Расхождение

5

Вселенная полна противоположностей. Чудовищные гравитационные поля или почти полное их отсутствие; страшнейший холод или жара, которую не выдерживают самые тугоплавкие вещества; давления в миллионы атмосфер или практически полный вакуум.

Лед и пламя. Нифльхейм или Муспелльсхейм: древние символы противоположности, придуманные людьми задолго до Экспансии.

Планеты – вот уж воистину странные образования, непонятная нейтральная зона между солнцами и пустым пространством, тонюсенькая прослойка, где могут существовать умеренные температуры, давления и гравитационные поля. И если планеты – это аномалии, тогда планеты, на которых способна существовать жизнь, – явление еще более редкое, вероятность появления которого среди всего набора странностей близка к нулю.

И где место человека в этом чужом мире?

– О чем задумалась? – голос Ханса Ребки прервал унылые размышления Дари.

Она улыбнулась, но ничего не ответила, глядя в иллюминатор и размышляя о неудовлетворительном положении дел. Далекие, как сон. Врата Стражника находились в восьмистах световых годах. Гаргантюа, заполнивший сейчас все небо, был гораздо больше знакомого ей с детства Стражника и гораздо внушительнее. А Глаз представлял собой газовую воронку, достаточно широкую, чтобы поглотить десяток обычных планет.

– Ты хочешь, чтобы я тебе помогла?

– Вряд ли это возможно, даже если ты захочешь. – Ханс Ребка кивнул в сторону пульта управления. – Они не дадут мне подойти ближе. По-моему, Каллик просто забавляется.

Прекрасно было сознавать, что рядом кто-то есть. Все время, пока они вращались вокруг Гаргантюа, Дари пребывала в глубокой депрессии: руководствуясь столь неопределенными указаниями, забраться так далеко и в результате не найти ничего, что позволило бы воскликнуть: «Вот оно! Это именно то, что мы здесь искали!»

Вместо этого им приходилось крутиться вокруг газового гиганта, едва не ставшего звездой, и недоступного из-за плотной ядовитой атмосферы и гигантского гравитационного поля. Все, что они здесь нашли, – это четыре главных спутника Гаргантюа с собственными атмосферами и океанами; атмосфера на них состояла в основном из азота вперемешку с едким фотохимическим смогом из этана и синильной кислоты, а океаны представляли собой жидкий этан и метан. Их поверхности, еще недавно кипевшие во время сближения с Мэнделом и Амарантом, теперь вновь остыли на пару сотен градусов ниже точки замерзания.

Если здесь и можно что-нибудь найти, то только на каком-нибудь маленьком безвоздушном спутнике, одном из нескольких сотен. Каллик и Ж'мерлия терпеливо наблюдали за ними и вычисляли орбитальные параметры каждого, чтобы впоследствии идентифицировать. Следить за их причудливым движением было просто невозможно, и даже для бортового компьютера «Летнего сна» задача оказалась довольно сложной. Наконец команда нашла нечто интересное, примерно соответствовавшее смутным критериям Дари.

– Сколько они уже обработали? – В глубине души Дари вовсе не была уверена, что хочет услышать ответ. Поскольку, когда они перелопатят все более или менее крупные фрагменты и ничего не найдут, ей нечего будет им предложить, кроме возвращения на Добеллию с пустыми руками.

Ханс Ребка пожал плечами, но Дари услышал Ж'мерлия. Его лимонные глаза повернулись на коротеньких глазоножках.

– Сорок восемь. – Он помолчал и, отвечая на невысказанный вопрос, добавил: – Пока что мы ничего не нашли. Нет даже признаков минеральных ископаемых.

Конечно нет. Не будь таким глупым, Ж'мерлия. Это же Круг Фемуса! Бедный металлами, бедный минералами и бедный всем, чем только можно. Систему Мэндела обшарили в поисках полезных ископаемых давным-давно, во время колонизации. Если здесь что-то и было, все добыли и забрали сотни лет назад.

Дари догадалась не произносить эту тираду. Сейчас ее злило буквально все, так как она чувствовала себя виноватой. Двое чужаков выполняли всю работу в то время, как сама она сидела сзади, смотрела на них и ныла.

– Сколько еще осталось, Ж'мерлия?

