкнул Блэйк.

И замолчал, потому что в руке девушки возник маленький, странного вида пистолет, и она твердо прицелилась в голову Блэйка. Блэйк сразу же понял, что это всего лишь аммиачный пистолет, но выстрел из него означал бы задержку, если чего не похуже, а сейчас каждая секунда была на счету.

Каррутерс замер, но Блэйк начал действовать. Одной рукой он отклонил ствол пистолета, а другой нанес удар прямо по лицу девушки. Ему некогда было миндальничать. Удар пришелся ей прямо по губами, и девушка отлетела от медленно движущегося автомобиля и упала на асфальт.

— Гони! — рявкнул Блэйк Каррутерсу, и автомобиль рванулся вперед.

— Ты покалечил ее?

— Да нет, — взглянул через плечо Блэйк. — С ней все в порядке. Уже встает. Жаль, что я вынужден был поступить так не по–джентльменски, но… — Он пожал плечами. — Ох, уж эти проклятые репортеры! — Он натянул шляпу на глаза. — Поезжай окольной дорогой, Энди. Кто–нибудь может заметить и погнаться за нами. Не знаю, сколько еще времени мы можем замалчивать эту историю, но чем дольше, тем лучше.

Каррутерс гнал машину так, словно за ним гнались черти, и с недовольным лицом искоса поглядывал на своего пассажира. Вскоре они проехали через раскрытые ворота и остановились возле сельского домика Кейта. Рядом был сарай и обнесенное натянутыми веревками зияющее отверстие, оставленное Буром. Кругом не было ни души. Блэйк нахмурился и вышел из автомобиля.

— Здесь должна быть охрана. Странно, что с ними произошло? И дверь сарая открыта. Странно…

Они вошли внутрь. В большом мрачном помещении тускло мерцал цилиндр второго Бура, доходящий до затянутых паутиной, скрытых в темноте стропил. Блэйк открыл люк Бура и заглянул внутрь.

— Ну, кажется, все в порядке. Думаю, будет не трудно найти Кейта. Я пойду точно по направлению тяготения, а кроме того, буду автоматически посылать первому Буру радиосигналы.

Он нырнул в люк и включил внутреннее освещение.

Рубка управления ярко осветилась. Приборы на стене показали, что воздух внутри постоянно обновляется. Пульт управления был встроен в толстую колонну, укрепленную на металлическим полу. Блэйк глянул на нее, затем резко обернулся, ощутив движение позади, но было уже поздно…

— Руки вверх! — раздался холодный, решительный голос.

Позади Блэйка стоял человек, который, очевидно, где–то сидел в засаде. Он был коренастый, смуглый, с насмешливым ртом и маленькими глазками, почти невидимыми под косматыми бровями. В руке он держал тяжелый «люггер».

— Не дергайтесь, — сказал незнакомец. — Я не хочу убивать вас, мистер Блэйк, поскольку вы теперь единственный, кто умеет управлять Буром.

Блэйк ничего не ответил. Он молча поднял руки, лицо его было непроницаемым. Стоявший возле него Каррутерс было пошевелился, но тут же замер, заметив, как вспыхнули глаза незнакомца.

— Тихо, — сказал тот и настороженно прислушался, затем бросил взгляд на открытый люк. — Я думаю, что мог бы и сам управлять Буром, но, к счастью, теперь мне не нужно рисковать. После того, как мои… мои помощники перехватили сигнал SOS, отправленный доктором Кейтом, я решил, что должен попробовать сам.

— Кто вы? — спросил Блэйк.

— Можете звать меня Смит.

Блэйк стиснул губы.

— Не из европейских Смитов? — многозначительно спросил он. Собеседник его заморгал.

— А вы умны. Да, друг мой, мы отправляемся в длительную поездку — и Бур пойдет своим ходом под Атлантическим океаном. Видите ли, это мощное оружие. А моей стране нужно мощное оружие.

Но прежде, чем Блэйк ответил, внезапно раздался неуверенный девичий голос:

— Бросить оружие! Быстро!

Заворчав, Смит повернулся. В открытом люке стояла та самая белокурая девушка, которую Блэйк сбросил с подножки автомобиля. Она направляла на Смита аммиачный пистолет, не думая, что он бесполезен против смертоносного, тяжелого «люггера».

Но внимание иностранного шпиона было на секунду отвлечено. Его оружие злобно тявкнуло, когда Блэйк бросился вперед. Пуля просвистела в паре дюймов от девушки.

Блэйк врезался в Смита, они упали и стали кататься по полу Бура. Смит разинул рот и что–то закричал на незнакомом языке, потом нанес пальцами удар по глазам Блэйку, но тот успел отдернуть голову. Они закатились в узкое пространство за колонной с пультом управления, и Каррутерс не мог подойти, чтобы помочь другу. Неожиданно Смит резким движением прижался щекой к плечу Блэйка, тот почувствовал на своей шее горячее дыхание шпиона. Но его острые зубы не достигли своей цели — яремной вены — лишь потому, что Блэйк успел просунуть руку Смиту под челюсть и отогнул ему голову назад.

Тогда Смит сдавил Блэйку горло. Его лицо исказилось и стало похоже на дьявольскую маску. Шею Блэйка пронзила боль, он почувствовал, что силы покидают его.

Где–то вдалеке он услышал топот бегущих ног и чьи–то голоса.

— Сюда кто–то бежит! — закричала девушка, и Блэйк услышал, как она пролезает в люк.

Это были «помощники» Смита. Очевидно, шпион вызвал их из домика, где они находились, когда ему потребовалась помощь. Глаза Смита вспыхнули мрачным торжеством, а пальцы его еще сильнее стиснули горло Блэйка. Каррутерс попытался ударить его по голове, но промахнулся.

Извиваясь, Блэйку удалось снова просунуть руку Смиту под подбородок и нанести ему удар в горло. Голова шпиона дернулась и с глухим стуком ударилась о металлическую стену. Он закашлялся, и вдруг обмяк.

Блэйк с трудом поднялся на ноги, повернулся к люку и мельком увидел, как дюжина смуглых, похожих на Смита головорезов дерется с охранниками Бура. Пуля просвистела мимо Блэйка и ударилась в стенку судна. Блэйк поспешно захлопнул люк и задвинул тяжелую задвижку. С сомнением поглядел на нее, потом перевел взгляд на стоящих рядом Каррутерса и девушку.

— Долго она не выдержит, — пробормотал он и бросился к пульту управления, потому что в люк начали колотить снаружи чем–то тяжелым.

Блэйк нахал какие–то кнопки и взялся за рычаг.

— Простите, — сказал он, стиснув зубы, — но у меня нет другого выхода.

Пол ушел у них из–под ног. Бур сильно покачнулся. Тело Смита перекатилось, а девушка упала в объятия Каррутерса. Блэйк тоже едва устоял на ногах, вцепившись в пульт управления.

В люк перестали колотить. Нападавшие разбежались во все стороны, потому что Бур стал медленно уходить под землю.

Блэйк взглянул на девушку.

— Извините, что ударил вас, — сказал он. — И спасибо за помощь. — Он показал на лежащего без сознания Смита.

— Ничего. Наверное, вы подумали, что я репортерша, — она слегка улыбнулась, глядя на удивленное лицо Блэйка. — Я — Сьюзен Морли, племянница доктора Кейта.

— О, господи! Вы — та девочка с косичками, которую я видел, приезжая сюда, на ферму?

Сьюзен кивнула, поправляя волосы.

— Я училась в колледже, в Вассаре. Когда я услышала новости по телевизору, то стала волноваться о дяде и… вот, я здесь.

— Мне очень жаль, — странным голосом сказал Блэйк. — Это трудно произнести, но мы не можем вернуться. Буру потребуется два дня, чтобы снова приготовить его к спуску, а к тому времени у вашего дяди закончится кислород. Так что мы должны идти вниз.

Лицо Сьюзен слегка побледнело, но она твердо взглянула на Блэйка.

— Но мы ведь уже спускаемся вниз, не так ли? — спросила она.

— Да, но…

— Тогда продолжайте спуск. — Она шагнула вперед и схватила его за руки своими тонкими пальцами, и Блэйк напрягся, оказавшись чуть ли не вплотную к ней. — Вы должны продолжить спуск! Это единственное, что вы должны сделать, разве вы не понимаете? Если вы вернетесь сейчас, то погубите моего дядю. Вы — его единственный шанс на спасение! И вы не имеете права не воспользоваться им!

Блэйк стер со лба пот.

— Но… что делать с вами?

Твердый взгляд Сьюзен был для него достаточным ответом. Тогда Блэйк повернулся к Каррутерсу, и тот молча кивнул.

— Ладно, — сказал Блэйк. — Вы победили, Сьюзен. И… Я надеюсь, что мы успеем.

Медленно тянулись часы. Только приборы и вибрация стен корабля подсказывали путешественникам, что Бур вообще движется. Иллюминаторов не было, потому что лишь самый прочный металл мог противостоять ужасному наружному давлению. Когда Бур натыкался на песчаник, скорость движения увеличивалась. Когда начинался гранит — уменьшалась.

Блэйк наблюдал за трубой из толстого стекла на стене. По ней бежал непрерывный поток распыленного вещества. Блэйк смотрел, как серый гранит уступил место тускло–красной струе.

Каррутерс крепко связал тело Смита, который все еще был без сознания.

— Теперь он не опасен, Боб. Хорошо, что в шкафу оказалась веревка.

Бур накренился и Блэйк занялся пультом управления.

— Нужно держать его отвесно, — проворчал он. — А это не так уж легко.

— А как он вообще работает? — спросила стоящая возле него Сьюзен.

Блэйк улыбнулся.

— Твоя дядя — гений. Он использовал новую форму радиоактивной энергии. На носу Бура, прямо под нами, тысячи крошечных излучателей. А нос установлен на специальном шарнире, так что я могу отклонять его в любую сторону и направлять Бур, куда захочу.

— Но я не понимаю, как он проходит сквозь землю, — задумчиво сказала Сьюзен.

— Да все очень просто. Вещество состоит из атомов. А атомы состоят из электронов, вращающихся вокруг ядра по орбитам, как планеты солнечной системы. В таких прочных металлах, как нейтрониум, электроны находятся близко друг к другу. А в газе они далеко. Поэтому газ не является для нас препятствием, в отличие от твердых веществ.

— Вы хотите сказать, что излучатели превращают камень в газ?

Блэйк вздохнул с облегчением, что хоть как–то смог объяснить девушке сложную теорию Кейта.

— Что–то вроде этого. Под действием излучателя электроны разбегаются от ядер атомов, и Бур раздвигает и проскальзывает сквозь любое твердое вещество.

— Да, но что заставляет его проскальзывать? — спросила Сьюзен.

— Давление. Вещество сжимает нас со всех сторон, кроме носа, где ему не позволяют излучатели. Ты когда–нибудь пробивала сжать в руке мокрый кусочек мыла?

— Я… Да, понятно. Мыло выскальзывает.

— Так же и Бур. Единственная опасность состоит в том, что давление может разрушить корпус. Но я так не думаю. Твой дядя не на один раз перепроверил расчеты… — Блэйк резко замолчал.

Наступила тишина. Все думали одно и то же. Если бы у Кейта было все в порядке, то он не стал бы посылать SOS.

Столбик одного из указателей пересек красную черту, и Блэйк быстро шевельнул рычаг направления движения Бура.

— Мы уже близко, — сказал он сквозь зубы. — Может быть опасно…

Внезапный толчок не дал ему договорить. Бур вдруг резко провалился куда–то вниз.

— Это пещера! — закричал Каррутерс. — Мы прорвали потолок пещеры!.. — И он вдруг полетел с ног.

Если бы нос Бура со всего размаха налетел на твердый камень, толчок убил бы пассажиров. Но излучатели работали на полную мощность, и когда Бур полетел носом вниз, в пол пещеры, то камень пола немедленно испарился, и это смягчило удар. Блэйк, тяжело дыша, мгновенно выключил излучатели.

— Мы здесь, — сказал он, показывая на приборы. — И снаружи, похоже, есть воздух, хотя непонятно, откуда он на такой глубине.

Каррутерс распахнул люк. Внутрь ворвался тусклый, туманный свет. Блэйк отодвинул помощника в сторону и, выйдя наружу, осмотрелся.

Они находились в пещере. В сотне футов над головами можно было смутно увидеть зубчатый пролом в потолке. Он был скрыт серебристым туманом и яркими облаками, которые, перемещаясь, бросали вниз тусклый свет. Вдалеке пещера, казалось, расширялась во все стороны, но туман был слишком плотным, чтобы там можно было что–либо разглядеть. Внимание Блэйка привлекла ближайшая стена пещеры. Похоже, она состояла из руды дуриума, который лишь недавно был обнаружен в самых глубоких шахтах — невероятно прочный металл. Из него были сделаны контейнеры с микропленкой Блэйка, но этот металл не получил пока что широкого распространения из–за труднодоступности его месторождений и обработки руды. Блэйк знал, что мог бы застолбить найденные сокровища, но он только отвернулся, чтобы поискать Бур Кейта.

И тут же увидел его футах в сорока впереди, лежащего на боку, с носом, расплющенным о каменный пол. Смятая крышка люка внезапно распахнулась. Из нее выскочил худощавый человек и, размахивая пистолетом, бросился к Блэйку.

— Стойте! — кричал он. — Назад! На корабль!

В проеме люка он столкнулся с Блэйком и швырнул его внутрь. Потом вновь прибывший вскочил, захлопнул люк, тщательно запер его и прислонился к металлу, тяжело дыша.

— Боже мой! — шептал он. — Они были близко! Но не могли же они!..

Блэйк поднялся и увидел, что это Джо Дентон, племянник Кейта.

— О чем вы говорите? — медленно спросил он.

Тот кивнул. Это был невысокий, жилистый человек с темными вьющимися волосами и мальчишеским лицом.

— Минутку. Сначала я отдышусь. Я прошел через ад…

Его прервал крик, вырвавшийся из побелевших губ Сьюзен. Она глядела на лежащее на полу неподвижное тело, которое Дентон принес в Бур. Блэйк кинул туда взгляд и узнал доктора Кейта.

И Кейт был мертв, седой человек, лежащий на металлическом полу. Его затылок был превращен в кровавое месиво.

Дентон облизал губы.

— Они… они хотели забрать его. Я не мог оставить им тело. Кто знает, может, они каннибалы.

Блэйк громадным усилием загнал внутрь чувство утраты, охватившее его при виде трупа друга, и встряхнул Дентона за плечи.

— Успокойтесь! А теперь скажите — кто они?

— Дайте сначала попить. Мне… Я хочу пить. Спасибо… Итак, вчера вечером мы провалились в эту пещеру. Оказалось, что воздухом можно дышать, так что мы решили исследовать ее. И нашли здесь жизнь — невидимую жизнь.

— Невидимую… О чем вы говорите?

Дентон облизнул пересохшие губы.

— Я тоже сначала не мог этому поверить. Но затем я — я сумел их пощупать их. У живущих здесь существ оперенные тела и когтистые ноги. И они вроде бы разумны… — Дентон откашлялся. — Даже слишком разумны. Один из них вытащил у дяди из кобу-

ры пистолет, случайно выстрелил и убил себя. После этого их невозможно было удержать. Они убили дядю, прежде чем я успел шевельнуться. Но потом мне как–то удалось отбиться от них и запереться в корабле…

Блэйк попытался привести в порядок свои спутанные мысли.

