Ореол

1

Пруток металлического водорода поблескивал в свете звезд — узкий цилиндр полметра длиной и массой около килограмма. Для невооруженного глаза он выглядел твердым и плотным объектом, но в его структуре из атомных ядер, погруженных и эфемерный туман электронов, на одну часть вещества приходилось двести триллионов частей пустоты. На небольшом расстоянии от него располагался второй пруток, внешне неотличимый от первого, но состоящий из антиводорода.

Последовательность точно рассчитанных импульсов гамма-лучей пронзила оба цилиндра. Поглотившие их протоны первого цилиндра выплюнули позитроны и превратились в нейтроны, разорвав связи с электронным облаком, которое удерживало их на месте. Во втором цилиндре антипротоны стали антинейтронами.

Следующая последовательность импульсов свела нейтроны и сбила их в кластеры; аналогично перегруппировались и антинейтроны. Оба типа кластеров были нестабильны, но для распада им требовалось пройти через квантовое состояние, активно поглощающее один из компонентов непрерывного потока гамма-лучей. Окажись они предоставлены самим себе, вероятность их перехода в это состояние сильно возросла бы, но всякий раз, когда способность поглощать гамма-лучи ощутимо снижалась, эта вероятность снова падала до нуля. Квантовый эффект Зенона бесконечно «сбрасывал часы», не давая кластерам распадаться.

Следующая серия импульсов начала перемещать кластеры в пространство, разделяющее исходные прутки. Сперва нейтроны, а потом и антинейтроны укладывались в нем перемежающимися слоями. Хотя кластеры были абсолютно нестабильны, они сохраняли целостность, оставаясь инертными, изолируя составляющие их частицы и предотвращая их аннигиляцию. Конечной точкой этого процесса нейтронного ваяния стал кусочек из слоев материи и антиматерии, сжатых в иголочку микрон толщиной.

Гамма-лазеры выключились, эффект Зенона перестал действовать. На кратчайший миг, в течение которого луч света успел бы лишь пересечь диаметр нейтрона, игла зависла в пространстве. Потом она начала гореть. И начала двигаться.

Игла имела структуру тщательно разработанного фейерверка, и ее наружные слои воспламенились первыми. Никакая наружная оболочка не смогла бы направить такой взрыв в нужную сторону, но структура внутренних напряжений, вплетенная в конструкцию иглы, способствовала выбросу в одном направлении. Поток частиц устремился назад, игла двинулась вперед. Удар ошеломляющего ускорения не смогла бы вынести никакая материя, но давление, сжимающее сердцевину иглы, продлило ей жизнь, оттянув неизбежное.

Слой за слоем аннигилировал, все более разгоняя тающие остатки иглы. К тому моменту, когда она съежилась до одной десятой от первоначального размера, ее скорость составляла девяносто восемь процентов от скорости света; с точки зрения стороннего наблюдателя, такой результат вряд ли было бы возможно улучшить, но с перспективы иглы все еще оставалась возможность сократить длительность ее полета на несколько порядков.

Когда от иглы осталась лишь одна тысячная, ее время по сравнению с соседними звездами текло в пятьсот раз медленнее. Но слои продолжали сгорать, обнажая защитные кластеры по мере того, как давление на них спадало. Пожертвовав достаточно большой долей оставшейся массы, игла могла разогнаться еще до скорости более значительной. Сердцевина иглы могла прожить лишь несколько триллионных долей секунды, в то время как «по часам» звезд ее путешествие продлилось бы двести миллионов секунд. Эти соотношения были тщательно рассчитаны: из двух килограммов материи и антиматерии, спрессованных при запуске, к цели требовалось доставить лишь несколько миллионов нейтронов.

По одной шкале прошло семь лет. Для иглы началась ее последняя триллионная доля секунды, последние слои ее топлива сгорели, и в тот миг, когда сердцевина была готова взорваться, она достигла точки назначения, вонзившись из почти абсолютного космического вакуума прямо в сердце звезды.

Даже здесь плотность материи была недостаточной, чтобы стабилизировать сердцевину, и одновременно слишком высокой, чтобы позволить игле пронзить звезду без задержки. Сердцевину разорвало. Ударная волна от взрыва прошла миллион километров сквозь бушующую плазму — весь путь до более холодных внешних слоев на противоположной стороне звезды. Эти ударные волны были сформированы породившей их материей, и хотя первоначальная структура, наложенная на них аннигилировавшим кластером нейтронов, размазалась за время путешествия сквозь звезду, на атомной шкале она осталась неизменной. Подобно оттиску, отштампованному на бурлящей плазме, она заставила фрагменты ионизированных молекул сложиться в пространственную структуру, повторяющую этот оттиск, а затем свела их вместе, чтобы они прореагировали так, как никогда бы не позволили случайные столкновения частиц в плазме. По сути, ударные волны сформировали паутину катализаторов, аккуратно расположенную во времени и пространстве, быстро превратив небольшой кусочек звезды в химическую фабрику, работающую в шкале с манометровым масштабом.

Продукция этой фабрики вырвалась из звезды, оседлав последние остатки кинетического момента ударной волны: несколько нанограммов хитроумных, богатых углеродом молекул, упакованных в защитную фуллереновую сеточку. Мчась со скоростью семьсот километров в секунду, чуть меньшей той скорости, при которой они полностью вырвались бы из притяжения звезды, молекулы стали выбираться из ее гравитационного колодца, постепенно сбрасывая скорость.

Прошло четыре года, но молекулы сохранили стабильность. К тому времени, когда они пролетели миллиард километров, их скорость упала почти до нуля, и они упали бы обратно и умерли в пламени родившей их звезды, если бы их путешествие не было спланировано по времени так, чтобы на их пути оказалась третья планета системы, газовый гигант. Когда они начали падать на него, путь им пересекла третья луна гиганта. И через одиннадцать лет после запуска иглы ее молекулярное потомство упало на метановый снег.

Крошечная порция тепла, выделившаяся при ударе, не могла их повредить, зато она растопила в снегу микроскопическую лужицу. Окруженные пищей, молекулярные семена начали расти. Через несколько часов все вокруг уже кишело наномашинами — одни прокапывались через снег к укрытым под ним минералам, другие собирали из их добычи хитроумную конструкцию — прямоугольную панель шириной два метра.

Преодолев несколько световых лет, на панель упала кодированная последовательность гамма-импульсов. Эти импульсы и были настоящим полезным грузом иглы — пассажирами, для которых она всего-навсего подготовила путь, посланными следом за иглой через четыре года после ее запуска. Панель расшифровала и сохранила информацию, и армия наномашин вновь принялась за работу, на этот раз руководствуясь гораздо более сложными чертежами. «Шахтерам» пришлось отправиться дальше от места падения, чтобы отыскать все необходимые элементы, а «сборщики» тем временем трудились над достижением цели через последовательность промежуточных этапов, тщательно спланированных так, чтобы защитить конечный продукт от опасностей местной химии и климата.

После трех месяцев работы на снегу стояли два небольших космических корабля с термоядерными двигателями. В обоих находилось по пилоту, которые очнулись в только что изготовленных телах, наделенных, однако, всеми воспоминаниями о прежней жизни.

Джоан включила консоль связи. На экране появилась Энн. Три пары ее коротких рук были сложены на грудной клетке в позе спокойствия. Им уже доводилось носить виртуальные тела с такой анатомией, но сейчас впервые они стали нуда во плоти.

— Мы на месте. Все сработало, — восхитилась Джоан. Говорила она не на родном языке, но структура ее нового мозга и тела делали его естественной формой общения.

— Теперь начинается самое трудное, — ответила Энн.

— Да.