– По крайней мере несколько сотен. По мере сближения обнаруживаются все более мелкие тела. И на каждое приходится тратить время. Основная проблема – параметры орбиты; измерения занимают много минут, иначе не добиться нужной точности. Требуется особая тщательность, чтобы ни одного не упустить или, наоборот, не повториться. Старые каталоги, конечно, помогают, но последние возмущения сделали их недостоверными.

– Тогда мы застряли надолго – по крайней мере на несколько дней. Что ты об этом думаешь, Ханс? Давайте сядем где можно будет выпрямиться и завершить поиски в более-менее нормальных условиях. Скафандры у нас есть. Разомнем ноги на один из планетоидов и выберемся наконец из волос друг друга, хотя бы на час-другой.

– У нас уже есть… к-кандидат. – Каллик тоже следила за разговором. Она уже могла довольно бегло говорить, и лишь иногда заикалась от возбуждения. – Мы взяли его на заметку, как только… о-б-бнаружили. Что скажешь, Ж'мерлия?

Лотфианин кивнул.

– Он отмечен в старом каталоге под идентификатором «Дрейфус-27», и как-то раз одна исследовательская экспедиция уже использовала его в качестве базы. Там должны быть тоннели, а возможно, и воздухонепроницаемые камеры. До него можно добраться с нашей нынешней орбиты с минимальной затратой энергии. Не хотите ли взглянуть на его описание?

Дари ухватилась за предложение Ж'мерлии с неприличной поспешностью. Она сознавала это, но совладать с собой не могла. Движение, суета, деятельность – вот что ей сейчас необходимо, даже если это будет просто движение и суета, столь же бесполезные, как и приведение в порядок голой каменной глыбы, чтобы люди и чужаки несколько дней смогли бы называть ее своим домом.

Сближение с Дрейфусом-27 подтвердило данные дистанционной разведки. Планетоид представлял собой темный, испещренный кратерами обломок, километров десяти в поперечнике, вращавшийся по низкой орбите вокруг Гаргантюа. Тысячу лет назад обнаруженные в верхних слоях Дрейфуса-27 следы никеля и железа вдохновили разведчиков на глубинное бурение. Щебенка и пустая порода, до сих пор покрывавшие неровную поверхность планетоида метровым слоем, красноречиво свидетельствовали, что никаких более или менее пригодных к обогащению залежей обнаружено не было, но автоматическое бурильное оборудование шахтеров поработало при этом на славу. Недра Дрейфуса-27 истыкали вдоль и поперек, пробурили, вычерпали (а породу измельчили и просеяли), образовав внутри самый настоящий лабиринт из шахт, коридоров и камер.

В отсутствие воздуха и сколько-нибудь заметной гравитации эти тоннели сохранялись в неизменном виде с того самого дня, как их забросили. Вновь прибывшие могли безошибочно констатировать окончательное разочарование шахтеров по беспорядочным грудам обломков породы и недостроенным жилым помещениям. Начиналось же все с радужных надежд, вдохновивших людей на постройку постоянной базы, пригодной для ведения широкомасштабных горных работ. Постепенно надежды эти испарились, и однажды, собрав свои инструменты, люди улетели. Однако они все же прошли полпути, стремясь сделать Дрейфус-27 пригодным для обитания. Плодов их труда оказалось вполне достаточно для нужд экипажа «Летнего сна».

– Законопатим сверху и будет то, что надо, – сказала Дари. – Она и Ж'мерлия обнаружили подходящую цилиндрическую камеру с узким входом в пятистах метрах под поверхностью и убедились, что стены выдержат атмосферное давление. – Термоизоляция так же хороша, как и в день, когда ее поставили. Возвращаемся. Как только мы закачаем сюда немного воздуха, можно будет снять скафандры. Прекрасно!

Она огляделась. Крупных кусков породы здесь не было, но на пассивиновом покрытии стен хлопьями висела каменная пыль, взлетавшая облаком от малейшего прикосновения или вибрации. «Прекрасно? – подумалось ей. – Боже мой, я качусь все ниже и ниже. Несколько месяцев назад я отвергла бы саму мысль, что смогу находиться в таком месте хотя бы десять минут. А теперь жду не дождусь, когда поселюсь здесь».