— Невидимые формы жизни? Да… Да, наверное, это возможно… под землей, — забормотал он, пытаясь построить хоть какую–нибудь гипотезу. — Какая–нибудь радиация могла сделать клетчатку абсолютно прозрачной… Здесь много руды дуриума, а у этого металла много неизвестных пока что свойств… Но разумные существа? Здесь?

Дентон вздрогнул. В его темных глазах таился ужас.

— Мы подружились с их вождем Варду. Но он оказался худшим из всех подземников… Мы назвали их подземниками. Я запер люк после того, как они убили дядю, но они продолжали ломиться в корабль. Если бы я только умел управлять Буром… Я попробовал, но панель управления заклинило. Тогда я послал SOS.

— Думаю, нужно посетить ваш бур, — медленно сказал Блэйк. — Я вооружен… У Кейта была камера. Фотографии, которые он сделал, могут быть очень ценными.

— Да, мы сделали кое–какие снимки, — кивнул Дентон, — Но камерой завладел Варду и разломал ее на кусочки. Вы не можете туда пойти! Я же сказал вам, что эти дьяволы невидимы!

Блэйк задумчиво почесал подбородок. А затем, придя к какому–то решению, подошел к люку, отпер задвижку и осторожно приоткрыл его. Дверь люка тут же с силой распахнулась под напором невидимых тел.

Блэйк отчаянно попытался захлопнуть ее и почувствовал, как его лица коснулось что–то мягкое и перистое. Затем Дентон и Каррутерс бросились на люк и всеобщими усилиями закрыли его, но даже после того, как задвижка встала на место, она продолжала подрагивать под ударами снаружи.

С мрачной решимостью Блэйк подошел к панели управления и включил Бур. Судно дрогнуло. Из его носа стал выдвигаться специальный рычаг, ставя Бур в вертикальное положение. Рубка управления, хитро закрепленная в корпусе, начала поворачиваться вслед за движением Бура. Наконец, нос оказался над головами пассажиров, а не под ногами у них, как прежде.

— Мы готовы к возвращению, — сказал Блэйк, слегка расслабившись. — Но вначале я хочу встретиться с вашим другом Варду, Дентон. Автомат должен быть чертовски хорошей защитой даже от невидимых существ.

— Они не люди, — прошептал Дентон. — У них даже пищеварительная система иная. Они едят камни, Блэйк.

— Камни? Но это невозможно.

— Ну, не камни, руду… Какая разница? Дядя узнал… — Дентон оглянулся на лежащий на полу труп. — В их телах какая–то жидкость, которая растворяет руду, чтобы они могли ассимилировать ее. Они питаются тем, из чего сложены стены пещеры… как это называется?

— Руда дуриума, — задумчиво сказал Блэйк. — Что–то подобное есть у термитов. Очень сильные ферменты, размягчающие руду, чтобы она не была такой крепкой… и чтобы подземники могли переварить ее… — Внезапно ему в голову пришла еще одна идея, но Блэйк не стал говорить о ней вслух.

Конечно, Дентон знал и Каррутерса, и Сьюзен. Но он не мог раньше встречаться с иностранным шпионом Смитом, который по–прежнему лежал на полу. И все же Дентон не проявил к нему никакого интереса. Почему? Любопытство было бы вполне естественной реакцией. Но Дентон, казалось, вообще не видел Смита.

Блэйк не стал ничего говорить. Вместо этого он достал карту и нанес на нее пометки. Затем включил рацию и отправил наверх короткое зашифрованное сообщение, в котором сообщил о аварии с первым буром и попросил отправить на ферму Кейта вооруженную охрану, поскольку иностранные агенты все еще могли поджидать их там.

Затем его внимание было сосредоточено на управлении Буром. Это было не легкой задачей, поскольку, если бы Бур вылез из земли под домиком Кейта, это привело бы к катастрофе.

Но удача сопутствовала Блэйку. Когда Бур остановился, наполовину выйдя из земли, с нацеленным в небо носом, Блэйк раскрыл люк, и в глаза ему ударило красное закатное солнце. Он замигал, пока его глаза приспосабливались к новому освещению.

И тут же засверкали вспышки фотоаппаратов. В поле зрения было не меньше сотни человек — репортеры, операторы, полиция. И все они мчались к судну, точно волна прибоя, издавая восхищенные крики:

— Вот он! Вот Бур!

— Осторожно! Назад…

Какой–то инстинкт опасности заставил Блэйка резко повернуться. В реве толпы он сумел услышать слабый щелчок — щелчок взведенного затвора пистолета…

В рубке управления оглушительно прогремел выстрел.

Блэйк прыгнул в сторону, захлопывая люк, и по ребрам его ударила резкая боль. Широко раскрытыми глазами он уставился на тяжелый «люггер», свободно висящий в воздухе в нескольких футах от него. Блэйк видел, как медленно ползет его спуск.

На судне был один из невидимых эрдтманнов!

Сьюзен и Дентон закричали одновременно. Дентон шмыгнул мимо Блэйка к люку. Каррутерс, ругаясь шепотом, прыгнул на пистолет.

Блэйк пытался не дать Дентону раскрыть люк, но тот был словно безумный, истерично выкрикивая какие–то безумные слова и неистово отбиваясь.

— Не открывай люк! — кричал Блэйк, борясь с Дентоном и одновременно пытаясь держать в поле зрения пистолет.

Блэйк понимал, что, хотя подземник и вооружен, но пока что он заперт в Буре. Однако, если он выйдет наружу, его уже невозможно будет поймать.

Пистолет снова выстрелил, и связанный Смит издал жуткий вопль. Тело шпиона изогнулось дугой на полу, затем мгновенно обмякло. Из его груди струей била кровь.

«Люггер» поплыл по воздуху и внезапно с металлическим лязгом упал на пол. Каррутерс боролся с чем–то невидимым и, по всей видимости проигрывал. Зубы его обнажились в отчаянном оскале. Блэйк выпустил Дентона и бросился на помощь другу.

Руки его наткнулись на жилистое тело, странное, покрытое перьями. И тут же острая боль в ладонях заставила его закричать. Снаружи закричали чьи–то голоса.

Дентон распахнул люк и выпрыгнул из него. Перистое тело вырвалось из рук Блэйка и исчезло. По металлу простучали шаги.

Блэйк схватил пистолет и выскочил из Бура. И увидел уставившиеся на него удивленные лица. Толпа напирала все ближе.

Внезапно раздался громкий крик боли. Какой–то репортер схватился за бок и рухнул на землю. Стоящий позади него шагнул в сторону и только этим спас себя от падения.

— Остановите его! — закричал Блэйк, понимая, насколько бесполезны были его слова. — Это невидимка… Хватайте его, пока он не убежал!

Бесполезно! Все уставились на Блэйка. Градом посыпались вопросы.

Потребовало бы порядком времени, чтобы все объяснить. Но к этому времени подземник нашел бы, куда спрятаться. Блэйк застонал от бессилия и ринулся через толпу.

Его хватали, пытались остановить, но он вырывался и бежал дальше. На мгновение толпа впереди поредела, и Блэйк увидел пустой луг, тянущийся до далекого забора…

Пустой? Блэйк видел, как приминается высокая трава, затем распахнулись и снова закрылись сами собой ворота. Это мог быть и ветер, но Блэйк понял, что ветер здесь ни при чем.

Он остановился и резко выдохнул воздух.

— Ладно, теперь уже поздно. Кто здесь командует полицией?

К нему подошел человек с румяным лицом и густыми седыми усами.

— Я. Инспектор Донован. Что случилось, мистер Блэйк?

Но Блэйк ответил не сразу. Сначала он посмотрел на истоптанную землю. Что случилось? Случился невидимый дикарь. Дикарь, умеющий пользоваться огнестрельным оружием. Дикарь, тело которого выделяло жидкость, могущую разъесть человеческую кожу и плоть так же легко, как раскрошить твердый камень. Ладони Блэйка по–прежнему болели…

Холодный ветерок гнал по земле пыль, и Блэйк почувствовал, что сам превращается в ледышку, глядя на чудовищный трехпалый когтистый след, который могла бы оставить гигантская птица.

Невидимая смерть шла по земле.

Газеты напечатали длинные статьи о чудесном спасении из–под земли, но почти не упомянули о подземнике. Они были скептичны и склонялись к тому, чтобы рассматривать рассказ Блэйка как намеренный обман. Даже когда Сьюзен, Каррутерс и Дентон добавили свои показания, газеты заняли позицию выжидания вместо того, чтобы занять первые полосы такой фантастической новостью. Власти были еще более осторожны. Блэйк провел целый час с мэром и окружным прокурором, а потом беседовал по видеофону с губернатором. Но скептицизм и бюрократизм были слишком сильны.

— Есть такая штука, как массовый гипноз, — елейным голосом сказал мэр. — Я не сомневаюсь в ваших словах, но думаю, что нам следует подождать, пока… ну…

— Пока кого–нибудь не убьют? — горячо спросил Блэйк. — Я говорю, что нельзя терять времени, надо что–то делать, пока подземник растерян и приспосабливается к новому миру.

Но это было безнадежно. Только инспектор Донован был убежден, что Блэйк говорит правду, но начальство ему не поверило. Позже он отвел Блэйка в сторонку.

— У меня связаны руки, — тихо сказал он, приглаживая седые усы. — Но я собираюсь держать несколько человек наготове. Если что–нибудь произойдет, позвоните мне, и мы тут же приедем.

— Спасибо. — Блэйк пожал его сильную, загорелую руку. — Возможно, мне понадобится ваша помощь.

Но пока что ничего не происходило. Прошло почти двадцать четыре часа, но не было никаких известий о невидимом подземнике. Блэйк сидел в своем офисе, курил и разговаривал с Каррутерсом.

— Есть несколько возможностей. Подземник попал в совершенно чуждую ему окружающую среду и находится под прямым воздействием солнечного света. Солнце может ослепить его. Или убить. Или даже сделать видимым.

Каррутерс хмуро кивнул.

— Дентон сказал, он уверен, что этот подземник именно вождь Варду, хотя и не объясняет, на чем основана эта уверенность. Возможно…

Открылась дверь и вошла Сьюзен Морли с подозрительно покрасневшими глазами. Блэйк встал ей навстречу.

— Что случилось? — спросил он. — Варду?..

Девушка нервно кусала губу. Она выглядела прелестно в модном сером платье и синей шляпке, из–под которой лился каскад золотистых волос.

— Боб, — без предисловий сказала она, — я должна что–то сделать… вопреки воле моего дяди. Он все оставил Джо Дентону и… — Она замолчала, заметив выражение глаз Блэйка, и щеки ее начали стремительно краснеть. — Не думайте лишнего, Боб! Мне не надо ни цента из его денег. Я сама могу зарабатывать себе на жизнь, но… Неужели вы не видите — дядя Гораций завещал Дентону Бур. И тот уже собирается продать его какой–то иностранной державе.

— Что? — Блэйк подался к ней, нахмурившись. — Откуда ты знаешь?

— Я только что от него… и случайно услышала, как он разговаривает с иностранным агентом. Этот агент очень похож на Смита, который пытался убить вас вчера. Я открыла дверь и сказала Джо все, что думаю о нем…

— И что?

— Он велел мне заниматься своими делами. — Скулы Сьюзен напряглись. — Ноя…

— Угу, — кивнул Блэйк и повернулся к видеофону. — Соедините меня с Джо Дентоном. — Когда на экране возникло изображение Дентона, Блэйк без всяких предисловий спросил: — Вы хотите продать Бур зарубежному государству?

На мальчишеском лице Дентона появилось удивленное выражение, затем оно стало угрюмым.

— Это мое личное дело, — процедил он. — Я могу избавиться от своей собственности так, как считаю целесообразным.

— Конечно, можете. Я хочу лишь напомнить вам, Дентон, что никакое европейское государство не может напасть на Америку, пока между нами лежит Атлантический океан. Но флотилия Буров может пройти под Атлантикой и разрушить любой город, начиная от побережья. Вы думали об этом?

— Это не имеет никакого отношения ко мне, — прорычал Дентон. — Если я хочу продать Бур, то… то… То я продаю его частной фирме.

Блэйк почувствовал, как у него в груди вскипает гнев.

— Как же! Частной фирме под управлением какого–то европейского диктатора! Черт побери, Дентон, в конце концов, вы — американец! Вы не можете…

Усмешка Дентона не была ни веселой, ни ироничной.

— Я не долго пробуду американцем. Через неделю я уплываю в Европу.

Ударом по клавише Блэйк стер с экрана изображение Дентона. Голос его дрожал от сдерживаемой ярости, когда он сказал оператору:

— Свяжите меня с окружным прокурором. Срочно.

— Я не могу остановить Дентона, Сьюзен, — бросил он через плечо, — но могу задержать его на какое–то время. Прокурор может не верить в подземника, то тут — нечто иное. Я получу судебный запрет на действия Дентона относительно Бура. По закону, он не может распоряжаться наследством, пока не будет утверждено завещание Кейта. А я тем временем свяжусь, с кем нужно, в Вашингтоне. — Он бросил несколько фраз в видеофон, затем выключил его и успокоительно кивнул Сьюзен. — Дело сделано. Теперь очередь за Вашингтоном…

Каррутерс поднялся с места.

— Ты с прошлой ночи ничего не ел, не считая чашки кофе, Боб. Пойдемте с нами, Сьюзен. За едой мы сможем все обсудить.

Блэйк внезапно почувствовал голод.

— Не плохая идея, — проворчал он.

Большой ресторан был полон посетителей. Однако, они нашли места и плотно поели. Через какое–то время Блэйк застыл, не поднеся вилку ко рту.

— Странно, — сказал он, прислушиваясь.

— Что?

— А вы разве не слышите? Кто–то насвистывает «Приди ко мне»…

— Ну и что? — спросил Каррутерс, поправляя монокль.

Но Блэйк слегка отодвинулся от стола, ощущая, как вокруг растет какое–то напряжение.

— Кейт точно также любил насвистывать эту песенку. И с такими же интонациями!

Что–то блеснуло. Нож внезапно поднялся со стола, покачался в воздухе, затем полетел вперед. Блэйк с силой откинулся назад, уворачиваясь от него, на него налетела какая–то тяжесть, и он рухнул на пол вместе с обломками стула, отчаянно закричав: «Энди!»

Каррутерс бросился к нему вокруг стола. Блэйк отчаянно пытался сбросить с себя мускулистое, покрытое перьями тело. Руки горели, как в огне, поскольку ядовитые жидкости из тела подземника разъедали кожу. Каррутерс нанес сильный удар в пустоту. Невидимый подземник издал резкий ворчащий звук… и исчез.

— Варду! — закричала Сьюзен. — Это Варду!

К ним начали поворачиваться удивленные лица. Внезапно ближайший стул подскочил в воздух и полетел в Блэйка, который как раз вставал на ноги. Блэйк увернулся, но тут опрокинулся стол, зазвенела, разлетаясь вдребезги, посуда.

Блэйк схватил нож и стоял, пристально глядя вокруг, напрягая каждый мускул. Боже правый! Как же справиться с невидимым дикарем, этим ужасным созданием, которое может напасть на него в любой момент? Подземник мог сейчас стоять у него за спиной, со своими когтями, готовясь нанести смертельный удар.

На ковре пролилась лужица кофе. Каррутерс и Блэйк одновременно заметили, как от нее начала тянуться цепочка следов, напоминающих птичьи. Следу двигались к Блэйку.

Оба бросились к ним и повалили подземника на пол. Все вокруг изумленно застыли за своими столиками. Сьюзен в нерешительности стояла рядом, сжимая в руке острый нож.