Джоан выглянула из кокпита. Вдалеке над снегом возвышалось разрезанное трещинами голубовато-серое плато водяного льда. Рядом наномашины деловито разбирали приемник гамма-лучей. Стерев все следы своей работы, они закопаются в снег и запустят катализаторы самоуничтожения.

Джоан уже побывала на десятках планет с различными культурами, при необходимости принимая разные облики и осваивая разные языки, но все эти культуры были «подключены» к Амальгаме — метацивилизации, охватившей весь галактический диск. Как бы далеко от дома она ни находилась, средства для возвращения в знакомые места всегда были под рукой. Однако нуда, обитатели этой звездной системы, освоили только межпланетные перелеты и даже не подозревали о существовании Амальгамы. Ближайший «сетевой узел» Амальгамы находился в семи световых годах отсюда, и он сейчас был недоступен для Энн и Джоан: они согласились не рисковать и не сообщать нуда его координаты, поэтому все передачи, которые они могли послать, могли быть направлены только к ложному узлу, который они заранее установили на расстоянии более двадцати световых лет.

— Наши усилия оправдаются, — сказала Джоан.

Лицо Энн в облике нуда осталось неподвижным, но хроматофоры послали по коже фиолетово-золотую волну, означающую сдержанный оптимизм.

— Посмотрим. — Она наклонила голову влево — такой жест предшествовал дружественному расставанию.

В ответ Джоан тоже наклонила голову, словно делала это всю жизнь:

— Будь осторожна, подруга.

— Ты тоже.

Корабль Энн взлетел на химических двигателях настолько высоко, что превратился в точку, прежде чем запустил термоядерный двигатель и помчался дальше в ослепительном сиянии. Джоан кольнуло одиночество — никто не мог предсказать, когда они встретятся снова.

Программное обеспечение ее корабля было примитивным — весь он был скрупулезно подогнан под уровень технического развития нуда. Джоан отключила автопилот и вручную запустила стартовые двигатели. Панель управления была забита приборами, но шесть рук облегчили ей задачу.

2

Планета, которую нуда называли домом, была к их солнцу самой близкой из пяти планет системы. Средняя температура на ней равнялась ста двадцати градусам по Цельсию, но высокое атмосферное давление позволяло жидкой воде существовать на всей ее поверхности. Особенности химии и динамики планетной коры сформировали на ней относительно плоскую поверхность с десятками изолированных морей, но без всепланетного океана. Из космоса эти моря выглядели серебристыми зеркалами, окаймленными фиолетовой и коричневой растительностью.

Нуда уже почти оставили в прошлом эпоху связи, использующей электромагнитные волны, однако недолго просуществовавший оазис технологии амальгамского уровня на Банете, луне газового гиганта, без труда подслушал их разговоры и подготовил справку по их культуре, которая была вплетена в мозг Джоан.

Планета разделялась на те же одиннадцать политических единиц, что и четырнадцать лет назад, когда перед отлетом Джоан последние передачи с планеты достигли узла Амальгамы. Тира и Гахар, две нации, доминирующие по размерам, экономической активности и военной мощи, также имели на своих территориях и подавляющее большинство важнейших с точки зрения археологии мест, относящихся к ниа.

Джоан ожидала, что их заметят, едва они взлетят с Банета, — выхлопы их термоядерных двигателей сверкали не хуже солнца, — но их взлет не вызвал очевидной реакции на планете, а теперь, когда они вышли на траекторию посадки, заметить их будет труднее.

Приблизившись к родному миру нуда, Энн послала сообщение в тирский центр управления полетами. Джоан подключилась к ее каналу, чтобы слушать переговоры.

— Я прилетела с мирными намерениями с другой звезды, — сказала Энн. — Прошу разрешения на посадку.

Последовала пауза, на несколько секунд превышающая задержку радиоволн, летящих со скоростью света, затем краткий ответ:

— Просим назвать себя и ваше местонахождение.

Энн передала свои координаты и план полета.

— Ваши координаты подтверждены, просим назвать себя.

— Мое имя Энн. Я с другой звезды.

После долгой паузы ответил другой голос:

— Если вы из Гахара, просим объяснить ваши намерения.

— Я не из Гахара.

— Почему я должен в это верить? Покажитесь.

— Я приняла ваш облик, надеясь прожить среди вас некоторое время. — Энн открыла видеоканал и продемонстрировала им лицо самой обычной нуда. — А из этих координат передается сигнал, который может убедить вас, что я говорю правду. — Она сообщила координаты ложного узла, расположенного в двадцати световых годах, и назвала частоту передачи. Идущий оттуда сигнал содержал изображение того же лица.

После этого молчание затянулось на несколько минут. У тирцев ушло некоторое время на подтверждение истинного расстояния до источника радиосигнала.

— Вам не дается разрешение на посадку. Перейдите на эту орбиту, мы вас встретим и взойдем на борт вашего корабля.

По каналу связи передали параметры орбиты.

— Как скажете, — согласилась Энн.

Через несколько минут приборы Джоан засекли старт с тирских баз трех кораблей с термоядерными двигателями. Когда Энн вышла на предписанную орбиту, Джоан с тревогой прислушивалась к инструкциям тирцев. Судя по тону, они сохраняли подозрительность и были намерены обращаться с этой незнакомкой с предельной осторожностью.

Джоан была привычна к самым разным видам приема, но следовало учесть, что члены Амальгамы потратили сотни тысяч лет на создание структуры доверия. Они также пользовались выгодами ситуации, при которой большинство видов насилия считаются неэффективными и напрасными; когда у каждого имеются запасные копии его личности, рассеянные по всей Галактике, требуется весьма непропорциональное усилие, чтобы причинить какое-либо неудобство, не говоря уже об убийстве. По всем разумным меркам честность и сотрудничество в конечном счете вознаграждались гораздо выше, чем уловки и насилие.

Тем не менее каждая отдельная культура уходила корнями в биологическое наследие, порождавшее поведение, которое в большей степени управлялось древними побуждениями, и даже когда разумные существа овладевали технологиями, позволяющими выбирать свою природу и характер, выбор конкретного набора особенностей, которые они желали сохранить, оставался за ними. В худших случаях виды, все еще обремененные неуместными побуждениями, но получившие в свое распоряжение передовые технологии, могли породить разорение и разрушение. Нуда заслуживали, чтобы с ними обращались вежливо и уважительно, но они пока не принадлежали к Амальгаме.

Свой радиообмен тирцы вели по закрытым каналам, поэтому, как только они вошли в корабль Энн, Джоан могла лишь гадать о том, что там происходит. Она подождала, пока корабли не вернулись на планету, а затем послала свое сообщение в центр управления в Гахаре:

— Я прилетела с мирными намерениями с другой звезды. Прошу разрешения на посадку.

3

Гахарцы разрешили Джоан посадить корабль. Она так и не поняла, из-за чего они на такое пошли — или были более доверчивыми, или опасались, что тирцы могут вмешаться, если она задержится на орбите.

Посадочной площадкой оказалась голая равнина, покрытая песком шоколадного оттенка. Воздух дрожал от жары, оптические искажения усиливались плотностью атмосферы, заставляя горизонт колыхаться, как будто Джоан рассматривала его сквозь расплавленное стекло. Она ждала в кабине, пока к кораблю приближались три грузовика. Все они остановились метрах в двадцати от него. Голос по радио велел ей выйти, она подчинилась. После того как она простояла возле него около минуты, из одного грузовика выбралась одинокая нуда и направилась к ней.

— Я Пирит, — представилась она. — Добро пожаловать в Гахар. — Ее жесты были вежливыми, но сдержанными.

— Я Джоан. Спасибо за гостеприимство.

— Ваша имитация нашей биологии безупречна. — В тоне Пирит чувствовался легкий скептицизм.