Ж'мерлия чувствовала себя, как дома. Лотфиане обитали в норах, а поверхность их родной планеты представляла собой один гигантский муравейник. Оказавшись здесь, он сразу же забегал по коридорам из одной камеры в другую. А сейчас он кивнул ей головой и устремился вверх, легко преодолевая слабое тяготение.

Дари, не столь проворная в невесомости, осталась далеко позади. Приближаясь к поверхности, она заметила, что тоннель освещен падавшим снаружи светом. Дрейфус-27 медленно кувыркался вокруг своей большой оси с периодом чуть более часа. Когда они спускались внутрь, Гаргантюа заполнял собой все небо; теперь же шахту освещал тусклый холодный свет Мэндела.

Корабль парил на том же самом месте, где они оставили его, пришвартованный метрах в ста над поверхностью. Дари ухватилась за кабель и начала подниматься. Ж'мерлия все еще не покинул тесный воздушный шлюз, и ей пришлось подождать снаружи. Она посмотрела вниз. С высоты ей была видна большая часть неправильного полушария Дрейфуса-27. Слабое освещение только подчеркивало неровности рельефа. Резкие границы света и тьмы слегка смягчались микроскопической пылью и кристалликами льда, поднявшимися с поверхности в результате прибытия «Летнего сна». Вокруг Гаргантюа кружит по орбитам еще несколько сотен обломков, аналогичных по размерам и внешнему виду. Неужели она сошла с ума, вообразив, будто секреты исчезнувших Строителей могут быть спрятаны в такой пустыне?

Ханс Ребка ждал ее возле шлюза. Дари переключила скафандр на полное открытие и подождала пару секунд, пока не установилась двусторонняя прозрачность.

– Ж'мерлия говорит, вы нашли что-то приличное, – начал Ребка. – Он прямо прыгает от восторга.

– По-моему, это сплошной хаос – целый лабиринт тоннелей, но ему там нравится. Я думаю, это напоминает его родину. Эй, взгляни-ка на них.

Ж'мерлия перебрался к пульту управления, где, растопырив во все стороны свои конечности, сидела Каллик. Последние два дня хайменоптка усердно вылавливала мелкие спутники Гаргантюа, так ни разу и не сменив свою позу. Теперь же лотфианин и хайменоптка о чем-то возбужденно переговаривались между собой посредством щелчков и посвистов – своего основного языка, которым ни Дари, ни Ханс не владели. Свист и пощелкивание становились все громче и энергичнее, пока Дари не прикрикнула:

– Эй, там, кончайте; вы нас совсем оглушили. – Обращаясь уже к Хансу Ребке, она добавила: – Мне кажется, там нет ничего такого, чтобы приходить в восторг.

Он кивнул.

– Что это с ними? Ж'мерлия! Каллик! Успокойтесь.

Ж'мерлия издал последний режущий ухо свист и повернулся к людям.

– Прошу извинить, искренне прошу извинить. Но у Каллик прекрасная новость. Две минуты назад она поймала сигнал с корабля «Все – мое»!

– С корабля Луиса Ненды? Не верю. – Ребка протиснулся к пульту. – Дари сказала, что они удалялись от Тектона с ускорением в несколько сотен «же». Любое оборудование внутри корабля должно было раздавить в лепешку.

Гладкая черная голова хайменоптки повернулась к людям.

– Не с-совсем так. Я приняла вполне отчетливый с-сигнал. Только очень слабый.

– Ты имеешь в виду, что «Все – мое» находится там, но попал в беду?

– Не обязательно в беду. Это не сигнал бедствия, а обычный маяк для определения местоположения.

– Тогда почему мы не поймали его раньше, когда сканировали весь район?

– Потому что он начал работать лишь после того, как принял наш сигнал. Первое сканирование было пассивным, а сейчас я включила радар, чтобы детальнее исследовать поверхность каменных фрагментов.

Жвалы хайменоптки подрагивали от возбуждения и восторга.

– При всем уважении и со всеми нашими извинениями, мы не в силах скрыть нашу радость. Корабль не разрушен! Он цел, у него есть энергия и он, должно быть, в хорошем с-состоянии. Мы оба надеемся, что наши хозяева не погибли во время Летнего Прилива. Луис Ненда и Атвар Х'сиал, возможно, живы и всего в нескольких часах полета!