Было трудно удержать скользкое оперенное тело, которое жгло руки, как огнем. Варду снова высвободился из их рук и исчез. Через секунду с треском распахнулось окно, и тихие шаги замерли в отдалении.

Каррутерс поднялся, отряхнулся и нашел свой монокль.

— Похоже, наш приятель охотится за твоим скальпом, Боб, — мрачно сказал он.

Блэйк кивнул.

— Да… И я не могу понять кое–что. Почему он охотится именно за мной? И он насвистывал «Приди ко мне» так же, как Кейт…

— Дентон сказал, что Кейт подружился с ним.

— Я помню. И поэтому, мне кажется, я кое о чем догадываюсь. Послушай, Энди, мы не можем позволить бродить этому дьяволу где–то поблизости. Рано или поздно он кого–нибудь убьет. Пойди позвони инспектору Доновану и попроси его привести сюда как можно больше людей. Я хочу поставить Варду ловушку.

Он не стал говорить о приманке, поскольку приманкой должен был стать сам Блэйк, чтобы поймать в ловушку невидимого подземника…

К счастью, «Межпланетная кинохроника» была расторопной организацией, и Блэйку были предоставлены все ее ресурсы. В течение получаса была подготовлена студия. Блэйк, Каррутерс, Сьюзен и инспектор Донован вошли в нее, сопровождаемые дюжиной серьезных охранников.

— Вы рискуете, Блэйк, — сказал Донован, невольно касаясь рукоятки тяжелого пистолета у себя на поясе. — Это существо может убить вас, прежде чем мы успеем что–нибудь сделать.

— Но это единственная возможность. Я не могу позволить, чтобы Варду все время околачивался вокруг. Расставьте эти лампы здесь…

Блэйк повернулся, чтобы помочь расставить компактных, странного вида прожекторов, установленных на штативах с колесиками. От них тянулись к сети шнуры.

— Для чего они? — спросил Донован.

— Это ультрафиолетовые лампы, — пояснил Блэйк. — Варду невидим в обычном свете, но коротковолновое излучение сделает его видимым. — Он поднял голову вверх. — Камеры готовы? — Оттуда ответили утвердительно. — Отлично… Видите ли, Донован, даже если ультрафиолетовые лампы не сработают, камеры могут запечатлеть Варду на особо чувствительной пленке. Я хочу использовать все средства. Как, например, эти сети.

У каждого из охранников была наготове сетка из прочной проволоки.

— Надеюсь, вы знаете, что сделаете, — пробормотал Донован.

Блэйк кивнул с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. В животе у него была холодная, сосущая пустота. Не очень–то приятно быть живой приманкой для невидимого убийцы, который мог ударить неизвестно откуда.

— Все готово, — спокойно сказал он. — По моему сигналы закройте двери и не открывайте их ни при каких обстоятельствах. Одновременно включите ультрафиолетовые лампы.

Круглое лицо Каррутерса вытянулось от волнения.

— Послушай, Боб, — внезапно сказал он, — давай я останусь с тобой. У нас двоих будет больше шансов…

— Нет. Варду не появится, если я не останусь один и без оружия. Жди, пока он не угодит в ловушку, Энди. — Блэйк схватил руку коротышки и крепко пожал ее. — И в любом случае, спасибо.

Ничего не сказав, Каррутерс отвернулся, его губы побелели от напряжения. Блэйк взял коробку кукурузных хлопьев, которые используются на сцене вместо снега, и высыпал их вокруг себя по кругу.

— Все готово, — крикнул он.

Двери тут же закрылись. Охранники скрылись из виду. Огромный павильон звукозаписи остался пустынным. Высоко вверху стропила и платформы выглядели в рассеянным свете холодными тенями. Передвижной кран камеры превратился в чудовище, какого–то угловатого монстра. Солнечный свет, проникающий через дверной проем, лег на звуконепроницаемом полу странными квадратами.

Блэйк стоял неподвижно, решительно уставившись в одну точку на полу и заставляя себя ни о чем не думать.

Он принял все меры предосторожности. Когда появится Варду, искусственный снег предательски затрещит, и Блэйк успеет приготовиться, прежде чем тот…

Блэйк тихонько выругался. Думать об этом было опасно. И так уже его нервы были напряжены до предела. Он подавил желание позвать кого–нибудь, просто чтобы убедиться, что все настороже и готовы немедленно прийти на помощь. Попытайся расслабиться, стал уговаривать он себя. Дыши естественно, медленно, глубоко… Но все равно Блэйк дышал мелко и часто, испытывая при этом удушье, и весь вспотел, когда понял, что просто боится.

Успокоиться. Расслабиться. Думать о чем–нибудь постороннем…

О чем именно?..

Слабый, едва слышный хруст, воображаемый… Но воображение не оставляет на псевдоснеге следы!

— Давай! — заорал Блэйк и прыгнул в сторону.

Но было уже поздно. Мускулистое тело врезалось в него и опрокинуло на пол. Блэйк ухватился за что–то покрытое перьями поверх гигантских мускулов.

Двери с лязгом захлопнулись. Черная полуночная тьма накрыла павильон звукозаписи. И тут же мгновенно вспыхнули ультрафиолетовые лампы. Человеческий глаз не мог увидеть их света, но зато заблестело тело Варду.

Больше ничего не было видно. Просто на фоне кромешной тьмы появилась странная, окутанная сиянием фигура. Блэйк увидел похожее на совиное лицо, блюдца глаз и мягкий, мясистый клюв. На деформированной голове торчали пучками уши.

На перьях страшилища мерцали блестящие капельки — ядовитый фермент, который может разъесть любые твердые породы. Блэйк задохнулся от резкой боли, когда ядовитые секреции прошли через одежду и вонзились в тело, точно пылающие кинжалы, и отчаянно попытался отбросить подземника.

Разинулся мясистый клюв. Глаза–блюдца бесстрастно глядели вперед. Мощные предплечья стиснули туловище Блэйка, так что затрещали его ребра. Беспомощный, Блэйк мог лишь попытаться подняться на ноги вместе с монстром, но сил не хватило.

И тут застучали шаги, захрустел искусственный снег.

— Держись, Боб! — раздался хриплый крик Каррутерса, и тут же душный вес подземника исчез у него с груди.

Каррутерс встал между Блэйком и Варду, Странный контраст между черными тенями и светящимся ужасом, который был виден лишь в темноте!

Каррутерс попытался набросить на него проволочную сетку, но Варду отпрыгнул назад и застыл словно бы в ожидании, поворачивая оперенную голову из стороны в сторону. Блэйк смотрел на него.

У подземника было человекообразное тело, но покрытое светящимися мягкими перьями, которые слегка колебались при дыхании. Руки особенно напоминали человеческие, хотя и были длиннее. Короткие, изогнутые ноги больше походили на птичьи и заканчивались мощными когтями. А совиная голова с куполообразным черепом указывала на то, что Варду не был животным — он был разумным существом. И еще Блэйк заметил что–то темное, скрытое перьями, на шее этого существа.

Но у него не было времени подробно разглядывать его. Подземник опять прыгнул вперед. Блэйк и Каррутерс были в смертельной опасности в компании этой чужеродной твари, даже прикосновение к которой жжет, как огнем.

Но тут послышались шаги, это бежали охранники во главе с Донованом. Варду был невероятно силен, но при этом его почти невозможно было удержать, потому что сила его выделений, казалось, увеличивается с каждой секундой. Блэйк стиснул его руками, и ему показалось, что кожа с рук уже облезла и они превратились в сплошную пульсирующую болью рану. Дыхание со свистом клокотало в горле, он боролся из последних…

— Не стрелять! — взревел бычий голос Донована. — В темноте вы не увидите, куда палите!

Но внезапно на фоне светящегося тела Варду появился черный силуэт руки с пистолетом. Раздался выстрел. Варду пронзительно закричал и зажал руками рану.

Лишь на мгновение подземник застыл на месте, но этого мгновения хватило, чтобы переломить ситуацию. Вокруг Варду захлестнулась проволочная сетка, затем другая. Он отчаянно отбивался, но теперь у него не было никаких шансов.

Наконец, он замер на полу, весь обмотанный сетками, видимыми, лишь как черные петли на фоне светящегося тела, и лишь его голова оставалась свободной. Затянув последний узел, Блэйк шагнул назад.

— Готово, — хрипло выдохнул он.

Подземник глядел на него без всякого выражения в желтых глазах–блюдцах. И снова внимание Блэйка привлек темный предмет на шее чудовища. Он нагнулся и стремительно стащил его с головы Варду.

Тяжелый металлический ящик был приготовлен заранее. Пол команде Блэйка подземника подняли и засунули в него. И тут же захлопнули крышку.

— Все, — сказал Каррутерс, защелкивая замок. — Он может дышать через вентиляционную решетку, но не сможет освободиться. А теперь включите кто–нибудь свет.

Вспыхнули прожектора. Ультрафиолетовые лампы были выключены, и двери открыты. Все с жалостью глядели друг на друга.

Все были в лохмотьях. Все пострадали от контактов с ядовитыми выделениями тела Варду. Блэйк едва держался на ногах. Он был почти обнажен до пояса, грудь покраснела, словно обожженная. Руки распухли, стали темно–красными и на глазах покрывались пузырями. Но в глазах его горело торжество, когда он поднял вверх стиснутое в руке кольцо, снятое с шеи Варду, кольцо из тусклого черного металла.

— Кассета! — восхищенно воскликнул Каррутерс.

— Правильно, — отозвался Блэйк. — Вероятно, до сего момента она была под перьями Варду и потому оставалась невидимой. Посмотри на нее, Энди. Металл почти напрочь разъеден, а ведь это дуриум. Я думаю, подземники действительно могут питаться металлической рудой… — И Блэйк, шатаясь, пошел к двери.

— В ней есть запись, если пленка не повреждена. Дорогу! Пойдемте в просмотровую.

У дверей их встретил Джо Дентом с красным от гнева лицом.

— Послушайте, Блэйк, — закричал он, — я хочу знать, на каком основании вы захватили Бур. Как вам удалось…

Блэйк открыл дверь просмотровую.

— Зайдите внутрь, Дентон. Остальных прошу тоже.

Дентон заколебался, огляделся и нехотя повиновался. Сьюзен, Каррутерс и инспектор Донован со своими людьми заняли места с миниатюрном театрике. Вместо обычных кресел там были длинные ряды мягких скамеек. Блэйк отдал кольцо с кассетой Каррутерсу.

— Возьмите и проиграйте его нам, — попросил он. — Кажется, кассета в порядке, но мы не можем быть уверены, пока не проверим.

Несмотря на острую боль от ран и слабость, Блэйк сильно волновался, когда занял место в партере и стал ждать.

На экране возникло какое–то неясное изображение. Оно замигало, исчезло, затем возникло вновь, уже более четкое. Значит, микрофильм все же поврежден. Блэйк нервно прикусил нижнюю губу. Неужели испорчена вся катушка?

Но нет! На экране появилось лицо доктора Кейта на фоне серого тумана и стены пещеры. Сквозь треск прорезался и стал ясным голос ученого:

— …мало времени. Я только что вышел… — Лицо Кейта исчезло с экрана, голос замер, но тут же изображение появилось снова: — …из корабля с камерой. Удачно, что в ней…

Внезапно, как взрыв, помещение залил свет из открытой двери. На пороге стоял один из людей Донована. В одной руке у него была ультрафиолетовая лампа на треноге, в другой — пистолет.

— Он на свободе! — крикнул полицейский. — Он сбежал.

— Кто? Варду? — воскликнул Донован.

— Да. Он… — Полицейский запнулся, когда Блэйк рванулся мимо него и захлопнул дверь. — Ящик, в котором он находился, рассыпался на куски. Он исчез, прежде чем мы поняли, что происходит. Кажется, я всадил в него пулю, но…

— Где он сейчас? — рявкнул Блэйк.

Полицейский покачал головой.

— Мы потеряли его, когда он выскочил из павильона звукозаписи. Я подумал, что он может направиться к вам, мистер Блэйк, поэтому захватил одну из ламп.

— Хорошая работа, — кивнул Блэйк, воткнул штепсель в розетку и повернув отражатель так, чтобы свет лампы охватывал почти все помещение. — Я был проклятым дураком, Донован. Раз уж Варду может выделениями тела растворять руду дуриума, то тоже самое он может сделать с металлическим ящиком или сеткой.

Внезапно Блэйк опустился на сидение, с ужасом осознав, что это значит. Варду не попадется в одну и ту же ловушку дважды. И в тот момент, когда Блэйк выйдет из просмотровой, невидимая смерть будет преследовать его, как и прежде. И никто не находится в безопасности. Несмотря на то, что от ожогов у меня поднялась температура, Блэйк вдруг почувствовал, что леденеет.

Даже сейчас смерть могла стоять совсем рядом, например, за дверью…

И тогда Блэйк принял решение.

— Пустите фильм заново, Энди, — крикнул он.

В отчете Кейта могла быть какая–то подсказка. На это была слабая надежда, но ничего другого им не оставалось.

По команде Донована два полицейских встали спиной к двери. Остальные вернулись в полумраке на свои места. Но на этот раз в помещении скапливалась зловещая напряженность.

Снова начался фильм. На экране появилось лицо Кейта.

— … Удачно, что в ней встроенный микрофон… Когда я закончу говорить, то отдам кассету Варду и попрошу его передать ее Бобу Блэйку. Я думаю, Боб непременно отправится за мной, хотя я и говорил, чтобы он не вздумал рисковать…

Блэйк не сразу понял значение этих слов. А когда понял, то челюсть у него отвисла, и он тупо уставился на экран.

— …приходится говорить быстро, — продолжал тем временем голос Кейта. — Я в подземной пещере, а Джо — Джозеф Дентон, мой племянник, заперся в Буре. Он хочет убить меня…

Раздался чей–то невнятный крик. Один из полицейских у двери выругался и схватил тощее тело, которое отчаянно пыталось вырваться. На мгновение возник всеобщий переполох.

Донован мгновенно все понял.

— Всем оставаться на местах! — крикнул он и побежал к двери, сопровождаемый двумя полицейскими. Послышались звуки ударов.

Затем Джозефа Дентона привели на последний ряд. Он был спокоен и больше не сопротивлялся, кода два здоровенных полицейских села по обе стороны от него, держа оружие наготове.

— Ладно, — тихо сказал Донован, — теперь он разоружен. Проследите, парни, чтобы он оставался на месте, пока не закончится запись.

В наступившей тишине Блэйк услышал, как стучит его сердце. Главная тайна была раскрыта, но оставались еще загадки…

Каррутерс пустил фильм дальше.

— …хочет убить меня. Один раз он уже попытался и потерпел неудачу. Но я безоружен… Джо вел тайные переговоры с какой–то иностранной державой с целью продать Бур. Он сам только что сказал мне об этом, понимая, что бежать мне некуда. И он поведал мне свои дьявольские планы! Сам он не умеет управлять Буром, но после того, как избавится от меня, собирается послать радиограмму Бобу Блэйку с просьбой о помощи. Он надеется. Что у него прекрасное алиби. Но Варду невидим, и он сможет отдать эту запись Блэйку, если я смогу ему объяснить, что делать. Он и все его племя как дети — и они вполне дружелюбные. Я попытался заставить их помочь мне схватить Джо, но они боятся. Только Варду достаточно храбр. Но у него сложилось мнение, что все люди — убийцы, как Джо. И… — Кейт, казалось, заколебался. — Я сделал ошибку. Мне не стоило просить его помочь справиться с Джо. Кажется, Варду решил, будто я хочу, чтобы он убил и Блэйка. Но я ему все объясню…

— Теперь все понятно, — проворчал Блэйк. — Варду не понял его объяснений.