— В моей культуре считается вежливостью как можно более точно имитировать тех, к кому прибываешь в гости.

Пирит помедлила с ответом, словно размышляя, стоит ли затевать спор о достоинствах такого обычая, но вместо дискуссии о любезностях межвидового этикета решила сразу перейти к главному вопросу:

— Если ты тирская шпионка или политический перебежчик, то чем скорее ты в этом признаешься, тем лучше.

— Весьма разумный совет, но я ни то ни другое.

Нуда не носили одежды как таковой, но на Пирит был надет пояс с карманами. Из одного такого кармана она извлекла ручной сканер и обследовала им тело Джоан. Вложенная в Джоан информация подсказывала, что это, скорее всего, лишь проверка на металл, летучие взрывчатые вещества и радиацию, — техника, позволяющая получить изображение ее тела или проверить его на наличие болезнетворных микроорганизмов, не была бы настолько портативной. В любом случае она была здоровой и безоружной нуда вплоть до молекулярного уровня.

Пирит подвела ее к одному из грузовиков и предложила устроиться полулежа в задней его части. Другой нуда вел грузовик, пока Пирит наблюдала за Джоан. Вскоре они приехали к небольшой группе зданий в паре километров от места посадки. Стены, крыши и полы в зданиях были сделаны из местного песка, сцементированного клейким веществом, которое нуда выделяли из собственных тел.

Там Джоан подверглась тщательному медицинскому обследованию, включая три вида полного сканирования тела. Проводившие обследование нуда обращались с ней с невозмутимой эффективностью, лишенной каких-либо любезностей, — Джоан так и не поняла, было ли такое поведение стандартным или же следствием шока, когда медикам сказали о том, кем она назвалась.

Пирит отвела ее в соседнюю комнату и предложила расположиться на кушетке. Анатомия нуда не позволяла им сидеть, но им нравилось полулежать. Пирит осталась стоять.

— Как ты сюда попала? — спросила она.

— Вы видели мой корабль. Я прилетела с Банета.

— А как ты оказалась на Банете?

— Я не имею права это обсуждать, — приветливо сообщила Джоан.

— Не имеешь права? — Лицо Пирит приняло серебристый оттенок, как будто услышанное ее искренне поразило.

— Ты меня прекрасно поняла, — заявила Джоан. — Только не говори, что нет кое-каких тем, которые ты не имеешь права обсуждать со мной.

— Но ты точно не пролетела на этом корабле двадцать световых лет.

— Конечно нет.

— Ты… прилетела через Катаракту? — помедлив, спросила Пирит.

Катарактой здесь называли черную дыру, далекого партнера нуданского солнца, — их орбиты разделяло около восьмидесяти миллиардов километров. Черной дыре дали такое имя из-за того, как она выглядела в телескоп: черный круг, окаймленный искажениями на фоне звезд, похожими на какую-то оптическую аберрацию. Тирцы и гахарцы соревновались в том, кто из них первым посетит этого необычного соседа, но никто из них еще не созрел для такой задачи.

— Через Катаракту? Полагаю, ваши ученые уже доказали, что черные дыры не являются короткими проходами куда бы то ни было.

— Наши ученые не всегда правы.

— Наши тоже, — признала Джоан, — но все факты указывают на то, что черные дыры не проходы, а космические мясорубки.

— Значит, ты все-таки пролетела двадцать световых лет?

— Даже больше, — честно ответила Джоан, — если считать от моей родной планеты. Я половину жизни провела в путешествиях.

— Быстрее света? — с надеждой уточнила Пирит.

— Нет. Такое невозможно.

Они обменялись еще десятком фраз на эту тему, и лишь после этого Пирит наконец-то заговорила не о «как», а «зачем».

— Я ксеноматематик, — пояснила Джоан. — И прилетела сюда, надеясь на сотрудничество с вашими археологами в изучении артефактов ниа.

Ее слова ошеломили Пирит.

— Что ты знаешь о ниа?

— Меньше, чем хотелось бы. — Джоан показала на свое нуданское тело. — Как вы уже наверняка догадались, мы некоторое время слушали ваши передачи, поэтому знаем примерно столько же, сколько знает средний нуда. Эти знания включают основные факты о ниа. Исторически их называют вашими предками, хотя новейшие исследования указывают на то, что в реальности у вас с ними был более древний общий предок. Они вымерли примерно миллион лет назад, но имеются доказательства, что их развитая культура могла существовать целых три миллиона лет. Нет никаких указаний на то, что они дошли до уровня космических полетов. По сути, достигнув материального комфорта, они посвятили себя различным формам искусств, включая математику.

— И ты пролетела двадцать световых лет только для того, чтобы взглянуть на их таблички? — изумилась Пирит.

— Любая культура, занимавшаяся математикой три миллиона лет, наверняка может нас чему-нибудь научить.

— В самом деле? — Лицо Пирит посинело, выражая отвращение. — За десять тысяч лет с тех пор, как мы изобрели колесо, мы уже преодолели половину пути до Катаракты. А они растратили свое время на бесполезные абстракции.

— Я сама из культуры космопроходцев, поэтому уважаю ваши достижения. Но не думаю, что кому-либо точно известно, чего достигли ниа. И мне хотелось бы это выяснить — с вашей помощью.

Некоторое время Пирит молчала, потом спросила:

— А что если мы откажемся помочь?

— Тогда я улечу с пустыми руками.

— А если мы потребуем, чтобы ты осталась с нами?

— Тогда я умру здесь — тоже с пустыми руками.

По команде Джоан ее тело могло мгновенно умереть, поэтому ее не смогли бы удерживать насильно и пытать.

— Тебе следовало бы предложить что-либо в обмен на привилегию, которую ты требуешь! — гневно произнесла Пирит.

— Прошу, а не требую, — мягко поправила Джоан. — А предложить я хочу взгляд моей культуры на математику ниа. Если ты спросишь ваших археологов и математиков, то, я уверена, тебе скажут, что на табличках ниа написано много такого, чего они не понимают. Моя коллега и я… — никто из них до этого момента не упоминал Энн, но Джоан не сомневалась, что Пирит о ней известно, — …просто хотим пролить на эту тему столько света, сколько сможем.

— Ты даже не рассказала, как прилетела на нашу планету, — с горечью проговорила Пирит. — Почему мы должны поверить, что ты поделишься с нами тем, что узнаешь о ниа?

— Межзвездные полеты не являются великой тайной, — возразила Джоан. — Все основные научные принципы вам уже известны, и заставить их работать — лишь вопрос упорства. Если предоставить вам разрабатывать собственную технологию, вы можете разработать даже более совершенные методы, чем наши.

— Значит, от нас требуется терпение, чтобы сделать это открытие самостоятельно, а вы не можете подождать два-три столетия, пока мы расшифруем артефакты ниа?

— Ваша современная культура, — резко ответила Джоан, — похоже, относится к ниа с презрением. Десяткам частично раскопанных мест, содержащих артефакты ниа, грозят ирригационные проекты и другие строительные работы. Вот почему мы не можем ждать. Мы были вынуждены прилететь к вам и предложить свою помощь, пока последние следы ниа не исчезли навсегда.

Пирит не ответила, но Джоан надеялась, что знает, о чем та думает: «Никто не пролетит двадцать световых лет ради бесполезных каракулей. Возможно, мы недооценили ниа. Возможно, предки оставили нам великий секрет, важнейшее наследство. И не исключено, что быстрейший — а возможно, и единственный — способ это выяснить — дать этой назойливой инопланетянке именно то, чего она хочет».

4

Они поднялись на вершину холма навстречу восходящему солнцу. Сандо повернулся к Джоан, и его лицо стало зеленым от удовольствия.

— Обернись и посмотри, — сказал он.

Джоан обернулась. Долину внизу скрывал туман, растекшийся настолько ровно, что она увидела на его поверхности их тени, отбрасываемые светом зари. Тень ее головы окружало сияние, похожее на маленькую радугу.

— Мы называем такое «свет ниа», — пояснил Сандо. — В древности люди говорили: такое сияние доказывает, что в тебе сильна кровь ниа.

— Единственное уязвимое место этой гипотезы в том, — сказала Джоан, — что ты видишь его вокруг своей головы, а я — вокруг моей.

На Земле этот феномен называют «ореол». Капельки тумана рассеивали солнечный свет, при этом отражая его на сто восемьдесят градусов. Чтобы взглянуть на тень своей головы, требуется отвернуться от солнца, поэтому сияние и выглядит окружающим голову наблюдателя.

— Полагаю, ты и есть окончательное доказательство того, что кровь ниа не имеет к этому никакого отношения, — задумчиво произнес Сандо.

— При условии, что я говорю тебе правду и действительно вижу сияние вокруг своей головы.

— И при условии, что ниа действительно остались дома, а не странствуют по Галактике, распространяя потомство, — добавил Сандо.

Они перевалили через вершину холма и взглянули вниз, на долину реки. Скудная бурая трава на склоне ближе к воде сменялась пышной фиолетовой растительностью. Прибытие Джоан отложило затопление долины, но даже интерес инопланетянки к ниа подарил археологам всего лишь год отсрочки. Местная дамба была частью давно запланированного сельскохозяйственного проекта, и какой бы заманчивой ни казалась вероятность, что Джоан сможет найти какое-то бесценное откровение в «бесполезных абстракциях» ниа, столь неопределенное обещание могло лишь ограниченное время состязаться с насущными потребностями.

Часть холма рухнула после оползня лет двести назад, обнажив более десятка прекрасно сохранившихся пластов. Когда Джоан и Сандо подошли к месту раскопок, Рали и Сурат уже трудились, удаляя мягкую осадочную породу из слоя, который Сандо датировал периодом «заката ниа».

Пирит настояла на том, чтобы лишь старшему археологу Сандо рассказали, кто такая Джоан на самом деле. Джоан отказалась лгать кому бы то ни было, но согласилась поведать коллегам только то, что она математик и что ей не разрешено обсуждать ее прошлое. Поначалу это сделало их настороженными, они, несомненно, предположили, что она некто вроде шпиона, посланного властями наблюдать за ними. Потом до них дошло, что она искренне интересуется их работой и что абсурдное ограничение дозволенных тем для разговоров ей навязано. Ничто в языке или внешности нуда не имело строгой корреляции с их недавним делением на нации — не имея разделяющих народы океанов и при долгой истории миграций они были более или менее однородны, — а странное имя Джоан и допускаемые ею иногда ошибки могли быть списаны на какие-то таинственные обстоятельства ее экзотического происхождения. Кажется, Рали и Сурат вполне удовлетворились предположением о том, что она политический беженец из какой-то малой страны, а о своем прошлом не может говорить по таинственным политическим причинам.

— Здесь есть еще таблички, очень близко к поверхности, — возбужденно сообщила Рали. — Акустическое сканирование это показывает.

В идеальном варианте им следовало бы раскопать весь холм, но у них не имелось для этого ни времени, ни достаточного количества рабочих рук, поэтому они использовали акустическую томографию для выявления наиболее вероятных мест, где могут отыскаться письменные источники ниа, а затем сосредоточивали усилия в этих точках.

Вероятно, у ниа имелось несколько эфемерных форм письменного общения, но когда они обнаруживали что-либо достойное публикации, оно публиковалось навечно: ниа вырезали буквы на керамических табличках, настолько твердых, что по сравнению с ними алмаз показался бы оберточной бумагой. Случаи обнаружения сломанных табличек были неизвестны, но таблички были маленькие, а многие тексты — записаны на нескольких. Вполне возможно, что имеющиеся технологии позволяли ниа выгравировать накопленные за три миллиона лет знания на булавочной головке, — похоже, они не изобрели наномашины, но могли в больших количествах изготавливать высококачественные материалы и точные механизмы, — однако по только им известным причинам решили, что возможность чтения текстов невооруженным глазом важнее иных соображений.

Джоан пошла с акустическим прибором по склону холма, пока Сандо приглядывал за своими студентами, подобравшимися совсем близко к артефактам ниа. Она уже давно поняла, что не следует бродить, предвкушая, вокруг места раскопок, когда открытие неизбежно, — с ней обращались гораздо теплее, если она ждала, пока ее позовут. Томограф, с которым она ходила, был очень прост в обращении и использовал спутниковую навигацию для отслеживания координат и компьютерные программы для анализа поступающих сигналов — требовалось лишь, чтобы кто- нибудь проносил его над грунтом с надлежащей скоростью.

Краем глаза Джоан заметила, что ее тень замерцала и стала сложной. Взглянув на небо, она увидела западнее солнца три ослепительные точки, поднимающиеся в небо. Она могла бы предположить, что эти корабли с термоядерными двигателями заняты чем-то полезным, но средства массовой информации были полны новостей о «военных учениях», а это означало, что тирцы и гахарцы занялись дорогостоящими воинственными маневрами на орбите, стараясь убедить друг друга в превосходстве своих навыков, технологий или просто в численном превосходстве. Удивительно, что эти народы, не имевшие реальных отличий, если не считать двух столетий недавней истории, смогли раздуть свои мелкие политические споры в проблемы чрезвычайной важности. Ситуация могла бы показаться смешной, если бы эти идиоты каждые два-три десятилетия не испепеляли бы сотни тысяч своих граждан, не говоря уже о том, что они играли в жестокие и нередко смертельно опасные игры с жизнями обитателей более мелких стран.

— Джоан! Джоан! Иди посмотри! — окликнул ее Сурат.

Джоан выключила томограф и побежала к археологам, внезапно осознав странность своего тела. Ноги у нее были короткими, но сильными, а равновесие на бегу она сохраняла не за счет рук и плеч, а взмахами мускулистого хвоста.

— Это важный математический результат, — гордо сообщил Рали, когда Джоан оказалась рядом с ними.

Струей воды под давлением он счистил налет песчаника с несокрушимой керамики таблички, и теперь осталось лишь повернуть ее к свету под нужным углом, чтобы увидеть символы, такие же четкие и ясные, как и миллион лет назад.

Рали не был математиком, и он не высказывал собственное мнение о теореме, записанной на табличке, — ниа сами разработали четкую систему типографских знаков, которую использовали для обозначения значимости написанного, от мелких лемм до наиболее выдающихся теорем. Размер и отличительные признаки символов в заглавии теоремы указывали на ее ценность в глазах ниа.

Джоан внимательно прочитала теорему. Ее доказательства на табличке не имелось, но ниа умели так выражать условия, что заставляли верить в доказательство сразу после прочтения; термины, необходимые для формулировки теорем, выбирались столь замечательно, что результат выглядел почти неизбежным.

Сама теорема была выражена как коммутирующий гиперкуб, одна из любимых форм ниа. Можно представить квадрат с четырьмя различными наборами математических объектов, ассоциированными с каждым из его углов, и способ отображения одного набора в другой, ассоциированный с каждой стороной квадрата. Если отображения коммутируют, то прохождение вдоль верхней стороны квадрата, а затем вниз дает точно такой же результат, как и прохождение вниз вдоль левой стороны квадрата, а затем поперек него: в любом случае вы отобразите каждый элемент из левого верхнего набора в такой же элемент нижнего правого набора. Аналогичный результат может получиться для наборов и отображений, которые могут быть естественным образом помещены в углы и по сторонам куба или гиперкуба любой размерности. Для лицевых сторон квадратов в таких структурах было также возможно обозначать взаимоотношения, которые получаются между отображениями между наборами, а для кубов — описывать взаимоотношения между этими взаимоотношениями и так далее.