И словно в ответ на это, Кейт продолжал:

— …я немного обучил Варду английскому. Если что–нибудь пойдет не так, Боб, дай ему прослушать эту запись. Варду! Боб Блэйк — друг! Ты понимаешь? Ты не должен вредить ему! Понятно? — Изможденное лицо старика на экране скривилось. — Похоже, со мной все кончено. Рано или поздно Джо убьет меня. Но я сделал важное открытие. Эта пещера полна руды дуриума. Руда очень ценная, но чистый металл стоит еще больше. А подземники умеют делать это. Ферменты, выделяемые из телами, разлагают руду так, что дуриум можно потом легко извлечь из нее. Подземников можно научить этому. А еще лучше, можно проанализировать их выделения и научиться производить такие самим. Все это означает, что в пещере скрыто целое состояние. Я полагаю, что оно должно принадлежать мне, как первооткрывателю. Если так, то я завещаю эту пещеру вместе с ее сокровищем — дуриумом — моей племяннице, Сьюзен Морли. Я хочу завещать ее Сьюзен, потому что она вряд ли унаследует Бур. Теперь я понимаю, что Бур — мощное оружие, поэтому он вместе с чертежами должен безвозмездно перейти в собственность Соединенных Штатов Америки и применяться только в случаях иностранного вторжения, чего, я надеюсь — никогда не произойдет.

Экран потемнел. Несколько секунд никто не шевелился, затем Блэйк тихонько прошептал:

— Донован… Включите свет.

Инспектор тут же понял, что от него требуется, протянул руку к ультрафиолетовой лампе и нажал выключатель. Невидимые лучи залили помещение.

Блэйк повернулся. Неужели он ошибался, и едва слышимый, странный шелест ничего не значил? Или это был звук перьев, трущихся друг о друга?

Возле Блэйка сидел Донован, а с другой стороны — Сьюзен. Полицейские стояли у стен, кроме двоих, стерегущих Дентона в заднем ряду. И больше никого не было видно…

Но тут Блэйк увидел. Скорчившаяся позади Дентона странная фигура и была…

Варду!

Странное лицо чужака выглядело теперь ужасной маской, поскольку половина его была изуродована пулей. Желтоватая кровь запятнала перья. Подземник тут же выпрямился, словно гигантская хищная птица…

— Остановите его! — взревел Дентон и рванулся вперед, но было уже поздно.

Чужак напал. Он высоко подпрыгнул и бросился вниз на Дентона, словно окутав его собой. Мощные когтистые лапы схватили Дентона и плотно прижали к Варду.

Помещение наполнили размытые тени. Полицейские подскочили к Варду и попытались оттащит его от жертвы. Но их усилия были бесполезны. Подземник крепко вцепился в человека, и ужасные вопли Дентона достигли предельной громкости… и вдруг оборвались.

И лишь тогда мускулистые лапы Варду расслабились и он позволил оттащить себя от Дентона. При виде неподвижной фигуры Сьюзен вскрикнула и поспешно отвернулась.

Дентон был мертв. И смерть его была ужасна. Его одежда, кожа и часть мяса были разъедены ферментом, выделявшимся из тела Варду.

Подземник лежал рядом с жертвой. В его глазах–блюдцах больше не горела жажда убийства. Раскрылся мясистый клюв, и странный хриплый голос прошептал:

— Друг меня…

Блэк протиснулся мимо Донована, смущенно поглядел на Варду и с трудом разжал пересохшие губы.

— Друг. Да, Варду, друг…

Перистая голова откинулась, кровь медленно сочилась из нее на ковер, флюоресцируя в ультрафиолетовом свете, делавшем подземника видимым. Запинаясь, он прошептал:

— Меня… видел картинку… Картинка говорил–ты друг. Меня не понимал. Ты не вредить меня?

Варду с трудом поднял когтистую лапу чисто человеческим жестом. И Блэйк без колебаний пожал ее, почти не чувствуя боль от сожженной кожи.

— Друг, — тихо сказал он. — Я не причиню тебе вред. Друг, Варду.

— Осторожней, — сказал Донован. — Он может быть опасен.

Блэйк обернулся к инспектору, и в усмешке его не было никакой радости.

— Варду умирает, — сказал он. — Разве вы это не видите? Наши пули все же попали в цель…

Подземник поднял вторую лапу и пошарил ею в воздухе. Внезапно Сьюзен очутилась рядом с Блэйком и взяла когти Варду своей маленькой рукой.

— Друг… — прошептал чужак, затем осторожно забрал свои лапы из рук людей.

Желтые глаза закрылись. Внезапно тело Варду пронзила конвульсия, сотрясая его всего. А потом он вытянулся и затих. Варду умер.

Наступила всеобщая тишина. Донован медленно покачал головой и убрал в карман пистолет.

Сьюзен нашарила руку Блэйка, и он осторожно сжал ее пальчики.

— Бедный Варду, — пробормотала девушка. В ее глазах блестели слезы.

Блэйку пришлось откашляться, потому что в горле у него пересохло.

— Да, — тихо сказал он. — Бедный Варду. Все было против него. У Варду не было никаких шансов здесь выжить. Но он… наверное, он все же не вполне понимал это.

ЧИТАТЕЛЬ, Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!

Читатель, я ненавижу тебя!

Я не знаю, как твое имя — Джо, Майк или Форрест Дж. — но я имею в виду именно тебя, паренька, который покупает все журналы с иллюстрациями Финли и рассказами Каттнера. Того, который вошел в бар несколько месяцев назад с выпуском «Удивительных историй» под мышкой и заказал «Хорзес Нэк». В частности, того, кто повстречал мистер Эпджона и украл его жену в виде кристалла шартрез.

Я взываю к высоким небесам, чтобы ты прочитали этот рассказ. Мы с мистером Финли удостоверимся, насколько сможем, что ты прочитаешь его. Ты должен бы знать, что мистер Эпджон более упрямый, чем команда, состоящая из звезд, и более неуравновешенный, чем колонка рекламных объявлений. Связаться с ним — твоя ошибка. Я ненавижу тебя. Если ты не отдашь свою добытую нечестным путем добычу, то никогда больше не увидишь ни единого рисунка Финли или рассказа Каттнера, Боже, помоги нам обоим! Если я только мог добраться до тебя… Разве ты не знал, что разговариваешь с суперменом?

Во всяком случае, прочитай это. Прочитай о том, как ты создал всем людям проблему с мистером Эпджоном. Ты должен его помнить, если только порция «Хорзес Нэк» не ударила тебе в голову. Лысый толстяк с носом–кнопкой, ясными голубыми глазами и платиновыми зубами. Мы тоже как–то повстречались с ним в баре.

Это был «Перо и карандаш» возле Таймс–сквера. Мы с Финли обсуждали будущее научной фантастики.

— Она смердит, — сказал я.

— Но она нужна, — возразил Финли, — массе таких художников, как…

— Да, — сказал я, — и массе таких авторов, как я.

— Ты, — уставился на меня Финли. — Ты…

— Ты тоже, — успокоил его я. — Давай возьмем еще «Кубу либре». Мне нравится, когда пузырьки щекочут меня в носу.

— Ты думаешь только о шампанском…

— Я мечтаю о шампанском, — исправил его я. — У моего дяди Руперта есть подвал, полный лучшего шампанского в мире. И я надеюсь, что он скоро умрет.

Финли с интересом взглянул на меня.

— Он оставит шампанское тебе? Поэтому ты и надеешься, что он умрет?

— Нет, — печально ответил я. — Просто он мне не нравится. А к субботе мне надо написать рассказ. Хочешь услышать план?

— Я уже слышал его, — проворчал Финли, рассматривая свой бокал с «Кубой либре».

— Это другой.

— Я слышал их все. — он машинально облизнул усы.

Я поморщился, надеясь, что Финли это заметит.

Тут и подошел мистер Эпджон и посмотрел на нас сверху вниз. Он был точно такой, как я описал. Ты должен припомнить его, крыса!

— Простите, — сказал он, — но бармен мне намекнул, что вы как–то связаны с фантастикой.

— Что вы имеете в виду, говоря «связаны»? — спросил Финли, распрямляя спину.

Однако, я верю, что нужно быть вежливым с незнакомцами, которые, во всяком случае, еще читают журналы, поэтому я ответил, что он не ошибся.

— Я знаю! — воскликнул парень с носом–кнопкой, быстрый, как молния. — Фрэнк Р. Пол и Ли Бреккет.

Мы с Финли взглянули друг на друга. И разом осушили свои бокалы. Финли вовсе не похож на Фрэнка Пола с вечно ликующей физиономией и тупым умишком. А меня уж точно не спутать с Ли Бреккет.

— Послушайте, — сказал я, — Ли Бреккет не…

— О, не извиняйтесь, — сказал он самым дружественным образом. — Я и сам супермен.

— И почему это вечно происходит с нами, Г. К.? — спросил меня Финли.

— Не знаю, В. Ф., — ответил я. — Но вот же происходит. Давай закажем еще по порции и, может, этот супермен со свистом растворится в воздухе.

— Нет, не растворюсь, — сказал супермен. — Потому что вы можете мне помочь. Я ищу двух человек, художника и писателя…

Я подскочил, как ужаленный.

— Вы хотели сказать, писателя и художника. И кто они?

— Верджил Финли и Генри Каттнер, — сказал супермен.

Финли поперхнулся своим напитком.

— Это не реальные имена, — сказал он, немного прокашлявшись. — Вымышленные. Псевдонимы, вот и все.

— Я не верю этому, — покачал головой супермен.

— Ну, ладно, — признался я. — Это мы. И в чем тут хохма?

— Правда? — засиял он. — О, прекрасно, прекрасно! Я — мистер Эпджон. Конечно, это не мое настоящее имя, но когда я нахожусь на поверхности Земли, то пользуюсь им наряду со всеми другими человеческими атрибутами.

— Я вас прекрасно понимаю, — сочувственно сказал я ему. — Изредка я и сам превращаюсь на Таймс–сквере в летучую мышь.

Мистер Эпджон махнул официанту и заказал себе порцию.

— У меня беда, — вздохнул он. — У меня украли жену.

Мы с Финли взглянули друг на друга.

— Нет, — в голос ответили мы, — мы это не делали. У нас свои жены.

— А где твоя жена? — машинально спросил меня Финли.

— Не знаю, — сказал я, — но думаю, пошла по магазинам вместе с твоей.

— Ох, уж эти женские инстинкты, — мрачно вздохнул Финли.

Я тоже вздохнул.

— Да. И это пока мы сидим здесь, трудясь в поте лица, словно рабы, стирая пальцы до костей…

— Можно, правда, подняться по лестнице на верхний этаж и умыться, — предположил Финли.

— Нет, лестница бы сломалась, — кратко сказал я, чтобы закончить дискуссию.

— Позвольте мне рассказать вам об этом, — умоляюще воскликнул мистер Эпджон. — Если вы откажетесь, я могу уничтожить вас, но я не хочу этого.

— Еще бы! — сказал я. — Такого–то слабака, как я, который и девяноста фунтов не весит?

— Да, — добавил Финли. — Давайте, уничтожьте его, мистер Эпджон.

— Но я не хочу.

— Могу держать пари, что не сможете, — оскалился я. — Вы просто чокнутый.

Он направил указательный палец на мой бокал.

И бокал исчез — и стекло, и его содержимое…

— Ловкость рук, и никакого мошенничества, — пробормотал я, вылезая из–под стола и поднимая упавший стул. — Это ничего не значит. Однако, просто из любезности, мы выслушаем вашу историю. Верните мою выпивку, и можете начинать.

— Этого я не могу, — сказал мистер Эпджон, — но я могу заказать еще порцию.

— А вы заплатите за нее? — дальновидно спросил я.

— Да, — сказал он и так и сделал.

Мне начал нравится мистер Эпджон.

— Дело было так, — начал он. — Я, как и сказал, супермен. Один из немногих, существующих в настоящее время на Земле.

— Значит, есть и другие? — спросил я.

— Конечно. Вы читали «Странного Джона»?

— Читал. Стэплдон хороший автор.

— Отлично, — кивнул мистер Эпджон. — Тогда вы знаете, что мутанты рождаются постоянно. Некоторые из них — супермены, представителя гораздо более развитой расы, в которую в один прекрасный день превратятся все люди. Я из таких. Мы появляемся преждевременно и просто слоняемся повсюду в ожидании, когда придет наш час. Видите ли, мы бессмертны.

Финли стиснул руками голову.

— Мы просто проводим время. Мы развлекаемся. Я, например, построил в своем подвале космический корабль… — На его лице появилось смущение. — Ну, это оказалось ошибкой. Я не сумел вытащить его из подвала.

— И что вы с ним сделали? — спросил я без всякого интереса.

— Превратил его в подземоход, — ответил он. — Соорудил у него на носу бурильную установку. Наша планета, оказывается, полая внутри, я прошел через кору и очутился во внутреннем мире. Странное это местечко. Я часто посещаю его.

— Вы посещаете… — пробормотал Финли. — О, Боже!

Мистер Эпджон улыбнулся, и я заметил, что у него платиновые зубы. Он увидел мой взгляд.

— Я вставил их сам. Мои зубы выглядели не совсем человеческими, а мне не хотелось привлекать внимания.

— Мне казалось, вы говорили, что изменили свою внешность, когда прибыли на Землю, — сказал я.

— Но только не зубы… Где я остановился? А, да! Там есть силикатная форма жизни, похожая на людей. Хотя размножаются они иначе… Ну, от кристаллов. У них восхитительные женщины. Особенно те, из кристаллов шартреза.

— Что такое шартрез? — спросил я.

Финли тут же любезно объяснил мне, что так называется бледно–зеленый цвет.

— При надлежащей радиации, — продолжал мистер Эпджон, — кристаллы расцветают и из них вылупляются существа, почти как люди.

— Кристаллы? — пробормотал я.

— По происхождению. Гены и хромосомы у них кристаллической структуры. Как и человеческие организмы в начале развития, знаете ли. А после прохождения начального этапа, развития идет привычным вам образом.

— Я в этом уверен, — безнадежно сказал я.

— Так или иначе, я выбрал один из самых симпатичных кристаллов, чтобы он стал моей женой. Я изобрел аппарат для ускоренного роста, спустился во внутренний мир Земли и вырастил выбранный мною кристалл. И принес его… ее… с собой сюда. Потом я отпраздновал это событие… Боюсь, что отпраздновал слишком сильно.

— Вы хотите сказать, что напились, — сказал Финли, стремившийся уточнить любую деталь.

— Да, — сказал мистер Эпджон. — Я напился. — Вид у него стал очень грустный. — Я был в каком–то баре…

— Где–то поблизости?

— Не знаю. Я передвигался с помощью телепортации. Это могло быть в Сан—Франциско, Детройте или Рочестере. Я понятия не имею, где. Да, я был пьян. Видите ли, ликер сильно влияет на суперменов.

— И не только на суперменов, — хмыкнул я, думая о своем.

— Итак, я вошел в этот бар и столкнулся с парнишкой, который пил «Хорзес Нек» порцию за порцией. Мы познакомились. Разговорились. У него был с собой журнал и он говорил только о нем.

— Опишите его внешность, — предложил Финли.

Мистер Эпджон покачал головой.