То, что теорема приняла такую форму, не гарантировало ее важности, потому что придумать тривиальные примеры коммутирующих наборов и отображений нетрудно. Однако ниа не вырезали пустяки на своей вечной керамике, и эта теорема не была исключением. Семимерный коммутирующий гиперкуб устанавливал ослепительно элегантное соотношение между семью различными и важными областями математики ниа, переплетая их наиболее важные концепции в единое целое. То был результат, какого Джоан никогда прежде не видела: ни один математик в Амальгаме или в любой древней культуре, которую она изучала, не достигал такого проникновения в суть задачи.

Она объяснила это как смогла трем археологам. Они не могли понять все детали, но их лица стали оранжевыми от восхищения, когда она кратко рассказала, что, по ее мнению, означал этот результат для самих ниа.

— Это еще не Великая Проблема, — пошутила она, — но такой результат наверняка заставил их подумать, что они приблизились к решению.

Великой Проблемой она назвала мифический результат, которого ниа стремились достичь: объединение всех областей математики, которые они считали важными. Достижение подобного результата не означало бы конца математики — он не категоризировал бы все до единой мыслимые и интересные математические истины, — но наверняка обозначил бы конечную точку для присущего ниа стиля исследований.

— А я уверена, что они нашли решение, — настаивала Сурат. — Они решили Великую Проблему, и после этого им стало незачем жить.

— Значит, вся их культура совершила коллективное самоубийство? — едко осведомился Рали.

— Ну, не в буквальном же смысле, — возразила Сурат. — Но именно поиски решения помогали им жить.

— Целые культуры не утрачивают волю к жизни, — заявил Рали. — Их уничтожают внешние силы: болезни, агрессии, изменения климата.

— Ниа существовали три миллиона лет, — парировала Сурат. — У них имелись способы справиться со всеми этими силами. Если только их не уничтожили инопланетные агрессоры, обладающие подавляющим техническим превосходством. — Она повернулась к Джоан. — А ты что думаешь?

— Про инопланетян, уничтоживших ниа?

— Насчет инопланетян я пошутила. А вот как насчет математики? Что, если они нашли решение Великой Проблемы?

— Жизнь — это больше чем математика, — ответила Джоан. — Но не намного больше.

— А в этой находке больше одной таблички, — добавил Сандо. — И если мы вернемся к работе, то доказательство может оказаться у нас в руках еще до заката.

5

Пока Сандо готовил ужин, Джоан по видеосвязи сообщила о находке Халзуну. Это был математик, которого Пирит назначила руководителем Джоан, но его основная работа являлась, очевидно, слишком важной, чтобы отвлекать его на поездки к раскопкам. Джоан этому только радовалась — Халзун оказался самым занудным и скучным нуда из всех, с кем ей довелось общаться. Он был в состоянии понять работы ниа, когда она их ему объясняла, но, похоже, не проявлял к ним интереса. Большую часть их разговоров он пытался подловить ее на каком-нибудь жульничестве или противоречии, а в остальное время заставлял придумывать военные или коммерческие применения для блистательно бесполезных математических озарений ниа. Иногда она подыгрывала его инфантильным фантазиям, намекая на потенциальное супероружие, основанное на экзотической физике, которое могло вывалиться буквально из вакуума, если только овладеть нианскими теоремами.

Сандо тоже за ней присматривал, но, по крайней мере, делал это более тонко и ненавязчиво. Пирит настояла, чтобы она жила в его домике, а не вместе с Рали и Сурат. Джоан не возражала, потому что наедине с Сандо ей можно было не волноваться о том, как бы не сболтнуть лишнее. Понятий уединенности и стыдливости у нуда не существовало, а Джоан за прошедшее время стала нуда в достаточной степени, чтобы и ее они перестали заботить. В их совместном проживании не таилась и опасность возникновения сексуальной связи — у нуда имелась сложная система биохимических сигналов, а это означало, что желание может возникнуть лишь у пар с подходящей смесью генетических сходств и различий. Ей пришлось бы неделю бродить по густо населенному городу нуда, чтобы отыскать того, кто вызвал бы в ней сексуальное желание, зато оно, по крайней мере, стало бы гарантированно взаимным.

Когда они поели, Сандо сказал:

— Ты должна быть счастлива. Это наша лучшая находка.

— Я рада. — Джоан осознанно постаралась, чтобы кожа на ее лице обрела зеленый оттенок радости. — Это первый новый результат, который я увидела на вашей планете. Ради такого я прибыла сюда, ради него совершила такое далекое путешествие.

— Но мне кажется, что твоя радость не полная.

— Мне хотелось бы поделиться новостью с подругой, — призналась Джоан.

Пирит утверждала, что ведет переговоры с тирцами, чтобы те позволили Энн общаться с ней, однако Джоан сомневалась, что та пытается искренне. Пирит наверняка понравилась бы идея послушать разговоры между ними двумя — заставив их при этом говорить на языке нуда, разумеется, — в надежде, что они проговорятся и выдадут нечто важное, но одновременно ей пришлось бы примириться и с тем фактом, что тирцы тоже бы их слушали. Какая мучительная дилемма!

— Вам следовало бы привезти с собой устройство для связи, — посоветовал Сандо. — В смысле такое, каким вы пользуетесь у себя. Чтобы мы не смогли подслушать ваши разговоры.

— Этого мы сделать не могли, — ответила Джоан.

Сандо обдумал ее ответ.

— Вы и в самом деле нас боитесь? Полагаете, что малейшего технического толчка хватит, чтобы отправить нас к звездам, и тогда вам придется иметь дело с толпами буйных варваров?

— С варварами мы справляться умеем, — холодно ответила Джоан.

Лицо Сандо потемнело от веселья.

— Теперь я вас боюсь.

— Мне так хочется узнать, что с ней происходит, — поведала Джоан. — Чем она занимается, как с ней обращаются.

— Вероятно, примерно так же, как мы обращаемся с тобой, — предположил Сандо. — В сущности, мы мало чем отличаемся. — Он на несколько секунд задумался. — Хочу тебе кое-что показать. — Он достал свою портативную консоль и вывел на экран статью из тирского журнала. — Видишь, в каком мире без границ мы живем? — пошутил он.

Статья была озаглавлена: «Ищущие и Распространители: что мы должны узнать от ниа».

— Это должно дать тебе определенное представление о том, как тирцы мыслят, — пояснил Сандо. — Джакад, автор статьи, — ученый-археолог, но она еще и очень близка к тем, кто у власти.

Джоан прочитала статью с экрана, пока Сандо ремонтировал домик, выделяя сиропообразное вещество из железы на кончике хвоста и замазывая им трещины в стенах.

Имеются два пути, по которым может пойти культура, удовлетворив свои базовые материальные потребности, утверждала Джакад. Один из них — размышлять и изучать: отступить и наблюдать, искать знания и понимания в окружающем мире. Другой — вложить энергию в обеспечение удачи и успеха.

Ниа многое узнали за три миллиона лет, но в конце концов этого оказалось недостаточно, чтобы их спасти. Причина их гибели все еще остается невыясненной, но трудно поверить, что если бы они колонизировали другие миры, то не исчезли бы на всех. «Если бы ниа были Распространителями, — писала Джакад, — то мы могли бы ожидать их визита или они нашего — в ближайшие столетия».

Нуда, напротив, стали целеустремленными Распространителями. Как только у них появятся для этого средства, они создадут колонии по всей Галактике. Они станут, и в этом Джакад была уверена, создавать новые биосферы, переделывать звезды и даже изменять пространство и время, чтобы гарантировать свое выживание. На первом месте окажется рост их империи, а любое знание, которое не будет служить этой цели, станет лишь отвлечением внимания. «В любом состязании между Ищущими и Распространителями закон истории гласит, что Распространители должны в конечном счете победить. Ищущие, такие как ниа, могут транжирить ресурсы и блокировать путь, но в исторической перспективе собственная натура их и погубит».

Джоан перестала читать.

— Когда вы рассматриваете Галактику в телескопы, много ли переделанных звезд вы видите? — спросила она Сандо.

— А их можно распознать?

— Да. Естественные звездные процессы не очень-то сложны, и вашим ученым уже известно все, что следует знать на эту тему.

— Поверю тебе на слово. Значит, ты утверждаешь, что Джакад не права? Сами ниа никогда не покидали эту планету, но Галактика уже принадлежит существам, более похожим на них, чем на нас?

— Дело не в противопоставлении ниа и нуда. Вопрос в том, как перспектива культуры меняется со временем. Как только очередной вид разумных существ побеждает болезни, изменяет свою биологию и распространяется даже на небольшое расстояние от родной планеты, он обычно начинает слегка расслабляться. Территориальный императив не является вечным законом природы, он действует лишь на определенной фазе.

— А что если он станет действовать и дальше? В следующей фазе?

— Это может вызвать трения, — признала Джоан.

— Тем не менее никакие Распространители не завоевали Галактику?

— Пока нет.

Сандо опять занялся ремонтом, а Джоан дочитала статью. Она думала, что уже поняла, какой именно урок требует усвоить заголовок, но оказалось, что Джакад имела в виду нечто более конкретное.

«После высказанных доводов как я могу защитить свои исследования от тех же обвинений, которые я высказала против ниа? Осознав суть характера этой обреченной расы, зачем нам и дальше зря тратить время и ресурсы на их изучение?

Ответ прост. Мы до сих пор не знаем точно, как и почему ниа умерли. Но когда узнаем, это может оказаться самым важным открытием в истории. Когда мы оставим за спиной нашу планету, нам не следует ожидать, что состязаться с нами будут лишь другие Распространители — в роли уважаемых противников в сражении. Будут еще и Ищущие, преграждающие нам путь: усталые и древние расы, бессмысленно сидящие на грудах накопленных знаний и богатств.

Рано или поздно время покончит с ними, но мы уже прождали три миллиона лет до своего рождения, и у нас не хватит терпения ждать снова. Если мы сможем узнать, как умерли ниа, это станет нашим ключом к успеху, нашим оружием. Если мы узнаем, в чем слабость Ищущих, то сможем отыскать и способ, как ускорить их кончину».

6

Как выяснилось, доказательство теоремы ниа было погребено глубоко в склоне холма, но за следующие несколько дней они откопали его полностью.

Оно оказалось таким прекрасным, как и надеялась Джоан, — сливающим воедино шесть предыдущих, более простых теорем и одновременно расширяющим методы, использованные для их доказательств. Она даже смогла увидеть намеки на то, как те же самые методы могли быть растянуты еще больше, чтобы выдать более значительные результаты. Великая Проблема всегда была слегка издевательским, неуважительным термином, но теперь Джоан заново поразило, насколько мало он соотносился с тем, что реально занимало ниа. Суть состояла не в том, чтобы всё в различных областях математики замкнулось на самое себя и при этом одна из областей оказывалась всего лишь повторением другой, только в ином обличье. Скорее принцип заключался в том, что каждая достаточно красивая математическая система объемлюща до такой степени, чтобы отражать частично — и иногда сложным и искаженным образом — любую другую достаточно красивую систему. Ничто не становилось стерильным и избыточным, ничто не оказывалось напрасной потерей времени, но все демонстрировалось во впечатляющем переплетении.

Рассказав об этом Халзуну, Джоан воспользовалась спутниковой антенной, чтобы переслать теорему и ее доказательство в ложный узел. Так они договорились с Пирит: все, что она узнает от ниа, принадлежит всей Галактике, но сперва она все объяснит своим хозяевам-нуда.

Археологи двинулись по склону холма, охотясь на новые артефакты в том же слое осадочных пород. Джоан не терпелось увидеть, что еще могла опубликовать та же группа ниа. Ей не давал покоя один из возможных восьмимерных гиперкубов; если бы она села и поразмышляла над ним лет двадцать, то и сама бы во всем разобралась, однако ниа настолько хорошо делали то, за что брались, что глупо было бы пытаться неуклюже следовать по их стопам, тем более их безупречно отшлифованные результаты могли просто лежать в земле, дожидаясь, пока их откопают.

Через месяц после открытия Джоан разбудил шум: кто-то крался по их домику. Она знала, что это не Сандо, потому что даже во сне древняя часть ее нуданского мозга прислушивалась к его сердцебиению. У незнакомца сердце билось настолько тихо, что не было слышно, — а такое требовало большой дисциплины, — но скрепляющее стены домика эластичное связующее заставляло пол издавать характерное поскрипывание даже под самыми осторожными шагами. Встав с кушетки, она услышала, что Сандо проснулся, и повернулась в его сторону.

Ее на мгновение ослепил направленный на его лицо свет фонаря. Незнакомец держал два ножа возле дыхательных мембран Сандо, а достаточно глубокий надрез в этих местах означал мучительную смерть от удушья. Наномашины, создавшие тело Джоан, вложили в ее мозг обширные навыки рукопашного боя, и в глубине ее сознания уже прокручивался сценарий, включающий имитацию попытки бегства с последующим боковым ударом мощного хвоста, но при этом она не могла гарантировать, что в данной ситуации Сандо останется невредим.

— Что тебе нужно? — спросила она.

Незнакомец оставался в темноте.

— Расскажи о корабле, на котором ты прилетела на Банет.

— С какой стати?

— Потому что жаль будет прирезать твоего коллегу, когда его работа стала продвигаться настолько хорошо.

Сандо не проявлял никаких эмоций, но его бледность сама по себе была демонстрацией резкого страха. И тогда Джоан заговорила:

— Существует когерентное состояние, которое можно создать для кварково-глюонной плазмы, в которой виртуальные черные дыры катализируют барионный распад. При этом возможно превратить всю массу покоя топлива в фотоны, создав наиболее эффективную из всех возможных реактивную струю.

Она произнесла длинный список технических подробностей. Упомянутый процесс барионного распада в реальности не существовал, однако описывающая его псевдофизика была логически последовательна и не могла быть опровергнута любыми известными нуда знаниями. Именно для таких экстренных случаев Джоан и Энн придумали несуществующую науку и технику и даже фиктивную историю их культуры; при необходимости они могли хоть десять лет вешать лапшу на уши и при этом не попасться на противоречии сказанному ранее.

— Видишь, не так уж это было и трудно, верно? — позлорадствовал незнакомец.

— И что теперь?

— Поедешь со мной. Если будешь вести себя хорошо, никто не пострадает.

В тени кто-то шевельнулся, и пришелец завопил от боли. Джоан прыгнула вперед и выбила один из ножей из его руки ударом хвоста. Второй нож царапнул дыхательную мембрану Сандо, но тут из темноты хлестнул другой хвост, не позволив злодею довершить начатое. Пришелец упал на спину, луч его фонаря вырвал из темноты Сурат и Рали, замерших в напряженных позах, и глубоко вонзившуюся в его бок кирку.

Захлестнувшая Джоан волна боевых гормонов внезапно схлынула, и она испустила долгий и низкий тоскливый вой. Сандо не пострадал, но из раны пришельца толчками вытекала темная жидкость.

— Кончай рыдать и помоги связать этого тирского ублюдка.