— Не могу. Его лицо представляется мне просто размытым пятном. Я же был пьян! Я сказал, что я супермен, но он просто рассмеялся и ответил, что суперменов не существует. Я схватил его журнал и сказал, что могу показать ему гораздо более фантастические вещи, что описаны в нем.

— И показали? — спросил я.

— А это вопрос, — пробормотал мистер Эпджон. — По крайней мере, рассказал. Я рассказал ему, что когда в прошлый раз отправился на своем корабле во внутренний мир Земли, то корабль схватил гигант.

— Гигант?

— Да, там живет много гигантов. У них есть рога и остроконечные уши. Они антропоиды, но не слишком разумные. Дикари, живущие кочевыми племенами. Как я уже сказал, этот гигант схватил мой корабль, как игрушку, и мне пришлось выйти и прижечь ему нос лучевым пистолетом, только тогда он корабль отпустил. Я рассказал об этом своему собеседнику, но он не поверил.

— Неужели? — спросил Финли.

— Да, — вздохнул мистер Эпджон. — Он ответил, что это старая байка. И показал мне свой журнал… я помню, он назывался Удивительные что–то там… На обложке была девушка с плавающей вокруг нее кучей драгоценностей… Это был ваш рисунок, мистер Финли, и иллюстрировал он рассказ под названием «Хрустальная Цирцея».

— Это мой, — взволнованно сказал я. — Я, его написал я. Он вам понравился?

— Рассказ я не читал, — ответил мистер Эпджон. — Предпочитаю реализм. Но этот поклонник заявил, что всегда покупает журналы с рисунками Финли и рассказами Каттнера, которого почему–то считает…

Официант принес нам очередную выпивку. Когда он ушел, наш собеседник продолжал:

— Мне стыдно признаться, насколько я был пьян, но я помню только, что еще несколько раз принимался рассказывать ему историю с гигантов, а потом показал кристалл шартреза — мою жену. И… — мистер Эпджон покраснел. — Да, я дал ему подержать ее.

— Зачем? — спросил Финли.

— Я был пьян, — коротко ответил супермен.

— Ладно, — сказал я. — Делаю вывод, что вы хотите вернуть свою жену прежде, чем она вылупится из кристалла.

— Она не вылупится… без нужной радиации. Хуже всего, что я не помню, где именно разговаривал с этим парнем и как его зовут.

Джо или Майк, или Форрест Дж… что–то такое, не помню. Но у него был журнал Удивительное что–то, и он поклонник Финли и Каттнера.

— Явно интеллигентный человек, — в голос сказали мы с Финли.

— Я хочу вернуть свою жену, — сказал мистер Эпджон.

Я посмотрел на его платиновые зубы.

— Вам это не должно составить туда. Вы же супермен.

— Я не такой супер. У каждого из нас есть свои ограничения. Но у меня есть идея, господа. Я должен связаться с этим вашим поклонником и попросить, чтобы он вернул мне жену — кристалл шартреза. И у меня есть только одна возможность связаться с ним. Вы оба и ваш журнал.

— Не понял идею, — сказал я.

— Все очень просто. Мистер Каттнер, я бы хотел, чтобы вы написали рассказ в точности, как я рассказал. И я бы хотел, мистер Финли, чтобы вы проиллюстрировали этот рассказ. Ваш поклонник, привлеченный иллюстрацией, неизбежно купит этот номер «Удивительных… м-м…», прочитает рассказ и вернет мне кристалл через редактора.

— Послушайте, — сказал Финли, — я так не работаю. Гигант, держащий в руке космический корабль — ха! Такой материал не поместят на обложку.

— Это был большой гигант, — сказал мистер Эпджон.

— Нет. Кроме того, как он хотя бы выглядит?

— Большой, с рожками и большими остроконечными ушами. Весь желтый такой, переливающийся, знаете ли.

— Это не пройдет! — взорвался я. — Рассказы так не пишут. А если и пишут, то они не продаются. Допустим, я сделаю то, что вы хотите, и просо изложу запись нашего разговора. Вы знаете редактора «Удивительных»?

— Нет, — пробормотал мистер Эпджон.

— А я знаю, — просто сказал я.

Супермен подавленно смотрел на нас.

— Но ведь это было, — сказал он. — Гигант схватил мой корабль. Я вылез наружу и стал прижигать ему нос, пока он его не уронил.

— Нос? — глупо спросил Финли.

— Корабль.

— А как вы уцелели?

— Я неуязвим, — ответил мистер Эпджон. — Различное строение атомов.

— В любом случае, нет, — сказал я. — Вы должны были сперва навести справки, прежде чем просить нас…

— Но я и спрашиваю вас. И у меня есть чем поддержать мои требования. С очень небольшим расходом жизненной энергии я мог бы превратить вас обоих в кучки серого пепла.

— Ну, тогда выпьем, — почувствовав отвращение, сказал Финли.

Мистер Эпджон не стал противиться. Ликер, казалось, саданул по нему, как обухом.

— Сууп… суп–пермены очень быстро реагируют на алкоголь, — пояснил он и поглядел на нас, часто мигая. — Это плохо. Зато и быстро проходит.

— И никакого похмелья? — спросил я.

— Никакого, — кивнул он. — Я же шупер… супермен…

— В любом случае мы не сможем помочь вам, — сказал я. — Рассказы так не пишутся — по крайней мере, годные на продажу рассказы. В них должен быть сюжет.

— Н-нет, — помотал головой мистер Эпджон. — Это испортило бы все. Я всего лишь хочу, чтобы вы записали все, что произошло.

— Как Сароян, — хмыкнул я. — Нет, милый мой, я так не могу. Я должен сохранять единство стиля. Иначе меня все равно не пропустит редактор.

Финли в это время продолжал лакать свой «Куба либре».

— То же самое могу сказать об иллюстрациях, — вдруг заявил он. — Рисунок должен иллюстрировать сцену в рассказе. А при чем здесь какие–то желтые гиганты, играющие с космическими кораблями?

— В такую историю никто не поверит, — сказал я. — Даже в такую фантастическую историю. Это все равно, что по чистому, тупому совпадению в соседней кабинке сейчас сидит мужик, который украл вашу жену.

Финли не поленился встать и заглянул в соседнюю кабинку.

— Нет там такого, — сказал он нам. — Там всего лишь паренек, пьющий «Хорзес Нек» и играющий мраморным шариком или чем–то похожим.

И он сел на свое место.

Мы посмотрели друг на друга.

— Мраморным шариком? — спросил я. — А какого цвета?

— О, мой Бог! — закричал Финли. — Цвета шартрез!

Мы оба уставились на мистера Эпджона, который в ответ вперил в нас чисто совиный взгляд.

— Плывут под парусом лжи, — пробормотал он. — И нет нигде суши. Верните мой кристалл, или я уничтожу вас обоих. Украли мою жену… Хр-р! — он мягко подался вперед и плюхнулся мордой на стол.

Оказалось, что пьяного супермена совершенно невозможно разбудить.

— Ну, может, это и не тупое совпадение, — сказал Финли.

— Если это тот самый парень…

— Возможно, мистер Эпджон подсознательно вернулся в тот же бар, где встретился с ним в первый раз.

— Да, — сказали мы враз и хорошенько обдумали эту мысль. Через какое–то время Финли нарушил тишину.

— Интересно, а что там было на самом деле?

— Может быть, наш друг Эпджон — уличный коробейник, — предположил я. — Он столкнулся с этим пареньком и предложил ему изумруд по сниженным расценкам. Это старый прикол. Ниже по Пятой Восточной в Лос—Анджелесе раньше постоянно продавали алмазы, вывезенные контрабандой из Ти—Хуаны. Фальшивые, разумеется.

— Тогда почему мистер Эпджон хочет его вернуть?

— Нужно было лакать чертов «Хамнетт», чтобы понять это, — сказал я, имея в виду напиток покрепче ликера. — Это все равно как убийства, которые всегда начинаются от случайной стычке в баре. Когда мы уйдем отсюда, тут, вероятно, останется труп, плавающий в луже собственной крови.

— Плавающий? — пристально посмотрел на меня Финли.

— Н-ну… по крайней мере, лежащий там… И не тонущий… — Я беспомощно жестикулировал, чувствуя, что не могу все понятно объяснить. — Да какое, черт побери, это имеет значение? Мы же говорим об этом куске зеленого льда.

— По крайней мере, это был не изумруд, могу точно сказать.

— А была ли в шарике малютка–блондинка? — спросил я и сам себе показался нелепым. — Похоже, ты начинаешь верить всему, что наплел тут мистер Эпджон?

— Супермен? — рассмеялся Финли. — Давай–ка разбудим его. Если он хочет вернуть этот кристалл шартреза, то он лежит прямо здесь, в соседней кабинке.

— Возможно, — засомневался я, — не стоит на него рассчитывать.

— Ты думаешь, что мистер Эпджон все выдумал?

— Не знаю. Давай спросим его. In vino veritas (Истина в вине).

Это по латыни, — скептически проворчал Финли, нагнулся к мистеру Эпджону и прокричал ему в ухо — потом он сказал себе, что чувствовал себя посыльным, пытающимся докричаться до Шалиая–Болтая: — Кстати о том гиганте…

— У него зеленые глаза, — мигом встрепенулся мистер Эпджон.

— Не забудьте, две кучки серого пепла. Я это запросто. — И он опять мгновенно заснул.

— Ха! — сказал Финли. — Желтый гигант с зелеными газами. И конечно, на фоне лаванды. Ну, ладно? Что будем делать с мистером Эпджоном?

— Мы могли бы затолкать его в заварной чайник, — ответил я,

— если бы он у нас был. (Намек на безумное чаепитие в «Алисе» Кэролла.)

Мистер Эпджон явно не проснулся, но голос его прозвучал достаточно ясно:

— Я предприму кое–какие шаги, чтобы удостовериться, что вы сделаете то, что я хочу. Я внедрю в вас обоих гипнотический приказ. Вы не сможете нормально выполнять свою работу, пока не выполните мое задание.

— С ума сошел, — кратко сказал я. — Давай пойдем поглядим на парня в соседней кабинке.

Финли поднялся и выглянул.

— Он уходит.

— Я прослежу за ним, — сказал я, торопливо направляясь к выходу. — Расплатись и догоняй.

— Пусть бы мистер Эпджон сам следил за ним, — пропыхтел Финли, идя в ногу со мной. — Где наша цель? Надеюсь, он не ушел далеко.

Он и не пошел далеко. Он поехал. Мы увидели, как паренек садится в такси, и услышали, как он сказал: «Центральный вокзал».

— Ну… — нерешительно произнес я.

— А почему бы и нет? — спросил Финли.

Наверное, мы оба были заинтригованы. По крайней мере, испытывали желание задать этому пареньку парочку вопросов. Поэтому мы поймали другое такси.

— Центральный вокзал, — сказал я.

День уже близился к концу. Пошел снег. Мы проехали по Сорок Второй, слева от нас был Таймс–сквер, как обычно, затемненный, и остановились на стоянке такси на Центральном вокзале. Наш объект как раз заходил на станцию. Мы побежали за ним. Он направился к Устричному бару с видом человека, захотевшего вдруг полакомиться устрицами, но вдруг остановился и взглянул на часы. Затем пошел к багажному отсеку, достал ключ, отпер шкафчик и вытащил парочку небольших чемоданов. К этому времени мы уже были возле него.

— Эй, — сказал я, — мы хотим с вами поговорить.

Он явно испугался.

— Извините, мой поезд сейчас уйдет.

Финли схватил его под руку, я — под другую.

— Это займет всего лишь минуту, — сказал Финли. — И не зовите носильщиков. Мы хотим знать, где вы украли тот кристалл шартреза, которым играли в баре «Перо и карандаш»?

— Украл? — наивно переспросил он. — Мне его дал один человек.

— Мистер Эпджон?

— Да, так его звали. А вы что, детективы? Я… я приехал в Нью—Йорк по работе… только на несколько дней. И мне нужно возвращаться домой. Мой поезд…

— Кристалл, — сказал я.

Он дернулся, пытаясь освободиться.

— Мой поезд уходит! Если вы считаете, что я украл драгоценный камень…

— Нет, — сказал Финли, — вы не украли. Но мы хотим задать вам несколько вопросов о нем.

Паренек что–то достал из кармана жилета и сунул мне в руку. Инстинктивно я сжал ее. Это было теплым и бархатистым, точно большая слива, и, казалось, мелко вибрировало.

— Держите, — сказал паренек. — Во всяком случае, он зачарованный.

Он вырвался от нас и побежал, мотая на ходу чемоданами.

Мы с Финли посмотрели ему вслед, затем повернулись, чтобы поглядеть на то, что лежало у меня в руке. Да, это был кристалл шартреза. На ощупь не менее странный, чем ад. Руку мою покалывало.

— Вот, — поспешно сказал я. — Подержи его, — и вручил кристалл Финли, который разумеется, выронил его.

Кристалл выпал из его руки, но не сразу упал на пол, а отскочил почему–то вбок и вверх. Затем он приземлился, и мы кинулись за ним. Кристалл заскользил вперед, словно водомерка по воде или мышь, спешащая к норке. Желудок вдруг подскочил у меня к горлу.

Этот проклятый кристалл убегал от нас на Центральном вокзале.

Вокзал, как обычно, был переполнен людьми. Мы бежали. Пробивая себе путь. Я получил рукояткой зонтика в ухо, Финли врезался в толстяка со шляпой дерби, и вместе с ним полетел с ног. Тем временем кристалл обогнул Устричный бар, покатился вниз по скату и скользнул к проходу к какому–то поезду.

Как там сказал паренек, он зачарованный? Так вот, он был прав!

Кристалл прокатился через проход. Мы понеслись за ним, игнорируя контролера с бруклинским акцентом, который потребовал билеты. Мы побежали по платформе. Поезд тронулся и уже потихоньку вкатывался в длинный туннель.

Кристалл шартреза остановился, тусклое, желто–зеленое пятнышко света на темно–серой платформе. Я перепрыгнул через тележку грузчика и попытался его схватить, но кристалл метнулся мимо моего носа и отчаянно запрыгал, стуча, по окнам вагона.

Он испробовал три окна, прежде чем нашел открытое, И исчез внутри.

Финли сидел на тележке грузчика, выглядя таким же загнанным, как и я сам. Когда я подошел, он встал, и мы пошли назад к проходу. Служащий как раз снимал табличку, на которой было написано: «ЧИКАГО».

— Возможно, он выйдет в Рочестере.

— Если бы мы знали его имя…

— То могли бы телеграфировать…

— Мы не детективы, — сказал Финли. — У нам нет права снимать человека с поезда. Гмм… гмм… Давай–ка пойдем найдем мистера Эпджона.

Я не мог придумать ничего другого. Мы вернулись в «Перо и карандаш».

Но мистер Эпджон уже ушел.

Тогда мы сели за наш столик и заказали по порции выпивки.

— Этого просто не было, — с надеждой сказал я.

Финли молча указал на стол. Там мерцающими, как пламя костра, буквами было написано:

«Не забудьте, чего я хочу. Я позабочусь, чтобы вашу работу издали. Трудитесь, две кучки серого пепла».

Подписи не было.

Затем надпись потускнела и исчезла.

Мы взяли еще по порции, но даже вкуса не ощутили.

Через час мы разошлись. Финли нужно было делать очередной рисунок, у меня подходил срок сдачи очередного рассказа. Я вернулся домой, вставил лист в пишущую машинку и начал работать.

«Читатель, я ненавижу тебя! — напечатал я. — НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!»

Это было совсем не то, что я хотел написать, поэтому я заменил лист. И напечатал опять то же самое.