— Связать? Вы же его убили!

— Не болтай чепуху, это всего лишь лимфа.

Джоан вспомнила свою нуданскую анатомию — лимфа была чем-то вроде масла в гидравлической машине. Ее можно было потерять всю, и тогда конечности и хвост утратят большую часть силы, но ты не умрешь, а тело постепенно восполнит потерю.

Рали отыскал какой-то кабель, и они связали незнакомца. Случившееся так потрясло Сандо, что он далеко не сразу пришел в себя. Затем он отвел Джоан в сторону.

— Мне придется связаться с Пирит.

— Понимаю. Но что она сделает с этими двумя? — Она не знала точно, какую часть ее рассказа они услышали, но не сомневалась — больше, чем Пирит позволила бы им услышать.

— Об этом не волнуйся, я постараюсь их защитить.

Перед рассветом приехал грузовик, посланный Пирит, чтобы забрать тирца. Сандо объявил день отдыха, и Рали и Сурат отправились в свой домик отсыпаться. Джоан решила прогуляться вдоль холма, потому что спать ей совершенно не хотелось.

Вскоре ее догнал Сандо.

— Я сказал им, что ты работаешь над военным проектом, — сказал он, — и что тебя выслали сюда за какой-то политический проступок.

— И они поверили?

— Они слышали лишь половину разговора, полного научной тарабарщины. И знают только, что кто-то решил, что тебя стоит похитить.

— Жаль, что такое произошло, — сказала Джоан.

— А чего ты ожидала? — спросил Сандо, помолчав.

— Одна из нас отправилась в Тиру, а вторая сюда, — сказала уязвленная Джоан. — Мы полагали, что так все будут довольны!

— Мы Распространители, — сказал Сандо. — Дайте нам один экземпляр чего-нибудь, и мы захотим иметь два. Особенно если второй находится у нашего врага. Неужели ты и правда думала, что сможешь прилететь сюда, немного покопаться в земле, а потом улететь, совсем ничего не изменив?

— Ваша культура всегда считала, что в Галактике есть другие цивилизации. Наше существование вряд ли стало для вас потрясением.

Лицо Сандо стало желтым — выражение почти родительского упрека.

— Верить в нечто абстрактное — это одно. И совсем другое, когда это абстрактное вдруг падает перед тобой. Нам никогда не грозил экзистенциальный кризис из-за открытия того, что мы не уникальны, — пусть ниа и родственны нам, но все же они достаточно чужие, чтобы дать нам свыкнуться с этой идеей. Но неужели ты действительно веришь, что мы спокойно воспримем твой отказ поделиться вашими технологиями? То, что одна из вас отправилась к тирцам, лишь ухудшает для гахарцев ситуацию, и наоборот. Оба правительства буквально с ума сходят, потому что каждое приводит в ужас возможность того, что другое отыщет способ заставить инопланетянку заговорить.

Джоан остановилась:

— Военные игры, пограничные стычки? И во всем этом вы обвиняете меня и Энн?

Тело Сандо устало обмякло.

— Если честно, то всех подробностей я не знаю. И если это послужит тебе хоть каким-нибудь утешением, я уверен, что мы отыскали бы для них и другой повод, если бы вы не прилетели.

— Возможно, мне следует улететь, — сказала Джоан.

Она устала от этих существ, устала от своего тела, от потери связи с цивилизацией. Она спасла одну из прекрасных теорем ниа и переслала ее в Амальгаму. Разве этого недостаточно?

— Решать тебе. Но ты вполне можешь остаться, пока долину не затопят. Еще один год ничего не изменит. То, что ты сделала для этого мира, уже сделано. Для нас возврата теперь нет.

7

Джоан осталась с археологами, когда они перебрались на другой склон холма. Они отыскали таблички с рисунками и поэзией ниа, которые, несомненно, обладали достоинствами, но показались Джоан скучными и трудными для понимания. Сандо и его студенты радовались этим открытиям не меньше, чем теоремам, — для них культура ниа была огромным пазлом, и любой намек, заполняющий пробелы в их истории, был столь же хорош, как и прочие.

Сандо рассказал Пирит все, что услышал от Джоан в ночь, когда заявился похититель, и она удивилась, что ее не вызвали для нового допроса. Возможно, гахарские физики все еще разбираются в ее хитроумной белиберде, пытаясь решить, есть ли в ней какой-либо смысл. Порой она гадала, не мог ли тот похититель быть гахарцем, которого подослала Пирит, чтобы воспользоваться ее дружескими отношениями с Сандо. Возможно, даже сам Сандо был в этом замешан, а заодно Рали и Сурат. Вероятность этого вызывала у нее ощущение, будто она живет в сфабрикованном мире, где ничто не реально и никому нельзя верить. Единственное, в чем она могла быть уверена, — гахарцы не подделали артефакты ниа. Математика подтверждала сама себя, а все остальное было объектом для сомнений и паранойи.

Настало лето, выжигавшее утренние туманы. Нуданское представление о жаре сильно отличалось от прежнего жизненного опыта Джоан, но даже телу, которое она носила теперь, полуденное солнце казалось чересчур жарким. Она заставляла себя быть терпеливой. Оставался шанс, что ниа сделали еще несколько шагов по направлению к великому образу единой математики и вырезали эти открытия на табличках.

Когда днем высоко в небе появился корабль с термоядерным двигателем, Джоан решила не обращать на него внимания. Она разок взглянула в небо, а затем поволокла томограф дальше. Ее тошнило от мыслей о тиро-гахарской политике. Они играли в свои детские игры уже целые столетия, и она не собиралась брать на себя вину за очередную провокацию.

Обычно корабли стремительно пролетали мимо и исчезали за горизонтом, продемонстрировав свою мощь и скорость. Этот же задержался, носясь по небу взад-вперед наподобие насекомого, исполняющего замысловатый брачный танец. Вторая тень Джоан металась вокруг ее ног, пробуждая в ее мозге странно знакомый ритм.

Она посмотрела вверх и не поверила своим глазам. Перемещения корабля следовали синтаксису языка жестов, который она выучила на другой планете, в другом теле и дюжину жизней назад. А здесь единственной, кто мог знать этот язык, была Энн.

Она взглянула в сторону археологов. До них было метров сто, но они, похоже, не обращали на корабль внимания. Джоан выключила томограф и уставилась в небо. «Я слушаю, подруга. Что случилось? Они вернули тебе корабль? Тебе надоело на этой планете и ты решила вернуться домой?»

Энн рассказала новости стенографически сжато. Тирцы нашли табличку с записью теоремы — последним из открытий ниа, вершиной их достижений. Кураторы Энн не позволили ей изучить запись, но подстроили ситуацию, позволившую ей украсть и табличку, и этот корабль. Они хотели, чтоб Энн сбежала с табличкой, надеясь, что она приведет их к тому, что они ценили гораздо выше любых древних теорем, — к современному звездолету или каким-нибудь магическим звездным вратам на краю этой солнечной системы.

Но Энн никуда не стала убегать. Она зависла высоко над Гахаром, прочитала табличку и теперь изобразит прочитанное в небе, чтобы и Джоан все увидела.

Подошел Сандо:

— Мы в опасности, надо уйти в другое место.

— В опасности? Там моя подруга, она не собирается в нас стрелять!

— Твоя подруга? — Сандо смутился. В небе показались еше три корабля, летящие ниже первого и более яркие. — Мне сообщили, что тирцы собираются нанести удар по долине, чтобы уничтожить наши раскопки. Нам нужно перейти на другую сторону холма, чтобы хоть как-то защититься от ударной волны.

— С какой стати тирцам атаковать места раскопок? Для меня это полная бессмыслица.

— Для меня тоже, но у меня нет времени на споры, — заявил Сандо.