Я сделал еще одну попытку. Но, очевидно, я не мог писать ничего другого. Постгипнотическое внушение или что–то в том же духе. Этот супермен…

Нет, я все равно не поверил ему.

Через некоторое время позвонил Финли.

— Привет, — сказал я.

— Привет.

— Моя жена купила новую шляпку.

— Моя тоже, — ответил он. — Над чем сейчас работаешь?

— Над рассказом. Просто… э-э… над рассказом. А ты?

— Над рисунком.

— Каким именно?

— Рисую гиганта, держащего космический корабль, — ответил он мне. — Понятно? Я могу угадать, что именно ты пишешь?

— Да, — сказал я, — угадать ты можешь. Это все, о чем я могу писать.

— И это все, что я могу рисовать, — жалобно сказал Финли. — Как ты думаешь…

— Все это гипноз, просто гипноз. Простой реальный гипноз. Так или иначе, мы сумеем его преодолеть.

— Конечно, сумеем, — сказал Финли и повесил трубку.

Неделю спустя мы так и не сумели его преодолеть. Моя корзинка для бумаг была забита смятыми листками с напечатанным текстом: «Читатель, я ненавижу тебя. Я не знаю, как твое имя — Джо, Майк или Форрест Дж…»

Финли сообщил, что его корзинка в таком же состоянии, забита эскизами незаконченных рисунков гиганта.

Так обстояли дела. Никакой мистер Эпджон не мог сделать с нами такое. Но он все же сделал. Мы поехали на встречу с редактором «Удивительных». Он слушал и глядел на нас знакомым взглядом.

— Вы нам не верите, — в голос сказали мы с Финли.

— Нет, — ответил редактор. — Не верю.

— И вы не взяли бы рассказ или рисунок?

Редактор снова задумчиво поглядел на нас. И мы ушли.

— Ох, уж эти редакторы, — сказал я в лифте. — Никакого воображения.

— Нечего было и спрашивать, — печально вздохнул Финли. — Но он мог хотя бы попытаться поверить нам. Все, что я могу рисовать, так этого чертова желтого гиганта с зелеными глазами.

— А все, что я могу писать…

— А может, если мы сделаем то, что хочет мистер Эпджон, — предложил Финли, — то гипноз рассеется?

Я ответил, что, во всяком случае, это идея.

Так что мы отправились домой и стали работать. Когда я написал уже половину рассказа, зазвонил телефон. Это был редактор «Удивительных».

— Каттнер, — сказал он, — у меня провал и срочно нужен рассказ. Можете ли вы…

— Конечно, — машинально ответил я. — Я только вчера задумал большой… — И тут я осекся. — Простите, — сказал я, — вы же знаете, что со мной происходит. Я продолжаю работать нам тем рассказом — и должен закончить его.

— Именно это я и имею в виду, — сказал редактор. — Послушайте, я скажу вам, что хочу сделать — я собираюсь взять его в следующий номер. Это же Супернаука! Такой рассказ выдвинет «Удивительные» на первое место!

— Я немедленно закончу его, — пообещал я. — К пятнице. Как вы думаете, вы сможете быстро прочитать его?

— Прочитать!.. — его голос сорвался. — Каттнер, да я ничего не буду читать, пока не увижу этот рассказ!

И он повесил трубку, а я тут же отправился к Финли.

Тот заканчивал последние штрихи на картинке, изображающий гиганта, держащего космический корабль.

— Тебе звонил редактор? — спросил я.

— Да, он срочно хочет рисунок. На обложку…

Мы вспомнили надпись на столе — загадочное послание от мистера Эпджона, что он позаботится, чтобы нашу работу издали.

— Ты тоже подумал, что мистер Эпджон посетил…

Я не закончил. Слишком много странных вещей творилось вокруг. Я профессиональный писатель, а не Фауст. Но я начал себя чувствовать Учеником Чародея.

Но… Ладно, это не существенно. Рисунок на обложке всегда иллюстрирует сцену из рассказа. А у любого рассказа должен быть сюжет. И не спрашивайте меня, каким образом были опубликованы этот рисунок и этот рассказ. Спросите об этом мистера Эпджона. Он достал уже всех. Я догадываюсь, что он посетил и редактора.

Послушай, Джо, Майк или Форрест Дж., или как тебя там. Обязательно свяжись с редактором. Ты покупаешь этот журнал, а в нынешнем месяце в нем будет рисунок Финли на обложке и рассказ Каттнера, так что ты непременно купишь его. А после того, как ты прочитаешь рассказ, у тебя будет вся информация.

Кристаллу шартреза ты вроде бы понравился. Я думаю, он вернулся обратно в твой карман. Но он не твой. Он не принадлежит тебе. Это жену мистера Эпджона носишь ты в жилетном кармане!

Мистер Эпджон — супермен. Он навел на нас заклятие, наложил гипноз — не знаю, что он такое сделал. Но это даже хуже, чем я думал. Так что если ты не напишешь мистеру Эпджону или редактору, то мы с Финли будем в бо–ольшом… затруднении. Да что там, от нас останутся просто две кучки серого пепла…

Но как я уже сказал, все гораздо хуже, чем мы воображали. Закончив картинку к обложке, Финли позвонил мне.

— Послушай, — сказал он, — вчера вечером я положил последний штрих. Рисунок закончен. Я сделал то, что хочет Эпджон.

— Я кончу рассказ сегодня вечером, — сказал я.

— Позвони мне, когда закончишь.

— Зачем?

— Затем, что я начал другой рисунок, — в голосе его звучала горечь. — Я хотел сделать эскиз девушки на звездном фоне. Но получился опять гигант с космическим кораблем в руках.

— Опять?

— Да! Похоже, мистер Эпджон забыл ограничить свой гипноз. Я не могу нарисовать ничего, кроме гиганта с выпученными глазами. Я что, должен рисовать его всю оставшуюся жизнь?

— Это просто безумие, — сказал я.

— Сам поймешь, — выдохнул Финли. — Подожди, пока попробуешь начать другой рассказ. Ты не сможешь это сделать. Послушай, добавь еще пару строчек в послании этому парню с кристаллом. Скажи ему, что, когда он свяжется с мистером Эпджоном, пусть не забудет упомянуть, что мы по–прежнему в затруднительном положении. Мы сделали, что хотел мистер Эпджон. Поэтому пусть парень скажет супермену, чтобы тот снял свой гипноз и оставил нас в покое.

Ты прочитал это?

Я лично думаю, что Финли ошибается. Сейчас я закончу рассказ и сразу же начну другой. И он не будет начинаться со строчки: Читатель, я ненавижу тебя!

Ну, это я был неправ. Новый рассказ начался именно с этой строки. Отдай мистеру Эпджону его жену, и все будут прощены. Но если ты этого не сделаешь…

Но ты ведь сделаешь, да?

Ну, хорошо. Теперь все. Последнее слово. Конец. Я вытащу этот лист из машинки, вставлю новый и начну рассказ о существе, выжившим в Лемурии и оказавшемся в современном мире…

Я не знаю, как твое имя — Джо, Майк или Форрест Дж., — но я имею в виду именно тебя, паренек, который…

ЭЙ!

ЗА ГЛУХИМ ПОРОГОМ

Фра Рафаэль дрожа на холодном ветру, дующем с Уаскана, натянул на одеяло из шерсти ламы на узкие плечи. Лицо его скривилось от боли. Я встал, подошел к двери хижины и поглядел на укутанную туманом землю призраков, вздымающуюся в небо — Кордильеры, протянувшиеся крепостным валом вдоль восточной границы Перу.

— Нет ничего, — сказал я. — Только туман, Фра Рафаэль.

Он осенил свою грудь крестным знамением.

— Этот туман несет с собой… ужас, — прошептал он. — Говорю вам, Белый Сеньор, последние несколько месяцев я видел странные вещи… невозможные вещи. Вы ученый, и хотя мы исповедуем разные религии, вы тоже знаете, что существуют силы, не принадлежащие этому миру.

Я ничего не ответил, и он продолжал:

— Это началось три месяца назад, после землетрясения. Исчезла девушка, местная уроженка. Последний раз ее видели, когда она шла в горы, в Каньон, тянущийся через Уаскан, и она не вернулась оттуда. Я послал людей на ее поиски. Когда они стали подходить к перевалу, то увидели, что он окутан туманом. Туман становился все гуще, пока они уже ничего не могли видеть. Их охватил страх, и они убежали. Через неделю исчезла еще одна девушка. Мы отыскали только ее следы.

— В том же Каньоне?

— Si, и с тем же результатом. Теперь уже семь девушек пропали подобным образом, одна за другой. А я, Белый Сеньор… — бледное, усталое лицо Фра Рафаэля стало печальным, когда он взглянул на культи своих ног, — я, как видите, не могу пойти туда сам. Четыре года назад я попал в лавину, и вот… Епископ велел мне возвращаться в Лиму, но я настоял, чтобы он позволил мне остаться здесь, среди местных уроженцев, Сеньор, потому что это мой народ. Они знают меня, они доверяют мне. То, что я потерял ноги, ничего не меняет.

— Ну, теперь мне понятны трудности, — кивнул я.

— Верно. Я не могу пойти в Уаскан и узнать, что произошло с девушками. Я позвал четырех самых сильных и храбрых мужчин из местных и попросил, чтобы они отнесли меня на перевал. Я думал, что смогу победить их суеверия, но ничего не вышло.

— Как далеко вы зашли? — спросил я.

— На несколько миль, не больше. Туман стал густеть, пока мы совсем не ослепли, и идти стало опасно. Я не сумел заставить людей идти дальше. — Фра Рафаэль устало прикрыл глаза. — Они стали бормотать о древних богах инков и демонах — Манко Капаке и Уэлло Уаско — детях Солнца. Они очень напуганы, Белый Сеньор. Они сбиваются в стадо, как овцы, и полагают, что вернулся древний бог и забирает их одного за другим. Одного за другим.

— Только молодых девушек, — задумчиво сказал я. — И явно без всякого насилия. Кто обитает на Уаскане?

— Лишь дикие ламы и кондоры. Там снег, холод и пустота. Это Анды, друг мой.

— Ладно, — сказал я. — Это становится интересным. Как антрополог, я должен провести расследование ради Фонда. А кроме того, мне просто любопытно. С первого взгляда, вроде бы в этом деле нет ничего странного. Семь девушек исчезли в густом тумане, который стал появляться после землетрясения. И больше ничего, — улыбнулся я. — Однако, мне кажется, стоит пошариться вокруг и посмотреть, что такого привлекательного на Уаскане.

—Я буду молиться за вас, — сказал священник. — А может быть… Видите ли. Сеньор, несмотря на потерю ног, я вовсе не слабак. Я могу выдержать разные трудности, Я могу даже ездить на ослике.

— Не сомневаюсь в вашей готовности, Фра Рафаэль, — сказал я, — но давайте будем практичными. Там холодно и опасно. Ваше присутствие станет лишь задерживать меня. В одиночку я могу идти быстрее — вспомните, мы не знаем, сколько там придется идти.

— Думаю, вы правы, — вздохнул священник. — Когда…

— Прямо сейчас. Мой ослик навьючен.

— А ваши носильщики?

— Они не пойдут, — сухо сказал я. — Они побеседовали с деревенскими жителями. Но это не важно. Я пойду один. — Я протянул руку, и Фра Рафаэль крепко пожал ее.

— Удачи, — сказал он по–испански.

Я вышел на яркое перуанское солнце. Индейцы стояли у разложенных узлов и даже не притворялись, будто не наблюдают за мной. Моих носильщиков нигде не было видно. Я усмехнулся, ироничным тоном прокричал «до свидания» и повел ослика к Каньону.

Туман исчез, поскольку солнце уже взошло, и остался лишь в горных каньонах на западе. Высоко в небе кружил кондор. В тихом, разреженном воздухе отчетливо послышался стук далекого камнепада.

Белый Уаскан высился далеко впереди. Его тень упала на меня, когда я подошел к Каньону. Ослик неторопливо шел, послушный и терпеливый. Я ощутил легкий озноб, поскольку вокруг начал сгущаться туман.

Да, индейцы говорили со мной. Я знал их язык и их древнюю религию. Побочная ветвь потомков инков, они по–прежнему хранили веру в древних богов их расы, которые спустились с Уайна Капас — Великого Инки, — за год до того, как в Перу появился неистовый Писарро. Я знал Квинчуа, древний язык их расы, — поэтому узнало больше, чем предыдущие исследователи.

Но все равно я узнал не так уж и много. Индейцы сказали, будто что–то появилось в горах возле Уаскана. Они охотно говорили об этом, но мало что знали. Исчезли девушки? Они пожимали плечами с безразличным фанатизмом. Все это были молодые девственницы, без сомнения, жертвы. Туман? Да, это был странный, очень густой туман, каких никогда не бывало здесь с самого начала Человечества. И, разумеется, землетрясение принесло его — Пришельца. И лишь безумец может рискнуть отправиться на его поиски.

Ну что ж, я был антропологом и прекрасно знало ценность даже таких ненадежных подсказок. Кроме того, моя работа для Фонда была завершена. Я послал собранные материалы вьючным обозом через Кальяо, а свои записи оставил на сохранение Фра Рафаэлю. Кроме того, я был молод, далекие земли и их тайны будоражили мне кровь. Я надеялся найти в Уаскане что–нибудь странное, пусть даже и опасное…

Я был молод, а потому в своем роде глупец…

На первую ночь я расположил лагерь в небольшой пещере, защищенной от ветра, и мне было тепло в спальном мешке из овечьей шерсти. На такой высоте не было никаких насекомых. Но и костер нельзя было развести, потому что не было топлива, так что я немного беспокоился за ослика, дрожащего всю ночь на ветру.

Но с ним ничего не случилось, и утром я снова навьючил его. Да, туман был густой, но вовсе не такой уж непроницаемый.

И были следы на снегу в укромных ложбинках, где их не успел сдуть ветер. Очередная девушка ушла из деревни за день до моего приезда, что весьма облегчало мне задачу. И я пошел в бескрайнюю, пустынную тишину. Туман становился все гуще и гуще, тропа становилась все уже, пока не превратилась в простую дорожку.

А затем мне пришлось идти вслепую. Я ощупью нашаривал путь, шаг за шагом, и вел за собой ослика. Редкие следы, едва проглядывающие в тумане, показывали, что местная девчонка спокойно шла тут — наверное, предположил я, туман тогда был не таким густым. Как оказалось позже, я очень в этом ошибался…

Мы были на узкой тропинке над ущельем, когда я потерял ослика. Позади вдруг раздалась возня, стук копыт, и веревка вырвалась у меня из руки. Животное закричало почти как человек. Я стоял, застывший, прижавшись спиной к камню, и слушал звуки падения ослика. Наконец, все замерло, и вновь вернулась всепоглощающая тишина. Туман был такой густой, что я ничего не видел.

Успокоившись, я вернулся назад и обнаружил, что тропинка разрушена и камни осыпались под весом ослика. Я мог бы вернуться обратно этой дорогой, но не стал. Я был уверен, что почти добрался до цели. Не могла же легко одетая местная девчонка отправиться на сам Уаскан. Нет, наверняка уже к концу дня я доберусь, куда хотел.

Так что я продолжал идти, нащупывая дорогу в густом, неподвижном тумане. Последние часы я видел лишь несколько дюймов у себя перед носом. Затем следы вдруг стало видно более ясно. И вскоре я уже шел не во в неземном тумане, ничего не видя вокруг, а в довольно–таки легкой дымке по отчетливому следу сандалий девушки.

Потом следы резко оборвались. Я стоял и глядел кругом. Видимость была по–прежнему ограничена, но по яркому пятну в тумане над головой я определил положение солнца.

Затем я стал на колени и принялся осторожно сметать снег руками, думая, что следы просто замело ветром. Но я ничего не нашел. Тогда я сориентировался, как мог, и пошел примерно в том же направлении, куда шла до сих пор девушка.

Компас подсказал, что иду я на север.

Туман, словно живое, разумное существо, скрывал тайну, лежащую за его серыми стенами.

И внезапно я ощутил, что все вокруг начало меняться. По телу побежало покалывание, как от электричества. Стена тумана резко прояснилась, и смутно, словно через грязное стекло, я уже мог разобрать расплывчатые тени впереди.

Я пошел к ним — и тут тумана окончательно не стало!

Передо мной расстилалась долина. Ее устилал синий с белым мох, из которого кое–где торчали красноватые валуны. Местами росли деревья, вернее, я предположил, что это деревья, но вид их был мне незнаком. Они походили на баньяны с десятками тонких, как бамбук, стволов. Покрытые синей листвой, они напоминали птичьи клетки, расставленные на бледном мхе. Туман оставался у входа в долину и над ней, так что было похоже, словно я стоял в громадной, освещенной солнцем пещере.

Я повернул голову и увидел позади серую стену. Под ногами таял снег и бежал ручейками среди мха. Воздух был теплый и одновременно бодрящий, словно вино.

Странные резкие изменения. Невозможно странные! Я пошел к одному из деревьев, но остановился осмотреть красноватый валун, и от удивления у меня перехватило горло. Это был артефакт, остаток древнего строения, о внешнем виде которого я не мог даже судить. Камень казался твердым, точно железо, и на нем были следы надписи, разрушенные временем до неузнаваемости. Я никогда не слышал о таких таинственных развалинах… Их не могло быть на Земле.

Не было никаких следов девушки–туземки, потому что на упругом мхе следы не сохранялись. Я стоял, глядя вокруг, и думал о том, что делать дальше. Я был напряжен и взволнован, но мало что видел. Была только долина, тянущаяся где–то с полмили, а потом снова уходящая в туман.

Но я не знал, что лежит за ней.

Тогда я пошел в долину, оглядывая странную местность, освещенную рассеянным светом, пробивавшимся через туман. Глупо, но я по–прежнему ожидал обнаружить артефакты инки, хотя по красным камням уже было все ясно. Они были крепче железа, но все же что–то разрушило их и превратило в бесформенные обломки. Если они имеют земное происхождение, то должны быть созданы давно, очень давно, еще до того, как на Земле появился неандерталец.

Странно, как работает наш разум, стиснутый антропоморфными рамками. Я шел по долине, которой не могло существовать в знакомом мне мире. На это намекали синие деревья, об этом ясно говорили красные обломки. И погодные условия — туман, тепло, и это–то высоко в Кордильерах! — тоже были неестественными. И все же я пытался объяснить это геологическими условиями — вулканической деятельностью, подземными горячими источниками…

Я уже видел не на полмили вперед, а дальше, гораздо дальше. В то время, как я шел, туманный горизонт продолжал раздвигаться. Долина была гораздо больше, чем мне представлялось вначале. Она походила на Элизиум, где тени мертвых гуляют в Садах Прозерпины. Во мху журчали ручейки, холодные, как привет от заснеженных равнин, скрытых туманом. «Сонный мир ручьев…»

Пока я шел, развалины стали меняться. Все еще валялись красные обломки, но появились и остатки других строений, созданных, как мне показалось, совершенно иной культурой.

Синих деревьев становилось все больше. Их обвивали покрытые листвой виноградные лозы шафранового цвета, превращая каждое странное дерево в хижину, отгороженную от мира решеткой лозы. Когда я проходил мимо одной такой хижины, то услышал внутри странные щелчки, словно там где–то приглушенно печатал на пишущей машинке. Внезапно сбоку я заметил движение и повернулся, рука непроизвольно легла на пояс, где был пистолет.

Нечто вышло из дерева–хижины и остановилось, наблюдая за мной. Точнее, я почувствовал, что оно наблюдает, хотя у него не было глаз!

Это был шар из какого–то пластика, сверкающий всеми цветами радуги. И я как–то почувствовал в нем ужасно человеческую настороженность и нерешительность. Шар был фута четыре в диаметре и стоял на трех упругих щупальцах цвета слоновой кости, а по диаметру его окаймляли длинные, как хлысты, реснички — его талия, подумал я.

Шар глядел на меня, слепой и таинственный. Разноцветные пятна ползали по его поверхности. Затем оно двинулось на своих щупальцах вперед странными скользящими движениями. Я отступил и выхватил пистолет.

— Стой! — резко сказал я. — Стой!

Он остановился, словно понял мои слова или угрожающие жесты. Реснички вокруг его сферического тела заколебались. Краски вспыхнули еще ярче. Я не мог избавиться от странной уверенности, что так он пытается общаться со мной.

Затем он опять целеустремленно двинулся вперед. Весь напряженный, я отошел, не переставая целиться в него из пистолета. Когда мой палец напрягся на спусковом крючке, Нечто остановилось.

Я начал отступать, но существо не последовало за мной. Когда я отошел ярдов на пятьдесят, оно вернулось и скрылось в дереве–хижине. После этого я с опаской смотрел на деревья, проходя мимо них, но никого больше не было видно.

Ученые вечно пытаются опираться на свою так называемую логику. Пока я шел, то пытался рационализировать это существо, объяснить его в свете современных знаний. Бесспорно, что оно было живое. И одновременно оно не состояло из протоплазмы. Растение–мутант? Возможно. Но эта теория не удовлетворяла меня, потому что Нечто явно обладало разумом, хотя мне была непонятна природа этого разума.

И есть еще семь туземок, напомнил я себе. Моя задача состоит в том, чтобы найти их как можно быстрее.

И я действительно нашел их. По крайней мере, шестерых. Они сидели рядком на синем мхе, лицом к красному каменному обломку и спиной ко мне. Приблизившись, я заметил, что они неподвижны, как бронзовые статуи, и так же тверды.

Я подошел к ним с каким–то странным волнением. Странно, что сидящие в ряд шесть туземок заставили меня так волноваться. Они по–прежнему не шевелились, и я уж подумал, что они мертвы…

Но мертвыми они не были. Хотя не были и живыми.

Я тронул одну за голое плечо и почувствовал, какое оно холодное, а девушка, казалось, даже не ощутила моего прикосновения. Я развернул ее лицом к себе и увидел ее черные, пустые глаза, уставившиеся куда–то вдаль. Губы ее были крепко сжатыми и сухими. Зрачки глаз расширены, словно она была под воздействием наркотика.

Она сидела в индейской манере со скрещенными ногами. Когда я попытался поставить ее на ноги, она упала в мох, не прилагая усилий, чтобы устоять, пару мгновений полежала, затем медленно, какими–то кукольными движениями, вернулась в свое прежнее положение, с пустым взглядом, уставившимся куда–то в пространство.

Я осмотрел других. Все они были одинаковы. У меня сложилось впечатление, что их сознание пребывает где–то в других местах. Разумеется, это было слишком уж фантастическое предположение. Но ни один врач бы не понял, что с ними происходит. Было лишь ясно, что это связано с психикой.

Я вернулся к первой девушке и хлопнул ее по щеке.

— Проснись! — приказал я ей. — Ты должна мне подчиняться! Проснись!..

Но она не выказала ни малейших признаков, что видит меня. Я зажег спичку, и ее глаза уставились на пламя, но зрачки никак не среагировали.

Меня пробрала дрожь. И вдруг я почувствовал позади какое–то движение. Я повернулся.

По синему мху ко мне шла седьмая индианка.

— Миранда! — позвал я. — Ты меня слышишь?

Ее имя мне сообщил Фра Рафаэль. Я видел, что ноги ее босы, и отметил на них белые пятна обморожений, но казалось, она не чувствовала боли.

И внезапно я понял, что она не просто индианка. В моей душе что–то сжалось от инстинктивного отвращения, а по коже побежали мурашки. Руки у меня задрожали так, что было трудно достать пистолет из кобуры.

Ко мне медленно шла молодая туземка с бесстрастным лицом и черными глазами, уставившимися в пустоту. И все же, в отличие от шестерых остальных девушек, сидящих позади меня, она не походила на обычную индианку. Я мог бы сравнить ее с лампой, в которой пылало горячее пламя. А остальные были лампами мертвыми, незажженными.

И пламя в ней было зажжено не на Земле, не в этой Вселенной, не в нашем пространственно–временном континууме. В девушке по имени Миранда Валле была жизнь, причем жизнь совершенно не человеческая!

Какое–то далекий, скептический уголок моего разума говорил мне, что все это чистое безумие, что я заблуждаюсь, галлюцинирую. Я понимал это. Но это, казалось, не имело никакого значения. Девушка, спокойно идущая по синему мху, была словно обернута какой–то невидимой, неосязаемой завесой, какой–то аурой, какую можно вполне назвать божественной. И ни один простой человек, подумал я, не может коснуться ее.

Но я испытывал страх, переходящий в ненависть, то есть эмоции, не связанные ни с чем божественным. Я глядел на нее, ожидая, когда она увидит меня и осознает мое присутствие. И тогда… Но я понятия не имел, что будет тогда.

Она прошла вперед и села рядом с остальными в конце шеренги. Тело ее отвердело. И внезапно вызывающая ужас аура, окутывающая ее, исчезла, словно она скинула плащ. Она стала простой индейской девчонкой, как и остальные, пустой, бессмысленной и неподвижной.

И внезапно девушка, сидящая рядом с ней, поднялась на ноги медленным, текучим движением. И ужас, мурашками ползающий по телу, вновь поразил меня… Чуждая Сила не исчезла! Она просто перешла в другое тело!

И это второе тело производило на меня такое же ужасное впечатление, как и первое. Каким–то чудовищным образом ужас влиял на мой разум, хотя я не видел ничего такого. Странный пейзаж, окруженный туманом, был неправильным, потому что находился высоко в Андах. Синий мох, странные деревья. Да, они были странными, но все же возможными. И даже семь индианок были вполне нормальной частью этого пейзажа. Но само ощущение чуждого вызывало мой ужас — страх перед неизвестным…

Когда новая «одержимая» девушка встала, я повернулся и побежал, чувствуя себя, словно в ночном кошмаре, но через пару десятков шагов споткнулся и упал. Поспешно вскочив на ноги, я обернулся.

Девушка стояла и смотрела на меня. И внезапно она оказалась совсем близко, всего лишь в нескольких футах от меня! Я не сходил с места и не видел, как она движется, но внезапно мы опять оказались близко друг к другу — все семь девушек и я…

Что это, гипноз? Что–то вроде того. Она шагнула ко мне, и я вдруг понял, что не могу шевельнуться. Я неподвижно стоял, в то время как Чужак, обитающий в человеческом теле, потянулся и сунул холодные пальцы мне в душу. Я почувствовал, что мой разум открыт, точно раскрытая карта, перед его бесчеловечным, пристальным взором. Это было ужасно, постыдно и богохульно, но я не мог ни сопротивляться, ни убежать!

Потом меня отшвырнули, как выжатый лимон. Я не мог ясно мыслить. Копание Чужака у меня в мозге ослепило меня и одновременно привело в бешенство. И я побежал, куда глаза глядят…

Я плохо помню, что было дальше. В памяти остались лишь неясные картины синего мха и каких–то искривленных деревьев, окутанных туманом, и этот туман словно пытался меня остановить, но тщетно. Во мне был лишь темный ужас, и я чувствовал чей–то слепой, пристальный взгляд!

Помню, что я добежал до стены тумана и бросился в его холодную мглу, и снег хрустел у меня под ботинками. И еще я помнил, что снова вышел в туманную долину Абадонна…

Когда я пришел в сознание, то был уже у Лхары.

Словно прохладная, чистая вода омывала мое сознание, смывая с него ужас, успокаивая и утешая меня. Я лежал на спине, глядя на причудливые синие и шафрановые арабески, а серебряно–серый свет струился сквозь тончайшую филигрань. Я все еще был слаб, но слепой ужас больше не сжимал меня в своих объятиях.

Потом я понял, что лежу в хижине из стволов похожего на баньян дерева. С трудом я приподнялся на локоть. Хижина была пуста, не считая странного цветка, растущего из земляного пола возле меня. Я изумленно поглядел на него.

Вот так я встретил Лхару…

Она была чисто белого цвета, белая, как алебастр, но со структурой и внутренней теплотой, каких нет у камня. По форме… Ну, она казалась огромным цветком, похожим на тюльпан футов пять в высоту. Лепестки были сомкнуты, словно скрывали какую–то фигуру, и покоилась она на замысловатой опоре, производившей странное впечатление юбки с оборками. Даже теперь я не могу ясно описать Лхару. Да, цветок, но одновременно намного больше, чем просто цветок. И уже с первым проблеском сознания я понял, что Лхара больше, чем цветок…

Я не боялся ее. Я знал, что она спасла меня, и полностью ей доверял. Я лежал на спине, когда она заговорила со мной телепатически, словами и мыслями, формирующимися прямо у меня в голове.

— Теперь ты в порядке, хотя все еще слаб. Но бесполезно пытаться убежать из этой долины. Никто не сможет убежать. У того, Другого, есть неведомые мне силы, и эти силы будут держать тебя здесь.

— Кто вы? — спросил я.

И в голове возникло ее имя.

— Лхара. Я не из твоего мира.

Внезапно ее сотрясла дрожь. И ее страдания передались мне. Я встал и покачнулся от слабости. Лхара отступила, раскачиваясь при движении и как–то странно приседая.

Позади меня раздались щелчки. Я обернулся и за стволами баньяна увидел разноцветную переливающуюся сферу. Моя рука инстинктивно метнулась к пистолету, но мысль Лхары остановила ее.

— Он не причинит тебе вреда. Это мой слуга… — она замолчала, словно нащупывая подходящее слово. — Машина. Робот. Он не причинит тебе вреда.

— А он правда разумный? — спросил я.

— Да. Но он не живой. Его сделал наш народ. У нас много таких машин.

Робот шевельнулся, и мне показалось, что он обращается ко мне, скручивая и распуская свои реснички.

— Он разговаривает таким способом, без слов или мыслей, — сказала Лхара.

Она замолчала, и мне послышалось в ее словах уныние.

Робот приблизился ко мне и обхватил ресничками мне руку, легонько потащив к Лхаре.

— Что ему надо? — спросил я.

— Он знает, что я умираю, — ответила Лхара.

Ее ответ потряс меня.

— Умираете? Нет!

— Да. Здесь, в чужом мире, у меня нет обычных продуктов питания. Так что я умираю. Для жизни мне нужна кровь млекопитающих, но здесь нет никого, кроме тех семи, что забрал Другой. И я не могу использовать их, так как теперь они испорчены.

Я не стал спрашивать Лхару, какие млекопитающие были в ее собственном мире.

— Это и хотел робот, когда пытался остановить меня прежде?

— Да, он хотел, чтобы ты мне помог. Но ты слаб после шока, и я не могу просить тебя…

— Сколько крови вам нужно? — спросил я и, услышав ее ответ, сказал: — Ладно. Вы спасли мне жизни, и я должен сделать то же самое. Столько крови я легко могу дать. Разрешаю.