Три корабля угрожали кораблю Энн, преследуя его и стараясь увести в сторону. Джоан понятия не имела, кто они такие — то ли гахарцы, защищающие свою территорию, то ли тирцы, не дающие Энн покоя в надежде, что она, спасаясь бегством, откроет им несуществующий короткий путь к звездам. Но Энн оставалась на месте, маневрируя так, чтобы выписывать знаки языка жестов, увертываясь от преследователей и пересказывая блистательное финальное открытие ниа.

— Иди, — велела Джоан. — А я должна это увидеть. — Она напряглась, готовая сразиться с ним, если придется.

Сандо снял что-то с пояса с инструментами и преспокойно продырявил ей бок. Джоан ахнула от боли и рухнула, истекая лимфой.

Рали и Сурат помогли перенести ее в домик. По пути Джоан видела отрывки яростного балета в небе, но лишь отрывки, не позволяющие понять его смысл и уж тем более воссоздать его.

В домике ее уложили на кушетку. Сандо перевязал ей бок и дал напиться.

— Сожалею, что пришлось так поступить, — извинился он, — но если бы с тобой что-нибудь случилось, то отвечать пришлось бы мне.

Время от времени Сурат выскакивала наружу, чтобы взглянуть на «сражение», а потом возбужденно рассказывала о происходящем:

— Тирский корабль все еще там, они не могут от него избавиться. Не понимаю, почему его до сих пор не сбили.

«Потому что именно тирцы преследуют Энн, а им ее смерть не нужна. Но сколько еще гахарцы будут терпеть нарушение своих воздушных границ?»

Нельзя было допустить, чтобы усилия Энн пропали даром. Джоан попыталась вспомнить, какие созвездия она видела в ночном небе. Мощные телескопы, расположенные в узле, откуда они стартовали, были постоянно нацелены на планету нуда. Работающий двигатель корабля Энн делал его достаточно ярким, а его перемещения были достаточно широкими, чтобы их заметили с расстояния в семь световых лет — если только сама планета не блокирует поле зрения, а узел расположен над горизонтом.

В домике не было окон, но Джоан увидела, как почва снаружи возле двери на мгновение ярко осветилась. Вспышка была беззвучной — взрыв произошел высоко в атмосфере.

Сурат вышла наружу. Вернувшись, она негромко сказала:

— Все чисто. Сбили.

Джоан с великим трудом произнесла несколько слов:

— Я хочу увидеть, что произошло.

Сандо помедлил, затем жестом попросил студентов помочь ему поднять кушетку и вынести ее наружу.

Облако раскаленной плазмы было еще видимым. Медленно расширяясь, оно дрейфовало по небу светящимся кольцом, медленно тускнея, пока не исчезло в лучах дневного солнца.

Энн умерла в этой телесной оболочке, но ее запасная копия проснется и отправится к новым приключениям. Джоан хотя бы сможет поведать ей историю этой локальной смерти — виртуозное пилотирование и впечатляющий конец.

Теперь она смогла сориентироваться и вспомнила расположение звезд. Узел взойдет над горизонтом лишь через несколько часов. В Амальгаме множество мощных телескопов, но ни один из них не будет направлен на эту далекую планету, и никакая мольба перенацелить их не сможет обогнать свет, который им необходимо уловить, чтобы восстановить последнюю теорему ниа.

8

Сандо хотел отправить ее на медицинское обследование, но Джоан настояла на том, чтобы остаться на раскопках.

— Чем меньше чиновников узнает об этом инциденте, тем меньше проблем у тебя возникнет, — привела она разумный довод.

— До тех пор, пока ты не заболеешь и не умрешь, — возразил он.

— Я не собираюсь умирать.

В раны не попала инфекция, и к ней быстро возвращались силы.

Они пришли к компромиссу. Сандо кого-то нанял, чтобы отвезти ее в ближайший город, где за ней будут приглядывать, пока он на раскопках.

Дайя получил начальное медицинское образование и не задавал лишних вопросов. Похоже, его вполне устраивало, что он может ухаживать за Джоан, а все остальное время лежать на солнышке и о чем-то мечтать.

Джоан думала о том, что все еще остается вероятность, что ниа выгравировали теорему на множестве табличек и рассеяли их по всей планете. И еще оставался шанс, что тирцы скопировали табличку, прежде чем позволили Энн сбежать с оригиналом. Но еще вопрос, есть ли у нее хотя бы малейшая перспектива заполучить эту копию.

Энн могла и сама сделать какую-нибудь копию, но она не упомянула об этом в прологе к воздушному изложению теоремы. Окажись у нее хотя бы чуть больше времени, она не ограничила бы себя единственной зрительницей, а подождала бы, пока узел взойдет над Гахаром.

На вторую ночь после ранения Джоан приснилось, что она видит Энн, стоящую на холме и смотрящую на затянутую туманом долину, а тень ее головы окружает ореол «света ниа».

Проснувшись, она поняла, что надо сделать.

Когда Сандо ушел, она попросила Дайю принести ей консоль, управляющую спутниковой антенной. Теперь ее руки были достаточно сильны, чтобы работать с консолью, а Дайя не проявил интереса к тому, чем она занимается. Конечно, то было наивное утешение — даже если Дайя за ней не шпионит, Пирит точно узнает, куда был послан сигнал. Ну и пусть. На семь световых лет нуда пока не дотянуться, и узел будет разобран и уничтожен задолго до того, как они туда доберутся.

Никакое сообщение не может обогнать свет напрямую, но свет может добраться до узла не только по прямому и быстрейшему пути. У каждой черной дыры есть ореол, искривляющий свет вокруг нее по близкой и тесно прижатой орбите, а потом снова выбрасывающий его прочь. И еще семьдесят два часа после того, как исходное изображение было для них утеряно, телескопы в узле все еще смогут нацелиться на Катаракту, увидеть искаженное и сжатое изображение неба на краю диска черной Дыры и записать повтор небесного балета Энн.

Джоан написала сообщение и ввела координаты узла. «Ты умерла не напрасно, подруга. Когда ты проснешься и увидишь это, ты будешь гордиться».

Она помедлила, держа руку над клавишей передачи. Тирцы хотели, чтобы Энн сбежала и показала им путь к звездам, но действительно ли они были безразличны к добыче, которую позволили ей увезти с собой? Теорема появилась в конце трех миллионов лет царствования ниа. Эта великолепная истина не уничтожит Амальгаму, но не может ли она ослабить ее? Если присущая Ищущим жажда знаний будет утолена, их чувство цели размыто, то не может ли наиболее важная часть этой культуры погрузиться в сумерки? Короткого пути к звездам не существует, но инопланетные гости уже подстегнули нуда, и нужные технологии появятся у них достаточно скоро.

Амальгама тоже оказалась подстегнута: уже переданная Джоан теорема пошлет волну восторга по всей Галактике, укрепляя Ищущих, поощряя их завершить унификацию собственными усилиями. Решение Великой Проблемы будет найдено неизбежно, но она по крайней мере в состоянии отсрочить его и надеяться, что надежность и разнообразие Амальгамы позволят ей с нею справиться и двинуться дальше.

Она стерла сообщение и написала новое, адресованное своей запасной копии через ложный узел. Было бы здорово отправить и все свои воспоминания, но нуда безжалостны, а она не была готова оставаться здесь и рисковать тем, что ее используют. Этого наброска, своего рода почтовой открытки, вполне хватит.

Когда передача завершилась, она оставила в памяти консоли записку для Сандо.

— Джоан! — окликнул ее Дайя. — Тебе нужно что-нибудь?

— Нет, — отозвалась она. — Я собираюсь немного поспать.

Перевод: А. Новиков

Загрузка...