Она поклонилась мне, трепещущее белое пламя в полумраке дерева–хижины. Из ее чашечки со щелчком выскочил усик и обернулся вокруг моей руки. Он был прохладным и нежным, словно женские пальцы. Боли я не почувствовал.

— Теперь ты должен отдохнуть, — сказала Лхара. А я ненадолго уйду.

Робот защелкал, переступая на своих ногах–щупальцах.

— Лхара, но этого же не может быть, — сказал я, глядя на него. — Почему я верю… Это же невозможно!..

— Я принесла тебе покой, — ответила она. — Твой ум был опасно близок к безумию. Я слегка одурманила тебя, так что твои эмоции будут какое–то время притуплены. Нужно было спасти тебя от безумия.

Неужели это правда, что мой разум… ну, был одурманен? Мысли мои были достаточно ясны, но я чувствовал себя так, словно погрузился в темную, но прозрачную воду. И было странное чувство, словно я живу во сне. Я вспомнил строчки Чарльза Суинберна:

Здесь, за глухим порогом,

Не слышен волн прибой,

Здесь места нет тревогам, Всегда царит покой;

(Перевод М. Донского)

— Где мы находимся? — спросил я.

Лхара наклонилась ко мне.

— Ты знаешь основы природы времени? То, что время закручено в спираль…

Она продолжала объяснять, но большую часть этих объяснений я не понимал. Но все же я понял, что эта долина находится вне Земли… Или, скорее, вне известной мне Земли.

— Я знаю, что у вас происходят геологические возмущения. Пласты опускаются , сталкиваются друг с другом…

Я вспомнил, как Фра Рафаэль говорил мне о землетрясении, происшедшем три месяца назад. Лхара кивнула.

— Но это было сотрясение времени. Пространственно–временной континуум тоже подвергается сотрясениям и толчкам. Его слои тоже могут сталкиваться и перемешиваться друг с другом. Эта долина находится в ином времени, так же, как я, мой робот и… Другой.

И она рассказала мне, что все произошло внезапно. Секунду назад она была в своем мире, а спустя миг уже оказалась здесь вместе со всем окружающим, с ее роботом. И с Другим.

— Я не знаю, откуда происходит Другой. Я, скорее всего, жила в твоем будущем или в твоем прошлом. Эта долина с разрушенными каменными строениями, вероятно, также является частью твоего будущего. Я никогда не слышала раньше о подобном месте. И Другой тоже, воз можно, пришел из какого–то будущего. Я не знаю, кто он такой…

Она рассказала мне много, очень много. Другой, как она называла его, был какой–то мыслеформой, совершенно чуждой Земле, и со странным способом питания. А питался он жизненной силой, высасывая ее из млекопитающих, как вампир. И, питаясь, он проникал внутрь своей добычи. Это не был захват тела в строгом смысле этого слова. Это было своего рода слияние…

Человечество склонно все окружающее наделять своими чертами, не заботясь об ограничениях во времени, форме или размерах. Поэтому я так и не знаю, что крылось за тем ужасом в перуанской долине. Я лишь понял: Другой, как и Лхара с ее роботом, был выброшен времятрясением из собственной эпохи и угодил сюда. Он никак не мог вернуться в свой сектор времени. Это он создал стены из тумана, чтобы защитить себя от прямых лучей солнца, угрожающих его существованию.

И пока я сидел в филигранных серебряных сумерках возле Лхары, у меня возникло понятие Универсума, битком–набитого различными пространственно–временными континуумами, живыми формами, цивилизациями, расами и культурами, которыми изобилует бесконечный космос. И все же, что произошло? Да почти ничего по сравнению с невообразимой бесконечностью. Трещинка, разрыв во времени, и кусочек земли с тремя существами на ней были перенесены на другой пласт пространства–времени.

Робот, живой, разумный и очень женственный цветок — и Другой…

— Туземные девушки, — спросил я, — что с ними произойдет?

— Они уже не живые, — ответила Лхара. — Они могут двигаться, дышать, но они мертвы и поддерживаются лишь жизненной силой Другого. Но я не думаю, что он может повредить мне. Очевидно, он предпочитает другую пищу.

— И поэтому вы остались здесь? — спросил я.

Яркая бархатная чашечка цветка закачалась.

— Я скоро умру. Какое–то время я думала, что мне удастся выжить в чужом мире, в чуждом времени. Твоя кровь помогла. — Прохладное щупальце отпустило мою руку. — Но я жила в юную эпоху, когда пространство было полно… Н-ну, некими энергетическими вибрациями. Здесь их почти что нет, они превратились в то, что вы называете космическими лучами. И они слишком слабы, чтобы поддерживать мою жизнь. Нет, я должна умереть. Плохо лишь то, что мой робот останется здесь в одиночестве. — Я почувствовал сожаление в ее последних словах–мыслях. — Вам кажется странным, что я испытываю нежность к машине. Но в нашем мире существует связь… некий мысленный симбиоз — между роботами и живыми существами.

Наступило молчание.

— Мне нужно выбраться отсюда, — сказал я через некоторое время. — Получить помощь… чтобы покончить с опасностью, исходящей от Другого.

Я не знал, что это может быть за помощь. Был ли Другой вообще уязвим?

Лхара уловила мою последнюю мысль.

— Другой уязвим, когда находится в собственной форме. Но я не знаю, что это за форма. Что же касается побега из долины — это невозможно. Туман вернет тебя назад.

— У меня есть компас… — Я достал его и увидел, что стрелка беспорядочно крутится во все стороны.

— У Другого много сил, — сказала мне Лхара. — Всякий раз, как ты войдешь в туман, то вернешься сюда.

— Откуда вы все это знаете? — спросил я.

— Это сказал мне мой робот. Эта машина может рассуждать логически лучше, чем живой мозг.

Я прикрыл глаза и попытался поразмыслить. Конечно, для меня не могло составить труда вернуться той же дорогой, что я пришел сюда, найти путь из этой долины. И все же я колебался, чувствуя странное бессилие.

— А разве ваш робот не может провести меня? — спросил я.

— Он не покинет меня. Возможно… — Лхара повернулась к сфере, реснички которой взволнованно затрепетали. — Нет, — сказала она чуть погодя. — В него встроен закон: никогда не оставлять меня. Он не может нарушить его.

Я не мог попросить Лхару пойти со мной. Я чувствовал, что холод окружающих гор немедленно убьет ее.

— Я сумел добраться сюда, — сказал я. — Так что сумею и уйти.

— Я буду ждать, — ответил Лхара и не двигалась, пока я не проскользнул между стволами дерева, напоминающего баньян, к свету.

Это был дневной свет, и серебристое мерцание наверху было достаточно ярким. Я направился к ближайшей стене тумана…

Лхара оказалась права. Всякий раз, как я входил в этот туман, то оказывался совершенно ослепленным. Я шел вперед шаг за шагом, оглядываясь на остающиеся на снегу позади следы, и старался идти по прямой. И все же опять оказался в долине…

Я сделал не меньше дюжины попыток. В ровной серости тумана не было никаких ориентиров. Наткнуться на эту долину можно только случайно — или быть вызванным при помощи гипноза, как индейских девушек.

Я понял, что попал в ловушку, и, наконец, вернулся к Лхаре. С тех пор, как я ушел, она ни на дюйм не стронулась с места.

— Лхара, — сказал я, — Лхара, разве вы не можете мне помочь?

Белая чаша цветка была неподвижна, но реснички робота подавали быстрые сигналы. Наконец, Лхара сказала:

— Возможно. Если индукция и дедукция не потерпят неудачу, мой робот найдет для тебя такую возможность. Другой может управлять твоим разумом. Но у меня тоже есть некоторые способности. Если я дам тебе силу, снабжу экстрасенсорным щитом против вторжения извне, ты сможешь противостоять Другому. Но ты не сумеешь убить его, если он не будет в своей природной форме. Значит, сначала должны быть убиты индейские девушки.

— Убиты?

Мне стало страшно при одной только мысли об убийстве простых бедных туземок.

— Они, практически, и так уже не живут. Теперь они — часть Другого, и никогда не смогут вернуться к прежней жизни.

— Но если я их убью… Чем это поможет мне? — спросил я.

И снова Лхара посоветовалась с роботом.

— Другой лишится их тел. Когда у него не станет убежища, ему придется вернуться в собственную форму. И тогда его можно будет убить.

Лхара вдруг стала раскачиваться и кланяться.

— Я подумала, — сказала она, — что Другой должен умереть. Он злой, безжалостный эгоист, каким только может быть живое существо. До сих пор я не понимала этого. Но мне помогло наблюдение за ходом твоих мыслей. И робот говорит мне, что если я тебе не помогу, то Другой будет продолжать вторгаться в твой мир. И тогда будет нарушен ход времен… Я не совсем понимаю это, но мой робот не ошибается. Другой должен умереть…

Она вышла из дерева–хижины, сфера заскользила за ней. Я пошел следом. Все втроем мы двинулись по синему мху, ведомые роботом, и вскоре пришли туда, где сидели на корточках шесть девушек–индианок. Они так и не сдвинулись с места с тех пор, как я оставил их.

— Другого здесь нет, — сказала Лхара.

Робот остановил меня, а Лхара направилась к девушкам. Она остановилась возле них, лепестки ее задрожали и начали распускаться. И изнутри этого громадного цветка внезапно струей забил фонтан белой пыли. Споры или пыльца наполнили белизной воздух.

Робот начал отталкивать меня назад, но я и сам уже почуял опасность…

Пыльца, казалось, была притянута к индианкам и туманов закружилась вокруг них, потом осела на их бронзовых телах, лицах и конечностях. Она покрыла их, точно пеленой, пока они не превратились в шесть статуй, белах на синем мхе, как ледяные статуи.

Лепестки Лхары поднялись и снова закрылись, и она направилась ко мне.

— Теперь у другого нет убежища, — сказала она. — Я убила девушек.

Я облизнул пересохшие губы.

— Они мертвы?

— Теперь нет подобие жизни, которое еще теплилось в них. Другой не сможет снова использовать их.

Лхара наклонилась ко мне. Ее холодное щупальце коснулось моего лба, а другое нажало на грудь чуть выше сердца.

— Я даю тебе свою силу, — сказала Лхара. — Она будет тебе щитом и защитой. А остальное должен сделать ты сам.

В меня начал вливаться поток силы. Я погрузился в его прохладные глубины, спокойные и бесстрастные. Что–то входило в мое тело, в мой ум и душу, смывая страхи, укрепляя решимость.

Сила Лхары была теперь моей!

Выполнив работу, щупальца отпустили меня. Реснички робота затрепетали, и Лхара сказала:

— Тебе нужно идти туда. Видишь тот храм?

Я увидел его. Вдалеке, полускрытое в тумане, виднелось красное здание, не разрушенное, как остальные, а вроде бы целое.

— Там ты найдешь Другого. Убей последнюю девушку, а затем убей Другого.

Теперь я не сомневался в своей способности сделать это. Новая сила, казалось, сама подхватила меня и повлекла по мху. Я лишь оглянулся и увидел Лхару и ее робота, стоящих неподвижно и наблюдающих за мной.

Храм стало расти по мере того, как я подходил. Он был выстроен из того же красного камня, как все разрушенные постройки, какие я видел здесь. Эрозия сглаживала его острые углы, пока не осталось ничего, кроме округлого, гладкого монолита двадцать футов высотой, похожего на винтовочный патрон.

В темно–красной стене зиял дверной проем. Я на мгновение остановился на пороге. Внутри, в полумраке, шевелились какие–то тени. Я шагнул вперед и очутился в высоком, узком помещении, потолок которого скрывался во мраке. Стены были покрыты резьбой, которую я не мог подробно рассмотреть, но у меня сложилось чувство, что там были изображены какие–то нечеловеческие существа.

Было довольно темно, но я увидел индианку, Миранду Валле. Ее глаза были обращены ко мне, и даже через броню защиты Лхары я ощутил их ужасную силу.

Конечно, в девушке была не человеческая жизнь.

— Уничтожь ее! — завопил голос у меня в голове. — Убей ее! Быстро!

Но пока я колебался, на меня словно упала завеса тьмы, принеся в мой мозг космический холод. Все мои чувства содрогнулись от этого нападения. Ослепший, оглохший, испытывая ужасное головокружение, я в отчаянии обратился к силе, которую дала мне Лхара. А затем потерял сознание…

Очнувшись, я увидел, что из дула пистолета в моей руке курится легкий дымок. У моих ног лежала мертвая индианка. Пуля попала ей в голову и вышибла из мозгов ужасного обитателя.

Мои глаза устремились к дальней стене. Там был сводчатый проход. Я шагнул в него и внезапно оказался в кромешной тьме. Но я был здесь не один!

Сила Другого ударила меня, как дубиной. У меня нет слов, чтобы рассказать, что я испытал при этом. Помню только: мой ум и мою душу тянуло вниз, в черную пропасть, где не было ни воли, ни сознания. Это было другое измерение разума, где все мои чувства оказывались изменены…

Там не существовало ничего, кроме абсолютной тьмы, лишенной пространства и времени. Я не видел, но вдруг ощутил Другого. Это был чистый разум, лишенный плоти. Он был живой, и у него была сила — богоподобная сила.

Я стоял во тьме один, без посторонней помощи, и чувствовал приближение какого–то существа из ужасно далекого места, где все было иным.

И вдруг я услышал Лхару.

— Торопись! — принял я ее мысли. — Быстрее, пока он не проснулся!

В меня стало вливаться тепло. И Чернота отступила…

У дальней стены лежало что–то… что–то, отдаленно напоминающее человека… существо с большой головой и крошечным бледным телом. И оно, извиваясь, ползло ко мне.

— Убей его! — вскричала Лхара в моей голове.

Пистолет с гулким выстрелом попытался выскочить у меня из руки. Эхо отразилось от стен. Я стрелял снова и снова, пока магазин не опустел…

— Оно умерло, — подсказала мне мысль Лхары.

Я споткнулся и выронил пистолет.

— Это было дитя одной древней супер–расы… дитя, еще не родившееся…

Можно ли представить себе такую расу? Расу, где даже еще у не родившихся детей были силы, выходящие за пределы человеческого понимания? И я подумал о том, а каким же должен быть взрослый представитель той расы?

Внезапно мне стало холодно, и я вздрогнул. Ледяной ветер промчался по храму, и я ясно услышал мысли Лхары:

— Долину больше не ограждает барьер. Туман и тепло были созданы Другим. Теперь он мертв, и твой мир возвращается в свое прежнее состояние.

Из внешней двери храма я увидел, как ветер разгонял остатки тумана. Пошел снег, большие белые хлопья стали покрывать синий мох и ложиться на усеивающих долину красных каменных обломках.

— Теперь я умру легко и быстро, а не стану медленно погибать от голода, — сказала Лхара.

И через секунду мне пришла в голову еще одна мысль, слабая и неосязаемая, точно снежинка, и я понял, что так Лхара прощается.

Уходя из долины, я оглянулся назад, но позади была лишь снежная завеса.

Я испытал самое большое приключение, дарованное мне космическими богами. На какой–то миг вечная завеса времени была разорвана, и приоткрылась дверь в неизвестное.

Но теперь дверь захлопнулась навсегда. Остался лишь робот, охраняющий могилу у подножия Уаскана.

Снег падал все гуще. Дрожа, я ускорил шаг. Стрелка компаса указывала на север. Долина больше не была зачарована.

Через полчаса я нашел свои старые следы и тропинку, по которой пришел сюда. Я пошел по ней, туда, где меня ждал Фра Рафаэль, чтобы услышать мой рассказ.

Но я не думаю, что он поверит ему…